Литература и методы ее изучения. Системный и синергетический подход: учебное пособие

Кирнозе Зоя Ивановна

Зусман Валерий Григорьевич

Зинченко Виктор Георгиевич

Тема 12 Рецептивная эстетика. Эстетика воздействия

 

 

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: рецепция, воздействие, рецептивная эстетика, эстетика воздействия, диалог, текст, произведение, чтение, читатель, реципиент, адресат, эксплицитный, имплицитный читатель, горизонт ожидания, точки неопределенности, незаполненная позиция

«Рецептивная эстетика» (Rezeptionsasthetik) и «эстетика воздействия» (Wirkimgsasthetik) – эстетика диалога между текстом и читателем, обусловившая смену парадигмы в теории литературы второй половины 60-х годов XX века. В основе – взаимодействие условного, вымышленного текста с реальным читателем [228]Winkgens Meinhard. Wirkungsasthetik // Literatur– und Kulturtheorie / Hrsg. v. Ansgar Nunning. 2., Uberarbeitete und erweiterte Autlage. Stuttgart. – Weimar, 2001. S. 679.
. В. Изер писал, что лишь прочтение литературного произведения приводит к «ключевому взаимодействию между его структурой и получателем».

С точки зрения системного подхода к литературе рецептивная эстетика подключает подсистему «произведение читатель», фокусируя внимание на механизме работы прямых и обратных связей. Тем самым утрачивает значимость подсистема «автор произведение». История возникновения произведения, его генезис выпадают из поля зрения.

Взаимоотношение «автор традиция», столь значимое для культурно-исторического подхода и герменевтики, в определенной мере утрачивает значение. Рецептивная эстетика отказывается и от пристального изучения соотношения «автор – реальность», оставляя эту проблематику для социологического метода.

Анализ подсистемы «произведение читатель» находится на пересечении герменевтики, формального, социологического и психологического подходов. Симпатии и антипатии читателей – это читательские психологические установки, выведенные вовне и явленные в серии отрицательных и положительных реакций на произведение литературы.

Разрабатывая подсистему «произведение читатель», В. Изер опирается на концепции Ю.М. Лотмана и теорию систем немецкого философа и социолога Н. Лумана (Luhmann Niklas, 1927–1998), автора монографии «Социальные системы». У Ю.М. Лотмана В. Изер выделяет мысль о произведении как «живом организме», связанном с читателем механизмом обратной связи. Следуя Луману, Изер указывает на «саморегуляцию систем» как основу взаимодействия автора и читателя (110). Формулируя этот пункт, В. Изер вплотную приближается к системно-синергетическому подходу в гуманитарном знании.

Прямая связь в подсистеме «произведение читатель» порождает «эстетику воздействия» (Wirkungsasthetik). В этом случае речь идет о воздействии текста на читателя. Основные положения «эстетики воздействия» разработал В. Изер. Если акцент ставится на обратной связи, то запускаются механизмы «рецептивной эстетики». Ее основные положения были разработаны Х.Р. Яуссом.

«Рецептивная эстетика» и «эстетика воздействия» противостоят имманентной теории литературы. В Германии на рубеже 60—70-х годов XX века сложилась «констанцская школа» (Konstanzer Schule) рецептивной эстетики. С немецкой традицией связана и американская рецептивная критика, изучающая реакции читателя (receptive criticism, reader-response school). Констанцская школа включала в себя группу теоретиков литературы, историков и философов, объединенных вокруг университета в городе Констанц (Германия). Междисциплинарность – отличительная черта школы. Среди ее представителей литературоведы Х.Р. Яусс (Jauß, H.R., 1921–1977) и В. Изер (Iser, Wolfgang, 1926–2007), философ X. Блюменберг (Blumenberg, Hans, 1920–1996) и др. В рамках школы была подготовлена серия публикаций «Поэтика и герменевтика» (Poetik und Hermeneutik), получившая международную известность.

Идеи рецептивной эстетики возникают в англо-американском и немецком литературоведении в конце 60-х годов XX века. Рецептивная эстетика отталкивается от царивших тогда «эпохальных систем объяснения» литературы» (В. Изер). Представители «констанцской школы» отказывались видеть в произведении словесного искусства «документированное свидетельство» «духа эпохи», отражение социальных условий или выражение авторского невроза.

Рецептивная эстетика складывается в притяжении и отталкивании от ОПОЯЗа, Пражского лингвистического кружка, англо-американской «Новой критики» и структурализма. Х.Р. Яусс и В. Изер дистанцируются от понимания произведения как «суммы приемов», от техники «пристального чтения» и имманентного подхода в целом.

Опорой рецептивной эстетики служат философские концепции Э. Гуссерля, идеи феноменологического литературоведения Р. Ингардена, ключевые положения герменевтики. Большое значение для рецептивной эстетики имели философские идеи Г.Г. Гадамера, перенесенные на литературу.

«Рецептивная эстетика» нацелена в первую очередь на изучение «литературного опыта» (Erfahrung) читателя. При этом «рецепция» произведения, его «воздействие» на публику соотносятся с литературными «ожиданиями» читателей, с их «предпониманием» жанра, формы и тематики произведения на фоне предшествующей литературной традиции. Большое значение имеет и восходящее к ОПОЯЗу восприятие поэтического языка на фоне «бытового языка» данной эпохи. Очевидно, что с герменевтикой Яусса связывают категории «предпонимания» и «ожидания». К теориям русских формалистов восходит противопоставление поэтического и бытового языка. При этом художественные свойства текста, его «литературность» (P.O. Якобсон) изучаются не прямо, а опосредованно. Их реконструируют исходя из воздействия произведения на читателей. Ставится вопрос об изучении «социологии читательского вкуса».

Труды по эстетике Р. Ингардена являются мостиком между имманентным изучением литературы и рецептивной эстетикой. Воспринимая произведение, читатель «достраивает» его. Такое смысловое «достраивание» Р. Ингарден называет «конкретизацией». Конкретизация представляет собой «…вносимое читателем и не противоречащее произведению дополнение к нему». Обусловленной структурой произведения читательское «дополнение» «…находится уже за пределами произведения…».

Р. Ингардену принадлежит мысль о «множестве… обликов» одного и того же произведения, которое оно «…приобретает… при многократном его чтении» одним и тем же читателем или читателями разных эпох. Множество прочтений объясняется не только социологическими причинами, «…разнообразием способностей и вкусов читателей», а также условий, при которых совершается чтение. Потенциальное множество конкретизаций восходит к «…определенной специфике самого произведения художественной литературы».

Р. Ингарден полагает, что содержанию и форме присущи неустойчивость, неполная названность (поименованность), смысловая неопределенность. В этой неустойчивости, «…в отсутствие окончательной завершенности и неподвижности…», коренится «очарование» литературы. Мысль о «местах неполной определенности» в тексте станет одной из центральных идей рецептивной эстетики.

Главным героем истории литературы становится читатель, адресат, публика как «образующая историю энергия». Х.Р. Яусс характеризует коммуникативный характер литературы как «…диалогическое и в то же время развивающееся отношение между произведением, публикой и новым произведением, которое может быть постигнуто как на уровне отношений между сообщением и воспринимающим, так и на уровне отношений между вопросом и ответом, проблемой и решением» (пер. Ю.И. Архипова).

Ханс Роберт Яусс (H.R. Jaufi, 1921–1997) – немецкий историк и теоретик литературы, специалист по творчеству М. Пруста, один из создателей «рецептивной эстетики» в Германии. В 1966–1987 годах – профессор университета города Констанц, один из создателей «констанцской школы». В конце 60-х годов ХХ-го века в констанцком университете были осуществлены масштабные реформы в области гуманитарного знания, открывшие новые возможности и для литературоведения. Х.Р. Яусс стремился к утверждению новой парадигмы гуманитарного знания, основанной «интеракции» произведения и читателя. В работе, посвященной рецепции средневековой литературы (Alteritat und Modernitat der mittelal-terischen Literatur, 1977) Яусс выдвигает тезис о герменевтической ценности «инаковости» (Alteritat) в познании. В конце 80-х годов XX века Яусс вступает в полемику с представителями «Нового историцизма» (New Historicism) и деконструктивизма, отстаивая диалогический герменевтический подход к гуманитарному знанию. Динамичный, становящийся в диалоге текста и читателя смысл – ключевая категория литературы в понимании Яусса.

Литература:

Яусс Х.Р. История литературы как провокация литературоведения / Пер. с нем. и предисл. И. Зоркой // Новое литературное обозрение. – М., 1995. – № 12. С. 34–84.

Яусс Х.Р. К проблеме диалогического понимания // Вопросы философии. – 1994. – № 12. С. 97–106.

Яусс Х.Р. Письмо Полю де Ману// Новое литературное обозрение. – 1997. – № 23. С. 24–30.

Jaufi H.R. Literaturgeschichte als Provokation. – F. a. М., 1970.

Jaufi H.R. Alteritat und Modernitat der mittelalterischen Literatur.– Miinchen, 1977.

Jaufi H.R. Die Theorie der Rezeption. – Konstanz, 1987.

Jaufi H.R. Wege des Verste-hens. – Miinchen, 1994.

Программным текстом рецептивной школы стала вступительная лекция Х.Р. Яусса «Литература как провокация». Он прочитал ее в университете г. Констанц в 1967 г. Датировка лекции весьма примечательна. Накануне студенческой революции в Европе 1968 г. Х.Р. Яусс возражал против сведения теории литературы к «производительной и изобразительной эстетике», т. е. к эстетике творца. Творец – высший авторитет, носитель власти над созданным им миром. Доведенный до предела, такой подход игнорирует читателя как адресата, «…которому предназначено в первую очередь литературное произведение». Такой подход отрицал и привычное амплуа историка (теоретика) литературы, утратившего монопольное право на единственно верное истолкование «смысла» произведения. Категория «смысл» обрела в работах Яусса и Изера динамичность, неустойчивость, текучесть. «Констанцскую школу» интересовало становление смысла в диалоге произведения и публики.

Х.Р. Яусс сформулировал новое понимание литературы в ряде основных тезисов:

– значение (смысл) произведения не является постоянной, раз и навсегда данной, статичной величиной;

– смысл произведения меняется в зависимости от рецепции читателей;

– рецепция возникает на основе диалектических отношений между произведением и реципиентом на фоне исторического контекста;

– рецепция литературного текста читателями осуществляется на основе «референциальной рамки», регулирующей акт чтения. Референциальная рамка определяется структурой «читательских ожиданий» (Erwartungsst.rukt.ur). Ожидания читателей – это своего рода коллективное «предпонимание» литературы. Референциальная рамка – это «горизонт ожидания» читателя, формирующийся на основе жанровых норм эпохи, соотношения вымысла и действительности, текста и контекста в сознании читателей;

– процесс рецепции представляет собой непрерывный диалог «горизонта ожидания читателя» с сигналами текста;

– благодаря возможности «эстетической дистанции» (эффект «остранения») произведение высокой литературы может вызвать «изменение горизонта ожидания читателей»;

– «первичная рецепция» (рецепция читателей-современников) отличается от «вторичной рецепции» позднейших читателей. В отличие от «имплицитного читателя» В. Изера Х.Р. Яусс делает акцент на эксплицитном, «историческом» читателе.

Х.Р. Яусс разработал основные идеи «эстетики воздействия». В трудах В. Изера получила развитие рецептивная эстетика.

Центральное положение рецептивной эстетики – рождение нового смысла в акте эстетического восприятия текста читателями. В. Изер опирается на идеи исследователя социальных систем И. Лумана, понимавшего смысл как «…возможность определять себя через указания на иные элементы системы». «Иной элемент системы» литература – это публика, читатель. По утверждению В. Изера, смысл – это всегда «воздействие» (Wirkung), впервые возникающее «в ходе чтения» (erst, im Ablauf der Lekture, 241). Литературные тексты инициируют самовозникновение смысла (Sinnvollzuge). Поэтому текст не равен авторскому созданию как конечному продукту. Литературные тексты «могут производить нечто, чем сами они не являются» (50).

Развивая идеи Х.Р. Яусса, В. Изер анализирует категории «чтение » и «читатель». Он выделяет «внутреннего», «имплицитного» читателя, укорененного в самом тексте, и читателя эксплицитного, реально – исторического.

Имплицитный читатель – это теоретический конструкт, «трансцедентальная модель», при помощи которой может быть описано воздействие текста на читателя. В. Изер имеет в виду «роль читателя», закрепленную в апеллятивной структуре текста (66).

Центральный момент рецептивной эстетики состоит в понимании текста как сети апеллятивных структур, обращенных к реципиенту. Текст возникает как результат взаимодействия, как «интеракция» с читателем. В читательском восприятии происходит «конкретизация» текста. Апеллятивная структура произведения содержит открытый смысловой горизонт, потенциал «возможных актуализаций» в процессе чтения.

Рецептивная эстетика исходит из фундаментальной асимметрии текста и читателя. Развивая идеи Яусса, В. Изер выдвигает следующие понятия: структура «акта чтения», «репертуар текста», «горизонт ожидания», «места неопределенности» (Unbestimmtheitsstellen), «незаполненные позиции» («пробелы, Leerstellen).

Вольфганг Изер (Iser, Wolfgang, 1926–2007) – немецкий англист и теоретик литературы, одна из ключевых фигур «констанцской школы». Анализируя апеллятивную структуру текста, Изер вслед за Р. Ингарде-ном считал наличие смысловых «неопределенностей» условием воздействия текста на читателя. Эти идеи получили развитие в монографии «Имплицитный читатель» (Der implizite Leser, 1972). На материале английского романа XVII–XX веков автор исследовал роль читателя в тексте. «Имплицитный читатель» – аналог концепированного (имплицитного) автора, о котором писали американский литературовед У. Бут (Booth, Wayne С.) и Б.О. Корман. «Имплицитный читатель» – теоретический конструкт, связанный с читательской перспективой в тексте. В монографии «Акт чтения» (Der Akt des Lesens, 1976) Изер продолжил изучение коммуникативного взаимодействия между текстом и читателем. В дальнейшем В. Изер сосредоточил внимание на проблемах герменевтики и литературной антропологии. Обосновывая «литературную антропологию, В. Изер сосредоточил внимание на художественном вымысле (К антропологии художественной литературы).

Литература:

Вольфганг Изер в Москве: Материалы круглого стола и ответ В. Изера С. Фишу // Вестник Московского университета. – Серия 9: Филология. – М.: Изд-во МГУ, 1999. – № 5.

Изер В. Рецептивная эстетика. Герменевтика и переводимость // Академические тетради. Вып. 6. – М., 1999.

Изер В. Изменение функций литературы. Процесс чтения: феноменологический подход // Современная литературная теория: антология. – М., 2004.

Деррида Ж., Хартман Д., Изер В. Деконструкция: триалог в Иерусалиме // http://www. gumer.info/bogoslov_Buks/ Philos/D err/dekon.php

Изер Вольфганг. К антропологии художественной литературы // http://www.polit.ru/ research/2009/02/27/izer.html Iser W. Die Appellstruktur der Texte. Unbestimmtheit als Wirkungsbedingung literarischer Prosa. – Konstanz, 1970.

Iser W. Der implizite Leser. Kommunikationsformen des Romans von Bunyan bis Beckett. – Munchen, 1972.

Iser W. Der Akt des Lesens. Theorie asthetischer Wirkung. 4 Autlage. – Munchen, 1994.

Раскрытие смыслового содержания текста при новом прочтении оказывается возможным, так как произведение, представляющее собой «обращение» (Appell) к читателю, содержит многочисленные точки неопределенности, которые читатель актуализует в прочтении. Точки неопределенности связаны с незаполненными, пустыми, свободными местами в тексте (Leerstelle). В такой точке читатель может включаться в произведение, комбинируя различные «сегменты текста» и «перспективы повествования». У читателя возникают гипотезы о взаимоотношениях различных сегментов текста. «Незаполненные позиции», «пробелы» направляют активность читательского восприятия.

Эксплицитный читатель воспринимает произведение из своего исторического и социокультурного горизонта. Прочтение произведения представляет собой его «индивидуальную конкретизацию». При этом читатель реагирует на определенный «репертуар текста» (Textrepertoire). «Репертуар текста» включает в себя «внетекстовые нормы», отобранные автором из экстратекстовой реальности и включенные в произведение, а также повторяющиеся элементы предшествующих жанровых традиций. Этот компонент М.М. Бахтин обозначал термином «жанровая память». За счет сочетания внетекстовых норм и повторяющихся элементов предшествующей литературной традиции возникают «степени определенности» (Best.immheitsgrade) данного текста (134). В тексте намечаются контуры «горизонта ожидания» читателя, контуры диалога между читателем и текстом. От читателя зависит, как он будет реагировать на репертуар текста, заполняя «незаполненные позиции» в тексте в соответствии со своим «горизонтом ожидания».

«Незаполненная позиция», «пробел» – «место неопределенности» в тексте. Потенциально именно здесь читатель мог бы подключиться к пониманию текста. Но именно здесь происходит «негация», смысловое отрицание (332). Читатель не может «войти» в текст. «Незаполненные позиции» вызывают его повышенную активность. Включается сила читательского воображения. В. Изер называет «незаполненные позиции» «элементарными матрицами» взаимодействия текста и читателя (301). В этих точках происходит «динамизация» текстовой структуры, она приобретает «открытость» (Offenheit., 315). Если текст вызывает у читателя некие ожидания, которые в дальнейшем снимаются, то это может быть результатом воздействия «незаполненных позиций». В этих точках текст «отрицает» энергию воображения читателя (340). «Негация» связана с возникновением особой «алеаторики» смысла. Алеаторика подразумевает наличие свободных, открытых, динамичных смысловых позиций, которые не предопределены, не даны заранее (355). В тексте возникает напряжение между сказанным и недосказанным, несформулированным (353).

Смысловая алеаторика сочетает комбинаторные возможности текстовых элементов с «запретами» на определенные сочетания. Однако эти «запреты» редко прописаны в тексте. В текст их привносит читатель (355).

Попытаемся прочитать литературный текст с позиций рецептивной эстетики, рассмотрев для этого алеаторику смысла. Рассмотрим для этого новеллу пражского прозаика Г. Граба «Шофер такси» (Der Taxichauffeur, 1946) .

Г. Граб (Н. Grab, 1903–1949) – талантливый прозаик младшего поколения пражских немецкоязычных писателей, автор психологической прозы, в которой различимы традиции М. Пруста и Ф. Кафки.

В «кафкианской» новелле Граба «Шофер такси» возникают «незаполненные позиции», смысловые «пробелы». Написанная от первого лица, новелла содержит историю одной ошибки. Вернувшись из деловой поездки, повествователь просит шофера такси внести в комнату чемодан. Вместо того чтобы уйти, шофер такси, выполнив поручение, принимается разглядывать книжные полки. Погрузившись в чтение, шофер проводит в квартире всю ночь. Два дня спустя он приходит снова. С этого момента жизнь повествователя полностью переворачивается.

Шофер такси приходит снова и снова, достает с полки книги. Иногда он наигрывает на рояле «печальный мотив», причем играет, не притрагиваясь к клавишам. Шофер такси является и тогда, когда повествователь занят профессиональной беседой. Он отравляет ему часы работы и отдыха. В разное время и в разных частях комнаты гость выглядит по-разному: «…перед книжными полками стоял полный рыжеватый мужчина среднего возраста…», за письменным столом с включенной настольной лампой находился стройный молодой человек, одетый в потертую ливрею, которая сидела на нем «как влитая». Словно сроднившись со странным гостем, повествователь пытается однажды «…подойти к нему и погладить по голове». Но вдруг замечает, что «…черные вьющиеся волосы» шофера такси «…заплетены в отдельно стоящие плотные пучки, между которыми гнездятся микроскопические черви» (168). Рассказ завершается грустным вздохом повествователя: «Что я могу поделать? Как могло все это случиться… Не так уж тяжело было внести этот чемодан самому».

Повествователь подчеркнуто избегает каких-либо пояснений. Когда один из друзей посоветовал герою обратиться в полицию, чтобы подать жалобу на шофера такси, повествователь решительно отказался… Сама идея показалась ему весьма наивной: «Можно ли такое вообразить?! Я должен позвонить в полицию и сказать: «Послушайте, господин комиссар! У меня в квартире шофер такси» (168). В духе Кафки повествователь начинает прокручивать воображаемую ситуацию: «Будь я комиссаром полиции, я бы только посмеялся над таким вызовом. Кроме того, совершенно неясно – сведется ли все это только к смеху. Возможно, полиция станет подозревать меня – или даже преследовать. Так пусть уж все остается как есть» (168).

Современники Г. Граба остро чувствовали «незаполненную позицию» (Leerstelle), «пробел» в тексте. Шофер такси поднялся наверх, оставил багаж в прихожей (167). Рассказчик расплатился, и тут произошло нечто странное» (das Seltsame). «Репертуар текста» Г. Граба построен так, что читатель сам должен заполнить возникший пробел, разрешить неопределенность. В тексте заложена «негация», значимое умолчание, вызывающие активную работу воображения читателей.

Читатели-современники легко угадывали скрытое намерение автора. Они ощущали, что шофер такси из новеллы Г. Граба более всего напоминает чародея Чипполу из знаменитой антифашистской новеллы Т. Манна «Марио и волшебник» (Mario und der Zauberer, 1930). Т. Адорно артикулировал скрытый смысл текста Граба, назвав шофера такси символом национал-социалистического террора. Смысл текста получил «конкретизацию» в диалоге с читателем.

Итак, представители «констанцской школы» полагали, что «смысл» произведения возникает в процессе его рецепции. Неисчерпаемость смысла в понимании Изера противостоит пост-структуралистской концепции принципиальной «неопределимости» смысла.

 

Вопросы к теме

1. Охарактеризуйте моменты притяжения и отталкивания между «рецептивной эстетикой» и «формальным методом» (герменевтикой, структурным подходом).

2. В чем заключаются моменты сходства и различия между «рецептивной эстетикой» и «эстетикой воздействия»?

3. Проанализируйте «свободные позиции» (смысловые пробелы) в тексте новеллы Ф. Кафки «Блюмфельд, пожилой холостяк» (Blumfeld, ein alterer Junggeselle, 1915).

 

Литература по теме:

1. Яусс Х.Р. История литературы как провокация литературоведения / Пер. с нем. и предисл. Н. Зоркой //Новое литературное обозрение. – М., 1995. – № 12. С. 34–84.

2. Яусс Х.Р. К проблеме диалогического понимания // Вопросы философии. – 1994. – № 12. С. 97—106.

3. Изер Вольфганг в Москве: материалы круглого стола и ответ

В. Изера С. Фишу // Вестник Московского университета. – Серия 9: Филология. – М.: Изд-во Моск. унив., 1999. – № 5.

4. Деррида Ж., Хартман Д., Изер В. Деконструкция: триалог в Иерусалиме // http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/ Derr/dekon.php.

5. Изер Вольфганг. К антропологии художественной литературы // http://www.polit.ru/research/2009/02/27/izer.html.