I
Было десять часов вечера; стояла удушливая жара. Ветер стих, и черное, как уголь, предгрозовое небо тяжело нависло над сельвой. Время от времени, рассекая непроглядный мрак, на горизонте вспыхивали молнии и слышались глухие раскаты грома; но шумный тропический ливень был еще далеко.
С медлительностью, свойственной ядовитым змеям, Лансеолада осторожно скользила по тропинке среди зарослей белого дрока. Это была на редкость красивая полутораметровая ярара, покрытая с боков — чешуйка к чешуйке — ровными черными зубцами. Она пробиралась вперед, ощупывая дорогу раздвоенным кончиком языка, который, как известно, у змей служит органом осязания.
Лансеолада вышла на охоту. На перекрестке двух троп она остановилась, свернулась не спеша клубком, поерзала немного, чтобы поудобнее устроиться, и, медленно опустив голову на кольца своего гибкого тела, замерла в ожидании.
Минута за минутой прошло пять часов, Лансеолада ничем не выдавала своего присутствия. В эту ночь ей не везло! Начинало светать, и она уже собиралась уйти ни с чем, как вдруг изменила свое решение. Прямо перед ней, на бледном предрассветном небе отчетливо выступала огромная неподвижная тень.
— Проползу-ка я около Дома, — прошептала ярара. — Вот уже несколько дней, как оттуда доносится шум… Надо быть начеку…
И она осторожно заскользила в сторону тени.
Дом, который занимал внимание Лансеолады, был старым деревянным бунгало, еще сохранившим следы побелки. Вокруг виднелось несколько навесов. С незапамятных времен здание было заброшено, и в нем никто не жил. А теперь оттуда слышались непривычные звуки: топот ног, лязг железа, ржание коней — все говорило о присутствии человека. Плохо дело…
Однако опасения следовало проверить, и это удалось Лансеоладе гораздо раньше, чем она ожидала.
До слуха змеи донесся протяжный скрип открываемой двери. Она вытянула шею и при свете занимавшейся зари увидела высокую плотную фигуру, которая двигалась по тропинке в ее сторону. Шум шагов — твердых, уверенных, гулких шагов — издалека возвещал приближение врага.
«Человек!» Лансеолада вмиг сжалась в клубок и приготовилась к нападению.
И вот тень уже над ней. Где-то совсем рядом опустилась огромная нога, и ярара, рискуя жизнью, хищно выбросила вперед голову и сейчас же отдернула ее назад.
Человек остановился; ему почудилось, будто его ударили невидимым хлыстом по ногам. Не сходя с места, он внимательным взглядом окинул заросли и, ничего не обнаружив в обманчивом полумраке зарождавшегося дня, решительно зашагал вперед.
И Лансеолада поняла, что на этот раз Дом действительно начал жить привычной жизнью Человека. Она поползла к своей норе, унося уверенность в том, что ее ночное приключение было лишь прологом великой драмы, которая не замедлит разыграться в ближайшие дни.
II
На следующий день Лансеолада сразу же вспомнила об опасности, нависшей над змеиным родом с появлением Человека. С незапамятных времен два понятия — человек и опустошение — слились воедино для Царства животных. Для змей эти два понятия воплотились в стальном мачете, беспощадно пролагающем себе путь в сердце девственной сельвы, и в огне, который вслед за ним пожирает вековую чащу, а заодно и скрытые в ней змеиные логова.
Необходимо было действовать быстро и решительно, но не раньше, чем наступит ночь. Лансеолада разыскала двух подруг, которые помогли ей разнести по сельве тревожную весть; они успели до полуночи заглянуть во все змеиные гнезда и норы, и к двум часам собрался Конгресс, хоть и не в полном составе, но с достаточным количеством голосов для решения вопроса о дальнейших действиях.
У подножья пятиметровой скалы, в глубине леса, притаилась в зарослях папоротника пещера.
С давних пор она служила жильем Террифики, старой-престарой гремучей змеи, с длинным хвостом, на конце которого красовались тридцать две погремушки. В ней не было и полутора метров длины, зато толщиной она была с пивную бутылку. Словом, прекрасный, ядовитый хищник с желтыми ромбами вдоль мускулистого тела, упорный и настойчивый, способный семь часов подряд, не двигаясь с места, подстерегать врага, чтобы затем внезапно вонзить в него свои острые полые зубы, которые, уступая по размеру клыкам других ядовитых змей, не имеют себе равных по совершенству внутреннего строения.
В этой-то пещере и открылось перед лицом неотвратимой опасности и под председательством гремучей змеи заседание Змеиного Конгресса. Кроме Лансеолады и Террифики, на нем присутствовали и другие змеи страны: общая любимица, крошка Коатиарита, с заостренной головой и яркой красноватой полоской вдоль всего тела; стройная, самоуверенная красавица с кофейно-белым узором на спине и боками цвета лососины, прозванная Нойвид, по имени открывшего ее натуралиста; Крусада, которую на юге зовут крестовой гадюкой, — дерзкая соперница Нойвид, не уступающая ей по красоте рисунка; Атрос, одно имя которой наводит страх; а в глубине пещеры притаилась Золотая Уруту; ее черное бархатистое тело, покрытое косыми золотистыми полосами, достигало ста шестидесяти сантиметров.
Надо сказать, что отдельные разновидности страшного змеиного рода Лахезис, или Ярара, к которому, за исключением Террифики, принадлежали все участницы Конгресса, издавна соперничают друг с другом по красоте и яркости своего узора. И действительно, на свете найдется немного существ, столь щедро одаренных природой.
По змеиным законам ни одна из слабо распространенных и малочисленных разновидностей не имеет права председательствовать на заседаниях Конгресса. Поэтому Золотая Уруту — грозная, ядовитая гадюка, которая встречается, однако, довольно редко, — не претендовала на эту честь, охотно уступив ее менее сильной Гремучей змее, представляющей весьма известную и удивительно плодовитую ветвь змеиного рода.
Итак, большинство членов Конгресса было на местах, и Террифика объявила заседание открытым.
— Друзья! — сказала она. — Лансеолада принесла весть о пагубном присутствии Человека. Я думаю, что выражу общее желание, поднимая вопрос о необходимости оградить нашу Империю от вражеского нашествия. У нас остается только одно средство, — ведь опыт показал, что территориальные уступки не спасают положения. Этим средством, как вы отлично понимаете, является непримиримая, беспощадная война против Человека, война, которая должна начаться сегодня же ночью, дав каждой из нас возможность проявить свои способности и таланты. При создавшейся обстановке мне особенно отрадно сообщить Конгрессу, что я не признаю имени, данного мне Человеком: я не гремучая змея, а такая же ярара, как и все здесь присутствующие. Смертоносная ярара! Итак, дорогие друзья, мы поднимаем черное знамя Смерти! А теперь пусть кто-нибудь из вас предложит план боевых действий.
Ни для кого не секрет, по крайней мере в Змеиной Империи, что длина зубов Террифики обратно пропорциональна ее умственным способностям. Она отдает себе в этом отчет, и, как опытная королева, проявляет достаточно такта, чтобы помалкивать в тех случаях, когда речь идет о разработке плана.
Тогда, лениво потягиваясь, выступила Крусада:
— Я тоже придерживаюсь мнения Террифики и считаю, что не следует ничего предпринимать без определенного плана. Я очень сожалею, что на Конгрессе отсутствуют наши неядовитые родственники — ужи и удавы.
Настало длительное молчание. Очевидно, последнее замечание пришлось собравшимся не по вкусу. Крусада кисло улыбнулась и продолжала:
— Сожалею, что мои слова вам не по душе. Но я напомню лишь об одном: любой удав сильнее нас всех вместе взятых. Победить его невозможно. Это все, что я хотела сказать.
— Если дело идет об их невосприимчивости к яду, — прошипела из глубины пещеры Золотая Уруту, — то я беру на себя рассеять ваши сомнения…
— Яд тут ни при чем, — презрительно возразила Крусада. — У меня его тоже достаточно… — прибавила она, бросая косой взгляд на черно-золотистую гадюку. — Я имею в виду их силу, ловкость и быстроту! Никто не станет отрицать за ними этих прекрасных боевых качеств. Повторяю, что в борьбе, которую мы, змеи, собираемся начать, ужи и удавы будут нам исключительно полезны; больше того, мы не сможем без них обойтись.
Но предложение все еще не находило поддержки.
— На что нам ужи? — воскликнула Атрос. — Они омерзительны!
— У них рыбьи глаза, — жеманно прибавила Остроголовка.
— Когда я их вижу, меня тошнит от отвращения! — процедила сквозь зубы Лансеолада.
— Мне кажется, тебя тошнит от чего-то другого! — откликнулась, злобно сверкнув глазами, Крестовая гадюка.
— Кого? Меня?! — прошипела, задетая за живое, Лансеолада. — Предупреждаю, что на этом высоком собрании ты играешь незавидную роль, защищая бродячих червей.
— Скажи-ка об этом самим ужам-охотникам… — иронически пробормотала Крусада.
Услышав слово «охотники», сборище взволнованно зашумело:
— Глупости! Какие там охотники! Обыкновенные ужи, и больше ничего!
— Они сами называют себя Охотниками, — сухо обрезала Крусада. — И вообще прошу не забывать, что вы на Конгрессе!
Следует сказать, что между Лансеоладой, дочерью крайнего севера, и Крусадой, прирожденной южанкой, с незапамятных времен идет непримиримая борьба, вызванная, по мнению ужей, женским соперничеством.
— Ну, довольно, довольно! — вмешалась Террифика. — Пусть Крусада объяснит, зачем ей нужна помощь ужей, что общего у них с нами — служительницами Смерти.
— Затем, — уже спокойно ответила Крусада, — что нам необходимо знать, чем занимаются люди, поселившиеся в Доме; а для этого к Дому нужно подобраться, и как можно ближе. Как видите, дело нелегкое, — ведь если нашим девизом служит Смерть, то девизом людей тоже является Смерть, и притом гораздо более быстрая, чем наша! Ужи, конечно, намного ловчее нас. Любая из участниц Конгресса может отправиться в Дом попытать счастья. Но вопрос, вернется ли она? Тут Ньяканина просто незаменима. Такие вылазки для нее дело привычное; взобравшись на крышу, она могла бы увидеть и услышать много интересного и сообщить нам обо всем еще до наступления рассвета.
Предложение показалось столь разумным, что на этот раз все собрание, хотя и без особого энтузиазма, было вынуждено с ним согласиться.
— Кто же за ней пойдет? — спросили сразу несколько голосов.
— Я! — откликнулась Крусада и, соскользнув со ствола, поспешила к выходу. — Слетаю в два счета!
— Еще бы! — бросила ей вслед Лансеолада. — Ты с ней так дружишь! Как не слетать!
В ответ Крусада успела лишь обернуться и вызывающе показать язык.
III
Крусада нашла Ньяканину, которая в это время взбиралась на дерево.
— Эй, Ньяканина! — окликнула она подругу.
Ньяканина услышала свое имя, но из осторожности не отозвалась сразу.
— Ньяканина! — прошипела Крусада чуть погромче.
— Кто там меня зовет? — спросила Охотница.
— Это я, Крусада!..
— А-а! Кузина… Что тебе нужно, обожаемая сестричка?
— Брось шутки, Ньяканина… Тебе известно, что происходит в Доме?
— Да, я знаю, в нем появился Человек… Что же тут такого?
— А знаешь ли ты, что мы собрали Конгресс?
— Ах, нет, об этом я не знала, — ответила Ньяканина и с такой уверенностью скользнула с дерева вниз головой, точно пробежала по ровной лужайке. — Случилось что-нибудь серьезное?.. В чем дело?
— Пока ни в чем; на всякий случай мы созвали Конгресс. Словом, нам стало известно, что в Доме поселились люди и будто бы они задумали остаться в нем навсегда… А люди — это Смерть! Прежде всего для нас…
— А я-то думала, что вы сами служительницы Смерти! Ведь вы только и болтаете об этом! — насмешливо прервала ее Охотница.
— Оставим это! Нам нужна твоя помощь, Ньяканина.
— Для чего? Ваши дела меня ничуть не касаются.
— Кто знает?! На твою беду ты слишком похожа на нас, гадюк. Защищая наши интересы, ты одновременно защищаешь и свои.
— Понятно! — протянула Ньяканина, решив, что последствия этого сходства и в самом деле могут оказаться для нее роковыми.
— Итак, можем ли мы рассчитывать на твою помощь?
— Что я должна сделать?
— Очень немного. Отправиться в Дом и разнюхать все, что там происходит.
— Это пустяк. Сущий пустяк! — небрежно ответила Ньяканина, почесываясь головой о ствол. — Но вот беда, у меня там наверху пропадает верный ужин… Вчера лесной индейке взбрело на ум устроить на дереве гнездо…
— Тебе наверняка удастся поужинать по дороге, — обнадежила ее Крусада. Кузина медлила в нерешительности.
— Ну, давай, пошли! — заторопилась ярара. — Только сперва зайдем на Конгресс.
— Ну, уж нет! — возразила Ньяканина. — Только не туда! Я делаю вам одолжение, и этого вполне достаточно. А на Конгресс зайду на обратном пути, если мне вообще удастся вернуться. Но видеть раньше времени морщинистый череп Террифики, крысиные глаза Лансеолады и глупую морду Коралины, уж это — извините…
— Но Коралины там нет!
— Все равно. И остальные не лучше!
— Хорошо, хорошо, — примирительно буркнула Крусада. — Но если ты не сбавишь хода, мне за тобой не угнаться.
И действительно, она едва-едва поспевала за легко скользившей Ньяканиной.
— Оставайся-ка лучше здесь, вместе со всеми, — посоветовала та и, рванувшись вперед, в один миг оказалась далеко впереди своей кузины Крусады.
IV
Не прошло и четверти часа, как Охотница достигла цели своего путешествия. В Доме еще не спали. Через открытые настежь двери лились потоки света, и Ньяканина издалека увидела людей, мирно сидевших за столом.
Но чтобы не попасть в беду, следовало остерегаться собак. Есть ли они здесь? Ньяканина их очень боялась. Удвоив осторожность, она скользнула к веранде и, поднявшись по ступенькам наверх, внимательно осмотрелась: ни впереди, ни слева, ни справа не было ни одной собаки. Только на противоположной террасе, которая виднелась позади сидящих людей, развалясь, спал черный пес.
Итак, можно действовать! Со своего места Охотница хорошо слышала голоса, но увидеть людей ей не удавалось. Бросив быстрый взгляд к потолку, она сразу же нашла то, что искала. Это была лестница, приставленная к стене террасы. Разведчица быстро взобралась наверх и примостилась на балке в промежутке между крышей и стеной. Но как ни осторожно скользила змея, она столкнула валявшийся на балконе старый гвоздь, и один из сидящих на веранде поднял голову.
«Конец!» — подумала Ньяканина, затаив дыхание.
Другой человек тоже посмотрел наверх.
— Что там такое? — спросил он.
— Ничего, — ответил первый. — Мне показалось, там мелькнула черная тень.
— Крыса.
— Человек ошибся! — прошептала Ньяканина.
— Или змея.
— А этот Человек угадал, — снова прошептала Охотница, готовясь дорого продать свою жизнь.
Но люди опять склонили головы над столом, и, наблюдая за ними, Ньяканина целые полчаса могла слышать их разговор.
V
В Доме, который вызвал тревогу обитателей сельвы, разместилось весьма важное научное учреждение. Издавна зная, что в этом отдаленном уголке страны водится множество змей, федеральное правительство решило создать здесь Офидиалогический институт серотерапии для изготовления сывороток против змеиного яда. Как известно, главным препятствием для широкого производства сыворотки служит недостаток ядовитых пресмыкающихся. При научном институте находились лаборатории, серпентарий с ядовитыми змеями, а также три лошади, иммунизация которых была почти завершена. Однако научные сотрудники еще не могли приступить к работе: необходимо было пополнить серпентарий, так как на последней стадии иммунизации требуется шесть граммов яда на каждую инъекцию. Заметим, что такое количество оказалось бы смертельной дозой для двухсот пятидесяти неиммунизированных лошадей.
Занятые работой по размещению института в сельве, научные сотрудники засиживались до глубокой ночи, обсуждая лабораторные планы и другие важные вопросы.
— А как сегодня лошади? — спросил человек в дымчатых очках, по-видимому, директор института.
— Совсем сдали, — ответил другой. — Если в ближайшие дни охота окажется неудачной…
Ньяканина, неподвижно застыв на балке, не упускала ни одного слова, ни одного движения собеседников.
— Похоже на то, — успокоенно прошептала она, — что мои ядовитые сестрички изрядно перетрусили. Эти люди вряд ли способны на что-нибудь серьезное…
Вытянув шею и высунув нос из-за края балки, она внимательно рассматривала говоривших.
У людей были и другие неприятности.
— Сегодня нам просто не везет, — продолжал один из них. — Разбито пять ампул…
Ньяканина все больше и больше сочувствовала людям.
— Бедняги! — пробормотала она. — Разбить пять ампул!
И она уже собиралась покинуть свое убежище, чтобы заняться обследованием этого безобидного дома, как вдруг услышала следующие слова:
— Зато змеи чувствуют себя отлично… Кажется, здешние условия идут им на пользу.
— Что такое?! — чуть не подскочила Охотница, быстро двигая раздвоенным кончиком языка. — О чем болтает эта лысина в белом халате?
А человек продолжал:
— Для них лучшего места и не придумаешь… А мы в них сейчас очень нуждаемся. И мы и лошади…
— К счастью, здесь можно наловить целую кучу змей. Несомненно, это настоящее змеиное царство.
— Г-м… г-м… г-м… — пробормотала Ньяканина, свернувшись на своей балке в еле заметный клубок. — Дело принимает иной оборот… Надо подольше побыть в обществе этих милых людей… Можно узнать много любопытного.
Она в самом деле услышала столько любопытных вещей, что, покидая через полчаса свое убежище, забыла всякую осторожность и одним неловким движением выдала свое присутствие: сорвавшись вниз, она ударилась о дощатую перегородку, но тут же угрожающе вытянула вперед голову. Из раскрытой пасти показался язык.
Ньяканина иногда достигает трех метров в длину и очень смела. Ее без преувеличения считают самой дерзкой из всех американских змей. Она не боится вступить в схватку с человеком, хотя он значительно сильнее ее. Уверенная в себе, она мнит, что ее все боятся; вот почему наша разведчица почувствовала себя задетой, когда при виде ее люди спокойно рассмеялись.
— Это ньяканина… Тем лучше; она переловит крыс в доме…
— Крыс? Как бы не так… — вызывающе прошипела змея, не двигаясь с места.
Тогда один из людей не выдержал и встал.
— Хоть она и полезна, но все же змея… Того и гляди заползет ночью в кровать…
И, схватив палку, он изо всех сил запустил ее в Ньяканину. Палка, свистя, пронеслась над головой непрошеной гостьи и с треском ударилась в стену.
Хоть Ньяканина и не труслива, но вдали от сельвы, лицом к лицу с четырьмя людьми, ей стало не по себе; она пустилась наутек с той стремительностью, которая наряду с отвагой является одним из основных качеств Охотниц.
Преследуемая лаем собаки, которая гналась за ней следом, что проливало новый свет на намерения этих людей, — беглянка, изнемогая от усталости, добралась кое-как до пещеры; потом переползла через Лансеоладу и Атрос, чтобы, свернувшись в клубок, отдышаться.
VI
— Наконец-то! — воскликнули все в один голос, окружая разведчицу. — А мы уж думали, что ты, по старой дружбе, останешься с людьми.
— Г-м… — пробормотала Ньяканина.
— Ну, какие новости? — спросила Террифика.
— Ждать ли нам нападения, или просто избегать столкновения с людьми?
— Пожалуй, это самое лучшее… Необходимо перебраться на тот берег реки, — ответила Ньяканина.
— Что?.. Как?.. — вырвалось у всех. — Ты с ума сошла?
— Сначала выслушайте меня.
— Так рассказывай!
И Ньяканина рассказала обо всем, что она видела и слышала о создании Института серотерапии, об его планах и целях, о намерении людей выловить в этих краях всех ядовитых змей.
— Это нас-то выловить?! — не выдержали Лансеолада, Крусада и Золотая Уруту, уязвленные до глубины души. — Ты оговорилась; должно быть — убить!
— Нет! Именно выловить! Посадить под замок, хорошенько кормить и каждые двадцать дней выкачивать из вас яд! Не жизнь, а мечта!
Змеи оцепенели от удивления. Ньяканина отлично объяснила, для чего заготовляется яд, но не успела рассказать о средствах, с помощью которых будет добываться сыворотка.
Сыворотка против змеиного яда! Другими словами, верное исцеление, полная невосприимчивость людей и животных к укусам; а для змей — неизбежная гибель от голода среди просторов родной цветущей сельвы!
— Совершенно верно, — спокойно подтвердила Ньяканина. — Именно об этом и идет речь.
Будущее не пугало Охотницу. Что ей за дело до того, если все животные сельвы окажутся невосприимчивы к яду? Сестры-охотницы надеются лишь на свои зубы да мускулы. Их семье угрожает только одна опасность — слишком большое сходство с ядовитыми змеями. Как бы это сходство не оказалось для них роковым. Вот почему Ньяканина была тоже заинтересована в уничтожении института.
— Я берусь начать боевые действия, — заявила Крусада.
— У тебя есть план кампании? — быстро спросила Террифика, которой никогда не хватало собственных мыслей.
— Никакого. Завтра к вечеру я просто постараюсь подстеречь Человека.
— Будь осторожна! — многозначительно сказала Ньяканина. — У людей еще немало пустых клеток для нас… Да! Я забыла сказать, — прибавила она, обращаясь к Крусаде. — Несколько минут тому назад, около Дома, мне пришлось столкнуться с черной мохнатой собакой… Кажется, она обучена охоте на змей… Будь осторожна!
— Что ж, увидим! Но я прошу завтра вечером созвать Конгресс в полном составе. Если мне не удастся присутствовать, тем хуже…
Между тем удивлению собравшихся не было границ.
— Собака, обученная охоте на змей! Ты уверена?..
— Почти. С ней надо быть начеку. Она может причинить нам больше вреда, чем все люди вместе взятые!
— Я беру ее на себя! — воскликнула Террифика, очень довольная тем, что может без особого умственного напряжения пустить в ход смертоносные железы, из которых яд устремлялся к зубам при малейшем раздражении.
А змеям уже не терпелось разнести новость по своим лесным владениям. Ньяканина, как отличный древолаз, получила особое задание поднять по тревоге змей, живущих на деревьях.
В три часа утра заседание закрылось. Вернувшись к обычной жизни, змеи в мрачном молчании, перестав узнавать друг друга, расползлись в разные стороны. А в глубине грота, свернувшись в клубок, дремала гремучая змея. Ей грезилась целая свора черных собак, медленно цепенеющих под ее стеклянным, безжизненным взором.
VII
Был час дня. По раскаленной земле, прячась в зарослях дрока, Крусада ползла по направлению к Дому. Ее подгоняло единственное желание — убить человека, который первым попадется ей навстречу. Думать о чем-либо другом она не считала нужным. Добравшись до веранды, змея свернулась и застыла в ожидании. Так прошло полчаса. От жары, стоявшей вот уже третий день, ее клонило ко сну, но вдруг со стороны комнат послышались чьи-то мягкие шаги, и из открытой двери в нескольких сантиметрах от ярары показалась черная мохнатая собака с мутными, заспанными глазами.
— Проклятая тварь!.. — пробормотала Крусада. — Я бы предпочла Человека.
В этот момент пес, принюхиваясь, остановился и повернул голову… Поздно! С жалобным визгом он завертел укушенной мордой.
— С одним покончено, — прошипела змея, опять свертываясь клубком. Но в тот момент, когда, опомнившись от укуса, собака приготовилась для ответного нападения, послышались шаги хозяина, и она замерла, как натянутая струна, отчаянно лая на своего врага. Рядом с Крусадой появился человек в дымчатых очках.
— Что случилось?! — крикнул кто-то с террасы.
— Это — alternatus… Прекрасный экземпляр, — ответил человек. И не успела змея приготовиться к защите, как почувствовала, что горло ее сжали тиски, — человек поймал змею в петлю, пристроенную на конце длинной палки.
Ярара пришла в бешенство от неслыханного унижения; она заметалась, безуспешно пытаясь подобрать гибкое тело и обвиться хвостом вокруг палки. Но, увы! У нее не хватало точки опоры, той совершенно необходимой точки опоры, без которой даже могучий удав обречен на унизительное бессилие. И ярара болталась на конце шеста, пока человек не швырнул ее в серпентарий.
На небольшом участке, огороженном листами гладкого цинка, помещалось три-четыре десятка ядовитых змей в клетках. Крусада упала на землю и некоторое время, свернувшись в бесчувственный клубок, лежала под палящими лучами солнца.
Все в серпентарии было сделано, по-видимому, на скорую руку; для купания змей стояли низкие просмоленные ящики, а для ночлега обитателям этого наспех созданного рая были предоставлены клетки и груды набросанных камней.
Вскоре несколько товарок окружили ярару, бесцеремонно переползая через нее и стараясь определить, откуда она родом.
Крусада узнала всех, за исключением большой змеи, которая купалась за проволочной сеткой. Кто была эта незнакомка? Крусада видела ее впервые. Сгорая от любопытства, она медленно направилась к сетке.
Она подползла так близко, что незнакомка угрожающе подняла голову. Отпрянув, Крусада зашипела от изумления: шея могучей змеи на ее глазах стала раздуваться, образуя чудовищный капюшон, гораздо более внушительный, чем у ее племянницы Бойпевы. В таком виде незнакомка была поистине великолепна!
— Кто ты такая? — полюбопытствовала Крусада. — Не иначе как из нашего рода. Ядовитая, как и мы.
Убедившись, что Крусада не собирается нападать на нее, змея медленно убрала свой широкий капор:
— Да. Но я не здешняя. Моя родина далеко отсюда… в Индии.
— Как тебя звать?
— Гамадрия, или Королевская кобра.
— А меня — Крусада.
— Знаю, знаю, можешь не говорить. Здесь уже много твоих сестер… Когда тебя изловили?
— Только что. Мне так и не удалось убить Человека.
— Для тебя было бы лучше умереть самой…
— Но я убила собаку.
— Какую собаку? Здешнюю?
— Да.
Кобра насмешливо расхохоталась; а Крусада вздрогнула, услышав лай лохматой собаки, которую давно считала мертвой…
— Ты удивлена, не так ли? — продолжала Гамадрия. — Не ты первая!..
— Но ведь я укусила ее прямо в голову… — ответила с растущим беспокойством Крусада. — У меня не осталось ни капли яду. Ведь мы, ярара, разом выпускаем весь яд.
— А ей и горя мало от твоего яда…
— Разве она не может умереть?
— Может; но не нашими заботами. У нее иммунитет. Впрочем, ты все равно не знаешь, что это такое.
— Как же, знаю, — живо возразила Крусада. — Нам об этом рассказала Ньяканина.
Королевская кобра окинула ее внимательным взглядом.
— Да, ты, кажется, не глупа…
— Во всяком случае… не глупей тебя! — огрызнулась Крусада.
Шея азиатской змеи вдруг снова раздулась, и ярара опять приготовилась к защите.
Обе собеседницы долго глядели друг на друга, и капюшон Королевской кобры медленно опустился.
— Не глупа и отважна… — продолжала она. — С тобой можно договориться… Известно ли тебе, как зовут представительниц нашего рода?
— Очковыми змеями, я полагаю.
— Или бенгальскими Асписами… или Королевскими кобрами. По сравнению с простой индийской коброй мы то же самое, что ты по сравнению с какой-нибудь остро- головкой… А знаешь, чем мы питаемся?
— Нет.
— Между прочим… американскими змеями, — закончила азиатская гостья, медленно покачиваясь перед самым носом Крусады.
Крусада быстро прикинула размеры своей кровожадной соседки.
— Два метра пятьдесят? — спросила она.
— Шестьдесят… два шестьдесят, моя крошка, — поправила Кобра, не спуская глаз с Крусады.
— Недурно! Примерно та же длина, что и у Анаконды, одной из моих кузин. А знаешь, чем она питается? Представь себе, — азиатскими змеями! — сказала Крусада и тоже в упор посмотрела на Гамадрию.
— Хороший ответ! — пробормотала змея, мерно раскачиваясь. И, освежив в воде голову, лениво прибавила: — Ты говоришь, кузина?
— Да.
— Значит, без яда?
— Вот именно… Оттого-то у нее и слабость к ядовитым чужестранкам.
Но кобра, казалось, не слышала, погрузившись в размышления.
— Послушай! — сказала она вдруг. — Мне по горло надоели люди, псы, лошади и вся эта тупая и бессмысленная жестокость. Ты можешь меня понять, не то что эти… Я уже полтора года, точно крыса, заперта в клетке и устала сносить издевательства и мучения. Презренные люди обращаются со мной хуже, чем с грязной тряпкой… И мне, у которой достаточно мужества, силы и яда, чтобы уничтожить их всех, приходится отдавать свой яд для изготовления этих проклятых сывороток. Ты даже не представляешь, что это за мука при моей гордости! Поймешь ли ты меня? — закончила она, глядя прямо в глаза своей собеседнице.
— Да, — ответила та. — Что я должна сделать?
— Только одно; у нас есть только одно средство отплатить за себя сполна… Придвинься поближе, чтобы нас не слышали… Ведь тебе известно, что без точки опоры мы, змеи, совершенно не в состоянии показать свою силу. От точки опоры целиком зависит наше спасение. Но только…
— Что?..
Королевская кобра снова пристально посмотрела на Крусаду.
— Но только… Ты можешь умереть…
— Одна я?
— О нет! Кое-кто из ненавистных людей тоже умрет…
— Это — единственное, чего я желаю! Дальше!
— Подвинься-ка ближе… Еще ближе!
Разговор продолжался некоторое время так тихо, что ярара вынуждена была вплотную прижаться своим чешуйчатым телом к проволочной сетке. Вдруг Кобра бросилась на Крусаду и трижды ужалила ее. Змеи, издали наблюдавшие эту сцену, зашипели.
— Смотрите! Эта предательница убила ее!
Ужаленная в шею, Крусада тяжело поползла прочь,
но вскоре остановилась и замерла. На нее-то и натолкнулся сторож, войдя три часа спустя в серпентарий. Носком сапога он подбросил змею в воздух, как обрывок веревки, и взглянул на ее белый живот.
— Ничего не поделаешь, сдохла… Но почему? — пробормотал человек и наклонился, чтобы поближе рассмотреть гадюку. Осмотр длился недолго: на шее и на затылке виднелись хорошо знакомые следы ядовитых зубов.
— Г-м, не иначе, как кобра, — сказал человек. — Ишь ты, как смотрит на меня, будто я сам какая-нибудь alternatus… Сколько раз говорил директору, что надо бы погуще сетку. Разве я не был прав? Ну, не беда, — закончил он, схватив Крусаду за хвост и выбросив ее за цинковую ограду. Одной гадюкой меньше.
И пошел к директору.
— Кобра ужалила ярару, которую мы только что поместили. Теперь не удастся выкачать из нее много яду.
— Очень жаль, — отозвался директор. — Нам до зарезу нужен яд, и сегодня же… Осталась только одна ампула сыворотки… alternatus, видимо, сдохла.
— Да, я выбросил ее вон. Принести кобру?
— Другого выхода нет… Но только со второй партией, часа через три.
VIII
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
…Крусада лежала разбитая, обессиленная. На языке привкус земли, смешанной с кровью. Где она?
Густая пелена понемногу спадала с глаз, и ярара начинала различать окружающие предметы. При виде знакомой ограды из цинковых листов змея внезапно вспомнила все: и черного пса, и накинутую на шею петлю, и огромную азиатскую гостью, и ее план войны, угрожавший Крусаде гибелью. Теперь, когда паралич, вызванный ядом, стал проходить, все это отчетливо возникло в ее памяти. Да, теперь она знала, что надо делать. Но хватит ли у нее времени?
Ярара попыталась ползти, но безуспешно. Тело змеи извивалось, не двигаясь с места. Прошло еще некоторое время; тревога Крусады возрастала.
— Каких-нибудь тридцать метров! — шептала она. — Две… нет, всего одна минута жизни, и я подоспею в самый раз!
Новым усилием воли ей удалось преодолеть слабость, и, отчаянно извиваясь, змея поползла в сторону лаборатории.
Она пересекла двор и оказалась у двери в тот самый момент, когда служитель, держа обеими руками свесившуюся почти до пола Гамадрию, вошел в лабораторию, а человек в дымчатых очках собрался ввести ей в пасть круглое вогнутое стеклышко. Рука человека уже приготовилась сдавить железы кобры, а Крусада только еще переползала порог.
— Не успею! — в отчаянии прошептала она. И, собрав последние силы, рванулась вперед, обнажая белоснежные клыки. Служитель, ощутив на босой ноге внезапный ожог, слегка вскрикнул, руки его дрогнули; момент был удачный — безжизненное тело кобры покачнулось и молниеносно обвилось вокруг ножки стола. Получив точку опоры, она вырвалась из рук служителя и по самые корни вонзила свои смертоносные зубы в левое запястье человека в темных очках, попав прямо в вену. Раздался громкий крик.
— Наконец-то! — Азиатская кобра и ярара, никем не преследуемые, обратились в бегство.
— Точка опоры! — на ходу шептала кобра, спасаясь напрямик через поле. — Это — единственное, в чем я нуждалась, и что мне все-таки удалось обрести!
— Да, — вторила ей ослабевшая от ран и еле поспевавшая за ней ярара. — Но я бы не рискнула повторить еще раз подобный фокус…
А в лаборатории из запястья директора уже стекали вниз две тонких нити липкой, густой крови. Смерть от укуса Королевской кобры — неминуема. Голова раненого медленно склонилась на грудь, и глаза его закрылись навсегда.
IX
Конгресс собрался в полном составе. Кроме Террифики и Ньяканины, а также представительниц рода ярара — Золотой Уруту, Остроголовки, Атрос и Лансеолады, пришла и Коралина, которую Ньяканина называла глупой; тем не менее укусы ее были необычайно болезненны, а гибкое тело, покрытое красными и черными кольцами, на редкость красиво.
Змеи, как известно, очень тщеславны в вопросах красоты; вот почему Коралина обрадовалась отсутствию своей сестры Фронталь с ее тройными черно-белыми кольцами на пурпурном фоне, благодаря которым она пользовалась славой первой красавицы среди змеиной аристократии.
Охотницы на этот раз были представлены в первую очередь Дримобеей, которую зовут лесной яраракусу, хотя вид ее совершенно не оправдывает такого названия. Присутствовали также: Сипо — искусный птицелов, красивой ярко-зеленой окраски; Радинея — темная змейка, не покидавшая болот и заводей; Бойпева, обладающая способностью сливаться с землей при появлении опасности; и, наконец, Тригемина и Эскулапия вместе с другими древесными обитательницами.
Однако не все виды ядовитых змей и ужей были представлены на Конгрессе, и их отсутствие требует особых пояснений.
Говоря о полном составе Конгресса, мы имели в виду присутствие большинства разновидностей и главным образом тех, которые пользуются «определенным весом». Еще на первом Змеином Конгрессе было установлено, что решение наиболее распространенных видов змей, составляющих парламентское большинство, получает силу закона, обязательного для всех. Только в этом смысле и говорится о полноте состава, хотя на Конгрессе, к сожалению, отсутствовала ярара Сурукуку, которую нигде не удалось разыскать; факт тем более прискорбный, что эта гадюка, достигающая иногда трех метров длины, является королевой Америки и одновременно носит титул вице-императрицы Всемирной Змеиной Империи, ибо лишь одна Королевская кобра превосходит ее размерами тела и силой яда.
Кроме Крусады, на Конгресс не явилась еще одна змея; но все гадюки делали вид, будто не замечают ее отсутствия.
И все же им пришлось обернуться, когда из-за листьев папоротника высунулась знакомая голова с большими, живо поблескивающими глазами.
— Можно? — непринужденно спросила гостья.
Словно электрический ток пробежал по телам гадюк,
настороженно вытянувших шеи при звуках этого голоса.
— Зачем ты притащилась? — в бешенстве зашипела Лансеолада.
— Тебе здесь не место! — воскликнула Золотая Уруту, впервые проявляя признаки оживления.
— Вон отсюда! Вон! — слышались отовсюду встревоженные голоса.
Но Террифике громким прерывистым шипением удалось восстановить тишину.
— Друзья! — сказала она. — Не забывайте, что мы находимся на заседании Конгресса, а законы его известны: здесь никто не имеет права прибегать к помощи силы. Входи, Анаконда!
— Золотые слова! — воскликнула Ньяканина с еле заметной иронией. — Благородное заступничество нашей королевы гарантирует твою безопасность. Входи, Анаконда!
И в пещере показалась миловидная головка Анаконды, а за нею потянулись два с половиной метра темных эластичных мускулов. Ответив Ньяканине понимающим взглядом, змея проползла мимо собравшихся и с тихим, удовлетворенным шипением свернулась рядом с Террификой, которую слегка передернуло от такого соседства.
— Я тебе мешаю? — вежливо спросила Анаконда.
— Нет, нисколько! — ответила Террифика. — Мне мешают мои железы, они слишком вздулись от яда…
Анаконда и Ньяканина снова переглянулись и стали внимательно слушать.
Враждебность собрания к появившейся гостье имела свои причины, о которых необходимо сказать несколько слов. Анаконда испокон веков была и останется королевой всех змей на земле, не исключая и знаменитого малайского питона. Она наделена исключительной силой, и нет существа из мяса и костей, способного выдержать ее смертельные объятия. Вся сельва прячется и замирает в испуге, когда зеленоватое десятиметровое тело с большими черно-бархатными пятнами медленно спускается с ветвистого дерева. В сознании своей силы Анаконда никого не удостаивает чувством ненависти, за одним, впрочем, исключением, — и неизменно сохраняет давнишнюю дружбу с человеком. Исключением являются ядовитые змеи, которые по вполне понятным причинам вызывают в ней глубокое отвращение. Вот чем объясняется шум, поднятый гадюками при появлении величавой Анаконды.
Правда, Анаконда родилась не в этой стране. Ее пригнало сюда в разлив, после долгих скитаний по пенистой Паране, и она охотно осталась в этом краю, завязав тесную дружбу с Ньяканиной и отлично поладив со всеми его обитателями. Она была еще очень молода и, конечно, не могла равняться со своими счастливыми десятиметровыми предками; однако ее два с половиной метра стоили целых пяти благодаря огромной силе этой замечательной змеи, которая в сумерки, резвясь, переплывает Амазонку, гордо поднимая над водой длинную, гибкую шею.
Итак, внимание Конгресса было отвлечено появлением Анаконды. Но тут взяла слово Атрос.
— Я думаю, пора начинать, — сказала она. — Прежде всего надо узнать, что случилось с Крусадой. Она ведь обещала быть здесь с минуты на минуту.
— Не совсем так, она обещала быть при первой возможности, — поправила Ньяканина. — Мы должны дождаться ее.
— Для чего? — возразила Лансеолада, даже не удостоив Охотницу взглядом.
— Как для чего? — воскликнула та, угрожающе подняв голову. — Нужно быть Лансеоладой, чтобы задавать такие вздорные вопросы… Мне надоело слушать всякие глупости! Можно подумать, что только ядовитые змеи и имеют здесь право голоса! Кроме этой дамы, — и она кончиком хвоста указала на Лансеоладу, — ни для кого не секрет, что от сведений, с которыми вернется Крусада, во многом зависит успех нашего плана… А еще спрашивают, для чего ждать!.. Хороши же мы будем, если на нашем Конгрессе верх возьмут умники, способные на такие вопросы!
— Выражайся повежливей, — сурово бросила Остроголовка.
Ньяканина быстро повернулась в ее сторону.
— А ты не суйся, куда тебя не просят!
— Выражайся повежливей, — с достоинством повторила маленькая змея.
Ньяканина взглянула на пылкую блюстительницу чести и разом сбавила тон.
— Моя крохотная сестричка права, — уже спокойно сказала она. — Прошу прощения, Лансеолада.
— Не за что! — злобно буркнула ярара.
— А я все-таки снова прошу у тебя прощения…
К счастью, в этот момент у входа в пещеру раздалось громкое шипение дежурившей Коралины.
— Вон ползет Крусада!
— Наконец-то! — радостно воскликнули члены Конгресса. Но их радость быстро сменилась крайним удивлением при виде огромной незнакомой змеи, показавшейся вслед за ярарой.
Пока Крусада устраивалась рядом с Атрос, незнакомка, медленно и с достоинством свернувшись, улеглась в центре пещеры и замерла в ожидании.
— Террифика! — сказала Крусада. — Принимай гостей! Она — из нашего племени.
— Конечно, все мы сестры! — поспешила заметить гремучая змея, с беспокойством поглядывая на незнакомку.
В это время змеи, сгорая от любопытства, уже обступили новую родственницу.
— Она, кажется, из рода ужей, — раздался голос с легким оттенком презрения.
— Ну, конечно, — подхватила другая змея. — Вы только поглядите, какие у нее круглые глаза.
— И какой длинный хвост!
— А кроме того…
Но вдруг шея незнакомки стала чудовищно раздуваться, и все замерли от ужаса. Это длилось не больше секунды; убрав свой капор, страшная змея, сдерживая ярость, обратилась к подруге:
— Крусада! Скажи, чтоб они держались подальше!.. Я за себя не ручаюсь.
— Да, да, оставьте ее в покое! — воскликнула Крусада. — Тем более что она спасла мне жизнь. И не только мне, но, может быть, и всем вам.
Пересуды смолкли. Затаив дыхание, Конгресс выслушал рассказ Крусады о встрече с собакой, о человеке в дымчатых очках, о хитроумном плане Кобры и ее ужасном укусе, который погрузил Крусаду в глубокий сон, и наконец о ее появлении в лаборатории.
— Итак, два наиболее опасных человека выведены из строя, — закончила она. — Теперь нужно убрать остальных.
— Или лошадей! — сказала Гамадрия.
— Или собаку! — прибавила Ньяканина.
— Я думаю, лошадей, — продолжала настаивать Королевская кобра. — И вот почему: пока живы лошади, достаточно одного человека, чтобы приготовить тысячи ампул с этой проклятой вакциной, которая сводит на нет действие нашего яда. Вы отлично знаете, возможность укусить в вену представляется не часто. Как хотите, но прежде всего нужно взяться за лошадей. А там видно будет! Ну, а собаки бояться — просто смешно! — прибавила она, косясь на Ньяканину.
Было ясно, что азиатская гостья и Ньяканина невзлюбили друг друга с первого взгляда. Кобра, которая своими повадками ядовитой змеи вызывала презрение сильной и ловкой Охотницы, платила ей злобой и глухой завистью. Давнишнее соперничество между ядовитыми и неядовитыми змеями угрожало еще сильнее обостриться на Конгрессе.
— Ну, а я думаю, — ответила Ньяканина, — что в этой борьбе лошади и люди — дело второстепенное. Как ни легко нам уничтожить и тех и других, эта легкость — ничто по сравнению с той, с которой станет уничтожать нас собака, как только люди по-настоящему возьмутся за дело. А что они в ближайшее время устроят на нас облаву, в этом можете не сомневаться. Собака, которой не страшны никакие укусы, ни даже зубы этой сеньоры с капором на шее, — прибавила она, небрежно указывая на кобру, — враг более страшный, чем можно себе представить; ведь она обучена охоте на змей. Ну, а ты как считаешь, Крусада?
Участницам Конгресса была хорошо известна тесная дружба, которая связывала Охотницу и Крестовую змею; дружба эта была основана на глубоком взаимном уважении двух родственных интеллектов.
— Я согласна с Ньяканиной, — ответила Крусада. — Если они спустят на нас собаку — мы погибли.
— Нужно опередить их! — возразила кобра.
— Все равно не успеем!.. Я решительно разделяю мнение кузины.
— Я была уверена в этом, — спокойно сказала Ньяканина.
Подобной наглости Гамадрия выдержать уже не могла, и ярость горячей волной прилила вместе с ядом к ее зубам.
— Не знаю, насколько права эта болтливая дамочка, — вспылила она, бросив косой взгляд на Ньяканину, — но в настоящее время опасность существует лишь для нас, ядовитых змей, несущих Человеку смерть. Ужам и удавам отлично известно, что люди их не боятся, ведь они безвредны и не способны внушить к себе страх.
— Отлично сказано! — раздался голос, которого до сих пор не было слышно.
В спокойном звучании этого голоса Гамадрии почудилась тонкая насмешка, и, с живостью повернув голову, она увидела два блестящих, приветливо смотревших на нее глаза.
— Это ты мне говоришь? — спросила она с презрением.
— Да, тебе, — последовал короткий ответ. — У тебя что ни слово, то откровение!
Королевская кобра опять уловила легкую насмешку в тоне незнакомки и, видимо силясь что-то припомнить, кинула быстрый взгляд на собеседницу, которая, свернувшись, лежала в глубине пещеры.
— Ты Анаконда?!
— Она самая, — подтвердила змея, слегка наклонив голову. Но Ньяканине не терпелось раз и навсегда выяснить положение.
— Минуточку! — воскликнула она.
— Нет! — прервала ее Анаконда. — Разреши уж мне, Ньяканина! Когда природа наделила тебя красивым, сильным и гибким телом, ты, как все врожденные борцы, побеждаешь врага в честном бою, надеясь лишь на крепость своих нервов и мускулов. Так охотятся ястребы, рыси, тигры, — словом, все благородные представители животного царства, в том числе и мы. Но неуклюжие, глупые твари, неспособные принять открытый бой, пускают в ход ядовитые клыки, они убивают из засады, как эта чужестранка, которая пытается поразить нас своей необыкновенной шляпкой.
И действительно, Королевская кобра, вне себя от ярости, чудовищно раздула шею, готовясь броситься на дерзкую Анаконду. Но тут весь Конгресс угрожающе встрепенулся.
— Осторожнее! — раздалось сразу несколько голосов. — Депутаты неприкосновенны!
— Долой капюшон! — закричала Атрос, глаза которой загорелись как угли.
Кобра обернулась с яростным шипением.
— Долой капюшон! — вторили Лансеолада и Золотая Уруту.
Сначала у кобры мелькнула безумная мысль очертя голову броситься на соперниц и одну за другой разорвать их в клочья. Однако, сообразив, что ей предстоит схватка с целым Конгрессом, она медленно опустила капюшон и злобно прошипела:
— Ладно! Конгресс есть Конгресс, но когда он кончится… лучше не задевайте меня!
— Никто и не думает тебя задевать, — сказала Анаконда.
Кобра повернулась к ней, задыхаясь от ненависти.
— Где уж тебе, ведь ты боишься меня!
— Я?.. Боюсь… — ответила, наступая на нее, Анаконда.
— Спокойно! Спокойно! — снова закричали все. — Мы подаем дурной пример! Давайте же решим наконец, что нам делать!
— Давно пора! — сказала Террифика. — У нас два плана: один предложен Ньяканиной, другой — выдвигает наша новая союзница. Начать ли нам с собаки, или бросить все силы на лошадей?
Нужно сказать, что хотя большинство и склонялось, в сущности, к первому плану, внешность, размеры и сообразительность азиатской змеи уже успели произвести на Конгресс весьма благоприятное впечатление. Все были в восторге от смелого нападения кобры на работников института; и хорош ли, плох ли ее новый план, но именно кобре обязаны змеи уничтожением двух человек. К этому надо прибавить, что, кроме Ньяканины и Крусады, уже побывавших в деле, ни одна из гадюк даже не представляла, каким страшным врагом была для них собака, обученная охоте на змей и невосприимчивая к укусам. Вот почему в конце концов восторжествовал план Королевской кобры.
Было решено выступить в поход немедленно, не глядя на поздний час, ибо быстрота действий становилась вопросом жизни или смерти.
— Итак, в бой! — сказала гремучая змея. — Кто еще желает высказаться?
— Никто! — крикнула Ньяканина. — Но как бы не пришлось нам раскаяться!
И ядовитое скопище, непрерывно растущее за счет все новых и новых змей, выползавших из пещеры, устремилось к институту.
— Еще два слова! — только и успела предупредить Террифика. — Пока длятся боевые действия, будем считать, что мы на заседании Конгресса и одна для другой неприкосновенны. Понятно?
— Да, да! Хватит разговоров! — зашипели все. Когда Анаконда обогнала Королевскую кобру, та сказала, мрачно глядя ей прямо в глаза:
— Но зато потом…
— Я к вашим услугам! — весело оборвала ее Анаконда, стремительно бросаясь вперед.
X
Персонал института, не смыкая глаз, бодрствовал у постели больного, ужаленного ярарой. Приближался рассвет. Новый директор высунулся в окно, наслаждаясь теплым дыханием ночи, и ему почудился снаружи какой- то шум. Он прислушался.
— Кажется, в конюшие… Пойдите взглянуть, Фрагосо.
Фрагосо зажег фонарь и вышел. Остальные настороженно молчали.
Не прошло и минуты, как во дворе раздались поспешные шаги, и появился Фрагосо, бледный от страха.
— В конюшне полно змей! — сказал он.
— Полно? — переспросил новый директор. — Как это?.. Что случилось?
— Не знаю…
— Пошли!
И они выбежали из комнаты.
— Дабой! Дабой! — окликнул директор собаку, которая лежала под кроватью больного, тихонько повизгивая во сне…
Ворвавшись в конюшню, люди увидели при свете фонаря обезумевших лошадей, которые копытами отбивались от целого скопища змей, наводнивших помещение. Животные ржали и брыкались, опрокидывая кормушки, а гадюки, словно руководимые каким-то высшим разумом, яростно жалили животных и ловко уклонялись от их ударов.
Люди сгоряча бросились в самую гущу. Ослепленные светом, змеи на мгновение растерялись, но затем, шипя, снова ринулись в атаку, толком не зная, на кого нападать, потому что все, и люди и кони, смешались в одну кучу.
Сотрудников института со всех сторон окружали змеи. Фрагосо почувствовал удар ядовитых клыков о край сапога, под самым коленом, и мгновенно обрушил на врага гибкую упругую трость, с которой никогда не расстаются жители сельвы. Другую змею разрубил надвое новый директор, а один из сотрудников размозжил голову большой змее, которая с быстротой молнии обвилась вокруг шеи Дабоя.
Все длилось не больше десяти секунд. Удары с бешеной силой сыпались на змей, а они по-прежнему неудержимо лезли вперед, кусая грубые сапоги и норовя вскарабкаться по ногам. Конское ржание, крики людей, собачий лай и грозное змеиное шипение далеко разносились вокруг; напор атакующих становился все сильнее и сильнее, как вдруг Фрагосо, погнавшись за огромной змеей, которая показалась ему знакомой, с разбега споткнулся и упал, вдребезги разбив фонарь. Конюшня погрузилась в полный мрак.
— Назад! — закричал директор. — Дабой, ко мне! — Люди устремились назад, во двор, увлекая за собой собаку, которой лишь чудом удалось стряхнуть с себя целый клубок разъяренных змей.
Выскочив из сарая, беглецы переглянулись. Все были бледны и задыхались от усталости.
— Чертовски странно… — пробормотал директор. — Никогда я не видел ничего подобного… Что происходит со здешними змеями? Вчера нападение двух змей, словно заранее рассчитанное с математической точностью- Сегодня… К счастью, они не знают, что своим нападением спасли жизнь наших лошадей… Скоро рассвет, и тогда змеям не поздоровится.
— Мне показалось, что среди них была и Королевская кобра, — заметил Фрагосо, перевязывая нывшую от усталости кисть руки.
— Верно, — подтвердил кто-то из служащих. — Я хорошо разглядел ее. А с Дабоем все в порядке?
— Да, но пес здорово искусан… К счастью, он выдерживает любую дозу.
И снова люди вернулись к больному, дыхание которого заметно улучшилось. Теперь у него выступил обильный пот.
— Начинает светать, — сказал новый директор, выглядывая в окно. — Вы, Антонио, оставайтесь здесь. А Фрагосо пойдет со мной.
— Арканы брать? — спросил Фрагосо.
— О нет, — ответил начальник, покачав головой. — Будь то другие змеи, мы бы мигом их переловили. Но эти ведут себя слишком странно… Возьмем палки и на всякий случай мачете.
XI
В поведении змей, напавших на Серотерапевтический институт, не было ничего странного. Ими руководила мудрость всего змеиного рода перед лицом смертельной опасности.
Когда разбился фонарь, и в конюшне внезапно наступила тьма, они поняли, что дальнейшее сопротивление невозможно, ведь скоро наступит губительный для них рассвет. Потеплевший влажный воздух возвещал близость дня.
— Если мы промедлим еще минуту, — воскликнула Крусада, — нам отрежут пути отхода! Назад!
— Назад! Назад! — зашипели все в один голос. Толкаясь и налезая друг на друга, змеи устремились к выходу. Они ползли испуганной, беспорядочной массой, со страхом вглядываясь вдаль, где занималась бледная полоска зари.
Вскоре издалека послышался звонкий лай. Обессиленные беглецы остановились.
— Погодите! — закричала Золотая Уруту. — Давайте посмотрим, сколько нас осталось и что еще можно предпринять.
В неверном свете зарождавшегося дня они подсчитали потери. Под ударами копыт полегли восемнадцать змей, среди них и две коралловые красавицы. Атрос погибла под тростью Фрагосо, а Дримобея, бросившаяся на собаку, осталась на полу конюшни с размозженной головой. Кроме того, не хватало Остроголовки, Радинеи и Бойпевы. Всего погибло двадцать три участницы сражения. Те, кому удалось спастись, были покалечены, избиты, истоптаны копытами. Пыль, смешавшись с кровью, набилась под их измятые чешуйки.
— Вот вам и результаты похода! — горько сказала Ньяканина, остановившись на минуту, чтобы потереться головой о камень. — Прими мои поздравления, Гамадрия!
Охотница, однако, промолчала о том, что удалось ей услышать за дверью, когда она последней покидала конюшню. Вместо того чтобы убить лошадей, они спасли им жизнь: ведь несчастным животным как раз и не хватало змеиного яда.
Когда иммунизация лошади не закончена, яд ей так же необходим, как и вода, и животное гибнет, не получая его в достаточном количестве.
Вдруг позади снова раздался лай собаки, бежавшей по змеиному следу.
— Мы пропали! — закричала Террифика. — Что делать?
— В пещеру! — хором зашипели змеи и ринулись вперед.
— Вы с ума сошли! — крикнула Ньяканина, устремляясь за ними. — Вас же всех перебьют! Это — верная гибель! Послушайтесь меня: нужно расползтись в разные стороны!
Беглянки в нерешительности остановились. Охваченные страхом, они смутно понимали, что это было единственное средство спасения, и, обезумев, озирались по сторонам. Еще один, только один довод — и все последуют совету Ньяканины,
Но Королевская кобра, сгорая от унижения и стыда после новой неудачной попытки добиться превосходства над другими, задыхаясь от ненависти к враждебной стране, предпочитала погибнуть, лишь бы обречь на верную смерть остальных представительниц Змеиной Империи.
— Ньяканина сошла с ума! — воскликнула она. — Если мы располземся кто куда, сопротивление станет невозможным и нас легко перебьют поодиночке… А там — другое дело! В пещеру!
— Да, в пещеру! — ответила охваченная ужасом колонна, срываясь с места. — В пещеру!
Ньяканина поняла, что змеи шли на смерть. Но даже теперь, несмотря на ссадины, раны и дикий, безумный страх, они были готовы принести себя в жертву. И, гордо подняв голову, Охотница вместе с другими устремилась навстречу смерти, хотя при ее быстроте ей ничего не стоило спастись бегством.
Вдруг она почувствовала, что кто-то скользит рядом с ней, и обрадовалась, узнав Анаконду.
— Видишь, — сказала, растягивая пасть в улыбке, Ньяканина, — во что втравила нас эта проклятая чужестранка.
— Да, вредная тварь… — пробормотала Анаконда, не отставая от приятельницы.
— А теперь всех вместе ведет на убой!..
— Уж кому-кому, а ей не придется испытать этого удовольствия, — многозначительно ответила Анаконда, и обе змеи поспешили догнать колонну.
Вот наконец и пещера.
— Одну секунду! — Анаконда выступила вперед, и глаза ее сверкнули от возбуждения. — Вы не знаете, а я знаю наверняка, что через десять минут одной из нас придется умереть. Ведь заседание Конгресса кончилось, не так ли, Террифика?
Последовало продолжительное молчание.
— Да, — еле слышно пробормотала Террифика, — кончилось…
— В таком случае, — продолжала Анаконда, оглядываясь по сторонам, — прежде чем умереть, я хотела бы… А-а… так будет лучше, — удовлетворенно закончила она, увидав Королевскую кобру, которая медленно надвигалась прямо на нее.
Момент для поединка был не совсем подходящий.
Но, с тех пор как существует мир, ничто, даже угрожающее присутствие человека, не в силах помешать гадюкам и Охотницам сводить личные счеты.
Начало схватки оказалось удачным для Королевской кобры: ее клыки по самые десны вонзились в шею Анаконды. Но Анаконда с удивительной ловкостью ответила на этот почти смертельный укус, — как бичом, хищно взмахнув телом, она обвилась вокруг разъяренной Гамадрии, у которой сразу перехватило дыхание. Казалось, Анаконда сосредоточила в этом объятии весь огромный запас своих жизненных сил, тесней и тесней сжимая стальные кольца; но Королевская кобра не выпускала добычи, и Анаконда почувствовала, как хрустнули ее шейные позвонки под зубами врага… Она сделала отчаянное усилие, и эта последняя вспышка воли решила исход борьбы в ее пользу. Истекая слюной, кобра медленно разжала челюсти, и, Анаконда, высвободив голову, вцепилась клыками в обмякшее тело жертвы.
Она была уверена, что соперница уже никуда не уйдет, и ее острые зубы, поднимаясь все выше и выше, короткими и хищными рывками, как тряпку, терзали обессилевшее тело кобры. Челюсти Анаконды добрались до капюшона, миновали его, достигли горла, поползли дальше и сомкнулись наконец на черепе полумертвой Гамадрии. Раздался хруст раздробленных костей.
То был конец. Анаконда разжала стальные кольца, и грузное тело Королевской кобры безжизненно скользнуло наземь.
— Вот теперь можно и умереть… — прошептала Анаконда, падая бездыханной на тело азиатской гадюки.
В этот момент недалеко от них раздался звонкий лай собаки.
И змеи, которые еще десять минут назад, обезумев от страха, осаждали вход в пещеру, вдруг почувствовали, как пламя смертельной ненависти к покорителям сельвы бешено заплясало перед их глазами. Они решили принять бой.
— Войдем в пещеру, — предложил, однако, кто-то из них.
— Нет, здесь! Умрем здесь! — зашипели все в один голос.
И у подножия каменной стены, которая полностью отрезала пути отхода, все как одна, свернувшись клубком, замерли в томительном ожидании, высоко подняв голову и глядя вперед горящими как угли глазами.
Ожидание было недолгим. В мертвенном свете зарождавшегося дня, на фоне темного леса, внезапно выросла высокая фигура директора, а за ним показался Фрагосо с собакой, которая, обезумев от ярости, бешено рвалась вперед.
— Конец! На этот раз не уйти! — пробормотала Ньяканина, вложив в эти слова всю свою горячую привязанность к жизни, с которой предстояло расстаться. И она рванулась навстречу собаке, с пеной у рта летевшей прямо на них. Дабой уклонился от удара и яростно набросился на Террифику, которая тут же вонзила клыки в его морду. Пес исступленно завертел головой, стараясь стряхнуть гремучую змею, но все было напрасно.
Нойвид, изловчившись, вцепилась животному в брюхо, но в этот момент подоспели люди. В одну секунду Террифика и Нойвид упали на землю с перешибленными хребтами.
Золотая Уруту была разрублена надвое, так же как и Сипо. Лансеоладе удалось впиться зубами в язык собаки, но не прошло и секунды, как меткий удар трости рассек ее на куски, и она повалилась в траву рядом с Эскулапией.
Схватка, вернее избиение, продолжалась с неослабевающей силой под громкое шипение змей и хриплый лай вездесущего Дабоя. Собака и люди не знали пощады. Без стона погибали змеи одна за другой; с перекушенными затылками и перебитыми позвонками, они безжизненно лежали у входа в пещеру, где недавно заседал их последний Конгресс. Последними пали Крусада и Ньяканина.
И никого не осталось. Люди присели отдохнуть, глядя на груду мертвых змей, еще недавно наводивших ужас на сельву. Дабой, тяжело дыша, улегся у их ног, ослабев от яда, несмотря на свой сильный иммунитет. Он получил шестьдесят четыре укуса.
Когда люди встали, собираясь уходить, они впервые заметили Анаконду, которая начала проявлять признаки жизни.
— Как попал сюда этот удав? — удивился новый директор.
— Они редко встречаются в этих местах… Судя по всему, он сцепился с Королевской коброй и по-своему отомстил ей за нас. Спасти его трудно, он сильно искусан… Но это наш долг. Придется его забрать. Возможно, и он спасет нас когда-нибудь от своих ядовитых собратьев.
И они ушли, взвалив на плечи палку с привязанной к ней Анакондой. А она, обессилев от ран, думала в это время о Ньяканине, судьба которой могла бы сложиться гораздо счастливей, не будь в этой маленькой змейке столько гордости и презрения к смерти.
Анаконда не умерла. Целый год прожила она у людей, наблюдая их жизнь и присматриваясь ко всему с большим любопытством. Но однажды ночью она ушла. Долгие странствия Анаконды вверх по течению до Гуайры и к Озеру смерти, где Парана сливается с Мертвой рекой; ее удивительные приключения и второе путешествие вместе с младшими братьями по мутным водам большого паводка — вся эта бурная жизнь в зеленых зарослях Параны будет описана нами в другом рассказе.