В новом училище Витька боялся совсем не дедовщины.
К дедовщине приучила школа, и Витька уже знал, что нужно делать, как говорить, как стоять и как смотреть, чтобы если и били потом, то для проформы. Более того: получить по балде было уже не так страшно как в первый, тем более во второй – и особенно в третий и четвёртый раз. И, наконец, Витька умел отличать тех, против кого дёргать бесполезно от других, которым надо вломить, причём на раз, чтобы из носа брызнуло – и ничего тебе за это не будет, ибо эти другие – случайные придурки, выпавшие из системы воспитания настоящих мужчин.
Нет, совсем не это тревожило Витьку и мешало ему спать по ночам. А когда он забывался под утро, его долговязое нескладное тело корчилось от одного и того же кошмара.
Урок физкультуры. Турник. А на турнике он, Витька, болтается, как дерьмо в проруби, не в силах не то что сделать подъём с переворотом, но даже подтянуться.
Витьку угнетала не двойка, которой ему было не избежать. Не насмешки, а то и дружный гогот класса. А чувство безысходности.
Сначала он думал, что ему нужно больше тренироваться. Бросил книги. Выспросил у вечно занятого отца, как нужно правильно отжиматься от пола, упросил купить пару гантелей. Но, во-первых, хватило его от силы на неделю занятий. Во-вторых, после этой недели ничего не изменилось. В лучшую сторону.
И он ходил после уроков к физруку. Краснея, просил исправить оценку. Говорил, что уходит из школы и не будет больше позорить класс…
Физрук был нервным, усатым и тоже, как отец, занятым. Он ничего не ответил Витьке, но поставил ему заочно тройку.
И вот – училище. Новые учителя. Новая группа – не какой-нибудь там класс. Русский – нормально. Литература – интересно. Физика – есть у кого списать. История – хоть сто порций. И… физкультура. Пока, слава богу, лёгкая атлетика.
Бегал Витька тоже плохо, но стометровку на тройку вытянул.
Да новый физрук особенно-то и не привязывался к пацанам из его потока. Потому что настоящий физрук ещё не вышел из отпуска.
– Вешайтесь, духи, – моногообещающе подмигивали старшаки. – Вот придёт Осич…
Осич явился первого октября. С ходу предложил старосте спортивной группы «снять тряхомудию», коей была назван шерстяной джемпер. Полчаса гонял парней по спортзалу. Подкалывал, с завидным упорством делая неправильное ударения в фамилиях и коверкая оные.
«Ушлёпок, – подумал Витёк. – Настоящий…».
После разминки играли в баскетбол. Витёк с убойных позиций трижды промазал по кольцу, и Осич поставил его в защиту, припечатав командой: «Стой и поднимай руки, когда бросают. Мяча от греха подальше лучше лишний раз не касайся».
На следующем уроке играли в мини-футбол.
И Витёк через пару минут игры перекочевал всё в ту же защиту.
При этом Осич поинтересовался, сможет ли Витька отличить мяч от ноги.
Защитник угрюмо промолчал.
Потом был волейбол.
И Витька уже начал осваиваться на защитных рубежах, как вдруг…
– После ноябрьских – снаряды! – объявил Осич перед праздником и глаза его засияли.
Физрук был блестящим гимнастом. Рассказывали, что он служил в спецвойсках, потом окончил институт и начал спортивную карьеру, но получил травму и таким образом попал сюда.
На праздниках Витька был столь невесел, что мама дважды заставляла его мерить температуру. Отец отправил укладывать дрова. А старший брат посоветовал завести девушку.
Дрова были уложены. Температура в норме. А девушки в сторону Витька, прямо скажем, не блещущего ни красотой, ни какими-то способностями смотрели, если только из любопытства, с которым дети созерцают в зоологических садах цапель и павианов.
Первый после праздников день не стал для Витьки судным. Урока как такового не было. Мальчишки затаскивали в спортзал инвентарь, а Осич что-то там прикручивал, привинчивал, прикреплял к петлям, вколоченным в пол.
– Маты! – орал Осич. – Двадцать разделить на четыре и распределить между снарядами.
Снарядами были: конь, козёл, стойки для прыжков в высоту. И турник.
Прошло ещё три дня.
И вот настал урок, на котором после переклички Осич объявил, что начинается…
Этого слова, которое Даль предлагал заменить на «ловкосилие», Витька предпочёл бы не слышать никогда.
– Сегодня мы будем прыгать через козла и через коня, – возвестил между тем Осич.
Через козла прыгали для разминки. Впрочем, уже здесь Витёк убедился, что в своей гимнастической бесталанности не одинок. Рыжий парень из параллельной группы затоптался у мостика дольше положенного и, оттолкнувшись, врезался в козла той самой частью тела, которая в мужском варианте символизирует собой в том числе и упрямство. В том числе и козлиное.
– О вкусах не спорят, – буркнул при этом Осич и выкрикнул по списку фамилию Витька.
Над рыжим смеялся и Витька, но уже через пять минут всё той же частью тела, что и рыжий, проехался вдоль коня, увы, не живого и, ура, не стального.
Осич неожиданно разозлился и скинул тонкую олимпийку.
– Оба-на, – пронеслось в младшей группе.
Полутораметровый физрук мигом превратился в бугристого и жилистого атлета.
– Вот!
Осич легко оттолкнулся от мостика ногами, от середины коня руками и мягко приземлился на мат.
– Или вот. Для начинающих…
На этот раз Осич оттолкнулся руками от коня два раза.
Потом повернулся к Витьку:
– Повтори.
Это был, наверное, худший прыжок за всю историю гимнастики и кавалерии, но через коня Витёк перескочил.
– Дело, – кивнул Осич и выкрикнул по списку следующего.
На коне из-за рыжего застряли и провели остаток урока.
«Дальше – турник или прыжки?» – лихорадочно думал Витька, словно это что-то существенно меняло.
Дальше были прыжки.
Для начала Осич поставил смехотворную высоту, которую и девочки в бывшем классе Витьки, бывало, перепрыгивали. Витька же, с его оглоблями, высоту эту просто перешагнул, за что неожиданно получил от Осича втык.
– Прыгать. И прыгать, как я сказал. Иначе через пять сантиметров опять будешь закалять…
И Осич кивнул туда, где после коня ещё побаливало.
Витька пожал плечами и прыгнул. Да все прыгнули.
Физрук поставил планку на пять сантиметров выше. И снова прыгнули все. Только рыжий спёкся.
Осич очередной раз всё усложнил.
На этот раз через планку улетела где-то половина. Другая половина улетела вместе с планкой.
Гимнаст не унимался.
Новую высоту, кроме Витька, взяли ещё трое.
Следующий барьер перемахнул только он.
– А ну-ка… – задумал что-то Осич.
Но тут прозвенел звонок.
– Виктор, подойди сюда, – скомандовал физрук.
– Дело такое, – продолжил он через минуту. – Завтра в училище соревнования по прыжкам в высоту. Надо бы от младшей группы представителя. Ты как?
Витька потерял дар речи. Но ответа и не требовалось. Физрук уже вносил его в какой-то список, достав из кармана маленькую записную книжку.
– В пятнадцать тридцать чтобы был как штык. Надо будет с уроков раньше уйти, уйдёшь, на меня сошлёшься. Соревнования в четыре. Полчаса на разминку и пробные прыжки. Больше метра десяти на разминке не прыгай. Всё.
Не прощаясь, Осич отправился в тренерскую.
Далее ощущение реальности покинуло Витька. И в себя он пришёл, по сути, только после соревнований, которые запомнил на всю жизнь.
Девчонки, сидящие вдоль стен спортзала на скамейках.
Вальяжные старшаки в модных спортивных костюмах, с видом звёзд разминающиеся в центре зала. И он сам. Долговязый, нескладный, в смешных серых трико с тонкими белыми лампасами и спрятанными в дешёвеньких кедах резиночками. В белой отцовской майке из числа тех, которые можно увидеть только в старых фильмах про деревню.
Его никто не принимал всерьёз. Над ним даже не смеялись. Его просто не замечали. А он брал высоту за высотой. Тем временем из пятнадцати участников выбыл один, другой, трое, сразу пять человек. И остались четверо.
– А мальчик-то – молодец, – громко и очень женственно сказала первая красавица училища, которая сидела за судейским столиком, окружённая свитой. – Давай, мальчик! Буду за тебя болеть. Один из младшей группы против всех. И гляди…
Эхо спортзала таинственно вторило её словам.
Со злости ещё двое страшаков срезались на следующей высоте. А один прыгнул. И прыгнул Витька. От счастья. Потом старшак прыгнул, а Витька сбил планку. И отвернулся от судейского столика, чтобы оттуда не видели его злых мужских слёз.
– Второе место… – возвестила первая красавица, после чего физрук вручил ему грамоту и крепко пожал руку. – А это приз зрительских симпатий.
И она поцеловала Витьку своими красивыми пухлыми губами в дёрнувшуюся судорогой щёку.
А на следующем уроке был турник. И Витька болтался на перекладине.
– Ы-ы-ы! – ржал рыжий, который, на этот раз блеснул, сам вызвался первым и несколько раз сделал солнышко.
Витька разжал руки.
– Пять, – возвестил Осич.
В спортзале наступила гробовая тишина.
– За что пять-то? – взвизгнул рыжий.
Осич пожал плечами.
– Не знаю ни одного гимнаста с такими ногами. А прыгуна знаю.
– Да он как дерьмо…
– Это ты как дерьмо, – резюмировал Осич и выкрикнул на снаряд следующего.
После урока в раздевалке все, кроме Витька, сунули рыжему по разу. А староста спортивной группы сунул рыжему два раза.
Потом Витька на время потерялся. И не в переносном смысле. Дедовщина, которой он не боялся, всё-таки нет-нет, да и заявляла о себе. И первыми обычно давят лучших. А он уже почему-то не мог отвечать вполсилы.
Когда Витька вернулся на учёбу, северную землю уже сковал мороз и покрыл снег. Физкультура теперь была на лыжах. Младшая группа вперемежку со старшаками сидела за столом лыжной базы в подвале училища. Осич наливал из самовара чай. Не хватало стаканов, и поэтому их после пары глотков передавали по кругу.
– Ого, взрослеешь! – приветствовал физрук Витьку, лицо которого украшали пожелтевшие, но заметные «очки» под глазами. – Садись чай пить.
– Так, мужики, – объяснял Осич через минуту. – Норматив – три кэмэ, но мы пойдём пять. При условиях, близких к боевым. Ветер северный. Мороз – минус пятнадцать. Идём по реке двумя группами. Встречаемся…
Они встретились через двадцать лет.
У супермаркета, с крыльца которого спускался подвыпивший Осич, припарковалась новая машина. Из неё выбрался солидный, но бесконечно усталый и растерянный какой-то мужчина.
– Гимнаст, твою мать! – безо всякого приветствия заорал бывший физрук. – Второе место по прыжкам в высоту!
На них оборачивались прохожие и смотрели на усталого и растерянного мужчину так, как на него давно уже никто не смотрел.