Феликс проснулся без будильника, в половине шестого утра. Посмотрев на часы, он поднялся и начал расталкивать Артёма:
— Вставай, соня — грибы проспим.
— Палёна мышь! Ты чего, рехнулся в такую рань будить? То на рыбалку — ни свет ни заря… то — за какими-то дурацкими грибами. Дай поспать! — шёпотом отбрехнулся Тёмка, не открывая глаз.
— Забыл? Мы же с утра решили идти.
— Кирпич, а попозже нельзя?
— Можно, но только за счёт завтрака.
— Ну, его к лешему этот завтрак — разбудишь, перед выходом.
— Как знаешь. Ты точно есть не будешь?
Ответа не последовало.
Тихонько, чтобы никого не разбудить, Феликс привёл себя в порядок, перекусил и упаковал в дорогу сухой паёк. Потом налил дополна офицерскую фляжку из ведра с колодезной водой, достал в чулане две просторные корзины из ивовых прутьев и пошёл поднимать друга.
В 6 часов ещё прохладного утра 23 июля, стараясь не шуметь, ребята покинули дом, и вышли на улицу. Тёмка никак не мог отойти от сна — его непромытые глаза были заспаны, а лицо выражало страдание, но потихоньку и он стал оживать. Пройдя вдоль дачных заборов метров двести, ребята свернули за угол и вскоре вышли на опушку леса.
— Пора разойтись в стороны, а то на одни и те же грибы будем натыкаться, — сказал Кирпич, и мальчишки углубились в лес, держась поодаль.
Мокрая от росы утренняя трава им не мешала — на обоих были обуты высокие кожаные «ленд-лизовские» ботинки, прозванные «говнодавами». Они в отличие от отечественных аналогов не промокали и не изнашивались.
Скоро стали попадаться первые грибы. Сначала сыроежки, потом маслята с козлятами и подберёзовики. Ребята исправно срезали их перочинными ножиками, проверяли на червивость и складывали в корзины. За час они углубились в лес километра на три и вышли к озерцу. Артём сполоснул лицо и развалился на бережку.
— …Кирпич, дай пожрать, а то я впопыхах даже не успел ничего в топку забросить.
— А ко-ко ни хо-хо? Да тебя подъёмным краном из постели не вытащить было.
— Ну, тогда я спал, а сейчас проголодался.
— Знаешь что, господ нет — нечего было дрыхнуть. Всё надо вовремя делать — нам ещё ходить и ходить, так что перекусим часов в девять, не раньше.
— Ну, ты и зануда! Подумаешь, проспал… ладно, не жидись, дай бутерброд.
— Ешь, на здоровье. Только потом мне в рот не заглядывай. — Феликс протянул товарищу свёрток с едой.
— Не ссы в компот — там ягод много. Смотреть в рот тебе не буду — всё равно поделишься своей половиной, — расхохотался Тёмка.
Увидев, что предусмотрительный Феликс запасся шестью сдвоенными бутербродами, Хмельницкий удовлетворенно крякнул и в два укуса уничтожил толстый ломоть хлеба с сыром. Запив еду водой из фляжки, он ожил и засобирался дальше.
— Скоро берёзовый лес. Там белые и подосиновые должны пойти, — сказал Феликс, знавший окрестности вдоль и поперёк.
Переговариваясь и подбирая на пути грибы, ребята очутились в редком березняке, перемежавшемся опушками. Здесь их ждала удача — то и дело попадались молоденькие подосиновики, потом пошли и белые. Мальчишки и не заметили, как их корзины дополнились отборными грибами по самый край. Пришло время трапезы. Они сели на поваленное дерево, и Феликс развернул успевший промаслиться пакет с бутербродами, которые они умяли со зверским аппетитом.
— По пути назад придётся грибы по карманам рассовывать, — пошутил Тёмка. — Может, проведём селекцию, как дедушка Мичурин, — оставим здесь сыроеги с маслятами, а то белые девать некуда.
— Жалко ведь.
— Жалко, знаешь где? У пчёлки в жопке.
Артём начал аккуратно вынимать из верхней части корзины белые и подосиновики, выкладывая их в рядок на траву. Запасливый Феликс без охоты последовал примеру друга. Когда благородные грибы закончились, он с видимым сожалением освободил корзину от грибов попроще и аккуратно сложил назад крепыши с бордовыми и коричневыми шляпками.
— Вот так-то лучше, — резюмировал Хмельницкий, закончив ту же операцию.
Назад к дачному посёлку они вышли усталыми и счастливыми — в руках у них были доверху наполненные корзины.
— Отдадим трофеи, пообедаем и гоним купаться, — приободрился от грядущего удовольствия Артём.
— Ага.
Хмель шёл впереди. Не оборачиваясь, он продолжил:
— А классно мы сегодня выступили!
Около ребят притормозили две «эмки». В каждой сидело по трое молодых, здоровых мужчин. Окно первой машины открылось, и улыбающийся шофёр спросил Хмельницкого:
— Вы что, в этом лесу столько грибов накосили?
— Не… мы далеко ходили. Километров за пять отсюда.
Мужчины высыпали наружу и обступили ребят, цокая языками. Позади себя Артём услышал голос:
— Улов-то поближе покажи.
Тёмка повернулся, гордо поднял кузов к лицу вопрошавшего и вдруг заметил, что корзинка Феликса валяется на земле, грибы из неё высыпались на дорогу, а самого Кирпича два здоровых мужика уминают на заднее сидение автомобиля. Он ещё ничего не успел толком сообразить, как чьи-то крепкие руки плотно подхватили его и запихнули в другую машину.
— Не бузи, пацан. Ты арестован, — донёсся до него стальной голос, и Артём сразу затих.
«Эмки» развернулись и погнали в сторону Москвы. На обочине поселковой дороги остались сиротливо лежать две опрокинутые корзины, вокруг которых всё было усыпано белыми и подосиновиками.
Другие грибы в этот урожайный день ребята оставили в лесу.
* * *
Комендант госдачи «Зубалово» Василий Даранов зашёл в хозблок и направился к токарному станку, за которым Ваня Микоян мастерил шахматы. Юный столяр-краснодеревщик, с головой погружённый в работу, ловко орудовал инструментом. Острое лезвие резца, ведомое уверенной и уже довольно опытной рукой, то врезалось в зажатую в станке и быстро вращавшуюся деревянную заготовку, то плавно выходило из неё. Прямо на глазах у капитана госбезопасности из куска дерева рождалась шахматная фигура. В помещении стоял шум, и попахивало горелым. Ванины чёрные волосы и футболку обильно усыпали размельчённые до состояния пыли опилки. Понаблюдав за процессом, Даранов слегка тронул парня за плечо. Ваня вздрогнул от неожиданности, отдёрнув стамеску от почти уже готовой фигуры. Обернувшись и увидев коменданта, он не спеша выключил станок и снял защитные очки. Когда шум стих — спросил:
— Что произошло, Василий?
— Не переживай, ничего не случилось. Просто ты нужен
— ?…
— Товарищ приехал и задаёт вопросы. По технике. А я не знаю, что отвечать. Ты у нас специалист… Вот я и пришёл за помощью.
— Спрашивайте. Что могу — расскажу, но только я вряд ли знаю больше электрика Коли.
— Знаешь, Ваня… точно знаешь. Пойдем в комендатуру, а то товарища неудобно сюда тащить — здесь пыль, и оглохнуть можно.
— Пошли.
Отключив питание станка и кое-как отряхнув опилки, Ваня направился вслед за чекистом. В кабинете Даранов отрекомендовал ему своего знакомого — сотрудника центрального аппарата НКГБ, Николая Александровича.
— Садись, Ваня, — комендант указал ему на свободное место. — Побеседуйте пока, а я займусь кое-какими делами.
Плотно закрыв за собой дверь, Даранов оставил слегка удивлённого сына Микояна наедине с улыбающимся молодым мужчиной, одетым в двубортный светло-серый летний костюм и белые парусиновые туфли с коричневыми дерматиновыми носами.
Покинув кабинет, комендант быстро зашёл в дежурку и приказал сержанту, несшему вахту:
— Срочно, по внутреннему, позвони на дачу и позови к телефону Серго. Когда тот возьмёт трубку, скажи, что Ваня попросил его как можно быстрее подойти в столярку.
Отдав приказ, Даранов вышел на двор и неторопливо направился к хозблоку. С Серёжей они столкнулись у его дверей.
— Привет, Серый. — Мягко встретил капитан младшего сына хозяина охраняемого им объекта.
— Здравствуйте, Василий. Что-нибудь стряслось?
— Да ничего серьёзного. Просто тебе надо помочь Ване, а он у меня в кабинете.
— Вы что, «козла» забиваете?
— Хм… Ну, почти.
— Так бы и сказали.
Как и его брат, бесхитростный мальчишка последовал в комендатуру, где увидел незнакомого мужчину и растерянного Вано.
— Познакомься, Серго. Это мой коллега — Николай Александрович.
Мальчишка вежливо поздоровался и представился. В ответ то же самое сделал гость и предложил ему занять свободный стул. Когда «Голод в Абиссинии» уселся, московский чекист, как бы продолжая прерванный разговор, сказал:
— …В общем, ребята, вам надо на десять минут подъехать со мной в наркомат, чтобы провести опознание пистолета. Без этой процедуры мы не можем закрыть уголовное дело об убийстве Уманской.
— Раз надо, значит надо, — ответил за двоих старший брат. — Давай, Серёга, предупредим маму, быстро переоденемся и… через десять минут уже будем тут.
Последние слова предназначались московскому чекисту. Сказав их, Ваня посмотрел на того, ожидая одобрительного кивка.
— Ребята, времени на сборы нет! Проблема опознания возникла в последнюю минуту. Знаете, как бывает — попался крючкотвор-прокурор, и очевидные вопросы требует документально подтвердить, поэтому меня так срочно и отрядили за вами. Поверьте, на площади Дзержинского вы больше трёх минут не задержитесь, а потом этой же лошадью мы вас мухой сюда домчим.
— Ваня… Сергей, — поддержал гостя комендант, с которым ребята за многие годы совместной жизни успели сдружиться. — Давайте, дуйте на всех парусах — скорее вернётесь.
— Ну, если надо — поехали, — согласился обязательный Вано и поднялся.
Вслед за ним встали остальные и направились к дверям здания, выходившим за пределы дачи. Рядом с палисадником братья увидели немного запылённую «эмку». Николай Александрович сел возле водителя, а ребятам жестом указал забраться в салон. Микоянчики без промедления расположились на заднем сидении. Взревел двигатель, и машина рванулась к Москве.
Они стремительно приближались к городу. Московские улицы, свободные от праздной публики, сиротливо пустовали. Через полчаса «эмка» выскочила к площади Дзержинского и затормозила у центральных ворот НКГБ. Массивный глухой стальной створ тотчас распахнулся, и машина исчезла в чреве здания. Заехав во внутренний двор Лубянского комплекса, она остановилась у неприметного подъезда. Николай Александрович неспешно покинул салон, велев братьям обождать, и исчез за местами облупившейся двустворчатой дверью. Вскоре оттуда вышел капитан внутренних войск и строгим голосом приказал ребятам следовать за ним. Мальчишки послушно выполнили команду. Зайдя внутрь, они оказались в длинном пустынном коридоре, застеленном затёртой ковровой дорожкой. В самом его начале была настежь открыта дверь, за которой находилась просторная комната.
— Направо, — скомандовал оперативник и, когда ребята повиновались, уже более миролюбиво продолжил: — Серго, ты жди здесь, а мы с Вано пойдём выполнять установленную процедуру. Её каждому из вас проходить порознь.
Оставшись один, Серёжа осмотрелся. Рядом с окном, метрах в полутора от подоконника, стоял казённый стол с задвинутым в него стулом. С другой стороны стола находились две привинченные к полу стальные табуретки. Большая часть пространства вдоль стены справа от окна занимала пошарпанная, длинная деревянная скамья с массивными подлокотниками. На ней мальчишка и устроился дожидаться свой очереди.
Прошло минут двадцать. Он уже успел пересчитать всех мух, с жужжанием осаждавших окно, и занялся изучением сетки трещин на противоположной стене. Вдруг из коридора послышались шаги, и на пороге показался незнакомый мужчина.
— Серго Микоян?
— Да.
— Пойдём.
Серёжа с видимым облегчением вскочил со скамьи и потянулся к выходу. Чекист пропустил его вперед.
— Следуй прямо по коридору. Нам до самого конца.
Метров через двадцать коридор закончился дверью с табличкой: «Приём арестованных».
* * *
Зажатый между двумя бугаями, Феликс всё равно видел в окно остающиеся позади берёзы и сосны. Он машинально отмечал знакомые повороты дороги и исхоженные десятки раз лесные опушки. Автомобили свернули с Успенского шоссе на Рублёвку. Произведя сложный арест, чекисты расслабились и начали развязно смаковать прелести новой машинистки оперативного отдела, налегая в описаниях на «две разваленные пухлые булки» в той части её туловища, что располагалась ниже спины. Потом они обсуждали недавний, первый в военное время, товарищеский матч по футболу между «Динамо» и ЦДКА, где поочерёдно блистали Константин Бесков и Алексей Гринин. Феликс их не слышал. Он был сдавлен этими злыми людьми и скован от ужаса. Слова — «ты арестован» — всё ещё не доходили до его сознания.
Теперь они ехали по Доргомиловке. Кирпич безотчётно улавливал привычные дома, мелькавшие на пути в неизвестность. Вот они миновали «Метрополь» и потянулись на подъём к зданию НКГБ, незыблемым утёсом нависшим над площадью Дзержинского. Когда машина обогнула этот дом и замерла у ворот со стороны Большой Лубянской, Феликс пришёл в себя — прямо над ним на солнце блестели четыре окна, приходившиеся на кабинет Петра Ивановича. Внутри у мальчишки всё оборвалось от вспыхнувшей надежды.
«Папочка рядом! И… может быть, его привезли на встречу с ним?!» — Феликс не понял, что привезли его в ТЮРЬМУ.
* * *
Ленька Барабанов пообедал и развалился на диване с книжкой про Ната Пинкертона. Резко зазвонил телефон. Он услышал, как кто-то пробежал в родительский кабинет, где на письменном столе стоял аппарат. Несколько секунд спустя дверь в комнату приоткрылась, и показалась голова сестры Тамары.
— Лёнь, тебя Ирка к телефону, — сказала она, ухмыляясь.
Парня будто сдуло с места. Грузно протопав по коридору, он подбежал к аппарату.
— Алё?!
В трубке хрипело, и Лёня едва расслышал:
— Привет Барабанов! У меня лишний билет на «Багдадского вора» горит. Мы с Галкой Лозовской собирались идти, а она сказала, что не может…
— Ир, ты?!
— Ну, да!
— Мы же два раза его видели?!
— Ну и что. Сегодня последний день в «Ударнике» крутят.
— А во сколько?
— Да уже через десять минут начало. Я жду тебя справа от входа в кассы… — Послышались короткие гудки.
Ленька стремглав помчался к себе и начал спешно одеваться. Показалось странным: «Когда Ирка успела простудиться? Голос-то вроде её, но глухой какой-то. Ладно, встретимся — всё разузнаю».
В дневной час около кинотеатра было совсем мало народа. Иры Бусаловой почему-то рядом не оказалось. В аппендиксе между «Ударником» и домом стояла «форд» с водителем за рулем. Барабан покрутился возле него, озираясь по сторонам в поисках своей любви. Кто-то подошёл сзади и жёстко взял его под локоть:
— Гражданин Барабанов, ведите себя тихо и садитесь в машину.
Лёнька было рыпнулся, но в это же мгновение его вторую руку намертво захватил другой молодой и сильный человек, выросший как из-под земли.
— Не трепыхайся, кому сказали?! Госбезопасность! Ты арестован, — прошипел, как проорал, чекист.
В Лёнькином сознании ещё успели пронестись мысли о телефонном звонке, о голосе, похожем на Ирин, о какой-то страшной провокации, а стальные руки уже пригнули его голову и втолкнули в автомобиль.
* * *
В Зубалово пришло время обеда. В хозблок отправили официантку позвать детей к столу. Через пять минут она вернулась, никого там не обнаружив. Поискали в доме, покричали с крыльца — братьев, как след простыл. Их велосипеды стояли в гараже, а дежурные у ворот божились, что мальчишки не выходили за территорию дачи.
— Может, они как-то незаметно просочились наружу через дом охраны? — предположил один из чекистов. — Там при пересменке иной раз минуту-другую нет дежурного на вахте.
Все согласились, что так могло случиться — иное женщинам просто не приходило в голову, тем более что они в том доме не бывали и не знали, что пост у входа никогда не остаётся без часового. Уже через полчаса на ногах была вся охрана, старательно имитировавшая поиск. Самого молодого чекиста, Крюкова, командировали к реке посмотреть, не ушли ли ребята купаться без предупреждения, что казалось маловероятным — до воды было больше километра, и мальчишки обычно ездили туда на велосипедах. Когда охранник наконец появился и сказал, что братьев на пляже нет, Ашхен Лазаревна изменилась в лице. Увидев это, Даранов развил ещё более кипучую деятельность — срочно разослал гонцов в лес за участком, связался с постовым на повороте к Барвихе и навёл справки в местном травмопункте. Почему-то эти мероприятия не дали результатов — мальчишек не видели, и о них никто не слышал. Тревога матери и бабушек перешла в панику, а чекист всё продолжал названивать в больницы, морги и милицейские отделения, но и там ничего не знали о судьбе детей члена Политбюро.
* * *
Лёня Реденс заскочил в квартиру Галины Бурдонской в надежде увидеть Василия Сталина, однако дома того не оказалось.
— Хорошо, что зашёл, — сказала тётка. — У нас проблема: куда-то потерялся второй ключ от лифта. Без него страшно неудобно — Васе пока тяжело после ранения ходить по лестнице пешком, и мне с детьми без лифта тоже несладко. Я у коменданта попросила ещё один ключ, и он к завтрашнему обещался сделать. Пока я соберусь, побудь здесь недолго, и поможешь коляску вниз спустить.
— Галь, подожди, я скоро приду.
Лёнька кубарем слетел вниз по лестнице и через секунду уже просил у коменданта дома дать ему дубликат ключа.
— Леонид, у нас слесарь ногу сломал. Другого — сказали, пришлют завтра утром. Я поэтому и объяснил Галине, что ключ сделают через день. Болванки у меня есть, а вот выточить — некому.
— Так давайте я!
— А сможешь?
— Спрашиваете?!
Получив всё необходимое, Лёня помчался домой — там хватало приспособлений и инструментов. Совместив мастер-ключ с заготовкой, он зажал их в тиски и начал аккуратно выпиливать пазы в болванке, идентичные тем, что имелись в образце. Минут десять спустя Реденс удовлетворённо отложил в сторону напильник и раскрутил тиски. Смахнув ладонью испарину со лба, он побежал в соседний подъезд проверить, подходит ли новый ключ к двери лифта. Тот подходил, но слегка заедал. Лёнька несколько раз его опробовал, внимательно осмотрел поверхность и заметил на бороздке риску в том месте, где требовалось чуть подправить угол. Счастливый, что вскоре справится с просьбой Галины, мальчишка выскочил во двор и побежал к своему подъезду.
— …Молодой человек! — Из стоявшего у тротуара автомобиля его окликнул симпатичный мужчина.
— Что?
— Вы не подскажете?
— ?…
— Подойдите, пожалуйста, поближе, чтобы мне не кричать.
Лёнька подбежал вплотную к машине и почти просунул голову в открытое окно.
— Ты Леонид Реденс?
— Да, а что?
— Придётся проехать с нами.
Лёня сразу всё понял, но по инерции ещё попытался оттянуть арест.
— Мне только ключ отдать нужно.
— Подождёт. Садись в машину.
Парень обернулся и увидел, что за его спиной уже маячит другой чекист, как-то незаметно вылезший из задней двери, предусмотрительно оставленной открытой. Поняв, что выбора нет, член «тайной организации» опустил голову и нехотя полез в салон.
«Жалко, ключ не доделал. Теперь Галка до завтрашнего дня будет маяться», — подумал Реденс, когда машина, увозившая его в тюрьму, тронулась с места.
* * *
В этот же день в Новом Иерусалиме арестовали ещё одного участника «Четвёртой Империи» — Арманда Хаммера. Чекисты перехватили его, когда с двумя вёдрами, полными водой, он возвращался от колодца к своему участку. Бабушка, заволновавшаяся уже через двадцать минут после исчезновения любимчика, кроме этих вёдер, ничего другого, напоминавшего о внуке, найти не сумела. А Хаммер в это время сидел между двумя здоровыми лбами на заднем сидении чекистской машины, навсегда увозившей его из детства.
Если бы в ясный и погожий день на глазах Арманда вдруг рассыпался на песчинки Мавзолей Ленина со всем его содержимым, он был бы потрясён куда меньше.
* * *
Зазвонил внутренний телефон. Пётр Иванович снял трубку и услышал незнакомый голос:
— Здравствуйте, товарищ Кирпичников. Говорит Влодзимирский, начальник следственной части по особо важным делам… Мне поручено сообщить, что ваш сын Феликс арестован и находится во внутренней тюрьме.
Петру Ивановичу не доводилось раньше беседовать с начследом — только раскланивались при встречах — потому и голос не узнал. Пока чекист говорил, он лихорадочно листал справочник внутренних телефонов и, найдя там Влодзимирского, освежил в памяти имя и отчество генерала.
— …Вас понял… Лев Емельянович… И как это надолго? Вы считаете, что он что-то серьёзное натворил?
— Пока сказать не могу. Всё зависит — как пойдет следствие. А натворил он не один, а вместе с группой одноклассников. Это связано с самоубийством Шахурина.
— Я догадался. Ну что ж, благодарю за информацию.
— До свидания, Пётр Иванович.
Положив трубку, Кирпичников почувствовал, что дрожит. Это был удар.
«…Конечно, по этому вопросу возникали волнения, и нешуточные. Но когда после трёхнедельного следствия Шейнин спустил дело на тормозах, а потом почти месяц стояла тишина, окрепла надежда, что беда прошла стороной. И вот теперь Фелинька арестован».
Петр Иванович набрал рабочий номер жены, но трубку на другом конце провода никто не снимал. Он посмотрел на часы. Было без пятнадцати четыре.
«Странно, где Геня?» — подумал он и позвонил на дачу.
С той стороны сразу же ответили. Услышав родной голос, Кирпичников глухо сказал:
— Мне только что сообщили, что Феликс арестован.
— Ох… теперь всё понятно… а мы здесь уже с ума посходили — мальчики исчезли. На дороге нашли две наши корзинки… вокруг грибы разбросаны. Меня Зелда срочно вызвала с работы. Уже и в милицию обратились. Они начали поиски… Я всё не решалась тебе и Вере Ивановне звонить — сказать, что Феликс с Артёмом исчезли.
— Меня сегодня не жди. Если и буду, то под утро. Хмельницким не звони. Их, вероятно, тоже проинформируют… когда положено.
* * *
В Зубалово незаметно стемнело. Женщины собрались в гостиной на первом этаже.
— Надо сообщить Анастасу. Больше тянуть нельзя, — прошептала Ашхен Лазаревна.
В кабинете Микояна загудел зуммер вертушки. Анастас Иванович снял трубку и услышал голос наркома госбезопасности:
— Приветствую вас, товарищ Микоян. Меркулов беспокоит.
— Вечер добрый. — Ответил член Политбюро и подумал про себя: «Когда звонит глава госбезопасности, вечер добрым не бывает».
— Анастас Иванович, тут вот какое дело — мне «сверху» поступило указание задержать ваших сыновей, Вано и Серго… и допросить их по поводу оружия, из которого были убиты Шахурин и Уманская. Так что они сейчас в моём ведомстве, на Дзержинского. Предупредите, пожалуйста, жену, чтобы не волновалась.
— Вы что же их и на ночь оставите?
— Согласно предписанию, задержу до выяснения всех обстоятельств.
— Значит, они арестованы?
— Товарищ Микоян, поймите меня верно — я выполняю указание, — заюлил нарком.
— Хорошо, товарищ Меркулов. Всё ясно.
— Тогда, всего наилучшего, — по-пластунски уполз драматург.
— Всего, — обрезал член ГКО.
Медленным движением Анастас Иванович положил трубку. Внутри у него что-то оборвалось.
«…Даже на охраняемую дачу они пришли и так арестовали мальчиков, что мне надо из Москвы оповещать об этом Ашхен. Украли… Они всё могут. Боже! И я не последний из виновных, что вся страна — сплошная зона… Тюремные камеры, как сельдями в бочке, набиты заключёнными, мечтающими выбраться из-за колючей проволоки, разделив хотя бы судьбу простого люда. А этот люд теснится в бараках, сидя друг у друга на головах… мельтешит на работе, чтобы перебраться в камеру — коммунальную квартиру… Мелкому начальству снится отдельная квартира-камера и камера-кабинет… Чины покрупнее отдыхают в камерах — дачных посёлках и грезят о самой большой камере, как у меня — двухэтажном кирпичном особняке. Камеры большего размера в этой стране просто не существует. Выше уже всё. Выше — конец. Выше — только жерло вулкана. И самое удивительное — все карабкаются туда, зная, что наверху пропасть, на дне которой раскалённая лава… Думают, дураки, что смогут зацепиться за край и не сверзиться. И я так думаю. И я буду молча хвататься за последнюю травинку своей десятигектарной зоны, обнесённой трёхметровым кирпичным забором, чтобы только эта моя зона с персональным взводом надзирателей не усохла в мгновение ока до размера тюремных нар… Неужели это никогда не кончится?! Стоп, Анастас! Успокойся! Не раскисай! Пока твоя зона ещё находится в Зубалово, ты обязан бороться! Тебе детей спасать и себя спасать»!
Звонок из Кремля лишь на мгновение опередил Ашхен Лазаревну, собравшуюся оповестить главу семьи о пропаже детей. Услышав мужа, она упредила его и прокричала в трубку срывающимся голосом:
— Анастас! Дети пропали! Мы с ног сбились… всё обыскали, везде обзвонили!
— Не волнуйся — они арестованы, — прервал её Анастас Иванович и разъединил связь.
* * *
Анна Барабанова почувствовала неладное в восемь вечера. Решив, что после кино Леня зашёл к Бусаловым, она связалась с ними, чтобы загнать сына домой. Однако Ирочка сказала, что ни в какое кино они с Лёнькой не ходили и что она ему сегодня вообще не звонила. Но Тамара утверждала, что с братом говорила именно Ира. Анна Сергеевна ничего не могла понять, но всю её уже охватил ужас. Она позвонила мужу и рассказала о пропаже сына. Тому немедленно передалось волнение жены, и он обратился к милицейскому дежурному по городу. Поскольку запрос шёл из приёмной самого Микояна, сразу же начался активный поиск мальчишки, исчезнувшего столь странным образом.
Взбудораженный и не на шутку встревоженный, заведующий секретариатом члена ГКО Александр Барабанов ещё выждал какое-то время, а потом встал из-за стола и пошёл в кабинет начальника.
— …Анастас Иванович, позволите?
— Заходите, Александр Владимирович. Что-нибудь случилось?
Несмотря на спокойный тон Микояна и несмотря на свою растерянность, Барабанов сразу увидел, что на шефе нет лица. Но он все жё решился обратиться со своей бедой:
— У меня большая проблема — пропал сын Лёня. Я хотел отпроситься у вас поездить по больницам.
— Видишь ли, Александр… думаю, в больницах тебе его не отыскать.
— ?…
— Дело в том, что сегодня арестовали Ваню и Серёжу, и я узнал об этом буквально несколько минут назад. Сейчас, когда ты рассказал про Лёню, мне представляется, что он находится в том же месте, где и мои сыновья. Попробуй поговорить с Мамуловым. Может, он внесёт какую-то ясность?
Барабанов ушёл совершенно обескураженный — член Политбюро не вызвался сам прояснить ситуацию, а лишь отослал его к формальному коллеге, заведующему секретариатом Берии.
Мучительно долго Барабанов не решался набрать номер Мамулова по ВЧ. Когда он всё же это сделал, почти сразу пришло временное успокоение — приближённый оберчекиста, хотя и без охоты, подтвердил факт ареста Лёни.
Александр Владимирович оповестил жену. Ужас от неизвестности сменился ужасом от такого известия.
«…Да, была беседа у Шейнина, но он чётко сказал, что это игра, и снял вопрос. Что же всё-таки произошло»? — думал Барабанов, но ответа не находил.
Правда, разговор с Микояном немного успокоил — он понял, что судьба сына с этой минуты переплелась с судьбой Вани и Серго и, борясь за своих мальчишек, Анастас Иванович невольно станет хлопотать и о его сыне.
Почти мгновенно беспроволочный телеграф донёс до пока ещё спокойных родителей Тёмки и уже успевшей впасть в истерику мамы Лёни Реденса известие о несчастье с братьями Микоянами и Барабановым. Вера Ивановна Хмельницкая стала накручивать диск телефона Кирпичниковым. Несмотря на позднее время, Евгения Даниловна сразу сняла трубку и на просьбу позвать Тёмку поначалу отвечала невразумительно, но, услышав прямой вопрос, разрыдалась и подтвердила страшную весть. В свою очередь, Анна Сергеевна Аллилуева обрывала провод у генерала Власика. Тот что-то мычал в ответ, но после часовой «паузы» подтвердил догадку и об аресте племянника.
Родные Арманда Хаммера находились в обморочном состоянии почти два дня. Они впустую объездили все морги Волоколамского направления и мёртвой хваткой вцепились в начальника Ново-Иерусалиской милиции, искренне пытавшегося помочь найти пропавшего школьника. Следов мальчишки разыскать не удалось — он как в воду канул. На третий день мать Арманда, уже мысленно похоронившая сына, позвонила от безысходности Вере Ивановне Хмельниковой. Та сухо рассказала об известных ей арестах. Обретшая искру надежды женщина бросилась на Лубянку. Там её остудили, объяснив, что справок, находится ли имярек во внутренней тюрьме НКГБ, они не дают. Сердобольные женщины из очереди научили, как получить такую «справку». Выслушав инструкцию, мать понеслась домой, собрала нехитрую посылку, вернулась на Дзержинского и, отстояв трехчасовую очередь, протянула передачу в крошечное окошко. Какой-то безликий бритый наголо человек долго водил пальцем по замусоленным страницам со списками арестованных в толстом журнале поступлений, а потом найдя, что искал, бросил в окошко:
— Не положена ещё передача вашему Хаммеру.
Наверное, мать Арманда пережила в тот момент самую счастливую минуту в жизни — её сын воскрес. А что произошло это в тюрьме, ей предстояло оценить несколько позже.