Я надел в сентябре ученический герб, и от ветра деревьев, от веток и верб я носил за собою клеенчатый горб — словарей и учебников разговор. Для меня математика стала бузой, я бежал от ответов быстрее борзой… Но зато занимали мои вечера: „иже“, „аще“, „понеже“ et cetera… Ничего не поделаешь с языком, когда слово цветет, как цветами газон. Я бросал этот тон и бросался потом на французский язык: Nous etions… vous etiez… ils ont… Я уже принимал глаза за латунь и бежал за глазами по вечерам, когда стаей синиц налетела латынь: „Lauro cinge volens, Melpomene, comam!“ Ax, такими словами не говорят, мне поэмы такой никогда не создать! „Meine liebe Mari“, — повторяю подряд и хочу по-немецки о ней написать. Все слова на моей ошалелой губе — от нежнейшего „ах!“ до плевков „улюлю!“. Потому я сегодня раскрою тебе сразу все: „amo“, „liebe dich“ и „люблю“!