У Брежнева — юбилей, в декабре будет 70! Страна очумела от счастья, ликованье прибывало с каждым днем, мы все умрем от счастья в декабре! По телевизору показывали: простая женщина у себя на грядке вырастила розу и дала ей имя — «Борец за мир Леонид Ильич Брежнев» — розе! Салтыков-Щедрин встал из гроба, глянул на этот шизняк — плюнул и помер снова, отныне навсегда — кому он здесь нужен.
Дак ить все нормальные люди в подполье жили, как их увидишь? Писали книги «в стол», картины «в чулан», фильмы снимали «для полки». Я, кстати, тогда на кино запал — любительской камерой снял в 1976 году нечто невероятное под названием «Novy Horizont» — свои ассоциации на музыку польской джаз-рок-группы «SBB» (4 мин, ч/б, 8 мм), смонтированные как коллаж. Через пять лет этот жанр пришел на советское телевидение с Запада под названием — клип. Еще через десять лет стартовала клип-индустрия, и к концу века уже сложилось клип-мышление — люди и не заметили, как стали мыслить иначе… А тогда кино мое выглядело до крайности странным, ко мне домой стали приходить такие же странные люди, чтобы посмотреть. Мы были молодые и нескучные, сидели до утра — острили в клиповой манере, пили, пели. Строили безумные планы, с безумной надеждой принимались их воплощать… Кто-то воплотил и прославился, кто-то помер… В 76-ом еще все были живы.
Новый комсомольский почин — возрождение агитбригад. Это была такая форма самодеятельности — театрализованная якобы сатира. На всех предприятиях новые «синеблузники» высмеивали местные недостатки: пьяниц, прогульщиков, несунов. Ерничали на тему загнивающих бедолаг-империалистов и блудных сыновей советской страны — диссидентов. Это называлось — политическая сатира, очень поощрялось сверху. В рамках смотров агитбригад пели «Белфаст» — песню протеста малоизвестной пока группы «Boney M», этакая суровая отповедь экстремизму в стиле диско. То и дело врубали рок — потом вешали лапшу кураторам, что рок — негритянская народная музыка. Вообще, сплошь и рядом держали пальцы крестиком и протаскивали под шумок всякие «вредные» идеи.
Студенты оттягивались на своих смотрах. Самые популярные концерты в ту пору были у филфака ПГУ: в переполненный зал не попасть, духоту взрывали бури аплодисментов. На «Студенческой весне-76» филологи разыгрались не в меру — устроили капустник из пьесы Горького «На дне», наговорили двусмысленностей про нашу жизнь. Дух захватывало от намеков: Актер читал стихи про уточек, коих поднимает упадничество на эпической волне; Клещ дразнил жюри красной рубахой; а Настенка-проститутка звала всех на БАМ. Ребята просто пошутили, но органы рассвирепели всерьез — всем влетело по первое число, а педагогам — по сто тридцать первое. Один из них вместо степени доктора получил инфаркт.
Закат живой музыки на танцплощадках. Гитарное десятилетие кончилось, началась эпоха дискотек. Помню первую дискотеку в ППИ: гремит музыка из магнитофона, мигает цветной фонарь, двадцать человек стоят в пустом зале и смотрят с недоумением на сцену — там пляшет ведущий, или как он велит себя называть — «диск-жокей». Сбоку поднос с сушками. На экране — мультфильм про Парасольку. Задание публике: грызть сушки, смотреть мульт и танцевать — все одновременно. Впечатление ужасное. Ведущий остался публикой недоволен: дураки какие-то, в Москве давно уже дискотеки, а у нас всё какое-то болото…
Но скоро, в считанные месяцы, и у нас завертелись дискотеки не хуже столичных. Живые гитаристы разбрелись по кабакам. Электрогитара из культового объекта превратилась просто в музыкальный инструмент. Случайные люди схлынули, а самые преданные «рыцари медиатора» стали сочинять свою музыку, строить свой гордый антимир. Поднялась волна советского рока — мощная не-музыка: истовая, искренняя, мусорная, злая. В жестком ритме хрипели придушенно:
Подпольная запись, не знаю чья. Моя. Следующие 15 трагических и прекрасных лет советского рока вылились на турбину шоу-бизнеса, вся их энергия благополучно ушла в баксы…
Мощная не-поэзия Высоцкого, тоже из подполья:
Немытые стаканы, пивные лужи, рыбья чешуя на газетке. Скупые мужские сопли.
Пришествие в Пермь Иисуса Христа — в качестве суперзвезды от Уэббера и Райса. Наше атеистическое сознание было взволновано незнакомым образом Спасителя — во-первых, и незнакомой формой мюзикла — во-вторых. И вообще, в моду входила сложная сюжетная музыка: «Пинк Флойд» — «Обратная сторона Луны»; Эмерсон — «Картинки с выставки»; Уэйкман — «Легенды и мифы короля Артура»; чуть позже: «Куин» — «Ночь в опере». Бетховена протащили по шпалам диско, Баха. Пошла вширь психоделия «Дорз», медитация Махавишну, стало модно «балдеть», сидя на полу. Или лежа на диване, упаднически уставя очи в потолок. Вот откуда мой фильм — с потолка. С потолка нашего подполья.