Долгая память хуже, чем сифилис, Особенно в узком кругу. Идет вакханалия воспоминаний — Не пожелать и врагу. И стареющий юноша в поисках мается, Лелеет в зрачках своих вечный вопрос. И поливает вином. И откуда-то сбоку С прицельным вниманьем глядит Электрический пёс. ( БГ )

Последний год «застоя» — 1984. Все нарывы созрели. В моде словечки: «левак» — шабашник; «шабашка» — левая работа; «халтура» — плохо сделанная работа; «халтурка» — шабашка, которую можно сделать плохо.

Все мысли вокруг этого. Летучая фраза: «Где бы ни работать — лишь бы не работать».

Мы несем свою вахту в прокуренной кухне В шляпах из перьев и в трусах из свинца. И если кто-то издох от удушья, то — Отряд не заметил потери бойца. ( БГ )

Пьяные исповеди на кухне надоели до чертиков. Какой-то рокер по фамилии Цой выискался: «Перемен! Мы ждем перемен!». Чудак. Всем же ясно: никаких перемен не будет НИКОГДА.

Теперь-то мы знаем: то был последний год. Уже следующей осенью повеселеет центральное телевидение и оживут центральные газеты. Еще через год появятся умные и честные книги, одновременно повылазят откуда-то в невероятном количестве хитрые и жадные сволочи, и такая у нас начнется с ними интересная жизнь…

Все шло к тому давно и неотвратимо, властям ничего уже не оставалось, как разрешать, разрешать… Запретить они ничего больше не могли, пытались — не помогало. Система прогнила, народ распустился, техника и та работала против советской власти: сокращала расстояния, сближала континенты, выводила людей из-под контроля. В 1984 году появились в продаже первые отечественные видеомагнитофоны «Электроника ВМ-12» (а с ними — и первое порно), любители строили самодельные персональные компьютеры (из телевизора «Юность» и магнитофона «Ритм»), громоздили на балконах самодельные спутниковые антенны. В деревнях появились первые частные трактора! Горбачёв мог быть, мог и не быть, мог объявлять «перестройку», мог и не объявлять ее — все перемены состоялись явочным порядком, они не могли не состояться.

Но мы-то этого не знали. Мы чувствовали смрад. Вот похоронили Андропова. Новый генсек Черненко — тоже на ладан дышит. Вояка Устинов увяз в Афганистане… Стоп! В Афганистане увязли наши ребята, а министр обороны Устинов нежился в Москве, — люди роптали, уже не оглядываясь на «стукачей». Наш «ограниченный контингент», похоже, воевал сам за себя. Одна бессмыслица нагромождалась на другую: зачем-то ввели зенитно-ракетную бригаду. Опомнились, начали выводить — опять бестолковщина: в тоннеле 16 солдат задохнулись от выхлопных газов собственной техники. Скрыть это уже не удавалось.

Мне это напоминает сегодняшний день, наших подводников. Тоже — «геройская» смерть по чьей-то глупости. Понятие «героизма» извратили при Брежневе — советском супергерое, образце для подражания. Неужели навсегда?

Все уже было. В 1984 году «Союзаттракцион» вовсю внедрял игровые автоматы — в фойе кинотеатров, клубов и ресторанов стояли хитроумные ящики с окошком и ручкой, за 15 копеек той ручкой можно было сбить самолет, потопить крейсер, настрелять дичи, насла-дившись при этом ее предсмертными криками. Дети могли покачаться на катере, тракторе. Уже тогда появились краны — хваталки игрушек — для особо жадненьких деток.

На ЦТ примета времени — шоумен Юра Николаев. В воскресной «Утренней почте» он кувыркался и переодевался, искренне, но бестолково стараясь сделать шоу из опостылевшего концерта по заявкам. Талантливые «веселые ребята» на советском телевидении не задерживались, а Юра держался годами.

Альтернативное — неофициальное искусство цвело фосфоресцирующим подвальным цветом. В прозе шизовал новый, «амбивалентный» герой. В поэзии заплетала извилины «метаметафористика». Больная, реактивная литература, она была сильна именно своей болью, страшна юмором висельника и притягательна подлинностью переживания почти документальной. Да без «почти» — ведь она существовала в рукописях, на листочках. И еще — в живом общении, бытовал такой жанр изолированного искусства. Адресов известно много. Самый замечательный в Перми — Народовольческая, 42.

Там, в подвале общежития было целое гнездо «эстетического разврата» — мастерская тогда еще не известного ни Европам, ни Америкам «Папы» Смирнова, слайд-студия Пашки Печенкина, клуб авторской песни Коли Шабунина, фотоателье Андрея Безукладникова. Хватило бы одной ручной гранаты в разгар пирушки, чтобы покончить разом со всем пермским андеграундом. А обком слиберальничал — и вот где он теперь, обком? А наши орлы вона где — в зарубежных каталогах и энциклопедиях.

В 1984 году Пермский обком КПСС специальным постановлением осудил поэтические вечера в кафе «Театральном» — за неправильные стихи и за граждански незрелую слайд-композицию, показанную однажды в кафе. Авторы имели дерзость оторваться от реальной почвы и уйти в самое себя — что приравнивалось к идеологической диверсии. Исполнительные власти немедленно прекратили вечера и закрыли слайд-студию на Народовольческой — чтобы никто не отрывался и не уходил.

Чуть было не закрыли клуб любителей фантастики. Там частная инициатива достигла неслыханных масштабов — распространилась по всей стране! Любители фантастики при попустительстве соответствующих органов организовали информационный обмен между клубами разных городов, устраивали регулярные слеты, читательские конференции, выпускали рукописные издания, читали нерекомендованную литературу и, что совсем уже невыносимо, переписывались с Западом. Воспитательные мероприятия положили конец любительскому бесчинству, фэны раскаялись, но не искренне — выждав время, взялись за старое.

Жить буке обкому оставалось ровно семь лет.