Куба — любовь моя! Революционеры заняли Гавану, Фидель Кастро — премьер-министр народного правительства. 1959 год — начало новой большой дружбы.

В Перми всюду рвы и котлованы, на радость мальчишкам. Всюду толстые трубы, в которые жутко хочется залезть. Всюду стройки. Ломают старые частные дома, тянут водопровод, центральное отопление, газ. Возводят дешевые пятиэтажные дома из неоштукатуренного кирпича — долгожданное счастье «барачников». О бараки! Английское слово «barrack» (казарма) стало родным, советским, и вот — предел мечтаний — ордер в благоустроенную квартиру, конечно — с соседями, но — какие-то одна-две семьи, всего-навсего! Зато с балконом, как у графьев. Восторг. Позже неблагодарное население их прозовет «хрущобами»: и некрасивые-то они снаружи, и тесные-то они внутри, и санузел совмещенный, и неудобна планировка… А когда заселяли — ох как праздновали! Вино тогда сургучом запечатывали поверх обычной железной пробки, и на дне каждой рюмки лежала крошка сургуча.

А балконы скоро и навсегда превратились в кладовки. С улицы до сих пор можно видеть изнанку частной жизни пермяков. Парадные хрустали у них в комнате выставлены, у всех одинаковые и оттого неинтересные. Зато на балконе! Бочки с соленьями, пыльные пивные бутылки, лыжи, немытый велосипед и ломаные санки за бортом, старинный буфет, синие трусы на просушке… Для писателя — панорама подлинной частной жизни, для райисполкома — головная боль. «Балконы не захламлять!» — требуют власти, блюдя красоту улиц. «Будем штрафовать!» — грозят пожарные, в тревоге за безопасность. Бесполезняк. Барачное сознание только могила исправит.

Как мы, мальчишки, были одеты. Плюшевое пальто, байковые шаровары поверх валенок, шапка с дерматиновым (обязательно! — такая мода) верхом, шарф завязан почему-то на спине. Бабушкины варежки на резинке с обсосанным в ледышку большим пальцем. И везде дырки, штопки и заплатки. Против новых вещей мы протестовали до слез: во дворе засмеют.

В четыре года первый раз пошел в кино, смотрел фильм про шпионов. Потом гонялся за шпионами со щепкой наизготовку, шпионы были за каждым кустом — но и у меня патроны не кончались. Однажды при мне поймали настоящего шпиона. Какой-то мужчина бежал по нашему двору, за ним трое резвых людей в штатском, они сбили его с ног, скрутили в клумбе, переломав наши цветы, и увели за угол — всё молча. Больше в эту игру мы не играли.

Год Луны. Все разговоры о ней, о нашей соседке. Мы запросто летаем к Луне, огибаем ее, фотографируем ее спереди и сзади, осыпаем вымпелами. Ее так и рисуют в «Огоньке»: Луна в платочке улыбается от уха до уха, как возлюбленная соседка Дуня, а вокруг нее хороводом наши спутники.

Популярны лекции о космосе. Мама с папой ходят и потом всем знакомым рассказывают с большим волнением.

Всё новое в стране называют «Спутником»: велосипед, электробритву, радиоприемник, лыжи, подстаканник — все «Спутник», и расческа — «Спутник». В каждом городе есть кафе «Спутник», одноименный кинотеатр и пионерский лагерь. Обилие «спутников» никого не смущало: вокруг Земли их летало уже больше десятка (не считая американских). Запускали на орбиту грибки, бактерии, собак — Белку и Стрелку (наша стиральная машина называлась — «Белка») и еще дюжину геройских дворняг — поговаривали о «человеке в космосе»…

И никто этого человека еще не знал, только мы с вами уже все знаем про него. Как приятно!