Это была не случайность. Ни одно из тех событий не было случайным.

Я узнала об этом позже, хотя принять это открытие было не так-то просто, потому что я всегда твердо верила в выбор. До сих пор моя жизнь подтверждала это: я выбирала определенные дороги, и они приводили меня к определенным результатам, к счастью, всегда хорошим. Ну а те мелкие неприятности, которые попадались мне на пути, я списывала на свои ошибки. Если бы мне предложили выразить кредо, им стали бы звенящие строки поэта Уильяма Хенли: «Я — властелин своей судьбы, я — капитан своей души».

Поэтому тем зимним утром, впервые отправляясь на взятой напрокат машине на север от Абердина, я и не догадывалась, что кормило моей судьбы теперь в чужих руках.

Я искренне верила, что свернуть с главной дороги на меньшую, идущую вдоль берега, было моим собственным решением. Возможно, не самым мудрым из моих решений, поскольку вдоль дорог намело, как меня заверяли, высочайшие в Шотландии сугробы за последние сорок лет. К тому же меня предупреждали, что, если въехать в снежный занос, выбраться из него будет не так-то просто и я могу опоздать. Обычная осторожность и необходимость поспеть вовремя удержали бы меня на более разъезженной трассе, если бы на глаза мне не попался небольшой указатель: «Выезд на берег».

Отец всегда говорил, что море у меня в крови. Я родилась и выросла у моря на берегах Новой Шотландии и никогда, сколько себя помню, не могла противиться сладкоголосым призывам сирен. Потому, когда главная дорога из Абердина повернула налево, в сторону от моря, я свернула направо и двинулась вдоль берега.

Не знаю, сколько я проехала, прежде чем заметила руины замка на скалах. Этот темный зазубренный контур на фоне затянутого облаками неба пленил меня с первого взгляда, и я поддала скорости, надеясь добраться до него побыстрее. Лепившихся друг к другу домиков по обеим сторонам от меня я не замечала и даже немного расстроилась, когда дорога снова сделала резкий поворот, скрыв от меня замок. Но потом, за клочком леса, дорога изогнулась в другую сторону, и моему взору вновь открылись старинные руины, темнеющие вытянутым четким пятном на заснеженной равнине между подножием скалы и дорогой.

Впереди показалась автостоянка — небольшая плоская площадка с отгороженными местами для машин. Какой-то внутренний порыв заставил меня въехать на нее и остановиться.

Других машин там я не увидела. Оно и не удивительно: еще не было и полудня, да и кто в такой холодный и ветреный день захочет здесь останавливаться? Разве что для того, чтобы сходить к руинам. Глядя на, похоже, единственную ведущую к ним дорогу (это была обычная фермерская тропа, заваленная снегом по колено), я решила, что вряд ли здесь сегодня останавливалось много людей.

Я понимала, что мне и самой не следовало тут останавливаться, ведь времени было в обрез — в Питерхед нужно было успеть до часу, — но во мне неожиданно проснулось желание точно узнать, где я нахожусь, и я потянулась за картой.

Последние пять месяцев я провела во Франции. Карта была куплена там и вследствие этого не лишена определенных недостатков. Например, в ней больше внимания уделялось дорогам и трассам, чем населенным пунктам и руинам. Всматриваясь в изгибы береговой линии и стараясь разобрать названия, напечатанные микроскопическим шрифтом, я так углубилась в это занятие, что заметила мужчину, только когда он неторопливо прошел мимо меня, засунув руки в карманы. Рядом с ним семенил по снегу грязными лапами спаниель.

Мне показалось довольно странным увидеть в таком месте человека, идущего пешком. Машин на дороге было много, а снег на обочинах почти не оставлял места для того, чтобы идти вдоль нее. Впрочем, задумываться об этом я не стала — если есть выбор между живым человеком и картой, я всегда выбираю человека. Скомкав карту, я распахнула дверь машины и открыла рот, чтобы окликнуть прохожего, но, как оказалось, я недооценила соленый ветер, дующий с моря на поля. От ледяного порыва воздуха я захлебнулась. Пришлось начать снова. «Простите…»

Наверное, первым меня услышал спаниель, потому что сначала обернулся он и лишь потом человек. Увидев меня, он вернулся по своим следам. Мужчина оказался моложе, чем я ожидала, не намного старше меня, лет тридцати пяти, наверное. Темные волосы его трепал ветер, а аккуратная стриженая бородка делала его немного похожим на пирата. Впечатление усиливала уверенная походка вразвалочку. Подойдя ко мне, он спросил:

— Вы меня?

— Не могли бы вы показать, где я нахожусь? — Я протянула карту.

Встав спиной к ветру, мужчина склонился над напечатанной береговой линией.

— Вот здесь. — Пират ткнул пальцем в безымянный мыс. — Деревня Краден Бэй. А вы куда едете?

Он слегка повернул голову, и я увидела, что глаза у него совсем не пиратские, а чистые, серые и дружелюбные. Такие же дружелюбные, как его голос, наделенный приятными мягкими модуляциями, характерными для уроженцев северной Шотландии.

Я ответила:

— На север, в Питерхед.

— А, ну это не сложно. — Он указал город на карте. — Тут недалеко. Езжайте прямо по этой дороге, она вас к Питерхеду и выведет. — Собака, стоявшая у его ног, недовольно зевнула, ее хозяин вздохнул и посмотрел вниз. — Подожди минуту. Не видишь, я разговариваю.

Я улыбнулась.

— Как его зовут?

— Ангус.

Наклонившись, я почесала спаниеля по его забрызганному грязью уху.

— Привет, Ангус. Набегался сегодня?

— Да ему волю дай, он весь день будет как угорелый носиться. Он не любит бездельничать.

«Как и его хозяин, — подумала я. — От этого человека прямо веет энергией и неугомонностью, а я его и так уже достаточно задержала».

— Что ж, тогда не буду отнимать у вас время, — разогнувшись, произнесла я. — Спасибо, что помогли.

— Не за что, — отмахнулся он, развернулся и пошел дальше вместе с обрадованным спаниелем.

Перед ними простиралась промерзшая дорога, ведущая к морю, и в конце ее я увидела руины, строгие и угловатые, глядящие голыми, лишенными крыш стенами в небо, на быстро проплывающие тучи, и меня вдруг охватило жгучее желание остаться здесь, выйти из машины и пойти следом за мужчиной с собакой, чтобы услышать рев моря у этих осыпавшихся стен.

Но я дала обещание и должна была его выполнить.

Поэтому я неохотно села обратно в машину, повернула ключ зажигания и поехала дальше на север.

— Ты не здесь. Ты где-то далеко. — Мягкий, но не лишенный упрека голос Джейн прервал мои мысли.

Мы уединились в верхней спальне ее дома в Питерхеде, в комнатке с маленькими цепочками розовых бутонов на обоях, вдали от шумной компании на первом этаже. Я приказала себе встряхнуться и улыбнулась:

— Нет, я…

— Каролин Макклелланд, — сказала она, назвав мое полное имя, как делала всегда, когда собиралась уличить меня во лжи. — Я твой агент уже почти семь лет. Меня ты не обманешь. Это из-за книги? — Она окинула меня пытливым взглядом. — Не надо было мне тебя срывать, если ты писала.

— Не говори глупости. Есть вещи и поважнее, чем писанина, — ответила я и, чтобы показать, что я имею в виду, подалась вперед и посмотрела на закутанного в пеленки ребенка, лежащего у нее на коленях. — Он просто чудо.

— Да, — с гордым видом произнесла она, тоже опустив взгляд на младенца. — Мать Алана говорит, он вылитый Алан в детстве.

Мне так не показалось.

— По-моему, он больше на тебя похож. Посмотри на волосы.

— Ох, волосы! Бедненький. — Она прикоснулась к ярким медно-рыжим пушистым волосам на маленькой головке. — Боже, я так надеялась, что ему это не передастся! Подрастет — веснушки пойдут.

— А мне нравится, когда у мальчиков веснушки.

— Ага, ты ему это расскажи, когда он в шестнадцать лет начнет меня проклинать.

— Во всяком случае, — вставила я, — он не будет жаловаться на имя. Джек — хорошее мужское имя.

— Это я с горя его так назвала. Я надеялась на что-то более шотландское, но Алан уперся, и хоть ты тресни. Каждый раз, когда я что-нибудь предлагала, он говорил: «Нет. У нас собаку так звали». На этом разговор заканчивался. Знаешь, Кэрри, я какое-то время даже думала, что нам придется его звать Малыш Рамси.

Но, конечно, до этого не дошло. Джейн и Алан всегда умели сглаживать углы, и сегодня маленький Джек Рамси побывал в церкви, а я, слава богу, приехала вовремя, чтобы стать его крестной. И хотя я ради него нарушила все возможные скоростные ограничения после остановки у Краден Бэя, это произвело на малыша настолько малое впечатление, что, увидев меня, он зевнул и почти сразу заснул. Не проснулся он даже тогда, когда священник смочил его головку водой.

— Он всегда такой спокойный? — спросила я, глядя на сверток.

— А что? Ты думала, у меня не может быть спокойного ребенка?

В глазах Джейн блеснули насмешливые огоньки — она слишком хорошо меня знала. Джейн совершенно не соответствовала моему понятию о спокойствии. Она обладала железной волей, была заводной и энергичной. Ее настолько переполняла жизнь, что я рядом с ней чувствовала себя серой мышкой. Да к тому же вечно уставшей. Я просто не успевала за ее темпом.

Не помогло и то, что в прошлом месяце я подхватила какой-то вирус, из-за чего провалялась в постели все Рождество, не получила удовольствия от встречи Нового года и даже сейчас, спустя неделю, все еще не вернулась в колею. Но даже когда я чувствовала себя здоровой, мне до ее энергичности было как до Луны.

Именно поэтому мы так хорошо вместе работали. Из-за этого я ее и выбрала. Сама я совершенно не умела общаться с издателями. Они из меня веревки вили просто потому, что я не умею стоять на своем. Мне проще сдаться, чем вступать в споры, поэтому в конце концов я все это и свалила на Джейн. Она сражалась на передовой, благодаря чему я в тридцать один год уже имела на своем счету четыре романа-бестселлера и обрела возможность жить там, где хочу, и так, как хочу.

— Как твой французский дом? — спросила она, переводя разговор на мою работу. — Ты все еще в Сен-Жермен-ан-Ле?

— Все хорошо, спасибо. И да, я все еще живу там. Это помогает мне с реалиями. Сюжет у меня разворачивается вокруг тамошнего дворца, в нем происходит почти все действие.

Французский король отдал Сен-Жерменский дворец изгнанным из Англии шотландским королям из рода Стюартов. Старый король Яков и молодой король Яков, живя здесь, вместе со своими преданными сторонниками организовали три неудачных якобитских заговора. Моя история пока что вращалась вокруг Натаниэля Хука, ирландца из Сен-Жермена, который лично мне не казался подходящим героем для романа.

Родился он в 1664, за год до великой эпидемии чумы и всего через четыре года после реставрации монархии в Англии, когда трон занял Карл II. Когда Карл умер и трон занял его брат — католик Яков, Хук взялся за оружие, но позже переметнулся на другую сторону. Оставив протестантскую веру, он перешел в лоно католической церкви и стал одним из ревностных защитников Якова. Но это не помогло. Большинство англичан были протестантами, и любой король, называвший себя католиком, не мог удержать трон. Против притязаний Якова восстали даже его родная дочь Мария и ее супруг Вильгельм Оранский. Это означало войну.

Натаниэль Хук оказался в самой гуще этого противостояния. Он сражался на стороне Якова в Шотландии, был уличен в шпионаже, пойман и угодил в зловещий лондонский Тауэр. После освобождения он, не теряя времени, снова отправился воевать за Якова. Когда войны закончились и власть взяли в свои руки Мария и Вильгельм, Хук отправился во Францию вслед за бежавшим Яковом.

Но он не смирился с поражением. Он использовал все свои многочисленные таланты, пытаясь убедить свое окружение в том, что, если объединить силы французского короля и шотландцев, тщательно спланированное вторжение восстановит справедливость и вернет находящимся в изгнании Стюартам принадлежащий им по праву трон.

И это им почти удалось.

История сохранила память о трагической судьбе, постигшей армию Красавчика принца Чарли, предпоследнего из рода Стюартов, под шотландской деревушкой Каллоден через много лет после смерти Хука. Но не той морозной зимой и не у Каллодена якобиты были наиболее близки к достижению своей цели. Нет, это случилось весной 1708 года, когда, согласно замыслу Хука, французский флот с шотландскими солдатами подошел к берегам Шотландии у залива Ферт-оф-Форт. На борту флагманского корабля стоял рослый Яков Стюарт, не Яков, бежавший из Англии, а его двадцатилетний сын, которого многие считали истинным королем, причем не только в Шотландии, но и в Англии. На берегу объединенные армии горцев и преданных шотландских дворян с нетерпением ожидали той минуты, когда смогут поприветствовать его и обратить свою мощь на юг против ослабленного противника.

Настал час, когда наконец должны были воплотиться в жизнь тайные планы и долгие месяцы кропотливой подготовки. Золотой миг, когда король Стюарт снова займет английский трон, казался совсем близким.

Как потерпело поражение это великое предприятие и что стало тому причиной, остается одной из самых захватывающих тайн того времени. Это история предательства и интриг, когда каждая из сторон изо всех сил старалась скрыть истину, сжигая документы, уничтожая письма, распространяя слухи и дезинформацию, которые и поныне считались истиной.

Большая часть сохранившихся подробностей нам известна благодаря записям Натаниэля Хука.

Мне нравился этот человек. Я читала его письма и ходила по залам Сен-Жерменского дворца, где когда-то ходил он. Я знала все о его женитьбе и о детях, о его сравнительно долгой жизни и о смерти. Поэтому мне было вдвойне неприятно то, что после пяти долгих месяцев работы над романом каждая страница все так же рождалась в муках, а персонаж Хука все никак не хотел оживать.

Джейн почувствовала, что у меня трудности: она действительно слишком хорошо меня знала, чтобы не замечать перемены в моем настроении. Но она так же хорошо знала и то, что я не люблю обсуждать свои проблемы, и поэтому осторожно попыталась вывести меня на разговор окольным путем.

— Знаешь, в конце той недели я прочитала главы, которые ты мне прислала…

— У тебя еще хватает времени на чтение?

— На чтение у меня всегда есть время. Короче, я прочитала эти главы и подумала: что, если тебе ввести повествователя? Чтобы рассказывать о событиях от первого лица? Ну, знаешь, как у Фицджеральда в «Великом Гэтсби». Мне показалось, рассказчик мог бы более свободно двигаться и сводить все концы. Впрочем, это так, всего лишь мысль. — Продолжать она не стала и, наверняка зная, что любой совет первым делом вызывает у меня яростное сопротивление, заговорила о другом.

Минут через двадцать, когда я в очередной раз прыснула, слушая ее рассказ о повседневных радостях ухода за младенцем, в двери спальной показалась голова ее мужа Алана.

— Вы вообще знаете, что внизу вечеринка проходит? — спросил он с таким сердитым видом, что я даже заволновалась бы, если бы не знала, что в действительности он — добрейший из людей. — Я не могу всю эту ораву сам развлекать.

— Дорогой, — ответила Джейн, — это же твои родственники.

— Тем более нельзя меня одного бросать с ними. — Тут он перевел взгляд на меня и подмигнул. — Надеюсь, она не заставила тебя говорить о делах? Я уже сказал ей, чтоб она оставила тебя в покое. У нее в голове сплошные контракты.

— Ну, это моя работа, — напомнила ему Джейн. — И, к твоему сведению, у меня нет ни малейших опасений насчет того, что Кэрри может нарушить контракт. До сдачи первого черновика еще семь месяцев.

Этим она, несомненно, хотела ободрить меня, но Алан, похоже, заметил, как поникли мои плечи, потому что протянул мне руку со словами:

— Идем вниз, выпьем. Расскажешь, как прошла поездка. Как вообще тебе удалось так быстро добраться.

Мое умение отвлекаться во время поездки и так слишком часто становилось поводом для шуток, поэтому я предпочла ничего не рассказывать им о своем вояже по берегу. Но это напомнило мне кое-что.

— Алан, — спросила я, — ты сегодня летишь?

— Да. А что?

Небольшая эскадра вертолетов Алана помогала обслуживать нефтяные вышки, торчащие из Северного моря у изрезанных берегов Питерхеда. Он был бесстрашным пилотом, что я быстро поняла в тот день, когда первый и единственный раз позволила ему взять меня с собой. Когда он вернул меня на землю, я на ватных ногах еле выбралась из вертолета. Но теперь я сказала:

— Да я просто подумала: не мог бы ты меня покатать вдоль берега? Натаниэль Хук дважды приезжал сюда из Франции договариваться с шотландской знатью, и оба раза высаживался у Слэйнса, замка графа Эрролла, который, если верить моей старой карте, находится где-то рядом, севернее. Мне бы очень хотелось увидеть замок, вернее, то, что от него осталось, и именно со стороны моря, как его видел Хук, когда приплыл сюда впервые.

— Слэйнс? Да, я могу тебя туда доставить. Только от нас это не на север, а на юг, это в Краден Бэе.

— Где? — удивленно переспросила я.

— В Краден Бэе. Тебе по дороге его не было видно.

Со своей обычной проницательностью Джейн уловила перемену в моем лице.

— Что? — спросила она.

Я не устаю удивляться своей удачливости, точнее сказать, тому, как случайные события вплетаются в линию моей жизни. «Надо же было мне остановиться именно там!» — подумала я и сказала:

— Ничего. Можем полететь завтра, Алан?

— Да. И вот что… Я возьму тебя с собой пораньше, чтоб ты могла полюбоваться замком с моря, а когда вернемся, если хочешь, я посижу с малышом Джеком, а вы с Джейн смотаетесь туда на машине. Вам обеим полезно будет подышать морским воздухом.

Так он и поступил.

То, что открылось с воздуха, выглядело намного масштабнее, чем то, что я видела с земли: беспорядочное нагромождение лишенных крыш строений, цепляющихся за самый край утесов, внизу — кипящее белой пеной море. От этого зрелища у меня по спине пробежал холодок, достаточно знакомое ощущение, чтобы захотеть побыстрее спуститься на землю и поехать с Джейн к заветному месту.

На этот раз на стоянке я обнаружила две машины, а на заснеженной тропинке виднелись глубокие скользящие следы. Я пошла перед Джейн, подняв лицо навстречу порывистому ветру, который оставлял соленый привкус на губах и заставлял меня дрожать, хотя на мне была теплая куртка. Признаюсь, позже я не могла вспомнить, чтобы видела тогда других людей, но знаю, что они там были. Также моя память не сохранила отдельных деталей разрушенного замка, лишь какие-то общие образы: голые треугольники фронтонов, твердый, испещренный серыми пятнами и блестящий на солнце розовый гранит, высокая и массивная квадратная башня у края обрыва… Тишина внутри залов, где ветер перестает бушевать и начинает стонать и плакать и где торчащие из стен голые деревянные балки отбрасывают тени на наметенный внутрь снег. В стене одного из залов имелся большой пустой проем, бывшее окно, которое выходило в сторону моря. Когда я встала у него и уперлась руками в нагретый солнцем подоконник, посмотрев вниз, я заметила на заснеженном полу отпечатки лап небольшой собаки, возможно спаниеля, и рядом более глубокие следы человеческих ног, указывавшие на то, где стоял человек и, подобно мне, всматривался в бескрайний горизонт.

Я даже почти почувствовала, кто находится рядом со мной, только в моем воображении он изменился, перестал быть современным незнакомцем, с которым я разговаривала вчера на автостоянке, и превратился в человека прошлого, при сабле, в сапогах и плаще. Это ощущение было таким явственным, что я невольно обернулась и… увидела наблюдавшую за мной Джейн.

Заметив выражение на моем лице, она улыбнулась. Оно ей было хорошо знакомо по тем временам, когда на ее глазах мои персонажи начинали двигаться, разговаривать, оживать.

— Если хочешь, можешь в любое время приезжать к нам и работать здесь, — как бы между прочим произнесла она. — Место у нас есть.

Я покачала головой.

— У вас малыш, и гости вам ни к чему.

Джейн снова посмотрела на меня, и увиденное заставило ее решительно произнести:

— Тогда идем. Найдем тебе место в Краден Бэе.