06:05. 9 октября 2012 года. Борт личного самолета А. Л. Гумилева.

Самолет уже был в воздухе, когда бортпроводник принес телефон. Звонил Санич. Первым решением было вернуться, уж больно неожиданной была смерть заместителя Олега. Но Робокоп успокоил, сказал, что сам разберется и все выяснит. Тем более, на первый взгляд — это был несчастный случай.

Андрей попросил стюарда принести воды и таблетку снотворного. Он хотел выспаться и поработать непосредственно перед встречей с китайскими партнерами. На столике лежала стопка папок с неотложными делами. В глаза бросилась красная папка Санича. Она обращала на себя внимание непривычной тонкостью, возможно, в ней было всего несколько листов.

— То, что надо, — решил Гумилев, — как раз, пока не уснул.

В папке действительно находилось несколько листов. Но их содержание отвлекло Гумилева от стакана воды и таблетки.

Санич, как всегда, кратко докладывал, что за последние дни Бунин отправлял по неизвестному адресу информацию, не поддающуюся расшифровке. Проверял счет в банке. Спецы Робокопа вскрыли файлы с выписками по счету и выяснили, что на счету весьма внушительная сумма. Уже больше, чем полгода на счет регулярно поступают 4-х и 5-тизначные суммы в евро.

Складывалось впечатление, что Бунин продает информацию за серьезные деньги. Но Степан в курсе всех работ, которые ведет корпорация!

Гумилев ощутил прилив адреналина и нарастание паники.

— Это только подозрения, — одернул себя Андрей, — вернусь, разберемся. Мы с Евой знаем Степана не год и не два. Знали, — со вздохом поправил себя Андрей, уже несколько лет, как о Еве не было известий. За эти годы в его жизни были и другие женщины, но ни одна не могла занять место Евы в его сердце. Гумилев захлопнул папку и, подумав, встал и убрал ее в портфель — слишком важной была информация в ней.

На столе лежала еще одна папка от Санича. Андрей обнаружил в ней справку по Ильину.

Выпил снотворное. Поудобнее устроился в кресле и стал просматривать материалы по химику.

Материалов, как и предупреждал Олег, было немного. «Покров» вычленил только один косвенный факт. Накануне встречи Осокина с Ильиным в аппарате вице-премьера готовили проект докладной непосредственно Президенту о необходимости развертывания промышленной добычи рения на Курилах. Сам факт подготовки документа, который будут докладывать, минуя премьера, уже говорил о его исключительности. После встречи о докладной даже не вспоминали.

— Рений, — засыпая, подумал Андрей. Листы, шурша, упали на пол. Глава корпорации погрузился в глубокий сон.

Борт самолета. Сон Гумилева.

«Как здорово ходить „по морю яко посуху“!» — Андрей с восхищением смотрит, как его ступни, вызывая едва уловимые всплески, наступают на поверхность воды. Босые ноги чувствуют и жидкость и упругость поверхности одновременно. Они идут под руку с Ильиным по бесконечной поверхности моря.

— Смешной Вы, право, Андрей Львович, какое же это море — это Мир.

Одеты они во что-то невообразимое — тела скрыты колеблющейся дымкой, из которой нелепо торчат голова, кисти рук и босые ступни ног.

— Ногти бы постриг, — глядя на пальцы Ильина, подумал Андрей.

— Сам такой три раза, — раздается в голове насмешливый голос химика. И действительно, глядя на свои не очень ухоженные ноги, Андрей почувствовал, что краснеет. Покраснело и все вокруг.

— Да полно Вам, Андрей Львович, — Ильин морщит лоб, и ступни Гумилева становятся похожи на рекламу крема для ухода за ступнями ног. Розовые, гладенькие, с аккуратно постриженными ногтями. Андрея аж передернуло.

— Если не нравится, верну все на место. Кстати, и сами можете все это делать. Это совершенно не трудно. Важно только осознать, куда и с какой силой направить волну. Одним словом, создать вектор, нет, скорее «векторного ежика».

Ильин замолчал и стал растворяться. Теперь Андрей в одиночестве плыл в колеблющемся мареве. Голос Ильина продолжал звучать в его голове.

— Андрей Львович, а Вам никогда не приходило в голову, что наша Вселенная подобна океану. Исходя из волновой теории строения элементарных частиц, которая рассматривает их как комбинации различных видов электромагнитных волн, следует вывод, что и атом — сгусток колеблющегося электромагнитного поля, от атома — к веществу и так далее, и так далее. И уже, галактики — циклопические волны-цунами, планетарные системы — рябь на их поверхности, листик на дереве — едва уловимое завихрение и так далее до самых крошечных элементарных частиц. И человек — такой же сгусток поля, возможно единственное существо, которое находится в центре этого бесконечного величия и при этом в состоянии осознать это Величие и Бесконечность. Я не очень пафосно изъясняюсь, а Андрей Львович?

— Что Вы, что Вы! Уважаемый Кирилл Иванович! Проще некуда — съязвил Гумелев. — Только мы-то с Вами, и наши ногти на ногах здесь причем?

— А при том, что если всем этим волнам придать верное направление и силу, то можно создать любой объект, в окружении любого пространства. И свойства этому объекту придать самые «сказочные». Главное, инструмент иметь, способный этими волнами управлять подобно музыкантам. Каждый из них с помощью музыкального инструмента создает отдельный звук. А дирижер уже, по мановению своей «волшебной» палочки, лепит из этих пространство симфонии.

Я, Андрей Львович, всю свою сознательную жизнь катализаторами занимался, все химические процессы ускорял, а недавно понял, все можно сделать сразу, и без них. Достаточно правильно сгенерировать волновую картину результата процесса, и он сам пойдет стремительно и в нужном направлении. Думаю, мозг нам и дан в качестве органа, который должен генерировать волновую картину. Недаром, он позволяет нам сразу представить образ готового результата — цели, к которой необходимо стремиться. Еще немного поднапрячься, и мысль начнет материализоваться. Было время, когда люди получили инструменты, которые создавали волновую картину в соответствии с желаемой целью. Мореходам — дул попутный ветер, путешественник — легко общался с аборигенами на их родном языке, раненый — своими глазами видел, как затягиваются его раны. Благодаря этим инструментам люди и стали теми, кто они есть. Но, поверьте, Андрей Львович, все эти приспособления — банальные костыли. Подпорки для несовершенного человеческого тела. Тела, не отягощенного настоящим Разумом.

Неожиданно разглагольствования Ильина на фантастические темы прекратились.

— Наверное, в каждом из нас живет Манилов, — подумал про себя Гумилев, — ведь хороший дядька этот Ильин, а туда же, — «нам Разум дал стальные руки-крылья…». Андрею стало смешно. Он представил себе Ильина, который пытался взлететь, размахивая огромными крыльями. Крылья были металлические и с невероятным грохотом высекали из асфальта снопы искр.

— Господин Гумилев, совесть-то имейте. Я Вам, например, ничего к телу не приделывал, разве что ноги в порядок привел, — раздался в голове обиженный голос Ильина. — Нет, чтобы о чем-нибудь более приятном подумать.

Окружающий мир преобразился. Теперь Гумилев шел по Ленинскому проспекту. Вернее, в голубой дымке, под его ногами серый асфальт, но он уверен, что это знакомый с детства Ленинский. Проспект был относительно чистый — окурки и пятна попадались нечасто. «Где же дома?» — вопрос возник одновременно с вырастающими вдоль дороги серо-коричневыми стенами зданий в стиле сталинского ампира. Проявлялись окна, деревья, мимо Андрея побежали по асфальту машины. Появились люди…

— Ну вот, Андрей Львович, как Вы здорово все умеете. Даже без специальных инструментов. Вы, батенька, талант. И запомните, нет ничего невозможного — главное поверить в себя, в свои силы и осознать себя частью Вселенной, самостоятельной, но частью. Придет время, и Homo Sapiens, по-настоящему Sapiens, с большой буквы Sapiens, станет еще и Liber и выбросит эти костыли за ненадобностью. А пока, Андрей Львович…

Окружающий мир опять начал колебаться, растворяясь в жемчужном дрожащем тумане…

— Андрей Льво-ович! — голос стюарда и легкое потряхивание за плечо заставили Гумилева открыть глаза.