8:25. 21 октября 2012 года. Болгария. Набережная Солнечного Берега.
Веселая музыка «Don’t Worry, Be Happy» Боба Макферрина, которая зазвучала из мобильного Ильи, не предвещала ничего хорошего. Эта мелодия должна была оповещать его о том, что звонят самые близкие, а если родные надумали пообщаться с тобой в такую рань — жди беды.
Звонила мама.
Илья с закрытыми глазами упал обратно в постель и приложил телефон к тому месту, где должно было быть ухо. Они с Дашкой легли скорее рано, чем поздно, уснули же, когда розовый солнечный зайчик расцвел на потолке. Поэтому то, о чем говорила Ксения Васильевна, до сына доходило с большим трудом.
— Какое письмо? Ма, ну неужели нельзя было попозже позвонить? У нас здесь разница на час, — он с трудом сдерживался, чтобы мама не догадалась насколько он сейчас зол.
Через пару минут пар раздражения вышел, и в мозгу Ильи все встало на свои места.
К маме только что приходил почтальон и вручил под роспись конверт от некоего питерского нотариуса на имя Ильи Кирилловича Ильина. Мама хотела узнать, что с этим конвертом делать.
Илья тихо вылез из кровати, стараясь не разбудить сладко посапывающую Дашу, которая уже снова уснула. Накинул халат и со стаканом сока и сигаретой вышел на лоджию.
— Мамуль, все равно ты меня уже разбудила. Давай, открывай конверт, посмотрим, что в нем.
Некоторое время в трубке что-то шуршало и, наконец, раздался мамин голос:
— Уважаемый Илья Кириллович, уведомляем Вас, что в соответствии с указаниями И. А. Орбели Вам, как самому младшему наследнику Анны (Хаэрельнисы) Штейнбест (Байкеевой), надлежит получить конверт, оставленный на ее имя, — Ксения перевела дыхание и продолжила, — адрес Санкт-Петербург, улица Галерная, дом…, нотариальной контора номер…, время работы…. Все. Ой, нет, вот еще — личное присутствие обязательно.
— Мам, там телефон этой конторы есть? Брось мне его SMS-кой. У меня здесь еще столько дел, что раньше следующей недели, я, не то что в Питер, в Москву, не попаду.
Надо признаться, сын лукавил. Дел у него не было, было огромное желание побездельничать еще несколько дней с Дашей под еще теплым болгарским солнцем.
— Если хочешь, я сама позвоню, — Ксения понимала, разбудила сына ни свет, ни заря и хотела хоть как-то загладить вину.
— ОК! — Илья обрадовался тому, что сейчас свалит с холодной лоджии под одеяло, одним глотком допил сок, чмокнул маму в трубку и дал отбой.
Мама позвонила в понедельник к вечеру. Как всегда обстоятельная, Ксения Васильевна узнала, что действительно получить конверт может только сын собственноручно. Время терпит, ведь, пока шли поиски адресата, конверт пролежал более полувека, но нотариус все же просил поспешить.
11:00. 25 октября 2012 года. Россия. Санкт-Петербург. Площадь Восстания.
В четверг 25 октября 2012 года в 11.00 загорелый молодой человек в черной дубленке, джинсах, с небольшой сумкой на плече вышел из здания Московского вокзала в Санкт-Петербурге. Ветер гнал по небу облака, сквозь которые прорывалось пронзительно яркое осеннее прибалтийское солнце. Погода для Питера была отличная, и молодой человек похвалил сам себя за предусмотрительность, что обратный билет на «Сапсан» он взял на 19.45 и у него будет время пройтись по городу, который ему нравился с детства. Молодым человеком, вышедшим на площадь Восстания, был Илья Ильин.
Посмотрев на вокзальные часы, Илья прикинул время и решил пройти до нотариальной конторы пешком. Заблудиться он не боялся — город он знал неплохо, а кроме того, под рукой был навигатор iPad-а.
В отличие от своих родителей, от бабушки он унаследовал любовь к этому городу. Ему нравился влажный ветер, вольно разгуливающий по прямым, будто по линейке, проложенным проспектам. Нравился простор невской набережной. Нравилась старинная архитектура дворцов. Усилия родителей показать детям один из красивейших городов мира не пропали даром. Трижды они посвящали летние отпуска посещению Ленинграда и его живописных пригородных дворцовых ансамблей. И цепкая детская память дочери и сына Ильиных навсегда запечатлели яркие картины дворцов, музеев и парков северной столицы. Ильины-старшие не очень любили «Город над вольной Невой, Город нашей славы трудовой» за холод, сырость и неуютные дворы-колодцы. Однако, они считали необходимым приобщать детей к сокровищнице мировой культуры.
Прошли годы, но и Алиса, и Илья с тех пор никогда не отказывались от возможности побывать в Питере.
Привычный к пешим переходам по Москве, Илья быстро прошагал по Невскому до Большой Морской и через арку Главного штаба вышел на простор Дворцовой площади. Ангел на Александрийском столпе, то озарялся на ярком солнце, то снова затухал. Илья порадовался, что рабочее время и холодный ветер разогнали туристов с площади, и она предстала перед ним во всей своей красоте и державности. Не удержавшись, он снял на планшетник всю панораму площади. Настроение было отличное, и молодой человек по набережной, мимо Адмиралтейства, Медного всадника, не спеша, дошел до цели.
Указатели на доме направили его сперва в переулок, а затем в арку мрачноватого дома дореволюционной постройки. Вынырнув из сумрака арки в традиционный для Питера двор-колодец, где безысходно тянулось к небу одинокое дерево с полуосыпавшейся листвой, он сразу увидел вывеску нотариальной конторы. Она располагалась на первом этаже в подъезде жилого дома.
«Не подъезд, а парадное, — поправил себя мысленно Илья, — я в Питере, а здесь почему-то эти мрачные места называют столь пафосно».
Действительно, в темном пространстве, куда попал Ильин-младший, никакой парадности не наблюдалось, разве что истертый мрамор ступеней и металлическое кружево лестничных ограждений в стиле модерн начала прошлого века. Однако, былую красоту лестницы перечеркивали толстый слой краски с подтеками, уже местами облупившейся, с бурыми пятнами ржавчины и острый запах проживающей где-то поблизости четы кошачьих. Тем не менее, над дверью конторы горела яркая лампа, а рядом с дверью была прикреплена латунная табличка, стилизованная под дореволюционную старину. На отливающей золотом пластине Илья прочитал: «Нотариус Санкт-Петербурга доктор юридических наук Александр Альбертович Ахтеоргский. Лицензия № 007».
— Лучше бы звали Джеймс Бонд, агент 007, лицензия на убийство — не удержался от реплики вслух Ильин.
— Да я бы и сам не отказался, — услышал он за спиной.
Реплика была настолько неожиданной, что Илья чуть не подпрыгнул и, резко обернувшись, больно ударился об угол стены.
— Вы, я так понимаю, Ильин Илья Кириллович, — перед Ильей стоял невысокий парень, примерно одного с ним возраста. Ростом он уступал Ильину, но был широк в плечах и в животе. Высокий лоб переходил в сильные залысины, длинные черные с проседью волосы были стянуты на затылке резинкой, в зубах была зажата незажженная трубка, — Ахтеоргский Алексанр Альбертович, — парень протянул Илье руку.
— Оч-чень п-приятно, — чуть заикаясь, пожал ее москвич, — Илья Кириллович.
— Странно, лучше бы Вас звали Илья Ильич, — подначил его нотариус, — проходите, Илья Кириллович, прошу, — и распахнул перед Ильиным дверь.
Свет в помещении нотариус зажег только тогда, когда дверь за ними закрылась. Спутники оказались в просторной прихожей, отделанной панелями из светлой карельской березы. Панели скрывали встроенные шкафы, куда хозяин предложил повесить дубленку посетителя.
Рабочий кабинет Ахтеоргского, куда они прошли из прихожей, представлял собой странную смесь антикварной мебели и суперсовременной электроники. Предложив гостю присесть в глубокое кожаное кресло, Александр Альбертович достал из сейфа, скрытого в стене под пожелтевшим от времени офортом, запечатанный сургучом тонкий конверт и устроился за письменным столом.
— Итак, Илья Кириллович Ильин, позвольте узнать, Вы привезли документы, удостоверяющие, что Вы являетесь младшим внуком Хаэрельнисы Ильиной, в первом браке Штейнбест, урожденной Байкеевой.
Илья открыл сумку, вытащил папку с документами и протянул ее нотариусу.
— Да ладно, я и так знаю, что Вы — это Вы. На ваши поиски я потратил несколько лет. Ваша бабушка умудрилась раствориться в великой общности «Советский народ» на просторах СССР более, чем на полвека и при этом абсолютно на законных основаниях. Выходила замуж, разводилась и снова меняла фамилию в ЗАГС-е. Одни архивы сожгли бандиты, другие архивы затерялись на полках, папа с мамой назвали так, муж — звал сяк, друзья — вообще и так, и сяк. Вот кто Бонд, так Бонд. Но я решил эту головоломку! Вуаля! — Ахтеоргский картинно воздел руки с растопыренными пальцами. Илья Кириллович, дело в том, что в нотариальную контору, в которой работал мой дед, поступил вот этот конверт с поручением найти вашу бабушку, или ее младшего сына, или младшего внука. Одним словом, или ее саму или ее самого младшего совершеннолетнего наследника. Поверьте, это было более, чем трудно. Моему деду и отцу не удалось справиться с этой задачей. Конечно, можно было бы отказаться от этого дела. Но, видите ли, во-первых, это было даже не поручение, а скорее дружеская просьба старинного друга моего деда, а во-вторых, поручитель вскоре скончался, то есть эта просьба была предсмертной. Не выполнить ее моя семья не могла. Если Вы не возражаете, мы должны по этому поводу сделать по глотку коньяка.
Нотариус поднялся из-за стола, открыл бар, который представлял собой старинный напольный глобус, достал оттуда простую поллитровую бутылку темного стекла со старомодной коричневой этикеткой с надписью «Коньяк АХТАМАР», на которой желтели горы и пара золотых медалей. Очистил горлышко от сургуча, откупорил бутылку и разлил по бокалам янтарную жидкость.
— Эту бутылку дед купил в 80-м незадолго до смерти и оставил ее отцу, чтобы тот открыл ее, когда, наконец, найдет вашу бабушку. Отец передал ее мне, — на лицо Ахтеоргского набежала тень.
— Давайте, не чокаясь, — предложил Ильин, — слова молодого нотариуса заставили его вспомнить о бабушке. Помнил он ее не очень, но каждый раз, когда речь заходила о ней, в душе у Ильи становилось светло и спокойно.
Молодые люди выпили, думая каждый о своем.
— Ну что ж, продолжим, — голос Ахтиоргского неожиданно приобрел сухую официальность, — во исполнение воли ныне усопшего академика Орбели Иосифа Абгаровича вручаю Вам, Ильин Илья Кириллович, этот пакет.
Илья молча взял пакет и некоторое время не решался ничего с ним делать, но любопытство взяло вверх и он нетерпеливо сломал сургуч.
Письмо Иосифа Абгаровича Орбели.
Уважаемая Анна!С глубоким уважением, всегда Ваш, И. А. Орбели.
Пишет Вам Иосиф Абгарович Орбели. Уверен, что Вы помните меня и те обстоятельства, при которых мы с Вами встречались. После 1953 года я пытался разыскать Вас по причине того, что в последнюю нашу встречу осталось много недосказанного. Более того, через несколько дней после нее меня посетили несколько человек из известной Вам организации и изъяли фигурку Кролика, которая хранилась у меня в Эрмитаже.Ленинград. 25 октября 1961 года.
Последнее время чувствую себя неважно, поэтому попросил одного моего старинного друга, нотариуса с хорошим опытом поиска людей разыскать Вас или, не дай Бог, Ваших наследников, потому что это, во многом, касается и их.
Анна, намеренно обращаюсь к Вам именно так, потому что уверен — фамилия Ваших родителей известна тем, кто разыскивает Вас и Ваших детей. Эти люди стремятся не допустить, чтобы пророчество, о котором я Вам рассказывал, сбылось. Вполне возможно, что Ваше новое имя и фамилия им известны. Поэтому, умоляю Вас, быть осторожной.
Во время нашей встречи я рассказывал Вам о необычной способности Вашей семьи, но не уточнил, что с появлением более молодого поколения эта способность у старших угасает. Происходит своеобразная передача этого дара от поколения к поколению. При этом всегда живы несколько его носителей. Эту очень важную информацию сообщила мне ваша матушка, когда мы с нею виделись в последний раз. Кроме того, недавно мне в руки попал документ, в котором описана легенда, в некоторой степени, схожая с той, что связана с вашей семьей. В ней говориться, что существует два рода. Члены одного обладают способностью придавать священному металлу любую форму, но металл не способен исполнять их желания. На мой взгляд, речь идет о Вашей семье. Другие — имеют способность использовать металл по своему усмотрению. Металл в их руках способен претворять в жизнь все их помыслы, но желания людей противоречивы и не всегда благие. Всегда, когда в руки этой семьи попадали фигурки — беды обрушивались на окружающий мир. Но они не могут изменять форму изделий из металла. А форма, якобы, нужна для того, чтобы закрепить за слитком то или иное свойство, и, кроме того, тогда металл начинает работать в руках практически любого человека.
Анна, извините меня за возможно сухой и формальный пересказ этой легенды, но цель моего письма в том, чтобы Вы максимально полно представляли исключительность той ответственности, что лежит на Вас без каких-либо лирических отступлений. Запись этой легенды была мной обнаружена при весьма загадочных обстоятельствах, при разборе личного архива Николая Николаевича Муравьева-Амурского. В прошлом веке он был генерал-губернатором Восточной Сибири. Среди раритетов, переданных им в Кунсткамеру Санкт-Петербурга, был древний монашеский посох. Этот посох неизвестным образом очутился у меня в кабинете, и сколько бы раз я не возвращал его в хранилище, он постоянно возвращался в мой кабинет. Я не особенно верю во всякие чудеса, но данному феномену не могу дать объяснения. В конце концов, этот посох вывел меня из себя и я в сердцах сильно стукнул им об пол. От удара в нем открылось отверстие, из которого выпал свиток с текстом легенды.
Я описываю события столь подробно, потому что меня, человека прожившего жизнь и достаточно умудренного опытом, серьезно озадачивает обилие фактов, которым невозможно дать объяснения, не впадая в мистику.
Не знаю, удастся ли нам еще встретиться. Очень хотел посмотреть, какой Вы стали, узнать, есть ли у Вас детки. Последнее время часто вспоминаю тот день, когда Ваша мама привела Вас в мой кабинет в Эрмитаже, когда мне довелось впервые прикоснуться к этой мистической тайне. Пытаюсь дать ей какое-либо логическое объяснение и не могу.
Иван аккуратно сложил письмо.
— Ничего не понимаю, какой-то бред, — изумленно пробормотал он.
— Я, конечно, не вправе интересоваться содержанием письма, но, если не секрет, что в нем? — в круглых, немного выпуклых глазах Ахтиоргского читалось нескрываемое любопытство.
— Чушь собачья! Одна семья мнет какой-то металл, другие им пользуются, — Илья взглянул на нотариуса, — Александр Альбертович, Вы говорили, что этот Иосиф Орбели был другом вашего деда. Не просветите ли меня, кто он?
— О, Иосиф Абгарович Орбели — выдающийся ученый, востоковед, академик, долгое время был директором Эрмитажа.
Молодой нотариус хотел еще что-то рассказать об академике, но Илья его прервал:
— А не может быть, чтобы у него к старости «тихо шифером шурша, крыша» уехала?
— Нет, ну что Вы! — возмутился Ахтеоргский, — это был светлейший ум.
— В чем я очень сомневаюсь, — покачал головой Ильин. — Да сами почитайте. Бред сумасшедшего с манией преследования.
С этими словами он протянул собеседнику письмо.