Элоим лежал в своем каменном ложе под сводами полуразрушенного церковного готического храма. Он лежал в своем выстроенном им самим мире. Он отдыхал от той любви с молодой совсем еще юной девицей. Он знал она опять к нему придет, как и та и та, и та, что до нее.

Как все, кто был здесь на его каменном в этом месте ложе. Он в полудреме ощутил приближение еще кого-то. Он открыл свои голубые большие в красивых разрезах век Инкуба глаза. Она уже стояла рядом с его каменным ложем страсти и любви. Она его Изигирь. Его подруга в этом мире. Вечная его Элоима теперь спутница его жизни, еще с того момента когда он упал с Небес сюда в мир людей. Но смог выстроить этот мир, и она помогла ему в этом. Эта Изигирь. Любовница и демон. Черная ползущая как тень, как извивающаяся черная змея. Она стояла теперь перед его троном безудержной любовной страсти. Она смотрела, не отрываясь на него прислонившись к одной из высоких опорных колонн призрачного каменного храма, рядом с его ложем и любовалась его красотой Инкуба.

Она безумно любила его и считала себя его супругой в этом мире выстроенном ими обоими. Их только мире. И ни чьем больше. Она черной тенью отошла медленно от колонны и подплыла в тумане к самому ложу Элоима — Как тебе спалось, любимый мой Элоим? — она спросила его мягким шипящим слегка змеиным голосом — Я, наверное, нарушила твой покой? Прости меня, любимый — и она заползла на его ложе любви и прижалась к груди Элоима. Смотря прямо в его не отрываясь глаза, своими змеиными зрачками черных как уголь глаз, произнесла снова — Или ты, не рад меня сегодня видеть, мой любимый, Элоим? Или я тебе не мила как раньше? Или я плохо тебе станцевала свой змеиный танец любви? Мой красавец, Элоим! Он смотрел тоже в упор в ее те змеиные гипнотические Суккуба глаза на Изигири заостренном остроносом лице и сказал — Я хочу его еще раз увидеть! Моя, Изигирь! И Изигирь, ничего ни говоря, сползла с его тела прямо в тот ползущий белый, как молоко вьющийся, как и она сама живой туман. Она исчезла в нем. А он высоко усевшись в своем ложе страсти и любви, стал смотреть туда, где перед ним вновь должна была появиться его Изигирь. В тот стелящийся по полу его храма туман, который стал подыматься с самого пола храма и виться по спирали вокруг собственной оси все выше и выше. Внутри этого тумана стал раздоваться звук похожий на некий звон и шорох и из тумана показались женские тонкие извивающиеся волной в золотых тонких браслетах руки и потом все голое практически тело молодой очень смуглой и очень красивой девицы. Сверкая черными, как уголь очами и тряся обнаженной своей пышной женской грудью. Она эта черноволосая демоница брюнетка с миловидным девичьим лицом с вьющимися парящими кудрявыми и очень длинными, чуть ли не до самой ее крутой задницы волосами. Вьющимися, как целая масса на ее под золоченым обручем венцом голове змей. Звеня золотыми в ушах большими сережками и вся в золоте украшений. Шелестя набедренной белой прозрачной спадающей по ее красивым полным голым ногам до самого пола вуалью, наброшенной на узкие из золота плавки. Стянутые, туго на ее промежности и волосатом лобке, и на девичьих смуглых крутых бедрах ног, в золотой, набедренный пояс. Это все что на ней было. Она дергая из стороны в сторону голым, полным в овале над срезом узких плавок и того пояса своим девичьим животом, выставляя его вперед своим круглым пупком, и вырисовывая им круги Изигирь, начала свой танец. Танец Суккуба.

Танец страсти и любви. Змеиный танец живота перед своим возлюбленным Элоимом. Под удары незримых тамтамов и невидимых в том каменном храме барабанов, она извивалась всем телом перед ним как настоящая молодая гибкая и очень красивая любовница змея, соблазняя его вновь своим тем танцем кружа в густом над полом вьющимся и медленно ползущем тумане. Как самка, жаждущая продолжения рода, Изигирь танцевала этот танец любви перед Элоимом, и Элоим сходил с ума от ее змеиного танца. Этого танца живота. Танца страсти и любви. Он глядел, вновь наслаждаясь ее гибкими движениями материализовавшегося из черной тени извивающегося в невероятных движениях красивого и смуглого молодого девичьего тела. Это была всегда прелюдия перед их брачным ложем. Их близостью в этом их общем теперь храме любви и безудержных страстей в выстроенном ими обоими общем мире, который Изигирь остервенело охраняла от всех непрошенных гостей, а особенно земных соблазненных Элоимом соперниц. Которые сходили по его красоте с ума, как и сама Изигирь, и стремилась сохранить их с Элоимом любовь любой ценой в этом их общем иллюзорном сказочном мире. Она бесилась при виде любой соперницы и всячески пыталась ее уничтожить. Изигирь была невероятно жестока и кровожадна, и горе тем, кто попадался ей на пути в этом призрачном черном лесу. Вот и теперь она нашла на ветке дерева разорванную чью-то ночьнушку. И хотела узнать у Элоима о новой гостье, но решила повременить с этим, и теперь хотела с ним только близости, извиваясь, в, своем змеином танце живота, приняв облик молодой красивой брюнетки танцовщицы. Превращаясь, все время в прекрасную восточную танцовщицу, она изводила себя всегда в этом танце страсти и любви почти до бессознательного состояния и Элоиму это нравилось. Он уже представлял в том танце свою Алину. По красоте не уступающую Изигири. Как бы она извивалась сейчас перед ним и их ложем любви, вот так, почти, обнаженной и совращая его Элоима. Но он видел свою, только наскучившую ему Изигирь. А Изигирь, любвеобильной голой извивающейся в танце сучкой, кружилась вокруг каменного его ложа в пелене вьющегося тумана, развевая мечущимися по сторонам бедрами прозрачную на ее голых женских ногах вуаль. Как рабыня, наложница, какого-нибудь восточного повелителя или господина, шейха или султана, она вырисовывала круги животом и трясла своими полными девичьими голыми грудями перед глазами Элоима. Гремела золотыми на руках браслетами и серьгами в своих ушах. И по-прежнему сверкая угольной чернотой своих хищных, но наполненных теперь неподдельной страстью сексуального экстаза глаз, она стонала как ненормальная, показывая ему Элоиму, свою безудержную и безумную, пылающую плотской непотребной страстью любовь к нему Суккуба. Она, выгибаясь перед ним в своей гибкой спине, закатывала вверх в том экстазе демонической самки, те свои, из-под надетого на ее девичью голову золотого венца, в косом изгибе тонких черных бровей под верхние веки черные в длинных ресницах молящие о любви глаза.

Открыв свой Суккуба сладострастный хищный в зубном оскале непотребной страсти рот. В том танцевальном сексуальном трансе на запрокинутой подбородком к нему девичьей голове, раскачивала перед взором восторженного Элоима своей той полной, упругой с торчащими возбужденными сосками обнаженной запрокинутой кверху грудью. И, раскачиваясь из стороны в сторону сама, свесив до самого пола храма длинные черные кудрями вьющихся змей девичьи волосы и дергая во все стороны голым своим животом, перед ним и, почти, припадая к полу храма, протягивала к любимому извивающиеся, как две змеи сверкая золотом браслетов танцовщицы и любовницы руки. Она хотела снова его любви, именно здесь, и именно сейчас. Она все ближе и ближе подбиралась как хищница к сидящему на ложе любви своему Элоиму. И в последнем движении своего подошедшего к завершению танца, она, сбросив с себя золото узких плавок с прозрачной вуалью и пояс в стелящийся по полу туман, уронив Элоима на спину в ложе любви, придавила его своей полной сладострастно дышащей и пышущей жаром безудержной страсти обнаженной любовницы грудью. Обжигая всего его своим жарким кипящим дыханием и сверкая дикими черными очами. Пожирая ими его всего, она, выгнувшись в узкой гибкой талии, прижалась неистово своими крутыми раздвинутыми вширь бедрами и женским голым волосатым лобком с возбужденным в вечной течке влагалищем к его в таком же волосатом лобке торчащему от возбуждения большому с задранной плотью детородному растревоженному ее дивным танцем члену. Воткнув его себе в раскрывшуюся вширь бездонной глубокой пропастью плотского греха и порочного разврата в волосяном покрове промежность. Промеж раздвинутых по сторонам в неудержимом желании соития женских в чешуе украшенных черными когтями ног. Схватив тонкими длинными девичьими перстами плечи Элоима, она придавила его своими в золоте тонких браслетов в змеиной до локтей чешуе руками демоницы любовницы к изголовью каменного ложа. И впилась своими ядовитыми змеиными уже Суккуба губами, как пиявка в губы своего демона любовника. Ее лицо, как и лицо любовника, словно маска мгновенно поменялось, и появился длинный у обоих, сзади голых задницы ягодиц змееподобный длинный хвост, а на спине расправились перепончатые пятнистые как у летучей мыши крылья. Черный лес содрогнулся от стонов и звериного дикого крика обоих слившихся воедино, как одно целое в любовном экстазе кошмарных существ. Наполненный оргией любовной страсти и дикого звериного безумия.

* * *

Миленхирим навсегда покинул свою старую квартиру, где он жил до смены тела. Он оттуда ушел практически сразу после исчезновения Умбриэля, бросив все, что там от него в этой земной предыдущей жизни осталось вместе с обколоченными и изодранными в их страстной любви с Умбриэлем стенами, порванными шторами и переломанной всей в квартире мебелью. Было уже семь вечера и ему надо было ближе подобраться к этой самой Алине. Умбриэль сказал ему, что только через нее можно попасть в мир его брата Элоима. Откуда он это знал, даже сам Миленхирим был не в курсе. Умбриэль много чего знал, более чем все Ангелы из его племени. У него был такой дар особого предвидения. Этот дар был куда более развит, чем у всех Небесных Ангелов Рая. Дар от их общего Бога Отца. Вот за это, еще и ценил его сам Миленхирим. Не только за неудержимую к нему Миленхириму страстную безумную любовь. А за то, что Умбриэль, много чего знал. И мог о многом ему самому Миленхириму поведать. Но, вполне возможно, что может сам Отец ему передал эту новость. Теперь это уже было не важно. Зато было важно то, что надо было как можно ближе подобраться к этой Алине и суметь с ней проникнуть в мир его брата Элоима. Это был единственный путь к нему, и не было другого пути как этот. Миленхирим проехал на вечерних автобусах половину города, чтобы оказаться там, где ему было нужно. Он потерял много времени на этих перекладных в дорожных пробках и оказался у нужного места часов в девять. Он занялся поисками этой самой Алины, когда чуть у ее дома не столкнулся с ее подружкой Ленкой.

— Приветик! — громко прокричала ему Ленка — Че, к Алинке, идешь?!

А ее пока, нету дома!

— А, где она? — спросил Миленхирим Вадик, смотря как перед ним, строя глазки выламывается молодая, но перспективная к близким отношениям и уж слишком шустрая девчонка.

— На дачу укатила с родоками — ответила, не меняя своего шумного голосового тона, Ленка и тут же спросила — А ты че, сам то, сегодня делаешь?! Может, в киношку сходим! Он, словно не слыша ее, подумал — «Вот незадача!».

— А, надолго, она уехала? — спросил ее Миленхирим Вадик.

— До завтрашнего утра как минимум! — прокричала Ленка — Ну, так че, в кино идем?!

— Ты, видимо, подружка Алины? — спросил Ангел. Та, сделав странные, удивленные глаза посмотрела на Миленхирима Вадика — Ну, Да! А, че, ты не помнишь? «Хромая лошадь». Танцы!

— Нет, не помню — сказал Ангел, чтобы отшить, по быстрее эту дурную и назойливую подружку Алины.

— Ну и дурак! — крикнула Ленка и, отвернувшись и обидевшись, быстро пошла от Миленхирима Вадика прочь по дороге от Алининого дома.

— «Прекрасно. Надо и дальше, так делать» — подумал Миленхирим, если что. Чтобы кто-либо ненужный не путался под ногами. Миленхирим вошел в подъезд дома. Он по памяти Вадика поднялся на лифте до нужной в доме этажной коридорной площадке, на которой было несколько квартир. Здесь была квартира Алины. Миленхирим подошел к ее квартире, как было в памяти этого ее еще малознакомого парня. Он провожал ее до этой двери. Тут они целовались и все. Потом Миленхирим захватил тело Вадика и вот он стоит теперь в его теле у двери квартиры Алины. Он почувствовал присутствие своего родного Небесного брата близнеца у Алининой двери. Миленхирим дотронулся до двери рукой, и замок открылся, скрипя и щелкая механизмами внутри. Миленхирим вошел в квартиру Алины и ее родителей. Он осторожно паря над полом пролетел с порога до самого зала, и, опустившись на пол, он, уже шагая ногами по нему, обошел всю квартиру от кухни до спальни родителей и спальни самой Алины. Именно спальня Алины, и он остался здесь на какое-то время, чувствуя присутствие здесь знакомой силы.

Родственной силы и энергии. Это была энергия Ангела. Очень, много, переполняющей до краев каждый уголок и пределы спальни ментально-астральной энергии. Комната Алины была перенасыщена этой энергией. Только Ангел мог почувствовать это и ни кто другой. Только он Миленхирим или другой Ангел мог это почувствовать. Миленхирим понял, что тут уже что-то происходило. Но дорога была закрыта в тот мир, откуда была эта энергия, и только через Алину можно было туда попасть. Прав был Умбриэль, когда направлял его сюда к порогу своего родного брата. На входе в мир Элоима лежала печать, замок от двери в этот мир и попасть не мог даже туда Ангел. Нужен был ключ, и этот ключ был в самой Алине. Миленхирим решил покинуть квартиру и подождать встречи с Алиной.

Но не таким способом прямо здесь в ее квартире родителей. Миленхирим вышел и закрыл снова прикосновением руки замок на двери и снова вошел в лифт дома. Он спустился вниз и покинул дом.

Было нечего здесь делать как минимум до утра. И он вернулся в дом Вадика. Его встретила мать Вадика думая, что это ее сын и посадила за стол. Было уже восемь вечера и надо было уже быть дома. Ему понравилось быть молодым и со своей семьей. Сколько сотен лет он не помышлял на земле о семье. Один раз он, было, завел жену и даже детей, но они уже умерли давно, как и его, то состарившееся одно из первых земное человеческое тело. И после этого Миленхирим больше не стал заводить семью. Больно терять близких людей и особенно детей уже старыми.

Особенно когда ты уже в другом теле, а твой сын или, к примеру, дочь стали стариком или старухой. И ты знаешь, что вот они, а подойти к ним уже переселившись в другое тело, более молодое, чем они, и сказать, что ты был их ранее отцом нельзя. Это страшно даже для Ангела. И неприемлемо духовно. И Миленхирим больше не стал никого заводить, а так и жил все эти земные века один лишь меняя периодически состарившееся или пораженное смертельной болезнью тело. Как и в этот раз, но несколько иначе, поработив душу на время этого молодого парня. Он лишь решил для срочного дела попользоваться его совсем еще юным телом и потом вернуть все в свое русло. Это нужно было из-за подхода к Алине. Этот парень вернее его тело один из лучших, по мнению Миленхирима вариантов. Он стал близким знакомым Алины и теперь была возможность вполне легально завязать ему самому с молодой девицей школьницей прямой дружественный контакт и проникнуть через ее сновидения в мир родного своего брата Элоима. Ему просто надо было дождаться приезда Алины и все, а контакты заводить, как и все его братья Ангелы он умеет. Миленхирим поужинал с приемной теперь ему мамой. И, поцеловав ее сыновними любящими губами в щеку, лег спать, беседуя мысленно с Вадиком за земную жизнь. Давая ему напутствия про любовь к отцу и матери и про то, что он должен будет поступить в институт после окончания школы, после всего разговора наказав ему, позаботится об Алине, как самый теперь ей близкий друг. После того как он вернет ему назад его молодое полное живой еще энергии тело.

* * *

Было уже десять часов вечера. Александру удалось накопать кое-какой информации по Элоиму. Как он и обещал своему другу медиуму и экстрасенсу Якову Могильному. Он пообщался со сведущими по данной теме знакомыми. Только, знакомыми ему одному людьми, по его личным связям и посмотрел у них соответствующие документы и старинную редкую весьма мистическую и эзотерическую литературу. Он еще потренировался в своем спортзале.

Поотжимал штангу и гантели. Сделав несколько подходов и становый жим на сто киллограмм. И теперь возвращался назад уже поздно вечером часов. Он был крепким мужчиной и никого не боялся и мог за себя, если, что постоять. Александрии ехал на втором рейсовом городском автобусе. И где-то, уже в одиннадцать и недалеко от конечной точки маршрута автобуса попал в аварию. В автобус влетела иномарка на светофоре, и пришлось оказывать пострадавшим медицинскую помощь. Как ни как, а проходить мимо чужой трагедии Александра не учили.

И в армии и на гражданке. Он помогал, как мог, медикам с пострадавшими, высаживая их из поврежденного автобуса. Потом уже он шел по темноте в направлении их с Яковом штаб квартиры и попал на пожар.

— «Все к одному!» — возмутился Александр — «Одна беда никогда не приходит!». Горела «Хромая лошадь». Это было просто провидение какое-то. Как специально. И именно на его пути. Имея отличную физическую подготовку еще с армии и будучи в состоянии профессионального атлета, Александр побежал туда, видя, что там твориться. Он полагал, что если, что, то возможно им обоим это зачтется при расследовании их того трагичного, несчастного случая.

Случая, с той умершей у них при опытах с потусторонним старушкой.

Александру необходимо было засветиться. Особенно в глазах пожарных и милиции. Это было архи важно и для Якова. Может его такая жертвенная помощь будет даже, кстати, и все ту трагедию забудут. И их с Яковом не будут в дальнейшем, если, что таскать по органам и жизнь снова наладится и войдет обратно в нужную колею. Он и так уже живя в другом еще со своей семьей натерпелся всякого и в том числе когда были проблемы с сыном потаскался по соответствующим органам. Ему этого больше не хотелось. Он и от той семьи, порвав все связи, из-за этого тоже уехал. Он не хотел больше с милицией иметь дело.

Александр лишь хотел мирно жить и заниматься тем, что ему хотелось.

И Александр уже был в скором времени там, на пожаре и помогал пострадавшим, вытаскивая их из огня, путаясь под ногами пожарников, милиции и скорой. Может все и сложилось бы так, как он рассчитывал, если бы сам не стал жертвой трагедии. Александр получил отравление угарным газом и довольно сильные ожоги, когда вытаскивал двух школьниц девчонок, которые тоже надышались едкого химического дыма от горящего пластика и древесины с другой стороны от главного входа в тот бар. Они лезли через узкое окно и одна из них застряла. И он самоотверженно не жалея себя сумел вызволить погибающую от дыма пленницу на чистый воздух, а сам наглотался этого дыма. И выбираясь с ними как можно дальше от горящего здания, хватался уже, ничего не соображая и теряя сознание за горящие упавшие от огня конструкции и обжог сильно свои руки. Как результат он теперь уже лежал на больничной койке в больнице с перебинтованными от ожогов руками. И не пришел туда, куда должен был прийти этой ночью. Вдобавок еще он на пожаре потерял свой сотовый телефон и не смог дозвониться до Якова и сказать ему, что случилось.

К тому же он спохватился еще не сразу, а как только пришел в сознание. С больной головой он сел на постель и тут же упал на подушки. Его сильно затошнило и вырвало прямо на больничный пол возле кровати. Он был в плачевном состоянии и не мог ничего делать от боли в руках и потом, после дозы сильного обезболивающего он крепко заснул и отключился на всю ночь. Ночь с субботы на воскресенье предстоящего для него и его друга Якова рокового в их работе с потусторонним финала.