На следующий день, когда я собирался в школу, ко мне подошел папа и сунул небольшой пакет.

— Вот тут мамины фотографии: детство, юность, взрослая пора. Может, тебя это вдохновит.

Я вдохновлялся всю ботанику и русский, не ходил на перемены, но ничего в голову не приходило.

А на алгебре чуть не случилась беда. Я в который раз рассматривал под партой мамины фотографии, как вдруг меня начал пихать Шурка. Не глядя, я ему ответил тем же.

— Ты чего? — зашипел он. — Тебя Галина к доске вызывает!

Я вскочил, фотографии соскользнули с крышки портфеля и уперлись мне в колени. Чтобы они не упали, пришлось согнуться. Я сразу на целую четверть стал меньше ростом.

— Что с тобой, Метёлкин? — удивленно посмотрела на меня Галина Андреевна.

— Я уже третий раз называю твою фамилию, а когда ты, наконец, соизволил встать, тебя согнуло в три погибели. Живот болит?

— Не болит, — промямлил я.

— Ну так иди к доске, — Сейчас, — я начал коленями запихивать в глубь парты фотографии, но ничего не вышло. Я нашарил всю стопку рукой и попытался незаметно передать их Шурке, он не понял, чего я хочу от него, и вместо этого отодвинулся от меня, освобождая дорогу Неловким движением я снова попытался запихнуть фотографии обратно, но промахнулся, и они усыпали весь пол под нашей партой. Я нагнулся, Шурка бросился мне помогать. К нам подошла Галина Андреевна. Я вытянулся перед ней с пачкой фотографий в руке. Не хватало только, чтобы она сейчас послала меня за мамой. Мама, конечно, допытается, зачем я брал в школу эти фотографии, и наша затея раскроется. Папа с Петькой никогда мне этого не простят. Но все обошлось: Галина Андреевна отобрала фотографии и кивком головы послала меня к доске.

Я вышел, решил задачу, получил пятерку. Она вернула мне фотографии обратно.

— Серёжа, — неуверенно спросила она, — это твоя мама?

Я подтвердил.

— Зачем же ты носишь ее фотографии в школу, рассматриваешь во время урока?

— Они мне лучше помогают усваивать пройденный материал, — твердо сказал я.

5 «А» посмотрел на меня, как на умалишенного. Я выдержал и это.

— Ты бы не мог попросить свою маму, после праздника, конечно, — поспешно добавила Галина Андреевна, — зайти ко мне? Воздействие на успеваемость с помощью фотографий. Это что-то новое в педагогике! Пусть поделится опытом.

— Я ей передам, — весело сказал я и, не обращая внимания на насмешливые взгляды, зашагал на место.

— Чего это ты дурака валял сегодня целый день с этими фотографиями? — спросил меня Шурка, как только я сел.

— Эх, Шурка, — вздохнул я и рассказал ему про свои мучения.

— Зайдем ко мне, — предложил он. — Ум хорошо, а два лучше.

Мы зашли к нему, но и два ума моему делу не помогли.

И только на следующий день, когда я на перемене освежал в памяти биографию Короленко, меня осенило: когда рассказывают о великих и любимых, всегда начинают с рождения, потом идет описание жизненного пути. Не теряя времени, я схватил ручку и начал писать. Вечером вручил написанное папе. Он внимательно прочел и сказал: «Недурственно, смею заметить, недурственно».

Записывать передачу приходилось урывками. Особенно Петькино пение. Но седьмого передача была готова.

Восьмого утром, лихорадочно поправляя галстук в горошек, к нам вошел папа. Он придирчиво оглядел нас, показал большой палец, и мы пошли в гостиную. В руках у каждого было по цветку Они были влажными и грациозно покачивали своими белыми головками на длинных зеленых ножках.

— Вот здорово, — Петька слизнул капельку с цветка, — как лебеди.

— Как лебеди, — согласился папа и постучал в спальню.

— Иду… — раздался мамин голос.

Дверь распахнулась, и мама появилась на пороге в зеленоватом переливающемся платье с пенным кружевом вокруг шеи и на широких рукавах. Такой красивой я ее не видел никогда. Мы протянули цветы, папа усадил ее в кресло и нажал на клавишу магнитофона. Зеленый огонек дружески подмигнул нам, и полились позывные передачи; «Пусть всегда будет мама»…

— Здравствуй, женушка!

Мама посмотрела на папу, услышав его измененный магнитофоном голос.

— Мама, родная, здравствуй!

Она перевела взгляд на меня.

— Мамочка, здравствуй!  — зазвенел Петька, и наши голоса слились в единый хор:

— Поздравляем тебя с самым светлым и нежным праздником на земле! Эту передачу мы посвящаем тебе!

Я украдкой посмотрел на маму. Она сидела не шелохнувшись. Только пальцы, которыми она сжимала подлокотники кресла, были белыми-белыми. Сейчас должно было быть мое выступление.

— Мама,  — мой голос прозвучал так торжественно, что она выпрямилась в кресле, — ты, как все твои сверстники, вынесла на своих плечах все тяготы войны. Несмотря на это, ты окончила школу с серебряной медалью. Потом ты вышла замуж за папу, стала нашей мамой, и мы говорим тебе за это большое спасибо. У тебя хватило сил окончить институт. Это всегда будет служить для нас с Петькой большим примером. Ты всегда учила нас быть сильными, а главное — честными. Отныне мы всегда будем твоей радостью и постараемся быть достойными тебя.

У меня аж спина взмокла, пока себя слушал. А мама сморщила нос и сказала скороговоркой:

— Посмотрим, посмотрим.

И тут еле слышно заиграла скрипка и зазвучал папин голос:

— Давно я не писал тебе стихи, Но ты не думай, что огонь угас. Хоть перешел на прозу и духи, Но бьет еще копытом мой Пегас…

Стихотворение было очень длинным и непонятным, да еще папа смешно читал его, чуть подвывая, но мама, закрыв от удовольствия глаза, слушала, слегка покачивая головой. А потом запел Петька. Вот уж чей голос не изменит ни один магнитофон в мире…

Папа нажал на клавишу, и огонек погас. Мы уставились на маму А вдруг ей не понравилось?

— Если я буду молчать, — заговорила мама, — то я сейчас заплачу. Поэтому я буду говорить, говорить, а вы не обращайте на это внимания. Спасибо вам, родные мои мужчины. — Она перецеловала нас. — Я буду стараться быть похожей на ту, о которой говорил Серёжа. Если вы не против, я отнесу эту пленку к нам в отдел?

Все будут хвалиться подарками: полочками, вышивками, духами, а я дам им послушать это.

Мы не возражали…

— И еще: вчера я была в школе и рада, что Серёжа сдержал свое слово. За последние три недели у него две твердые тройки и одна пятерка. А это обнадеживает. Папа с Петькой захлопали мне, мама присоединилась к ним.

— Мы с папой освобождаем тебя от клятвы, жизнь затворника окончена. Ты свободный человек. А посему я хочу открыть всем маленькую тайну. Несколько дней назад мне на работу позвонил… кто бы вы думали?

Мы дружно пожали плечами.

— Я бы тоже не угадала, — успокоила нас мама, — мне позвонил заслуженный артист республики Александр Христофорович Буров и спросил, не могу ли я дать разрешение сыграть моему сыну вместе с его сыном одну роль на двоих. Одному Шуре будет сделать это очень трудно. Я попросила у Александра Христофоровича подумать несколько дней. Он согласился подождать. И вот сегодня, если папа не против, я даю свое согласие.

— Я не против! — сказал папа.

— Д-а-а, — протянул Петька, — вот это сюрприз!