Сорокин не знал, сколько времени прошло с тех пор, как командир приказал покинуть самолёт. Превозмогая боль, штурман брёл в выбранном направлении, не останавливаясь.
Сначала, как ему показалось, идти было довольно легко. Силы его были свежими, он двигался по крепкому снежному насту. Но время шло, и усталость всё больше давала о себе знать. Идти становилось всё труднее. Саша ощутил, что подул встречный ветер.
– Надо передохнуть, неизвестно, когда я найду самолёт, силы надо беречь, – подумал он и присел у огромного валуна с подветренной стороны. Опустившись на снег, он почувствовал, что стало значительно теплее. Встречный ветер, оказывается, очень серьёзно давал о себе знать.
– Всё хорошо, вот только есть хочется, – подумал он. – Интересно, сколько времени я топаю, что уже так проголодался? Стоп, а ведь у меня где-то должен быть шоколад, – вспомнил он и начал рыться во множественных карманах своего мехового комбинезона.
– Точно, есть, – обрадовался он, доставая завёрнутую в фольгу половину плитки. – Теперь не помру.
Он отломил один квадратик, превозмогая боль, проковырял пальцем в районе рта щель и сунул в неё сладкий кусочек. Остальной шоколад он аккуратно завернул в фольгу и вновь спрятал в карман. Конечно, желание поесть не пропало, но Саша знал, что этот шоколад позволит ему продержаться несколько дней. Он прикрыл веки и подумал: «Спать нельзя, замёрзну. Вот сейчас минуточку посижу с закрытыми глазами и снова в путь».
Потом он не мог осознать, что это было. То ли сон, то ли какие-то грёзы. Он ощутил себя в своей родной деревне под Воронежем, на берегу небольшой, но довольно глубокой реки с таким смешным, птичьим названием Ворона. Стоит тёплая летняя ночь. Они пацанами сидят у костра, вблизи, на лугу пасутся кони из колхозной конюшни. Ванька Коробков рассказывает какую-то страшилку на кладбищенскую тему и переворачивает в горячих углях картошку, которую все с нетерпением ждут. Уж очень есть хочется. Вдруг к ним подбегает собака и с каким-то не собачьим визгом хватает Сашу за штанину и начинает её рвать. Попытка прогнать собаку результата не дала. Он попробовал ударить её другой ногой, но пёс не выпускал свою добычу. И в этот момент штурман открыл глаза, сознание вновь вернулось к нему. Он с ужасом обнаружил рядом с собой полярную лисицу – соболя, который посчитал, что имеет дело с трупом и начал свою трапезу почему-то с комбинезона, вернее со штанов, в которые вцепился своими острыми зубами. Сорокин крикнул и полез за пистолетом, но испугавшийся соболь так рванул в тундру, что пока его жертва готовилась к выстрелу, он скрылся в темноте.
«Ай да соболь, ай да молодец! Не дал замёрзнуть, значит не судьба, надо в путь». Он медленно поднялся и побрёл дальше искать своих. Изредка, когда казалось, что силы покидают его, он доставал свой аварийный запас шоколада, отламывал очередной квадратик, клал его на язык и медленно-медленно даже не сосал, а ждал, когда тот растает. Ему казалось, чем дольше шоколад пробудет у него во рту, тем больше он утолит свой голод. Но всему есть предел. Сил идти уже не было, и он пополз.
Прекрасно понимая, что остановка и сон на морозе будет стоить ему жизни, Александр, как мог, старался двигаться, чтобы не уснуть. Он полз, время от времени шевелил пальцами на руках и ногах, проверяя, не потеряли ли они чувствительность.
Вдруг он свалился в какую-то канаву. Попытался выбраться, но сил уже не было, они оставляли его. В затуманенном мозгу возникла мысль: «Откуда здесь эта канава? А вдруг?» Он подумал о том, что это может быть след самолёта и тут же отогнал эту мысль: «Размечтался…» Сил двигаться дальше уже не было. Последним усилием воли Саша заставил себя достать пистолет и нажать на курок. Выстрела штурман не слышал, сознание вновь покинуло его, он провалился в небытие…
Командир экипажа, спасая машину, сумел всё-таки перелететь через каменную гряду и дотянуть до заснеженной тундры. Плюхнувшись на брюхо, оставляя за собой широкую борозду, самолёт глубоко пропахал снежный наст и, зарывшись носом глубоко в снег, замер, раскинув свои большие крылья. К этому времени двигатель перестал гореть, и угроза взрыва миновала.
Бортрадист выпрыгнул из самолёта удачно, приземлившись, он довольно быстро обнаружил место падения машины. Когда приблизился к самолёту, то нашёл командира экипажа на своём месте, на левом пилотском сидении. Тот был в полузабытьи. Его нога при посадке оказалась повреждена, похоже было на перелом. Радист разобрал за ненадобностью стремянку, поскольку теперь из самолёта можно было выйти и без нее. Порог двери кабины находился на уровне снежного покрова. Василий подобрал подходящий кусок металла и, чтобы зафиксировать ногу командира, использовал её как шину. После этого Вася приступил к строительству «дома». Закончив работу, он собрал брезентовые чехлы, которыми на стоянке закрывали двигатели, соорудил постель и уложил на нее командира.
Прозвучавший невдалеке выстрел заставил потерпевших вздрогнуть от неожиданности. Они обалдели от радости. Крючков открыл глаза и, улыбнувшись, прошептал:
– Ну, слава богу, он жив. Слышь, радист, это штурман, помоги ему.
Казаков бросился на звук выстрела. Пройдя приличное расстояние, Василий никого не обнаружил.
«Наверное, всё-таки я не там ищу, – сказал себе Вася. – Звук выстрела был довольно сильным, а я уже далековато ушёл в тундру».
Он остановился, присел на снег и продолжал рассуждать: «Когда я пошёл от самолёта, то шёл на северо-восток. Борозда на снегу, которая осталась от падения самолёта находилась справа от меня. Чтобы не заблудиться, я постоянно держал её в поле зрения», – он снял шлемофон. От головы шёл пар. Несмотря на мороз ему было жарко. Вася почесал голову. «А почему я решил, что надо искать справа от борозды, а не в самой борозде? Надо посмотреть».
Он повернул вправо, нашёл борозду и пошёл по ней в сторону самолёта. А вскоре обнаружил лежавшего без сознания Александра Сорокина. Вид штурмана его расстроил. Соорудив из прихваченного с собой парашюта волокушу, он уложил на неё Сашу и потащил к самолёту.