Несмотря на твердое решение хотя бы несколько дней высидеть дома у Эльвиры Леоновны, Владимир не мог усидеть на месте. Нервы, напряженные до предела, не давали покоя… Ночью снились кошмары. Он проснулся на рассвете и больше не мог сомкнуть глаз. Бежать, бежать!.. Он сам не знал куда. Но — бежать без оглядки. Чужие зоркие глаза, проверяющие каждый его шаг, мнились ему в каждом углу, за портьерой, за дверью, за окнами, где брезжил серый октябрьский рассвет.

Он встал, умылся. Вода была холодна. Но он, фыркая от холода, облился до пояса, чтобы хоть на миг чем-нибудь заглушить чувство страха и смятения.

Куда идти? Ехать к Сергею? Все-таки свой, сообщник… Но в сердце, где-то в самой глубине едва-едва, как рассвет за окнами, как первый отблеск пробуждающегося дня, возникало другое. И вставали перед глазами крутые берега реки, серебряные ивы, склонившиеся к воде, родное лицо в морщинках… «У нас тоже инженеры пригодятся… мост через реку будут строить… Электричество теперь есть — со светом живем… А раньше-то…»

Для чего он здесь? Для чего все это? Для того чтобы снова в родном селе наступила тьма… Чтобы погасли веселые электрические огни, чтобы от тяжкого взрыва рухнул в волны новый красивый мост… Для чего?!

Владимир вспомнил, сколько гордости было в голосе матери, когда она рассказывала о радиоприемнике, которым колхоз премировал соседа — мужа Степаниды Фоминичны. И, может быть, она втайне надеялась — вот сын вернулся, учится, придет в село ученым, инженером, и у нее в доме, совсем недавно озарившемся светом новой жизни, тоже появится такой же приемник…

Ученым, инженером… А чему научился он? Действовать ножом, бить кастетом, метко стрелять… По своим, по своим!..

Пойти, признаться… Но «большевики ничего не прощают». Так говорил Беттер. А Беттер не врал. Он говорил, что Россия опережает Запад, накапливает силы, расширяет сеть электростанций. И все для того, чтобы громить мирные западные города; чтобы двинуть стальные армады через свои границы на запад, на юг, на восток… Россия твердит о мире, прикрываясь словами, сколачивая армию для будущей войны… Новый мост? По нему, быть может, пройдут на запад военные эшелоны, длинные железнодорожные платформы, на которых двинутся к границам ФРГ смертоносные ракеты… Нет, Беттер не обманывал. Он не говорил о России как о темной отсталой стране, где живут дикари и людоеды. А инструктор радиодела долговязый Ганс, хмурый, молчаливый человек, как-то раз сказал об этом. Но Ганс — бывший нацист. Возможно, он врал по злобе. Все-таки Россия вместе с Англией и Америкой победила в войне. Победила Гитлера… Ганс врал. Но Беттер… не врал… нет…

Часов в восемь, едва дождавшись, когда Эльвира Леоновна уйдет на службу, Владимир вышел на улицу.

Надо ехать к Сергею, в Южнокаменск. Завтра как раз условленный день встречи. От Сергея он услышит слова ободрения. И, может быть, исчезнет это гнетущее чувство, терзавшее его все последнее время.

На улицах, несмотря на ранний час, было оживленно. Люди торопились на работу. Мальчишки и девчонки в красных галстуках спешили в школу. Их звонкие голоса серебряными колокольчиками вплетались в музыку пробудившегося города.

Мирный город, будничный и спокойный. Сколько раз приходилось Владимиру видеть в городках Западной Германии отряды юнцов, шагающих строем за молодчиком, точь-в-точь похожим на тех, каких он встречал мальчишкой в армии Гитлера, ворвавшейся в его родное село. Сколько раз по радио слышал он квакающие голоса, твердившие о коммунистической опасности, о том, что социализм надо уничтожить, пока он окончательно не окреп.

А здесь? Он тоже слушал радио. Никто не кричит, что надо уничтожить Запад.

И вот эти мальчишки и девчонки в красных галстуках… Они щебечут о дальних стройках, о путешествиях… Интересно, преподается ли у них в школе военное дело, стрельба, бывают ли «атомные тревоги», как в школах на Западе?..

Владимир нарочно убавил шаг и пошел следом за двумя мальчуганами, самозабвенно спорящими о чем-то.

— Алешка! Тоже — сказал! Алешка по прыжкам в длину на соревнованиях первое место занял. А что у него тройка по русскому, подумаешь — беда! Исправит.

Владимир невольно улыбнулся. Он тоже в детстве хорошо прыгал в длину. И у него по русскому была тройка. Да и звали его так же — Алешкой…

— Все равно… Все равно… Лида сказала, что с двойками и тройками на спартакиаду никто не поедет.

— Вот ты и помоги. У тебя же по русскому пятерка.

Ребят и Владимира обогнала группа молодых людей, наверное, рабочих. Шпион услышал обрывок фразы:

— Ты, Петро, не сомневайся. Завтра же, как тебе вселяться, всем цехом пойдем и поможем внести вещи. А что седьмой этаж — пустяки. Встанем на каждой площадке — и порядок…

«Человек вселяется в новый дом», — догадался Владимир.

Стройки, стройки… Только сейчас он вспомнил, что всюду, мимо какой бы станции он ни проезжал, по какой бы улице ни проходил, везде возводились дома, двигались краны, росли кирпичные стены… Неужели Россия так богата, чтобы строить столько домов и одновременно готовиться к войне? На Западе он видел строительства куда реже. Зато попадались то и дело полигоны, предостерегающие надписи: «Въезд запрещен — военная зона…»

«Для чего? Для чего? — стучало сердце. — Для чего он здесь?»

На другой день Владимир уехал в Южнокаменск. Пассажиров в вагоне поезда было немного. И, прислушиваясь к разговорам, Владимир понимал, что разговоры идут самые мирные. Люди озабочены своими домашними делами, работой…

«А может быть, Беттер врал? — мелькнула у него неясная догадка. — Может быть, он врал о том, что Россия готовится к войне?» Ему вдруг мучительно захотелось подсесть к какому-нибудь пассажиру и спросить об этом напрямик. Но он понимал, что не сделает этого.

Выполняя приказ полковника Телегина, старший лейтенант Соколов и младший лейтенант Дергачев, одетые в штатское, ежедневно дежурили на перроне вокзала в Южнокаменске. Рация закопана где-то в районе приземления. Следовательно, вражеским лазутчикам непременно придется бывать в городе.

На вокзал приходили также Мария Федоровна, Екатерина Павловна и колхозник Зайцев. Это были пока что единственные известные работникам госбезопасности люди, видевшие шпионов в лицо. Причем Зайцев и Синельникова видели всех троих. Хотя эти помощники бывали на вокзале редко, Соколов и Дергачев были убеждены, что узнают вражеских агентов по приметам. Оба высокие. Один — светловолосый, румяный, с серыми глазами, другой — темный, скуластый… Были и другие, более подробные приметы.

Офицерам уже не раз приходилось встречать людей, приметы которых почти в точности совпадали со словесными портретами шпионов. Сколько было потрачено времени и труда, чтобы проверить, кто эти люди! Но всякий раз оказывалось, что заподозренный человек не тот, кого они ищут.

Оперативные работники медленно шли по платформе, дожидаясь поезда, который должен был подойти с минуты на минуту. Вот вдали, за поворотом, заклубился пар, а потом показался и паровоз. Он шел, замедляя ход, плавно и осторожно втягивая вагоны в тупик.

Все медленнее, медленнее ползли вагоны. Наконец сцепления лязгнули, поезд остановился.

На перрон стали выходить пассажиры. Вдруг Соколов потянул младшего лейтенанта за рукав. Дергачев кивнул. На платформе стоял высокий темноволосый человек с небольшим чемоданом в руке. Чуть выдававшиеся скулы, прямой тонкий нос, черные густые брови… Он? Ах, как жаль, что сегодня здесь нет ни Зайцева, ни Екатерины Павловны!..

Пассажир хмуро огляделся и в людском потоке двинулся к выходу в город. Соколов и Дергачев пошли за ним, держась на расстоянии.

Вдруг младший лейтенант остановился.

— Смотри, еще один такой же. Скуластый, темный…

Тот, кого увидел Дергачев, стоял на перроне, беспокойно оглядываясь по сторонам.

Соколов растерянно глядел то на этого нового пассажира, то вслед тому, который уходил все дальше к выходу. Который из них? Тот или этот?

— Я пойду за этим, — принял решение старший лейтенант, — а ты — за тем, первым…

Они сразу расстались.

Первый пассажир вышел в город и остановился на вокзальной площади. Так стоял он некоторое время, опустив голову, словно что-то вспоминая или обдумывая. Затем медленно двинулся по улице, читая вывески. Младший лейтенант пошел за ним.

Возле закусочной незнакомец остановился, прочитал вывешенное у входа меню, постоял, словно раздумывая, не зайти ли. Потом зашагал дальше.

Из-за угла показался Соколов. В то время, проходя мимо еще одной закусочной, незнакомец вошел в дверь. Дергачев забежал в магазин напротив. Сквозь стекло витрины удобно было наблюдать за тем, что делается на улице. Дверь закусочной тоже была видна хорошо. Старший лейтенант Соколов вошел в магазин следом за Дергачевым.

— Ну, как у тебя? — спросил младший лейтенант.

— Ошибка. Местный. Живет здесь, недалеко.

— Что же он так беспокойно оглядывался?

— Кто его знает. Наверное, обещали встретить и не пришли. А у тебя что?

— В закусочной сидит. По-моему, надо проверить у него документы.

— Не торопись. Это успеется. Пошли.

— Куда?

— В закусочную. Куда же еще?!

— Но…

— Идем, идем.

К столику, за которым в ожидании официанта сидел Владимир, подошли, пошатываясь, Дергачев и Соколов.

— Сенечка! Вот свободный столик!.. Гражданину мы не помешаем!.. Не помешаем? — обратился Соколов к посетителю, который сумрачно покосился на «подвыпивших» приятелей.

— Я уже рассчитался, — бросил Владимир и, взяв чемоданчик, заторопился к выходу.

— Быстро за милиционером, — шепнул старший лейтенант Дергачеву и тот мгновенно исчез.

В комнате дежурного по отделению милиции на Владимира обрушился град вопросов. Он не успевал отвечать. Все случилось так неожиданно. Те двое пьяных… Они шли за ним… Что-то говорили… Предлагали пойти в кино… Потом откуда-то взялся милиционер. Всех троих отвели в милицию. С ним милиционер был вежлив, а с подгулявшими товарищами суров. Владимир, ничего не подозревая, отдал паспорт — паспорта потребовали и у тех двоих. Шпион не знал, что из соседней комнаты по телефону немедленно были наведены справки. Паспорт, предъявленный Владимиром милиционеру, тот, которым снабдили его хозяева, по номеру и серии числился выданным женщине.

И вот — вопросы. Целый дождь вопросов. Владимиру казалось, что над его головой вдруг заработал транспортер, который беспрерывно сыплет на него мокрый тяжелый песок… Но он не в силах отвечать. Словно во сне, он чувствовал, что его обыскивают. Словно во сне, видел, как на стол дежурного кладут пачку денег, второй паспорт, пистолет, топографическую карту… Им вдруг овладело тупое равнодушие ко всему. Он молчал.

Сейчас же после отъезда Владимира Эльвира Леоновна села в автобус и через несколько часов была в Петровске. В то время, когда Соколов и Дергачев следили в Южнокаменске за Владимиром, она уже сидела перед полковником Телегиным.

— Так вы говорите, что дали гитлеровцам подписку по принуждению? — спросил полковник.

— Да, да… Мне было тогда всего пятнадцать лет…

Полковник внимательно читал лежавшую перед ним разорванную и склеенную фотокопию обязательства, подписанного Эльвирой. Она не сожгла его тогда и решила передать, куда следует.

— Всего пятнадцать лет… — с волнением повторила молодая женщина. — Переводчик Петерсон — он работал в комендатуре — все время грозил мне: или подпись на этом документе, или вывоз в Германию.

— Почему же вы сразу не сказали нам об этом?

— Я не придавала этому значения. Да меня после подписки и не беспокоили. Ни разу. А потом немцев прогнали. Я думала, что все забылось. И только когда пришел этот… Валентин… Я поняла, что ничего не забыто. А теперь… Теперь он явился. Хочет, чтобы я его прописала как мужа…

— Вы говорили, что уже хотели прийти сюда.

— Да, когда он появился впервые.

— Что же вам помешало?

— Он ушел, и я видела, что он следит за домом… Я боялась его спугнуть… Но я тогда уже решила рассказать вам обо всем.

— Где он сейчас?

— Не знаю. Он ушел сегодня утром.

Эльвира Леоновна с недоумением глядела на полковника. Каждое его слово, сказанное мягко, как бы по-дружески, прибавляло ей смелости, уверенности в том, что она поступила правильно, придя сюда. А сколько часов борьбы, сколько бессонных ночей стоил ей этот шаг!.. И Телегин, задавая вопросы, записывая ответы женщины, думал о том, что многих, многих людей вот так же покалечила война. Излюбленный метод иностранных разведок вербовать агентов почти всегда сводится к запугиванию, к нажиму, к угрозам. Ошибется человек, оступится — и хватай его, держи в постоянном страхе, угрожай разоблачением…

— Скажите, Эльвира Леоновна, — произнес он, — вы думаете, этот Валентин еще придет, вернется к вам?

— Думаю, что да. По тому, как он себя вел, я поняла: ему негде жить. А у меня — удобно. К тому же… — Она улыбнулась. — К тому же я держала себя с ним так, чтобы ничем его не напугать.