Они сбросили форму, подтащили лежаки поближе к воде и распластались, окунув ноги в море. Нежная теплота, ритмично шипя, накатывала на пятки, затекала под икры, чуть щекоча и вновь обнажая мокрые лодыжки. В Артеке наступил тихий час, и отсек на пляже они заняли пустынный. Работа в пресс-центре имела преимущества: после трудов праведных Марк Антонович отпустил подзагореть. Купаться строжайше запрещалось: только с отрядом, в урочные часы и при наличии Наташи. Да еще тогда, когда зону замыкала спасательная лодка.
— Давай полукупаться, — изобрела свое Ольга, и первой плюхнула лежак в набежавшую волну. — Лишь бы не тихочасить в корпусе, — подруга ввела в оборот новое словосочетание.
Они полукупались, болтали в воде ногами — и болтали обо всем на свете, то и дело соскальзывая на девичьи интимности. — Ты домой писала? — спросила она Ольгу, не раскрывая век и ловя тепло руками…
— Еще только думаю, — тон ответа был небрежен. — А ты уже послала? Паинька! Естественно, ты единственный ребенок. А я многодетная, у меня братик и сестрица, родители застраховались. К тому же они знают, что я самостоятельная, со мной произойти ничего не может, — объявила Ольга и перешла к разбору достоинств и недостатков собственной персоны; главным образом, фигуры. Пошли обоюдные сравнения. Здесь Ольга была к себе придирчива и во многом ошибалась; просилась на рисунок. Из-за такого разговорчика пришлось приоткрыть глаза и осмотреться, нет ли кого поблизости…
Обсуждение перекинулось на мальчишек, прежде всего на Вовку, и Ольга оживилась. На пляже, когда Рита, Ольга и она сама разлеглись возле Марк-Антоныча, лауреат мигом поймал всех четверых на мушку. И снимок попал в серию «Познай самого себя!»
— Послушай, — сказала она Ольге, — а ведь мы тоже даем Вовке прозвище, даже два: то он у нас «лауреат», а то «ботаник». Причем «лауреат» звучит как-то не того… — Вот еще, — послышался Ольгин голос, на этот раз какой-то вялый. — Глупости! Это не дразнилка, а звание, только сокращенное. Он же действительно лауреат, хоть и районный. Снимки у него отличные, станет областным…
После паузы последовало гораздо энергичнее: — Болван, поза у меня получилась на этом дурацком фото самая ужасная, даже толстуха Ритка вышла женственней. Зря я не возразила против подобной информации. Принесла себя в жертву ради общих интересов. Хорошо еще, что Лёськи вместе с нами не было.
Подруга опять отвлеклась, начала завидовать Лёське, находила ее идеально сложенной. Киевлянка Леся обитала в их десятой комнате, занималась гимнастикой, притом художественной. — А почему она у нас, а не в «Озерной», вместе со спортсменами?…
— А потому, что, видите ли, она еще и декламатор, — пояснила Ольга. — Она со всех сторон художественная…..
Лёсик дружила с Николь и Робертом, — тут снова пришлось открыть глаза и хорошенько осмотреться. Парочка, австралиец и швейцарка, стала притчей во языцех. На второй день после приезда Роберт и Николь начали себя вести весьма непринужденно. Чтобы не сказать больше. Они пошли по Артеку, словно по Женеве или Сиднею. Наташе пришлось объяснять им разницу.
— А до зарядки они поцеловались, мы с Лёськой засекли. Один раз, но без отрыва, вот куда бы Вовку. Ну и что, бурное влечение. Они в своих капстранах к этому привыкли, — Ольга помолчала. — Хотя, с другой стороны, если начать так вольничать, от Артека останутся только елочки да палочки. Здесь же не курорт.
Срок безделья кончился, и они стали подниматься. Ольгу облеплял купальник, совершенно мокрый.
— Быть у моря и не окунуться? Благодарю покорно! Я четыре раза с лежака до самой головы сползала.
По дороге в «Калину» Ольга изрекла: — Тебе мои разбирательства не слишком интересны, потому что ты по-настоящему еще и не влюблялась.
— Все-таки напиши домой, — проворчала она Ольге. — Твои родители наверняка дожидаются дочкиных посланий…
Три шага в одну сторону, три в обратную. Потом надобно мальчика обойти спиной к спине. Затем обернуться, стукнуться ладонями и расстаться, уйти навстречу партнеру из соседней пары. Начать все вновь: три шага в одну, три в другую сторону. Московская кадриль.
— А ты знаешь, под какую мелодию мы кадрилим? — спросила ее Ольга во время передышки. — «Отчего ты, Рая, бледная такая?» Доисторическая музыка, эту Раю пели еще до революции. Три ха-ха! А Вовка ничего танцует…
После сердечных откровенностей на пляже они пошли вечером на Костровую, разучивать артековские танцы. Хоп-пель-попель, летку-енку, русский. Нитки разноцветных огоньков звездились над головами. Огромная площадка с крутым амфитеатром перед экраном вместила всю дружину. Голос из динамиков объяснял движения, вожатые выступали первыми.
Московская кадриль помогла ей сдружиться с нижним этажом. До этого на мальчишек отряда она смотрела довольно безучастно. Вовка и Роберт были изучены, а все другие — на одно лицо. Выделялись еще два аджарца: прилично бренчали на гитарах. На Костровой она разошлась, сама стала тормошить мальчишек. Даже чужих, из ансамбля «Шы-ги», так она и Ольга сократили «Школьные годы». Сократила, разумеется, Ольга и прибавила: — Для внутреннего потребления.
С гостями танцевалось особенно задорно. Заметен был Сережа, стриженный под полечку, лицо красавчика, как на рекламе парикмахерской. Немыслимо учтивый: приглашая на русский, кланялся и шаркал. Воспитанный мальчишка. А на «Вальсе дружбы» ее неуклюже закружил Роберт: — Надья, ты говоришь по-английски лучше других…
— Ну да, — хмыкнула она недоверчиво, и вся расцвела. Роберт «нуду» понял по интонации:…
— Это правда, На-дья. Прошу, когда кино, объясняй фильм. Это будет дружбою на деле, а не только на плакате, — заключил он весьма дипломатично…
В Артеке имелись переводчики, но поспевали они далеко не за всеми и не за всем. Так она стала у Роберта внештатной переводчицей. Общеизвестный факт, школа может ею гордиться. И еще один сюрприз в тот разноцветный вечер. После танцев дружину рассадили на трибунах и провели короткое собрание, объявили, что в «Прибрежном» организуется клуб друзей искусства. К амфитеатру подошла Наташа, сверху она казалась и впрямь куколкой: — Ребята, вы знаете, что в первом отряде работает Надя Рушева, — тут вожатая не поскупилась на несколько оценок. Сама она, к счастью, сидела на верхотуре, но все равно при оценках пригнулась, как могла пониже, опустила голову…
— Давайте ее выберем президентом клуба! — разнеслось по рядам, и все поголовно согласились, она даже не опомнилась…..
Марк Антонович привел в пресс-центр новичка, такого же смуглого, как и аджарцы.
— Дети мои, — произнес он, — примите пришельца. Это доброволец. Ваш отрядный тенор клянется, что умеет чинить карандаши, — будет вам помощником. Петь в пресс-центре громче, чем вполголоса, ему запрещено.
Она узнала одного из «певцов в стане пионеров». Помимо аджарцев, прилично исполнял под гитару кое-что грузинское Гога из Телави. А доброволец, которого затащил Марк, жил как раз под их десятой комнатой и мог часами орать про несусветное. То какую-то ерунду: «Лиловый нос вам подает манто!», то неаполитанское. И никаким не тенором, а чем попало. Она подумывала, как бы получше изобразить его в «Парусе» паяцем. — Молодец, Алик, — Рита первой приветила паяца по имени. Ольга, как оказалось, тоже знала Алика, мигом усадила его возле себя, заставила писать заметку о танцевальном вечере. Алик долго отнекивался, твердил, что танцы не его амплуа; пришлось состроить гримасу: «Тоже мне, — „амплуа“!» Рисовка добровольца не спасла, Ольга на своем настояла — Активу нужна активная работа!..
— Ты соображаешь, почему у нас появился сей певец из стана пионеров? — спросила у нее Ольга вечером на прогулке, в тиши уединения…
— ?…
— Не смотри на меня кислыми глазами. Можно было бы догадаться и самой. Могу поздравить, это твой поклонник…
— Ну вот, сейчас ты оживилась. При чем тут глупости, я никогда не говорю глупостей. Какие у меня соображения? Мне заметку он так и не доделал, это раз. Пошел к вам чинить карандаши, это два. Чинил их Ритке, а вертелся все время около тебя, это три. Ферштейн?….
Маргарита преображается. 1968.
Это только так представляется, что Ольга все время болтала про мальчишек, на деле было иначе. Она вкалывала в «Калине» на совесть, задания набегали одно за другим. День Героя, вечера дружбы, встречи делегаций, костры, конкурсы — все требовало от них сноровки, выдумки, труда. Плакаты, объявления, газеты, «молнии»… Пресс-центр оказался осью всех артековских событий. Здесь шутить попусту приходилось редко. Ольга корпела над текстами, «пахала» наравне со всеми, ни слова о том, что сердцу не хочется покоя.
И все же…
И все-таки было сказано: «…это потому, что ты еще ни разу серьезно не влюблялась». И все-таки, осуждая мальчишек, Ольга почему-то рьяно взяла Вовку под защиту. Почему-то приглашала на белый вальс только Роберта. И самое непонятное: почему-то все чаще сникала среди вечерней лихости. Можно было, конечно, спросить невзначай и шепотом:
— Оленька, что с тобою? Ты что скрываешь? — и Ольга бы раскрылась. А вдруг наоборот, замкнулась бы? Тогда по дружбе пролегла бы темная полоса. Ох, что было бы да кабы, если бы Бы не было бы Бы! Оставалось ждать. Зато она была уверена в одном: подруга по части Алика ошиблась. Неужто ревновала?..
Новичок вертелся вокруг всех совершенно одинаково. Он замирал только возле Марк-Антоныча: ждал его рассказов о мониторах, монтажерах и тому подобном. Марк Антонович был единственной причиной появления Алика в пресс-центре: певец услыхал про киноведа и побежал в «Калину». Оказалось, что кино для Алика действительно «амплуа»: помощник перестал чинить карандаши, начал давать рецензии на фильмы. Потом появились и стихи:
Алькину пробу пера поместили в «Парусе», и Ольга, как поэтесса (еще неизвестная) была заметно задета: ее опередили. Впрочем, оба стихотворца вскоре мирно поделили сферы влияния. Алик оставил себе лирику, Ольга предпочла сатиру. В содружестве пиитов и родилась их знаменитая «Песенка о соли»…
Кто-то из отряда привез куплет:
Юмористы, услышав куплет, стали повторять, как попугайчики, к месту и не к месту: «А что, друзья, вы знаете о соли?» Возникла острая необходимость творчески организовать общественное увлечение. Ольга с помощью Алика сочинила припев:
Само собой, «Песенку о соли» стали распевать по дороге на завтраки, обеды. Одного куплета оказалось мало. На все лады продолжали творить и дальше, какие только рифмы не предлагались: и «фасоли», и «мозоли», даже «Николи». Самую удачную, «Ассоль», нашла та самая Анюта, которую прозвали Кнопкою. Появился и второй куплет:
и так далее запевали Гога с Аликом, а припев подхватывали хором. «Соль» исполняли залихватски, строчки рубили под ногу, и шаг печатали, как под марш. Шуточная отрядная — ее хватало на всю дорогу до столовой, как по мерке.
Ольга предложила дать слова шуточной в «Парусе», и Марк Антонович по доброте душевной согласился.