Все в полку понимали, что бои за Грозный заканчиваются. Казалось бы, самое страшное позади, и пока, по крайней мере, серьезных потерь быть не должно. Но – нелепая случайность… В боевых документах полка эта трагедия описана по-армейски скупо…
Из Журнала боевых действий
1 февраля
Подразделения полка занимались подготовкой к предстоящим боевым действиям. Командный состав полка осуществлял перемещение в школьный центр на ул. Горького.
Потери за день составили. Убитыми: майор Шабров В.Д., ЗНШ 1-го мсб, майор Асатрян Б.Б., 1-й мсб, и четверо рядовых. Раненых – 8 человек.
В 13.35 в торговый центр, расположенный на площади Минутка, где располагался КНП 1-го батальона, угодила авиабомба, в результате чего КНП 1-го мсб практически весь уничтожен. Имеются большие человеческие жертвы. Уничтожен взвод связи, практически все средства связи. На месте происшествия сразу приступили к работе инженерные средства внутренних войск и полка. Спасательными работами руководил лично командир полка, который немедленно прибыл сюда после случившегося. Спасательные работы продолжались непрерывно.
«Как муравьи кирпичи перетаскивали…»
Александр Боловин, водитель «ЗИЛ-131» минометной батареи 1-го мотострелкового батальона, рядовой:
– Тридцать первого января вечером наш взводный кричит: «Заправляйся, едем на Минутку». Пока ездил к заправщику, первые машины ушли, поехали догонять. Взводный, молодой летеха, только после артучилища, сам толком не знает, куда в темноте ехать – карту крутил то и дело. Заехали куда-то в частный сектор, там чуть свои не завалили. Оказалось, это наша пехота, какой-то забор «бэхой» сносят.
Вернулись назад в депо, мы там в пассажирских вагонах жили. Как раз вернулся «шишарик» («ГАЗ-66». – Авт.) с Минутки, и мы уже второй ходкой поехали.
К торговому центру пристроена заправка, за ней поле с какими-то блоками бетонными, потом рельсы и частный сектор начинался (мы туда на мародерку за вареньем, соленьем ходили), сбоку мост через железку. Вот на территорию заправки мы машины и загнали. Раскидали, кто и когда на фишку (охранение. – Авт.) встает. Командир батареи предупредил, что за железной дорогой частный сектор не зачищен.
Утром приехала вся батарея. Офицеры и срочники стали обустраиваться в конторе заправки, там две комнаты было, а мы в скворечнике, будке для сторожей, которая одной стеной на конторе стоит, а второй на столбе железном и воротине. Наверх вела лестница. Пока нары делали, печку устанавливали, полдня прошло.
Часа в два дня – взрыв такой силы… Я думал, что наша будка вниз сорвется. Выскакиваю на улицу, а в воздухе белые хлопья, как снег, кружатся. Внизу срочники бегут, мы за ними. Глядим – вместо торгового центра груда кирпича и очень много «ВОГов» от подствольников раскидано.
Начали откапывать наших, оказавшихся в зоне взрыва. Мы тогда семь или восемь человек живых откопали, как муравьи кирпичи перетаскивали. У одного ступни осколками отрубило… У тех из нас, у кого машины не груженые были, раненых повезли. «Ветер»-срочник то ли комбата, то ли ЗНШ вез, когда вернулся, говорит: «Не довез…»
Сначала никто не мог понять, что за взрыв был, и только потом сказали, что это летуны на нас бомбу уронили. А мы еще прикалывались, что если бы метров на двадцать в сторону моста прилетело бы, и тогда не только торговому центру хана пришла. У меня в «ЗИЛе» 65 ящиков мин, да в каждом «шишарике» по 300 мин в кассетах для «Васильков».
Чуть позже «мотолыга» приехала и спецтехника, чтобы завал разобрать. Закончили они только под утро. Там же, если мне память не изменяет, кроме отцов-командиров, еще и взвод связи остался, не весь, конечно.
«Очнулся я, когда меня вытаскивали из груды кирпичей…»
Артур Сатаев, начальник штаба 1-го мсб, майор:
– Первого февраля переместил полностью штаб батальона (ту часть, что находилась в депо) в город, в здание торгового центра. Как только приехали, начали заносить вещи, в этот момент в здание попала авиабомба (как потом выяснили – из-за ошибки во взаимодействии войск). Я как раз заходил в здание, меня окрикнул комбат, дальше я ничего не помню… Очнулся я, когда меня вытаскивали из груды кирпичей. В результате этого взрыва я получил перелом правого бедра, ушибы сердца, легких, внутренних органов, контузию. Оказали мне первую помощь и на вертолете отправили в Моздок. В вертолете увидел зам. комбата, у него не было ноги, он мне сказал, что погиб ЗНШ и, по всей видимости, помощник комбата по артиллерии. Кроме нас, в этом здании располагались еще и подразделения внутренних войск. Незадолго до этих событий, перед выездом, было тихо, боевики ушли из района, решили сфотографироваться. Майор Асатрян начал подкалывать: «Ну давай, начальник штаба, надевай бронежилет, надень свой арсенал» (разгрузку с магазинами и гранатами). В итоге слегка в шутку ругнулись, я сказал, что пойду фотографироваться с кружкой кофе, «как мирный человек». Фото осталось на память… Примерно через час майор Асатрян погиб. Это было его последнее фото…
Эта поездка в тыл была какой-то быстрой, мы как будто спешили на свидание с этой бомбой. Забрав Шаброва, я сказал: «Багдасарович, я еду, поедешь со мной или с медвзводом позже?» Он ответил: «Подожди», и сел на нашу БМП. Надо было поступить «не по-товарищески», уехать без него… Но кто же знал…
Сергей Гирин, заместитель командира 2-й мотострелковой роты по воспитательной работе, лейтенант:
– Днем первого февраля командир роты приказал мне: «Отнеси расход личного состава в штаб». Я собрался и уже пошел, правда, немного задержался в одном из взводов, когда сверял цифры. Выхожу на улицу, а тут такой свист и потом взрыв с грохотом. Это здание торгового центра сложилось как карточный домик. Я очухался, подбегаю, смотрю – комбат подполковник Илюхин стоит весь в кирпичной крошке и, видимо, оглушенный. На месте здания – груда кирпичей, и пыль вокруг. Саперы стали разгребать щебень, доставать тела погибших. Командир саперов руководит расчисткой, а у него солдаты – пацаны молодые, трупы доставать боятся. Начали все помогать, народу уже много собралось. При мне достали помощника комбата по артиллерии майора Бориса Асатряна – хороший был мужик!
В результате этого взрыва погибли несколько человек, практически весь взвод связи. Как потом выяснили, у летчиков были еще старые данные о нахождении в этом здании боевиков, вот они бомбу и сбросили… Вот тебе и война, половина потерь в пехоте от своих…
Виктор Петров, командир отделения эвакуации медицинского взвода 1-го мотострелкового батальона, гвардии старший сержант:
– Тогда погибли в общей сложности 36 человек, в том числе 27 – из части внутренних войск. Была ли это ошибка летчика, не знаю, или кто-то ввел данные для летчика в штабе, и ракета пошла по заданной цели, куда ей указали. Эта часть города был практически взята нашими войсками, и посылать самолет с ракетой, чтобы поразить какое-то здание, занятое якобы боевиками, в той ситуации было безумием.
Саперы приехали с автокранами, экскаваторами. Очень много людей разбирали кирпичи разбитого здания. Наш комбат почти до вечера ходил, и было видно, что он от шока не с нами, а где-то… Почти все управление батальона потеряли…
Я на МТЛБ собирал наших убитых. Одним из первых достали и привезли на «шишиге» с минометки Виктора Шаброва, ЗНШ батальона, фельдшер Ольга Савкина в кузов хотела заглянуть. «Что там с ним? Может, его обколоть надо?» Я взял его за плечи, поднял… Голова была расколота как арбуз.
Ольга Савкина, санинструктор 1-го мотострелкового батальона, прапорщик:
– Да, так все и было… Такая вот жуть… Он был уже мертвый. Констатировали смерть. Комбат Илюхин ходил как отрешенный. Как он это все пережил – в одно мгновение потерять почти все управление батальона… Как раз в батальон приезжал командир полка Юдин, Илюхин пошел его провожать к машине – в это время и взрыв в здании. Когда мы с ним возвращались в полк 3 декабря, его отец нас перекрестил, когда мы садились в самолет. Он не видел, а я как раз обернулась.
Я всю войну носила «Живые помощи»…
Никаких плохих предчувствий у меня не было. Наоборот, была уверенность, что все будет нормально, вернемся живыми.
Виктор Петров:
– Последним нашли майора Асатряна, Багдасарыча… Мне он запомнился как спокойный, всегда доброжелательный офицер. Не помню, чтобы он когда-нибудь повышал голос. Всегда у него по службе был порядок. К нему всегда все относились с уважением. Всегда придет на выручку. Очень его жалко…
На душе тяжело было, что этих людей уже нет в живых.
Сергей Печугин, зам. командира 1-го мотострелкового батальона по тылу, гвардии майор:
– В конце января комбат приказал переместить тыловой пункт управления батальона в район торгового комплекса на площади Минутка. К тому времени КП первого батальона уже был там, в шикарных комнатах чудом уцелевшего универмага. Моему взводу обеспечения предложили занять подвальное помещение.
Первого февраля с утра приезжаю осмотреть место. Меня встретили на КП, напоили кофе. Однако выяснилось, что подвал уже заняли вэвээшники. Ну, ничего, подберем что-нибудь другое, подумал я, выдвигаясь на старое место. Багдасарыч подошел, сфотографировались вместе, говорит: «Слышал я, что новое обмундирование в батальон пришло. Обносился я, хотелось бы в новом домой поехать». Я его беру с собой. Приехали. Захожу на «склад» (без окон и дверей), а там половины имущества нет. Контрактник – начальник склада с виноватым лицом. Его накануне подпоили, оказывается. Начал разбираться с ним, кол от палатки сломал. Но Боре новый комплект подобрали, пошел было за шапочкой для него, но тут вдруг подъезжает БМП. Начальник штаба батальона прислал ее за своим заместителем майором Виктором Шабровым. Срочно просил приехать. Багдасарыч говорит: «И я с ним поеду». – «Подожди, – говорю ему, – сейчас шапку принесу, потом отвезу тебя». – «Нет, – говорит, – лучше шапку потом отдельно привезешь».
Майор Борис Асатрян, с которым мы познакомились только в эшелоне, уже через пару недель стал душой коллектива офицеров управления первого батальона. Искрометный и тонкий юмор, исключительная порядочность, отличное знание своего дела – вот краткая характеристика офицера, который, только что прибыв в Мулино из другого округа, согласился ехать в Чечню на низшую должность.
Через некоторое время на той же БМП привозят Витю. Багдасарыча потеряли, замкомбата – без ноги остался.
Приезжаю на место бывшего торгового центра, а там руины. Разные были версии: от своей авиабомбы до банальной закладки в подвале.
Майора Бориса Асатряна нашли только на второй день работы экскаватора. Лично был на опознании. Оказывается, он сразу по приезду на КП забежал в помещение бронежилет надеть. Там его и завалило бетонными плитами. Витя до КП немного не дошел, осколком, говорят, полголовы отсекло. Комбат с начальником штаба рядом были, но отделались «легким испугом». Вэвээшников, которые в подвале были, тоже погребло всех заживо.
Витя Шабров прибыл к нам в управление батальона на должность ЗНШ, как только мы в Чечню вошли. Восстановился в Вооруженных силах и поехал на войну, чтобы закрыть недостающие месяцы общей выслуги. Тихий, немногословный, два месяца избегал наших вечерних посиделок, когда мы, как правило, пропускали по три «рюмки»: знал свою слабость и боролся с собой. Но когда сроки подошли к замене, дал слабинку. Поэтому его непосредственный начальник Артур Сатаев в январе злился на него. Видимо, последний вызов ЗНШ на КП тоже был не случайным.
Вообще срок жизни на войне – отдельная тема для научного исследования. В январе к нам пополнение прибыло. Это как раз та партия контрактников, которые уже знали, что воевать будут за очень по тем временам приличные деньги. Мы, допустим, об этом узнали только к декабрю, и все равно не верилось: неужто целую тысячу в день?! Так вот некоторые из этих вновь прибывших солдат в первые же сутки встретили свою пулю или осколок. Одного из них среди ночи привезли, а во лбу дыра диаметром сантиметров семь. Как после всего увиденного можно спокойно воспринимать рассуждения, что ветераном боевых действий нужно считать того, кто не менее месяца или трех был в районе проведения операции? А такие разговоры велись.
В этот же трагический день первого февраля стало ясно: основная масса боевиков покинула город. Их вывели на минные поля и «сопроводили» с воздуха. Тогда же наши боевые машины вошли в Грозный. Как-то подъехал их заправить, остановился у одной хаты. Смотрю, мужичок лет семидесяти, русский по внешности, стекла в окна вставляет. Подхожу: «Ну, как вы тут?» – «А мы вас еще в прошлом году ждали, – отвечает, – долго вы к нам шли». Рассказал мне, как русских бандиты заставляли дарственные на дома подписывать, а как подпишут – или в расход, или иди куда хочешь. Кто сразу не соглашался – в подвал своего же дома, измором брали. «А это, – говорит, – не мой дом, соседский. Мой у меня давно забрали».
Из биографии
Асатрян Борис Багдасарович, в 1983 году окончил Тбилисское высшее артиллерийское командное Краснознаменное ордена Красной Звезды училище имени 26 Бакинских комиссаров.
Места службы: 1983–1997 годы – Приморский край, командир артиллерийского взвода; с 1997 года – Нижегородская область, поселок Мулино, командир артиллерийской батареи; с 12 сентября 1999 года – 245-й мотострелковый полк.
Из выступлений на похоронах
Подполковник В.Н. Петренко от имени военнослужащих 211-й бригады:
– От нас ушел боевой друг и товарищ, майор Асатрян Борис Багдасарович. Я с ним прослужил четыре года, и за это время он своим честным офицерским трудом завоевал доверие среди сослуживцев. Его называли «Борис Багдасарович» или просто «наш Багдасарович». Так зовут очень уважаемых людей в коллективе…
Судьба отпустила ему всего 38 лет жизни. После окончания военного училища он охранял рубежи нашей Родины на Дальнем Востоке, потом служил в Московском военном округе. В тревожное время командование послало майора Асатряна в Чечню, на южную границу нашей страны, защищать жизнь мирных людей и конституционный порядок в стране. В ходе боев его жизнь трагически оборвалась…
Майор Н.А. Миронов:
– Почти пять месяцев провели мы с Борисом Багдасаровичем бок о бок в обстановке далеко не простой. Такая обстановка не терпит ни лжи, ни лицемерия, ни предательства. И всегда он проявлял свои самые лучшие качества как человек и как офицер. Смерть вырвала его из наших рядов. Благодаря ратному труду майора Бориса Багдасаровича Асатряна десятки российских семей не узнают боли потерь и утрат, потому что их сыновья вернутся домой живыми. Значит, он за свою недолгую жизнь сделал в десятки раз больше, чем это доступно простому человеку…
Артур Сатаев, майор:
– За выполнение своего воинского долга майор Асатрян получил медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» 2-й степени»… Вспоминается такой эпизод… Нужен был артиллерист-корректировщик, но он должен был идти в город на ночь в район плотного соприкосновения с боевиками. Предложили идти командиру батареи, он не отказывался, но замялся, молчал. Нужен был специалист-артиллерист. Все понимали опасность задания. Майор Асатрян сказал: «Ладно, я пойду». Ему выделили сопровождение, и он убыл корректировать огонь. Мы за него переживали всем управлением батальона.
День прошел как обычно, но около часу ночи началась суета в эфире. Чеченцы, видимо, «вычислили» корректировщика. Сначала «возбудилось» сопровождение Асатряна: «Нам п…ц приходит, нас тут обложили со всех сторон, херачат и вот-вот убьют». Я в это время проверял посты и находился как раз во взводе связи. Мне тут же дали наушники, я послушал и побежал к палатке комбата, доложил ему. Он тоже начал спрашивать, что да как. Кроме того, что настает «п…ц» у возбужденных товарищей, вразумительного разъяснения получить не удалось. Я спросил радиста: «Где майор Асатрян?» (Не называя имен, по позывному.) – «Где-то наверху». Буквально сразу Асатрян вышел в эфир, вызывая минометную батарею. Там проспали или батареи станции экономили и не отвечали. Я побежал туда, благо минометка располагалась рядом, «поднял» радиста, командира батареи, и пошла нормальная работа батареи с корректировщиком. Майор Асатрян спокойно, без лишней суеты давал координаты и корректировал огонь. Бардак в эфире прекратился, про п…ц уже никто не вспоминал. Асатрян в эту ночь свою работу закончил тем, что напоследок сказал: «Ну, еще штук пять так же положи, и на сегодня с них хватит».
На следующий день я встретил Бориса Асатряна, говорю: «Мое почтение, вы мужественно командовали». Он с улыбкой ответил: «А как же? Я же мужественный человек». Посмеялись… Рассказывая о случившемся, он с юмором изобразил себя типом, отдыхающим на шезлонге с радиостанцией и корректирующим стрельбу.
Борис Багдасарович был человеком с большим чувством юмора и профессионалом своего дела. Все офицеры управления батальона выразили мнение, что майора Асатряна надо представить к награде. Командир батальона майор Илюхин на следующее утро дал команду подготовить представление к медали ордена «За заслуги перед Отечеством». Я приказал писарю напечатать представление. Не факт, что именно оно сработало для получения награды…
Из письма командира полка гвардии полковника С.С. Юдина жене майора Б.Б. Асатряна:
Уважаемая Ирина Ивановна!
Вам пишет командир 245-го гвардейского Гнезненского Краснознаменного ордена Суворова 3-й степени мотострелкового полка, в котором проходил службу Ваш муж – гвардии майор Асатрян Борис Багдасарович.
Мне нелегко писать Вам, но это мой долг рассказать о последних днях Вашего мужа.
Борис прибыл в полк на должность помощника командира первого мотострелкового батальона по артиллерии. Он с самого начала вместе с полком уехал в Чечню и принимал активное участие в ликвидации незаконных вооруженных формирований.
За время службы его полюбили не только офицеры и прапорщики батальона, но и солдаты, так как Борис показал себя настоящим боевым товарищем, смелым и грамотным офицером. Борис участвовал в боевых действиях на севере Чечни в районе станицы Ищерская и поселка Дальний, руководил огнем артиллерии и минометов в бою на Терском хребте, на западных окраинах г. Грозного, в районе поселков Зебир-Юрт, Керла-Юрт, Долинский, станицы Первомайская, в поселках Катаяма и Ташкала.
24 января 2000 года полк начал боевые действия на южных окраинах Грозного, к утру 31 января занял площадь Минутка и начал продвижение к центру города.
Борис находился на командно-наблюдательном пункте батальона и руководил огнем минометной батареи и приданных артиллерийских средств.
1 февраля около 13 час. 30 мин в результате массированного огня боевиков по нашим войскам в здание, где в то время находился Борис, попал артиллерийский снаряд.
Бориса Багдасаровича любили товарищи, уважали подчиненные. Он навсегда останется в наших сердцах и в строю воинов-гвардейцев нашего полка.
Выражаю Вам свои искренние соболезнования.
4 февраля 2000 года.
Посмертно майор Борис Асатрян был награжден орденом Мужества.
А война продолжалась…
Из Журнала боевых действий
2 февраля
Полк имеет задачу с рубежа вести наступление на площадь Минутка – Студенческий городок, в дальнейшем с 1-м батальоном 674-го ПОН и сводной ротой 131-омсбр продолжать наступление в направлении проспекта Кирова и к исходу дня захватить рубеж высотных зданий на проспекте Кирова, перекресток дорог ул. Спокойной с ул. Садовой и кинотеатр.
В 7.00 ТПУ убыл из базового центра на НП полка в 9-этажном здании на площади Минутка для организации боя. В 8.30 командир полка провел рекогносцировку с командирами батальонов на местности, где еще раз объяснил задачи. В 10.05 началась артподготовка атаки. В 10.15 2-й батальон приступил к выполнению поставленной боевой задачи. К 10.45 батальон вышел к трамвайному парку. В 10.50 на правом фланге наступающих подразделений 2-го батальона разведротой был обнаружен хорошо оборудованный и укрепленный пункт противника. К 11.40 2-й батальон овладел трамвайным парком и выполнил ближайшую задачу. 1-й батальон начал движение за 2-м батальоном с задачей сменить его подразделения на рубеже выполнения ближайшей задачи. Подразделения ОМОНа двигались в тылу наступающих подразделений.
С 17.40 до 18.15 на НП полка работал командующий СКВО генерал-полковник Казанцев. В 13.20 подразделения 1-го батальона начали смену 2-го батальона на северной окраине трамвайного парка. В 13.40 смена была закончена, и 2-й батальон продолжил дальнейшее наступление в указанном направлении на выполнение дальнейшей задачи.
К 14.00 1-й и 2-й батальоны полностью выполнили поставленные задачи и закрепились на захваченных рубежах.
В 18.00 командир полка получил боевую задачу на дальнейшее наступление в центр города в сторону реки Сунжа.
3 февраля
В 12.00 2-й батальон начал наступление в указанном направлении. 1-й батальон сосредоточился на площади Минутка в готовности с указанного рубежа начать наступление по своему направлению. В 13.00 2-й батальон выполнил ближайшую задачу. На перекрестке улиц Левандовского и Нурадилова 5-я рота обнаружила склад боеприпасов, мин к минометам. В 13.15 на перекрестке улиц Левандовского и Хайнами обнаружен склад боеприпасов к стрелковому оружию. К 13.30 1-й батальон выполнил ближайшую задачу. К 13.45 1-й и 2-й мсб выполнили поставленную задачу. Уничтожены 3 боевика.
За 3 февраля потерь убитыми нет. Ранен 1 сержант в результате неосторожного обращения с оружием.
«Наши русские бабушки…»
Алексей Горшков, командир 3-го взвода 3-й мотострелковой роты, старший лейтенант:
– Как в кинохронике Великой Отечественной войны, когда наши войска освобождали города… Наши русские бабушки увидели нас на «бэхе», выходят из домов и плачут. В начале февраля – откуда они взяли эти два-три цветка, чтобы положить их нам на броню. Срочники-мальчишки не поняли, почему они плачут, а у контрактников наших, смотрю, глаза-то мокрые…
Спрашивал бабушек, почему не уехали в Россию, в ответ: «Сами не можем, сил нет, а родственники за нами приехать – боятся…» Так их жалко было – старенькие все…
Какие-то развалины не могли долго взять, потом какая-то Маша сказала, что там же спиртзавод. Контрактники быстро сообразили: значит, там могло остаться бухло. Взяли эти развалины за полчаса. Так ли это или нет, но мне рассказывали ребята. Но там ничего спиртного давно уже не было.
Запомнился в эти дни Володя Сероштанов, механик-водитель, 1978 года рождения, контрактник – он каждый день даже мыл свою «бэху»… Очень хороший механик, матчасть знал как свои пять пальцев.
«По нам стреляли все, кому не лень…»
Игорь Дружинин, 3-я мотострелковая рота, контрактник:
– За нами подтянулся питерский ОМОН. С утра мы смотрим: во дворе дома омоновцы набирают воду из колодца. Пошли втроем, с Жорой Овсепяном и Андрюхой Колосом. Набрали воду и решили сфотографироваться из моего фотика. Только встали, как по нам справа начал бить пулемет, мы поползли к подъезду. Хорошо, что со всех подъездов пацаны начали прикрывать. Одного омоновца убило тогда. «Чехи» еще где-то день обстреливали из дома справа, пели песни, пока их не завалили.
Потом наш взвод, шесть человек, послали к Минутке прикрывать САУшки на прямой наводке. Пока шли, увидели танк, тот, который нас бросил с ранеными. Я механика-водителя поставил к стенке, сказал, что сейчас расстреливать его буду. Экипаж, наверное, попрятался. Механик все повторял мне, что они боялись, что их сожгут из гранатометов. Напугав его, мы ушли к Минутке. Там какой-то умный командир направил нас на поле между торговым центром и частным сектором. Мы полежали час в воронке, как на ладони. По нам, похоже, стреляли все, кому не лень. Отошли чуть назад, в первый дом частного сектора, справа от САУшки. САУ нормально стреляли, «чехи» пытались даже белые флаги выкидывать, но нам не сдавались, только вэвэшникам. Мы в плен не брали.
Пошли мы с Жорой в соседний квартал найти еды, и тут из двора высовывается ствол, и истерический крик вэвэшника: «Стоять! Духи поганые!» Мы застыли, я понимаю, что нас сейчас кончат: Жору, не знай я его, и сам бы горазд завалить – вылитый «чех». Он армянин, небритый, в трофейном «чеховском» камуфляже, да и на мне все трофейное. От страха я развил такое красноречие! Еле уговорил этого вэвэшника позвать остальных. Нас подпустили, мы показали смертники, военники, и нас отпустили, до конца не очень поверив, что мы свои.
На следующий день мы сопровождали минометчиков «Василька» мимо этого дома и, увидев вэвэшников, сказал им: «Ну что, теперь-то убедились, что чуть своих не завалили?» «Василек» работал по мосту через железную дорогу, откуда бил снайпер.
«Как? Живы?» – «Живы…»
Сергей-«Бомжонок», механик-водитель БРДМ противотанковой батареи:
– Бои сместились от площади Минутки в глубь города, но активного движения по городу на технике еще не было. Мы въехали в город, Сан Саныч, взяв с собой Димана с Пейджером, ушли в сторону Романовского моста. Я на машине остался на перекрестке около подземного перехода. «Сижу» на радиостанции, наблюдаю за округой. Идут два бойца, слегка покачиваясь. Наверное, где-то водочкой изрядно подзаправились. Скорее всего, из 506-го полка: у наших такой формы не было – телогрейка без ворота, ватники, как в фильмах во время Второй мировой.
В сторону Романовского моста по правой стороне стоит девятиэтажка, в конце которой магазин «Стекляшка». Проходя мимо него, бойцы увидели валяющийся портрет Дудаева и решили выместить на нем все зло за погибших пацанов. Поднимают портрет и пытаются поставить в оконный проем магазина, облокотив его на решетку. В это время внутри магазина происходит сильный взрыв. Я выпрыгиваю из-за руля, сажусь за пулемет, даю из КПВТ две хорошие очереди – прикрыть пацанов. Откатываюсь назад, чтобы из «РПГ» в ответ не получить, прячу борт за боковую стенку подземного перехода. По радиостанции слышу: «Бомжонок», ты воюешь?» – «Да, я. Что случилось?» По этим парням либо из «РПГ» дали выстрел или управляющий фугас сработал. Осмотрелся, вроде не стреляют. Только у парней этот взрыв отбил желание расстрелять портрет. Неторопливой походкой идут в мою сторону. Поравнялись с моей машиной, я высунулся из люка: «Как? Живы?» – «Живы. Спасибо, поддержал». И также неторопливо пошли дальше. Больше их не видел.
Эдуард Виноградов:
– Вторая моя контузия была гораздо тяжелей… Мне повезло, что в момент взрыва выстрела из гранатомета я успел открыть рот – это не так сильно оглушает. Голова болела…
А списали меня не сразу. После контузии мы взяли еще одну пятиэтажку, были бои на площади Минутка, за школу. Уходить было нельзя: пополнение нам тогда прислали – без слез не взглянешь.
Ушел в санчасть, когда меня стало рвать. Увезли меня тем же бортом, что и тех, кто был ранен при взрыве авиабомбы, первого февраля. Госпиталь в Самаре…
Из дневника Алексея Горшкова:
01.02.2000 г.
Нога ноет все сильнее. Обратился в медроту. Достали один осколок из колена (застрял под кожей, кости не задело), сделали перевязку. От госпитализации отказался, т. к. остался единственным живым офицером в роте…
03.02.2000 г.
Сегодня у Вани Цыкина 9 дней. В плен «чехов» решили не брать. Были бои на западной окраине Грозного, в Заводском районе. Сегодня снова ранен. На этот раз досталось сильнее. Думал, Богу душу отдал уже… Нарвались на недобитых. Те стали забрасывать меня гранатами. Ни одного осколка, все мимо, но от взрывов (гранаты рвались в шаге от меня) получил приличную контузию.
«Пленных сегодня не брать…»
Алексей Горшков, командир 3-го взвода 3-й мотострелковой роты, старший лейтенант:
– Третье февраля был девятый день, как погиб Ваня Цыкин. Я сказал солдатам, что пленных сегодня не брать, запрещаю. Раньше бывало, что брали, сдавали их разведчикам, а в этот день, даже когда сдавались – всех мочили…
Одна из русских бабушек подсказала мне, что по улице пробежали пятеро боевиков – в черных повязках на головах. Они и до этого нам в боях попадались – это из «чеховского» спецназа, на черных повязках какие-то надписи на арабском языке, а сами они были в хорошем натовском камуфляже.
За микрорайоном Алды уже наши стояли, и этих спецназовцев зажали с обеих сторон. В одном из домов на этой улице у них была лежка, и, наверное, они решили вырваться из окружения и отсидеться там. Побежали впятером их догонять. Первого «чеха» я вальнул из автомата, остальные бегут впереди него. Солдатам своим приказал: «Бегите за дом с другой стороны, закрывайте им проход! В плен не берите, мочите сразу!» Приказал, чтобы сохранить им жизнь – со мной их могли бы завалить, а им домой через день-другой. Второй «чех» на бегу бросил назад гранату, в азарте я только присел на корточки – не хотелось его отпускать, мочканул и его. Догоняю третьего, он забежал в какой-то сарай, вход – калитка из арматуры, ржавая. Подбегаю, плечом толкаю калитку, она на меня, я делаю шаг назад, и на уровне головы взрыв. Понял, что этот «чех» забежал в сарай и успел растяжку накинуть на заранее приготовленную гранату. Осколками не зацепило, но звук у меня пропал, и это меня здорово разозлило: после контузии 28 января слух полностью не восстановился, а тут еще этот добавил… Вижу в сарае люк открытый, только я хотел туда из подствольника выстрелить, а это было бы там, в подполе, «мама, не горюй…», как вдруг оттуда на меня вылетает огненный шар, взрывной волной меня отбросило, вижу, как доски на крыше сарая подпрыгнули, шифер посыпался. Вслед за огнем через меня пролетело тело, а я понимаю, что слабею, даже не пытаюсь встать, только перевернулся на живот, вижу, что «чех» сидит, что-то лопочет, и у него штаны горят. Я нажал курок, а выстрелов не слышу… «Все, трындец, госпиталь мне обеспечен». И потерял сознание. Очнулся от того, что кто-то растирает мне снегом лицо. Мычу…
К вечеру очухался, слух немного вернулся. Отметили девять дней Ване. Русские бабушки принесли варенья, соленья, мы им – сгущенки, тушенки, крупы, хлеба. «А вы-то как?» – спрашивают. «Нам еще дадут…»
Сергей Гирин, заместитель командира 2-й мотострелковой роты по воспитательной работе, лейтенант:
– К третьему февраля практически все окраины площади Минутка были очищены от духов. Я у одного из немногих оставшихся местных спрашиваю, почему площадь так называют? «Раньше здесь магазин продуктовый был, «Минутка» назывался. Потом и название за всей площадью закрепилось…»
В этот день батальон маршем направился в район Грозного под названием «Черноречье». Шли через частный сектор, а потом мимо девятиэтажных зданий. Сопротивления со стороны духов уже практически не было, так – единичные боестолкновения.
В начале февраля мы отдыхали и приводили себя в порядок. Разместились в железнодорожном депо, жили в вагонах. После перестрелок, проведенных маршей и передвижений просто наслаждались отдыхом…
«Отвоевался я, ребята…»
Игорь Дружинин, 3-я мотострелковая рота, контрактник:
– Как-то ночью зашли почти всем батальоном в разбитый магазин на Минутке, оттуда занимали высотки почти без боя, «чехи» отходили. Зачистили девятиэтажку, заложили окна кирпичом и стали прикрывать пацанов, которые брали следующие дома. В общем, Минутку взяли.
Жили там в пятиэтажке, на пятом этаже, всем взводом в двухкомнатной квартире. Открываешь дверь, а второй комнаты нет, снесло взрывом. Потом начали продвигаться за Минутку, везде уже без боя. Наш взвод шел постоянно в головном дозоре. Как-то в частном секторе стоим мы у дома, а дорогу перебегает «чех», метрах в сорока. Пацаны не ожидали и стоят, думают, что делать. Я двоих за «чехом» отправил, а сам с Жорой в обход, полез через забор, его встречать. Подбегаем к сараю, а Колос первый туда залетел, «чех» успел поставить растяжку, и взрывом Андрюху отбросило. «Чех» бросил себе под ноги противотанковую гранату. Подбегаем – у него от ног одни кости остались. Сказал нам по-русски: «Отвоевался я, ребята», и его взводник добил из автомата. Колоса контузило, но он не пошел в санчасть.
Потом поймали снайпера, его расстреляли прямо на дороге.
Постепенно вышли на окраину Грозного. Собрали из батальона разведгруппу, в том числе и наш взвод, и направили в Алды. Там много мирных было, но страшновато по улице идти и ждать выстрела в спину. Оттуда пошли на Черноречье, его брал весь полк, зачистили быстро. Из Черноречья выстроили колонну БМП и вернулись в Ханкалу. Там жили в вагонах пассажирских с буржуйками в купе. Оттуда меня отправили в госпиталь в связи с обострением контузии. На этом моя война кончилась…
«Не верилось…»
Сергей Юдин, командир полка, гвардии полковник:
– Когда закончились бои за площадь Минутка, какое-то время была неопределенность. Не верилось, что организованное сопротивление противника в городе сломлено окончательно. Мой командный пункт располагался на девятом этаже здания, на который можно было зайти только через другой подъезд и через крышу. Когда с проводниками на мой КП прибыл командующий Северо-Кавказским военным округом, тогда я поверил, что этот объект взят. Иначе бы командующий сюда не пришел.
Самым радостным была не победа, а то, что на завершающем этапе операции потери полка – всего шесть человек легкоранеными. Это для меня было дороже всех захваченных объектов. Мастерство наших солдат, причем в бой шли даже легкораненые, и неординарная тактика дали свои результаты. Смелые и решительные действия командира второго батальона майора Сергея Булавинцева спасли от больших потерь четвертую роту, позволили вынести всех раненых и убитых. Надо отметить и старшего лейтенанта Новичкова, командира шестой роты. Батальон Булавинцева был головной, первый батальон шел во втором эшелоне и немного в другом направлении, у него была своя задача.
«Вы скажите, что сделать – мы сделаем!»
Александр Фролов, зам. командира полка, гвардии подполковник:
– Когда закончились бои в Грозном, я не имел морального права делать «разбор полетов». Даже кого-то критиковать. Очень быстро до всех доходило, как надо действовать. Не только офицеры, но и многие контрактники хорошо понимали свои задачи. «Вы скажите, что сделать – мы сделаем!» Пришел, доложил: «Сделали!»
Все понимали, что сначала война, потом все остальное. Малейшее промедление смерти подобно, зазевался – все, шлеп, и готов. Все надо делать на автомате, в бою часто просто нет времени на обдумывание решений.
Потери у нас были минимальные, но какого физического и нервного напряжения всем это стоило…
Из прессы
Зеленые пики полковника Юдина
…На подведении итогов в Ханкале Юдин получает новую – наступательную – задачу. Быстро свернуться и, обойдя Грозный с севера, уже через 12 часов сосредоточить полк между населенными пунктами Примыкание и Ханкала. Его худшие опасения подтвердились – армию опять начали торопить. На подготовку к штурму отводилось меньше суток.
– Сюда, по гаражам, я ударю «керосинкой», – показал Булгаков на карте сектор наступления штурмового отряда полка, – пройдя через гаражи, надо взять кинотеатр и пятиэтажку.
«Керосинкой» называли баллистическую ракету с керосиновым двигателем. Большого урона противнику вне прямого попадания она не наносила, но несгоревшее топливо хорошо горело уже на земле.
Оставив тылы и артиллерию в исходном районе с начштаба полка подполковником Александром Лихачевым, Юдин сосредоточил штурмовой отряд – два батальона примерно человек по 200 и по 25 БМП в каждом – в железнодорожном депо, где организовал и свой КП. Когда опустились сумерки, провели разведку. Вместо обозначенных на карте гаражей оказались лишь ямы под будущие гаражи. Значит, выходя на кинотеатр и пятиэтажку, опереться не на что. Доложив это Булгакову, Юдин попросил еще времени на подготовку, но командующий был непреклонен – вперед.
Условия для наступления были сложными. Сначала частный сектор, потом на открытом месте двухэтажный торговый центр и кинотеатр и вдоль ведущей к площади Минутка трамвайной линии – несколько высотных домов, в которых наверняка духи.
Около 2 ночи Булавинцев с 5-й ротой занял кинотеатр. Заврайский со своей 4-й – пятиэтажку. Духи то ли спали, то ли специально подпустили наших поближе. Едва Заврайский вошел в дом, боевики открыли сумасшедший огонь по обеим ротам. Через три часа ситуация стала критической. Булавинцев лежит в кинотеатре – не поднять головы: здание с огромными оконными проемами хорошо простреливается. Заврайского и вовсе крепко прижали. И у того, и у другого уже и раненые, и убитые… Роту надо спасать, понимает Юдин. Выход один – ничего не докладывая командующему, который точно не даст на это «добро», вытащить роту Заврайского из пятиэтажки! 8–10 минут интенсивного артиллерийского огня своего и приданного дивизионов – и пока боевики очухаются, попытаться вывезти раненых и погибших.
– У меня боеприпасов нет, в полку только НЗ остался, – огорошил командир приданного дивизиона.
Отправляя Юдина в бой, Булгаков придал ему дивизион другого, не штурмующего, а блокирующего Грозный полка. В разгар городских боев снарядов, которые расписывал лично командующий, всегда не хватало. Вот и теперь приданный Юдину дивизион за полчаса боя расстрелял все снаряды. Определяемый командиром полка неснижаемый запас – на крайний случай – расходовался только его решением. Но командира этого полка – полковника Петрова – он знал еще с комбатов. Друг не откажет!
– Юра, выручай, – вышел он на Петрова, – рота гибнет…
– Расстрелять все до последнего снаряда, – приказал Петров своему офицеру, сам со вторым дивизионом оставаясь без боеприпасов.
Рассчитали. Перекрестились. Ну, с Богом! Два дивизиона ударили внакладку по пятиэтажке и за ней. Три снаряда рвутся прямо на крыше. Здорово! Перекрытия рушатся. Духи в замешательстве. БМП из-за кинотеатра рванула к Заврайскому. Булавинцев, к которому к этому времени подошла еще одна – 6-я рота, ведет огонь по боевикам в одиннадцатиэтажке, прикрывая спасательную операцию. Получилось! Удалось вытащить роту, не понеся при этом потерь. Суммарные же ночные потери были ужасными – 19 убитых, 58 раненых. Эта кровь, понимал Юдин, на совести тех, кто подгонял Булгакова, который не дал ему еще хотя бы сутки на подготовку штурма, но легче от этого понимания не становилось. Особенно тяжело было осознавать, что ничего по большому счету не изменилось бы, начни он наступление на следующий день. Тяжкая командирская доля.
Константин Ращепкин, «Красная звезда», 4.12.2004 г.
«Не звоните Молтенскому…»
Александр Лихачев, начальник штаба полка, подполковник:
– У артиллерии полка после первых двух суток боя за Минутку остался неснижаемый запас, да и тот командир полка приказал расходовать, а мне приказал обеспечить боеприпасами как угодно.
Время было уже около полуночи, но колонна в течение 30 минут была подготовлена, личный состав для погрузки находился возле машин.
Осталось самое малое – получить разрешение на выгрузку боеприпасов из вагонов, которые находились на железнодорожной станции Ханкала. Езды от моего КП было 20 минут.
Звоню по ЗАС зам. командующего группировки генерал-майору (фамилию уже не помню). Он отвечает мне, что боеприпасов сегодня не будет, так как их лично командующий группировкой генерал Булгаков распределяет между полками. Я ему снова по-хорошему объясняю, что у меня люди на Минутке гибнут без артиллерийской поддержки и вообще я должен выполнить приказ командира полка. На все мои просьбы слышу в ответ от генерала: «Пошел на х… подполковник». В ответ он услышал от меня то же самое. После этого он начал вперемешку с матом меня чем-то пугать.
Одновременно на связь выходит «Барс» (позывной командира полка. – Авт.) и спрашивает, что с боеприпасами. Когда узнал, что пока ничего, говорит очень коротко и ясно: «Если нет боеприпасов, то и ты мне не нужен!»
Я набираюсь мужества и звоню командующему группировкой, но меня соединяют с ее начальником штаба генерал-майором Молтенским Владимиром Ильичом (он мой бывший командир дивизии на Дальнем Востоке). Докладываю ему, куда меня, зачем и кто «послал» за боеприпасами. Он отвечает: «Понял, жди, тебе очень быстро позвонят».
Не прошло и трех минут – звонок – на связи генерал, зам. командующего группировки: «Александр Викторович! Боеприпасы вашему полку выделены, но грузить некому». Отвечаю: «Не ваша проблема, у меня все готово, колонна будет у вас через тридцать минут». Генерал очень вежливо просит: «Только не звоните больше Молтенскому, я все решу сам!»
Выделили нам один боекомплект, но за ночь мы вывезли три. «Рависты» были недовольны, но молчали. Так приказ командира полка был выполнен.
Через несколько дней после боев за площадь Минутка автору довелось встретиться с некоторыми из солдат полка, которые штурмовали Грозный. Они, по-солдатски скупо, рассказали тогда только самое памятное…
Из прессы
В развалинах Грозного
Жизнями 423 своих сыновей заплатила Россия за взятие столицы чеченских бандитов… И эти цифры, скорее всего, не окончательные. Еще идут бои по уничтожению последних групп боевиков, продолжается зачистка города. Еще льется кровь.
Развалины вокруг Минутки, главной площади Грозного, брали штурмом батальоны 245-го гвардейского мотострелкового полка. Часть его солдат только что вернулась из Чечни. Все они из разных мест огромной нашей Родины. Роман Булхов, старший сержант, стрелок, из Владимирской области, Дмитрий Елизаров, пулеметчик, из Брянской, механик-водитель БМП Алексей Носов – из Ярославской области. Почти полгода назад ушли они в этот поход. Ушли 19-летними мальчишками. Когда-то они слушали рассказы ветеранов Великой Отечественной, сейчас приедут домой и расскажут дедам о своей войне.
«Не знаешь, что тебя ждет за дверью…»
– Двадцать четвертого января полк колонной, без боя, въехал в Ханкалу. Там встали лагерем. На следующий день пришел приказ наступать на Грозный, – рассказывают ребята. – Прошли частный сектор, без боя. Закрепились. Чеченцы сопротивления пока не оказывали. Проверили красное здание, никого, пошли на кинотеатр. На крыше его заметили боевика, начали стрелять. Сразу по нам открыли огонь чеченские минометы. И началась пальба…
– Наш второй батальон на площадь Минутку вышел самым первым… Шли мы фронтом примерно полтора километра. Одна рота брала пятиэтажку, но обычно дом штурмовали взводом, – рассказал Дмитрий. – Один наш штурмовой взвод попал в окружение, это уже на самой площади Минутка. Духов перед нами было человек шестьдесят, миномет «Утес» у них был, много снайперов, гранатометчиков много, ПТУРСы, пулеметчики и простые автоматчики… Наша артиллерия хорошо помогала. Мы им даем координаты дома, они накрывают из САУ или «Градами». Один раз видел, как тяжелая ракета попала в девятиэтажный дом, оттуда до этого громко кричали: «Аллах акбар!» Дом весь рассыпался…
– Снайперы и гранатометчики чеченцев сидели на верхних этажах домов, обычно человек по двадцать. Все у них было пристреляно. Даже если на секунду машина задержится на повороте, – рассказал механик-водитель Алексей Носов, – уже стреляют. Я только успевал проезжать эти повороты, того и гляди «поймаешь» выстрел гранатомета. ПТУРСы за мной постоянно охотились. Один раз из гранатомета попали, но в фальшборт. Раненых вывозить было очень сложно. К раненым они еще подпускают, а вот вывозить – всегда под обстрелом…
– Боеприпасы старались экономить. Когда мы уезжали, их оставалось еще на три дня боя. Просто так не стреляли. Сделаешь два-три выстрела и смотришь, если они отвечают – и мы добавляем…
– По лестнице бежишь, гранату кидаешь в дверь. Это самое страшное, потому что не знаешь, что тебя ждет за этой дверью. И снайперы с крыши палят. Перебегаешь из здания в здание и чувствуешь, что ты под их прицелом…
«Комбат, батяня…»
– Наш комбат майор Булавинцев Сергей Николаевич – это золотой человек, рожден быть воином. Он нам всегда дух поддерживал. И командир роты старший лейтенант Новичков, тоже Сергей Николаевич, настоящий воин. Всегда бой продумывали четко, чтобы нашими жизнями не рисковать… Мы знали, что если даже попадем в окружение, комбат нас никогда не бросит, такого быть не может! Даже если один человек останется – не бросят…
– Наш комбат бой планировал так, что пока одна рота воюет, другая отсыпается. Ночь поспали, умылись, и в бой. Есть у нас такой прапорщик Ращупкин, прирожденный тыловик. Все старался достать побольше, сало – мешками привозил, горячие обеды. Печенье – коробками, сигареты из гуманитарной помощи, конфеты…
«Убили негра…»
– Чеченцев убитых видели много. Ребята говорили, что был среди них и один русский. Видели убитых негров, арабов, афганцев. Шесть суток подряд они орали: «Аллах акбар!» Духи сидели в соседней пятиэтажке, слышно было, как разговаривают между собой. Наш гранатометчик им кричит: «Махмуд, ты стрелять не умеешь! Приезжай на наше стрельбище, мы тебя научим!» Ставили бутылки на подоконник, чтобы засечь снайперов. Убитые у них в основном здоровые мужики. Подростки или дети погибшие нам не попадались. Своих убитых они стараются забирать, а наемников просто бросают…
– Я видел клочки тела, по остаткам одежды определили, что это была женщина. Кругом щепки от снайперской винтовки. В нее попал выстрел из гранатомета. Она по рации нас дразнила. Говорила, что ее зовут Ольга. «Я вас убивать не буду, но берегите свои яйца…»
– У них боеприпасов в подвалах было – на три войны хватит… У чеченцев все снаряжение и обмундирование – натовское, все новенькое.
– Боевой дух у них был сильный, но мы его сломали. А сначала кричали нам, чтобы мы им сдавались… Как же, дожидайтесь…
– На третий день боев, когда роты пошли брать здания, чеченцы вывесили белые флаги. А вдруг обман или ловушка? Я как раз привез боеприпасы. Наши начали по ним стрелять для пробы – они в ответ, значит, не собирались сдаваться. Комбат приказал пленных не брать…
«Первоклашки рисуют убитых русских…»
– В подвалах мирных жителей мы вообще никого не видели… Раньше встречали, все женщины говорили, что им надоела война. А фотографии увидим в домах – из мужчин одни боевики в семьях. В одной школе видел детские рисунки. Первоклашки рисуют про войну, как чеченцы русских убивают…
«Не успеваешь испугаться…»
– У нас в роте за все время боев за Грозный вообще ни одного убитого не было. Раненых было много, меня вот осколком в ягодицу зацепило, Диму – в руку. А укомплектована рота была почти по штату – девяносто шесть человек, из них человек двадцать контрактников. Есть такие, кто вторую войну воюет, и даже четвертую…
– Раненых на «бэхе» (БМП. – В. К.) доставлял в санроту, оттуда их через десять минут вертолетом отправляли в Моздок. Тяжелораненых почти не было. Потери в основном от снайперов, гранатометчиков. У нас снайперы хорошо действовали, их специально обучали во Владикавказе.
– Самые тяжелые минуты? Ни разу не думал, что мне сейчас страшно. Когда ранили, хотелось вернуться к ребятам. А так – азарт. Когда пристреляешься, то чувства страха нет…
– Когда едешь на «бэхе», то думаешь лишь о том, что сейчас надо скорость переключить, за поворотом добавить газу, чтобы быстрей проехать опасную зону. А когда приехал – уже и бояться нечего. Не успеваешь испугаться…
«Где эта улица…»
– В Грозном на улицах не дома, а груды кирпичей, как в Сталинграде. Помню только улицу Черноглазова, потому что я по ней ездил постоянно на «бэхе», боеприпасы возил. По мосту через Сунжу проезжал…
– Ни разу не пришло в голову узнать, как называется улица, на которой мы воюем. Да и какие там вывески… Сгорело все, что может гореть.
– Выстрелы и залпы были слышны все время. Духи не стреляли, только когда молились, полчаса в день, не больше…
– Я удивился за все время боев только один раз, когда увидел: внутренние войска идут в бой строем и возвращаются из него – тоже строем. Но туда шли сто пятьдесят человек, а обратно – пятьдесят.
«Будет надо – вернемся…»
Чувствуется, что парни за полгода войны и походов устали. Им нет и 20 лет, а глаза – как у много повидавших 50-летних мужиков.
– Ну а если жизнь так сложится, что через несколько лет в Чечне опять война?
– Домой хочется… Поработать бы, стрелять надоело. Но если будет надо – вернемся, – твердо ответили разведчики.
Газета «Нижегородский рабочий»
«…И такие оказались герои…»
Юрий Чердаков:
– Солдат пересилит и победит самого себя. Они все разные, но все равно самые лучшие. Даже с самым плохим нашим солдатом можно воевать. У меня были такие доходяги и такие оказались герои! Когда их не гнобят, не унижают, они героями становились. При этом их никто ничему не учил – ни в учебках, нигде.
Наш комбат Булавинцев никого не унижал. Ротный Новичков был порядочный мужик. Когда я в подвал запрыгнул со своими остатками и нас свои херачили, ротный Заврайский пошел ко мне на выручку со своими бойцами. Это мне о многом говорит. Хотя мог сам и не идти, только солдат отправить. Это меня поразило очень сильно. Он шел впереди роты, мне на помощь, моей похоронной команде. Он абсолютно порядочный мужик. Он пошел в реальный бой, на смерть…
Вячеслав Юдин, пулеметчик, рядовой:
– Булавинцев – это батя… Комбат, батяня. Мужик нормальный, таких еще поискать.
Если бы он отошел из кинотеатра – нам всем конец тогда бы был. Мы были в кольце. Мы уходили оттуда последние, меня два контрактника тащили…
Кинотеатр нельзя было сдавать, и командир полка это понимал. Мы кричали по рации Булавинцеву: «Бей из танка на четвертый этаж!» – это из дома напротив кинотеатра нас пулеметчики и снайпера прижали. Я когда забежал туда с пулеметом, приступок был у окна, а только встал за окно, по мне из «РПГ» – хлоп! Я падаю – опять хлоп! Пыль столбом, как из комнаты вылезать? Опять выстрел – хлоп! «Дам-ка я очередь в подвал из пулемета», – решил, отстрелялся, и меня контрактник, мужик из Тулы, хвать за ремень, я упал на кирпичи, к своим, и чувство было – как будто я дома…
Александр Шмелев:
– Помню я и другого офицера, командира взвода: у него зуб на зуб от страха не попадал…
Вся эта наша масса в бою была не нужна, нужны профессионалы. ГРУ? Я с ними сталкивался: только пальцы веером. Элементарный бой будущего мы проиграем. Нас даже турки уделают.
Артиллерия наша нам только вредила. У нас пять раненых от своих, это от огня соседнего полка. Наша артиллерия помогала тем, что она не работала, и на этом спасибо.
Вышел наш танк из развалин, а на него уже три заряда гранат летят, и он назад уезжает. Пушку поднял, выстрелил, а куда? Куда-нибудь на Терский хребет.
Юрий Чердаков:
– Почему я не знал о замысле командования? Каждый солдат должен знать свой маневр! «Мы тебе приказали, и вперед!» Но ты объясни и прикажи!
Боевики воевали минимальным количеством людей. Меня это всегда удивляло. Трое их удерживали наш взвод, а то и роту. Это результат нашего обучения. Они нас убивали, а мы их не могли достать…
«В глазах у нее – безумный страх…»
Александр Шмелев:
– Взяли мы с боем один дом, нашли там ящиков пять водки. После нас шестая рота пошла, водки уже не было, но им тоже хотелось выпить. В этом доме были мирные чеченцы, женщины, начали наших солдат оскорблять…
Прямо на площади Минутка была корреспондентка Си-эн-эн, из Франции, похожая на вьетнамку, с шикарным фотоаппаратом, и пьяная. Мы как раз распили бутылочку. Она нас снимает, а какой-то солдат пьяный подошел, еще хлебнул спиртика, и: «Ну-ка, иди сюда, сука, снимай нас!» Она так его испугалась, что у нее моча по джинсам потекла… Она снимает нас, а в глазах у нее – безумный страх.
Зачищаем квартал, сзади идет питерский СОБР. Они идут и сзади постреливают. Говорят мне: «Если у вас трофеи будут, мы у вас на водку поменяем». – «Вам не стыдно? Впереди идут мальчишки 18 лет, дети, а вы за ними, такие шкафы…» А мы уже выпили немного и пошли дальше. Как штык-нож найдем – они нам за него сразу бутылочку несут.
«Собровцы нас испугались…»
Юрий Чердаков:
– Мы идем по разбитой улице вдоль домов, нас немного, следом за нами ехал БТР, питерский спецназ. Два квартала прошли, эти собровцы за нами на БТР подъезжают, спрыгивает их командир, бородатый, здоровый, и говорит: «Вы сумасшедшие, мы за вами больше не пойдем», и по газам «бэтру». Они должны были проверять документы у оставшихся мирных жителей, а за нами оставались только трупы боевиков. Собровцы такие здоровяки, а у меня – доходяги-срочники, но озверевшие от страха: у них друзей убили, они всех метелят, кто высунется. Так эти собровцы нас испугались и уехали.
«Бог спас нас от греха…»
Александр Шмелев:
– Подвал в Грозном. Спустились – лампадка горит, тускло-тускло. Я зашел первым, Юра за мной. Первое движение – всех уничтожить, но мы остановились: дети, малыш за материну юбку держится. Бог нас спас от греха… Там кого только нет, и стар, и млад, русских было очень много.
Когда взяли нефтегазозавод, я в бухгалтерии посмотрел расчетные книжки 1985 года. Там зарплата у рабочих была 1600! Это в советские времена. Что им там не жилось? Это безумные какие-то зарплаты! Но фамилии в ведомостях русские и немецкие, чеченских – не было…
«Многих забыли…»
Евгений Ращупкин, командир взвода материального обеспечения 2-го мотострелкового батальона, прапорщик:
– Когда все стихло, приехала куча начальства. До этого их никого не было. Начали требовать, чтобы все шло по Уставу. А какой Устав, если солдат надо было сначала просто вытащить из развалин и отмыть. Человек сорок из батальона тогда увольнялись в запас, я повез их в Моздок. Были такие ребята, у которых дембель должен был быть еще в ноябре, но они оставались до конца штурма, в феврале уходили.
Наградных листов отправили очень много, замполит батальона это дело контролировал. Жаль, что не все получили награды, что-то забраковали буквально из-за запятых в наградных листах. Очень рад, что не остался без награды Алексей Носов – медаль Суворова. Хотя он достоин и большей награды. Командира полка Юдина и комбата Булавинцева представляли на звания Героя России – не дали. А ведь командир полка в этих боях не одну сотню солдатских жизней сохранил. Многих забыли и наград не дали… Думаю, что если бы тогда на площади Минутка был генерал Шаманов, то в полку наград было бы больше.
«Один жетон на шее болтался…»
Дмитрий Киреев, гвардии рядовой:
– Как был ранен в Грозном – я не помню. У меня была сильная травма головы. Очнулся в госпитале, абсолютно голый, без документов, один жетон на шее болтался.
Я служил при штабе первого батальона, специально для того, чтобы выписывать наградные листы на солдат и офицеров. Все это очень мне не нравилось. Мои ребята, с которыми я прослужил полтора года, в пехоте были на передовой, а я в тылу. Перевел меня в штаб майор Тыкин, когда узнал, что я умею пользоваться печатной машинкой и хорошо знаю раскладку. Когда пришел майор Сатаев, я у него просился обратно в пехоту. Но кто же будет печатать наградные листы? Так и прослужил при штабе до ранения.
«Самое страшное было – увидеть родителей…»
Вячеслав Юдин, пулеметчик, гвардии рядовой:
– Когда все закончилось – от усталости никаких чувств не было… Когда улетали, мне было страшней, чем в бою – я стоял в вертолете на стекле: земля уходит из под ног… Но самое страшное было – увидеть родителей. Приехал домой, постучал в дверь, открывает седой мужчина. Я отца не узнал! «Здесь Юдины живут?» – спрашиваю его. Отец постарел лет на сорок… Мама, конечно, плакала…
На меня же похоронка пришла… Так получилось, в штабе не проверили, что я живой. Они должны были посмотреть, меня вытащили или нет, или солдат спросить…
Был и отходняк от войны… Ощущение оружия, что держишь его в руке, было долго. Лично я два года пил. Просто тупо пил. Потом женился, ребенок родился – спасли меня семья и дети. Благодаря им отошел от войны. Не налюбуюсь на них и не нарадуюсь…
«Воевать они умели…»
Виктор Петров, командир отделения эвакуации медицинского взвода 1-го мотострелкового батальона, гвардии старший сержант:
– После боев в Грозном все мы были очень грязные. Некоторые как негры ходили. Такие чушки попадались, что, казалось, никогда их не отмыть. Неделями не мылись и даже не умывались. Переодели нас и отмыли быстро, за неделю…
Солнышко выглядывало, спокойствие расплывалось по городу… Один боец из минометки сел у забора и стал выстрел от «РПГ» разбирать. У человека вообще-то мозг есть? Разворотило ему весь живот. Списали на боевые потери… Дураков хватало… По моим наблюдениям, 90 процентов потерь от глупости, неумения воевать, неосторожности, притупления чувства опасности. На войне надо всегда думать. Если снайпер тебя снял – тут уж никуда не денешься. Кто долго воевал, у того башка работает по-другому.
У некоторых был отходняк после боев… У меня такого не было. По ночам не ору. Когда выпью – крыша не едет. Ломки не было. Было время, когда в Соленой балке стояли, что пока наши «Грады» не поработают, не заснешь. Отстрелялись – сразу засыпаешь. Мы это называли «чеченской электричкой».
Были у нас между собой разговоры о противнике. Каждый его по-своему оценивал. Кто-то считал, что мы слабее, кто-то – наоборот. Против нас воевали далеко не глупые люди, не мальчики. Воевать они умели. Наверное, даже интересней воевать с достойным противником. Снайпер и пара-тройка автоматчиков и гранатометчик чеченцев держали своим огнем нашу роту, а то и батальон. Так, например, когда мы взяли дом-«пенал», то их там было не больше десяти человек. Очень грамотно воевали.
Местные чеченцы были очень озлоблены, особенно молодежь. Матом на нас. Неприятно было это слушать, видно, что новое поколение боевиков растет.
Виктор Петров награжден медалью Суворова и медалью ордена «За службу Отечеству» с мечами.
Какими они были:
Проничкин Владимир Владимирович
Родился 27 января 1980 года, погиб 26 января 2000 года.
В 1996 году окончил 8 классов школы № 662 г. Москвы и поступил в СПТУ № 163 по специальности «Мастер отделочных работ».
Окончил СПТУ в 1998 году и был призван в ряды Российской армии. Служил в 245-м гвардейском Гнезненском Краснознаменном ордена Суворова 3-й степени мотострелковом полку. Принимал активное участие в контртеррористической операции по разоружению и ликвидации незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики.
Награжден орденом Мужества (посмертно).
Бушуев Александр Васильевич, гвардии сержант
Родился 7 декабря 1978 года, погиб 26 января 2000 года.
Из рассказа матери, Людмилы Александровны: «Саша с самого детства был разносторонне увлеченным человеком. Очень рано начал играть в шахматы. С первого класса он с удовольствием занимался спортом: спортивной гимнастикой, плаванием, футболом, хоккеем. Любил хорошую музыку и за несколько лет собрал хорошую коллекцию аудиокассет. Энергичный, открытый, честный, Саша всегда был в окружении многочисленных друзей. До самозабвения любил технику и свой «Юпитер» мог разбирать и собирать с утра до вечера».
За три года до армии Александр увлекся культуризмом. Крепкий накачанный парень, он ничуть не напоминал хлюпиков, этаких маменькиных сынков, хотя и рос без отца. Он и будущую профессию выбрал чисто мужскую – поступил на строительное отделение Ростов-Ярославского сельскохозяйственного колледжа. Отсюда с четвертого курса в мае 1998 года Саша и пошел в армию.
В учебном подразделении парень освоил специальность «Стрелок». А вскоре сержант четвертой роты 245‑го гвардейского мотострелкового полка Александр Бушуев прислал домой фотографии с учений, проходивших в августе 1999 года. Вот он с автоматом наперевес стоит на изъезженной дороге, проходящей через сосновый бор. Вот замаскировавшийся ветками прячется в мелком березничке. Вот загорелый парень в камуфляже позирует в отрытом на краю поля окопчике… Кто тогда мог предугадать, что это были последние фотографии мирной жизни… Последние мирные дни сержанта Бушуева…
На следующей фотографии Саша вместе с друзьями все из той же неизменной четвертой роты снялся уже у горячего источника под Грозным. Четверо крепких, по пояс обнаженных парней стоят посреди снежного поля и щурятся от яркого солнца. За их спинами окраина чеченской столицы. У каждого на шее солдатский медальон. На обороте снимка надпись: «Январь 2000 года. Перед штурмом Грозного». Фото на память с армейскими друзьями. Через неделю у Саши заканчивался срок службы…
Уже после похорон в Ростов Великий из воинской части пришло письмо. По-военному скупо, без лишних эмоций автор письма написал о гибели Александра.
«Уважаемые Людмила Александровна и Василий Иванович! Вам пишет командир 245-го гвардейского Краснознаменного ордена Суворова 3-й степени мотострелкового полка, в котором проходил службу ваш сын гвардии сержант Бушуев Александр Васильевич. Мне нелегко писать вам это письмо, но мой долг рассказать о последних днях Александра.
Александр проходил службу в нашем полку с мая 1998 года, был назначен командиром отделения мотострелковой роты, ему было присвоено воинское звание сержанта.
Ваш сын принимал активное участие в контртеррористической операции по разоружению и ликвидации незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики. За время службы зарекомендовал себя грамотным, исполнительным, дисциплинированным, хорошо подготовленным в профессиональном отношении. Неоднократно проявлял личное мужество, умело командовал своими подчиненными и постоянно о них заботился.
25 и 26 января 2000 года во время боя в районе площади Минутка на юго-восточной окраине города Грозного Александр в течение почти двух суток вел неравный бой с превосходящими силами противника в укрепленном районе среди жилого массива на улице Гудермесская. Утром 26 января наши военнослужащие попали под массированный огонь, который боевики вели из всех видов оружия. Александр мужественно руководил боем. После ранения в ногу он продолжал командовать, и примерно в 9.30 утра был смертельно ранен второй раз от разрыва мины.
За смелые и решительные действия, совершенные при исполнении воинского долга в условиях, сопряженных с риском для жизни, ваш сын представлен к награждению орденом Мужества (посмертно).
Александра любили товарищи, уважали офицеры. Он всегда в нашем строю, всегда среди наших воинов-гвардейцев. Я и сослуживцы вашего сына считаем своим долгом оказывать вам всемерную посильную помощь. Вы можете в любое время обратиться лично ко мне или в полк.
Выражаю вам свои искренние соболезнования. С глубоким уважением командир 245-го гвардейского мотострелкового полка Юдин Сергей Сергеевич».
Похоронили Александра на городском кладбище Ростова.
Жаворонков Валерий Алексеевич, гвардии рядовой
Родился 14 апреля 1979 года, погиб 28 января 2000 года.
У Валерия биография обычного сельского парня: окончил девять классов Григорьевской средней школы Ярославской области, трудился рабочим в ТОО «Левцово». В мае 1998 года получил повестку из райвоенкомата.
Наверное, и отслужив срочную, вернулся бы парень к своему мирному труду животновода, женился, обзавелся бы детьми. Наверное… Если бы не попал в 245-й гвардейский мотострелковый полк. Если бы не чеченская война…
Пулеметчик пятой мотострелковой роты гвардии рядовой Жаворонков, прикрывая товарищей, отстреливался до тех пор, пока рядом с ним не разорвалась чеченская граната. Множественные осколочные ранения в голову и грудь оказались смертельными.
Похоронили двадцатилетнего парня на Наумовском кладбище Ярославского района. За проявленные при выполнении боевого задания мужество и героизм Указом Президента РФ № 764 от 28 апреля 2000 года Жаворонков Валерий Алексеевич посмертно был награжден орденом Мужества. Военный комиссар Ярославского района подполковник Валерий Роженко вручил боевую награду матери погибшего Елене Дмитриевне, отцу Алексею Сергеевичу и брату Андрею.
«Мы в плен не отдаем…»
Сергей Юдин, гвардии полковник, командир полка:
– Во время первой кампании, когда я принял полк, в нем числилось двадцать пропавших без вести. Сдавая полк во второй кампании, у меня не было ни одного пропавшего без вести. Я нашел всех пропавших без вести. Узнал, кто и где был захоронен. Толком их сначала никто не искал.
Со второй войны я пришел, не имея ни одного без вести пропавшего и ни одного, оказавшегося в плену противника. Солдаты были приучены так воевать, что они по несколько раз поднимались в атаку, если нужно было забрать раненого или убитого товарища. И духи знали, что мы сами в плен не берем, но и никого в плен не отдаем…
«Никому нет дела…»
Виталий Заврайский, командир 4-й мотострелковой роты, гвардии капитан, Герой России:
– Двадцать восьмого января меня вызвали на НП полка, где поздравили с рождением моей дочурки. Затем я прибыл на КП полка, который находился в Ханкале, в бывшем военном городке. В пятиэтажном здании, в одной из заброшенных квартир я встретил командира полка. Подписывая рапорт на отпуск, он спросил меня: «Ну, ты понял, как сложно из окружения выходить?» На что я ответил: «Товарищ полковник, лучше не вспоминать!» Затем он сердечно меня поздравил, выделил мне машину.
Я прибыл на ТПУ (тыловой пункт управления. – Авт.) полка, где меня переодели в новую форму. Зашел к своему другу – зенитчику, который в буквальном смысле отмыл меня, подстриг, побрил, после чего я надел новую форму и отправился на вертолетную площадку. На вертолетной площадке прождал два часа вертолета, в палатке для ожидающих вылета на Моздок. Там же встретил своего однокашника из училища. Он тоже ехал в отпуск. Мы вместе с ним сели в вертолет. В вертолете обстановка была напряженная. На полу были загружены носилки с ранеными. Было очень много военнослужащих, летящих на Моздок. Через час мы были на аэродроме в Моздоке. Оттуда мы взяли такси и поехали в Прохладное. Купили билеты и затем сели на поезд до Москвы.
Через двое суток мы были в Москве. Там мы попрощались и разъехались по своим дорогам. Я поехал на Щелковский автовокзал, где взял билеты на автобус. На автовокзале обстановка была для меня непривычная. Кругом мирная жизнь. И первая мысль была – что никому нет никакого дела до того, что происходит сейчас в Чечне. Что штурмуются улицы, что гибнут наши товарищи. Я даже растерялся в первые минуты, но потом пришел в себя. Зашел в цветочный киоск и купил большой букет роз. Дождался автобуса и отправился к себе домой. Через семь часов я был дома. Дома все было непривычно. Первое время даже ходил аккуратно вдоль стенок. Что значит – появилась привычка после боя в Грозном, чтобы пуля снайпера не нашла цель. Родные меня горячо встретили. Мне было очень приятно. Так и пролетели мои пятнадцать суток отпуска. Очень было тяжело прощаться и ехать снова туда, где шли бои…
А дома у всех оставались матери, жены, дети…
«Наши нежные и хрупкие – выстояли…»
Александр Федорченко, начальник штаба 2-го мотострелкового батальона, гвардии майор:
– Отдельной главой, розовыми чернилами, украшенной цветами, хотелось бы вспомнить о самых дорогих, о тех, кому при жизни необходимо ставить памятники, о наших женах. Ведь кому, если не им, пришлось труднее всего. Давно известно, что ждать и догонять – самое трудное. Да, нам порой было несладко, но мы находились в коллективе, объединенном одной целью. А они, многие с малолетними детьми, часто оставались одни с нависшими над ними проблемами.
Супруга рассказывала, что выключала телевизор, когда начинали освещать события в зоне вооруженного конфликта. Если прибавить похоронки соседям, экономическую неурядицу, проблемы с детьми, то получится мрачная картина, в которой они, наши нежные и хрупкие, выстояли и, кроме этого, находили силы для слов и дел поддержки нас. Но и мы, конечно же, стремились лишний раз не расстраивать, придумывали всевозможные небылицы о создавшейся обстановке.
Семьи, близкие, родные и товарищи – вот кто нас заставлял возвращаться домой, возвращаться с победой!
«К мирной жизни привыкал хреново…»
Александр Мясников, водитель «ЗИЛ-131», рядовой:
– Увольнялись мы из Грозного. Нас не отпускали, пока «чехи» не ушли вообще из Грозного. Мой призыв на то время был основой полка. К мирной жизни привыкал хреново. Все как-то странно казалось: целые дома, люди ходят. А голову действительно рвало, особенно под алкоголем. Если увидишь лицо, как говорят, кавказской национальности, то всегда хотелось наброситься, только друзья и сдерживали. А награды у нас распределили по-простому. Прапорщик Ращупкин сказал, что пришло, допустим, пять наград на взвод, и распределяйте их сами. Это, конечно, ни к чему не приводило, и он сам показывал на тех, кто эти награды получит. Меня в этом числе не было…
«На войне все понятно…»
Владимир Комков, водитель зенитной установки (ЗУ), младший сержант:
– Демобилизовался в феврале 2000-го. Как только привезли молодых нам на замену, переписали автоматы с себя на них. Одному молодому, он был из Арзамаса, передал своего «железного друга» – не одну сотню километров с ним прошел. У парня права на машину были, но ездить почти не умел. Целый день все ему объяснял, что и как.
В то время стояли в Старопромысловском районе. Жили в каком-то полуразрушенном доме. Крыша над головой была, да и ладно. Смастерили печку.
На вертолете нас доставили к месту погрузки на поезд. Баня, выдали сухпай. Даже не верилось, что все заканчивается и скоро домой. По прибытии в полк, в Мулино, демобилизовали в тот же день. Уже вечером уехал домой.
Вообще воспоминания из того времени очень хорошие: военное братство – один за всех, все за одного. А гражданка – другой мир… На войне все понятно: справа, слева твои друзья. Если что – помогут. Впереди – враг… Дома остался один со своими мыслями, только родные понимали и поддерживали.
О том времени в Чечне забыть невозможно: все останется в памяти навсегда. Эта война для меня была школой: кто я, как смогу себя повести в разных ситуациях боевых действий?
Даже сейчас, спустя годы, тебя как ветерана боевых действий всерьез никто не воспринимает. Некоторые даже говорят, что за деньгами ездили. Полный бред… Тогда, в сентябре 1999-го, ни о каких деньгах, никакой выгоде срочники и не думали. Просто мы русский народ, просто у нас есть русская душа, просто выполняли свой долг, просто так было надо. Кто, если не мы? Все мы были героями, кто осенью 1999-го не сделал шаг назад, не испугался неизвестности, страшных слухов войны.
«Остались живы – повезло…»
Сергей Серебренников, наводчик-оператор БМП 3-й мотострелковой роты, гвардии рядовой:
– После боев за Грозный было общее построение полка, приехал генерал Шаманов. Сначала поздравил нас со взятием Грозного. «А где самый боевой – второй взвод третьей роты?» Ротный наш показал ему, нас из взвода осталось семь человек, стояли одной колонной. Генерал подошел, пожал каждому из нас руку. То, что мы, семь человек из взвода, остались живы – повезло.