Утро встретило девушку весёлыми лучами солнца, пробивавшимися сквозь густую листву. На небе не было ни облачка — от вчерашних туч остались одни воспоминания. Поднявшись, девушка непроизвольно поморщилась — нога болела сильнее, чем вчера, да и опухоль никуда не делась. Зато делся вчерашний молодой человек, назвавшийся Одином — его нигде не было видно. За ночь костёр потух — угли в нём были холодные и подёрнувшиеся серым налётом пепла. Встав, Лита потянулась, прогнувшись, и размяла затёкшие за ночь связки. Восстановив кровообращение, она стала скатывать своё одеяло, как вдруг глаз зацепился за небольшой холмик, скорее даже пирамидку на противоположной от неё стороне костра, выложенную из крупных листьев, сорванных с росших под деревьями кустов. В голове мелькнула догадка, и, чтобы проверить её, девушка обошла потухший костёр и разобрала пирамидку, убрав сложенные домиком листья. Догадка подтвердилась — листья прикрывали два оставшихся со вчерашнего ужина прутика с мясом, лежащих на серебряной тарелке. Значит, мужчина никуда не ушёл, а находится где-то рядом, оставив для неё завтрак…

Немало не стесняясь, Лита с аппетитом съела всё мясо — она здраво рассудила, что ей оно будет нужнее. А если мужчина хотел есть — то он мог бы и съесть один из прутиков с мясом и раньше, когда девушка ещё спала. Раз не съел — значит, всё оставил ей. Заботливый…

Доев мясо, девушка аккуратно вытерла руки о небольшую тряпицу, предусмотрительно извлечённую из мешка, и, покончив с завтраком, убрала в свой мешок и тряпицу, и свёрнутое в тугой рулон одеяло, в процессе сборов размышляя, что делать — дожидаться мужчину, чтобы попрощаться, или уйти не попрощавшись. Жалко было терять время на ожидание, но уйти, не поблагодарив за ужин и завтрак, было некрасиво. Девушка решила подождать ещё немного, и если мужчина не появится в течение ближайшего времени, уйти, но её терзания разрешились самым кардинальным способом — на поляне стоял её новый знакомец и с лёгкой улыбкой, но внимательно рассматривал процесс её сборов. Как он смог незамеченным выйти на поляну — для девушки оставалось загадкой. По-видимому, Один действительно уверенно чувствовал себя в лесу и мог перемещаться по нему как настоящий лесной охотник, абсолютно бесшумно — иного объяснения своей невнимательности девушка не видела. Образ опытного охотника, правда, смазывало отсутствие оружия — ну не считать же оружием большую ровную палку в его руках. Палка, явно срезанная недавно с ближайшего дерева, больше всего напоминала посох — с такими ходили по дорогам нищие. С едва скрываемым пренебрежением девушка спросила:

— Ну и где же твоё оружие, Один? Неужели ты будешь путешествовать с этой палкой?

— Мне, как и тебе, не нужно оружие, и я об этом уже говорил. А палка в крайнем случае тоже может стать оружием — именно её взял в руки первый человек.

— Ну это твоё дело… Я ждала тебя, чтобы поблагодарить за ужин и попрощаться. Здесь наши пути разойдутся.

— Благодарность принимается. А вот на то, что наши пути расходятся — разреши возразить. Ты разве идёшь не в Занадан?

— Я как раз иду в Занадан, а вот ты ещё ни разу не сказал о конечной цели своего путешествия. Или набиваешься ко мне в попутчики?

— Нет, я предлагаю именно тебе пойти со мной. Конечной цели у меня нет, я просто путешествую — я учёный и исследователь, тем и живу. Но, услышав от тебя про Занадан и местную магическую академию, решил навестить ваше герцогство и осмотреть его достопримечательности. Надеюсь, меня там не примут за шпиона? Кстати, я немного разбираюсь в медицине. Могу осмотреть твою ногу. Да и твоему возлюбленному, возможно, смог бы помочь… Я знаю несколько редких лекарственных методик, которые, по слухам, могут поднять даже мёртвого из могилы. Правда, заранее ничего обещать не буду — сначала надо осмотреть пациента.

В глазах девушки на мгновение вспыхнул огонёк безумной надежды, чтобы тут же угаснуть — так же быстро, как и зажёгся. Немного помолчав, девушка произнесла:

— Жестоко давать отчаявшемуся надежду, если не сможешь её осуществить…

— Ну почему же не смогу? Вероятность положительного исхода есть всегда.

— Азиру не смогли помочь даже сильнейшие архимаги, а ты даже не маг. Чем ты сможешь ему помочь? Или у тебя достаточно денег, чтобы нанять всех их на несколько месяцев? Быстрее у них вылечить Азира не получится… И ты даже не представляешь, сколько для этого потребуется денег — ведь при лечении должны использоваться не только все силы магов, но и весьма и весьма дорогостоящие ингредиенты!

— Действительно, денег у меня не так уж и много, хотя на ваших магов, возможно, их хватит. Но разве лечить умеют только маги? Возможно, твоего возлюбленного можно спасти и другими способами, без применения магии. Людьми разработано множество способов лечения больных и раненых, и немалое их число весьма эффективно. А не получится — всегда есть шанс попросить помощи у ваших магов. В любом случае, пока твой Азир не умер — нельзя терять надежды. Ну так что, принимаешь мою помощь?

— Принимаю. И… спасибо…

* * *

Вдвоём идти по лесу веселее. И не так страшно — Лита уже устала бояться каждого встреченного куста. И поисковые заклинания она стала использовать всё реже и реже — такое ощущение, что погоня, не прекращающаяся несколько недель, наконец-то потеряла их след. В первый день девушка как-то не обратила на это внимания, всецело поглощённая тем, что внимательно смотрела себе под ноги при ходьбе — берегла больную ногу. Один, правда, осмотрел её, как и обещал, и, подтвердив, что ничего серьёзного не случилось, простое растяжение, всё же обложил ногу размочаленными листьями какого-то растения, которое подобрал практически тут же, недалеко от стоянки, после чего вернул повязку на место и наказал беречь ногу от больших нагрузок, резких движений и ударов. Девушка приняла рекомендации к сведению и весь день шла очень аккуратно, плавно ставя ногу на землю и так же плавно поднимая её. То ли помогло лечение, то ли просто прошло время — к вечеру опухоль начала заметно спадать, хотя нога всё равно ещё побаливала. Один, осмотрев ногу перед сном в неверном свете костра, сказал, что процесс выздоровления проходит в штатном режиме и обновил повязку, повторив процедуру ещё и утром, перед выходом. Ночь уже привычно для Литы прошла около костра — она, завернувшись в своё одеяло, спала с одной стороны костра, а мужчина — с другой. Костёр тоже послужил им не только для обогрева — днём Одину удалось разжиться упитанной тушкой лесного зайца. Добыл он его весьма оригинальным способом — снял с пояса подвешенный туда небольшой кожаный ремень с кольцом на конце и нашитой кожаной заплаткой посередине и, вложив в заплатку небольшой камень, подобранный им по дороге, раскрутил этот ремень с вложенным камнем рукой до такой скорости, что загудел рассекаемый им воздух, и резко выпустил конец ремня. Самого камня девушка так и не увидела — он улетел в кусты с огромной скоростью, сбив с них несколько листьев. Сам же мужчина, спокойно свернув ремень и повесив его обратно на пояс, не спеша пошёл вслед за улетевшим камнем, обошёл кусты, видно, посчитав ниже своего достоинства ломиться прямо через заросли, а может, просто пожалел свою одежду, и скрылся за кустами, чтобы через некоторое время выйти из-за них, таща за уши заячью тушку. Тушку он, аккуратно обернув несколькими большими листами лопуха, спрятал в свой мешок, чтобы вечером, выпотрошив её, освежевав и нарезав мясо на тонкие прутики орешника, опять, как и в первый вечер, зажарить на костре. Кстати, самого зайца, прятавшегося от путников за кустами, Лита так и не заметила, несмотря на то, что незадолго до этого применяла поисковое заклинание. Печальный вывод — Один, похоже, был прав — в лесу опытному человеку выжить достаточно легко даже без оружия. Вот только сама Лита этой науке обучена не была. И, следовательно, ей несказанно повезло со спутником — ведь, не встреть она случайно в лесу попутчика, ещё неизвестно, смогла бы она дойти до дома самостоятельно. Наверное, боги всё же существуют…

* * *

Через полторы недели Лита с попутчиком вышли из леса где-то на границе с Веронией. Девушка, исхудавшая и осунувшаяся, явно не выглядела ухоженной красавицей, чего нельзя было сказать о её спутнике — молодой человек, отзывавшийся на имя Один, был спокоен, чисто выбрит, подтянут, как будто только оделся, и свеж, как будто только что умылся. Правда, Лита никогда не видела, чтобы он брился — может быть, у него и борода ещё не росла. Мылся он, правда, каждый день. Вернее, каждое утро — похоже, Один выбирал место ночных стоянок недалеко от естественных водных источников — ручьёв или небольших лесных озёр, в которых каждое утро принимал ванну. Наверное, брился тогда же… В один из таких ранних утренних часов девушка, видя бодрую умытую физиономию парня, решила и сама помыться, попросив того отвернуться, а лучше — подождать на полянке, где они ночевали. Помывка заняла всего несколько мгновений — стоило только окунуться с головой в идеально прозрачную воду небольшой лесной речушки, как девушка с визгом вылетела из воды обратно на берег. Вода реки, берущей своё начало в горных ледниках, оказалась ледяной… Это купание было первым и последним в её лесном путешествии — холода Лита не любила и купаться в ледяной воде не могла, как бы себя ни заставляла. Ежедневные водные процедуры состояли лишь из мытья рук и полоскания рта — на большее мужества Литы не хватало. И теперь, выйдя из леса, девушка мечтала о том, как доберётся до ближайшего людского жилья, где ей согреют воду и она с наслаждением помоется.

Такая возможность предоставилась Лите через несколько дней их путешествия на восток по весьма слабо обжитым местам — около леса люди селились неохотно. Наконец путники наткнулись на небольшую дорогу, даже не столько дорогу, сколько тропу — по ней явно большей частью ходили пешком, изредка передвигались на лошадях. Причём пользовались дорогой нечасто — трава, пусть и изрядно примятая, продолжала расти прямо на тропе, и лишь по частым проплёшинам, редким следам перегнившего навоза да чахлым стебелькам, сминаемым ногами путников, можно было её заметить. Один, не раздумывая, свернул на тропу, хотя она и забирала несколько к северу от намеченного ими маршрута. Лита спорить не стала — мужчине виднее, и молча пошла за ним.

Тропа вывела их к небольшой деревеньке из нескольких десятков дворов, огороженной низким забором из горизонтально привязанных к кольям сухих стволов молодых деревьев. Даже ветки на них были обрублены кое-как, из-за чего тонкие брёвна забора таращились в разные стороны острыми огрызками сучьев. Ограда так себе, одна видимость, никакой защитной функции она не несла. Однако луговая трава густо поросла с обоих сторон забора — селяне явно не любили перелезать через это препятствие и пользовались одним из трёх оставленных в изгороди широких проходов. Путники, решившие не нарушать устоев, воспользовались одним из этих проходов, тем более что тропинка именно к нему их и подвела. Лита, коротко взглянув на своего попутчика, тихо спросила:

— Ну что, идём через деревню?

— Не только идём, но и поужинаем, и заночуем. Да и помыться хорошо было бы. Кстати, тебе надо сменить одежду.

— Помыться действительно надо. А одежду зачем менять?

— Лита, ну ты сама подумай. Мы — два чужака, и если срочно не сменим имидж — нас однозначно завалят вопросами. За кого ты себя хочешь выдать? В этой-то одежде?

— Действительно… И какую профессию ты предложишь мне выбрать? И, кстати, кем ты представишься сам?

— Мне проще — я исследователь, учёный, а учёные все не от мира сего. Так что про себя я буду говорить чистую правду. А тебя предлагаю выдать за мою сестру. Не родную, двоюродную. Ничего особо не умеешь — руки у тебя не оттуда растут, но помогаешь мне в дороге — стираешь там для меня, готовишь, вещи таскаешь. Прислуга, короче. А нынешнюю твою одежду у старьевщика купили — предыдущая была откровенными лохмотьями. Сейчас и это тряпьё пришло в негодность, пора менять. Обувь, кстати, можно не менять — достаточно одеть юбку подлиннее.

Девушка, несколько обиженная фразой молодого человека, холодно ответила:

— Один, я никогда не была прислугой, и быть ею не хочу и не буду.

— А выжить хочешь? Прислугу свою я имею право защищать — она моя собственность, мне, кроме неё, мою одежду стирать некому. Даже на заданные тебе вопросы в этом случае отвечать буду я — имею право. А если ты для меня никто — придётся тебе выкручиваться самой. Путь к храму, если не ошибаюсь, у тебя несколько незаладился? Поправь меня, если я неправ.

— Я согласна…

— На что?

— На роль прислуги твоей согласна. Только твою одежду стирать я всё равно не буду!

— Насчёт одежды выяснили. Что ещё ты делать не будешь?

— А что я должна ещё делать?

— Всё, Лита. Ты должна делать всё, что я тебе скажу. За исключением общей постели, разумеется — тут мы уже разобрались. Только на этих условиях я попытаюсь провести тебя в Занадан тихо и незаметно. Возможно, даже целой и невредимой. Нет — держать не буду, можешь идти одна.

Девушка замолчала, обдумывая предстоящую перспективу. Мужчина тоже молчал, терпеливо дожидаясь решения. Наконец, когда ожидание уже становилось непозволительно долгим, Лита тихо, опустив взгляд в землю, проговорила:

— Я согласна…

— Ну вот и хорошо. Вешай на второе плечо мой мешок и пошли в деревню, — с этими словами Один передал девушке свой вещевой мешок и, не оглядываясь, как будто был полностью уверен в том, что Лита последует за ним, ступил за ограду. Походка мужчины изменилась, став плавной, спокойной, уверенной и исполненной чувства собственного достоинства. Один шёл неторопливо, важно, распрямив плечи, свысока поглядывая на раскинувшиеся по обе стороны дороги дома. Палку, с которой он не расставался в течение всего лесного путешествия, мужчина нёс гордо, как посох властелина, не столько опираясь на него, сколь аккуратно ставя его на землю перед каждым своим шагом. Чувство уверенности передалось и девушке, пристроившейся сразу же за мужчиной. Правда, гордо развернуть плечи у неё не получилось — спину оттягивали целых два рюкзака, причём рюкзак Одина оказался значительно тяжелее, чем её собственный…

Небольшая таверна на окраине Тиары…

— Орив, а почему мы собрались именно здесь?

— Через несколько дней собранная нами экспедиция выйдет из Тиары и отправится на поиски артефакта. Но тебя ведь интересует не это? Я прав, Натан?

— Ты поразительно догадлив, Орив. И меня, и Тайшу, и Зуллу, и даже Тонга крайне заинтересовал метод отбора тобой кандидатов в эту экспедицию. А лэра Лесса прямо-таки распирает услышать от тебя подробности. Боюсь, что если ты не рассеешь его сомнений, то рискуешь нажить в его лице самого непримеримого врага — ведь ты забрал у него самых лучших его студентов. Впрочем, то же самое я могу сказать и о своём факультете, причём меня поддержат все собравшиеся тут деканы. Кстати, лэр Тонг никак не может понять — зачем в какой-то поисковой экспедиции нужен маг-теоретик, ведь кроме пыльных архивов и академических лабораторий от теоретиков практически нет никакой пользы. А ты забрал его лучшего ученика, между прочим! Единственного, который, по его уверениям, сможет когда-нибудь сменить его на посту декана кафедры теоретической магии. Когда наберётся знаний и опыта, разумеется.

— И все собравшиеся поддерживают мнение лэра Натана? А почему молчит лэри Тайша?

— У меня нет сомнений в правильности выбранного тобой состава экспедиции, Орив, но сформированный тобой состав имеет смысл только в одном случае. И я сейчас жду, когда ты его озвучишь, подтвердив или опровергнув мои подозрения.

— Ты всегда была поразительно догадлива, Тайша. Твой ум может соперничать разве что с твоей красотой. Разумеется, наличие в поисковой экспедиции будущего архимага в бытовой магии, твоей лучшей ученицы за последние несколько десятилетий, которую я столь безжалостно оторвал от написания очередной магистерской диссертации, имеет очень большой смысл. Но сначала я спрошу лэра Натана — вы подтверждаете всем собравшимся, что в составе экспедиции собрались маги с самой высокой долей божественной крови?

— Вы имеете ввиду, что геном этих магов наиболее точно соответствует предполагаемому идеальному божественному геному?

— Это непроверенные слухи, Натан.

— Это совсем не слухи, Зулла, но я не собираюсь сейчас дискутировать с тобой по поводу теологии. Я убеждён, что старинные мифы и легенды действительно имеют под собой реальное основание, и все маги произошли от одного предка, которого мы называем богом. Или от двух — мужчины и женщины, как говорят те же легенды. Я не знаю, являлись ли действительно богами наши прародители, но опытным путём было установлено, что чем ближе человеческий геном к теоретически выведенному идеальному образцу, тем большей магической мощью обладает человек. Так что из песни слов не выкинешь — отобранные лэром Оривом шестнадцать кандидатов действительно ближе всего по своей наследственности к родоначальникам магической ветви человечества. Видимо, это и было основным критерием при отборе.

— Верно подмечено, Натан. Я подбирал самых талантливых, самых одарённых из магов а также тех, чей магический резерв самый большой, а наследственность — самая идеальная из того генетического материала, что можно было отобрать. Плюс в отряде большинство — молодые незамужние девушки. Из шестнадцати человек только шестеро — мужчины. То есть на одного мужчину приходится почти по две женщины.

— Вы как будто подбирали мужчинам кандидатуры в жёны…

— Совершенно верно, Тайша. Основной целью отбора было сформировать в будущем как минимум четыре устойчивых семьи, где на одного мужчину приходилось бы две — три женщины. Оптимальная пропорция для наиболее быстрого роста человеческой популяции. Возможно, что этих семей будет шесть — по числу входящих в группу мужчин.

— То есть основной причиной является увеличение популяции магов?

— Основной причиной является спасение популяции магов, лэр Лесс. У меня нет доказательств, зато есть одно очень большое подозрение, что в ближайшем будущем отношение к магам в Занадане сильно ухудшится. Мы все можем оказаться под угрозой, и я предпринял определённые действия, чтобы при любом развитии ситуации маги на Нате не исчезли как вид. Экспедиция затеряется в горах северной горной гряды, найдя укромное место вдали от человеческого жилья, где в течение ближайших сотен лет восстановит популяцию магов на Натане. Основной груз в этой экспедиции — не оружие и продовольствие, а учебные академические пособия. С каждого факультета я отобрал лучших учеников, некоторых мне пришлось с боем вырывать с западного фронта, где они воевали с шанарскими войсками. Если мои опасения беспочвенны — через некоторое время эти маги вернутся в Занадан. Если я, не дай создатель, окажусь прав — затерянная в горах колония магов будет развиваться отдельно, чтобы со временем стать достаточно сильными и основать своё, магическое государство.

— Идея здравая, тем более что в политической атмосфере Занадана действительно витают подобные мысли. Но как быть с артефактом, который экспедиция должна отыскать и доставить в герцогский дворец?

— А нет никакого артефакта! Я его выдумал. Это грандиозная мистификация, единственное предназначение которой — вытащить из-под плотной опеки занаданской тайной канцелярии молодых перспективных магов.

— А сами эти маги знают о предстоящей им миссии? Возможно, у молодых девушек были другие планы на жизнь — всё же герцог обещал им сытую жизнь в столице, в почёте и уважении, а вы предопределили им роль ходячих инкубаторов, да ещё и планируете похоронить в диких горах…

— Вместо сытой и спокойной жизни герцог Симус организует им пламенный костёр — Илий уже стар, и смена правителя Занадана не за горами. Можно, конечно же, закрыть глаза и понадеяться на лояльность нового правителя, но я бы не стал этого делать — глупость, как правило, наказуема. Мы совсем недавно избавились от постоянного страха за собственные жизни, и я не хочу, чтобы этот страх опять вернулся. Молодёжь так вообще не знает, что такое постоянная жизнь в гонениях и страхе, и я приложу все свои силы, чтобы она этого так и не узнала. Поверьте, одинокая жизнь в горах значительно лучше смерти на костре. Так что теперь все вы знаете истинную причину этой экспедиции.

— Да, теперь знаем. И что же ты предлагаешь нам делать? Ведь, когда эта экспедиция не вернётся, ко всем нам могут прийти дознаватели тайной канцелярии и начать задавать вопросы. Причём вопросы у них как-то органично сочетаются с пытками.

— Вопросы они пусть задают мне — вы ничего не знаете и просто выполняли мои приказы. Вернее, даже не мои — список утвердил лично ректор, а к нему пыток применять никто не будет — как-никак, родственник правящей династии. А что делать вам — так это спокойно работать и подбирать перспективные кандидатуры для второй экспедиции.

— А что, будет и вторая экспедиция?

— Я искренне на это надеюсь. Предполагаю, что через несколько месяцев придёт сообщение, что артефакт найден, но группа почти полностью погибла и просит о помощи, выслав для эвакуации артефакта спасательную экспедицию. Там, где не справились шестнадцать магов, должны справиться тридцать — сорок, а, может, и больше… Точную численность спасательной экспедиции я пока не знаю — всё зависит от того, поверит ли в выдуманную мною сказку Илий, да и Сая не следует списывать со счетов.

— Вторую экспедицию ждёт судьба первой?

— Совершенно верно. Новое поселение смогут основать и шестнадцать человек, однако если их будет полсотни — моя мечта однозначно станет реальностью…

* * *

Один дошёл до самой большой избы, располагавшейся почти в центре деревни, и несильно, но уверенно постучал посохом в дверь. Долго ждать не пришлось — дверь с протяжным скрипом открылась и на пороге появилась дородная тётка в простом крестьянском платье и засаленном фартуке. Похоже, её оторвали от процесса приготовления ужина. Неприязненно оглядев гостей, женщина с плохо скрытым неудовольствием спросила:

— Чего надо?

— Позови хозяина, женщина. Говорить с ним буду, — в голосе Одина прорезались спесивые нотки. Ну точь-в-точь мелкий чиновник при сборе податей…

— Ан нету хозяина. В поле они, работают. Я за него.

— Женщина, мне нужна еда. Нужно место, где переночевать. Помыться хочу. И то и другое для меня и моей сестры. Мне первому. Плачу монетой. Есть медь, есть серебро. Если цена устроит — куплю какие-нибудь тряпки для сестры. Не очень дорого, но всё должно быть чистое и крепкое. Неряха она у меня, не умеет за своей одеждой следить. То испачкает, то вообще порвёт.

— Вообще-то мы постояльцев не принимаем, да и с едой у нас туго…

— Я плачу деньги, женщина. Серебро. Если у тебя нет требуемого — найду другого хозяина. Мне идти дальше?

— Погоди, путник. Я же не сказала, что мы не можем ничего найти — просто мы никогда не принимали постояльцев. Но у нас есть сарай с сеном, на котором можно спать — одеяла я смогу найти. И приготовить ужин я тоже могу — есть и мясо, и крупа. Воду тоже можно нагреть.

— Твоё предложение мне подходит, женщина. Я согласен переночевать в амбаре на твоём сене, если мне дадут одеяла — не люблю, когда сено колется. И подушки не забудь. Для сестры моей тоже что-нибудь сооруди. Это можно сделать прямо сейчас — я устал. А пока я буду отдыхать, ты можешь нагреть мне воды для омовения и приготовить ужин.

— А деньги?

— Деньги вот, — мужчина полез к себе за пазуху, достал небольшой кожаный кошелёк и, развязав его, вытащил две большие серебряные монеты, — этого хватит и на ночлег, и на ужин, и на одежду для моей сестры. Но получишь их потом, если вода будет горячей, ужин — сытным, а одежда не будет похожа на то тряпьё, которое сейчас на ней…

Хозяйка, с которой при виде денег произошла поразительная метаморфоза, быстро отвела постояльцев к сараю, после чего сбегала в дом, вынесла оттуда несколько одеял, сдёрнутых, по-видимому, прямо с собственной кровати, расстелила их прямо на сене, сказав:

— Вот, господин, можете пока отдохнуть, а я пока нагрею воду и приготовлю вам ужин. Потом и с одеждой что-нибудь сообразим!

Затем хозяйка убежала в дом, а Лита, с комфортом устроившись на одном из одеял, наброшенных прямо на стог разворошённого сена, и вытянув уставшие, гудящие от долгой дороги ноги, спросила:

— Один, а ты, случайно, рабовладельцем никогда не был?

— Не доводилось пока. А что, предлагаешь попробовать?

— Нет, не предлагаю. Просто пока ты договаривался об ужине и ночлеге, я чувствовала себя чуть ли не твоей вещью.

— Так и должно быть. Заметь — тебе не только не задали ни одного вопроса, но даже не обратили на тебя внимания. На слуг вообще редко обращают внимание — такова людская психология. Причём чем больше внимания обращено ко мне, тем менее заметной будешь казаться ты. Когда мы завтра отсюда уйдём, хозяйка отлично запомнит меня, а о тебе, скорее всего, даже и не вспомнит.

— И всё равно это как-то не очень приятно.

— А никто и не говорит, что когда к тебе относятся как к какой-нибудь вещи, да и ещё второго сорта — это должно быть приятно. Но ради маскировки придётся потерпеть. Кстати, вот и наш ужин идёт…

И действительно, пока путники разговаривали, хозяйка успела приготовить для них ужин и сейчас несла его в корзинке. Подойдя к сараю, она открыла дверь, и под строгим взглядом мужчины, смущаясь, расстелила прямо на земле отрез ткани, поставив на него небольшой котелок, накрытый двумя тарелками, которые тут же сняла и поставила рядом, взяла ложку, и наложила из котелка в каждую тарелку по хорошей порции рассыпчатой ароматной каши с кусками копчёного мяса, обильно сдобренной маслом. Оставив одну ложку в тарелке, женщина достала из корзинки вторую ложку, а также четверть каравая хлеба, две кружки и кувшин с молоком. Посчитав, что сделала достаточно, женщина убрала котелок обратно в корзинку и сказала:

— Вода скоро нагреется, господин. Помыться можно будет за домом, там есть лохань и бадья с холодной водой.

Сказав, хозяйка выжидающе посмотрела на Одина. Мужчина, величаво кивнув головой, как будто принимая сказанное как должное, достал из-за пазухи кошелёк, извлёк одну монету и протянул её хозяйке со словами:

— Я доволен. Это часть платы. Вторую монету получишь, когда я одену свою сестру. Постарайся, чтобы принесённая одежда была хорошей, добротной и ей по росту.

— Всё сделаю, господин…

Умывание на заднем дворе дома не доставило девушке удовольствия — сидя голой в деревянной лохани, она поливала себя тёплой водой из стоявшего рядом ведра, черпая из него большим деревянным черпаком. Воды едва хватило, чтобы один раз намылиться и смыть с себя грязные потёки. Завернувшись в одеяло, Лита взяла в охапку свою старую одежду и добежала до сарая, где с удобством устроилась на сене. Один пошёл купаться после неё, и ему горячей воды уже не досталось. Впрочем, по его собственным заверениям, он привык умываться холодной водой, а её было много — целая бадья. Вскоре мужчина, умытый, с мокрыми волосами, одетый в свою старую, но поразительно чистую и свежую одежду, занял место рядом с девушкой на втором одеяле. Они ещё немного поболтали ни о чём, как снова их разговор прервала хозяйка дома, принёсшая Лите целый ворох одежды на выбор. Одежда была действительно неплохой — не новой, но чистой и вполне добротной. В такой, по-видимому, ходили все женщины этой деревни. Один деликатно вышел из сарая вслед за женщиной, чтобы не мешать процессу примерки, подозревая, что он затянется надолго. Его опасения оправдались — выбор платья затянулся почти до ночи. Уже стемнело, когда Лита наконец-то выбрала себе одно платье. По её недовольному виду мужчина понял, что выбор на обновку пал не потому, что платье девушке понравилось, а потому, что это было лучшее из того, что было принесено. Посмотрев на результат выбора, Один сгрёб всю остальную одежду в охапку и отнёс в дом, где вернул хозяйке, после чего вернулся в сарай, залез на свою лежанку, укрылся одеялом и, пожелав девушке спокойной ночи, практически мгновенно заснул. Лита ещё немного покрутилась, рассматривая ночное небо через щели в стенах сарая, и не заметила, как потихоньку уснула сама.

* * *

Утром Лита покинула деревню — так же, как и накануне, плетясь с опущенной головой за важно шагающим Одином, путаясь в низком подоле и про себя ругая своего попутчика, наложившего в свой мешок непонятно что. Да и на ногах у девушки были не её любимые ботинки, плотно облегающие ступни, а какие-то похожие на колодки бесформенные образования с жёсткой деревянной подошвой, крепившиеся к ногам завязками. Ругань продолжалась вплоть до опушки леса, до которого они дошли буквально через полчаса после того, как покинули деревню. Войдя под сень густых деревьев, мужчина снял со спины девушки оба мешка, с лёгкостью закинув их на свои плечи, и заявил:

— Всё, можешь расслабиться. Нас никто не видит, спокойно идём дальше.

Девушка, избавившись от груза, облегчённо повела плечами, глубоко вздохнула, и спросила:

— Может быть, я уже переоденусь в свой костюм, раз нас с тобой никто не видит? Пусть мой костюм и далёк от приличного состояния, но идти в нём значительно легче, чем в платье. Этим подолом я, кажется, соберу всю паутину в лесу.

— А ты что, никогда не ходила в платье? Насколько я знаю, для женщин это вполне привычная и удобная одежда.

— Как-то не было необходимости. Маги ходят не в том, в чём ходят все остальные, а в том, что удобно. Мне удобнее ходить в мужской куртке и штанах. Естественно, я немного перешиваю их под свою фигуру.

— Придётся привыкать к платью… То, что для тебя это непривычная одежда — слишком хорошо заметно. А твой костюм мы сожжём на первом же привале. Честно говоря, это нужно было сделать уже давно — костюмом те рваные лохмотья, которые сейчас лежат в моём мешке, назвать можно лишь с большой натяжкой.

— Это мой любимый костюм! И совсем он не лохмотья — его ещё можно починить. Наверное…

— Лита, после твоих блужданий по лесу твой любимый костюм можно использовать разве что на тряпки, да и то перед тем, как мыть им полы, его ещё нужно хорошенько постирать. Но не переживай, вернёшься к себе домой — купишь новый костюм. Лучше расскажи мне, как ты познакомилась со своим женихом.

— Как познакомилась… Обычно, как и все знакомятся. Учился он в нашей академии. Правда, когда я в неё поступила, он там проучился уже три года и успел стать местной знаменитостью. Все девушки академии за ним бегали… Пока Азир не встретил меня.

— А сколько времени учатся в вашей академии?

— Шесть лет учатся. И до академии ещё десять лет — дар у одарённых можно определить уже через год-два после рождения, а для того, чтобы дар развился, обучение необходимо начать как можно раньше. Поэтому уже в четыре-пять лет всех выявленных одарённых отправляют в специализированные закрытые школы, откуда они выходят уже пятнадцатилетними подростками, полностью взявшими под контроль свой дар. Те же, у которых дар выражен особенно сильно, продолжают обучение в академии.

— То есть и у тебя, и у Азира сильный дар?

— Не совсем так. Сильный дар у меня — я одна из самых сильных магинь на нашем потоке. А у Азира дар как раз достаточно слабый, его едва-едва хватило, чтобы поступить в академию. Просто его дар оказался достаточно редким и специфичным, чтобы им не заинтересовались наши архимаги. В некотором роде Азир был подопытным кроликом, на котором учёные наблюдали, как его дар влияет на его тело.

— Интересно… А в чём выражался этот дар, можешь мне пояснить? Или это секрет?

— Никаких секретов. Дар Азира усиливал природные способности его тела — силу, ловкость, интеллект. Уже к поступлению в академию Азир был достаточно опытным бойцом, в совершенстве владеющим практически любым типом оружия, а за годы учёбы он стал лучшим. Ему не было равных во всём герцогстве, независимо от того, каким бы оружием он ни сражался. К тому же голова у него всегда соображала неплохо — ему бы не железками махать, а полководцем быть. Скольких поражений в этой войне мы могли бы избежать…

— И почему же, зная за ним столько талантов, ваше начальство не назначило его полководцем?

— Потому что он одарённый, а одарённых во все времена боялись и никогда не допускали до власти. Это в Занадане нас ещё называют магами, одарёнными, людьми, в ком течёт божественная кровь. А знаешь, как нас называют на остальных землях Наты? Проклятыми! Продавшими душу дьяволу, и получившими за это дьявольские силы. Нас считают осквернёнными, разносчиками заразы и везде ищут, а если найдут и поймают — сжигают на кострах, чтобы зараза не распространялась дальше. Азиру и сотню-то людей доверили с опаской, а о командовании армией даже речь не шла. Командующий у нас важная шишка, родной брат самого герцога! Ничего из себя не представляет, как полководец — пустое место, но спеси, как будто он как минимум действующий император, а не претендент на герцогский престол. Впрочем, мне ли плакаться? И мне, и Азиру ещё повезло — нас приравняли к дворянству, мы получаем неплохое содержание.

— Печально… Извини, не знал. Но мы отошли от темы — какие способности у твоего жениха, я уже понял. А что у тебя? Расскажи о себе, ведь не зря ты была лучшей в своей академии.

— Не академии — в своём потоке. В других потоках были свои лучшие студенты, мы не пересекались. Сложно выяснять, кто лучше, когда у всех разные курсы обучения — я, например, проучилась три курса, и мало что могу противопоставить боевику-пятикурснику. Не всегда ведь исход поединка решает голая сила — опыт не менее важен. А после академии подобные выяснения бессмысленны — на службе уже неважно, кто лучше, а кто хуже владеет собственным даром.

— На службе? То есть академия — это военное учебное заведение?

— Нет, академия — это академия. Там учат умению пользоваться собственным даром. Тому, чему не смогли или не успели обучить в школе. В академии есть разные кафедры — целителей, бытовиков, погодников… Есть кафедры стихиальной магии и кафедры теоретической магии. Ну и, разумеется, кафедра боевой магии, где готовят боевиков для занаданской армии. Просто большинство освоенных магами умений, независимо от факультета, на котором учится студент, можно применить в военном деле — из выпускников академии получаются самые сильные воины. В академии, кстати, учат не только магии, но и умению сражаться обычным оружием. Я, например, в совершенстве владею луком, и в стрельбе мне нет равных — за сто шагов я попаду противнику в глаз десятью выстрелами из десяти. Это, конечно же, если противник стоит неподвижно. Если двигается — возможны промахи, но шанс увернуться от моей стрелы незначительный. Я отлично чувствую, куда противник намеревается уклониться, и беру упреждение. Порывистый ветер тоже, впрочем, может отклонить стрелу — обычно я беру поправку на ветер, но после того, как стрела уже пущена, изменение скорости ветра скажется на точности выстрела. Впрочем, и без лука мне есть что противопоставить противнику — мне легко даётся взаимодействие с огненной стихией. Немного сложнее мне работать с водой, а вот земля и воздух мне почти не подчиняются.

— Непонятно… Вернее, про огонь мне как раз всё понятно. Про воду — тоже могу догадаться. А вот почему у тебя не получается работа с воздухом и землёй? Ведь воздух и вода — практически одно и то же. Вода — это жидкость, а воздух — газ. При определённых условиях одно может переходить в другое и обратно. С землёй аналогично — при низких температурах вода переходит в лёд, а он твёрдый, как земля.

— Один, ты неправ. Не знаю, откуда ты взял, что вода и воздух похожи, но твои знания в корне неверны — это абсолютно разные стихии, и работать с ними надо тоже по-разному. Воздух — лёгкий и неуловимый, вода же тяжёлая и плотная, работа с ней ближе к работе с землёй, хотя и там есть свои особенности. Я знаю людей, которые в совершенстве владеют и той, и другой стихиями, и они мне объясняли принципы работы с ними. Да куда далеко ходить — наш декан кафедры боевой магии адепт всех четырёх стихий. Архимаг, кстати. Зачёты у меня принимал. Строгий, но справедливый. Кстати, я одна из немногих, сдавших ему выпускные экзамены с первого раза.

— Интересно было бы познакомиться…

— Нет ничего проще — будем в герцогстве, познакомлю.

— Как, кстати, его зовут?

— Лэр Орив. Обращаться к нему надо именно так. И обязательно низко поклониться.

— Насчёт низкого поклона — не гарантирую, не привык я как-то перед другими спину гнуть. Просто поклониться — не возражаю, почему бы не потешить самолюбие уважаемого человека. Кстати, Лэр — это титул или прозвище?

— Лэр — это определение дворянства. Кстати, за особые заслуги перед герцогством лэру Ориву присвоили наследуемое дворянство и даже выделили какой-то заброшенный кусок земли в горах. Но и это уже много — теперь он подсуден только герцогу.

— Кстати, мы опять отвлеклись. Расскажи, как ты работаешь с огнём.

— Хм… Рассказать обычному человеку, как работает маг — всё равно что рассказать слепому о красоте весеннего цветка или утреннего рассвета. Но всё равно попробую… Значит, так — сначала я представляю себе, что хочу получить, затем жестами рисую перед собой руны активации заклинания, помогая себе заклятием. Как только все необходимые действия будут сделаны — сформируется огненный шар и полетит в заданном мною направлении. Максимальная величина этого шара и скорость его перемещения зависят от силы мага — чем она больше, тем, соответственно, больше шар и выше его скорость. У меня они пока не очень велики, до уровня архимага мне ещё расти и расти, но я совершенствуюсь. В крайнем случае, я могу увеличить размеры шара, пожертвовав его скоростью, или наоборот.

— Вербально-акустический способ генерации и использования собственной энергии… Оригинально… Скажи, Лита, а разговаривать при создании заклинания обязательно?

— Нет, конечно же. Это как костыли для того, у кого болят ноги. Причём не только говорить — руками тоже не обязательно размахивать. Достаточно все необходимые действия произвести в своей собственной голове. Вот только для этого нужна весьма неплохая концентрация и умение управлять собственными мыслями, которого у меня пока нет. Приходится пользоваться костылями. Вот стану архимагом — тогда мне будет достаточно одной мысли. Кстати, говорить мне уже не обязательно — при сотворении заклинания я вполне справляюсь одними руками.

— С огненными шарами мне всё понятно. А ещё что ты умеешь?

— Огненный дождь сотворить умею. Огненную стрелу. Рой огненных ос — они хороши при нападении на группу противника. Защиту огненную — купол там, стену, да и как оружие эта огненная стена может служить — огненный вал называется. Взрыв огненный могу сделать. Привязать заклинание к оружию могу. Ненадолго, правда — пока сила не развеется. Зато могу создавать амулеты со стихией огня. Лучше всего у меня огненный щит получается — на создании амулетов огненного щита я даже неплохо в последнее время зарабатывать стала. На основе стихии воды я могу создавать ледяные стрелы и ледяной щит. Впрочем, это скорее к школе холода относится — она тоже считается разновидностью школы воды. Сама вода плохо сочетается с оружием — ну только если заклинание коррозии наложить, да и то действует оно не мгновенно. Зато школа воды востребована в сельском хозяйстве — крестьяне нередко просят им огороды полить. Иногда соглашаюсь оросить поля, но это редко — очень уж тяжёлая работа, площади полей большие, воды много надо. Кстати, именно из-за массового применения школ холода и огня нас, магов, ненавидят больше всего — огненным валом можно за один раз смести целую шеренгу воинов, а поцелуем ледяной богини заморозить тела той же шеренги. Правда, столь масштабные заклинания под силу только архимагам, коих в мире единицы. Ещё при недостатке собственной энергии помогают амулеты, но их всё равно необходимо заряжать. Да, могу ещё пологи накладывать — невидимости, маскировки. Но пологи идут вне классификации — это общая магия, которую могут усвоить адепты любой стихии.

— Интересные у вас заклинания. Продемонстрировать можешь? Хотелось бы посмотреть на них вживую. Подозреваю, что увидеть работу настоящих магов — большая редкость.

— Сейчас я показать ничего не могу — каждое заклинание оставляет свой след в ткани мироздания, и по возмущениям эфирных волн ищейки шанарской тайной канцелярии легко смогут отследить направление, в котором применялась магия — у них есть для этого специальные амулеты, созданные магами-ренегатами. Так что придётся потерпеть до нашего возвращения в Занадан. Вот когда вернёмся, познакомишься с лэром Оривом — насмотришься самых разнообразных заклинаний. Особенно если сумеешь его чем-нибудь заинтересовать. Лэр Орив — настоящий учёный, падок до различных легенд и историй. Как ты, наверное…

— Обязательно пообщаюсь, я уже заинтересован. Кстати, а не пора ли нам позаботиться о ночлеге? Время, похоже, движется к вечеру, а вот к тому же и неплохая полянка для костра — небольшая и ровная. Предлагаю тебе обустроиться и развести костёр, а я пока пробегусь по окрестному лесу, поохочусь. Живности вокруг много бегает — кто-нибудь нам на ужин точно должен попасться.

На следующие полчаса, пока девушка срезала траву для подстилки и разводила костёр в ямке со снятым дёрном, мужчина скрылся в лесу. Скрылся, как всегда, бесшумно — Лита так и не смогла определить направление, в котором он ушёл. Привычно раскинутая вокруг сеть поискового заклинания, единственная из доступной ей в настоящее время, так как являлась пассивной и не фиксировалась шанарскими поисковыми амулетами, как всегда, не смогла увидеть Одина — он опять слился с окружающим миром. Он умеет маскировать ауру? Странно — за исключением первого дня знакомства, когда девушка смогла засечь своего попутчика по ауре и выйти к костру, больше поисковое заклинание ауры молодого человека увидеть не могло. Возможно, в первый день Один просто забыл скрыть свою ауру, или, что слишком невероятно, в тот, первый день, специально подставился, чтобы она смогла его засечь? Молодой человек знал, что по его следам идёт одинокая девушка? Если да — то откуда? А если стал маскироваться после их встречи — то зачем? Ведь аура самой девушки никуда не делась, и опытный маг всё равно смог бы отследить их путь. К тому же если Один может скрывать свою ауру — значит, он маг? Но тогда почему он это скрывает, делая вид, что слышит о магии в первый раз? А костёр? В первую ночь она нашла брошенный костёр с потухшими, едва тёплыми углями, а ведь во время каждой их совместной ночёвки Один, покидая место ночлега, аккуратно закрывал потухшее кострище свежесрезанным дёрном. Или тот, первый костёр разжёг вовсе не её попутчик? Тогда кто? И куда делся этот неизвестный? Над этой загадкой девушка давала себе слово подумать каждый раз, как только Один исчезал, и постоянно забывала о данном самой себе слове, как только он появлялся. Вот и сейчас, когда мужчина появился словно бы ниоткуда, таща в одной руке тушку взрослого зайца, она, как всегда, забыла об обещании, сосредоточившись на ужине. Ужин прошёл в тёплой дружеской обстановке, то есть оба путника молча жевали, похрустывая нежными заячьими косточками и уничтожая хорошо прожарившееся сочное мясо. Уничтожив почти всего зайца — немного мяса традиционно осталось на завтрак, — путники завалились спать на заблаговременно нарезанные Литой холмики свежей травы.

* * *

Завтрак прошёл быстро и буднично — Лита с Одином, не задерживаясь, за несколько минут прикончили остатки зайца. Да и что там было есть — основная часть была уничтожена за ужином, на завтрак остались одни объедки. Закопав заячьи кости под деревом и уничтожив все следы костра, присыпав его землёй и закрыв предусмотрительно срезанным вчера дёрном, Один, как всегда, чистый и умытый, забрал себе оба рюкзака и молча пошёл на восток, подразумевая, что Лита пойдёт за ним. Девушка без пререканий устремилась за мужчиной, признавая в душе, что он прав — идти второй, когда ты одета в длинное платье, по лесу значительно легче, чем первой. Всё же юбка не предназначена для ходьбы по лесу — шли они всего ничего, а подол уже начал обтрёпываться, разлохмачиваясь.

Шли путники недолго, часов пять — шесть, не больше. Не успела Лита основательно проголодаться, как лес закончился, и они, выйдя на опушку, сквозь густую поросль низкорослого кустарника, заполонившего весь склон небольшого пологого холма, наблюдали перед собой заросший зелёной травой луг с пасущимися на нём двумя стадами коров — одним стадом побольше, другим — поменьше. За лугом виднелось небольшое поле, на котором колосилась подрастающая пшеница, а за полем — деревня. Размерами деревня в несколько раз превышала встретившуюся им двумя днями ранее, и насчитывала как минимум несколько сотен дворов. В такой большой деревне уже мог быть и постоялый двор, и рынок, на котором можно было закупить продукты и товары. Литу больше всего интересовала одежда и оружие — без своего любимого лука она чувствовала себя голой. Да и штаны она твёрдо намеревалась себе купить — её старый костюм вместе с ботинками Один всё же сжёг, сказав, что он не только не подлежит восстановлению, но и, по всей видимости, очень хорошо знаком её врагам — ведь именно в нём Лита прорывалась через границу и убегала от поисковых команд тайной канцелярии Шанары.

В этой деревне картина повторилась, как и в прошлой — мужчина, приняв гордый и независимый вид, передал девушке свой рюкзак, ставший с тех пор, казалось, ещё тяжелее, и, нимало не озабоченный тем, как она его на себе потащит, медленно и величаво направился к деревне прямо через луг. Лита уже подумала, что мужчина так же пройдёт и через поле с пшеницей, но нет — путь им преградила тропинка, на которую он и свернул, не прерывая своего гордого шествия. Занеся своё тело в деревню, Один направился по ближайшей улице к центру, где виднелись крыши нескольких высоких домов. Мужчина не ошибся — эти дома, кстати, двухэтажные, что для деревень было редкостью, оказались трактиром, совмещённым с постоялым двором, и деревенским магазином. Впрочем, магазин для этого места деревенской торговли — слишком громкое название. Скорее — лавка, где торговали всем понемногу. Двери лавки были приглашающее распахнуты, но Один величаво прошествовал мимо них, чтобы заплыть в другие двери, находящиеся по соседству. Ну кто бы сомневался — конечно, мужчина, наплевав на магазины, сразу же пошёл в трактир…

Трактир оказался на удивление большим и чистым и занимал почти половину первого этажа дома. В зале нашлось место для десятка достаточно больших столов, за каждым из которых могло спокойно уместиться пять-шесть человек, а если потеснятся и сдвинут к столу ещё по две лавки вдобавок к двум уже имеющимся — то и десять-двенадцать. В глубине зала за прилавком уютно устроился полный пожилой трактирщик, что-то увлечённо пересчитывающий. Не иначе выручку… Время для трактирщика было неудачным — обед давно уже закончился, а ужин ещё и не думал начинаться — солнце стояло высоко и все деревенские были в поле или занимались домашними делами, однако деньги он пересчитывал неспроста — часть столов, обычно пустующих в это время, оказались занятыми. Точнее, занято было два стола — за одним пировала пятёрка головорезов в форме шанарских солдат, а за другим устроился шанарский священник с помощником и двумя телохранителями. Лита вздрогнула и попятилась — эти люди явно явились в деревню по её душу. Наверняка король Вериан отдал указание перекрыть всю западную границу королевства, чтобы не допустить проникновения на свою территорию занаданской лазутчицы. И эта пятёрка солдат с приданным ей священником, способным распознать в ней магиню, была частью заградительного кордона.

Пока девушка раздумывала, как лучше поступить — сбежать по-тихому или прорываться с боем, уничтожив и солдат, и священника, Один одним махом разбил все её планы — зайдя в трактир, он, отставив в сторону руку с посохом, зычным голосом проорал:

— Хозяин! Есть хочу! Еды мне и моей женщине! Мне — мяса, гарнир получше, вина — самого лучшего. Ей — тоже… чего-нибудь принеси. Что там обычно женщины едят. Особо только не усердствуй — женщин много кормить нельзя, растолстеют. И пошевеливайся — я голоден.

— Будет сделано, господин…

Не ответив, и уже не слушая пояснения трактирщика, Один гордо прошествовал к свободному столу в глубине зала и сел спиной к трактирщику, но так, чтобы в поле зрения попадали и солдаты, и священник с охраной. Лита благоразумно села лицом к мужчине, развернувшись к остальным людям спиной. Оживлённые разговоры за остальными столами стихли сразу же, как только Один произнёс свой краткий монолог, и явно не спешили возобновляться. Наконец, от стола с солдатами поднялся один человек и не спеша направился к столу, занятому путниками. Подойдя, солдат, похоже, старший пятёрки, сел на край скамейки, уже занятой Литой, и, глядя прямо в глаза Одина, спросил у него:

— Позволите поговорить, господин?

— Ты аристократ? — брезгливо переспросил Один.

— Нет, господин…

— Тогда пошёл прочь! И не смей ко мне приближаться — от тебя воняет, как от паршивого козла. Начальника своего зови — с ним общаться буду. Если он благородный, конечно, а не жалкий смерд, как ты.

— И со святым отцом не будете общаться? — презрительный тон мужчины, казалось, никак не задел солдата.

— Святого отца зови. Создателя надо чтить — все мы ходим под милостью его.

Воин молча встал и, отойдя, вернулся на своё место за столом. Одновременно из-за второго стола поднялся священник и, пройдя по проходу, сел напротив Одина. Один, на несколько мгновений вперив в служителя тяжёлый взгляд, коротко небрежно поклонился и сказал:

— Приветствую служителя высших сил. Не откажетесь разделить со мной скромную трапезу? И, кстати, как к вам обращаться? Я имею ввиду ваше имя.

— Отчего же не разделить? Разделю, конечно же. Добрые дела приятны создателю нашему. Имя же моё — Фарас, но можете обращаться ко мне «святой отец» согласно моему сану.

Один промолчал, не ответив. В течение нескольких минут, пока не принесли еду, за столом стояла тишина. Эта же тишина стояла, пока трое людей насыщались — Один со священником запечённым в духовке боком молодого поросёнка, а Лита — пшеничной кашей, обильно сдобренной маслом и обжаренными шкварками, похоже, с того самого поросёнка, которого с аппетитом уплетали Один и священник. С учётом того, что поздний обед сопровождался обильным количеством выпитого вина, неплохого, кстати, трактирщика ждал очередной подсчёт барышей.

Но вот трапеза закончилась, и тишину первым прервал священник:

— Не расскажете мне, сын мой, куда вы путь держите?

— Отчего же не рассказать? Расскажу, конечно же. Тем более после такого обеда — поросёнок был бесподобен. Вино, правда, плоховато, но оно и понятно — откуда в этой дыре хорошее вино? А путь я держу на восток — через ваше королевство, затем в королевство Занадан, чтобы, возможно, завершить его в Загорной империи. Слышал я, что в Занадане и Сентии много учёных мужей проживает, жизнь свою науке посвятивших. С ними пообщаться хочу — учёный я. Поэтому и путешествую. Знаний ищу и ими живу. Кстати, за рассказ об удобной дороге до Срединного озера благодарен буду — в этих краях я в первый раз.

— Помогу я вам, лэр… Кстати, как вас зовут?

— Один зовите меня.

— Так вот, лэр Один… Кстати, вы точно лэр?

— Не будь вы святым отцом, то за подобные сомнения я мог бы и жизни лишить… Своим титулом я не кичусь, но поверьте — за последнее время я не встречал людей, имевших больше власти, чем моя.

— И какова продолжительность этого последнего времени?

— Год вас устроит? Могу сказать и десять — это тоже будет правдой.

— Хм… Вижу, что вы не лжёте… Странно — я случайно принял вас за другого… Вижу, что вы удивлены. Наверное, вы не часто общались с моими коллегами, поэтому не знаете, что слуги господа нашего обладают одной замечательной способностью — отличать правду ото лжи. Я удивлён — вы назвали своё имя, цель путешествия, и даже обозначили свой высокий статус — и все ваши слова оказались правдой. Не разочаруйте меня — скажите, кто ваша спутница?

— Моя родственница. В настоящее время она моя служанка — мой вещмешок вот таскает. Думаю, для вас этого достаточно.

— Я тоже считаю так же. И последний вопрос, лэр Один — вы одарённый? Вопрос относится и к вашей родственнице.

— Вы имеете в виду — не проклятые ли мы?

— Совершенно верно, лэр Один.

— Отвечу с чистой совестью — ни я, ни моя родственница — не проклятые.

— Действительно, не лжёте… Что-то явно недоговариваете, но не лжёте… К вам и вашей родственнице у меня вопросов нет. Но всё же я не рекомендовал бы вам пока покидать пределы этого двора — возможно, у властей Шанары к вам возникнут ещё вопросы.

— Вы делаете это предложение официально, надеюсь? И имеете право от имени властей Шанары делать подобные предложения?

— Ну разумеется, лэр Один. Я являюсь официальным лицом королевства Шанара — все служители господа являются ими. Кстати, а верите ли вы в господа нашего?

— Я не видел вашего господа, поэтому ничего сказать об этом не могу. А вот в создателя этого мира я верю, ибо знаю точно — он существует.

— Пусть ваша вера будет так же крепка, как сейчас, лэр Один. А почему вы спросили про мой официальный статус?

— О, а это как раз очень просто — раз государство официально задерживает меня в этом месте, то все расходы по моему содержанию нести также должно именно оно. Это нормальная практика международного права. Так что раз вы так настаиваете, то я задержусь в этой убогой дыре хоть на пару недель — пока мне это не надоест. Кстати, не забудьте оплатить трактирщику счёт за мой обед. Впоследствии он принесёт вам также счёт за номер и за ужин.

— Э… лэр Один, а вы уверены, что это правильно?

— Абсолютно. Это вам нужно, чтобы я задержался. Мне это совсем не нужно, и, если бы не ваше желание, подобных расходов я бы не нёс. Согласитесь, что расходы, вызванные вашими решениями, и оплачиваться должны именно вами.

— А если вы поедете в Занадан не через Серединное озеро, — там, кстати, нет нормальных дорог, — а через Гану? По времени это займёт примерно столько же, пусть и сама дорога будет несколько длиннее. Дороги до Ганы хорошие и безопасные, да и тракт от Ганы до Тиары широкий, прямой и мощён камнем. Вдоль всего тракта встречаются трактиры и постоялые дворы, так что путь ваш пройдёт без трудностей. К тому же в Гане тоже можно встретить учёных людей — столица всё-таки. Кстати, Занадан не королевство, а герцогство.

— Что герцогство, что королевство, что империя — всё это словесные игры, манипуляции на тему различного обозначения очередного обособленного территориального формирования, претендующего на политическую и экономическую независимость. Меня эти подробности не интересуют. А вы всё же решили за нами проследить… Что ж, не возражаю — принимая ваше предложение, я пойду в Занадан через Гану.

— Вы что же, собираетесь идти пешком?

— Пешком мне удобнее. Настоящий исследователь должен собственными ногами ощутить землю, по которой он путешествует. Но если вы попросите, я готов согласиться и на лошадь. Правда, с условием — лошадь предоставляете мне вы и следите за ней тоже вы — кормите там, поите, чистите. Подойдёт мне тоже не любая — я выберу сам, ваша задача предоставить мне выбор.

— Сразу видно благородного… Я согласен, лэр Один, завтра выдвигаемся в Гану. Лошадь можете выбрать любую из тех, которые у нас есть. Кстати, вашей родственнице нужна лошадь?

— Нет, она поедет на моей.

— Она не умеет ездить верхом?

— К чему такие вопросы? Она — женщина. Где вы видели женщин, которые умели бы нормально ездить верхом? То, что они называют нормальной ездой, на самом деле таковой не является. Поэтому, чтобы не ждать, пока она свалится с лошади и сломает себе шею, она будет ехать со мной.

— Я смотрю, не любите вы женщин, лэр Один.

— Вы ошибаетесь, Фарас. Женщин я люблю, причём в прямом смысле этого слова. А вот когда женщина стремится стать мужчиной — не очень. Скакать на лошадях в бой — удел мужчин. Женщина должна сидеть дома и растить детей. Или вы со мной не согласны?

— В ваших словах есть здравый смысл, лэр Один.

— Ну вот и хорошо. Тогда до завтра. Встречаемся здесь же, после завтрака.

— А когда у вас завтрак, лэр Один?

— Когда я проснусь, разумеется! Да, ещё перед завтраком я привык умываться…

* * *

Время, когда благородный лэр Один соизволит проснуться, умыться и позавтракать, оказалось обеденным — именно перед обедом десять лошадей, несущих одиннадцать седоков, покинули пределы постоялого двора. Лошадей, точнее, было четырнадцать — каждый из воинов пятёрки имел по две лошади, на одной ехал сам, а другая была заводной и несла поклажу, без которой не обходится в походе ни один солдат. Одну из лошадей экспроприировал лэр Один, и сейчас гордо восседал на ней, придерживая за тонкую талию свою то ли служанку, то ли родственницу, сидевшую перед ним поперёк седла. Оба молчали — Один, по-видимому, по природе своей был неразговорчив, что наглядно проявилось в совместном путешествии, а Лита всё ещё дулась на своего попутчика за то, что тот согласился на поездку до Ганы, не спросив её согласия, а также за то, что ей так и не удалось посетить магазин, где девушка надеялась приобрести более привычную для себя одежду, нормальную обувь и что-нибудь из оружия. Впрочем, Лита подозревала, что Один сделал это нарочно — и одеться как она хотела ей не дал, и оружием разжиться не получилось, и едут они прямо в самое логово врага, где ищеек тайной канцелярии больше, чем листьев на окрестных деревьях. Долго дуться, правда, у девушки не получилось — постепенно они с Одином разговорились, и дорога под постоянные разговоры пошла быстрее. Больше всего разговаривала Лита — она рассказывала с интересом слушающему мужчине историю Натаны, обычаи, быт простых людей. Мужчину интересовало всё — от количества детей в семье до цен на продукты питания в разных частях материка. Знания самого Одина, как удалось определить девушке, были обширными, но какими-то отрывочными — так, для него не стало новостью, что на Нате было два материка — Натана и Лияра, а также целая цепь объединённых в архипелаг островов на юго-восточной оконечности материка под общим названием Зеу, многие из которых были достаточно крупными и некоторые даже обитаемыми. Между тем про второй материк, Лияру, знало ограниченное число людей, практически единицы. А из тех, кто знали, многие считали второй материк легендой — связи с ним не было, суда, решившие переплыть окружающий Натану океан, пропадали безвозвратно. Один отлично знал растительный и животный мир Натаны — намного лучше самой Литы, даже лучше всех, кого Лита знала. Одновременно мужчина абсолютно не ориентировался в жизненном укладе простых людей, как будто попал на Натану недавно, а всё это время жил в другом месте. Девушка, проанализировав всю полученную информацию о своём спутнике, высказала для себя предположение, что Одину удалось каким-то образом пересечь мировой океан, и его родина на самом деле — таинственный материк Лияра. Иначе откуда у него такие подробные знания о нём, не меньшие, чем знания о Натане? Да и познания мужчины в медицине становились тогда понятными — мало ли что осталось от древних на неизведанном материке? Возможно, там удалось сохранить что-то из канувшего в веках наследия предков — то, что на Натане уже давно было разграблено и уничтожено. Надежда на спасение своего жениха вспыхнула с новой силой — вера в успешное излечение получила хоть какое-то материальное подтверждение…

Путешествие на северо-восток длилось уже более недели и проходило именно так, как и обещал священник — тихо, спокойно и комфортно. Уже на третий день путешествия дорога стала широкой, наезженной и утоптанной, чтобы ещё через два дня смениться на брусчатку. Далее день ото дня дорога всё улучшалась — камень в её основании становился лучше и ровнее, щели меж каменными желваками всё меньше, а качество подгонки каменных плит дороги — всё лучше. Ширина дороги тоже увеличилась — если сначала по ней могли разъехаться двое едущих навстречу конных, то теперь то же самое могли сделать две большие, гружёные товаром телеги. И таких телег на дороге становилось всё больше и больше — при приближении к столице торговый тракт становился всё более оживлённым. Количество трактиров и постоялых дворов вдоль тракта тоже увеличилось, а качество обслуживания — улучшилось. Правда, одновременно подросли и цены, но Один, казалось, этого даже не замечал — расплачивался не торгуясь, сохраняя на лице брезгливо-высокомерное выражение лица, присущее, по-видимому, каждому аристократу. Одежда на Одине продолжала выглядеть так, как будто он приобрёл её вчера, несмотря на то, что в этой одежде мужчина провёл всё путешествие. Лита же, напротив, тяготилась своей простой крестьянской одеждой, которая не только выглядела слишком бедно, но и успела уже за время путешествия изрядно поистрепаться. Переодеться же во что-нибудь более приличное она не могла — Один в корне пресекал все её многочисленные попытки заглянуть в магазины, мимо которых они проезжали, на предмет покупки одежды и, чего уж там скрывать, оружия. Без оружия девушка чувствовала себя голой и беззащитной — чтобы не выдать себя, магию в чужой стране она применить не могла, а оружия, даже самого плохонького ножа, у неё не было. И именно об отсутствии оружия девушка остро пожалела, когда, въехав после обеда в лес и, проехав по сузившейся лесной дороге не более получаса, кавалькада остановилась перед рухнувшей на дорогу и перегородившей её толстой вековой сосной с огромными мохнатыми ветвями, а, остановившись, была сразу же окружена толпой одетых в серо-зелёную одежду вооружённых людей. Людей было никак не менее трёх десятков, и это не считая лучников — окружающие кусты шевелились явно не под порывами ветра, да и воткнувшаяся в упавшее дерево стрела явно предупреждала о том, что все путники находятся под прицелом лесных братьев. Видимо, чтобы рассеять все сомнения путников, от группы разбойников отделился более богато одетый человек и с ухмылкой обратился к Одину, видно, посчитав его самым главным из группы:

— День добрый, милостивый государь. Добрый он, конечно же, для нас — такая добыча редко когда попадается. Сразу предупреждаю, дёргаться не советую — вокруг вас три десятка опытных лучников, они из вас вмиг подушки для иголок наделают, «мама» пискнуть не успеете. И солдатиков своих успокойте — а то неровен час погибнет кто зазря, вижу я, как они за зубочистки свои хватаются. А нам ведь многого не надо — отдайте, что у вас есть, и разойдёмся миром. Жизни ваши нам ни к чему, не душегубы мы. Девку свою, кстати, тоже можете нам оставить — давно мы не видели женского тела, пусть даже такого заморенного, как это. Надолго вашу девку не задержим — попользуемся и отдадим в целости и сохранности, от неё, чай, не убудет. Даже удовольствие может получить и опыт какой-никакой приобрести, если дурой не будет. А кому вдруг понравится — так и денежку можем подкинуть.

Монолог главаря бандитской шайки проходил под смех и ухмылки лесных братьев и гробовое молчание путников. Закончив свою пламенную речь, главарь стёр со своего лица добродушную улыбку и, ощерившись, проговорил:

— Всё, время уговоров закончилось. Теперь спокойно все слезли с коней и так же спокойно положили оружие на землю. И не дёргайтесь, у моих бойцов руки устали держать тетивы натянутыми, в любой момент выстрелить могут.

Один, спокойно выслушав бандитского главаря и одарив его высокомерным взглядом, перевёл этот взгляд Фараса и, не обращая на бандитов внимания, спросил:

— Ну что, господин священник, и это называется вашей спокойной дорогой до столицы? Вы не забыли своё обещание? А обещали вы мне безопасность. Обещания нужно выполнять, тем более что даны они вами перед господом вашим. Выполняйте, я жду.

— Лэр Один, к сожалению, обстоятельства изменились. Я никак не смогу обеспечить вашу безопасность — это, как видите, не в моих силах. Если солдаты вступят в бой, то они полягут все до единого — противников слишком много.

— Я что-то не понимаю — а для чего тогда вы возите с собой солдат, как не для войны? Воевать и, если необходимо, умирать — их прямая обязанность.

— Я не пошлю своих людей на верную смерть, лэр Один. И не отдам приказ вступить в бой — это бессмысленно.

— Бессмысленно — умереть с честью? А позорно сдаться в плен бандитам с большой дороги — в этом есть глубокий смысл? Разве ваш бог наказывал вам именно это? То, что вы сейчас хотите сделать — не здравый смысл, а обычная трусость. Да, вступив в бой, ваши солдаты умрут. Но они унесут с собой в могилу часть разбойников, и банда станет слабее. Ещё несколько таких же отрядов, не сложивших оружие — и банды не станет. Простая арифметика.

— Пусть лучше сокращением количества лесных братьев займутся другие путники. Я же выбираю жизнь, лэр Один.

Тут диалог Одина со священником грубо прервал главарь разбойничьей шайки, которому надоело слушать пререкания добычи, которую он уже считал своей. Плюнув себе под ноги, он сказал:

— Хватит, надоело слушать. Или вы все немедленно не слезаете с коней, сложив оружие, или мы начинаем стрелять. В последнем случае живыми вы отсюда не уйдёте, это я вам обещаю.

После этих слов пятёрка солдат под презрительным взглядом Одина медленно слезла с лошадей и бросила под ноги оружие. Её примеру последовало двое охранников священника. У самого священника, равно как и у его помощника, оружия не было. Один, видя, что вооружённых людей в его отряде не осталось, хмыкнул и, грациозно спрыгнув с коня, аккуратно ссадил с него Литу, после чего достал из сёдельных сумм два вещевых мешка — свой и девушки, закинул оба себе за спину и, взяв девушку за руку, сказал:

— Ну что, лесные братья и господин Фарас, счастливо оставаться. Всё своё я взял, а коня возвращаю — он мне не принадлежит. Прощайте. Дальше мы пойдём одни. Да, господа, — это мужчина сказал, обратившись к разбойникам, — останавливать меня, и, тем паче пытаться подстрелить не советую. Пока мне не причинили вреда — я добрый и даже местами благодушный. Но стоит просвистеть хоть одной стреле — моя доброта может испариться, как утренняя роса под летним солнцем, и я вспомню, что за разбой полагается смерть.

Произнеся этот короткий монолог, мужчина развернулся и, взяв девушку за руку и не обращая внимания на крики разбойников и приказы остановиться, пошёл по лесной дороге обратно. Попытки двух бандитов заступить ему дорогу он пресёк, резко взмахнув своим посохом — получив мощный удар тяжёлой палкой один в живот, другой в голову, бандиты мешками повалились на землю, замерев бесформенными кучами по обоим сторонам дороги. Мужчина, потянув за руку девушку, сделал ещё несколько шагов, как прозвучал приказ главаря шайки и воздух наполнился свистом стрел. Дальнейшие события резко ускорились — девушка полетела на обочину, отброшенная в сторону резким движением руки Одина. Сам же мужчина окутался гудящим диском раскрученного до немыслимой скорости посоха, послышались звонкие щелчки отбиваемых посохом стрел, и уже через несколько мгновений мужчина замер, остановив вращающийся посох на вытянутой руке перед собой, одним концом выставив его вперёд, а другим зажав под мышкой вытянутой руки. Теперь Один оказался развёрнут не спиной, а лицом к бандитам, и на лице у него прорезалась хищная ухмылка. Разомкнув сжатые губы, он угрожающе произнёс:

— Ну что ж, покойники, вы сами выбрали свою судьбу…

С этой фразой свободная от посоха рука мужчины скользнула за пазуху, чтобы через мгновение вынырнуть оттуда со стопкой узких метательных ножей, которые он резкими взмахами стал посылать в сторону лесных братьев. Послышались глухие стоны, и стоявшие вокруг обезоруженных солдат бандиты стали валиться наземь, получив кто в шею, кто в глаз, кто в грудь узкую полоску острого металла. Видя такое дело, солдаты и охранники священника похватали с земли брошенное ими оружие и тоже вступили в бой. Зазвенела сталь — разбойники тоже вытащили мечи и кинжалы. Один, раскидав одну стопку метательных ножей, достал из-за пазухи вторую и продолжил метать ножи, целясь по кустам. Или глазомер с наблюдательностью у мужчины были необычайно развиты, или он нюхом чувствовал попрятавшихся в кустах разбойников, но каждый его бросок сопровождался стоном или воплем умирающего в агонии бандита. Редкие летящие в него стрелы молодой человек небрежно отбивал посохом, который продолжал держать в левой руке. Несколько минут — и банда перестала существовать. От более чем полусотни людей осталось не более двух десятков, которые, стоило только бою склониться не в их пользу, бросили на поле боя своих умирающих товарищей и скрылись в окружавших дорогу густых кустах. Преследовать их никто не стал — путники подводили итоги скоротечной схватки. А итоги были неутешительны — от пятёрки солдат живым и относительно целым остался всего один, да ещё один лежал на земле, со стоном зажимая окровавленной рукой глубокую рану в боку. Из двоих охранников священника не уцелел никто. Помощник священника был ранен в ногу — рана серьёзная, но жизни не угрожала, будучи своевременно перевязанной, а обильно текущая из раны кровь — остановленной. Сам священник отделался лишь лёгкими царапинами — не иначе его хранил бог, которому он молился, а, скорее всего — просто никто из бандитов не смог поднять на слугу божьего руку. Запрет на насилие по отношению к слугам господа, видно, сильно сидел в умах лесных братьев. Помимо священника не пострадали также Один и Лита — Один, несмотря на град осыпавших его стрел, сумел не пропустить ни одной, сбив их на землю своим посохом, а девушка, отброшенная на землю, так весь бой и пролежала в придорожной канаве, ободрав при падении руки и окончательно изорвав и испачкав в земле своё и так не первой свежести платье. За что, кстати, со злым видом посматривала на своего попутчика. Видимо, уже догадавшись, что сейчас услышит, Один сказал ей:

— Ну и что волком на меня смотришь? Другие варианты моих действий можешь представить? Или ты предпочла бы лечь под этих героев любовного фронта? Тогда действительно, и платье бы с тебя аккуратно сняли, даже не помяв, и руки бы не поцарапала. Кстати, тогда все остальные были бы целы — и солдаты, и лесные братья.

— Да как ты смеешь! — девушка аж задохнулась от негодования. Но резкий ответ Одина перебил её гневную тираду:

— Смею! Потому что у тебя было время на принятие решения. Много времени — пока главарь распинался, а потом солдаты священника оружие на землю бросали. А раз промолчала, ничего не сделав, значит, за тебя решение принял я. Имей мужество в этом признаться и хотя бы поблагодарить за неудавшийся любовный марафон.

Лита удручённо опустила взгляд вниз, промолчав — молодой человек однозначно был прав. Как и во многих случаях до этого. Но как же не хотелось самой себе в этом признаваться…

* * *

Пока Один с Литой выясняли отношения, выживший солдат поймал четверых лошадей — остальные успели разбежаться. После недолгого совещания решили никуда не уходить, оставшись здесь — ни у кого не было сил продолжать движение, да и сделать это сразу же было невозможно — необходимо было убрать с дороги поваленное дерево и похоронить павших. Дерево убрали, привязав к нему трёх коней — с их помощью толстый ствол удалось сдвинуть, освободив проход. Затем Один собрал свои ножи, обойдя всех убитых им бандитов и тщательно обтирая каждый нож об одежду убитого. Потом, вооружившись лопатой, Один с оставшимся невредимым солдатом копали общую могилу. Пока они копали, умер, истекши кровью, второй солдат, получивший рану в бок. Его в могилу положили последним, поверх остальных, закрыв глаза и сложив на груди руки. Уложив трупы в выкопанную могилу, забросали её землёй — получился неплохой холмик, по его высоте было видно, что похоронено несколько людей. Священник прочитал над могильным холмиком молитву, и четверо уставших людей развели недалеко от него костёр, на котором, достав из сёдельных сум котелок, приготовили незатейливый ужин. Поев, легли прямо у костра, сразу же заснув под всхрапывание привязанных рядом лошадей и начинающийся распространяться вокруг сладковатый запах крови и разложения — убитых бандитов никто не убирал, справедливо полагая, что в лесу достаточно санитаров, не брезгующим падалью.

Встали утром, с первыми лучами солнца, и, отвязав лошадей и запрыгнув на них, тронулись в путь без завтрака — соседство с начинающими разлагаться трупами отбивало всякий аппетит. По этой же причине ехали молча, не разговаривая, небольшой колонной. Впереди, как и раньше, единственный выживший из пятёрки солдат. Он, единственный из колонны, выглядел вооружённым — у его пояса болтались длинные ножны с боевым мечом. Следующим — помощник священника, перекособочившийся в седле и вздрагивающий при каждом шаге лошади — рана на ноге явно доставляла ему мучения, которые, как в зеркале, отражались на его лице. Естественно, безоружный — не пристало слуге господа держать оружие в своих руках. За своим помощником ехал сам Фарас в мятом, грязном и местами рваном балахоне — во вчерашнем бою он не участвовал, сразу же упав на землю и откатившись к придорожным кустам, но при подобном перемещении жреческое одеяние сильно пострадало, собрав много придорожной грязи. И, наконец, караван замыкали Один с Литой — молодой человек ехал уверенно, держа спину прямой, с обычным высокомерным выражением лица, как будто и не было вчерашней битвы. Одной рукой он расслабленно держал поводья лошади, другой — обнимал за талию девушку, прижавшуюся к его могучей груди, видимо, в неосознанном поиске защиты. Оружия у него видно не было — свои метательные ножи он давно спрятал обратно за пазуху, а посох, который оказался в действительности грозным боевым оружием, даже более опасным, чем острый стальной меч, был аккуратно привязан к сёдельной суме. Ехали до заката, не останавливаясь — не считать же за остановки две короткие стоянки, в течение которых все желающие смогли добраться до придорожных кустов и справить нужду.

На закате лес расступился, и перед взором путников предстало большое село, залитое последними лучами заходящего солнца. На небе уже появилось око Имира, почти полное, горящее багрово-красным светом. Лури на небе видно пока не было — она должна была подняться над горизонтом на смену лику Яри лишь ближе к полуночи. Впрочем, сумерки пока ещё не легли на землю, и в жёлтых косых лучах Яри были видны и церковь в самой середине села, и несколько больших двухэтажных домов вокруг большой площадки рядом с церковью, сейчас пустой, но по утрам наверняка забитой людьми — там явно размещался сельский рынок. Большие дома, скорее всего, были или трактирами, или постоялыми дворами, а может быть, одновременно и тем, и другим. Магазины в них, скорее всего, тоже были. Путники прибавили ходу, чтобы достичь места предполагаемого отдыха поскорее — в темноте блуждать по незнакомому селу ни у кого желания не возникло.

Уже в сумерках кавалькада из четырёх лошадей с пятью всадниками на них въехала в гостеприимно распахнутые ворота постоялого двора. Большой двор с хозяйственными постройками, окружённый высоким бревенчатым забором, скрывал в своей глубине уютную баню, которую Один тут же приказал растопить и до утра в неё никого не пускать, заплатив трактирщику тройную цену. Ещё одна монетка исчезла в руках помощника трактирщика, тощего долговязого подростка, и все лошади были устроены в стойлах, накормлены и вымыты. Ужин, простой, но обильный и сытный, прошёл в молчании — разговаривать никому не хотелось, все переживали последствия вчерашнего боя. После ужина путешественники, кроме Одина с Литой, разошлись по своим комнатам — каждый по своей, денег на отдельную комнату для каждого хватало. Когда путники поужинали, трактирщик, пересчитав полученные деньги и выдав сдачу, доложил, что баня протоплена, воду служанки натаскали и можно мыться. Первой мыться пошла Лита — Один, как благородный аристократ, пропустил девушку первой. Помылась, правда, она быстро — только-только смыла грязь и промыла душистым жидким мылом с ароматом луговых цветов свои роскошные каштановые волосы, за время пути успевшие изрядно пропитаться дорожной пылью, засалиться и слипнуться. Один парился дольше — проводив девушку до дверей комнаты, он проследил, чтобы она заперла за собой дверь, и скрылся за дверями бани. Вернулся оттуда он, распаренный, помывшийся и всем довольный, уже глубокой ночью, когда все постояльцы уже спали, а огни в таверне, за исключением дежурных, были потушены. Поблагодарив трактирщика за хорошо протопленную баню, мужчина поднялся в свою комнату и тоже лёг спать — наутро путникам опять нужно было отправляться в дорогу.

Утро, ясное, тёплое и безоблачное, разогнало остатки вчерашней печали, и лица путешественников немного разгладились. Нет, улыбок на них ещё не было, но печать скорби с их лиц уже исчезла. Умывшись и плотно позавтракав, путники быстро собрались, расплатились с довольным трактирщиком — тот явно сорвал неплохой куш, повысив цены для поздних клиентов минимум на треть, и, запрыгнув на своих коней, предусмотрительно осёдланных и выведенных помощником трактирщика к крыльцу трактира, отправились в путь.

Начало пути прошло в молчании, но затем, успокоенный неторопливым движением, священник разговорился, и начал разговор он, обратившись к Одину:

— А вы, оказывается, неплохой боец, лэр Один.

— А я этого и не скрывал.

— И где же вы научились так виртуозно владеть ножами и посохом?

— Я виртуозно владею не только ножами и посохом, но и практически любым оружием, что было придумано людьми. В моих краях я считаюсь признанным мастером боевых искусств, и у меня даже когда-то была собственная школа, где я обучал своих учеников. Многие мои ученики достигли таких вершин воинского искусства, что их имена стали широко известны.

— Значит, и вы также широко известны?

— В определённых кругах — да.

— А как же тогда получилось, что я ничего не слышал о вас?

— Память людская коротка, и вы тому яркий пример. Я действительно больше известен на своей родине, но были времена, когда меня знали и в этих краях. Пусть не каждый второй, но всё же иногда узнавали. Правда, я не слишком люблю популярность, поэтому даже лучше, что имя моё кануло в неизвестность. Кстати, о моей родине не спрашивайте — не отвечу. Можете считать это моей прихотью.

— Сколько же вам лет, лэр Один, что вы не только успели достичь таких успехов, но и ваше имя уже успели у нас забыть?

— Я действительно несколько старше, чем выгляжу, господин Фарас, но свой возраст позвольте мне не оглашать — не люблю я этого. Да и молодому человеку путешествовать приятнее — отношение женского населения разительно отличается в лучшую сторону, стоит только улыбнуться и послать красотке из обслуги воздушный поцелуй.

— Это да, тут вы правы — девушки любят молодых… Кстати, лэр Один, а не хотели бы вы послужить королевству Шанара? Мы могли бы предложить вам весьма заманчивые условия. Принесёте вассальную присягу Вериану Третьему Светозарному, и он осыплет вас милостями. Разрешит создать свою школу, может быть, даже наделит землями — ведь вы явно благородных кровей, это видно по вашему поведению. Да и в деньгах недостатка знать не будете. Поверьте, в Шанаре вы станете весьма обеспеченным человеком. Как вам такое предложение?

— Не интересует.

— Почему? По-моему, предложение более чем заманчивое.

— Слишком мелко. Кусочек земли, горстка золота… Вы ещё дюжину рабынь предложите.

— И предложим. И не дюжину, можем дать больше. Любых девушек, на ваш выбор. Столько, сколько захотите. Они будут в полном вашем распоряжении — в Шанаре очень хороший рынок рабов, и рабынь там можно найти на любой, самый взыскательный и изощрённый вкус. А деньги на них у вас будут. Поверьте, наш король умеет быть щедрым — сильные и преданные люди ему нужны.

— Рабынь, говорите? Столько, сколько захочу… Хм… Ладно, обещаю подумать над вашим предложением. Скажите, а откуда вы берёте рабынь? И, кстати, в королевстве Шанара разве разрешено рабство?

— Источник рабов везде одинаков — людей забирают за долги, в рабы попадают военнопленные, не все — те, кого не смогли выкупить родственники. Крестьяне иногда продают своих детей в рабство, если не могут вовремя заплатить налоги. Плюс рабы рождаются сами — для этого есть рабыни. Рабство, кстати, разрешено почти на всей территории Натаны, лэр Один, разве вы этого не знали? Исключением, пожалуй, является лишь герцогство Занадан, но герцог Илий поступил весьма опрометчиво, отменив рабство — многие знатные люди недовольны его решением. К тому же, отменив рабство, он привлёк на свою сторону проклятых, что только ускорит его кончину.

— Похоже, вы ненавидите и Илия, и его герцогство.

— Герцог Илий — безбожник! Он поклоняется ложным богам, не признавая истинного бога, единого и вездесущего, создателя всего живого на земле. Бог создал всё вокруг нас — это небо, эту землю, воздух, которым мы дышим, солнце, которое нам светит, растения и животных вокруг нас. А Имир, Лури, Яри, Ната — это не боги, а демоны-искусители, пришедшие на эту землю, чтобы избавиться от нас и захватить её себе.

— Интересная трактовка… Кстати, а как зовут этого истинного бога, единого и неделимого?

— Не богохульствуйте, лэр Один! Создателя всего сущего зовут Дирой, и это истинный бог. Все остальные — лжебоги, и поклоняющиеся им — безбожники и подлежат наказанию.

— Наказанием, как я понимаю, является смерть. Желательно, через сожжение…

— Истинно так, лэр Один!

— Хорошо, я принимаю вашу трактовку создания вселенной, тем более что в ней действительно есть зерно здравого смысла.

— И вы уверуете в Дироя, единого, создателя всего сущего, да святится имя его во веки веков?

— Считайте, что уже уверовал, да живёт Дирой вечно и да святится имя его во веки веков. Аминь. Впрочем, это уже из другой оперы… Если, вдобавок к сказанному, вы вычеркнете из своей доктрины репрессии по отношению к инаковерующим, то я, пожалуй, даже приму вашу веру.

— Никак невозможно, лэр Один. Бог завещал нам избавляться от еретиков, огнём и мечом уничтожая скверну на этой земле.

— Вы уверены, что Дирой говорил именно это?

— Уверен, лэр Один. Так записано в святых книгах со слов святых мучеников, лично общавшихся с богом.

— Уговорили, почитаю я ваши святые книги. Заодно не мешало бы пообщаться со святыми мучениками.

— Вы можете пообщаться с Верианом Третьим Светозарным, нашим королём — я попытаюсь добиться для вас аудиенции. Он ещё при жизни канонизирован и причислен к лику святых. Вне сомнения, он лично общался с господом нашим.

— Пообщаюсь, непременно пообщаюсь. Не сразу, разумеется — мне ещё путешествие завершить надо, а я всегда довожу до конца всё, что наметил. Но вот разделаюсь со всеми своими делами, и обязательно пообщаюсь. Тем более что вы так об этом просите.

— А что по поводу вассальной присяги и гражданства Шанары?

— Подумаю…