КАЗАЛОСЬ, стоит только пойти на запад, и там где-то, не очень далеко, дом. Однако, шли уже полдня, продираясь сквозь заросли непроходимой тайги, перелезая через колодины, а никаких признаков жилья не было. Наоборот, зашли в такую глушь, что даже солнца не было видно. Лиственницы и сосны стояли почти сплошной стеной. Внизу было сумрачно, стволы деревьев обросли мхом, под ногами чавкала вода, воздух стоял затхлый, как в погребе.

Ребята выбились из сил. Шуре было особенно трудно. Хотя за ночь нога поджила, но все же идти он мог только с костылем. Лёня вёл на веревочке козлёнка, а когда тот уставал, нес его.

К полудню какая-то мгла затянула небо. Ребята медленно подвигались вперёд и уныло молчали. Вдруг Шура остановился и тревожно осмотрелся кругом. Лёня с неменьшей тревогой следил за ним.

— Видишь? — тихо спросил Шура и, подняв костыль, постучал им по стволу сосны. Лёня посмотрел, но увидел только красноватый ствол, обросший мхом. Он вопросительно взглянул на Шуру.

— Ты забыл, что деревья обрастают мхом только с северной стороны. Смотри, с какой стороны мох?

Лёня осмотрел несколько деревьев.

— Мы идём обратно, — упавшим голосом сказал он. — На восток идём.

Он опять вопросительно взглянул на Шуру, но Шура осматривал тайгу: кругом было дико, все заросло, переплелось, деревья стояли высокие, виднелся только кусок неприветливого неба. Опершись о костыль, он о чем-то думал или прислушивался. Лёня ждал.

— Ты слышишь, ручей журчит? — спросил Шура.

— Слышу.

— Пойдём, посмотрим, куда он течёт.

Лёня последовал за ним, не понимая ещё в чем дело. Разыскали совсем маленький, еле заметный в траве ручеек. Постояли возле него.

— Знаешь что, — сказал Шура, — пойдём по течению этого ручья. Миша говорил, что все реки и ручьи здесь впадают в Телецкое озеро. Значит, по течению ручья мы дойдём до озера, а по берегу озера доберемся до дому. Иначе нам никогда не выбраться из тайги.

— Хорошо. — согласился Лёня.

Идти вдоль ручья было легче. Там, где кустарники сплетались слишком густо, ребята шли прямо по руслу. Ручей стал шире, многоводней. Сквозь мглу проглянуло солнце. Ребята повеселели. Сели закусить. Рыба без соли была противная, и Лёня предпочитал есть одни ягоды. Шура ел рыбу через силу и заставлял Лёню.

— Ешь, а то отощаешь и до дому не дойдёшь.

Лёня вспомнил, какие мама стряпает ватрушки с творогом, и вздохнул.

Отдохнув немного, ребята опять отправились в путь. Теперь у Шуры болела не только вывихнутая, но и здоровая нога, потому что он шел, опираясь на неё всей тяжестью тела. Лёня тоже сильно устал.

Ребята услышали знакомый шум падающей воды.

— Водопад! — радостно сказал Леня. — Наверное, озеро.

— Посмотрим, — сдержанно ответил Шура, но глаза его заблестели, и он заковылял быстрее. Однако радость ребят была преждевременной: это оказалось только ущелье, на дно которого падал ручей. Ребята уже по опыту знали, как опасно идти по ущелью, и все же они предпочли ущелье непроходимой тайге.

— Этот ручей обязательно впадает в озеро, — сказал Лёня. — Правда, Шура?

Они торопливо шли по песчаному берегу ручья. Теперь они отлично понимали, как трудно выбраться из тайги, и у них уже не было прежней беспечности. Солнце катилось к западу торопливо, словно кто-то его толкал. Лёня с тревогой смотрел на его стремительный бег, а Шура внимательно оглядывался по сторонам. Теперь они шли по узкой долине с пологими склонами.

— Здесь, наверное, когда-нибудь была большая река, — сказал Шура.

— Почему ты думаешь?

Шура остановился и указал костылем:

— Видишь, гальки, голыши до самых склонов.

— Ну, так что? — равнодушно спросил Лёня, думая о другом.

— Гальки могла только вода окатать. Значит, мы идём по высохшему руслу реки.

— Ну, так что, — вяло повторил Лёня. — А солнце опять уже низко, — грустно добавил он.

Шура взглянул на солнце и молча пошёл за Лёней, глядя себе под ноги.

— Миша говорил, что в руслах пересохших рек часто попадаются золотые россыпи, — сказал Шура после долгого молчания.

— Какой ты, Шурка, неугомонный! — возмутился Лёня. — Хотя бы до дому как-нибудь добраться, а ты опять — золото!

Он остановился и укоризненно посмотрел на Шуру.

— Да ведь все равно сегодня до дому не дойдём, ведь все равно придётся ночевать, — сказал Шура просительным тоном, — Так уж лучше здесь заночевать, а до вечера поискать золото. Я знаю, чую, что здесь золотые россыпи. — И он топнул здоровой ногой о песок.

— Ничего ты не чуешь. Что ты — собака, что ли! — с досадой сказал Лёня. Он был раздражен от усталости и голода.

— Да ведь уже все равно, Лёня, сегодня домой не дойдем, — кротко повторил Шура. В нём опять, несмотря на голод, усталость и боль в ногах, вспыхнула страсть охотника за камнями и металлами. — Ну, как же это так, идти по золоту и не замечать, — горячо сказал он.

— Наплевать на золото! — ответил Лёня и с видом полного отчаяния сел на песок.

Шура вспомнил, как Лёня спас его, и ласково согласился:

— Ну, ладно, Лёня. Пойдём дальше.

Но тут и Лёня совершенно неожиданно сдался. Мягкий и уступчивый по натуре, он не мог устоять перед ласковой Шуриной покорностью. Он всегда великодушно уступал, когда ему уступали.

— Ну, уж ладно, Шурик, ищи свое золото, а я пойду ягод поищу, есть хочу до смерти.

— Вот это правильно! — обрадовался Шура.

Они положили сумки на большой камень. Усталый козлёнок лег в тени этого камня, а ребята разошлись в разные стороны. Лёня полез вверх по склону, а Шура, опираясь на лопату, пошёл вдоль ручья, глядя под ноги. Осмотрев внимательно песок, он принялся рыть. Вырыл яму в полметра. Взобравшись на склон, содрал кору с березы и сделал ковш для промывки песка. Настоящий ковш он потерял во время бегства от медведя.

Через несколько минут Шура, набрав песку из ямы, промывал его в ручье. Долго кружил он и вертел посудину из бересты, пока в ней не осталось со столовую ложку черного порошка — шлиха. Шура стал его рассматривать. Порошок состоял из черных крупинок, кое-где попадались мелкие гальки рудного кварца, желтого и изъеденного.

«Черный порошок — это магнитный железняк, — сообразил Шура. — Правильно! Раз есть магнитный железняк и рудный кварц, значит, ниже должно быть золото!». Прихрамывая, он побежал к яме и принялся копать с новой энергией. Он не слышал даже, как звал его Лёня, притащивший целое беремя черники, нарванной с травой. Лёня с жадностью стал поедать чернику, потом накормил козлёнка и пошел к Шуре. Шура выкопал яму глубиной уже более метра.

— Вот посмотришь, Лёнечка, сейчас золото будет, — не утерпел Шура, чтобы не похвастаться. Он набрал в ковш песку и захромал к ручью. Лёня с любопытством последовал за ним. Когда в ковше осталось не более горсти шлиха, Шура увидел все тот же магнетит. В нем сверкали ярко-красные зерна.

— Это что, золото? — широко раскрыв глаза, спросил Лёня.

— Нет, это кристаллы граната, — уныло сказал Шура.

— А золото где?

— Не знаю, нету, — совсем печально ответил Шура. Лёня засмеялся, показывая щербину.

— У тебя, Шурик, плохое чутьё!

Но тут ему стало жаль товарища, и он уже другим тоном добавил:

— Ну, ладно, Шурик, мы и так много нашли. Идем лучше, поищем, где переночевать, а то солнце садится.

Шура взял лопату и печально поплёлся за товарищем. Сразу сильно заболели ноги и захотелось есть. Нет, после такой муки он не может возвратиться домой, не найдя золота! Он должен найти золото и найдет его. Чутьё у него хорошее, он знает, что золото именно здесь, в этой долине, только прячется от него. Шура остановился и долго смотрел назад, и ему казалось, что он видит, как блестит что-то в песке.

Пещеру ребята себе не нашли, зато в одном месте камни были так нагромождены, что образовали узкий коридор. Только сверху он прикрыт не был.

— Ничего, крышу мы сделаем, — сказал Шура. — Видишь, над нашим будущим домом висит каменная глыба. Она может оборваться и придавить нас. Чтобы этого не случилось, мы её столкнем. Она упадет на наш домик и образует крышу.

Измученному Лёне такая задача показалась непосильной и он возразил:

— Но ведь она может скатиться ниже и крыши у нас опять не будет.

— Попробуем, — коротко сказал Шура.

Они поднялись вверх по склону и стали толкать каменную глыбу, нависшую над их будущим жилищем. И глыба в самом деле скатилась и легла на стены коридорчика, образовав крышу.

— Теперь неси сюда сумки и Аметиста, а я пойду собирать сушняк. Сегодня будет холодная ночь, — сказал Шура, посмотрев на небо.

— Что, тебе сорока на хвосте принесла такое известие? — почему-то с раздражением сказал Лёня. Раздражение моментально передалось Шуре, и он с презрением ответил:

— Если не понимаешь ничего, так молчи.

Голод, усталость и неудачи делали ребят сварливыми.

Утром, когда ещё сильно чувствовалась ночная прохлада, ребята уже сидели на песке и завтракали: ели чернику и противную несолёную рыбу.

— Уй-юй-юй! Какая гадость! — жалобно сказал Лёня, откусывая кусочек рыбы. — Даже тошнит.

Он опять вспомнил ватрушки с творогом. Потекла тягучая, противная слюна, и он выплюнул разжеванную рыбу.

— Когда придем домой, скажу бабушке, чтобы она ватрушек с творогом состряпала и сразу съем штук десять. Нет, двадцать! И целую крынку молока выпью! — с жаром сказал Лёня, и у него жадно заблестели глаза. У Шуры тоже потекла слюна, он плюнул на песок и сердито сказал:

— Сто съешь! Развез: «молоко, ватрушки»… Все кишки вывернул.

Лёня обиженно замолчал, обрывая с черничника ягоды, а Шура добавил:

— Хотя бы картошки вареной с хлебом и с солью поесть. Кажется, целый чугун сел бы.

— Пойдешь искать? — мрачно спросил он через некоторое время.

— Пойду, — пискнул Лёня, — Аметиста с собой возьмём?

— Возьмём, что ему здесь делать, — ответил Шура и медленно пошел по горячему уже песку. Аметист поплёлся за ребятами, как собачонка. Сегодня Шура уже начал сомневаться, что они на найдут золото, но уходить ни с чем все-таки не хотелось. «Хоть с голоду пропаду, а найду», — зло и упрямо думал он.

У Лёни кружилась голова. Ноги не хотели идти, веки опускались сами собой.

«Наверное от плохой еды», — вяло подумал Лёня.

Сказал, улыбаясь невесело, как сонный:

— Шурик, теперь уж, наверное, в огороде огурцы выросли.

У Шуры неприятно сжалось сердце. Ему захотелось сказать Лёне что-нибудь ласковое, ободряющее, но он ничего не мог придумать и долго шел молча, сосредоточенно глядя под ноги.

— Лёня, когда приедем домой в Сосновку, хочешь, я отдам тебе тот пенал, который мне подарила Лида? — наконец спросил он.

Шура знал, что его пенал Лёне нравится и думал, что Лёня такому подарку обрадуется.

— Пенал? Хочу, — вяло протянул Лёня после долгого молчания. Но Шура видел, что Лёня сейчас думает совсем не о пенале. Тогда он решил испытать ещё одно средство.

— Если мы найдём золото, то нас велосипедами премируют, мы для своей страны принесем большую пользу, — внушительно сказал он.

Но Лёня шёл сзади, устало опустив голову, и молчал, будто ничего не слышал. Шуре стало немного страшно. «Может быть вернуться? — опять спросил он себя. — Но ведь здесь золото!» Он остановился и посмотрел на жалкую изнуренную фигурку Лёни.

— Лёня, вернись, пожалуйста, и отдохни. Я один пойду искать, — тихо попросил он.

Лёня выслушал его безучастно.

— Ну, ладно, — так же безучастно согласился он и побрел обратно, с трудом передвигая ноги. Аметист пошел за ним. Шура окинул взглядом горы, долину и зашагал вперед.

Он остановился в том месте, где русло высохшей реки заворачивало вправо. У него появилась такая мысль: здесь, на повороте у правого берега, течение воды было медленным, значит, здесь должны были оседать все тяжелые частицы минералов, а следовательно, и частицы золота, как самого тяжелого металла. Шура стал копать песок. Вырыл яму глубиной около метра, набрал в ковш песку и пошел к ручью промывать. Промывал как-то механически, ни о чем не думая, а когда поднес ковш к глазам, на секунду зажмурился: в черном порошке магнитного железняка блеснули чешуйки золота.

— Есть! Есть! — задыхаясь от волнения, прошептал он и хотел закричать Лёне, бежать к нему, но раздумал.

— Есть! Есть! — задыхаясь от волнения, прошептал он.

Быстро вернулся к яме и стал копать глубже. Он думал, что ниже должны быть более крупные и тяжелые частицы золота. Набрал песку и опять побежал промывать. Результат получился неожиданный: в черном порошке магнетита скромно блестела одна маленькая чешуйка золота. Это опрокидывало все расчеты Шуры. Он с лихорадочной поспешностью стал брать пробу из разных пластов, копая ямы в разных местах. Золота попадалось мало: одна-две чешуйки, а потом оно и совсем перестало попадаться. Радость погасла.

— Как же так? Не должно быть этого.

Шура опять и опять копал песок, но золота не было. Он бросил берестяной ковш на песок и долго стоял, устало опустив руки. Потом лёг и закрыл глаза.

«Почему не выходит так, как нужно, как хочется? — думал он, — Сестра Лида всегда говорила, что в жизни всё возможно, следует только хорошенько захотеть и упорно добиваться. Пожалуй, она не совсем права. Разве он не хотел найти золото, не хотел принести пользу людям? Разве он этого не добивался? Разве мало проявил энергии, упорства, мужества? А вот золото не даётся, и ничего не поделаешь».

И в первый раз его вера в сестру поколебалась. Ему стало жаль и себя, и ее, и было что-то оскорбительное в этой жалости к Лиде. Он тяжело задышал и повернулся на живот. Маленькая желтоватая ящерица проворно побежала от него и спряталась за камень. Шура проследил за ней взглядом и, уронив голову на руки, неожиданно для себя заплакал.

Плакать он перестал так же неожиданно, как и начал. Сел и сказал вслух:

— Нет, Лида, права. Человек всё может сделать. Иначе нельзя. Иначе скучно жить.

В самом деле, было когда-то время — люди не знали электричества, радио, не имели даже парового двигателя, даже велосипеда. Не знали, что земля шар, что есть различные страны. Да мало ли чего люди не знали и не умели! А теперь? Ой-ой-ой! Чего люди добились, что они узнали, изобрели! А ведь, конечно, это им не сразу досталось. Наверное, трудно было, очень трудно! Может быть в десять раз труднее, чем ему. Джордано Бруно даже сожгли. А Миклухо-Маклай, а Ползунов, а Мичурин, а челюскинцы?!

Какой он размазня! Шура воровато оглянулся: не видел ли кто его слёз. И тут же усмехнулся, сообразив, что в горах некому быть свидетелем его слабости. Он встал и осмотрел долину.

«Если здесь кое-где попадаются легкие чешуйки золота, то более крупные и тяжелые должны были оседать где-то недалеко от размытой жилы или месторождений рудного золота. Значит, нужно идти вверх по течению ручья», — рассуждал Шура.

Пройдя метров четыреста, он остановился: влево уходило узкое ущелье. Когда они шли сюда, Шура не заметил его. По ущелью не бежал даже ручеек, но когда-то оно было, должно быть, тоже руслом реки. Это видно по галькам в песке и по сглаженным склонам ущелья. Не здесь ли прячется неуловимое золото?

Он свернул в узкую щель. Чем дальше, тем стены ущелья становились выше и круче. Они были сложены из мрачного красноватого гранита. Ни трава, ни деревья, ни кусты — ничто не росло на склонах.

Шуре стало тоскливо, но он все-таки продолжал идти вперёд.

Через некоторое время вид гор изменился; цвет их склонов из красно-бурого неожиданно превратился в грязновато-белый.

Шура остановился, ладонью прикрыл от солнца глаза и стал всматриваться. Да, мрачный цвет гранита резко переходил в белый. Шура пошел быстрее, потом побежал. Губы его шептали:

— Неужели контакт?

Шура был достаточно искушенным разведчиком. Он много читал и слышал о жилах и контактах и хорошо знал, что там, где встречаются две различные породы, — например, известняк и гранит, — там может быть много самых разнообразных минералов.

Кроме того, контактовая полоса часто бывает пронизана жилами. Поблизости от контактов в толщах пород нередко обособляются участки, богатые рудами — малахитом, магнитным железняком, медным колчеданом.

Шура опять остановился и, щуря глаза, стал всматриваться. Сердце у него билось учащенно. Теперь он ясно видел, что гранит встретился не с известняком, а с мрамором. Там, где куски мрамора под действием внешних сил недавно отломились, поверхность его была блестящей и нежно-розовой, в других местах — белой, как сахар.

Шура сразу заметил и её, жилу! Она гребнем проходила в граните, спускалась вниз и становилась незаметной.

— Ой! — тихо сказал Шура и приложил руку к сердцу. Никогда он, кажется, не испытывал такого волнения и не чувствовал себя таким счастливым, как в эту минуту.

До его слуха донеслось слабое, приглушенное журчание воды. Шура этому не удивился, хотя стоял на сухом месте и ручья не видел.

Он сорвался с места и побежал.

Он был уверен, что в этой жиле есть золото и не только золото!

— Скорей!

Но вдруг он почувствовал, что песок под ногами раздается, ноги тонут в нём, и вся почва как-то странно колеблется. Шура кинулся в сторону, но ноги выше колен ушли в песок. Он в ужасе взмахнул руками, пытаясь удержаться, и в тот же момент почувствовал, что проваливается куда-то вместе с песком и обломками камней. Что-то полоснуло его, как ножом, по левому боку, потом с силой стукнуло по затылку и он потерял сознание.