Веры у них не было. Об этом мне поведал Эдмус, так, между делом. То есть, раньше «внизу» существовало что-то вроде церковного института, от коего и отпочковалась постепенно инквизиция. А потом покатилось от разрушения к разрушению, и вот уже инквизиторы сами не помнят, во что верили, молитвы твердят на заклинательный лад, а единственным своим призванием полагают не просвещение темного народа, а вполне конкретное истребление всех, кто владеет магией.
– Тут мир любит прямоту, – пояснил бывший спирит. – Если что известное делаешь – убиваешь кого, например – значит, ты нужный. А если стихи пишешь – значит, тебе голову открутить надо. Сверху так и внизу так. Может, меня поэтому в Городе не любили?
Он пытался отвлечь меня хоть на секунду своей дежурной болтовней, но я только головой мотала. Смотрела на карту, которую он попытался нацарапать на мокрой земле.
Одни. Одни. Одни.
Выть хотелось. Честно, сесть и выть, повторяя «если бы Йехар, если бы Веслав…»
Перестань реветь и сосредоточься!
В последние два дня это стало моим вечным припевом.
Сегодня выть захотелось вдвойне. Во-первых, потому что меня мучил голод. Птичье гнездо, которое я случайно обнаружила в зарослях, мы разорили два часа назад, есть же сырую рыбу из реки я не могла, а костер мы не разжигали: опасно.
Во-вторых, я опять прикинула карту поселка инквизиторов.
Никак.
«Пустынная зона» захватывала их поселок целиком. Мы знали об этом – иначе ребята давно бы уже вырвались. Да что там – как только клинок Йехара опять загорится…
Частокол с четырех сторон. С одной – еще река, почти вплотную. Столбы для сожжения – почему я не могу смотреть на них даже на карте, где они обозначены простыми черточками?!
–Ты думаешь, они еще живы?
– Сегодня видал, как инквизиторы складывают у столбов хворост. Они его… знаешь… просушат сперва, чтобы дровишки не стреляли.
Эдмус – молодец. Все еще шутит. Мотается на разведку в эту деревню, хотя его уже четырежды пытались подстрелить из луков. Чуть ли не расположение каждого дома запомнил…
Легче не стало. Может, я – бездарь, не знаю. Не спешат что-то блестящие планы в мою бедную головушку.
– Ладно, давай пройдемся еще раз. Их держат где-то здесь, так?
– Центр деревни. Тюрьма, пыточные, следователи тут же.
Пустое. Центр деревни – это значит, я до него добраться не смогу. Даже через частокол не пройду – уж очень они его охраняют…
А тут еще упоминание о пытках. Я и без того три-четыре раза в минуту давлю в себе мысль об этих атрибутах инквизиции. Что, если…
– А здесь столбы. Пепел сбрасывается в реку.
А Глэрион? Достаточно ли близко он от Йехара, чтобы странник еще остался жив?
Опять ноешь, светлая!
– Так я понимаю – сожжение завтра?
Глубокий вздох.
– Сегодня. До заката.
Бред. Бред!! Несколько часов, не может быть, они же из Дружины, разве может позволить Арка своим избранникам умереть от человеческих рук, так глупо, из-за дурацкой случайности, «пустынная зона», как же так…
– Я так понимаю, они их… опасаются.
Или же просто ничего не надеются от них узнать.
Ну, уж если их не будет – я сама явлюсь в это проклятое селение с вежливой улыбочкой и просьбой выделить мне еще одно место на костре.
– Эдмус, я… это… пойду… порыбачу.
Ну, конечно. Новости вызывают бешеный аппетит. Да и на поминальный ужин рыба понадобится…
Нелепая отмазка, но он не стал останавливать. Видел, что я плачу и – спасибо, друг! – не стал утешать. Может, виноватым себя чувствовал. Веселенькая перспективка – не умереть вместе с ними, а жить, но понимать, что не смогла помочь.
Пальцы – в воду, вот так. «Vasta zona»… пустая зона… пройдено совсем недавно, характеризуется отсутствием медиумов как таковых, земля и воздух в «пустынной зоне» на призывы не откликаются…
Дыба. Испанский сапог – читала где-то. Кнут, четки боли, каленое железо…
Я поймала себя на том, что тупо смотрю в воду и перечисляю про себя названия пыток, как молитву.
– …другой молчал. Тот, мечник. Уф, и шустрый – двоих зарубил, четверо ранены… Почти прорубился, но… Что? Да ты не слышал, что ль – сдался он, когда остальных схватили. Да я тебе вот что скажу…
Плеск воды. Один стоит в ней по щиколотку, второй на берегу, поэтому я его не слышу… Минуточку, я же и первого слышать не могла.
Но его услышала моя стихия.
Я выдернула из воды пальцы. Голос инквизитора эхом отдавался в голове, но мне уже было наплевать на то, что я могла услышать, на все сведения в мире, вот же оно, вот оно…
Они стояли и разговаривали на два километра ниже по течению. То есть там, где был поселок.
«Пустынная зона» не распространялась на реку.
Вот же оно.
– Эдмус, где карта, живо!!
* **
Десяток раз замечала, что, хоть Эдмус и чуток с прибабахом, с ним бывает гораздо легче, чем с людьми нормальными. Мой план отличался такой зыбкостью, что его и планом-то назвать нельзя, – сплошное «а если» – но спирит проголосовал когтистой лапой «за» тут же.
– Это по мне, – заявил он весело. – Действуешь, как на душу придется, потом с недельку расхлебываешь, что получилось – а ты мне… не родня часом?
И никаких вопросов, уверена ли я, что у меня получится.
Не уверена.
И знаю ли я, на что иду.
На дурные вопросы не отвечаю!
Как я надеюсь скоро услышать это от другого человека…
Но нет времени на надежду, или на повторение, или на что-нибудь еще. Мы попытались все продумать так, чтобы было просто и действенно (мы! действенно!) – теперь надо бы выяснить, сколько пунктов плана мы провалим на первоначальном этапе.
– Тени уже длинные, – недовольно пробормотал спирит, пытаясь отыскать взглядом за облаками солнце. – А я мог бы поклясться, что закат нескоро. Лечу.
Он рванулся в небо, и я осталась совсем одна.
Пешком я прошла по берегу еще с полкилометра – прежде чем удостоверилась, что поселение уже близко и дальше идти опасно. Тогда я вздохнула и погрузилась в мою стихию.
Вода приняла меня как родную. Тренировки после Дружины все же взяли свое, еще в Отделе все замечали, что у меня практических навыков прибавилось. Предлагали даже защититься на подмастерье досрочно, вот и выясним, правильно ли. То, что я собираюсь провести – иногда не под силу и подмастерьям.
Сначала я позволила себя просто протащить несколько десятков метров по течению. Закрепилась «Якорем», мановением руки подтащила к себе мокрую корягу: не как спасательный круг, а маскировки ради-для. Не так-то просто смотреть сквозь воду, а стихийные силы нужно беречь.
Вот странно – вода была ледяной, а холода я не чувствовала. Оценивала обстановку. Тут все как рассказывал Эдмус. Частокол. Над ним чуть возвышается холм. Пять столбов на нем, заняты только три – этакая Голгофа… Сам Эдмус в небесах…
Стоп. Столбы уже заняты?!
А я-то думала, у меня побольше времени останется на концентрацию.
Я могла видеть их совершенно ясно, как зритель, сидящий во втором-третьем ряду: Йехар без сознания, у него окровавлено лицо; Веслав, кажется, бредит и мечется; Виола стоит у своего столба почему-то с облегчением на лице и с наслаждением вдыхает воздух.
Им по очереди что-то говорит какой-то инквизитор… что? Звуки я от волнения различаю с трудом. Вот Виола коротко отвечает…
Становится труднее видеть: над нами проплывает какое-то облако, вокруг начинает темнеть. Инквизиторам перемена освещения совсем не нравится, они, вроде, хотят ускорить процесс… слышу слово «факелы». Факелы?
Меня толкнуло не это слово и уж точно не сознание готовности: я-то как раз была не готова. Просто тянуть было дальше нельзя. Я почему-то поняла это, и сама не заметила, как ступила на берег.
«Ахелой».
Теоретически, это заклинание должно было создать вокруг меня водную фигуру – этакого колосса, который должен был капитально отвлечь инквизиторов от их жертв. Он и отвлек, но больше потому, что «колосс» продержался секунд десять, а потом на его месте оказалась немного смущенная я.
Сил все-таки не хватило. Точнее, умения для контроля, а может, я выбрала не то «пограничное состояние». На парах нам объясняли, что всего несколько из них могут сгодиться для совершения заклинания на порядок выше твоего уровня: любовь, страх, безрассудный гнев…
Я пыталась использовать то, что ближе, почувствовать, как мне нужны эти трое… но… гм, в самый раз выбрать что-то другое. Испугаться?
Инквизиторы уже сами перелезали через частокол, размахивая мечами и факелами. Наверняка думали, что я стою на земле, вокруг – «пустынная зона», а значит, со мной будет то же, что с остальными…
Остальные.
Я бросила на них только один взгляд, честное слово. И ко мне пришло то самое четвертое состояние, которого я никогда не испытывала и которое считается самым страшным.
Холодная, расчетливая ярость.
Ручейки, которые стекали с меня обратно в реку, вернулись. Вода выплеснулась и собралась вокруг моих ног, река в одном месте словно поднянулась ко мне, изменила своему руслу… и независимо от меня в мозгу вспыхнула формула уровня мастера.
«Водное Инферно»!
Крутящийся смерч снес частокол. Инквизиторов расшвыряло отдачей. Второй, поменьше, выросший из все поступающей воды, прошелся по деревне, мимоходом круша заборы и крыши. Я прикрыла глаза, продолжая вытекать в магию, отдавать себя заклинанию, глядя теперь как бы изнутри смерчей, из воды, это было необходимо, иначе я могла кого-нибудь убить, а мне не хотелось.
Почему-то в тот момент я четко осознавала, что не хотелось.
Инквизиторы кинулись врассыпную. На трех привязанных к столбам никто больше не обращал внимания, мне только это и нужно было. Глобальной атаки мы с Эдмусом не планировали, только отвлекающий маневр, хотя я чуть не забыла об этом.
В крови стучал лед. Казалось, можно слегка стиснуть пальцы – и эта деревенька сплющится, как жвачка под носком кроссовка, только чуть отпустить контроль, дать волю тому, что рвется… льётся наружу – и потом уже будут открыты все границы. Но что-то все-таки держало. Что-то говорило – это не я хочу сейчас сжать пальцы.
Я все еще помнила, зачем мы пришли сюда.
Эдмус вынырнул из-за какого-то дома внезапно, чудом избежал одного из моих смерчей. В руках он наперевес держал плащ алхимика, его же сумку, розовый рюкзачок и Глэрион в ножнах. Вслед за Эдмусом на меня выскочили с десяток инквизиторов, но один из водных вихрей прошел прямо перед ними, и они благоразумно решили оставить трофеи спириту. Тот, задержавшись на несколько секунд у столбов, перерубил веревки на остальных.
– Всё! – выкрикнул он, как сигнал к отступлению. Я сама понимала, что всё: руки начинали тяжелеть, смерчи опадали на землю, ярость – это ярость, но мне просто не хватает сил…
Два столба «Водного инферно» смешались, превратились в одну высокую волну отлива и хлынули в реку. По пути они захватили с собой ребят, Эдмуса и меня (захватили бы и парочку инквизиторов, но те, вопя что-то о небесах и колдовстве, успели зацепиться за столбы). Я не протестовала. Все равно больше уйти не получалось никак.
На что меня еще хватило – это удержаться на плаву самой и удержать Йехара и Веслава. Шут плыл рядом как ни в чем не бывало, громко отплевываяс, отфыркиваясь и сетуя на промокшие крылья. Виола тоже выгребала сама.
Что я не могу нас всех вернуть обратно на берег – я поняла с некоторым опозданием, когда берег стал выше и обрывистее, а течение – быстрее. Оставалось держаться, как могла, попутно удерживать ребят, Виола тоже начинала захлебываться, ее пытался как-то поддержать Эдмус. Контроль над ситуацией, которым я с самого начала не могла похвалиться, теперь исчез совершенно, нас крутило и швыряло, как щепки по весне, я пыталась нащупать дно, но у меня не получалось.
Не знаю, сколько нас протащило, наверное, порядочно, но тут я случайно заметила в этой круговерти, что берега опять становятся ниже.
Сил не было даже на «Якорь», пришлось удовольствоваться простым, но отчаянным призывом к медиуму.
Помоги мне!
Вода вздыбилась и выгнулась подо мной эластичной резиной. Через секунду я благодарно приложилась щекой о песок у самой кромки реки. Чуть дальше попадали остальные. Эдмус выгреб сам, возмущенно кашляя и буксируя за собой плащ Веслава. Глэрион у него висел через шею.
– Сколько вещей, и все ненужные, – посетовал шут, наблюдая, как я осторожно пытаюсь приподняться с песка. – Я б и бросил, да кто их в себя приводить будет? И чем? Эта одежина меня чуть на дно не утянула. Ты думаешь, там все разбилось или осталась пара бутылочек? А меч этот так и грелся в ножнах, как мы из пустынной зоны выскочили. Чуть реку не вскипятил. Видать, соскучился по хозяину. Бр-р!
Он звучно отряхнулся и принялся оживленно пересказывать мне свою реакцию, когда он увидел, что вместо условленного водного колосса в поселке царит водный хаос.
– Но ты права, это даже лучше всех отвлекло. Э! А может, мне водоплавающим заделаться? Летаю, опять-таки, не очень, плаваю, конечно, тоже, но всплываю красиво, хоть и брюхом кверху…
Я сидела на берегу, поджав ноги, и дрожала мелкой дрожью. В двух шагах катила воды та самая река. На берегу лежали остальные. Позади остались столбы сожжения. Все, что перевернулось у меня в мозгах, пока нас тащило вниз по течению, медленно становилось на места.
И тут пришло время осознать все разом: и серьезность их состояния, и безнадегу нашего положения. Даже притом, что мы сейчас не в «нулевой зоне» – если инквизиторы нас каким-то образом выследят, я могу не справиться с ними, даже несмотря на близость медиума. Эдмус не в счет при любом раскладе. А уж если на нас случайно спириты наткнутся…
Я вдруг поймала себя на том, что сижу неподвижно и рассматриваю свои руки – они только недавно просохли. И еще – что мне отчаянно хочется реветь, и больше всего на свете я сейчас боюсь не спиритов и не таинственных моонов, а банально своих товарищей по Дружине. Точнее, того, что с ними могло произойти.
– Хочешь, поистерим вместе, чтобы тебе не скучно было? – предложил Эдмус, трогая меня за плечо. – Я прямо мастер истерить, но ты же, наверное, это знаешь. Еще умею на луну выть, ну, луны пока нет, зато есть эти трое, так что если ты сейчас сядешь вон там…
Болтовня шута подействовала на меня, как анальгетик. Я смогла подняться и подойти к троим дружинникам на берегу. Если случилось самое страшное – я бы все равно этого не предотвратила, теперь оставалось действовать по максимуму.
Все трое выглядели просто ужасно, но все были живы, по крайней мере – Веслав и Виола, насчет Йехара у меня сначала возникли сомнения. С виду рыцарь и не дышал вовсе, мне с трудом удалось поймать пульс, а о том, чтобы вернуть странника в сознание и речь не шла. Похоже, что дела обстояли очень серьезно: едва ли простой болевой шок мог дать такой эффект.
– Наверное, очнется, – тормоша Виолу, сообщил Эдмус. – Немного воды наглоталась, и полосы тут, на спине, красные, кнут, что ли. Отойдет скоро.
– Он тоже, только в иной мир, – пробормотала я, оставляя попытки привести в себя Йехара. – Наверное, это из-за Глэриона. Они долго были разделены…
Веслав по-прежнему метался и бредил. При этом – вот опять пример его нетипичности! – лоб алхимика оставался холодным, а лицо – спокойно-сосредоточенным: таким он бывал в бою или когда объяснял нам очередной абзац Книги Миров. И голос не подходил к метаниям: сиплый и будто бы сорванный, он сохранял ненормальную ровность тона.
– Нет призыва, и нет пути, –повторял алхимик начала на местном, потом по-русски, а через секунду уже переходил на латынь, которую я знала на уровне фразы «Fiat lux» – потому что эту фразу каждый новичок из Светлых Стихий задавался непременной целью наклеить и повесить на себя, где только можно. Помнится, кое-кто даже татуировки делал… Я сумела разобрать только слово «преграда» – «obex» – и то была не уверена. И потом опять: – Призыва не было. Призыва не было.
Он глубоко вздохнул и вдруг перестал метаться. Голова чуть приподнялась, а голос не изменился, но приобрел какой-то новый, по-особенному размеренный тон:
– Но он будет. Он шагнет в мир, в плаще из тьмы, с кровавым венцом вокруг чела…
Я наконец вспомнила, где могла слышать этот тон. На практическом по теории прорицаний нам показывали однажды зрящую, которая впала в транс. Как еще можно объяснить то, что алхимик использует невиданные для него речевые обороты?
Веслав выдохнул сквозь зубы, и голос его приобрел прежний тон:
– Этого не смогли сделать страх или боль, – и отозвался сам себе: –Есть еще долг и гнев. Есть еще многое.
Но та зрящая, вроде, сама с собой не разговаривала. Впрочем, какая разница.
– Веслав! Весл, очнись.
– Ему нет дороги сюда. Нет призыва и нет пути.
– Слышала, знаю, очнись! Ну, давай, давай, открывай глаза, пожалуйста…
Никогда не слышала, чтобы прорицателей пытались вернуть из транса холодной водицей в лицо и похлопыванием по щекам, но с алхимиком неожиданно прокатило: он открыл глаза и вздохнул так, будто час занимался подводным плаванием без маски и кислородных баллонов. И тут же умножил мое облегчение в два раза, показав, что может говорить и что мозги у него не отшибло:
– Остальные здесь? Живы?
Он попытался приподняться и сесть, я поддержала его под спину и постаралась, чтобы в голосе не было заметно сумасшедшей радости, которую я чувствовала на самом деле.
– Живы. Но, похоже, только чуть. С Йехаром очень плохо, не знаю, почему… – я остановилась: испугалась гримасы боли, которая в этот момент появилась на его лице. Алхимик прикусил губу, будто старался не дать вырваться каким-то словам. – Не знаю, что делать, может, какой-нибудь эликсир…
– Сумка и плащ…?
– Здесь, правда, вымокли, а может, что и разбилось. Я туда не лезла, надеялась, ты посмотришь сам. Но ведь если что – ты сможешь приготовить, или… что такое?
У алхимика вырвался протяжный стон не столько боли, сколько горя. Пару секунд он боролся с дергающимися губами, потом выдавил через силу:
– Н-не смогу. Руки…
Я опустила глаза вниз. Я увидела то, на что не смотрела раньше – и хорошо, что не смотрела. Я и сейчас после первого же взгляда отвернулась, еще и глаза зажмурила…
Я помнила и представляла себе за эти два дня и четки боли, и испанский сапог, и пресловутую дыбу – чего только не воображала, а до банального ломания пальцев так и не додумалась.
Когда я смогла посмотреть на алхимика опять, он сидел, скрючившись и прикусывая губу, а выражение лица у него было непривычно виноватым. Эдмус не подходил к нам: понимал, что что-то не так, и держался в стороне.
– Жаль, не действовала «Горгона», – сорванным шепотом проговорил Веслав. – И ведь как они… угадали! Как знали прямо…
И он выжал истерически-нервный смешок. Да уж, как знали. Тонкие пальцы магистра алхимии были идеально приспособлены для составления сложных смесей, дозировки порошков, отмеривания капель из микроспопических емкостей… Алхимик в каком-то смысле – все равно, что пианист: ему приходится добывать семена из ягод и вытягивать крошечные волокна из стебельков растений, и без своих рук он сам беспомощен, как растение.
На секунду мелькнула мысль: может, заживляющее – и тут же пропала. Даже если бы оно нашлось в промокшем насквозь плаще – какое заживляющее способно собрать вот это месиво?
Решение пришло к нам одновременно: я просто подняла взгляд и столкнулась с черными глазами алхимика, которые всегда были тревожными, иногда – выражали трезвую расчетливость, а сейчас впервые стали умоляющими.
– Ольга… пожалуйста. Пожалуйста…
Я протянула ладони и взяла в них его искалеченные, изломанные пальцы; черные митенки так и остались на своем положенном месте, но пропитались кровью; мне казалось, что я вижу все это сама: ровный, мерный голос инквизитора: «Один… два… три…» – и на каждый отсчет – удар, на каждый удар – полный боли крик. Кто сказал, что мужчины не должны кричать?
Я наконец могла увидеть повреждения – и каким-то чудом не разомкнула рук, только стиснула посильнее, и Веслав не закричал от боли только потому, что кричать уже не мог. Что можно было вообще собрать из этих обрывков мышц, осколков костей? Раздроблены были не только фаланги пальцев – видимо, инквизиторам этого показалось недостаточно, и они постепенно двигались выше… от костяшек к запястью…
Мне опять захотелось заплакать, теперь уже от бессилия, но нет, стоп…
«Перестань реветь и сосредоточься! – резкий голос эхом отдался в ушах. – Заканчивай ломать комедию!»
Дело ведь не в том, что я сейчас истощена. Дело вообще не в моих силах стихийника.
Здесь просто необходимо знание. И глобальное мышление – не в меньшей степени.
Представлять, как срастаются кости – бесполезно и долго. Разве что соединить на первом этапе основные разрывы тканей и подтянуть осколки друг к другу, рассосать гематомы – это обязательно. И теперь – главное: вообразить до мельчайших подробностей сначала скелет кисти… эх, почему я на занятиях анатомии не слушала… Ага, вот нужное: раз, когда я еще была на первом курсе, мы обнаружили в кабинете основ целения человеческий скелет. Вот радости было, стелет мгновенно растерзали на отдельные конечности (они оказались съемными) и начали фотографироваться на мобильники: кто – с высунутой из рукава костистой рукой, а кто и с двумя руками, и я от других не отстала, и сейчас нужно просто вообразить строение этой кисти… и потом перетянуть одну картинку на другую, как иконки файлов в компьютере, наложить целое на сломанное, потом зафиксировать и слить воедино, и при этом не отвлекаться.
Нет, проще. Гораздо проще. Любых знаний будет недостаточно – я не хирург, не медик, я - больше, выше, я – целитель, и у меня есть власть. Значит, я просто могу приказать тканям – срастись, а костям восстановить порядок, значит – просто могу вернуть к изначальному состоянию… просто… могу…
Я не знала даже, получилось ли у меня. Перед глазами все сливалось, но нужно было до конца привести в порядок мышцы и сосуды, это сделать легче, хотя нервные окончания сращивать тоже тяжело. Да вот, еще в ушах какой-то шум, как будто я приложила к ним ракушки с моря… что? Всё. В смысле, не всё, но у меня сил вроде как и нет. Сказать об этом Веславу? Может, еще извиниться?
Я открыла глаза, посмотрела на серое лицо алхимика и поняла, что извинения сейчас будут совсем не к месту. Всё же постаралась состроить виноватую физиономию. На его руки я до сих пор старалась не смотреть, только осторожно приоткрыла ладони, чтобы он смог освободиться.
– Ты уж, пожалуйста, – долетел до меня сиплый шепот, – в следующий раз, как возьмешься за такое, Эдмуса позови, что ли. Пусть меня вырубит любым доступным способом.
А разве ему было больно, еще запоздало удивилась я – и все с тем же удивлением спикировала на речной песочек с твердым намерением поспать хоть пару часиков.
Зубы разжали пластмассовой дрянью. Сладкая, тягучая, шоколадная жидкость потекла в горло и намертво приклеила язык к небу.
Но рефлексы самосохранения остались включенными.
– Тьфу! – бодро выдала я и услышала над собой мрачный голос Виолы:
– Ну, спасибо тебе… за такую процедуру.
Я открыла глаза: триаморфиня как раз с мрачным видом вытирала лицо. То есть, размазывала по нему шоколадную массу. Интересно, энергетический тоник впитывается через кожу? Непосредственно над Виолой было небо, стало быть, я находилась в лежачем положении.
– Вот ты скажи, – осведомилась я печально. – Почему я все время это…в роли пациента? Уже только в этот призыв – аж два раза, а у меня такое ощущение, что всё только начинается.
– Да нет, тут все как раз сложнее, - послышался над головой веселый голос, и через секунду в поле моего зрения объявился еще и Эдмус. – Ты роль пациента с ролью целителя чередуешь. Как только спасешь кого – брык, видно, от осознания собственной значимости…Виола, ты почему похожа на женщину жарких стран? Страсть-то какая, у меня чуть сердце не остановилось – или ты хочешь таким образом в полете сшибить эту самую Розовую Птицу?
Шут болтал не просто так. Это он мои рефлексы включал, прекрасно зная, что у всех, кто долго его слушает, появляется два основных инстинкта: либо бежать, либо убить. Иногда появляются оба, здесь начинаются проблемы.
Я села на речном песочке и распрямила руки, которые кто-то – не надо спрашивать, кто – с мрачным юмором скрестил на груди. Попутно выкинула веточку, которая торчала у меня в руках и изображала свечу.
– Живая? – подозрительно осведомилась Виола.
– Хоть сейчас на кросс. А Йехар…
Я поднялась на ноги и увидела странника, там же, где река вынесла его на берег, и в том же состоянии, кажется. Только клинок был высвобожден из ножен, и Йехар сжимал его одной рукой. Прямо за лезвие. Глэрион временами вспыхивал слабым алым пламенем – пульсировал, словно отражая удары сердца хозяина.
– Это я сделала, – призналась Виола. – Он, когда немного отходить начал, первым делом к клинку потянулся. Ну, я его из ножен и вынула… Веслав потом орал, что у него и так заживляющее заканчивается.
Этой фразы я не поняла, но тут триаморфиня подняла ладонь, на которой был четкий ожог в форме рукояти меча.
– И ведь обернула же руку, ты не думай. Тканью. В секунду прогорела…Ну, ничего, мелочи.
– Может, давай я… – начала я неуверенно, но Виола при одной мысли о том, что ей предлагают помощь, передернулась и решительно вскочила на ноги.
– Ему помоги, – и кивнула в сторону Йехара. – Только чтобы тебя не пришлось потом откачивать.
И никакого тебе «спасибо» за спасение, просто зашагала куда-то по берегу – копаться в рюкзачке. Я уже привычно почувствовала себя дурой. Эдмус ободряюще похлопал меня по руке.
– А ты затевала это спасение, чтоб тебя на руках носили, что ли? Отойдет – обрадуется. Ее держали в ящике четыре на четыре шага, без окон. А у нее боязнь четырех стен – и превратиться она не могла. Рубцы от кнута уже почти сошли, а мозги-то на место еще не вернулись…
– Ты-то откуда знаешь? – вообразить себе, что Виола будет изливать душу спириту, едва ли представлялось возможным.
Эдмус молча показал сначала на один глаз, потом на другой, потом проделал ту же процедуру по отношению к ушам. Не стоит недооценивать шутов, наверное…
На берегу уютно горел костерок, над которым что-то булькало в котелке. Возле костра примостился Веслав. Алхимик, видно, почувствовал мой взгляд, обернулся – и не стал выговаривать за то, что я рано поднялась. Вместо этого он поднял руку и с ухмылкой пошевелил пальцами. Тут же отвернулся опять, но мне стало полегче. Хоть кто-то благодарен.
С Йехаром же было что-то странное: ясно, что за время моего отсутствия алхимик влил в него с полведра своих эликсиров, но рыцарь упорно не желал приходить в себя, сжимал себе меч, время от времени бормотал что-то, как во сне, – и только.
– Веслав не говорил, что с ним?
Эдмус посмотрел на Йехара, потом на меня – с сочувствием, потом ответил честно:
– Говорил. Даже долго говорил. Да вот только я ничего не понял. Могу, конечно, позвать Веслава и попросить, чтоб повторил – и он повторит, после того, как объяснит нам всем, что до деревьев бы уже дошло, а до нас нет. Но тут вопрос: а ты точно из этого повторения поймешь хотя бы слово?
Зная алхимика – я в этом усомнилась. Ладно, попробуем своими силами: ладони к груди странника, глаза закрыть, сосредоточиться, это не может быть сложнее, чем несколько часов назад, с руками Веслава…
Внутренние кровоизлияния – похоже, его как следует избили – следы растяжки на дыбе, вот гады все-таки… но все это уже большей частью – устранено силами Веслава, что ж он так обессилел? Сонливость какая-то непонятная… ах, вот что! Оказывается, инквизиторы сами балуются составлением эликсиров, хотя я сомневаюсь, чтобы они были такими спецами, как наш алхимик. Но сывороткой правды они таки рыцаря напоили, да еще, наверное, влили в него не одну дозу. Получаем: побочный эффект в виде обморочного сна и измотанность в результате борьбы сдействием эликсира. А Веслав этих следов просто не заметил, он же не целитель, вот и взялся устранять физические последствия. А я буду действовать несколько иначе…
Рыцарь вздрогнул всем телом, широко распахнул глаза и уставился на меня.
– Ольга, - пробормотал он. – Мы еще здесь? Ты что это… ой! Я на минутку!
Тут бывший умирающий стремительно вскочил на ноги и с неожиданной прытью рванул в ближайшие кустики. Я поймала ошалевший взгляд Эдмуса.
– Это как… – начал он, но тут из зарослей выскочил Йехар, схватил свой меч, уточнил торопливо:
– Мы на минутку! – и скрылся в кустах уже окончательно.
– Знаешь, - медленно и торжественно заговорил Эдмус, – все же ты странно действуешь на людей.
Ничего, лишь бы последствия вывода этой дряни из организма не превзошли знаменитую эпопею Йехара с «Ниагарой» и кровавым жертвоприношением, которое он умудрился сорвать аж восемь раз.
Подошел Веслав с деревянным кубком в руке, наполненным неизвестной дымящейся гадостью. Алхимик недоуменно оглядывал окрестности.
– А куда это наш рыцарь закатился? – вполголоса осведомился он. – Только что был здесь – в песок закопался, что ли?
– Наверное, он стал невидимым, чтобы не пить вот это, – Эдмус подозрительно посмотрел на кубок. – А что это такое?
– Да противоядие конечно! Ну, эти инквизиторы и доки, я вам скажу – намешали в свою сыворотку столько всего, что у меня и антидотов не нашлось. Во, пришлось варить, а тут еще половина моих запасов в мокрую кашу превратилась – отдельное спасибо, Ольга, хорошо ещё – эти придурки-инквизиторы поопасались к плащу прикасаться…Что это с тобой?
Я застыла в двух шагах от алхимика с выражением лица, которое он, наверное, принял за синдром какого-то редкого отравления. Взглядом я между тем пыталась провести связующую линию… кусты… кубок… кусты…
– Ты… ты… знал насчет сыворотки правды?
Голос у меня был настолько умирающим, что забеспокоился даже Эдмус.
– А то я не могу распознать симптомы отравления, да еще с такими побочными эффектами, – ответил алхимик, глядя на меня с тревогой. – Да что с тобой? И с нашим рыцарем что?
– Мы в порядке, – с достоинством ответствовал Йехар, появляясь перед нами. – И мы хотели бы заметить, что… что…
Тут его лицо приняло отсутствующе-задумчивое выражение. Потом Поводырь оглядел нас троих и предупредил с таким видом, будто опаздывает на важную деловую встречу:
– Скоро будем.
И только мы его и видели. Эдмус прикрыл рот ладонью и перевел глаза с Веслава на меня, а потом обратно.
– Я тоже… скоро буду, – пискнул он, взмывая небо. Уже оттуда до нас донесся взрыв хохота.
Алхимик, который вообще-то не был обделен чувством юмора, но вспоминал об этом достаточно редко, скептически понюхал дымящийся кубок и передернулся.
– Надо же, хуже, чем обычно, а я-то как назло… полный котелок, – и он завел глаза в небо, туда, где укатывался Эдмус. – Ну, вот если добавить сушеных горькушек и коробочку белозора – может получиться укрепляющее, хотя… может, лучше в яд переделать? Всего-то пару грамм amanita phalloides…
Он ушел обратно к костру, рассуждая об отличных парализующих свойствах и сокрушаясь по поводу большого количества будущей отравы. Через пару секунд за ним побежала и я. Почему-то очень не хотелось задерживаться поблизости от места возможной дислокации Йехара – если рыцарь вдруг поймет, что можно было прекрасно обойтись без моего сеанса целения, а просто выпить кубок эликсира.
Но Йехар так и не понял. Он появился в нашем поле зрения, довольно истощенный, с перекосившимся обручем, через полчаса, и подсел к костерку как ни в чем не бывало. Рыцарь даже находил в себе силы улыбаться.
– Одно мы совершенно точно вынесли из этой истории… – без обиняков начал он.
– Быть сожженными – нехорошо, – издевательски вставила Виола. Ее мозги, по выражению Эдмуса, так и не вернулись на место, а в ответ на попытки Веслава напоить себя успокаивающим Виола вопила так громко, что едва не затмила по этой части самого алхимика.
– Розовая птица – недалеко, – с кротостью поправил Йехар, щурясь на огонь. Рыцарь пытался пальцами расчесать превратившиеся в сырые колтуны волосы. Я со своими справилась уже давно, и теперь Йехар завистливо посматривал на массажную щетку для волос, которая только что сгинула в недрах моего рюкзака.
– Откуда? – удивилась было я, но тут же припомнила разговор спиритов. – Ах, да, «за лесом бессилия»… конечно, они говорили про пустую зону…
– Не только они, – вставил Йехар. – Об этом говорили нам инквизиторы…
– А ты с ними что же, еще и разговаривал? – агрессивно осведомился алхимик. В дальнейшем он вообще неагрессивно об инквизиции никогда не упоминал, помня свои сломанные пальцы.
– Нет, но мы слышали, как они общались между собой. Эти люди довольно верно истолковали наше появление в этих краях: говорили, что мы, должно быть, ищем «розовую колдунью удачи» или «фею розового холма»… в общем, кого-то из этих двоих.
– Нам и одной с лихвой хватает! – вспылила Виола, опередив Веслава, который открыл рот, чтобы выдать в точности эту фразу и в точности этим тоном.
– Неважно. Важно то, что по их словам, чтобы найти одну из них… или обеих, нужно идти на запад, и не очень далеко, ибо они упоминали о Розовой Колдунье, как о близкой угрозе.
– Да ведь река течет на запад, – сказала я, припоминая карты местности, которые мы с Эдмусом пытались малевать. – Так что мы, может, совсем у цели!
– Оля, не надо, сделай милость, – попросил Эдмус. – Уж Дружина и так перед тобой в долгу, а теперь получается, что это не долг, а должище, ну, и чем же мы будем выплачивать? Я готов… ну, даже не знаю…
– Молчать? – спросила я с надеждой.
– Э-э, нет, сначала спаси мне жизнь еще два раза.
Пока шла перепалка, Йехар наблюдал за мной, слегка улыбаясь, и в глазах его я прочитала гордость.
– Эдмус ведь прав, Оля, – сказал он, когда шут наконец-то сделал одолжение и примолк, – Дружина теперь в долгу у тебя. Мы счастливы, что ты среди нас… что ты стала настолько сильной со временем. Мы, нет, я – я рад, что ты развиваешь свой дар целения. То, что ты смогла исцелить меня… это была ювелирная работа.
Веслав отложил в сторону котелок, который он отдраивал после варева, и прикрыл лицо ладонью, чтобы скрыть ухмылку.