Их были сотни. Может, тысячи. Лагерь живой, копошащейся тьмы. Черные плащи сливались с их собственным мраком, и казалось, что они вьются за моонами густым дымом.
И запах склепа, который повис в воздухе и превратил сумерки этого мира в похоронную ночь.
Эдмус и Виола действительно нашли замечательный наблюдательный пункт. Видно было как на ладони.
К несчастью.
Когда я устала их считать, то заметила, что все воинство моонов не отрывается от земли. Тревожное движение, которое резало глаз поначалу – казалось, котловина, где они собрались, вскипает густой смолой – теперь понемногу начало утихать, но взлетать никто из них не торопился.
– Почему они не на крыльях? – я задала этот вопрос шепотом.
Эдмус в сторону моонов больше не смотрел: наверное, раньше нагляделся. Теперь он просто сидел на земле позади нас с потерянным видом.
– Они не могут все время держаться в воздухе, - сказал он. – Они же не владеют стихией воздуха, как спириты… Видно, движутся по ночам – и как только опустятся сумерки, они поднимутся и полетят… все вместе…
Никто не спросил, куда. Йехар по-прежнему морщился и потирал попеременно то левую часть груди, то рукоять своего клинка.
– Их цель – Город, – подтвердил рыцарь. – И весьма скоро…
Тут он взглянул на Эдмуса и больше ничего не сказал. Мы вспоминали мощь всего лишь двух моонов. Мы смотрели на полчища там, внизу.
Мы по-прежнему не знали, как можно остановить хоть одного из них.
В такие моменты особенно остро чувствуешь свою никчемность. Мооны – на крыльях, мы – нет. Они будут в Городе гораздо раньше, Эдмусу с ними в скорости не тягаться. И эта наша вылазка бесполезна, потому что мы даже к лагерю их не можем подойти: нас наверняка заметят…
И если это – наша миссия, то о чем думала Арка?!
Йехар вдруг, пригибаясь, вскочил на ноги и схватил меня за руку.
– Уходим отсюда, живо!
Протестовать никто из нас не думал: не в таковском мы были положении, да и мысль, что мы сейчас увеличим расстояние между нами и моонами, грела замороженную присутствием этих тварей душу. Но даже единодушие, с которым все развернулись и собрались спускаться обратно по скалистой тропинке, нас не спасло.
Через девять с половиной моих шагов мы наскочили на патрульных.
Их было двое – наверное, они всегда ходят парами – и убивать они нас не стали. Один повернул голову туда, где располагался их лагерь – и мы воочию смогли убедиться в скорости стихийников тьмы: не прошло пяти секунд с момента призыва (если был призыв), а нас уже окружала толпа.
Только теперь мы получили сомнительное удовольствие рассмотреть моонов поближе. Хоть и в очень краткий срок.
Почти всегда они выглядели как сгустки тьмы, укутанные черными плащами. Некоторым, черных плащей (наверняка реквизированных у местного населения и вообще, где только можно), не хватало, и они были обряжены в нечто, напоминающее боевой костюм алхимика (за вычетом карманов). Мрак клубился вокруг них, выплывал наружу, будто ему было тесно, так, что казалось, что кроме него под плащами ничего нет, а сами мооны – просто дыры в пространстве этого мира. Но потом несколько ближайших тварей вдруг убрали свои завесы, и я разуверилась в своем приятном заблуждении.
Тьма словно впиталась в них – это была просто их стихия, мощь, которая их держала и которой было слишком много. Она осталась и теперь, делая нечеткими выступающие из-за капюшонов черты, которые заставили Йехара, странника по мирам, издать тихий возглас отвращения.
Лица у них имелись, но эти лица невозможно было бы описать. Они были до того искажены ненавистью, что, казалось, утратили принадлежность к живым существам. В памяти они не удерживались. Удерживались холод, страх, да еще ощущение тошноты, будто ты проглотил что-то большое, живое и скользкое. Потом меня много раз просили рассказать, как выглядели мооны, но ничего, кроме неосознанных взмахов руками, так и не добились. В отчете же моем стояли сплошные вдохновенные троеточия…
Случилось так, что единственная фраза, которая характеризовала моонов и внешне, и по жизни, уже была произнесена Йехаром в нашу первую встречу с этими существами.
Они – смерть.
Ничто живое с ними сосуществовать не могло. И нам выпала честь показать это на собственном опыте.
Странно – убивать они нас все еще не торопились. Вроде как разглядывали (у них явно были органы зрения, вообще, они отличались полным комплектом: уши, нос и губы тоже присутствовали, хотя смотреть было страшно что на все в целом, что по отдельности). На клинок Йехара – ноль внимания. На арбалет Виолы – тьфу в переносном пока что смысле.
Веслав же был не таким идиотом, чтобы с «Горгоной» кидаться на армию этих монстров. Алхимик сложил руки на груди и поднял голову, пытаясь улыбнуться. Вид его говорил, что если жить он спокойно не умел, то хоть помрет без лишних нервов и истерик.
Очень хотелось поступить, как он, поскольку в моем исполнении любая попытка сопротивления выглядела как часть акции «Задави моона смехом». Но если бы мы вдвоем решили постоять неподвижно и поулыбаться в небеса – это выглядело бы плагиатом, так что я приняла героическое решение помирать в бою.
Эдмус, у которого из оружия и вовсе были клыки да когти, – тоже. Он и не пытался улететь, просто подвинулся так, чтобы его крылья закрывали меня, чуть согнулся и выставил перед собой тонкие когтистые пальцы. Шутить изволит, ах, нет, не изволит. Он же так и не научился предавать.
Я улучила миг, может, последний перед тем, как мы захлебнемся их темнотой, как те спириты в Городе, и взглянула в небо. Потому что по сторонам я смотреть не могла: они были повсюду. Только вверх.
Эдмус говорил, спириты пытаются по небу угадать, что ждет их дальше…
Ничего особенного небо нам не сулило. Обычное, с сероватыми облаками. Низкое.
Из-за скал лениво ползет восходящее солнце, которое пока еще не успели закрыть облака.
Я залюбовалась им: слишком редко за пару последних недель мне приходилось видеть дневное светило. К тому же при взгляде на его лучи меня посетили сентиментальные мысли вроде того, что вот, и попрощаться ни с кем не успела, и вообще, несправедливо умирать во цвете лет, когда еще и замуж не вознамерилась даже выйти. Словом, я раздумывала обо всем этом достаточно долго, удивляясь только, что мооны так медлят, и вдруг почувствовала…
Мне отдавили ногу.
Мооны, подумалось мне в первую минуту, оборзели окончательно.
Знакомый голос прошипел в ухо:
– Заканчивай со ступором!
Я непонимающе посмотрела сперва на Веслава, который сменил свою благостную мину на рабочую нервическую, потом на задумчивого, но все еще напряженного Йехара. Еще несколько мгновений до меня доходило, что вокруг нас как-то излишне светло.
Потом я начала смеяться.
Мооны действительно обаглели вконец. Пока я любовалась восходом – они попросту умотали обратно в свой лагерь, оставив Дружину в несколько шокированном состоянии. Мы были одни на скалистой тропе. Живые.
И как только до нас это дошло, мы твердо решили таковыми оставаться еще хоть какой-то промежуток времени. Сначала Виола, потом Эдмус, а потом все остальные, не глядя больше на лагерь моонов, направились от него, ускоряя шаг, быстрее, быстрее, потом чуть ли не бегом. Долгое время мы не разговаривали – при перемещении в таком темпе и не разбирая дороги не очень-то поговоришь – но, когда прошли до предыдущей своей стоянки и остановились по причине полного отсутствия сил, не разговаривать было уже невозможно.
– Неужели мы такие никчемные, что они постыдились нас убивать?
Я все еще хихикала, хотя и чувствовала на себе обеспокоенные взгляды остальных. Ничего не могла поделать: нервный смех.
Эдмус издал пару каркающих смешков за компанию – шут смотрелся так, будто отмахал двадцать пять здешних осеней в одну минуту.
– Эти? А ты краску стыда видела? И вроде как никто из них не гребнул лапкой презрительно в нашу сторону. Готов крылья свои поставить, да и клыки тоже, если хоть кто-то встретился с этими гадами вот так, лицом к… что у них там? И остался живым. За все сотни лет, что они были здесь.
Почему-то никто не захотел спорить. У меня пропал смех, правда, осталась отчаянная икота. Веслав принялся срочно поднимать всю коллекцию своих укрепляющих.
– А логика… молчит? – на всякий случай спросила я у него.
– А логике нечего вякать, – буркнул алхимик. – Спросите у нашего рыцаря, чего это он очи вытаращил непонятно куда. И почему молчит, хотя обычно склонен одаривать нас своей светлой мудростью – на пару Глэрионом. Почувствовал что-то, что ли?
Йехар медленно, но несколько неуверенно кивнул. Из всех нас самый ошеломленный вид был именно у него.
Конечно, почувствовал. Еще бы. У меня до сих пор в груди будто холодильник решили на разморозку поставить – размораживается, но медленно…
– С этими созданиями достаточно трудно что-то уловить определенно, – проговорил Йехар так и глядя в никуда. – Из-за тьмы, исходящей от них.
– Но ты смог понять, из-за чего они ушли?
– Мне показалось… наверное… да.
Я почти услышала, как в голове Веслава защелкал счетчик возможных погрешностей.
– И?
– Они… испугались, – слабо сказал рыцарь.
Эдмус торжественно кивнул и сделал приветственный жест в сторону Виолы.
– Никогда больше не причесывайся со сна – и с тобой мы всегда будем в полной безопасности.
Он зря так напряженно следил за ней и ее арбалетом: Виола всецело была поглощена наблюдением за Йехаром.
– Испугались нас? Дружины?!
– Нет, – он помолчал, и лицо его постепенно набирало уверенности. – Они испугались одного из нас. Только одного.
– Я говорил насчет прически Виолы, хотя улыбка Веслава тоже довольно страшная штука, а уж мои когти – и вовсе могут армию в бегство обратить!
Особенно их санитарное состояние. Но не будем хамить.
– И что – их правда напугали ногти Эдмуса?
Рыцарь глянул на меня укоризненно – обиделся за иронию, – но ответил вполне серьезно:
– Я не знаю, кто… Но они испугались одного из нас, – после недолгих размышлений он прибавил с колебанием: – Шестого из Пятерых.
– Прошу прощения? – резко вмешалась Виола, как единственная, страдающая растроением личности (Глэрион здесь едва ли считался). – Бо, может быть? Или…
Да-а, Бо – это страшно. И представляю замешательство моонов, если бы они увидели белую с розовым пантеру.
– Я только говорю, что ониопасались скрытых способностей одного из нас, - кротко пояснил Йехар. – Может, Бо. Может, еще кого-то. Случайностей не бывает, не забывайте об этом. Так или иначе, мы были призваны в Дружину во второй раз, Арка доказала нам, что не просто так…
– А по-моему, она просто решила пошутить, - заметил Эдмус уныло. – Должен признать, юмор у нее похуже моего. Увы – я побежден и на этом фронте.
Фальшивая напыщенность его тона говорила, что на сей раз объект пародии – Йехар, точнее, его возвышенность. Но рыцарь уже решил не размениваться на мелкие подколки. Приняв от Веслава стаканчик с эликсиром и получив в ответ на вопросительный взгляд «энергетический, конечно», он поднял мерную посудинку в воздух, как будто собирался произносить тост.
– Как знать, – сказал он вместо этого, - Высшие Силы держат свои секреты при себе, и иногда мы не знаем, что в нас самих таится. Для нас оставались секретом даже способности Ольги к целению, так что…
– Вдруг Бо наденет доспехи, возьмет Глэрион – ах, нет, Глэрионом только ты владеешь – и пойдет рубить моонов?
Эдмус напомнил нам очередную загадку, и настроения в лагере начали ухудшаться прямо на глазах. Я почувствовала, что после энергетического тоника дрожь начинает перемещаться изнутри наружу и попыталась бороться с жесточайшим ознобом огнем, подвигаясь все ближе и ближе к костру. Через пару секунд я только что нос в пламя не засовывала.
– С доспехами все еще больше запуталось, – признал Йехар, поглядывая на спирита – небо рушится?! – с сочувствием. – Легенда это или нет? Если это доспехи Эрниока, которые хранит Аррн – то кто их должен надеть? Если это нечто иное, что может одолеть моонов, – где оно и где его искать? И кто этот шестой?
– Припрется в плаще из тьмы и кровавом венце, – буркнула я, вспоминая бред Веслава после нашего приключения с инквизицией. – Вот вам и доспехи.
Не удалась шуточка.
Веслав, который пытался слить воедино два состава, тут же уронил оба; Йехар тоже уронил, только меч и себе на ноги. Светлый странник и темный алхимик вытаращились на меня с одинаковым потрясением и ужасом.
– Только одному предрекали кровавую корону, – наконец взволнованно проговорил Йехар. – И о нем не следует шутить. Несмотря на то, что он мог бы помочь против моонов…
Веслав, услышав такое, воззрился на Йехара, не меняя выражения лица.
– Не хотелось бы тебе делать комплименты, – сказал он странно высоким голосом. – Но меня начинает пугать твой образ мышления, честное слово. Ты, что же, думать в перспективе вовсе не обучен?
– Нет, просто как раз сейчас нам это не нужно, – устало ответил Йехар. – Пусть легенды остаются легендами, не будем о них. Однако мы знаем, что мооны боятся кого-то из нас. Возможно, если мы увидим то, что увидели они…
– Мы можем еще и не так испугаться, – категорично заявила Виола. – Если к тому времени у нас будет время, чтобы бояться.
Веслав торопливо кивнул, соглашаясь. Он с маниакальным упорством пытался соединить то, что осталось на дне двух пузырьков. Их горлышки постукивали друг о друга, создавая что-то вроде звона стеклянных колокольчиков.
Я почувствовала, что начинаю терять нить разговора, и попыталась все вернуть на круги своя, заодно – к нынешним реалиям:
– Так что мы будем делать? Сидеть и пристально смотреть друг на друга – вдруг чего увидим, что моонам не понравилось?
Йехар перебросил мерный стаканчик Веславу. Тот не поймал и полез шарить в траву. Я тем временем забыла, что придвинулась к огню слишком близко, и обнаружила, что у меня уже тлеет рукав куртки.
Удар холода заставил пламя замереть ледяными языками, как было. Абралет Вилы покрылся изморозью. Эдмус, на которого как раз с дерева потекла струя воды, получил по голове сосулькой и обиженно подвыл.
Как раз этот звук заставил рыцаря ответить.
– Уходить, – сказал он просто и поднялся на ноги, показывая, что привал был недолгим. – Как можно быстрее и дальше. Что-то подсказывает нам, что мооны никому не простят своего испуга.
Эдмус перестал выть и хихикнул.
– И ты думаешь скрыться от них на земле? А мне-то показалось, тут или одно, или второе: они нас достанут или простят со слезами на… что там у них вместо глаз?
– Мы не обучены ждать смерти сидя или лежа, – откликнулся Йехар уже с расстояния в пятьдесят метров.
– Забавно, – пробормотал спирит, - а сколько людей ее так и ждет? Да к тому же сколько ждет – годами! Сидят себе или лежат, а потом опять сидят, едят между делом еще – и не жалуются! А нам, может, час осталcя…
Здесь Эдмус ошибся. Переоценил моонов или нас недооценил. Мы продержались почти двое суток.
Это время прошло в мучительных переходах, в бешеных скоростях, в петляниях под моросящим дождиком невесть где и зачем. Несколько раз мы видели в небе черные пятна – и вжимались в землю или прятались под деревьями в надежде, что не будем замечены. Силы плавились, хотя Веслав пичкал нас всем, что можно состряпать на ходу в полевых условиях. От энергетического тоника уже тошнило, никакие взбадривающие к исходу вторых суток нас не брали, а страх и холод выпивали жизнь быстрее расстояния и скорости. Даже не холод и не страх: тяжелая безнадежность словно была растворена в воздухе и давила на плечи хуже серого неба, хуже рюкзака и усталости.
Куда уйти, где спрятаться? Даже если спрячемся мы – Город…
По ночам было особенно мерзко. Несмотря на предупреждения алхимика и уговоры Йехара, спать не ложился никто: были взвинчены нервы. Огня почти не зажигали, сидели в темноте, оглядываясь и прислушиваясь, а из ночи на нас, казалось, наплывали черные плащи. Эдмус почти не поднимался на крыло – запретил Поводырь – и издергался неимоверно. Иногда мне казалось, что он наплюет на приказы и все же рванет в Город наперегонки с моонами, но шут твердо решил нас не оставлять, хотя теперь почти не разговаривал. Без его жизнерадостной болтовни стало еще тяжелее.
Виола обнаружила, что читать мысли у нее тоже получается, пыталась освоиться со своими способностями, у нее выходило все лучше с каждым часом, но редко кто приглашал ее этим заняться. В случае если мне приходилось помогать ей с тренировками, я буквально заставляла себя вытаскивать на поверхность какие-то давние, никому не нужные и довольно оптимистичные мелочные мысли, которые не стыдно было показать, прятала за ними мысли настоящие. Хотя чтобы это угадать, Виоле не нужно было лезть ко мне в голову, наверное, мы все думали об одном и том же.
И когда на рассвете нашего третьего дня темно-серое небо прошили два пятна, целенаправленно движущиеся в нашу сторону, – это было почти облегчение.
Бежать было некуда: с трех сторон – ровное пространство, вплотную – скалы, но они не скроют от моонов. Эдмус тут же поднялся на крыло в надежде их как-то отвлечь, рискнул даже подлететь поближе и крикнуть что-то оскорбительное, но на него просто не обратили внимания.
Со спиритом разберутся потом, враз поняли мы. Зачем гоняться за тем, кто может летать, когда есть четыре наземные цели? Эдмус тоже это понял и спустился.
Мооны приземлились тоже. Йехар был прав: они, видно, чувствовали в нас что-то странное, потому что приближались медленно и как будто осторожничали, словно прощупывали нас, я все время ощущала на себе их взгляды…
Лучше бы они били сразу. Их подползание действовало на нервы.
Мы давно уже стояли в боевых позициях: клинок, клыки и когти, арбалет, мои приподнятые руки и… нет пузырька. Веслав на сей раз оставил свои карманы в покое. Вместо этого он тоже приподнял руки, словно был стихийным магом и готовился к обороне.
– Есть что-нибудь, что может против них сработать? – прошептал он, не отрывая взглядов от темных пятен. – Какие-нибудь заклинания…
– Ты же не применяешь магию, – несмотря на трагизм ситуации, я еще не забыла, как яростно он мне доказывал, что не хочет знать ни уровня своего, ни стихии, а дурацкие заклятия ему не нужны.
– Обычно, – еле слышно уточнил алхимик. – Просто я в ней полный чайник. Что надо говорить?
Мне так захотелось шепнуть ему «Абра-Кадабра!», что я с трудом справилась и с этим побуждением, и с ненужным смехом, поднимавшимся откуда-то изнутри.
Ближе. Совсем близко.
И навстречу нам покатилась темнота. Пресловутая развертка, та самая, смертоносная. Огонь Йехара и моя заморозка образовали вокруг нас два щита, третий добавила Виола, но тьма обошла заморозку, погасила пламя, пробила защиту воздуха, в лицо опять дохнуло сыростью, но не здешней, природной, а могильной – все…
И вдруг перед двумя темными, ползущими к нам пятнами из ниоткуда материализовалась белая, светящаяся фигура. В руке она сжимала что-то вроде скипетра, подняла его над головой – и он полыхнул невообразимой вспышкой, разгоняя тьму, ослепляя нас… а мооны – что мооны? Неизвестно, куда эти твари подевались. Впрочем, как раз известно: от них остались только два лежащих на земле плаща.
Неизвестный спаситель повернулся к нам, сжимая оружие в руке, – и сразу же оказался спасительницей. С виду перед нами стояла девушка ненамного старше меня, но такой красоты, что дух захватывало. Блондинка, но не такая, как Бо. Ах, да, и в силу какого-то феномена она по-прежнему светилась – значит, глаза нас не обманули. Белым светом, изнутри.
Вообще, единственным диссонансом, который разрушал определение «фея света», были ее глаза. Глаза воина, который повидал на своем веку столько, сколько нам с нашими двумя призывами и присниться не могло, который в битвах провел века…
Вот уж чего незаметно было в ее глазах – так это жалости, и мне в тот момент как-то сразу подумалось, что за спасение, конечно, большое мерси… но не пора ли увеличивать расстояние между нами и этой дамочкой?
Йехар думал иначе, хотя и на его лице не было особенного восторга по поводу нашего спасения, и еще меньше там восторга было – по поводу спасителя. Но расстояние увеличивать странник не торопился, а торопился его сократить: сделал шаг из наших нестройных рядов, склонил голову в приветственном поклоне и произнес:
– Благодарим, Милия. Ты вовремя.
Спасительница смерила его взглядом, в котором дружелюбия было меньше, чем в герцоге Цепеоке после особо неудачной шуточки Эдмуса.
– Я не знала, что Орден направил тебя в этот мир, Йехар, – она сделала паузу и весомо добавила: – Тоже.
Йехар со значением скосился на Виолу, и в моей голове зазвучал ее голос: «Он передает, что эта мымра – тоже светлая странница. Классом повыше, чем он сам, вроде как элита. Еще он передает просьбу держаться с ней очень-очень осторожно».
Спасибо. А то мы сами не поняли. Если уж с ней осторожно держится даже Йехар…
– Орден не направлял нас с Глэрионом сюда, – объяснял между тем рыцарь. – Нас направляет Арка. Вот…
И он приподнял рукав, показывая знак высшей индульгенции. Милия чуть приподняла брови, рассматривая знак без интереса и довольно холодно.
– Во второй раз? Я слышала, что ты был уже призван.
Йехар коротко кивнул. Он был напряжен и держался настороже, будто ожидал от своей коллеги ежеминутно какой-нибудь неприятности. Но у той разве что губы стали потоньше. Наверняка она считала, что для Йехара два призыва – явный перебор, но, поскольку в некотором смысле представляла светлую сторону, – выразить это вслух не могла.
– Решать Арке, – безучастно сказала она наконец. – Так значит, с тобою остальные из Равновесной Дружины…
И ее взгляд перебежал на нас. Меня она изучала долю секунды, с оттенком изумления. Виолу – с точно таким же, но еще с примешанным презрением. Эдмуса не увидела, потому что он благоразумно смылся в небо, как только Виола передала, что перед нами – еще кто-то из Ордена… Шут слишком хорошо помнил, чем закончилась его первая встреча с Йехаром. Тогда ему повезло только потому, что клинок – оружие недальнобойное, но про скипетр такого не скажешь, так что он сразу решил подстраховаться. А на Веслава Милия вообще почти не смотрела. Я только успела заметить, как она перевела на него взгляд, как сузились ее зрачки, а в следующую секунду скипетр опять полыхнул вспышкой, алхимика отбросило в сторону как тряпичную куклу, он приложился спиной о скалу и шлепнулся вниз, уже без движения. Милия как ни в чем не бывало шагнула вперед, прокручивая в пальцах скипетр. Намерения у нее явно были примерно как у Д`Кааса по отношению к Эдмусу, но первый шаг в этом направлении оказался последним: перед ее лицом вспыхнул огненный клинок, и странница остановилась.
– Ни шагу больше, – предупредил Йехар тихо. Интонации мне были знакомы, о да! Эти интонации прозвучали в голосе Виолы, когда она заслонила собой беспомощного Эдмуса на арене.
Милия многозначительно подняла жезл.
– Отойди, рыцарь.
– Не смей даже думать.
– Он темный!
– Он из Дружины.
– Ты на стороне Дружины или на стороне света?
– Свет без милосердия есть тьма, я сокрушаюсь по поводу того, что века в Ордене не научили тебя этому.
– А ты знаешь, к кому проявляешь милосердие?! – глаза Милии сузились, а на лице впервые изобразилось что-то вроде гнева.
– Вполне, – кратко ответил Йехар, и мне померещилась ирония в его голосе. Да уж, за два призыва и за все те разы, что они с Веславом обещали убить друг друга… узнал!
– В таком случае ты ничем не лучше его! – Милия подняла жезл, но светиться он пока не желал. Йехар не шелохнулся и сжимал свой клинок все с тем же стоицизмом.
– Это решать не тебе, – отозвался он спокойно. – Нет, Виола, Ольга, мне не нужна помощь… – мы уже как раз собирались напомнить, что Йехар тут, в некотором роде, не один. – Оля, посмотри, что с Веславом.
Рада стараться, только бы убраться подальше от этой светлой, невесть почему возомнившей, что она может убивать всех, кто чем-то ей не угодил. От меня все равно при ином раскладе толку мало, а так – хоть исцелю, если с алхимиком что-то уж совсем плохое…
Но совсем плохого не случилось: Веслав уже сидел, вытирал о плащ окровавленные пальцы одной руки, другой потирал затылок, страдальчески при этом морщась. Алхимик растерянно оглядывался по сторонам, как бы не понимая, почему это он еще минуту назад стоял, а теперь – бац, темнота, голова болит, а он уже в качественно ином месте.
– Живой? – обратилась я к нему с облегчением. – Помочь?
Алхимик отнял ладонь от затылка и с брезгливой гримасой вытер ее о плащ.
– Башка раскалывается, – молвил он. – Что это со мной было, вообще?!
Я помогла ему подняться и попутно кивнула в сторону Милии.
– Да она тебя как следует шибанула.
– Отлично. А причин она не называла? – алхимик понемногу начинал закипать гневом, но благоразумно воздерживался от обещаний отравить. – Кто она такая, вообще, чтобы меня шибать?!
Милия услышала, и зловеще сверкнула глазами из-за плеча Йехара. Я хотела было попросить Веслава быть поосторожнее – если он не хочет повторить свой эффектный полет – но тут он задал вопрос, от которого мои мысли потекли в качественно ином направлении:
– Кстати, а свое имя не подскажешь? Что-то я не припоминаю, кто ты такая…
Йехар на несколько секунд забыл об их с Милией приватном разговоре, обернулся к нам и застыл с красноречивым ужасом на лице. Точно так же поступила и Виола.
– Веслав, – пролепетала я, цепляясь за его отвороты плаща, – Весл, ты что… ты меня не помнишь?!
– А должен? – хмуро осведомился алхимик и отобрал у меня свой плащ. – Стоп, как ты меня назвала? Это, что же, моё имя? И какой несусветный идиот мог так назвать ребенка?
Наш ужас от этого заявления только увеличился.
– Ты и себя не помнишь?!
– Помню, разумеется! – отозвался алхимик запальчиво. – С чего бы мне себя не помнить… просто головой треснулся, ну, и призабыл! И если вы так уж хотите познакомиться – я…
Он оглядел свой мешковатый наряд и продолжил уже с меньшим рвением:
– …бомж…
Потом проверил карманы, сумку, осмотрел всех нас, под конец достал из кармана фляжку, открутил колпачок, глотнул – и мы увидели чудеса дедукции:
– Я – страдающий алкоголизмом бомж без художественного вкуса, склонный к науке и барыжащий ядовитой на вид дрянью, да еще, судя по галлюцинациям, эту же дрянь и употребляющий?! Вот облом.
Ну, по крайней мере, логика при нем осталась.