Виола глянула на навигатор, остановила мабриолёт и заявила:

— Почти на месте.

Мы повели себя как бывалые разведчики и осмотрелись на предмет противника и аномалий. Но вокруг шумел себе с-лес ненатуральным шумом, и нагонял тоску на всю команду.

— Почти на где?

— Шукка просила быть осторожнее, — отрезала Виола. — Город пропал со всех карт, дроны и спутники сбоят и не могут засечь. Была странная вспышка. Сколько раз вам нужно повторять?

Как будто она за три миссии не могла понять, с кем связалась. Эдмус встряхнулся, расправил крылья и заявил:

— Полечу воплощать собой осторожность Дружины.

— Счастливо закопаться, — спирит получил напутствие, достойное осторожности Дружины

Он сделал пробный круг, пробормотал что-то насчет того, что воздух тут как резиновый, но потом исчез на высоте. Мы рискнули вылезти из мабриолета и размять ноги, а Йехар еще и заметил самым пессимистическим тоном:

— Не кажется ли вам, что эта разведка может быть для него опасной? Не следовало отпускать его одного…

Веслав оглянулся и открыл рот для препирательств, и нам с Виолой пришлось занять буферные позиции. Я перед алхимиком — она перед рыцарем. Если Весл ответит, этих двух братьев придется разнимать. У них после обряда каждое слово вызывает цепную реакцию.

Но Веслав не стал вещать о дурных и неуместных вопросах, а поинтересовался обманчиво добрым голосом:

— Может, тебе энерготоника глотнуть? Или взбадривающего?

— К чему ты говоришь это? — насторожился рыцарь.

— Ни к чему, — секундное молчание. — А, вот, снотворное еще не кончилось. Тебе не…

Веслав примолк и с недоумением начал анализировать тихое рычание, которое донеслось со стороны Йехара. Рыцарь и правда изволил гневаться, и глаза у него, кажись, налились кровью… минуточку. Красными у него глаза были от недосыпа. Вот, на что Весл намекал. Ну, на мой взгляд, он это сделал слишком прямолинейно, да и ясно же, что наш рыцарь не примет помощь от алхимика. Вот если бы чуть-чуть деликатности, как у меня:

— Йехар, тебе не нужна психологическая помощь?

Рыцарь подскочил на ноги как ошпаренный, алхимик признал себя побежденным моими дипломатическими замашками, Виола просто вытаращила глаза на это зрелище, секунду поколебалась и предложила подождать нашего разведчика.

Мы и подождали — на сей раз уже в полной тишине. Веслав ощипывал деревья, погружая в свой индикатор то кусочек коры, то листик, и его и без того недовольная мина становилась пародией на известное «сдвинь брови». Индикатор в его руке семафорил невиданными прежде кислотными оттенками цветов.

Я пыталась сотворить чары холода, которые хотя бы напоминали приличные, но сама себе напоминала холодильник, который поставили на разморозку.

Йехар в неком параноидальном синдроме расхаживал взад-вперед, время от времени глядя туда, куда вылетел Эдмус.

— Что же он там так долго, — бормотал он. — Кажется, это ведь…

— Летит, — заметила я, показывая на приближающуюся по воздуху тень.

— Странно летит, — добавила Виола. — Что-то низко и зигзагами. Ранили его, что ли?

Веслав чертыхнулся, ощупывая карманы. Запас кроветвора и укрепляющего у него был ограничен, а ингредиентов в этой местности набраться неоткуда.

Эдмус не приземлился — упал метров за десять от нас, как будто крылья не могли его держать. Лицо спирита было мертвого светло-серого оттенка, глаза расширены, губы дергаются, грудь ходит ходуном. Неуверенно и слабо он поднялся на ноги, сделал жест, чтобы мы не подходили — мы уже бросились к нему и поэтому застыли на полпути. Потом шагнул два раза, оперся о дерево, и его вырвало.

— Никогда… — наконец еле слышно разобрали мы. — Столько лет… кто…

Йехар бросился к Эдмусу первым, помогая ему принять нормальное положение.

— Что?

Спирит качал головой. Зубы у него стучали, а взгляд был совершенно расфокусированным.

— Что, Эдмус? — продолжал допытываться Йехар. — Ты ранен? Что случилось? Ты ранен?

— Это не ранение, он в шоке, — процедил Веслав, отталкивая Йехара в сторону. — Вот, пей. Зубы сожми крепче, а то внутри не удержишь.

Успокаивающее подействовало, но не на сто процентов: дрожь прекратилась, но выглядел спирит все еще так, будто его оглушили.

— А теперь скажи, что ты видел.

Но Эдмус только головой покачал и снова застучал зубами. Веслав встряхнул его пару раз, поймал взгляд и отпустил.

— Совсем плох. Ну, и что теперь — идем, что ли? Похоже, там не то что неладно, а совсем…

— Нарвемся ведь, — заметила Виола.

— Идти все равно нужно, — тихо ответил Йехар. — Наш долг…

При этом слове все скривились, дружно дали отмашку левой рукой и повернулись в сторону города.

И как только мы это сделали — Эдмус смог говорить.

— Оля… останься, — вдруг выдавил он. — Виола, ты тоже.

Йехар пожал плечами и сделал жест, что мол, раз говорит разведка — оставайтесь. Мы дружно взбунтовались.

— С какой это стати? Эдмус, там бой предстоит?

Спирит покачал головой и закрыл лицо руками. Веслав поглядывал на него с тревогой.

— Остался бы правда хоть кто-то, а то… Йехар?

— Сейчас ему лучше быть одному, — вслушиваясь, ответил тот. — Ладно, нет времени спорить, идемте все.

Мы добирались быстро и молча. Уже на полпути я начала жалеть, что мы бросили Эдмуса, но высказывать вслух это было небезопасно: иначе меня точно отправили назад. А у меня было чувство, что я должна оказаться в этом городе. Вот должна, и точка, и почему не знаю, может, это та самая хваленая интуиция просыпается?

Единственная фраза принадлежала Йехару.

— Нужны щиты.

Какие, он не уточнил: это и так было ясно. Виола сосредоточилась и принялась выделывать пассы руками. Вокруг нас зарябил воздух, создавая незримый нам морок.

Когда стало казаться, что идем мы целую вечность, я осмелилась сделать веселенький вывод:

— Кажись, заблудились.

И как будто разрушила двумя словами плотину молчания.

— В этих лесах хаос ногу сломит, — огрызнулся Веслав. — Но я-то тоже не на равнине жил. Идем правильно.

— Не знаю, как мы там идем… Йехар, ты чувствуешь что-нибудь живое?

Он молча покачал головой.

— А что чувствовать, вы по дохлым ламинакам идете, — отозвалась Виола. — И судя по глазам, у них всех был разрыв сердца.

Одного взгляда под ноги мне хватило понять, что это не совсем шутка.

— И ни звука вокруг, — заметил алхимик. — Молчит лес.

— К тому же на карту это озеро нанесено не было. Сбой, что ли?

А эта фраза принадлежала мне, и вызвана она была тем, что впереди, между деревьями наметился какой-то блеск, похожий на водный.

— Озеро? — Веслав внимательно глянул на меня. — А ты воду чувствуешь?

Приходилось признать, что — нет. Йехар вдруг охнул и бросился по дороге бегом.

Мы нагнали его только на самой опушке, которая образовала небольшое возвышение — скиталец по мирам стоял, опершись на меч, глядя вперед и вниз, на огромное тускло блестящее пространство, которое начиналось прямо под его ногами. Оно не было однородным, скорее напоминало шахматную доску. Часть занимала какая-то странная, неровная поверхность, похожая на мутное стекло или на грязный лед — она-то и приковала наш взгляд. В этом стекле были разбросаны возвышения-островки черного цвета. Травы не было, не было и цветов, и только если присмотреться — начинало казаться, что под слоем стекла проступает земля. Выглядело все настолько загадочно и непонятно, что я простояла пару минут, заворожено рассматривая этот пейзаж, и только потом повернулась к остальным.

— Что это такое?

Мне не ответили. Веслав, бледный до синевы, вдруг шатнулся вперед и, словно слепой побрел по похрустывающей стеклянной поверхности. Он шел к одной из черных кучек — пепла, поняла я вдруг, и осознала, что это такое даже раньше, чем Виола поднесла мертвой рукой к моему лицу карту.

Мы стояли на окраине города.

На окраине того, что когда-то было городом. Теперь же там, где стояли дома, остались кучи прогоревшего пепла. Блестели же дорожки, неведомым жаром превращенные в стекло — я вспомнила, как они выглядели в других городах: посыпанные песком, аккуратные — теперь они были расплавлены и растеклись, закрывая то, что осталось от домов.

Больше не было ничего. И только если приглядеться — можно было увидеть, что в эти дорожки вплавлены смутные, едва различимые силуэты… большие и маленькие…

Я попятилась, хватая ртом воздух. Издевательски стерильный воздух с лесными с-ароматами, я помню как сейчас — в нем не было запаха гари, запаха смерти. Он был таким же, как всегда, да и лес вокруг тоже был, ах нет, не был, он как-то странно шумел, то есть, Веслав говорил, что лес молчит, а шумело — это у меня в ушах, и эти почти утратившие свою форму силуэты вдруг как-то поплыли перед глазами…

Меня подхватила Виола. Прислонила к какому-то дереву, кора поцарапала мне руку, как будто напоминая из чистого злорадства: ты не сможешь проснуться, это не сон. Можешь сказать «пока» своим иллюзиям.

Я перевела глаза на смутно проступающее на фоне тусклого стеклянного блеска — он теперь бил по глазам, даже когда я на него не смотрела — лицо Виолы, и… все. Что было потом, я просто не помню. Утешало одно: то, что никто меня не пытался успокаивать, обозначало, что все примерно в таком же состоянии.

— Давайте уйдем! — взмолилась я, когда меня перестало выворачивать наизнанку от рыданий, да и просто так. — Йехар, пожалуйста… давай…

Лицо у Виолы было серым, в точности как у Эдмуса, но держалась она получше, чем я. По крайней мере — говорить могла связно.

— Мы останемся здесь, пока не поймем, что случилось с городом. Если не поймем — можем получить еще с десяток таких же. Но если тебе совсем плохо…

Я попыталась подняться с травы, и у меня это даже получилось. Теперь бы еще посмотреть на знак Арки на руке и вспомнить, зачем мы здесь и на что мы не имеем права…

А это вышло только отчасти.

— Воздух… — просипела я, как только почувствовала, что начинаю соображать. — Заметили, воздух… без гари. Это был магический удар.

— Само собой, — отозвалась Виола. — Может, конечно, лазером каким шарахнули, но лазер остаточного магического фона не оставляет.

За развязностью тона она явно прятала горечь в горле — такую же, как у меня.

— А ты фон можешь прочитать?

— Я? Не-ет, а вот Йехар сможет. Тут ведь еще важно заклинание определить, — она помолчала, помассировала горло и еле слышно добавила: — Я с таким не встречалась раньше. Кто мог… ты же ученица, есть у темных такие мощные заклинания огня?

Память меня подводила, так что рыться в ней пришлось долго и по возможности — отворачиваясь от руин города, если это можно было назвать руинами.

— Есть «геенна», но только такие силы нужны… и выглядит это иначе — остается обожженная земля, с трещинами, черная, высохшая, навсегда… а это…

— «Содом и Гоморра», — хрипло произнес кто-то за нашими спинами.

Я не сразу узнала голос Веслава, да и самого Веслава, когда повернулась, не сразу узнала — так было искажено его лицо. Он стоял на краю того, что раньше было городом — колени в сероватой пыли, видно, упал в пепел, взгляд не отрывается от Йехара.

— Так, светлый? Заклинание карающего пламени, пожирающее город, если в нем хоть кто-то творит грехи! Не оставляющее никого и ничего, заклинание, известное только профессорам высшей магии… высшей светлой магии! В глаза! Смотри мне в глаза! Ты снял остаточный фон, кто? Кто это сделал?

Он был страшен в эту минуту, несмотря на высокий, по-мальчишески срывающийся голос, несмотря на нелепое одеяние и перепачканные колени. Но Йехар, когда поднял на него глаза, был гораздо страшнее. Глаза. Только глаза на неестественно, страшно белом лице. И чужой, полный муки шепот:

— Он не мог…

— Взгляд не отводить! — рявкнул Веслав. — Имя!

— Синон… мой наставник… скиталец по мирам… но он не мог! Он не мог!!

Веслав шагнул к нему, сжав кулаки. Ненависти в его глазах хватило бы, чтобы отравить без яда.

— Не мог? Светленький скиталец-то? Посмотри на этот город, святой идиот! Пепел и стекло, десять тысяч… старики! Дети! И ты ведь знал, ты не мог не узнать почерк наставника, поэтому ты молчал, ты знал! Ты знал и молчал! Ты знал, что это он, чтоб ты сдох, чтоб вы сгинули со своим светом, посмотри на этот город!!!

Наверное, если бы Йехар ответил — дело кончилось бы смертоубийством. Но светлый маг вдруг молча, отрешенно глядя в сторону, протянул алхимику рукоять Глэриона.

Острие клинка было направлено ему в сердце.

— Йехар! — закричала Виола, бросаясь вперед, но спасать было никого не нужно. Веслав, прошипев какое-то ругательство и как следует приложив Йехара в плечо, скрылся в лесу. Тугая волна ненависти и боли, которая только что качалась в воздухе, начала спадать.

— Придурок, — сквозь зубы пробормотала Виола, заставляя Йехара вложить меч в ножны. — Еще б немного…

Нельзя было сказать определенно, кого она имеет в виду. Да у меня и времени не было гадать.

— Я за Веславом, — сообщила я, разворачиваясь к лесу.

— Не надо, — прошептал Йехар, кажется, он начал приходить в себя. — Ты что, глаз его не видела?

— Убьет и не заметит, — подтвердила Виола.

— Ничего. Меня не убьет.

А-а, мне б такую уверенность, как у меня в голосе, но все равно, Веслава искать надо. Они что, совсем глухие? Слепые? Не видят теней под ногами?!

Если он сорвется — нам спасать нечего будет!

Я бежала по лесу, не стараясь вспоминать карту. Боль, бьющая по нервам, раздирающая нутро, горечь и ненависть, которые выплескивались вовне, вели меня, как маяк.

Который вспыхивал не светом, а тьмой.

— Уйди, — сказал он, едва я выскочила на ту поляну. — Уйди… Оля.

При этом не оглянулся и вообще остался в той позе, в которой сидел: в профиль ко мне, спина напряжена, глаза глядят неподвижно в одну точку.

Воздух вокруг него подрагивал и темнел точками, будто кто-то постепенно высасывал из него день. Что-то страшное рвалось в этот мир, призванное ненавистью и болью, и остановить это я не могла.

— Уйди, Оля. Мне сейчас слишком хочется убивать.

— Бесславный такой конец для Дружины, — неуклюже пробормотала я. — Веслав…

— Там были дети, — прошептал он. — Их сожгло последними. Посреди расплавленного города… обезумевших от ужаса, они видели, как их родители становятся пеплом…

У меня застучала кровь в висках. Я попыталась сделать шаг к нему, но меня словно что-то толкнуло в грудь. Не пройдешь, светлая.

— Веслав, посмотри на меня. Мне тоже больно.

Он посмотрел, и из его зрачков на меня взглянула Тень.

— Больно? — и жуткий такой смешочек, совершенно не его. — Немного не то слово.

— Как раз то. Сам понимаешь, во что я верила, и что с этим стало. Так что если уж хочется убивать — можешь смело начинать с меня. Валяй! Опять же, стихия светлая. Йехар, я уверена, тоже не откажется. Насчет остальных не поручусь, но ты ж их аргументы слушать не будешь, да?

Я шагнула еще раз, тугая волна опять толкнула в грудь, но я просто отмахнулась. Толчки, щипки, что угодно — это все было созвучно тому, что я собиралась сказать:

— Бей!

Я задела плечом какое-то дерево и удивилась, когда оно не отскочило с дороги. Веслав встал и почему-то попятился.

Воздух перед ним темнеть перестал, но глаза были все еще слишком черными.

— Ненавидишь свет? Новая рекламная акция — ухлопай первого попавшегося светлого стихийника и получи удовлетворение! Хочешь, чтобы мы сгинули? Начинать можешь с людей — или ты думаешь, что этот город испепелил светлый странник? Люди добрые, посмотрите на экземпляр — наивный алхимик!

Вот так, не очень связно, но эмоционально, меня плющило и таращило, причем я прекрасно знала, чем все это могло кончиться. Оно и кончилось — после моего очередного виража и очередного шага вперед:

— Никто в здравом уме, с остатками человечности не смог бы такое сделать! Хочешь знать, кто мог? Глянь на себя в зеркало!

И вот тут Веслав вытянул руку, что-то квакнуло у меня в голове, мир странно шатнулся и разразился сюрпризом в виде боли в голове, а потом потери сознания.

В себя я приходила медленно и с радугой. Перед глазами. Мысли были не радужными, потому что я твердо настроилась увидеть вокруг руины этого мира.

— Интересно, что скажет по такому поводу Виола, — подумала я вслух. — Ы-у-у…

— Не дергайся, — отозвался над головой сердитый голос алхимика. — Могу просветить. Скажет, что даже Эдмус бы не смог во всем этом безжизненном лесу отыскать единственную жабу, поскользнуться именно на ней в самый патетичный момент речи и трахнуться головой о дерево так, что я не знал, к кому бросаться — к тебе или к дереву.

Радуга перед глазами засияла болезненно ярко, потом прояснилась в лицо Веслава, перекошенное сардонической усмешкой.

Руин мира поблизости было не видать. Над головой немного сердито шумело с-дерево, а на затылке набухала здоровущая шишка.

Веслав какое-то время выбирал между мерным стаканчиком и фляжкой, потом все же сунул мне в рот горлышко фляжки. Глоток тройного коньяка обжег горло, радуга перед глазами пропала, в мыслях не прояснилось. А не мешало бы.

— В первый наш призыв моему черепу не повредила скала, — напомнила я, пытаясь одновременно подняться и отплюнуть большую часть коньяка. — Наверное, бросаться нужно было к дереву, — и тут до меня дошло. — Так это был… не ты?

Веслав как раз пытался наложить компресс на мою голову, но тут отдернул руку и посмотрел, пожалуй, с обидой.

— Я бы никогда… — он махнул рукой и вернулся к компрессу. — Что с больной разговаривать. А красиво ты меня вычитывала, рыцарь наш бы тебе памятник поставил. Я, знаешь ли, был готов уже стихию со злости призывать, а тут появилась ты, и через минуту мне в кусты схорониться захотелось — авось не заметит! Но развязкой ты перекрыла даже свою речь.

Я вспомнила эту самую речь, вернее, ее окончание, и в кусты схорониться захотелось уже мне. И ведь на примере же Эдмуса видела, как вредно много болтать! Немедленному побегу мешала неожиданная слабость и отсутствие поблизости кустов.

— Веслав, насчет того, что я наболтала…

— Правду наболтала, хоть и не очень связно. Не знаю, кем там стал этот наставник Йехара, но минуты две — и в соревновании по уничтожению городов я бы его обогнал.

На этот раз он влил в меня укрепляющее и еще что-то, мне незнакомое, прибинтовал компресс к моей голове и довольно оптимистично — в сравнении с самим собой — заявил:

— Сотрясение мозга. Средней тяжести. Положен постельный режим в течение трех часов. Еще положено хотя бы в течение одного дня не соваться к потенциальным Повелителям с обличительными речами и избегать деревьев и земноводных поблизости.

У него было необъяснимо хорошее настроение, учитывая все то, что мы видели и все то, что произошло вслед за этим. «Алхимик?» — подумалось мне в сомнении.

— Ты еще не поняла исход твоей попытки срубить затылком дерево? — поинтересовался алхимик, проверяя повязку. — Это выглядело настолько нелепо, что я, вместо того, чтобы призвать стихию, в первый раз в жизни уронил челюсть и похлопал глазами в духе Бо. А ведь еще вот-вот — и я мог бы вещать над твоим безжизненным телом чушь, вроде: «Высшие силы, нет, не умирай, я этого не хотел…»

Высшие Силы не стоит поминать всуе. На сей раз они решили напомнить о себе с помощью явления на полянке всего остального состава Дружины.

— Хаос…

Веслав был слишком умным, чтобы не понять, какое впечатление произвели на Дружинников лежащая под деревом я, наклонившийся надо мной он, а главное — последние слова. К несчастью, он произнес их даже слишком выразительно.