Я сказала: Зелхес такого случая не упустит. Действительно, тот согласился сразу, и Эдмус целых два часа пытался изобразить его леденящую кровь улыбку, но потом все же махнул крылом и сдался. Я предположила: на такое соберется двор. Двор и собрался, полным составом, за вычетом разве что самого Олла. Что было нам только на руку.
Со времен первого нашего путешествия у нас ни разу не шло все настолько по плану.
— Хоть бы не сглазить, что ли, — пробормотала я.
Бальный зал выступал в ином для себя качестве. Посреди — подобие ринга или сцены (здоровый такой помост, разделённый надвое). С двумя столами, отстоящими друг от друга как раз на такое расстояние, чтобы противник не мог дотянуться или доплюнуть. На столах в ряд — баночки, колбы, мешочки. Есть даже два котла. Веслав уже пояснил, что тут эволюция алхимиков не дотащилась по своей лестнице до того этапа, когда крошечная ампула может заменить два ведра какой-нибудь сыворотки правды. Так что все придется готовить в больших количествах. Нас такое как раз и устраивало.
Бо страховала от подслушивания, а мы с Эдмусом обсуждали последние детали плана. Причем делали это с такими невинными выражениями лиц, что нас бы и младенец заподозрил.
— Призраки не подкачают?
— …спросила она в восемнадцатый раз за двадцать минут, — Эдмус решил изображать писателя сентиментальных романов. — Ее сердце билось в предвкушении ответа, ее глаза расширились, губы приоткрылись…
— …кулаки зачесались. Кстати, этот зуд минут двадцать и не проходит. Не подкачают?
— Девятнадцатый. Ах, это роковое число! Он знал, что безумие близко, что оно подстерегает его тут же, на двадцать четвертом ее вопросе…
На самом деле эти вопросы-ответы скорее были развлечением. Я и без того знала, что не подкачают. Призраков придумал в дело ввести Эдмус, для отвода глаз. Все же едва ли местная знать поверит в то, что Веслав учинил хаос ненарочно, а с призраков-то что взять. К сожалению, спирит основательно пораспугал перед этим местных духов, так что летать по замку и выискивать их ему пришлось долго. Для миссии подбрасывания в котел Веслава нужного реактива он выбрал привидение Первого Стрелка — мол, глазомер хорош. Бешеные Няньки должны были гарантировать успех операции и прикрывать визгом.
— Сплохуют — я им смерти не дам, — заверил Эдмус серьезно и тут же впал в обычное состояние. Сказать «не дам жизни» ему не позволила логика.
— Бо, готова?
Блондинка тихонько и жалобно заскулила. Ее я дергала чаще, чем Эдмуса, и от возмущения у нее начали проклевываться здоровенные пантерьи усы. Зрелище не для слабонервных, если учесть, что они, конечно, были розовыми.
Мы стояли неподалеку от указанного Далларой тайного выхода, и Бо была готова скользнуть в скрытый изукрашенной панелью проход. Место пришлось выбирать долго и придирчиво: мы должны были оказаться вне зоны действия эликсира Веслава, но не стоять позади всех, потому что на нас наверняка будут коситься из толпы. К счастью, нашлась мертвая зона у одной из колонн.
Основной удар по части взглядов приняла на себя пока что Даллара, которая была не рядом с нами, а на самом виду. Доминесса, которую волей-неволей пришлось в план посвящать, предложила это сама.
— Как только я появлюсь в зале, они будут смотреть на меня, — и добавила с меланхолическим, чудовищно унылым по моим меркам видом: — Они всегда на меня смотрят.
Но сейчас мне было не до сочувствия здешней звезде. У столов наконец появились противники.
Зелхес прошествовал к столу с целеустремленностью и грацией тарана. Здороваться он не стал ни с кем. Веслав прошел по залу своей обычной стремительной и нервной походкой, по пути едва заметно кивнул сперва доминессе, потом нам. С Зелхесом они обменялись едва заметными презрительными взглядами. Встали каждый со своей стороны, чтобы находиться лицом друг к другу. Между ними место заняла Тилкида — по совместительству шоумен и ведущий.
— Назовите действия своих зелий! — потребовала она, чем тут же взбесила Веслава и слегка озадачила Зелхеса.
— Не зелье, — дворцовый алхимик выцеживал слова сквозь зубы, как через посеребренное ситечко. — Эликсир. Великий эликсир красоты. Женщина, которая намажется им, как бы ни была она безобразна, станет равной красотой древним королевам эльфов.
— Как крем Азазелло, что ли? — удивилась я. Между тем интерес к работе Зелхеса распространялся на глазах, как лесной пожар или популяция мушек-дрозофил.
— …и любой мужчина упадет к ее ногам.
— И помрет! — громко озвучил Эдмус. — От такой ее красивости. Что?! Женщина должна быть красивой в меру — вот как моя жена.
Он не мог выбрать примера неудачнее. Вот уж кому не помешало бы хоть самую малость этого универсального средства косметики, которое собирается сотворить профессор.
Интересно, а мне бы? Хм, любой мужчина к ногам — ну, всех не надо, это, наверное, будет утомительно, но изредка, по чуть-чуть…
Тилкида разрумянилась, видно, от таких же соображений, и повернулась к Веславу с некоторой надеждой.
И тут же ее растеряла, поскольку первым словом алхимика стало «метаболический». Оно же было самым понятным словом. Когда Веслав замолчал — это случилось примерно через полторы минуты — даже Зедхес был уверен, что его противник основательно покурил чего-то, прежде чем выйти на арену.
Далеко ушла алхимия в нашем мире…
Тилкида вообще смотрела на Веслава так, будто он рвет ей зубы без наркоза. Потом спохватилась и объявила о начале соревнований. Скомканно так. Неловко. Под зловредную ухмылку нашего алхимика…
И началось что-то вроде синхронного плавания, только без воды и за алхимическими столами. Минут через десять Эдмус признался, что не представляет, где дворцовый алхимик, а где наш.
Разница между магистром и профессором исчезла. Их движения были одинаково точными и отработанными. Лица — бесстрастными. Веславу некоторую интеллектуальность придавали защитные очки, и по ним мы его в основном отличали… ну, первые три часа. Потом в глазах поплыло даже у дружинников.
Времени алхимикам отмерили семь часов, и они решили не торопиться.
Кто-то из придворных зевал. Кто-то уже сходил, покушал. За нами пока что присматривали подручные Зелхеса и стражники, хотя этих скорее привлекали усы Бо, которая та с отчаяния топорщила во все стороны. Эдмус шепотом предлагал блондинке побриться под шумок, но та ничего и слушать не хотела.
Даллара, к которой понемногу потянулись поклонники, с отстраненным видом кивала головой в ответ на все их вопросы. Она с тайной надеждой и грустью бросала взгляды на Веслава. И он даже нашел пару секунд — посмотрел в ответ.
— Тебе не кажется, что он… вроде как влюблен? — поинтересовалась яу Эдмуса. Бо как раз удачно решила попугать своими усами придворных дам.
— Кажется? — переспросил Эдмус. — По мне, так это яснее ясного.
В голосе его была нотка веселья, но гораздо более слабая, чем я ожидала.
Придворные дамы тем временем любезничали с кавалерами, пристойно хихикая над шутками.
Веслав небрежно и самым естественным образом передвинул небольшую бутылочку возле котла, к которой он раньше не прикасался и на которую мы время от времени взглядывали, как глядят на часы.
Пора.
И тут как по команде изо всех щелей, из-за портьер и даже из люстры полетели призраки. Бешеные Няньки визжали и орали и требовали подать им Даллару. Ксахар, который был научен горьким опытом, тут же сгреб в охапку свою невесту и утащил ее из зала вон. Это тоже входило в наши планы. Толпа оцепенела на несколько мгновений — и как раз здесь Первый Стрелок понесся прямо на Веслава, заставив того нырнуть под стол — и мимоходом зашвырнул в котел почти незаметную коробочку…
Грохот был что надо. Из центра котла ударило лиловое пламя, а потом повалил удивительно ароматный дым — вмиг рассеялся по комнате и пропал, оставив после себя приятный запах. Бешеные Няньки и Стрелок опять всосались в стены. И это тоже было по плану.
Первым звуком, который раздался вслед за этим, был человеческий голос.
— Ты пахнешь псиной! — во всеуслышание заявила одна из фрейлин своей лучшей подруге.
— А у тебя кривые ноги! — незамедлительно откликнулась та. — А ты хоть знаешь, что твой муж ходил к Наоне всю прошлую неделю, а никакой войны в северном краю не было?
И началось. Кто-то уже заявлял, что подслушал чей-то очень приватный разговор, кто-то внезапно признавался в аномальной любви к тухлой говядине, кто-то уже сообразил и пытался на четвереньках уползти из зала…
Веслав попросту распылил в зале зелье, которое заставляло всех говорить в лицо друг другу правду.
Придворным предстояло узнать о себе и о дворе много нового.
** *
Тошнило придворных еще денька два. Веслав с присущей ему широтою души заявил, что эликсир получился таким случайно — поди узнай, что в него этот призрак кинул! — и как противоядие варить, он понятия не имеет.
— К тому же я только магистр! — завершил он, пожимая плечами.
К тому времени, как профессор Зелхес спохватился и состряпал антидот, всех придворных выворачивало друг от друга. В тот достопамятный день они успели обсудить решительно все: и чей сын по блату попал в королевские стражники, и у кого чей ребенок (оказалось, весь двор между собою в родстве), и кто на кого наклепал донос в результате дворцовых интриг… теперь вот в коридорах замка было тихо. Фрейлины отсиживались по комнатам, а кавалеры и стражники передвигались на цыпочках и удушливо краснели, если встречались друг с другом.
— Жаль, что меня там не было, — задумчиво посетовала Милия.
— Послушать, как ты меня ненавидишь, мы можем и в другое время, — проворчал Веслав.
— Действительно, — согласилась светлая странница, — к тому же у меня такое ощущение, что теперь к тебе относятся правильно совершенно все. Хоть и по несколько иным причинам.
Веслава действительно возненавидели. Придворные все же не были дураками и живо смекнули, кого нужно благодарить за такой сеанс абсолютной истины. Уже три или четыре раза к алхимику подсылали наемников, на которых он с величайшим удовольствием испытывал новые формулы эликсиров. Последний вообще вылетел в дверной проем легким воробышком, в голос благодаря богов за свою удачу. Он по ошибке вперся не к Веславу, а к Йехару, да еще принял Милию за служанку и нагло заявил:
— Пошла прочь, у меня тут дело!
Милия медленно обернулась…
В общем, наемнику было за что сказать «спасибо» судьбе.
— Готово?
Для разнообразия этот вопрос задала я. Вообще же он был основным за эти трое суток и повторялся на все лады с завидной частотой.
Мы все смотрели на небольшую пробирку, где медленно шла алхимическая реакция. Эликсир отливал то золотом, то болотом, но никак не желал приобретать нужный цвет «асфальта, перетопленного с малиновым вареньем». У рецептов алхимиков иногда странные описания…
Первые два варианта эликсира Веслав запорол. Он объяснял это сложностью и дурной, отнюдь не лабораторной обстановкой, но мы все объясняли его желанием, так что взялись в конце концов его контролировать лично.
— Если и на этот раз не получится, — процедила Милия, напряженно глядя на пробирку, — твоя смерть будет мучительной.
Судя по ее тону, она прикончит алхимика даже если эликсир удастся.
Как раз в эту секунду пробирке надоело светить нам невиданными в радуге цветами, и она остановилась на темно-бордовом.
— Вроде, он, — с порядочным сомнением заметил Веслав.
Сомнение не осталось незамеченным, так что через секунду его в несколько голосов попросили бы протестировать эликсир на себе. К счастью, это алхимик просчитал.
— Попробуем испытать. Даллара…?
— Это все, что я нашла, — доминесса, которая наблюдала за преображениями в пробирке с таким волнением, что едва не оборвала цепочку своего медальона, подошла поближе. В руках она бережно держала засушенную розу. — Он подарил мне ее незадолго до своего ухода, тогда, два года назад. Но вы видите, она совсем умерла…
— Посмотрим, — неохотно отозвался алхимик, набирая в пипетку немного эликсира. — Это не животвор, человека исцелить или оживить не сможет. Но с растениями проще… как и с теми, кто усыплен «Белоснежкой», так что посмотрим…
Он уронил несколько капель своего противоядия на бедный, засушенный цветок на ладонях доминессы.
И тот пробудился.
Реакция пошла необычно, от бутона к стеблю: покраснели и налились силой лепестки, зазеленели шипы, последними ожили листья. Роза проснулась и начала благоухать так, будто ее только что сорвали с куста, и это было не очень хорошо для меня, потому что моя ненависть к этим цветкам никуда не исчезла.
— Вы чародей! — прошептала Даллара, поднося розу к губам. Рядом с цветком ее бледное лицо казалось хоть немного ожившим.
— Я алхимик, — ответил Веслав, но вид у него был очень довольный. Доминесса вглядывалась в него зачарованно, Милия глядела, чуть приподняв брови, а я, конечно, не могла остаться в стороне.
К счастью, сдержаться мне удалось, но я отвернулась, зажав рот рукой, и издала сдавленный звук, который обозначал, что мне плохо. Какая жалость — такой момент испортила.
— Роза настоящая! — тут же объявил неунывающий Эдмус, оттаскивая меня подальше от источника аромата. — Давайте оживлять рыцаря!
Вот так и получилось, что когда Йехар открыл глаза — его взору предстало зрелище, которое как минимум требовало детального осмысления. Я пыталась прийти в себя у стеночки, делая короткие вздохи; Милия, Эдмус и Бо стояли вокруг его постели, как дети, которые пришли на поклон к помирающему отцу; Веслав возился с пробирками чуть в отдалении, а Даллары не было. Не было ее потому, что секунд за десять до пробуждения рыцаря, когда ложка с эликсиром алхимика была уже у рта Йехара, дверь распахнулась пинком.
Эдмусу пришлось отводить жезл Милии, иначе она бы прикончила домина Олла.
— Даллара! — грозно рявкнул папаша. — Стэхар сказал мне, что ты здесь, что тебе здесь нужно? Немедленно в свои комнаты!
Доминесса последовала за ним не торопясь и все время глядя на лицо Йехара, как будто хотела поймать хоть один его взгляд после пробуждения. Сейчас свидетельством того, что она все время была поблизости, была только одинокая алая роза, которую она оставила у ладони рыцаря, когда выходила.
— Глэрион! — прошептал наш рыцарь, решив не выяснять подробности того, что он увидел. Он попытался встать, но был возвращен в постель железной рукой Милии.
— Лежать, — категоричным тоном приказала она, — не волноваться. Говорить мало. И не спрашивать, что я здесь делаю.
— Милия, что ты здесь… — как раз в этот момент начал Йехар, но вовремя замолчал. Потом попытался оторвать от постели одну руку, и это получилось у него с трудом: — Чем ты опоил меня, алхимик?
Звякнула разбившаяся пробирка. Веслав развернулся, со свистом втягивая воздух в легкие. Готовилась грандиозная тирада о неблагодарности некоторых отдельно взятых светлых странников.
— Стой, Повелитель Тени! — выкрикнула Милия, которая по лицу алхимика несколько поспешно заключила, что Йехару угрожает какая-то опасность.
Веслав замер, но поинтересовался въедливо:
— И ты говорила, что ему нельзя волноваться?
Милия перевела озадаченный взгляд на Йехара, который, несмотря на всю его слабость, подскочил на кровати.
— Повелитель Тени?!
Тут странница впервые начала выглядеть, как нормальная женщина. Ну, по крайней мере, приблизительно. Она виновато прикрыла рот ладонью и пробормотала что-то вроде:
— Извинтеядумлаонзнал.
Алхимик от души посоветовал ей пойти выполнять какую-нибудь миссию. Всё это время на лице Йехара менялись выражения по принципу: непонимание — поражение — ужас — отвращение — гнев — презрение — горечь — задумчивость — горечь напополам с задумчивостью…
— Остановись, у меня в глазах рябит! — взмолился спирит.
— Я должен был догадаться, — прошептал Йехар, откидываясь на подушку и закрывая глаза: − Я должен был больше доверять тебе, Милия… должен был понять, почему он так легко читал Книгу Миров…
— Вообще-то два последних раза я ее открывал не своей стихией, а кровью, — уточнил алхимик, который вернулся к пробиркам и теперь подбирал каждую крупицу растертого чернокорня, как будто у нас была полная палата Йехаров под действием «Белоснежки». — Это было после моего отречения, так что я не так уж и лгал вам.
— Не так уж и лгал, — повторил Йехар с сухим смешком. — Разве что в сравнении с остальной ложью. Когда маг становится алхимиком, он отрекается от стихии…
Он говорил словно в полубреду. Чистосердечного странника откровенно лихорадило при мысли о том, с кем он оказался призван в Дружину, кого он когда-то защищал перед Милией.
— Арка стирает цвета… да, конечно… стирает…
— Пиво ваше через теплый квас!
Услышав столь оригинальное искажение одной из тех фразочек, коими обычно в раздражении пользовался Веслав, да еще от Бо, все повернулись к триаморфине и замерли. Бо, пораженная тем, что общее внимание удалось привлечь так быстро, тут же призналась:
— Забыла, что хотела сказать! Ой, Йехар, ты не думай, что Веслав какой-то там Повелитель, ты же не должен волноваться! А знаешь, как он кричал на Милию, когда у нас украли чернокорень, а хочешь, расскажу, как мы с Эдмусом его доставали? И… и еще Веслав так беспокоился, когда мы ездили отковывать Глэрион…
Йехар страшно побледнел, а Веслав выдохнул сквозь сжатые зубы:
— Удалите из помещения… блондинок!
— Тогда уж и Повелителей, — вяло ответил шут, — или давайте вообще все выйдем…
Потекли минуты молчания, пока Йехар напряженно смотрел на свой клинок, прислоненный к стене у изголовья. Он вспомнил свой последний бой и вспомнил, чем это закончилось. Медленно, тихо-тихо наш рыцарь подвинул руку к клинку и сосредоточился.
И меч не шелохнулся. Раньше призывался с двадцати шагов, а тут не шелохнулся. Часто дыша, Йехар протянул руку и попытался коснуться пальцами рукояти.
И отдернул пальцы, как бы обжегшись. Он пробовал снова и снова, затем, после двадцатой или тридцатой попытки уронил руку в воздух и едва слышно признался:
— Я его не чувствую. Что… — посмотрел на рукоять, в которой не хватало сапфира, и на некоторое время примолк. Ресницы рыцаря дрожали, и на них мало-помалу начали выступать светлые капли.
Веслав громко кашлянул и заговорил деловым тоном:
— Думаю, через пару деньков ты сможешь встать на ноги, хотя не знаю, пройдет ли слабость, — голос его странно отдавался в кладбищенской тишине, которая наступила в комнате. — Но до этих пор ты будешь оставаться…
— Калекой, — хрипло выдавил Йехар, не открывая глаз. — Лишенным всей магии и разорванным надвое между собой и мечом, который меня не узнает.
Он механическим движением повел рукой возле себя и наткнулся на розу, оставленную Далларой. Молча поднял ее к глазам, что-то вспоминая. Потом на лице отобразилась такая боль, что я просто не могла молчать.
— Йехар, мы найдем Вещий камень. Мы думаем, тот, кто напал на тебя — Иссушитель, и он ему почему-то понадобился…
Я замолчала, наткнувшись на тихую укоризну в глазах Эдмуса. В самом деле, по моим словам выходило так, будто нам и делать-то ничего не надо: вычислить Иссушителя — раз плюнуть!
А может, и раз.
— Йехар. Понимаю, что воспоминания не из приятных, но ты не помнишь, кто…
Наши взгляды сошлись на Глэрионе, рукоять которого невинно блестела от изголовья. Рыцарь смотрел секунду — потом закрыл глаза и так сжал бедную розу в кулаке, что шипы вошли ему в ладонь до основания.
— Нет, — выдавил странник. — Он был в капюшоне… мы сшиблись клинками… у него был какой-то артефакт…
Мысленно я поставила галочку возле одной из наших догадок — как был разрублен такой клинок, как Глэрион.
— Хотя бы рост? Фигура?
Веслав пристально изучал лицо Йехара. Черты того исказились как бы в отчаянной попытке вспомнить, но потом он выдавил уже еле слышно:
— Нет.
Впрочем, чего и ждать от того, кто столько времени пробыл в состоянии, более похожем на смерть, чем даже кома.
Я на секунду отвела глаза от Йехара и стала свидетельницей весьма любопытного немого диалога между спиритом и алхимиком. Эдмус покосился на Йехара и коротко вскинул брови. Веслав в ответ покачал головой и пожал плечами с видом человека, который сомневается и который обманут в своих ожиданиях.
Но здесь дверь опять открылась пинком ноги (может, закрыть ее уже наконец магической блокировкой?!), и на сей раз на пороге красовался счастливый Стэхар.
— Я слышал, что ты уже очнулся? — торжествующе вопросил он, но вся его радость мгновенно улетучилась при виде такого количества не дышащих дружелюбием лиц.
Милия поудобнее перехватила скипетр.
— Это тот мерзавец, который оскорбляет женщин на пирах и подсылает наёмников, чтобы убить со спины?
Она неплохо знала историю Йехара. Видимо, в Ордене про это многие слышали. Или ей уже Даллара успела нажаловаться на свою горькую судьбу?
— Вы должны говорить с домицием как должно! — заметил Стэхар, теребя свой медальон наследника. Но говорил как-то неуверенно.
— Тогда пусть домиций говорит, что ему понадобилось здесь и возвращается к своим обязанностям, — процедил Йехар, садясь на постели. — Или ты пришел пожелать мне здравия?
— Да я и не против твоего здравия, — нагловато, но трусливо ухмыльнулся домиций. — Я что? Я помню, что вы мне помогли с Тилкидой, и вообще, я хочу тебя облагодетельствовать и предупредить, что тебе нужно бежать из замка…
Милия перехватила жезл еще ловчее. Теперь он составлял с ее пальцами единое целое. Домиций сглотнул, а Йехар усмехнулся с горькой иронией.
— Меня, может, статься, хотят убить? — и в голосе его явственно звучало: «Ну и что? Хуже все равно не будет!»
Домиций замялся, а потом решил, что дальше тянуть опасно. Бочком обогнув напряженную Милию, он пробормотал:
— Отец велел передать это тебе… — и сунул в руки рыцарю небольшой аккуратный свиток. После чего рискнул улыбнуться мне и легко упорхнул в дверь. Из коридора донесся облегченный вздох — домиций, видно, сам не ожидал, что так легко отделается.
Я закрыла за ним дверь и наконец-то наложила надежную блокировку — печать холода.
— Откуда он так быстро узнал, что ты очнулся?
Мне никто не ответил. Йехар, оцепенев, смотрел на свиток широко раскрытыми глазами. При этом свиток он и не подумал развернуть.
— Что это?
— Напоминание, — тихо, но внятно выговорил рыцарь, — о том, что он состоится через семь дней.
— Что состоится через семь дней?
— Большой Турнир.