Ночевать пришлось на дереве. Ясно было, что Бо нас не узнает и готова сожрать при первой возможности, так что оставалось ждать. Дриада голоса не подавала, я засыпала прямо на ветках; чтобы не заснуть, начала вспоминать все, что помню про Грецию эпохи богов. То есть, что из того, что я помню, можно перенести на данный мир.
Поскольку мир этот молодой, он переполнен стихийной магией, и она скапливается в огромных количествах в так называемых богах. С Богом истинным у них ничего общего, по сути они просто Повелители Стихий: каждый руководит своей, но только в пределах определенной территории. Зато уж здесь они могут казнить и миловать, и возможности их почти неограничены.
Стихий масса. Богов тоже, в придачу еще героев навалом. Здесь как стихия может даже война выступать, а у нас последний маг с медиумом войны во Вторую Мировую перевелся. То есть, сообща завалили, конечно. О таких стихиях, как вода, воздух, земля, свет – и говорить нечего, возле них целая иерархия царит. Главный, стало быть, − Громовержец-Зевс, плюс его многочисленная семейка, все друг другу родня, разве что Афродита, которая по любви, – эта родилась из пены.
А в нашем-то мире, если стихийник – не адепт одной из первооснов, то про него статьи научные пишут (как о Виталике с со стихией звездного света) или легенды с пророчествами сочиняют (как о Повелителе Тени, о котором знает даже Йехар).
Но если нам придется сшибиться с этими Повелителями, которые к тому же обладают здесь потенциальным бессмертием, хотя бы с одним из них, – лучше бы нам…
− Ах, заче-ем я на свет появи-ился, ах, заче-ем меня мать родила-а-а… − поразил меня вдруг Эдмус. – Что? Это из твоего ящика. Кстати, Йехар его хотел разрубить надвое за развратные картинки.
Светало. Шут примостился прямо надо мной, но сна у него было ни в одном глазу, и слушал он, к несчастью, внимательнее всех. Потому что не проходило и минуты, чтобы он не вставлял какой-нибудь реплики.
− Самый омерзительный балаган, который я только видел, − Йехар отчаянно зевал. – И эти крики про убийство какого-то Кенни…
− Это был мультик «Южный парк», только и всего. Глядите, а пантера куда-то подевалась.
Все дружно свесились с веток. В стволе послышалось бурчанье дриады. Пантеры не было. Логично было бы предположить, что это засада, но, если зверюга действительно обладала интеллектом нашей блондинки, сомневаюсь, что она смогла бы дойти до такой оригинальной мысли. В любом случае, спускаться и пробовать все на себе не хотел никто, даже спирит, который мог взлететь в любой момент. Он отпирался и орал так отчаянно, что в конце концов Йехар спрыгнул с дуба сам, ловко высвободил клинок, огляделся и…
− Ничего. Спускайтесь. Если это оборотень, время преображения уже прошло.
Мы недоверчиво выполнили совет – о, чудо, никого не сожрали. Вполне такая обычная поляна, птички, кустики, цветочки, и, если бы в одном месте растительность не выглядела так, будто по ней на средней скорости проехался трактор, – можно было бы даже поверить, что странная зверюга нам привиделась во сне.
− Теперь нужно найти Бо и осмотреться, − продолжил рыцарь невозмутимо. Клинок он, правда, прятать не спешил.
− Как интересно, − тут же завелся шут. – А может, давай наоборот, а может, давай еще и позавтракаем, а зачем ты хочешь ее найти – точно не чтобы своей любимой половинкой создать из нее пару штук, ну, половинок то есть…
Его не слушали. Поскольку найти Бо в данный момент было делом проблематичным, все были заняты второй частью плана. Сиречь, осматривались.
Нас плотным кольцом окружали деревья. Никаких признаков жилья поблизости и правда не было, на западе виднелись пики гор, да где-то в отдалении шумело море. Единственным пятном в этом лесистом пейзаже был пологий скалистый холм невдалеке, местами поросший травкой и мхом. Лес, казалось, боялся подступать к нему и возле него расходился в разные стороны, образуя широкую поляну – единственный выход из круга, куда мы попали, вернее, прошли.
− А если позвать ее с этой штуки, может, она отзовется? – вопросил шут.
По моему скромному мнению, мы до полного офигевания могли звать Бо, но в ответ получили бы только эхо. Так гласила моя мудрая интуиция, которой я тут же попыталась честно надавать по голове перед тем, как направиться к холму. Я уже почти дошла, но тут меня догнал Йехар и крепко схватил за руку повыше локтя.
− Стой. Там опасно.
Я посмотрела на заросший мхом холм, и на одно мгновение мне показалось, что он шевельнулся. Наверное, мутилось в глазах, но все равно подниматься на него расхотелось. Эдмус потрогал крылья, оттолкнулся и резко взмыл вверх. И не прошло минуты, как он нас окликнул.
− Это кто там ночью говорил, что нет жилья? Вот же оно, только странное какое-то.
Когда мы подошли, шут с самодовольным выражением на физиономии продемонстрировал нам что-то вроде каменного склепа без окон, очень крепкого на вид, но с неожиданной кованой дверью. Дверь была распахнута настежь и бросалась в глаза переплетением незнакомых узоров, а само строение выглядело настолько сурово, что вывод напрашивался сам собой:
− Тюряга самая настоящая. Только что-то я не видела, чтобы на стенах тюряг была такая роспись.
Стены и впрямь были расписаны, очень искусно: что нарисовано, а что и вырезано по камню, вот жаль только, что многое стерлось (или было содрано? Такое ощущение, что тут стадо тигров побывало). В любом случае, темницей не пользовались давно.
− А я видел, − тут же сообщил шут, − да у нас, если хотите знать, на стенах темниц просто произведения искусства малюют, внутри и снаружи. Внутри, правда, сами заключенные трудятся, а двери иногда украшают вышивкой и позолотой…
− Врешь.
− Вру. У нас и тюрем-то нет. Просто за любую провинность… − И он с неприятным оскалом чиркнул когтем по горлу. Я уже привычно посоветовала ему замолчать.
− Имени пленника нет, − хмуро заметил Йехар, рассматривая стены, покрытые рисунками и письменами. – И рисунки странные. Не входите внутрь: кто знает, чем это может кончиться.
Здесь рыцарь перестраховался. Никто и не собирался.
Письмена проступали явственно, но читались трудно. Я поняла только предупреждение не подходить к этой темнице близко – иначе, мол, случится что-то нехорошее. Стандартное такое предупреждение на одном из местных диалектов: «Не влезай − помрёшь». В дополнение что-то шло нечто про очарование сирены, но разобрать это было почти невозможно.
Рисунки были и того страннее. На одном, в центре, обреталась женщина с красивым, но хитрым лицом, в окружении целой массы фигурок поменьше, тоже женских: молодых и старых, красивых и уродливых, а одна так даже была с бородой. Тонкие линии вели от центральной фигуры ко всем остальным.
− А вот здесь написано что-то про маму того, кто сидел, − сказал Эдмус, тыча пальцем в свою часть стены. – Что не очень хорошая была мама. Хм, а про отца не указано, как вы думаете, это во всех мирах так? Сваливать на слабых женщин… ого, а про это мне и шутку трудно придумать!
Мы с Йехаром одновременно опустили глаза.
На пороге темницы лежало пронзенное стрелой человеческое сердце.
Сомнений быть не могло: оно самое, только выглядело оно так, будто… окоченело, что ли. Окостенело. Никаких признаков разложения. Крови тоже не видно. При этом – сердце и стрела.
Оставаться у темницы резко расхотелось. Йехар продолжил исследовать письмена, а меня тем временем заинтересовало поведение Веслава. Я только сейчас заметила, что наша компания какая-то тихая, и сообразила, что алхимик вместе с нами к темнице не пошел, больше того, его почему-то не слышно. Уж не слопала ли его Бо со всеми его эликсирами – то-то был бы неприятный сюрприз для всех. Особенно для Бо и для алхимика.
Но Веслав был живехонек, хотя блистал еще более странным поведением, чем обычно. Опустившись на корточки у края поляны, он что-то прощупывал в траве и иногда продвигался то вперед, то назад, а то принимался топтаться по кругу, что-то бормоча себе под нос. Впечатление, что стресс для творческой натуры был слишком велик, – полное. Я подошла на расстояние метра в два и тактично кашлянула. Алхимик с воплем взвился на ноги.
− Ты, как бы это сказать, нормально? – я попыталась, чтобы в голосе прозвучала искренняя забота о его душевном здоровье, а не неприличное ехидство, которое вместо этого высовывалось наружу.
− Нет! В надцатой степени нет, и хочешь причину? Кашляют тут всякие… не вовремя!
И опустился на четвереньки, будто так и полагалось. Я попробовала во второй раз:
− Потерял что-то?
Сдавленное рычание и тихое обещание отравить я приняла как отрицательный ответ.
− Что тогда?
− Объяснить тебе ядерную физику? Ты же ни черта не поймешь. Скажем так, кто-то проложил здесь мощный защитный контур по всем стихиям, но в результате некой манипуляции он был разрушен, и я пытаюсь сообразить…
Тут в воздухе свистнула стрела, и Веслав оказался на ногах вторично. При этом он недвусмысленным образом сжимал в руках неопасную на вид хрупкую капсулку. А я – я так даже придумать не успела, что буду делать, как сзади раздался резкий голос:
− Вот, значит, где вы.
Позади меня в самой задиристой позе стояла молодая женщина лет двадцати восьми, загорелая, с короткими темными волосами, колючими зелеными глазами (это я потом узнала, что они зеленые, а в тот момент была уверена, что и они тоже черные) и ко всему еще одетая в черные кожаные брюки и топик. Лицо – насмешливое, с несколькими небольшими шрамами –сразу выдавало владельца боевого характера, а дополнял впечатление арбалет в руках. Правда, сейчас незнакомка его держала наотлет и в нас целиться не собиралась. Видно, первый болт запустила в качестве приветствия.
− Вы б еще дальше забрались, − хмыкнула она. – Где остальные двое?
Тут как раз подоспел Йехар, а над ним выписывал кренделя Эдмус. Рыцарь сразу схватился за клинок, но незнакомка арбалет даже не приподняла. Она вообще себя держала так, будто мы знакомы лет сорок, не меньше.
− Кто вы? – не стал разводить церемонии Йехар.
− Виола. Хотите, зовите Ви, два дня потерплю, потом перестреляю, − Виола покосилась под ноги алхимику. – Контур нашли? Я его утром видела, но не прощупала, сил не хватило. Там много чего понамешано… ну, дальше-то пойдем?
Пока Йехар исходил на удивление, я вгляделась в незнакомку и почувствовала, что здешняя экологически чистая травка куда-то поплыла из-под ног. Через плечо у Виолы висел уже знакомый нам розовый рюкзачок.
− Это… − я ткнула в него пальцем и хватанула ртом воздух. – Это у вас откуда?! И… − тут я посмотрела на арбалет, узнала его тоже и больше ничего сказать не могла.
− Это мой, − лаконичный ответ и вовсе едва не поверг меня в пучину маразма.
Зато Йехар там оказался. На пару с Глэрионом.
− Ваш?! Но…постойте, как вы можете… вы, наверное, хотите сказать, вы убили ту пантеру, и это ваш законный трофей…
− Нет. Я никого не убивала, − она немного подумала и мрачно присовокупила: − Сегодня.
− Но тогда вы, наверное, его нашли… все дело в том, что одна наша знакомая… она…
Веслав насмешливо покашлял в кулак. Виола смерила его презрительным взглядом.
− Ха-ха? – переспросила она.
− Нашла, кого мучить, − алхимик ухмылялся и глядел на нас чуть ли не с жалостью, – с кем в загадки гадать! Сказала б прямо, что ты триаморф, а то они будут на тебя пялиться до обеда…
− Звучит жуть как страшно, − признался Эдмус. – Так она сожрала и Бо, и пантеру?
− Она сама и есть и Бо, и пантера. Тройной оборотень, полностью меняющий сущности. Вплоть до одежды, сами видите. И как-то мне кажется, что основная сущность сейчас перед нами.
Виола изобразила кивок. Она не улыбалась. С виду она вообще производила впечатление очень серьезной и деловой особы, которой палец не то что в рот класть не следует, а и с дистанции в два метра ей его показывать. По переплетению цветов в ауре можно было догадаться, что силы она небольшой и что преображения ее на сущность не влияют: она осталась нейтралом.
Веслав принялся отряхивать колени от земли и травинок.
− И ты, конечно, читал о триаморфах, − съязвила я.
Алхимик несколько раз энергично кивнул.
− Только обычно они преображаются в соответствии со своими желаниями и контролируют остальные сущности.
− Я – нет, − Виола пожала плечами. – Что пантера, что та дура белобрысая – вылезают, когда вздумается, обе после преображения ничего не помнят и обе…
− И я б еще поспорил, кто опаснее, − шут заливался смехом. – Так нам теперь нужно по второму кругу знакомиться?
− Я сохраняю память после всех преображений, − отрубила серьезная девушка и с удивительным проворством приложила его арбалетом – просто так, мимоходом. – Так пойдем мы сегодня куда-нибудь?!
Она и впрямь была даже излишне энергичной особой. Как только мы после долгих отпирательств признались, что куда идти, – понятия не имеем, она выдвинула не менее двадцати планов. Некоторые, включавшие компьютеры, авто на ментальном управлении и всяческие средства коммуникации, были отвергнуты сразу, но последний все же был одобрен в силу своей простоты.
− Давайте спросим ту тетку из дуба, а?
Так что уже через несколько минут мы всеми силами пытались выманить из дуба дриаду и выспросить ее, в какую сторону и как долго нужно пробираться до ближайшего человеческого жилья. Дриада вылезать не хотела, жаловалась на бурную ночь (Эдмус по этому поводу ввернул несколько не совсем пристойных шуток, пока не получил арбалетом вторично), орала проклятия, но в конце концов мы подняли такой шум, что она высунулась из дупла наверху. Оказалась при этом тощей такой зеленой девицей, в противоположность своему дереву. Характер у девицы был тот еще… вроде Веслава. Она визжала, швырялась в нас какой-то трухой и желудями, обзывала такими мифологическими животными, которых я, хоть убей, не могла вспомнить (мне достался эпитет «пучеглазая Эмпуза»), и утверждала, что дорогу мы от нее не узнаем, и вообще, она будет молчать «как Прометиус» − видно, местная разновидность партизана.
Честное слово, лучше бы молчала, а так ее визг просто сверлил мой мозг, а ему и без того не сладко приходилось в последнее время…
Виола взялась за арбалет, но тут же покачала головой: стрелять в дуб было заведомо бесполезно. Я тоже неловко переминалась с ноги на ногу: мне нужен был водоем, хоть какой-нибудь ручеек, чтобы почувствовать себя единой с моей стихией, заручиться поддержкой медиума этого мира, а пока в моем арсенале находилась только заморозка. Про Эдмуса и говорить нечего, а вот Йехар насупился, и Глэрион опять обрел свободу от ножен.
− Прошу вас, мы ведь не спрашиваем чего-то секретного. Мы просто хотим знать…
Но дриада в ответ разразилась таким визгливым хохотом, что рыцарь сам себе чуть нос не отрезал. В самом деле, рубить мечом, пусть и огненным, такое дерево не просто сложно, а еще и выглядит кощунством, а что рыцарь наш светлый и этого не сделает – отлично видно из дупла. Правда, смеяться дриада поторопилась. Не все мы тут были светлыми, и не у всех в резерве были запасы терпения как у Йехара.
Веслав деловито порылся в кармане и извлек на свет божий крошечный параллелепипед из матового стекла. Задумчиво поиграл емкостью в руках. Сказал почти ласково:
− Знаешь, что такое цепная реакция? Могу рассказать. Когда одна капля вот этого вещества попадает… скажем, на корень, или на землю возле корня, или хоть на… − он смерил взглядом дуб, − ну, хоть на кору – она мгновенно впитывается и разносится с соком, распространяясь вглубь, вверх… словом, во все стороны. Алхимия – наука о преобразованиях, и оно преобразует… оно делает живое мертвым. Необратимо мертвым. Правда, я никак не могу избавиться от побочных эффектов вроде мучительной агонии.
Дриада уже не смеялась. Ее зеленоватое лицо приобрело какой-то нездоровый оттенок, она попыталась было что-то крикнуть, но вышло нечленораздельно, а Веслав, будто не замечая ее, продолжал:
− Думаю, сначала будут поражены корни: клетка за клеткой они сначала онемеют, а потом просто отомрут навсегда. Потом настанет очередь ствола, когда внутри его разом разорвутся все каналы, по которым шел сок; потом начнут сворачиваться, съеживаться и опадать листья, а потом реакция дойдет до твоего дупла…
Дриада что-то проглотила. Подозреваю, что комок в горле.
− Вон туда, − сказала она вдруг, показывая в чащу. – На восток. В двух днях пути.
Ничуть не бывало: Веслав и не подумал замолчать. Как будто последние слова к нему отношения не имели.
− Сначала это чудовищная боль, словно тебя насаживают на иголку, как бабочку, − сообщил он с мечтательно затуманенными глазами, − потом начинаются судороги, когда ты выворачиваешься наизнанку, не можешь ни за что держаться, и только выплевываешь время от времени собственную кровь. Я забыл сказать, что начинаются сильнейшие кровоизлияния во внутренние органы? Потом…
− Эйд вас забери! – отчаянно заорала вконец побледневшая дриада, тыча пальцем на север, где деревья шли пореже. – Дойдете до полудня! До полудня! Но говорят, что то селение проклято!
Веслав спрятал флакон в карман и молча двинул в указанном направлении, не подумал ни оглянуться, ни извиниться. Извиняться пришлось уже Йехару, хотя дриада нырнула в дупло с головой и упорно там отсиживалась.
− Ты ее напугал до смерти! – возмущенно поведал он Веславу, когда мы наконец догнали алхимика.
− Не-а, она же выжила, − не согласился тот. – Только лекций по вежливости не надо, а? Я от них форменно зверею!
Йехар пробормотал, что знает, почему это. Эдмус обрадовался и тут же предложил звереть вместе. Виола потерла подбородок, и в глазах у нее я с тревогой увидела что-то, похожее на уважение.
Наш рыцарь все же не отказал себе в удовольствии попилить алхимика за «типичное для темных поведение», при этом он Веслава, конечно, взбесил. Так что когда я задала мучивший меня вопрос – от « ученого холерика» уже все старались держаться подальше.
− А откуда ты так подробно знаешь действие этого снадобья? Ты его испытывал?
− Само собой, − буркнул алхимик и каким-то чудом отпрыгнул из-под лезвия Глэриона. − Совсем сдурел, то есть, оба сдурели?! На себе я его испытывал и не один раз. Выпил – записал наблюдения – опять выпил. Правда, из-за судорог было трудно доставать антидот.
− А если бы… того?
− Это кого вам – «того»?! Не помер бы, да и не помер же!
− Алхимики – такой закаленный народ! Яд на завтрак, яд на обед, а на ужин можно погрызть философский камень, вот их потом и не берет ниче…
− А тебя я в последний раз предупредил, придурок!
− Только не надо описывать, как у меня свернутся крылья, вылезут ослиные уши или как я буду выплевывать внутренности – тем более, учтите, выплевывать я их буду прямиком на вас!
Мысль о том, что ничего нормального не светит ни нам, ни Арке с таким призывом, даже пророческой назвать было нельзя. Я ее восприняла как родную и должную. Но вместо того, чтобы сказать что-нибудь хоть отчасти дельное, ляпнула во всеуслышание:
− «Ниагару» тоже на себе пробовал?
− Что такое «Ниагара»? – дружно поинтересовались остальные. Алхимик грозно засопел, но отвечать почему-то не пожелал.
Солнце, наконец, встало, а птицы распелись не на шутку. Мы шли за Йехаром по траве и старались углядеть хоть где-нибудь тропку, но троп не было, а странник вел нас так уверенно, будто ежедневно здесь совершал прогулки утром и вечером. Хотя уж ему-то, наверное, не привыкать.
Веславу тоже. Когда часика через три пути мои ноги начали плавно уходить в отказ, я невольно заметила, что алхимик умудрился даже не вспотеть. И при этом он совсем немного отставал от Йехара и, кстати, он шел в пальто, или что там из себя представляет этот кошмар портного, а температура была выше двадцати, хоть и утро. Спириту – и тому было проще, он чередовал полет с пешей прогулкой. Виоле тоже хоть бы хны, так что в этой компании на меня смотреть было печальнее всего.
− Остановимся, − взмолилась я еще через полчаса. – Здесь рядом протекает ручей, мне нужно провести ритуал соединения.
Вода была рядом Удивительно, что я не почувствовала ее раньше, наверное, от усталости. Небольшой, но прозрачный ручеек, и запах от него шел самый незабываемый – свежей воды, а не металла с озоном, или чем там пахнут современные источники. Остальные расположились на привал, а я подошла к нему и сразу опустила руку в воду.
Здравствуй, дружок. Я такая же, как ты, я сестра тебе, и, если ты меня призовешь на помощь – я приду. И если я позову тебя – ты ведь придешь, конечно, тоже?
Секундное замешательство – а потом вода меня приняла. Сразу стали прибывать силы. Отныне в каждом атоме, в каждой капле этого ручья – есть частица меня, а значит, меня уже знают в этом мире. Значит, здесь я уже могу рассчитывать на помощь моего медиума.
Для проверки я на минимуме усилий потянула воду за собой, и она поднялась за моей ладонью потешным водным столбиком. В нем, как в миниатюрном аквариуме, недоумевающе вращался какой-то малек.
Вода в сотый раз снизошла к очередному своему адепту.
История о появлении стихийников наивна и в чем-то печальна – может, именно в своей наивности. Природа и ее стихии всегда искренне верили, что человек – это их часть, и с ним можно наладить отличное сотрудничество. Тысячи лет назад стихии начали избирать для себя тех, кто близок им по духу, чтобы быть ближе к людям. Стихийники огня обогревали очаги своих племен; земля приносила своим магам богатые урожаи; металл откликался на зов из глубин и сам собой разил врага в сражениях. Мы им, они нам – что тут непонятного?
Так ведь людям вечно нужно всё а) усложнить, б) изгадить окончательно. Пушками ударили войны, и гарь жилищ и тысяч трупов ушла в небеса, а кровь закрасила реки. Нивы выжигались врагами, деревья рубились на боевые корабли, а про металл вообще, кажется, забыли, что он бывает и мирным. Нужно отдать им должное: стихии терпели, сколько могли. Но к крестовым походам человеки окончательно определились со своим путем, и тут уж речь пошла не о сотрудничестве, но о выживании. Тогда-то и произошел знаменитый раскол на «стихии мира», «стихии мести» и «стихии молчания».
Огонь и металл искренне полагали, что с людьми можно говорить только на их же языке, то есть на языке уничтожения. Они начали отборку адептов не по склонностям, а по характеру. Особо ценились такие качества, как мстительность, недоверчивость и хороший природный эгоизм. Вода и многотерпеливая земля по-прежнему верили, что с людьми можно договориться: они отбирали тех, кто мог бы стать посредником, их глашатаем. Не могу сказать хорошенько, что именно они ценили, все вокруг утверждают, что отзывчивость к чужой беде, терпение и готовность к самопожертвованию. Но тогда во мне полагается быть как минимум терпению!
А воздух слишком непостоянная стихия, потому он склонялся во все стороны сразу, часто отбирая таких же непостоянных адептов – нейтралов. Чего он хотел этим добиться, так никто и не понял, как и то, почему так часто воздух наделяет нейтралов лишь ментальными способностями.
Какое-то время после этого стихии подражали людям и с удовольствием доказывали через своих адептов друг другу, сколь они неправы. «Стихии мести» ополчились на «стихии мира», нейтралы особо не раздумывали и наподдавали всем, кто им попадется, – словом, было довольно весело, но во время Первой (и последней)Тайной Магической войны стихии и их адепты разом задумались, не переставая гвоздить друг друга. «Минуточку! – дошло вдруг до всех. – Ребятки, кажется, мы сталкиваем этот мир в Хаос, когда деремся между собою! Кстати, а с какого лешего мы между собою-то деремся, проблема разве в нас?!»
А может, им помогла понять это та самая Дружина, о которой говорил Веслав.
Худой мир был восстановлен. Одна за другой начали появляться первые Канцелярии – этакие пункты обучения новопризванных и вбивания в их тупые головы идей гармонии. Заодно уж и пункты оказания помощи стихиям, правда, это-то как раз с годами получается все меньше…
Слип! Малек исчез, его выхватил из водного столбца непомерно длинный язык. Я расплескала воду.
− Не завтрак, но спасибо, – подмигнул мне спирит. – А больше ты ничего не наловила?
И он потянулся языком к пролетавшей мимо мухе, но я была начеку. Язык шута вдруг уподобился ледяной сосульке и безжизненно свесился изо рта. Спирит укоризненно скосил на него глаза.
− У и хо ы осе эого? – осведомился он. – Йехай ея вай.
Каким-то чудом мне удалось вычленить из этого, что я понадобилась нашему Поводырю.
Оказалось – по самым насущным вопросам. Хозяйственным.
− Ольга, у тебя нет чего-нибудь съедобного?
Я рассеянно покрутилась и глазами поискала что-нибудь съедобное. Потом для приличия посмотрела в своем рюкзаке, хотя прекрасно знала, что есть там можно только валидол. И то очень условно.
− Нет, а что?
Странник пожал плечами, как бы говоря, что ничего особенного, просто все, как и я, не удосужились прихватить какую-нибудь еду.
− Можно же в деревне достать, нет, что ли?
− У нас полные карманы местных денег, − Виола смерила меня голодным и злым взглядом.
− Ну, продадим что-нибудь…
− Шута в рабство!!
− Я сё ы-ы-ы-ышу-у! – на максимуме эмоций раздалось от ручья.
− Ну, или заработаем… − мне решительно непонятно было, отчего это меня объявили главным генератором идей, или я тут самая голодная? – Наловим, наохотимся, насобираем, накр-радем!!
Йехар глянул на меня с укоризной.
− Подобные заявления больше пристали темным, − заметил он. – Вед… гм, алхимик! Ты можешь сделать золото?
− Золотом в вашем случае будет молчание, − Веслав самым тщательным образом рассматривал какой-то цветочек. – Философский камень я в кармане не таскаю. На максимуме серебро – так вы мне олово дайте, а то из чего я его делать буду?
− Значит, твоя наука и в этом бесполезна.
Веслав сунул цветочек в один из внутренних карманов (там, оказывается, были и внутренние!), потом пошарил еще в одном и предложил общественности очередную емкость, на сей раз средней величины и плоскую.
− «Завтрак туриста». Четыре капли на стакан воды – двенадцать часов жрать не хочется. Все необходимые питательные вещества в концентрированном состоянии. Что там бесполезно, а?
Во избежание ссор пришлось как бы невзначай встать между ними и с интересом впериться в пузырек.
− Алхимия и таким занимается?
− Биоалхимия. Практически моя специализация. С минералами и металлами я работаю реже. Ну, так…
Но Йехар все равно смотрел на пузырек взглядом Ивана Грозного, который сейчас скажет Шурику: «Отведай ты сперва из моего кубка!» Виола подозрения странника разделяла:
− Как-то слишком гладко выходит. Что – и побочных действий нет?
Веслав погладил пузырек и задумчиво посмотрел его на свет.
− Ай, мелочи. Если в день приема съешь больше ста граммов еды – через сутки помрешь в страшных муках, а патологоанатомы будут уверены, что или у тебя глисты по пятнадцать килограммов, или ты умер на последнем месяце беременности. Доступно?
Доступнее было и не надо. Почему-то все дружно решили воздержаться от приема замечательного снадобья. Йехар честно сказал, что прибегнет к нему, только если будет умирать от голода. Веслав не менее честно ответил, что может поспособствовать. Намечался очередной суровый мужской разговор, но тут от ручья, задумчиво ковыряя когтем в зубах, вернулся спирит.
− Я позавтракал, - объявил он радостно. – А вы не удосужились? Ничего, я и вам захватил, вот…
И вынул из кармана половинку ужа – переднюю, и на морде у змеи застыло довольно-таки удивленное выражение.
И сколько было радости потом, что поесть никто не успел!
* * *
К деревне мы добрались в довольно приличном состоянии. Устали как собаки – да, но Йехар хотя бы перестал цедить сквозь зубы то про кровожадную омерзительную нежить, то про странные вкусы Арки. И хвататься за Глэрион он тоже перестал. Шут в небесах благополучно дожевал своего ужика (время от времени сверху капала кровь или что-нибудь падало, и тут уже начинал орать тот, на кого это попадало, почему-то летело избирательно в Виолу или в Йехара) и слетал на разведку. Деревню заметил именно он.
− Левее забирайте! – раздалось с небес. – Еще левее… − и через пару сотен метров: – Ай, я хотел сказать: правее! Еще правее! А вообще, ладно, идите прямо, она почти перед вами…
Но почти перед нами были кусты терновника, так что спирита мы еще много раз помянули ласковым словом, пока Йехар не вынул клинок и не расчистил дорогу. Тут выяснилось, что до деревни точно рукой подать: спуститься с холма да пройти через небольшую фруктовую рощицу. Особенно радовало последнее: мне вспоминались школьные сведения о природе Греции и урожаях, остальные шаг тоже потихоньку прибавляли… и прибавляли…
У самой рощи наш энтузиазм сошел на нет.
Плодов не было. Никаких. Нельзя даже было определить, что за деревья тут росли. Листья изодраны в клочья, да и пахло отнюдь не финиками.
− Ну… общественное место поклонения, − съязвила Виола, затыкая нос. Толку от этого было ровно ноль: смрад резал глаза и наваливался тяжелыми волнами, щипал горло. Хорошо Эдмусу: поднялся сразу над вершинами деревьев и издевательски заверял, что он к этому никакого отношения не имеет.
Спасибо еще, роща была небольшой, прошли мы ее живо, хотя не сказала бы, что вид деревни нам принес долгожданное облегчение.
Она была совершенно пустынной – что издалека, что вблизи. Дома когда-то были добротными, но сейчас – стены были все в глубоких царапинах, где-то – с пробоинами, местами заделанными ветвями. Болтающиеся двери и растрепанные крыши, на которых только каким-то чудом держатся украшения – чучела огромных грифов. Ни собак, ни домашней птицы, ни блеяния коз или овец – никого и ничего на улицах, и только везде все тот же страшный смрад от куч нечистот на улицах.
− Здесь случилось что-то ужасное, − возвестил очевидное Йехар.
− Ясное дело, не «Ниагары» обпились, − гнусаво огрызнулся алхимик. Он с мукой во взгляде зажимал нос.
Вот теперь до всех дошло, что такое Ниагара, но комментировать с зажатыми носами и ртами никто не отважился. И именно в эту самую минуту Эдмус с воздуха крикнул, что видит на улице человека.
Так мы узнали, что у спирита есть достоинства помимо длинного языка и мощных крыльев. Например, отменные глаза, поскольку мы упомянутого человека не заметили в пяти метрах от себя.
Как его вообще можно было назвать человеком? Ходячий скелет с обвислой кожей, который когда-то был греком, сидел на крыльце одного из домов, и протягивал к нам руки, издавая слабые, нечленораздельные звуки. Одет он был на удивление добротно, но одежда была ему великовата размеров этак на шесть. Невольно напрашивалась параллель с Веславом.
Йехар бросился к человеку и придержал его. Опустил на крыльцо. Тот медленно рассматривал нас огромными глазами на когда-то смуглом лице, потом указал на себя и слабо проговорил:
− Офельт. Староста деревни.
− В селе еще есть живые? – встревожено спросил Йехар. – Кто-нибудь?
Неуверенный, дрожащий кивок.
− Вам помочь? У вас нет еды, голод, да? Ведун…
И тут случилось нечто, что поразило нас всех и избавило от мучительной кончины самого странника, а то алхимик уже готовился напомнить ему точное название своей профессии. Староста медленно, но твердо, со жгучей безнадежностью покачал головой.
− Еда? Еда есть. Оливки… на деревьях. Финики, виноград… и другое.
И сглотнул так явственно, что не осталось сомнений: полцарства отдаст за финик.
− Сейчас! – встрепенулся Йехар. – Демон, быстрее…
Но староста опять медленно покачал головой.
− Вы не знаете, − прошептал он. – Деревня проклята. Много… много лет. А вы… своей дорогой.
Приземлился Эдмус, который уже успел где-то надрать полные горсти оливок.
− С виду дрянь, − заметил он, − на вкус тоже, давайте я на охоту слетаю? Здесь столько змей, и ящерицы тоже…
Но староста дрожащей рукой отвел от себя оливки.
− В чем дело? – спросила Виола. – Какое проклятие?
− Проклятие богов, − Офельт не отрываясь, жадно смотрел на оливки, но руки за ними не протягивал. – Однажды низринутая с Олимы Ата с дочерью остановилась в нашей деревне и получила приют. И великий Громовержец разгневался и послал их…
− Куда-куда послал?
Неверный вопрос. Видимо, надо было спрашивать, «кого».
Староста смотрел за наши спины и вверх, и лицо у него помертвело от страха.
Чучело на крыше ближайшего дома встряхнуло крыльями и высвободило из-под них голову. Человеческую голову: лицо как у ребенка, но с грубой кожей, с горящими злобой глазами, покрытое отвратительными складками-морщинами. Глаза мигом скользнули по нам, по оливкам, потом крылатый монстр открыл тонкогубую пасть и испустил длинный призывный вопль.
И шорох крыльев послышался с соседних крыш.
− Гарпии, − познакомила я общественность с нашей проблемой на будущее.
− А арбалетные болты их берут? – деловито поинтересовалась Виола.
− Не знаю, попробуй.
Эдмус попробовал гораздо раньше. Пара взмахов крыльями – и он пронесся мимо первой гарпии крылатой вопящей молнией, по пути удачно засветив ей пяткой в морщинистый лоб.
− Птичек прошу под ногами не путаться!
Боммм! Гарпия замерла в воздухе, и тут же раздалось еще и «треннь!» − и это обозначало, что лучше бы птичка не слезала с насеста. Дольше бы прожила.
Виола погладила арбалет и тут же зарядила его во второй раз. Староста в панике закрыл лицо руками, но ему-то было нечего паниковать: первая же гарпия, которая бросилась на нас с выпущенными когтями и оскаленными зубами, благоразумно смылась в поднебесье. Еще и криками себя подбадривала, и ее можно понять: для начала Йехар с Глэрионом, потом Виола с арбалетом, я – в боевой позиции, готовая замораживать и испарять, ну, и Веслав, этот с таким озверевшим выражением лица, что и Горгона Медуза уползла бы на карачках. Итого четыре экземпляра, а вверху всего один, мелкий, без магии, правда, с громким голосом, но это поправимо, сейчас замолчит…
− А-атракционы продолжаются! – завывал Эдмус, развенчивая мифы о себе самом. – На-алетай, не скупись, только сегодня и только я, салочки в воздухе, кто победит – сожрет проигравшего, и я от своей доли выигрыша, пожалуй, откажусь сразу! Не поймите неверно, со сна и на дурную голову вы, может, и во всех смыслах ничего, но уж больно вы благоухаете! С крыльев валит…
Вжик-вжик-вжик – спирит невозмутимо обходил крылатых соперниц, совершая немыслимые фигуры высокого пилотажа и попутно умудряясь отмечать лбы гарпий то пятками, то кулаками, а то и сразу всем. Он устроил гонку, за которой трудно было следить глазами: осатаневшие твари гонялись за шутом повсюду, куда он только ни сворачивал, и это их губило. Кто-то не успел повернуть и удачно вписался в стену дома, еще две столкнулись в воздухе, три-четыре уже дрались между собой, но остальные – десятка полтора – наседали на шута как могли.
− Ниже! Ниже! – кричала Виола.
− Как можно ниже! – вопила я ей в тон, приложив руки ко рту рупором.
Когда нам начало казаться, что до гарпий уже дошло лучше, чем до Эдмуса, тот все же оторвался от преследования и рванул вниз, при этом войдя едва ли не в отвесное пике. Гарпии, конечно, рванули за ним и очень удивились, когда Эдмус приземлился и колобком откатился в сторону, а их встретили с земли ласковые улыбки Дружины.
Я выложилась в удар холода, не раздумывая: «Посох Морозко», одно из самых эффективных заклинаний по живой материи. Удачно, что к третьему году обучения уже справляешься с простой формулировкой приказа в мозгу, не нужно вспоминать заклинания, только представить цепочку действий да приложить максимум воли.
Гарпии, которые оказались в зоне поражения, ледяными статуэтками попадали на землю. Шут поступил верно, убравшись в дороги. Потом затянул песню арбалет Виолы, и все закончилось в полминуты. Последняя гарпия, которая в силу чистой тормознутости оказалась вне зоны поражения, оглянулась по сторонам, издала душераздирающее «Уй-юй-юй!» −и унеслась к горизонту на пятой передаче. Ее ободранный хвост перестал мелькать перед глазами на диво скоро.
Эдмус сел и выплюнул изо рта пучок перьев.
− Как будто кусал подушку, − пожаловался он. – В бою всегда тычут тебе в рот грязными хвостами?
− Просто у них не было другого способа заставить тебя замолчать, − с непроницаемым лицом ответствовал Йехар. – Любезнейший, ваша деревня свободна от проклятия. Теперь вы можете…
Не мог. Чем удивил нас в который раз, но теперь уже приятно. Староста оказался, в противоположность многим из власть имущих, настоящим человеком и прежде всего попросил нас позаботиться о других жителях. Только после того, как Виола с Эдмусом облазили дома и сообщили, что в деревне умерших от голода мало, он согласился принять из наших рук оливок и фиников.
Йехар смотрел, как он их ест, и хмурился.
− Всех людей этим не накормишь, а там есть еще и дети, они на последней стадии истощения, так вы сказали? И вообще, какая это еда… Как видно, твое снадобье все же пригодится, темный.
− Там посмотрим, - отрезал Веслав. – Попробую еще состряпать что-нибудь укрепляющее.
«Завтрак туриста» с укрепляющим вкупе произвели чудесное действие: уже через час на улицу начали понемногу выходить люди, такие же истощенные, как староста. Дети, похожие на маленьких узников концлагерей, махали нам тонюсенькими ручками; женщины улыбались, и улыбки эти странно смотрелись на обтянутых кожей лицах. В конце концов мы просто сбежали в дом к старосте, тем более что понятие «свежий воздух» к этой деревне все еще было неприменимо.
Шута не было: заявил, что ему дела нет до наших обсуждений, и унесся куда-то прямо с улицы. Веслав с унылой миной разглядывал на свет пустой пузырек из-под «Завтрака туриста». Кое-кому из-за большого истощения еще и две дозы давать пришлось.
Рассказывала жена старосты, мы так и не запомнили, как ее звали. Когда-то она была полной и симпатичной, сейчас стала тощей и страшненькой, и теперь муж поглядывал на нее печально, прикидывал, сколько лет придется опять откармливать.
− Это было давно, для нас давно. Пять лет, не меньше. В деревню явилась женщина с ребенком на руках, и, хотя наш прорицатель просил, чтобы мы не оказывали ей гостеприимства, отказать мы не могли. И навлекли на себя гнев богов, ибо это была Ата, богиня обмана, давным-давно низвергнутая с божественной обители на землю за свои козни. Явились гарпии…
− Постойте… то есть, вы пять лет вот так перебиваетесь?
− Меньше, − староста печально рассматривал в медный поднос обвисшую кожу на щеках, − сначала их было меньше. Две или три. И прилетали они лишь в безлунные ночи. Они истребляли посевы, сколько могли, хватали скот и никого не выпускали из деревни. Наши луки их не брали. Видно, вещие Мойры сплели наши с вами нити воедино. К счастью, потому что вы стали нашими освободителями. О чем это я… с годами гарпии размножились и поселились в деревне. Истребили скот, птицу, почти все плоды. И месть богов стала еще более ужасной.
− Пять лет за то, что вы оказали гостеприимство?! – Йехар вскочил на ноги, заходил по просторной комнате. То и дело он натыкался на немудреную мебель. – Кто ваши боги? Неужто они настолько кровожадны?
Офельт искренне возразил, что нет, не кровожадны, а очень даже милосердны. Чем уже в который раз убил нас наповал, ведь это говорил человек, который по милости этих самых богов час назад умирал с голода!
− Наша кара должна была длиться всего год.
Как видно, год с гарпиями в одной деревне ему казался не таким уж ужасным. Веслав ядовито фыркнул со своего места. Ставлю свой компьютер – вспомнил детей, которым пришлось раздавать эликсиры.
− Это вам оракул сказал?
− Прорицатель.
− И больше не говорил ничего?
− Нет. Он умер к исходу первого года. Был уже стариком и не перенес голода…
Ну, можно сказать, ему и повезло. Иначе его как пить дать растерзали бы за такие пророчества. Году этак к третьему-четвертому.
− Как видно, боги забыли о нашем селении, − продолжал тем временем староста. Он говорил спокойно и рассудительно, небось, научился фатализму за пять голодных лет. – Мы приносили им жертвы, но они не откликнулись. Все эти годы…
− Забыли? – переспросила Виола резко. – Разве бог может что-то забывать?
− Единый и всемогущий – нет, − ответил Йехар. Он перестал расхаживать по комнате и присел на лежак, хотя полагалось возлечь. – А их боги – мнится мне, да…
И вот тут наконец прозвучал главный вопрос – когда староста и его жена услышали неосторожное «их боги»:
− Кто вы? И куда держите путь?
Стоит ли говорить, что тут настало более чем красноречивое молчание. Мне показалось, что я слышу скрип мозгов Йехара и остальных: что сказать, соврать или не соврать, как отмазаться. В конце концов, сошлись на том, что мы чужеземцы, приплыли на корабле, нет, не из Фракии, и нет, не из Айгюптоса, и товаров у нас нет, еды тоже, а пришли мы предложить свои услуги в качестве воинов.
Разумеется, нам тут же предложили остаться. С оплатой сначала оливками, финиками и вином (почему-то вино – единственное, на что гарпии реагировали через раз, может, хозяин поэтому богов назвал милосердными?), а после того, как деревня пойдет к процветанию – так даже и серебром. Правда, предложение было скорее продиктовано вежливостью. Несмотря на изможденный свой вид, они наверняка догадались, что мы не простые наемники. Но провести в селении день нас все равно приглашали очень настоятельно.
− Нам нужно идти дальше, − мягко, но твердо отклонил Йехар. Мы с Виолой промолчали, а Веслав заявил тут же:
− Не вопрос. Остаемся.
− По какому праву… − начал Йехар, привставая с места, но тут с улицы раздался топоток, а в комнату влетел худой смуглый мальчишка с вытаращенными глазами.
− Господин… радуйтесь… ты… − он отдавал поклоны всем по очереди, но обращался только к Веславу. – Господин колдун, там несчастье с кузнецом Тидеем. Он… ну…
И он описал руками большую дугу вокруг своего живота.
− Зеленый и орет? – поинтересовался алхимик. Мальчик закивал и сообщил, что кузнец орет не один, а в компании: всего семь заболевших на деревню.
− Всем же говорил: не есть, − проворчал алхимик, вскакивая. – Как знал, а! Всем все ясно?
Йехар неохотно подтвердил, что да, ясно, и дал команду располагаться на привал. Виола прищурила глаза.
− А ты неплохо их понимаешь.
− А то, − с достоинством отозвался алхимик, − двоюродный прадед – практически чистокровный грек. Ну, если не считать турецкой примеси.
У всех, кто не был силен в генеалогии (то есть, вообще в данном случае у всех), после такого заявления не нашлось, чего сказать. А я, когда алхимик был в дверях, все же не утерпела:
− У тебя хоть противоядие есть от этой дряни?
− От «Завтрака туриста»? – удивился Веслав. – Это ж не яд, какие антидоты? Как от обычного обжорства…
− «Ниагарой», значит, − озвучила я свою худшую догадку.
Едва ли в ближайшие сутки воздух в деревне посвежеет.