1

Поздно ночью, когда все вокруг меня затихло, я опустилась на стул и закрыла глаза.

Из глубин разума, как всегда, возникла сцена, выжженная в голове.

Во тьме в задней части храма над алтарем горел огонь. Искры вырывались из огня, как оранжевые снежинки, перебивая гул голосов из-под земли.

Я не знала, почему каждый раз была эта сцена.

С той ночи, когда мне было двенадцать, прошло двадцать три года. Многое произошло. Были и печальные, и пугающие события. Они изменили все, во что я верила.

Но почему ночью первым всегда в голову приходило это?

Гипноз был так силен?

Порой мне все еще казалось, что я не проснулась толком после промывки мозгов.

Объясню, зачем решила записывать события и обстоятельства вокруг них.

Многое стало пылью, и с того дня прошло десять лет.

Десять лет — не так и много в общем плане вещей. Но проблемы накапливались, и, когда установили новый порядок, появились сомнения насчет будущего. В этот период я изучала историю и поняла, что люди, сколько бы слез ни проливали, чтобы выучить урок, забывали о нем, как только слезы высыхали. Такими мы были существами.

Конечно, никто не должен забывать обещание, что та неописуемая трагедия никогда не повторится. Я хочу в это верить.

Но, может, когда-то в будущем люди забудут, и наша глупость заставит нас пойти по тому же пути? Я не могла избавиться от этого страха.

Из-за этого я решила все записать, но порой сталкивалась с тем, что мои воспоминания словно съела в некоторых местах моль, и я не могла вспомнить важные детали.

Хоть я сверялась с людьми, которые были там тогда, чтобы уточнить, я с удивлением обнаружила, что даже наши общие воспоминания не совпадали.

Например, до встречи с ложным миноширо на горе Цукуба я была в красных очках. Я помнила это ясно, но почему-то Сатору был уверен, что очков на мне не было. А еще Сатору намекнул, что это он нашел ложного миноширо. Конечно, это было глупостью, явно было ложью.

Я оставила гордость, опросила как можно больше людей, но получила еще больше разных точек зрения. При этом я поняла кое-что. Не было ни одного человека, который не искажал свою память, чтобы скрыть свою вину.

Хоть я смеялась над глупостью людей, записывая свое открытие, я вдруг поняла, что не могу исключить из этого правила себя. Для кого-то еще моя записанная точка зрения будет выглядеть так, словно я старалась показать только свою хорошую сторону.

Так что, раз история от моего лица, она может пострадать от искажений, ради моего оправдания. Количество смертей из-за наших действий были мотивацией для таких искажений, хоть они делались неосознанно.

Я попробую добыть правду из своих воспоминаний, потому что я хочу записать факты, реалистично передать произошедшие события. И я хочу подражать стилю старых историй, надеясь воссоздать мысли и чувства того времени.

Я напишу все чернилами, что не выцветут, на бумаге, что продержится тысячу лет. Когда я доделаю это, я не покажу никому (кроме, может, Сатору, чтобы спросить его мнение), уберу во временную капсулу и зарою в землю.

Но я сделаю еще и две копии этой работы. Если когда-то в будущем старый порядок или нечто похожее вернется, и все записи подвергнутся цензуре, эту работу нужно будет хранить в секрете как можно дольше. Думаю, трех экземпляров для этого хватит.

Другими словами, эта работа — длинное письмо жителям, что будут тут через тысячу лет. Когда ее прочтут, должно быть видно то, что мы изменили.

Я так и не представилась.

Меня зовут Саки Ватанабэ. Я родилась в районе Камису-66 10-го декабря 210 года.

До моего рождения вдруг расцвел бамбук, который цветет раз в сто лет. Снег выпал посреди лета, хотя никто не надеялся даже на каплю воды за три месяца. Произошли всевозможные аномалии с погодой. А потом, ночью 10-го декабря, молния озарила небо, и многие говорили потом, что дракон с золотой чешуей летел среди облаков.

Но этого не было.

210 был нормальным голом, и, как и все дети, рожденные в тот год в районе Камису-66, я была нормальным ребенком.

Но не для моей мамы. Ей было под сорок, и она верила, что не родит ребенка. В наше время рождение ребенка, когда тебе за тридцать, считалось поздней беременностью.

Мама, Мизухо Ватанабэ, была на важном посту библиотекаря. Ее решения не только влияли на будущее нашего города, но и приводили к смертям. С таким давлением каждый день и осторожным поведением из-за поздней беременности ей было сложно.

В то время мой отец, Такаши Сугиура, был мэром города. Эта работа занимала много времени. Но во время моего рождения работа библиотекаря была большей ответственностью, чем работа мэра. Конечно, так и сейчас, но, может, тогда это было заметнее.

Моя мама была на встрече насчет классификации найденной коллекции книг, когда у нее начались схватки. Это случилось на неделю раньше срока, но воды отошли без предупреждения, и ее тут же доставили в больницу на краю города. Мой первый крик прозвучал не раньше, чем через десять минут. К сожалению, пуповина обвила мою шею. Мое лицо было багровым, я не могла закричать. Врач была неопытной и чуть не упала в обморок в панике. К счастью, пуповину перерезали, и я вдохнула воздух этого мира и издала здоровый вопль.

Две недели спустя в той же больнице родилась Мария Акизуки, ставшая потом моей подругой. Она тоже родилась раньше срока, как я, и тоже с пуповиной вокруг шеи. Но ее ситуация была хуже — когда ее вытащили, она была почти мертвой.

Врач была опытной после моего случая и справилась спокойно. Если бы они хоть немного опоздали, Мария точно умерла бы.

Впервые услышав об этом, я обрадовалась, что смогла так спасти жизнь подруги. Но теперь, вспоминая это, я в замешательстве. Потому что, если бы она не родилась, не было бы столько людских смертей…

Вернемся к истории. Я провела счастливое детство среди природы родного города.

Камису-66 состоит из семи городов, раскинувшихся вдоль пятидесяти километров. Район отделен от остального мира Священным барьером. Через тысячу лет барьера может и не быть, так что я объясню вкратце. Это толстый канат с зигзагообразными лентами из бумаги, который служит щитом и не дает нечисти войти в город.

Детям говорили не ходить за барьер. Злые духи и чудища обитали за ним, и любой ребенок, попавший туда в одиночку, ужасно пострадает.

— Но что за чудища там живут? — спросила я у отца, когда мне было шесть или семь лет.

— Разные, — он оторвал взгляд от документов. Подперев голову рукой, он тепло посмотрел на меня. Те карие глаза остались в моей памяти по сей день. Отец ни разу не смотрел на меня строго, лишь раз повысил голос, но лишь потому, что я не смотрела, куда иду, и упала бы в яму, если бы он не крикнул. — Саки, ты ведь уже знаешь? О бакэ-недзуми, нечистых котах и взрывопсах?

— Но мама говорит, что это выдумка.

— Другие — возможно, но бакэ-недзуми существуют, — сказал он так спокойно, что это потрясло меня.

— Это ложь.

— Не ложь. Бакэ-недзуми не так давно нанимали, чтобы построить город.

— Я их никогда не видела.

— Мы не даем детям видеть их, — отец не назвал причину, но я представила, что существа просто были жуткими.

— Но если они слушаются людей, то они не страшные?

Отец отложил документы и поднял правую ладонь. Он тихо произнес заклинание, и полоска бумаги изменялась, на ней словно проявились невидимые чернила, на бумаге проступил сложный узор. Печать одобрения мэра.

— Саки, ты знаешь, что такое «ложное послушание»?

Я безмолвно покачала головой.

— Это значит делать вид, что слушаешься, а думать наоборот.

— Как это «наоборот»?

— Обманывать другого, втайне планируя предать.

Мой рот раскрылся.

— Таких людей не бывает.

— Ты права. Люди не могут нарушить доверие друг друга. Но бакэ-недзуми — не люди.

И я впервые ощутила страх.

— Бакэ-недзуми поклоняются и слушаются нас, потому что у нас есть проклятая сила. Но мы не знаем, как они будут вести себя с детьми, которые еще не пробудили проклятую силу. Потому мы не даем детям пересекаться с бакэ-недзуми.

— Но когда вы даете им работу, разве они не приходят в город?

— Тогда за ними следят взрослые, — отец убрал документы в ящик, поднял ладонь. Крышка опустилась и слилась с коробкой, формируя лакированный блок. Никто не знал, что он представлял, пока использовал проклятую силу, так что открыть коробку будет сложно, не разбив. — Но никогда не ходи за Священный барьер. Внутри сила барьера защищает, но если сделаешь шаг наружу, тебя не защитит ничья проклятая сила.

— Но бакэ-недзуми…

— Дело не только в них. Ты ведь учила в школе истории о бесах и демонах кармы?

Я затаила дыхание.

Истории о бесах и демонах кармы мы узнавали в ранние годы. Они откладывались в подсознании. Хоть мы учили версии для детей, от них все равно снились кошмары.

— За Священным барьером правда есть… бесы и демоны кармы?

— Угу, — отец слабо улыбнулся, чтобы утешить меня.

— Но это старые легенды, сейчас их нет…

— Их не видели сто пятьдесят лет, но лучше быть готовыми ко всему. Саки, ты же не хочешь встретить беса, как мальчик, собиравший траву?

Я кивнула.

Тут я приведу истории о бесе и демоне кармы. Но это не детская версия, а взрослая, которую узнают в академии.

История беса

Это произошло сто пятьдесят лет назад. Мальчик собирал траву на горе. Он увлекся и дошел до Священного барьера. Он собрал все травы в пределах барьера, поднял голову и увидел, что за барьером их еще много.

Ему говорили не ходить за барьер. Если ему нужно было, он должен был сделать это с взрослым.

Но взрослых рядом не было. Мальчик думал, что отойти на пару шагов от барьера можно. Он просунул голову. Ему нужно было лишь пробежать под барьером, сорвать немного травы и вернуться. Все будет хорошо.

Мальчик тихо пролез под канатом. Бумага покачивалась и шуршала.

И вдруг у него возникло неприятное ощущение. Его терзала вина за непослушание, но и тревога, которую он не ощущал раньше.

Убедив себя, что все в порядке, он подошел к травам.

А потом к нему приблизился бес.

Хоть он был ростом с мальчика, он выглядел страшно. Гнев окружал его огненным маревом, сжигая все вокруг него. Бес приближался, срубая все на пути, и трава горела.

Мальчик побелел, но заставил себя не кричать, отпрянул на шаг. Если он юркнет под канат, бес пропадет.

Но ветка хрустнула под ногой.

Бес повернул голову, на лице не было эмоций. Он смотрел на мишень его гнева.

Мальчик бросился под канат, бежал изо всех сил. Все будет хорошо под защитой барьера.

Но он оглянулся, и бес тоже нырнул под канат!

И мальчик понял, что сделал что-то непоправимое. Он пригласил беса в барьер.

Мальчик кричал, пока бежал по горной тропе. Бес неустанно преследовал его.

Мальчик бежал вдоль барьера к ручью на другой стороне деревни.

Он оглянулся, лица беса не было видно за кустами.

Но глаза сияли, и он скалился.

Бес искал путь в деревню.

Мальчик не мог этого допустить. Если бес придет за ним, вся деревня будет уничтожена.

Он выбрался из кустов, впереди появился утес. Рев реки внизу отражался от склона. От утеса дальше вел новый веревочный мост.

Мальчик не пошел по мосту. Он зашагал вдоль края утеса.

Он оглянулся, бес искал его у моста.

Мальчик решительно побежал.

Вскоре вдали появился еще один мост.

Он приблизился к мосту, что зловеще покачивался, потрепанный годами и стихиями, и словно манил его.

Мост мог оборваться в любой момент. Никто не использовал его больше десяти лет, и его предупреждали не делать это.

Мальчик медленно пошел по мосту.

Веревки опасно трещали. Доски были из дуба, но, казалось, могли в любой момент разломиться.

Он миновал почти половину, мост дернулся. Он оглянулся, бес тоже ступил на мост.

Мост раскачивался все сильнее, бес приближался.

Мальчик посмотрел вниз. Голова кружилась от высоты.

Он поднял голову. Бес уже был рядом.

Он увидел неприятное лицо беса снова, сжал свой серп и перерезал веревки моста.

Мост полетел вниз, и мальчик чуть не слетел, но как-то удержался за веревку.

Бес упал на дно? Мальчик посмотрел. Бес тоже как-то держался за веревку. Он медленно посмотрел на него, не скрывая желания убить.

Серп упал на дно. Он не мог больше перерезать веревки.

Что ему делать? Он молился небесам: «Даже если я умру, пусть он не попадет в деревню».

Услышали ли небеса мальчика? Или веревка не выдержала их вес?

Веревка порвалась, и они полетели к долине. Мальчик и бес пропали из виду.

Бесы больше не появлялись.

Из этой истории делали два вывода.

Дети легко могли понять, что нельзя заходить за Священный барьер. Дети чуть старше учились думать о городе, а не о себе, быть готовыми пожертвовать собой ради него.

Но, чем умнее становились люди, тем сложнее было понимать истинный урок.

Кто мог подумать, что история учила нас тому, что бесы существовали?

История о демоне кармы

Этой истории восемьдесят лет. В деревне жил мальчик. Он был очень умным, но у него был один изъян. Чем старше он становился, тем заметнее это было.

Он сильно гордился своим умом и на всех смотрел с презрением.

Он делал вид, что принимал уроки в школе и от взрослых, но важные знания не достигали его сердца.

Он стал скалиться от глупости взрослых и смеяться над законами мира.

Наглость стала семенами кармы.

Мальчик постепенно удалился от круга друзей. Он остался один.

Одиночество было землей кармы.

В одиночество мальчик много думал. Думал о запрещенных вещах, о том, что лучше было не обдумывать.

Нечистые мысли помогали карме бесконтрольно расти.

Мальчик сознательно растил карму, и он стал чем-то нечеловеческим — демоном кармы.

А деревня опустела. Все убежали в страхе из-за демона кармы. Он поселился в лесу, но оттуда пропали все звери.

Демон кармы шел, и растения вокруг него извивались и гнили.

Вся еда, которой он касался, становилась убийственным ядом.

Демон кармы бесцельно брел среди мертвого искаженного леса.

И он понял, что не должен жить в этом мире.

Демон кармы покинул тьму леса. Он увидел сияющее озеро. Он добрался до озера в горах.

Он прошел в озеро, думая, что чистая вода точно смоет его карму.

Но вода вокруг него потемнела, стала мутной, превращалась в ядовитую.

Демоны кармы не должны были существовать в этом мире.

Он это понимал и тихо пропал на дне озера.

Этот урок был прямолинейнее истории о бесе.

Но это не значило, что мы понимали истинный смысл. Не до того дня, когда из-за бесконечного отчаяния и печали увидели настоящего демона кармы своими глазами…

Простите, порой, когда я пишу, поток воспоминаний грозит удушить меня, и я не могу им управлять. Вернемся к моему детству.

Как я писала раньше, Камису-66 состоял из семи городов. В центре было управление. На восточном берегу реки Тоно был город Хейринг. На севере посреди леса с большими домами был Пайнвинд. На востоке лес сменялся прибрежьем, там был Белый песок. Рядом с Хейрингом на юге был Вотервил. На другом берегу реки, на северо-западе, был Аутлук. На юге рисовые поля окружали Голд, а на западе была Дубовая роща.

Моей родиной был Вотервил. Тут нужно немного пояснить. Десятки ручьев отходили от реки Тоно, пересекали Камису-66, и народ плавал на лодках. Вода двигалась постоянно, и в ней можно было мыться, хотя пить не стоило. Перед моим домом плавали красно-белые кои, а еще в городе было много водных мельниц, в честь которых его и назвали. Водные мельницы были в каждом городе, но в нашем их было больше, и они впечатляли. Они облегчали обычные задачи, типа перемалывания пшеницы.

Среди них было водяное колесо, которое было не во всех городах. Там были металлические лопасти, которые генерировали электричество. Ценная энергия питала громкоговорители на крышах. Помимо этого использование электричества было строго запрещено Кодом этики.

Каждый день до заката в громкоговорителях играла одна и та же мелодия. Она называлась «Путь домой», была частью симфонии, давно написанной композитором со странным именем Дворжак. Слова мы учили в школе:

Когда играет песня, все дети, играющие в поле, должны вернуться домой. Потому, когда я думаю о песне, в голове появляется закат и пейзаж. Город в сумерках. Длинные тени на земле в сосновом лесу. Серое небо отражалось в лужах на полях. Стайки красных стрекоз. Но ярче всего были воспоминания о закате, на который я смотрела с вершины холма.

Когда я закрываю глаза, вижу одну сцену. Это было где-то между концом лета и началом осени, когда погода стала остывать.

— Нужно домой, — сказал кто-то.

Я прислушалась, уловила тихую мелодию, которую приносил ветер.

— Тогда заканчиваем, — сказал Сатору, и дети выбрались из укрытий по двое-трое.

Все от восьми до одиннадцати лет проводили весь день в игре, в которой искали флаг. Игра была как зимний бой снежками, где две команды боролись за территорию, и тот, кто забирал флаг другой команды, побеждал. В тот день наша команда ошиблась и была близка к поражению.

— Так не честно. Мы как раз побеждали, — надулась Мария. Ее кожа была светлее, чем у всех, и у нее были большие светлые глаза. Но ее сильнее выделяли ярко-рыжие волосы. — Сдавайтесь уже.

— Да, потому что мы лучше, — пропел Рё. Даже в этом возрасте Мария вела себя как королева.

— С чего нам сдаваться? — возмутилась я.

— Потому что мы лучше, — повторил Рё.

— Но вы еще не забрали наш флаг, — я посмотрела на Сатору.

— Ничья, — заявил он.

— Сатору, ты же в этой команде? Почему ты на их стороне? — рявкнула Мария.

— Не могу ничем помочь. Правило гласит — на закате нужно домой.

— Но солнце еще не село.

— Это все из-за того, что мы на вершине холма? — я боролась со своим раздражением. Хоть мы были хорошими подругами, в такие моменты Мария раздражала меня.

— Эй. Нам нужно идти, — в тревоге сказала Рейко.

— Когда слышно «Путь домой», нужно сразу возвращаться.

— Если они сдадутся, мы можем пойти домой, — повторил Рё за Марией.

— Хватит уже. Эй, судья! — Сатору крикнул Шуну. Шун стоял в стороне на вершине холма, смотрел на пейзаж. Его бульдог Субару тихо сидел рядом с ним.

— Что? — ответил он через миг.

— Не чтокай. Скажи, что ничья.

— Да, поровну, — сказал Шун и повернулся к пейзажу.

— Тогда домой, — сказала Рейко, и группа направилась вниз по холму вместе, потому что они добирались до своих городов в общих лодках.

— Погодите, мы еще не закончили.

— Я иду, или нас съедят нечистые коты.

Мария и ее компания были недовольны, но игра закончилась.

— Саки, нужно возвращаться, — сказал Сатору, пока я шла к Шуну.

— Ты не уходишь?

— Ухожу, — Шун все еще смотрел на пейзаж.

— Так идемте уже, — нетерпеливо сказал Сатору.

Шун безмолвно указал.

— Видите? Там.

— Что?

Он указывал в сторону Голда, возле границы рисовых полей и леса.

— Там миноширо.

Нас с детства учили, что глаза важнее всего, и у нас было хорошее зрение. В этот раз я различила белый силуэт в сотне метров от себя в поле, где сгущались тени.

— Ты прав.

— И что? Они не редкие, — спокойный голос Сатору почему-то звучал недовольно.

Но я не двигалась. Не хотела.

Миноширо медленно двигался по тропе, по лугу, пропал в лесу. Я повернулась у Шуну.

Я не знала, как называлась моя эмоция. Я стояла рядом с ним, глядящим на город, залитый светом заката, и грудь наполняло сладкое, но болезненное чувство.

Может, эта сцена тоже была фальшивой. Может, схожие сцены смешались, и эмоции приправили их…

Но те сцены все еще имели для меня особое значение. Последние воспоминания о жизни в мире без изъянов. Тогда все было на местах, не было сомнений насчет будущего.

Даже теперь, когда я думаю о первой любви, я ощущаю тепло, как от уходящего солнца. Хотя это и все остальное скоро поглотит бездна печали и пустоты.

 

2

Расскажу еще немного о своем детстве.

В Камису-66 дети начинали ходить в школу в шесть лет. Я ходила в школу Гармонии. Было еще две схожие школы, которые звались Дружбой и Нравственностью.

Тогда население было чуть больше трех тысяч. Я узнала позже, исследуя тему обучения в прошлом, что три школы для такого маленького населения было необычным явлением. Но это показывало, что истинная природа общества, в котором я родилась, была не такой, как казалось на первый взгляд. А еще в то время больше половины взрослых почему-то стремились к профессиям, связанным с образованием.

Это было плохо для экономики. Но в обществе, построенном на взаимопомощи, деньги не были необходимы. Люди всегда направляли силы на области, в которых нуждались, и потому выполнялись нужные задачи.

Школа Гармонии была в двадцати минутах пути от дома. На лодке было быстрее, но весла были слишком большими и тяжелыми для детей, так что они ходили пешком.

Школа была в тихом месте в стороне от центра города на южном краю Хейринга. Это было одноэтажное здание из темного дерева в форме лежащей А. Вход был в планке, что пересекала А. На входе сразу бросалась в глаза фраза «Чти Гармонию» на стене. Это была первая из семнадцати статей Конституции, написанной мудрецом принцем Шотоку в давние времена. Все нужно было строить в гармонии. Оттуда и название нашей школы. Я не знаю, что за высказывания висели на стенах Дружбы и Нравственности.

По сторонам были классы и комнаты кружков. Хоть в школах было не больше ста пятидесяти человек, у нас было больше двадцати классов. Слева было административное крыло, куда запрещалось входить ученикам.

Во дворе перед зданием была спортивная площадка с турниками и снаряжением для игр. А еще загон со зверями, где мы растили куриц, уток, кроликов, хомяков и прочих. Ученики заботились о животных. В углу двора был белый ящик инструментов, но за шесть лет нашей учебы в школе его никто не использовал.

Двор окружали три загадочных школьных здания. Учеников туда не пускали, и у нас не было повода там побывать.

Окна во двор выходили только из административного крыла. Так что заглянуть внутрь можно было, только когда открывалась дверь.

— …что же во дворе? — спросил у нас Сатору со зловещей улыбкой. Мы затаили дыхание.

— Ты ведь тоже не знаешь, что там? — я не могла вытерпеть это напряжение.

— Лично не знаю, но кое-кто знает, — сказал Сатору, недовольный, что его перебили.

— Кто?

— Ты его не знаешь.

— Не ученик?

— Уже выучился.

— И что там? — я не скрывала недоверия.

— Просто скажи уже, что он увидел, — сказала Мария. Все издали согласные звуки.

— Ладно. Те, кто не верит, могут не слушать, — Сатору взглянул на меня. Я сделала вид, что не заметила. Лучше было уйти, но я хотела услышать его рассказ. — Когда тут ученики, учителя никогда не открывают дверь во двор, да? Ту, что перед зданием администрации, из дерева. Но в тот раз они забыли проверить, есть ли рядом люди, и открыли дверь.

— Это ты уже рассказывал, — отметил Кен.

— Там было… много могил! — он преувеличивал, но все были потрясены.

— Ого…

— Врешь.

— Ужас, — Мария закрыла уши руками. Я говорила ей, что она вела себя глупо.

— И чьи то могилы?

— А? — Сатору нравился эффект страшной истории, он не ожидал такого вопроса.

— Раз их так много, чьи они?

— Не знаю. Но их было очень много.

— Зачем им могилы в школьном дворе?

— Я же сказал, что не знаю.

Похоже, Сатору решил свалить все на того, кто ему рассказал, чтобы не отвечать.

— …может, то могилы учеников? — сказал Кен, и все притихли.

— Учеников? С каких пор? И почему так много умерло? — тихо спросила Мария.

— Не знаю, но я слышал, что те, кто не заканчивает школу, просто пропадают…

Ученики трех школ города начинали обучение в одно время, но заканчивали его по-разному. Но в этот раз слова Кена затронули запретную тему, и никто не знал, что сказать.

Шун, который читал книгу напротив нас, поднял голову. Свет лился из окон, и я заметила, какие длинные у него ресницы.

— Нет никаких могил.

Все обрадовались этим словам, но возник другой вопрос.

— О чем ты? Откуда ты знаешь? — спросила я за всех нас.

Шун беспечно ответил:

— Когда я видел то место, там их не было.

— А?

— Шун, ты видел?

— Правда?

— Ты же шутишь?

Мы засыпали его вопросами. Сатору был разочарован, его славу украли.

— Я не упоминал этого. В прошлом году забыли забрать домашнюю работу. Личные наблюдения. Учитель попросил меня принести их, и я пошел в административное крыло.

Мы ждали, затаив дыхание, но Шун неспешно вложил в книгу закладку.

— Одна из комнат с книгами была с окнами, выходящими во двор. Там нечто странное, но не могилы.

Казалось, он хотел на этом закончить. У меня была тысяча вопросов, и я глубоко вдохнула.

— Не глупи, — голос Сатору дрожал, я таким его еще не слышала. — Что за странное? Объясни.

Он сам ничего не объяснял, но хотел услышать ответ Шуна. Но я им не мешала.

— Эм, как сказать? В дальнем конце двора было пять кирпичных складов с большими деревянными дверями.

Его ответ ничего не объяснял, но казался правдой. Сатору не мог ничего спросить и цокнул языком.

— И что там видел тот парень, Сатору? — не унималась я. Он понял, что вопрос был обращен ему, но замешкался с ответом.

— Я слышал от другого, так что не знаю всего. Может, он перепутал. Может, тогда там были могилы, — он делал только хуже для себя.

— Тогда почему могилы пропали?

— Не знаю… но знаете, что? Он увидел кое-что страшнее могил, — Сатору смог сменить тему.

— Что он увидел? — Мария, конечно, клюнула.

— Не спешите. Сатору еще не придумал ничего страшного. Дайте ему время, — шутила я, но Сатору был серьезен.

— Я не вру. Тот парень что-то видел. Не совсем во дворе, но.

— Да-да.

— И что он увидел? — Кен не мог держаться.

Я думала, что Сатору заговорщически улыбнется, раскрывая секрет. Но его лицо стало маской без эмоций.

— Невероятно большую тень кота.

Стало тихо.

В этот раз я восхитилась умением Сатору. Если бы была работа рассказчика страшилок, он бы ее забрал. Хотя я не могла представить общество с такой тупой работой.

— Это нечистый кот? — Мария озвучила вопрос, о котором все думали. Мы заговорили:

— Похоже, они часто появляются возле школы.

— Но почему?

— Разве не очевидно? Нападают на детей!

— Они часто выходят ночью осенью.

— Порой показываются у дома, но обычно около полуночи…

Тьма пугала и манила нас. Мы были одержимы страшными историями о злых духах в горах и реках, но нечистые коты вызывали дрожь сильнее всех. Хоть истории среди детей были преувеличенными, многие соглашались, что нечистые коты были размером с взрослого. Хоть у него было лицо кота, конечности были ненормально длинными, и они следовали за детьми тенью. Когда они приходили в тихое место, они нападали сзади и прижимали ребенка к земле. И ребенок немел, словно парализованный, а потом нечистый кот раскрывал пасть на сто восемьдесят градусов и впивался в шею ребенка, чтобы тот не вырвался. Ни капли крови не проливалось, и тела детей не находили.

— А потом? Где он увидел нечистого кота?

— Я не знаю, был ли это нечистый кот. Он видел лишь тень, — уверенно сказал Сатору, забыв о смущении. — Но он видел тень близко ко двору.

— Где? Во двор не попасть снаружи.

— Не снаружи.

— Что? — я сомневалась в словах Сатору, но почему тогда дрожала?

— Тень была в конце крыла администрации, пропала у двери во двор…

Все молчали. Я не хотела признавать, но Сатору получил реакцию, которой хотел. Но это были лишь истории детей. Тогда я в это верила.

Дни в школе Гармонии были счастливыми. Я ходила в школу и встречалась с друзьями, мы веселились каждый день.

Утром у нас была математика, обществознание, язык, другие скучные уроки, но учителя следили, чтобы мы понимали материал, терпеливо объясняли тем, кому требовалась помощь, чтобы никто не отставал. И было много проверок — одна через каждые три дня, если правильно помню. Но они почти не были связаны с тем, что мы учили. Это были короткие сочинения, типа «Мне грустно, потому что…», так что они не пугали.

Сложнее были уроки, где нужно было выражать себя. Хоть рисование и лепка из глины были веселыми, писать сочинения было неприятно. Но зато я теперь могу написать эту историю без проблем.

После скучных уроков мы играли днем. У нас было два выходных, и мы много времени бегали по окрестностям.

Когда я только пошла в школу Гармонии, я уже исследовала неспешные каналы, видела соломенные крыши домов, тянущиеся до Голда. Осенью весь город окружали золотые колоски риса, за что он и получил название. Но весной и летом город был интереснее. Рисовые поля тогда были в воде, и в ней плавали рыбки. На дне бывали креветки, скрывающиеся среди стебельков. В каналах и резервуарах с водой бывали водные насекомые и скорпионы, а еще карпы и прочая рыба. Старшие дети показали, как использовать нить и делать приманку для раков, и через день мы наловили целое ведро.

В Голде было и много птиц. Весной было слышно жаворонков, а летом десятки ибисов искали на полях насекомых. Ибисы находили себе пару зимой и гнездились на деревьях неподалеку. Юные ибисы покидали гнездо следующей осенью, и хоть их крики не считались красивыми, стая светло-розовых ибисов в воздухе была величавой. Из других птиц тут пролетали ласточки, соловьи, голуби, воробьи, вороны и другие.

И хоть это была не птица, мы порой замечали миноширо. Казалось, они порой терялись, пока искали мелких зверьков, выбирались из леса на тропы у рисовых полей. Миноширо удобряли почву и ели вредных насекомых, так что их уважали и считали хорошим знаком на фермах. Обычно они были в метр высотой, но бывали и великаны выше двух метров, у них было много покачивающихся щупалец. Они двигались изящно, так что не было сомнений, что существа были божественными.

А еще почитались белые змеи и полосатые, на них охотились миноширо. Народ сочинял про это много историй, но я не знала, как они сочетались с реальностью.

Когда ученики переходили в старшие классы, они отправлялись в походы, чтобы увидеть западный город Дубовая роща, песчаные дюны пляжа Хасаки южнее Белого песка и верхнюю часть реки Тоно, где круглый год цвели цветы. У воды встречались песчанки и цапли, пролетали иногда журавли в красных коронах. Было весело искать гнезда камышовки среди тростника по бокам реки, а гнезда тростянок на вершине гор среди серебристой травы. Фальшивые яйца тростянок хорошо походили для розыгрышей.

Но, сколько бы зверей мы не видели, в Священном барьере была не совсем дикая природа, а скорее небольшой сад. В прошлом мы держали зверей в зоопарках, и такие же звери водились на воле. Но теперь там были мутанты, ставшие такими из-за нашей проклятой силы — фальшивые слоны, ложные львы, псевдо-жирафы — зато, если кто-то из них сбежит, они не навредили бы посетителям.

Окружающая среда в барьере была изменена, чтобы быть безопасной для людей. Это стало заметнее позже, но до этого я и не задумывалась, почему мы можем бегать среди зарослей и не попасться ядовитой змее или насекомым. Внутри барьера и не было ядовитых змей, только безобидные, типа полозов, восточных динодонов, ужей-рыболовов.

А еще разные кипарисы, растущие в лесу, выделяли много гадко пахнущей субстанции, которая убивала плесень, клещей и прочих паразитов.

Говоря о детстве, я должна упомянуть ежегодные праздники и ритуалы. Обычаи передавались от поколения поколению, и эти события задавали ритм нашим жизням.

Сразу вспоминаются весенний ритуал, прогоняющий злых духов, фестиваль молитвы для хорошего урожая и фестиваль, отгоняющий болезни. Летом проводится Летний фестиваль (фестиваль монстров), Огненный фестиваль и Фестиваль фонарей. Осенью была церемония подношения только собранного риса богам. А зимой были Снежный фестиваль и Новый год.

Но один отложился в памяти сильнее всего. Ритуал, прогоняющий злых духов.

Его можно было назвать Фестивалем изгнания демонов, но я не знала, было ли название правдивым. Это был один из самых старых наших фестивалей с историей в почти две тысячи лет.

Утром того дня дети собирались на площади. Мы носили «маски чистоты» из влажной глины, покрытой мелом, и играли роль шинши в ритуале.

Я с детства боялась церемонии из-за двух ужасающих масок, что использовались там.

Две маски представляли бесов и демонов кармы. Бес жутко улыбался. После того, как запрет на информацию о церемониях убрали, я пыталась отыскать ее историю, но информация была не ясна. Я узнала, что маска смутно напоминала маску змея из древних пьес Но. Это была последняя из трех стадий становления демоном: уподобление зверю — ханнья — змей.

А маска демона кармы была страхом и болью, хоть черты были искажены и порой не выглядели как человеческие.

Ритуал, что был главной частью фестиваля, проходил как-то так: белый песок рассыпали на площади, где на восточной и западной стороне горели костры, а двадцать или тридцать шинши шагали вокруг огня и скандировали:

— Демоны, прочь. Демоны, прочь, — в особом ритме.

А потом появлялся экзорцист в традиционном костюме с большим копьем в руках. Но все всегда сначала замечали его золотую маску с четырьмя глазами.

Экзорцист скандировал вместе с шинши, обходил костры и сеял бобы во все стороны, чтобы отогнать беды и неудачи. Он бросал их и в зрителей, и люди подставляли ладони, чтобы поймать их.

Отсюда начиналась страшная часть. Экзорцист поворачивался к шинши и без предупреждения бросал оставшиеся бобы в них.

— Нечисть среди нас! — кричал он, и шинши повторяли за ним. По его сигналу два шинши снимали маски чистоты и оказывали бесом и демоном кармы.

Как у шинши, у меня эта сцена вызывала страх. Как-то раз шинши рядом со мной стал бесом, и остальные шинши побежали от него в ужасе, как тараканы, убежденные, что видят настоящих демонов.

— Прогнать нечисть! — кричал экзорцист, взмахивая копьем в сторону двух демонов. Они изображали сопротивление, но когда кричать это начинали все, они убегали, и ритуал заканчивался.

Я все еще помню лицо Сатору, когда он снял маску, дрожа.

— Ты бледный как призрак, — сказала я, бесцветные губы Сатору дрожали.

— И что? Ты тоже.

Мы видели в глазах друг друга свои скрытые страхи.

Глаза Сатору открылись шире, он кивнул на что-то за моей спиной. Я обернулась и увидела, что экзорцист возвращается к площади, расстегивая маску.

Экзорцист должен был обладать самой мощной проклятой силой из всех нас. И, насколько я знаю, Шисей Кабураги не давал никому отобрать у него этот статус.

Шисей Кабураги ощутил наши взгляды и слабо улыбнулся. Странно, но под маской экзорциста у него оказалась другая, закрывающая половину лица. Говорили, что никто никогда не видел его лицо. Его нос и рот выглядели простыми, но темная маска скрывала его глаза и придавала ему грозный вид.

— Было страшно? — спросил он низким звучным голосом. Сатору кивнул с потрясенным видом. Шисей Кабураги посмотрел на меня, взгляд задержался надолго. — А тебя многое интересует, да?

Я напряглась, не зная, как ответить.

— Повезет вам или нет? — Шисей Кабураги ушел с тенью улыбки на лице.

Мы какое-то время стояли та как в трансе. А потом Сатору вздохнул и пробормотал:

— Думаю, если он сосредоточится, сможет разбить пополам землю…

Я не верила бреду Сатору, но его слова надолго остались в памяти.

Счастливые времена не длились долго.

Мое детство не было исключением, вот только тогда я переживала, что счастье затянулось.

Как я и упоминала, школу Гармонии все заканчивали в разное время. Первым из нашего класса ушел Шун. У него были лучшие оценки, мудрость и мужество взрослого. Однажды он просто пропал из нашего класса. Наш руководитель Самада горло сообщил всему классу про его выпуск.

После этого мне хотелось поскорее окончить школу и учиться с Шуном. Но одноклассники уходили, а мой черед все не наступал. Когда Мария окончила школу, я снова осталась позади. И хоть я пыталась объяснить, никто не понимал мои ощущения.

Когда цветы вишни стали увядать, в классе осталось всего пять учеников из двадцати пяти. Среди них были мы с Сатору. Даже бодрый Сатору выглядел подавленно. Каждое утро, убеждаясь, что все на месте, мы выдыхали с облегчением и продолжали день. Мы хотели окончить школу вместе, а в душе каждый хотел быть первым.

Но мое жалкое желание было уничтожено. В мае Сатору окончил школу. Почти сразу ушли еще двое, и нас осталось двое. Странно, но я не могу вспомнить имя другого человека, как ни пыталась. Может, он был худшим в классе и не выделялся, но вряд ли я не помнила его поэтому. Я могла невольно подавить воспоминания о нем.

В то время я каждый день после школы закрывалась в своей комнате и ни с кем не говорила. Родителей обеспокоило мое поведение.

— Не нужно спешить, Саки, — сказала мама одним вечером, гладя мне волосы. — Не важно, рано ли ты окончила школу. Знаю, тебе одиноко, потому что все ушли. Но вы скоро увидитесь.

— Я не… мне не одиноко, — я уткнулась лицом в кровать.

— Раннее окончание не означает ничего особенного. Это не связано с силой или качеством твоей проклятой силы. Я тебе говорила? Мы с твоим папой тоже окончили школу не в числе первых.

— Но и не последними, да?

— Да, но…

— Я не хочу быть брошенной.

— Не говори так! — сказала она удивительно строго. — От кого ты такое услышала?

Я уткнулась лицом в подушку и молчала.

— Боги решат, когда ты окончишь школу, тебе нужно только ждать. Ты легко всех догонишь.

— А если…

— Хм?

— Я если я не смогу окончить?

На миг мама лишилась дара речи, а потом бодро улыбнулась и сказала:

— Ты из-за этого переживала, глупенькая? Все будет хорошо. Ты окончишь школу, это лишь вопрос времени.

— Но были те, кто не смог?

— Да, но шанс один на миллион.

Я села, и наши взгляды пересеклись. Почему-то мама выглядела ошеломленно.

— Правда, что, если не можешь окончить школу, тебя заберет нечистый кот?

— Не глупи, их не бывает. Ты скоро будешь взрослой, и если будешь говорить о таком, люди будут смеяться над тобой.

— Но я видела одного.

На ее лице мелькнула тень страха.

— О чем ты? Тебе показалось.

— Я его видела, — повторила я, пытаясь вызвать у нее реакцию и подтвердить увиденное. Я не врала. Мне казалось, что я одного видела. Но это произошло так быстро, что даже я подумала, что мне показалось. — Перед тем, как я пришла вчера домой, на закате. Я была у развилки, увидела что-то, похожее на нечистого кота, пересекающего ее. Но он сразу пропал.

Мама вздохнула.

— Знаешь выражение «видеть призрака в серебряной траве»? Если думать о страшном, оно тебе и мерещится. Ты увидела просто кота или хорька. Сложно увидеть четко, когда темнеет, — мама вела себя как обычно. Пожелав спокойной ночи, она выключила свет, и я легко уснула.

Но когда я открыла глаза посреди ночи, ощущение спокойствия пропало.

Сердце колотилось как барабан, ладони и ступни были ледяными, а все тело покрывал липкий пот.

Что-то зловещее скреблось между потолком и крышей. Едва слышно, но казалось, что панели скребли острыми когтями.

Нечистый кот пришел забрать меня?

Я не могла двигаться, словно меня заморозили.

Пытаясь управлять собой, я медленно вышла из ступора. Я соскользнула с кровати и тихо подвинула дверь. Свет луны лился в коридор из окон. Хоть была уже весна, половицы под моими босыми ногами были холодными.

Еще немного. Спальня родителей была сразу за углом. Я вдохнула с облегчением, увидев свет под дверью. Я потянулась к двери, но услышала, что они говорили. Голос мамы звучал очень тревожно, такой я ее еще не слышала. Моя ладонь замерла в воздухе.

— Я переживаю. Таким темпом она…

— Твоя тревога плохо повлияет на Саки, — заявил отец.

— Но если так продолжится… Отдел образования еще не делал ход?

— Не знаю.

— Сложно влиять на них из библиотеки. Но ты вводишь санкции и привилегии. Ты можешь что-нибудь сделать с этим?

— Доска независима. Я не могу повлиять на них, влияет и то, что я — отец Саки.

— Я не хочу потерять еще одного ребенка!

— Тише.

— Но она сказала, что видела нечистого кота!

— Наверное, ей показалось.

— А если нет? Что нам делать?

Я отпрянула на шаг. Хоть я не понимала всего в их разговоре, было ясно, что я подслушала то, что не должна была слышать.

Как можно тише я прошла в комнату. На окне сидел голубой павлиний глаз размером с мою ладонь. Он казался плохим предзнаменованием из ада. Хоть мне не было холодно, тело не переставало дрожать.

Что происходит?

Впервые в жизни я ощущала себя уязвимо и одиноко, обратиться было не к кому.

Что со мной происходит?

Неприятный скрип донесся от потолка.

Что-то приближалось…

Я ощутила, как приближалось что-то большое и страшное.

Почти здесь.

Бабочка взлетела и пропала во тьме.

Через миг окно задрожало, загремело, хотя ветра не было. Оно тряслось все сильнее, словно кто-то снаружи пытался вырвать его из стены.

Дверь сама отъехала и захлопнулась.

Я охнула. Было сложно дышать. Я пыталась вдохнуть. Но не могла. Что-то приближалось. Все ближе. Ближе…

Вдруг все в комнате начало греметь. Стул и стол стучали, как копыта лошади, ручки и карандаши полетели на пол, врезались в дверь. Кровать медленно взлетала к потолку.

Я закричала.

В коридоре послышался топот шагов. Родители кричали мое имя. Дверь распахнулась, и они ворвались в комнату.

— Саки, все хорошо! — мама крепко обняла меня.

— Что это такое? — кричала я.

— Все хорошо, не переживай. Это Дух Благословения! Он пришел к тебе.

— Это?

Невидимый монстр, крушащий мою комнату, медленно успокаивался после прибытия родителей.

— Это значит, что ты теперь взрослая, Саки, — отец улыбался с облегчением.

— Так я…?

— Сегодня ты окончила школу Гармонии. Завтра ты пойдешь в академию Мудреца.

Книга, что лениво парила в воздухе, безжизненно упала на землю. Кровать накренилась, рухнула со стуком, словно нить, на которой она держалась, перерезали.

Мама обняла меня крепко, до боли.

— Слава богине! Не нужно больше переживать!

Теплые слезы капали мне на шею, а я ощущала головокружительную радость. Я закрыла глаза.

Но тревожный вопль мамы «Я не хочу потерять еще одного ребенка!» разносился эхом в моей голове.

 

3

Я недавно узнала о феномене полтергейста, описанном в древней литературе.

Я смогла получить несколько книг в библиотеке, в которой работает мама. На обложке напечатано слово «волшебно». В школе Гармонии и академии Мудреца позволено читать книги со штампами «рекомендовано», «отлично» и «хорошо». Но книги четвертого класса, как эти, были недоступны для многих жителей города. Чудом эта книга избежала цензуры, оказавшись на глубине кучи книг в подвале.

Судя по этой книге, в прошлом, когда не у всех была проклятая сила, часто говорили о призраках, что стучали по стенам, о столовых приборах, пляшущих в воздухе, о движущейся мебели, скрипе в пустом доме и прочих странностях.

Но чаще всего в доме оказывались подростки. В одном исследовании говорилось, что многие дети в тот период испытывают сильные эмоции, и их сексуальная энергия бессознательно становится психокинезом.

Другими словами, полтергейсты — последствия спонтанного психокинеза. Дух Благословения, что посетил меня тогда, был не духом, а случаем спонтанного психокинеза.

Многое произошло со мной за три дня после той ночи. Представители Отдела образования прибыли в дом вскоре после того, как мои родители сообщили им о том, что я получила проклятую силу. Прибыли старушка в белом одеянии, молодая женщина, выглядящая как учитель, и мужчина средних лет в наряде как у монаха. Старушка посередине сразу спросила меня о моем здоровье и эмоциональном состоянии. Я думала, что после этого меня возьмут в академию, но это было только началом.

На какое-то время меня забрали из дома. Старушка сказала, что это часть процедуры поступления в академию Мудреца, так что не нужно переживать. Родители отпустили меня с улыбками, обняв на прощание, не озвучивая сомнения, если они у них были.

Я оказалась на катере без окон, мне дали бутылочку того, что они назвали лекарством от морской болезни. Оно было сладким, как сахар, но послевкусие было ужасно горьким. Мой разум опустел после того, как я это выпила.

Я ощущала, как лодка движется на хорошей скорости, но не знала, в какую сторону. Судя по тому, как волны били по лодке, и звуку ветра, мы двигались не по широкому водоему. Возможно, мы плыли по притоку реки Тоно. Я хотела спросить, но подумала, что лучше было не болтать лишний раз. Молодая женщина присоединилась ко мне и постоянно задавала вопросы. У вопросов не было общей темы, а ответы она не записывала.

Три часа спустя после многих поворотов катер остановился. Гавань и все вокруг было крытым, не позволяло увидеть, что снаружи.

Как я и ожидала, мы пошли по ступеням здания, похожего на храм, и там тоже не было видно мира снаружи.

Юный монах в черном одеянии и с недавно побритой головой вышел встретить нас. Появилось и трио из комитета. Меня привели в пустую комнату в традиционном стиле. На стене висел свиток свежей каллиграфии. Я не могла его прочесть, но он напоминал свиток в школе Гармонии.

Я опустилась на колени на татами, но монах попросил сесть в позе лотоса, чтобы ступни касались бедер. Он, похоже, хотел, чтобы я успокоилась в медитации. Мы медитировали каждый день в школе Гармонии, так что я привыкла к этому, но жалела, что не надела штаны удобнее.

Я глубоко дышала животом и пыталась поскорее успокоить разум. Но я зря спешила — ждать все равно пришлось два или три часа. За это время я поняла, что солнце село. Время пролетало с другой скоростью. Я вяло успокаивала разум. Почему-то я не могла ни на чем сосредоточиться.

В комнате потемнело, и мне стало немного не по себе. Сначала я не могла понять причину, а потом осознала, что закат наступил, а я не слышала «Путь домой». В любой точке Камису-66 было слышно эту мелодию. Если я была так далеко, что ее не было слышно, то, значит, я была вне Священного барьера.

Было ли такое возможно?

Захотелось в туалет. Я громко спросила, был ли там кто-нибудь, но ответа не было. Пришлось выйти наружу. Пол в коридоре был соловьиным, доски трещали от каждого шага. К счастью, туалет нашелся в конце коридора.

Когда я вернулась, горела лампа, старый монах со сгорбленной спиной и белыми усами сидел в комнате. Хоть тогда мне было двенадцать, я уже была выше него. Он выглядел древним. Он был в одеянии из грубой ткани в заплатах, без слов источал величие. Я опустилась перед ним на колени.

— Как ты? Голодна? — спросил он с улыбкой.

— Немного.

— Ты проделала путь сюда, и я хотел бы угостить тебя нашей вегетарианской кухней, но тебе, к сожалению, нужно поститься до утра. Сможешь?

Я была недовольна, но кивнула.

— Кстати, я настоятель в этом старом храме. Меня зовут Мушин.

Я сразу выпрямилась. Все в Камису-66 знали имя священника. Как Шисей Кабураги, почитаемый за его мощную проклятую силу, Мушин был любим и уважаем за свой характер.

— Я… Саки Ватанабэ.

— Я хорошо знаю твоих родителей, — сказал он, кивая. — Они были выдающимися детьми, и я ждал, что на них сможет положиться город. Они справились, как я и думал.

Я не знала, что сказать, но слушать похвалу родителей было приятно.

— Но твой папа любил шутки. Он каждый день бросался фальшивыми яйцами тростянки в бронзовую статую. Запах был ужасным, и мы не знали, как от этого избавиться. То была моя статуя, кстати. Ах, тогда я был директором школы Гармонии.

— Да? — я впервые слышала, что главный священник Мушин был директором. Было сложно представить, что отец по характеру был похож на Сатору.

— Саки, ты скоро попадешь в академию, станешь взрослой. Но до этого ты должна уединиться в этом храме на ночь.

— Где этот храм? — я знала, что перебивать грубо, но не сдержала любопытства.

— Это Храм чистоты. Обычно я в Храме чистой земли в Хейринге, но прибыл сюда жечь кедровые палочки для церемонии взросления.

— Мы можем быть вне Священного барьера?

Мушин немного удивился.

— Да. Ты впервые вне барьера. Но не переживай. Вокруг этого места барьер, что не уступает по силе Священному.

— Понятно.

Спокойный голос Мушина прогонял мои тревоги.

— Пора готовиться. Зажигать кедровые палочки не так интересно, это простая церемония. До этого будет небольшая проповедь. Не официальная, так что расслабься. И от нее ты можешь ощутить сонливость. Если уснешь — не страшно.

— Но…

— Нет, все хорошо. Ко мне в храм приходят те, кто не может уснуть, с этой целью, хоть это было давно. И не спать всю ночь, но и ничего не делать — трата времени, как по мне. Когда-то мне нужно было провести проповедь, но никто не хотел слушать. Я нашел страдающих бессонницей и провел ее для них. Все крепко уснули через десять минут.

Он говорил не медленно и нудно, как многие в его возрасте. Он мог очаровать слушателей. Я смеялась и легко болтала с ним.

А проповедь была не такой скучной, чтобы я уснула, но и не веселой. Она была о Золотом правиле. Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступили с тобой. Ставь себя на место другого и думай, как бы себя чувствовал.

— …это кажется просто, но сложно понять. Например, вы с подругой поднимаетесь в гору. Вы проголодались по пути. Твоя подруга взяла онигири, начала его есть, а у тебя ничего нет. Ты просишь поделиться, а она говорит, что в этом нет необходимости.

— Почему?

— Потому что я могу пережить твой голод.

Я была потрясена. Логика была непонятной.

— Такие вряд ли есть.

— Конечно, но вдруг были? Что думаешь? Какая часть слов неправильна?

— Какая часть… — я растерялась. — Думаю, они нарушили Код этики.

Мушин покачал головой, слабо улыбаясь.

— Такое очевидное не в Коде этики.

Конечно, если бы они записывали все мелкие правила, Код этики был бы из множества томов, которые сделали бы библиотеку огромнейшей.

— Ответ — не нечто рациональное, а эмоциональное, — священник стукнул себя по груди.

— Мое сердце?

— Да. Ты можешь ощутить боль друга сердцем? Если да, то ты захочешь помочь, да? Это важнее всего у людей.

Я кивнула.

— Ты можешь ощутить боль другого?

— Да.

— Не гипотетически. Ты можешь забрать себе чужую боль?

— Могу, — уверенно сказала я. Я думала, что беседа закончилась, но реакция Мушина была не такой, как я ожидала.

— Тогда почему нам не попробовать?

Пока я пыталась понять, о чем он, Мушин вытащил из одеяния нож, лезвие заблестело. Я была потрясена.

— Эксперимент. Ты сможешь ощутить мою боль, когда она вот так? — он без предупреждения ударил себя ножом по ноге.

Я ошеломленно пялилась.

— Мы можем терпеть любую боль наших тел, если натренированы. И в этом возрасте я не так сильно истекаю кровью… — рассеянно бормотал он.

— Прошу, хватит! — закричала я, опомнившись. Голос дрожал, сердце гремело в груди.

— Это тебе. Ты ощущаешь мою боль на самом деле? Если да, я прекращу.

— Я ощущаю, так что прекратите, пожалуйста!

— Нет. Не ощущаешь. Ты только представляешь. Настоящая боль из сердца.

— Это… — что мне делать? Ноги не слушались.

— Что? Пока не ощутишь боль, я должен это делать. Так я тебя направляю.

— Н-но как я…

— Не представляй. Пойми. Ты. Сделала. Это. Со. Мной, — голос Мушина был полон боли. — Понимаешь? Ты. Заставляешь. Меня. Страдать.

Я думала, мое сердце остановится. Что мне делать, чтобы спасти его?

— Прошу, помоги, — тихо и хрипло сказал он. — Останови это. Помоги мне.

Как мне объяснить атмосферу? Это было нелогично, но я поверила, что мучила священника. Слезы лились из моих глаз.

Мушин стонал от боли. Ладонь, сжимающая нож в ноге, подрагивала.

А потом произошло нечто невероятное. Мое тело напряглось, я не могла двигаться, поле зрения сузилось, на грудь что-то давило, и я не могла дышать.

— Прошу. Не. Убивай. Меня.

Эти слова что-то включили. Резкая боль началась с левой стороны моей груди, двигалась к макушке.

Я потеряла равновесие и упала на татами на бок.

Сердце. Дыхание. Я не могла дышать. Рот открывался и закрывался как у рыбы без воды.

Я увидела, как Мушин смотрит на меня, как на образец в лаборатории.

— Соберись, прошу, — его голос звучал издалека. — Саки, все хорошо. Со мной ничего не случилось.

Глаза слезились, я увидела, как он встал, будто ничего не произошло. Раны не было.

— Присмотрись. Ран нет. Нож — фальшивка. Он ничего не пронзит.

Он надавил на клинок, и он вжался в рукоять.

Я лежала на полу в смятении.

Боль угасала, и я смогла снова двигаться. Я встала, тихо кипя от его шутки. Я не успела возмутиться, перемены в теле удивили меня.

— Поражает, да? Но ты прошла последнюю проверку, — лицо священника снова было спокойным. — Если можешь ощущать боль другого как свою, то не стоит переживать. Пора дать тебе твою мантру.

Мое тело стало нормальным, но я все еще могла лишь кивать.

— Но не забывай боль, что ты ощутила. Помни ее, сделай частью себя, — его глаза проникали вглубь моего сердца. — Это отличает людей от зверей.

Монах, который молился, бросил на алтарь нечто, похожее на пилюли, налил ароматное масло, и пламя вспыхнуло.

Монахи бормотали сутры за мной, и это звучало как тысяча сверчков.

Помывшись, я надела белую одежду, какая бывала на трупе. Я села за молящимся монахом и сжала ладони.

Ритуал продолжался без конца, а я устала. Близилось утро. Рассеянные мысли возникали и пропадали как пузыри. Я не могла толком думать.

Все время в огонь что-то подбрасывали, и мои грехи и тревоги словно сгорали. Но ритуал тянулся так долго, словно тревог и грехов у меня было ужасно много.

— Теперь твои сердце и тело очищены. Осталось сжечь твои последние желания, — сказал Мушин за мной.

Я поклонилась. Наконец-то, меня отпустили.

— Смотри на огонь, — голос из темноты, казалось, доносился с небес. — Смотри на огонь.

Я следила за огнем, что плясал над алтарем.

— Попытайся управлять огнем.

— Не могу, — я не пробовала использовать проклятую силу с появления Духа Благословения.

— Ты можешь. Пусть огонь трепещет.

Я смотрела на огонь.

— Влево, вправо. Из стороны в сторону…

Было сложно сосредоточиться, но вскоре я смогла это сделать, огонь поднялся выше. Он становился все ярче, в центре огонь был почти прозрачным. Пламя трепетало по краям.

Двигайся. Двигайся.

Не огонь. Я вдруг поняла. Огонь был из сияющих частиц, но они были рассеяны, а не плотной субстанцией.

Мне нужно двигать воздух.

Нужно было двигать жар вокруг огня. Мерцающий поток горячего воздуха.

Я сосредоточилась сильнее. Двигайся. Быстрее…

Движение дымки жара вдруг ускорилось.

Через миг огонь стал раскачиваться, как от порывов ветра.

Я это сделала. У меня получилось.

Я не верила, что смогла. Что я могла двигать что-то силой воли, а не рукой.

Я глубоко вдохнула, снова потянулась к огню мыслями.

— Хватит. Стой, — заявил строгий голос.

Мое сосредоточение рухнуло, как карточный домик, и картинку в голове поглотила тьма.

— Твое последнее желание — твоя проклятая сила.

Я не смогла сразу его понять.

— Отринь все желания. Их нужно сжечь, чтобы стать просвещённой.

Я не могла поверить. Я только получила проклятую силу. Почему я должна ее отдать?

— Ты должна вернуть богам силу, что даровало тебе небо. Отныне твоя проклятая сила будет запечатана в этом символе.

Ослушаться нельзя было. Кукла из двух кусочков сложенной бумаги появилась передо мной. На голове и теле были загадочные символы.

— Управляй этим, заставь фигуру встать.

Это было сложнее. Мое сердце было в смятении, мешало сосредоточиться.

Но фигурка затрепетала и встала.

— Вложи в нее все эмоции.

Бумажная голова. Бумажное тело. Бумажные конечности.

Фигура человека.

Мое тело сливалось с бумажной фигуркой. Я послала силу в его ноги, чтобы бумажная кукла стояла.

И фигурка встала.

Меня наполнили счастье и сила.

— Саки Ватанабэ, твоя проклятая сила запечатана! — его голос звенел в храме, разбивая сияющую картинку в моей голове.

Шесть длинных игл просвистели в воздухе, пронзили голову, тело, руки и ноги фигурки.

— Все твои желания сожжены. Пусть пепел вернется к дикой земле.

Монах бросил фигурку в огонь.

Пламя вспыхнуло, как от взрыва, чуть не обожгло потолок.

— Твоя проклятая сила была уничтожена.

Я потрясенно смотрела на происходящее.

— Смотри на огонь, — Мушин снова командовал. — Ты уже не можешь им управлять. Попробуй, — в его голосе не было эмоций.

Я смотрела на огонь, но ничего не ощущала. Ничего не менялось, как я ни пыталась.

Я не смогу больше ощутить силу? Слезы катились по моим щекам.

— В своей верности ты отдала проклятую силу, — его голос стал теплым и нежным. — Но Будда милосерден, ты снова получишь чистую мантру, новый дух и проклятую силу.

Он ударил меня палкой по плечам. Я опустила голову, звук молитв стал громче.

Мушин склонился, чтобы слышала только я, и прошептал мою новую мантру.

Я дошла до этого места и в замешательстве. Я не могу записать мантру, хоть и пытаюсь.

Даже сейчас наше общество считает важным значение наших мантр. Их слова — связь с богами, ключи к активации проклятой силы. Нас предупреждали не использовать их зря, чтобы не потерять силу.

С другой стороны это просто слова заклинания — звуки без смысла. Их раскрытие не должно навредить.

Я хочу понять их значение. В глубине подсознания у меня защита от раскрытия мантры. Я даже сейчас ощущаю, как замирает рука, пока я пытаюсь записать эти слова.

Но для тех, кто хочет узнать, что это, я записала пример мантры:

Namo ākāśagarbhaya oṃ ārya kamari mauli svāhā.

Это мантра бодхисаттвы Акасагарбы, которую дали Сатору.

Остальная часть инициации затянулась, я не буду ее описывать. Когда все кончилось, на востоке виднелось солнце, все устали.

Я спала после этого весь день как бревно. Когда я проснулась, я день провела на службе с монахами-учениками, а потом мне позволили вернуться домой.

Мушин и остальные монахи в Храме чистоты пожелали мне удачи и попрощались под вишневыми деревьями. Я забралась в лодку, вернулась в город — в этот раз путь занял всего два часа.

Родители крепко обняли меня. В ту ночь мы праздновали, на столе были мои любимые блюда. Были и булочки, и сырое филе камбалы, и вкусный суп с креветками…

Мое долгое детство подошло к концу. Со следующего дня начнется новая жизнь.

Академия Мудреца, как школа Гармонии, была в Хейринге, но дальше на север, возле Пайнвинда. Мой учитель из школы Гармонии сопроводил меня до каменного здания, но сказал пройти в класс одной. Во рту пересохло от тревоги.

Справа от открытой двери был подиум. На стене передо мной висел девиз академии. Слева были сидения в стиле амфитеатра, где тихо сидели тридцать учеников.

Мистер Эндо поманил меня к подиуму, и мои ноги дрожали, пока я приближалась. Я скользнула взглядом, заметила, что все отвели взгляды. Это напомнило мне кое-что. Не школу Гармонии, но место, где я уже бывала. Какое? В классе была та же атмосфера. Странное ощущение дежавю.

— Это наша новая ученица, Саки Ватанабэ, — мистер Эндо написал мое имя на доске. В отличие от школы, он не писал рукой. Используя проклятую силу, он заставлял черные частички на белой доске формировать слова. — Ты уже дружишь с ребятами из школы Гармонии, да? Постарайся поладить и с остальными.

В классе захлопали. Я поняла, что все нервничали, как я.

Мне стало чуть лучше, я посмотрела на класс и увидела, что Мария, Сатору и Шун махали мне.

Присмотревшись, я поняла, что примерно треть учеников была в одном классе со мной в школе Гармонии. Хоть ученики приходили в академию по отдельности, было логично собирать их по возрасту. Я поняла, что тревоги почти пропали. Мне впервые стало интересно, что я буду тут учить.

Во время перемены ребята из школы Гармонии окружили меня, словно ждали вечность.

— Ты задержалась, — отметил Шун. Если бы так сказал Сатору, я бы разозлилась, но тут я улыбнулась.

— Простите, что заставила ждать.

— А я почти устала ждать, — сказала Мария, поворачивая к себе мою голову и прижимаясь лбом к моему.

— Просто я поздно расцвела. Дух Благословения ведь не мог просто задержаться?

— Да, но ты последняя из школы Гармонии. Почему-то твой Дух Благословения был слишком ленивым, — Сатору забыл, что не сильно превзошел меня.

— А ты совсем не изменился… — сказала я, а в голове возник вопрос. — Погодите, последняя? Нет, после меня еще оставались ребята.

Все притихли, их лица стали пустыми, как маска шинши.

— …мы учимся тут не только теории, но и практике. Ты знала, что я лучше всех в классе по управлению поверхностью воды?

— Зато в обмене силой ты хуже.

— Учитель сказал, что важнее всего при этом картинка в голове.

Все стали болтать одновременно. Я ничего не понимала. Они обсуждали уроки, словно хвалились тем, что выучили до меня. Мне не нравилось это чувство. Но во всех нас была привычка делать вид, что запретных тем просто не существует.

Я не понимала разговор, так что внимательно слушала, и у меня возникло странное первое впечатление об уроках. Я точно уже такое ощущала раньше.

Прозвенел звонок, и все пошли на места. А я вдруг вспомнила:

— Фермы лотоса…

Только Сатору уловил мой шепот.

— Что это было?

Через миг колебаний я ответила:

— Класс напоминает мне ту ферму. Помнишь? Мы ходили туда в школе Гармонии.

Услышав о школе, Сатору насторожился.

— Академия как ферма? О чем ты?

— Ощущения такие же, — я не могла подавить неприятное чувство.

— Не понимаю, о чем ты, — Сатору вдруг разозлился, но разговор закончился из-за начала урока.

Фермы лотоса, куда мы ходили для исследования по обществознанию, были в Голде. Выпускной близился, и нас начали водить в походы. Казалось, они хотели, чтобы мы подумали, какую работу хотим. Места, где производили товары, потрясали, и хотелось поскорее вырасти. Товары гончара и стеклодува, которые были частью гильдии мастеров, были необычными. Когда мы увидели, как они проклятой силой создают прочную керамику и прозрачное, как воздух, стекло, мы решили, что хотим пойти туда после академии.

Но сильнее всего на нас повлияла поездка на фермы лотоса.

Фермы лотоса были экспериментальными фермами в городах. Мы отправились сначала к рисовому полю с соленой водой в Белом песке. Мы ели рис с полей Голда, но тут рисовые поля были погружены в соленую воду. Используя нечто, зовущееся обратным осмосом, они отфильтровывали соль в воде. Мы попробовали рис, и он оказался съедобным, лишь немного соленым.

Потом мы отправились к отделу шелководства, где много шелкопрядов создавали радужные коконы. Эти нити не нужно было красить, а цвет в них не выгорал и не пропадал от стирки.

В соседнем здании были образцы из других мест, которые использовали для разных задач. Шелкопряды из Индонезии были известны золотым шелком, шелкопряды из Индии делали нити в десять раз толще обычных. Сотни шелкопрядов из Уганды создавали коконы размером с мячи для регби.

Лучше всего были шелкопряды Хитачи, которых держали в отдельной комнате почти без воздуха. Трехголовые черви в два метра длиной ели много листьев шелковицы и выплевывали шелк из одного из трех ртов. Они словно забыли, что должны были делать коконы, просто выплевывали шелк. И окошко в комнату приходилось часто чистить, чтобы его не залепило шелком. Гид рассказал нам, что из-за огромного размера этим червям было сложно дышать, так что кислород поступал к ним напрямую. В комнате было столько кислорода, что, если бы рядом оказался открытый огонь, все взорвалось бы, потому червей держали так.

Дальше были поля картофеля, лука, репы, клубники и прочих растений. Мы прибыли посреди зимы, и некоторые поля были покрыты пузырями, похожими на снег. Картофель и батат могли пострадать от холода, потому, когда температура снижалась, использовали пузыри, которые производило насекомое пузыредув, чтобы согревать растения. Эти насекомые были вредными паразитами, но их изменили проклятой силой в безвредных мутантов.

Поля защищались большими осами в красных сияющих доспехах.

Алые осы были гибридом большого злого шершня и коричневого шершня. Они охотились на вредных насекомых, не трогая людей и скот.

Напротив полей стоял амбар.

Мы не просто так пошли в амбар в конце. В отличие от растений, животные, измененные проклятой силой для того, чтобы производить больше мяса, молока и шерсти, выглядели неприятно. И я обрадовалась, когда я амбаре оказались коровы нормального вида.

— Что? Это же нормальные коровы.

Сатору всегда был бесчувственным.

— Нет, — Шун указал на угол амбара. — Разве то не сумчатые коровы?

Мы повернулись и посмотрели.

— У нее есть сумка! — воскликнула Мария.

Между задних ног коричневой коровы был маленький белый шар.

— О, там все коровы сумчатые, — сказал гид, крупный мужчина, чье имя я забыла. Ему будто было немного неловко, словно мы затронули тему, которую он не хотел обсуждать.

— Почему вы не убираете сумки? — спросил Сатору, не замечая неудобство гида.

— Ну… все фермеры издавна говорили, что коровы с мешками лучше защищены от болезней. Мы пытаемся понять, так это или нет.

Мы еще не видели в поездках измененных зверей, и я понимала, почему нас заинтересовали сумчатые коровы.

Чтобы лучше объяснить, процитирую «Естественную историю» островов Новой Японии. Она «классифицирована». Это книга третьего класса, которые давали не всем, потому что они могли быть вредными для разума читателя. Вот отрывок:

«Сумчатые коровы, раньше названные коровы-мешки, получили название от сумки. Интересно, что название схоже с ризоцефалами [1] .

Что касается ризоцефалы, то это ракообразное, что в родстве с морскими желудями. На первый взгляд, напоминающие саквояж, из которого они получили свое название, они не имеют ничего общего с такими известными ракообразными, как креветки или крабы. Это изменение произошло как приспособление для того, чтобы паразитировать на других ракообразных.

Ризоцефала-самка присоединяется к телу краба и становится заразной. Она пускает в краба сгусток соматических клеток. Эти клетки присоединяются в теле, проникают в брюшную полость и формируют мешок. Мешочек представляет собой яичник и не имеет конечностей или органов пищеварения. Клетки внутри тела растут в форме корней, которые поглощают питательные вещества из краба.

Зараженный краб становится бесплодным, это явление называется паразитарной кастрацией. (Опущено).

С другой стороны, известно, что коровьи мешочки являются опухолями в яичке или матке коровы. Поскольку они не повлияли на здоровье коровы, их считали доброкачественными и не замечали. Но в последние годы они были открыты как самостоятельные организмы, такие как ризоцефала. Более того, они эволюционировали до такой степени, что теперь стали частью животного, создавая новый вид коров.

Происхождение мешочка коровы неизвестно, но есть теория, что эволюция его произошла случайно. Это связано со случаями, когда один эмбрион из близнецов поглощает другого, который становится опухолью.

Личинки сумчатой коровы в больших количествах обнаруживаются в яичках нормальных быков. В брачный период личинки эякулируют вместе с нормальной спермой. Они около четырех сантиметров в длину, без глаз и ушей, с двумя длинными передними конечностями, телом, похожим на рогового червя, и иглоподобным яйцекладом.

Личинки продвигаются своими передними конечностями по корове-носителю, пока не найдут область, где кожа тонкая. Они вводят группу соматических клеток. По мере роста клеток развивается новая сумка, и корова-носитель становится сумчатой коровой. После этого личинки высыхают и умирают примерно через два часа.

На первый взгляд, личинки не имеют сходства с нормальными коровами, но все еще могут быть отнесены к категории существ Artiodactyla, класса Bovidae. Когти передних конечностей расколоты, как коровьи копыта. Это единственная оставшаяся характеристика, которая показывает, что два животных имеют общего предка.

Существует дискуссия о том, действительно ли сумчатая корова осеменяет корову-носителя, или она просто отнимает у нее питательные вещества, которые нужны яйцеклетке.

Есть народная история, или, возможно, это городская легенда, про сумчатую корову. Однажды личинку поймали на восхождении на корову. Пока ее убирали, она издавала звук, похожий на корову. Другие коровы услышали это и встревожились, все закричали одновременно. Автор много раз мог наблюдать за личинками сумчатой коровы, но, к сожалению, не услышал ни одного крика».

Странно, что мы связывали загадочную проклятую силу со странным животным, названным сумчатой коровой.

Наверное, дело было не в том, что в школе с нами обходились почти как с ними, просто и нас тяготила сущность, о которой мы еще не знали.

 

4

Дом из карт поднялся в мгновение ока.

Я взглянула на Сатору, сидящего рядом. Все проходило неплохо. Он был уже на четвертом слое. Сатору ощутил мой взгляд и покрутил четыре карты червей в воздухе с ухмылкой.

Решив не проигрывать, я сосредоточилась на домике карт перед собой. Задача была простой — строить из карт пирамиды — но для этого нужна была дисциплина в использовании проклятой силы.

Важнее всего было сосредоточиться. Малейшее дуновение ветра могло сбить домик. Дальше шло пространственное восприятие. А потом — многозадачность, ведь нужно было следить за всем, что могло уронить домик, и вовремя исправлять это.

Говорили, что когда Шисей Кабураги выполнял это задание, он смог мгновенно построить пирамиду из восьмидесяти четырех карт. Но никто не видел подобного, так что история могла быть преувеличенной.

В школе Гармонии нам часто задавали строить домики из карт. Я и не думала, что нас так готовили к академии.

— Саки, скорее, — сказал Сатору без надобности.

— Это нечестно. Но я тебе не проиграю.

— Глупости. Состязание между собой ничему не поможет. Посмотрите на пятую команду. Они хорошо работают вместе.

Я оглянулась и увидела, что все в пятой команде двигались в одном темпе, приближаясь размеренно к вершине пирамиды.

— А наш ас в лучшей форме, как всегда.

Как Сатору и сказал, Шун был лучшим в нашем классе. Он уже построил семь уровней и работал над восьмым. Никто в классе не мог управлять картами так, как он, словно тихо хлопала крыльями бабочка. Это было восхитительное зрелище.

— … но кое-кто нас задерживает, — вздохнул Сатору, окинув взглядом группу.

Мария рядом с Сатору работала почти со скоростью Шуна, но ее техника была неуклюжей, она уже дважды сбила часть своих карт. Но она быстро все исправляла, не отставала от нас. Мамору рядом с ней работал ужасно осторожно, но зато его домик был очень устойчивым. Вот только медленный темп не давал ему выбиться выше среднего уровня в классе.

Проблемой была Рейко, сидящая в дальнем конце. Она не сделала ни одного уровня.

Ее работа выглядела печально. Карты дрожали, как детская рука, не умеющая строить пирамиды из карт. Рейко была из Голда, так что я не видела ее в школе, но я не сомневалась, что она плохо делала домики из карт и в школе Нравственности.

И все равно ее неуклюжесть поражала. Когда казалось, что она поставила карты, они падали, и ей приходилось начинать заново.

— Это так плохо, что почти смешно, — Сатору покачал головой и повернулся к своим картам. — Пока она тут, нам не победить.

— И что? Рейко — хороший человек, просто она еще не сделала прорыв, — но я знала, что говорила ложь. Рейко Амано толком не могла использовать проклятую силу. Ее результаты во всех заданиях были не такими, какие ожидались.

До этого мы играли в игру, схожую с телефоном, чтобы отточить навыки представления. Команды сидели в ряд, первому человеку показывали масляную картину. Он копировал картину песком и показывал следующему. Тот смотрел на картину пару секунд и должен был воссоздать ее как можно точнее. Команда, чья картина в конце больше походила на оригинал, побеждала.

Для нас, первой команды, как мне казалось, создание картинок и техники передачи были особенными. Шун выделялся среди нас. Его картины были такими хорошими, что напоминали фотографии. Потом была Мария. Я была не так точна в картинах, как она.

Если Сатору был первым, у него не получалось, но он хорошо копировал рисунки из песка. У меня было наоборот: я могла создавать картины из песка на основе оригинала. Мамору был неплох, создавал красивые картины, но они не всегда были точными.

У Рейко никогда не удавалось. Если честно, ее картины из песка напоминали следы на пляже от мучений умирающего краба. Как бы я ни смотрела на ее картины, я не понимала, что она нарисовала. Какой бы она ни была в очереди, ее картины всегда казались абстрактными набросками.

В состязании с домиками карт ее медлительность вела к нашему поражению. Побеждала команда, в которой было больше всех уровней, но сначала каждый член команды должен был построить хотя бы семь этажей.

И в этот раз Рейко совершила фатальную ошибку.

Я так сосредоточилась на своих картах, что не знала точно, что она сделала. Ее карты вдруг взлетели и ударили по картам Марии.

Домик Марии уже был неустойчивым, но зато вторым по высоте в группе. Он тут же рухнул.

— Ах. П-простите! — Рейко была в панике. Мария застыла в шоке на пару мгновений, а потом начала вдвое быстрее, чем до этого, отстраивать пирамиду. Но времени оставалось мало, и даже с законченными домиками Шуна и Марии этого не хватило бы. Она не успела завершить третий уровень, когда раздался свист, сообщая о конце состязания. — Мне так жаль. Поверить не могу, что я такое сделала… — без умолку извинялась Рейко.

— Не переживай. Я сама его несколько раз сбила, — сказала Мария с улыбкой, но ее глаза были пустыми.

Опишу-ка я первую команду. В ней было шестеро: Шун Аонума, Мария Акизуки, Сатору Асахина, Рейко Амано, Мамору Ито и я, Саки Ватанабэ. Имена, как вы заметили, шли по алфавиту, так что я должна была оказаться в пятой команде, а очутилась в первой. В одной команде со мной оказались три моих друга, и я подумала, что мне помогали привыкнуть к академии.

После урока в тот день Мария, Сатору, Шун, Мамору и я шли по тропе вдоль канала у школы. Мы были не против дружить с Рейко, и мы часто брали ее с собой, но ей было неловко быть рядом после того, как она навредила команде.

— Я хочу уже использовать полную силу, — сказал Сатору, потягиваясь.

Все это ощущали. Мы все еще учились, так что не могли использовать проклятую силу на людях. В отличие от школы Гармонии, лекции в академии были долгими и скучными, но нам нужно было сидеть на них, а в конце дня нашу проклятую силу отпирали для практических занятий.

— Когда ты получишь полные силы, я постараюсь убежать подальше, — пошутила я.

— Почему? — хмуро спросил Сатору.

— Нет особой причины.

— У меня уже идеальный контроль. Но ты неуклюжая, как пьяница.

— Как по мне, вы оба хороши, — Шун пытался нас успокоить.

— От тебя такое слышать не весело, — Сатору пнул камешек в канал.

— Почему? — растерялся Шун. — Я не вру. Я думаю, что вы оба хороши. Ваши карты не туда не летели.

— Ах, хватит уже, — Мария вздохнула, прикрывая уши.

— Хмф, Шун просто невольно смотрит на нас свысока. Так ведь, Саки?

Я соглашалась с Сатору, но не сказала этого.

— Не впутывай меня. Только на тебя смотрят свысока.

— Что? Нет, — проворчал Сатору, но вдруг притих.

— Что такое? — спросила Мария.

Сатору указал на часть канала в шести или семи метрах от нас.

— Смотрите.

Два силуэта, схожие с людьми, были укутаны в ткань цвета грязи.

— …бакэ-недзуми? — прошептала Мария, сжав пальцами прядь рыжих волос.

— Ага. Что они делают?

Шун был заинтересован, как и я. Я впервые видела бакэ-недзуми так близко.

— Нельзя пялиться, — предупредил Мамору. Его кудрявые волосы придавали его голове вид, словно она взрывается. — В Дружбе, если мы видели бакэ-недзуми, нам говорили не смотреть и не приближаться. Вам не говорили в школе Гармонии?

Конечно, говорили, но люди хотели делать то, что было запрещено. Мы медленно наступали, следя за их движениями.

Я помнила, что отец говорил мне, когда я была младше. Мы приближались, увидели, что бакэ-недзуми убирали мусор, который собирался в канале, где вода текла медленнее. Они послушно вытаскивали листья и прутья сетями с бамбуковыми палками.

Это можно было сделать мгновенно проклятой силой, но людям было скучно тратить на такое время.

— Они трудятся.

— Но словно такими лапами держать сеть.

Я думала о том же, о чем и Мария.

— Похоже на то. Их скелеты отличаются от наших. Им и стоять на двух ногах трудно.

Все было так, как и сказал Шун. Хоть их тела скрывала ткань, их лапы напоминали крысиные, и они неуклюже покачивались на задних лапах.

— …нельзя смотреть на них, — Мамору отпрянул на пару шагов от нас и отвернулся от бакэ-недзуми.

— Да ничего не будет… эй, осторожно! — Сатору побежал вперед.

Один из бакэ-недзуми пытался поднять сеть с листьями, которая оказалась тяжелее, чем он думал. Он пошатнулся и накренился вперед.

Другой бакэ-недзуми пытался поймать его, но не успевал. Первый рухнул в канал.

Раздался плеск. Мы бросились вперед.

Упавший бакэ-недзуми бился под водой в метре от берега. Он не мог толком плыть. Листья и ветки мешали ему двигаться.

Его товарищ бегал туда-сюда в панике, не понимая, что мог протянуть бакэ-недзуми палку с сетью.

Я глубоко вдохнула и сосредоточилась.

— Саки, что ты хочешь сделать? — удивилась Мария.

— Помочь.

— Как?

— Лучше их не трогать! — трусливо кричал Мамору сзади.

— Все хорошо. Мне нужно поднять эту часть, чтобы он выбрался на берег. Это просто.

— Ты шутишь…

— Нельзя использовать проклятую силу, когда пожелаешь.

— И я думаю, что не нужно так делать.

— Если ничего не сделать, он умрет!

Я успокоилась, отогнала их голоса и произнесла свою мантру.

— Но это плохо.

— Нас ведь учили проявлять сострадание ко всему живому?

Я сосредоточилась на бакэ-недзуми в воде. Проблемой было то, что он двигался, а листья и палки мешали определить его размер.

— Проще поднять его с листьями, — сказал Шун, поняв мою проблему.

Я благодарно взглянула на него и отвернулась от остальных.

Я сосредоточилась на массе листьев, представляя, как она поднимается. Она вырвалась из воды и зависла.

Вода лилась оттуда в канал. Листья падали с ней. Бакэ-недзуми должен быть где-то там, но я его не видела. Я медленно направила кучу к берегу. Все отошли в сторону.

Я осторожно опустила кучу листьев.

Бакэ-недзуми был живым.

Он смог перевернуться, извиваясь, и откашлял воду. Вблизи он был большим. В метр высотой, если вставал на задние лапы.

— Ого, ты будто подняла его большим неводом. Идеальная левитация.

— Да, благодаря твоему совету.

Пока я радовалась похвале от Шуна, Сатору вмешался:

— Что теперь? Если в школе узнают…

— Пока они не знают, все хорошо.

— А если узнают?

Мария пришла мне на помощь:

— Все должны сберечь эту тайну, хорошо? Ради Саки.

— Хорошо, — сказал Шун без колебаний.

— И ты, Сатору, понял?

— Ясное дело. Но вдруг об этом услышат?

— Нас никто не видел. Пока никто не говорит, все будет хорошо, — ответила Мария. — Мамору?

— Что?

— Что значит «что»?

— Сегодня ничего не случилось. Я ничего не видел. И я не связывался с бакэ-недзуми.

— Молодец.

— Но что нам делать с этим? — Сатору сморщил нос, глядя на бакэ-недзуми.

— Оно никому не расскажет.

— А они вообще умеют говорить? — заинтересовался Шун.

Я подошла к бакэ-недзуми, который все еще лежал на земле. Я задалась вопросом, не был ли он ранен. Другой бакэ-недзуми увидел меня и упал на землю.

Они явно боялись людей.

— Эй, я спасла твою жизнь. Понимаешь? — тихо сказала я.

— Нельзя говорить с бакэ-недзуми! — закричал Мамору сдавленно где-то за мной.

— Эй, ты меня слышишь?

Промокший бакэ-недзуми тихо кивнул. Он набрался уверенности, поднялся на четвереньки и сделал движение, словно пытался поцеловать мои туфли.

Они оба поклонились. Этот простой жест был полон смысла. Мне вдруг захотелось увидеть их лица.

— Посмотрите сюда, — я легонько хлопнула в ладоши.

— Саки, хватит уже, — Мария звучала ошеломленно.

— Серьезно, ты же не… бакэ-недзуми, — Мамору звучал еще дальше.

— Вы меня понимаете? Поднимите головы.

Бакэ-недзуми нервно подняли головы.

Я почему-то ожидала мордочки полевых мышей, так что была потрясена.

Под капюшоном были ужасно уродливые лица. Плоский нос напоминал свинью, а не крысу, бледная кожа свисала складками и была покрыта коричневой шерстью, мелкие глазки блестели.

— Сп-сибо. Сибо. Ки-ки-ки-ки. Бо-бо-бо-бо… боги.

Бакэ-недзуми заговорил высоким скрипучим голосом. Я удивленно застыла.

— Оно говорит… — прошептала Мария.

Остальные были ошеломлены.

— Как тебя зовут?

Он прочирикал что-то непонятное, слюна пенилась в уголках рта.

Он точно назвал тогда свое имя, но я не смогла бы записать его, да и не помнила.

— Можно не переживать, что они сдадут нас, — обрадовался Сатору. — Вряд ли их кто-то поймет.

Тревога пропала, и мы засмеялись. Но по моей спине почему-то пробежал холодок, пока я смотрела на бакэ-недзуми.

Казалось, я затронула что-то запретное в глубине своего сердца.

— Хоть их имена мы повторить не можем, нужно как-то их различать, — отметил Шун.

— Это можно делать по их меткам.

Удивительно, но это сказал Мамору.

— Меткам? Где?

— Где-то на их лбу. Там должна быть их колония и идентификационный номер, — сказал Мамору, не поворачиваясь.

Я робко коснулась головы бакэ-недзуми, подняла его капюшон. Он послушно замер, как обученный пес.

— Вот.

На его лбу синими чернилами значилось: «Древо 619».

— Что это значит?

— Это, видимо, эмблема колонии, — сказал Шун.

Три черты отличали бакэ-недзуми от других зверей.

Первое — их внешность. Они напоминали крыс почти без шерсти, их размер варьировался от шестидесяти сантиметров до метра в длину. Встав на задние лапы, они были почти в полтора метра. Иногда они были ростом с невысоких людей.

Во-вторых, хоть они были млекопитающими, они напоминали муравьев, жили в колониях с королевой. Эта черта им досталась от предка — восточноафриканского голого землекопа. В маленьких колониях было только две-три сотни рабочих, а в больших — тысячи, а то и десятки тысяч рабочих.

В-третьих, бакэ-недзуми были умнее дельфинов или шимпанзе. Некоторые говорили, что они не уступали в уме людям. Те, кто клялся в верности людям, становились «цивилизованными колониями» и получали защиту взамен на их труд. Колонии называли в честь разных насекомых.

Например, колония с большой силой, которую часто нанимали для публичных работ, была колонией Шершня. Вокруг Камису-66 были и другие колонии: Муравья, Златоглазика, Стрекозы, Осы, Ктыря, Жука-оленя, Сверчка, Жужелицы, Древоточца, Плавунца, Сороконожки. Богомола, Моли, Бабочки, Тысяченожки и некоторые другие.

— «Древо», наверное, от колонии Древоточца, — сказал Шун.

— Наверное, метки есть у них всех, потому что их много, и внешне их не различить.

— Тогда это рабочий из колонии Древоточца.

Эта колония была небольшой, всего в двести рабочих.

— Др-тоцец. Древоточец. Чи-чи-чи. Холл… ой. Гр-р-р, — задрожал он.

— Он мерзнет.

— Он промок. И раз они живут в норах, температура их тел, скорее всего, ниже обычного, — сказал Шун.

Мы отпустили бакэ-недзуми. Они низко поклонились, когда мы уходили. Сколько бы раз я ни оглядывалась, они оставались склоненными.

— Как я и думала, есть лишь метод навозника, да? — сказала Мария.

Прошло около месяца со случая с бакэ-недзуми.

— Это слишком очевидно, — возразил Сатору. — Все команды об этом подумают. И так невозможно управлять шаром.

Мы спорили вокруг комка глины на столе.

— А если сделать большое кольцо и вставить шар внутрь? Так шар будет двигаться с кольцом туда, куда мы захотим, — сказала я, покачивая ногами, сидя на столе. Идея пришла в голову внезапно и показалась неплохой.

— Но сила может потеряться на половине пути. И если шар выкатится из кольца? — возразил Сатору.

Я хотела рявкнуть на него, но Шун отметил кое-что важнее.

— Будет сложно все время удерживать кольцо на земле. Если хоть одна часть поднимется, нас оштрафуют.

— Точно… — признала я.

— Одни мысли нас никуда не заведут. Почему бы просто не попробовать? Так мы поймем, сколько глины нам нужно, чтобы толкать шар.

Мы послушали Марию, сделали из половины глины толкатель, а из другой половины — нападающих.

— И все? — Сатору звучал разочарованно.

— Интересно, сколько весит шар, — отметила Мария.

Шун скрестил руки и задумался.

— Если он из мрамора, то больше десяти килограмм.

— Это примерно вся наша глина. Другими словами, толкатель в половину этого веса, — Сатору вздохнул.

— Но глина высохнет, пока печется, и станет легче, да?

— О, да! И толкатель будет весить треть веса шара.

Все оставались растерянными, но я невольно улыбалась от того, что Шун согласился со мной.

— Придется все-таки толкать его сзади, — сказал Мамору.

— Мы вернулись к той же идее.

До турнира с шаром оставалось пять дней. За эти пять дней мы должны были продумать стратегию, сделать рабочий толкатель, нападающего и защищающего из глины, научиться идеально ими управлять.

Объясню правила турнира. Есть две команды — нападающие и защита. Нападающие катают большие мраморные шары по полю, пока защита пытается остановить их. Один раунд длился не больше десяти минут, и команда, которая быстрее забивала гол, побеждала. Если никто не мог забить, команды играли тай-брейк до первого гола.

Во время матча можно было использовать только проклятую силу, но с серьезными ограничениями. Нельзя было менять шар или поле проклятой силой. Мы должны были управлять толкателем и атакующими, когда нападали, и защищающими, когда защищали. И нам нельзя было отрывать их от земли.

Поле было во дворе школы, два метра шириной и десять — длиной, из песка и участков травы, на которых нужно было сильно сосредоточиться, чтобы толкнуть шар по прямой. Защита не могла остановить шар, создавая ямы или горы.

У предметов были ограничения по весу. Мы могли сами решать, какой формы, и сколько нам нужно было предметов, но чем больше их было, тем сложнее было управлять.

Важно было и то, что нам нельзя было нападать на толкающего противника. Иначе все целились бы туда, и его прибор был бы уничтожен, не дав команде и шанса что-нибудь сделать. Но защищен был только один толкатель, так что можно было использовать еще одного, хоть преимущества не было. Многие использовали только одного.

— Это подойдет для толкателя? — спросил Шун, его пот блестел от пота.

Пока мы возились в глине, только Шун мог легко придавать ей форму мыслями. Мы так не могли. Его форма была коротким конусом со скругленным дном, чтобы было проще двигать его по полю. Чтобы управлять им, из него выходили две ручки под углом сто двадцать градусов спереди. Он напоминал человека с протянутыми руками.

— Неплохо. Просто, но выглядит круто, — отметила Мария.

— Теперь нужны атакующие. Раз Шун работает над толкателем, разделим остальную работу между нами, — сказал Сатору, решив покомандовать.

— Как первая команда? — мистер Эндо заглянул с улыбкой. Его круглое лицо, обрамленное волосами и бородой, было причиной его клички «Солнечный принц».

— Мы только закончили дизайн толкателя, — гордо сказал Сатору, показывая модель.

— О, вы постарались за короткое время.

— Да, теперь думаем, как его укрепить.

— Кто управляет толкателем?

— Шун.

— Так я и думал, — кивнул мистер Эндо.

— Остальные будут работать над атакующими.

— Да, сэр! — бордо отозвались мы.

После долгих обсуждений мы сочлись на пяти атакующих. Шун будет управлять и толкателем и атакующим, пока остальные будут двигать по одному атакующему.

Никто уже не помнил, что в команде был еще один член когда-то.

Первый раунд был против пятой команды. Повезло. Говорили, третья команда построила лучшие приборы и была фаворитом турнира, а вторая команда вела себя подозрительно.

Сыграв в камень-ножницы-бумагу, мы решили, кто будет нападать первым. Это был наш первый матч, мы нервничали из-за того, какой будет защита пятой команды. Шесть защитников двигались как стена, перекрывая путь.

Мы сжались в круг, тихо повторяя свои мантры.

— Как мы и ожидали, они используют простую стратегию, — прошептала Мария, радуясь.

— Это даже половины минуты не займет, — Сатору смеялся, словно уже победил.

— Пробьем центр, — тихо сказал Шун. — С такой защитой мы можем пробить в любом месте, но по центру поле ровнее.

Наши атакующие и толкатель вышли на поле, и ребята из пятой команды напряглись.

Толкатель медленно выехал на место, ручки оказались за шаром.

Атакующие встали втроем перед шаром, двое сторожили его по краям.

Атакующие впереди были как пирамиды по форме, острие торчало вперед. Они напоминали бумажные самолетики, потому что длинный край пирамиды касался земли, а плоская часть была поднята. Два стража были с тяжелым дном, их форма напоминала раздавленные цилиндры с выступами на поверхности. В выступах не было смысла, но так стражи выглядели опаснее.

— Играйте по правилам, работайте командой и старайтесь. Понятно? — сообщил Солнечный принц и подул в свисток, возвещая о начале матча.

Авангард медленно наступал. Толкатель только копил силу, так что тяжелый шар оставался на месте. Шар был уязвим, оставаясь на месте, но спешка могла навредить толкателю. Но им управлял Шун, так что такое было невозможно.

Защитники не могли набраться смелости и наступать, так что покачивались в стороны.

Шар медленно покатился вперед. Он набирал скорость и несся по полю, три атакующих возглавляли наступление.

Пятая команда поняла наши планы и поспешила собрать защитников посередине, но было поздно. Мы раздавим их одним ударом. Атакующие терзали стены защиты, словно они были из бумаги. Через миг мимо прокатился мраморный шар.

Как только мы пробили защиту пятой команды, они проиграли. Шар упал в ямку с решительным стуком. Прошло двадцать шесть секунд, меньше, чем предсказывал Сатору.

— Жаль, они не старались. Это даже не состязание, — сказал Сатору.

— У них будто и не было защиты, — согласился обычно тихий Мамору.

Но, если расслабиться, все может плохо обернуться.

— Другая сторона будет атаковать, — предупредила я. — Мы еще не победили.

— Мы уже победили, да? Они никак не успеют забить гол быстрее, чем за двадцать шесть секунд, — сказал Сатору, ухмыляясь.

— Кто знает, что может произойти. Не отвлекайтесь, — сказал Шун, мы выставили защиту на поле.

Когда мы увидели атакующие фигуры пятой команды, мы были удивлены.

Их защитники были так просты, что мы ожидали такого и от их атакующих. К сожалению, мы их сильно недооценили. Их стратегия была с хитростью.

— Что это? А? — тихо сказала Мария. — Все шесть выглядят одинаково.

Фигуры были прямоугольными с выступающей ручкой, похожие на молоты.

— Они сделали все толкателями, — прошептал Сатору.

Солнечный принц нарисовал красный круг на одном из их толкателей, отмечая, что его атаковать нельзя было.

— Но остальных можно? И у него не осталось защиты… — сказала я.

— Мы можем повредить один или два толкателя, но если все шесть будут толкать, нашу защиту пробьет скоростью шара, — ответил Сатору.

Вот как это было. Прозвучал свисток, и шар покатился, быстро набирая скорость.

Четверо наших защитников в форме дверных ограничителей, мы собирались толкать их под шар, чтобы замедлить движение и столкнуть с пути. Но два из них отлетели от скорости шара, не помешав ему.

Два оставшихся двигались к краю за толкателями. Один смог перевернуть толкатель, но оставалось еще пять, и шар не замедлялся.

— Плохо дело. Если так пойдет… — прокричал Сатору.

Шар двигался куда быстрее нашего, и если он попадет, мы проиграем.

Нашим козырем был пятый защитник, стоящий посреди поля. Он целился на путь катящегося шара.

— Шун, рассчитываю на тебя! — крикнул Сатору.

Защитник был в форме толстого диска с ручкой на дне, которой он касался земли. Шар должен был попасть на него, развернуться на сто восемьдесят градусов и покатиться обратно. Это была гениальная идея Шуна.

Шар катился с огромной скоростью. Но я не сомневалась, что Шун все продумал.

Но произошло нечто неожиданное. Шар ударился о кочку и подпрыгнул в воздух.

Шун тут же поправил защитника, чтобы шар не перелетел его.

Шар рухнул на защитника с неприятным треском. Хоть Шун повернул защитника, шар продолжил катиться по своему пути.

— Поздно… — сдался Сатору.

На такой скорости шар попадет в цель за шестнадцать секунд. Я отвела взгляд, а Мария закричала:

— Что это?

Я подняла голову и увидела нечто неожиданное. Шар так разогнался, что пятая команда не могла им управлять.

Один из толкателей оказался перед шаром, и тот его раздавил.

Силы, направляющие шар, лишились равновесия, и он вильнул в одну сторону.

Шар нельзя было остановить. Он пронесся далеко от цели и вылетел за поле.

— Пятая команда уже не может продолжать, первая команда победила, — прозвучал голос Солнечного принца.

— Да!

— Мы прошли первый раунд!

— Пятая команда сама виновата. Их тактика была слишком опасной.

Мы собрались и праздновали, и я поняла, что Шун остался вне круга.

— Что случилось? — спросила я.

Шун повернулся ко мне, сжимая защитника и выглядя подавленно.

— Плохо дело. Он треснул.

— А?

Все обступили Шуна. Глина была запечена при высокой температуре, должна была выдержать вес шара из мрамора. Но мы и не думали, что шар рухнет на него.

— Мы не знаем, сколько матчей нам осталось, но этот мы не сможем использовать, да? — спросила Мария.

— Ага, он разобьется, когда в следующий раз туда закатится шар. Повернуть его и сбить шар с курса не выйдет.

— Придется продолжать с четырьмя защитниками…

Мы пытались построить план, но ничего не выходило. И мы решили устроить перерыв и узнать, кем будут наши противники.

Команд было пять, нечетное количество для турнира. В академии две команды выбирались для состязания лотереей, две тянули соломинки. Победитель проходил сразу в финал, а проигравший бился с командой в первом раунде. Победитель того раунда становился другим финалистом.

Если повезет, выиграть можно было с двумя матчами, или проводить все три.

Мы отправились смотреть бой третьей и четвертой команд. Как и говорили, третья команда была сильной, и мы увидели и их атаку, и защиту.

Их толкатель был в форме подковы, которая идеально управляла шаром. Их атакующие напоминали наши, но выглядели лучше.

Нас удивило, как они использовали двух защитников в форме кокеши. Между двумя была натянута веревка из мокрой глины. Когда шар попал на веревку, она обвила его, помешала двигаться. Хоть четвертая команда все же добралась до цели, они потеряли много времени.

— Умно с их стороны, — проворчал Сатору.

— Зря мы подумали, что нужно использовать запеченную глину.

— Похоже, они уверены в том, что могут заставить противника потерять много времени.

— Третья команда явно победит, — Мария с редким восторгом смотрела на них.

Третья команда одолела четвертую с разницей двадцать две секунды против семи минут и пятидесяти девяти секунд. Мы потянули соломинки против третьей команды и, к счастью, попали сразу в финал.

— Повезло.

— У нас есть время, так что продумаем стратегию.

— Ты сможешь починить диск?

— Я не так силен, чтобы восстановить его идеально. Я могу лишь временно залатать трещину.

Мы с Шуном и Сатору думали над решением. Мария и Мамору смотрели полуфинал между второй и третьей командами.

— Все равно нужно попробовать заполнить трещины в диске.

— Мы можем получить глину?

Сатору спросил у Солнечного принца. Нам сказали, что мы могли обменять фигуру на глину весом с нее. Но запеченная глина была легче, так что мы могли получить не так и много.

— Ничего не поделать. Один защитник был поврежден, его и обменяем.

Мы заполнили трещины, и Шун своей силой сделал глину твердой. Как нам использовать остатки глины? Я скомкала ее и раскатала, она стала тонкой как бумага.

Погодите, а это…

— Саки, хватит с ней играть, — сказал Сатору.

— Эй, мы можем одолеть этим третью команду.

— О чем ты?

Шун оторвал взгляд от диска.

— Ты что-то придумала?

Я робко кивнула и поведала о своей идее.

— Да ты гений.

Мои уши покраснели от похвалы Шуна.

— Да, трюк дешевый, но они не будут этого ожидать, — сказал Сатору. Он, как всегда, пытался задеть меня, но не мог отрицать, что идея была хорошей.

— Нужно это сделать, Сатору. Другого выхода нет.

— Видимо, де.

— Нет времени придумывать что-то еще.

Мы стали раскатывать глину и соединять с той, что была у меня. Мы работали над одним, не могли использовать проклятую силу, и приходилось делать все руками. Мы закончили, когда Мария и Мамору ворвались в комнату.

— Полуфинал закончился. Произошло кое-что плохое!

— Только не говорите, что мы против третьей команды! Хотя у нас есть план против них, — сказал Сатору, словно это он придумал выход.

— Нет, — сказала Мария. — Третья команда проиграла. Мы против второй в финале!

 

5

Мы пересеклись с третьей командой, направляясь во двор.

— Я думала, мы будем против вас в финале, — сказала я Хироши.

— И я думал, что мы победим, — с сожалением сказал Хироши. — Если бы это не произошло, — он вытащил толкатель в форме подковы. Большой части дна не было.

— Как это случилось?

— Один из наших защитников случайно врезался в него, — Хироши провел пальцем по обломанному краю. — Шар покатился не туда, и мы минуту возвращали его.

— И вторая команда выиграла с минутой и тридцатью шестью секундами против минуты и сорок одной секунд. Это жестоко, да? — самая наглая девочка в классе, Мисузу, опустила ладонь на плечо Хироши и вздохнула.

— Они виноваты в том, что ударили вас.

— Это было случайно, ничего не поделать, — неубедительно сказал Хироши. — Будьте осторожны, — сказал он, уходя. — Кто знает, что будет в финале.

Такие слова перед матчем казались плохим знаком. Мы стали внимательнее следить за всем вокруг. И когда мы увидели атакующего второй команды, мы опешили.

— Он на колесе? — потрясенно прошептал Сатору.

— Мы тоже так думали, но решили, что ось не выдержит. Как странно. Разве это не плохая идея с этой глиной?

Шун прищурился, глядя на атакующего.

— Присмотритесь. Это шар, а не колесо.

Основание толкателя было с шаром на дне. Но видно было только половину, потому и казалось, что там колесо.

— Похоже, тело едет на шаре. Если в него что-то врежется, разве оно не упадет? — спросил Сатору. — И как оно вообще будет двигаться?

— Если они будут держать его как можно дальше, песок набьется, и это будет катастрофой. Но, судя по виду, это сооружение быстро сломается, — но звучал Шун неуверенно.

— Если песок не даст штуке с шаром двигаться, то проще было толкать его нормально. Они просто хотят пробить нашу защиту, — спокойно сказала Мария.

На наши вопросы ответили, как только начался матч.

— Двое? — удивилась я.

Два аса из второй команды, Рё и Акира, управляли толкателем.

Рё, похоже, управлял телом толкателя, направлял мраморный шар, а Акира удерживал две половины, убирая все, что могло застрять в шаре-колесе. Использовать вдвоем проклятую силу так близко было опасно, так что многие избегали случаев, когда группе нужно было управлять одним предметом, но в этом случае риск того стоил.

Они гладко двигали шар по земле своей проклятой силой. Даже когда они двигали его на скорости пятой команды, они идеально управляли мраморным шаром.

Хоть мы старались победить, толкатель легко проникал в бреши нашей защиты.

Защитник Сатору резко повернулся и последовал за толкателем, врезался в медленного защитника Мамору и выбил его с поля.

— Поврежден, — сказала я Шуну, вздыхая.

— Похоже на то. Тот толкатель — нечто. А нам осталось надеяться на твою идею.

Мы перестали управлять защитниками и следили за происходящим. Вторая команда решила, что мы сдались, и поспешила вперед. А потом они застыли и ошеломленно озирались.

— Что происходит? Мишени нет! — закричал Манабу.

— Есть, — ответил Шун.

— Где?

— Мы ничего не скажем, — усмехнулся Сатору.

— Эй, остановите время! Что-то не так, — пожаловался Манабу.

— Не смей, — предупредила Мария ученика из четвертой команды, который следил за временем. — Не останавливай, пока одна из сторон не победила.

— Я серьезно! Как нам продолжать без мишени?

— Она есть, — спокойно сказал Шун злому Манабу.

— Поищи. Но на это уйдет время, — дразнил Сатору.

Сатору раздражал даже меня. Врага он явно выводил из себя.

— Мы тратим время, если мишени нет.

— Она есть. Если бы ее не было, мы бы нарушили правила и проиграли, — тихо сказал Шун.

Манабу с подозрением огляделся. Если мы продержимся еще немного, они потратят почти две минуты.

— Спрятана, — понял один из их команды.

Хоть они отчаянно разглядывали поле, мишень не было видно.

— Так не честно! — прорычал Манабу сквозь зубы.

— Нет правила, что запрещает прятать мишень.

— Есть! Менять поле — нарушение.

— Мы не меняли поле. Подсказать? — спросил Сатору.

Боясь, что он что-то сболтнет в такой миг, я быстро вмешалась:

— Мы расскажем об уловке позже. Но разве вам не нужно искать? Время идет.

Манабу растерялся, но искал мишень. Даже если он найдет ее сейчас, прошло больше минуты. Может, он так и не найдет ее. Мишень была скрыта тонким диском глины, замаскированным под песок. Край диска скрывался в песке (так что мы немного влияли на поле, что бы ни говорил Сатору).

Вторая команда гоняла шар по полю, тщетно искала мишень. А потом они случайно задели диск. Он был сделан сразу перед матчем, так что не успел затвердеть, не выдержал тяжелый шар. Диск разломился пополам, и шар провалился в мишень.

— Ах, ломается легко, как мы и думали.

— Но сработало. Они больше трех минут искали мишень, так что мы легко победим, — бодро сказал Сатору.

Нас заразил его энтузиазм. Защитники второй команды вряд ли задержат нас на три минуты.

Мы сменили стороны и выдвинули толкатель на поле, все еще ощущала уверенность.

Мы не понимали, что что-то не так, пока вторая команда не направилась к нам волнами в больше, чем десять защитников. Каждый управлял как минимум двумя, постоянно бил защитниками по нашим атакующим. Их было много, и мы не могли их остановить. Некоторые проскальзывали и направлялись к шару.

Шун все равно спокойно двигал шар вперед. У нас было три минуты, мы не спешили.

Мы были почти на середине поля, хоть прошла лишь минута, мы уже видели мишень впереди. Хоть у второй команды было много защитников, они были маленькими и легкими, не могли остановить толкатель. Победа была почти у нас в руках.

В тот миг шар застыл, словно нить натянулась. Шун испугался. Он попытался толкнуть шар сильнее, и кое-что произошло.

Защитник вылетел из стороны, миновал шар и врезался в толкатель.

С высоким звоном куски глины разлетелись в воздухе.

Все охнули. Защитник улетел с поля, а левая ручка нашего толкателя оказалась сломана.

Хоть матч не остановили, мы и члены второй команды застыли в шоке. Кроме одного.

Еще один защитник вылетел из той же стороны и толкнул шар. Он медленно покатился с поля.

Кто это сделал? Я посмотрела на ошеломленную вторую команду и заметила широкую улыбку Манабу. Я отвернулась, будто увидела то, чего не должна была видеть.

— Эй! Что это такое? — яростно кричал Сатору. — Вы… вы… — он не мог выговорить остальное.

— Простите, это было случайно, — сказал Манабу.

— Случайно? Это все отговорки, — вопила Мария.

— Остановите время, — Солнечный принц встал между нами.

Он пришел вовремя, явно следил за нами откуда-то.

— Жаль, но из-за произошедшего в финале ничья.

— Что? Но другая сторона нарушила правила, да? — выдавил Шун, он редко возмущался.

— Нет, это было случайно. Обе команды считаются победителями, ладно?

Никто не спорил с учителем.

— Поверить не могу. Он намеренно это сделал! — кипела Мария. — Третья команда нас предупреждала перед матчем.

— Это точно не случайно, — согласился Мамору.

— Он все задумал, — заявил Сатору. — Проник мимо шара, сломал ручку толкателя. Это все было в плане. Да, Шун?

Шун молчал, скрестив руки.

— Что? Ты же не поверил ему?

Шун покачал головой.

— Нет… я думаю о том, что было до этого.

— До?

— Толкатель вдруг остановился, словно ударился о стену.

— А?

— Уверен?

— Да. Толкатель ощущался странно. Но ничто на земле ему не мешало.

Мы лишились речи. Шун ощущал силу лучше всех нас, и он не стал бы такое выдумывать.

Возможно, кто-то своей проклятой силой остановил наш шар. Это было нарушением правила турнира — не использовать проклятую силу на шаре — а еще это было вмешательство проклятой силой другого, что было нарушением Кода этики. Если две проклятые силы сталкивались, могло получиться искажение пространства, создавая опасное окружение.

Кто-то во второй команде не переживал, нарушая самое главное правило.

Было жутко думать, что кто-то мог так сделать, и я едва ощущала землю под ногами. В тот день мы молчали по пути домой. Все были в шоке. Но мы даже тогда не знали истинную природу страха, что скрывался в глубине нас.

В подростковом возрасте даже мелкие проблемы кажутся концом света. Но наши юный наивные умы не переживали долго: мы скоро забыли о том, что вызвало тревогу.

А еще у подсознания был защитный механизм — забывчивость — и даже серьезные проблемы, что заставляли нас сомневаться в мире, пропадали из головы, как дым.

Так только турнир закончился, мы обратились к самому важному событию академии, происходившему каждый год. Летний лагерь. Хоть название звучало весело, это была неделя, полная действий, где команды сплавлялись по реке Тоно и жили в палатках без наблюдения взрослых. Мы должны были получить от учителей одобрение на наш путь, чтобы он не пересекался в другой командой, но они влияли только в этом. Мы впервые собирались за Священный барьер после посещения Храма чистоты, так что все были взволнованы, словно мы собирались исследовать новую планету.

Предвкушение и тревога росли с каждым днем, и каждый раз, когда мы видели друг друга, кто-то озвучивал новые теории и слухи о летнем лагере. Хоть ничто из этого не было основано на фактах, не помогало нашему пути, это отвлекало нас от тревог.

И горькое послевкусие неприятного завершения турнира пропало из наших ртов. Мы не помнили давно пропавшую Рейко Амано, не переживали и из-за того, что другой ученик, Манабу Катаяма, пропал из окружения.

Конечно, эта невнимательность доказывала, что над нашей памятью поработали.

— Саки, греби хорошо, — возмутился Сатору в тридцатый раз.

— Я и гребу, это ты не помогаешь, — ответила я в тридцатый раз.

Каноэ с парой гребцов двигались в ряд, но если их движения не были синхронны, они могли грести вечно и никуда не попасть. Мы с Сатору, как выпало в лотерее, были худшей парой.

— Почему они так от нас отличаются?

Мария и Мамору, как нам казалось, были в идеальной гармонии. Хоть мы получили два часа лекции об управлении каноэ лишь за день до этого, они будто занимались этим годами. И Мамору успевал еще развлекать Марию радугой, которую делал из брызг за лодкой.

— Смотри на них. Мамору подстраивается под скорость Марии. Человек спереди не видит, что сзади, так что второй должен помогать первому.

— Но Мария гребет, а ты смотришь на природу и забываешь о весле, — ворчал ложные обвинения Сатору.

Ветерок раннего лета проносился над широкой рекой, был приятно прохладным. Я на миг перестала грести, сняла шляпу, чтобы ветер трепал мои волосы. Полотенце на моих плечах развевалось как плащ, и ветер сушил мою потную футболку на спине. Надувной жилет был пыткой, но необходимой предосторожностью.

Вдоль реки рос камыш, было слышно зов большой камышевки.

Каноэ вдруг ускорилось, поплыло вперед плавно. Я на миг подумала, что Сатору ошибся и греб изо всех сил, но это было не так.

Я оглянулась, а он прислонялся к борту, подперев рукой подбородок, опустив другую руку в воду.

— Что делаешь? — серьезно спросила я.

Он поднял взгляд.

— Река приятная, как океан, но без соленых брызг, — он не понял меня.

— Разве ты не говорил, что мы должны постараться делать это без проклятой силы? Ты уже сдался?

— Не глупи. Мы могли бы это сделать, если бы плыли по течению, но против него грести сложно, — Сатору зевнул.

— Потому мы не хотели использовать проклятую силу…

— Если ты все равно не гребешь, почему не использовать проклятую силу для каноэ? Грести можно на обратном пути.

Спорить с ленивым Сатору не было смысла. Я повернулась к пейзажу. Глядя на Марию и Мамору, на самостоятельно гребущего Шуна, я понимала, что их проклятая сила не только отменяет поток реки, что двигался им навстречу. Похоже, в природе человека было искать легкий путь.

Шун помахал нам у берега и указал на камыши веслом. Два каноэ сменили курс и направились к нему.

— Смотрите, гнездо большой камышевки.

Гнездышко было построено на высоте груди, и я видела, что в нем, когда стояла в каноэ. Каноэ раскачивалось, Сатору сжал борта и выглянул.

— Ого, правда. Но разве, — гнездо было семь или восемь сантиметров в диаметре, стояло на трех стеблях камыша. Внутри были маленькие яйца в коричневую крапинку, — это гнездо камышевки? Это может быть тростянка.

Я не различала их тогда и не научилась по сей день.

Тростянка получила название за то, что строила гнезда в полях серебряной травы, но чаще она встречалась в камыше у реки.

— Серьезно, — сказал Сатору со своего места. — Тростянки делают много гнезд, и они не растят детей, так что их гнезда всегда выглядят сделанными наспех. Видите, что это место сложно увидеть сверху? Многие гнезда тростянок открыты.

— И можно легко понять по краям гнезда, — добавил Шун. — Камышевки стоят на краю, чтобы заботиться о птенцах, и края плоские, а тростянки бросают гнездо, как только закончили, так что края неровные. И камышевки иногда добавляют перья в гнезда. В гнездах тростянок перьев быть не может.

Мальчик часто брали яйца тростянок для шуток над людьми, так что их познания в этом не удивляли. Хоть никто из нас не интересовался теми гадко пахнущими штуками.

Мы сделали записи о найденном гнезде, нарисовали его и продолжили путь, выглядывая больше.

Летний лагерь был не для забавы. Это была часть становления учеными, и каждая команда проводила исследование во время лагеря, а потом сдавала его. У нас была обширная тема «Обитатели у реки Тоно». Перед отправлением мы долго спорили, о чем именно писать, договорились только насчет начала (разве этого мало?), когда Сатору начал рассказывать одну из своих историй в пример.

— Взрывопсы? — я рассмеялась. — Такого странного точно не бывает.

— Говорю тебе, они настоящие, — сказал Сатору с серьезным видом.

Сатору всегда бурно реагировал на сомнения в нем, и мы часто смеялись над его словами, чтобы просто спровоцировать его. Обычно мы лишь отчасти верили в его истории, но в этот раз он звучал слишком неправдоподобно.

— Некоторые их недавно видели.

— Кто? — спросила Мария.

— Я не знаю их имен.

— Вот так всегда. Он всегда говорит, что были свидетели, но имена назвать не может, — торжествовала я, но Сатору не слушал меня и продолжал. Почему ему так нравилось обманывать людей?

— Вы все равно не знаете тех людей. Один сказал, что встретил взрывопса у подножия горы Цукуба.

— И зачем он пошел к горе Цукуба? — Мария попалась на крючок истории Сатору, забыв о вопросе, кем был свидетель.

— Работа для Отдела образования, типа анализа. Детям детали не говорят. Но, когда он подобрался к горе, из пещеры выбрался взрывопес.

Я искала дыры в истории Сатору, а Мамору сказал:

— Как он выглядел?

— Размером с собаку, черный, с толстым телом. Голова была с половину головы обычной собаки и была так низко, что почти касалась земли.

— Это собака?

— Кто знает? Может, и нет.

— Он не кажется опасным, — сказала Мария.

— Ага. Но если он злится, его тело раздувается, как шар, чтобы прогнать врага. Но если его спровоцировать дальше…!

— Он будет раздуваться, пока не взорвется? Разве это не звучит глупо? — вмешалась я, но Сатору тут же сменил тактику.

— В этом проблема.

— А?

— Разве он не отрицает здравый смысл? Для обмана стоило придумать что-нибудь правдоподобнее, да?

Я хотела возразить, но смолчала. Если бы ответила, это означало бы, что я принимаю его дурацкую историю.

Но Сатору все равно меня вовлек.

— Я слышал, что взрывопсы — посланники бога, но мне они кажутся простыми животными. Многие звери пытаются казаться больше, когда их провоцируют, и взрывопсы довели это до крайности. Когда они взрываются, враг, скорее всего, гибнет ли получает серьезные раны, — сказал он.

Шун, тихо слушавший до этого, заговорил:

— Но звучит неправдоподобно.

— Почему? — надулся Сатору.

— Потому что если бы так происходило, взрывопсы не умирали бы раньше врагов? Они быстро вымерли бы.

Это было простой правдой. Сатору скрестил руки и сделал вид, что обдумывает проблему, но я была уверена, что он ничего не придумает.

Когда я решила, что была права, он заговорил, словно разговор и не прерывался:

— Кхм. После того, как он встретил взрывопса, он увидел и злого миноширо.

Я чуть не упала.

— Что за «кхм»? Эй! Что насчет проблемы взрывопсов?

— Он попятился, когда пес стал надуваться, так что он не взорвался. Но кто знает, может, история о взрыве — выдумка, — сказал Сатору, пытаясь уйти от той темы. — Потом он поднялся по горе Цукуба и встретил злого миноширо, — он широко и удивленно открыл глаза.

— Это как ложный миноширо? — спросил Мамору.

— Да, на первый взгляд похож на миноширо, но, если приглядеться, понятно, что они разные.

— Но почему он злой? — спросила Мария, хмурясь.

— Люди, встретившие злого миноширо, вскоре после этого умирают.

Какая глупость.

— И как тот парень умер? Он же не умер, да?

— Может, скоро умрет, — не дрогнул Сатору.

Если бы мы на этом оставили, было бы как все другие истории, которые рассказывал Сатору. Но Шун сделал удивительное предложение:

— Почему нам не сделать это темой исследования летнего лагеря?

— Злого миноширо? — я была удивлена.

— Это, взрывопсов и прочих существ. Это редкий шанс, и я хочу узнать, существуют ли они.

— Звучит интересно, — сказала Мария, и они тут же согласились.

— Стойте, вы хоть знаете, что говорите? Если вы встретите злого миноширо, то умрете.

Сатору, конечно, пытался отговорить нас, боясь, что раскроется его ложь.

— Никто не умрет, — захихикала Мария.

— Но как такого поймать? Я забыл упомянуть, что проклятая сила на них не работает.

— О чем ты?

Кто знает, что он говорил от отчаяния. Мы повернулись к нему.

— Я сам не уверен.

— Все равно объясни.

Сатору сдался от лавины наших вопросов. Тема исследования была решена. Но мы вряд ли могли найти так много редких животных, так что решили оставить обширную тему: «Обитатели вокруг реки Тоно», чтобы, если мы ничего такого не найдем, написать про обычных миноширо, тростянок и прочих.

Вернемся к летнему лагерю. Через десять минут после того, как мы нашли гнездо, я издала негромкий вопль:

— Смотрите! Там большое гнездо.

Шун почему-то с сомнением вскинул брови.

— Похоже на гнездо желтой выпи.

— Да, размер вполне подходит, — согласился Сатору.

Их мнения редко сходились, так что тут правда была ближе.

— Но построено грубо.

Три каноэ собрались вокруг гнезда. Оно было ниже гнезда камышевки, но местами было довольно открытым. Звери с хорошим зрением увидели бы его с другого берега.

Шун привстал и заглянул в гнездо.

— Там пять яиц.

Мое сердце забилось быстрее, когда мое голое плечо соприкоснулось с рукой Шуна, наши каноэ были рядом. Я делала вид, что внимательно разглядываю гнездо и яйца. Выпи были самыми маленькими в семье цапель, но все же больше камышевки, схожей по размеру с воробьем. Это гнездо было почти вдвое шире, и яйца были синеватыми, похожими на куриные.

Шун взял яйцо и присмотрелся. Его рот раскрылся.

— Вот это да. Хотя я отчасти ожидал это.

— Что?

— Саки, подержи.

Он взял яйцо двумя тонкими пальцами и бросил в мою ладонь. Оно было приятно прохладным, как керамика.

— А что с ним такое?

— Не понимаешь? — он схватил другое яйцо и бросил им в Сатору.

Я была удивлена его грубым обращением.

— Эй, что ты делаешь? Там же птенцы.

— Ах, — Шун улыбнулся. — Это фальшивка.

Он взял еще одно и положил на камень неподалеку. Я не успела моргнуть, а он разбил его веслом.

Скорлупа треснула, но там не было белка или желтка, там был гадкий черный комок. Но больше удивляло, что оттуда торчали рога, как у оленя.

— Что это?

— Рука дьявола. Слушала о таком?

Нет. Я коснулась острия пальцем, оно было тонким, как бумага.

— Осторожно, края острые.

У Руки дьявола вены исходили из центра, что придавало ей гибкости. Как и сказал Шун, шипы были острыми, торчали по краям.

— Обычно она сложена в яйце и раскрывается, когда скорлупа сломана.

— Зачем?

Ответил Сатору за мной:

— Если змея его съест, яйцо взорвется в ее желудке. И когда она попытается избавиться от него, шипы вопьются в желудок, порвут его. А потом яд из черной вонючей части попадет в тело змеи.

Какая гадость. Розовые змеи с эволюцией стали есть только яйца, забираясь в гнезда, проглатывая все яйца и переваривая их позже. Их назвали из-за того, как они выглядели, съев фальшивое яйцо. Если съесть сразу много таких яиц, вид после взрыва будет жуткий.

Эти яйца приносили не жизнь, а смерть.

Я вытащила блокнот и быстро нарисовала фальшивое яйцо.

— В Пайнвинде полно фальшивых яиц камышевки, но я впервые увидел фальшивые яйца выпи, — удивился Сатору, подставляя яйцо солнцу.

— Для яйца такого размера и птица должна быть большой, да?

— Нет. Она размером с тростянку, — сказал Шун.

— Откуда ты знаешь? — Сатору посмотрел на него.

Шун кивнул вперед. Увиденное удивило нас.

Мордочка выглядывала из-за камыша. Она напоминала цаплю, в клюве была зажата трава. Но глаза были красными, без век, чешуя покрывала морду, а от уголков глаз тянулись черные линии. Было понятно, что это не птица.

Тростянка медленно поползла по толстому стеблю. Многие тростянки были черно-коричневыми или зелено-коричневыми, но эта была светло-зеленой, как юный побег. Хоть клюв был почти таким же, как у птицы, все остальное осталось почти таким же, как у ее предка, желтой змеи.

Она строила новое гнездо, ловко вставляла прутики изо рта в разные места. Гнездо выпи было построено вокруг стеблей камышей, но гнездо тростянки было больше похожим на гнездо камышевки. Сходство запутывало.

— Фальшивое яйцо, наверное, от тростянки, у них есть привычка строить сразу много гнезд.

Я оглянулась на Сатору, он сунул фальшивое яйцо в сумку. В гнезде осталось только одно.

— Зачем оно тебе? — спросила Мария.

— Если не встретим взрывопса или злого миноширо, сможем написать об этом. Фальшивые яйца как у выпи довольно редкие.

— Но разве пропажа яиц не обидит тростянку?

— Они фальшивые, так что одного оставленного хватит. Пока гнездо не пустое, все в порядке.

Теория Сатору звучала неплохо, но если дело было в этом, разве тростянка не оставляла бы только одно яйцо?

Мне казалось, что змея с любопытной мордой была хитрее, чем мы думали.

Стратегией выживания тростянки был гнездовой паразитизм.

Гнездовой паразитизм включал паразитирующего родителя, подбрасывающего яйца в гнездо другого зверя. Яйцо быстро вылуплялось, и зверь выталкивал оригинальные яйца из гнезда. Как по мне, это было самое жестокое, что делали животные, чтобы выжить. В Африке были птицы, которых звали медоуказчик, и их птенцы рождались с крючками на клювах, чтобы убить птенцов, которым принадлежало гнездо.

В «Естественной истории островов Новой Японии» указывалось, что тысячу лет назад было всего несколько видов кукушек, паразитирующих таким образом. Но сейчас даже в этом районе, где звери заботились о потомстве, было еще больше желающих занять хорошее гнездо. Мир птиц был постоянной борьбой.

Тростянка строила правдоподобное гнездо с яйцами, ждала, пока птицы попадутся в ловушку. Она периодически проверяла гнезда в поисках новых жертв.

Я вспомнила модель скелета тростянки, который видела на уроке. Чтобы разбивать яйца, ее позвонки были толще, чем у других змей. Разбитую скорлупу она использовала для своих яиц. Из-за большого содержания кальция в теле ее яйца были прочными, потому маленьким тростянкам требовался клюв, чтобы пробиться.

Но до того дня я не знала, что она защищалась Рукой дьявола от змей, что ели яйца. Может, я спала, когда это рассказывали на уроке.

Если подумать, тогда мне было не по себе. Это был реальный пример адаптации и естественного отбора из учебника. Чтобы выжить, эволюционировала даже Рука дьявола.

Но мы снова поплыли по реке Тоно, и мои тревоги и сомнения унес приятный ветерок.

Близился вечер, мы выбрались из каноэ на берег. На песке остались слабые следы команды, что прошла тут до нас.

Сначала нужно было расставить палатки. Мы вырыли ямки для шестов из бамбука, привязали к ним ткань кожаными ремешками. Это было утомительно. Проще было бы сделать так, чтобы один удерживал в воздухе шесты и ткань, а другой их устанавливал.

Дальше шло приготовление еды. У нас было больше трех сотен килограмм припасов на каноэ, еды хватало. Мы собрали хворост и подожгли его проклятой силой. Мы наполнили котелок очищенной водой, рисом, овощами, мясом и прочими продуктами, чтобы сделать конджи. Хоть из приправ у нас были только мисо и соль, работа у всех вызвала аппетит, и мы быстро съели весь котелок.

Солнце село, пока мы ели, и теперь мы болтали у костра.

Та сцена осталась яркой в моей памяти. Я устала после дня активности, от дыма костра слезились глаза. Это было наше первое большое приключение вне барьера, и мы все были оживлены. Небо потемнело, огонь отбрасывал на наши лица красное сияние.

Честно сказать, я не помню первую половину наших разговоров. Я отлично помню наши разговоры днем, но темы интереснее, которые мы обсуждали ночью, не давались мне, словно те воспоминания испарились.

Тогда я была полностью сосредоточена на юноше по другую сторону костра.

— …не видела ни разу раньше, да, Саки? — вдруг сказал Сатору.

Что раньше не видела? О, хотя у меня был нейтральный ответ.

— О, кто знает?

— А? Так видела?

Мне пришлось покачать головой.

— Вот видишь, — заявил Сатору.

Я хотела возразить, но не знала, о чем он, так что ничего не могла поделать.

— Вот! — Сатору вдруг обрадовался. — Как-то раз мы с Шуном впервые увидели это, да?

Шун кивнул за костром. Я не помнила, когда они стали так близки.

— Наверное, это что-то важное, раз так хорошо защищено.

— Похоже на то. И вряд ли мы видели такое в школе Гармонии, — сказал спокойно Шун, чуть улыбаясь. — За дверью есть стена, так что, если ее открыть, внутренний двор не видно. И учителя всегда внимательны, когда открывают и закрывают дверь.

Они попали во двор? Я удивилась их смелости. Внутренний двор был квадратом, закрытым зданиями по сторонам, как было и в школе Гармонии, и Ученикам не запрещали туда ходить, но туда не выходили окна, и ни у кого не было желания идти туда.

— Я дважды смог заглянуть, пока Солнечный принц открывал дверь. И я запомнил засовы.

Как выглядят замки на дверях тысячу лет спустя? Не представляю. Раньше это были куски металла с засечками, постепенно они стали сложными, напоминали часы. Но в наше время замки почти нигде не требовались, так что их дизайн снова упростился.

На внутренней стороне двери был десяток засовов. Снаружи их не было видно, так что отпереть дверь можно было, представив, как они движутся, или вспомнив, и направив их проклятой силой.

— … а потом я сторожил, пока Шун отпирал дверь. Мы проникли внутрь и закрыли дверь. Затаив дыхание, мы пошли к второй стене, — Сатору сделал паузу для эффекта и осмотрел нас.

— Что там было? — спросила Мария.

— Угадай, — Сатору улыбнулся.

— Не могилы, как в школе Гармонии? — сказала я.

Глаза Мамору расширились, он не слышал о таком раньше.

— Что? Там были могилы?

— Нет, но ходили такие слухи.

— Хватит тянуть интригу. Что там было?

— …почти то же, что и в школе Гармонии, — ответил Шун. — Немного растений, но двор пустой. И в дальнем конце пять кирпичных складов с тяжелыми деревянными дверями.

— Вы заглянули внутрь? — спросила Мария.

— Собирались, но ушли, — сказал Сатору.

— Почему?

— От них ужасно пахло, мы не захотели открывать их.

Сатору всегда преувеличивал и описывал детали, так что такой неточный ответ заинтересовал нас.

— Что за ужасный запах?

— Резкий… как аммиак.

— Так там были туалеты?

Сатору не отреагировал на мою шутку.

— Нет. Я не уверен, но оттуда будто доносились голоса, — сказал Шун.

— Какие голоса? — спросила я, хоть становилось страшно.

— Не знаю, но было похоже на вопли животных.

Они явно сочинили это, чтобы пугать нас. Но хоть я так думала, по спине пробежал холодок. Мы больше об этом не говорили.

Нам нужно было вставать рано утром, и стоило лечь спать, но все хотели еще приключений. Мамору вдруг предложил поплавать на каноэ ночью. Мария сразу согласилась.

Сначала я была против пути по реке в свете звезд. Это был инстинктивный страх, ведь я не могла видеть, что вокруг меня.

Но оставаться одной было хуже, так что я решила присоединиться. Мы потянули соломинки, чтобы определить, кто останется следить за костром, ведь, если он погаснет, мы потеряемся во тьме.

Кстати, мы дали названия своим каноэ. У нас с Сатору была Сакурамасу-2, у Марии и Мамору — Хакурен-4, а у Шуна — Камуручи-7. Мы отметили соломинки и потянули. Мы с Шуном оказались в Хакурен-4, а Мария и Мамору были в Сакурамасу-2. Сатору не повезло, и он остался сторожить костер.

— Кошмар, — жаловался Сатору, не умея сдаваться. Он всегда говорил, что последнему тянущему везет, а получил это. — В банке было видно соломинки!

— Да, но никто не смотрел, — спокойно ответила Мария.

Но заглядывать и не требовалось. Можно было заметить, что помеченные и нет соломинки отличались высотой.

Сатору сел у огня, ворча, и мы покинули лагерь.

— Не смотри на огонь, — сказал Шун.

— Почему?

— Тебе не говорили? Это первое правило пути ночью. Нужно, чтобы глаза привыкли к темноте как можно скорее, или ты ничего не увидишь.

Шун забрался в каноэ первым и помог мне. Мое сердце парило, и я забыла о страхе перед темной рекой.

Каноэ тихо поплыло в ночь.

Из-за темноты мы осторожничали с проклятой силой, гребли веслами какое-то время.

Мои глаза привыкли, и я смогла видеть. Река отражала только мерцание звезд, все остальное было черным. Из звуков был только плеск наших весел.

— Я будто во сне, — прошептала я. — Сложно понять, как быстро мы движемся.

— Это можно ощутить, опустив руку в воду, — сказал Шун сзади.

Я опустила весло, погрузила пальцы в воду. Вода быстро бежала сквозь мои пальцы.

Откуда-то спереди донесся смех Марии. Из-за тишины ночи или воды звук разносился дальше, чем днем.

Шун перестал грести и убрал весло на дно лодки.

— Что случилось?

— Если грести, на воде всегда будет рябь, да? — он глядел на воду.

Я обернулась и увидела костер. Мы уже уплыли довольно далеко.

— Да, но это река, на ней всегда есть какие-то волны.

Шун прочитал мантру.

— Готова? Я сделаю поверхность ровной.

Рябь разошлась от нашей лодки, волны пропали.

— Ого, круто.

Вода будто замерзла. Все неровности были разглажены, и поверхность напоминала отполированное стекло, большое зеркало, отражающее все звезды на небе.

— Красиво. Я будто в космосе.

Я запомнила эту ночь на всю жизнь.

Каноэ плыло не по реке, а по Млечному пути.

Голос доносился с ветром издалека. Голос Сатору. Я оглянулась и едва видела наш костер.

— Нам вернуться? — спросил Шун.

Я безмолвно покачала головой.

Я хотела остаться тут дольше. С Шуном в этом идеальном мире.

Наше каноэ плыло по звездному небу. Я отклонилась на правую руку и любовалась.

Чуть позже я ощутила тонкие пальцы Шуна на своей ладони.

Я хотела, чтобы время остановилось. Чтобы мы с Шуном были соединены так навеки.

Я не знала, как долго мы так оставались. Я пришла в себя от голоса Сатору, донесшегося издалека. Казалось, он паниковал, что никто не возвращался.

— Вернемся, — сказал Шун.

Я кивнула. Было бы подло оставлять Сатору одного надолго.

Мы развернули каноэ. Шун проклятой силой гнал нас по реке, звезды блестели на волнах.

Скорость стала удобной, но меня вдруг ослепила тревога.

Как быстро мы сейчас двигались?

Река и ее берега растаяли во тьме, и я не могла ничего узнать.

Когда нас подводили ощущения, даже богоподобная сила не прогоняла тревогу.

И в голову пришла мысль: «Если бы лишены ощущений, мы можем использовать проклятую силу?».

А следом: «Почему никто не терял зрение или слух в нашем городе?».

 

6

В «Естественной истории островов Новой Японии» записано, что годами историки, биологи и лингвисты пытались понять происхождение названия «миноширо». У них сложились интересные теории.

Давно приняли объяснение, что название было таким из-за вида существа, будто надевшего дождевик. Но в книге не говорилось, какой дождевик, и я не видела раньше такое, так что не знала, было ли описание верным.

Другой вариант был про облик с плащом и белый цвет, соединенный с верой, что внутри существа жили души мертвых. А еще факт, что миноширо жили на земле, но откладывали яйца в море, подходил его имени. Позже добавили, что их яйца красно-желтые, отложенные в водорослях или кораллах, похожи на украшения во дворце Короля-дракона.

Еще причиной называли то, что, когда миноширо сталкивается с врагом, его хвост ощетинивается и торчит как шачибоко на дворцах в древности. Существо назвали в честь замка Мино, но потом обнаружилось, что шачибоко были на замке Нагоя, и объяснение потеряло смысл.

Многие говорили, что «широ» в названии — это имя Широ. Широ был чуть больше метра ростом, и его прозвали Миноширо («мино» тройная длина стандартного отрезка ткани, около 108 сантиметров). В другой истории говорилось, что он встретил змееподобное существо с множеством отростков, и это дало ему прозвище Миноширо. Историй было столько, что за всеми не уследить.

А насчет Широ старая история отмечала, что он был проклят белой змеей и превратился в миноширо. Но остальные детали истории были утеряны, и было сложно определить ее правдоподобность.

Как по мне, все это возможно. По крайней мере, проще понять этимологию этого, чем названия жаб, которые всюду на горе Цукуба. В книге говорится: «Они используют силу, чтобы притягивать и поглощать насекомых». Кто может верить, что у жаб есть проклятая сила?

Еще одна загадка миноширо — то, что они почти не упоминаются в древних текстах. Хоть многие тексты, которым больше тысячи лет, недоступны, в тех, которые можно найти, слово «миноширо» не встречается. Это означало, что миноширо обнаружили в последние пару сотен лет, но было немыслимо, как новое существо может так эволюционировать.

И дело было не только в миноширо. За тысячу лет многие животные вымерли. Это было необычно, но вполне ожидаемо. Удивляло появление миноширо и сотни других видов, словно они возникли из воздуха.

Одна гипотеза в последнее время привлекала все больше внимания. В ней говорилось, что их эволюцию вызвало коллективное подсознание людей.

Но это было слишком резко. Недавно узнали, что миноширо произошли от морского слизня indica nudibranch, живущего в регионе Босо. Хоть сложно представить 30-сантиметрового слизня, ставшего большим, как миноширо, но сходство между ними было. Если морской слизень был предком миноширо, и у них было одно имя, то это было доказательство в пользу первых двух теорий. И все же я считала, что требовалось больше исследований.

Я описываю все это, чтобы вы понимали, о чем я говорю в части про встречу с ложным миноширо во время летнего лагеря. Вам нужно знать, какой настоящий миноширо.

Их не было тысячу лет назад, возможно, нет и тысячу лет спустя. И хоть про миноширо уже есть литература, я хочу объяснить это.

Их длина варьируется от десяти сантиметров до одного метра. Самые маленькие размером с червя, а большие длиной с многоножку. У них большая антенна на голове в форме Y, на концах которой две пары щупалец поменьше. Их маленькие глазки прикрыты кожей, так что они, как полагают, ощущают лишь свет и тьму. У миноширо короткие ножки, как у многоножек (это отличает их от морских слизней), и они могут быстро передвигаться. Движение их ножек напоминает военный марш. На их спинах цветные полупрозрачные отростки, которые светятся на концах.

Миноширо всеядны, в основном питаются мхом, лишайниками, разными насекомыми и семенами. На них не влияют яды, они отделяют яд от еды и хранят в своих телах. Так миноширо невольно очищает почву. Их тела меняют окраску в зависимости от того, что они недавно съели. Сильнее всего это заметно после мха — они становятся ярко-зелеными. Эта черта наблюдается у морских слизней после поедания морских анемонов.

Когда миноширо угрожают, он поднимается и гремит отростками на спине, чтобы запугать хищников. Если хищник продолжает наступать, они ударяют по нему отростками, полными убийственного яда. С людьми они так никогда не обращались.

Среди видов миноширо выделяют большого миноширо (редкий вид, тело больше двух метров длиной и покрыто серебряной щетиной), красного миноширо (у них полупрозрачные красные тела), синего миноширо (синие концы антенны), радужного миноширо (покрыт волосками, как бабочка, отражает свет) и разные подвиды.

Их размер и очень неприятный вкус из-за яда в телах привели к тому, что у миноширо почти нет врагов в естественной среде обитания. На них охотится только тигровый краб, прячущийся под песком на пляже. Крабы чаще всего охотятся на миноширо во время их ежегодной миграции в море, чтобы отложить яйца.

Добавлю еще и описание крабов. Это жестокие хищники, произошедшие от краба-плавунца, у них прочные панцири с острыми шипами, окрашенные под цвет песка, больше клешни, три шипа на головах и зазубренный край впереди панциря. Их задние лапы подходят для плавания и зарывания в песок. Тигровые крабы могут выпрыгивать на два метра из песка, чтобы поймать добычу. Их много на пляже Хасаки, но можно найти и в лесах, на лугах и в горах. Они едят все: от лягушек, ящериц и змей до мелких млекопитающих, дельфинов, попавших на берег и разных морских обитателей. Их прочный панцирь не пробиваем, они бьются на смерть, и победитель пожирает проигравшего. И все же они не считаются угрозой для людей.

Говорят, миноширо может отбрасывать части тела, чтобы сбежать от крабов, как и делать много чего интересного, что я не видела.

А первую часть я видела, и довольно неожиданно. Летом до окончания школы Гармонии.

— Саки, посмотри туда! — тихо сказала Мария.

— Что там?

Мы были на полянке, скрытой зарослями от пляжа. Мы вдвоем всегда ходили туда после уроков, если позволяла погода.

— Тигровый краб поймал миноширо…

Я выглянула из-за кустов и уловила соленый запах. Пляж был пустым. Я посмотрела, куда указывала Мария, и увидела одинокого миноширо в двадцати метрах от океана. Он извивался, словно хотел к воде, но его удерживали на месте.

Мы пригляделись и увидели, что его ножки были зажаты зелеными клешнями.

— Нужно ему помочь, — я вскочила, но Мария оттащила меня.

— Что ты делаешь! А если тебя увидят?

— Тут никого нет.

— А вдруг появятся? Обычно тут рыбачат мальчишки.

Не стоило бежать голыми по пляжу, так что мы оделись и спустились с пригорка. Мы приближались, и стало видно краба. Он сжимал одной клешней ножки миноширо, а другой — его отростки. Он смотрел на жертву так, словно думал, как ее лучше съесть.

Я замерла. Хоть это был лишь краб, такие могли повалить взрослого медведя и убить. Они не нападали на людей, как говорили, но два ребенка пока без проклятой силы не могли особо помочь.

Я хотела молиться, чтобы кто-нибудь пришел на помощь. Если не Шун, так хоть Сатору…

— Что теперь? Будем бросать в него песком?

Я была на грани срыва, но Мария спокойно наблюдала за ситуацией.

— Погоди. Он отбивается.

Миноширо стал гладить щупальцами клешни краба, словно успокаивал его. Краб замер, пузыри вылетали изо рта.

Вдруг из спины миноширо выросли три щупальца и стали махать крабу. Щупальца упали на песок, извиваясь.

Тигровый краб не двигался, все еще сжимал миноширо, изо рта лилась пена.

Корчась от боли, миноширо поднял еще два щупальца, дергано помахал ими перед тигровым крабом, и они упали на песок.

Пять щупалец извивались там. Тигровый краб не реагировал, а миноширо застыл.

Полминуты спустя миноширо стал двигаться, но в этот раз был настроен враждебно.

Свободными отростками он начал бить по панцирю краба. Раз, два, три раза. На четвертый он поднял ядовитый отросток, наполнил его силой и отбросил. Он ударил по клешням краба, пока падал.

Тигровый краб ослабил хватку, и миноширо бросился к воде.

Игнорируя миноширо, краб схватил два щупальца с песка и стал их есть.

— Похоже, у него получилось, — сказала Мария.

Она улыбалась, но это напоминало гримасу. Мария не любила животных, и ей, скорее всего, не было дела до миноширо, но она изображала переживания ради меня.

— Он потерял шесть щупалец, бедняжка.

— Это дешевая плата за жизнь, да? Иначе его бы съели.

Когда миноширо не мог сбежать от краба, он отбрасывал свои щупальца как приманку, чтобы тигровый краб отпустил его и стал есть щупальца. Здесь происходил интересный феномен, какого не наблюдалось у других зверей: обмен. Сколько щупалец миноширо был готов отдать соперничало с тем, насколько голодным был краб.

Если переговоры проваливались, миноширо становился агрессивным и нападал отростками. Тигровый краб мог одолеть миноширо силой, но если отросток задевал бреши в панцире, была велика вероятность, что он умрет.

Рациональное поведение неразумных существ поражало. Но у краба, когда он отпускал миноширо, отбросившего щупальца, просто срабатывал здравый смысл.

Вернемся к летнему лагерю.

Следующим утром мы позавтракали и сделали онигири из припасов риса на обед. Мы убрали палатки, засыпали ямки от палок и убрали следы нашего пребывания. Убрав все в каноэ, мы отплыли.

Мы сплавлялись по реке в утреннем тумане, используя весла и проклятую силу. Слева часто было слышно высокие трели птиц.

Небо было мрачным все утро, что печалило, но свежий воздух прогнал всю мою сонливость.

Эта часть реки была намного шире, чем та, где мы были вчера. Правый берег был дымкой вдали, его часто полностью закрывал туман.

Я вспоминала уроки географии из школы, где мы узнали о связи реки Тоно и озера Касумигаура.

Две тысячи лет назад озеро Касумигаура было большим морем, окруженным сушей, и оно соединяло реку Тоно и океан. Тогда река Тоно текла намного дальше на запад от Токийского залива.

Чтобы избежать частого разлива реки Тоно и увеличить площадь земли, пригодной для сельского хозяйства, Токугава Иэясу решил развернуть реку. Сотню лет спустя река была направлена к Инубосаки. Море уменьшили песком, пока оно не стало озером Касумигаура. (Меня заинтересовал Токугава Иэясу, когда я узнала, что он смог осуществить такой серьезный проект, но, к сожалению, в книгах истории и географии он упоминается только с этим случаем).

За тысячу лет после этого река и озеро стали такими, какими мы их знали. Многие притоки у Токио снова соединили с рекой Тоно. В Токио почти не было растений, так что в такой воде там не нуждались. Вода в реке поднималась, и, чтобы избежать затопления, построили канал, соединивший реку с озером Касумигаура. Из-за этого озеро стало почти прежнего размера. Оно превзошло озера Бива и стало самым большим озером Японии.

Низины реки проходили близко к Камису-66, и мы построили много каналов, чтобы использовать воду для транспорта. Потому подняться к самой реке впервые было так волнительно.

— Эй, давай быстрее, — сказал Сатору.

— Зачем? Ты не хочешь оглядеться?

— Я пас. И тут все равно нет зверей.

— Но мы почти на месте, куда должны добраться к ночлегу, да? — неуверенно сказал Мамору.

— О чем ты? Ты забыл истинную цель путешествия? Поиски злого миноширо и взрывопсов? Давайте скорее доплывем и высадимся.

— Эм, Солнечный принц сказал, что нам нельзя на дальнюю сторону. Если высадиться там…

В этот раз замешкалась даже Мария.

— Все будет хорошо. Мы быстро осмотримся и уйдем, — Сатору беспечно греб дальше.

— Как нам быть? — спросила я у задумчивого Шуна.

Я ожидала не такой ответ, как он дал.

— Будет плохо, если нас раскроют. Но я бы хотел посмотреть, ведь в будущем вряд ли появится такой шанс.

Все было решено. Сатору в голову пришла хитрая мысль: добраться до места, которое мы запланировали для ночлега, и оставить следы, будто мы провели ночь там.

— Тогда следующая команда поверит, что мы там были, да? — сказал он, довольный собой.

Я еще не видела его таким счастливым, он считал, что был достоин похвалы.

Мы поплыли быстрее по озеру. Крачка летела над нами, словно соревновалась, но Сакурамасу-2 за мгновения догнала ее. Птица развернулась и пропала из виду.

Я потянулась, ветерок ласкал тело. Я сняла шляпу, чтобы ее не унесло ветром, и мои волосы развевались за мной. Полотенце-пончо хлопало на мне.

Хоть я не видела ничего, кроме воды вокруг себя, я не уставала от вида. Солнце мелькало за облаками, блестело лучами на воде озера, и брызги от нашей лодки становились радугами в воздухе.

Я так залюбовалась, что не сразу заметила, что со зрением что-то не так. Краски мигали перед глазами, я видела размытые следы краем глаза.

Я обернулась, Сатору пристально смотрел на поверхность озера. Когда что-то двигали на воде, например, лодку, нужно было сосредоточиться на области перед лодкой, пытаться уменьшить расстояние. Но, набрав скорость, нужно было представлять, как отталкиваешься отводы и скользишь по ней.

Все это требовало сильной концентрации все время делать это было утомительно. А лодку еще и покачивало, и от пристального взгляда на одну точку можно было получить морскую болезнь.

Сатору заметил мой взгляд и обрадовался.

— Мы уже далеко забрались. Хочешь поменяться?

Я медленно покачала головой.

— Вряд ли я смогу.

— Как это понимать? — Сатору звучал немного недовольно.

— Что-то со зрением. Наверное, я слишком долго смотрела на отражение, — объяснила я.

Сатору недоверчиво смотрел на меня, а потом неохотно сказал:

— Тогда ничего не поделать. Мне придется толкать каноэ весь путь.

Я извинилась, вспомнила, что в рюкзаке есть солнцезащитные очки, и надела их. Они были от отца, а он заказывал их у мастера. Очки были из стекла высокого качества с особой смесью краппа и краски из хурмы, что останавливала лучи солнца. Стоило сразу надеть их.

Все стало на оттенок темнее, когда я надела их, но глаза уже не болели.

Нам запрещали использовать проклятую силу, если были проблемы с глазами. Кто-нибудь умелый, как Шисей Кабураги мог использовать проклятую силу даже во тьме, но новички, как мы, должны были видеть, что мы делали, чтобы создавать нужные картинки в голове.

Мы за час пересекли озеро Касумигаура. Когда мы были на самой глубокой части озера, из камышей раздался плеск, большая тень появилась в воде, пропала через миг. Она напоминала по форме бриллиант, это мог быть тигровый краб. Мы были далеко от берега, и я поняла, что тигровые крабы плавали лучше, чем я думала.

За камышами было видно глубокий лес, зеленая река текла из него. Мы проверили до этого, узнали, что реку звали Сакурой. Гора Цукуба должна быть перед нами, но ее скрывали высокие деревья.

Река разделялась надвое. Мы не знали, куда дальше, так что выбрали левую ветку, потому что там поток был быстрее. Километр спустя стало видно за деревьями гору Цукуба. Река Сакура тянулась на север от западной стороны горы.

Если дальше плыть по реке, мы отдалимся от горы, так что мы выбрались тут.

— Да! Получилось, — Шун вышел первым.

Я — следом, а потом Мария, Мамору, и последним — Сатору, уставший от управления каноэ в одиночку. Он ушел в кусты, его стошнило. Я ощутила укол вины.

Мы спрятали каноэ в камышах. Вряд ли кто-то заметил бы нас так далеко, но мы были осторожны. Чтобы каноэ не выплыли, мы закрепили их.

— Что теперь? Скоро обед, — Мамору с надеждой посмотрел на нас.

— Поднимемся на гору и оглядимся. Берите с собой легкие вещи, а пообедаем наверху.

Сатору все еще был уставшим, и Шун вызвался вести нас. Обычно мы жаловались, когда Сатору вел нас, но все были готовы идти за Шуном. Мы взяли рюкзаки и пошли по горе.

Подъем без тропы был сложнее, чем мы думали. Тот, кто шел впереди, убирал проклятой силой заросли, но это утомляло, и меняться приходилось через пять минут.

А еще там было полно комаров, мух и других насекомых, окруживших нас. Хоть мы убивали их, они все летели к нам. Мы постоянно использовали проклятую силу, и это сжигало много энергии. А я в очках не видела мелких насекомых, так что уставала сильнее.

Потому, когда странное заброшенное здание вдруг возникло перед нами, мы были ошеломлены.

— Что это? — Мария звучала испуганно.

Это было странно. Здание размером с главный зал Камису было густо покрыто плющом и мхом, напоминало спящее существо, которое само выросло в лесу.

— …наверное, храм горы Цукуба, — Сатору сверился со старой картой.

Хоть он не вернулся в норму, он уже ощущал себя лучше после пути по суше.

— Храм? — спросила я, подавив вскрик, чуть не наступив на лягушку на дороге. По всей горе были надоедливые звери.

— Его истории двести или триста лет. А здание выглядит на все тысячу, — добавил Шун.

— Поедим тут? — спросил Мамору.

Все проголодались, но обедать тут не хотелось.

Я хотела возразить, но жуткий крик раздался слева. Наверное, кто-то еще наступил на лягушку. Но, когда я посмотрела, там стоял Сатору, застыв, как доска. Шун поспешил туда и тоже застыл.

— Что такое?

Но все четверо застыли как статуи. Никто не отвечал мне.

Что происходило? Я была близка к панике. А потом проследила за их взглядами и сама закричала.

Передо мной было самое странное существо, что я когда-либо видела.

Я вспомнила названия злой миноширо и ложный миноширо. Это существо напоминало миноширо, но все же сильно отличалось.

Оно было в пятьдесят или шестьдесят сантиметров длиной, резиновая кожа постоянно натягивалась, разные части его тела выпирали и сужались. На спине были полупрозрачные плавники, и они ярко сияли всеми цветами радуги.

Краски смешивались, создавая мерцающий узор в воздухе. Даже в очках я ощущала, как красивые огни притупляли разум.

Ложный миноширо медленно полз к храму, оставляя следы из огоньков.

Мой крик что-то пробудил в моей голове. Я поспешила к Шуну и Сатору, стала кричать на них:

— Скорее… Сатору! Шун! Ловите его!

Но они не двигались, просто смотрели на ложного миноширо.

Я стала использовать проклятую силу и замерла. Я говорила, что было опасно группе людей использовать проклятую силу на одной мишени. Какой бы ни была ситуация, лучше было кому-то одному использовать силу.

Шун и Сатору смотрели на ложного миноширо. Обычно это был знак использования проклятой силы. Но они застыли на месте.

Время тянулось как вечность, но на самом деле прошла пара секунд. Ложный миноширо пропал в высокой траве у главного здания храма.

Я не понимала, почему они застыли на месте, и я не знала, что делать. Я не знала, что произошло, что сделало их такими. Я хотела встряхнуть их, но меня охватил страх, что, если я коснусь их, они упадут замертво.

Первым в себя пришел, что удивительно, Мамору.

— Хочу есть… — тонким голосом сказал он, озираясь.

— Что случилось?

Мария, Сатору и Шун пришли в себя и опустились на землю. Сатору выглядел плохо, Шун потирал глаза.

— Мы мертвы? — вопрос Марии вызвал у нас тревогу.

— Та история была ложью, наверное. Не переживайте, — простонал Сатору.

Он звучал так, словно делал вид, что не он придумал ту ложь.

— Почему я не могу пошевелиться?

— И я. Почему? Сатору? — Мария обвила себя руками с тревогой.

— Не знаю. Как только я увидел огни, разум опустел, и я не мог сосредоточиться.

— Ах! — воскликнула она. — Как в тот раз, да? Когда мы были в Храме чистоты. Смотрели на огни алтаря…

— Понятно, — Шун поднялся на ноги. — Теперь все ясно. Нас загипнотизировали.

— Что это значит?

— Это древняя техника управления людьми. Можно заставить их уснуть, сказать правду или выполнить любой приказ.

Я не знала, откуда Шун узнал о таком.

— Но Саки была в порядке. Она кричала нам ловить его. Может, она слишком тупоголовая, потому у нее иммунитет.

— Вот и нет, — рявкнула я. — Я была в очках, так что…

— Гипноз использует мерцающие красные и синие огни. Красные очки подавили его эффект. Дай-ка посмотреть.

Я все еще думала, откуда он узнал это, а он надел мои очки и посмотрел на небо.

— Но если только Саки может использовать проклятую силу, будет сложно поймать ту штуку. Она любит прятаться в щелях.

— Похоже на то. Эй, разве нам не пора обратно? — Мария, что удивительно, нервничала.

— Почему бы нам не пообедать по пути к каноэ? — я не знала, боялся ли Мамору, как всегда, или просто проголодался.

Вдруг в мою голову пришла идея.

— Все хорошо! Мы можем его поймать.

Они насторожились, но я объяснила план, и их сомнения сменились надеждой и восторгом. Я не отрицала, что от этого мне было приятно.

Тогда мы не знали, к чему приведет поимка ложного миноширо.

— Хорошо. У нас получится, — радостно сказал Сатору, чуть оправившись.

— А они выглядят вкусно, — Мамору взбодрился, пообедав.

— Только ты можешь считать их аппетитными, — Шун был в ужасе. Я тоже.

В двух метрах над землей перед нами парили три тигровых краба. Они не боролись, не оправдав наших ожиданий, пускали пузыри. Все были зелено-коричневыми, а самый большой был с пятном, похожим на карту. Краб среднего размера был в тонкую полоску на панцире, похожую на корни растений, а маленький был с зелеными точками, как в лишайнике.

Сатору перевернул самого большого краба проклятой силой, чтобы посмотреть на его брюхо. Тигровый краб бросился, когда краб среднего размера пролетел возле него. Он будто плыл по воздуху, опасно щелкая клешнями.

— Ого. Что с ним? — сказал Сатору. Он нервно улыбался, пытаясь прикрыть факт, что только что чуть не убежал от страха.

Мы связали крабов лозами. Было сложно сделать так, чтобы они еще могли свободно двигаться, но были под нашим контролем. Мария пыталась зацепить петли лоз о шипы на их панцирях и сделать поводья, но крабы оказались умнее. Они вырывались, тянули за лозы клешнями. Нам пришлось продеть лозы в бамбук, чтобы крабы не рвали их.

Хоть на это ушло больше усилий, чем мы думали, я была довольна результатом. При виде трех крабов на поводках я вспомнила древний метод ловли бакланов. Мы пошли искать ложного миноширо, следя за крабами, чтобы они не подобрались близко друг к другу.

Мы думали, что крабы не обрадуются путам и управлению, но ошибались. Или они и были недовольны, но этого не было видно, ведь они только ели. Все живое, что попадалось им, тут же поглощалось.

Сначала мы переживали, что крабы наедятся и перестанут искать еду. Но они шли вперед, терзая добычу острыми клешнями. При виде змей и лягушек, корчащихся от боли, нам было не по себе, и мы с трудом шли дальше.

Если ничего не получится, меня возненавидят за такую неприятную идею.

Но час спустя тигровый краб Марии обнаружил джек-пот.

— Похоже, он снова что-то схватил, — Мария заглянула под храм и скривилась. — В этот раз что-то большое…

Мы скривились, услышав это. Никто не хотел смотреть, как краб терзает крупное млекопитающее.

— Вытащи и посмотри, — Сатору отвернулся.

— Помогите.

— Ты же можешь сама? Просто потяни за веревки проклятой силой.

— Но это жутко, — Мария посмотрела на нас.

Признаюсь, я проигнорировала просьбу подруги и отвлеклась на своего краба. Мне было еще не по себе от того, как краб Сатору проглотил добычу до этого.

— Я это сделаю, — вдруг вызвался Мамору.

Они вдвоем вытаскивали краба, а мы отвернулись, опасаясь чего-то неприятного.

— О, у них получилось, — сказал Шун.

Мы обернулись.

— Ложный миноширо! — закричала Мария.

Я вовремя надела очки.

Тигровый краб появился с добычей в клешнях.

Не было сомнений, что это был тот, сбежавший миноширо. Хоть тигровый краб яростно сжимал его, словно собираясь разорвать, миноширо боролся изо всех сил. Увидев нас, он выпустил щупальца, и концы засияли.

— Шун! Сатору! Ловите его! — закричала я и поняла, что ситуация повторилась.

Кроме меня, все застыли. Они подверглись гипнозу ложного миноширо.

Придется делать самой. Тогда у меня был сильный союзник. У него был примитивный разум, защищенный от гипноза, и упрямство, которое не позволяло тигровому крабу отпустить добычу.

Я была в очках, а еще не смотрела на огоньки, чтобы голова оставалась ясной. Прикрыв глаза, я стала отрывать сияющие щупальца.

— Прошу, прекратите разрушительные действия.

Женский голос донесся из ниоткуда и напугал меня.

— Кто тут? Где вы?

— Вы разрушаете собственность публичной библиотеки. Прошу, немедленно прекратите разрушительные действия.

Голос звучал из ложного миноширо.

— Потому что ты гипнотизируешь нас.

— Защитный световой гипноз позволен приказом 488722, раздел 5. Прошу, немедленно прекратите разрушительные действия.

— Перестань гипнотизировать нас, и я перестану вырывать сияющие отростки.

— Повторяю предупреждение. Прошу, прекратите разрушительные действия., - не унимался ложный миноширо.

— Я тоже предупреждаю. Если не прекратишь, не прекращу и я. И вырву все эти сияющие штуки!

Вдруг ложный миноширо перестал сиять. Простой угрозы, похоже, хватило.

— Вы в порядке, ребята?

Они все еще были в ступоре.

— Убери гипноз! Или я продолжу вырывать их, — пригрозила я.

Ложный миноширо ответил спешно:

— Эффект светового гипноза проходит со временем. Отчет Национального института психиатрии номер 49463165 сообщает, что нет побочных эффектов.

— Убери его. Сейчас. Иначе…

Я не успела закончить. Ложный миноширо вдруг издал пронзительный вопль, и я пригнулась, закрывая уши. Ребята пошевелились, словно пробудились ото сна.

Я медленно повернулась к ложному миноширо, полная вопросов.

— Кто ты? Что ты такое?

— Я — отделение Цукубы, Национальная библиотека.

— Библиотека?

— Если вы хотите узнать мою модель и версию, то я — Автоматический архив с автономной эволюцией, версия SE-778H Лямбда.

Я не понимала его, представление монстра было глупым. Это если бы человек прошел по городу и сказал: «Привет, меня зовут Национальная библиотека» или «Я — школа».

— Так ты — библиотека? — осторожно спросила я.

— Да.

Я посмотрела на ложного миноширо. Он перестал извиваться и сиять, выглядел как сделанный людьми.

— Где тогда книги?

— Вся бумага или сгнила, или была утеряна в годы войн и разрушений. Их так и не нашли.

— Не понимаю, но книг у тебя нет? Ты — пустая библиотека?

— Вся информация в архиве голографической памяти.

Я его не понимала.

— …если пытаешься запутать нас громкими словами, может, мне просто нужно вырвать эти щупальца.

Угрозы мне не нравились.

— Содержимое книг хранится во мне, доступ можно получить в любое время, — тут же ответил миноширо.

Так было лучше, но я все еще не поняла, как это работало.

— Кто за книги? — спросил Сатору.

— Все 38 242 506 томов, опубликованных в Японии с 2129 года нашей эры, и 671 630 тома на английском и других языках.

Мы переглянулись. В самой большой библиотеке Камису-66 в Хейринге было меньше трех тысяч книг, доступных публике, и если посчитать и книги в подвалах, вместе будет около десяти тысяч. Этот мелкий ложный миноширо вмещал в себе в четыре тысячи раз больше. Он врал так, как не посмел бы даже Сатору.

— Доступ в любое время — значит, ты можешь читать их, когда хочешь?

— Верно.

— И если я задам вопрос, ты найдешь нужную книгу из всех, что в тебе? — с сомнением спросила я.

— Да. Время поиска занимает около шестидесяти наносекунд, — похвалился ложный миноширо, точнее, отдел библиотеки в Цукубе.

Я не знала, как долго длились шестьдесят наносекунд, но могло быть близко к шестидесяти секундам.

— Т-тогда… я хочу спросить!..

Я вдруг заволновалась. Я могла получить ответы на все, что хотела до этого. Сотни вопросов пришли в голову. Я хотела заговорить, но Сатору перебил с самым бесполезным вопросом мира:

— Почему тут так много лягушек?

— Почему ты так выглядишь, если ты библиотека? — спросила Мария.

Шун, казалось, тоже хотел спросить, но не мог пока после гипноза составить связное предложение.

— Я хочу спросить, — я решила, что хотела узнать больше всего. — Бесы существуют? И демоны кармы?

Мы ждали, затаив дыхание. Прошли шестьдесят секунд, потом две минуты, три, но ложный миноширо молчал.

— Эй, почему ты не отвечаешь? — Сатору уже не мог ждать.

— Регистрация пользователя требуется для доступа к услугам поиска, — сообщил он без следа стыда за то, что заставил нас зря ждать.

— Ты не мог сразу сказать? — возмутился Сатору.

— Как зарегистрироваться?

Ложный миноширо проигнорировал Сатору и ответил Марии:

— Вам должно быть восемнадцать лет или больше, вы должны подтвердить имя, адрес, возраст одним из следующих документов: водительское удостоверение (с адресом), паспорт (копия с датой рождения и пропиской), студенческий (с адресом и датой рождения), вид на жительство или другой официальный документ. Они должны быть действительны.

— Восемнадцать? Но мы…

— И не годятся такие формы подтверждения как трудовая книжка, студенческий без даты рождения или адреса, визитки…

Ложный миноширо говорил о документах, которые использовались раньше. Мы плохо представляли, о чем он, потому что мало знали о странной эпохе, когда бумага была важнее людей.

— А если у нас этого нет? — спросила я.

— Если регистрацию не завершить, не будет и поиска, — ровным тоном сказал ложный миноширо.

— Ничего не поделать. Придется порвать тебя на кусочки и посмотреть на книги в тебе.

— Разрушительные действия — преступление, наказуемое законом.

— Что нам делать? Вырвем щупальца, а потом порвем пополам? — я показала Сатору жестами, как разрываю существо.

— Хм, он выглядит как резина. Сначала снимем кожу, — Сатору оскалился, поняв мой план.

— …требования документации изменились. Начинаю процесс регистрации пользователя! — громко сказал он, но голос оставался спокойным и женским. — Прошу, четко произнесите свои имена.

Мы шагнули по очереди к ложному миноширо и назвали свои имена.

— Снимок сетчатки, запись голоса и аутентификация завершены. Регистрация завершена. Шун Аонума, Мария Акизуки, Сатору Асахина, Мамору Ито, Саки Ватанабэ, услуги поиска доступны вам три года с этого дня.

— Хорошо, почему тут столько лягушек…

Шун закрыл рот Сатору правой рукой.

— У нас гора вопросов, но я хочу услышать сначала ответ на вопрос Саки. Бесы существуют? А демоны кармы?

В этот раз ложный миноширо не делал паузу.

— Термин «бес» соответствует 671 441 результатам в базе данных, их можно грубо разделить на две группы. Первая: существа, которых видели в прошлом, часто звали демонами, призраками, упырями и схожими названиями, их не существует. Вторая: термин, придуманный в последние годы древней цивилизации, описывающий страдающих синдромом Рамана-Клогиуса, известного как синдром «Лиса в курятнике». Он не подтвержден как существующий в настоящее время, но был в прошлом, так что может повториться в будущем.

Мы переглянулись. Мы не совсем все понимали, но такому нас не учили, и нам не позволили бы такое узнать.

— Демоны кармы тоже были обнаружен до падения древней империи, и это был общий термин нескольких случаев синдрома Хашимото-Аппельбаума. Как и у бесов, их существование в настоящее время не подтверждено, но высок риск возвращения.

— Это… — Шун запнулся.

Он побелел, и я поняла, о чем он думал.

Нам не стоило задавать другие вопросы. Предупреждение звенело в атмосфере.

Но открывать ящик Пандоры, когда этого нельзя было делать, люди начали еще с начала времен.

 

7

— …в 2011 году по григорианскому календарю ученые доказали существование психокинеза, который до этого всегда считался оккультным феноменом, — бесстрастно объяснял ложный миноширо.

Голос создавал впечатление умной женщины, и хоть он впечатлял, звучал слишком идеально, так что не был человеческим.

— До этого все эксперименты психокинеза на публике или в лабораториях были полным поражением. Но в Азербайджане в 2011 ученый Имран Измаилов смог успешно провести эксперименты в столице Баку. В квантовой механике известен парадокс воздействия одной частицы на другую, но Измаилов первым предсказал, что микроскопический мир увеличивается в случае с психокинезом. Те, кто сомневался в успехе его экспериментов, были наблюдателями со способностью противостоять психокинезу. После нескольких испытаний их разделили на разные группы, чтобы никто не знал масштаба эксперимента. Этих наблюдателей просили скрывать факты об эксперименте Измаилова. Были разные факторы контроля…

Мы в трансе слушали долгую речь ложного миноширо. Хоть мы не все понимали, мы упивались словами, как растения после засухи.

До этого наши знания о мире были без важных частей головоломки. Слова ложного миноширо давали эти кусочки и пробуждали любопытство.

Но мы не представляли, что услышим такую адскую историю, что волосы встанут дыбом.

— …первым человеком, у которого Измаилов обнаружил чувствительное восприятие, была Нона Марданова, девятнадцатилетняя девочка. Она смогла лишь подвинуть легкий пластиковый шар, запертый в прозрачной трубе, но, как капля, что запускает химическую реакцию, она стала катализатором, что пробудила спящую силу людей.

Мария невольно встала рядом со мной и сжала мою руку. Как люди получили такую богоподобную силу? История происхождения в учебниках истории была сглажена.

— …количество пользователей психокинеза быстро росло, достигло 0,3 процентов всего населения. Из-за последующих лет социальных беспорядков статистика была утеряна, но был записан и рост доли населения с шизофренией.

— Всего 0,3 процента? — с сомнением прошептал Сатору.

Я тоже не могла поверить. А как же 99,7 процентов населения?

— Что за социальные беспорядки? — спросила Мария.

— Сначала обычные люди держались подальше от пользователей психокинеза. Хоть их способности были слабыми, они все равно могли уничтожить порядок в обществе того времени. Этот факт тщательно скрывали. Для Японии разрушение началось со случая Мальчика А.

— Его так звали? — Мамору нахмурился.

— Тогда практиковали скрытие имен незначительных людей, вовлеченных в преступления, потому имена зашифровывали.

— Что он сделал? — спросила я.

Я ожидала, что ответом будет кража или что-то вроде того.

— Силы А были недоразвиты, но однажды он понял, что может открыть любой замок. С этой способностью он много раз врывался в дома посреди ночи, изнасиловал девятнадцать женщин во сне и убил семнадцать из них.

Мы застыли от шока. Я не могла поверить в услышанное. Насилие. И убийство… людей.

— Погодите! Это невозможно! Он же был человеком? Человек убивал других людей? — хрипло спросил Сатору.

— Да. После ареста А количество преступлений с вовлечением психокинеза увеличилось. Многие оставались нераскрытыми, потому что обычные методы надзора не действовали против пользователей психокинеза. Обычные люди начали нападать на пользователей психокинеза. Личные стычки переросли в публичные драки, чуть не дошло до казней. Пользователи психокинеза образовали свои фракции, некоторые предлагали установить свое общество. Последовал террор со стороны пользователей психокинеза. Политические, этические и философские конфликты погрузили мир в эпоху раздора. Без опыта в этой ситуации люди не могли покончить с этой мировой войной.

Я посмотрела на остальных. Стар стер все эмоции с их лиц. Мамору сжался у земли, закрыв уши руками.

— …страна с самой большой военной мощью, Америка, начала гражданскую войну, чтобы истребить всех пользователей психокинеза. С помощью электрошока они отличали обычных людей и пользователей психокинеза, пистолеты были широко доступны, и количество пользователей психокинеза в Северной Америке упало с 0,3 до 0,0004 процента за короткий период времени.

Сатору мотал головой и шептал:

— Это не может быть правдой.

— …с другой стороны Индия, сильная в науке, успешно отличила ДНК обычных людей от ДНК пользователей психокинеза, и там искали методы управлять генами людей. К сожалению, их поиск не принес результата, но собранные данные пригодились позже.

Я как во сне смотрела на зверя-машину в клешнях тигрового краба. Это мог быть демон из ада? Он мог нас сбить с пути своими странными словами, свести с ума.

— …иронично, но из-за угрозы их жизням выжившие пользователи психокинеза быстро развивались. Сначала психокинез считали проекцией энергии от распада сахара в мозге. Из-за этого ограничивали количество сахара в теле. Но это было неверно. На самом деле не было пределов того, сколько энергии можно использовать. Тогда самому сильному пользователю психокинеза хватало сил остановить ядерную атаку. Баланс силы изменился, и правительство по всему миру рухнуло. Книги истории сейчас не упоминают прошлые цивилизации, потому что произошло новое начало. Колесо времени запустили заново, и мы вернулись в темные времена. Из-за войны, голода, эпидемий и прочих проблем человечество сократилось до двух процентов от того, что было в Золотую эпоху.

Мое сердце трепетало. Неприятно. Я хотела, чтобы ложный миноширо замолк, но не могла пошевелить губами. Казалось, все были в таком состоянии.

— …невозможно сказать, что случилось в Темную эпоху, что длилась пятьсот лет. Инфраструктура рухнула, пропали и интернет-коммуникации. Распространение информации резко сократилось, люди оказались в узком и закрытом мире, — бодро говорил ложный миноширо, словно это были чудесные новости. — Но некоторые новые книги издавались в то время. В самой надежной литературе того времени говорится, что общества в Северо-восточной Азии разделились на четыре воюющие группы. Иронично, что они разделялись, хоть количество населения резко уменьшилось. Первая группа была империями-рабами пользователей психокинеза. Вторая была племенами без психокинеза, которые хотели сбежать из империй-рабов. Третья была бродячими бандитами, которые грабили и убивали психокинезом. И последние были учеными, которые хотели сохранить древние знания и технологию.

— Книги, о которых ты говорил, маленькие и в тебе? — спросил Шун, нарушая тишину.

Напряжение чуть ослабло, тема сменилась.

— Нет. Обычные книги делались старым методом печати. Наша библиотека сканирует эти книги и помещает информацию в базу данных.

Я уже совсем не понимала его.

— Так ты с четвертой группой?

— Мы связывались, но не работали вместе. Библиотеки защищают знания людей, но, к сожалению, многие нападали на них в ту эпоху. Из-за этого изобрели роботов-архивов. В городах раньше были модели, которые могли свободно путешествовать по канализациям, но их уничтожили ядерными ударами. Остались только те типы, которые могли имитировать живых существ, на них не влияли стихии, и они могли вбирать и вырабатывать свою энергию. Их улучшили, пока они не смогли менять облик под их окружение. Версия автономной эволюции, как я, — гордо сказал ложный миноширо.

— Вырабатывать свою энергию… и что ты ешь? — Мамору поднял голову.

— Животных подходящего размера. Организмы можно поглотить и переварить. Или, когда выпадает шанс, я могу поймать мелких млекопитающих и пить их кровь.

Представлять это было гадко. Я отвернулась от ложного миноширо.

— И что потом? Что произошло между Темной эпохой и настоящим? — Шун вернулся к изначальной теме.

— Во время Темной эпохи были только те четыре группы? Так какая…?

Я поняла. Мы были прямыми потомками одной из групп.

— Первыми умерли бандиты.

Я немного обрадовалась, услышав это.

— В каждой семье бандитов было двадцать-тридцать родственников. Они не мешкали и использовали психокинез, порой уничтожали целые города, и их сильно боялись. Но их образ жизни был нестабилен. Для бандитов империи рабов и кочевники были добычей, до для тех двух групп бандиты были лишь помехой, и они использовали всевозможные методы, чтобы убрать их.

— Всевозможные методы? — спросил Сатору, я пожалела об этом.

— Бандиты любили передвигаться на автоматическом двухколесном транспорте. Хоть тогда уже не могли производить двигатели и шины, они с помощью психокинеза из железа делали колеса, и психокинез разгонял их до скорости триста километров в час. Они проносились, искры летели из-под колес. Они грабили города по пути. Когда жители видели облака пыли и слышали рев их двигателей, они знали, что это боги смерти. Жители в защиту вырывали ямы с копьями из бамбука, натягивали проволоку на уровне шей. Они простыми, но эффективными ловушками, типа мин, медленно действующего яда в еде, оставленной как приманка, зараженных смертельными болезнями женщин, которых они отдавали бандитам для насилия, и прочим.

Мне снова было так гадко, что я подавляла тошноту.

— Конечно, бандиты безжалостно атаковали психокинезом, но их падение было неминуемо. Они были связаны кровью, и бандиты были опасны против врагов вне группы, но боялись, что в рядах группы один убьет другого. Чтобы выжить, они следили за другими членами. И тактика «убей, пока тебя не убили» распространялась до того, что гибель группы была неминуема.

Мы вытерли пот с лиц, пытались подавить тошноту. Но Мамору уже не выдержал, ушел в кусты, и его тошнило там.

— Хватит! Замолчи! — закричал Сатору. — Не слушайте его!

— Нет… погоди, у меня есть еще пару вопросов, — Шун был белым, как призрак. — Хватит про бандитов. Что случилось с остальными группами?

— Примерно девятнадцать империй-рабов в Северо-восточной Азии прожили шесть сотен лет с общим согласием не нападать и не вмешиваться. Из четырех империй на Японском архипелаге у меня есть записи только из империи Священного цветка вишни, состоящей из регионов Канто и Чубу. Размер этой империи уступал только империи Новой Ямато, которая занимала все западнее Кансая. Но империя Священного цветка вишни существовала пятьсот семьдесят лет, сменилось девяносто четыре поколения императоров.

— Нам не нужно рассказывать историю каждого поколения, — Мария нахмурилась.

— Почему императоры так быстро сменяли друг друга? — Шун был потрясен сильнее нас, но не унимался.

— «Учение империи Священного цветка вишни» цитирует историка Актона; «Власть портит, а абсолютная власть портит окончательно». Пользователи психокинеза, которые правили империями-рабами, управляли силой, какой еще не существовало в истории людей. Они были как боги, но такие силы приводили к разрушительным последствиям, — история ложного миноширо так затягивала, что мы невольно внимали каждому слову. — Империя Священного цветка вишни началась как олигархия, которой правила избранная группа пользователей психокинеза. Волна за волной политической чистки оставили от них только одного человека, который правил как абсолютный монарх. Местоположение императора было всегда скрыто, и он путешествовал с множеством двойников, но в империи с большим количеством пользователей психокинеза невозможно предугадать и предотвратить все попытки убийства. Бандиты вымерли, и одна семья пользователей психокинеза правила десятками тысяч жителей. Но даже это не принесло мир и стабильность.

— Давайте уже вернемся. Я устал, и я давно хочу пить, — слезно пожаловался Мамору, все еще зажимая руками уши.

Никто не двигался.

— В «Учении империи Священного цветка вишни» говорится, что все шесть императоров, которые правили дольше всего, получали одинаковую психологическую помощь. Многие ученые из общества полевых исследований — Группы наблюдений Сакуры — потеряли жизни, исследуя эту тему.

Кроме Мамору, все поддались новому гипнозу ложного миноширо, его голос проникал в головы и разносился там эхом.

— Каждый император получал посмертное имя в зависимости от его достижений. Порой это были насмешливые прозвища от жителей. В записях значится, что во время коронации пятого императора, Императора радости, люди хлопали и радовались три дня и три ночи. Это может звучать как преувеличение, но позже раскрылась правда. Первую сотню людей, которые перестали хлопать, превратили в жертв. Их подожгли, и их почерневшие тела стали статуями, украсившими замок. С того дня Императора радости прозвали Императором вечных криков, — ровно продолжал ложный миноширо. — Тринадцатый император, императрица Айрин, была прозвана Королевой печали. Каждое утро она радовалась виду публичной казни людей, которые хоть немного расстроили ее. И работники замка почти не ели, чтобы их не тошнило от ужаса во время казни… Тридцать третий император, Император великодушия, был прозван Королем-волком, но это прозвище со временем приобрело негативную окраску. Он часто выходил погулять в город и оставлял после себя гору трупов, словно после бушующего зверя. Психокинез императора представлял пасть огромного зверя, лишающего людей конечностей, хотя говорили, что на частях трупов были следы зубов самого императора. Его сын, тридцать четвертый император, Император чистоты, был прозван Королем-еретиком после его смерти. В двенадцать он задушил спящего отца и скормил его собакам. Его ценили жители, но вскоре у него развилась паранойя, что его убьют, потому он по очереди убил своих младших братьев, кузенов, бросил их тела тараканам. И хоть пользователей психокинеза, которые могли свергнуть его, было все еще много, его правление подверглось другим угрозам. Его пытались убить обычные жители. И Император чистоты развил ненормальную одержимость скармливания живых людей диким зверям… Шестьдесят четвертый император, Императрица Благодеяний, была прозвана Совиной королевой еще до того, как пришла к власти. Она верила в разные странные культы, и ее психокинез воплощался как чудовищная сова, которая выбиралась в полнолуние и похищала беременных женщин, вырезала все из их живота и подносила их на алтаре богам тех культов.

Я поежилась. Картинка, которую я представляла, используя проклятую силу, была схожа с этим: я могла представить большое существо, летящее с ночного неба.

— …стало обычаем следующему императору убивать предыдущего, чтобы занять его место. Как только наследник становился подростком, и пробуждался его психокинез, жизнь императора затухала. Потому за принцами следили, чтобы подавить бунт, и их часто убивали заранее или бросали в подземелья с выколотыми глазами. Семьдесят девятый император, Император милосердного света, понял, что может использовать психокинез, когда ему исполнилось девять. На рассвете он спрятался в замке в нише за большой вазой в коридоре, откуда ему было отлично видно трон. Когда его отец, Император искренности, сел на трон, сын остановил его сердце. А потом он сделал вид психокинезом, что его отец был еще жив, он сломал шеи всем советникам императора и помощникам и спрятал их тела в вазах в коридоре. Было убито больше двадцати людей, но для Императора милосердного света, известного как самый жуткий убийца в истории империи, это была лишь разминка. Для него убийство было легким, как дыхание. Некоторые даже думали, что он не всегда понимал, что использовал психокинез, когда убивал людей в свите и городе. При его правлении население сократилось вдвое. Трупы заполняли поля, привлекая облака мух, что закрывали небо, и запах гнили ощущался за километры. Теперь имя Император милосердного света забыто, осталось лишь прозвище Король резни. Но размах его нечеловеческой личности…

— Хватит! Я уже говорил! — заголосил Сатору. — Зачем это слушать? Все может быть ложью. Шун, хватит уже. Это сведет нас с ума.

— Мне тоже это не нравится, — Шун облизнул белые губы, посмотрел на ложного миноширо. — Как появилось наше общество? Я хочу знать только это. Не нужно рассказывать ничего лишнего. Просто объясни, как появилось наше общество.

— Пять веков Темной эпохи закончились гибелью империй рабов. Они давно отрезали контакт с сушей, а из-за убийств на островах Японии почти вымерли семьи с психокинезом. Империи разделились и воевали. Бродячие охотники жили в глуши и задумывали атаки на неуправляемые города. Но города объединились, войны усилились. За десятки лет боя людей убили больше, чем пало от психокинеза за пятьсот лет до этого. Ученые, которые были до этого лишь наблюдателями, вышли навести порядок.

Вот, как все было. Облегчение заполнило теплом мою грудь. В наших венах не было крови императоров, как и бандитов. Мы были потомками группы, которая всегда искала логику.

— Но как общество стало таким, как сейчас? У простолюдинов империй и охотников не было проклятой силы… психокинеза, да? Куда они делись? — спросил быстро Шун.

Ложный миноширо будто ожидал это.

— Надежных источников того времени мало. К сожалению, я не могу ответить.

— Почему? Ученые ведь берегли записи? — Мария поджала губы.

— Они делали это в Темную эпоху. Но, пытаясь вернуть порядок и устроить новое общество, они применяли разную политику. Все знания — обоюдоострый клинок, они хотели управлять потоком информации как можно сильнее. К сожалению, многие книги пришлось сжечь. Отдел библиотеки Цукуба, то есть, я, проанализировал ситуацию и определил, что она была опасной. Пока я решил спрятаться на горе Цукуба с большой поддержкой.

Ложный миноширо произнес «пока» так, словно это была пара веков.

— А потом поверхность библиотеки изменилась, стала напоминать миноширо с этими отростками. Даже если рядом будет человек с проклятой силой, я смогу использовать легкий гипноз, который добавился мне, чтобы он ушел…

— Я спрашиваю не об этом! — рявкнул Шун. — Как их общество стало нашим? Может, оно не менялось. Ученые создали нынешнее общество, да? Если они наши предки, у них была проклятая сила. Но они не сражались, в отличие от императоров и бандитов. Почему?

Я хотела сказать «Разве это не очевидно», но подавила слова.

Это не было очевидно. Если наш мир был как одна из историй Шахерезады, то история людей была ужасно кровавой. Если люди были такими жестокими и кровожадными, что даже тигровые крабы в подметки не годились, почему наше общество сейчас было таким мирным?

— Они поняли безграничный потенциал и разрушительную мощь психокинеза, так что важной проблемой стал вопрос, как защититься от вреда. Психологи, социологи, биологи и прочие изучали этот вопрос, но нет информации о том, какую политику они выбрали.

— Какими были их идеи? — спросила я.

— Одним из первых предложений была важность образования. Раннее образование с логикой и моралью, заботой родителей, помощью окружающим, где все на местах. Но результаты показали, что, хоть образование было важным, это не было всем. Каким бы идеальным не было образование, жестокость людей полностью подавить не удавалось.

Хоть он лишь описывал найденные тесты, ложный миноширо говорил так легко, словно выражал свое мнение.

— Предлагали и психологический подход. Учили техникам, подавляющим гнев, таким, как дзен, йога, медитация, а еще изучались сильные меры, типа психотропных препаратов. Они были эффективны, но не были панацеей. Но психологические тесты почти с идеальной точностью выделяли проблемных детей. И дальше была «теория гнилого яблока». После этого решили убирать детей, которые проявляли тревожные знаки.

Холодок пробежал по моей спине. Я не хотела думать об этом, но не сдержалась.

Могли ли эту тактику применять ныне? В школе Гармонии и академии…

— Но даже это не защищало от всех опасностей. Даже обычные люди, теплые и дружелюбные, живущие полной жизнью, могли забыться в момент гнева. Исследования показали, что девяносто процентов стресса людей возникает от других людей. Как сохранить общество мирным, если в любой миг вспышка гнева могла заставить тебя оторвать голову человеку перед тобой?

Ложный миноширо очаровал нас речью так, что мы не отвечали. Эта черта явно была из тех, что сохраняли ему жизнь.

— У психологов кончились идеи, и стали продумывать препараты. Которые регулировали баланс гормонов в головном мозге. Этот метод имел свои ограничения, потому что нельзя было держать людей на препаратах всю жизнь. Дальше выступила этология, где выделили общества приматов, что звались бонобо. Бонобо порой зовут карликовыми шимпанзе, но шимпанзе дерутся между собой, порой до смерти, а в группах бонобо столкновений почти нет.

— Как это? — спросила я.

— Когда у членов группы возникают стресс и тревога, они выпускают эмоции сексуальным поведением. Самки и самцы занимаются сексом, но даже особи одного пола и младшие могут тереться гениталиями в сексуальной игре. Приматологи и социологи решили, что важнее всего направить жестокое общество к любви, как у бонобо.

— Как они изменили это?

— В книге «К обществу любви» описаны три шага. Первым был частый физический контакт, как рукопожатия, объятия и поцелуи в щеку. Вторым шагом было поощрение контакта с другим и тем же полом с детства до пубертатного периода. Они хотели, чтобы сексуальная игра стала привычкой, а оргазмы убирали напряжение между людьми. А третий шаг поощрял свободный секс между людьми. Конечно, требовались надежные контрацептивы. — мы переглянулись.

— Так люди раньше были не такими? — Мария хмурилась.

— У меня нет данных относительно нынешнего состояния общества, так что сравнить сложно, но у древней цивилизации было много запретов на физический контакт. Во многих местах однополую любовь запрещали и подавляли. Как и свободный секс.

Для нас физический контакт был нормальным. Девушки с парнями, девушки с девушками, парни с парнями, взрослые с взрослыми, дети с детьми, взрослые с детьми. Интимная близость между людьми была хорошей. Вот только некоторые действия могли привести к беременности, и нужно было получать для этого разрешение от Комитета этики.

— Но даже этого не хватало. Симуляции на компьютере показали, что общество падет через десять лет, даже если меры будут тщательно соблюдаться. Причина была ясна. Все члены общества с психокинезом обладали силой, что была близка к ядерной бомбе. Если хоть один сорвется, все будет разрушено.

Я понимала лишь половину слов миноширо, но серьезность была очевидной.

— Поведением людей можно управлять образованием, психологией и евгеникой. И раз люди тоже приматы, этология могла помочь создать безопасное окружение. Но, чтобы защитить общество, нельзя было позволить ни малейшей трещинки в этой дамбе. Последним решением была идея, что люди — лишь общество млекопитающих, и к ним нужно так относиться.

Какая ирония. Когда люди получили силу богов, они не могли с ней справиться. Чтобы управлять такой силой, люди упали до уровня обезьян, а оттуда — до обычных млекопитающих.

— Этолог Конрад Лоренц, который жил во время пика прошлой цивилизации, говорил, что сильные звери, как волки и вороны, имеют механизм, заставляющий их избегать нападений на представителей своего вида. Контроль атаки. Но звери слабее, как люди и крысы, почти не владеют атакой, бьются между собой вплоть до жестокой резни. И если пользователи психокинеза хотели жить в обществе вместе, нужно было сильно ограничить жестокость.

— Но как они это сделали? — прошептал Шун, словно говорил с собой.

— Эффективным способом было только изменить геном человека. ДНК волка было расшифровано, выделили гены, что отвечали за контроль атаки. Но только этого мало. Требовалось что-то, что могло подавить их способность атаковать.

— Значит, способности людей управлять атакой пришли не от волков, а от чего-то другого и очень сильного?

— Нет точных данных насчет этого. Но в гены было внедрено два механизма. Первый — обычный контроль атаки, как у волков. А второй — «реакция на смерть».

Шок сотряс меня. Про реакцию на смерть мы слышали часто еще со школы, это глубоко пробралось в наше подсознание. Это был самый ужасный способ умереть.

— Сначала они придумали «угрызения совести», которые нарушали концентрацию человека, когда тот хотел убить кого-то психокинезом, чтобы включился механизм контроля атаки. Но результаты их не устроили, и они не могли использовать это в реальном мире. Они заменили это простой, но эффективной «реакцией на смерть». Она происходит так. Когда разум понимает, что пользователь пытается навредить другому человеку, их психокинез подсознательно активируется и останавливает функции почек или околощитовидной железы. Потому появляются дискомфорт, сбивается ритм сердца, потеет тело. Эти реакции можно усилить образованием, условиями и гипнозом. Многие люди прекращают атаковать на этой стадии, но если они продолжают, тетаническая асфиксия, вызванная низким содержанием кальция в крови, или остановка сердца, вызванная быстрым скачком концентрации калия, убьют их.

— Это… невозможно, — выдавил Сатору.

Если это было так, во что мы верили эти годы? Что нам, людям, дали силу богов из-за нашей добродетели. Так нас учили. Но без угрозы смерти мы бились бы, пока все не вымерли. Разве мы не были хуже волков и воронов?

— Это ложь! Все это бред, — процедила Мария.

— Но в этом есть смысл, — тихо сказал Шун.

— Ты в это веришь?

Шун не ответил мне, а спросил у ложного миноширо:

— Так бесы появились после этого?

Я нахмурилась. С этого начался разговор, но как бесы были связаны с тем, что только что рассказал ложный миноширо?

— Нет. Бесы, или жертвы синдрома Рамана-Клогиуса существовали до падения предыдущей цивилизации. Демоны кармы, случаи синдрома Хашимото-Аппельбаума, появились в тот же период. Но в хаосе войн и Темной эпохи их существование не привлекало особого внимания.

Тогда я не понимала, что имел в виду ложный миноширо. Но, вспоминая это, я понимала, что бесы и демоны кармы были идеально скрыты в мире, где правила жестокость, а смерть и кровопролитие происходили каждый день.

— Так мы стали замечать бесов и демонов кармы только с приходом нашего общества? Но разве наше общество не построено специально, чтобы помешать их появлению? — резко спросил Шун.

— У меня нет информации о нынешнем обществе, я не могу ответить.

— Ты говорил до этого о реакции на смерть. Почему бесы…

— П-погодите, — перебил в спешке Сатору. — Шун, ты, может, понимаешь, что происходит, но мы — нет. Бесы, эти Клогиусы… что это такое? И какая разница между бесами и демонами кармы?

— Синдром Рамана-Клогиуса — другое название для…

Мы слушали, но так и не услышали продолжение предложения.

Ложного миноширо и тигрового краба вдруг охватил белый огонь.

Мы невольно отпрянули, ошеломленно смотрели на это. Тигровый краб бросил миноширо и попытался убежать. Он дико махал клешнями и тащил тело по земле, но не мог потушить огонь. Он завизжал, сжался на боку и застыл.

Ложный миноширо извивался, выделял много густой пенной жидкости. Но огонь, казалось, прибыл из ада, его не удавалось потушить. Его резиновая кожа таяла от жара и быстро сгорала.

А потом что-то странное появилось над горящим телом ложного миноширо.

Мать с младенцем на руках. Картинка была объемной, она с мольбой смотрела на нас со слезами на глазах. Дышать стало больно, наши тела застыли.

А огонь пропал, когда появилась картинка матери. Но, похоже, ложный миноширо поздно показал свой козырь. Странные линии мерцали на нем, потемнели и пропали.

Ложный миноширо тоже замер. Едкий белый дым валил от его почерневшего тела.

— Кто…? — хрипло спросил Сатору, озираясь.

— Что кто? — сухо спросила Мария.

— Ты же видела? Огонь горел странно. Он точно был создан проклятой силой. Но кто это сделал?

Когда мы услышали голос за нами, все вздрогнули:

— Я.

Это был кто-то в наряде священника. Он был поразительно высоким, взгляд пронзал. Его голова выглядела свежевыбритой, капли пота покрывали лоб.

— Это был демон, чьи слова путают разум и заманивают к себе дух. Их нужно сразу убивать. Что вы тут делаете?

— Мы… — Сатору хотел ответить, но не нашел слова.

Путешествовали по реке Тоно для летнего лагеря, — закончила Мария.

— Школа разрешила вам зайти так далеко? — священник скрестил руки, мрачнея все больше с каждым мигом.

Мы не посмели врать.

— Простите. У нас не было разрешения. Мы не хотели зайти так далеко, — сказал Шун.

— Ясно. Не хотели? Вы поймали крабов ради веселья, случайно нашли демона и случайно заговорили о бесах?

Мы молчали. Мы не могли объяснить ситуацию.

— Я — Риджин, священник-эмерит в Храм чистоты. Я знаю, кто вы.

Священник-эмерит был самым высоким положением в отделе образования в храме. Я вдруг вспомнила. Он стоял рядом с Мушином, вторым по рангу, на церемонии инициации.

— Вы пройдете со мной в храм. Вам нельзя вернуться в город, пока главный священник Мушин не услышал об этом.

— Погодите. У меня есть вопрос, — Шун указал на останки ложного миноширо. — Все его слова были ложью?

Наши сердца гремели, пока мы ждали. Он не должен был спрашивать. Как я и ожидала, Риджин посмотрел на нас со странным блеском в глазах.

— Вы этому верите?

— Не знаю. Это очень отличается от знаний из школы. Но в его словах был смысл.

Слова Шуна раскрывали наши чувства. Но в такой ситуации честность была не лучшей тактикой.

— Вы нарушили правила, придя в место, где не должны быть. Вы слушали демона. Это уже грех, но проблема куда больше, — голос Риджина был таким холодным, что замораживал нашу кровь. — Вы нарушили основы Кода этики, последнюю из Десяти заповедей: «Не оскверни Триратну». Вы поддались словам демона, сомневались в учениях Будды. Я должен тут же запечатать вашу проклятую силу.

Риджин вытащил стопку бумаг из одеяния. Два сложенных листа формировали фигуру человека. Он расставил пятерых перед нами.

Голова и тело фигуры были в странных символах, похожих на санскрит. Я вспомнила церемонию в Храме чистоты, когда Мушин запечатал мою проклятую силу.

Нет. Я не хотела терять свою силу. Я не хотела вспоминать ту беспомощность, какая была до окончания школы Гармонии. Но мы не могли ослушаться.

— Теперь я запечатаю вашу силу в этих символах, — сообщил Риджин. — Заставьте фигурки встать.

Я подняла фигурку перед собой. Слезы вдруг полились по моим щекам.

— Шун Аонума! Мария Акизуки! Сатору Асахина! Мамору Ито! Саки Ватанабэ! — голос Риджин гремел среди деревьев. — Ваша проклятая сила запечатана тут!

Иголки, как осы, полетели от его ладони и пронзили головы, тело и конечности фигурок.

— Да исцелится ваш разум… да сгорят ваши желания… и пепел вернется к огромной дикой земле… — тихо скандировал Риджин, пока фигурки сгорали.

Все было фальшивым. Это был лишь гипноз. Это не должно было лишить меня проклятой силы. Это сработало, потому что я была слишком юна и не сделала проклятую силу своей. Сейчас проклятая сила принадлежала только мне. Никто не мог ее забрать.

Я отчаянно пыталась убедить себя в этом. Но Риджин еще не закончил ритуал.

— Помните, вы отдали свою силу перед Буддой в Храме чистоты. Состраданием Будды вы получили чистую мантру от главного священника Мушина, вызвали новый дух и снова получили проклятую силу, — голос Риджина звучал зловеще. — Но вы сошли с пути Будды, ваши духи улетели, мантры пропали. Знайте об этом. Вы больше не вспомните свою мантру.

Он использовал крючок в нашем подсознании, как на инициации. Чтобы дать новую установку, нужно было лишь задеть этот крючок, а потом управлять разумами, как он хотел.

Сработало, как по волшебству. Мантра, которую мы хранили в сердцах, пропала бесследно.

Я посмотрела на друзей, пытаясь отыскать луч надежды, но у всех было одно выражение лица. Сатору качал головой, кривясь, будто мог вот-вот заплакать.

— Теперь идемте, — Риджин окинул нас взглядом. — И быстрее. Нам нужно быть в храме к закату.