Очевидное подчас трудно разглядеть. Тут нет парадокса: очевидное не задевает внимания. Вероятно поэтому, мы не всегда достаточно отчетливо представляем себе, как велико и разносторонне воспитательное значение нашего судебного процесса. Не только размерами примечательна судебная аудитория, ее удивительная особенность в том, что в ней нет равнодушных. „Решается судьба человека” — казалось бы, привычная фраза, но в суде обнаруживается ее изначальный смысл, и каждый слушатель, если даже он пришел, движимый только любопытством, неизбежно вовлекается в тот поиск правды и справедливости, который ведет суд. Слов нет, этот поиск далеко не простой и не легкий. Но суд ищет и находит, не может не найти справедливого разрешения дела.
Законность и справедливость в советском суде — его неотъемлемые начала именно потому, что они — конкретное проявление передового мировоззрения. Правосудие сочетает в себе неуклонное соблюдение закона и проникновение в глубины человеческих характеров. И ничему в этой слитности не отдашь предпочтения — все необходимо, все равноценно, все нерасторжимо. В законности и справедливости слиты воедино точность применения закона, осмотрительность, непредвзятость и сдержанность в оценке доказательств и личности, стоящей перед судом, и неизменная нетерпимость к преступлению.
В условиях нашего общественного бытия нет ничего такого, что порождало бы преступность или способствовало ее проявлению. Преступное поведение оскорбляет совесть, грубо попирая наши правовые и нравственные убеждения, и, естественно, ничего кроме нетерпимости вызывать не может.
Но далеко не так однозначно наше отношение к подсудимому. Если на скамье подсудимых отпетый преступник, человек с атрофированной совестью, если для него социалистическая законность — тягостная узда и он то и дело норовит от нее избавиться, то полная несовместимость такого поведения со всем укладом нашей жизни совершенно очевидна. И наше отношение к такому поведению предельно ясное: суровое и презрительное.
Об этом пишут в статьях и очерках — и немало. Реже пишут о делах, которые в судебной практике отнюдь не в диковину: преступление совершено, виновность доказана, а к подсудимому иногда испытываешь неоднородные чувства, его осуждаешь, но осуждение не вытесняет сострадания к нему. В течение всего процесса не перестаешь искать ответа на вопрос: как случилось, что человек, который, казалось бы, не мог совершить преступление, все же совершил его? В таких случаях обычно говорят — оступился. Но ведь это — констатация факта, а не его объяснение. Возникает тот же вопрос, но в ином словесном варианте: почему оступился человек? Вот о таких делах, которые вызывают разнородные чувства и мысли, и рассказывается в этой книге, потому что, на наш взгляд, их судебное разбирательство оказывает наиболее глубокое и многостороннее идейно-нравственное воздействие.
Вскрывая и показывая, как возникла жизненная драма, приведшая к уголовному процессу, суд преподает необходимый идейно-нравственный урок: тот, кто идет на компромисс со своей совестью, каким бы незначительным он ему ни казался, неизменно мало-помалу подтачивает в себе моральные устои. Трудно преувеличить воспитательное значение такого судебного процесса. Но идейно-нравственное воздействие суда гораздо шире и многостороннее. Самим характером разбирательства дела, тем, как оно ведется, суд постепенно подводит к мысли: поспешные выводы, непродуманные, непроверенные оценки и торопливые суждения — свидетельства моральной безответственности — какое это, если вдуматься, большое общественное зло! Неисчислимы жизненные неурядицы, которые такие оценки и выводы порождают, сколько из-за них рвется человеческих отношений, которые должны были оставаться добрыми и достойными, к каким тяжелым последствиям они приводят!
В деле, где подсудимый вызывает различное к себе отношение (это и заставляет изменить фамилии участников описанных в книге дел), нередко бывает, что и потерпевший, а то и свидетель воспринимаются с противоречивыми чувствами. Случается, что в поведении потерпевшего не все достойно уважения, и свидетель иной раз никак не кажется беспристрастным глашатаем правды. В таких делах особенно велика опасность торопливых и. необъективных оценок.
Судебная практика убеждает, как глубоко заблуждаются те, кто полагает, будто суд имеет дело только с „изнанкой” жизни. Конечно, и с ней. Но в суде подсудимым ли, потерпевшим или свидетелями — и не так уж редко — выявляются удивительные по чистоте и благородству человеческие качества: непоколебимое правдолюбие, постоянная готовность помочь правосудию, умение проникнуться чужой бедой и подлинная самоотверженность.
Не существует точных параметров для определения глубины и силы воспитательного значения судебного процесса. Но каждый процесс учит, должен учить справедливости, а „справедливость, — как писала А. Зегерс, — это первое, с чего начинается понимание человеком нравственных ценностей”, определяющих повседневное поведение человека.