Профессор Данилин грузно поднялся из-за стола, привычным движением руки снял очки и, устало щурясь, взглянул на вошедшего в кабинет человека. Глаза старого профессора, глубоко спрятанные под седыми пучками бровей, потеплели.

— Э-э, Николай Иванович!.. Товарищ Шатеркин!.. Да проходите же, батенька мой… Чего у порога топчетесь? Проходите… — неловко засуетился он, выходя навстречу молодому рослому офицеру в ладно подогнанной форме.

— Здравия желаю, Сергей Владимирович! — капитан козырнул.

— Садитесь, ради бога… Ах ты же какой! Непременно надо каблуками щелкнуть. Да что я, генерал, что ли? Садитесь сюда вот, в кресло, пожалуйста, — увлекая капитана за руку, радостно и дружелюбно ворчал старик.

— По-другому, товарищ профессор, нельзя, не полагается, — смущенно улыбнулся капитан.

Оба рассмеялись.

— Пожалуй, так… Правильно, товарищ капитан милиции.

Шатеркин положил на стол пузатую папку с двумя металлическими застежками, снял фуражку, вытер платком слегка вспотевший лоб и сел за небольшой столик; против него в мягком глубоком кресле уселся профессор.

По радушному приему Данилина и непринужденности, с которой держался Шатеркин, было видно, что этих разных по возрасту и положению людей связывает нечто большее, чем служебные дела.

В кабинет вошла девушка с подносом и начала разливать чай. Профессор повернулся к ней.

— Спасибо, спасибо… Мы уж как-нибудь сами похозяйничаем.

Девушка вышла. Данилин пододвинул к Шатеркину стакан.

— Ну, а теперь рассказывайте. Что новенького?

— Да нет новостей, Сергей Владимирович. Все самое обыкновенное… Вот пришел к вам сдавать криминалистику. Старый должок.

— Что ж, хорошо, — профессор развел руками. — Ну, я думаю, вы ее и так знаете. Живете-то вы с ней дружно и неразлучно.

— И тем не менее, — в том же тоне возразил Шатеркин, — профессор Данилин за неудовлетворительный ответ все равно поставит двойку. Да он, по правде говоря, и не обязан выяснять, кто где работает. Для него все студенты, все учащиеся. И если какой-нибудь студент-заочник не знает учебного материала…

— Значит, двойка! — профессор хитро прищурил глаза, покачал внушительно головой и с нарочитой строгостью в голосе сказал: — А если это касается капитала милиции, ему за путаный и неясный ответ тем более будет двойка. Криминалистика для капитана милиции так же необходима, как ноты для музыканта. Без нее он не капитан милиции, а всего лишь регистратор происшествий, да, да… А впрочем, Николай Иванович, ну ее к богу, эту самую криминалистику, пейте, пожалуйста, берите свежее варенье, бисквиты…

— Благодарю.

Данилин вылез из тесного кресла, подошел к окну, которое выходило на солнечную сторону, и приподнял тяжелую, со множеством складок штору. За окном разноголосо звучала неспокойная жизнь города: то врывался и угрожающе нарастал железный гул проходивших мимо трамваев, то мелодично вспевали гудки легковых автомобилей, то доносились голоса прохожих. И среди этого неровного шума неестественно мягко и мирно звучал неугомонный спор воробьев и ласковое воркование голубей в карнизах.

— Денек-то какой чудесный, — с завистью сказал Данилин. — В такой день только бы где-нибудь на берегу под ракиткой сидеть да язей выуживать. Хороший денек!..

Шатеркин достал из кожаной папки толстую ученическую тетрадь, раскрыл ее. В верхней части листа прямым твердым почерком было написано: «Осмотр места происшествия и вещественных доказательств».

— А вы, кажется, и в самом деле зачет сдавать приготовились?

— Вполне серьезно, Сергей Владимирович, — покорно ответил Шатеркин. — Задумал в этом году поднатужиться и закончить институт. Осталось не так уж много… Надоел я вам, наверно, изрядно: то на консультацию, то на беседу, то с каким-нибудь милицейским делом иду… Отрываю вас от научной работы.

Профессор нахмурился; хохлатые седые брови, словно две маленькие мышки, недовольно задвигались.

— Полно вам, Николай Иванович, а то осержусь… осержусь не на шутку!

Он задумался, постоял возле этажерки, набитой книгами и журналами, передвинул с одного места на другое хрустальную вазу с поблекшими полевыми цветами и снова повернулся к Шатеркину.

— Для профессора юридического института милиция — клиника! Первоисточник нашей науки! А вы — «надоел», — Данилин энергично вскинул голову, глаза его засветились. — Когда я иду по улице и встречаю рядового милиционера, я, старый профессор, снимаю перед ним шляпу и низко кланяюсь. Вот так-то, друг мой.

Сергей Владимирович, заложив за спину руки, ходил по кабинету тяжелыми размеренными шагами. Шатеркин молча поглядывал на своего учителя. Он вспомнил сейчас прошлогоднюю встречу с Данилиным на городошном поле. Профессор играл в городки с милиционером Калининым. Играл он тогда с таким азартом, с такой юной хваткой, что опытные городошники только восхищенно переглядывались.

Капитан Шатеркин хотя и не часто бывал у Данилина, но всегда шел к нему с удовольствием, как к хорошему и задушевному другу. И беседы их были необыкновенно теплыми и дружескими. Иной раз они затягивались надолго и выходили далеко за пределы предмета криминалистики. Говорили они и о достижениях технической науки, и об охоте на дупелей, и о вкусовых преимуществах ухи из налима, и о русской плясовой музыке, в которой неплохо разбирался Сергей Владимирович. В хорошо оборудованной криминалистической лаборатории профессора Шатеркин решал немало сложных задач, связанных с работой милиции.

Сергей Владимирович медленно прошелся вдоль стены, где в больших, доверху застекленных шкафах были разложены всевозможные экспонаты орудий и средств преступлений. Тут были и подлинники, хранившие до сих пор невидимые простым глазом следы пальцев преступников, и модели орудий взлома, «балерины», «медвежьи лапы», специально изготовленные для института, — все это лежало здесь под номерами, а кое-что и под стеклянными колпаками, как в музее, и служило науке о раскрытии преступлений. Теперь это просто учебные пособия. Они больше никому не принесут несчастья.

— Новинку нашу заметили? — спросил профессор, задержавшись у шкафа.

— Не обратил внимания, — привстал Шатеркин.

— Прекрасная коллекция гильз и пуль автоматических пистолетов. Здесь более трехсот моделей! — постукивая полусогнутым пальцем по стеклу, сказал Данилин. — Нам удалось собрать все существующие образцы… Криминалистическая лаборатория нашего института богатеет с каждым днем, учтите это, товарищ капитан, в вашей практической работе.

Он постоял, любовно разглядывая через стекло экспонаты, что-то помурлыкал под нос и вдруг, повернувшись к Шатеркину, спросил:

— А как ваше ювелирное дело подвинулось?

— Подвинулось хорошо. Раскрыли на днях.

— В таком случае, вас полагается поздравить с успехом. Мне кажется, что это было очень интересное дело.

Шатеркин вытянул под столом длинные ноги, вздохнул.

— Возражаю, Сергей Владимирович, — он задумчиво отхлебнул из стакана, пожевал бисквит, опять отхлебнул. Данилин забрался в кресло, приготовился слушать.

— А вообще в этом деле есть кое-что новое… Может быть и глупое, но новое.

— Не все новое бывает умным, батенька мой! — засмеялся Сергей Владимирович. — К сожалению, встречаются и глупости новые, самые новейшие…

— Вор вскрыл обычным приемом стекло и забрал с витрины несколько штук золотых часов. Но прежде чем уйти, он решил в некоторой мере компенсировать нанесенный магазину ущерб — оставил в витрине свои старые часы, тоже краденые, иностранной марки, вместе с замызганным ремешком. Вот этот ремешок и привел нас прямо к нему.

— Отчаянная самоуверенность! Может быть, второпях потерял?

— Нет, вполне сознательно оставил. В этом и заключается новое. И вы знаете, что сказал этот вор, когда я с ним беседовал?

— Расскажите, расскажите.

— Он говорит, что это последняя новинка Запада. Крик западной преступной моды! А он — вор-стиляга! За границей, говорит, воры — народ деликатный, образованный, и, бывая на деле, обязательно оставляют что-нибудь в память о себе, какой-нибудь сувенир, что ли. Ну вот и он решил с некоторых пор преклоняться перед воровским культом Запада.

— Вот оно что… Ну, все это уж не так ново и модно для воров, Николай Иванович. Важно другое: как к нему дошла эта мода?

— Ого! Он хотя и молод, но уже успел побывать в Австрии, во Франции. Восьмилетним мальчишкой вместе с матерью был увезен немцами… Недавно вернулся на родину.

Сергей Владимирович задумчиво побарабанил по столу пальцами. Он, старый профессор-криминалист, много встречал за свою многолетнюю практику самых неожиданных способов преступлений: то дерзких, то до смешного наивных и глупых — он знал, что нет границ а пределов «изобретениям» в этом позорном деле. Воровской «почерк» всегда строго индивидуален. Сколько на свете преступников, столько и способов преступлений. Случай, о котором только что рассказал Шатеркин, заинтересовал его.

— Н-да… — в раздумье произнес профессор. — А ведь насчет сувениров он сказал правильно. Это вполне объяснимо, Николай Иванович: работают, подлецы, вместе с полицией! Чего проще? Вор с именем, какой-нибудь профессионал с этакой громкой романтической кличкой, ограбил ювелирный магазин, хапнул солидный куш. На место происшествия вызывается по всем правилам сыскная полиция. Приехали, посмотрели: в витрине или где-то на прилавке лежат старые часы с истертым ремешком — и все ясно. Соблюдаются необходимые в таких случаях формальности, хозяину магазина выдается официальный документ полицейского ведомства — он получает страховые, полиция и воры делят пополам украденное. Всем хорошо! А уж когда нет этого сувенира на месте происшествия, преступника надо искать. И его обязательно найдут…

Данилин опять вылез из своего тесного кресла, тяжело ступая, прошелся по большому мягкому ковру, сухо покашлял.

— Капиталистическое окружение дает нам не только шпионов и диверсантов, оно дает также дурной пример и вдохновение мелким преступникам. Об этом всегда надо помнить… А к этому случаю приглядитесь получше.

Наступила продолжительная пауза. Перед глазами Шатеркина стоял вчерашний преступник: с острой куриной грудью, долговязый, как чахлое растение. В лице — наглая самоуверенность и вызов, на безымянном пальце левой руки — золотой перстень с крупным дорогим камнем. Шатеркину кажется, что он и сейчас слышит его неприятный слюнявый голос: «Прошу прошения, капитан, я не Роман Онучин, я — Том Штюбер!»

Профессор подошел к письменному столу, открыл толстый учебный журнал.

— Так что же, студент, приступим к делу?

— Я готов, Сергей Владимирович.

— Вот и отлично. Сегодня, кажется, девятнадцатое июля?

Но только Данилин перевернул листок откидного календаря, сделал отметку в журнале и начал обдумывать вопрос для Шатеркина, на столе задребезжал телефон. Профессор, недовольно поморщившись, взял трубку.

— Да, я слушаю… Кто?.. Ах, вон что… — хохлатые брови нависли над глазами. — Но, батенька мой, он в настоящий момент не начальник отделения, а всего-навсего студент и сдает зачет… Неотложное дело?.. В таком случае подчиняюсь вашему указанию, товарищ старший лейтенант. Но учтите, ответственность за последствия ложится на вас, — пошутил Данилин и, передавая трубку, проворчал:

— Везде разыщет.

— Слушаю, Алексей Романович… Что? — отрывисто переспросил Шатеркин, дунув по привычке в решетчатый микрофон. — Обнаружен человек?.. Понятно. Доложите полковнику — выезжаю на место.

Шатеркин осторожно положил на рычаг трубку и виновато поглядел на профессора. Данилин пожал плечами:

— Ничего не поделаешь, Николай Иванович. Зачет по криминалистике не состоится по вполне уважительной причине. Ступайте сдавать ее на живом деле, да не провалитесь, двойка на живом деле — непростительно!

Шатеркин торопливо застегнул, папку и, простившись с Данилиным, быстро вышел из кабинета.