#img_13.jpeg
Вел я как-то на заставу новобранцев из учебного полка.
Местность скучная — голые плоскогорья, распадки, заваленные камнями; вдоль пограничной дороги — жесткая выгоревшая трава, цепкий бурьян, забрызганный колесной мазью, ниже дороги — речка, а воды в ней воробью по колено, одно лишь название, что речка. Но что поделаешь — водный рубеж! Здесь и проходит государственная граница, которую они должны будут охранять.
Поднялись мы на гору, спрашиваю ребят:
— Устали?
— Нет, чего тут, не устали…
— Ну, ну не сознаетесь, — говорю, — я-то хорошо вижу, меня в этом деле не проведешь. Здесь можно немного посидеть.
Сели мы возле большого серого валуна, закурили. Посмотрел я на молодых бойцов, посмотрел вниз на телефонные столбы пограничной связи.
— Землянку под горой видите? — спрашиваю. — Вон она, недалеко от телефонной линии. Знаменитая землянка. Она давно никому не нужна, а ребята все равно каждый год ее поправляют.
— А зачем? — заинтересовались новобранцы.
Я решил, что им полезно знать эту историю — служить-то здесь придется.
— Ну, что ж, послушайте, — начал я. — Три года назад, в тридцатом году, здесь банда Абульхатбека орудовала. Банда немалая, эдак сабель восемьдесят, а то и больше. А на заставе у нас всего-навсего двадцать семь сабель было. Сами посудите, что можно с такой силой сделать?
Однажды начальник заставы выехал по делам службы в тыл. Коновод с ним был, все как положено. Только это они в селение заехали — кинулись на них бандиты, с седел стащили, скрутили по рукам и ногам, в рот — кляп, глаза завязали и тащить. Прошло немного времени, развязали начальнику глаза, он сам себе не верит: перед ним Абульхатбек и еще с пяток бандитских главарей. Сидят, барашка жареного уплетают, молодым вином запивают. Абульхатбек нацедил из бурдюка вина турий рог и подает начальнику: «Пожалуйста, дорогой, очень прошу, немножечко губы мочить надо». Начальник, было, голос повысил, что, мол, это за игра такая, прекратите! А у бандитов маузер наготове. Но Абульхатбек не горячится, обходительный такой, вежливый и одно свое твердит: «Ты гость мой, начальник, нельзя сердиться, нехорошо. Я тоже не могу тебя обижать, кушай, пожалуйста, вино пей. Можешь песни петь, можешь лезгинку плясать. Что хочешь — все можешь!» А начальнику не до веселья.
Абульхатбек в разговор пустился, так, о мелочах всяких. Начальник отвечает и сам кое-что спрашивает. Побеседовали немного, начальник и говорит ему: «Ну, раз я твой гость, то знай, что гостя по русским обычаям в доме долго нельзя задерживать, грешно. Мне пора домой». — «Пожалуйста, — отвечает Абульхатбек, — твоя домой надо — сделаем, все сделаем, мой начальник. Когда есть дело — зачем человека задерживать? Нехорошо!». Он хлопнул в ладоши — вошли двое, из его свиты, видно. Спросил их, накормили ли они коновода. Все, говорят, в лучшем виде сделали: и накормили и вином напоили. Потом Абульхатбек приказал отдать пограничникам оружие, лошадей и проводить их из селения. Вот какие веселые фокусы вытворял этот бандюга. Постоянное обиталище у него на той стороне было, а к нам он наскакивал, чтобы поразгуляться, кооперацию пограбить, население припугнуть. С пограничниками заигрывал и, должно быть, хотел показать, что настоящий хозяин границы — он…
Много вреда приносил Абульхатбек. Но не все коту масленица, приходит и великий пост. Так и с Абульхатбеком случилось.
Дело было весной, а по весне и наши скучные места неузнаваемо преображаются. Зелень кругом, и по всем косогорам маки цветут.
В это время и случилось какое-то повреждение на телефонной линии недалеко от землянки. Стрельбище тогда тут было, и землянку эту построили, чтобы мишени хранить от дождя, стрелковый инвентарь кое-какой, а когда нужно — показчику укрываться. И полевой телефон туда ставили.
Выехал из комендатуры телефонист, Шариков по фамилии. Отыскал обрыв провода. Поставил у столба винтовку, подсумок снял для удобства. Надел на ноги когти и полез на столб. Сидит там у самых изоляторов, работает, и никакой другой думки в голове у него нету. Известное дело — нестроевой. Слышит, кто-то окликнул его. Поглядел Шариков вниз и чуть не сорвался со столба — внизу человек стоит. На одном боку у него кривая сабля, на другом — маузер. Слезай, говорит он связисту, разговор у меня важный есть. А сам как есть один — никаких сопровождающих, только лошадь его недалеко от столба траву щиплет. Слез Шариков и спрашивает: «В чем дело?!» А парень он был хотя и не шибко образованный, но смекалистый, а главное, спокойный. Ну, бандит пригрозил плеткой для острастки: не смей, мол, какой-нибудь отчаянный трюк выкинуть. И говорит ему, вроде как бы представляется: «Абульхатбек я. Слыхал, такой человек есть на свете?»
— Ну и что из того, что ты Абульхатбек,— отвечает Шариков,— какое мое дело? Я монтер, свою работу справляю, не мешаю никому. — А сам думает, как бы из этого трудного положения выйти: убьет ведь не за понюх табаку, и поминай, как звали. Ну и сделать-то Шарикову ничего нельзя: винтовка и подсумок с патронами у бандита! Вот уж не иначе, как маковым дурманом охмурило телефониста — оружие, растяпа, оставил. Абульхатбек усы покручивает, усмехается нахально, глазами сверлит Шарикова и говорит: «Моя хочет немножко с начальником отряда по этой железной проволока важный разговор держать. Давай, пожалуйста».
Наверно, никогда еще в своей жизни не доводилось бандиту по телефону разговаривать. Шарикову попервости даже смешным показалось. Подумал он, конечно, и отвечает: «А это, пожалуй, можно предоставить. Это мы в один момент сделаем. Только надо в блиндаж идти, в землянку, там аппарат стоит, машинка, — раза два крутнул рукой Шариков, — а здесь — одни провода, голая проволока. По ней хоть как кричи — все без толку, ни об чем не договоришься».
Спустились в землянку, Шариков аппарат вынул из ящика, подсоединил его к проводам. Абульхатбек глаз с телефониста не сводит. А Шариков делает свое дело серьезно, сноровисто, и на лице у него никакого лукавства. Крутнул ручку — аппарат звякнул. Шариков просит дежурного срочно соединить его с начальником отряда. Дежурный в расспрос: что да почему. А Шариков торопит: соединяй скорее, дело важное. Ну а когда начальник отозвался, Шариков доложил по всем правилам: «Товарищ начальник отряда, докладывает телефонист Шариков. Трубочку передаю известной вам личности».
Абульхатбек подул в трубку, как это делал Шариков, и говорит: «Начальник? А-а, салам, душа мой, салам. Как твоя здоровья чувствует? Как дети игрушка играют? Как мамашка? А, слышишь начальник, Абульхатбек с тобой беседа ведет. Якши, да? Хорошо?..»
Начальник отряда, наверно, остолбенел от такого неслыханного нахальства. И опять же, как не остолбенеть? В руки заклятого бандита дал телефонную трубку его боец. Чего только на ум не взбредет? Может, уже и комендатуру со всеми ее заставами Абульхатбек захватил и людей всех порешил. А бандит радешенек и глупую речь свою продолжает: «Начальник, зачем так мало патронов даешь своим аскерам? Всего тридцать штук! С таким запасом только на кабана можно ходить, джейрана можно немножко стрелять; на Абульхатбека нельзя… Мало такой запас, совсем мало».
И так заинтересовался Абульхатбек разговором с начальником — шибко, должно быть, понравилось, — что и не заметил, как выскочил из землянки Шариков, захлопнул дверь и припер ее камнем. Темно сделалось в землянке, как в глухом погребе. Вот тут бандит и понял, что попал в капкан. Сперва он хотел уговорить Шарикова. Так, мол, и так, нехорошо поступаешь, не по уговору. А Шариков хотя и откликается, а сам все камни к двери подкатывает, покрупнее выбирает. Оружия-то никакого нет у него.
Видит Абульхатбек, что плохо его дело, не уговорить ему пограничника. Деньги стал предлагать Шарикову, золото. Возьми, говорит, все, что у меня есть, а этого не только тебе, всем твоим внукам на всю жизнь с избытком хватит. Шариков отвечает ему: «Советские пограничники не продаются. А теперь звони по телефону — он в сеть включен. Можешь еще раз с начальником поговорить, если охота. Можешь на меня пожаловаться ему, а можешь до самого наркома дозвониться либо до председателя ЦИК — интересно ведь с такими большими начальниками своими мнениями обменяться, посоветоваться о чем-нибудь…»
Абульхатбек стрельбу открыл из землянки: пули так и колотят в дверь, только щепки с треском отлетают, каменная крошка летит во все стороны. Шарикова с головы до ног осыпает. «Пускай! — кричит бандит. — Не удержишь меня здесь. Сам собачий смерть помирать будешь. Пускай!» А Шариков все камни к двери подкидывает, доски, какие у землянки валялись, — все покидал, настоящую баррикаду соорудил. Но вот в ногу что-то больно кольнуло. Поглядел: кровь штанину смочила. Плохо. «Неужели, — думает, — выскользнет, змея подколодная? Нельзя этого допустить». И опять за камнями пополз. «Патронов у него много, моих только почти три десятка, да у него, наверное, с сотню наберется. Всю дверь изрешетил, проклятый… Промашку я дал, что подсумок снял, когда на столб полез». А бандит так и садит в дверь, но она пока держится, стоит. Только Шарикову дурно делается, потому что еще одна пуля прилетела, в бок ударила, и дышать стало тяжело. «Сколько хватит силы, буду камни таскать, дверь укреплять, — рассуждает телефонист. — Главное, начальнику доложил, он знает… А теперь стой на своем, Шариков, держи этого волка крепче…»
Абульхатбек и в самом деле, как матерый волк в клетке, злобствует, орет зверем, землянка ходуном ходит, и пули из нее летят, как пчелы из потревоженного улья. Еще одна в плечо воткнулась. «Обидно, ежели своя так клюнула, из моего подсумка, — думает Шариков. — Эх, и угораздило же дурака!..»
Подкатил он еще один камень к двери, отползти хочет и не может, ровно сковало его, ровно обручи на него набили. Закружился весь мир перед глазами. Так он и свалился на кучу камней возле двери землянки… Вот какая история. Ну, отправимся дальше? А то солнце садится, у нас в горах такая ночь, что глаз выколи — ничего не увидишь.
— Как же?! — враз поднялись мои ребята. — А Шариков? А бандит? До конца уж рассказывайте, интересно же знать…
— Ну что ж. Вскорости тревожные прискакали. Начальник отряда выслал. Ну, и Шарикова подобрали. Пять ран в одном бою парень схватил. Ничего, отошел. В госпиталь сразу отправили, вылечили. После еще дослуживать приезжал. А потом к себе на Урал уехал. Говорили, в Тагил. А бандита трибунал судил. Открытым процессом. Народ со всех селений съехался. Все свидетели да потерпевшие. На этом и кончилась худая слава Абульхатбека. Банда развалилась, так малыми частями мы ее всю и ликвидировали. Ну вот теперь и в дорогу можно. По коням…