Т-28 с грохотом ворвался в небольшой дворик хутора. Жилой дом разрушен до основания: из земли торчат лишь опорные балки, внутри крошево битого кирпича, сгоревшие бревна. Семен даже сумел разглядеть засыпанную пеплом и почерневшим цементом кровать на пружинах. Вокруг несет гарью.

– Авиабомба, скорее всего, – подытожил Баир, с интересом рассматривая разрушенный дом.

Хозпостройки по соседству практически не пострадали, разве что сильно завалился на бок деревянный туалет. Даже огород почти не тронут – легко узнаются кусты картофеля, листья капусты, помидоры карабкаются по жердям-опорам, разбрасывают в стороны стебли-змейки огурцы.

– Эх, была бы осень – полакомились бы свежими овощами, – со вздохом произнес Баир, пробегая взглядом по оставшемуся хозяйству некогда процветающего хуторка.

– И не говори, – тоже вздохнул Семен, раскрутил в руках черенок лопаты. – А то у нас припасов съестных всего ничего – пара галет, и только.

Танкисты покинули свой советский 30-тонный исполин и сейчас гуськом ходят за Петро, который обещался показать, где схрон, в руках шанцевый инструмент: пара лопат, кирки, лом.

Петро задумчиво ходит по двору, наклоняется, всматривается, потом свернул в сторону огорода, стал крутиться около грядок с огурцами.

– Здесь! – наконец выкрикнул Петро, сапог очертил полукруг на земле. Лопаты, кирки и лом тут же вонзились в иссушенный жарой грунт. Петро, Баир, Игорь и Семен дружно навалились. Саперные лопатки заработали как пропеллеры, в стороны полетели комья земли. Уже через минуту лезвие лопатки Баира бухнуло во что-то твердое.

– Есть! – радостно произнес он, улыбка поползла по чумазому лицу старшины, будто вообразил себя пиратом на таинственном острове, откопавшим клад. – Есть контакт!

Все бросились подкапывать. Через пару минут руки принялись вытаскивать заколоченный ящик, жилы вздулись на руках, Семен крякнул.

– Тяжеленный, зараза!

Лопатки вонзились под крышку ящика, звякнуло, крышка сразу подалась, гвозди полетели в сторону. Баир и Игорь с нетерпением, едва не сталкиваясь лбами, заглянули в ящик. Там на соломенной подстилке лежало два остроконечных снаряда, синяя каемка пробегает по металлической горловине.

– Они самые, – удовлетворенно выдохнул Баир. – 76-миллиметровые, бронебойные! – Баир шлепнул могучей ладонью по спине Петро, тот квакнул и просел от неожиданности. – Молодец, рядовой, не ошибся!

Вскоре перед танком развернулась целая поляна вскрытых ящиков, на дне которых покоились танковые выстрелы. Здесь были и обычные «бэбэшки» – бронебойные, и фугасы, даже несколько шрапнельных снарядов попалось! Семен, Игорь и новоиспеченные танкисты принялись таскать тридцатикилограммовые выстрелы в танк. На одной из пулеметных башен увесистые снаряды принимает Баир и спешно, но предельно осторожно опускает их в люк, до уха доносится еле слышный звон металла.

– Быстрее, ребятки! – подгонял их Игорь. – Надо шевелиться, как бы не нагрянул кто сюда.

– Уже голыми руками не возьмут! – радостно произнес Баир. – Враз кровью умоются!

Спустя полчаса Баир опустил в люк последний, шрапнельный, снаряд, заглянул внутрь, удовлетворенно кивнул и скомандовал:

– Полна коробочка! По машинам!

Семен и Игорь тут же проворно взобрались в машину, пехотинцы замешкались.

– Пехтура, – с язвительной улыбкой произнес Семен. – Чего с нее взять?

Игорь тоже улыбнулся, но пальцем радисту-пулеметчику пригрозил, тот нарочито непонимающе похлопал ресницами.

Наконец за Петро и Михалычем захлопнулся люк основной башни, звякнула защелка замка.

– Можно трогать, командир! – выкрикнул Баир, стараясь перекричать работающий на холостых двигатель, и легонько толкнул носком сапога Игоря в спину.

Вновь взревел двигатель, скрежетнула трансмиссия, загрохотали траки тридцатитонного советского монстра по белорусской дороге.

Прямо по курсу возвышались заводские корпуса, виднелись трубы ТЭЦ. Дальше виднелся силуэт дома минского правительства. Даже отсюда можно было разглядеть полотнища со свастиками.

– Ух и курвы же! – гневно вырвалось у Семена.

Танк рванул дальше. Проехали железнодорожный переезд, пути трамвайного кольца и оказались на улице Ворошилова. Здесь много предприятий, но почти все корпуса сейчас полуразрушены. Потом машина поравнялась с длинным красным зданием ликеро-водочного завода. Здесь и увидели первых немцев.

– Немцы! Прямо по курсу немцы! – воскликнул Баир.

Их десятка два. Солдаты грузили ящики с бутылками в машину и не обратили никакого внимания на внезапно появившийся одинокий танк. За пятьдесят метров до немцев открыл огонь из пулемета Семен. Пули точно ложились в скопление немцев, едва ли не каждый выстрел поражал цель. Некоторые попытались сбежать, перелезть через арку ворот и скрыться во дворе, однако пулемет Семена находил и их.

Через минуту-две все было кончено. Танк рванул вперед, раздавив машину со спиртным и перемалывая гусеницами фашистов.

После танк переехал осторожно по деревянному мосту через Свислочь и повернул направо, на улицу Горбарную. Миновали рынок. Навстречу в конце рынка выехала колонна мотоциклистов.

– Влево! – скомандовал Баир. Игорь рванул рычаги, и танк врезался в колонну мотоциклов, сминая и перемалывая противника. Остальные мотоциклисты как заправские летчики сделали поворот-вираж и повернули вправо.

– За ними!

Танк рванул за мотоциклами. Через смотровую щель Игорь хорошо видел их перекошенные от ужаса лица. Кто-то попытался отстреливаться – изредка вспыхивали рыжие огоньки автоматов, несколько пуль беспомощно звякнули о броню. Но это лишь вызвало улыбку у Игоря. Заработали оба пулемета. Мотоциклисты были уничтожены. Танк рванул дальше.

Перекрикивая шум мотора и лязганье трансмиссии, Баир запел. На него ошалело посмотрел Семен, но тут же рот растянулся в довольной улыбке. Он стал качать головой в такт песне и вскоре сам начал подпевать. Бойцы-пехотинцы переглянулись и тоже подхватили до боли знакомую мелодию.

– Не-е, так это ж песня летчиков, – вмешался Семен. – Давай тогда уж «Нам разум дал броню и точные орудья»!

– А давай! – радостно кивнул Баир.

Игорь смотрит на них довольно и вскоре в танке грянуло:

– «Бронебойный флот сумеет дать отпор», – неожиданно вставил Семен и добавил картинно с одесским говорком: – Мы жеж танкисты, не летчики.

Баир радостно осклабился и громко повторил:

Петро залихватски, по-разбойничьи стал свистеть в такт.

Тем временем танк пересекает улицу и, разбрасывая в стороны клубы дыма, устремляется в небольшой проулок. Игорь резко взял правее и тридцать тонн советской бронированной стали повернули на… улицу. И практически сразу танк врезался в стоящую колонну еще одних немецких мотоциклистов. Немцы при виде грохочущего многобашенного монстра кинулись врассыпную, несколько замешкались, и стальные траки мгновенно превратили их в месиво. Заскрежетал вдавливаемый в асфальт металл. Ударили башенные пулеметы. Немцы валились, сраженные смертоносным свинцом, едва сделав несколько шагов.

Петро прильнул к башенному пулемету и нажал на курок. Очередь пробила бензобак одного из мотоциклов, рвануло пламя, вверх взмыли искореженный металл вперемешку с человеческой плотью.

– Так им, сукиным детям! – радостно заорал Петро и сильнее налег на плечевой приклад пулемета, отстрелянные гильзы звонким водопадом сыплются на днище танка.

Фугасный заряд скользнул в казенник танкового орудия, лязгнул затвор. Баир громко закричал:

– Внимание, выстрел!

Сапог старшины ударил по спусковому механизму. Грохот ударил в уши, танк содрогнулся, тут же заполнился едким пороховым дымом, глаза с непривычки у Петро заслезились, горло вновь перехватило кашлем. Еще дымящаяся гильза со звоном бухнулась на днище, Михалыч подхватил дымящийся металл и вышвырнул наружу через башенный люк. Гильза ударилась об МТО, шлепнулась на дорогу и со звоном покатилась по асфальту.

Снаряд угодил прямо в центр скопления немцев. Взрыв буквально разметал в стороны, будто игрушечные, мотоциклы и людей. Раздались нечеловеческие вопли. Вновь ударили танковые пулеметы, и через минуту крики затихли.

– Двигай, командир! – скомандовал Баир. Танк качнулся, из труб рванул выхлоп, и машина двинулась дальше.

Дальше начинался крутой поворот по улице Энгельса. Танк натужно заурчал, лейтенант с силой надавил на рычаги, понизив передачу, и машина пошла уверенней. Дома горят, стелется дым пожарища. Поравнялись со сквером имени Янки Купалы. Пулеметы не умолкали. Прорвались на центральную Советскую улицу. Оттуда танк взял сразу направо на небольшую улицу, изрытую воронками и битым кирпичом. Когда танк спустился вниз возле Окружного дома Красной Армии, Петро выкрикнул, чтоб поворачивали направо на улицу Пролетарскую. Она вся была забита техникой, машинами с оружием и боеприпасами, автоцистернами. Слева у реки громоздятся какие-то ящики, полевые кухни, в Свислочи купались солдаты. А за рекой в тени деревьев виднелась бронетехника. Танк встал и открыл огонь.

– А я вот слышал еще одну песню, – прокричал Игорь, перекрикивая шум мотора и пулеметный треск. – Наш сосед по коммуналке ее частенько пел. Как выпьет, так постоянно затягивает. Я еще учился тогда.

– Давай, жги, командир!

– Самураи? – недоуменно произнес Баир. – Это которые в Японии и с мечами?

– Они самые. На тебя немножко похожие, – вставил, улыбаясь Семен.

– Это еще почему? – произнес Баир, в голосе прозвучали нотки обиды.

Семен повернулся к нему полностью, отодвинул назад танковый шлем и пальцами растянул веки, на Баира уставились два глаза-щелочки. Петро и Михалыч тут же прыснули со смеху. Засмеялся и Баир.

– Ну, Семен, шутник, даже в бою готов кривляться.

– Так в бой с улыбкой идти веселее, товарищ командир.

– Ты лучше веселее на курок пулемета нажимай! Вон немчуры высыпало, в переулке, правее по курсу!

– Та я ж это запросто! – с одесским акцентом произнес Семен. Он приложился к пулемету, пальцы нащупали курок и с силой вдавили, пулемет вздрогнул, раскаленные гильзы брызнули в стороны, зазвенели на полу. – За Семой Горобцом дело не встанет!

Внезапно на них вырулил немецкий бронетранспортер, внутри лениво покачивается серая сталь касок, стрелок у пулемета лениво потягивает сигареты. Вдруг он едва не вывалился, сигарета вылетела изо рта, – водитель бронетранспортера при виде надвигающейся махины вывернул руль до упора и ударил по тормозам. Баир навел орудие на бронеавтомобиль и повторил за Игорем:

Баир нажал на ножной спуск.

В скопление машин, людей и бронетехники летел снаряд за снарядом. Непрерывно строчили пулеметы. Огненные ручейки бензина потекли в разные стороны. Пламя охватило не только машины, но и соседние дома. Дым окутывает все вокруг. Даже в парке вспыхнули деревья. Немцы гибнут один за одним, не успевая понять, откуда стреляют. Вся колонна оказалась разгромлена.

– Дальше не проедем! Разворачиваемся! – прокричал Петро.

Не ожидая, когда враг опомнится, Баир дал команду развернуться. Танк вновь вырулил на Советскую улицу и взял вправо. Переехали через мост. В парке заметили новое скопление противника. Под кронами деревьев стояли два десятка автомашин, несколько танков и самоходок. Возле них толпились немцы. Они тревожно задирают вверх головы, ожидая налета советских самолетов. Со стороны Пролетарской улицы все еще доносились взрывы рвущихся боеприпасов, и потому немцы думали, что их бомбят.

Семен вытер пот со лба ладонью и добавил:

– А мне еще в училище нравилась вот эта.

– Да, я тоже ее помню хорошо!

– Ну, так подпевай! С песней бить врага веселее!

Михалыч, отправляя очередную раскаленную дымящуюся гильзу в отверстие люка, весело подхватил:

Орудие танка отправляет в немцев снаряд за снарядом. Огненные вспышки одна за одной вырывались из ствола, непрекращающимся огнем стреляли пулеметы.

Снова рванули автоцистерны и боеприпасы, старый парк наполнился гарью и дымом.

– Осталось шесть, шесть снарядов осталось! – прокричал Баир.

Игорь крикнул:

– Прекратить огонь! Уходим на восток!

Круглый склон, подъем, поравнялись с Долгобродской, слева Комаровка, деревянные домики, рынок, развилка дорог – всего два километра до городской окраины. Будет улица Пушкина, а там и Московское шоссе.

Вдруг с другой стороны у чугунной ограды громыхнуло противотанковое орудие. Игорь похолодел – в смотровую щель он отчетливо увидел вспышку выстрела.

– Пушка, командир!

Послышался разрыв, комья земли, щебень, куски асфальта и битого кирпича дождем осыпали машину.

Очередной снаряд ударил в башню, но срикошетил. Игорь выжимал из машины все, что можно. Т-28 отчаянно маневрировал.

– Главное проскочить кладбище, а там дома, – прокричал Петро. – Пушка уже бить не сможет!

«Еще метров сто и сверну за дома!» – крутилось в голове у Игоря.

В это мгновение танк сотряс невероятной силы удар. Машина мгновенно наполнилась дымом и гарью. Кто-то вскрикнул, кто-то выругался. Игорь понял – попали в МТО. Пробило броню и вызвало пожар.

Танк, объятый пламенем, продолжал двигаться, пока новый удар не заставил его остановиться окончательно. Перед глазами Игоря поползли разноцветные круги, уши заложило до звона, по лицу пошла кровь – осколок рассек кожу чуть выше виска.

Игорь, не теряя ни секунды, открыл люк механика-водителя и вывалился на раскаленный асфальт. Рядом громыхнул люк малой пулеметной башни – Семен, чертыхаясь, буквально выпорхнул из башни и практически с ходу открыл огонь из пистолета-пулемета. Со всех сторон к горящему танку бросились немцы. Его МП-40 дрожит в руках, ручка затвора дергается как ошалелая, брызгая в стороны раскаленные гильзы.

Баир с трудом вылез из башни, одной рукой выстреливая в немцев, другой вытягивая наружу раненого Петро. Михалыч остался в танке – снаряд ударил в броню и отколовшийся край бронелиста буквально смял его, острые рваные края вонзились в тело. Сейчас Михалыч напоминал переломанную куклу в луже крови.

– Уходим, командир! – выкрикнул Семен, перезаряжая пистолет-пулемет, по его руке обильно стекала кровь.

В ушах страшно гудит. Игорь поднялся на ноги и, пошатываясь, бросился прочь. Он споткнулся о какое-то тело, услышал немецкие голоса и из последних сил выхватил пистолет и выстрелил на звук голоса. Кто-то вскрикнул. Игорь застонал – голова раскалывается, огромные молоты сотрясают болью. Дальше оставалось лишь ползти. Он перелез через какой-то забор, почувствовал, как ползет по земле. Силы покидают его с каждым движением, горло сдавливает болью.

«Суки! Всех перебью! За Родину-у-у!»

Последнее слово растянулось, будто мягкий резиновый жгут и постепенно заглохло в потускневшем разуме Игоря Протасова.

Очумелая тряска вырвала Готлиба из сладкой дремы. Его будто рвали из теплого источника, онемевшие члены совершенно не слушались, от дикой тряски дурнота подступила к горлу. Еще мгновение, и желудок извергнет скудный в последнее время сухпаек вермахта. Готлиб застонал и, не открывая глаз, простонал:

– Хватит… Хватит трясти. Меня сейчас стошнит…

– Шайсе, твою мать, ефрейтор! – кто-то заорал в самое ухо Готлибу, он вновь сморщился, огромные молоты стали колотить в голове, отозвались нестерпимой болью.

Готлиб с трудом разлепил будто налитые свинцом ресницы, перед глазами на фоне грязно-серого снега маячит размытая фигура. В молочной пелене проступили фельдфебельские петлички. Готлиб застонал, однако фигура в серо-зеленой шинели продолжает неистово его трясти.

– Хватит… – сдавленно пробормотал чужим голосом Готлиб. – Хватит, господин фельдфебель… Меня сейчас стошнит прямо на вас.

Однако унтер-офицер не унимается и, казалось, стал трясти Готлиба еще сильнее. Немецкий солдат напрягся и перехватил руки фельдфебеля, сжал запястье. Все еще мутный взгляд впился в фельдфебеля.

– Вставай, мать твою! Вставай!.. – наконец донеслись слова унтера до Готлиба. – «Иваны», «иваны» прорвались! Нужно уходить!

Фельдфебель продолжает трясти Готлиба и рукой указывает в тыл. Лицо искажает смесь ярости и дикого страха. Наконец фельдфебель перестал трясти Готлиба и выпрямился. В руках блеснула вороненая сталь, послышался щелчок затвора.

– Застрелю как дезертира! – заорал фельдфебель и наставил на Готлиба ствол пистолета-пулемета.

Внезапно рядом разорвался снаряд, вверх взметнулась бурая земля вперемешку со снегом, фельдфебель вскрикнул и упал на колени рядом с Готлибом. Фельдфебель еще раз бросил взгляд на полусонного Готлиба, затравленно осмотрелся по сторонам, чуть привстал и бросил:

– Ладно, как знаешь. Пусть «иван» тебя добивает!

Он сплюнул и тут же захрустел по снегу. Готлиб смотрит ему вслед, белая пелена постепенно спадает, и Готлиб смог разглядеть, как серо-зеленые фигуры сбились в крохотные ручейки и устремились на запад. Возле них изредка взмывала вверх грязно-серая масса.

Очередной взрыв вернул затуманенный сном рассудок Готлибу. Наконец к нему пришло понимание, что русские, очевидно, предприняли стремительную атаку, прорвали передовые немецкие части и теперь устремляются к тылам. Он спешно огляделся. Вокруг грязно-серый снежный покров, местами вперемешку с бурой, глинистой землей. Казалось, здесь, всего в двадцати километрах от русской столицы Москвы, жизни нет совсем, лишь безобразно торчащие в разные стороны из глубокого снега голые деревца. И очень холодно! Только присмотревшись, можно увидеть редкие серо-стальные немецкие каски.

Готлиб подскочил к все продолжавшему спать племяннику. Но Флориан, несмотря на усиливающийся обстрел, безмятежно спит, будто младенец.

– Флор! – крикнул Готлиб и начал того трясти. – Флор, проснись, русские наступают!

Однако он не отзывался ни на слова, ни на неистовую тряску Готлиба.

– Флориан! Просыпайся!

Готлиб начал хлестать племянника по бледным щекам, но Флориан лишь легонько болтал головой, но не просыпался. Готлиб ухватил его за голову и приподнял густо облепленные инеем ресницы. Мертвящий холод тут же полоснул внизу живота.

На Готлиба уставились остекленевшие глаза Флориана. Из расширенных зрачков на Готлиба смотрит отражение его давно небритого, изможденного лица. Губы Готлиба затряслись.

– Флор… – сдавленно прошептал он. – Флориан, мальчик мой.

Подбородок Готлиба мелко затрясся.

– Флори, как же так? Как же это…

Готлиб уткнулся в грудь племянника, плечи Готлиба содрогнулись, из груди вырвался стон, слеза скользнула по разгоряченной щеке.

– Флори, Флори…

Совсем рядом рванул снаряд, комья земли накрыли Готлиба и Флориана, несколько осколков ударили в каску Готлибу, отрикошетили и угодили прямо в скулу Флориану, из крохотной ранки скользнуло несколько капель крови. Но немец безмятежно смотрит куда-то вдаль немигающим взглядом. Готлибу показалось, что в одно мгновение лицо племянника претерпело сильные изменения: глаза провалились в глазницы, нос заострился, нижняя челюсть резко выступила вперед. На него уже смотрит лицо давно окоченевшего на подмосковном морозе мертвеца.

Готлиб попятился, очередной разрыв повалил его в грязный снег. Наконец немец отчетливо услышал рев моторов советских Т-34. Он покрепче перехватил винтовку, кинул короткий взгляд на опершегося спиной к дереву замерзшего Флориана и бросился на запад. И тут же в уши волной ударило такое знакомое и такое ненавистное русское «Ура!».