Гроза начиналась как обычный дождик, но среди ночи стихии раззадорились. Капитан Крандж проснулся от страшного удара грома. Казалось, кто-то разложил железный лист прямо у них над головой и что есть сил колотит по нему кувалдой.

— Вы спите, Столь? — окликнул капитан мага.

Не дождавшись ответа, он уж было подивился тому, насколько крепкие нервы у сударя Столваагьера, как тот заворочался на своей лежанке и недовольно откликнулся:

— Нет, разумеется.

— А, — успокоился Крандж, — вот и меня гроза разбудила. Невозможно спать, когда так бабахает, верно?

— При чем тут гроза! — фыркнул маг. — Я…

Молния разорвала ночь. Сопровождавший ее гром заглушил окончание фразы. Переждав, пока отгремит, Крандж церемонно переспросил:

— Что вы изволили сказать, сударь? Ничегошеньки не было слышно.

— Говорю, что не сплю, потому что составляю завтрашнюю речь, — пояснил Столваагьер. — И мне не мешает ни гроза, ни даже ваш раскатистый храп, сударь.

Капитан Крандж обиделся и немедленно пожалел, что вообще заговорил с магом.

— Простите, что прервал ваши размышления, — со сдержанным достоинством произнес он. — Не смею больше мешать.

— Погодите, не засыпайте, — неожиданно попросил Столваагьер. — Вы можете быть мне полезны. Я бы хотел испробовать на вас некоторые аргументы, которые намереваюсь завтра привести.

Кранджу не понравилось словечко «испробовать», однако в целом просьба мага скорее польстила ему. К тому же капитану стало любопытно. А любопытство было одной из движущих пружин его характера. Именно склонность интересоваться чем ни попадя привела его однажды на собрание отрицателей. А уж дальше, слово за слово, Крандж был засчитан в пустоверы, и в результате длинной цепочки событий оказался здесь, на Монастырском острове — причем сам себе не мог толком объяснить, что он тут делает. Может быть, сударь маг прояснит картину?

— Хорошо, я к вашим услугам, — с готовностью ответил Крандж.

— Благодарю, — скупо сказал маг. — Что ж… Начнем, пожалуй, с самых основ. С формулы отрицания.

И, прерываемый раскатами грома, словно возмущением или восторгами публики, он произнес перед Кранджем прочувствованную речь. А начал он, вопреки собственному заявлению, не с отрицания, а с магии.

Магия разлита в мире повсюду, она неотделима от объектов материальной природы, от самого пространства. Она подобна солнечному свету, наполняющему воздух, — разве можно вычесть свет из воздуха? Пока светит солнце — нет, нельзя. Но бывают пасмурные дни, бывает ночь, и наконец, можно легко себе представить наглухо закрытую комнату, в которую никогда не проникает солнечный свет. В аналогии с магией такой комнатой предстает архипелаг Трех ветров в рифовом Охранном кольце. Если бы не острова, где большую часть времени магия не действует, трудно было бы вообще представить, что такое возможно. Магия есть одно из непременных свойств мира. Так уж он устроен — и, казалось бы, противиться этому бесполезно.

Однако в основе учения отрицателей, или пустоверов, лежит отрицание магии. Тот, кто поистине убежден в том, что магии нет, способен противостоять любому магическому воздействию. В свое время эта способность нагнала страху на высших магов империи Севера и на самого императора. Подумать только! Сложнейшие построения, самые хитрые и смертоносные формулы, долгие годы совершенствования мага, делающие из человека страшное оружие… И абсолютная, безотказная защита, об которую разбиваются самые мощные заклинания. Отрицание магии. «Свято место пусто» — и вот косный крестьянин способен противиться имперскому магу со всей его выучкой и опытом. Катастрофа! Еще шаг по этому пути — и благородное искусство магии будет позабыто, воевать станут одними лишь мечами, если не дубинками.

Поэтому пустоверов истребили. Поэтому учение пустоверия уничтожили и память о нем стерли. И поэтому мудрый император позволил горстке пустоверов основать монастырь на острове. Зачем? Чтобы иметь про запас абсолютный щит.

Острова Трех ветров — единственное место в мире, где пустоверам не нужно было драться с магией. Они успешно отрицали то, чего здесь и так не существовало. Двое суток дважды в год — не повод для ненависти, тем более что никто монахов не притеснял. Былая воинственность пустоверов угасла. Соблюдая уговор с императором, они не высовывались в большой мир, а мир позабыл об их существовании. Прошли века.

Человеческие деяния несовершенны, и император уничтожил не всех. На Севере осталась горстка недобитых пустоверов, которые хранили учение и развивали его. Постепенно число новых отрицателей росло. Они ничего не знали о братьях, запертых в монастыре на острове. Но однажды один дотошный переписчик реестра монастырей в имперском религиозном управлении побывал на архипелаге Трех ветров и заметил, что местный монастырь не числится в списках. Переписчик был пустовером. Северные отрицатели начали докапываться до истины, и за стеной молчания обнаружили братьев по вере…

Здесь капитан Крандж предательски громко зевнул. Вообще-то сначала, пока сударь маг распространялся про магию и отрицание, ему было очень любопытно. Но затем пошли трескучие словеса, и капитана стало неудержимо клонить в сон. К тому же, гроза удалялась, гром больше не грохотал над головой, а тихо порыкивал в отдалении. Можно было возвращаться к прерванному сну. Но злить Столваагьера капитан боялся. Пришлось, маскируя зевок, проявить поддельный интерес.

— Так мы хотим вытащить монахов во внешний мир?! — воскликнул Крандж.

— А вы только сейчас об этом узнали? — язвительно хмыкнул Столваагьер.

Крандж прикусил язык. Ну, в общем-то, он об этом знал… но как-то неотчетливо. То есть, честно признаться, не понимал — а зачем? Зачем северным отрицателям монастырские затворники? Все в мире движется выгодой, и значит, от появления островитян на континенте кому-то должна быть польза. Но Крандж ее не видел. Эх, не тот вопрос он задал магу! Но спросить теперь «И зачем?» будет вовсе уж глупо. Пожалуй, Столь ему не ответит, а только разозлится.

Впрочем, был еще один вопрос, который сильно интересовал капитана вот уже два дня.

— Скажите, сударь, — смиренно попросил Крандж, — а для чего мы перстень украли? Разве без этого нельзя было? Шум, суматоха… Ищут нас все, небось. Ну, ладно, с той лодкой затея сорвалась, так неужели не было иных способов попасть на Монастырский остров? Потихонечку…

— А вот вы бы меня дослушали, — ядовито сказал маг, — насчет истинных отношений пустоверия и магии, тогда не задавали бы подобных вопросов! Вот скажите, Крандж, вы ведь пустовер? Кстати, не возражаете, если я создам свет? А то разговаривать в темноте неудобно.

— Эээ… — промычал капитан. — Ну, да, разумеется. То есть, нет, конечно. Вы меня запутали, Столь!

— Ничего, я вас прекрасно понял, — усмехнулся маг.

Он буркнул что-то невразумительное, и над его раскрытой ладонью засветился голубовато-белый шарик. Шарик облетел вокруг мага, всплыл к потолку и завис там, освещая комнату. Появившиеся тени предметов заплясали и успокоились, а Крандж стеснительно закутался в простыню — по жаркому времени капитан спал раздетым.

— А что, если я метну в вас молнию? — обыденно спросил Столваагьер. — Прямо сейчас. Готовы?

— Эй! Не надо! — подскочил капитан. — За что?!

— Не тревожьтесь, не стану, — снисходительно сообщил маг. — А вот если бы я задал этот вопрос любому из здешних монахов, он бы не удивился и не испугался, а попросту ответил бы, что готов. И если бы я бросил в него сгусток магической энергии, монаху бы ничегошеньки не сделалось. Чувствуете разницу?

— Да, — пробормотал капитан, украдкой отирая пот. — Вероятно… эээ… вера здешних братьев очень крепка?

— Примерно так, — согласился Столваагьер. — И все-таки, брат Фубо, лично вы верите в магию или отрицаете ее?

Крандж разозлился. Во-первых, он чуял подвох, но никак не мог понять, куда же клонит маг. И, во-вторых, тому не следовало называть капитана ненавистным именем.

— А вы-то сами? — огрызнулся Крандж. — Вы кто, маг или пустовер?

— Браво, сударь.

Столваагьер демонстративно похлопал в ладоши. Светильный шарик, наверное, решил, что его зовут поиграть. Он сорвался с места, ринулся к магу, ткнулся ему в руку и прилип. Маг сердито стряхнул его и прикрикнул на шарик, как на щенка. Тот потускнел, вернулся на прежнее место и повис неподвижно.

— Я рад, что вы задали этот вопрос, — спокойно сказал Столваагьер. — Я маг, и это ничуть не препятствует мне быть пустовером. Потому что по сути вещей пустоверие — лишь разновидность магии.

— Хвост мне в глотку! — буркнул капитан Крандж. — Лучше б я вас не слушал. Теперь я вовсе ничего не понимаю.

— Сейчас объясню, — посулил маг. И стал объяснять.

Учение пустоверов в его исходном варианте рисовало картину мира по принципу «или — или». Или магия действует, или нет. А не действует, потому что пустоверы в нее не верят. Именно в таком виде учение сохранилось в монастыре на острове. Но отрицатели на континенте, развивая взгляды под давлением обстоятельств, пришли к выводу, что суть пустоверия в действительности иная. Это не есть неверие в то, что магия подействует. Это есть вера в то, что магия не подействует. Так северные пустоверы от отрицания магии перешли к отрицанию отрицания…

Капитан Крандж замычал, как от больного зуба.

— Ну что еще? — недовольно спросил Столваагьер, который едва успел разогнаться и обрести плавность речи.

— Сударь маг, — трагическим басом сказал Крандж, — вы уж либо объясните так, чтобы я понял, либо не объясняйте вообще.

— Хм… — похоже, Столваагьер удивился. — Ладно. Можете считать, что пустоверие, оно же отрицание — это одна из разновидностей магии. Поэтому я могу и заклинания творить как маг, и противодействовать им как пустовер. Так вам понятно?

— Ну, вроде да… — протянул капитан. Что-то вертелось у него на уме, но не давало себя ухватить, как скользкая рыбешка. — А, вот! Магом быть — талант нужен, да еще знания. А пустовером может быть всякий, вы сами только что говорили. И как это понимать?

— А вот здесь, — хищно ухмыльнулся маг, — и кроется причина, по которой нам нужны здешние пустоверы, сохранившие учение в первозданном виде. Мы обратим в пустоверие сотни, тысячи человек. Десятки тысяч, если понадобится! Пусть они умеют лишь держать защиту, зато надежно. Но повести их в бой сумеют лишь северные отрицатели, пустоверы нового толка, действующие маги. Я сам возглавлю…

— В какой еще бой? — опешил капитан.

Столваагьер осекся и пристально взглянул на него.

— Пожалуй, вам пора спать, — неожиданно мягко сказал он. — Вижу, вы совсем устали. Того и гляди, заснете на полуслове… Да вот вы и засыпаете…

Крандж пытался протестовать — но напрасно. Он уже спал. Последней мелькнувшей у него мыслью была горькая догадка, что маг, в сущности, не ответил ни на один из его вопросов.

* * *

Нисси проснулся рано. Он бы, наверное, спал еще, но его разбудила кусачая муха. Она лезла в глаза и жужжала у самого уха. С просыпа Нисси не сразу сообразил, где находится. Он лежал на полу, завернувшись в тощее одеяло. Ночью сквозь сон Нисси слышал раскаты грома и шум дождя, ему было жарко и душно, а перед рассветом стало зябко.

Чтобы отогнать вредную муху, Нисси пришлось размотать свой кокон, и в результате сон с него слетел. Забор, вспомнил он. Почтальон. Сарай. Мальчишка-маг по имени Мабен. Они с Мабеном не успели договорить, он заснул — и проспал, получается, весь вечер и всю ночь до самого утра. В сарае было темно, новый день только занимался.

Дрожа от сырости, Нисси выбрался из сарая в ближайшие кустики. Поскорее вернулся и закутался в одеяло. Его трясло в ознобе, постукивали зубы. Он вроде бы и согрелся, а противная дрожь никак не унималась. Нисси испугался: с ним что-то не так! Что-то очень сильно не так. Может, он заболел?

Все тело ощущалось чужим, неловким и непривычным. Будто его подменили, пока Нисси спал. Он вытянул руку, чтобы ее рассмотреть. Рука как рука. У основания большого пальца — шрам от капкана, в который Нисси попался, когда ему было шесть лет. Вором быть непросто. Нисси сжал пальцы в кулак, разжал. Они слушались, но как-то с заминкой. Нисси вскинул руку вверх. Рубаха впилась ему в плечо и лопнула с треском. Нисси выругался, глядя на оторвавшийся по живому рукав, который теперь болтался на лоскуте.

Ругательство застыло на губах Нисси. Это был не его голос, он звучал иначе. А рукав рубахи, который вчера доходил ему до запястья, сегодня едва прикрывал локоть.

— Меня подменили! — вслух сказал Нисси.

Но пока он произносил эти слова, он уже понял, что с ним произошло.

— Я вырос… — прошептал Нисси своим новым голосом.

Он больше не был тем мальчишкой, каким засыпал. Нисси стал подростком. За ночь он повзрослел лет на пять. Парнишка осмотрел свои руки и ноги, и нашел, что они удлинились. Штаны оказались ему еще теснее, чем рубашка. Вообще непонятно, как он сумел их снять и надеть обратно, когда ходил в кустики. Нисси придирчиво исследовал свое тело. В паху курчавились жесткие волосы. Изменились не только руки-ноги и голос, изменилось все.

— Завтра я стану взрослым, — пробормотал Нисси. — А через два дня буду стариком.

У него закрутило в животе, будто он объелся незрелых слив. Это пришел страх. А затем в животе засосало и заурчало. Это явился голод. Голод был привычнее страха. Нисси решил, что сначала надо украсть еду, затем новую одежду, и только потом поговорить с Мабом о том, как украсть обратно королевский перстень.

Парнишка прикрыл за собой дверь сарая, бездумно почесал треугольник рыбьей чешуи на правой ладони и тенью скользнул вдоль забора.

* * *

Бенга проснулся первым и не стал сразу будить спутников. Время поджимало, но полчаса наедине с собой были ему необходимы. Поплотнее закутавшись в плащ и в заклинание незаметности, он отошел в сторонку. Мальчики вчера постарались, устраивая ночлег. Уже с двух шагов их не учуял бы ни зверь, ни маг, ни тем более простой человек.

Здесь, наверху, было прохладно — а сейчас так даже и холодно. После ночной грозы мокрым было все, даже камни. Солнце вставало из моря розовое, тянулось потрогать мир слабыми нежными лучами.

Змеемаг неслышно вздохнул. Ему не хотелось жить в меняющемся мире, он предпочитал неизменный. Это старость. Последние дни его уютной, почти беззаботной старости, удобной, как разношенные туфли. Бегство с Тюремного острова, подъем на Шапку, предстоящий путь в чрево вулкана — все это внешние мелочи в сравнении с необходимостью внутренних перемен. Но никто не спрашивал, чего ему хочется. Вечный закон жизни: меняйся или умри. Пока желание жить сильнее — меняешься и живешь.

Бенга принялся вполголоса читать длинное заклинание. Когда он закончил, у него даже зубы заныли, а позвоночник словно ошпарили кипятком. Заклинание было опасным и вредным. Змеемагу еще придется расплатиться за него — но это будет потом. А пока оно позволит ему не бояться, что старая кожа начнет слазить в самый неподходящий момент. Бенга остановил свое время, запретил телу откликаться на внутренние сигналы и совершать изменения. Теперь его тело станет послушно хранить прежнюю форму до самой последней возможности, а когда уже будет невмоготу, линька произойдет стремительно. Это будет больно. Надо спешить, чтобы к этому моменту оказаться во внешнем мире и в безопасности.

Бенга промедлил еще немного, чтобы заклинание успело как следует подействовать. Солнце, поднимаясь выше, становилось злее. Лучи его обожгли воспаленную, шелушащуюся кожу мага. Смотреть на слепящий диск без магических ухищрений стало нельзя. Зато старик наконец согрелся. Он сидел неподвижно, и на камень рядом с ним выбралась зеленая ящерица: застыла украшением, впитывала тепло.

Мысль Бенги вильнула от насущных вопросов к отвлеченным. Кто же все-таки украл перстень? И для каких целей? Кто заперся на архипелаге и запер вместе с собой Бенгу и всех остальных? Он слишком мало знал, чтобы делать выводы. И слишком мало мог в своем нынешнем состоянии. И пока что не был свободен. Охранное кольцо вдруг показалось Бенге ошейником, сжимающим его горло. Скорее выбраться наружу! Если все пойдет как надо, завтра он уже будет в большом мире.

Бенга поднялся на ноги. Зеленая ящерка метнулась было прочь, но змеемаг ухватил ее двумя пальцами поперек туловища, глянул в черные глаза. Крошка рептилия перестала извиваться, покорно застыла. Бенга мог взять себе ее маленькую жизнь.

Незачем. У него есть другие.

Старик разжал пальцы, отпуская добычу. Зеленая тень робко скользнула под бок валуна. Маг задрал подбородок и посмотрел на верхушку Шапки. Вблизи голос камня звучал громче. Здесь, где они заночевали, тело горы еще было одето шкурой трав, но дальше травяная шкура истончалась, и скальные зубцы Короны являли неприкрытую базальтовую плоть.

— Подъем, — неслышно окликнул своих людей Бенга. — Пора идти.

Они покинули место ночлега и двинулись вверх. Некоторое время их вело подобие тропы, но вскоре исчезли даже козьи тропки — козы предпочитали пастись ниже, где сочнее трава. Зато начались утомительные осыпи. Мелкие камешки сыпались из-под ног путников. Среди них все реже встречались желтоватые, и чаще — темно-коричневые, серые, а затем черные.

Через пару часов Бенга и его люди уже стояли у подножия отвесной скальной стенки. По такой способны взобраться лишь пауки, ящерицы — и маги.

— Обойдем? — заикнулся Ункве.

— Нет.

Бенга даже не глянул на него. Тонго Ог полушепотом, скороговоркой пояснил незадачливому товарищу:

— Это самый удобный путь наверх. Остальные хуже.

Бенга запрокинул голову. Именно с этой точки вершина Шапки выглядела настоящей каменной диадемой с вычурными зубцами. Змеемаг криво улыбнулся краешком губ. Так всегда. Те, кто внизу, видят лишь жалкое подобие — и лишь одолев путь наверх, ты можешь полюбоваться истинной красотой. Но любоваться некогда, потому что надо лезть еще выше.

— Закляните меня, мальчики, — негромко сказал Бенга. — Я пойду первым, ваше дело — держать.

Он быстро, но без спешки перечислил десяток свойств, которые ему требовались — легкость, липкость, ловкость, физическая сила и так далее.

— Невидимость? — предупредительно подсказал Аннуха.

— Уже неважно, — равнодушно ответил старик. — Давайте, на счет «три». Раз, два…

Притихшие маги сосредоточились.

— Три! — досчитал Бенга и полез на скалу так ловко и буднично, словно всю жизнь этим занимался.

Его растопыренные ладони прилипали к темному камню, словно намазанные клеем, и точно так же вели себя локти, колени и башмаки змеемага. Затем Бенга без малейшего труда отрывал их от поверхности, передвигался выше и снова приклеивался к скале. Он полз вверх, не снижая скорости и не меняя ровного ритма дыхания — зато молодые маги внизу запыхались, покраснели и шумно дышали. Когда Бенга достиг верхнего края скалы и перевалился через него, Ункве прижал левой ладонью сердце и побледнел. Старик исчез за краем, но через минуту свесился вниз и махнул спутникам:

— Снимайте заклятия! Теперь пять минут передышки, и поднимаете следующего. Пойдет Мгонбо Гхи.

Маги переглянулись.

— Дальше будет труднее, — уверенно сказал Аннуха.

* * *

Капитан Крандж вышел из комнаты. Немного поблуждав, выбрался из здания. Прикинув направление, двинулся к выходу с территории монастыря. Никто ему не препятствовал. Редкие встреченные им монахи не обращали на капитана внимания. Столваагьера он не встретил. Вот и ладно.

Оказавшись за оградой, Крандж посмотрел туда, где вчера оставил «Гордость Севера» под присмотром вахтенных. Корабль был на месте.

— Хвала Небу, — пробормотал капитан.

Из ночного разговора с сумасшедшим магом он сделал два вывода. Первый — очень зря он подался к отрицателям. Второй — надо сваливать.

Капитан вернулся в монастырь и у первого же монаха поинтересовался, где матросы. Пустовер покладисто проводил гостя в трапезную. «Мог бы и сам догадаться», — проворчал капитан себе под нос. Он без объяснений поднял свою команду из-за стола и повел наружу.

— А сударь маг… — заикнулся было Селедка.

Но Крандж так сверкнул на него глазами, что тот прикрыл рот ладонью и замолчал надолго. И правильно сделал. Потому что настроение у капитана Кранджа было прескверное.

Пока добирались на яликах до корабля, пока выбирали якорь и ставили мокрые паруса, капитан был беспокоен. Он расхаживал по палубе, взрыкивал на матросов и немилосердно дергал себя за бороду. Лишь когда «Гордость Севера» поймала слабый ветерок и двинулась прочь от Монастырского острова, капитан остановился. Он вперил взгляд в спину стоящего у штурвала Селедки, так что у того зачесалось между лопатками, и крепко задумался.

Положение выглядело безнадежным. Теперь Крандж не мог понять, как он вообще позволил втравить себя в эту историю. Любопытство любопытством, но рассудительность в нем обычно брала верх. А тут, пожалуйста, бросился выполнять задание пустоверов, словно не было ничего важней. Зачаровали его, не иначе. Приворожили, околдовали, закляли на послушание… Правду говорят, что с магами водиться — до своей смерти не дожить. А он-то хорош, сам полез мурене зубы считать.

Чем больше Крандж думал обо всем, тем меньше ему это самое все нравилось. Архипелаг заперт. Путь праведников откроется не раньше, чем безумный маг вынет камень из перстня — а когда он это сделает, капитан не знал. Значит, улизнуть из Охранного кольца не получится. А на островах он преступник. Уж наверное, за то время, что «Гордость Севера» простояла близ Монастырского острова, королевские почтальоны сумели поймать воришку и размотать ниточку, ведущую от воришки к нему… да что там ниточку, целый канат! Значит, на Золотой остров лучше не соваться. Но больше-то деться некуда!

Капитан забрал густую бороду в кулак и принялся ожесточенно грызть ее. Команда в священном ужасе наблюдала. Обычно такое поведение капитана означало, что навстречу движется сильный шторм. Но сейчас небеса были просветленно чисты, а буря бушевала в капитанской душе. Крандж не понимал, что ему делать. Прятаться, принимать бой, сдаться и молить о милости?

Нежный женский голос окликнул капитана со спины:

— Сударь? Позвольте дать вам совет.

— Гарпун мне в брюхо! — капитан подпрыгнул и выпучил глаза на темноволосую девушку в белом шелковом платье. — Вы… откуда вы здесь?!

Неприятное подозрение посетило Кранджа, и он насупился:

— Вы монашка, да? Сестра пустоверка, или как вас называть?

— О нет!

Девушка серебристо рассмеялась.

— Нет-нет, ничего подобного. И я не стану уговаривать вас повернуть обратно к Монастырскому острову, капитан.

— Тогда откуда вы взялись? — возмутился Крандж. — Как вы попали на корабль? Вас прятали матросы? Кто из них?!

Он присмотрелся к девушке, и пыл его увял.

— Конечно же, нет, — пробормотал капитан. — Простите, сударыня. Я расстроен, а ваше внезапное появление меня попросту добило. Я… Мне почему-то знакомо ваше лицо. Простите мою бестактность… Мы встречались?

— Ну конечно, — ласково улыбнулась девушка. — Я не впервые на «Гордости Севера», капитан, хотя моего имени никогда не было в списке пассажиров. Можете звать меня Трина, но не расспрашивайте ни о чем, на разговоры нет времени. Я прошу вас взять курс на Золотой остров.

— На Золотой, — безрадостно повторил Крандж. — Я думал об этом. Сударыня… Трина?.. меня там посадят в тюрьму, и будут правы! А я, как любой преступник, совершенно не хочу в тюрьму!

— На Золотом острове нет тюрьмы, — заметила Трина. — Я не хочу сказать, что вас не накажут, но сейчас вы наказываете себя куда хуже. Королевский почтальон и сам король — вполне разумные люди. Не бойтесь, капитан. Если вы явитесь по своей воле и расскажете им обо всем, к вам будут снисходительны. А если вы к тому же…

— Перстня у меня нет, — хмуро сказал капитан. — Он у мага, хвост ему в глотку! Простите, сударыня, вырвалось. А маг в монастыре, пытается обратить монахов в свою веру. Ну, то есть, как бы это вам сказать, чтоб вы поняли — а то я и сам не понимаю…

— Не мне, — перебила его Трина. — Расскажете королю. Не волнуйтесь, все не так плохо. До встречи, капитан!

— А? Где?

Крандж протер пальцами глаза. Кажется, в левый глаз попала соринка; а может, в правый — но заслезились оба. Он потратил всего пару мгновений, но когда ясность зрения вернулась, девушки капитан не увидел. Только внезапный порыв ветра легонько дернул его за бороду, да издалека долетел словно бы женский смех. Так была на палубе девушка или ее не было? Крандж потряс головой, гадая, не повредило ли общение с монахами его рассудок.

— Слышь, Селедка, — обратился капитан к рулевому, который весь их разговор старательно делал вид, что его здесь нет. — Ты женщину видел?

— Обижаете, капитан. Нет, конечно!

Матрос обернулся. Глаза его восхищенно горели.

— Ничего не видел, никому не скажу! — заверил он капитана. — И не слышал ничего, святая правда, жрать меня рыбам нынче же, если вру!

Крандж только крякнул.

— А где вы ее прятали, капитан? — уважительно спросил Селедка. — Я-то думал, все тайники на корабле знаю.

— Бери курс на Золотой остров, — буркнул Крандж. — И знай помалкивай.

Без мага-погодника им предстояло ловить ветер и идти, меняя галсы — благо, вчерашнее полное безветрие сменилось обычной погодой. Но капитан был готов идти хоть на веслах, лишь бы больше не иметь дел с сударем Столваагьером.

* * *

Он спал, и сон его был долгим и счастливым. Во сне он был растением. Подводной лианой, обернувшейся вокруг подножия острова — раз, и еще раз, и еще половину. Прохладная вода колыхала его длинные, текучие листья; растворенные в ней соли питали его тело. Крошечные рачки и креветки копошились в его отростках. Разноцветные рыбки прятались среди водорослей, которыми обросли его плети. Он спал и рос во сне. Утолщался. Становился длиннее. Сжимал и разжимал кольца, чувствуя остров в своих объятиях. Ему нравилось грезить ни о чем.

Но что-то переменилось в мире. Вода обрела другой вкус — дразнящий, как вкус свежей плоти. Море вскипело магией. И он проснулся.

Стаи цветастых рыбок бросились прочь, когда огромная коряга, вокруг которой жили, кормились, охотились, умирали, метали икру бессчетные поколения мелкой живности, вдруг пошевелилась. Целый мир рухнул в одно мгновение. Бежали раки, таща за собой обжитые раковины. Драпали многоножки. Расползались черви. Удирали крабы. Плюнул чернилами и сбежал большой осьминог. Съежились и ушли в себя полипы. Плотно захлопнули створки моллюски.

Коряга отодвинулась от каменной стенки. Крошились напластования гнили и отходов, служившие почвой для жизни следующих живых. Сыпались в бездну клочья водорослей и комья земли. Вода стала мутной от страха рыб.

Коряга открыла глаза: черно-стеклянные, холодные, немигающие.

Медленно, виток за витком гигантский морской змей разгибал одеревеневшее тело. Катаклизмы сотрясали подводный мирок основания острова, но до поверхности моря не добиралось даже отголоска. Развернувшись в полный рост, змей ушел на глубину. Ненадолго. Позавтракать после пробуждения. А затем он поднялся к свету и теплу. Возвращенная память подсказывала — там есть интересная добыча.

* * *

Казалось, Мбо Ун Бхе лишь на мгновение прикрыл глаза, и тут же его кто-то стал трясти за плечо:

— Просыпайтесь, сударь, просыпайтесь!

Мбо разлепил воспаленные веки. Под черепом жужжало осиное гнездо.

— Угу.

Он встал, пошатываясь, и направился было к табуретке с тазом и кувшином в углу — умыться, но на полпути передумал. Мбо произнес короткое заклинание, провел пятерней по лицу — и на Кааренбейма глянули пристальные глаза хищника на охоте. Тени сна исчезли из них.

Начальник тюрьмы невольно поежился. Он сильно усох за эту ночь, и даже лысина его потускнела. Вчера, при знакомстве, Мбо Ун Бхе, бросив на Кааренбейма единственный взгляд, предложил тому выбирать между «Кари», «Лысый» и «Эй, ты!». «Иначе, — оскалился великолепный Мбо, — тебя могут съесть раньше, чем я договорю твое имя». Кааренбейм безропотно выбрал первый вариант, и сразу превратился в мелкую сошку при двух действующих магах. Впрочем, дело было не в имени. События проявили истинный масштаб участников.

Южанин склонился над планом тюрьмы.

— Что, Кари? — мрачно спросил он. — Где?

Кааренбейм молча ткнул пальцем в скотный двор.

Весь вечер и ночь, с коротким перерывом на самый разгар грозы, маги отбивали атаки василисков. Твари были совершенно безмозглыми. Они перли вперед так, словно собственная жизнь их не заботила. А может, в их памяти было намертво записано, что это они здесь самые страшные. Или превращение вызвало в бывших ящерицах жуткий голод. Их невозможно было отпугнуть. Их нельзя было отвлечь. Можно было лишь отражать их натиск — а тем временем другие василиски прорывались в другом месте. А главное, их было слишком много.

Самую первую волну Крис и Мбо встретили огненным смерчем. Когда смерч улегся, стало видно, как по обугленным трупам сородичей деловито карабкаются следующие василиски. Ящеры, похоже, чуяли людей сквозь стены. Ненадолго их задержал скотный двор. Выбравшись на крышу главного здания тюрьмы, маги наблюдали, как бурая шевелящаяся масса хлынула через ограду. Предсмертные вопли коз и коров были отчаянными, но недолгими. Те василиски, кому досталось место у трупов, принялась пожирать добычу. Основная их часть двинулась дальше.

— Жаль, что они не едят друг друга, — глухо сказала Кристеана.

Северянка держала ледяной зеркальный кокон вокруг них обоих. Каждое мгновение она ощущала жгучий укол — это василиски нашаривали взглядами людей на крыше. Когда несколько взглядов сливались в один, Крис невольно вздрагивала, и Мбо — вместе с ней.

Василиски, сползаясь к тюрьме, покрывали землю сплошным шевелящимся ковром. Казалось, огромный зверь морщит бурую шкуру, хочет почесаться — а нечем.

— Знаешь, любимая, — ровно сказал Ун Бхе, — а ведь мы можем уйти прямо сейчас. Это не наша война.

— Теперь наша, — ответила дор Зеельмайн.

Вторую волну они заморозили. Третью взорвали, но не слишком удачно, пришлось дожигать. А затем волны атакующих ящеров слились в неумолчный прибой океана смерти. Всю ночь над островом бушевала гроза, вспышки молний раздирали ночную тьму, им вторили вспышки огненных заклинаний внизу. Под утро гроза удалилась на запад. Когда рассвет сделал небо бледно-кровавым, атаки пошли на убыль.

Кристеана буквально валилась с ног, и Мбо уговорил ее отдохнуть. Построенный ею зеркальный щит подпитывало поле нескольких подходящих артефактов из арсенала тюрьмы. Надзиратели были очень слабыми магами, но дорожили своей жизнью, а значит, в бдительности дежурных у щита можно было не сомневаться. Заснул и Мбо. И вот был разбужен пепельным с перепугу начальником тюрьмы.

— Оттуда лезут какие-то новые, — пояснил Кааренбейм, тыча пальцем в неровный четырехугольник скотного двора на бумаге. — Какие-то не такие.

И в этот миг внизу, под окнами что-то обрушилось с чудовищным грохотом и странным певучим звоном.

Новые василиски отличались даже с виду. Они были вдвое крупнее прежних, с раздутыми горловыми мешками и надменными гребнями на гордо поднятых головах. Этих тварей уже не хотелось сравнивать с собаками. Некоторые из них не уступали размерами самому Мбо Ун Бхе в его звериной ипостаси. Но главное отличие было не во внешности.

Защитившись как можно основательнее, южанин высунулся из окна, и сразу понял, что послужило источником шума. Рухнуло одно из двух деревьев, которые росли в тюремном дворе — синих северных елей, сентиментально посаженных начальником тюрьмы много лет назад. Прямо на глазах у Мбо несколько ящеров подобрались ко второй елке и уставились на нее немигающим взглядом своих выпученных глаз. Темная хвоя мгновенно покрылась изморозью, а в следующий миг иглы превратились в ледяные. Ствол затрещал и заскрипел. Живое дерево стремительно становилось мертвым льдом. Жалобно качнув верхушкой, ледяная ель рухнула на утоптанную землю и разбилась на куски. Отголоском прозвенели тысячи ломающихся иголок. Южанин быстро закрыл окно и восстановил на нем заклятия.

— Что это они? — сиплым шепотом выговорил Кааренбейм. — И как же это? Глаз ведь нет у деревьев…

Мбо оставил вопросы без внимания. Хмурясь, он пытался вычислить логические связи происходящего. В рассуждениях зияла дыра. Какой-то фактор он, похоже, упускал из виду… какой же?

Итак, василиски. Отвратительные, смертельно опасные твари, способные заморозить взглядом человека, животное, птицу. Когда-то, в незапамятные времена, водились на обоих континентах. Давно истреблены — как и многие другие звери и растения, магические свойства которых угрожали человеку. Редкие экземпляры содержатся в императорских коллекциях… Неважно. Важно то, что на архипелаге Трех ветров они остались — точнее, были сюда специально завезены. Во всяком случае, на Тюремный остров. И, оказавшись в благоприятных условиях, размножились свыше разумного числа… А почему?

— Слушай, Кари, откуда их на острове столько? — спросил Мбо. — Ящериц, которые василиски.

— Островом ведает комендант, — надулся начальник тюрьмы. — Я по ту сторону забора не хозяин. Вроде бы есть у него какие-то инструкции насчет того, что на острове дозволено, что приветствуется, что запрещено. Может, и ящериц он разводил, кто знает.

— Угу, ладно, — буркнул Мбо, но спохватился: — А где он живет, комендант? Василиски его не сожрут? Если еще не сожрали.

— Комендант со своими людишками в подвале отсидится, — успокоил его Кааренбейм. — Подвал там у них знатный, а народу чуть. Не то что у нас.

Южанин уже не слушал его. Значит, численность тварей на острове предположительно имела объяснение. Подстраховка, перестраховка, чей-то расчет и чей-то недочет… Опять-таки неважно. Важно то, что вчера к вечеру ящерицы стали превращаться в василисков. Попировав убиенными коровами и козами, некоторые из них, очевидно, отложили яйца — и вот наутро из яиц вылупились чудовища пострашнее… Вот! Вот настоящий вопрос. Как случилось, что изменения так стремительны? Почему хватило нескольких лишних часов действия магии, чтобы вывелось новое поколение василисков?

И что будет дальше? Вчерашние могли убивать людей и животных при прямом контакте взглядов. Нынешние способны заморозить растения. А к вечеру выведутся твари, под взглядом которых и камень обратится в лед? Камень тюремных стен, например?

— Придется освобождать арестантов, — буднично сказал Ун Бхе. — Не всех, партиями. Только сперва покажем им, что во дворе делается.

— Нет! Нельзя! Ни в коем случае!

Начальник тюрьмы покраснел, затем побледнел, затем полиловел.

Мбо Ун Бхе взял его за плечо, подтащил к окну и сделал вид, что распахивает створки.

— Жить хочешь? Я-то могу отсюда убраться прямиком на Золотой остров. А ты?

Кааренбейм жалко обмяк под могучей хваткой южанина и что-то залепетал.

— Что-что? — брезгливо переспросил Ун Бхе.

— …связаться с сударем королевским почтальоном! — выкашлял начальник тюрьмы.

— А ладно, — милостиво согласился Мбо. — Я и сам с ним поговорю, пожалуй. Есть о чем.

Поднимаясь в кабинет Кааренбейма, они столкнулись со стремительной Кристеаной.

— Ты здесь!

Северянка вцепилась в Мбо, и начальник тюрьмы бочком-бочком поспешил убраться подальше от магов. Признаться, он так и не сумел понять, в каких отношениях находятся эти двое. Они казались то яростными противниками, то чуть ли не любовниками. Единственное, что Кааренбейм определил для себя точно — они ни за что не захочет оказаться по соседству, когда Ун Бхе и дор Зеельмайн начнут выяснять отношения. А сейчас было очень на то похоже.

— Что случилось, любимая? — мягко спросил южанин. — Если ты про новых тварей…

— Я наконец связалась со своими людьми, — перебила его Крис. — На них напало огромное морское чудовище. Они сумели добраться до берега, высадились на восточной стороне острова. На берегу их атаковали василиски. Парни засели в какой-то пещере и держат оборону.

— Ты хочешь, чтобы мы им помогли? — приподнял бровь Мбо.

— Нет, они справятся, — махнула рукой Кристеана. — Меня волнует то, что в море. Я толком и не поняла, что там за чудище из глубин. Надо предупредить Орвеля.

Душераздирающий визг прервал ее. Визжал начальник тюрьмы в своем кабинете. Мбо и Крис бросились туда.

Кааренбейм стоял на столе, обхватив себя за бока руками и выпучив истерические глаза. В углу под окном спала миловидная девушка. Она свернулась калачиком, подложила ладошку под пухлую щечку. Голубое платье в цветочек выразительно обтягивало полные коленки и прочие соблазнительные округлости. Дикий визг начальника тюрьмы ничуть не мешал ей спать. Девушка сладко зевнула во сне и перевернулась на другой бок.

Мбо Ун Бхе присмотрелся к ней повнимательнее. Потом шепнул заклинание и присмотрелся еще.

— Никогда не видел, чтобы мужчина так визжал при виде жабы, — оскалился Мбо.

* * *

Поутру во дворе, хозяева которого еще не проснулись, Нисси стянул с веревки штаны и рубаху. Как видно, их вчера не успели снять до дождя, а потом оставили мокнуть и сохнуть. Одежду пришлось выжимать — зато она была ему впору. Через час одежда на парнишке уже высохла. За этот час он успел плотно позавтракать, подворовывая там и сям. С подоконника открытого окна он утащил целую корзинку булочек — парочка в комнате была слишком занята друг другом, чтобы его заметить. Судя по вышивке на салфетке, которой были прикрыты булочки, а также по страстности вздохов, Нисси обокрал молодоженов. Ну что ж, перебьются без сладкого. Им и так хорошо.

Он оставил им корзинку и салфетку с целующимися голубками, а булочки сунул за пазуху.

Нисси набил рот сдобным тестом и зашагал по улице, поглядывая, нельзя ли стянуть еще чего-нибудь. Молодожены навели его на мысль, что сам он может повзрослеть и состариться, так и не успев разобраться, зачем мужчинам нужны женщины и наоборот. То есть, конечно, он многое видел, поскольку дядька Кро не прятался от племянника, когда к нему приходили подружки. Но видеть — это одно, а испытать самому — совсем другое. Пожалуй, завтра он станет достаточно взрослым, чтобы найти себе подружку, подумал Нисси. То есть, конечно, если не успеет сегодня отыскать капитана Кранджа, злюку-мага и королевский перстень.

Нисси покрутился по улицам верхнего Бедельти и спустился в нижний город. Там уличный мальчишка, его вчерашний ровесник, угостившись булочкой, охотно рассказал, что видел капитана северного корабля на «пьяной улице». С капитаном был еще один сударь северянин, чванный и неприятный, и этот самый сударь вдруг затеял драку с подвыпившим дедом из местных. Мальчишка потянул Нисси смотреть на место: «Вот здесь, между этим кабачком и вон тем». Нисси спросил, когда это было. Оказалось, что вчера утром, до полудня. «До того, как все завертелось», — так выразился мальчишка и взмахнул рукой, показывая, как именно все завертелось. После драки, начинавшейся интересно, а закончившейся ничем, капитана и неприятного сударя мага больше в нижнем Бедельти не видели. «Но искали», — добавил мальчишка и хитро скосил на Нисси глаз.

Нисси не дал ему вторую булочку. Он и так знал, кто мог разыскивать капитана Кранджа. Почтальоны, конечно же. Как и его самого.

Следовало бы, пожалуй, огорчиться тому, что он разузнал — но утро было ярким и радостным. После грозы мир сверкал чистотой. Нисси решил, что если бы Семирукая пряха хотела видеть его огорченным, она бы дала ему другой характер. Ну или хотя бы погоду сегодня испортила.

Напевая нескромную песенку, которую услышал вчера на карнавале, парнишка направился в порт.

В порту он с удивлением и недоверием уставился на «Гордость Севера», как ни в чем не бывало стоящую посреди залива. Здравый смысл подсказывал ему, что капитан, которого ищут почтальоны, не может вот так запросто маячить у всех на виду в центре бухты. У первого же встреченного лодочника Нисси без обиняков спросил:

— Это что?

И пальцем на корабль показал, для ясности.

Лодочник взглянул на парнишку свысока, но лучше такой слушатель, чем никого.

— Это, парень, заколдованный магический призрак вместо корабля, — важно сказал он. — Вчера королевские почтальоны туда на лодке плавали, хотели всю команду и самого капитана взять под арест. А корабль возьми да превратись, теперь так и стоит заколдованный. Мы туда отдыхающих потом возили. Я сам возил. Кто из них посмелее, просили, чтоб насквозь пройти через призрак. Страшно, аж жуть берет — вдруг он обратно кораблем обернется, пока сквозь него проходишь? Так и застрянешь навечно в шпангоуте, хе-хе… Ты как, парень, прокатиться не желаешь? Недорого возьму. Если ты при деньгах, конечно.

— Не, — вздохнул Нисси. — Не при деньгах.

— Ага, — поскучнел лодочник. — Ну так иди себе, гуляй пешком.

Но Нисси не торопился его покидать. В дальнем конце набережной зоркий парнишка углядел какую-то странную суету.

— А там что? — мотнул головой он.

— Слышь, парень! Я, по-твоему, говорящая голова? — для виду возмутился лодочник, но ответил со вкусом: — Это спящих красоток на склад грузят.

— Чего-о?! — изумился Нисси.

— Закрой рот! Чайка влетит и насрет, — довольно расхохотался его собеседник. — Да уж, нынче такой праздник выдался, никому не скучно! А ты где вчера был, что про спящих девок не знаешь?

— Я и сам спал, — буркнул Нисси.

— Ну так ты всю веселуху проспал! — заржал лодочник.

Оказалось, вчера вечером повсюду на острове стали появляться девушки, крепко спящие в самых неподходящих местах. Причем вот только что никого не было, и вдруг лежит красотка. Народ было обрадовался и уже собирался это, ну как его… в общем, с девушками познакомиться, но тут прошел слух, что они на самом деле жабы. Зевающие. Пришлось из лодочного сарая устроить для них склад, потому что с жабами никто того, этого… знакомиться, в общем, не хотел. Мало ли что. Так вот, половину сарая уже заняли, и продолжают новых приносить, хотя сегодня уже поменьше. Складируют девок штабелями, а те не просыпаются. Много их на острове, жаб-то, кто ж их считал!

— Дела-а, — протянул Нисси. — Пойду посмотрю поближе.

— А пойди, пойди, — хохотнул лодочник. — Там есть на что посмотреть. Только издали. Почтальоны тебя в сарай не пустят.

Услышав про почтальонов, Нисси замешкался. И тут, некстати будь помянуты, двое почтальонов направились в их сторону. Набережная была почти пуста. Нисси лихорадочно перебирал варианты. Можно распрощаться с говорливым лодочником и быстро двинуться прочь… Заподозрят, догонят. Можно броситься бежать… Еще хуже. Наверняка поймают. Можно нанять лодку и сплавать к ненастоящей «Гордости Севера»… Денег нет.

Парнишка замер на месте. Почтальоны приближались. Какая-то нестыковка мешала Нисси, словно камешек в ботинке. Наконец он понял: его внутреннее чувство опасности молчало. Безымянный голос ничего не подсказывал. И Нисси решил рискнуть. Сжавшись, как пружина, он ждал, когда почтальоны поравняются с ним. Вот им осталось пройти десяток шагов… ближе, еще ближе…

Один из почтальонов, высокий северянин, на миг задержал на парнишке цепкий взгляд. Во взгляде ничего не отразилось. Второй даже не посмотрел в его сторону. Двое мужчин прошли мимо. Не обернулись. Ушли дальше.

— Эй, парень, очнись! Что с тобой?

Нисси вернулся в реальность. Оказалось, он не дышал. Воздух хлынул ему в ноздри — соленый, пропахший водорослями. В ушах зазвучали хриплые крики чаек. Небо было синим, солнце — ослепительно ярким, словно возвращенному миру добавили красок, громкости, всего.

— Живот заболел, — соврал Нисси.

Ему хотелось прыгать и вопить от радости. Он понял, почему молчало чутье. Почтальоны ищут мальчишку лет десяти, а не парня в полтора раза старше. Нисси мог сойти себе вчерашнему за старшего брата. Ищут не его. Его не ищут!

Он все-таки подпрыгнул пару раз. Захотелось сделать что-то хорошее дураку лодочнику, просто потому что тот оказался рядом.

— Хочешь булочку? — предложил Нисси.

— Такую же, от какой у тебя живот болит? — подозрительно спросил лодочник.

Нисси не ответил. Вытаращив глаза, парнишка смотрел на залив. Булочку он машинально сунул в рот и стал жевать. Лодочник повернулся, глянул туда же, куда и Нисси, и в азарте рванул на груди рубаху.

— Ух, весело живем! — заорал он.

В бухту под всеми парусами стремительно входила «Гордость Севера». Корабль шел прямиком на свое призрачное подобие, словно непременно желал протаранить двойника.

* * *

Когда Трина сказала, что отправится на поиски капитана Кранджа, Орвель дор Тарсинг испытал смешанные чувства. С одной стороны, недаром говорят — ветер в карман не спрячешь. Трина свободна в своих поступках. С другой, он странно чувствовал себя, оставаясь не у дел, когда любимая летит разыскивать королевский артефакт. С третьей же стороны, из этого могла произойти большая польза. Поэтому король незаметно вздохнул и выпустил ладонь девушки из своей мохнатой лапы.

— И еще мне хочется немного развеяться, — призналась Трина. — Мне непривычно так долго оставаться человеком.

— Лети, любовь моя, — сказал Орвель.

Он снова не уследил, как девушка стала ветром. Превращение было мгновенным. Вот она стоит рядом с ним на балконе — белое платье, темные волосы, серьезные глаза, тронутые улыбкой губы. Женщина. Человек. А вот ее уже нет, и лишь легкий радостный смех то ли звучит, то ли чудится ему в звуках ветра. Порыв ветерка ерошит ему шерсть на загривке, шаловливым поцелуем касается лица… то есть, звериной морды. Еще мгновение — и Орвель чувствует, что Трина улетела. В движении воздуха больше нет женской ласки. Надо ждать, пока она вернется.

В ожидании Трины король вызвал к себе Йемителми, обсудить новости. Новости, как и следовало ожидать, не радовали. Вчера вечером отдыхающие устроили беспорядки. Одни требовали немедленного отплытия с островов и никак не хотели понимать, что Охранное кольцо закрыто и покинуть архипелаг невозможно. Другие выясняли отношения с хозяевами арендованного жилья. Многие упились дармовым вином и буянили на улицах Бедельти, пока ночная гроза не разогнала их по домам. Отдельную партию в какофонии всеобщего безобразия сыграли зевающие жабы, они же спящие красавицы. Почему-то жабы не превратились в спящих девушек все одновременно, а появлялись время от времени в произвольных местах, и стоило немалых сил наладить их доставку на склад.

— Зато мы теперь знаем, как они повывелись на континентах, — проворчал король. — Превратились, да и проспали всю жизнь.

— Я бы тоже так не прочь, — вздохнул Йемителми.

Почтальон был сам не свой от усталости — ему-то удалось поспать лишь пару часов. Нюхачи взяли слабый след Бенги. Он вел к подножию Шапки, и Йеми со своими людьми отправился на поиски беглого мага — но только вымок под дождем, который смыл все следы.

— Выходит, старик полез на гору? — нахмурился Орвель. — Но зачем?

— Не знаю, — искренне развел руками почтальон. — Может, и не полез. Побывал у подножия, это факт. Ищем.

Самые большие неприятности выявились на Острове магов. Тамошние ящерицы, которых на острове огромное количество, превратились в смертельно опасных тварей — василисков. Это вам не безобидные спящие жабы, то есть красавицы. Василиски осаждают тюрьму. Есть жертвы. Мбо Ун Бхе и Кристеана дор Зеельмайн держат там оборону. Опасность так велика, что им пришлось освободить часть заключенных…

Король выругался.

— Ага, — согласился Йемителми. — Я тоже так думаю. Еще дор Зеельмайн сообщила, что в море завелось какое-то чудище. Надо полагать, тоже превратилось под действием магии из чего-то безвредного во что-то ужасное.

Король выругался еще раз, покрепче.

— Ого, — уважительно сказал почтальон.

Орвель и Йемителми переглянулись и поняли друг друга без слов. Даже без ругательных. Все это были мелочи, следствия. Главным оставался пропавший перстень, первопричина и источник всех неприятностей. Но до сих пор не удалось найти ни мальчишку-вора, ни капитана Кранджа, ни прибывшего с ним мага. Нити вели на Монастырский остров. Вторую половину ночи, после блужданий по горе, Йемителми потратил на раскопки бумаг в королевском архиве — но ничего вразумительного про монахов не нашел.

Надо отправляться на Монастырский. Правда, непонятно, как это сделать. Маги не помогут — дор Зеельмайн и Ун Бхе не могут оставить тюрьму без защиты, а остальные слишком слабы. Выходить в море, судя по всему, опасно.

— Лететь, — уверенно сказал король. — Я как раз думал над этим вопросом. Полагаю, сударь Дрейк сможет нас доставить.

— Нас? — прищурился почтальон. — Вы не должны рисковать собой, ваше величество.

— Ну да, конечно, — ехидно ухмыльнулся Орвель.

Порыв ветра распахнул створку окна в кабинете. Орвель обернулся. Йемителми вскочил. Трина уже сидела на подоконнике и заулыбалась, когда король бросился к ней.

— Я говорила с капитаном Кранджем, — сказала девушка. — Он готов рассказать все, что знает. И вскорости будет здесь. Но перстень не у него, перстень у мага — а маг на Монастырском острове.

— Значит, решено — мы летим на Монастырский, — подытожил Орвель. — Йем, найдите Дрейка немедленно. Трина, дорогая, спасибо за…

— Отлично! — воскликнула девушка. — Летим скорее!

— Может быть, на этот раз ты останешься здесь? — осторожно предложил король.

— Ну да, конечно! — рассмеялась Трина.

* * *

Капитан Крандж сам про себя говаривал, что в морской науке он тюляку съел и лоханью соленой водички запил. Все навыки освоил, от юнги до боцмана, поднимаясь по трапу жизненных успехов на самый верх — до шкипера, владельца корабля. Опять же, везде, где только может пройти нормальный корабль, капитан побывал — и Длинное море исплавал вдоль и поперек, и даже в Великий океан выходил. На крайний север, понятно, не совался — ну так туда никто не совался, кроме проклятого капитана Бван Атена на призрачной и неуязвимой «Летучей рыбе».

А вот поди ж ты, среди островов архипелага Трех ветров ему раньше лавировать не доводилось. Острова для большого корабля — место самое пакостное. Вот тут глубоко, а рядом скала из воды торчит. Или, того хуже, не торчит, а под водой прячется. Фарватер знать надо. А местные шныряют на вертких шхунах с маленькой осадкой — там, где они пройдут и не почешутся, «Гордости Севера» острые клыки скал вспорют брюхо, как жирному палтусу.

Прежде капитан Крандж знал один путь — через Игольное ушко в рифовом кольце, а оттуда прямиком в бухту Трех ветров, парадную гавань Золотого острова. Ну, и обратно тем же манером, по прямой. Вчера он впервые на выходе из бухты свернул направо, к Монастырскому острову. И вроде бы добрались без хлопот. Но вдруг сударь маг, не к встрече будь помянут, кроме магического ветра еще каким-нибудь магическим течением кораблю путь улаживал? Сегодня шли без Столваагьера, своим умом. Поэтому капитан стоял рядом с рулевым, жевал бороду и внимания не ослаблял ни на миг. И хоть никто об этом не догадывался, по спине у него бегали мурашки.

На самом верху грот-мачты, в «вороньем гнезде», болтался матрос, которому было велено высматривать любые неприятности по курсу корабля. Подводные камни и всякое такое. Вода блестела под солнцем, и особого прока от «вороны» Крандж не ожидал, но, как известно, лучше насмешить рыб, чем их накормить. Осторожность лишней не бывает.

Однако опасность пришла, откуда не ждали.

«Ворона», конечно, от скуки вертел головой во все стороны. И при виде нежданной опасности не растерялся.

— За кормой! Сзади! — заорал он. — Берегись!

Капитан Крандж обернулся вовремя, чтобы увидеть, как за кормой «Гордости Севера» поднимается из воды змеиная голова на длиной шее. Размеров голова была таких, что могла бы запросто проглотить ялик. А когда морской змей разинул пасть, стало ясно, что не только проглотить, но и перекусить. Острые и кривые зубы чудовища были длиной в человеческую руку.

— Добавить паруса! — взревел капитан. — Поставить лисели! Поднять все кливера! Шевелись, тюленьи дети! — И капитан добавил еще парочку выражений, от которых матросы забегали вдвое быстрее.

Змей навис над кораблем и ударил головой по корме, круша и ломая надстройки. Матросы забегали, как ужаленные. «Гордость Севера» рванулась вперед. Возможность налететь на подводные скалы была забыта. Оставалось только молиться, чтобы ничего не встретилось на пути — но и молиться было некогда. Корабль мчался так, словно за ним по пятам гналась смерть. Да так оно и было.

Морской змей отстал после неудачного нападения, и матросы завопили от радости — но сразу умолкли. Черная голова рептилии вновь показалась над поверхностью моря. Змей быстро догонял корабль.

Вот он воздвигся над поврежденной кормой, разинул страшную пасть, примерился…

— Держи штурвал крепче! — крикнул Крандж рулевому Селедке.

Матрос истово вцепился в дубовое колесо и зажмурился.

Вдруг жаркий ветер хлестнул капитана по щекам, вздыбил бороду. Наполнились и зазвенели паруса. Запели снасти. Заскрипели, прогибаясь под ветром, мачты.

Позади раздался чудовищный удар. Змей промахнулся. Фонтан воды встал над кормой «Гордости Севера» и обрушился вниз. Палубу окатило водой.

— Харракун! — завопили матросы. — Слава тебе, Харракун!

Капитан поймал себя на том, что тоже кричит вместе с ними. Южный ветер гнал корабль вперед. «Гордость Севера» птицей неслась по морю, пенные буруны крыльями расходились от киля. Никогда корабль Кранджа не развивал такую скорость. Трещал корпус. Бешено завывал Харракун. Стонали паруса.

Морской змей занес голову для следующего удара.

Но уже раскрывался перед «Гордостью Севера» вход в бухту. Старые знакомцы, Волк и Рысь, встречали корабль.

— Лево руля! — капитан вцепился рулевому в плечо, потому что окрик его унесло ветром.

Трехмачтовик развернулся. Последний напутственный шлепок ветра — и «Гордость Севера» влетела в гавань. Крандж обернулся. Змей замер на траверзе Волка, высунувшись из воды на высоту грот-мачты корабля Кранджа. Что-то мешало чудовищу зайти в бухту. Может быть, там для него было слишком мелко. Морской монстр маячил снаружи как черный столб и раскачивал головой из стороны в сторону. Капитан мог поклясться, что если бы змей мог издавать звуки, он бы орал сейчас во всю глотку. А если бы мог ругаться, то сыпал бы самыми черными проклятиями.

— Сейчас врежемся, — с тихим восторгом сказал Селедка.

Созданный вчера Столваагьером фантом «Гордости Севера» до сих пор не распался. Корабль держал курс прямо на свою иллюзию.

— Убрать паруса! — скомандовал капитан Крандж.

«Гордость Севера», постепенно замедляя ход, прошла сквозь призрак, и он разлезся как ветошь. Клочья магического тумана поплыли над бухтой. Корабль величаво подошел к пирсу.

Крандж оглядел свой измятый и мокрый камзол, хмыкнул, но решил времени на переодевание не тратить. Убедительнее будет выглядеть.

— Селедка, пойдешь со мной, — велел капитан.

— Ага. А куда? — с простодушным нахальством спросил матрос.

— Разговаривать с королем, — вздохнул Крандж, — и с его почтальоном.

— Ух, плавник да чешуя! — восхитился Селедка. — И что, сам король станет так прямо со мной разговаривать?

— Угу, — буркнул капитан. — Если сразу не повесит.