Орвель проснулся рано утром в состоянии безмятежной радости — словно в детстве, когда для счастья не нужны были причины и оправдания. Он вспомнил, как ждал праздника смены сезонов, когда был совсем маленьким. Тогда ему нравилось превращаться в неуклюжего звереныша и рычать на маму, а мама смеялась и называла его «мой медвежонок»…

Настроение испортилось. Король Трех ветров оделся в домашнее и велел секретарю распорядиться, чтобы завтрак сервировали в ореховом кабинете с видом на восход, а сам пока направился в оранжерею.

Если обманчивое название «Королевский зверинец» носил кабачок на территории дворца, которым владели Майзен и Дрейк, то королевская оранжерея и в самом деле была оранжереей — сооружением, где в специально созданных комфортных условиях росли экзотические растения. Правда, понятие экзотики на архипелаге было специфическим. То, что считалось экзотикой на южном или северном континенте, здесь росло повсеместно, как сорняк, — и наоборот. Взять, например, мырей необыкновенный. Истинный облик этого растения был на диво невзрачен — тоненький стебелек, розетка мелких листиков, белесые крошечные цветочки. Под действием магии мырей разрастался в пышные древовидные кусты, расцветал буйным цветом и радовал взгляд красочными миражами. На островах он хирел и чахнул. Те несколько растеньиц, что Орвель велел посадить в оранжерее, с трудом пережили полгода без магии.

Дор Тарсинг слишком увлекся созерцанием мырея и прозевал появление Кристеаны дор Зеельмайн.

— Блистательный кузен.

Северянка склонила голову точно выверенным движением.

— Блистательная кузина.

Орвель дор Тарсинг ответил ей протокольным кивком и вымученной улыбкой. Он совершенно не ожидал, что кто-то из его блистательно-великолепных гостей встанет ни свет ни заря и припрется… хм… то есть, нарушит его царственное уединение. Если бы ожидал, его бы здесь не было!

— Не хотите ли разделить со мной завтрак, сударыня?

— Охотно, ваше величество. Благодарю за любезность.

Король Тарсинг незаметно вздохнул. Стоило подниматься в шесть утра, чтобы позавтракать в обществе ледяной статуи дор Зеельмайн! День смены сезонов грозил оказаться даже хуже, чем обычно. Хотя куда уж хуже?

— Благоволите пройти в ореховый кабинет, блистательная кузина, — произнес король. — Гренки, чай, орехи, варенье, моя скромная персона и отличный вид на залив и Охранное кольцо — к вашим услугам.

Усевшись в уютные кресла за низеньким столиком, они некоторое время молчали. Проголодавшийся Орвель с аппетитом ел гренки. Сударыня дор Зеельмайн созерцала морской пейзаж. Солнце едва всплыло над горизонтом — еще розовое, а не золотое. Нежные розовые и алые облачка размазались по небу, словно художник пробовал кисть. От горизонта протянулась медная солнечная дорожка. Было красиво. Дор Зеельмайн смотрела на восход так, словно не любовалась им, а инспектировала. Орвель успешно вообразил себе, как от взгляда сударыни военного советника Севера поверхность залива покрывается тонкой корочкой льда, которая становится все прочнее… Он моргнул. Наваждение исчезло. Хвала Небу, здешние воды не знают льда, а суша — снега. Пусть морозы остаются уделом Севера.

— Сегодня прекрасная погода, — торжественно заметила Кристеана.

Орвель поперхнулся. Ну уж нет! Такого издевательства он не потерпит. Завтрак и так уже наполовину испорчен присутствием сударыни военного советника, не хватало еще официальной беседы! Ему сегодня еще ярмарочным зверем работать, но хоть поесть он может по-человечески, а?

— О чем вы хотели со мной поговорить, блистательная кузина? — поинтересовался Орвель самым невинным тоном.

Теперь поперхнулась Кристеана. Точный механизм замороженной куклы на мгновение дал сбой. Впрочем, она быстро оправилась и холодно улыбнулась.

— Вы правы, ваше величество. Давайте к делу и без церемоний. От имени Ледяной Короны я предлагаю вам передать мне перстень без камня. И камень тоже, само собой. На временное хранение.

— Чего-о?! — опешил король.

То есть, разумеется, ему только показалось, что он это произнес. Сработали заслонки этикета, и на самом деле Орвель дор Тарсинг, король архипелага Трех ветров, обратился к сударыне военному советнику Севера так:

— Простите, блистательная кузина, мне показалось, что я не вполне правильно расслышал ваше предложение.

— Нет, вы поняли меня правильно, — кивнула дор Зеельмайн. — Отдайте перстень мне на время праздника. Я обещаю вернуть его вам в полной сохранности.

— Но почему?

Король отодвинул недоеденные гренки.

— Почему я его верну или почему хочу взять на хранение? — без улыбки спросила Кристеана.

Орвель скрипнул зубами. Разговор с северянкой без протокола оказался еще невыносимее, чем по протоколу.

— Просто скажите мне, в чем дело, — сухо сказал он. — Если до сих пор подобной необходимости не возникало — значит, что-то произошло?

— Да, — мрачно сказала дор Зеельмайн. — Север подозревает измену и заговор. Кто-то может попытаться завладеть вашим перстнем, король Тарсинг. А это грозит неприятностями и бедами нам всем. К сожалению, мы знаем слишком мало, чтобы я могла точно указать на угрозу. А делиться смутными подозрениями нет смысла. Просто отдайте мне перстень.

— А почему вы считаете, что у вас он будет в большей безопасности, чем у меня? — едко спросил Орвель.

— Я — маг, — пожала плечами Кристеана, и Орвель вздрогнул, словно получил от ледяной девы пощечину.

О да, против этого довода трудно было возразить. Сам Орвель дор Тарсинг ни в малейшей степени не был магом. Тем унизительнее было его превращение в зверя под влиянием магического поля. В отличие от магов, от той же Кристеаны, во время так называемого праздника он был беспомощен. Магия могла сделать из него животное — а он ничегошеньки не мог сделать при помощи магии.

В попытке вернуть душевное равновесие Орвель положил себе клубничного варенья в крошечную хрустальную розетку. Съел две ягоды. Запил чаем. Гармония не вернулась. Блистательной сударыне Зеельмайн все-таки удалось испортить ему завтрак… Акулий хвост! Да пропади он совсем, этот завтрак, дело-то нешуточное.

— Угроза исходит от северян? — осведомился король.

Кристеана поморщилась.

— Да.

— Есть что-нибудь еще, что мне надлежало бы знать? — сухо спросил Орвель.

Дор Зеельмайн поколебалась.

— Нет, — сказала она. — Не думаю.

— Тогда позвольте мне вас оставить, блистательная кузина. — Дор Тарсинг встал. — Мне необходимо побыть одному. Я обдумаю ваше предложение и сообщу вам, что именно я решил, не позднее чем через час.

— Благодарю, ваше величество, — дор Зеельмайн привстала и слегка поклонилась. — С вашего позволения, я еще немного полюбуюсь восходом.

Уходя, король изобразил вежливую улыбку.

В свой кабинет Орвель ввалился, едва ли не рыча. В сущности, предложение сударыни полномочного посла великой Северной империи следовало трактовать как ультиматум, и они оба это знали. Происходило что-то серьезное, и монарху Трех ветров указали его место — на коврике под дверью. Курортное государство и его игрушечный король, уж конечно, не могут спорить с настоящей империей и великим владыкой Севера. Если речь идет о большой политике, больших интригах и большой магии, Тарсингам следует скромно отодвинуться в сторонку. Все верно. Все давным-давно известно. И нестерпимо обидно.

Так что, здраво рассуждая, не принять предложение дор Зеельмайн король не мог. Нужно было лишь обдумать, как именно это сделать.

Интересно, что же такого неладно на могущественном Севере, что сударыня военный советник опасается… и чего, кстати, опасается? Нападения на Тарсинга во время праздника? Ну-ну…

Стук в дверь прервал размышления короля.

— Я занят! — недовольно крикнул Орвель.

В дверь бочком просунулся Эссель с видом собаки, сделавшей в приемной лужу.

— К вам великолепный Мбо Ун Бхе, ваше величество, — виновато сказал секретарь. — Я не смог его удержать.

— Никто бы не смог, — пробормотал король. — Не переживай, Эссель. Пусть великолепный Мбо войдет.

— Уже вхожу, — хищно ухмыльнулся южанин, с кошачьей грацией просачиваясь в кабинет мимо оцепеневшего секретаря. — Радуйся, Орви. Славное утро!

— Более-менее, — вздохнул Тарсинг.

Если в присутствии Кристеаны дор Зеельмайн он всегда мерз, то в одной комнате с Мбо Ун Бхе королю неизменно становилось жарко. Возможно, магические сущности представителей Севера и Юга были столь сильны, что это сказывалось даже в отсутствие магии. А может быть, у Орвеля было слишком живое воображение.

— У меня к тебе разговор, — сказал Мбо, и бархатистые нотки тигриного рыка отдались эхом в углах кабинета.

Дор Тарсинг жестом отпустил секретаря. Он хотел было поинтересоваться, насколько разговор срочный, но здраво рассудил, что подобным вопросом его только затянет. Надо полагать, срочный, иначе южанин не приперся бы спозара… хм… странное совпадение! Почему-то именно сегодня на рассвете Орвель понадобился и Северу, и Югу.

— Присаживайся, Мбо, — осторожно предложил король.

— Угм, — согласился Ун Бхе, но остался стоять, облокотившись на высокую спинку кресла. — Я прошу тебя не усмотреть в моих словах обиды, Орвель. Это внутренние дела Юга, и мало чести нам, южанам, втягивать острова в свои раздоры, но… Если коротко, я прошу тебя отдать мне перстень. На время праздника.

На сей раз король не поперхнулся. Видимо, правы мудрецы — ко всему можно привыкнуть. Даже к тому, что высокие дипломатические персоны пытаются выманить у тебя самое ценное достояние, как какие-нибудь уличные мошенники.

— А что случилось? — спросил Орвель.

— Пока ничего, — мрачно сказал Мбо. — Надеюсь, ничего и не случится. Мне горько признаваться в этом, Орви, но моя империя превратилась в осиное гнездо и жужжит от интриг. Мои соотечественники замышляют недоброе. От имени владычицы Юга я прошу — дай мне перстень. Вместе с камнем, конечно. Чтобы не случилось большой беды. Это никак не уронит твоей королевской чести. Никто ничего не узнает.

— Спасибо, что печешься о моей чести, — буркнул Орвель. — Скажешь что-нибудь еще?

— Не скажу, — мотнул головой Ун Бхе. — Я и сам знаю возмутительно мало. Проклятье! Я разодрал бы на клочки… если бы знал, кого!

— Верю, — вздохнул Орвель. — Что ж… Дай мне подумать, великолепный Мбо. Не позже чем через полчаса ты узнаешь мой ответ.

— Принято, — проворчал Мбо Ун Бхе, и мгновением позже военного советника Юга уже не было в кабинете.

Орвель дор Тарсинг откинулся на спинку стула и беззвучно засмеялся. Ему было совсем не весело.

* * *

Комендант Тюремного острова смотрел на начальника тюрьмы, как на дохлую скумбрию. С таким видом, вроде вот-вот прикажет вынести тухлятину на задний двор, на помойку. Усы его брезгливо топорщились.

— То есть как это — не вернулись? Вы… вы в своем уме? Двое заключенных ушли прогуляться и не вернулись, а вы сообщаете мне об этом на следующий день?! Вы… идиот и преступник, вот вы кто!

Начальник тюрьмы нежно погладил свою лысину.

— Не кричите так громко, — сказал он. — Услышат.

— Кхм…

Комендант озадачился. По его представлениям, начальник тюрьмы должен был реагировать иначе. Право же, это неестественно — хранить спокойствие, когда начальство тебе устраивает разнос за чрезвычайное происшествие… Хотя, правду сказать, комендант острова не был начальником над тюрьмой. И это было нелогично и неприятно. Ведь остров больше тюрьмы, и тюрьма находится на нем — таким образом, представляет собой географически подчиненный объект! А значит, административно она тоже должна подчиняться коменданту острова. И этот отвратительный, бездарный, самонадеянный тип, невесть почему назначенный начальником тюрьмы, тоже должен подчиняться… кстати, что он там говорит?

— …таким образом, побег, если он имел место быть, произошел на вашей территории, — заключил начальник тюрьмы.

— Что… что вы хотите этим сказать?! — завопил комендант острова так громко, что сам на некоторое время оглох.

— А вы подумайте, — предложил начальник тюрьмы почти дружелюбно и поковырял в ухе.

Комендант Тюремного острова подумал.

— Да какой там побег? — брюзгливо сказал он. — Как им бежать в кандалах? Пешком по дну? И куда? Не может этого быть.

— Вот и я так полагаю, — кивнул начальник тюрьмы. — Значит, либо ссыльные где-то прячутся — на острове, но за пределами тюрьмы, либо произошел несчастный случай, и они погибли.

— Оба? — заинтересовался комендант. — Или частично? То есть, по одному? В том смысле, что…

— Я вас понял, — успокоил его начальник тюрьмы. — Хм… Трудно строить предположения, но поскольку один из пропавших ссыльных отличается повышенной живучестью на фоне повышенной смертности его напарников.

— А кто, собственно, пропал? — полюбопытствовал наконец комендант.

Начальник тюрьмы заранее вздохнул. Назвал имена. И заткнул уши, чтобы переждать вопли коменданта. Он уже прикинул, как выставить дурака виноватым, какой бы оборот ни приняли события. И все-таки… Все-таки лучше бы его заготовки не пригодились. Ну почему бы двум мерзавцам не взять и честно не сверзиться со скалы, а? Право же, он готов обнять обоих, если только они найдутся в виде трупов. Причем найдутся сегодня же! Отличная версия — направились выяснять отношения, подрались, упали вниз, разбились о камни оба. Ведь бывают даже с высшими магами несчастливые случайности?

В глубине души начальник тюрьмы знал — нет, не бывают. От этого становилось тоскливо и муторно, хотелось оказаться в одиночестве, прилечь и забыть обо всем.

— Не кричите, — утомленно повторил он. — Услышат, пойдут пересуды. Нам с вами не следует поднимать шум раньше времени.

— А? — осекся комендант. — Да-да, понимаю. Значит, на Золотом еще ничего не знают?

— Это ваша обязанность, а не моя — докладывать о происшествиях на вверенном вам острове, — заметил начальник тюрьмы и поскреб лысину. — Кстати, когда вы собираетесь это сделать?

Комендант прикусил ус.

— Завтра, — решительно сказал он. — То есть, нет — послезавтра. То есть, после того, как мы тщательно осмотрим остров и удостоверимся в том, что… эээ… в общем, в чем-нибудь удостоверимся. Да.

— Прошу вас держать меня в курсе поисков, — церемонно поклонился на прощание начальник тюрьмы.

* * *

Этим утром Тильдинна Брайзен-Фаулен тоже проснулась рано. Но как же сегодняшнее пробуждение отличалось от вчерашнего!

Болели намятые камнями бока. Ныл ушибленный ночью локоть. Кожа горела от укусов гадких насекомых, которые хоть и назывались почему-то песчаными блохами, жили в водорослях, а кусали людей. Нос Тильдинны распух от насморка, а уши ей заложило от хныканья младенца. Волосы, спутанные, влажные и соленые, свалялись в отвратительный ком. Еще она потеряла одну сережку и порвала платье. Если что-то и осталось неповрежденным приключением, так это уверенность сударыни Брайзен-Фаулен в собственной правоте.

— Зачем ты затащил нас на этот дурацкий остров?!

Это было первое, что услышал Вальерд.

— Доброе утро, Тиль, — вздохнул он и шмыгнул носом.

Сударь Брайзен-Фаулен тоже пострадал от ночевки в пещере, но не так сильно. Он устроился спать на камнях, и блохи его почти не искусали. К тому же среди ночи он проснулся и больше не заснул, а вышел на берег и сидел там в одиночестве, глядя на звезды и вздыхая. Поэтому у него не болели бока. Порванные штаны Вальерда ничуть не беспокоили, стрижен он был коротко, а серег не носил. Единственное, чего ему не удалось избежать, был насморк.

— Сегодня праздник смены сезонов! — не унималась Тильдинна. — Мы пропустим карнавал! Ах, Валь, ты невыносим!

Плошка с жиром, в котором плавал фитиль, давала мало света, зато воняла так, что даже заложенный нос не спасал. Молодая женщина, приютившая их на ночь, села на камень лицом к стене и собралась кормить ребенка.

Вальерду вдруг стало стыдно за жену. Это было очень новое и довольно неуютное чувство.

— Тиль, — мягко сказал он. — Перестань, пожалуйста, шуметь. Во-первых, это была твоя идея — плыть на Остров магов. Во-вторых, мы в опасности. Речь идет не о том, чтобы попасть или не попасть на карнавал. Речь идет о нашей жизни.

— Правда? — жалобно спросила Тильдинна. — Ой… А что же мы будем делать?

Пока Вальерд собирался с духом, чтобы признаться, что он пока не знает, неожиданно заговорила хозяйка пещеры.

— Кажется, я сумею вам помочь, — негромко сказала она. — Если вы сможете помочь мне. Я обещала рассказать вам свою историю, ну так слушайте.

Год назад Кати Зайн влюбилась. Он был рослый, плечистый, светловолосый северянин, вдобавок маг. Он работал охранником в тюрьме на Острове магов, и ему ужасно повезло — его выходной как раз пришелся на праздник смены сезонов, он отправился на Золотой остров и встретил лучшую в мире девушку. Ее, Кати. То есть это он так тогда говорил.

Они танцевали, целовались, пили кислое красное вино, и он уговаривал ее заняться любовью. Кати устояла бы против его уговоров, будь он обычным парнем. Нет ничего хорошего в том, чтобы лечь в постель при первой же встрече. Парень и девушка должны узнать друг друга, причем в истинном облике, а не во время карнавала. Но он был маг, Кати влюбилась, и…

Она призналась ему, что умеет оборачиваться чайкой. Совсем маленькое умение, единственная доступная ей магия. Но он сказал, что это делает их равными. Сказал, что хочет взять ее в жены. Уговорил вместе полететь на Остров магов, стать его женщиной, сулил незабываемую ночь любви, обещал быть вместе навсегда. Конечно, она ничего не сказала родителям, они бы заперли ее. Кати обернулась чайкой, ее возлюбленный — альбатросом, и они улетели.

Целый вечер, ночь и утро она была счастлива. Затем праздник закончился, магия исчезла, и любовь вместе с ней. И дело даже не в том, что его щеку уродовал шрам от ножа, о нет. Кати была готова любить его всегда — а он посмеялся над ней. Он запирал ее в тюремной камере тайком от начальства. Он продавал ее своим приятелям. Он ее бил. А когда она забеременела, он потребовал, чтобы она избавилась от ребенка. И тогда она сбежала…

Тильдинна всхлипнула и высморкалась.

— Вы испугались, сударыня? — тихо спросила Кати. — Я же говорила, история невеселая. Лучше я доскажу совсем коротко. Полгода назад, когда лето менялось на зиму, я снова могла обернуться чайкой и улететь домой. Но побоялась навредить ребеночку, ведь я была беременная. А теперь, когда вы здесь появились и можете присмотреть за моим сыночком, я слетаю на Золотой и вернусь за вами на лодке. Вы не ссорьтесь, пожалуйста. Может быть, это Семирукая пряха привела вас сюда, чтобы нас спасти.

— А как же вы спали все это время? — воскликнула Тиль. — На этих ужасных камнях! А что вы ели? А как… вы что же, рожали в одиночестве, без ничьей помощи? Великое Небо! Вы удивительная женщина!

— Такая уж мне выпрялась нить, — улыбнулась Кати и поцеловала младенца в висок.

* * *

Орвель сидел за письменным столом и крутил перстень на безымянном пальце правой руки. Проворот влево — остановка — проворот вправо… и так далее. Привычка. Такая же, как гладить указательным пальцем левой руки то место, где отсутствовал камень.

Королевский перстень без камня. Знак власти над островами. И не просто символ, а могущественный артефакт.

В этой маленькой вещице заключалась чудовищная магическая сила. Если искать сравнений, то можно сказать, что король носил на пальце шторм, способный — к примеру — полностью уничтожить архипелаг Трех ветров. Не боязно ли носить на пальце шторм? Поначалу — да, потом привыкаешь.

Перстень был очень древним. Намного древнее династии Тарсингов. Старше магов-императоров, владыки Севера и госпожи Юга. Он был сделан в те времена, от которых не осталось летописей. Лишь смутные тени событий, огромных как континенты, угадывались в легендах последующей эпохи. В те дни битвы гигантов меняли облик мира. Путаясь под ногами у величайших, кто-то из великих магов древности создал артефакт, способный управлять магическим полем.

Перстень был привязан к месту. Вывезти его за пределы кораллового рифа, окружающего острова, было невозможно. Артефакт потрясающей силы имел ограниченный радиус действия — точно по размеру Охранного кольца. Кажется, это было следствием принципа магической определенности. Или неопределенности, Орвель точно не помнил.

Оба континента, северный и южный, жили под властью магии. Мировое магическое поле не действовало лишь на архипелаге Трех ветров. Пока перстень оставался без камня, на островах магии не было. Дважды в году король на глазах у публики вставлял камень в перстень, и магическое поле накрывало архипелаг. Через сутки он вынимал камень, и архипелаг вновь оказывался в особом положении единственного места в мире, где нет магии. Так было на протяжении всей летописной истории.

Обычно для простоты считалось, что во время праздников смены сезонов острова попадают под власть мирового магического поля, но дор Тарсинг знал, что это не так. Королевский перстень создавал свое собственное поле. И в эти два дня архипелаг Трех ветров оказывался совершенно отрезанным от большого мира.

Орвель встал из-за стола, подошел к тайнику в стене, совместил хитро вырезанные пластины, повернул ключик. Тайник был мал. Там хранилась одна-единственная драгоценность — камень от перстня.

Король Тарсинг покрутил его в пальцах. Синий камень в форме кабошона сильно опалесцировал и менял оттенки в зависимости от угла, под которым на него падал свет. Он становился то голубым, то пронзительно-синим, то серым, то молочно-жемчужным. Можно было подумать, что это редкая разновидность опала — но опал стерся бы и потускнел за прошедшие века. Неведомый мастер выбрал для перстня легендарный небесный обсидиан, камень предельной твердости, вообще-то не поддающийся огранке. Орвель снял перстень и положил их на стол на расстоянии двух ладоней друг от друга — единственный в своем роде кабошон из небесного обсидиана и оправу из необычного темного сплава.

Иногда ему хотелось взять и соединить их в неурочный час. Так иногда хочется броситься со скалы — а вдруг взлетишь?

Разумеется, он никогда не стал бы этого делать. Тарсинги были рассудительными людьми и хорошими королями. Ответственность у Орвеля в крови. Вместе с проклятием. Но кто-то насмешливый и злой хихикал внутри — ага, не посмеешь! Слабо тебе!

Король Трех ветров невесело усмехнулся.

Он не может позволить себе следовать зову прихотей даже в мелочах — что уж говорить о главном? Слишком много жизней зависит от этого кусочка металла и крупицы камня. А он, Орвель дор Тарсинг, даже не владелец перстня, по большому счету. Просто сейчас перстень у него в руках — только и всего. Да и это нынче под вопросом.

Что-то сдвинулось в равновесии мира, раз обе великие империи потянулись за ключом к магическому полю архипелага. Одновременно потянулись. Независимо. Втайне друг от друга…

Орвель накрыл отливающий синевой кабошон правой ладонью, а металлическую оправу — левой.

Может ли он отказать Северу и оставить перстень у себя? О нет. Орвель никогда не обманывался в отношении собственного положения и титула. Карманный монарх курортного государства, потешное величество… Император Севера может уничтожить его одним щелчком пальца. Король Тарсинг не может отказать Северу.

Может ли он отказать Югу? Императрица Юга не менее могущественна, чем владыка Севера. Он не может отказать Югу.

Акулий клык!

Орвель вдруг рассердился. Единственное, что ему остается — это столкнуть лбами спесивый Север и воинственный Юг. Пусть разбираются сами! Он столько раз служил им точкой равновесия, арбитром и гласом рассудка… так пусть же теперь выясняют отношения без него!

Тарсинг решительно встал и вышел из комнаты. Оправа и камень остались лежать на столе.

Сейчас он скажет блистательной дор Зеельмайн, что перстень находится у него в пустом кабинете, без присмотра. То же самое он скажет великолепному Ун Бхе. А еще он сообщит каждому из них, что другой охотится за этой же добычей. И посмотрит, как военачальники империй сцепятся за артефакт, как ловчие коты за треску.

Орвель успел отойти от кабинета на несколько шагов. Он остановился. Великое Небо, да что это с ним? Неужели он всерьез решил стравить две империи? Какая дикая шутка! Уж лучше бы он бросился с обрыва в попытке летать, одна разбитая жизнь — это не война между континентами. Счастье, что он опомнился вовремя. Видимо, утренние разговоры с Кристеаной и Мбо вывели его из равновесия куда сильнее, чем казалось. Минутная слабость могла дорого обойтись — и не только ему. Амбиции взыграли? Ну так найди достойное решение, игрушечный король! Орвель сжал кулаки, в два прыжка вернулся обратно, обжег яростным взглядом безвинного Эсселя в приемной и распахнул дверь в кабинет.

Перстня на столе не было.

* * *

Девушку разбудили голоса. Она поднялась и босиком подошла к окну.

— Чем ты занимаешься, Мабен? Я же просила тебя натаскать воды из колодца!

— Сейчас, мама, я только…

— Не сейчас, а сию минуту! Живо, негодник!

Когда Трина вышла во двор, запыхавшийся Маб уже тащил от колодца третье ведро. Она улыбнулась мальчишке.

— Сюда неси! — крикнула мать из кухни. — И со двора не уходи, понял?

— Ага.

Мабен шмыгнул в сарай, оставив дверь открытой. Трина, чуть помедлив, вошла следом. Мальчишка сидел на полу, скрестив ноги, и пристально смотрел на лежащий перед ним деревянный брусок. Губы его беззвучно шевелились.

— Я выучил девять формул превращения, — сказал он, не отрывая взгляда от бруска. — Сначала должно получиться яблоко. Затем хрустальный шар, коралловый цветок, рыба… Труднее всего — голубка и горящая свеча. Цепочка выстроена по принципу подобия. Я повторял ее каждый день целые полгода, я знаю наизусть каждый элемент заклинания… Как вы думаете, у меня получится?

Он поднял глаза и встретился взглядом с девушкой. Маб смотрел испытующе. Для своих лет десяти мальчишка был очень серьезен. Внешность его имела смешанные черты — смуглая кожа южанина, по-северному светлые волосы и глаза. Такой тип встречается только здесь, на островах, и то редко. Мабен почти неслышно вздохнул. В солнечном луче танцевали пылинки.

— Думаю, получится, — сказала Трина. — Ведь на предыдущем празднике ты сумел превратить арбуз в шляпу и обратно?

Мабен заулыбался. Потом помрачнел.

— Не в такую, как мне хотелось, — признался он. — А когда арбуз разрезали, там вместо семечек оказались пуговицы!

Девушка засмеялась:

— Пуговицы?!

— Ага! — фыркнул Маб. — Но это было целых полгода назад. Я много выучил за это время. Если б я только мог заниматься по-настоящему!

— Ты молодец, — улыбнулась Трина. — У тебя все получится. Главное — не прекращать занятий.

— Я буду магом, — убежденно сказал мальчишка. — Я уеду с островов и стану великим магом. Вот увидите!

В дверях появилась чья-то фигура, заслоняя собой свет.

— Славное утро, — поздоровался королевский почтальон Йемителми. — Сударыня? Я обещал его величеству проводить вас туда, откуда вам будет удобно смотреть на открытие праздника. В апартаменты гостиницы «Корона». С балкона вы увидите все.

— Как мило, что вы меня здесь отыскали, — усмехнулась Трина. — Но давайте не будем мешать Мабену. Пока, Маб!

— Вы ведь придете посмотреть на меня?

— Конечно, — кивнула девушка.

Выйдя со двора, она пристально взглянула в лицо спутника.

— Сударь, я вижу, вы чем-то огорчены. Скажите, в чем дело? Я не обижусь.

Йемителми досадливо прищелкнул языком.

— Вы слишком наблюдательны, сударыня. Простите меня. Ничего важного. Пустяки.

— И все-таки, — настаивала Трина.

— Я слышал ваш разговор с мальчишкой, — сердито сказал Йемителми. — Зачем внушать ему беспочвенные…

Он не договорил.

— Ну почему же? — мягко улыбнулась Трина. — Его мечты обоснованны. Если мальчик будет работать над собой, у него может многое получиться.

— Да, — вздохнул южанин. — Да, вы правы, а я не прав. Я просто вспомнил себя в его возрасте — и то, куда привели меня мои усилия и стремления. Хотя я рос на континенте, и дышал магией, как воздухом… Но я это я, а он это он. Никто не сказал, что Семирукая выпрядет ему такую же судьбу.

— Вам пришлось нелегко, — сочувственно кивнула девушка. — Вы… сильно страдаете от того, что вы больше не маг?

Королевский почтальон вздрогнул.

— И вы тоже об этом! — криво улыбнулся он. — Хм… Его величество успел рассказать вам обо мне? Нет, я не страдаю. Я уже привык. Это была война, и я пострадал в бою, мужчина должен быть к этому готов. К тому же здесь, на островах, я нашел дело по себе. Очень нужное дело.

— А знаете, ведь ваши способности могут вернуться, — тихо сказала Трина. — Паучья лапа обычно бьет насмерть. Раз выжили вы сами, то, возможно, жив и ваш дар. Это просто… контузия.

Смуглый южанин резко побледнел. Затем неожиданно рассмеялся.

— Ну вот, теперь вы взялись ободрять меня. Право же, не надо, я справляюсь и сам. Хотя вы подали мне интересную мысль, определенно интересную. Но вот и наша карета. Позвольте, я помогу вам подняться.

Йемителми распахнул дверцу и с поклоном предложил девушке руку.

* * *

Руде Хунд нашел Бенгу в подвале монастыря, в мастерской. Старик увлеченно пилил ножной браслет и ради появления молодого мага не прервался. На полке над головой змеемага размеренно зевала зеленая жаба.

— Ну и зачем эти труды? — северянин взглянул на жабу и тоже зевнул, но не в такт ей. — Через несколько часов в твоем распоряжении будет магия. Ткнешь пальцем в кандалы, и они сами свалятся.

Монастырский кузнец молча избавил магов от соединявшей их цепи и чугунного ядра, но на кандалы даже не взглянул. Хунд уже успел убедиться, что монахи живут по своим законам и объяснять свои резоны посторонним не спешат.

— Мальчик, — насмешливо сказал Бенга, не прекращая пилить, — ты не задумывался, что мешает ссыльным покинуть Тюремный остров на праздник смены сезонов?

— Тюремщики, наверное, — пожал плечами Хунд.

— Подумай еще.

Старик чем-то осторожно капнул на браслет из маленькой бутылочки. Резко и неприятно запахло. Бенга вернулся к работе.

— Думаю, на кандалы наложено заклятие, — угрюмо сказал молодой маг. — Они магические, верно?

— По самое не могу, — буркнул южанин. — Когда появится магическое поле и этот браслет заработает, ты в него уже пальцем не ткнешь. Ну, что стоишь над душой? Интересуешься чем-то еще?

Хунд почесал в затылке.

— Где тут у монахов напильники?

* * *

В кабинете Орвеля они собрались вчетвером — сам король, блистательная Кристеана дор Зеельмайн, великолепный Мбо Ун Бхе и главный королевский почтальон Йемителми. Дверь заперли изнутри. Орвель поежился от холода, хотел было закрыть и окно, но почтальон остановил его.

— Ваше величество, погодите. Значит ли это, что когда вы покинули помещение, окно оставалось открытым?

— Нет, — раздраженно сказал король. — Тогда была открыта только форточка. Я открыл окно уже потом — чтобы посмотреть, нет ли кого под ним. Не забегайте вперед, Йеми!

— Угу, — южанин сделал пометку в блокноте.

— Усаживайтесь, блистательная сударыня и великолепный сударь, — предложил Орвель. — И вы тоже, Йеми. Я просил вас о встрече ввиду чрезвычайного события. Разговор будет личный, конфиденциальный, без протокола. Вы согласны?

— Да, — сухо кивнула дор Зеельмайн.

Северянка устроилась в кресле под окном, в самом дальнем углу от двери.

— Ладно, — проворчал Ун Бхе, занявший кресло рядом с Орвелем поблизости от двери.

Йемителми, прикинув что-то свое, взял стул и поставил его по другую сторону письменного стола от короля и Мбо, практически посредине комнаты. Орвель обвел всех взглядом и невольно задержал дыхание, как перед прыжком в ледяную воду.

— Нынче утром вы, сударыня дор Зеельмайн, и вы, сударь Ун Бхе, каждый по отдельности просили меня отдать перстень без камня, — сказал он. — Я вынужден сообщить вам, что не могу этого сделать. Королевский перстень исчез.

Несколько секунд присутствующие молчали.

— Гетцельшойзе! — выругалась Кристеана.

Мбо прорычал нечто неразборчивое.

— Я исхожу из предположения, что никто из вас не имеет касательства к пропаже перстня, — сухо сказал Орвель. — Прошу извинить мой вопрос… Это так?

— Да, — буркнул южанин.

— Это так, — подтвердила северянка.

— Значит, мы на одном корабле, — вздохнул дор Тарсинг, — и этот корабль грозит пойти ко дну через… сколько осталось до праздника, Йем?

— До того момента, как вам надлежит вставить камень в перстень, — пунктуально уточнил почтальон, — четыре часа, ваше величество.

— Я бы хотел услышать, кому был нужен перстень, — мрачно сказал король Трех ветров. — От кого вы хотели его уберечь, когда просили отдать вам? Заговорщики с севера, заговорщики с юга… Континенты, как обычно, привезли на архипелаг свои проблемы. Какая-то из них стала нашей общей. Какая?

— Чтобы найти артефакт, надо знать, кого искать, — поддакнул Йемителми.

— А ты молчи! — неожиданно рявкнул Мбо Ун Бхе. — Куда годятся твои почтальоны, если главная ценность украдена? А сам ты где был в это время?

— Выполнял мое поручение, — вмешался Орвель. — И попрошу без личных выпадов, у нас нет на них времени. Мы с вами все постарались в создании ситуации. Итак?

— Я не могу обсуждать внутренние дела Севера без повеления императора, — подала голос Кристеана. — Кроме того, мне просто нечего вам сказать. Меня поставили в известность о факте заговора, но не сообщили деталей. Я должна была забрать перстень на время праздника. Камень был бы своевременно вставлен в оправу, затем в надлежащий момент вынут, и вы бы получили артефакт обратно.

— Заговорщики хотели продлить действие магии? — быстро спросил Йемителми.

— Не знаю, — недовольно ответила дор Зеельмайн. — Возможно.

— Глупое дело, — сказал Мбо Ун Бхе, морща нос, словно ему хотелось чихнуть. — Я тоже почти ничего не знаю. Проклятье! Императрица велела мне проследить, чтобы перстень был собран и разобран в нужное время. Мне больше ничего добавить. Только то, что история дурно пахнет! Нас кто-то оставил в дураках. И когда я выясню, кто это сделал, ему не поздоровится!

Йемителми кашлянул.

— Значит, мы не знаем, кто это сделал и кого искать, — подытожил король. — Отлично. Как вы говорите, блистательная кузина, кошачье дерьмо! Что ж, будем просто искать вора.

— Мои люди уже ищут, — сказал королевский почтальон.

— Через четыре часа мы сможем использовать магические методы поисков, — заметила дор Зеельмайн.

Снежная дева выглядела еще более замороженной, чем обычно, однако на щеках ее проступили пятна румянца. Кажется, сударыня военный советник Севера была запредельно зла.

— Это если воры соберут перстень, и магия начнет действовать, — сдержанно сказал Орвель.

— О! — Кристеана запнулась. — Хм… Ну да, для начала они могут не включить магическое поле в срок…

— А могут и наоборот, включить раньше времени, — подхватил Йемителми. — Или, что больше похоже на правду, включить вовремя, но не выключить его через сутки. Поскольку мы не знаем, кто они и каковы их цели, давайте не строить предположений, пока не получим больше данных.

— Акулий клык! — не выдержал Орвель. — А что я скажу собравшейся публике? Появлюсь без перстня… Кстати! Вы ведь должны были заготовить подделки?

— Держи.

Военачальник Юга протянул Орвелю перстень. Синий опалесцирующий камень плотно сидел в оправе из темного металла. На первый взгляд перстень не отличался от подлинного.

Кристеана дор Зеельмайн бледно усмехнулась.

— Ловите, кузен!

Орвель подставил сложенные ладони, и второй перстень несильно стукнулся об первый. Перстни были одинаковые. Копии талантливо повторяли внешность оригинала. Во всяком случае, издалека любой из них будет смотреться убедительно.

— Прекрасная работа, — сказал Тарсинг. — И чудесные камни. Опалы, надо полагать?

Дор Зеельмайн кивнула. Ун Бхе прорычал нечто утвердительное.

— Какая-то магия в них заряжена? — деловито спросил король.

— Только заклятие отторжения, — ответил южанин. — Чтобы перстень не ускользнул вместе с твоей одеждой, Орви, когда ты превратишься в свою родовую зверюгу.

— Ничего существенного, — откликнулась северянка. — Заклятие отторжения, само собой. И еще… в магическом поле у камня будет чуть больше блеска.

— Я выберу наугад, — решил король. — Второй отправится в тайник.

Он положил перстни на стол перед собой. Голубые опалы таинственно мерцали. Тускло поблескивал темный металл. Каких-нибудь пару часов назад на этом самом месте лежал подлинник. Орвель испытывал странные чувства. Королевский перстень украден… Он все еще не мог в это поверить. Как такое могло произойти? Однако произошло. Тарсинг поменял поддельные перстни местами — раз, и еще раз, и еще, чувствуя себя дешевым фокусником.

— Вот этот, — он взял левый и надел его на безымянный палец правой руки.

Спохватившись, тотчас снял перстень и поддел ногтем камень, чтобы его вынуть. Камень не вынимался.

— Нажми на правый нижний зубчик, — посоветовал Мбо. — Он чуть пружинит. Если это мой перстень, конечно.

— Или на левый верхний, — заметила Кристеана. — Если перстень мой.

Орвелю послышалась в ее голосе нотка нервного смеха. Он бросил на северянку острый взгляд и обнаружил, что она холодна и невозмутима, как всегда. Померещилось, конечно. Кристеану дор Зеельмайн невозможно было представить смеющейся. Тем более, что положение дел не располагало к веселью.

— Я разберусь, — заверил их Орвель и рассовал перстни по карманам. — Спасибо, блистательная сударыня. Спасибо, великолепный сударь. Если ничего не случится раньше, встретимся на празднике.

* * *

Выйдя от короля, военачальник Юга стремительно прошел в свои апартаменты и закрылся там. Свита Мбо Ун Бхе заметила, что он в бешенстве, но не удивилась. Между тем, военный советник был взбешен не напоказ. Он был действительно вне себя — настолько, что почти не видел ничего вокруг. Мир заливала алая пелена ярости.

Хлопнув дверью и не озаботившись ее запереть — все равно никто не сунется! — южанин с рычанием схватил первое, что подвернулось под руку, и запустил в стену. Подвернулся длинноногий пуфик. Сиденье от удара вылетело, буковая рама перекосилась, но пуфик встретил беду достойно и на кусочки не развалился. Доламывать беззащитную мебель великолепный Мбо не стал. Он рухнул в кресло и сдавленный рык вырвался из его глотки:

— Как ты могла?!

Умом южанин понимал, что Кристеана в первую очередь верна Ледяной Короне, а уж затем ему; что прежде всего ее заботят государственные дела Северной империи. Но понимать — это одно, а чувствовать — совсем другое. Яростные чувства Мбо хлестали через край души и грозили затопить рассудок. Южанин кое-как терпел то, что любимая женщина выступает его противником в официальных переговорах — в конце концов, то была игра по определенным правилам, и жесткость правил смягчала суть противостояния. Официальные противники — не обязательно враги на самом деле, хотя они с Кристеаной убедительно играли роли врагов. Но сейчас…

Закулисная интрига, силовой шантаж, обман на обмане — и Крис ни словом ему не обмолвилась. Какой предательский удар!

Распахнулась дверь. Мбо Ун Бхе вскочил, готовый обрушить гнев на неосторожно вторгшегося.

Дор Зеельмайн возникла на пороге, как воплощение ледяного бешенства. За ее плечом мелькнули перекошенные лица адъютантов Мбо, и тотчас пропали, отсеченные захлопнутой дверью.

— Как. Ты. Мог. — Кристеана вколачивала каждое слово, как тяжеленную сваю. — Так со мной поступить?!

— Это ты меня спрашиваешь? — от бешенства слова Мбо обращались даже не в рычание, а в странное басовое клокотание в глубине глотки. — Ты? Лживая дрянь!

— Подлец!

— Обманщица!

— Интриган!

Северянка остановилась посреди апартаментов. Глаза ее метали ледяные молнии.

— Как ты посмела сюда прийти? — рявкнул Ун Бхе.

— Я тебя уничтожу! — выкрикнула дор Зеельмайн.

Обведя комнату безумным взором в поисках орудия, Кристеана подняла с пола нижнюю часть разломанного пуфика — раму с ножками, но без сиденья, — и замахнулась на Мбо. Южанин отпрыгнул в сторону.

— Ты виновата! — возмутился он. — И ты же нападаешь?!

— Это я виновата?! Ты негодяй!

Кристеана обрушила на Мбо чудовищный удар. Уклоняясь, южанин присел и схватил сиденье от пуфика. Следующий нешуточный удар он принял на сиденье, как на щит. Жалобно затрещал прочный бук. Одна из ножек отвалилась. Сиденье в руках южанина выдержало.

Кто-то попытался осторожно открыть дверь. Взревев, Ун Бхе одним прыжком оказался у двери, повернул ключ, для верности развернул поперек двери кресло — и успел увернуться от запущенной в него ножки.

— А вот теперь я тебе покажу, — оскалил он подпиленные клыки.

— Посмотрим!

Кристеана взглянула на остатки пуфа, разломала их об колено и бросилась на Мбо с ножками в обеих руках. Южанин сделал вид, что снова попытается закрыться сиденьем, как щитом — но в последний миг бросил его в северянку. Она увернулась и ударила справа, Мбо принял удар буковой дубинки на плечо, а через мгновение он прорвался внутрь обороны Крис и схватил ее в объятия.

— Пусти!

— Нет.

Мбо Ун Бхе крепко прижимал ее к себе.

— Пусти, не то я ударю!

— Бей, — вздохнул Мбо.

Кристеана разжала руки, и дубинки полетели на пол.

— Ужасно глупо, — с отвращением сказала она. — Теперь отпусти меня.

Южанин отрицательно помотал головой и обнял северянку еще крепче. Он держал ее и чувствовал, как из тела женщины постепенно уходит напряжение, как оно превращается из стальной пружины в живую плоть. Кристеана резко выдохнула, обмякла и прижалась к нему, обхватила руками.

— Кажется, я натворила непоправимое, — вздохнула она. — Эта история вывела меня из себя. Почему ты не сказал мне о перстне, Мбо?

— А почему ты не сказала мне?

Мужчина разжал объятия, но взял женщину за руку, увлек к кушетке, усадил и сел рядом, не выпуская ее руки. Пальцы их сплелись.

— Я не могла сказать, — сумрачно ответила дор Зеельмайн. — Это внутренние дела Севера.

— Так же и я, — проворчал Ун Бхе. — Но знаешь, это нельзя стерпеть — то, что дела Севера для тебя важнее меня!

— Ревнуешь? — прищурилась северянка. — А ведь у меня больше причин для ревности.

— Ну да! — возмутился южанин.

Кристеана вдруг засмеялась. Мбо посмотрел на нее недоуменно.

— Не могу поверить, что мы разломали одну лишь несчастную козетку, — сказала Крис. — Или что это было, пуфик? Мне всегда казалось, что если уж мы начнем выяснять отношения, то разнесем все вокруг.

— Это потому что мы поторопились, — серьезно сказал Мбо. — Стоило подождать часа три-четыре, и можно было пустить в ход магический арсенал…

— Магия, — упавшим голосом протянула Крис.

— Перстень, — мрачно припомнил Мбо.

— И еще надо придумать, что сказать им всем, — Кристеана махнула в сторону двери. — Насчет моего здесь появления…

— Это мелочи. Есть вещи похуже, — жестко сказал Мбо. — Если похитители вставят камень в перстень, а я думаю, что они это сделают, то на время действия магии архипелаг будет отрезан от мира. Значит, если ты и я хотим известить своих императоров о пропаже артефакта, надо отправлять гонцов немедленно.

— О… — Кристеана потерла лоб. — Да. Это нужно сделать. Но…

— Но я не стану, — отрезал Мбо. — Я уже говорил, что эта история воняет. Слишком мало сведений, слишком много недоговорок. Я разберусь сам, без помощи Юга. Только я хотел бы знать… ты со мной, любимая? Не на стороне Юга, о нет, этого я не прошу. Но если встанет выбор между мной и Севером, кому ты отдашь себя?

Северянка прерывисто вздохнула, почти всхлипнула.

— Я тоже не отправлю гонца, — сказала она. — Император узнает обо всем, но пусть это будет позже. Сейчас я с тобой. Эту историю мы распутаем вместе. И не спрашивай пока, что будет потом. Хорошо?

— Пусть так.

Мбо Ун Бхе нежно поцеловал ее пальцы.

— До праздника еще несколько часов, а ты все равно уже здесь… — в голосе его прорезались бархатистые мурлыкающие нотки. — Что скажешь, Крис?

— Скажу «да», любовь моя, — шепнула Кристеана, и губы их встретились.

* * *

Майзен шумно вздохнул, придирчиво осмотрел свой костюм и остался доволен. Красный сюртук с золотым кантом и такими же пуговицами, зеленые штаны, черная шляпа и расшитый золотой нитью шейный платок — скромно, однако в толпе он не останется незамеченным. Конечно, когда магия сплющит его тело, и на целые сутки он станет маленькой мышкой, это не будет иметь значения. Но пока что сударь Майзен оставался рослым представительным мужчиной, и он желал демонстрировать достоинства своего истинного облика, так-то! Пыхтя и сопя, он приступил к одеванию. Костюм довершили высокие сапоги, трость и перчатки.

Однажды Майзен неосторожно спросил у заезжего мага-северянина, куда девается одежда при превращении. Маг оказался горьким пьяницей и одновременно большим знатоком данного вопроса. Он засел в «Королевском зверинце» на добрых две недели, методично опустошал винный погреб заведения и честно пытался просветить хозяина, излагая ему в застольной беседе принципы, следствия, постулаты, леммы и гипотезы. Однако уже через неделю Майзен понял, что сопьется раньше, чем поймет, и плюнул на это дело. Куда-то девается, и ладно.

Одевшись, он вышел в зал. Дрейка там не было. Недовольно бурча, Майзен поднялся на второй этаж и постучал в комнату компаньона. За дверью что-то зашуршало, потом мягко рухнуло, и наконец Дрейк отозвался слабым голосом:

— Иди без меня, Майз. Я что-то неважно себя чувствую.

— Ты — что?! — возмутился Майзен. — Брехня! Час назад ты чувствовал себя прекрасно. Ты мне врешь. А ну-ка открой!

— Я не могу открыть, поскольку одеваюсь, — возразил Дрейк. — Я уже наполовину оделся, но тут мне стало дурно.

— Так бы и сказал, — презрительно сплюнул Майзен. — Ты снова боишься летать!

— Нет! — запротестовал Дрейк. — То есть… Ничего подобного! Ты иди сам, а я появлюсь потом. Попозже. Вот сейчас полежу, мне станет лучше, и я…

— Слушай, я тебе компаньон, а не сердобольная девица! — рявкнул Майзен. — Не надо мне уши полоскать. В прошлый раз было то же самое. Ты боишься!

— Нет…

— Ты дракон, который боится летать, — презрительно сказал Майзен. — Каждый раз я тебя уговариваю. Знаешь, что? Мне надоело. Можешь оставаться тут — хотя учти, что дом развалится, когда ты превратишься. Сам будешь его строить заново. И сам будешь платить неустойку королю!

Дверь медленно открылась. Дрейк стоял на пороге — вопреки его утверждению, он был полностью одет, даже в шляпе. Его костюм был выдержан в серых и коричневых тонах.

— Какую неустойку? — озабоченно спросил он.

— У нас договор на три полета, — сообщил Майзен. — На открытии праздника, на закрытии и еще один раз по выбору королевских распорядителей. Видимо, сегодня вечером. Фигуры драконьего пилотажа и все такое. Может, ты и предпочел об этом забыть, но я-то помню! И не собираюсь расплачиваться за твой отказ.

— Извини, — грустно сказал Дрейк. — Я действительно боюсь. Глупо отрицать.

— Но у тебя же всегда получается! — возмутился Майзен. — Это же твоя вторая природа — летать! Твоя магическая сущность. Почему мне не страшно, скажи? Ведь я не приспособлен для полета ни в истинном облике, ни тем более в проклятом виде!

— Потому что ты храбрая мышь, — печально сказал Дрейк. — А я трусливый дракон.

— Значит, ты не идешь? — подытожил Майзен.

— Нет, — вздохнул Дрейк. — Хотя… Скажи, а много мы запросили за полеты?

— Кабачок нам столько не приносит и за полгода, — отрезал Майзен. — За эти деньги мы сможем перекрыть крышу. Давно пора это сделать. Впрочем, если мы не выступим, заведение придется отдать казне в уплату неустойки. Король и так взимает с нас совершенно условную плату, мы не можем вовсе уж садиться ему на шею! Но если ты останешься здесь, дом развалится, и даже продавать нам будет нечего.

— Ты меня шантажируешь, — бледно усмехнулся Дрейк. — Причем бездарно.

— Ничуть! — гордо сказал Майзен. — То есть, да, разумеется, шантажирую — но талантливо.

— Его величество простит, если мы не будем участвовать в празднике, — упрямо сказал Дрейк.

— Простит, — согласился Майзен. — Но ты же не хочешь подвести нашего славного короля?

— Хм…

Дрейк задумчиво спускался по лестнице. Компаньон тихонечко закрыл дверь его комнаты и на цыпочках последовал за ним. Здоровяк Майзен на цыпочках выглядел комично, но смеяться было некому. На пороге заведения Дрейк остановился.

— Ты опять уговорил меня летать, — удивился он. — Как тебе это удалось?

— Я твой друг, — скромно сказал Майзен. — И потом, я в тебя верю. Когда-нибудь ты перестанешь бояться.

— Не раньше, чем проснутся спящие, — печально улыбнулся Дрейк.

* * *

День смены сезонов выдался яркий, солнечный. Хотя, разумеется, по-зимнему прохладный. В небе над архипелагом Ноорзвей развлекался с облаками — лепил воздушные замки и развеивал их, сотворил цепочку слонов, заставил их подняться на задние ноги и задрать хоботы, а затем погнал стадо на юг. Белые кучевые облака на синем небе смотрелись празднично.

Бросив слонов на произвол Семирукой, северный ветер обрушился вниз, потрепал разноцветные флаги на главной площади верхнего Бедельти, проверил на прочность деревянные подмостки — ничего оторвать не удалось. Ноорзвей огорченно свистнул и помчался хулиганить дальше. Он погладил против шерсти бухту Трех ветров, и маленькие волны вздыбились барашками. Шхуны в гавани закачались. Их голые мачты походили на рощу молодых сосен под ветром. Шальным порывом Ноорзвей сорвал несколько шляп с гуляющих на набережной и запустил их в воду, украсив залив цветными пятнышками.

Наконец ему повезло по-крупному — кто-то из владельцев кафе поторопился выставить на улицу столики и растянуть над ними полотняный тент в преддверии близкого лета. Тент еще не успели толком закрепить, и налетевший Ноорзвей вырвал его из рук людей и потащил по улице. Ругаясь, нерасторопные работники бежали следом, а ветер то дул сильнее, то затихал — и в тот момент, когда они уже почти догнали тент, Ноорзвей высвистел насмешливую песенку и унес полотно вверх. Разевая рты и придерживая шляпы, зеваки смотрели, как тент огромной бабочкой порхает над островом, складываясь и расправляясь, кружась словно в танце.

Зевающие жабы бездумно отсчитывали минуты до праздника.

Золотой остров в нетерпении ждал карнавала.