– Господин гауптштурмфюрер, доставлены три советских диверсанта. Они схвачены вчера рано утром у моста через реку Горынь. Все диверсанты были одеты в немецкую солдатскую военную форму. Четвертому, одетому в офицерскую форму, удалось бежать, хотя он, кажется, ранен. Они незаметно прокрались к мосту, зарезали часовых и приступили к минированию моста. Но их выдала своим стоном раненая сторожевая собака; они думали, что она уже мертва. После этого налета охрана моста усилена взводом солдат! – докладывал коренастый лейтенант СС Альберт Беер.

– Введите их, – сказал Петер фон Дипен, машинально поправляя воротник темной эсэсовской куртки.

«Большевики меняют тактику, пытаются проникнуть в наши ряды, и, может быть, им это удается», – думал гауптштурмфюрер, наблюдая, как пленные заходили в комнату.

– Где есть фаша паза? – на ломаном русском языке угрожающе спросил Петер фон Дипен, как только пленные остановились перед ним. Это были безусые юнцы. Немецкая военная форма была им явно велика.

Все трое молчали, глядя фон Дипену прямо в глаза. У младшего из них, Саши Олейника, школьника из Здолбунова, была раздроблена стопа правой ноги, которую немецкий санитар перевязал ему узким бинтом. Юноша не мог стоять, и его поддерживали два эсэсовца. Его товарищ по школе Витя Головко был ранен в голову и то и дело вытирал рукавом кровь, струившуюся по виску. У высокого Николая Сивко лицо было искажено от боли. Его оглушил ударом приклада немецкий солдат, когда он запутался в колючей проволоке.

– Хто фас посылал минирать мост? – Гауптштурмфюрер насупил брови и сжал пальцы рук в кулаки.

Юноши молчали, их взгляды ничего не выражали, словно им было безразлично происходящее, а ругань и угрозы эсэсовца не касались их.

Фон Дипен поднялся из кресла, лицо его было бледным, как у покойника, рот перекошен злобной гримасой, выпученные глаза налились кровью. Замахнувшись ногой, обутой в сапог, он ударил Сашу Олейника в живот. Тот упал на пол как подкошенный.

– Хто фам тал немецкую форму? – истерично кричал эсэсовец, безжалостно пиная ногами хрупкое тело израненного комсомольца.

Лейтенант Альберт Беер молча глядел на сцену допроса, глубоко утонув в старомодном кресле. Всем своим видом он показывал, что готов прийти на помощь фон Дипену по первому зову.

– Фее будете крофью плефаться, если не признаетесь! – Гауптштурмфюрер приставил штык к горлу Сивко.

Сивко едва держался на ногах, руки у него были связаны за спиной.

– Ой, мамо! – воскликнул вдруг юноша и резким движением головы ударил эсэсовца в лицо.

Дипен отпрянул, но на ногах устоял. Он был взбешен.

– Увести и подвергнуть допросу третьей степени! – приказал он лейтенанту, который был известен в Ровно как один из самых жестоких палачей.

В борьбе против фашизма участвовал весь советский народ. Отвечая на призыв партии и правительства уничтожать фашистов везде, где бы они ни появлялись на советской земле, разрушать их базы и линии коммуникаций, три комсомольца из Здолбунова решили взорвать мост на реке Горынь, имевший важное значение. Воспользовавшись беззаботностью группы немецких солдат, игравших в футбол, они похитили у них три комплекта обмундирования. Их первоначальный план состоял в том, чтобы, одевшись в немецкую военную форму, подойти к бункеру моста и гранатами перебить охрану. Но затем они выяснили, что мост охраняет целая рота солдат, с которой им не справиться. Тогда они решили пойти на хитрость. Подобрались к мосту уничтожили ножами двух патрульных часовых и ранили сторожевую собаку. Она-то их и подвела. Раненый пес, очнувшись от удара, поднял такой вой, что разбудил немцев, находившихся в бункере. Юноши, вместо того чтобы немедленно скрыться, попытались установить мину и взорвать мост. Но им не удалось осуществить свой замысел. Немецкие солдаты, охранявшие мост, открыли по ним огонь. Все три комсомольца были ранены, а затем пленены.

* * *

– Дмитрий Николаевич, – обратился Кузнецов к Медведеву, – завтра утром мне понадобится красивая бричка с полуприкрытым верхом, охапка сена и ковер. В установленное время на дно повозки уложили радиопередатчик, несколько автоматов, гранаты, мины, запасные батареи и сверток с женской одеждой. Дело в том, что Центр прислал в Ровно радистку Валентину Константиновну Осмолову, которая еще до войны окончила курсы парашютистов. Осмолову решили разместить с радиостанцией в доме Ивана Приходько под видом невесты его младшего брата Николая.

Относительно небольшие размеры Ровно делали почти невозможным для Кузнецова и его товарищей использовать радиосвязь – работа радиопередатчика была бы немедленно обнаружена, – а местонахождение рации запеленговано. Поэтому вся тяжесть доставки информации ложилась на связников.

В отряде «Победители» было много радистов. Это Л. Шерстнева, М. Ких, В. Орлов, В. Скворцов, А. Беспояско, А. Мороз и другие. Но всего лишь один радист вел передачи из лагеря. Остальные, чтобы затруднить работу немецкой службе радиопеленгации, уходили от базы на расстояние до двух десятков километров и оттуда вели сеансы связи.

С началом контрнаступления Красной Армии под Сталинградом резко возросла потребность Центра в информации о передвижениях немецких войск, которые гитлеровское командование направляло для деблокирования армии Паулюса, оказавшейся в окружении. В таких условиях налаженный способ передачи информации из Ровно в отряд, связанный с потерей времени, уже не устраивал командование. И Медведев скрепя сердце решился на рискованный шаг – засылку в Ровно радистки с рацией.

Николай Кузнецов сел в бричке на место седока. Рядом с ним – Валя Осмолова. Место кучера занял Николай Приходько, одетый в форму немецкого солдата. На обоих – седоке и кучере – были плащ-накидки, скрывавшие их немецкую форму одежды.

Для Вали Осмоловой приготовили целый комплект одежды и обуви: элегантную меховую шубу, с дюжину модных платьев и кофточек, модельные туфли, красивые чулки, отменные дамские сумочки, краску для волос и другие принадлежности женского туалета.

На последнем «маяке» Кузнецов и Приходько сняли плащ-накидки и остались в немецкой форме. За два километра до моста их остановил полицейский патруль. Лейтенант Зиберт, рядовой Приходько, их спутница вели себя безукоризненно, не вызывая никаких подозрений, Документы у них были в порядке. До этого патруля их проверяли уже дважды.

Казалось, что и На сей раз не возникнет никаких проблем. Они уже хотели трогаться дальше, как вдруг унтер-офицер, старший патруля, внимательно посмотрев на Валю, заявил:

– Вы, господин лейтенант Зиберт, можете ехать, но госпожа Кешко должна остаться с нами для дополнительной проверки. Госпожа невероятно похожа на особу, фотография которой найдена у одного из террористов, пытавшихся сегодня утром минировать мост на Горыни.

Хододок пробежал у Кузнецова по спине. «Только этого нам не хватало. Кого же они сегодня схватили?» Он посмотрел на Валю, но не сказал ей ничего. Не мог же он в присутствии патруля спрашивать, не давала ли она кому-либо в отряде свою фотографию. Выяснять это сейчас не имело смысла. Надо было действовать, пока не поздно. Приходько уже незаметно положил руку на кобуру пистолета.

– Как вы смеете, господин унтер-офицер, в присутствии заслуженного немецкого офицера, – Кузнецов показал рукой на два Железных креста на своей груди, – так дерзко покушаться на честь и благонадежность девушки, в отношении которой он имеет самые серьезные намерения? Когда вернетесь в Ровно, немедленно явитесь на доклад к гауптштурмфюреру фон Дипену. Доложите ему, как непочтительно вы вели себя в отношении лейтенанта Пауля Зиберта! Хотя нет, отставить! Я доложу ему лично!

Унтер-офицер заколебался. Острый взгляд, мрачное выражение лица, повелительный тон слов придавали незнакомому лейтенанту вид опасного человека, от которого можно ждать неприятностей. А здесь еще эта дама кокетливо улыбается, сверкая глазами, и спокойно со смехом заявляет:

– Господин лейтенант, ну как вы не понимаете, что унтер-офицер выполняет приказание самого гауптштурмфюрера фон Дипена. Я уверена, что он сейчас находится на мосту. Давайте поедем туда немедленно, и пусть сам господин фон Дипен разберется с этим пустяковым недоразумением.

Выбирать не приходилось. «Во всяком случае, так мы хоть отделаемся от этого патруля, а там будет видно», – мелькнула мысль у Кузнецова.

Приходько стегнул лошадей. Снег на дороге был мокрый и серый. В воздухе висела влага. Дорога впереди была свободна.

– Едем через мост! – сказал Кузнецов.

– Ты действительно давала кому-нибудь свою фотографию? – спросил он Валю, которая понемногу приходила в себя после встречи с напугавшим их унтер-офицером.

– Нет, конечно, – ответила Валя, – простое совпадение. А не дай бог, если бы стали проверять!

Вдали, со стороны моста, показалась колонна мотоциклистов.

– Куда это они направляются? – озабоченно проговорил Кузнецов, – что это может означать для нас? Коля, правь как ни в чем не бывало и посильнее натяни вожжи, чтобы лошади не напугались.

Голова колонны между тем поравнялась с ними. Первый мотоциклист отдал честь лейтенанту Зиберту, остальные последовали его примеру. Зиберт почти не опускал руки от козырька фуражки, словно принимал парад.

За мотоциклами шли броневики и танки. Воздух наполнился шумом двигателей, скрежетом и грохотом стальных гусениц боевых машин.

Лошади из последних сил преодолевали страх. Повозка ехала по самой обочине дороги. Приходько с превеликим трудом сдерживал лошадей, чтобы они не бросились в овраг.

Когда повозка была уже на мосту, из колонны вдруг выскочил легковой автомобиль, чтобы обогнать идущий впереди грузовик с солдатами. Кони перепугались. Приходько растерялся и, вместо того чтобы натянуть вожжи, отпустил их на мгновение. Лошади рванули сначала налево, потом направо и наскочили прямо на автомобиль. Коляска подпрыгнула несколько раз и завалилась набок. Столкновение было несильным, но левая лошадь поломала обе передние ноги, а правая получила небольшие повреждения.

Напуганный шофер-ефрейтор, извиняясь, развел руками, но Кузнецов негодующим жестом приказал ему немедленно убираться с глаз долой. Секунда, вторая, и мост опустел, очередная колонна еще не подошла.

Приходько и Кузнецов попытались поднять лошадей, еще не ведая, что левая из них больше никогда уже не встанет. А Валя совсем растерялась. Все, что лежало на дне коляски, тщательно укрытое дерюгой и сеном, вывалилось теперь на мост, буквально под ноги охранявших его солдат полевой жандармерии.

На этом все могло бы и кончиться. Закончилась бы здесь и биография Кузнецова, не обладай он бесценным даром настоящего разведчика – не теряться ни в какой обстановке, быстро находить единственно правильное решение и осуществлять его. «Для настоящего разведчика не бывает безвыходных ситуаций» – вот одно из главных правил, которые он усвоил во время учебы в Москве.

Прежде чем жандармы, охранявшие мост, смогли что-либо сообразить, лейтенант Пауль Зиберт оставил лошадей и, выхватив из кобуры пистолет, в два-три прыжка подскочил к Вале, которая словно остолбенела. Потом, тяжело дыша, гневно обрушился на растерявшихся жандармов.

– Немедленно приведите сюда гауптштурмфюрера фон Дипена или Ришарда. Пусть они посмотрят сами, какие у них бездельники служат. Поэтому вам террористы и подбрасывали мины под самый нос. Что глаза таращите, лентяи? Не видели русской партизанки? Ну-ка шевелитесь, быстрее, быстрее! Поднимайте коляску и кладите все на место. Быстро!

Немецкий солдат традиционно воспитывался в духебеспрекословного и бездумного повиновения приказам. Как офицер сказал, так тому и быть. О каком-либо сомнении не могло быть и речи.

Психология бездумного повиновения сработала безотказно и на сей раз: солдаты поспешно бросились выполнять приказание Зиберта. Николай Приходько помогал им, хотя ему, несмотря на сложность и опасность обстановки, хотелось громко рассмеяться. Немецкий автоматчик короткой очередью убил искалеченную лошадь, а труп ее солдаты сбросили в реку.

Пока Кузнецов регулировал движение на мосту, чтобы какой-нибудь грузовик не наехал на повозку, двое солдат стерегли Валю. Наконец все было уложено. Кузнецов подозвал к себе солдат и приказал:

– На мосту скопилось много мокрого снега. Если ночью подморозит, завтра здесь будет каток. Весь снег с моста надо убрать, а проезжую часть посыпать песком. На обратном пути я проверю, как выполнено мое приказание.

Приходько запряг в коляску оставшуюся в живых лошадь, которой предстояло одной везти тяжелую повозку.

– Поехали, – распорядился лейтенант, но в это время перед повозкой затормозил «опель» с откинутым верхом.

– Кого я вижу! – радостно воскликнул гауптштурмфюрер Петер фон Дипен, выходя из машины. Он был одним из ближайших «приятелей» Пауля Зиберта в Ровно.

Фон Дипен, большой любитель «радостей жизни», хронически страдал от безденежья и поэтому с первых дней знакомства буквально приклеился к Зиберту. Кузнецов регулярно «подкармливал» фон Дипена под разного рода благовидными предлогами: то проиграет ему крупную сумму в карты, то заплатит по счету в ресторане.

Гауптштурмфюрер фон Дипен контролировал работу квислинговских органов власти и офицеров немецкого происхождения. Характеристики, которые он давал сбоим подопечным, нередко представляли большой интерес для советских разведчиков. Кузнецов получал от него также сведения о паролях, действовавших в городе в ночное время, о сроках и месте карательных операций против партизан, о новых приказах командования и рейхскомиссариата, о взаимоотношениях в руководящей верхушке в Ровно, о настроениях среди офицеров и солдат…

Кузнецов соскочил с повозки, отдал честь и широко улыбнулся, показывая всем своим видом, что несказанно рад случайной встрече на мосту.

– Я только что думал о вас, господин гауптштурмфюрер. Вас словно само провидение послало. Везучий вы человек!

– Всякая птица наслаждается собственным пением, – сказал с улыбкой фон Дипен, предчувствуя, что Зиберт приготовил ему какой-то приятный сюрприз.

Зиберт склонился к эсэсовцу и прошептал на ухо:

– Я выполнил свое обещание. Достал вам великолепный золотой браслет.

– Благодарю вас, Зиберт, золотых оков я не боюсь, они не давят, – удовлетворенно произнес фон Дипен.

– А почему в вашей повозке лишь одна лошадь, Зиберт? Это же недостойно офицера вашего ранга! – удивился фон Дипен.

– Несчастье случилось, господин гауптштурмфюрер, могло быть и хуже! Столкнулись с военной машиной и одну лошадь пришлось пристрелить.

– Позвольте предложить вам мой автомобиль, прошу вас. А что это за дама едет с вами? И где это вы находите таких симпатичных? – Фон Дипен рассыпался в любезностях.

Неожиданно их разговор прервал мотоциклист, остановившийся перед ними.

– Господин гауптштурмфюрер, продвиньте немного свою машину, за мной следует автоколонна, – обратился мотоциклист к фон Дипену.

Фон Дипен заторопился к своей машине.

– Не забудьте, завтра встретимся в четыре часа, улица Ивана Франко, шесть, – на ходу говорил Кузнецов, сопровождая фон Дипена до машины. Он отдал честь фон Дипену и направился назад к повозке, словно бы забыв о его предложении пересесть к нему в машину.

– Трогай полегоньку! – приказал Кузнецов своему «солдату» Приходько.

Миновав мост, повозка свернула в один из проулков, чтобы не маячить на шоссе. Кузнецов пошел пешком, а «жених» с «невестой» продолжали путь к дому Ивана Приходько.

В тот же вечер Кузнецов пришел к Вале, чтобы помочь ей установить радиопередатчик. Он жил в то время у Иосифа Богдана, но своих немецких гостей он нередко принимал в доме Приходько. Благосклонное отношение немецкого офицера лейтенанта Зиберта к хозяевам дома никого из соседей Приходько не удивляло, так как Иван и его жена Софья числились фольксдойче.

Сведений о противнике в Центр передавалось много, и разведчики были особенно рады, когда узнавали, что Центр эффективно использует плоды их труда. Так, однажды Валя радировала в Центр: «На аэродроме, расположенном в 8 километрах от города, находится около 100 боевых и транспортных самолетов».

Через несколько дней советские бомбардировщики полностью уничтожили это гнездо гитлеровских стервятников.

Как и ожидалось, немцы вскоре обнаружили, что в городе действует тайный радиопередатчик. По улицам Ровно стала курсировать специальная машина, на крыше которой была установлена антенна для радиопеленгации. Но установить точное местонахождение передатчика с помощью пеленгации не удавалось, поэтому в помощь радистам были выделены подразделения жандармов и солдат. Радиопеленгатор определял, откуда в эфир шли сигналы, а солдаты и жандармы прочесывали район, обыскивая дом за домом. Дома, в которых проживали фольксдойче, в принципе, обыску не подлежали. Но бывали исключения. Дом номер шесть по улице Ивана Франко солдаты никак не могли пропустить, так как он оказался в центре подозреваемого сектора.

В квартиру Ивана Приходько ввалилось сразу несколько солдат во главе с низкорослым унтер-офицером. Но стоило им переступить порог, как они сразу замерли по стойке «смирно». За столом в комнате для гостей уютно расположились гауптштурмфюрер фон Дипен и лейтенант Зиберт.

Унтер-офицер, оторопевший от неожиданной встречи, отдал честь офицерам и доложил фон Дипену, как старшему по званию:

– Где-то в этом районе работает русский передатчик, господин гауптштурмфюрер!

Эсэсовец, снисходительно махнул рукой.

– Ищите, ищите, желаю успеха! Но в следующий раз не забывайте, что лиц немецкой национальности беспокоить все же не следует.

Солдаты поспешно ретировались. Кузнецов налил фон Дипену очередную стопку рома, и беседа их продолжилась как ни в чем не бывало.

– Мой Зиберт! – озабоченно сказал фон Дипен. – В Сталинграде дела все хуже. Надо бы, пока не поздно, на всякий случай запастись презренным металлом. Боюсь, как бы мы не сломали там зубы.

– Ну что вы, господин гауптштурмфюрер. Там же река, а водой зубы не сломаешь. Одна ласточка весны не делает. Времена еще изменятся. – Кузнецов пытался уйти от конкретного ответа на предложение фон Дипена.

– Водой-то зубы, может быть, и не сломаешь, – меланхолично проговорил фон Дипен. – Но в воде водятся крокодилы, шутить с которыми небезопасно.

* * *

19 ноября 1942 года артиллерийский гром возвестил о начале контрнаступления советских войск под Сталинградом. Немецкая группировка численностью в 330 тысяч человек оказалась в котле.

Новый, 1943 год не принес гитлеровцам ничего хорошего. Танковым частям Манштейна не удалось деблокировать окруженную группировку, в составе которой находились элитные соединения немецко-фашистской армии.

В ходе Сталинградской битвы немцы потеряли одну четверть всех своих войск, задействованных на советско-германском фронте, – было убито, ранено и пленено, а также пропало без вести полтора миллиона немецких солдат и офицеров. Только в самом котле было подобрано 147 тысяч трупов, а 91 тысяча солдат и офицеров сдалась в плен. Генерал-фельдмаршал фон Паулюс вместе с 24 генералами сдался 31 января 1943 года. Немецко-фашистские войска потеряли большое количество боевой техники, свыше 10 тысяч орудий и минометов, около 3 тысяч самолетов.

«Запасайся финансами, пока не поздно!» – эта мысль стала для фон Дипена основной после катастрофы германской армии под Сталинградом. Подобные настроения стали все чаще встречаться в рядах вермахта.