– Так, еще раз, – говорит Софи. – Вы с Максом любите друг друга уже многие годы и наконец-то поцеловались в реальности. Но Макс встречается с Селестой. И теперь Селеста на тебя злится, и Оливер тоже, потому что он тебя любит, а ты его нет, ты любишь Макса, с которым, кстати сказать, не разговариваешь уже два дня.

– Все сокровища мира отдала бы за то, чтобы ты ошиблась хоть в чем-то, – говорю я в трубку.

– Ну и ну! – восклицает Софи. – А у меня-то самая главная проблема – как сделать так, чтобы новенький, Марко Медина, заметил, что я существую.

– О не-е-е-т, – протягиваю я. – И что же ты для этого делаешь? – Я очень люблю Софи, но она не самый тактичный человек на планете и при этом предельно самоуверенна. Комбинация не всегда выигрышная.

– Мама посоветовала с ним постоянно здороваться – вот я и здороваюсь, – говорит Софи.

– Звучит не так уж плохо, – говорю я.

– Боюсь, я кажусь чересчур агрессивной, – признает она. – Не так давно он чуть не бросился наутек, когда я с ним поздоровалась. Примерно так: ПРИВЕТ! – Софи истошно вопит в трубку. – Ну да ладно. Ты не забыла, что я скоро приеду в гости?

– Нет, конечно! – говорю я и мысленно напоминаю себе просмотреть нашу переписку и проверить, какую дату мы выбрали.

– Отлично, – воодушевленно говорит она. – Мне не терпится увидеть все своими глазами.

На занятиях клуба «Террариум» в среду днем Селеста не появляется, и от этого у меня на душе скверно.

– Ну же, давай, съешь меня, – бормочу я растению-людоеду. – Я этого заслуживаю.

Но когда Паркер нас отпускает и я выхожу из оранжереи, оказывается, что Селеста ждет меня у Франка – и на душе становится еще хуже.

– Очень может быть, что она планирует тебя убить, – бросает Иеремия, проходя мимо в своей торопливой манере – он спешит к белому BMW, в котором его ждет мама.

– Откуда ты знаешь? – огрызаюсь я.

– Все знают, – говорит Иеремия. – Даже я.

– Расслабься, – говорит Селеста, когда я подхожу ближе. Одну руку она упирает в бок. На ней очередной восхитительный наряд – черные кожаные легинсы и серый свитер. – Ты похожа на провинившегося щенка.

– Потому что я и впрямь провинилась.

– Еще как, – спокойно соглашается Селеста. – Но не надо считать меня монстром. Это даже хуже, чем целовать чужого парня. Делать из себя жертву не круто.

Как бы мне хотелось, чтобы она не рассуждала так по-взрослому. Мне бы тогда было куда легче жить.

– Знаю, – говорю я. – Ты и представить не можешь, как мне жаль, что все так получилось. – И тут я понимаю, почему Макс сказал то, что сказал. Мне искренне жаль. И ему тоже. Не важно, что мы любим друг друга, – с такими девушками, как Селеста, нельзя так поступать.

– Так странно, я думала, что умею распознавать девушек вроде тебя, – говорит Селеста. – Таких, которые уводят чужих парней. Они сперва притворяются, что ты им друг, но всегда есть ощущение, что на самом деле они не такие, что они себе на уме. У них свои планы, своя цель, а ты для них просто инструмент, с помощью которого они получают желаемое. – Она наклоняется и несколько раз задумчиво звонит в велосипедный звонок, подбирая слова. – Но ты не такая. Ты мне казалась совсем не такой. И я уже и вправду начинала думать, что мы сможем подружиться. Я не собираюсь мстить, просто хочу узнать… что случилось? Чтобы я смогла все переосмыслить и спокойно вернуться в клуб «Террариум».

– Я тебе клянусь, я совсем не такая, – говорю я. – Знаю, кажется, что это неправда – из-за того, что случилось, но… – Я с досадой кусаю губу. Это все слишком трудно объяснить. – Пойдем со мной?

– Куда? – спрашивает Селеста.

– Мне нужно кое-что тебе показать. Без доказательств ты мне не поверишь.

– Это ты и хотела мне показать? – спрашивает Селеста, когда мы приближаемся к круглому зданию ЦИСа. – Древнее здание на площади Данэм? Ты что, хочешь похитить меня и спрятать здесь, чтобы Макс достался только тебе? – Она делает глубокий вдох. – Прости, у меня слишком бурное воображение. Многих оно отпугивает.

– Вообще, это многое объясняет, – говорю я, думая, а не такой ли и Макс. И вдруг замечаю ярко-оранжевую надпись на двери ЦИСа.

ЦЕНТР ЗАКРЫТ ПО РАСПОРЯЖЕНИЮ

ПОЛИЦИИ

ВСЯ АКТИВНОСТЬ

ПРЕКРАЩЕНА НА ВРЕМЯ РАССЛЕДОВАНИЯ

ПОЛИЦИЯ ГОРОДА БОСТОН

– Что за бред? – спрашиваю я. Мы же были здесь всего три дня назад.

– Нет, правда, зачем мы сюда пришли? – спрашивает Селеста. – У тебя две минуты на объяснения – и я сматываюсь.

На мгновение я замираю. Это катастрофа. Мне нужно провести Селесту в ЦИС, чтобы она мне поверила. Оливер поверил мне без доказательств, но это Оливер. Селеста не такая. Я уже натворила достаточно, чтобы заслужить ее недоверие. Перебираю варианты у себя в голове. Можно просто влезть внутрь, но теперь, когда на двери висит официальное сообщение от полиции, это глупо.

И вдруг я вижу Лилиан, идущую вдоль здания, и понимаю, что еще не все потеряно. Заметив меня, Лилиан спешит в другую сторону.

– Лилиан! – кричу я и бегу следом, потому что она не оборачивается. – Лилиан! Что происходит?

Хватаю ее за гигантский шарф и тяну его на себя, словно хочу размотать мумию, и наконец Лилиан поворачивается ко мне.

– Ох! – восклицает она, поправляя шарф. – Не подумай, что мне очень хочется тайком проникать в ЦИС. Но нужно забрать со стола кое-что. Войду и сразу же выйду. Они же выгнали нас вчера вообще без предупреждений.

– Но за что? – спрашиваю я.

– Петерман, – отвечает она, будто выплевывая подгнившую виноградину, будто терпеть это имя не может.

– Кто такой Петерман? – спрашивает подошедшая к нам Селеста.

– А ты кто такая? – спрашивает Лилиан.

– Селеста, – отвечает та.

– И что ты тут делаешь? – Лилиан хмурится. Курсы этикета этой девушке точно не помешают.

– Самой интересно, – раздраженно говорит Селеста и смотрит на меня.

Я делаю глубокий вдох. Этой ситуацией нужно воспользоваться.

– Лилиан, не скажешь ли ты Селесте, какие отношения нас связывают?

– Да никакие, – припечатывает Лилиан.

– Нет же, я не имею в виду дружбу, – говорю я медленно, словно учу детсадовца писать по буквам. – Откуда ты меня знаешь?

– А, ты участвовала в одном исследовании, которое проводил Центр изучения сна, где я раньше работала.

– И как часто я к вам приходила?

– Дважды в неделю.

– С кем?

– Со своим парнем Максом.

Тут мои челюсти сжимаются, и краем глаза я вижу, что Селеста смотрит на меня с ненавистью.

– Нет, мы же это обсуждали, Макс мне не парень.

– Называй как угодно, – Лилиан закатывает глаза.

События развиваются не совсем по моему плану, но еще не все потеряно.

– А как именно мы с Максом сюда попали? – настойчиво спрашиваю я.

Лилиан рассеянно оглядывает двор, людей, сидящих на лавочках с книгами или снующих из здания в здание. Но, услышав мой вопрос, она сосредотачивается.

– Я думала, это конфиденциальная информация.

– Разрешаю тебе рассказать, – говорю я, скрещивая руки на груди.

Лилиан вздыхает.

– Вы с Максом попали сюда в детстве, потому что оба страдали от кошмаров. После завершения исследований вы почему-то начали друг другу сниться – и снитесь до сих пор. Насколько я поняла, вы повторно обратились в ЦИС для того, чтобы это исправить.

– Отлично, спасибо, Лилиан, – начинаю я.

Но она еще не закончила.

– Ведь вы влюбились друг в друга и не знаете, что с этим делать. А вообще, кто это?

Я натянуто улыбаюсь.

– Лилиан, это Селеста, девушка Макса.

Брови Лилиан ползут вверх, губы складываются в маленький, аккуратный овал.

– Вот как, – говорит она. – Ладно, я лучше пойду. Хочу забрать вещи и уйти, пока полиция не вернулась.

– А где Петерман? – снова спрашиваю я.

– Наверное, в тюрьме, – отвечает она.

– То есть?

– Петермана арестовали, – объясняет она. – Из-за попугаев. Он причастен к нелегальной торговле птицами. Птицы были его страстью, и чем более редок вид – тем лучше. Говорят, его могут посадить.

– Из-за парочки невоспитанных итальянских попугаев? – спрашиваю я.

– Это были очень умные попугаи, Элис.

Мы прислонились к колонне у ступенек ЦИСа. Обе молчим, я кусаю ногти на руках, а Селеста – губы, и я жду, что она скажет. Все карты выложены, осталось только поверить мне.

– Так что же получается, – начинает Селеста. – Вы с Максом обратились сюда, чтобы ваши сны изучили и навсегда избавили вас друг от друга? – Она отталкивается от колонны и надевает ремень своей кожаной сумки на плечо. – О’кей.

– О’кей? – переспрашиваю я.

– Да, о’кей, верю. Такую чушь невозможно выдумать. Но это не значит, что мы теперь друзья. К тому же тебе и так есть, о чем беспокоиться.

– Например? – спрашиваю я. Мне в самом деле интересно, потому что она может иметь в виду слишком многое.

– Например, о том, как вы справитесь со всей этой неразберихой, когда ученого, который проводит процедуры, посадили, – отвечает Селеста и уходит от меня по газону.

Я гляжу ей вслед. Она, как обычно, права. Если ЦИС закрыли навсегда, мы никогда не разберемся с нашими снами. Если мы не поймем, почему снимся друг другу, то никогда не сможем положить этому конец. И тогда путаница и боль никуда не денутся.

Смотрю на свои коричневые ботинки и делаю глубокий вдох, а когда выдыхаю, земля подрагивает у меня под ногами, будто я дую на гладь спокойного озера. Вот только это не озеро, а газон в центре площади. Ну вот, опять, думаю я, снова глубоко вдыхаю, крепко сжимаю губы и выдыхаю весь воздух.

Колышется не только трава – земля тоже подрагивает.

На мгновение я застываю, потом с силой топаю по траве и вижу, как по газону пробегают зеленые волны. Красиво, но вместе с тем жутко. Я подпрыгиваю и ударяю по земле обеими ногами – новая волна оказывается больше предыдущей, она мне почти по колено. И тут я замечаю, что эта волна движется прямо на Селесту, которая уже успела немного отойти от меня, – ее вот-вот опрокинет. Я кричу Селесте – так громко, будто за ней едет огромный грузовик.

– Что? – она раздраженно оборачивается. И тут зеленая волна моментально исчезает.

– Ну… да так, ничего, – кричу я, чувствуя себя ненормальной.

Селеста качает головой и продолжает идти.

– Ты и в самом деле сумасшедшая, Элис Роуи, – говорит она.

Теперь речь не только обо мне, Максе и той драме, причиной которой мы стали. Теперь речь о нашей вменяемости.

15 октября

Вряд ли когда-нибудь вам было так же хорошо, как мне сейчас. Какая-то извилистая техасская река. Я распласталась на большом плавательном круге, пригревает солнышко, пальцы моих ног касаются воды, голова и руки удобно лежат на бортиках. Поправляю большие солнечные очки и вздыхаю.

– Вид у тебя счастливый, – говорит Макс.

Приподнимаю очки, поворачиваю к нему голову и подмигиваю.

– Ну еще бы, – я широко улыбаюсь.

Макс плывет на своем круге неподалеку. На нем темно-синие плавки и черные «рэй-бэны». Он улыбается мне в ответ.

– Плыви сюда.

– Нет, это ты плыви сюда! – кричу я и зову его жестом. И тут замечаю, что ногти у меня красивейшего цвета – как закатное небо. Шевелю пальцами, любуясь маникюром и игрой света на нем.

Кладу руку обратно на круг и чувствую что-то странное. Круг стал шершавым и пористым, в нем прощупываются дыры. Сажусь и понимаю, что плыву по молочной реке на гигантском сладком колечке.

– Это, наверное, очень полезно для кожи, – замечаю я и снова смотрю на Макса. – Эй, а почему у тебя цветное колечко, а у меня – нет? – требовательно спрашиваю я.

– Потому что я круче, – хвастливо заявляет он, протягивает руку, отламывает кусочек от своего ярко-зеленого судна, несколько раз макает его в молочную реку, как пончик, и закидывает в рот. – Ммм…

– Поменяться не хочешь? – сладким голосом спрашиваю я.

– Ни за что, – говорит Макс и садится, зная, чего от меня ждать.

– А жаль, – говорю я и яростно гребу в его сторону. Он отдаст мне цветное колечко, хочет он того или нет!

Гребу изо всех сил, но не приближаюсь к нему ни на миллиметр. Течение реки убыстряется, вдруг она из белой становится радужной, словно кто-то только что доел разноцветные хлопья и вылил оставшееся молоко в раковину.

– Макс, притормози! – кричу я.

– Не могу! – отвечает он, его уносит все дальше и дальше, и наконец он становится крохотной точкой на горизонте, а я перестаю двигаться.

С грустью вытаскиваю гигантское, пропитавшееся водой колечко на берег и засыпаю, положив на него голову; подо мной песок, который оказывается сахаром.