Все разлеглись, и Сашка задремал. Болтать не хотелось, да и никто не лез с вопросами. Левко и Гунько оказались рядом, и между ними завязалась тихая беседа, в ход которой никто не вмешивался, но все слушали внимательно.

– У тебя родители есть?- спросил Гунько.

– Были, конечно, но кто, не знаю,- отвечал юный бандит.

– А не интересно узнать, кто?

– Мне самому?

– Да.

– Мне, нет.

– Совсем, совсем?

– Ни капельки.

– Всё-таки отец, мать,- настаивал Гунько.

– Бабки, дедки,- вторил ему в унисон Левко.

– А почему?

– Родословная, конечно, вещь нужная. Вы этим интересуетесь?

– Примерно.

– Тогда встречный вопрос. Вы своих предков помните? И до какого колена?

– Бабок обеих, деда одного, прадеда одного,- стал считать Гунько.- Всё, вроде.

– Не густо,- констатировал Левко.

– Я же из простых. Это князья и графы родословную вели.

– Стало быть, вы из рабоче-крестьян?

– Почти. Одна пара, бабка и дед – крестьяне. Одна бабка из мещан. Прадед, точно знаю, печник был хороший, столяр.

– Определим в ремесленники.

– Можно, пожалуй.

– О прошлом своего рода вы знаете не много. Допустим, я нахожу мать и отца. Предположим, что мать, потому что проще, ибо искать отца сложнее. Мать могла и не знать, кто был отцом, это я из худшего варианта исхожу.

– Согласен.

– Она мне назовёт тоже свою мать, в лучшем случае, в худшем – она сама детдомовка, как её блудный сын, то есть я. Всё, на этом цепочка рода в глубь прервётся.

– Логично.

– Берём крайний лучший вариант, в который я не верю. Я потерялся, причину не называем. Знаете, как бывает: оставила в коляске, зашла в магазин, вышла, а уж нет ребёнка, барыги унесли, за банку вина продали побирушке, та ходила, носила, а потом сдала в приют, когда подрос.

– Это запросто.

– Припустим, меня украли из хорошей семьи, прекрасной, интеллигентной и так далее. Все в слезах и соплях от моей пропажи, одним словом, горе.

– Смеёшься надо мной, стариком?

– Ну, что вы! Играю роль. Вы же сами просили.

– Понял, сразу не смекнул.

– Вот я их нахожу. Маму, папу. По годам живы бабушки и дедушки, и даже, возможно, пра-, прародственники.

– Видимо, так.

– Они меня тискают, обнимают, ласкают: сладкий ты наш, родненький, где же ты скитался, на конфетку, птенчик ты ненаглядный. А я им? Ну, они люди интеллигентные ведь. Так вот я им: мамаши, папаши, слёз не лейте – не достоин. Где и что, не могу сказать, если будете настаивать – расскажу, но предупреждаю: приготовьте валидол, хотя они уже при нём. Или он при них. Наивные люди, сказывай, говорят, мы на всё готовы, всё примем. Счастье-то какое, говори. А я им перечисляю, что знаю, что умею, чем владею. Они с широко раскрытыми ртами, с глазами навыкате с интересом и вниманием слушают. Я, как пионер, навытяжку, то бишь по стойке смирно, и им всё докладаю. В конце рассказа достаю два пистолета, кладу на стол и под их неясные взгляды: "это что?", добавляю: мафиозо я, убивец, на мне столько-то душ загубленных висит.

Все дружно захохотали. Даже задремавший Сашка улыбнулся. Гунько остался невозмутим.

– Ну о том, что ты убивал кого-то, можно не говорить.

– Можно,- согласился Левко.- Хотя для полной ясности надо. Готов с вами пойти на компромисс, о таком, действительно, лучше помолчать, во имя их же блага. Зачем я им, понятно, не обсуждаем. Родители всё-таки.

– Да. Это грамотно сказано.

– Теперь второй: зачем мне они?

– Обмыслим,- предложил Гунько.

– Готов. Толкайте идеи. Мне не видно.

– Материнское тепло и ласка,- стал забрасывать крючок Гунько.

– Наверное, его не хватало. Был, так сказать, лишён. Но ведь всё надо вовремя. А если тебя угораздило до восьмидесяти мать не найти, тогда что?

– Снимаю. Твёрдая отцовская рука?

– Вон,- Левко кивнул в Сашкину сторону.- Куда твёрже?

– Тоже снимаю. Семья?

– В общем, имеете в виду?

– Да.

– В этом отношении я не обижен. Санька – брат, Жух – брат и ещё много братьев: и старших, и младших. С сестрёнками не повезло, ну что делать. Маленький минус есть.

– Тогда уж и не знаю, что брать,- Гунько задумался.

– Вот всегда так,- Левко сделал обиженное лицо,- в этой стране, что ни начнут делать, как дальше – не знают. Заранее не готовятся, всё на авось хотят прорваться.

– Попал. Один ноль в твою. Но всё равно надо знать корни свои обязательно.

– Я – легенда,- вдруг произнёс Левко.

– Это как?

– Рема и Ромула вскормила волчица и воспитал пастух, что не помешало Ромулу стать царём и основать Рим.

– А отец твой, бог войны Марс,- подколол Гунько.

– Отец Создатель у нас всех один,- парировал Левко.

– Ну да, Господь.

– Сперматозоид!- произнёс Левко, все опять пустились хохотать.- Ни во времени, ни в пространстве мы не ограничены, вечная тема.

– Значит, ты из детдома?

– Хотите концы найти?

– В нашей стране каждый год пропадают младенцы, никто найти потом не может, а твой случай за давностью лет раскопать совсем не представляется возможным.

– Про детдом я вставил от себя. Меня Сашка у какой-то пьяной бабы на вокзале отобрал.

– Милостыню собирала?

– Да, есть такой вид промысла. Ходят и всем плачутся: "Мы погорельцы-беженцы из…",- сейчас этих "из" вон сколько – "…дайте на пропитание".

– Ты не жалеешь, что попал к ним?

– А вы как думаете?

– Мой вопрос первый.

– Хорошо, отвечаю: нет.

– Расшифруй?

– Не отними он меня, я бы, наверное, давно сдох, а нет, так по спецприемникам меня бы мотало. Дальше: лагерь, туберкулёз и могила.

– Логично. Ну, а предложит тебе кто-то лучшую долю, чем в тайге сидеть, что делать будешь?

– Размыто вы как-то формулируете. Конкретней надо.

– Спокойную, нормальную жизнь,-определил Гунько.

– На это у всех свой критерий. Один без санузла не может и модных брюк, а другому хорошо голым и в шалашике из пальмовых листьев.

– Вещизм тебя не прельщает?

– Накопительство мне не по душе. Особенно бездумное.

– Пример приведи?

– Мода есть – книги собирать. Купит человек "стенку", а потом книги скупает, чтобы их корочки для интерьера подходили. Читать же их он не будет и детям не позволит прикасаться, ещё порвут.

– Умный ребёнок в библиотеку сходит.

– Много в ней найдёшь? Только то, что власть разрешила.

– Не спорю, верно.

– Если так пойдёт, как ныне летом закрутилось, то библиотеки в будущем исчезнут.

– А ты много читаешь?

– Много и быстро.

– В тайге где берёшь?

– У меня своя библиотека.

– Сколько в ней?

– Книг?

– Ну, а что ты в ней держишь?

– Не только книги. Рукописи есть, фильмы, музыка.

– Объём большой?

– Сто тысяч книг, всё, что напечатано в мире в толстых журналах и газетах за три последних века, энциклопедий масса.

– И всё прочёл?

– Сколько вам надо времени, чтобы среднего формата в триста страниц книгу прочесть, так, чтоб текст понять и запомнить?

– Часов семь-восемь.

– Вы, батенька, лентяй. И небось без очков не можете?

– Возраст,- оправдался Гунько.

– Не возраст, а отсутствие правильного обучения с детства и дисциплины.

– Как!?

– У нас в школе старые преподаватели, в возрасте семидесяти и более лет, очками не пользуются. Всё ведь сводится к быстроте чтения. Там, где вы будете напрягать зрение восемь часов, мне надо десять минут. Вы не сможете, закончив чтение, вспомнить первой фразы книги, а я вам могу от корки до корки восстановить. За требуемые вам восемь часов я прочту сорок семь книг. Чувствуете? Память надо тренировать основательно, и тогда глазки болеть не будут. К тому же, информации сумеете поглотить огромное количество.

– Режешь по живому.

– Не я режу, система вас режет. Я исследование провёл, из личного интереса, в самой читающей стране мира, Советском Союзе, значит. В среднем в год на каждого умеющего читать пришлось полкниги в триста страниц. Самыми читающими оказались студенты – десять книг в год. За 68 лет – это средняя продолжительность жизни в стране – человек успевает прочитать от пятидесяти до ста книг, где восемьдесят пять процентов составляет художественная литература. При таком невежестве построить правовое демократическое государство не под силу никому. Вы прислушайтесь, каким языком говорят на съездах и в парламенте? Выходит на трибуну академик, филолог, ведущий славянист, а звуки исторгает, вы мне простите, как последняя подзаборная пьянь-рвань-дрянь.

– А может, у него, как у покойного Брежнева, вставные челюсти и от этого неважно с дикцией?

– Дался вам Леонид Ильич? Он простой народ не очень обижал: сам любил выпить и награды получать, но и всем давал налево направо. Никого без медальки в этой стране не оставил. Даже вон у Саньки есть.

– А у него какая?

– Всем сотрудникам давали в 1979 году и ему перепало.

– А! Вон ты про какую. Это точно, получали все, как значки, по пять-шесть в год.

– Лучше бы книги заставляли читать, больше бы пользы было.

– Времена и нравы. Так у тебя личная библиотека?

– Своя.

– А если что-то надо?

– Шлю запрос и мне сбрасывают, если есть в наличии, а если нет, то готовят и пришлют.

– Через спутник?

– Ага.

– У каждого библиотека есть?

– У стрелков – у всех, и те, кто в обучении, обязаны иметь. Вы не думайте, что если Жух в тайге торчит, то не читает. Ещё как!

– Лимит есть?

– Минимум есть, верхнего предела нет. Три тысячи в год.

– Мне, выходит, не одолеть!

– Не спать если, то при ваших восьми часах на книгу в год получается 1095. Маловато. Три тысячи для стрелка – это пятьсот часов, в году 8760 часов. Шесть сна в день – 2190. Остаток – 6570. Вычитаем пятьсот на чтение, округляем, получаем – на основную работу остаётся 6000 часов. Такая математика.

– А приём пищи?

– Ну, снимите ещё тысячу часов.

– Дикий ведь ритм?

– Обычный.

– Паралич мозга не случиться?

– Пусть лучше от знаний, чем от тупости.

– А есть разница: умный маразм или тупой маразм?

– Совершённое с конца тридцатых и до смерти Сталина это умно или тупо?

– Все сходятся на том, что было много безвинных жертв.

– Вы на вопрос не ответили.

– Пополам, имело место и то, и другое,- выкрутился Гунько.

– Моё мнение другое.

– Умный?

– Да, умный, хитрый, расчётливый.

– Ты никак оправдываешь то, что они натворили?

– Да нет, Юрий Ефимович. Можно их осудить на суде истории, но правда от этого слаще не станет.

– Тогда мне смысл тобой сказанного не ясен.

– В центре после смерти Ульянова сложилась нестабильная ситуация, а там сидели отнюдь не ангелы, и отнюдь не всегда грамотные люди. Степень компетенции по всем вопросам была у них низкой. Культуры ведения внутрипартийной борьбы не было у них вообще. Они имели опыт, как бороться с противником, а способ этот был простым – ставили к стенке и всё.

– Так было. Этого факта отрицать не могу.

– И в регионах сидели на постах заслуженные партийцы-убийцы, прославившиеся своими деяниями в годы гражданской войны.

– И это правда.

– Ситуация аналогичная нынешней, происходящей в Советском Союзе у вас на глазах.

– Я не стал бы так категорично сравнивать.

– А я не сказал, что это точная копия, нет. Говорю – почти сходна с той, что сложилась тогда.

– Хорошо. Согласен, сходство действительно просматривается.

– Цель сидящих в столице лидеров – власть, власть единоличная, такая, какой обладал в своё время Ульянов, а до него – государь-император Российский. Но все они были на равных в первый момент, к началу борьбы. Сталин ведь не очень выделялся среди них, более того, частенько висел вообще на волоске от исключения из партии.

– Ознакомился, вижу, основательно с прошлым?

– К сожалению, нет. Ряд важных документов при Берии был уничтожен и утерян безвозвратно. Ко многим нет доступа и сейчас. Хранятся в архивах за семью печатями без права пользования. В личном архиве Горбачёва есть раздел такой, что его, скорее всего, уничтожат прежде, чем Михаил Сергеевич покинет Кремль, и на его место придёт Ельцин, но не передаст последнему ни одной бумажки из этой части архива.

– Да, есть такой,- подтвердил Гунько.- Многие заплатить готовы огромные деньги, чтобы в нём часок порыться.

– Возвращаюсь на грешную землю. Борьба за власть – это рассматриваем,- сказал Левко.- Там, где такая борьба происходит, нет места шуткам. Юмор и власть несовместимы.

– Само собой,- поддакнул Гунько.

– Главной фигурой противодействия остальным лидерам в то время был Дзержинский. Он с 1924 года – председатель ВСНХ и, кроме этого, с 1921 года – министр путей сообщения. Главный, так скажем, калибр.

– Ещё председатель ЧК, ГПУ, ОГПУ,- добавил Гунько.

– Махина и всё тут. В 1924 году ему исполнилось 47 лет. Для политика это возраст расцвета, момент, когда приходит осмысление опыта, реально сделанного дела, и переоценка в сторону большей либерализации взглядов и принципов. Так происходит со всеми, это я суммирую по проведенным исследованиям всех политических величин. Не избежал такого процесса и Ульянов. Да ко всему, Феликс Эдмундович держал власть в стране жёсткой рукой. Немного был нездоров, долгие годы, проведенные в тюрьме, давали себя знать, но, тем не менее, он мог ещё протянуть лет 20-25. И главное, он был за НЭП, хоть ныне многие и пытаются доказывать обратное.

– Мысль вашу улавливаю. Он загораживал дорогу любому человеку и даже группе лиц, рвущимся к власти.

– Да, обойти его было невозможно. Маузером он управлял толково и быстро. Вот он ушёл и остался в истории со страшными противоречиями. Для одних он – кровавый Феликс, для других – железный Феликс, но его величину и его вклад в дело переворота или революции, это как вам угодно, а также в становлении страны отрицать глупо.

– Из песни слов не выкинешь.

– Он погиб, случайно ли, неслучайно ли, обсуждать не стоит. Своей смертью он открыл дорогу своре к приобретению полноты власти…

– Претенденты от лёгких покусываний друг друга в период, когда он был на Олимпе, перешли к открытой борьбе,- продолжил Гунько.

– Совершенно верно. Первый этап – разгром троцкистско-зиновьевского блока. Для атаки объединились даже, на первый взгляд, непримиримые враги и одолели.

– Тактика ясна.

– И понеслось-поехало в регионы. Врагов и соратников стали искать там.

– А центр?

– И там хлестались между собой. В Питере растёт Киров, которого все проглядели за своими распрями, и пришлось убирать. С момента смерти Кирова начался второй этап, и уже главным сценаристом и режиссером был Сталин, где свойства его натуры: мстительность, недоверие, страх – сыграли немалую роль. Он закопал всех, кто в период от смерти Ленина ставил ему палки в колёса и их друзей, знакомых тоже пустил в расход. И опять процесс покатился из центра на периферию. Маховик раскрутили сильно, а остановить сложно. Сам Сталин знал, что много людей попало в эту мясорубку случайно, но он влиять на ход происходящих событий не стал, катится, мол, и хрен с ним.

– Хорошо. А военные почему? В 1935 раздают звания и награды, а следом, выстрел в затылок. Данных, что военные готовили переворот, нет в архивах. В том, что немцы подсидели, тоже отсутствие улик?

– На немцев и раньше тень падала, была в том и их рука. Союз набирал быстро, несмотря на репрессии, носившие, прямо скажем, не очень-то и массовый характер, как про это пишут теперь. Что набирал? Потенциал войны. Строили заводы, фабрики, сеть дорог шоссейных, железных, проводили переоснащение вооружённых сил новыми видами техники. Вы ведь знаете, что ни одна крупная война не повторяется с одним и тем же оружием. И до прихода к власти в Германии в 1933 наци во главе с Адольфом Гитлером (Шикльгрубером) было ясно, что войны не избежать. Вермахт ещё в 1922 году стал готовить почву и базу для ослабления России, потому что Европу всегда пугал Восточный сосед, не дававший спокойно жить уже одним своим присутствием. Немцы следили за происходившим в России внимательно и понимали, куда ветер дует. Гитлер, придя к власти, только ускорил процесс влияния на ситуацию в Советском Союзе, а путь, как это сделать, был выбран не им, а до него, людьми сведущими и грамотными.

– Намекаете на разведку?

– Вы знаете, как надо покатить шары, чтобы пошла цепная реакция?

– Догадываюсь.

– Вот и ударили немцы первым делом по армейской внешней разведке.

– По данным архивов, да. Троих подцепили в ОГПУ, и они стали сдавать остальных.

– Так вы всё знаете! Чего я вам тут втираю?- Левко обиделся на генерала.- А то: почему награды, а потом в затылок?

– Так у нас и по-другому бывает. Сначала в затылок выстрелят, а потом ты героем становишься,- ответил Гунько.

– Ладно, прощаю. Военные кадры отстрелить они Сталину помогли, но промышленного потенциала, вернее, тенденции его роста, развалить не смогли, за что, в конечном итоге, и поплатились.

– Они стойкость народа в расчёт не взяли.

– Фактор важный,- согласился Левко.- Героический труд до обмороков и смерти у станков – это играло роль.

– Хлебанули от пуза.

– Ныне тоже нажрётесь до упора.

– Кого имеете в виду?

– Народ. Вы думали, вас?

– Ну, мы-то, положим, не сильно боимся.

– Так мы тоже не боимся, отсидимся опять в тайге,- язвительно пошутил Левко.

– Вам легче,- признал Гунько.

– Вот вам и сходность ситуаций прошлого и настоящего. В центре идёт борьба за власть, а мировой капитал, желая избавиться от сильного противника, коим есть сейчас Союз, выводят из игры методом создания внутри государства вакуума. Советую вам проверить на предмет связи с западными разведками, пока вы имеете доступ в головной накопитель ГРУ, тех молодых гадёнышей, которые втёрлись в доверие к Ельцину. Да и его самого надо просветить, не помешает. Внимание уделите Бурбулису, Гайдару, Шохину, Чубайсу, Фёдорову и далее по порядку. Бить западная сучка-дрючка будет отсюда.

– Развал экономики?

– Промышленности, технологии, науки,- перечислил Левко.

– Потеть им придётся ныне. Страна ведь поделится на части, значит, и усилия разделить надо будет, что уменьшит силу давления на Россию,- предположил Гунько.

– Увеличит. Всю силу удара они направят на Российскую Федерацию, что толку заниматься республиками, если они в плотной зависимости от России. Пойдут дела плохо тут, значит в отделившихся станет ещё хуже.

– А военные?

– Положение в армейской среде плохое, причин тому много. Экономико-финансовый пресс ударит оборонку и военных сильно.

– Я говорю о разведке.

– Конкретно вас можно списать в запас. ГРУ уже трясут, как липку. Только раздел свершится, новые чиновники от армии полезут в эту контору, как тараканы, а старые кадры тихонько ретируются на задворки, станут обосновывать свои хозяйства. Они ведь хитрожопому Борису не нужны с их опытом, а вы и подавно. Агентство Национальной Безопасности США с 1986 года проводит комплекс мероприятий по получению в СССР новейших данных по всем направлениям закрытой науки. Интерес в области военных технологий понятен?

– Конечно.

– Будут вербовать мозги. Мы сейчас отслеживаем около сорока ведущих специалистов из передовых областей науки, которые перебрались за океан и осели на секретных объектах США. Нет, их пока не допускают на сами эти объекты, проверяют и выясняют уровень знаний и того, что те приволокли с собой, живут рядом с такими объектами в городках под постоянным контролем службы безопасности. Некоторые наши беглые учёные сидят над изучением английского, выяснилось, что читают все почти, а говорить не могут. Для России такой отток в долгосрочном прогнозе самый страшный. Обратно заполучить этих специалистов будет невозможно. Если процесс пойдёт по нарастающей, как предписывает Сашкин прогноз, то через пять-шесть лет страна потеряет основной научный потенциал.

– Так наших вербует не только США, вся Европа.

– И не только по государственной линии. Представители всех концернов и фирм уже пасутся в Москве стаями. То, что они скупают в виде документации, не так страшно, а когда люди уезжают – это потери невосполнимые. Пусть политологи, историки, филологи, экономисты, артисты хоть все уедут – беды не произойдёт, но математики, физики, химики, электронщики, то есть представители серьёзной науки, уезжая, лишают оставшихся тут шанса на процветание. Да что там процветание, шанса на жизнь лишают.

– Я слушаю тебя и мне кажется, что ты излагаешь логическую цепочку не своих мыслей, а Александра.

– Вам кажется. У нас с ним разные взгляды и подходы по многим вопросам, это значит, что мы пакуем не в унисон. Просто очень сходна цепь логических построений слов и фраз.

– В чём же вы не сходитесь?

– Александр считает, что массовый отъезд научных кадров за рубеж – благо.

– Почему? Ведь очевидно, что это зло.

– Ему не очевидно.

– Чем он объясняет?

– Тем, что время течёт.

– Как?

– Ну, говорят вот иногда, что время бежит, летит, мчится, то есть быстро. Он же утверждает, что течёт, то есть медленно, а иногда совсем стоит.

– Интересный момент. Подробней можно.

– Для человека, его жизни, время то быстро, то медленно, но всё равно двигается. Часы тикают и стрелки двигаются. Для науки время живёт в другом измерении. Где-то произошёл прорыв, пусть даже в узком каком-то направлении, и оно ускорилось. Там, где наука топчется, не находя правильного пути, время замерзает, как река зимой, и останавливается.

– Обратно может в такой схеме тикать-течь?

– Он говорит, что да.

– Популярно можно объяснить обратный ход, только без машины времени?

– Боюсь не смогу, ну если только на научную терминологию перейти.

– Тогда не надо.

В разговор вступил Курский и, помогая Левко, сказал:

– Ефимович, вот проблема получения управляемой термоядерной реакции – время, текущее назад.

– Синтеза?- переспросил Гунько.

– Это не совсем подходит,- произнёс Левко.- Но в принципе вы правы.

– Где там она отступает?- допытывался упрямый Гунько, ничего не поняв, ему казалось, что разговор идёт о философском понятии, а выходило, что о техническом.

– Разработка зашла в тупик. Растёт объём, то есть масса установки, но возик и ныне там. Мощность энергетическая поднята до предела и так далее,- пояснил Левко.- Я по-другому, чтобы проще. Урбанизация. Чем больше город растёт, тем больше у людей, в нём живущих, проблем, как правило, тупиковых.

– Дошло,- встрепенулся Гунько.- Падение духовности, нравственности. Экология.

– Совершенно верно, в точку. Рост населения города отбрасывает человека назад в пещеру,- сказал Левко.

– Квартирки наши и есть пещерки, только индивидуальные.

– И на охоту уже в полный рост ходят из них, пещерок, но не на мамонтов, а на людей же. Это для убедительности я так сгущаю.

– Куда уж тут дальше, всё так и есть в действительности. В деревеньке, где двадцать домов, не пойдёшь ведь грабить соседа, он родственник обязательно твой по какой-то линии, пусть и дальней.

– Вот так и в науке случается – идёт время назад.

– Но положительного то что в их отъезде?

– Глобальный процесс подвижки вперёд не остановится. Даже, скорее всего, ускорится.

– У них с нашими мозгами – да.

– А тут время и так остановится, и с ними, и без них. Перестанут финансировать в нужном объёме и всё. А то, что уже сейчас не дают грошики,- факт.

– В чём же ты с Александром не согласен тогда? Железная ведь логика?

– Вот вы поняли, а я нет. При таком параличе науки начинается кризис по всем направлениям и государство перестаёт существовать.

– Конечно, ведь без учёных нет будущего,- Гунько задумался.

– А как насчёт железной логики?- хитро напомнил Левко.

– Маху дал, беру назад,- поднял Гунько руки.- А он что?

– Он отвечает: "Мал ещё, года через три поймёшь. В тебе ещё не совсем проснулось".

– Крутит наверное?

– "Там русский дух, там Русью пахнет",- произнёс Левко строки Александра Сергеевича Пушкина.

– Это ты к чему?

– Так вот и объяснил, а перевода нет. Сам, говорит, кумекай, мозги должны работать.

– И как ты мыслишь по этому поводу?

– В данный момент, никак, информации не хватает, добираю усиленно. Залез в древний славянский эпос, все известные летописные своды запросил и прочее.

– Может, он имел в виду что-то иное?

– Теорий много разных есть, их столько, что порой не счесть, их не поднять, ни съесть, ни снесть. Зачем они вам? Только честь! Она виновница во всём, что мы имеем и несём. Куда несём? Кто в рай, кто в ад, сосед мой рыжий – тот на склад, что сделал в личном гараже. А ты куда? А я к себе. К себе куда, не понял я? Сюда мой друг несу, сюда,- продекламировал Левко и постучал себя пальцем по лбу.- Проверить можно всё только временем, тем, которое тикает.

– Не улавливаю, какие теории?- Гунько пожал плечами и сделал непонимающее лицо.

– Ох! Да леммингов возьмите,- предложил Левко.

– Полёвки эти тут при чём?

– У них случаются периоды, когда размножение идёт в ускоренном темпе. Образуются многомиллиардные по численности стада, как у саранчи, совершающие миграции. Представьте себе серый ковёр движущихся в одном направлении тушек. Особи застилают всё видимое пространство от края и до края. Почему происходит, наука не выяснила. Цикличность налицо, но сроки разные и от природных условий не зависят. Бывает – через два года, бывает, через три. Случается, что десять лет не множатся.

– Жрать много есть, вот и плодятся,- скептически отнёсся к сказанному Гунько.

– Среда обитания в полярных районах ограничивает их размножение скудным рационом.

– Большая детородность, вот излишки и мигрируют.

– В такой нише обитания природа поддерживает строжайший баланс. Лишние просто умирают от голода и попадают на корм другим животным, в данном случае песцам.

– Песцов меньше стало,- упрямился Гунько.

– Такие массовые миграции леммингов отмечают даже древнейшие хроники. Не надо нам искать ответа. Вы – не специалист, и я – тоже.

– Согласен. А что они, лемминги, и в самом деле в разный период увеличивают численность?

– Остап Бендер говорил: "Быстро только кошки родятся". Эти зверьки ещё быстрее. Цепная реакция, и армада отправляется в путь.

– Получается, что отъезд в другие страны – это миграция леммингов?

– Я так не говорил и смысл вкладывал не туда.

– А куда?

– В рождаемость.

– Так у нас падение, активное, причём!

– Это я знаю, статистику просматриваю регулярно.

– Значит, не лемминговая теория,- отрезал Гунько.

– Может и так, но у них тоже есть спады в рождаемости.

– И что?

– Да ничего, это я теоретизирую. Скажем, критический предел их популяционной численности угрожает вымиранием и включается вот этот механизм плодовитости.

– Тогда надо считать, какой предел у нас.

– А от какой точки считать?

– Действительно, страна у нас многонациональная, и брать советскую общность за основу нельзя.

– Её-то как раз и можно, в ограниченном, правда, варианте.

– Без азиатских и кавказских?

– Примерно. Тех брать, кто владеет русским, как родным.

– Допустим, мы определили каким-то счётом предел и что?

– Ничего. Я леммингов, как пример, привёл. Нельзя же зверька, живущего инстинктами, в чистом виде переносить на человека разумного.

– Согласен, нельзя. Задурил ты меня совсем этими мохнатыми,- произнёс Гунько.

– Значит, духовность,- Левко вздохнул.- Ну, вот та, непознанная миром.

– Кто её знает?

– Мне такой вариант больше нравится.

– А мне не очень.

– Почему?

– Так уровень духовности, как и уровень рождаемости, в этой стране – падает. И весьма.

– И дойдёт до критической отметки и то, и другое. Комплексно надо брать, наверное.

– Тогда прёмся мы прямо в гражданскую войну,- выразил свою мысль Гунько.- А гражданская война – не лучший способ решения проблем. Любая война всегда плохо.

– Странно от вас такое слышать.

– От того, что я в погонах?

– Да нет. Войны ведут военные, но начинают политики. Потом судят армейских, а истинные козлы в стороне, они снова на чужом огороде капусту жрут.

– Вот это правда. Только расплачивается всегда простой народ.

Встал и потянулся Жух. Гунько и Левко переглянулись, но он их успокоил:

– Вы беседуйте, я не помешаю. Мне ужин пора готовить, раз сам напросился,- и он пошёл к реке, прихватив казаны и ящик с картошкой.

Уход Жуха прервал разговор. Повернулся Сашка и лёг на спину, сладко зевнув, спросил:

– Что примолкли? Выговорились?

– Как-то само собой прекратилось. А вы слушали?- Гунько сел, сложив ноги по-татарски.

– Вполуха, но не вникал. Задремал немного.

– Мы тут о многом поговорили, и выводы неутешительные. Особенно, по части науки. Пришли к тому, что ей в Союзе конец придёт,- Гунько цыкнул языком и одновременно щёлкнул пальцами.

– Самородки на Руси всегда появлялись, независимо от государственного строя и общественного влияния,- ответил Сашка.- Патриотов тоже было число несметное. Раньше не оскудели и теперь выживут. У нас считают, что учёный и его разум – достояние национальное и государственное. На развитом Западе другой подход: человек и его разум – интеллектуальная собственность, да, ко всему прочему, это ещё и товар, который человек имеет право продать тому, кому хочет.

– Секретных разработок в военной области это не касается и у них,- не согласился Курский.

– Их тоже касается. Назовите мне хоть одно направление, где бы они засекретили разработки так, чтобы те не стали известны мировой интеллигенции от науки?

– Бактериологическое оружие,- привел пример Курский.

– Так что они такого там имеют, о чём бы не знал химико-биологический мир?- настаивал Сашка.

– Но ведь не в полном объёме,- упрямо не соглашался с ним Курский.

– Так для иного аборигена с индонезийских островов или амазонской сельвы нож стальной и принцип обращения с ним – тайна за сто печатями. Не делайте опрометчивых выводов. Вот вы наш патрон разобрали, а ведь вещь отлично сработана была, имею в виду механизм подрыва вещества. Это что – новость для вас?

– Да нет, в общем-то. Схема собрана уникально и всё,- ответил Курский.

– И про такое вещество вы знали по теоретическим разработкам. Только получить не умели. Ведь так?

– Так, конечно,- кивнул Курский.

– Где же тут секретность?- Сашка привстал.

– Технология изготовления,- Курский вывел в воздухе рукой знак вопроса.

– Японцы делают прекрасную бумагу, рецепт держат в тайне с древних времён. Маленькая монополия. Бумагу продают, а секрет – нет. Это их собственность, которая кормит.

– Это ведь бумага, а у вас взрывчатка,- отметил разницу Курский.

– Вот вы куда,- Сашка усмехнулся.- Теперь вы знаете, что её можно в земных условиях синтезировать, так работайте, ускоряйте темпы поиска и разработки технологий. Открой мы её секрет и что? Если раньше, чтобы сделать терракт, надо было десять тонн в грузовике притащить, что сильно приметно; теперь войдут в обиход маленькие бомбы, и иди его лови, этого бандита. Он приехал в Москву, дал очередь по Кремлю – и остались одни руины, ну, или по Белому дому в Вашингтоне.

– В этом вы правы, выпускать такое вещество – безумие. Вы его засекретили, а я вам о том и говорю, что секретность необходима,- Курский посмотрел на Сашку внимательно.

– Да не засекретили мы ничего. Мы его получили и храним, но раз мы его получили, это уже не секрет. Это природа держит в секрете. Ну-ка, возьми за грудки термояд, вы его тут упоминали вроде,- Сашка глянул на Гунько.- Пока не достигли результата – это секрет, а пустят эту махину в работу – всё, нет секрета.

– Если брать с этой стороны, тогда конечно,- сказал Курский, понимающе качая головой.

– Рано или поздно, но наше вещество начнут производить в мире и другие, и тоже тайно. Так же, как ядерное. Психология разумного потом запретит и его, если начнут применять, хоть это сделать и много сложнее, чем в отношении ядерного. Вы возьмите химическое или бактериологическое, которое упомянули сами: сейчас в лабораториях такую гадость синтезируют, что несколько грамм могут убить всё живое в мире. Секретность необходима в одном единственном случае: исключить применение против человечества со стороны одного лица, к примеру, маньяка.

– Вы правы, правы,- Курский встал.- Наверное, пора собирать сушняк на ночь?

– Лучше теперь,- сказал Левко, вскакивая.- Чтобы потом Жуху не мешать кашеварить, а то ругаться начнёт, что шныряем под ногами.

Поднялись все и гуртом двинулись, прихватив топоры и пилу, к большому стволу, лежащему метрах в тридцати. Это была сосна, вывернутая ледоходом с корнем. Пилили, по очереди сменяя друг друга. Таскали чурки к стоянке. Потапов стал было их рубить, но Жух ему сказал, что не надо, а то быстро сгорать станут, подкладывать потом замучаешься, не печь ведь – костёр, и тот бросил это занятие. Уже когда стемнело, закончили заготовку. Собрались у костра ужинать. Жух не обманул, приготовленное им варево все поглощали с удовольствием. Ближе к ночи вдруг сильно похолодало.

– Мороз идёт градусов на десять, не меньше,- потягивая воздух ноздрями, сказал Жух.- Надо сделать из брезента навесную стенку, а то к утру покроемся льдом.

Час ставили растяжки и укрепляли конструкцию, готовили подстилку из веток стланика и сухих листьев, чтобы было мягче лежать. Желание пройтись уже никто не выражал, все тянулись к теплу. Стали укладываться, выбирая себе места.

– Теперь не околеем?- спросил Панфилов у Жуха, глядя, как тот снимает сапоги и разматывает портянки.

– Мы даже зимой так гнездимся. Главное, чтобы с низу не дуло, не морозило, а сверху костёр даёт жар, не сомневайтесь, практикой проверено,- Жух забрался в спальный мешок, застегнулся до половины и прикурил папиросу, последнюю перед сном.

– Раз такое дело – и я полезу на боковую,- Панфилов скинул сапоги и полез в свой мешок.

Вскоре все лежали и дымили сигаретами и папиросами, наблюдая, как огонь проворно пожирает дрова. Лампу погасили, свет уже был не нужен. Под навес немного тянуло гарью.

– Прокоптимся до утра прилично,- сделал вывод Панфилов.

– Выветрится, пока ехать будете,- ответил ему Левко.- Хуже соляркой провоняться в танкетке. У неё более устойчивый дух.

– Вот успокоил,- хохотнул Гунько.- Нам ещё в самолёте лететь до Москвы.

– Сменное надо возить с собой, знали ведь куда едите,- назидательно произнёс Левко.

– Дружище!- мягко заметил Гунько.- Нам пятизвёздочных номеров не бронируют, мы большей частью по гостиницам военных городков обитаем, и я не помню, чтобы в них не было тараканов и клопов, даже вошь постельная водится частенько. При нашей поганой работе брать с собой фраки не рекомендуется. Но форма военная наша хоть и не в чести ныне, однако генеральская.

– А тож,- буркнул Левко.- А ещё о безопасности печётесь. Через вошь можно пол-армии списать в три дня, тем ограничив расход боеприпасов.

– Эта гадость имеется во всех армиях мира,- сказал Панфилов.- От неё спасу нет.

– В европейских армиях нету,- не согласился Левко.

– Так и вояки из них никудышные. Они на авиацию упор сделали, чтобы задницы были ближе к унитазам. В атаке их свести, батальон на батальон, с нами – всерутся,- бросил Потапов.

– Так ведь нашим с ними не приходилось воевать. Как проверить, кто в рукопашной драке сильнее?- сказал Левко.

– Александр, а вы что думаете?- обратился Панфилов к Сашке.

– Ничего. Мне лично не приходилось с ними сталкиваться. Двое наших стрелков устроили потасовку с их парашютистами из 82-й десантной дивизии. Дело, правда, "под шафе" произошло. Досталось обеим сторонам, хоть янки и было шестеро. Полиция растащила. Индивидуальный уровень физической подготовки у них слабый. Имею в виду средний в специальных войсках. Это в кино всё у них гладко выбрито, а в реальности – обычные люди. Не возьмусь вас рассудить,- ответил Сашка.

– А вы приёмам и штучкам разным не учите?- спросил Потапов.

– Нет. Мы делаем упор на пистолет, нож и прочее. На руки не налегаем. Драка, как правило, повреждает связки мышц кисти руки, отбивает нервные узлы и их окончания, а это вредит стрельбе. Для себя каждый готовится сам. Главный упор на выносливость организма направлен, мы ведь на стыке работаем. Есть, конечно, и специфика в физической подготовке, но это не боевые искусства рукопашного боя.

– А мы своих оперативных, наоборот, обучаем рукопашному бою и это считаем основным,- проинформировал Потапов.

– Так у вас специфика – ловить дерьмо всякое и демонстрантов гонять,- поддел его Сашка.- А нам убегать чаще приходится и прятаться.

– Ну, положим, манифестантов мы не гоняем, но людей своих на такие сборища посылать приходилось, чтобы обтёрлись,- ответил Потапов, ничуть не обидевшись.

– Рукопашный бой может и надо знать, что говорить, вещь нужная, однако, думаю, что любого из наших стрелков вам даже группой не взять. Он стрелять начнёт до того, как вы поймёте величину опасности, и броники, а также умение бить по роже не спасёт. Я вам пример приведу. Помните, маньяк в Рейгана стрелял из револьвера? Мы достали видеозапись, произвели там на месте происшествия промеры и сделали себе эту обстановку для изучения и отработки ситуации. Маньяка того на последнем, шестом, выстреле перехватил охранник. Шестом. Вообще-то, мы не готовим охранников по специфике, но практикуем для улучшения готовности. Если бы наш стрелок был в составе охраны президента, то маньяк не успел бы сделать ни единого выстрела, умер бы до того, как нажать на спусковой крюк. Мы умению держать в поле зрения руки и ноги вокруг себя находящихся учим с малых лет.

– После контакта с вами в 1987 году, и убивают. Операции такие планировать тяжело, но это, порой, единственная возможность наказания для определённого круга лиц. Вот маньяка-одиночку ловить тяжело, а группу, банду – без проблем. И отстреливать надо скопом. Вы эффекта такого не видели. Рассказываю. Для проведения исследований мы взяли группу расхитителей, которые через подставных лиц гнали через Эстонию медь. Волокли с двух комбинатов. В цепи сидело тридцать человек. Десять – на комбинатах, и двадцать – в группировке. Год назад всех их в один день в один час в разных концах страны убили и стали наблюдать, что же произойдёт. За год с комбината не было ни одного крупного хищения. Рабочие тащат помаленьку, жить-то надо, однако те, кто имеет возможность крупно погреть руки – не прикасаются. Боятся,- Сашка внимательно посмотрел на всех.

– Просто МВД копает, видимо, это дело до сих пор, вот и не рыпаются,- сказал Гунько.- Да и сам принцип сомнителен.

– Мне реальность важна. Мы раньше не прибегали к таким мерам, связи не имели хорошей, а координация нужна непременно в таком деле. Когда два спутничка пустили на орбиту, сразу проверили схему в действии. Только сначала мы убирали основных, в первых пробах, и эффекта не получалось, а когда скопом, вот тут и наступает реакция. МВД по тому делу, о котором я вам говорю, уголовных дел не заводило, и в расследование прокуратурой эти убийства не пошли. Связать же их вместе можно только имея информацию.

– Тогда полстраны отстреливать надо!- не согласился с Сашкой Панфилов.

– Начнётся гражданская война – в бойне совсем безвинные, в основном, лягут, а не те, что ныне воруют, провоцируя сознательно ухудшение обстановки, и, как следствие, эту самую войну. Отстрел мрази мне представляется меньшим злом, чем общая махаловка. Конечно, это противозаконно, ну так что? Нет, если у вас есть свои, более действенные рецепты, я не против, давайте. Только сидеть сложа руки – это подлость по отношению к простому человеку, вы же сами сказали, что ему гарантий взять негде. Он, народ, готов за себя сам постоять, но вы ему вместо пистолета предлагаете газовый баллончик, которым, в лучшем случае, можно тараканов напугать, а преступник давно обзавёлся автоматом, гранатомётом и прочим. Что фермер может предпринять, если к нему заявятся? Вилы схватит и всё. Дай ему власть автомат – он сам отстреляет всю мерзоту. Жух, были в нашем регионе случаи рэкета?- спросил Сашка.

– Приезжали какие-то нерусские. Я не участвовал. Они пытались организовать что-то: троих увезли родственники в гробах, остальные сами убрались,- ответил Жух.- Наши ведь переговоров не ведут, ты же знаешь. Предупреждают и дают срок, чтобы убрались, а нет – то пулю в лоб садят.

– Вот так охраняют,- подчеркнул Сашка.- И не важно что: территорию ли, промысел ли, просто ли человека. Потому что действует закон, обязательный для всех. Если хотите, то кормит закон его чёткое исполнение. Это что-то от природы. Любая мать своё чадо защищает и не даёт никому прикоснуться, вот медведица, к примеру. И государство обязано предоставить народу право защищать себя, если не может само с помощью МВД и других органов, но изложив это в каком-то законе. Тех, кто на чужое зарится с умыслом или из-под закона пытается украсть, пользуясь служебным положением, того отстреливать беспощадно.

– Так в природе ведь и слабый гибнет, случайно раненный, больной,- не согласился Потапов.

– Гибнет, что с того? Природа инстинктами руководствуется и живёт естественным отбором, а человек приобрёл драгоценный дар от неё – разум, который должен не позволить ему погибнуть. На него, разум, одна и надежда. Вот Чили. Я был там дважды. Удивительная страна. Узенькая полоска земли с огромным набором климатических условий. Она продаёт больше леса, чем мы, и сажает ежегодно в полтора раза больше, чем рубит. Ездил я туда для ознакомления с опытом, когда ещё Пиночет был при власти президентской. Модель их развития щупал. Они воплотили в жизнь великолепное сочетание необходимостей: экономических и моральных. Военные, прошедшие обучение в годы его правления,- это золотой фонд страны. Мне даже слов не подобрать, чтобы точно описать их внешне и внутренне. Монолит да и только.

– Крови пролили, дай Бог,- сказал Гунько.

– Три тысячи убитых за двадцать лет – это нормальная плата за стабильное экономическое развитие страны. Они обошлись меньшим злом. Под пистолет попали те, кто кричал о превосходстве народной власти и общей собственности, то есть коммунисты и социалисты, которых мне ничуть не жаль. С теми, кто в красном сопротивлении был, я имел встречи, беседовал. Они даже элементарных коммунистических идей не знали, работ ни Маркса, ни Ульянова, ни Мао в глаза не видели. Им лидеры сказали, что они плохо живут потому, что государство распределяет неправильно, что за свой кусок надо бороться. Вот эти зомби пошли воевать, совсем неграмотные простые люди. Кто-то их руками хотел власть поиметь в стране. Этот некто вам, как и мне, известен.

– Вы, Александр, в численности погибших не правы,- сурово подчеркнул Гунько.- По имеющимся данным там погибло больше двадцати тысяч человек и столько же пропало без вести.

– Юрий Ефимович, у меня была долгая беседа с тогдашним военным комиссаром по внутренним делам, он мне данные привёл, и я склонен ему верить ровно на три тысячи погибших, а про пропавших без вести мы не говорили, мало ли кто где пропадает. В Советском Союзе в год пропадает десять тысяч и что? Многие, кто пропавшим в Чили числится, кстати, по линии коммунистов, в основном, сидят в других странах под чужими именами. Немцы объединились, и группа чилийских пролетарских борцов там, в ГДР, обитавшая, знаете где осела?

– У нас, где же ещё. Мы их через военные базы перебрасывали к себе. Теперь многие от нас уехали, но некоторые ещё тут обретаются,- произнёс Евстефеев.

– Речь идёт о другом. О том, чтобы пустить в расход во имя общего блага и спокойствия часть болтливых иродов, надо иметь большое мужество. Без накладок не обойтись, конечно, что говорить. Были и безвинные. Грех этот Пиночет с себя не снимал, наоборот, прилюдно перед всей страной и народом повинился, но при этом сказал, что за всех, кто участвовал в перевороте, он несёт полную ответственность и трогать не даст никого, пока жив. Вот так. А тех, кто перегнул палку, он сам в тюрьму отправил, там взятки всплывали частенько по линии американских концернов. Мне силовое решение, применённое им, было интересно. Ведь экономикой и финансами ведали гражданские, которым он дал поддержку, но предупредил, что всё надо направить на благо народа. Вы посмотрите, в скольких латиноамериканских странах у власти сидели военные, а воз и ныне там. Пиночет один сумел сдвинуть эту повозку, не устрашился тяжести и труда. Десять процентов прироста в год, а это не банановая республика, как у нас принято говорить, климат не тот. Он желание имел, силу воли, стойкость. Его весь мир заклеймил кровавым диктатором, а реальность всплыла не в пользу тех, кто о нём небылицы сочинял на протяжении стольких лет. Только не спорьте со мной, мужики, я своими глазами всё видел. На хороший уровень они поднялись, отлично поработали. Плохо, что для нашего государства их модель не подходит. У нас другая стезя, другой путь,- Сашка вздохнул и смолк.

– Наверняка бы знать какая,- произнёс Панфилов. Он не бывал, как Сашка, в Чили, но доклад одного из сотрудников разведки, осевшего там, читал и сначала не поверил, но потом вся информация подтвердилась. Приведенные агентом цифры полностью совпадали с названными Сашкой и ему показалось, что именно он, Александр, и есть тот агент.

– Тогда собирайтесь в компанию и потрудитесь во благо народа. Пусть не вам это удастся, а тем, кто вас сменит. Да за такую цель жизни не жалко положить. Только без крайних мер,- Сашка бросил бычок в костёр.- Вы должны примером своим дать толчок, ведь в среде военных есть грамотные люди, которым в ВПШ мозги не забивали дурманом. Ищите тех, кто сохранил в себе чистоту, видение реальности, честь и достоинство, в конце концов. Тихо собирайте их под крышу. Гражданских тоже приглашайте работать.

– Сидеть сложа руки не станем,- заверил Панфилов.- Лично займусь по возвращении, пока порох ещё есть. Если сорвусь – заменят,- он кивнул в сторону Гунько, Евстефеева, Потапова.- Вы, Александр,- это просьба – дайте нам одного человека. Стрелка, как вы выражаетесь. Куратором. Чтобы помог мне в становлении дела, а то опыта в таком вопросе – ноль, я ведь всё больше приказы выполнять учился, сам отдавал, но с чужой подачи, так сказать. Спутники мы можем задействовать?

– Обязаны,- ответил Сашка, почувствовавший окончательно, что этот участок борьбы выиграл вчистую, толкнув их из взаимовыгодного сотрудничества в русло, необходимое, по его мнению, для будущего России.- Отдельный канал мы вам передадим, коды для работы набирайте свои. Информацию подкинем, учебную часть пожелаете нашу взять – милости просим, если не боитесь. А вот с человеком сложнее. Стрелка дать не могу, я не командир в своём войске, у нас каждый сам за себя отвечает. Запрос с востребованием отправлю обязательно. Думаю, кто-то согласиться должен. Сам не могу, у меня личные планы. Только вы не обижайтесь, что согласившийся стрелок будет весьма молодым человеком, старые все при нагрузке, а бросать начатое у нас не принято.

– Левко вот нам дайте,- испросил Гунько.

– Понравился?- Сашка глянул на уснувшего рядом Левко.

– Очень,- признался Гунько.

– Он вас заездит. Я бы – с удовольствием, но он ныне не пойдёт. Ему летом сдавать программу по полному курсу и зачитываться по практике. Он пока кандидат в стрелки. Принимать у него всё буду не я, другие. Надеюсь, что он по годам будет самым молодым в нашем клане стрелком. Дальше его выбор, чем заняться и где.

– Жалко,- сказал Гунько, ему было и в самом деле жаль.

– Не скорбите, любой, кто даст согласие на оказание содействия, понравится вам, не сомневайтесь,- Сашка вылез из мешка.

– Может, чистым путём идти?- спросил Курский.

– Пробуйте,- сказал Сашка, доставая бутылки и закуску,- но не советую. Вы же видите, какой разброд в умах, ему конца не будет в ближайшем будущем, и чем дольше наверху станут болтать и из крайности в крайность шарахаться, тем сложнее будет во всём разобраться, а плыть в составе партии – вы это имели в виду – в мутной воде не надо. Скоро наступит в народе апатия ко всякого рода выборам и референдумам, начнутся забастовки массовые. Предоставьте создание партий политикам, сидящим сейчас во втором и третьем эшелонах власти, это они нуждаются в партиях и объединениях, ибо они – импотенты в любом реальном созидательном деле. Пусть они между собой грызутся и ругаются, а вы делайте настоящее дело. Поймите, что все партии,- хоть я могу и ошибиться – будут похожи друг на друга, как близнецы, так как их создатели имеют все одинаковый багаж опыта и знаний, за рамки которого выйти будут не в силах. В их среде будут и крайне левые, и крайне правые, и центристы, и утописты, и уклонисты, и фашисты, но помазаны они все будут одним цветом – посткоммунизмом. Значит, предлагать станут одно и то же – скорое благоденствие народу. Как идти в экономике – будут спорить и разойдутся, но никто из них не в состоянии предложить реального рецепта исполнения своим программам, в них будет отсутствовать прагматизм. Выдавить из себя рабов прошлого, а значит, взять на себя ответственность за будущее никто не сможет. И Борис Ельцин, как бы он не силился, не сможет, и дальше обещаний ему не пойти. Уж очень хилый мужичок. Вам сейчас необходимо участие в осуществлении реального дела, чтобы спустя время, которое они проболтают зря, народ увидел: вот есть люди, способные организовать, наладить, соединить всё так, чтобы работало, умеющие отстоять интересы не свои, а простого человека. Вот за кем пойдёт народ и будет сам таких выдвигать. Насильно тащить никого никуда не надо – это должно стать для вас законом. Нам необходим свободный гражданин, работящий и от этого богатый, за это надо бороться.

– Мы – люди от политики далёкие и, думаю, нам не стоит в эти сети соваться. Впрочем, необходимости такой в самом деле нет,- Панфилов принял от Сашки кружку с водкой.- Мараться в дерьме этом не надо, если мы ставим перед собой цель построения сильного государства и хотим этой цели достичь, двигаясь снизу. Сложность есть в промышленной части. Всё ведь в руках правителей, а куда они свернут вопрос о собственности мы не знаем точно. Завладеть собственностью, не будучи государственным чиновником – ох, нелёгкая задача для нас, а тем более, невыполнимая для простого человека,- он выпил, закусил и продолжил:- Особенно в нашей, криминалом пропитанной, стране. Продавать ведь станут и махинировать бюрократы со всем подряд. Как тут быть? Опыта нет у нас никакого. Новое это для нас всех занятие.

– От нынешнего государства сложно будет получить собственность – это вы правильно подметили. На этой тропе – а она, как таёжная, петляет и сопряжено хождение по ней с опасностями не малыми – может случиться всякое. Поэтому рвать кусок от народно-государственной собственности не стоит. Мы в такой гонке участвовать не собираемся. А зачем, собственно? Пусть они делят, как хотят. Суть ведь в том, что этими предприятиями надо уметь управлять, уметь создавать условия для производства товара. Людей, способных это делать, в России и сейчас не много. Так пусть хватают и как можно быстрее вылетят в трубу. Я вам предлагаю другой путь – строить самим свои заводики. Брать наёмных рабочих, тех, кто умеет трудиться. Начнёте производить конкурентоспособную продукцию и отдадите людям часть собственности в виде акций. Только производства эти не должны быть крупными, а должны быть маленькими, но очень мобильными и гибкими в технологической цепочке, с числом работников до ста-ста двадцати человек. Одновременно с развитием производства развивать надо и инфраструктуру. Строить жильё, детские садики и прочее,- Сашка выпил водку, закусывать не стал.

– Вот вы куда навострились,- охнул Гунько.- Хитрецы. Какую же нишу занимать нам в производстве?

– Сейчас мы подготовили около двух тысяч наименований изделий, которые необходимы в России, включая наукоёмкие. Производить их будет несложно и недорого, учитывая наличие собственного сырья. Причём, всё это – готовый товар, и товар дефицитнейший в России, так что проблем со сбытом не будет. Капитал начальный вы имеете, так что в путь-дорогу, мужики. Мне помнится, Павлович хотел свой заводик рыбный на артельных началах построить, пожалуйста. У нас есть технологии по выращиванию пресноводных видов рыбы, берите и разводите, раз реки опаскудили и в них не водится ничего, кроме химических соединений,- Сашка не врал, они действительно собрали и обобщили мировой опыт искусственного разведения рыбы.

– Что, Павлович?- хотел узнать мнение Евстефеева Гунько.

– Не трогай его, спит уже, сморился,- одёрнул его Панфилов.- Положим, рыбку мы могли бы выращивать, но как подсобное хозяйство, сопутствующее производству какой-нибудь аппаратуры. У меня желание есть наладить производство малогабаритных перерабатывающих комплексов для сельского производителя, чтобы он своё выращенное сам доводил до товарного вида. Ну и, конечно, что-нибудь прямого технического назначения, вон хоть швейные иголки, которые всё время в дефиците.

– Хоть сто пудов,- заверил Сашка.- Любых размеров, любое количество. Станки для производства доставим вам, упаковочные – тоже, проволоку стальную найдём тут, на месте. Можем даже подшипники предложить делать, только не сильно металлоёмкие. Дефицитнейшая вещь. Давайте мы вам перечень сбросим на всё, а вы выбирайте по вкусу и присылайте заявку. Только не в Москве. Надо идти на периферию, где много свободных рабочих рук. Выбирайте небольшие городки в дальнем Подмосковье, те, где все и всё на виду и где все друг друга знают хорошо. Так легче контролировать ситуацию и проще дать рэкету по голове, они ведь появятся незамедлительно. Сидеть можно главной конторой и в Москве, а настоящее дело клепать лучше подальше от неё, при наличии связи это проще пареной репы. Охрану собирайте из своих же ребят, из тех, в ком вы уверены, на все сто.

– Малый бизнес, так сказать,- определил Гунько.

– Именно. Деньги мы вам перекинем под липовые заказы на информацию или под какие-то разработки гуманитарных тем, а вы их в дело. Это надо для того, чтобы они были чистыми. Средства ведь ваши, но не надо вступать в противоречие с законом в чистом деле. Вот землицу под строительство раздобыть будет тяжело, вечная это проблема у нас. Вы пока связи свои не растеряли окончательно, подсуетитесь во имя будущего,- Сашка посмотрел на Гунько и Потапова.- Народ потом вам спасибо скажет и до земли поклонится. Но чур – не красть.

– За это не беспокойтесь, соблюдём договор,- заверил Панфилов.

– Да я не в том смысле, что нельзя. Как ни поверни, но с тихо изъятого капитала начинаете, дважды этого делать не рекомендуется, но коль мы с вами в народный карман залезли, то и распорядиться этими средствами надо по уму. Роскошь и богатство пока не для нашей страны. Начинать надо скромненько. Наши стрелки, к примеру, иномарок не берут для работы и не потому, что боятся светиться, покупают подержанные авто, просто деньги надо уметь считать. И вы не шикуйте. Чтобы научиться жить широко, надо время, и привыкнуть к такому не просто. Вернусь назад. Главное – кадры, мужики, это девяносто процентов успеха. Собирайте "белых ворон", они двигают прогресс, они двигают всё,- Сашка влез в мешок, поставил рядом бутылки на случай, если кто-то пожелает выпить и чтобы не вставать.- Раньше система таких людей выбраковывала, а вы теперь собирайте их, ищите их повсюду и тяните в дело. Да, собственно, их тянуть-то и не надо, они сами готовы к этому.

– Меня лично одно беспокоит,- произнёс Гунько задумчиво.- Не слишком ли мы привлечём внимание к себе средствами из-за границы. Мы ведь не простые люди. Нас ГРУ в оборот возьмёт и довольно серьёзно. Коллеги Павловича, но из той конторки залезут и не слезут.

– Если вы дадите,- сказал ему Сашка,- им повод к тому. Своих бить, я вижу, вы не очень хотите. И правильно, не надо. Тогда сидите и жуйте дерьмо.

– Вы не обижайтесь, Александр, Ефимович правильно говорит. Не хотелось бы со своими сходиться в драке,- Потапов взял удар на себя.- Мы ведь со многими личные контакты имеем, с некоторыми учились вместе, служили, опять же, одни ведь дела делали. Они мужики нормальные, но приказ получат и уберут нас в момент. Мне лично выхода из такой ситуации, попади мы в неё, не видно, но можно ведь как-то тихо обойти эту преграду.

– Вы, мужики, как дети, ей-богу,- Сашка был и рад, и не рад, что Гунько поднял этот вопрос.- Я ж вам разве спокойную жизнь предлагаю? Нет. Наоборот. Да, придётся и с ГРУ дело иметь, только не с теми, кто там сейчас бал правит, а с другими, теми, кого Борис там посадит. И они жить мирно не дадут. Если вы боитесь, то не лезьте в это, оставьте другим. Или-или, так стоит вопрос, третьего не дано. Риска попасть на крючок бояться не надо, потому что вы собираетесь не на прогулку, а на самую настоящую войну. Войну до смерти.

– Хватил ты, Ефимович, малость. Ни хрена они ни тебе, ни мне, ни Валерию не сделают,- Панфилов усмехнулся.

– Зря вы, Сергей Петрович, всё серьёзно весьма,- не поддержал Панфилова в его ответе Сашка.- Балансировать придётся на грани. Средство не дать себя сожрать есть только одно – информация. Понятное дело, собирать на друзей нехорошо, но придётся. На саму контору они не попрутся и налёта предпринимать не станут, но выстрелить могут. Если не сможете сами совладать с этой силой, соберёмся толпой и вальнём на них общим штурмом так, чтобы разнести вдребезги. Последнее – шутка. Гарантия невмешательства в свои дела – вес, который необходимо набрать быстро. Я пятнадцать лет этот вес собирал, где мог, по крохам, накапливал, как жид, пряча в глиняный глэчик, а вам проще. Вы уже теперь при определённой массе, когда соберётесь вместе – это будет совсем тоннаж приличный, плюс дело, которое закрутите.

– Вы стратег, батенька,- Панфилов протянул свою кружку, Гунько разливал водку.- Я при любых условиях буду делать это дело, не могу сидеть в стороне. Четыре месяца, как пёс на цепи, шастаю по кабинету из угла в угол. У Белого дома в дни событий просидел у костерка с простыми людьми рядом, записался в отряд народной обороны рядовым,- он хохотнул.- Мои домашние с ног сбились, куда мол делся, а я двое суток пробыл там, наслушался всякого, пропах дымом, дешёвым вином, пришёл домой грязный, небритый и говорю: "Всё, домочадцы, ухожу в монастырь, приму обет и забреюсь в монахи",- все пустились смеяться, а Панфилов остался серьёзным и продолжил, не обращая внимания на хохот:- Может взять в аренду монастырь, пока власть всё церкви не вернула? У меня есть надёжный митрополит в друзьях, он оформит мне сан и настоятельство?

– Гениальная мысль,- похвалил Гунько.- Настоятель и братья с гранатомётами.

– Без меня, волки, пьёте,- пробормотал проснувшийся Евстефеев.- Обижаете.

– Павлович,- Сашка подал ему кружку.- Мы вам доливаем, так что уже полная.

– А что!- сказал Евстефеев.- Крепостишко монастырское многое от глаз посторонних может скрыть. Подвалы, опять же.

– Ага, Соловецкие казема…,- Гунько поперхнулся.

– Фу на тебя, типун тебе на язык, Ефимович, аж сам от страха подавился,- Евстефеев сделал два огромных глотка и, выдохнув воздух, объявил:- Дадим такое в прессе: "Все бывшие комитетчики, грушники и прочие в звании лейтенанта и выше приглашаются для проживания на полном братском пансионе и совместной деятельности в монастырь Оптина пустынь".

– Для составления братского рыцарского ордена,- добавил Гунько.- Знаешь, Павлович, сколько ты там рож увидишь? Весь старый состав ЦК и Политбюро слетится, они хоть одной ногой уже в могиле, но нос по ветру держат, черти нюхастые.

– Старый состав списывать не стоит раньше времени. Вон, Ельцин запретил указом компартию, а она жива и будет жить. Руцкой был против такого запрета и имел нелицеприятную беседу с Борисом, на которой они повздорили. Борьку ведь не переспоришь. Сашка Руцкой, прав безусловно, что можно запретить и привлечь к ответственности тех деятелей, кто причастен к ГКЧП, но простых партийцев трогать не моги, если они хотят иметь свою партию, лишать их такого права ты не могёшь. Тоже мне, Понтий Пилат выискался. Все запреты от бессилия,- произнёс Евстефеев, допив свою водку.

– Они скучкуются обязательно. У них чувство стаи сильное, в гены заложено,- подчеркнул Панфилов.

– Мужики,- прервал начавшееся обсуждение Сашка.- Вы на личности не переходите. Весовых категорий не вводите. Время покажет, кто и что может. Вернёмся обратно. Вот Геннадий Фёдорович, так думаю, варит науку в каком-то НИИ, не важно – каком, так как всем им обрезание по линии финансов сделают обязательно. Значит, надо его вместе с программой оттаскивать в сторону от государства, создать условия для работы.

– Меня тащить нельзя,- отозвался Курский.- Я хоть и сижу в гражданском НИИ, но тема моя секретная. Не выпустят.

– На новом месте у вас права продолжать работу над темой никто забрать не сможет. Там вы увольняйтесь и привет. Для этого надо здание, оборудование, охрану надёжную и только. Брать со старого места работы ничего не надо, ведь необходимое у вас в голове. Прежних сотрудников тоже желательно не приглашать, лучше со стороны позвать. По поводу "не отпустят" вы не беспокойтесь – отпустят, не за границу же вы едите, тут остаётесь. Ваши разработки мы готовы будем патентовать по всем законам мирового рынка на этот товар. Кое-что продать поможем и сами, конечно, что-то купим обязательно, вы же получите в своё распоряжение средства, будете ими распоряжаться по своему усмотрению,- предложил Сашка.

– Так я же, в основном, в области теории кропаю, что можно получить с теории, не смешите меня,- ответил Курский.

– О, Господи! Да будь вы практик – я бы с вами говорить не стал, не то что предлагать что-то. Вы куйте теорию, а практику мы сами сделаем. Под теорию мы дадим вам такой объём информации несметный, даже то, что в мире тайно запатентовано, получите. Причём, это можете спокойно использовать в вашей работе. Для примера: производство авторезины грязное и громоздкое, очень энергоёмкое. Наш завод стоит в центре Европы и делает все виды скатов. Рабочие ходят в белых халатах, как врачи. Энергоёмкость в четыре раза ниже мировой, качество выше в два раза, гибкость технологических линий такова, что любую покрышку пускают в поток в течение суток. Именно это даёт сверхприбыль, потому что применили и увязали новейшие достижения науки на практике. Для этого взяли в наглую то, что уже было кем-то наработано на западе, кое-что есть там и отсюда,- Сашка выставил большой палец.- Можно брать из этой мировой копилки не таясь и не платя, ибо счёта из суда за использование чьих-то патентов никто не пришлёт.

– Это ведь контрабанда чистой воды!- упрямился Курский.

– Да вам-то что до этого! Если я вам свод международных законов пришлю, вы сто лет его только изучать будете, это пятьсот томов такой казуистики, которую и понять-то невозможно,- Сашка не врал.- Ни Союз, ни Россия в их разработке участия не принимали и не подписывали. Тайвань клепает и продаёт под видом японской и южнокорейской марками почти всё, при том, что к качеству, порой, нет претензий. Да, страдают концерны, которые недополучают прибыль. Бороться можно только одним способом: быстрый выпуск новой продукции в большом количестве, так как уже через год на рынок поступает такая же, но подпольно сделанная продукция. Швейцарские часовщики покупают в Советском Союзе механизм, вставляют его в свой оклад и толкают, как своё, под своим торговым знаком. Тайвань тоже берёт в Союзе этот же механизм, делает часы с маркой швейцарской, не имея на то ни лицензии, ни патента. Так мир устроен. И ещё, уважаемый Геннадий Фёдорович, я для точности приведу вам цифры: мир должен за использования разработок "советским Кулибиным" триллион долларов, но платить не станет, вы не сможете доказать, что это ваше.

– Я вас понял. Лучше здесь произвести, чем там у них закупать. Только надо наше сырьё подогнать по качеству под их оборудование и технологии,- кивнул Курский.

– Всего-то! Лучше даже, если качество будет выше, чем на их изделиях. Наши ребята нашли в Азии – не скажу, в какой стране – мастерскую, где собирали немецкие "Мерседесы" почти из всего своего. До двух тысяч в год. Так металл корпуса был у них по качеству в два раза лучше стандартного германского. Мои спросили зачем, а те ответили, что у них влажность большая, и продлевая срок жизни автомобиля, они увеличивали цену.

– Оригинально. И овчинка стоит выделки?- спросил Геннадий.

– Стоит. Даже очередь есть на их продукцию. Собирают не потоком, вручную, значит качество хорошее. Стоимость в два раза больше, чем у немцев. Агенты мерседесовские купили тайно у этой фирмочки пару машин, доставили на свой завод, обследовали и провели испытания. Многое для себя почерпнули и пришли к выводу, что нет смысла возбуждать уголовное дело. Качество оказалось выше, чем у них. Так и живут – одни машины клепают и не кусаются,- Сашка улыбнулся.

– А вы что-то делаете в этом направлении?- спросил Гунько.

– Наши делают компьютеры – внешний вид аналогичен выпускаемым электронными концернами мира, там, кстати, сейчас жуткая кооперация, только у наших начинка своя, но более простая, однако, обеспечивающая качественную работу и имеющая лучшее приспособление к нашим электрическим сетям. Многое делают, но я этим не интересуюсь особо,- Сашка пожал плечами.

– Концерны могут поймать и наказать сами?- не отставал с вопросами Гунько.

– Случаются и стычки, но против нас никто не рыпается, потому что им собственные слабости не дают. Они сборку делают с колёс, получая комплектующие отовсюду, говорил ведь уже, кооперация мощнейшая, а остановить главный конвейер просто в техническом исполнении. Делаем им три-четыре таких сбоя, и они перестают давить, садимся за стол переговоров, полюбовно так, и всё разрешается тихо и мирно. На переговоры они, кстати, приходят только тогда, когда знают, с кем имеют дело, предпочитая не рисковать, но если выясняется, что слабак хочет их надуть, спускают с цепи полицию, судебные органы и всё, что можно применить, идёт в ход. Все фирмы конкуренты следят друг за другом тщательно, есть даже такой фактик: нельзя иметь на складах комплектующих больше, чем необходимо на двое суток работы. Это своеобразная гарантия, когда каждая из сторон даёт другой некую правность в превосходстве. Мы выяснили, как между ними всё происходит, и обнаружили бреши. У "Филипс" заказываем корпуса под "Сони", и они охотно делают, прекрасно при этом понимая, для чего они нужны. У "Сони" покупаем ряд схем под знаком "ГолдСтар", и те тоже в курсе для чего, и так по цепочке. Цена такого заказа ниже на двадцать процентов, чем если бы мы заказывали их собственные корпуса и схемы.

– Они сойдутся и, объединившись, вам морду набьют,- заверил Сашку Гунько.

– А мы им заводики спалим дотла,- отреагировал Сашка.

– Они тогда весь мир против вас настроят, ведь средства массовой информации у них под контролем,- упорствовал Гунько.

– Этим тоже умоем мордашки,- не отступал Сашка.

– Они к военным обратятся, в конце концов,- настаивал Гунько.

– Мощь военная огромна, мы не потянем, но до армий дело не дойдёт. Воевать им, армиям, не с кем, нас ведь горстка. Они часто обращаются к нам за помощью. Вот помните, в Москве весной склад сгорел, доверху набитый компьютерами IBM. Там поджог явный был. Через нашу липовую дилерскую фирму, IBM пытался сбыть в Союзе залежалый товар да ещё с техническим браком. Контракт, естественно, не страховался. Убытки большие. Они сами искали, но найти не смогли, пришли к нам за помощью. Мы выяснили, что это мужик-одиночка им "петуха" пустил. Он деньгу собирал на компьютер долгих два года, купил, а он возьми и сломайся на второй день. Мужик – в фирму, а там наши барыги мордатые послали его ко всем чертям и не его одного. Мы этого мужика – он, кстати, по делу их спалил, товар с браком на рынок не пхают нигде в мире, а только у нас, за такие проделки наказывают строго союзы потребителей, замордуют штрафами и исками – да, так мы этого мужика светить не стали, дали ему премию солидную, он сам программист, и вручили наш подпольно собранный компьютер. Он нашим сказал так: "Спасибо, ребята, если надо ещё где-то жечь – зовите, не стесняйтесь, меня цена устраивает".

– Индивидуальный терроризм,- определил Гунько.

– Формулировка точная,- согласился Сашка.- Поступил он нормально, как же иначе. Его ведь надули козлы прилично: сами на Канары, а ему – пальцы соси и опять подрабатывай ещё на один. Нет уж, господа хорошие. Баш на баш. Я именно за такие действия граждан, пока им не дадут других гарантий. Скоро это будет происходить повсеместно.

– Хорошего в том что?- Евстефееву это не нравилось.

– А плохого? Того, кто мне товар некачественный продаст и не захочет обменять, я сожгу тоже. Если он станет тянуть в подписку кого-то, пущу в расход всех безжалостно,- ответил Сашка. Он и в самом деле так поступал, справедливо считая, что если он не гонит на рынок дерьмовый товар, это не должен делать никто.

– Если все так, как вы, поступать станут, мы останемся без товара и без продавца,- усмехнулся Гунько.

– Сегодня продавец берёт на реализацию товар у всех подряд, как правило, не спрашивая наличие сертификата, что означает отсутствие гарантии замены в случае поломки. Кроме того, товар идёт через десятки посредников, но платит, в конечном итоге, покупатель, и расплачивается он один за все огрехи, а в наваре всегда те, кто и так ничем не рискует,- сказал Сашка.

– Что в торговле бардак – верно,- согласился Панфилов.- Это от бессилия власти, она прямо попустительствует торгашам. Да и как не попустительствовать, если торговля власть кормит.

– Кормит, положим, не торговля, а трудяги. Это они пока ещё производят продукцию, на продаже которой жируют и торгаши, и власть,- уточнил Гунько.- Труженику достаётся куцая пенсия и хреновое медицинское обслуживание.

– Уговорил, уговорил. Но мы снова отвлеклись. Так значит, будем иглы делать как бы побочно, а главное, кадры подбирать,- Панфилов положил руки поверх спального мешка.- Необычно как-то. Я себя в любой роли мог представить, но такой!?

– Свыкнитесь,- заверил Сашка.

– Да я понимаю всё…только тяжко это на старости лет… уж перемена больно велика,- стал сомневаться Панфилов.- Ведь я – человек из другой системы ценностей, да и психология… она вещь такая дурная…невидимо-капризная. Захочет, будет привыкать, но может и заартачиться.

– Новую систему ценностей вам придётся теперь определять самим, держать курс на чьи-то, проигрыш. Должны они с целью – а это построение сильной державы – быть одним целым, ну, по крайней мере, не расходиться далеко,- сделал определение будущей позиции Сашка.

– Всё же, всего, что вы, например, делаете в своей клановой системе, мы не вытянем,- сказал Панфилов, качая головой.

– Слепо копировать вам никто не предлагает, да и не дадим мы вам всю систему, переварить не сможете действительно. Свой путь вы выбираете для себя сами, без нашей помощи и назиданий. Даже если вы в будущем станете нам врагами и нас одолеете, отлично, мы и к такому повороту готовы. Жить должен сильный, умный, слабенький обязан уйти в сторону с этой дороги,- Сашка не врал, "клан" никогда не боялся, что его кто-то утрёт, такое понятие вообще было чуждо всем, состоявшим в нём.

– До этого, как до Луны раком. Хорошо, что вы честно даёте понять – истина доступна всем, каждый имеет право к ней стремиться,- произнёс Панфилов, которому Александр нравился всё больше и больше.- Только мы к вам пришли не как к будущему врагу или конкуренту, а как к человеку, который способен помочь нам осознать, кто мы всё-таки есть и что можем.

– Мы готовы помогать всем, стоящим на разумной позиции и способным воплощать в жизнь цели. С болтунами встречаться, сами знаете, ни к чему. А помогаем вот почему: любой разумный исход для России нас устраивает как нельзя лучше. При нормальных условиях наши люди могут себя реализовать полнее, есть возможность достичь общей цели,- Сашка задумался.

– Значит, наша обоюдная адресность на этом этапе – необходимость? Нет, конечно, в первую очередь – нам,- Панфилов потёр переносицу.- Я согласен, звоните Скоблеву, договаривайтесь о части здания. Чего время тянуть.

Сашка вытянул телефонную трубку и набрал номер. Ответили мгновенно.

– Анатолий Давыдович, утро вам доброе!- поздоровался Сашка и, выслушав ответ, продолжил:- Ну, хрен с ним, коль ночь и дождь. Я вам звоню вот по какому делу. У вас часть здания пустует, какие вы имеете на него планы?- Скоблев буркнул, что никаких.-Хорошо, что никаких. А друзей-конкурентов выручите?- Смотря, мол, каких, ответил Скоблев.- Каких?- переспросил Сашка и сказал:- Имя Сергея Сергеевича Панфилова вам известно, вот ему и надо. Я ходатайствую по своей инициативе,- после этой фразы Сашка долго слушал и потом передал трубку Панфилову, сопроводив словами:- Сам говорить хочет.

– Приветствую, Анатолий Давыдович!- только и вымолвил Панфилов, оказавшись в роли слушателя. О чём ему говорил Скоблев, оставалось только догадываться. Так продолжалось минут двадцать, пока он не получил право говорить.- Условия нам вполне подходят,- сказал он.- Ты, Давыдович, не сомневайся, мы тебе не помешаем и не стесним. А в твои дела нос совать не будем, о том слово тебе даю, мы ведь частные теперь лица. Про подрядчика на ремонт условимся, нам "жучков" самим не надо. Значит, договорились. Извини, что ночью тебя подняли,- он замолчал, слушая, и с улыбкой сказал:- Ах, ты по профилю, понял. Ну, добро. Спасибо.

Панфилов вернул трубку Сашке, который отключился, прежде проверив, идёт ли сигнал разъединения по линии.

– Отдаёт половину здания,- уведомил всех присутствующих Панфилов.- Но не в аренду, а совсем. Продаёт, но с условием, что мы ему на четвертинке оплатим ремонт, только без "жучков". Обязательность в раздельных входах ещё требуется. По-моему, неплохо. Александр, как?

– У него выхода нет. Мосгоримущество ему мозги проело – он обещал сделать реконструкцию и привести в порядок всё это здание, но тянет, как принято в старой системе ценностей. Одним словом, затеял долгострой. Коммерсант хренов,- Сашка налил себе водки.- Ему тоже тяжело, Сергей Петрович, что и вас ждёт.

– Обкатаемся. Не Боги горшки обжигают. Научимся. Вы мне скажите, как быстро открыть дело?- и почему-то посмотрел на Гунько, хоть вопрос его был адресован Сашке.

– Это не ко мне. Я не сталкивался доселе,- ответил Гунько и пожал плечами.

– Разъяснения я вам дам бесплатные,- с улыбкой сказал Сашка.- По приезде в Москву идёте к Скоблеву, который имеет большой опыт регистрации, так что в три дня сделаете. А это: уставные документы, открытие счёта, регистрация и печать. Что и есть минимальный необходимый набор. Чтобы всё это начать осуществлять, надо иметь на руках договор о передаче им вам в собственность части здания. Продажей ли, в аренду ли, не суть важно. Открываете счёт, и мы вам на него переводим средства, тоже по договору. Дальше нанимаете подрядчика для проведения ремонта и держите его всё время впереди себя, не давая повернуться куда-то на сторону, для чего бьёте его время от времени по мягкому месту. Пока идёт ремонт, вы обязаны набрать людей в охрану, приобрести транспорт и подыскать складские помещения для временного хранения грузов, которые мы начнём перебрасывать вам незамедлительно с момента вашей регистрации. Это в общих чертах.

– Что нам регистрировать?- спросил Панфилов.

– Моё мнение такое: институт,- ответил Сашка.- Институт по исследованию проблем адаптации военнослужащих в гражданскую жизнь,- он засмеялся и объяснил свой смех:- Это непроизвольно. Такое ощущение, что военнослужащие не живут в этой стране, а прибывают откуда-то с другой планеты, и кто-то должен их учить, как подтирать задницу. Простите, если обидел, так мысль навернулась на шестерню. Да, я продолжаю. Через институт открываете фонд помощи офицерам, увольняемым из вооружённых сил, и фирму по их переквалификации и обучению новым специальностям. При институте же – вы ведь на самофинансировании – закладываете завод, начинаете строить жильё и всё остальное. Потом можно будет реорганизовать во что угодно: хоть в ассоциацию, хоть в концерн, хоть в хрен с редькой.

– Улавливаю так: фонд будет плодить малые предприятия и финансировать на первом этапе их деятельность, сюда же втискиваем КБ и лаборатории, которые уже у нас на подпольном финансировании?- определил Панфилов.

– А говорите, что не представляете себя в такой роли,- сказал Сашка.

– Значит, пока вписываюсь неплохо?- спросил Панфилов.

Ответил – спавший вроде – Левко:

– Как Баба Яга в ступу.

Взрывы смеха сотрясли ночь.

– Тогда уж кощей,- предложил Панфилов шутя.

– Какая, чёрт, разница,- ответил ему Левко, зевая.- И то, и то – нечисть.

– Вы и в самом деле – юмористы,- сказал Панфилов, совсем не обидевшись. Взял бутылку, налил себе и передал её другим, каждый наливал себе сам.- Пусть удача не отвернётся от нас,- произнёс он тост и выпил.

– Александр, конверсионную программу тоже можно в создаваемое втиснуть?- спросил Гунько, желая спихнуть с себя ношу, которая давила сильно.

– Да, конечно, надо переводить в институт, создав там технический отдел. Единственное, что не стоит помещать в создаваемую структуру – это торговлю оружием. Торговля оружием – дело тонкое и опасное, сидеть на нём не обязательно, а производить – тем более, самим, по крайней мере. Помогать кому-то его делать – да, необходимо, но самим – нет,- определил Сашка.

– Вопрос хочу задать,- начал Евстефеев.- Известную фирму АНТ вы прибили или нет?

– Мы,- ответил Сашка.- Узкий круг лиц хотел, пользуясь служебным положением, погреть руки на продаже оружия, и наши по этим жадным ручкам ударили. Конкурентов надо выводить на свет, особенно, когда это конкурент с личным интересом. Они ведь по ценам хотели толкать таким, которых в мире нет. Ещё сделки с продажей рублей мы засветили.

– По деньгам, что правда, на том конце сидели разведслужбы?- спросил Евстефеев.

– Да, ЦРУ планировал, только готовили всю операцию не их люди, подставные.

– Ущерб большой мог быть?- продолжал интересоваться Евстефеев.

– Как смотреть. Если брать низкие по сравнению с мировыми цены на сырьё, то миллиардов на триста долларов, правда, навар надо ещё уметь сделать, перевезти, нет, купить сначала, потом перевезти, продать. Механику рассказывать не буду, долго это. Но те, кто проталкивал эти сделки тут с нашей стороны, получали в случае успеха семь миллиардов долларов чистыми на свои счета в Европе. Согласитесь, что заработать за один час семь миллиардов долларов, слишком много и жирно для нескольких человек. Вот по задницам и дали.

– Мы с вами от них недалеко ушли,- намекнул Гунько на их участие в подпольной продаже оружия из западной группы войск.

– Ефимович,- сказал Сашка.- Вы что, эти деньги в свой карман положили? Нет. Вы их пропили? Нет. Купили себе виллы в Монако? Нет. Они ведь деньги эти в России осядут заводиками, жильём и прочим.

– Да я не хуй с пальцем равняю, я в смысле механики. Мы тем же путём шли, что и они. И наша прибыль, ясное дело, не в мой карман и не наш – народный,- оправдался Гунько.

– Принцип везде в мире один – умение договориться. Вся прибыль получается не от разницы цен, а от взаимной выгоды, где ты свою проморгать можешь только в случае неправильных вложений, что собственно и произошло в нашей стране,- уточнил Сашка.-Прежние наши партнёры по торговле, имею в виду дружественные страны с коммунистическо-социалистической ориентацией были не хуже, чем замени мы их развитыми капиталистическими. Дело не в том. Просто на западе сидит не государственное лицо на этом, а конкретное физическое, у которого счёт в банке. Так что мы помогли стать миллионерами многим на западе людям. Ведь стать миллионером у них не просто, даже очень сложно. Зерно мы закупали последнее время миллионами тонн в США и Канаде не у государства, а у частника, где государство выступало в конечном этапе в роли посредника, нет не посредника, а гаранта по договору. Это у них называют умением работать. Если бы вы знали, какие коллизии происходили там, когда тут объявляли, что хотят купить тридцать миллионов тонн пшеницы? Такие гонки происходят, иногда до смертоубийства даже, в борьбе за заказы на поставку.

– Хитрая механика,- покачал Гунько головой.- А почему?

– Политика такая у нас. Мы продавали им дешёвое сырьё в огромных объёмах, надеясь сбить мировые цены, но они мигом отреагировали, увеличив количество посредников, что повышало цену до мировой, ну и, понятное дело, разница оседала в карманах у этих посредников. Нам они уже тогда толкали товар некачественный и с накрутками посреднических услуг. Фермеру выгодно выращивать зерновые, объёмы ведь приличные при их технологии обработки земли гребут и расходов меньше надо, чем при возделывании любой другой продукции. Вот фермеры и ассоциации фермеров дрались за эти поставки не на шутку.

– Александр, а с джинсами как? Наши покупали у них по 20 долларов, продавали по сто рублей, сотня же наших по курсу чёрного рынка тянула 14 долларов?- спросил Гунько.

– Про эти поставки, а их много было разных, по ассортименту имею в виду, механика была такая – дотационная, то есть. Доплату во внутренней торговле осуществляли из бюджета. Объяснять до мелочей не стану вам, надо финансы знать хорошо, чтобы понять как всё осуществляется,- ответил Сашка.

– Так чем оседлать мир? Каким способом?- допытывался Гунько.

– Научиться производить высококачественный товар не имеющий аналогов, а поскольку весь мир торгует на доллары, брать его и выгодно вкладывать, у них же. Например, скупать недвижимость, заводы, земельные участки, реки, озёра. Так поступают японцы, которым сейчас принадлежит треть выше мной перечисленного в США, 20 процентов в Европе и около сорока в Азиатском регионе. Понятно надеюсь,- Сашка посмотрел на Гунько.

Тот кивнул и произнёс:

– Население Японии живёт, в основном, в маленьких курятничках, а средства – скупать вне страны – имеет.

– Да, основная часть населения ютится в домиках, которые можно назвать курятничками,- подтвердил Сашка.

– Значит не пропаганда,- выдохнул Гунько.

– Они возвели эту малогабаритность в ранг национальной принадлежности, обыденности, мол так было из покон веков. Подход гениальный. Земля у них дорогая очень, мало её. Отдай наши им Курилы и половину Сахалина, там бы через пяток лет расселилось миллионов тридцать японцев. А у нас там сколько живёт?

– Чёрт его знает,- ответил Гунько.

– Статистику населения надо знать, Ефимович, хорошо. Сахалинская область имеет: 87,1 тыс.кв.км. и 700 тыс. населения. Япония: 372 тыс.кв.км. и 130 миллионов человек,- привёл данные Сашка.

– Бориска профукает и Сахалин, и Курилы,- высказал предположение Евстефеев.- Потом снова за них воевать станем.

– Не должон,- буркнул Панфилов.

– Кто его знает. Хотя парламент ведь есть и съезд, которые ратифицируют договора, эти могут не дать,- сказал Гунько.

– Срать он хотел на съезд и парламент. Он народный избранник и под эту дудку будет делать всё, что хочет, стуча себя в грудь,- убеждал Евстефеев.

– Да ты, Павлович, уже готов,- определил Панфилов, смеясь.

– Точно, готов. Пьян и спать хочу,- ответил Евстефеев.- Давно не перебирал, а тут кружку врезал и спёкся. Случается.

– Cпи тогда,- предложил ему Панфилов.- А то совсем раскиснешь.

– Уже сплю,- буркнул тот в ответ, ворочаясь, укрывшись с головой.- Совсем развезло.

– Александр,- Панфилов чуть вылез из мешка, разгорелся костёр и стало жарко.- Вы нам помогли основательно, что мы можем сделать для вас, вашего дела. Долг платежом красен, но без продажи секретов, ясное дело и предательства.

– Нам, Сергей Петрович, пока помощи не надо. Мы полностью автономны в своих действиях. Своих сил хватает. От вашего предложения не отказываемся, чем чёрт не шутит, случиться может всё. При необходимости обязательно воспользуемся,- ответил Сашка. Клану и в самом деле помощь была не нужна. Система, в которой он жил и работал не требовала, а порой исключала любую поддержку со стороны и честно говоря, ему не хотелось плотно увязываться с кем бы то ни было.

– Выражаясь старой партийной терминологией: "Добро не дал, но согласился по существу",- констатировал Панфилов.

– Примерно так,- сказал Сашка, а для себя отметил, что в лексиконе партии есть выражения точно подходящие по смыслу к определённым ситуациям.- По части финансов мы с вами будет вплотную работать легально. А вот в части нелегальной нам сводиться нельзя и это необходимость для обеих сторон.

– Конечно, нас ведь за такую связь во всех смертных грехах обвинят, дохлых собак повесят при случае,- согласился Панфилов.

– Через легальный наш договор мы сделать сможем гораздо больше, чем по линии тёмных дел. Вот мы организуем курсы для офицеров ваших в Швейцарии. Полсотни человек на три месяца это двести в год. Обучим банковскому делу, торговле, маркетингу и многому остальному,- стал перечислять Сашка.- И на курсы, что вы тут организуете, пришлём вам специалистов. Сложнее с оперативными Валерия Игоревича. Их надо сохранить обязательно, но при этом переквалифицировать и переобучить основательно. То, чем они владеют сейчас в практике, уже не понадобится, их умение пройденный этап. Как это сделать я не знаю, но думаю над этим. Тяжёлая это проблема. Психологическая. Мне надо проконсультироваться с нашими, вариантов много можно предложить и уже сейчас я склоняюсь к тому, что с каждым придётся работать индивидуально, потому что, когда обучение идёт скопом, кто-то теряет интерес, а стало быть, выбывает из общего дела. Может на первом этапе школу открыть, в которой бы они преподавали, скажем точнее, готовили охранников и телохранителей для коммерческих структур. Во-первых, это надо делать и лучше делать на том уровне, которым владеют ваши люди, заведомо вкладывая этим коммерсантам устаревшие основы. Во-вторых, телохранители, как правило, выполняют потом в своих структурах и мокрую, грязную работу, а такая школа даст возможность их всех иметь в поле зрения.

– Дельная мысль,- Панфилов глянул на молча сидящего Потапова.- Что, Игоревич?

– За начальную ступеньку если брать, то я – за. Ведь через такую школу мы не решим всех проблем, особенно жилищной,- Потапов имел желание решить вопрос будущего с Сашкой отдельно, один на один, и не потому, что не хотел лезть в общий котёл, а по причине иной. Он надеялся, что его ребята для Сашкиного дела более необходимы, что даёт точки соприкосновения. Ещё Потапов хотел прогнать своих людей через систему подготовки принятой в Сашкином клане, слишком уж уровень их подготовки был огромным и упускать возможности такой было нельзя.

– Да ты, Игоревич, никак сам играть хочешь,- подметил нерешительность Потапова Гунько.

– Совсем нет. Ефимович, вы ведь не с неба упали. Вот мои ребята придут в охрану общего дела, рассядутся по креслам, ожиреют ведь. И потом, профессионал должен иметь постоянное соприкосновение с реальным опасным делом. На макетах всего не создашь, а тех, кто осядет в реальном процессе строительства, потом в операции нельзя будет для участия привлекать. Падёт тень на институт. Вот я про что,- вывернулся Потапов от претензий Гунько.

– Правильно толкует,- поддержал Потапова Панфилов.- Александр, вы как с этим работаете?- обратился он к Сашке.

– Чего в избытке у нас, так оперативной работы. Мы ведь в окопах на передовой, стрелки то есть. Опасность ежедневная в глазки смотрит, только у нас свой уровень каждый поддерживает сам,- ответил Сашка.- Даже нет контроля никакого.

– Это как?- приободрился Гунько.- Не экзаменуете?

– Что вы, на это нет времени. Просто встречаются двое, заранее договорившись, и ловят друг друга, хоть в городе, хоть в лесу. Задача одна: найти и убить,- Сашка цокнул языком имитируя выстрел.

– Не натурально ведь стреляют,- произнёс Гунько, будучи уверенным, что Сашка ответит положительно, но тот сказал:

– Натурально, без подвоха. Одеваются в рубашки непробиваемые и защитные маски, а стреляют боевыми, только специальными, более слабенькими. Иногда используют наган для этого, у него ведь самая слабая убойность.

– Больно ведь!- передёрнул плечами Гунько.

– Бывает не только больно. Я год назад с Левко играл в войну и он мне так попал, что в двух местах кость руки лопнула. Мы в голову не целим, а то череп расколется. Вообще-то начинаем со слабенького заряда, от которого только чешется, в дальнейшем усиливаем. Жух с Максимом сюда в сектор шли из разных мест и устроили охоту друг на друга. Жух, кто выиграл?

– Максим,- Жух почесал бок.- До сих пор болит, синяк солидный. Мы боевыми зарядами били, но с легковесными пулями.

– Вот так и играют. Кто более рисковый и у кого со стрельбой всё в норме, боевыми садят в друг дружку, но это редкость. Смертельных случаев нет, правда. Другого способа поддерживать хорошую форму мы изобрести пока не смогли. Мы – не роботы, обычные люди и прежде, чем с предполагаемым противником сразиться, собираем информацию, изучаем его досконально и только потом действуем. Наобум не работаем. Уголовную среду не считаем – там пускаем в ход оружие без промедления из-за примитивного уровня мышления у этой категории граждан, ведь старые грамотные авторитеты сбежали из страны под натиском молодых и тупых субъектов, теперь улаживать конфликты лучше пулей. Пример. Еду в пригородной электричке и наблюдаю, как шестеро грабят в открытую пассажиров. Люди молчат – кому хочется за не отданную десятку иметь вспоротый живот или бок проколотый? Дошла очередь и до меня. Спокойно всех расстреливаю в упор и прыгаю с поезда в ночь,-Сашка вздохнул глубоко.- Так примерно действуют все наши.

– Убивать обязательно?- спросил Потапов.

– А вы считаете, что надо драться с шестью в узком вагоне? Можно ранить, конечно, одного – двух, но я считаю это лишним. Люди, которые рядом едут, твоего портрета уже нарисовать не смогут, да это, впрочем, никого из нас не очень-то и беспокоит, в случае если ты убиваешь. А если драка или ранение – то обязательно вспомнят. Психология. Стреляешь ведь мгновенно – три секунды и тебя уже нет. А количество убитых мне лично не давит: трое это или десяток – какая разница. Что вам объяснять,- Сашка потянулся и продолжил:- Пусть лучше они в могиле лежат. Набитые морды и простреленные руки их, как правило, с пути этого не отворачивают, наоборот, становятся они ещё больше дерзкими и наглыми.

– Жестоко,- определил Панфилов.

– В цацки-пецки пусть они играют с милицией, мне не досуг,- Сашка выматерился.- Они ведь не банк коммерческий бомбят, не бизнесмена грабят – простого трудягу, который с работы домой к детям едет. Таких сволочей мне не жалко.

– Получается, что у вас одна степень наказания, как в годы Сталина – смерть. Это в отношении не своих. А у себя вы наказываете?- спросил Гунько, который был категорическим противником убийств.

– Во внутреннюю систему взаимоотношений посвятить не могу. Вот вы говорите – смерть. Ну, а что ещё? Сейчас скажете мне, что при определении критериев поступка надо многое учитывать. Так мы судебных функций на себя не брали, нам их тоже не поручал выполнять никто. Мы с вами, Ефимович, из разных эпох и разных сословий, и если мы вас понять ещё способны, то вы нас – нет. У нас степень свободы такая огромная, что наличие государства со всеми присущими ему атрибутами власти нас не волнует. Мы живём вне его закона. Хотя, если подходить со стороны абсолютной свободы, вы – более свободны, чем мы. Потому что в государстве, где есть законы, но их не соблюдают все, от президента до простого смертного, степень свободы выше, чем там – пусть, как в нашем случае, закрытой "клановой семье",- где соблюдается неукоснительно своя законность. Так скажите, почему мы, не живущие по вашим законам, которые вы сами не исполняете, должны придерживаться каких-то правил? Убийство в стране, где нет закона, исполняющегося всеми от "а" до "я", преступлением являться не может.

– Так ведь вы не только в Союзе, где лагерный беспредел царит, убиваете, но и в других странах,- полез в спор Гунько.

– Ефимович, в других странах такие же пороки, как и у нас, только они тщательно завуалированы юридической словесной казуистикой. Вот Италия – одна из ведущих европейских держав, а убийство и преступление вообще – норма. Джентльменов нынче сыскать так же сложно, как дикие племена, живущие в каменном веке. То, что вы затронули,- вечная и глобальная проблема. Где добро и где начинается зло, и чего больше – трудно порой определить, но мы для себя это определили и не скорбим по поводу и без повода, работаем, строим, осваиваем.

– Законы придумывают люди и для людей же, и делают это во имя чьих-то интересов,- попытался обобщить Панфилов, но те слова, которые произнёс ему не понравились, и он поморщился. Сашка увидел это и сказал:

– Всё в мире относительно. Не ищите, мужики, точных формулировок. Не сможете вы их вывести. Господство истины и точное определение правды отсутствует в нашем поганом мире. Человечество придумало деньги, и хорошо это или плохо, но они есть. Нет точки отсчёта в таком вопросе. Сплошной туман. Вот вопрос об отмене смертной казни в стране поставили деятели вроде мадам Старовойтовой. Предлог у таких недоучек один: раз во многих странах мира смертную казнь отменили, значит надо и нам так поступить, потому что это демократично. При этом пытаются подсунуть под это морально-этическую почву, а её нет в Союзе, хотя бы уже потому, что нам содержать в пожизненном заключении людей нет возможности – мы не так богаты, как на западе. И потом, кого не надо расстреливать? Некто насиловал и убивал маленьких детей. Это ему, что ль, надо дать пожизненное? Если бы мадам Старовойтову трахнуло хором человек двадцать, я не думаю, чтобы она ратовала за отмену смертной казни.

– Закроем давайте тему о суете мира и покойниках,- предложил Панфилов.- Мы же не на конгрессе и не на симпозиуме научном, ёлки-моталки.

– Геннадий Фёдорович, а вы что молчите?- спросил Сашка.

– Впитываю, анализирую. Мне очень интересно. Если бы мне кто сказал, что это возможно – имею в виду наличие вашего клана и достижений в технологиях – двое суток назад, я бы тому в морду плюнул. Мурашки во мне, правда не бегают, я хоть и теоретик в большей части, но реалист по натуре. Принцип: зуб за зуб, око за око – мне чужд и я его не воспринимаю, считаю пережитком. Нет, у меня самого много раз было так в жизни, что готов был убить кого-то, разорвать, а вот не сделал. Не смог грань эту перейти. Сдерживало меня что-то. Сущность, видимо. Она ведь от воспитания в огромной мере зависит, которое, в свою очередь от системы ценностей принятой в обществе. Откуда в нас противоречия берутся – не знаю. Я понятно излагаю?

– Мне – да,- ответил Сашка, остальные промолчали.

– Я в поисках своих потому и полез во всю эту ахинею: гипноз, саморегуляции, йога, телепатия и прочее. Перечитал горы книг, а ответа не нашёл. Та скудная информация, которую я почерпнул о вас и вашем обществе, мне понимания не прибавила. Запутала ещё больше. Вы, я так полагаю, этот мучительный этап преодолели и довольно давно. Ясность у вас есть, как должно быть?

– Наверное, от сотворения человечество ищет что-то, устраивающее всех индивидуумов. Вам кажется, что необходим некий свод ценностей, присущий хотя бы большинству людей, но найти его не удалось. Взоры обращались в поисках этого согласия везде, и всё напрасно. И мы не достигли этой цели. Ни в теории, ни в практике. Я вам за сильную Россию тут толковал и о том, что продаём сырьё по демпинговым ценам, а стало быть, обворовываем свой народ и надо менять эти подходы. В то же время сознаю, что ископаемые – не собственность народов, проживающих на нашей территории, как впрочем, не есть нефть собственностью арабских шейхов потому, что всё имеющееся в мире – достояние всех людей. Это тоже противоречие, но не духовное, а материальное. Ой, вы бы в наших на эту тему дискуссиях поварились – с ума бы сошли. Одно точно знаю, как быть не должно. А как должно – вопрос,- Сашка развёл руки в стороны.

– Поэтому и сделали ставку на образование серьёзное?- спросил Курский.

– Ну, должен же кто-то вывести формулу, устраивающую всех. Тот, кто по узкому направлению идёт, не сможет этого сделать, и мы, вынуждено, гоним в своих ребятках объём знаний, но с упором на качество. Кстати, знания эти помогают и нам в нашем деле.

– Александр, я так понял, что вы в Тибете были много раз. Я спросил вашего Левко, но он меня к вам отослал. В Лхасе есть хранилище свитков и старинных книг, древних очень, девяносто процентов текстов которых до сих пор не расшифровано. Он сказал, что вы видели их. Что это вообще-то?

– Там много всего есть и не только в Лхасе. Горный этот район набит под завязку. Что вам ответить, вы их возрастом интересуетесь или содержанием?

– Да, собственно, и тем, и другим,- ответил Курский.

– В основном, с третьего века нашей эры. В них, правда, утверждается, что это переписанные с более ранних, но пришедших в негодность книг, только я не верю. Написаны иероглифами, многие из которых переводу не подлежат, утеряно их значение, а потом они переписывались многократно и не всегда достаточно грамотными писчиками. В основе были брахми, не исключено, что слоговое письмо, многие склоняются к тому, что ближе всего содержание к символическому качинскому письму, к такому варианту и я склоняюсь. А содержание самое обычное. Верования, описания окружающего мира, науки, поэзия, историческая событийность и прочее. Интересного там нет ничего.

– Вы знаете, как там перевести?

– Да, конечно. А вам сказали, что там написано на неизвестном языке?

– Знакомый один бывал, информация от него.

– Вернётесь, встретите, дайте от меня в морду, как говорят в Одессе. Оно ветхое очень, вот и весь секрет. Ох уж эти ушлые всезнайки, бестолковые болтуны. Они слухи распространяют, как старые бабки. Книги эти не публиковались потому, что не к чему. Я же вам говорю – интересного нет. В известной мере, местное тамошнее население подогревает интерес к Тибету, для получения выгод. Как ещё заманить туриста в такую глухомань? Только обманом не иначе.

– Всё, что связано с Тибетом, в моде.

– Разве что,- у Сашки блеснули глаза в усмешке.- Я там учился, но в отличие от тех, кто полученными там знаниями кичится, скажу вам прямо: пришёл туда пустой и ушёл пустой. Тибетская медицина – это обычная рецептура, такая, какой вас любая бабка в глухой русской деревеньке или татарской, не важно, вылечит. Всё остальное – сущие выдумки. Особенно про монастыри, сверх способности и боевые искусства.

– А вы где учились больно делать на расстоянии?

– Этого в литературе вы не найдёте никакой. Люди учили. Главное – это твой мир и способность понять и воспринимать. Тупому можно сто лет вдалбливать и прока не будет.

– Это конечно. Учили, значит, ваши?

– Наши.

– А у них откуда? Особенно этот болевой вариант?

– Это известно пять тысяч лет, не меньше. Геннадий Фёдорович, вы не ищите чудес, их нет.

– Не верю, что в Тибете нечего почерпнуть?

– Тибет – это особый тип людей. Аскетичный образ их жизни ставит в тупик приезжих. Интересна и религиозная обрядность, получившая распространение во втором веке нашей эры. Специфическая гимнастика тела, которую пытаются выдать за единоборства. Приезжает кто-то, поселяется в гостинице и посещает курсы, которых много расплодилось в последнее время, запасается литературой, сделанной порой небрежно и безграмотно, и вот вам готовый учитель восточных единоборств, наставляющий с телеэкрана, тыча пальцем в якобы диплом мастера-учителя. Алкаш ему в очереди даст по роже, он ответить не сможет, не то, что кого-то научить чему-то. Это я к слову. Боевые искусства перекочевали сейчас в юго-восточную Азию. Был я как-то на подпольном чемпионате по кунг-фу в тихом районе филиппинской столицы. Убогое зрелище. Таких чемпионатов проводится каждый год несколько тысяч. Среди участников есть отдельные личности, посвятившие себя этому, но и они не представляют из себя ничего страшного. Любое искусство – это понимание и разум, а если ты накачал бицепсы, но в голове твоей пусто, ты ещё до выхода на ринг проиграл. Мик, Ефимович вот знает, он ездил на такие соревнования. Ставил десять миллионов долларов тому, кто его победит, приехало трое знаменитостей, которым он по-русски морды расквасил и отъехал.

– Про боевые искусства я в курсе, что это ерундистика,- сказал Курский.

– Главное реклама, она ведь рассчитана на интерес людей к непознанному, тайному. Школы открывают, как правило, те, кто ничего не понимает в этом. Есть в некоторых монастырях программы обучения, но не боевым искусствам, а гимнастике, только пройти такую систему европеец не сможет.

– Почему?

– Она из этапов посвящения состоит, где каждый год ты должен подниматься на очередную ступень. Не сдал экзамен – опускаешься на одну ступень с той, на которой стоял. Кроме того, там ведь комплекс, включающий не только физические упражнения и трюки, там медицина, математика, физика, языки, всего не перечислю. И заниматься этим ты должен всю жизнь, если прервался хотя бы на месяц в занятиях – всё, начинаешь сначала. Вот мы навыки стрельбы стараемся заложить с детских лет и потом ежедневно в течение жизни надо обязательно стрелять, кроме этого система упражнений есть для зрения, слуха, мышц и нервных узлов рук.

– Мне ясно,- произнёс Курский.

– Исторические письменные наследия изучать надо, но искать в них истину не стоит. Они для себя писали, не для потомков, уже понимали в те далёкие тысячелетия назад, что у каждого времени свой особый менталитет,- вывел Сашка.

– Разве умного в них нет совсем ничего?- спросил Панфилов.

– В переложении на наше время есть, конечно, только за чистую монету брать нельзя. Как вы думаете, что бы написал Карл Маркс в конце нашего столетия, окажись он в наших рядах?

– Я думаю, перебрасывать не стоит,- ответил Панфилов.

– Вы сами себе ответили. Стало быть, брать за основу сработанное в прошлом не надо. Это не пасхальные яйца Фаберже и не картины ван Гога.

– Естественно,- отозвался Панфилов.- Со словом сложнее.

– Выходит только в целях познания надо их изучать?- спросил Курский.

– Когда кто-то ссылается на писанное греками, израильтянами, римлянами, вон – один даже на съезде новгородское вече вспомнил – меня тошнит. Такие ссылки – не показатель ума говорящего, как раз наоборот. У нас своя селяви, неподражаемая и её ни в какие рамки, тем более старые, не всунуть. Лопнут.

– Тогда последний вопрос. Чисто технический,- обратился Курский к Сашке.

– Задавайте.

– Вот пистолеты ваши сделаны из высокомолекулярной биопластмассы…

– Сейчас не делаем,- перебил его Сашка.

– Я не о том. Она ведь не берёт на себя тепло. Как вы решали отвод температуры из ствола?

– Мы делали две партии. В одной – с сеткой мелких отверстий. Это те, что под обычный патрон.

– Тот, что я исследовал, без отверстий.

– Это пистолет под специальный патрон. Ах, да! Мы же вам патроны не передавали,- Сашка достал свой ТТ, вынул обойму и быстро извлёк из неё патроны. Горстью протянул Курскому со словами:- Они в термоизоляционной обмазке.

Осмотрев, Курский спросил:

– Дорого стоит так покрывать?

– Не дёшево. После выстрела покрытие под воздействием температуры и давления разлетается в порошок, в невидимое облачко. Это вы хотели узнать?

– Да. Мне сам пистолет не позволили проверить на химический состав, показывали только данные, сделанные кем-то, но так понимаю, у этого вещества возможности применения огромны.

– Для сохранения тепла – да. В энергетике особенно,- подтвердил Сашка.- Можно гвозди делать и из золота – вечные будут.

– Нет, мне понятно, что дорого, но ведь всегда есть выход. К примеру, теплоотводы от ядерных реакторов.

– Мозговали мы об этом, но не решили пока всё-таки выпускать этого монстрика на свет.

– Но пистолеты продавали, и значит, уже работают в лабораториях мира над его получением.

– Безусловно. В поте лица пашут.

– Не боитесь, что обойдут?- спросил Курский.

– Могут. Только мы застраховались, подготовив ряд изделий в широком ассортименте из этого вещества. При любой развитии событий опередить себя не позволим.

– Так они ведь патентами оформят?

– Нет, этого не будет. Мы запатентовали уже давно, без технологической информации.

– Понятно,- Курский замолчал и потом продолжил:- А как вы хотите познакомить меня с вашими химиками?

– Сразу об этом надо и было спросить, а то кругами ходите почему-то.

– Привычка, доставшаяся от советской власти.

– Вы когда в очередной раз собираетесь в Европу?

– В ноябре конференция в Париже. Раньше нет ничего.

– Я конференций и симпозиумов не организую. Могу предложить только подпольную поездку по липовым документам.

– Я так никогда не перемещался.

– Тогда ждите парижских сборов. Наш человек вас отыщет и всё организует. Вы там доклад делаете?

– Нет, она всего три дня.

– Делегация большая будет?

– Человек семь.

– С сердцем у вас как?

– Нормально. А что?

– Болезнь есть какая-нибудь?

– О, Господи!- произнёс Курский и стукнул себя по лбу.- Только дошло. Язвенная есть, была вернее, резали семь лет назад.

– Вот и отлично. Организуем обострение, обследование и лечение в лучшем госпитале дней на двадцать.

– Юрий Ефимович,- обратился Курский к Гунько.- Подозрений не вызовет?

– Какие там подозрения,- Гунько ругнулся.- Вся элита за границей лечится.

– Я ведь не принадлежу к элите,- засомневался Курский.

– Не волнуйтесь,- заверил Сашка.- Мы всё устроим чисто. Официально, с билетом назад и визами, оплатой лечения и прочим. Конференция от какой организации?

– Химическое общество за мир и прогресс.

– Тогда без проблем. Это общество зарегистрировано по линии ЮНЕСКО, значит возьмут оплату на себя.

– Как-то неудобно,- воспротивился Курский.

– Да бросьте вы, все пользуются, оплата идёт от взносов, которые наша страна выплачивает регулярно,- урезонил его Сашка.

– Уговорили, согласен. Желание увидеть перевешивает.

– Вы, Геннадий Фёдорович, мораль оставьте дома, брать её с собой на запад не надо, не рекомендую. Они там всё имеют и в немалой степени от нашего интеллекта, а у вас и машины собственной, наверное, даже нет, не говорю о приличном жилье.

– Почему, квартира есть двухкомнатная, хватает. Мы с сыном живём вдвоём. И машина у меня есть, от отца осталась, "Победа". Конечно не "Мерседес", но бегает прилично.

– Всё равно.

– Не могу вам возражать из-за отсутствия аргументов.

– Я бы на месте правительства озолотил людей, делающих науку. В отличие от западных научных кадров, наши столпы в материальных вопросах – бессеребренники. Академиков не беру в учёт, ибо они гребут не стесняясь.

– Не все такие хапуги, как вы рисуете,- не согласился с Сашкой Курский.

– Тот, кто работает, не успевает лезть за благами, времени не хватает, да и отбрасывает он эту суетность вокруг льгот. А вот тот, кто рядом сидит, но в науке – ноль, тот только этим и занимается.

– С этим спорить не стану. Есть и у нас такие кандидаты наук и доктора. Формулы спирта не знают, но живут в центре Москвы в огромных апартаментах, раскатывают на "Вольво" последних моделей. Откуда они имеют – я не знаю, не интересовался. Наверное, они более практичны.

– Вы практичность понимаете не правильно. На западе имеет тот, кто делает дело. Тупой ни званий, ни должностей получить не может, а стало быть, доступ в материальное благополучие им закрыт. Это закон рынка.

– Из нас семерых, что поедут в Париж, только академик Туманов величина – остальные в науке – случайные люди и будут больше бегать по магазинам, скупая всё подряд, а не на симпозиуме сидеть.

– А дома перепродавать там купленное. Таким действительно не до науки,- добавил Сашка.

– Да где уж!- произнёс Курский, вздохнув.

– Такие на западе не очень нужны. Они, кстати, кормушку тут имеют, продают ведь секреты именно они. Я вам статистику приведу. Из почти трёх тысяч отправившихся за пределы страны в поисках лучшей доли учёных только сто девять устроились по специальности, остальные работают в ранге посудомоек, мусорщиков и так далее, одним словом, оказались там, где им и положено быть.

– Мне такая статистика неизвестна, но верю вам на слово.

– Это информация из отделов эмиграционных по линии государственной системы занятости, так как получивший работу снимается с дотационных выплат. Деньги на западе считают хорошо.

– Александр, чем ещё кроме науки, образования и техники, вы плотно занимаетесь? Это я из личного интереса,- Курский смутился своему вопросу.

– Добываем.

– Полезные ископаемые?

– Да. Только они не всегда полезные,- Сашка улыбнулся.- В основном, золото, камни драгоценные, редкоземельные немного.

– А наркотики?

– Этим нет. Прибыльно конечно, но хлопотно очень.

– С вашими технологиями и хлопотно?- не поверил Курский.

– Мы действительно можем мир завалить синтетическим зельем без цвета и запаха в течении года, продавая за гроши. Я, например, за легальное употребление, но в специально отведённых местах. Пусть приходит, уколется, сам не может – посадить там врача. Поверьте, что так меньше возни с самими наркоманами, а если сделать наркотики бесплатными, многие проблемы, стоящие в мире из-за них, сами собой пропадут. Знаете ведь, что запретный плод сладок. Только мировое сообщество пошло по пути борьбы с этим злом, а это большие расходы, чем легализация.

– Это глобальная проблема.

– Даже не проблема, а беда. Руки на боли, страдании, горе людском греют спецслужбы, банки, политики. Наркотики – огромная кормушка, от которой не хочет отказываться сообщество.

– А много синтетических производят?

– Варят, но не очень. Производить невыгодно. Расходы больше, чем при использовании натурального сырья: мака, конопли, листьев коки.

– Понятно.

– А вы что, имеете лекарство от этой беды?- спросил Сашка.

– Давно когда-то я занимался разработкой, но не получилось. Мозг странно устроен – вот все эти годы внутри вертелось, иногда всплывало.

– Не затребованный эффект возврата,- пояснил Сашка.

– Почему?

– Мозг стирает всегда лишнее, то, что почему-то не потребовалось. Мы ведь не умеем накапливать информацию правильно, да и всю вместить сложно. Вот мозг время от времени и выводит на поверхность что-то, как бы спрашивая: "поскольку этому не место в этом отделе, надо перевести в другой или стереть, если не нужно?" Я лично умею паковать и в любое время достаю, что мне необходимо.

– Особым способом и техникой специальной пользуетесь?

– Это всё на уровне понимания происходит. Меня этому научили с рождения и для меня всё само собой происходит.

– А обучение программой или направленностью?

– Системой обучения. У нас ведь в школе учат неправильно. Да, в общем-то, ребёнок уже в школу приходит с плохо поставленной системой восприятия, которую разрушают окончательно за десять лет обучения. Уже через месяц после выпускного вечера, вам каждый второй не сможет назвать элементарных математических формул, а через пять лет, это могут сделать только восемь процентов. Вот вспоминайте своё молодое отцовство: "смотри, смотри, дорогая, как он всё хватает мгновенно и запоминает слова". Ведь так?

– Не отрицаю, так,- ответил Курский.

– И это до четырёх лет продолжается, а потом куда-то исчезает. На самом деле, никуда оно не исчезает, просто с этого момента, то есть с четырёх, как правило за ребёнком уже перестают смотреть хорошо. Что за ним приглядывать и зачем им заниматься, если он уже сам ходит, сам может поесть, попить. Именно в этом возрасте и надо смотреть и закладывать, это та благодатная почва, которая как в Ветхом Завете: "Трудитесь, сейте, да и воздаст вам Господь". Мозг растёт и требует информации ежеминутно и неосознанно ребёнок вас закидывает вопросами, этими почемучками, а вы отмахиваетесь и кричите ему порой, чтобы шёл и не мешал маме и папе работать. "Иди лучше поиграй своими игрушками",- это стандартный ответ ребёнку. Дело в том, что в этом возрасте основа закладывается не зрением, а через слух. Многие начинают себя осознавать, что они есть, только в шесть, семь лет, бывают и исключения, и как правило там, в тех семьях, где есть бабушки, потому что бабушки возятся с внуками и внучками с момента, когда они начинают ходить, и, в основном, читают им сказки, рассказы, стихи. Я не Макаренко и не Сухомлинский, но скажу вам откровенно, что принятые на западе формы воспитания, когда ребёнка приучают спать в отдельной комнате с рождения, убивают в нём душу и талант.

– У нас на своих времени нет, а в масштабе страны и подавно,- произнёс Курский и посмотрел на Сашку.

– Плохо, но так получается, что у государства нет дела ни до кого. Ни до науки, ни до образования, ни до пенсионеров и ветеранов войны. А скупой платит дважды,- сказал Сашка.

– Трижды, а то и больше,- произнёс Курский.- А вы вкладываете от разумной достаточности?

– Да. Раньше мы держали тут, в этих местах, полмиллиона томов книг и хранили их у всех понемногу. Теперь техника позволила отказаться от этих тонн. Покупаем одну, закладываем в электронную библиотеку и через связь любой может запросить для себя. Кстати, это в нашей стране книга стоит копейки, а во всех остальных государствах мира цена кусается.

– Я, когда в первый раз поехал за рубеж, в Германию Западную, так удивлялся ценой книг. Думал, что при таких ценах простые люди совсем не читают,- Курский закатил глаза и помотал головой.

– Цена полученного знания оправдывает понесённые затраты многократно, но в будущем,- ответил Сашка, обобщая мысль Курского.- Там другая система ценностей. Чтобы получить знания, надо приложить максимум усилий, труда и средств. Дающееся на халяву, ценности не представляет. Бросовый продукт, помоечный.

– Мои родители были бедны и не помогали мне, когда я учился. Чтобы с голода не сдохнуть, я на станции грузчиком подрабатывал, где язву и нажил,- Курский усмехнулся и добавил:- Хорошо, что не грыжу.

– Мы тоже свой капитал кровавыми мозолями создавали и тратить впустую – не желаем. Больно уж цена большая плачена, чтоб прокутить или проиграть,- Сашка достал папиросу и, не разминая, прикурил.

– Я вот с вами поговорил и на душе отлегло. Нет, правда, вы не смейтесь,- сказал Курский, заметив, что Сашка смеётся.

– Я не тому о чём вы говорите.

– Наверное, спать пора? Время.

– Желательно,- кивнул Сашка.- Вам учёным не привыкать к ночным посиделкам.

– Все великие идеи в ночных стихийно возникающих диспутах рождаются у нас. Я ведь из поколения шестидесятников.

– Хорошее было время?- спросил Сашка.

– Для меня, да. Имел одни штаны, две рубашонки, штиблеты, пальтишко и раскладушку в общаге, но счастлив был безмерно оттого, что мне предстоит что-то великое сделать в мире, какие проекты роились в голове моей, если б вы знали, но всё растаяло, как дым. Помог Никита Сергеевич Хрущёв спуститься с небес на грешную землю, а потом Брежнев добавил окончательно, чтобы уже не взлетали,- Курский стал забираться глубже в спальный мешок.

– У меня, кроме пистолета, доставшегося в наследство и моих мозгов, больше ничего не было. Ни надежд, ни помыслов, весь путь я проделал сам в риске смертельном,- произнёс Сашка.-Всё сокровенное носил и ношу при себе, в тайге делиться не с кем.

– Боялись?- спросил Курский, застёгивая молнию. Все уже давно уснули и только они двое тихо беседовали.

– Смерти?

– Её.

– Не знаю даже. Когда с ней рядом живёшь, перестаёшь внимание обращать.

– И к этому можно значит привыкнуть. Ситуации, когда другой на вашем месте в ящик бы сыграл, были?

– Всяко было.

– Для меня это всё очень смутно и далёко. Скажите, а счастье хоть чуточку присутствует в том, что вы делаете?

– Какое счастье в том, что ты жив, а кто-то в могилу лёг. Когда сделку прокрутишь удачно, испытываешь определённое удовлетворение. Больше, пожалуй, нет.

– Тяжко без счастья.

– Наверное это, как любовь. Пока она есть – живёшь полнокровно, а ушла, всё – только существуешь.

– Давайте спать,- предложил Курский.- Спасибо вам за беседу.

Сашка встал, закатил большие чурки в угли костра и присел, молча наблюдая, как вспыхивают огоньки, охватывая кору и воспламеняя её. "Сгорает время,- подумал он.-Медленно". Вернулся и лёг.