Незаметно пройдя через охранные посты, Сашка пришёл на промысел своей "семьи" в самое тёмное время ночи. Народа было много. Часть отдыхала, завалившись у костров, другие работали на разделке леса для строительства домиков, часть долбила грунт в разведочной канаве. Ни с кем не говоря, Сашка устроился у одного из костров, достал свой спальный мешок и лёг.
Проснулся, когда солнце висело в развале сопок, освещая стоянку. Рядом на валуне сидел Патон, сильно поседевший, но такой же огромный и полный сил, несмотря на возраст. Заметив, что глаза у Сашки открылись, он заорал на всю округу ядрёным матом:
– Ох, Санька, бандюга ты несусветный! Сквозь посты ты могёшь просочиться – спора нет, а меня, старого битюга, хрен обведёшь вокруг пальца. Я тебя ещё ночью учуял, да будить не стал, больно уж ты загнанный был,- Патон вытянул Сашку из мешка и сдавил в объятиях, что есть сил.
– Всё, всё, Патон, сдаюсь. Не дави ты так, а то сломаешь ещё что, мне же топать надо,-взмолился Сашка.
К костру стали сходиться мужики, среди которых было много молодых Сашке незнакомых.
– Есть, значит, сила ещё,- отпуская Сашку, пробасил Патон.- А сломать тебе надо бы что-нибудь, чтобы придержать на два-три месячишка. А хоть бы и ногу,- Патон залился зычным смехом.- Сколь же мы с тобой не виделись? Годов семнадцать считай.
– Так ты ведь знал, где я, почто не наведался?- спросил Сашка.
– В такую даль тащиться – меня и калачом не заманишь, годы уже не те, не молодой, чай. Когортой вот другое дело. Хотел было на радарку сгонять в прошлую осень, как ты туда шастал, да мне запрет повесили, я ведь списался три года уж как. Ушёл в добычу. Не… Вообще-то на пенсию, но разве усидишь без дела. Вон нас, стариков, собралось десятка два. Прежним духом повеяло.
– Кровь с дымком и с брагой кружка,
где ж ты милая подружка?
Ствол, лопата и кайло,
руки в кровь, пупок надорван -
это наше ремесло,- пропел Сашка.
– Ну, ты, Сань, шельма. Память у тебя, однако. До сих пор, что ль, помнишь?- эти строки читал Патон Сашке в далёком 1972 году под Аркой, где они были вместе в разведке.
– Ты бы вот собрал наш таёжный фольклор, я бы книжку издал,- сказал Сашка.
Народ пустился хохотать. Было время завтрака и к костру, где шёл разговор собрались почти все. Стрелки – чтобы увидеться и поздороваться с Сашкой, перекинуться парочкой слов. Молодые – посмотреть на него, человека из легенды, ибо слышать о нём им доводилось от многих, а видеть представилось только сейчас.
– У меня руки не так заточены. Это ведь писать надо,- отшутился Патон, выставив напоказ свои огромные ручищи, в которых пивная кружка выглядела небольшим стаканчиком.
– Я тебе магнитофон пришлю портативный. Всех дел-то: сиди и наговаривай.
– По пьянке,- добавил кто-то под дружный смех.
Патон сочинял давно и много. Некоторые его стихи пелись под гитару и уважались большинством.
– Если не дуришь, то оставлю тебе свой архив по завещанию, но при условии, что напечатаешь после моей смерти,- сказал Патон.
– А что, накропал таки втихую,- Сашка стал обуваться.
– Я сдал в "семейный" архив. Старый Ло читал и сказал: хорошо. Там не только стихи, есть и проза.
– Ясненько,- произнёс Сашка и стал протискиваться сквозь толпу к руслу ручья, чтобы умыться. Вернувшись и вытираясь рукавом свитера, он продолжил:- Проза – ясное дело – не для людских глаз, но стихи не опасно. Я в Европе тисну, под псевдонимом. Хрен сыщут.
– Так я и ныне не очень-то кому-то нужен. У всех свои заботы, не до нас грешных, при такой делёжке власти. Народ зубы на полку скоро сложит, в посёлках в магазинах шаром покати и на базах пусто,- ответил Патон.
– Ага! То-то вы и выползли в тайгу на рабочую пайку, а то баки мне забиваешь – стариной тряхнуть. Зубы-то, небось, не вставные, на полку ложиться не хотят,- народ прыснул от Сашкиных слов так, что макушки ближайших сосен закачались. Пока хохотали Сашка налил себе в кружку чай и, взяв ломоть хлеба, стал есть, сахар прикусывал, пережёвывая с хлебом, как это делали в лесу все старики с незапамятных времён и никто не ведал – почему. "Дань старине",- говорили старожилы и молодёжь следовала их примеру.
– Поддел таки старика,- Патон закачал головой в неудовольствии.- Тебе спускаю на тормозах, другому бы все кости переломал, а тебе прощу. Ты, стало быть, просто мимо шёл?
– Не просто. Два дела есть, но сразу говорю всем: только добровольцы и только старики, но лишь те, у которых есть опыт по рудной жильной проходке. Проня подойдёт и объявит набор. Надо восемь человек,- сказал Сашка.
– Что так? И почто старики?- спросил Патон.
– В жиле есть малая толика тория, а это радиация, не шибко большая, правда. Проходку делать станем через лаз, старых привалит – и хрен с ними, могил рыть не надо, а молодых жалко,- объяснил Сашка.
– Спасибо, уважил. Куда топать?- Патон показательно встал, делая вид, что собирает пожитки, произнёс:- Тапки белыя брать?
Народ пустился смеяться и подкалывать:
– Смокинг не забудь…
– Перчатки опять же…
– Лучше гульфик свинцовый…
– Тогда лучше гроб свинцовый…
Смех прервал старый добытчик вопросом:
– Ты, Саш, серьёзно, что ль?
– А то!- ответил Сашка.- Германий. Пять лет искал. Место аховое, единственное может быть в мире. Металл этот, в основном, из углей извлекают, да ещё не во всех есть.
– Положим, про уголь мы в курсе. На Джебарики-Хая идёт германий хороший. В предстановых угольных месторождениях есть. Я, Саш, не про то,- добытчик придвинулся ближе.- Торий там откуда?
– Это, Акимыч, не ко мне вопрос, к природе,- Сашка назвал добытчика по отчеству.- Там такой набор – Господу не приснится. Сто наименований, главный компонент олово.
– Вона как!- Акимыч поставил свою кружку на край ящика и достал из кармана коробочку, в которой долго ковырялся под всеобщее молчание и, в конце концов, отыскав что-то, протянул Сашке с вопросом:- Такой?
Сашка взял, покрутил, вынул лупу, всмотрелся и, возвращая, ответил:
– Схожий, но не такой. Этот у тебя с восточного отрога Джугджурского хребта.
– Точно,- забирая обратно, подтвердил Акимыч.
– С верховьев Машкиного ручья,- добавил Сашка.
– Во!- Акимыч топнул ногой.- Я всё думал: какая бестия там шарила и что искала? Ты, значит, был.
– Лазил,- Сашка спрятал лупу.- Два года назад.
– Но сходный?- переспросил Акимыч.
– Очень, только в этом много цинка и мало германия, а в моём цинка нет, но много германия.
– Ясно. Выходит это не полоса,- Акимыч стал качать головой, как бы сожалея.- Но я полезу в твою нору обязательно. Кому заявку подать? Лично Проне?
– Недельки через две он прибудет. Только там, мужики, на весь год,- предупредил Сашка.- Работы много и сроки поджимают.
– Это нам и надо,- Акимыч взял свою кружку, стал делать мелкие глотки.- Надоело золотьё мыть. Надо на старость лет сменить профиль. Там что, надо устраивать всё?
– Домики, баня, запасы уже готовы. Ну, с осени кое-что подсобрать и вперёд. Место отменное,- заверил Сашка.
– Так, Акимыч,- Патон толкнул того в плечо.- Коль ты раньше батька влез, впиши мою задницу в дело это, если Пронька не отведёт мою кандидатуру.
– Там худые нужны, навроде меня, не с твоими габаритами. Ты не думай, что там под тебя целый тоннель заложили, щёлка-целка,- стал отсекать Патона Акимыч.
– Саш,- Патон дёрнул Сашку за рукав, чай выплеснулся из кружки, облив штаны.- Да погодь ты пить! Заступись! Замолви слово. Дело ведь серьёзное, шутки шутками, но я готов. Или в самом деле – нора мышиная?
– Будем лебёдкой таскать по проходу, проход сантиметров шестьдесят диаметром,- ответил Сашка.
– Во, а ты, Акимыч, дрейфил! Ты, что ль, крутить будешь – дохляк,- Патон согнул руки в локтях, показывая свою мощь.- Мне на лебёдке самое место. Саш, дай слово, что возьмёшь, а то мы с Проней не в ладах.
– Чего?- спросил Сашка.
– Я ему после Арки и списания тебя в ишаки всё в лицо высказал, а он злопамятный – до сих пор носит.
– Это Проня злопамятный?- спросил Акимыч, удивлённо сдвинув брови.- Тут ты, братец, маху дал. Добрее человека нет на свете, чем Проня.
– А злопамятный добрым что, быть не может?- вопросом ответил Патон.- Сань, ты не молчи, дай мне ответ.
– Пиши, пиши заявку,- сказал Сашка.- Но слово дай – с Проней не цапаться. И ещё: лебёдка там есть, но она с электроприводом, дэска имеется, однако, разведочные дыры бурить придётся обязательно и ещё вентиляционные. Смекаешь?
– Дак я молчок, Сань, ты же меня знаешь. Лишь бы работа была и язык времени чесать не было, а бурить нам не впервой,- радостно ответил Патон.
– Не будет, это я обещаю,- Сашка отставил кружку и, встав, спросил.- Кто у вас контрольщик?
– Я,- отозвался молоденький мужик.- Кокша,- назвался он и протянул руку. Сашка пожал и спросил:
– Подсобить? У меня день-два в запасе. Надоело топать, надо остыть. А нет, то я к Бурмыке отбуду, но чтоб без обид,- предупредил Сашка.
– Сложного нет вроде ничего,- произнёс Кокша, а мужики зароптали.
– Кокша,- обратился к нему один из стариков.- Пупок нам рвать. Мы тебе верим, ты мужик надёжный, но два глаза – хорошо, а четыре – лучше. В обиду не бери, Сашка пришёл и ушёл, тебе тут хороводить, только он, Сашка, в чём-чём, а в этом – шайтан. Он столько нашёл и поднял – страна в год столько не добывала.
– Ну, это ты, Сергей Степанович, загнул,- не согласился Сашка.- Я почему предлагаю помочь: мне и в самом деле два денька отдохнуть надобно, но и без дела сидеть не могу, так что либо у вас, либо к Матвеичу потопаю.
– Я что, Степанович, нет сказал? Ты мне рта не дал открыть. Разве я против, совет даст рассмотрим, не вижу повода для спора,- Кокша глянул на Сашку.- Пошли, тут рядом. И то, мужики, сворачивайте митинг. Баню сегодня надо доделать, мы уж месяц не мылись,- бросил он присутствующим.
Вместе облазили до обеда окрестности и Сашка сделал вывод, что Кокша дело знает. Ошибок найти не удалось.
– Ухта тебя, что ль, учил?- спросил Сашка, когда возвращались.
– Он. А как углядел?
– Карту помечаешь также и почерк похож на почерк Ухты.
– Почерк-то тут причём?
– Ученик не только знания перенимает у учителя, но и правописание. Тебе ведь писать довелось немало?
– Точно. Пришлось. Это сейчас на компьютере шпарят, а я последний, считай, из тех, кто писал до судорог.
– Так и я до судорог,- признался Сашка.- И ещё до каких!
– Ухта вас хвалил, говорил, что лучшего горняка в округе нет.
– Сам он где?
– С китайцем он в доле. В верховьях материнской реки, где-то в районе Крестовки, но чуть южнее.
– Бывал я там. Места глухие, ручьи мелкие, металл еле сочится, но есть великолепные рудные тела.
– Предок китайца зимой добывал.
– Так они в одиночку рыли, а летом, если ты один, в шурф не очень-то и полезешь – засыплет. Вот зимой они и копали. Нюх имели потрясающий: в самое густое место с первого захода попадали, про геологию слышать не слыхивали, приборов не имели, но дело знали практикой. Россыпное ли, рудное ли – действовали от интуиции, но не ворожбой, как некоторые. Вон, наши кайлушку бросали аж до войны.
– Мне Ухта показывал как- смех ведь.
– Это тебе, имеющему знания, смешно, а они безграмотные были. Я не застал, но старики наши помнят.
– Так что ты мне скажешь?
– Ничего. Всё по уму. Я после обеда выйду на раскоп, хочу тачку покатать, давно не прикасался. Человека сними, ещё успеете руки оттянуть.
– Хорошо.
– А завтра утречком свожу тебя на один ключик- вы тут не на день, не на год, а там место хорошее. Километров тридцать отсюда. Надо всегда иметь под рукой парочку погребков в запасе.
– Согласен, страховка нужна. Глубоко там?
– Штольней надо подбираться, но выброс кучный и для зимней откатки лучшего не найти.
– Дом надо ставить?
– Ну, как же без него?
– Времени уходит на это много, у меня аж нервы цыкают.
– А ты что предлагаешь? Вагончики таскать?
– Топлива не напасёшься.
– То-то. Помозговать над этой проблемой надо, альтернатива может сыскаться, но баня – без неё никак. Рубить баньки всё равно будут, как прежде.
– Бани-то я не против, чтоб ладили.
Они вышли на стоянку. Начинался обед.