Павел и Валерий, после того как женщины убрали с общего стола и, перемыв посуду, освободили кухню, переместились туда. Им накрыли на двоих. Дети уже спали.

– Как тебе мой мужичок?- спросил Павел, разливая водку.

Коньяк принесенный Потаповым кончился и догонялись водкой разлива завода "Кристалл".

– Худоват немного, но кость широкая,- ответил Валерий.- Нарастёт мышца. Бойкий он, однако.

– Ты себя в его годы вспомни?

– В его годы я у бабки с дедом обретался. Под Ельней. Хулиганили мы в ту пору жутко. Ходили на места боев, собирали оружие и боеприпасы. Сколькие мои друганы сгинули от этой гадости! Но шарить продолжали всё равно. Обмены организовывали. Сходились в чистом поле, каждый что-то притаскивал, раскладывали в длинный ряд и ходили, выбирая и торгуясь. Вот веришь, нет, когда вспоминаю – страшно.

– У нас под Харьковом тоже было много оружия. Мы жили в том месте, где немцы взяли наши войска в котёл в 1943 году. От нашей деревеньки остались только головешки. Мать рассказывала, что аж до пятидесятого года жили в землянке, собирали конские лепешки и формовали кирпич на хату, а дом настоящий построили, когда я закончил училище. Мне в нём жить не довелось. Там меньший сейчас братуха живёт, Леонид. Жизнь раскидала по сторонам. Три брата и все в разных странах оказались. Лёнька на Украине, я в России, а Петро в Кустанае Казахстана,- Павел выпил залпом.

– Вас же четверо братьев-то?- закусывая, спросил Валерий.- Ещё Григорий был вроде. Я не совсем пьян пока. Помню.

– Он погиб,- ответил Павел.

– Когда?

– В 1991.

– Постой! Он шахтёр был. Так?

– Там и погиб. Метан взорвался.

– Вот те раз! Что ж ты не говорил?

– А что, Валер, говорить? Я и на похоронах не был. Телеграмму мне Лёнька дал, а тут путч, ебать его копать. Родня на меня до сих пор злая. Корят. Что, мол, я ни хуя не делал, сидел в своей Москве поганой, ни Белый дом ни брал и не защищал его. Мог бы, мол, послать их всех в одно место, к чему хохлу их дурацкие разборки? И вообще говорят, чтобы вертался на ридну неньку.

– Давай брата помянем,- предложил Потапов и стал наливать.- Я месяц в шахте проторчал, ох не сладкий хлеб!

– То, что ты видел – цветочки. У этого Александра уровень технический сильный, а в угольной до сего дня стахановским отбойным молотком работают и грузят лопатами.

– Ты был?

– На угольной? Был. И не раз. На той, что Гриша работал. Он бригадиром числился и меня с собой таскал. Крепь деревянная, скрипит, трещит, сверху сыпется, во рту уголь, в глазах уголь, в заднице тоже уголь и всё время ползком. Когда я туда к ним в первый раз попал, пришёл в тихий ужас. Как же вы работаете в таких условиях, спросил у них, а они только мне в лицо рассмеялись. Нормально, отвечают, работаем, план даём, не миллионщики, но свои двести тысяч гоним. Нет, Валера, это не страна и не лагерь. То, что рухнуло, была одна большая угольная шахта.

– За твоего брата!- Потапов поднял свою стопку. Они чокнулись.

– За него.

– Семья у него большая?

– Шестеро. Три на три. Жена его приезжала в апреле. Торговать. Мне моя рассказывала. Племяшу младшему четырнадцать, братуха хотел его ко мне определить, что б у меня жил, когда моя мёртвым разродилась, но его баба не дала. Теперь говорит рада бы, но вы, наверное, не возьмёте. Моя сказала, привози, не чужие, и воспитаем, и прокормим. Та заохала и снова отказалась. Деньги, правда, взяла. Раньше я ей слал переводы, но сейчас и они перестали ходить.

– А что идёт?- Потапов прикурил сигарету, затянулся дымом и громко икнул.- Ну всё! Теперь покоя не будет. Кажись, объелся.

– Иди в туалет, сунь два пальца,- дал совет Павел.

– Харчи жалко,- ответил Валерий, продолжая икать.

– Да хрен с ними! Замучает ведь. Вспомни молодость.

– И то верно,- Потапов поднялся с табурета.- Я мигом.

– Не спеши, никто не гонится. Я пока заварю кофе.

– Паш, лучше чайку крепенького,- сказал от дверей Потапов.

– Годится! Ты топай, робы справу,- махнул ему Павел.

Минут через двадцать Потапов вернулся с покрасневшими белками глаз. Больше по его лицу ничего не было видно.

– Полегчало?- наливая в кружки чай, спросил Павел.

– Хорошо-с!!

– Пей чаёк, с водкой чуть погодим. Пожуй малость.

– А как же!- Потапов придвинул ближе к себе тарелку с бутербродами.- Однако, я в самом деле объелся. Где ты гуся такого брал?

– Это не гусь. Это индюк,- Павел засмеялся.

– Да иди ты! Я что гуся от индюка не отличу, что ль?!

– А где ты гуся такого размера видел?

– Ну, положим, не видел и что?

– Гусь, гусь,- Павел рассмеялся сильней.- С машины торговали. С буды. Я подхожу, глянул, мать родная и гусь и не гусь. Спрашиваю почём, мол, цыплятки, а там мужик и баба продавали. Где, говорят, ты тут цыплят узрел? Это мил человек – гуси. Да нет я им говорю, это не гуси, это цыплята страусов. Мы от машины с Митькой отходили, народ с ног от хохота падал. Ну, ты сам прикинь вес гусыни 12 кило. Это как?

– Хрен её знает. Я ж не птицевод. Ну, их к чёрту этих птичек. Наливай. Гори оно всё огнём. Пить так пить.

– Поехали,- Павел подхватил бутылку и стал наливать.- Слушай, а может коньяк того?

– Хуй их знает! Всё может быть. Сейчас такое мешают, что люди мрут, как мухи.

– Мы ему не дадимся, я так думаю.

– А водка у тебя откуда?

– С завода,- Павел закатил глаза.- В подземке складик несунов нашли, однако, вот и разжились.

– Ты глянь! Такая работа ещё и поит!!??

– Ещё как. Знаешь, как мне мозоли пригодились?- они пустились хохотать.

На кухню вошла жена Потапова с бутылкой сухого вина в руках.

– Ну, вы, мужичьё, что так ржёте?! Детей побудите. Откройте нам бутылку,- она поставила бутылку вина на стол перед ними.

– Ого!!- взяв в руки, произнёс Апонко.- В кои веки нашлась?! Пробка в ней сидит. Нужон штопор.

– Долбани ей в донышко, вылетит,- посоветовал Потапов.- Мать, где вы её откопали?

– Маша при переезде сюда нашла в одной из коробок. Пашкина говорит заначка.

– Брешет,- вытягивая пробку и передавая бутылку открытой, сказал Павел.- Её схованка. Это вино продавали в 1978 в военном городке. Она с дуру купила коробку. В коробке шесть штук. Да вы же в тот год приезжали на мой день рождения и это вино пили. Утром. В похмелку.

– Не помню,- жена Потапова выскользнула с кухни.

– А я помню. Оно было,- кивнул утвердительно Валерий.- Борька Симонов их ещё фаустами обозвал за длинные горлышки.

– Пять мы тогда выдули, а как эта сохранилась не пойму. Что тут удивляться. При переезде мы многое нашли. Одних молотков штук восемь. Всякого барахла море, о котором и думать забыли. Самое смешное, что нашёлся мой вещевой паёк. Я его получил, когда мне присвоили майора. Как его увидел, писал кипятком.

– Это тот, что искали всей общагой?

– Ну!! Помнишь, как было? Я с ним прусь и тут вы с бутылками обмывать звёзды. На автопилоте я домой притащился, где его сунул, не помню, а следом переезды, переезды и пошло поехало.

– И всё в нём на месте?

– Всё. Есть даже накладная в кармане. Три отреза материала, шапка, сапоги, ботинки, портупея, двенадцать пар носков, моток портяночного, шесть рубах, два галстука, погоны и всякая мелочь. Всё замотано в серую парадную шинель. Слушай, её даже моль не поела!!!

– Боялась сдохнуть от несварения,- определил Потапов.- И что ты с этим сделал?

– Материал девки хапнули. Визгу было море. Шинель, рубахи, китель, шапку снёс Аркадьевичу на второй этаж. Это сосед, ветеран войны. Полковник. А вот сапоги и ботинки ему не подошли. У него размер на два от моего больше. А что? Тебе надо?

– Да я к слову. Моя говорит мне, чтобы всё военное выбросил, только место занимает и пылит. И я всё собрал в большой баул и из дома вынес к пивной. Там бичей много. Крикнул им: "Налетай, подешевело". И они всё растащили. Одного я раза три видел в гастрономе в своей генеральской шинелке и вязаной шапочке. Так он спокойно в погонах ходил. Потому и спросил тебя.

– Вдруг снова позовут, что тогда станешь одевать?

– Обратно я не пойду. Умный я стал очень, однако. Что армия может мне дать? А я ей? Думаю, что не стоит.

– А война?

– Война, Паш, всех в строй поставит. К чёрту войну,- Потапов выпил.

– Гражданская, если зачнется?- настаивал Павел.

– Случись – разберёмся на чьей стороне быть. Только мы к любой войне не готовы. Да и лидеров толковых нет совсем.

– Да,- Павел выпил.- Склочные нынешние правители какие-то. Как базарные торговки. Товар стух давно, а они всё его пытаются толкнуть, да ещё цену на свою гниль поднимают,- он зацепил вилкой дольку кабачка и, прожевав, продолжил:- Я, Валер, честно говоря, думал, что уже своё собираешь и пришёл меня между делом агитировать.

– А ты разве не пошёл бы?

– На перепутье я. Ни да, ни нет. Вот ты сказал, что стал сильно умным, так и мы не лаптем хлебаем. Другое мне покоя не даёт. Железка эта проклятая. Многократно я просматривал видео-мультик, что ими нарисован, но как они нас разделали понять не могу. Стреляют они хорошо, слов нет; ну есть у них оружие превосходное, тоже без слов; мозги имеют нам не сравняться; храбрости и жертвенности им не занимать, а вот всё равно у меня не сходится что-то. Сильная это загадка,- Павел смолк, взял со стола пачку сигарет, она оказалась пустой.- Спички, а не сигареты. Прикурить не успеваешь, как сгорает,- он встал, достал из кухонного ящика пачку "Примы" и закурил.

– Ты всё продолжаешь мучаться?- Валерий прислонился спиной к стене.

– Не в смысле мести я об этом маюсь. Мы, что к нему ходили, хорошо, правильно сделали. Прошло время и я понял одну страшную вещь. Даже сказать не знаю как.

– Напрягись.

– Это не поможет. Я вёл дневник. Записывал не всё, но достаточно подробно.

– И что вывел?

– Вот этот Александр, пока мы там были месяц, спал по четыре часа в сутки. Весь остальной отрезок времени тратил на работу. Я его отдыхающим не видел. Он даже когда разговаривает, обязательно что-то делает, мастерит.

– Из такого наблюдения, Паш, ничего не вытекает.

– Очень даже вытекает. В подземке я это явственно уразумел. И потому, что оказался в сходных с его жизнью условиях.

– Ерунду говоришь! Какие же они сходные?

– Да ты выслушай, потом спорь.

– Извини. Слушаю.

– Они все живут в другом временном измерении. У нас как? Дай восемь сна, из оставшихся шестнадцати ещё восемь отстегни на работу. Ведь так?

– А где ты приметил, что у них не так?

– А ты заметил, что в разговорах с нами он не просто сидел болтал, а скорняжил?

– Допустим, и что?

– Да то! Они так воспитывают, что у них всё одинаково. И приём пищи работа, и ходьба работа, и учеба работа, и сама физическая работа тоже работа, даже сон работа. Между всем у них знак равенства.

– Старики, положим, дрыхли у них ещё как!

– Я тебе про стрелков речь веду. Дедки эти – добытчики. Они, кстати, в свои шесть десятков, нам, здоровенным мужикам фору давали.

– Так они с детских лет в такой долбежке!

– Речь не о них,- Павел насупился.

– Молчу,- Потапов вскинул руки.

– Стрелок, что со мной работал в смене, жил в рваном ритме. Двое суток работы и пять сна. Я тоже попытался так сделать и на втором витке сорвался. Полтора суток проспал. Когда проснулся, он мне говорит: "Павел Кириллович, вы под меня не подстраивайтесь, чтобы так жить, надо иметь основы, а у вас их нет. Вы или сердце посадите, коль у вас высокий рейтинг по терпению, или станете всегда срываться". Я его спрашивал почему? Он мне ответил, что надо уметь контролировать внутри себя. Ты понимаешь, Валера, он может спать в режиме быстрого восстановления. В голове что-то вроде будильника и таймера. Он приказывает сердцу, после вычислений, количество ударов в минуту и время на сон для полного восстановления и включает. Допытывал я его можно ли этим овладеть. Можете, он мне отвечает, но вам надо для этого много времени. Программа эта временная и чтобы её искусственно запустить требуется долго работать, ещё надо обучиться считать, быстро засыпать. При всём надо до тонкостей знать свой энергетический потенциал, чтобы ни в коем разе не перегрузиться, так как перегрузка при долгой физической работе грозит человеку заболеваниями. А у каждого своя планка. Но вообще он мне сказал, что у любого человека очень высокие возможности, однако, мы, мол, русские, зажрались. "Как это?"- спрашиваю у него. "Вы жрете больше, чем вам при вашей работе и образе жизни надо, а это влечёт за собой те же проблемы, что и недоедание. Не нуждается организм в таком количестве пищи, а хроническая не переработка клеткой лишней энергии превращается в наркотик. Это называется обратной дистрофией. Чуть-чуть такой человек сбился со своего жизненного ритма и у него сразу начинает болеть голова, тошнит его бедолагу, недомогание. Лишняя энергия в организме – яд". Пожрать, он мне говорит, мол, всем приятно вкусно, но за наслаждением обязательно стоит костлявая с клюкой.

– Недосыпание, Паш, тоже болезнь и голова так же жутко болит,- возразил Потапов.

– Мы с тобой даже мыслим одинаково, ибо я ему тот же вопрос задал. Он мне ответил, что человек в лени своей, а она быстро въедается, нарушил природные принципы сна. Вы, говорит, заметили, как во время отпуска меняется жизненный ритм и потом трудно войти в рабочую колею?

– Это точно! Ходишь бывало после отпуска, как марионетка и всё у тебя из рук валится.

– Углубился я что-то,- Павел зажмурился.- Пустился в полное описание. Вернусь к началу, а то собьюсь и потеряю мысль.

– Давай,- кивнул Потапов.

– К знаку равенства, что у них равно – вернусь. Лучше всего этому учиться с детства. Почему? Да потому, что сберегаешь своё здоровье. Сберегаешь заложенным с рождения умением правильно распоряжаться, а всё остальное есть приложение к твоему трудолюбию. Слово такое есть – трудоголики, вот они все такие же, Валера. А мы люди старой консервативной формации планетной. Они же новые люди для нашей планеты. Мы для них, как из каменного века, из пещер. Какой у них прогресс во всём ты сам видел. Сравни старого стрелка Проню и того же Александра. Общее у них одно – трудолюбие, умение стрелять. У Александра потолок умственный выше, мощнее, чем у Прони, хоть и Проня во всём дока, но меж ними тридцать лет времени. Представь этого Проню в 1950 году!? Да уже тогда любой опер был для него – тьфу. Теперь они дали зверский скачок. Качественный. Прежде всего в знаниях. Подтверждается это наличием у них новейшего оружия, взрывчатки. Потому что в мире такого нет ни у кого.

– Доложили к ранее накопленному опыту новый,- сказал Потапов,- что для меня не удивительно.

– Так то оно так, но согласись, это не физика и математика, это психология, а, скорее всего – мозг. Нет формул, нет знаков, ничего нет там, но склепал же кто-то до такой цельности, собрал в купу. Не просто свалил, а всё по полочкам разнес, по нишам.

– Думаешь не Александр?

– В том, что это его работа я уже не сомневаюсь, но состыковать не могу.

– Конкретно, где у тебя не стыкуется?

– Допуская, что он чей-то опыт обобщил и склепал, пусть он самый великий вундеркинд. Собрал он группу и стал им преподавать эти знания. Сейчас ему тридцать пять примерно, брал он деток с рождения.

– Тут не сможет увязать никто. Понял я твою мысль. Тебе говорю, что сам он не учил. Другие учили.

– Откуда ты знаешь?

– Был у меня с Проней разговор об этом.

– А другие с неба упали?

– Просто Александр собрал по миру "белых ворон".

– Ничего себе задачка!!- чертыхнулся Павел.

– Так было, если верить словам Прони. Александр собрал программы, нашёл толковых учителей, вручил им эти знания, а сам двинулся собирать деньги, чтобы всю эту ораву прокормить. Как он это сделал, ты знаешь. Накрыл почти в одиночку огромный золотоносный район, организовал добычу подпольную. Поимел в три раза больше, чем там добывало государство.

– Механика эта не так интересна,- махнул рукой Павел.

– Напрасно ты так думаешь. Пока он в регионе десять лет банковал, шёл постоянный прирост госплана. Маленький, но был. Это плюс? Плюс! В район не смогли просунуться чужие, а это, в основном, кавказцы. Кругом их было много, а там чисто. Я специально это проверил. Всех приезжих он проверял и если выяснялось, что тот состоит в клане каком-то, с территории отправляли, кого мирно, кого в гробу. В основном, обходилось тихо. Приезжавших заработать честно, заметь себе, он не трогал, будь ты хоть негр. Глянь на данные, что там теперь творится!? Чернозадых больше, чем белых.

– С таким фактом я не спорю. Я тебе не про то. Мы на железке не просто маху дали. Смотри нюанс. Он сам остался в прикрытии. Сам, это понимаешь?!

– Ну, что с того?

– А то! Погибни он, ну представь, что вертолетчики долбанули по нему, что тогда?

– Про это я не мыслил. Почему тебя этот вопрос взволновал?

– Потому. Я когда стрелка спросил, знает ли он Александра, тот ответил мне, что лично нет, но слышал о нём. У меня челюсть чуть не выпала, хорошо своя, а не вставная.

– Как не знает?- у Потапова челюсть отвисла, она тоже была своей, не вставной.

– А вот так.

– Это они маскируются. Такого быть не могло.

– Когда стрелок от нас отбыл, я позвонил Тимофею и тот мне сказал, что я не первый, кто этим интересуется.

– Ну, а сказал он что?

– Мы, говорит, реестров не ведём. Стрелок, мол, и в Африке стрелок, а не горилла. Тимофей, кстати, Александра в глаза не видел тоже.

– Но, что есть такой – знает?

– А они все друг друга знают по именам и по номеру телефонной связи.

– Вот иди их скопище распакуй?!!

– И всё потому, что их готовят без личного участия Александра. Секёшь?

– Погибни он на дороге, ничего бы не перевернулось и они всё равно шли бы уже намеченным маршрутом. Так?

– Именно!- Павел налил в стопки водку.- Учителя нет, вождя то есть, а дело продолжает жить. Где ты ещё такое можешь увидеть?

– Пожалуй, нигде!

– То-то. Больше того. Думаю, что те преподаватели о существовании подпольного концерна вообще ни слухом, ни духом не знают.

– Концерн у них, положим, полностью легальный, а вот система исполнения у них в нелегале. Мне кажется несколько иначе. Те, кто готовит, не знают для чего, но сами преподаватели не посторонние. Это в ситуации такой исключено.

– Валер! Это можно обсуждать вечно. Пытаться заходить со всех возможных сторон, однако, есть что-то неуловимое.

– Согласен. Есть. И много чего есть.

– Вот этими неуловилками они нас на железке и сделали. Говорит мне про это элементарная математика, реальная, от земли.

– Особый дух!

– Нет, это не подходит. Это что-то космическо-фантастическое.

– Короче, Паша!- Потапов поднял свою стопку.- Монстры они и есть монстры. Давай по стопке брякнем и пойдём на балкон на свежий воздух. Там пиво уже остыло.

– Мне неизвестно, чтобы у Лох-Несского чудища рождалось потомство. Монстры близко, но не то.

– Некто,- Потапов выпил и, прихватив зажигалку и бутерброд, встал. Павел выпил и подхватил пачку "Примы". Они двинулись на балкон, который имел выход прямо из кухни, уселись на тумбу и продолжили разговор.

– Некто тоже не подходит,- сказал Павел.- Помнишь его в маске шесть лет назад под радарной?

– Конечно!

– Как наши его по голосу вычисляли?

– Ещё бы!! Юрка Иштым два года потом ходил как шальной, всё щелкал языком и приговаривал, что это невозможная реальность.

– Получается, что кто-то открыл им доступ в мозг. Или пустил туда. Но не так себе просто, ещё указал дорогу, по которой надо топать.

– Значит, кто-то до Александра это сделал. Так думаешь?

– Была, наверное, какая-то группа людей. Навроде элитарного клуба. Без доступа посторонних извне и изнутри. Вот сидят эти монстрики и погружаются в самих себя, а этот Александр всё, что они наработали, потом воплощает.

– Это ты хватил!!- не согласился Потапов.

– Может, не спорю, но у них всё нереально. Сплошной туман,- Павел открыл две бутылки пива и одну подал Потапову.- Что хошь теперь предполагай.

– Ты с ним говорил, что-то он тебе предложил кроме проекта по подземной Москве? Что он тебе ещё сказал?

– Тоже, что и Проня. Нас под них подставили. Кто? Предположения проверяют, двигается туго. Пока установили, что нас вывел на них ответственный сотрудник ГРУ, теперь уже покойный, который был, вероятно, двойным, тройным агентом по легенде.

– Хозяев такого, не сыскать?!!

– Обещали, что и этот клубок размотают.

– Им виднее.

– Он сказал ещё, что раздолбал нас на дороге специально.

– А смысл?

– Глубинного смысла тут нет. Всё элементарно. Их достали. Вот под Охотском, когда они там устроили бойню. Невооружённым глазом видно, что там была инициатива МВД и внутренних войск. Сели в лужу. Дело бросили в КГБ тайно и тихо. Они тоже укакались. Вдруг всё сбрасывают на нас. Последняя надежда. Заметь себе, Валера, что из конторы в контору бумаги сигали по чьему-то приказу легко, как в сказке. Сходи возьми у КГБ хоть листик в прежние годы? Хрен бы дали, а тут целое дело в сто сорок семь томов, хоп и сбросили.

– Это верно подмечено.

– А он и нас выбрил, этот Александр. Сказал нам об этом, спустя время, не таясь. Знаешь почему?

– Догадываюсь.

– Он нас всех проверил. Не сам. Сделали это его люди. Никто из нас не имел внебрачных связей. Даже Панфилов. Значит, он нас огрел специально, знал, что мы армейские и бацнул. Старик Давыдов был только предлогом. Он нас огрел бы в любом случае, чтобы показать тайным своим недоброжелателям свои крепкие зубы. И они мигом притихли. А нас всех власть как не справившихся вывела за пределы доверия.

– Паш, это не они притихли, их хрен остановишь,- Потапов сделал глоток.- Просто условия изменились.

– Что есть разница?

– Существенная.

– В чём?

– Ты посмотри! Он знал, кто прётся, врезал наотмашь, точно и расчётливо. Он уже тогда знал, что его никто не съест. Мы поехали на переговоры и столкнувшись с ними там в тайге ощутили, что во всём этом что-то не так. Это ощущение не позволило нам пустить в ход всю спецу. Тогда мы его с Проней могли поймать.

– Как бы мы это, скажи, сделали?

– Да могли, Паш, могли.

– Нет, Валера. Стояла зима. Добытчики у них все легальные люди, мы бы там никого не вычислили тогда. Охранный корпус просочился бы сквозь нас, на своей же они были территории, где любой куст знаком,- не согласился Апонко.

– Пусть ты прав, но спецназ в силе огромной.

– Что им спецназ, Валера! Они уже тогда имели в своём распоряжении запредел мечтаний. Стрелок, который с нами лазил под землёй, снабжён боезапасом достаточным, чтобы от столицы остались руины.

– У них тогда такой взрывчатки не было.

– Даже если так. Мы их загоняли, подняв в небо дивизию, а их всего пятеро.

– Чёрт с тобой, уговорил. Я не о том, собственно, хотел сказать. Он всё умело составил, но промах был и у него.

– Где?

– Не думал он, что через нас всплывёт старая бойня под Охотском. Это поставило под удар его родной клан. А нам при передаче дела, сунули и такие данные, хоть, в самом деле, нет упоминаний о тех временах, даже намёки отсутствуют. Когда он узнал, что мы бросились на всех парах в Охотск и стали там шарить, он многое понял. Думаю, что он уже тогда определил, кто нас подрядил. Он тогда уже знал главного "пастуха".

– Как ты это вывел?

– Да вот так, Паша. На него, как на лицо физическое тут ничего нет. Криминальный след его тут в двух ипостасях: подпольная добыча золота и чистка по долгам. Его отец погиб под Охотском. Но следов он своих нигде не оставил. "Пастух" или "пастухи", Паша, люди не наши. Они не наши соотечественники. Это иностранцы.

– Не пойму, куда ты этим клонишь?

– Регион, в котором он подпольно добычу организовал, у меня ж цифры в руках, имел статус неприкосновенного. Там за десять лет никого не посадили. Не потому, что дерьма не стало, оно в нашей стране непереводимо. Просто он взял в оборот начальника районного МВД и директора комбината. Это самые главные лица.

– А райком партии?

– Смотрел я и там. Не было среди сотрудников райкома партии ни одного варяга. Все местные. Варягов в 1975 году списали, кого на пенсию, кого в другой район, кого вообще из партии выкинули. И остались только местные кадры. Секёшь?

– Ясно.

– Но я тебе опять о другом. Гнали его из-за рубежа. Там было его основное хозяйство. Банк и концерн. Там он кому-то и перебежал дорогу. Официально он объявился в Европе в 1980 году, а год спустя его активно начал гнать КГБ. Уловил?

– Не совсем!?

– Ой, Паш, не в обиду, иди сунь два пальца.

– Что, я совсем окосел?!

– Заметно.

– Ты говори, Валер, я всё секу, только кумекать уже того, слабовато.

– Союз, Паша, Советских Социалистических Республик, был за железным занавесом. Он, когда тут всё прочёл, ну, что его хрен кто достанет, подался на запад. Строить своё хозяйство, а сюда он возвращался, как на территорию, где его западники не смогут достать при любом раскладе. Представляешь, какой это могучий ход?! Это он сидел в архиве КГБ, что мы никогда уже доказать не сможем. Он туда устроился для того, чтобы поиметь информацию на всю руководящую машину, и для того, чтобы перед отъездом точно выяснить величину опасности по возможному своему загону отсюда, но с подачи запада.

– О! Теперь я врубился,- Павел хлопнул Потапова по плечу.- Тогда получается, что его счислили одни и те же люди, одни суки его посчитали своим потенциальным врагом. Это, так полагаю, огромные, слушай, акулы.

– Точненько. Вопрос в другом. Кто там и кем управляет? Думаю, что есть какой-то общий котёл в финансовых сферах. Ты рубишь в дебет-кредит?

– Иди ты, Валера, с этим в одно место. Это ж бухгалтерия сплошная: дебет, кредит, авизо, сальдо.

– Но ты суть сказанного мной уловил?

– Вполне.

– Потому он тебе и пообещал сук этих вывести на чистую воду.

– Через банк?

– Он их купит. Всё в мире продаётся и покупается. Прижмёт он их так, что они сами к нему припрутся и, всех кто тут сдавал, ему выложат.

– Может это Ельцин?- брякнул окончательно окосевший Павел.

– Ну, тебя, Паш!- Потапов усмехнулся.- Ты уже совсем готов, плывешь.

– Тогда пошли спать,- предложил Павел и встал. Его качало из стороны в сторону.

– Пошли, нам постелили в зале.

– Не ссы, я мимо постели не промахнусь,- Павел выбрался в зал и с ювелирной точностью рухнул на диван у стены. Потапов снял с него тапочки и улёгся на диван у другой стены.