Вильям и Сашка сидели на скальном утесе в окружении байстрюков из Ходорской школы, которые стекались с округи с длинных таёжных маршрутов. Они появлялись под дружный хохот уже пришедших ранее, когда парами, когда в одиночку. Вылезали из вечнозеленых стланиковых ветвей с криком: "Ага! Попались!" Грязные, голодные, усталые, но со светящимися от радости глазенками. Сдавали старшему преподавателю свои маршрутки, доставали из куцых вещмешков то, чем смогли разжиться в пути. Кто зайца, кто куропатку, кто утку. Быстро разделывали и бросали в общий котёл, после чего устраивались в общую компанию на скалу, похрустеть сухарями до общего большого стола. Он был намечен на полночь при свете огромной луны и пылающем кострище, что знаменовало собой окончание учебного года. Опоздать к намеченному сроку, а стало быть, пропустить начало ледохода, считалось плохим тоном. Вильям сидел и наблюдал за этими детьми. Солнце стояло в зените, нагревая скалу и светило в лицо ярко, приходилось всё время щуриться. Детей было около тридцати. Разных возрастов. От восьми лет до шестнадцати. Все вооружены. Младшие небольшими пистолетами, а старшие, как положено, парой ТТ. Это удивляло Вильяма. Ему это казалось непонятным, особенно оттого, что никто из них не доставал оружия, не играл им, не баловался. Они вели себя так, как будто у них оружия не было. И именно такое положение шокировало Вильяма потому, что такого не могло быть вообще. Это была нереальность. Сашка полулежал рядом, подперев рукой голову, и наблюдал за верхним перекатом. Вдали слышался грохот, утес на котором сидели подрагивал. От воды, карабкаясь как кошка, поднялся юноша и что-то сказал Сашке на непонятном языке.

– Лёд проседает,- пояснил Сашка.- Значит, где-то заторило в районе перекатов, перекрыло. Сейчас начнёт накапливаться вода и льды до момента, пока не сорвутся. Я тебя сюда привёл не случайно. Хочу, чтобы ты увидел всё сам, собственными глазами. В ледоходе есть мощь огромная и медлительность соблюдается строго. Всё это подстать непонятой русской душе. Думаю, что непониманием нас остальной частью мира мы обязаны этому чуду природы. Это оседает ежегодно в душе, отпечатывается намертво, накапливается в человеке, а потом передаётся с генами потомкам. Вселенское очищение. Ты поймёшь. Без этой красоты душа умирает, закрываются поры. При виде этого они открываются навстречу, и душа начинает светиться. Там, где люди заложили реки плотинами, этого очищения нет. Там грубеют души, портятся, тухнут как воды, не имеющие стока. Мы навечно повязаны с матушкой природой таким тросом невидимым, что если его разорвать – наступит смерть. Россия, Вильям, это не берёзки и не непролазная грязь, воспетая поколениями поэтов и литераторов. Всё это символы. Россия – это весеннее очищение, это всесветовой ледоход, это наше языческое вечное поклонение духу силы и вечного движения. Через два часа всё увидишь. Хорошо, что пойдёт днём. Ночью есть особая красота, но нет нормального обзора.

Хоть Питер Полавски и дал Вильяму схему физической подготовки, которую тот с педантичностью выполнил досконально, всё равно то, с чем ему пришлось столкнуться на переходах, а их было пять за трое суток, повергло Вильяма в тихий ужас. Уже на первых километрах он слегка вывихнул ногу. После этого начались муки. По ходу Александр давал ему инструкции и объяснения. Как ставить ногу, куда лучше, почему нельзя на рыхлые снежные плеши забредать, как клонить ветки, чтобы не хлестали в глаза и не останавливали тебя. Всего было так много и на каждое изменяющееся обстоятельство был свой ответ. "Проще научиться управлять ядерным реактором, чем запомнить эти не имеющие конца инструкции по правильной ходьбе",- думал Вильям всю дорогу. Его внимание было приковано в ноге, потому он делал одну ошибку за другой, не слушая, что ему втолковывает Александр. Об усталости речь не шла. Это была не усталость, это был влитый в сапоги расплавленный свинец. Сейчас, сидя на скале и наблюдая за детьми Вильям был доволен собой. За то, что дошёл и выдержал. Он слушал Александра и его сердце останавливалось от понимания того, что снова придётся испытывать эту невыносимую боль, так как до мест, в которые его обещал сводить Александр было до тысячи километров в одну сторону, а ведь обратно тоже придётся идти пешком. И пройденные семьдесят километров становились маленькой, почти невидимой черточкой на карте, которую Вильям нарисовал себе в мыслях. Это ещё сильней ввергало его в ужас.

– Друг мой, Вильям!- одёрнул его Сашка.- Да ты совсем отсутствуешь. Что тебе грызет внутри? Говори. Я вылечу.

Вильям вымученно улыбнулся, тупо глядя на лёд под ногами.

– Дорога. И хватит ли мне сил.

– Хватит. За это не беспокойся,- Сашка перевернулся, лёг на живот, положив голову на скрещенные руки.- Просто ты не знаешь своих возможностей. Мы тебе их откроем, выведем наружу. Всё это имеет психологическое свойство. Уж сильно ты к себе прислушиваешься. А надо наоборот. Не давать этому чувству в себя влазить, всего-то. Надо держать мысль через глаза и уши на окружающий тебя мир. Тяжело и больно всем. Поверь мне, что ребяткам не легче, но они от этого не страдают. И ещё пойми одну важную вещь. Преодоление себя дарует прекрасное чувство, сладостное, как соитие с женщиной, только более продолжительное. Преодолеешь себя, сразу станешь другим человеком. Настоящим русским мужиком.

– Нечто подобное я уже испытываю,- откровенно признался Вильям,- только оно мне напоминает гордость воплощенного дела. И непомерно растёт собственное самоуважение. Я потом зазнайкой не стану? Или брюзжащим эгоистом?

– У вас на это не будет сил. Сказанное вами будет иметь место, но отойдёт на второй план,- вставился в разговор мальчишка лет четырнадцати, слушавший их беседу. Вильям вопросительно посмотрел на Сашку, так как сказано всё было на чистом английском, но Сашка не ответил. Парень понял это как разрешение на диалог.- Если вы не против, я вам поведаю короткий курс вживания в долгую дорогу,- предложил Вильяму молоденький бандит.- Только с условием. Я вам по-английски, а вы мне по-русски. Практика – великая вещь.

– Согласен,- сказал Вильям.

– Тогда усаживайтесь удобнее и расслабьтесь. Начнём с дыхания. Дыхание – главная составляющая процесса ходьбы,- начал курс юный учитель.- Это ведь кислород. Надеюсь, элементарные вещи не надо объяснять?

– Не стоит,- буркнул в ответ Вильям.

– Как вы это делаете?

– Мои лёгкие сами глубоко вдыхают столько, сколько организму необходимо,- произнёс Вильям, вспомнив своего инструктора по спорту в военно-морском училище, это был огромный рыжий детина в звании капрала и его боялись все курсанты.

– Где вы учились?- вдруг задал вопрос не по теме парень.

– В военно-морском училище Её Величества!- автоматически выдал Вильям.

– Мне жаль, но у вас были никчемные учителя. Вы не знаете простейших вещей. Слушайте. Тот, кто контролирует вдох, тратит усилия и энергию напрасно. Дело в том, уважаемый, что для вдоха необходимо больше затрат, чем для выдоха. Придётся вас переучивать полностью. Усвойте главное. Вы обязаны контролировать полный выдох. Сделав его, забудьте о вдохе. Лёгкие действительно втянут необходимое количество. Хорошим выдохом вы производите две операции одновременно. Первое: выводите из них углекислый газ. Второе: создаете там вакуум. Ваша задача научиться, как можно качественней, выдыхать. Желательно делать это на первом этапе резко,- и парень продемонстрировал как.- Сделайте несколько упражнений,- Вильям выполнил.- Хорошо!- похвалил самозваный учитель.- Дело будет. Коротенькое пояснение. Когда человек следит за вдохом, он не очищает лёгкие от углекислого газа, который накапливается постепенно и вызывает учащенное дыхание, так как вам вдруг начинает казаться, что кислорода недостаточно, а всё потому, что не выведенный из лёгких углекислый газ блокирует альвеолы и препятствует нормальному обмену.

– Я это понял,- Вильям подивился простоте объяснений такой явной механике, о которой он впервые в жизни слышал, за что ему было стыдно.

– Важность правильного дыхания вы поняли. Теперь переходим к примерам. Вот вы идёте в гору или в подъём. Сколько выдохов вы станете делать на шаги?

– По потребности,- сразу ответил Вильям, поняв, что сейчас дойдёт до математики, которую он ненавидел.

– Вижу, вы не любите считать. Это плохо,- будто прочитав его мысли, сказал парень.- А считать надо обязательно. В противном случае сгорите при прохождении первой же сопки. Считать надо потому, что это индивидуально и средними показателями пользоваться нельзя. Всё играет роль. Объём ваших лёгких, ваше сердце и его готовность к нагрузкам,- он смолк, посмотрел на Сашку, который лежал с закрытыми глазами и спросил:- Сань, твой друг сердце держит?- получил отрицательный кивок.- Плохо. Такому я научить быстро не смогу. Это важно, но не смертельно.

– Держать сердце это как?- переспросил Вильям, не понявший сути.

– Умение останавливать совсем, задавать нужное количество ударов в минуту. Способность сердцем поднимать и опускать давление. Продолжаю. Вес тела, масса груза, который вы несёте, температура внешней среды, градус подъёма, почва, ваш центр тяжести, размер ноги, длина ноги от головки бедра до пятки.

– Ничего себе!!- воскликнул Вильям, представив нешуточный наборчик.- Это же высшая математика?!!

– Позвольте не согласиться,- в этом месте их разговора Сашка отсоединился от внешней среды, оставив в работе лишь канал настроенный на шумы исходившие от скал. В какой-то момент времени всё стихло, осталось лишь еле уловимое шипение. Он сел резким движением. В этот момент наблюдатель, выставленный в районе перекатов, находившихся метрах в восьмистах выше от них по течению, дал дым. Все высыпали на край утеса. Это означало, что согласно меток оставленных в прежние годы, вода уже поднялась до необходимого уровня и с минуты на минуту затор прорвет. Вильям стоял в толпе у самого края. На перекатах творилось завораживающее действо. Льды громоздились друг на друга, образуя высокую стену. Меж глыб льда пробивалась вода. Её потоки, сначала слабые, теперь напоминали бурный водопад. Вода была грязной и обрушивалась на белый чистый лёд внизу перекатов, расплываясь по сторонам. Вдруг вся эта огромная стена вздрогнула и одновременно поползла в их направлении по всему широкому фронту. Она как бы зависла на мгновение и с невообразимым грохотом рухнула вниз. Повинуясь внутреннему голосу все заорали, что есть мочи, пытаясь перекричать нарастающий звуковой тон. Место, где они все стояли, располагалось на самом повороте реки и грохочущий вал должен был обязательно врезаться в скалу у их ног. В момент приближения стены льда и воды у Вильяма волосы на голове встали дыбом от страха. Казалось, что их всех сейчас захлестнет, захотелось бежать подальше в гору, от этого разнузданного ревущего шабаша, но, видя, что никто не делает этого, Вильям втянул голову в плечи и повинуясь неизвестно чему, неожиданно для себя, неосознанно, заорал голосом, как ему показалось, громогласным, выпуская из себя не то страх, не то боль, не то ещё что-то. Удар вала в скалу произошёл на уровне ног так, что в лица полетели брызги и ледяная крошка. Утёс вздрогнул. Вильям вдруг представил, что скалу оторвало и их уносит потоком. Вывел его из этого состояния дикий эмоциональный крик присутствующих. Они, не переставая орать, стали прыгать, хлопать по спинам друг друга. Били и его, а он всех попавшихся ему под руку. А следом произошло безумство. Сашка прыгнул на льдину и побежал в противоход её движения, а когда она закончилась, выскочил как ни в чём ни бывало обратно на скалу в месте, с которого прыгал на льдину. Все кинулись ловить удобные полосы целого льда, иногда выбегая почти до середины реки. Перепрыгивали с льдины на льдину. При этом старшие зорко присматривали за меньшими. Вильям не успел опомниться, как Сашка, выбрав удобный момент и подходящую льдину, схватил его за рукав и заорал прямо в ухо:

– Вперёд, дружище!!!

Они оказались на льдине. Там Сашка отпустил рукав, предоставив его самому себе. Долго оглядываться не пришлось, льдина то и дело лопалась, расходилась трещинами. Это заставляло быстро передвигать ноги, чтобы не провалиться в образовывающиеся разводья. Так происходило до момента, пока не добежали до края, за которым была широкая полоса грязной воды. Большинство выпрыгнуло обратно на скалу и Вильям последовал их примеру. Трое отчаянных, во главе с Сашкой бросились к середине реки, чтобы устроиться на другую льдину с той стороны в нужный момент. Игрище длилось полчаса. Вода стала понижаться в уровне и прыгать стало опасно. Треск стоял такой, что собственного голоса Вильям не слышал. К нему подошёл Сашка. На его лице была улыбка, хоть с него стекала вода. Он дважды провалился. Один раз потому, что выталкивал малолетку на берег, тот немного зевнул, а второй раз выбранная льдина рассыпалась на длинные сосульки, едва он коснулся её ногой.

– Пошли к костру. Можно по сто грамм. Ты хорошо вписался в наше племя аборигенов. Орал знатно,- и Сашка выставил большой палец. Вильям, набрав полную грудь воздуха, хотел что-то крикнуть в ответ, но где-то в горле запершило на первом же слоге, сразу опустив голос до сипа. Сашка понимающе хлопнул его по плечу и потащил к кострищу, который уже развели те, к кому судьба была не благосклонна. Те, кого такая чаша минула, подкалывали купальщиков, крича во весь голос.

– Тебе, Петруха, надо-ть ноги удлинить!!

– Не!! Ему ноги в пору,- подхватывал другой,- голову бы новую.

– За проезд надо платить.

– Злой кондуктор ссаживат!!- под общий хохот язвил кто-то из промокших.

Сушились, весело перебраниваясь. Сашку тоже подкалывали, а он, смеясь, отвечал, голышом скача вокруг костра, увёртываясь от едучего дыма, ничуть не стесняясь своей наготы. Пацаны рассматривали на его теле следы пулевых и ножевых ранений, считали сколько легло швов на ту или иную рану. Один из преподавателей налил в кружку спирт и протянул Вильяму. Он сглотнул, вздрогнул всем телом, но запивать из предложенной кем-то фляги отказался, посчитав это неуместным. Сашке тоже налили. Он оглянулся на Вильяма и, поймав его взгляд, показал, что пьёт за него.