Глава 1

Вильям, Сашка и два молодых парня из Ходорской школы, им было по пути, плыли на плоту. Сплавлялись по реке. Не по той, на которой смотрели ледоход, а по несущей свои воды параллельно, и в которую, где-то далеко впадала таки родная река Александра. Вообще-то то на чём они плыли, плотом назвать можно было отдалённо. Это были связанные меж собой стволы, набранные прямо на берегу, а один, с огромным корневищем, пойман просто в воде. Корневище это то и дело бороздило по дну и тогда течением их чахлую конструкцию начинало крутить. Несколько раз на перекатах корневище так зацеплялось, что приходилось прыгать в ледяную воду и кантовать, чтобы сорвать с якоря. Вильяму лезть в воду категорически запрещалось и он сидел, лишь переходя по бревнам из одного конца в другой, чтобы своим весом помочь. Он наблюдал за парнями. В сущности это были уже мужики. Крепкие, не по-ребячьи сноровистые, они ему нравились. Каждый из них знал, что и как делать, но когда надо было вместе, Сашка кричал: "У-а-ах!!", и они тащили корневище. До сплава шли пятеро суток. Молодые всё время исчезали по обе стороны маршрута, скорость хода Вильяма позволяла им осматривать окрестности. Сашка был рядом на привалах, где Вильяму поручалось кострище и приготовление чая, а по ходу он тоже уходил, показывая Вильяму рукой направление, куда топать и где он его встретит. Сначала Вильям чувствовал себя неуютно, даже с долей обиды, но на второй день пути вдруг стал ощущать некоторое удовольствие, исходившее именно от одиночества. Подметив это в себе, он уже не выпускал, старался понять, осмыслить это чувство, строил вокруг этого версии и варианты. Эта игра его так захватила, что на третий день он испросил разрешение идти одному от начала и до конца, на что получил добро от Сашки. Ему вручили карту километровку и компас, после чего все четверо рассыпались по тайге. К реке, по которой решено было сплавиться, Вильям вышел сам и довольно точно, чем сразу же возгордился, но сидя теперь на подобии плота, его гордыня угасла. Ему было страшновато. Течение было быстрым и только окрики Сашки и ребят, спасли его несколько раз от купания. Плыли третий день. Стояли красивые белые ночи. За всё время пути они не встретили ни одной живой души. Безбрежные просторы восхищали Вильяма до безумия. Он впитывал красоту и казалось, что время почему-то остановилось, перестало существовать, наступила бесконечность. Вечное бытие.

– Долгая дорога – хорошо!- сам себе вслух сказал Вильям.- Но вот комары и мошка – плохо. Надо постоянно махать веткой.

– Так дай им спокойно попить своей голубой крови,- подначил его Сашка под улыбки молодых ребят.

– Лучше ответь, почему они тебя не кусают? Я вижу, что парням не сладко приходится. Их грызут как и меня, а тебя вроде нет,- Вильям отгонял нечисть березовой веточкой.

– Дело выбора,- стал разворачивать концепцию Сашка, изобразив при этом профессорскую физиономию.- От непонимания всё происходит. Вот ты за кого их считаешь?

– За гнусные твари,- с отвращением сказал Вильям.

– За то они тебя и жрут, бросаясь на твою плоть, как камикадзе. А я их люблю, уважаю. Отношусь к ним как к равным и очень умным существам, за это они меня облетают стороной. Да, они не имеют, как мы, возможности созидать, но это не означает, что они неразумные. К слову. Умный ведь с умным всегда может договориться,- за этими словами Сашки последовал дружный хохот трёх глоток.

– Фокусник ты!- поняв, что Сашка шутит, сказал Вильям.- Я у тебя серьёзно спрашиваю, а ты?!!

– А как тебе серьёзно ответить?!- Сашка развёл руки в стороны.- Учёные считают, что у них нет мозгов. Но вот интересная штуковина. Их на земном шарике 50 тысяч видов. Они служат пищей большинству живых организмов на планете. За это я их и уважаю. Их присутствие несёт не только зло, вирусы всякие там переносят и распространяют болезни, жить мешают, кусаясь, но без них человек не стал бы разумным, а может вообще не появился бы на свет. Ну, как же их не уважать!!? Ко всему у них очень короткая по нашим мерка жизнь.

– Ты неисправим!- Вильям покачал головой.- Тогда скажи. Я сильно теперь в обузу?

– Разве может быть обузой друг?!

– Я не в том смысле. Насколько со мной медленнее?

– Пусть тебя это не беспокоит.

– А всё ж?!- не отставал Вильям.

– Если честно, то втрое. Только тут чисто из пункта в пункт летом не ходят. Оно коротенькое, а многое надо успеть увидеть. Мы же от земли кормимся. Летом надо россыпь найти, зимой золотоносные пески выбрать. Снег сыпанёт – чёрта лысого сыщешь, а зима девять месяцев. Две трети года. И мы теперь идём обходом. По этому маршруту я не ходил. Нет, зимой я тут бывал, но быстро. Ездил снегоходом. Может, тут кто-то уже и рыскал, но один глаз хорошо, а много лучше. Надёжнее.

– Я понял,- кивнул Вильям, улыбаясь.- Глупый я, сразу догадываться не могу, что к чему,- его ответ вызвал у ребят смех.

– Так чем тебе долгая дорога хороша?- спросил Сашка.

– Не смогу.

– Не стесняйся. Тут все свои,- напирал Сашка.

– Сам ещё не раскусил. Надо переварить,- и Вильям покрутил вокруг себя рукой.

– Ну-ну! Гляди, умом не тронься. У вас в роду эти, психи, не водились часом? Прадедушка чудаковатым не слыл?- улыбка у Сашки была до ушей.

– Сказал бы я тебе!- воскликнул Вильям, но вдруг стал смеяться и молвил:- За своего не поручусь, всей генеалогии не знаю, но у тебя в роду есть чистый психопат. В четырнадцатом веке. Весь Лондон звал его Великим Королём Джоном. Как я тебя?!- он хлопнул в ладоши, предвкушая пикировку. Однако, Сашка на подвох не поддался.

– Точно. Был. Сказывают весёлый малый, хоть и чудак, да токмо мухи в жизни не обидел. Так и не он один. И до него встречались с приветом и после него. Есть где-то в генах пробой. Что греха таить, все мы сумасшедшие в какой-то степени. Вот ты лет через десять-двадцать издашь свои мемуары о поездке сюда и тоже попадешь в число блаженных. Освистают тебя добропорядочные британцы, осмеют,- в личный адрес Вильям ход не предполагал, да ещё с такой стороны.

– Я на тайность миссии сошлюсь,- ответил он, решив, что лучше в таком споре обороняться.

– Как же!- Сашка присвистнул. С реки взлетели два чирка и полетели низко над водой.- Ушлые репортеры раскопают, что ты сюда мотался из личного интереса. Выяснится, что ты примкнул к русской мафии. Посадят тебя, дружище. Придется тебе посылать посылки в тюрьму.

– У меня большие связи. До тюрьмы дело не дойдёт,- возразил Вильям.

– Мать королева уже не молода. Достойной замены ей нет. Чарльз на этот пост явно не тянет. Останется от вашего имперского консерватизма один профиль. Нравы падут, а угроза с Востока останется всегда. Тогда тебя и посадят,- расписал Сашка перспективу.

– В тюрьме не рай, но и там жить можно. За правду можно и пожизненно,- Вильям цокнул языком, а один из молодых ребят его подбодрил.

– Не бойтесь! Мы вас с кичи вытащим.

– Ловлю на слове,- подняв палец в небо, как бы призывая господа в свидетели, сказал Вильям.- Сидеть на старости лет не хочется. Да и точно, случись так, запишут в придурки.

– Так что тебе не даёт покоя?- не отставал Сашка.- Говори.

– В дороге думается хорошо. Я ещё не выяснил почему, но факт имеет место. Наверно от первозданной природы, что вокруг или ещё почему-то. Приходит спокойствие откуда-то изнутри. Дышится сладко,- не находя слов для ответа, закончил Вильям.

– Вона как!!- хохотнул Сашка.

– Вот снова ты смеешься!- разочарованно произнёс Вильям, заметив, что Сашка опять всё хочет перевести в шутку.

– То, что тут думается хорошо – известно давно,- Сашка был серьёзен.- Так происходит от Урала до Чукотки. В тайге мысль парит, перелетая с ветки на ветку. Все внутренние волны в человеке от тайги. Наши биоритмы совпадают с биоритмами леса полностью. Это не означает, что человек слез с деревьев, глупые теории оставим в стороне, потому, хотя бы, что слово слезть, довольно точно характеризует залезть. Раз слезли, значит, когда-то на них залезли. Человек умел лазить всегда, это факт неоспоримый. Он лазил по деревьям, скалам, пещерам. Мои выводы могут существенно расходится с данными антропологии. Например. Стопа древнего человека была копией руки. Если это кому-то говорит о том, что он в древности обитал на деревьях, это его право выбора. У гориллы тоже есть такая схожесть, и она лазает по деревьям, но предпочитает всё-таки землю. Наш предок выполз на сушу из воды. Деревья тоже не на пустом месте возникли. Тоже из воды. Мы топали рядом по нетореным путям и дорогам эволюции неразрывно. Лес – обитель и, если хотите, крестная мать человечества. Она кормила, спасала, укрывала неразумное чадо. Именно под кронами сосен мы стали превращаться из злого и кровожадного животного в умного и кровожадного сапиенс. Историю эту не воскресить. Почему? Потому что лес это влага. Исчезли, сгнили все ископаемые останки. Долг платежом красен, гласит мудрая пословица. Наши предки легли к подножиям сосен, своими телами удобрив почву в знак признательности за кров над головой и пищу. Украинские черноземы, не что иное, как прах и тех и других. Вечная им слава и благодарность. Вот откуда в тебе, Вильям, тяга к самопознанию. Лес раскрывает в человеке то, что скрывает город. Чтобы так произошло мало гулять в лесу несколько часов. Надо в нём пожить. И обязательно в диком. Человек хоть и стал разумен, в душе он такой же дикарь, каким был. Окультуренный лес не даёт такого эффекта пробуждения. В посаженном лесу нет души. Это антураж созданный руками человека. Всё искусственное не имеет души. Говорят, что весь окружающий нас звездный мир нечто вроде огромной души. Так, наверное, и есть. В созданном умом и руками человека, я лично, души не вижу, не чувствую. Иногда говорят, что в это вот строение вложена душа художника-архитектора. Желание выдают за действительность. Разве можно сравнивать парящего в небе орла с авиалайнером? В самолёт заложены жесткие математические параметры. Воздушное средство передвижения, не более, как ты не старайся вложить в него душу. Или башни мира. Они вызывают восхищение, эти творения рук человеческих, но мне больше по душе огромные в сто метров высотой сосны. Они для меня верх красоты и совершенства, мудрости природы, создавшей неповторимое чудо. Человек тоже ведь великое чудо природы, и хоть он кичится своим умением создавать, всё равно ему до природы далеко,- Сашка вздохнул, как бы подчёркивая свою разочарованность в человечестве.

– Ты совсем зелёный, Александр,- сказал Вильям.- Они в тебе нашли бы достойнейшего лидера.

– А ты против их требований?

– Я обеими руками за. Но только внутри себя. Снаружи я понимаю, что, вряд ли, кто-то пойдёт на удовлетворение их требований. Два начала во мне борются. Душа и разум,- Вильям посмотрел вопросительно на Сашку.

– Это вот в тебе и бродило, давило и не давало покоя. В нашем искусственном мире две противоположности – душа и разум. В лесу они сливаются в единое целое. Поэтому тут легко и спокойно. Свободно. Здесь им нет необходимости противостоять друг другу и они в красоте своей соединяются. Так было предусмотрено природой. Почему пошло не так – вопрос третий.

– Получается, что мой соотечественник Дарвин прав?- Вильям уже понял, что Александр в определении его состояния души оказался полностью прав. Но из этого всего интуиция вдруг подсказала ему, что тогда вся теория эволюции трещит по швам.

– А вот этого я не говорил!- Сашка поднял руки вверх, прося пардону.- Дискуссии на эту тему вечны. Он прав, безусловно, уж очень красноречиво об этом говорят факты, а их отрицать будет только слепой. Считают, что копчик человека – рудиментарный хвост. Я спрашиваю себя: "А почему, собственно, он стал вдруг не нужен и постепенно исчез?" И следом ещё более каверзный вопрос. Когда он исчез? До того, как человек стал на ноги или после. Да, в природе есть моменты, где теория Дарвина железно вписывается в прошедшую событийность. Но не везде. Я, к примеру, уверен, что у человека на пути от амёбы до прямоходящих экземпляров хвоста не было вообще. Хребет же должен чем-то заканчиваться! Вот у нас там и есть копчик. Вот ты рысь возьми. Он ей что, совсем был не нужен? Чем он рыси помешал? Лисе не помешал, волку тоже, а ей по вкусу не пришёлся, а они в одной среде обитания живут и пища у них одна. Ко всему у кошачьих хвосты никому не помешали. А мы вообще о многом не знаем и навряд ли когда-то узнаем. Меня другой вопрос интересует. Были мы вон с той сосной в далёком прошлом единым предорганизмом или нет? Это вопрос! А наследственная изменчивость – не вопрос. Пшик.

– Хитрый ты, Александр. С тобой спорить трудно. В твоей голове очень много информации и ты её выуживаешь и вставляешь в речь так, что не поверить невозможно,- произнёс Вильям с огорчением.- Тебе надо бросать твоё дело и заниматься наукой. Деньги деньгами, но знания – вечны.

– Ты вырос в другой системе ценностей, у тебя совсем иное понимание предмета, чем у меня. Мы на одной земле живём в одно и то же время, но находимся в разных эпохах. Для меня деньги не имели значения никогда и иметь не будут. Но они есть, они существуют, чёрт их возьми, а значит, есть и рычаги. Они тебе не нужны, ты существуешь вне их. Система тебя лелеет и защищает, помогает тебе стать на ноги. А я вне системы, я ей чужд, Вильям! Любая демократия отвергнет меня, она будет пытаться сбить с меня спесь, унизить. Кому я буду нужен кастрированный? Я создал то, что выше любой демократии в мире на несколько порядков. Разве можно бросить, презрев, своё дитя? Я не могу предать. Лучше застрелиться. Конечно, оно уже встало на ножки и само взрастёт, поднимется до небес со временем, но как отец я не имею права быть при его становлении в стороне. Мне необходимо участвовать в воспитании, ибо в этом процессе идёт взаимное обучение. Мне никогда не быть в науке. У меня есть свой интерес в астрофизике. Хочу я знать, почему и как всё это возникло. Я собираю в своей голове всё по этому вопросу и то, что касается косвенно. Может в глубокой старости, когда уже не смогу ходить, разложу всё по полочкам, проанализирую и что-то в моей голове вызреет, если раньше мне в бестолковке не сделают дырку.

– Ты так спокойно о дырке в голове говоришь, что можно подумать эта часть проблемы тебя не волнует?

– Ещё как волнует! Только не в отношении себя. За других сильно переживаю. А мне в деле, которое я делал, давно бы башку прострелили, если бы я с детства не научился смотреть по сторонам. Дырка в голове – слепой случай. Коль получишь, выводов и корректировок уже не сделать. У нас погиб один стрелок за всё время. Он летел злополучным рейсом, в котором янки подложили заряд. Правда, говорят, терроризм не имеет лица. Любой. Как коллективный, так и индивидуальный. Частный ли он или государственный. И как тут застраховаться? Последнее время много кричат об исламском терроризме. Я лично считаю, что ислам сюда приписывать нельзя ни в коем случае. Только не знакомый совсем с исламским миром может валить на ислам. Ислам очень терпим к человеку и его свободе, да и к другим религиям относится нормально. В семье не без урода, что тут поделать. В Италии, стране, с давними традициями вольностей тоже нашло место или почву зло. Так они все грамотные, что ж говорить об "исламском". Или возьми Ольстер. Позор. "Исламский" можно простить и как-то оправдать, но происходящее в Ольстере – грязное пятно на всё общество Британии. Как ты к этому относишься?

– Промолчу тактично. Не принято у нас обсуждать свои болячки. А вот что в семье не без урода – соглашусь.

– Да уж!!!- прорычал Сашка.- А я без обид. Меня чуть на тот свет не отправили в Бейруте вместе с морскими пехотинцами США. В гости я решил в тот день наведаться к одному своему приятелю и бац!!! Долбануло. Долго я в небе парил, всё подумал, кранты. Нет, очухался. Рассчитались с ними толково. Война войной, но если ты в своих амбициях вонючих слово своё не держишь – получи гранату. Они дали гарантии безопасности оставшимся в лагерях палестинских, но не выполнили операции по охране. Вот им грузовичок подкатили. А как же иначе?- Сашка пожал плечами.- Если б меня так обманули, я бы не только грузовичок, я бы атомную притащил в Вашингтон, чтоб все скопом взлетели.

– Ты серьёзно?

– Про атомный взрыв в Вашингтоне?

– Да нет же! Про казармы. Ты там был?

– Какие уж тут хихоньки,- Сашка зло выматерился.- Я поставлял кое-что в осажденные районы Бейрута. Тротил, кстати, в том числе. Им возможно и бахнули. Главный заказчик остался за кадром.

– Были данные, что это совместная акция сирийско-советская, а исполнитель – араб-палестинец. Смертник,- Вильям в те годы курировал все события по морским портам мира, а Бейрут важнейший стратегический порт Средиземноморья.

– Ни сирийцы, ни советские там не при чём. Деза это. Фундаменталисты могли, но не столько палестинские, сколько вообще. Их там шилось в городе и окрестностях много и все лютой ненавистью презирали янки. Мне по душе больше моссадовский след.

– Кто же станет подрывать союзников?!!- засомневался Вильям такому варианту.

– Не скажи!- возразил Сашка.- Во-первых, они имели неограниченные возможности. Во-вторых, кипели желанием вытолкнуть янки из региона на долгое время. В-третьих, у них в руках было достаточно арабов-палестинцев в тюрьмах. Водители могли и не знать о грузе. Подрывали с помощью дистанционного устройства. В-четвёртых, меня на это наводит то, что информация о взрыве странно пошла гулять. Из заявивших на себя это, четыре группировки в последствии отказались. И есть пятое. Оно заключалось в том, что я не смог получить никакой информации. Меня там все знали хорошо и не смогли бы мне отказать, потому что точно было известно о моей лютой ненависти к янки, но все как один мотали головами. А у меня не было тогда доступа только к израильтянам. Вот так, Вильям.

– Это ещё не факт,- не согласился Вильям с аргументами. Он вспомнил, что когда разбирался подрыв, Израиль, как возможный заказчик в аналитической сетке фигурировал.

– Такие факты в сейфах не хранят. Такую падаль, согласись, она могла иметь место, сожрать не смог бы никто, даже американский конгресс со своим еврейским лобби. Это не съедобно.

– В виде предположения можно принять, но всё-таки я сомневаюсь.

– Ты не хочешь в это поверить, вот и всё,- отрезал Сашка.

– Нет, что ты! Я искренен теперь, как никогда. Могло быть, не могло быть. Так, в столь щепетильном деле, решать нельзя. Списывать на фундаменталистов я тоже не решаюсь. Они не всесильны. Много нюансов в этом тайном подрыве. Точнее двух. Там действительно столько переплелось, что чёрт ногу сломит,- Вильям не хотел спорить по этому вопросу.- Взорвать казармы морских пехотинцев США и французские мог сам сатана.

– Ладно,- миролюбиво произнёс Сашка,- снимаем тему. Бой без очков.

– Что за птица?- Вильям ткнул в небо. Сашка обернулся.

– Ты смотри!!- восхищенно произнёс он.- Да ещё пара. Вон там, в далеке, второй парит.

– Так кто это?

– Костя!- обратился Сашка к одному из молодых.- Отметь себе в отчёте,- парень кивнул, а Сашка продолжил:- Мне раньше в наших местах видеть не доводилось. Это стерх. Белый журавль. Перелёт давно прошёл и почему они тут отгнездились – иди спроси? Я в догадках. Они мимо нас летали. Их путь на северное побережье. Он в Красной книге. Говорят, что их осталось несколько десятков пар. Всего. Гнездующиеся в устье Оби, зимуют в Индии. Их почти не осталось. Цивилизация угробила. Наши якутские – тундровые. Тоже мало уж совсем их. Костя, обратно пойдёшь, глянь, что они. Отгнездились или как. Только тихонько. Может, им Лукерьино болото приглянулось.

– Сделаю, Саш!- пообещал парень.

– Редкий, да?- спросил Вильям.

– Совсем. К концу столетия исчезнет. Если, кроме вмешательства человека, погодные условия не дадут выводить потомство, сойдут на ноль. Вот она, Вильям, изменчивость.

– Не соглашусь я с тобой по этому вопросу,- воспротивился Вильям.- Просто в их нише обитания слишком быстрые изменения. Ваши где зимуют?

– В Китае,- ответил Сашка.- В дельтах Хуанхэ и Янцзы.

– Там населению нечего кушать. И стерх получил в последнее столетие кроме естественных врагов самого страшного – человека. Тут не до изменчивости.

– Хорошо, хорошо,- поднял руки вверх в знак поражения Сашка.- Фишки не прошли.

– На таких-то мелочах меня не лови,- Вильям рассмеялся и с ним вместе молодые ребята. Они внимательно слушали пикировки. Разговор шёл на английском, иногда переходя на немецкий.- Раз номер не прошёл, тогда один ноль в мою пользу, на сегодняшний день,- мигом оговорился Вильям, потому что счёт был далеко не в его сторону за прошедшие дни путешествия.

– У тебя в роду вроде бы нет иудеев,- как бы не соглашаясь со счётом, легонько намекнул Сашка.

– Наша кровь есть в их жилах,- бодро произнёс Вильям.- Мои предки ходили во все крестовые походы на Ближний Восток за веру и не оставить там следов не могли. Ты на мою хитрость намекаешь?

– Так не всегда же твои предки были воителями. Последние два века они из банков своих не вылазили, а там каждый второй и вторая – еврейского происхождения. Я слышал где-то, что долгое общение перенационаливает. Наследственная изменчивость, брат ты мой,- Сашка еле сдерживал смех, он крепился во всю, но не выдержал и окрестности огласились его гортанным хохотом. Сквозь слёзы, Вильям, продолжая смеяться, сказал:

– Ты не любишь проигрывать. Один – один.

– А кто любит? Пальчики мне в рот не клади, я их сразу сделаю, хрясь-хрясь,- Сашка спрыгнул в воду. Проплывали над широким перекатом. Ему было по грудь.- Сейчас по тихой воде до следующего переката долгий изгиб часа на три. Петля. Я проскочу перемычкой. Жрать хочется. Вы на перекат тот не суйтесь, а перед ним причаливайте,- и он пошёл к берегу.- Жду вас к обеду,- донёсся его голос издалека, когда их порядком снесло течением.

Вильям остался с парнями. С ними тоже было интересно общаться. У них было чему поучиться. Они охотно делились, ведь знали и умели в тайге всё.