Столько в своей жизни Вильям не ходил никогда. И красот, что довелось увидеть, было неисчислимое количество. Такой слаженной организации дела ему встречать не приходилось. Три часа назад они с Александром вернулись с побережья, где участвовали в разгрузке транспортного корабля. Объём грузов, что Вильям там узрел, потряс его до глубины души. Столько невозможно было принять без механизмов за месяц, но люди всё перетаскали в пять приливов. Это были, по мнению Вильяма, не люди, а муравьи в человеческом обличье. Сейчас он сидел в домике на нарах и с сожалением смотрел на свои припухшие ступни. В домике было прохладно и чисто. Александр задержался в бане, перекинуться парой слов с бородатым мужиком по имени Проня. Вскоре он пришёл и, застав Вильяма в грустной позе, сказал:

– За свои лаптёжки не переживай. Подлечим.

– Ты мне говорил, что сапоги – лучше некуда. Вот смотрю и вижу, точно – некуда. Завтра ноги совсем опухнут,- произнёс Вильям с натянутой улыбкой.

– Ты, друг мой, тупарь. Спешка необходима при ловле блох. Я ж тебе показывал, как надо портянку наматывать. Пока за тобой присматривал, всё было в норме. Вон сколько отмахали по тайге и нормально ведь. Решил я, что тебе уже не надо потакать, а ты оказывается лентяй. Один раз вовремя не перемотал и результат налицо. Стёрлись твои ходульки,- проворчал Сашка. Вильям не обиделся. Он уже привык ко всяким нравоучениям.

– Выходит плохая обувь, если от одного раза так происходит,- упрямился Вильям, хоть внутри чувствовал, что не прав.

– Масло в двигатель единожды не подлить – клинит. Это пойми. Портянка, носок ли – это смазка в виде прослойки. Да ну тебя!- отмахнулся Сашка.- Сейчас дед мазь притащит, смажем, но два дня придётся походить в войлочных тапках. Они от того у тебя опухли, что натерлись до ранок, через которые попала инфекция. Портянки надо сушить и споласкивать.

– Лучше нашей, английской обуви, в мире нет,- гордо произнёс Вильям.

– Козёл ты!!!- простонал Сашка с усмешкой.- Ты в ней тут и десяти километров бы не прошагал. Рекламные хитрости английских обувщиков выбрось из головы. Они на обывателя ушастого рассчитаны, чтобы чаще покупал. Качество вашей обуви, лучшее в Европе, потому что после дождя не скрючиваются и в носке отменны. В ваших штиблетах я сам хожу, но там. Долго бегают. Подошва, правда, дрянь, быстро стирается об асфальт, раньше, чем верх начинает трещать по швам. Вот тебе пример. Я сейчас в сапогах, которым без малого сорок лет. Отец шил у мастера великого на заказ.

– Только не говори, что у них вечная подошва. Я видел, они латанные.

– Вечного в мире ничего нет, кроме безумия. Ясное дело латаные, как же иначе. А ты проходи сорок лет так, чтобы верх уцелел?! Слабо?

– Проще новые покупать, чем старьё латать.

– Упрямый ты ослик,- Сашка подсел к Вильяму на нары.- Это ты, лондонский аристократ, имеешь в своём обувном шкафу три дюжины ботинок на все случаи жизни и меняешь их почти каждый год, чтобы не отстать от моды. Здешний народ богат-беден. Ну, не хочет он позволить себе такое благо как ты. Наш мужик не скуп, но и не транжира. У него одни штиблеты на все случаи жизни. Хоть свадьба, хоть похороны. В них его и закопают, кстати. Не принято босым, но и в сапогах в гроб не положишь. Сапоги надо беречь. Просто ведь всё. Ходить надо аккуратно, осмотрительно и всего-то. И смазывать регулярно. А ты как думал? И не кремом от химического концерна, а специально топленым внутренним жиром. Я тебе потом покажу, как его делать.

– Мне собаки и коты потом прохода не дадут в Лондоне,- смеясь, отказался Вильям.

– Горе ты луковое,- Сашка тоже расхохотался.

– Чё ржёте, что тебе кони?- в дверях появился Панфутий.- Санька, я мазь принёс. Ещё дохтур укол послал, но говорил, чтобы ты сначала сделал что-то, узнать, нет ли у него этого…, как её, вот нелёгкая, шёл талдычил и всё одно запамятовал. Не наше слово. Иностранное.

– Аллергии?- спросил Сашка.

– Во-во. Её сучьки. Он сказал, что ты в курсе как,- Панфутий вручил Сашке футляр.- Ох, мил человек, ты не нашенский,- осматривая ноги и открыв баночку, из которой потянуло приторным зловонным запахом, произнёс старик.- Так и до могилы запросто дойти можно. Санька, леший тебя съешь, чего ты человеку не объяснил как и что, не проинструктировал? Правила техники безопасности нарушашь. Штраф от меня старика имеешь.

– Я те, Панфутий, налью. Так хлебнешь, что потом до смерти с печки не слезешь,- наехал на старика Сашка. Они сильно зашибали, хоть норму в шахте делали исправно, но ходили все в подпитии приличном.

– Никак мне домой ноне нельзя,- ответил Панфутий вздыхая и принялся мазать Вильяму ноги, предупредив:- Будет больно малость печь, но потом слегчает.

– Почему нельзя?- глядя, как Вильям стиснул от боли челюсти, осведомился Сашка.

– А то ты не знашь!?- Панфутий втирал вонючую мазь под тихий стон Вильяма, который не смог молчать.

– Дед!! В темниловку со мной не играй. Мы из посёлка вышли ещё до ледохода. Говори?- Сашка подмигнул Вильяму, но тот не отреагировал.

– Ты Снегиря девке моей подпихнул, шайтан-байтан, а ешо спрашивашь чего,- сокрушенно произнёс Панфутий.

– Сладилось, значит!- на лице у Сашки заиграла улыбка.

– Нет, ты на него посмотри!- всплеснул руками Панфутий.- Он ещё лыбится и очи таращит! Срань ты, Санька, вот ты кто. Ставь коньяк. Ящик. Не то не дам девке благословения. Любаша отца не ослушается. Вчера получил письмо. Слёзно просит, чтоб позволил. Ставишь?- Панфутий строго глянул на Сашку.

– Десять!- решил торговаться Сашка.

– Да я за мою деваху, бог свидетель, цистерну припрут, а ты ящик жилишь! Не думал я, что ты зажмешь,- Панфутий перекрестился.

– Ладно, Панфутий, прав ты. Грех за такую девку торговаться. Раз сладилось, ставлю. У меня на сватовство рука лёгкая. Пусть детишек наделают поболе. Дети – счастье. Хоть порой и недоумки, но свои ведь. Скликай бичей,- последние слова Сашка крикнул, потому что Панфутия в домике уже не было. Он умчался приглашать, забыв баночку с мазью, оставив её открытой. Сашка закрутил крышку и бросил, точно попав на нары Панфутия.- Как ты?- спросил он Вильяма.

– Теперь хорошо,- Вильям светился.- Как понять, больно-малость-печь?

– Слегчало?- Сашка вколол иглу в руку Вильяму, сделанная ранее проба реакции не дала, можно было делать укол антибиотиком.

– Да.

– Вот это и есть, больно-малость-печь,- пояснил Сашка, чтобы не влезать в дебри русского языка, из которых хрен выберешься.

– Не хитришь?- подозревая обман, спросил Вильям.

– Клянусь!- заверил Сашка, что Вильяма устроило.- Ты пока полежи,- Сашка встал,- а я вынесу обещанное. Если они увидят мои запасы в коптёрке, проходу потом не дадут.

– Много пьют?

– Эти много. Ежедневно. Молодые совсем не пьют,- Сашка исчез в кладовке, быстренько вынес два ящика и прикрыл их мешком.- Про мою заначку никто не знает. Я привёз сам и выгрузил без посторонних глаз.

На пороге появились Панфутий и Проня.

– Остальные где?- задал Сашка вопрос.

– Так это, на подходе,- Панфутий подошёл и, видя, что Саня сидит на прежнем месте, да ещё со шприцем в руке и ваткой, протянул руку со словами:- Ты, Санька, сиди уж, отдыхай, я сам вынесу.

– Ага!!- Сашка положил в протянутую руку шприц и ватку.- Выброси,- и добавил:- Как же! Карман шире держите, махинаторы. Так я вас в святая святых и пустил,- и стал хохотать, показав пальцем на прикрытые мешком ящики.

– Чёрт-чертяка!!- возопил Панфутий.- Объебал! Я ж те говорил, Проня, хрен-с два что у нас выйдет, а ты мне давай, давай!

– Так! Любители коньяка,- Сашка вытянул одну бутылку из ящика, который держал Проня.- По пустым не палить, сдать все до единой доктору.

– Ясно,- в голос ответили оба и двинулись к выходу.

Панфутий обернулся и, кивая головой, сказал:

– Мы того, сейчас сольем и сразу снесем, чтоб не соблазняться.

– А что стекло?- поинтересовался Вильям.

– Желтое. Мы многое тащим в большой таре, места меньше занимает при перевозке, потом рассыпаем по мелкой. В медицине всё в желтое стекло принято паковать,- Сашка откупорил бутылку и дал Вильяму понюхать. Тот сразу стал вставать. Он тоже любил коньяк.