Когда в Якутске рейс на Москву вдруг отменили, перенеся его на следующий день, как объявила диктор по техническим причинам, к Сашке и Вильяму, стоявшим в здании аэровокзала подошёл человек в форме гражданской авиации.

– Александр Григорьевич!- назвал он Сашку по имени отчеству.- У самолета неполадки с двигателем. Есть рейс на Ленинград через семь часов. По всем остальным маршрутам с пересадками и раньше двух суток не доберетесь. То в портах топлива нет, то ещё чего-то, то бастуют. Можно и свой рейс организовать на Москву, но часов восемь надо.

– Глеб Иванович! Организуй, будь добр, дополнительный. Мне не хочется видеть Петра творение. Лучше восемь тут, чем сутки там торчать. Народ, вижу, летает, на рейс наберётся, а за топливо и экипажу я уплачу. Ну, и вы, ясное дело, в накладе не останетесь.

– Александр Григорьевич!!!- возмутился мужчина.- Мне ни одной копейки не надо. Итак, я ваш вечный должник. Тогда я пойду. К десяти часам подъезжайте, я вас проведу прямо к самолету,- и отошёл.

– Чем он у тебя в долгу?- спросил Вильям.

– Да ни чем. Знаешь, как тут делается? Ты мне – я тебе. У него болела дочь. Какое-то редкое заболевание связанное с лимфой. По нашим меркам неизлечимое. Держали её на сильных антибиотиках и довели до могилы. Он её возил кругом, где мог договориться, но платить надо везде. Влез в долги, лекарства, опять же, покупал не дешёвые. Чтоб хоть как-то с долгами рассчитаться, стал брать взятки. Ну, его и подцепили. Десять лет с конфискацией суд ему определил, а больная дочь одна и ей точно смерть без него. Кто бы её стал лечить? Жена их бросила давно. Вытащил я его из тюрьмы, дело закрыл с помощью опытных адвокатов, долги его вернул, дочь вылечил. Не сам. Пригласил специалиста и достал необходимые лекарства. Они оба уже и забыли, что она была неизлечимо больна. Вот он и говорит, что он мой вечный должник. Только ни он мне, ни я ему не должны. Ему должно государство, и не только ему, оно всему народу должно.

– Плохо у вас честному человеку.

– А где ему хорошо?! В Лондоне, что ль? Поехали в город,- предложил Сашка.- Осмотрим его, потом поедем ужинать к одному новоссыльному.

– Разве такие есть? Горбачёв всех вроде освободил!- удивился Вильям.

– Он служитель культа. Архимандрит. Его свои третируют за то, что он их всех посылает в одно место за алчность, не соблюдает постов, но сан с него снять не могут, а он сам уходить не желает.

– Такое возможно?

– У нас, дружище, всё возможно. Это ведь Россия. На его проповеди народ валом прёт, хоть он в речах своих господа ни единым словом не поминает, так умеет обойти словесно, что я диву даюсь,- они вышли на площадь и Сашка сразу остановил проходящее мимо такси.- Земляк! Давай по городу покатаемся. Семь лет не был в столице. Не спеша,- водитель кивнул, и они сели в машину.

– Что-то вы на ЗК не похожи,- сказал водитель, тронувшись.

– Мы с островов. Семь лет на станции сидели добровольно. На Генриетте. И скажу тебе откровенно, лучше бы мы не возвращались,- ответил Сашка.

– Вот это верно подмечено. Я бы сам сбёг куда подалее, чтоб дерьма не видеть, но кто, скажи, семью кормить будет?- он вздохнул тяжело.- У меня, всевышний сподобил, шестеро и все девки. Хоть вешайся, а крест неси. Сейчас одну одеть – взопреешь, а шестерых?- он вырулил на трассу, ведущую в город.- Как ехать? Что желаете осмотреть?

– Сначала на речной порт, потом видно будет,- Сашка положил пачку пятидесятирублёвок возле рычага переключения передач.

– Это много будет,- сказал шофёр.

– Ничего. Нам они всё равно не впрок. Либо пропьем, либо бабам подарим. Вызов у нас на норвежские платформы. Поедем газ добывать для чужой страны. Когда у тебя смена заканчивается?

– В три. Есть предложения?

– Нам надо к десяти вечера к самолету. В шесть часов на ужин к отцу Иннокентию. Знаешь его?

– А кто, скажи мне, отца Иннокентия в Якутске не знает? Тогда так поступим. Я в три часа подхвачу напарника и пересядем на мою шестую. К шести я вас к отцу Иннокентию подкину, где он живёт в курсе, а полдесятого заберу и в аэропорт. Пока вы ужинаете, я покалымлю. Сговорено?

– Годится! По рукам!- согласился Сашка.

Весь день они мотались, осматривая город. Обедать направились в лучший ресторан города, где у Сашки тоже оказались знакомые, которые его появлению были весьма рады. Особенно стройная и симпатичная официантка, сходу повисшая у него на шее.

– Марья!! Не балуй!- обнимая её, сказал Сашка.- Ты всё хорошеешь. Годы над тобой не властны. Одно слово – царевна. Здравствуй, Федосия Игнатьевна,- поздоровался Сашка с женщиной якуткой маленького роста, коротко её обняв и расцеловав.- Организуй нам столик на троих.

– Кто ж тебе откажет, такому бугаю?! Девки мои так и пищат. Проходи, проходи, чёрт лесной. Покормим,- Федосья Игнатьевна подтолкнула Сашку к зеркалу.- Хоть причешись, а то, как с берлоги.

– Ему так больше идёт,- Марья не отходила, крутилась рядом.

– Егоза! Иди накрывай, ишь, распустила хвост,- наехала на Марью Игнатьевна.

– Уже бегу. Спросить даже нельзя. Сань! Ты надолго?- в глазах Марьи была тоска.

– Не соблазняй. Я знаю, что ты замужем. В грех играть не могу. Честно отвечаю – проездом. Вечером рейс. Мне сердце при виде тебя щемит, но поделать ничего не в силах. А ты не забыла меня, выходит?

– Нет,- коротко ответила Марья.- Каждый день тебя во снах вижу. Ну, где ты взялся на мою голову?- на её глазах навернулись слёзы. Сашка обнял её, не обращая внимание на окружающих.

– Не реви, а то уйду. Дурёха ты дурёха. Кто ж виноват-то? Да и не виню я тебя ни в чём. Жизнь есть жизнь. Какая дорога выпадет, той и иди. Нас не свела. Я не в обиде, но и ты не скули. Знаю, что ты готова была за мной на край земли, но я не могу тебя позвать. Не мог ни тогда, ни сейчас,- стал успокаивать её Сашка.

– Извини, Сань!- она отстранилась, вытянула из рукава платочек, вытерла слёзы.- Ей-богу нахлынуло. Как увидела тебя, вылезающего из такси, аж сердце остановилось,- она вымучено улыбнулась.- Женился?

– Эх, Марья, Марья!! Где ж я теперь такую как ты найду? Нет, пока. Думаю, что долго не протяну, годы подпирают,- Сашка обнял её за плечо, и они всей толпой двинулись в зал.

Уже в машине, после обеда и долгого прощания, когда ревели Марья и её подруги-коллеги по работе и даже Игнатьевна, всплакнувшая тайком и знавшая кто есть Сашка на самом деле, остальные были не в курсе, шофёр спросил:

– Любовь?!

– И ещё какая любовь!- вздохнув, ответил Сашка.- Не девка была в молодости – огонь!

– Красивая,- констатировал водитель.- Хоть, видно, не молода.

– Тридцать шесть, да трое детей,- Сашка замолчал и добавил спустя время:- А может и больше уже. Что-то я не спросил. В 1986 трое было. Не женщина – кипяток. Ей, кстати, с мужем, в отличие от подруг, повезло. Работа, сам знаешь какая.

– Эт точно,- кивнул шофёр.- Красоту такую каждый полапать наровит, а народец идёт в кабак, как правило дерьмовый. Хамский.

– А ей повезло. За мента она вышла. По мужу Доронина.

– Это не Николая Доронина, что в уголовном розыске по городу, жена?- у водителя отвисла челюсть.

– Вот за ним.

– Елки-моталки. У меня с ним гараж рядом. Соседи. Я ему в том году двигатель перебирал. И он меня выручал не раз, не два. А что она его жена – впервые слышу и вижу. Вместе их не видел и в гараж она не приходила ни разу. Вот жизнь!! В одном городе живём, знакомы с ним лет пятнадцать, а жену сегодня впервые увидел! Да и он как-то словом даже не обмолвился. Я так считал его холостым.

– Три года он её обхаживал, не давал ей проходу. Всех от неё отбил. Упрямый мужик. Когда я возвратился в город, она уже первенца родила. Уехал поезд. Посмотрел со стороны и отошёл в сторону. Зачем в семью соваться. Да и в ресторан я бы не пошёл сегодня, если б знал, что она там до сего дня работает.

– И правильно. Если б был мудак или пьянь, надо бабу уводить. Николай справный,- шофёр ловко прикурил одной рукой, бросил спичечный коробок на переднюю панель и продолжил:- Я за баранкой четверть века. Двадцать лет на такси. Насмотрелся и наслушался супружеских претензий и обвинений. Чего только языком не метут?! Даже разнимать и успокаивать приходилось. Жуткая у нас культура. Я подметил, что пьяные супружеские выяснения отношений, по лексикону, угрозам и прочему, ну точь в точь как нонешний скандал во власти. Такой же пьяный. Такая у меня в голове возникла ассоциация. Потом они разведутся, а страдать будут дети. Народ, стало быть.

– Так и будет,- согласился Сашка.

– И получается, что все мы – безотцовщина. Сироты.

– Да, земляк, да! При прежней власти, коммунистов имею в виду, хоть точно знал, что завтра тебя ждёт, детей твоих. А ныне? Мы на островной станции семь лет отпыхтели, а вернулись, вижу, попали в гавно. Замен у нас не было, бросить всё жалко. Теперь поставок нет, станцию закрыли, заморозили. Хорошо хоть расчёт дали, а то бы мы теперь по городу мыкались в роли бичей. Знакомых-то много, но деньги занимать в такие времена – сердце не велит, да и совесть не позволит. Не нужны этой власти ни мы, ни наша работа.

– Им бы золото, алмазы, нефть поступали, а как, каким горбом да сорванными пупками – плевать. За барышами человека видеть перестали. В парке у нас парень молодой недавно разбился, так мы с шапкой по кругу на гроб собирали. Где живём?!! Досок на последнюю квартирку не нашлось. Ты сам-то местный? Город хорошо, вижу, знаешь.

– Университет я заканчивал. Геолог я. До университета финансовый техникум. Я родом из Олёкминска,- ответил Сашка.

– То-то ты как в родном доме ориентируешься. Теперь многие уезжают. Кто на Большую землю, квартира если есть да пенсия, кто на малую родину к родителям, а кто-то из этой страны вообще. И так тебе скажу, земляк, я тоже тут родился, больно мне на это смотреть. Нет у меня к отъезжающим ненависти и злобы. Хорошо, что есть куда ехать. Не все же могут такой беспредел выдержать.

– А больно почему?- полюбопытствовал Сашка.

– Да оттого, земляк, что мы тут худо-бедно, но большим многонациональным кагалом жили, всякое случалось, да всё это мелочи. Теперь им всем не сладко придётся. Кто и где их ждёт? А один переезд равен шести пожарам. Человек должен жить оседло.

– Трудяга кругом устроится.

– Мусор убирать,- ответил таксист и все трое рассмеялись.- А вы как устраивались? Если не секрет.

– Просто всё. С нами два года зимовал норвежец. Гляциолог. У него дядька в фирме работает по добыче газа с платформ. Он нам дал рекомендации. Две зимы мы вместе прожили, а как родной брат. Сам он нам позвонил, пригласил и всё устроил. Мы же все свои, а как лебедь, рак и щука тянем в разные стороны. Отсутствует в нас взаимопонимание как у других народов. Правда говорят, что если одного еврея из ада выпустить, он всех своих следом вытянет, а русский утопит.

– В самую точку бьёшь,- таксист цокнул языком.- Как мы никто в мире себя дерьмом измазать не умеет. Мовы нет!

– Ты украинец?

– По паспорту,- водитель ухмыльнулся.- У нашего брата одна национальность – якутянин. Будь ты хоть негр. Раз тут родился, вырос и работал, ты пожизненный сах. Предки мои с Западной Украины ссыльные. Из-под Тернополя. Зборовские.

– Ха!! Так мы с тобой и по предкам земляки,- воскликнул Сашка.- Дед и бабка у меня из Галича Ивано-Франковской.

Они хлопнулись ладонями рук, не сговариваясь.

– Если б мне скинуть годков десять, да не было б семьи, наверное, я тоже бы подался на мир посмотреть, но веришь, земляк, помирать, сюда бы возвратился. И только сюда,- сказал таксист.

– Хочешь в вечной мерзлоте до лучших времён сохраниться?- подколол его вопросом Сашка.

– А что ты думаешь?! Может хоть в этом повезёт и обману эту власть продажную, проклятую житуху. Ну, чем чёрт не шутит! Вон недавно по телеку показывали, что нашли не то в Канаде, не то в США одного. Пять тысяч лет ему, что ль. Высох он правда, но мышца кой-какая есть. Если сейчас удобно упасть в нужном месте, то через пять тысяч уж научатся откачивать. Как?

– В ЮСА есть фирма, как продукты гонит потоком покойников в камере быстрой заморозки, а следом в холодильник на долгое хранение. Это стоит дорого и не каждый себе может позволить, однако, желающие есть,- сказал Сашка.

– Надувательство,- таксист остановил машину.- Ждём напарника и меняем коня,- пояснил он.- А вот способ заработать деньги – хороший. Такие жмурики появятся скоро и у нас. За холодильники не скажу, но в ледники паковать начнут.

Поменяв такси на личную машину, они мотались по городу, ведя беседу. Вильям молча слушал, изредка отвечая одним словом. В самолёте Сашка объяснял Вильяму, почему таксист такой говорливый.

– Все таксисты этой страны самые информированные люди. Они знают всё обо всём. Они представители особого характера, особого духа. Не каждый способен крутить баранку.

– Но как он не боится резать правду в глаза? Ведь говорит прямо и точно всё формулирует, будто он во всём дока.

– А у него универсальное образование. Он поговорил с врачом не единожды, с шахтёром, с летчиком. Каждый ему про что-то поведает. Главное отменную память иметь. И у любого из них она превосходная. Особенно у тех, кто долго работает.

– Почему?

– Им надо хорошо знать город. И не просто расположение улиц и домов. Это в Лондоне таксисту надо, а тут другая специфика. Весна – одна дорога, зима – другая, лето – третья. Ям столько по городу, что ни один компьютер их учесть не сможет, а им надо помнить, иначе семья без хлеба. Зимой вообще каждый день надо быть начеку. Условия меняются мгновенно. Даже снег и тот в разное время суток разный, на всё надо делать поправку, в противном случае твоё место займёт другой, а твоё на кладбище.

– Не думал я, что это так сложно!- выдохнул Вильям.

– Если я тебе подробно всё опишу, ты скажешь, что им надо платить по миллиону долларов в год, а они зарабатывают от силы триста в месяц.

– Всего?

– А ты думал!

– За такие деньги я не стал бы работать.

– Предложи этому мужику поменять Якутск на Лондон. Знаешь, что он тебе ответит?

– Что?

– Пошлёт к праматери.

– Заработок его не соблазнит?

– Он скажет тебе, что ты мне тут столько дай заработать, а как их тратить сам с усам.

– Вот этого я и не могу понять,- Вильям надул губы.

– Дружище, в этом все мы, с потрохами. Кто-то может и согласится, но вот такой как нас возил – никогда. Он прошёл в жизни всё: огонь, воду и медные трубы. Он живёт в риске постоянно. Его могут убить запросто за жалкую выручку, которая жизни человека не стоит. На нашей улице подрежут в момент за сигарету, коль у тебя нет, и ты не способен за себя постоять. Кормят его мозолистые руки да стальной хребет. Только они спасают его в экстремальных ситуациях. И он на уютную квартиру в Лондоне свою хибару, у которой зимой насквозь промерзают стены, не променяет. Потому что понимает свою ненужность там. Ну, не надо ему всего где-то. Всё его тут. Пусть горбатое, пусть кривое, пусть в дерьме, но своё, родное. Это ты способен понять?

– Пожалуй! Но всё равно многие, как он сказал, уезжают.

– Статистика по стране такова, друг мой. Уезжают навсегда в основном евреи. Там, в Израиле, дают сразу гражданство. Это основной поток. Но они умрут там всё равно с клеймом – русских. Правнуки, наверное, будут настоящие евреи, а прибывшие никогда уже ими не станут. Не станет также немцем тот, кто переедет в Германию. А из просто уезжающих, главный поток составляет люд стремящийся заработать и вернуться. И доминанта в таком потоке – проститутки. Лишь малая часть людей едет навсегда. Куда бы они не приехали, в какой бы стране они не оказались, у них нет национальности, религиозной принадлежности. У таких одна любовь – деньги. Совсем не важно, как эти бумажки называются: фунты, марки, франки, тугрики, доллары или песо, главное, чтобы они были. Это их любовь, это их родина. Притом, что все они не умеют работать. Так гласит закон. Чтобы много иметь денег, категорически запрещается работать. Они отсюда уматывают не пустые. Увозят с собой капиталы наворованные у народа. Кому-то из них повезёт, и он станет богатым, но так случится с единицами, остальные наворованное промотают и станут нищими, бродягами, попрошайками, проститутками. Эмигранты первой волны, это начало века, были людьми образованными. Голубая кровь, а умирали в нищете. Князья в сотом колене работали в Париже теми же таксистами, офицеры гвардейских императорских полков – официантами. А нынешние ничего не умеют. Только воровать, отбирать, убивать, резать и работать никогда не смогут.

– Ты напрасно так говоришь. Многие устраиваются на работу. Даже на предприятия,- возразил Вильям.

– Так поступают простые люди, имеющие вид на жительство. Они подкапливают деньжат и возвратятся домой рано или поздно. Их очень мало. Ты в Хабаровске видел челноков?

– Да! Очень много.

– У многих челноков высшее образование и они стали таковыми после закрытия предприятий, на которых работали. Кто-то даже в таком деле нашёл себя, считав, в прошлом, что он врач или учитель. В России наличие диплома – это ерунда. Бумажка. Она важна, не случайно у нас говорят: "Без бумажки ты – какашка, а с бумажкой человек". Сейчас переиначили: "Без диплома ты – дерьмо, а с ним – дерьмо дипломированное". Разницу чувствуешь?

– Значит, плохо учили,- не согласился Вильям.

– Нормально учили. Учиться не все хотели, это да. Мы собрали данные по высшим учебным заведениям Москвы. Выяснилось, что те, кто действительно грыз науку, то есть самые грамотные и умные, оказались за бортом. А в аспирантуры, научно-исследовательские институты, ведомства, министерства пролезли тупые, но хитрые. Нет сейчас у власти людей компетентных. Им взяться неоткуда. Название у них одно – номенклатура. Сейчас их время. И именно для них деньги – Родина.

– Не всё, выходит, пока украли!- Вильям рассмеялся.

– Те, что хапнули при Горбачёве уже там, у вас на Западе. Те, что при Ельцине состоят, набивая карманы – готовятся. Он уйдёт с поста, не важно как, и они побегут.

– Вот в этом и заключается вся ваша психология. Водить дружбу с тем, кто даёт воровать. Даже Андропов и тот кое-что позволял. Сейчас мне кажется, что Ельцин много хуже Брежнева. Совсем всех вокруг себя распустил. Позволяющий воровать приближённым – предатель,- высказал свою позицию Вильям.

– По этому показателю лидер компартии Зюганов во сто крат честнее Ельцина. Вспоминаю съезд Советов и выступление на нём Егора Кузьмича Лигачёва и знаменитую фразу: "Борис! Ты не прав!" Легонько сказано. Я Лигачёва уважаю больше, хоть мне и его позиция претит, но он верен до конца идее. Анализируя произошедшее в Союзе, а потом в России, всё сильнее и сильнее нахожу сходство Ельцина с Иудой. Только он наш, русский и как результат – более изощренный в деяниях своих. Весь парадокс в том, что именно этот скот-с развалил Советский Союз и, вероятнее всего, развалит Российскую Федерацию. Всё потому, что когда-то его долбанули по башке в партийной элите. И сделали это в общем-то верно. Изучил я его тогдашние выступления и писанину, нет там ничего разумного. Он сделал себе карьеру, публично выйдя из партии на съезде оной. Горбачёв своими бездумными действиями потерял поддержку в народе и среди чиновников самой партии. Борис это прочувствовал и бац! кроет своей шестёркой козырного туза, то бишь Горбачёва. Миша сыкло явное. Он испугался, что снятие Ельцина со всех постов расценят на Западе как расправу. Я бы на его месте Ельцина выгнал с треском со всех постов и людей его поддерживающих тоже. Но он на это не пошёл и в результате Борис оказался председателем Верховного Совета Российской Федерации, а следом и первым президентом России. В августе 1991 года ему снова, Ельцину, подфартило. И опять из-за промаха Горбачева. Теперь он сам на коне и добровольно с него не слезет. Закусит удила так, что трещать будет Федерация по всем швам, по всем направлениям. А памятуя о гонениях со стороны партии, он взял её да запретил Указом.

– Но она же всё равно существует!

– Это ещё один парадокс. Его Указ касался роспуска Компартии Союза и совсем не коснулся Российской компартии, которая никаких прав преемственности от союзной не получила, ни в виде собственности, ни финансовой. Росчерк пера – хрясь! и их нет. Ни обкомов, ни райкомов. Но страной управляли именно они. Другие связующие в системе управления страной отсутствовали и это придурок их отрезал. А что взамен? А взамен чахлая компания бойскаутов во главе со славным и доблестным пионером Гайдаром. Ну, кто такой для директора "Уралмаша", к примеру, Гайдар? Да никто. Красивый цветной фантик от конфетки. А для директора "Автоваза"? Булавка на пиджаке по случаю большого дипломатического приёма. Они его и сняли, хоть Борис на всех углах кричал: "Гайдара я им не отдам".

– Директорам?

– Ну, что ты! Врагам. Директора не враги пока что. Просто Гайдар, ну что с тупого взять, делал то, что вредил работе крупных предприятий. Они его и ухайдакали. А вот мистера Чубайса они не тронули, хоть он из команды Гайдара и не тронут.

– Почему?

– Про таких говорят, что мальчик был глуп и сговорчив. Оставлен он для важной цели, приватизационной. Он толкает в жизнь вариант приватизации, который устраивает директорский корпус. Если б ты знал, как они все дристали, когда по стране при Горбачёве пошла практика выбирать директоров? Они дрожали как осиновый листик и писали кипятком по всем углам. Приватизация по Чубайсу их устраивает, ибо им всё равно будут ими руководимые заводы производить или нет. Для них проще, когда фабрики стоят. Отпустил рабочих в отпуска без содержания, бери и продавай всё, что хочешь с завода. Кто лучше придумает? Вот семьи тех, кто украл, живут в Лондоне и Париже, а сами они пока тут, доворовывают,- Сашка зевнул.- Давай спать. Нам ещё четыре часа лететь.

– Тему не закрываем. Продолжим потом. Хорошо?

– Принято,- ответил Сашка, и они опустили спинки кресел.