Когда входили в кабинет, Тим оказался впереди всех и коротко с каждым поздоровался, прошёл и сел на стул.

– Юрий Степанович!- обратился к нему Панфилов.- Мы по старинке все собрались, как привыкли. Решали вопрос для себя очень важный, но ответа не нашли. Хотели, было с Александром связаться, а его не оказалось на месте. Вас выпустили из поля зрения, думали, что всё ещё в горах.

– Я вернулся в Москву ночью и был всё это время у себя в кабинете. Накопилось много дел за полтора месяца отсутствия, надо было наверстать. Чтобы не мешали, я закрылся. Значит, вы решали важное и срочное?

– Да,- подтвердил Панфилов.- Последние из нашей команды были уволены из армии: Евстефеев, Потапов, Апонко. Юрий Аркадьевич Иштым сам подал рапорт и ему подписали с 1 декабря.

– Одним словом турнули,- определил Тим, улыбнувшись, и добавил:- Только без обид, мужики. Это должно было случиться. Так полагаю, удивляться особо не чему, но уж коль скоро так произошло, подключайтесь к работе. Её много теперь.

– Этот вопрос нас меньше всего волновал. Мы собрались на совещание по части каналов на спутниках связи. Решали: оставить их или нет,- Панфилов вытянул из пачки сигарету и стал её разминать, прежде чем прикурить.

– И решения не нашли?- спросил Тим прямо.

– Не приняли. Если честно, то не хотелось оставлять кому-то такую связь. И в то же время есть сомнения, если выключить, не возьмут ли они нас в оборот,- Панфилов сделал рукой неопределённый жест.- Нам бы этого, ох, как не хотелось.

– Я не в компетенции по поводу этих именно каналов. И так полагаю, что договорённостей по ним вы не имели с Александром с самого начала? То есть, выпавший случай не обговаривался?

– Мы по этим каналам совсем не обговаривали последствий,- вступил в разговор Гунько.- Не думали, что так быстро наших выкинут, а спутнику гарантия ещё больше двух лет, почти три.

– Раз вы с Александром вели это дело, вам с ним и решать, но думаю, что в том, чем вы занимаетесь места обидам быть не должно. Моё мнение: каналы надо оставить. Первое, что говорит в пользу этого, их необходимость для военных. Мы ведь с вами не ставили целью развал армии и державы, как раз наоборот. Второе в том, что при пользовании ими каналами мы имеем возможность доступа к прямой информации, что в свою очередь позволяет контролировать ряд ситуаций. Больше, правда, внутренних, чем внешних, что было бы более желательно, но всё-таки это не вакуум. На этих каналах повисли сейчас все, кто находится у руля исполнительной власти. И потом, того, что вы имеете, хватит вполне и надолго. Это главное.

– Нас вы тоже прослушиваете?- спросил Гунько, вспомнив свою растерянность случившуюся раньше.

– Да, и этого не скрываем. Спутники ведь готовили мы, предусмотрели в них всё: фиксацию и хранение информации по всем каналам. Вопрос только в кодах. Я не в курсе дешифровали ли наши ваши коды, но насколько я знаю, вас предупредили заранее, что будем заниматься расшифровкой. Это, кстати, полезно с точки зрения обучения специалистов. Вы тоже имеете доступ к нашим сигналам, но нас это не беспокоит. Можете работать в этом направлении. Вы обязаны так поступить, тем более у вас есть специалисты очень высокого уровня. Волнения это вызывать у вас не должно, так как и американцы имеют сигналы в своём распоряжении, ломают головы над их расшифровкой.

– Это, как раз, близко по теме к той, в которую мы неожиданно упёрлись, рассматривая вопрос об отключении этих каналов,- Панфилов загасил окурок сигареты в пепельнице.- Аркадьевич, опиши подробно ситуацию с американцами,- обратился он к Иштыму.

В течение пятнадцати минут Иштым подробно, в цифрах, стал описывать ход событий. Тим внимательно слушал, ни разу его не перебив, когда тот замолчал, произнёс:

– Для беспокойства нет почвы. Поймите – это космос. Это не Земля с её границами и часовыми. Да, существует международная конвенция по космосу, точнее по пространству вокруг Земли, но это не что иное, как обязательства сторон имеющих в него доступ, соблюдать определённые условия по его использованию или пользованию им, это кому как будет удобно. Только границ в космосе нет, они не установлены. Даже у американцев с их челноками там руки коротки. Ну а то, что они болезненно реагируют на всё, что выше их собственных возможностей, так это их головная боль. Пусть у них животики пучит от запора. О данных, которые они якобы имеют по вашему пуску нашей "болванки", пакет спутников имею в виду, то тут вас пытались, точнее ваше руководство выдавить в рассекречивание. Они ведь не тупые, видят по моменту, что происходит в стране и лезут в любые возможные зазоры в надежде, что отломится хоть малость информации, а если повезёт то и много. Для этой цели они содержат аналитические группы, оснащённые по последнему слову техники. Нет у них о нашем пуске информации. О самом пуске они знают, безусловно, но что на орбиту ушёл пакет из восьми спутников и там уже делился? Нет. Это технически невозможно. Их приход к вашему начальству говорит о том, что они засекли ваш "Космос" пущенный полгода до этого, он был действительно с восемью спутниками, но делиться отказался и сказал вам до свидания. Наш же пакетик всплыл в тени под этот ваш "Космос". Дальше на "Космосе" включился импульс и восемь спутников разлетелись в намеченные точки пространства, а наш прицепился к платформе и полетел вниз без деления до высоты сто семь километров в пояс мусора. В этой зоне от него отошли шесть спутников. Шесть потому, что висящий над Москвой, как и положено было по программе, завис не таясь. Итого семь. А вот восьмой, о котором речь, что это бомба, вместе с платформой тихо стал сходить с орбиты и был засечён ими только в конце августа. Спуск шёл именно так, как вы, Юрий Аркадьевич, описали,- Тим встал, подошёл к телевизору и подсоединил свой радиотелефон, набрал какой-то код. На экране появилось голубое небо и чёрная точка в нём. Когда её размер увеличился, Тим спросил:- Узнаёте ли вы платформу "Космоса"?

– Да,- ответил вместо Иштыма Сундук.- Это именно платформа "Космоса".

– Это их запись,- пояснил Тим и отсоединил от телевизора радиотелефон.- На враки они мастера ещё те. Она упала в океан с высоты сорок километров с разгоном, дожигали остаток топлива, и при ударе о поверхность развалилась на куски, которые спокойно затонули. Землетрясение в районе падения случилось двое суток спустя, а не сутки как они утверждают. Землетрясение в предповерхностном слое земной коры было мощным. В переводе на килотонны тянет по нашим подсчётам мегатонн на пять, но глубина там шесть километров. Если такой силы бахнуло бы в штате Калифорния, там бы погибли с пару миллионов человек под руинами. Про пузырьки они приписали в наглую. Такое могло быть только при землетрясении на малых глубинах, но с больших глубин таких эффектов нет. Газ успевает раствориться в воде полностью. Да, впрочем, о чём это я. Взрыв пятимегатонной бомбы на такой глубине вы можете смоделировать, уверяю вас, что им бы там мало не показалось. Получается, что они хотели "затравить червячка", на безрыбье, как известно, и рак рыба. Кто-то из вашего руководства на эту приманку сел, не мог не сесть, уж очень она соблазнительна.

– Это что-то новенькое,- Панфилов удивлённо поднял брови.- Поясните, как можно куснуть, о том не зная?

– Не новенькое,- ответил Тим.- Старенькое, как мир. Американцы представили вам заведомую туфту. Это называется официальным методом вербовки. Ловят, таким образом, того, кто хочет сам пойматься. Подвижки по спутникам идут из высшего эшелона сегодняшней власти. Вычисляйте скольких эта американская телега с туфтой проехала до того, как легла на стол к Юрию Аркадьевичу и получите круг подозреваемых. Что было дальше? Резкий отбой, под предлогом того, что всё выяснилось, но каждый в этой цепочке знает, что информация не пошла, так как её нет и кто-нибудь пожелает янкам удружить, предоставив то, чего нет и то о чём он сам не знает, но выдумает, чтобы им показаться прилично. Потом продаст то, что сам знает. Интерес тянет на интерес, нахлёстывается. При наличии американских агентов и эмиссаров в России делать это почти безопасно. Ясно?

– Куда уж тут ясней,- оживился Гунько.

– Для вас же это новенькое потому, что вы с таким не сталкивались. Закрытость страны и её спецслужб мешала этому сильно. В этом вопросе важен контакт между верховной властью и разведкой. Западный мир стоит на этом давно. В России отбоя от желающих продать себя с потрохами не будет.

В беседе утренней и послеобеденной не принимал участия Потапов. Не потому, что не хотел вставить умного слова, причина его молчания была совсем иной. Он хотел организовать своё дело, собственное, вместе со своими людьми. Его тяготила эта компания. Желание его шло не от того, что он себя считал умней остальных, а потому что всё происходило по уже известной ему схеме, где средства полученные от дел с Александром были под рукой у Панфилова и Гунько. Они распоряжались ими, остальным отводилась роль исполнителей с той лишь разницей, что если прежде это было за идею и гроши, то теперь за приличное жалование, но суть от этого не менялась. Зарабатывать самим, то есть, его людям и ему позволять никто не собирался. Делать своё дело, не имея начального капитала, было невозможно. В силу специфики своей службы, таких возможностей, без продажи себя и людей в услужение к кому-то он не видел. И такое положение ещё больше давило, выворачивало изнутри. Он знал свои возможности и возможности своих людей, но, кроме того, о чём ему когда-то сказал Александр, то есть бомбить новых богатых, других вариантов не видел, да их просто и не было под рукой. Потапов желал выйти из этой команды на свой хлеб, что сделать было не просто, потому что их всех теперь связывали одни тайны, а ссориться он тоже не мог, слишком низок, как ему казалось, был повод. Только один человек мог ему помочь – Александр Бредфорд. Встреча и разговор с ним давали такую возможность, так как только Бредфорд мог дать гарантии его Потапова чести в том, что тот не сдаст никого, Панфилову и остальным. Так ему виделось. Его люди, те, в ком он был уверен, считали такой вариант самым приемлемым, верным и простым. Им, как и Потапову, осточертело нести ответственность за всех и всё. Хотелось, чтобы в более узком кругу это происходило и чтобы не приходилось перекладывать ответственность за свои действия на других, но и чьи-то ошибки на себя не тянуть.

– Мы подумали, что это вы бомбу взорвали, чтобы американцев пугануть,- сказал Иштым улыбаясь.- Я ведь связывался с Александром, когда это случилось. Мне он ответил, что это эксперимент, а по поводу седьмого спутника добавил, что тот секретный.

– Седьмой далеко,- ответил Тим.- И с каждой секундой уходит всё дальше. Его жутко раскачали по скорости. С чисто научной целью. Мы ведь там, где есть возможность, пытаемся черпнуть и неведомое. Без такого подхода сложно жить. Фундаментальные исследования не всегда требуют больших капвложений. Вот, Геннадий Фёдорович, как выяснилось, нуждается не в очень многом для того, чтобы вести свои изыскания. Власть, правда, обрезала эту тему, ну что ж, на то она и власть. Ей на кирпич и блоки для собственных дач не хватает, вот она и отбирает там, где можно. У шахтёров не очень-то отнимешь, они шахты остановят, а у учёного можно забрать. Что я могу вам ещё ответить? Вы, Александру, кстати, всё-таки позвоните, чтобы не решили. Уведомьте его. Если я не нужен, пойду. Надо ещё с людьми, что были на таёжных сборах, выяснить мелкие детали. Коль что, я у себя. Не прощаюсь,- Тимофей вышел.

После его ухода долго сидели в молчании. Каждый думал о своём. Обидно было Евстефееву, что его идея не прошла, и Тим выразил с ней несогласие. Настаивать на отключении каналов после изложенных Тимом фактов становилось и в самом деле бессмысленным. Евстефеев это понимал, но изнутри шёл протест, отчасти вызванный ещё тем, что ему хотелось сцепиться в драке с оставшимися в родном управлении, закрутить с ними хитрую партию. Он чувствовал в себе наличие сил для этого, а желания было огромно. "Что ж,- думал он,- не вышло. Бывает. Придётся ждать удобного момента, ведь рано или поздно, они всё равно придут по наши души. Чем позже это произойдёт, тем лучше мы сумеем подготовиться и сильней ударим в ответ. Жаль, что теперь мне отрезали возможность чистого первого хода, это дало бы мне возможность преимущества. Ладно, ждать и готовиться это по крайней мере плюс. Тягаться мы с ними будем, без этого не обойдётся, Панфилов и Гунько это прекрасно понимают, просто не хотят пускать эту мысль в себя, она их страшит, от этого они и осторожничают".

– Что решим?- прервал молчание Панфилов.

– Я предлагаю сделать так, как советует Тимофей. Оставить,- взял слово Гунько.- Александру позвонить и сообщить, что нашего полку прибыло, и что мы решили не тащить за собой каналы. Но без подробностей. Поручить Аркадьевичу создание группы по дешифровке. С Василием уже решили. Его фронт работ более чем достаточный. Игоревич и Кириллович тоже знают, что необходимо делать. Как у вас там сложилось с людьми?- обратился он к Потапову.

– Неважно,- ответил тот.- Все сразу уйти не могут. Надо время. Полгода хотя бы. Всего сорок человек, не считая тех, кто уже у вас осел тут.

– Как-то странно ты выражаешься. У вас. А сам-то ты где?- Гунько не понравилось, что в ответе Потапов выделил себя от остальных.

Погасил, возникшую было, ситуацию раздора Евстефеев.

– Ефимович, не цепляйся ты к словам. Я тоже ещё порой заговариваюсь. Старая болезнь. Это вы тут уже обтёрлись, а мы только-только из системы вылезли.

– Оставим этот вопрос,- окончательно разрядил обстановку Панфилов.- Поступим так. Раз нет возражений по каналам. Пусть Василий или Юрий звонят Александру и сообщат наше решение, а остальные по своим делам. Ты, Валерий, что намерен нынче делать? Отдых?

– Да. Надо отдохнуть. Я пока своё хозяйство сдал, весь на пот изошёлся. Одних протоколов по передаче тысячу писать пришлось. Ещё переволновался порядком, когда намекнули что надо, мол, события на железной дороге в 1987 году описать. Надо отойти немного,- Потапову действительно пришлось при увольнении переживать. На нём, в отличии от всех остальных, висело и оружие, и средства спецсвязи, и огромное количество технических опорных пунктов и баз, аэродромных служб и многое другое.

– Сегодня у нас десятое ноября,- мельком глянув на календарь, сказал Панфилов.- Давай отдыхай и к десятому декабря подключайся. Павел Кириллович, ты тоже отдохни. Сделаем что-то вроде карантина, для вживания в гражданскую жизнь. Я вам по секрету скажу, ох, тяжело это, особенно после многих лет службы. Надо привыкнуть. Ты, Василий, на собственное усмотрение. Хошь тоже отдохни, а хошь – впрягайся.

– Я недельку возьму, пожалуй. Дома посижу, надо померковать в тишине,- неожиданно взял отпуск Евстефеев.- Оно и в самом деле надо обшарпаться. Вон, даже костюм цивильный и тот сидеть нормально не хочет. Стоит колом, как лом,- от этих его слов все прыснули заразительным смехом. Многие уже прошли через это неприятное чувство.- Во-во,- бодро вставая, отметил Евстефеев.- Хохочите? Себя вспомните. Не так далеко вы ушли. Так что ты, Ефимович, давай звони сам Александру, без меня. А я потопаю в магазин учиться делать покупки. Давеча зашёл за куревом, а как платить не пойму,- все опять разразились хохотом.- И ещё повод есть сегодня. Десятка нынче, как помер Леонид Ильич. Чтобы не говорили теперь о нём, но я за его душу выпью двести грамм. Он у простого люда кусок из горла не рвал, как нынешние. Надо помянуть мужика,- и он стал пожимать всем руки, прощаясь.

– Что верно, то верно,- произнёс Панфилов.- Он не был хамом по отношению к народу. Тоже сегодня помяну его. Спасибо, что напомнил,- поблагодарил он Евстефеева.