"В сегодняшнем событии таилось такое, что задевало их всех.

Несколько раз на всех этих лицах, столь различных и столь

схожих между собой, появлялось в тот день, выражение

недоверия, и объектом этого недоверия, несомненно, был

человек, ради знакомства с которым они собрались здесь".

ДЖОН ГОЛСУОРСИ

"Сага о Форсайтах".

Роман

К Л А Н – моё государство.

Джон Джап Канга

 

Книга 5

Часть 1

Глава 1

В балок вошёл Сашка, проследовал к столу, за которым обедали мужики и молча положил на доски перед Матвеевичем Бурмыкой тюбик с пастой для бритья, помазок и опасную бритву.

– Списал бы уж!- закряхтел Матвеич.- Тридцать лет прошло, как один день.

– Я бы рад, Матвеич,- ответил Сашка, наливая себе у печи чай,- но не могу. Из тех, кто спор наш зрели, некоторых нет с нами. Живые они, конечно, простят, на старость твою спишут, но праху ничего не объяснить. Данное слово – закон и его не объедешь.

– Исполню,- Бурмыка забрал со стола бритвенные принадлежности и вышел.

Минут двадцать спустя вернулся с половиной сивой бороденки. Молодые вопросов не задавали, а старики сразу насели на Матвеевича.

– Слышь, Пенёк, я ж тебе давеча предупредил, что Санька всё помнит. Просил, уговаривал – сбрей всю. Не позорь седин,- сказал один из стариков добытчиков.

– А чё! Ему так идёть!- хохочет другой старец.- Ещё б остатки в чёрный покрасить.

– Не!! В рыжий!!!

Гогот несется в открытые двери. Матвеич молчит и делает вид, что ему всё по барабану.

– Сань! А вы на половину бороденки спорили?- обращается к Александру сухонький старикашка с надеждой.

– Да,- отвечает Сашка.

– Не верю! Быть такого по тем временам не могло,- упрямо настаивает сухонький.

– Спирт не фигурировал,- Сашка улыбается.- Так, Матвеич, даю тебе за твои заслуги день обзора. Завтра к вечеру добривай. Наши покойники мужики были справедливые и, надеюсь, увидев, что ты слово сдержал – удовлетворены.

– Сашка, не тяни!- не отстает сухонький.- Клянись, что спирт отсутствовал.

– Аркадьевич! Ты меня не доставай,- предупреждает Сашка.- Какого беса ты в наклонной делал с разводным ключом?

– Так крюк расшатался, и я его подбивал,- оправдывается сухонький.

– Крючок ты стручок!- обзывает его Сашка.- Я тебе запретил настрого в шахту ходить. Вышлю в посёлок, твою мать!

– Не серчай! Я битюгу, что в смене, говорю – подбей, а он мне орёт некогда, сам, мол, вколоти. Я ж туды глянуть просто вполз. Обидно, Сань. Полсотни годов я по этим штрекам лазил, тянет меня туда,- сухонький тяжело вздыхает.

– Тянет его!- поддразнивает Сашка.- Ключ долбанулся с сорока метров по крышке сепаратора, а она чугунная. И в мелкую крупу рассыпалась. Теперь из трёх только два фурычат и ты мне про спирт напоминать вздумал?!!

– Дак это… я ж для поддержки разговора,- Аркадьевич уходит из-за стола к своим нарам, обидевшись.

– Штаны поддерживай, чтобы не спадали,- бросает ему вдогонку Сашка.- Как оставлю вас на месяц-два одних, всё, что-то случается. Выгоню вас всех к чертовой матери и наберу новый состав, достали до белого каления.

Все молчат. Разве против правды попрешь.

– Гудымыч!- обращается Сашка к здоровому парню.- Возьми двоих крепких и топай к заимке Ружи. Туда крышку волокут. Я за тебя в смену выйду. И аккуратно не коцните.

– Сделаем,- парень натягивает сапоги.- Сколь в ней весу?

– Да хрен её знает! Кило двести, не меньше. Сепараторы в сборе притаскивали, из строя они не выходили, а потому не вскрывали их.

– Так это, Сунтар, ты ещё к зиме закажи пару штук и пару новых сепараторов,- говорит Гудымыч на выходе из балка.- Мне сдается, что они малость поиздержались.

– Хорошо,- кивает Сашка,- закажу. И впрямь пригодятся на случай от дурака,- он смотрит на нары Аркадьевича и произносит:- Вставай!! Так и быть, налью тебе сто коньяку, мать твою,- а сухонький Аркадьевич уже у стола с кружкой в руке. Сашка снимает с ремня флягу и наливает.- Трудно было молоток взять?

– Безобразие, Сань,- Аркадьевич пьёт залпом.- Я молоток минут десять искал там у них. Не нашёл. Ну и взял этого урода, он мне по весу приглянулся.

– Не каждый хэ у пэ влезает!- говорит Бурмыка и подсовывает Сашке свою кружку. Сашка льет ему и передает флягу со словами:

– Под твою ответственность. Аркадьевичу не наливай. Сердце у него не выдержит.

– Добро, Сань!- заверяет Бурмыка.

"Общение, в которое люди вступают ради удовлетворения

своих чувств, лишь порабощает их. Но то же общение со

святой личностью приводит человека на путь освобождения,

даже если он не подозревает, с кем общается".

Шрим Бхагаватам.

Третья песнь. Часть вторая. Глава 26.

 

Глава 2

– Как съездил, Петро?

– Спасибо, Александр, хорошо,- Пётр оглаживает бороду. Его глаза светятся от радости.- Ты был прав. Сестра приняла меня как положено. Она сейчас в село перебралась из города. А ты, извини за грубость, но мы знакомы десять лет, потрох ещё тот!

– Это про деньги, которые я ей посылал, воруя из твоего заработка?

– Я не в обиде,- Пётр сдавливает Сашке предплечье,- всё путём. Как выяснилось, она на эти гроши подняла двоих внуков. И я получился дедушкой. Хоть и не свои, но приятно.

– Бумаги оформил?

– Это сделал в первую очередь. Выдали паспорт и уже, потом поехал в деревню. Попал прямо на сенокос. Душу отвёл, в сене повалялся, упился парного молока. Мне в лагере батя снился на лугу за рекой с литовкой в руках, а я в траве и, чтобы его видеть, встаю на цыпочки.

– Денег оставил?

– А как же! Мне теперь куда их копить? Себе я заработаю всегда. Я тебе в балке банку трехлитровую оставил. Там лесной мёд. Сестра велела вручить лично тому, кто мою задницу вытащил,- Пётр подаёт Сашке конверт.- Тут паспорт и военный билет, которые мне сделали для проезда. Возвращаю с благодарностью. Теперь по гроб тебе обязан.

– Иди, знаешь куда?!!- Сашка забирает конверт.

– Знаю. Скажи, Александр, почему ты всем добро делаешь, а от кого-то не принимаешь?- спрашивает Пётр, усаживаясь рядом на ствол сосны.

– Эх, Петро! Я тебе за красивые глазки, что ль, помог? Нет. У тебя четверть века за плечами проведенных в среде жуткой. Не приди ты ко мне или попадись, вся твоя жизнь прошла бы в колонии особого режима, и пользы от тебя было б ноль. Всем. Я тебе поверил, ты не подвёл. Какие же ты мне, чёрт тебя дери, благодарности говоришь? Тебе господом отпущено здоровье и умение работать.

– Не мне одному,- прерывает Пётр.

– Да ты выслушай!- Сашка загибает палец.- Молчание – золото. А из тебя никто слова не вытянет,- Сашка загибает ещё один палец.- Ты уживчивый человек,- загибает ещё.- Ты не пьешь. А всё это – порядочность. Я менее порядочный, чем ты. Ну почему я должен помогать дерьму, а хорошего человека бросить на съедение волкам?

– Тебе моя амнистия стоила.

– И деньги тут мало что значат. Да, я заплатил. Но не взятку. Я взяток не даю. Предпочитаю просителя застрелить. Просто я послал грамотного человека, который в прокуратуре всё изложил, всё пояснил вдумчиво и надёжно. Результат налицо. Ты – свободный гражданин в своей стране.

– Александр! А почему ты, огромный человек, как я знаю, вот с такими как я маленькими возишься?

– Люди, Петро, разные. Это верно. Но нет среди нас больших и маленьких. Мы все одинаковые, из одной плоти. Разными мы делаемся, отдаляясь от остальных. Так происходит с теми, кто стал богат и для него остальные – дермошники. Так происходит с теми, кто вкусил власти. А я слабый человечишка. Сильным меня делает общение с теми, кто есть народ. С тобой, со стариками, с людьми в поездах, самолетах. Сядь я в бронированный авто и окружи себя телохранителями – всё. Сразу стану как все. Большим и бездушным. Да, я богат. Да, у меня есть огромная власть, но никогда не плюну в человека,- Сашка встал с сосны.

– Тогда беру свою благодарность обратно.

– И правильно. Обязанность делает человека рабом. Не надо лезть в хомут добровольно,- Сашка свистнул. Белка-летяга пронеслась над их головами с одной сосны на другую.- Вон, видел? Парит в свободном полете. Красота!!

Они пошли по тропе к шахте.

 

Глава 3

Позвонил Пирс.

– Александр, напрягите все силы. Ситуация осложняется. Мы собрали все резервы в кулак и пытаемся удержать наше производство на плаву.

– А моё предложение остановить производство и отпустить рабочих на два летних месяца исполнили?

– Нет. Но всё приготовили для этого. Хотим так сделать в самый последний момент.

– Хорошо. Продукцию со складов продали?

– Всю.

– И это хорошо. Металл уже идёт к вам. Чарльз, ты не бери под него кредиты.

– Тогда мы не вытянем.

– Ничего. Через день или два подвезут наличность и драгоценные камни. Под них надо будет взять полмиллиарда европейской валюты, а доллары срочно пустить в продажу.

– Много долларов?

– Два миллиарда. Это наш азиатский контрольный фонд. В нём нет необходимости. Они перешли на операции с серебряной монетой и слитками. Три тысячи тонн я им уже доставил.

– Им не хватит трёх для полного оборота.

– Хватит. Весенний урожай был отменный, с голода не помрут. Теперь это главное. Профсоюзы были на переговорах?

– Мы, как и предполагалось, предложили им подписать договор. Они ознакомились и, не задав ни единого вопроса, согласились. Договор сохранил все социальные выплаты и страховые здоровья. Они понимают, что кризис неминуемо отразится на всём населении.

– Что они предлагали?

– Застраховать их фонды в металле.

– Отказал?

– Да. Предложил их членам перейти на нашу систему контрактную. Они обещали оповестить своих через региональные центры.

– Чарльз, сколько за ними людей?

– По европейским весям у нас работает три миллиона человек. Семьсот шестьдесят тысяч на новых заводах. Там нет профсоюзов и все на контрактах. Из оставшихся двух с лишним миллионов – миллион шестьсот состоит в четырёх профсоюзах, а остальные нет. Я послал людей на те предприятия, на которых профсоюзы доминируют, чтобы вели агитацию выходить из состава. Результат нулевой.

– Если рабочие будут идти за ними упрямо, готовь акции предприятий к продаже.

– На фоне общего кризиса мы за них ничего не получим.

– А держать их на своём хребте выгодно?

– Сплошные убытки. Ко всему, через профсоюзы кормятся все кому не лень.

– Значит так, Чарльз! Не встречайтесь больше с ними, и не предлагай рабочим подписывать контракты напрямую. При отправке их в отпуск, начисляйте им суммы ниже, чем контрактникам и не состоящим в профсоюзе. Раза в два. Оставшуюся часть они должны получать в своих профсоюзах. Пусть помахаются со своими лидерами.

– Ты вознамерился избавиться от профсоюзов вообще? Это трудная и невыполнимая задача. Такое ещё никому не удалось.

– Разве плохо работают наши новые заводы?

– Прекрасно работают. Там есть даже очередь, чтобы устроиться.

– И эти заводы мы не будем останавливать ни при каких обстоятельствах. Лекарства и продукты нужны в любых кризисах.

– Не могу отрицать.

– Да, Чарльз, там подвезли технологии по переработке углей на чистое углеродное топливо?

– Доставили, но мы в замешательстве. Этот белый уголь – переворот в энергетике, а как его внедрить, надо тщательно взвесить. Ведь всё теперь завязано на газ. Рынок придётся создавать под сильным давлением, и это потребует времени и усилий.

– А наши заводы оснащаются независимыми источниками по новым технологиям?

– На двух монтаж закончили, остальные в разной стадии завершения.

– Продавай заводы, чтобы они не производили. С них снимите наши технологии производственные. На вырученные деньги приобретай шахты в восточной Германии, те самые, которые были после объединения закрыты. Проконсультируйся с Фридрихом, и постарайтесь купить шахты с запасами. Если мне не изменяет память, они добывали больше двухсот пятидесяти миллионов тонн. Пусть Фридрих организует экспертную группу, и они составят программу по Германии в этом направлении на перспективу.

– Я ему обязательно позвоню.

– Подключи в программу по углю нашу польскую сеть. В Польше есть угли любых марок.

– Сделаю.

– Что ещё есть по текущим делам?

– Мелочи. Я тебе позвоню, когда аналитики просчитают ситуацию с учётом твоего задания по углям.

– Тогда бывай,- Сашка отключил телефон.

"Вот и тебе, что кость в горле, эти профсоюзы. Не они. Руководители профсоюзов. Педерасты в белых рубашках. А опыт новых заводов показал, что их отсутствие огромное благо и наша система контрактов обеспечивает рабочим все социальные и страховые гарантии. Нет никаких забастовок и требований. Потому что рабочие уверены – всё записанное в контракте руководство выполнит обязательно. И повышение заработанной платы происходит автоматически. Конечно, мы эти заводы построили в конце девяностых с учётом уже имевшихся ошибок. Принимали на работу людей в профсоюзах не состоявших. А на старые заводы, которые мы покупали и которые получили за неуплату по долгам во владение, профсоюзы имели сильную базу. Где я просчитался?- Сашка вытащил из кармана карамельку, развернул, этикетку бросил в воду реки, на берегу которой сидел, а конфетку в рот. Бумажка закружилась, попав в водоворот.- Вот также и профсоюзы со своими выдуманными проблемами вертятся в водовороте. Надо их вытолкнуть на течение. Как? Оставить работяг один на один со своими бонз у цехов стоящих заводов. Пусть помитингуют. Трудяги всё равно придут к нам на наши предприятия, но уже на наших условиях, а бонз мы уже не подпустим. Пока заводы работают бонз в седле, а когда они встанут в период кризиса они ничего не смогут предложить. Ещё до кризиса сложилась паскудная обстановка. Но сам мистер кризис вот-вот бабахнет. Когда-то я его предполагал в конце девяностых. А разве я ошибся? Почти на пять лет. Ладно, не стану перед собой оправдываться, извиняйте, но маху малость дал. Предвестники мирового кризиса были в Азии. Это: Япония, Южная Корея, Индонезия. Ещё раньше он постучался в Мексике. Во сколько это обошлось? Полтриллиона долларов! Столько им влили, надеясь спасти. Но не смогли. Падение производства произошло. Американские товаропроизводители полезли со своим дерьмовым товаром в этот регион и там облажались. Их опередили молодцеватые китайцы по всем пунктам. И надавить на Китай мировые финансы не сумели. У них уже тогда не хватило ресурсов. И политики, чтобы ввести хитрожопые санкции не сыскали никакого предлога. Да и Китай не так сильно был интегрирован в мировую экономику, чтобы его упрекнули силой. Мы тогда избавились от долларов и перешли в расчётах на иные валюты, что было сложновато, однако, вышли сухими из воды. Сейчас мы работаем через металл и новые технологии, а кичащиеся своей прытью янки оказались без страховки. Как быстро они очухаются? А сколько тебе надо времени? Года три. Зарываюсь!! Трёх лет не дадут. Они в первые же месяцы кризиса проведут концентрацию остатков капитала, бросят их в несколько направлений, чтобы не потерять приоритетов и доминант в мире. О чём я забыл спросить у Пирса? О сумме возвращенных в Россию капиталов по завершенным уголовным делам. Парадокс, но возвращают то, что в скором времени обесценится – доллар. Падение курса это тоже один из способов отдавать долги, по сути, их не возвращая. Интересно будут ли подписывать в США контракты с баскетболистами и хоккеистами на миллиарды долларов и что на эти миллиарды можно будет купить? Они позволили войти в свои двери перекосу в оплате труда. Ну, где видано, чтобы актеришка не бог весть какого таланта, снявшись во второразрядном фильме, получал за три месяца работы десять миллионов долларов?!! Обнаглели господа голливудские предприниматели в конец. Пошлю-ка я к ним своего человека, чтобы он спалил им дотла место работы. Как нельзя кстати в Калифорнии жара и горят окрестности. А чего я такой злой? Пусть получают свои бешеные гонорары, кто им их будет индексировать, когда курс доллара поползет?- Сашка усмехнулся.- Нет, ты братец всё-таки урод. Если б кто услышал твои мысли, просканировав, к примеру, сочли бы умалишенным. И правильно. В психушке тебе самое место, а то ишь распоясался. Профсоюзы ему не нравятся, Голливуд опять же, чем-то не угодил".

Он встал и, потянувшись до хруста костей, громко заорал, нарушая таежную тишину. На горизонте, медленно закрывая солнце, накатывалась чёрная туча. Она расползалась по небу, зримо изменяя освещение. Шла первая в этом году гроза. Глухие раскаты грома доносились глухо, а молний ещё не было видно.

"Надо делать ноги,- решил он.- Через полчаса так врежет, что промокну до нитки. Не хочется быть оставленным на скамеечке медвежонком. Вперёд!"

 

Глава 4

Шахта гонит металл. Много металла. Вообще-то она поставляет руду в том понимании, как это преподают в горных вузах. А сам металл извлекают из руд на фабриках, окрещенных ЗИФами (золотоизвлекательная фабрика). ЗИФы главная составляющая и гордость любого ГОКа (горно-обогатительный комбинат). Если на ГОКе нет своей ЗИФ то сделанный концентрат доставляют на чужие ЗИФы и оттуда на аффинажный завод, где металл догоняют до нужной кондиции (пробы) плавлением в специальных высокотемпературных печах.

Шахта организованная Бредфордом на территории когда-то ему данной "семьёй" давала чистый металл. Все рассыпушки вокруг рудной жилы были выработаны и принесли клану около тридцати тонн золота, на что ушло долгих пятнадцать лет. За полгода работы пятьдесят человек выдали на-гора двести тонн золота и почти пять тысяч тонн серебра. Прогнозы по месторождению давали две тысячи тонн золота и около тридцати тысяч тонн серебра, с учётом выемки руды по направляющим жилам. Разработка месторождения в общей массе, уже после выемки шахтным способом дала бы ещё две тысячи тонн золота, но расходы при этом увеличились бы на пару миллионов раз. Да и организовывать открытый карьер, на который государство не даст добро, клан вряд ли пошёл бы.

Плавильня была необычной. Две её печи работали на микроволнах, нагревая концентрат до нужной температуры. Химический анализ показывал, что из концентрата вігоняется до 80% золота и 82% серебра.

Увеличить выход не удавалось, поэтому остатки концентрата сбивали в ящики и просыпали порошком цементировавшим состав. Мужики роптали, мол, делаем ненужную работу, но когда узнали, что в каждой тонне остатков до пятисот грамм золота – смолкли.

На упаковке остатков концентрата и застали Бредфорда Снегирь и крестник, старший сын Бояна и Ксении, Александр Апостолов.

– Отслужил?!- вместо приветствия спросил Сашка.

– Да, батька, отслужил,- отвечает крестник, обнимая Бредфорда.- Соскучился по родным краям. По работе, тайге.

– Здравствуй, Андрей!- Сашка тискает Снегиря.- Тоже потянуло в забойчик?

– Сань, у меня пополнение будет к сентябрю. Врачиха сказала тройня. Их же кормить надо.

– Значит, уговорил Любашу?!

– Еле уболтал,- кивает Снегирь.- Нервов мне стоило.

– Ну, добро, осматривайтесь. Валите от меня, а то не успеваю до конца смены норму добить,- Сашка прогоняет обоих, выталкивая с площадки, и они уходят в сепараторный цех.

"Весь в отца. Такой же здоровенный бугай, но лицом вышел в Ксению,- отмечает себе Сашка.- Возмужал за эти годы парень. Уже не парень, а мужик".

Сашка рад их приходу. Не потому что ощущается нехватка рук, а потому что Снегирь знает шахту и ему можно доверить проходку, а крестник с десяти лет по промыслам с отцом бегал и на шахте не гость, свой человек.

Вечером после баньки Сашка сидит на крылечке балка с банкой крепко заваренного чая, рядом на пеньке перед ним телефон. Время встреч и разговоров. В Европе раннее утро и звонки часто приходят. Крестник сидит напротив на корточках, а Снегирь взгромоздился на ящик.

– Бать! Я в раннюю смену пойду. Там три старика колупаются, мал-мал не поспевают.

– Ладно, Санька,- кивает ему Бредфорд и глотает горячий чай.

– Отец там как?

– Нормально. Кланяться велел. Мать передала кое-что, потом занесу. Там свитер, носки шерстяные. Сестрёнка вязала.

– Как служилось?

– Погано, честно говоря. Офицерьё дубовое. После учебки меня направили в Москву. В Сокольнический полк ВДВ. Всякое я в жизни видел, но такого дерьма не встречал. Если б не наши мужики, ей-ей прибил бы парочку уродов в офицерских погонах.

– Язык-то попридержи!- обрывает его Бредфорд и смотрит на Снегиря.

– Бать, мы пока сюда топали с дядей Андреем всё обговорили, и он пожалел, что я тех сучков не удавил.

– Гнусная история?- спрашивает Бредфорд у Снегиря.

– Паскудная,- вздыхает Снегирь.- Стрелки в порядке шефства там побывали и ему наказали не лезть в бутылку. Ну и тех козлов тюкнули по головкам безмозглым. Сделали технично в частной баньке одной из фирм, которую те барбосы патронировали. Всех уделали. И мне их ничуть не жаль.

– Ясно,- Бредфорд ставит банку с чаем на пенёк и берёт трубку, телефон звонит. Слушает в течение минуты и говорит, улыбаясь:- Хорошо, Давыдович, сделаю. Привет тебе, во-первых, и спасибо, во-вторых. За что? Да за то, что не звонил два года. Это же счастье, когда никто не беспокоит,- выслушивает ещё минуту и произносит:- Великолепно! Рано или поздно все это осознают. Когда-то мы договорились с КОРУНД. Потом БАРРИКАДА на нас вышла, и мы с ними уладили. Я не вижу преград, чтобы ещё кто-то подключился. Всех касается, кто в нашей блядской стране оперирует. Но твоё предложение на координирующие действия наши встретят холодно. Не надо никого тащить, а несогласных выводить в расход. Процесс самоорганизации подталкивать глупо. Добиться единства можно только полюбовно. И необязательно навязывать систему разделов. Я против деления на сферы, потому что мало кто с такой постановкой вопроса согласится. Любые рамки будут ими восприняты, как попытка определить по параметрам. Ты, Давыдович, особо не петушись. Сохраняй бдительность и не вздумай проводить сборища. Не надо им помогать сводиться. И посредником в урегулирование ссор не суйся. Время нынче не самое подходящее,- Бредфорд умолкает, делает глоток из банки, пока говорит абонент.- Давыдович, ты такого человека по фамилии Скоблев, знаешь? Ах, это ты и есть! А я всё думаю, с кем это я по телефону болтаю. Да иди ты в одно место с извинениями. Это я знаю, кто ты есть теперь, ещё Паша Апонко, Панфилов в курсе и всё. Для остальных ты остался тем, кем был в бытность генералом КГБ. Я тебе справку о том, что ты изменился, дать не могу. Ей никто не поверит. И доказывать, что ты не слон никому не надо. Вот ответь мне, я тебе при встрече что-то доказывал? Я бил себя в грудь, что я умный и большой? Нет? Ах, ты не помнишь! Не еби мне мозги. Всё ты прекрасно помнишь. Просто ты глядишь на происходящее совсем другими глазами, открытыми. А они все шарят в полутьме. Кому-то жизнь и ситуация тоже глазки открыла, но не всем и не всем правильно. Да будь желание собрать, а мы вычислили всех, я бы их давно свёл глаза в глаза, но не стал так делать. Пока они каждый по себе и за себя, мы можем видеть, чего они хотят и как это желание осуществляют. А посади их в клетку – баста. Они свои цели прямо не скажут и начнут ханыжить, подвывать, интриги строить, обижаться, спорить по пустякам. Вспомни, сколько мы копий сломали, когда с панфиловцами договаривались? И времени угробили уйму и не добились ничего пока к ним сознание не пришло. А кто даст гарантию, что просветление всех приглашенных озарит?- Бредфорд здоровается с подошедшим стражником за руку и показывает ему, чтобы задержался. Тот присаживается, как и Апостолов на корточки рядом.- Знаю такого. Он во Франции был координатором и что? И о том, что он обобрал проходимцев по крупному я в курсе. Его и задницы ещё некоторых прикрыл Мик с моего согласия. У него до сих пор наша доля. Вот он пришёл к тебе и предложил свои деньги оприходовать, чтобы они не пропали, а ты у него не взял потому, что сумма огромная и её в одночасье не раскрутить. И мы у него свою долю не забирали именно поэтому. Приди Мик к нему и предложи ему отдать в хранение всё – он его пошлёт под три черты, как говорят на Украине. Ему недоверие не позволит отдать. Так они пропадут у него вместе с нашей долей, это честнее, по крайней мере, мне так видится,- Бредфорд выслушивает и продолжает:- Головастый, головастый он мужик. Чтоб ты знал, он химик великий, а разведчик никакой. Вот ты его культурно пригласи к себе на огонёк и попробуй уговорить так, чтобы он тебе свои тридцать всучил и нашу долю в двадцать доверил, при этом о связи с нами не говори,- Бредфорд смеётся ответу.- Конечно, спросит, откуда ты в курсе, а ты ему скажи, знаю, мол, всю сумму, что ты поимел, и расходы твои мне ведомы, потому остаток у тебя пятьдесят три. Всё дашь – возьму, а часть нет. И поспешай. В середине сентября начнётся обширный инфаркт экономики, а до сентября их надо перевести в надежное содержание. Позвони Чарльзу Пирсу по этому поводу и Лин Ши,- Бредфорд вытирает пот со лба.- Действуй!!- выключает телефон.

– Что хотел?- спрашивает стражник.

– Ты с кордона?

– Нет. Из Охотска.

– Что там?

– Городок умирает. Народ отваливает на материк. Окрестные поселки опустели совсем. Я ходил на нерест.

– Заготовились?

– Резали по внутренней потребности. Браконьеров нет. Порт стоит, а таскать авиацией – много ли на Як-40 нагрузишь?

– Ан-24 сняли с линии?

– На всё лето. А там что будет, никто не знает. Его отправили в капиталку. Новых нет. Замены нет. "Як" и тот через раз летает. У него в Николаевске дозаправка, но топлива иногда нет,- стражник встаёт с корточек.- А на кордонах пусто,- и уходит.

– Мы на летнее стойбище завернули,- сообщает крестник,- так они три года в тайге никого не видели. Рады были нам, аж плакали.

– Чья семья?

– Аммосов старик у них главный,- отвечает Снегирь.

– Два года назад его внук приезжал за мукой и солью,- Бредфорд сплюнул.

– Его на стойбище не было. Ушёл на охоту. Старик спрашивал, даст ли Сутра в долг.

– Дам. Куда же я денусь. Мальцы с ними кочуют?

– С ними. Забрали из интернатов,- Снегирь подаёт Сашке листок.- Я записал, что он просит. До снега, говорит, продержимся, а зимой помирать надо, однако.

– Завтра двое в посёлок пойдут, обскажите им как до них дойти.

– Хорошо, Саш. Мы в баню. Я завтра в ночь пойду. Дашь второй забой под команду? Мужики сами мне предложили.

– Бери,- соглашается Бредфорд.

"Значит, Пороховщиков приходил к Скоблеву. Это интересно. Оторвал он конечно у братии позорной деньжищи огромные, но им грош цена, если ими мудро не распорядиться. Видимо он понял, что сделать их было проще, чем пристроить. Информации о том, что он их хочет задействовать, не поступало. К Давыдовичу он пришёл как к первому лицу, у которого с финансами всё чисто, а репутация порядочности стала притчей во языцех. Нет, Скоблев правильно сделал, что не взял этих денег. Ну что с этими миллиардами делать? Куда их воткнуть? Получить наличными и спалить при стечении народа на Красной площади?! Идиотизм да и только. Представить теперь невозможно, что я дожил до времени, когда мне приносят миллиарды на сохранение. Мне, оборванцу и бродяге! Ещё в зад себя от радости поцелуй,- прозвучал второй голос.- Я так не смогу изогнуться, чай, не в цирке служу, где есть трос страховочный. По части добыть деньги Пороховщиков полупрофессионал. Если б не Мик, уделали бы всех прямо в здании генеральной прокуратуры имён и званий не спрашивая. Мик – молодец. Ситуацию высчитал божественно, до активизации сил нашёл по моей наводке подсевшего козлика из "Резеды" и в нужное время заколол. Вот это и есть профессионализм. Или вот тот мужичок. В одиночку сорвавший банк взяток от янки и британцев. Даже мы его проглядели и узнали о нём, когда он оформил в скупке ЗТ. Поступил мозговито. Не только копейку добыл, но и правильно её вложил, при этом застраховал и тем самым сам застраховался. Как его, Коля Крючков, кажется. Корреспондент заштатной газетёнки, подрабатывающий на пропитание уроками английского языка. Вот это самородочек! Большого, однако, веса. И уровень профессионализма сомнению не подлежит. И поймать такого – уписаешься. Потому что одиночника подцепить невозможно. И в информационную сетку он не попадает. Надо послать кого-то, чтобы к нему пригляделись,- Бредфорд зевнул и сладко потянулся.- Вообще-то размышлять на такие темы перед сном не рекомендуется. Ещё приснится что-то поганое". Он встал и собрался было войти в балок, когда его окликнули.

– Александр, погодь, да!

– Что, Сурен Вартанович?

– Посмотри, да! Мы на глубину два километра забурились. Вчера подняли стержень. Ты говорил, что глубже не надо, да. Они мне принесли. Я половину пустил под спектрометр, а вторую в химреактив,- Сурен подаёт распечатку спектрального анализа.- Вон, видишь, да! Я такого не встречал. Что это!?

– НЛО,- Бредфорд возвращает лист.

– Шутишь, да!!

– А химия ещё не готова?

– Через неделю.

– Это какой-то хитрый состав руды так фонит.

– Какой, да!? Александр, я всю жизнь этим занимаюсь. Нет в природе такой руды, чтоб я её по спектральному анализу не смог определить. Чтоб мне сдохнуть, да! И потом, ну положим… но всё равно не верю.

– И я не верю. Ты все стержни гнал на спектрометре?

– Ай, слушай, да!!!- Сурен размахивает руками.- Ты мне не веришь?

– Вот потому я тебя и пригласил. Мы вклинились в кристаллический щит о размерах которого не имеем данных. Сломали на нём семнадцать буровых головок. И я, будучи упрямым по природе, знаю, что прячет она такими барьерами что-то важное. Ну не может там чего-то не быть, за этим проклятым щитом. А ты специалист по рудам. Карты в руки тебе.

– Какие карты, да!?? Не играю я совсем,- возмущается Сурен.

– И зря не играешь. Приходи в свободное время я тебя научу.

– Не шути так, да! Нет у меня времени на это. Головоломка такая, а ты в карты предлагаешь!

– Хорошо! Слушай меня, да!- Бредфорд выплескивает из банки остывший чай.- Толщина кристаллического пласта километр триста метров. Его где-то прорвало. Вот мы теперь гребем руду золотоносную и, возможно, именно она образовалась на выходе, когда упёрлась масса оливина в поверхностные коренные граниты. Они полопались и часть золотой руды ушла в россыпи.

– Допустим,- соглашается Сурен.

– А какой состав поднимался? Не ты, не я не знаем. Ну, написано там что-то в книгах, даже есть схемы, где распиханы металлсодержащие зоны по трубке, но я не встречал в книгах и научных работах определений, какие же массы это были по химическому составу. Даже примерно.

– Согласен, да.

– Ты встречал такой мощности кристаллические щиты в своей практике, да ещё на такой смешной глубине?

– Нет.

– У меня опыта меньше чем у тебя, но я информацию собрал по миру. Нигде такого нет. Чтобы его пробить, я заказывал специальные буровые головки с насадками, но всё равно испепелил он 17 штук. Можешь подсчитать, какое было давление и температура, когда расплав в него упёрся?

– Теоретически могу, да.

– А я тебе без подсчёта отвечу: в десять раз больше по давлению, чем в кимберлитовых и в четыре раза по температуре.

– Где-то так, да!

– Так что образовалось из неизвестного нам расплава перед этим щитом?

– Намёка на алмазы нет!- Сурен смеётся.

– Состав сопутствующих неизвестному расплаву определил?

– Да. Всё, слушай, есть.

– Вот с этого и начинай.

– Так глубоко хочешь идти?

– Не знаю, стоит ли!

– Стоит, стоит, да!! Там же редкоземельные, вай-вай!!

– Тогда иди и пытайся определить, что это за руда. Я тебе ко всему добавлю. Только не обижайся, да! Слово дай!

– Мамой клянусь, да!!!

– Когда-то я чистил одну горку, далеко отсюда, на германий. Сепараторы делали под него, но они пригодились и под золото. Так вот, я его нашёл вне понимания всех теорий.

– Не намекай, да! Прямо говори!?

– У нас все связывают происхождение металлов с давлением и температурой.

– Ну не всегда.

– Речь о коренных рудах.

– Тогда, вай!!

– Бывает вода катализатором?

– Слышал, но не видел.

– А гравитацию, магнетизм, ядерное взаимодействие кто в расчёт берёт?

– Никто.

– А почему?

– Чтобы ядерное было, наших давлений и температур не хватает,- определяет Сурен.

– Ха!- Бредфорд вскидывает руки.- Но тяжёлые элементы в расплаве под давлением и температурой превращаются в зависимости от показателей: то в уран, то в молибден, то в золото, то в серебро. Так?

– Ну, углерод положим в алмазы.

– Или в графит.

– Так, да.

– А у нас в сопутствующей что?

– Водород и углерод.

– А кислород?

– Совсем его нет.

– Дошло!?

– Хитрый ты, Александр. Я тебя раскусил, куда ты меня втягиваешь. На металлизацию, да?!!

– Сурен! Химия земли в научном описании – блеф собачий. Ты о нейтрино слышал?

– Вах!!! Конечно, слушай, да! Их же не объедешь!

– А они, мать их, не только солнцем вырабатываются, но и окрестными звездами. Сколько их на сантиметр поверхности прилетает?

– Миллиардов сто в секунду на квадратный миллиметр, да.

– А Луна, спутник наш дорогой, три миллиарда лет назад стукнула Землю два раза и потом раз пять по касательной шваркнула. Знаешь?

– Конечно! Вах! Даже сам считал когда-то.

– И что могло там быть при таком космическом масштабе вселенском? Какие там были давления и температуры?

– Этого никто не знает.

– Всё, иди, Сурен. Я со смены еле ноги волоку.

– Давно послал бы меня, да!- Сурен уходит по направлению к другому балку, разговаривая по дороге с самим собой.

 

Глава 5

В гости к Скоблеву пришёл Пороховщиков по просьбе последнего.

– Приветствую, Анатолий Давыдович!

– Здравствуй, Валерий Дмитриевич! Проходи. Присаживайся. Рад тебя видеть в добром здравии.

– Так недавно встречались,- удивляется Пороховщиков.

– А всё равно приятно,- Скоблев усаживается на диван рядом.- Что ты пришёл, что время сыскал. Не хочу от тебя скрывать, но твоё предложение по финансам у моих не прошло.

– Разве ты мне обещал!!?

– Отказал, отказал, но задание дал, чтобы обсосали вопрос. Ответ дали нехороший. Выслушаешь?

– Конечно. Для этого и приехал.

– На календаре начало июля. Прогнозы плохие и в сентябре-октябре грянет кризис.

– Я это нутром своим французским чую, потому к тебе и обратился.

– Мои, такую сумму прикрыть не смогут, не сумеют. Их надо в металл переводить, в сырьё, в оборудование, а за оставшееся время не успеть. Но есть у меня в Швейцарии что-то, что это сделает. И я к ним звякнул.

– Согласились?

– Вполне. Только ты, Валерий Дмитриевич, выслушай меня старика. Очень внимательно выслушай. Я в Москве по информации царь и бог, но её никому не продаю. Хранить умею, потому и жив пока.

– Об этом каждый в столице знает.

– Ну, положим, не все, не пой мне дифирамбы. Люди, к которым я звонил, так с бухты-барахты у народа с большой дороги и проспектов, денег не берут. Они знают, что у меня таких доходов нет. И сходу посоветовали мне собрать информацию на возможного вкладчика.

– А происхождение их не интересует?

– Это – нет, а вкладчики – да.

– Хитрая конторка,- усмехается Пороховщиков.

– Так вот, Валерий Дмитриевич, почему я тебя пригласил. Они мне на слово не поверят о тебе, если я им всучу туфту. Перепроверят, и ведь не сойдётся. Так что тебе надо выбирать. Иначе деньги эти после инфляции обесценятся.

– Этого больше всего я и боюсь. Своим доверить не могу. Скурвились маненько. Мне надо было всё в ЗТ долбануть, да при моём посту искать сложно.

– Высоко ты взлетел, спору нет. Но в ЗТ такие суммы тебе никто не обернет. Металла нынче по миру столько нет. И за десять лет не собрать. Тысячу шестьсот тонн!! Что ты!!?

– А они во что предлагают?

– Не задают там таких вопросов. У них гарантия. У тебя при передаче считают на золото по курсу, а при получении массу множат на курс дня забора. Золото в цене растёт. Процентов не дают, но шанс сохранить верный. Ты же ко мне пришёл для сохранения выяснить?

– А под проценты берут?

– Брали. Теперь берут выборочно,- Скоблев встал и предложил:- Чего выпьешь?

– Вино есть?

– Какое тебе?

– Что-нибудь лёгкое белое.

– Испортила тебя Франция,- пошутил Скоблев, доставая из шкафа бутылку марочного французского вина, купленного накануне в супермаркете за пятсот долларов, специально к приходу Пороховщикова, тарелку с сыром. Возле столика открыл её штопором, плеснул в стакан чуть-чуть и молвил:- Дорогое, мать её, удовольствие!

– Хорошее вино – золото,- ответил Пороховщиков, глотнул и добавил:- Не бормотуха с плодбазы. Небось, покупал с расчётом!?

– Чего скрывать! Твоя слабость к вину многим известна, купил. Я ж тебя в гости звал!

– Мы отвлеклись. Какая им в додачу денег нужна информация?

– Что тебе сказать!? Они под обман не берут. Главное – порядочность вкладчика.

– Намекаешь?!!

– Не я! Принцип у них такой. Да и риски, ты мне прости за грубое слово, приходят блядь с деньгами. Ты же их не на пустом месте нашёл. След за ними. И тут он материальный, а подтверждение там на счетах. Их со счетов перегонять придётся к ним и не просто, а под проект какой-то, где ты в контрактах фигурировать не моги. Если это миллион или два, кто заметит, а миллиарды внимание привлекут пристальное. Наверное, не в одной стране и банков с сотню?

– Много!- подтвердил, не вдаваясь в подробности, Пороховщиков.

– Вот видишь! И банки, когда от них забирают, выражают неудовольствие.

– Так мне писать биографию, что ль?!

– Бумаг там не рассматривают. Они никого не интересуют. Это не фирма по отмыву грязных денег, пойми. Это солидная контора, состоящая в системе мировых финансов и под законом. Они взяли у тебя, а тут приходит козлик и тычет им постановление, что ворованное прячете, будьте любезны вернуть, а он у них в обороте по сохранению. Что делать? В одночасье таких денег нигде не одолжишь. Но счёт могут арестовать и им кроме убытков ещё куча неприятностей, так тебе скажу.

– Согласен, что деньги у меня не чистые,- Пороховщиков делает два глотка и бросает ломтик сыра в рот.- Но их необязательно сводить на один счёт.

– Ты во Франции поднаторел в этом, но и мы не лыком шиты,- Скоблев открывает себе баночку пива.- У тебя, так понимаю, целая армия надёжных людей ждёт за воротами сигнала, ехать открывать счета.

– Туговато у меня с людьми!

– А у кого они есть?

– Анатолий Давыдович, не терзай мне душу. Знаешь ведь, где я был. Дружба дружбе рознь. После возвращения домой я рубля никому не доверю. Давай, советуй!?

– Есть один вариант, но я тебе о нём, если что, не говорил. Это на случай, коль тебе будет не по вкусу. По моим подсчётам тебе отдали полсотни миллиардов. Есть толк, что часть из них в ЗТ. До пяти. Ещё ты своей родне передал кое-что, по слухам два или около того, а ко мне притопал с двадцатью.

– Всё-то ты ведаешь!!

– Знаю, знаю. Даже о том, как их эти сучьи дети делали, как тебе отдавали, всё знаю. Я ж в этой стране, по названию Москва, ухарь ещё тот!- Скоблев улыбается.

– Тебя интересует, где остаток?

– Да мне, Валерий Дмитриевич, вообще по барабану всё. Деньги в том числе. Человек я сторонний в делах этого государства токмо с виду, но свой интерес не упущу. Остатками интересуюсь по иной причине. Жадность.

– А вот в это я не верю!- восклицает Пороховщиков.

– И зря. Хорошо, думаю я сам себе, помогу я ему, а почему нет, от меня не убудет, сохранить капитал. Он же мне не чужой, свой, русский. Не враг, не янки. Он мою помощь в последствии учтет, может даже моей фирме что-то подкинет. Не мне лично,- Скоблев машет рукой,- мне уже скоро к земле, а с собой что взять? А вот тем, кто дело моё примет, не помешают. Но мысль меня изнутри ест. Точно знаю, что уже никто у него в сохран не возьмёт, и потому он приходил. А предлагает только половину. И мне обидно! Выходит, что вторая половина коту под хвост? Ты мне, в жадность мою не веря, плюнь в лицо. Они украли, ты их прижучил к стенке, а всё равно убыток. Кому? Тебе? Нет. Мне? Нет. Им? Им уже достались сухари и лагерные нары. Стране? И ей ничего. Народу? О нём ни слова.

– А ты, стало быть, о стране беспокоишься?

– Сказал бы я тебе, но не стану,- Скоблев открывает вторую баночку пива, пьёт.

– Родиной меня упрекать не надо. Я не за идею там, во Франции, двадцать лет оттрубил. Семью бросил и вернулся. Очень тебя прошу, не упоминай её?!!

– Ладно,- соглашается Скоблев.

– Значит, ты с ними всё обговорил и они согласны. Но информация о пятидесяти прошла?

– Прошла! Она давно пронеслась.

– Может это и к лучшему,- Пороховщиков вздыхает и наливает себе в стакан вино.

– Тебе видней.

– Сорок пять они возьмут?

– Ого!!!- у Скоблева отвисает челюсть.

– Вот тебе и ого! Только я их раздоил, посыпались кризисы. В Корее, Индонезии. Поплыло всё безостановочно. Следом тут завертелось. Как, блядь, извини, накаркал кто-то. Ничего не успеваю. Надеялся, что уляжется. Тешил себя надеждами, а сейчас чувствую – всё, час настал. Или или. Полцарства за коня! Какие они выставляют условия?

– Только всё о хозяине.

– И всё-таки понять не могу! Ну, на кой я им нужен?

– Не ты!- возражает Скоблев.- Информация о тебе. О твоей порядочности. Сам-то ты как раз и не нужен сто лет в обед. Имя твоё нигде фигурировать не будет. Всё оформят на человека тебе известного.

– А как я смогу получить? Или распорядиться?

– Сообщаешь куда и кому, сколько. Их перед выдачей прогонят, чтобы стемнить счета.

– Гарантии?

– Поручитель.

– Ты!?

– Нет. Стар я для этого. Да и суммы!

– Только не предлагай мне своих в поручители.

– Его ты сам должен выбрать. Вот кому бы ты в мире мог доверить? Самое святое?

– Только себе.

– Молодец!! Им ты и будешь,- Скоблев хлопает себя по коленкам.

– Запутал!- Пороховщиков смеётся.

– Всё верно. Тебе выдадут в хранение вексель на предъявителя. Себя и впишешь.

– А вексель на что?

– На акции.

– Какие?

– Надёжные.

– На сорок пять!!?

– Конечно.

– На фронте новых технологий пусто,- предупреждает Пороховщиков.

– Так ли уж!

– Почти.

– Хорошо. Ты в химии сидишь глубоко, поймёшь. О высокомолекулярных полимерах слышал?

– Сам с ними работал.

– Которые с памятью?

– Теоретически.

– Сейчас продемонстрирую,- величественно Скоблев уходит к сейфу и приносит мячик для большого тенниса. Достаёт из кармана перочинный ножик и подаёт оба предмета Пороховщикову.- Режь!

Тот отрезает от мячика сегмент, но мячик тут же восстанавливает форму. Проделывает обрезание несколько раз, но результат всегда одинаковый.

– Полый делается,- подмечает он.

– Масса из центра перемещается к поверхности, заполняя отрезанные места,- Скоблев пьёт пиво.- Во дворе стоит авто "ситроен", кстати, у которого вечные шины. Они не только протектор восстанавливают, но и меняют его фигурацию в зависимости от покрытия дороги и погодных условий. Сходи, брызни на них вино из бутылки и режь.

– И!??

– В такое можно вложить сорок пять?

– Мне вексель подо что конкретно?

– Под акции концерна, который со следующего года ставит эти шины на поток. Не ЗТ, извини, но это всё в прошлом. Вообще-то у них есть и другие предложения, только мне поручили с тобой говорить об этом. Поскольку ты сам в химии голова.

– Вот как!! Анатолий Давыдович! Я в химии, верно, ты подметил, секу. Знаю все химические концерны мира. Что и где они производят. А в матушке Европе бывал на всех заводах. Там нет ничего подобного и близко.

– Правду говоришь! Не было. В Европе многое поменялось. На карту глянь?

– Допустим. Смягчаю тем, что не был в соцстранах, но информацию об их усилиях имел из данных разведки. Заметь себе, не нашей, а французской.

– Хочешь, чтобы я тебе назвал концерн?

– Не требую, но желательно.

– "Дитрих Контрол ГМХ технолоджи",- произносит Скоблев.

– Образован в восточной Германии в 1996. Основной вид продукции – резинотехнические изделия для промышленного использования. Так?

– Не знаю. Меня номенклатура их товаров обходит стороной.

– А шины?

– Прислали четыре года назад для обкатки на наших паршивых дорогах. Прислали тайно. Штучное производство.

– Так долго обустраивали технологический поток?

– Я не в курсе, Валерий Дмитриевич.

– Давыдович! Сведи меня с кем-то из руководства.

– Этого не могу. Знают они, что ты работал во Франции, что химик, что другой у тебя профиль. Однако, побоивание есть на твой счёт. Конкуренция, братец. И от неё ускользнуть невозможно. Ведь за тебя, что ты не сучок, поручителя днём с огнём не найти.

Пороховщиков на слова Скоблева не обиделся.

– Ты прав! Ситуация сучья. Устал я от этого маразма порядком. Где не появлюсь – дай гарантии, что не слон. А кто мне эту справку даст? Ведь никого не осталось из тех, кто меня когда-то готовил. Пустота.

– Не только ваша лавка приказала долго жить. Все посыпались на свой шкурный интерес. Забыли о главном, но… слово не воробей, дальше не продолжаю.

– Анатолий Давыдович! Я ведь к тебе тоже пришёл не пустой. Дошли до меня слухи, что ты из КГБ уволился странно. Быстро организовал свой цех, и никакая власть тебя трогать не пожелала?

– Точно. Я в 1987 году вышел на пенсию по состоянию здоровья. Сердце. Хоть ты, глаза на месте, видишь, что здоров я и в полном порядке. Ты усталость упомянул, так я уже тогда, как идальго в борьбе с ветряными мельницами, выдохся. Кого не возьмём – всё нулевой вариант. Звонок с верху и отпустить велено строжайше засранцев. А безнаказанность порождает вседозволенность. Вот в правление Ельцина произошло аналогично. Это она его свалила и послала к чёрту. Знаешь, сколько мы усилий приложили, чтобы генсеком стал Андропов? Так напрягались, что кровь шла из ушей. При Черненко тихо себя вели, а появился Миша, ну мы духом воспрянули, стали готовиться к битве, а он – он в кусты планетного миролюбия полез, вместо того, чтобы в стране порядок навести элементарный и, прежде всего, в партийной власти. К 1987 году стало очевидно – толку не будет. А у нас, как назло, прокол за проколом, уходы сплошные за кордон, утечки информации. И так меня это достало, что хоть руки на себя наложи. И решил я, что надо своё дело строить, но так, чтобы всё честь по чести. И чтобы никто в мой огород ни камня, ни песка не бросил. Ведь по большому счёту дело моё стране подмога. Вот власти не всегда, где-то мы расходимся. Но у них против меня ничего нет. Чист я, кто бы в Кремль не влез. А коль они что затеют, так мы, не боги горшки обжигают, прижать сможем. Есть кой-какие материалы,- Скоблев смолк.

– А мне говорили, что ты кого-то искал, вроде с Сергеевым каким-то. И всё кончилось смертью, твоим сердцем и ещё кто-то ушёл за границу. Кириллов, так кажется.

– Кириллов был старшим по делу, которое мы вели. Он был в штате НОРа. А упомянутый тобой Сергеев к делу отношения не имел. Почему застрелился – иди покойника спроси. Он в КГБ был человек. Могучий. Пришёл к нам в усиление от министерства обороны. Ведал внутренней контрразведкой. Поговаривали, что он кадровый в двух ипостасях. В "Плутоне" и в "Мак", был такой отдел в ГКО при верховном главнокомандующем. А верховный – председатель Верховного Совета до совмещения этих постов генеральным секретарём. Вот ты спроси о нём данные в своей конторе. Ты же кадровый "плутоновец". Не так ли?

– Там. Потом в "Резеде" оказался. Доверяли,- кивает Пороховщиков.

– Вот у своих и спрашивай.

– У меня с начальником контры отношения нормальные, но он мне на Сергеева ничего не дал. Сказал, что он выбыл от них в 1972 в распоряжение КОРУНД.

– Брешет он!! Не мог Сергеев убыть в КОРУНД. КОРУНД – это обеспечение безопасности членов политбюро и часть секретарей ЦК, а также анализ данных. Сидели их люди кругом, но большей частью на Старой площади. Ты слышал, чтобы кто-то из "Плутона ", даже при перетрясках во власти, попал в КОРУНД?

– Нет, не слышал. Маловероятно. И потому я начальнику контрразведки не поверил и сказанную им информацию принял только к сведению. А он мне солгать не мог. Значит, дал то, что там есть. Впрочем, суть не в том. Так кого вы всё-таки ловили?

– А никого! Призраки,- Скоблев искренне расхохотался.

– Так ли уж и призраки?

– Их, их не сомневайся! Главным приоритетом в моей работе были бандиты большого полёта. Они, так повелось, всегда были исправные плательщики лицам во власти. Система индульгенций, Валерий Дмитриевич, была и при коммунизме. Кому-то из больших бандитов власть позволяла находиться на свободе, кому-то выписывала путёвку в зону. Неожиданно на горизонте появились призраки, которые отказались платить в общую кассу. Разведка МВД с ними совладать не смогла. Дело этих призраков кинули к нам в КГБ по линии брюлики, золото, валюта. Мой отдел подключили на последней стадии операции, но поймать мы никого не смогли.

– Испарились?

– Ну что ты!!! По тем временам исчезнуть из нашего поля зрения было невозможно.

– Но они всё-таки ушли?

– Технично скрылись. Было предположение, что все они мертвецы, но вдруг воскресшие. Пока мы изгибались и ориентировались, они оперативно убрали на тот свет всех с кем у них били контакты, посчитав их потенциальными суками. Пустили под нож всех. И криминальных, и простых. Сами легли на дно. Так дело обстояло. Закрыли его или нет не в курсе, дело, то есть. От нас его перекинули к армейским.

– И Сергеев к делу тому причастен не был?

– Ни коим образом.

– Начальник контры мне сказал по секрету, что один такой призрак был в штате КГБ. Сергеев его вычислил, что и стало причиной его смерти.

– Работал. Точно. Однако, кто? Уже в ходе раскрутки призраков, а там косвенно проходили старательские бригады и артельки, выяснилось, что тип в КГБ ошивавшийся и уволенный за драку, погиб при невыясненных обстоятельствах. Его к делу пришили белыми нитками, как возможного кандидата в ранге наводчика и координатора. Я с Сергеевым по этому поводу разговаривал, и он, было это незадолго до его смерти, сказал мне, что сидевший у нас в конторе человек из-за бугра, но к нам притопал по хорошим бумагам из местной ямы. Я его тогда ещё переспросил, мол, к чему тащиться в нашу шарашку через ямку.

– Что он тебе ответил?

– Что пути господни неисповедимы. Ты, дай всевышний памяти, девятый, кто этим у меня интересовался.

– Конкретно кто ещё об этом выпытывал?

– ГРУ были тут. Мидовцы тоже приходили. НоРовцы забегали. Перед тобой были певчие из "Баррикады".

– Вот как!!!

– Именно.

– Они-то чего искали?

– Тоже что и ты. Каналы.

– А в деле были каналы?

– Эти призраки наладили обратные тропы из страны. Принимали заказы по отправке. Под подозрение тогда попали пограничники, и дело расследовала отдельная бригада, но подтвердить данніе следствие не смогло.

– Что они брали в отправку?

– Всё, кроме людей. Золото, валюту, камни, редкоземельные, оружие, боеприпасы. Мой шеф в Президиуме Верховного Совета через них осаживал за бугром до сорока миллионов долларов в год. По тем временам огромные деньги.

– Он жив?

– Умер. Четыре с половиной года назад. Его на пенсию отправили, когда Михаил Сергеевич стал старых разгонять, и он на даче с тех пор сидел безвыездно. Никого не принимал. Уж на что я был у него в доверии и то он мне, когда я после госпиталя к нему в гости наведался, сказал: "Толя, не приезжай больше ко мне. Я вас всех не хочу видеть". И в дом не пустил. Так вот.

– Его призраки нагрели?

– А был выбор?

– Смерть или…

– Так. При Горбачёве они многих растрясли.

– И ты о них не знаешь? Вот обо мне в курсе, а они под твоим носом и ты ни гу-гу?!

– Валерий Дмитриевич! Вопросы такие никому не задавай. Ответов на них нет. По их присутствию в стране ходят мрачные слухи. Все перешептываются и молчат. И все хотят с ними установить контакт. Может, и я о них что-то знаю, но делиться – от этого уволь.

– Опасаешься или слово дал?

– Ни то, ни сё,- уклонился от прямого ответа Скоблев.

– А ты часом не по их каналам хочешь мои деньги пустить?

– Не по их. Много лет назад, когда у нас в стране все воровали и банки росли как грибы, а их рвали все кому ни лень, я в Швейцарии договорился с одним крупным банком. Им нужна была поддержка в Восточных землях, а у меня там кой-какие связи имелись.

– Их же в ГДР разогнали!

– Не всех. И скепсис твой в мой адрес неуместен. Я же в КГБ не политсыском ведал, бандитизмом. Заместитель начальника криминальной полиции Германии у меня стажировался в начале восьмидесятых. И при объединении его никто не выгнал, наоборот. Не все же тупые были.

– Значит, предлагаемые мне акции химического концерна – это дело банка в Швейцарии?

– Концерн – складчина. Немцы, британцы, швейцарцы.

– Уставной большой?

– Контрольного пакета тебе никто не предлагает. Двести.

– Двадцать два с половиной!

– Двадцать. Тебе обещано двадцать. Они исходили из сорока. Остальное где-то пристроят.

– Я по памяти искал и нашёл. За названным тобой концерном стоял "Иссиф оф бэнк".

– Да. Но в паях с "Кредит кепитал". Они разошлись. Вместо арабов теперь немцы. "Дойч ГМХ Банк". Британцы представлены банком "Дебит организейшн". Пакет "Кредита" перекупил швейцарский "Контрол бэнк". Доли у всех разные. Они готовы пойти на двадцать тебе, скинувшись.

– Уступчивые?!

– Нам нужен русский партнёр, так мне сказали. На перспективу. И я им предложил тебя, а они согласились.

– Газ, нефть?

– Только капитал, пока. Но и это, весит. У нас же что не пятилетка – новая власть.

– Точно. И гарантии все прежние ту-ту. Скажи, Анатолий Давыдович, а ты в их компанию как пролез?

– Через меня покупали земли под строительство в Восточной Германии заводов. Это старые военные полигоны. Я им отдал в аренду земли на пятьдесят лет. С того и живу.

– Лихо!!

– Плюс они помогли мне банк тут открыть, и теперь я независимый.

– Я смогу у них получить кредит под списание процентов, дело-то прибыльное?

– Сколько?

– Двадцать!

– Я переговорю. Ведь долбанет инфляция – это будет уже не двадцать. Они не твои – выходит.

– Не мои. А получателя я не знаю, но уважения он достоин. Может прийти в любой момент. Не хочу выглядеть ханыгой.

– Обязательно переговорю. Значит, ты с кем-то был на короткой ноге, коль получателя потерял.

– А это, по моим прогнозам, те самые призраки, что существуют в нашей стране. О которых все догадываются или имеют с ними контакты, но молчат.

– Очевидности в твоих словах я не увидел. Мало ли кто это мог быть? Деньги-то стоили того, чтоб за них корячиться. Я тебе завтра дам знать. Торопиться надобно.

– На текущие расходы я могу претендовать?

– Без проблем. Пришли кого-то в мой банк. Пусть откроет счёт.

– Передачу будем делать у тебя?

– Мой офис не банк. Договоримся, они пришлют представителя и нотариуса. Нужна будет переофорляшка от тебя на управление средствами на имя человека, который прибудет.

– "Контрол бэнк" – это Чарльз Пирс?

– Он.

– Вставший англичанин "с хорошей репутацией"?

– Почему вставший?

– А ты не знаешь?

– Я знаю, что он лучший банкир мира.

– Его выгнали за подлог, он спился, попал в психушку, а потом объявился в Швейцарии в качестве исполнительного директора "Контрол бэнк", где и достиг замечательных успехов.

– Впервые об этом слышу. Я с ним общался, когда он приезжал лет десять назад в Россию в составе делегации Европейского банка Реконструкции и Развития. Был приём, на который приглашали наших предпринимателей. Пришло приглашение и мне. Там и познакомились.

– А говорили через переводчика?

– По-немецки говорили!

– А ты владеешь немецким?

– Немецким, испанским, французским,- Скоблев перешёл на французский.- Он меня позвал в гости. И я поехал. Мне свой банк хотелось организовать, а опыта – ноль. Они помогли мне консультациями, оборудованием, программным обеспечением, обучением персонала. А потом и с землёй в Германии мы договорились.

– Превосходный акцент! Ей богу! Анатолий Давыдович! Нанимал учителя?

– По всякому было. Во Франции я три месяца стажировался несколько лет назад, думал язык у меня в трубочку свернется, но ничего, вытерпел все адовы муки. Понять не могу, как вы там, с русскими мозгами не прокалывались. Я был готов через слово материться.

– А я домой вернувшись, заново русский учил. Многие слова в первые месяцы произносить не мог, путался,- Пороховщиков поднялся.- Пойду. Мне ещё надо сегодня с одним клиентом встретиться, под протокол.

– Валерий Дмитриевич! Ещё мне велено спросить, нет ли у тебя желания вернуться в науку?

– Тоже от них?

– Нет. Это вопрос от твоего сокурсника по "Плутону". От Курского.

– А он где? Мы с ним тридцать лет не виделись.

– Он где-то под Бирмингемом работает в научном институте.

– Химией занимается?

– Да.

– А о нём ты откуда знаешь?

– Он приезжал год назад ко мне. Предложил фабрику фармацевтическую строить. Лекарства выпускать. Теперь она под Тверью фурычит.

– Ушёл в фармацевтику!- огорченно произносит Пороховщиков.

– Лекарство – это смежно. Я у него не интересовался, но выпускает она для тех, кто с пересаженными органами. Для уживления или приживления. А сам-то он занимается этими…, ну как их…, я же не химик, он произносил, но я мимо ушей. Сказал только, что делом юности занимается.

– Многомолекулярными дизами на основе атомарной сборки из секреций провинций,- называет Пороховщиков.

– Вроде,- Скоблев разводит руки по сторонам.- Про атом что-то было. Я его попросил не отягощать мои мозги своими терминами, и он сказал, что это какое-то там строительство, где применяют сборку отдельными атомами, как дом из кирпичей. Ага! Вот так и сказал.

– Он тебе про наше знакомство сказал?

– Он. Хочу, говорит, навестить. Вместе, мол, учились, но я ему отсоветовал.

– Правильно. Вокруг блохи шевелились. А в Англии он как оказался?

– Его туда пригласили. Он называл. Какой-то не то Люмберт, не то Ламберт.

– Ланберг!!

– Ага! Ламберг! Ты знаком?

– Великий ум. Я все его публикации знаю наизусть. В последнее десятилетие он перестал писать.

– Так что Курскому передать?

– Мой телефон домашний.

– Хорошо.

– Кто к тебе его направил?

– Жизнь. Ведь наши нувориши только торговле деньги давали. А на фабрику кто даст? Ко всему там надо было организовывать систему охраны от криминала. Он работал одно время в институте прикладной механики, который был под секретариатом Верховного Совета СССР, а я был куратором службы безопасности. Ну, с ним тогда знаком не был, хоть многих тогда знал. Вот один из них ко мне его и направил. А о том, что в "Плутоне" вы учились, он мне не говорил. Дак ты-то из той семьи пчелиной. Почему я тебе об этом и говорю.

– Мы в начальной школе вместе были. Койки наши рядом стояли. Ночами мечтали шёпотом о новых открытиях, науке. Я прошёл "вечный" отбор, а его зарубили по плохому зрению. И ещё что-то там нашли. Вроде печень.

– Значит, твой телефон ему дать!!?

– Обязательно.

– Он о тебе отзывался хорошо. Понять всё не мог, как ты в юристы пролез. Я ему глаза открыл, есть грех такой. Полчаса он сидел в трансе и попом попросил, если случай представится напомнить о себе. Ну и спросить, не хочешь ли ты в науку вернуться. Прошлое, сказал, помехой не будет.

– Он лекции там читает или практикой занимается?

– Вот тот англичанин Ламберг, дал ему лабораторию, и он работает по своей теме. Это точно помню, что он говорил. Многое не могу ему обещать, в смысле денег, но, мол, как никак своя лаборатория и место есть.

– Деньги меня и не интересуют,- произнёс задумчиво Пороховщиков.

– Ну, я думаю!!! Иметь в карманах миллиарды и ещё о них думать!?

– Ты ему давал кредит?

– Не а! Пополам. Его технологии, мои деньги. Он бывает тут раз в три месяца, чтобы запустить новые лекарства. У меня отдельный человек всем этим с ним занимается. Триста рабочих мест. Доходов – ноль.

– Убытков?

– Ноль. Я выбил через Минздрав льготы. Мы эти лекарства раньше за валюту покупали, которой всё время нет. Кабинет министров дал мне добро. Снабжаем теперь все медицинские центры, где делают пересадки.

– Всё, ухожу, а то душу мне разбредил,- Пороховщиков идёт к дверям.

– Бывай!- говорит ему Скоблев, но ответа нет.

 

Глава 6

"Древний человек знал камень. Жизнь его зависела от него. Наконечники, рубила, топоры делали из пород под это подходящих,- размышлял Сашка, возлегая на нарах в балке и пуская дым папиросы в потолок.- В археологических слоях, датированных по времени в 20 тысяч лет до н.э. находят предметы, в которых отверстия сделаны примитивным сверлением. В 30 тысяч лет до н.э. эти дырки делали специальными ударными сколами, предварительно уменьшив толщину места под будущее отверстие, а в 20 тысяч лет назад какой-то умник придумал сверлить. А вот теперь бомбы водородные собирают. Шутка! Выходит, что десять тысяч лет совершенствовали искусство обработки подручных вещей. Научный мир мне со страниц втирает о том, что письменность зародилась в 5-6 тысячелетии до н.э. Среди сочинявших этот бред, не было ни одного геолога. Вот где собака зарыта. Отрежьте мне голову, но наш предок был геолог. Не дровосек, мать их в одно место, не собиратель гусениц и кореньев, (ему плодов хватало), даже не охотник он был, хоть мясо и уважал. Прежде он был геолог. В поисках материала для скребков скитался он по окрестностям. И уже в отношении найденных галечников решал о месте своих стоянок. От их размеров зависело, сколько времени он там обитать станет. Стукать камни он стал не позднее двух миллионов лет назад. Бил, наверное, по пальцам нещадно, однако, промысла этого, хоть и больно, не бросил. Что заставляло его упрямо дробить собственные кости? Эко ты парень замахнулся! Битьё по пальцам желаешь привязать к письменности? А она не хочет. Я тут что-то другое увидел. Какой-то предвестник. Он бьёт по камню, попадает по своим пальцам и что? А то! После каждого скола он смотрит на результат, сверяет с тем, что ему хочется сделать, при этом жутко матерясь. Ладно. Ещё он видит внутренний рисунок камня, шероховатые линии. Могли эти линии ему до чего-то довести? Два миллиона лет назад, вряд ли, а триста тысяч лет назад должны были обязательно. От двух до трёхсот путь длинный. За это время он не только научился ловко обращаться с камнем, но и говорить. Или только мукать? Мумуканьем можно передавать только природные инстинкты поведения. Тебя послушать, так обработка камня – инстинкт, развившийся до совершенства. Не дави в пустоту. Аборигены Австралии в начале двадцатого века, те, что обитали в континентальных районах, использовали бутылки для изготовления наконечников методом сколов, так глубоко эти знания сидели в их головах. Но они имели язык, на котором общались о вещах серьёзных. Письменности не имели, но на скалах рисовали картины. Примитивные, да, так что?! Просто попав в обособленный мир, изолированный, они остались на уровне, от которого ушли, что, в общем, не значит, что их предкам не была известна письменность. Она была им в своём котле за ненадобностью, вот они и разучились писать. Вон в Кампучии при режиме Пол Пота девяносто процентов населения разучилось писать и читать в течение десяти лет. Так можно мумуканьем передавать знания о камне и его качествах, и технологию его обработки? Не только ведь зрением и элементарным повторением шёл древний дядька. А чё он вообще каменюку в руки взял? В руку ли? Ну, хорошо, окрестим верхними конечностями. Дотошный ты, сил нет. Он мог и в нижнюю взять по-первости, раз на то пошло. Без точности к истине не придешь. Вот ты употребил археологические находки, а они не есть истина в последней инстанции. Черепов древнего человека и фрагментов костей скелета полутора миллионной давности найдено в мире пару сотен. Всего. По ним не удалось составить общего, нет, обобщенного сапиенс, столь огромен разброс черт. Что есть пара сотен в промежутке сто тысяч лет? Капля? Мне в микроскоп не видно, что можно вывести из таких крох. Жило их много. Населяли они определённые местности густо. Значит, искать их кости надо там, где был в те времена климат достойный нашего волосатого предка. Волосы с него облезли в ледниковый период, когда он от холода в звериную шкуру облачился. Как же! Стал бы он от собственных волос отказываться в холода!? Он бы их, наоборот, отрастил. Путаница? Хочешь, чтоб он был голый и потому в шкуру? Иди ты со своими подколками в одно место. Вон у космонавтов в длительных экспедициях на орбитальных станциях, а сидеть там не на чем, задницы обрастали мгновенно. Годится. Значит, древний наш предок так пахал, что волосы у него стерлись. Или… Был таким лентяем, что беспрерывно сто тысяч лет валялся на камнях, его кто-то кормил, а он предавался праздности. И отлежался до пролежней. А может, он обгорел у костров? Осмолился! Вот стало холодно, и он напялил на себя для утепления шкуру какого-то животного. Это она все волосы на теле истёрла. Так вот всё было. Сейчас рыгну. Чего ж он потянулся к камню? Ясно, что не для метания. Если б так, до сих пор бы его кидал, как некоторые виды человекообразных обезьян. Он его по другой причине хапнул. И не случайно. Очень он ему был нужен. Очень. Прикинь, что ты первобытный мудак. Прикинул? Так чего ты его взял? Кости дробить. Какие? Обыкновенные. Животных и человека. Фу! Не человека, а живущего неподалёку гомо, отбившегося от своего стада. Как он до этого допёр? Наблюдением. Очень кушать хочется. Вот стая гомо улюлюканьем и воем отгоняет саблезубого тигра от жертвы, от парнокопытного. Именно стая. Голов в полсотни. Они как гиены валят толпой. Когти у них дай бог каждому и клыки тоже в наличии. Тигр парочку гомо в клочья, но чувствует на всех сил не хватит, сожрут, бросает добычу и ретируется. Они её жрут. Может и своих убитых сородичей заодно шамают. Не пропадать же харчам! Больных съели, стариков съели, а кушать хочется. Остаются кости, в которых вкусное и жирное, но достать, напряги мозги. Потому и мало костей в археологических раскопках. Съедали они друг друга, не оставляя следов. Дробили кости ударом о скалу, камни. Подъедаться приходилось в саванне, но недалеко от гор и леса, где прятались от тех же зверей. В саванне камней – иди сыщи! Мясо отоваривали в животы на месте, а кости тащили с собой до мест, где можно обо что-то дробить. К валунам и скальным выходам. О!! Я так бы делал. И чтобы раньше всех поживиться костным мозгом, видно, был он таки деликатес, прихватил бы с собой грудку, чтобы на месте костомахи истолочь. А каменюку с собой тащить край неудобно. Какой-то из конечностей надо было пожертвовать. Перемещаться на трёх. Поочерёдно меняя руку державшую камень. Это, вынудило его, в конечном итоге, распрямить свои задние грабалки и встать на них. Вернись к камню. Вернулся. Я его взял с собой. Что попало под конечность, то и волоку. Долго таскаю. Из поколения в поколение. Происходит трансформация. Медленно. Я долбаю им кости, а он вдруг пополам лопнул. Теперь их два и есть острый конец. Держать удобно и колоть кости сподручнее. Где логика? На следующий раз я его колю до того, как переться в саванну. И опять это длится долго. Из поколения в поколение. При сопровождении мумуканья и рыкотанья, мол, не подходи к моим кускам, а то пасть порву. И между делом спариваемся. Ты почти вундеркинд. Катим дальше. Поправку можно? Давай. Именно на стоянках древнего человека находят большое количество костей животных, а ты утверждаешь, что их долбацали в саванне? Ты временные рамки просеки. Индустрия камней отмечена на всех континентах, кроме Америк, на рубеже 3-2 миллионов лет назад. В это время они уже делали сколы, изготавливая конкретные рубила и скребки, примитивные резаки и это длилось до 0,5 миллионов лет назад. А мы речь ведём о времени между 20 и 10 миллионами лет назад. 3-2 назад гомо уже ходил на двух ногах и мог переносить добычу на свои стоянки. 20 миллионов лет назад он ещё не ходил своими двоими, на четверых конечностях передвигался. А звери, и это факт, жрут там, где разжились. Не тащат они добычу. Наш предок поступал также до известного времени. Когда стал ходить на двух, то решил перетаскивать к местам, где можно спокойно пожрать, не опасаясь нападений и приготовить камни для дробления костей. Это не раньше 5 миллионов лет назад,- Сашка вздохнул и выбросил погасшую папиросу в сторону печи.- Начал за здравие, а кончаю за упокой. Доболтался я до того, что он у меня три миллиона лет назад уже и говорил, и писал, и водку предпочитал другим напиткам. Судя из находок Лики в Олдувае, в одно и то же время существовало несколько видов. Какие-то стали тупиковыми, а какие-то добрались до нас. Грубо сказано. Существовали в одной местности в одно время. Может, одни виды вытеснили другие, и это происходило многократно в такой-то период времени. Воевали, значит? Нет, разгоняли друг друга костяными маслами. Ну, почём я знаю, почему черепа разных степеней развития в одних слоях оказались? Климат вот взял да и согнал их в одно место, и они поедали друг дружку ибо ещё на кого-то охотится было невозможно. Я ж не про это речь веду. А про что? Про косого Фому! О том, что к первому миллиону лет назад наш предок стал профессиональным геологом и камнетесом. Он через обработку познал породы его окружавшие донельзя. И интересные вещички ему тоже попадались. Золотые самородки, серебряные, нефрит, алмазы. При обработке камней, гальки и передавая опыт кому-то, надо было что-то пояснять. Я сам себя уговорил в том, что три миллиона лет назад он, наш предок, уже говорил нормальной речью. Он кричал своим соплеменникам, размахивая дубиной: "Поймайте мне вон того Homo habilus, мне кажется у него вкусные мозги, хоть их и не так много в его маленькой голове". Теперь самое время себя уволить. С чем ты не согласен? Они, несомненно, поедали друг друга и тех кто ниже их, да не ростом, на ступени развития, с нашей точки зрения. И гигантопитеков, которые с ними в одних краях обитали и грациальных питеков, и всех остальных они заглатывали залюбки. Надо брать отпуск и срочно ехать в психушку. Эти питеки доведут меня до гроба. Зачем я привязываю к древнему человеку геологию? А что сделали для становления современного человека гуманитарии? Вот тебе и ответ. Они только болтать мастаки, да непонятные книжки писать. Я склонен считать, что из питеков получился неандертальский человек. А мы от кроманьонского свои ветви людские тянем. Возможно, были и еще какие-то ветви, сошедшие с арены до 50 тысяч лет назад. Некоторые, снежные люди, спрятались и тихо угроблены нашей цивилизацией. Надо ли брать за основу, что 40 тысяч лет назад кроманьонец умел писать? Надо! А вот свидетельств тому не найдено. А они не сохранились. Он деревянной палочкой на морском песочке карябал. Смыло письмена волной. Мог на коже куском камешка чиркать, но кожа сгнила. И ведь на коже он и писал. Не было у него под руками другого пригодного материала для письма. Антинаучные концепции втираешь! Замачиваю. Есть такой момент. Оттолкнуться же не от чего. Они мне кричат, что письменность возникла на рубеже 6-5 тысячелетий до н.э. Так я не согласен. У меня бронзовые пластины коробки при исследовании дали дату изготовления – 12 тысяч лет назад. Это минус наши две – десять. Их послушать, так на скалах 8 тысяч лет назад землепашцы стали делать черточки, из которых и возникло письмо, но к 5 тысячелетию в виде простейшей клинописи. А мои бронзу катали десять тысяч лет назад, во времена, когда весь остальной мир вместо вилок использовал острую палочку. Мой переписчик жил 3869 лет назад. Что известно о том времени? Тёмное или Древнее царство в Египте. Кой-какие упоминания с Тигра и Евфрата на глиняных табличках. И всё. А девять назад что было? А ни фига не было. А у меня книга! Ну, это не книга, набор шелковых лоскутков. Ни хрена себе наборчик, открывающий прочитавшему в голове канал усиленного восприятия всяких звуков и, доводящий человека до сумасшествия. Этакое послание потомкам из расчёта – нака выкуси. 11300 лет назад, когда уже существовала письменность, некий субъект, явно знакомый с магией и потусторонними силами, обладавший знанием слова, заносит на шкуру, это видно она пришла в негодность, текст, точно положив его на звуковой ряд, чтобы ни в лево, ни в право не совались, ограничил его минными полями и табелем расшифровки, ужав всё до примитива, с расчётом того, что речь и язык изменяются со временем, о чём он знал наверняка, так, чтобы ознакомившийся с ним понял сущность, а смысл там есть, понял сущность собственного разума. Его основу и…, скорее всего ключ. Вот этим текстом он даёт ключ к самому себе. Читаешь, входи и пользуйся. Не понял, то есть, ключ не подошёл, в квартиру, где деньги лежат, не лезь. Хорошая мысль. Вор на то и вор, чтобы гражданин побеспокоился о сохранности своего драгоценного имущества. А я кто? Сто раз вор. Как я его надую? А я его текст прочитаю с заду наперёд. Звуковой ряд по его формуле не ляжет, но смысл текста я таким образом соберу. И не просто соберу, а перестрахуюсь, тоже его закодировав на нескольких языках в символической транскрипции. Мне хватит в башке моей места? Хватит. И превращусь как в сказке из красного молодца в козла. Говорила же сестрица: "Не пей водицы Иванушка, козленочком станешь". Жуть да и только. Ау!! Ау! Где вы?"

Сашку толкнул сосед по нарам.

– Пора на смену?

– Ещё целый час,- ответил Сашка.

– И какая нелёгкая меня подняла?- мужик сел на нарах.

– Раньше времени, сынок,- прозвучал голос с нижних нар,- поднимают три вещи: хуй стоящий по утру и хотящий писать; засраный отрядный в лагере пинком сапога по печени; и женский зад, случайно во сне попавший под руку.

– Чаще всего человека с постели поднимает жадность,- определил Сашка.

– Жадность к чему?- отозвались нижние нары.

– К бабам и рыбной ловле,- ответил за Сашку мужик, спрыгивая вниз.

– И к деньгам,- добавил голос с нижних нар.

– Если в человеке есть жадность, а это грех, то она его скручивает по всем направлениям,- Сашка тоже спрыгивает с нар и в одних трусах топает на выход из балка, где надевает резиновые обрезки сапог на ноги.

Утро прекрасно. Свежее и манящее солнышко, на небе ни одной тучки. Сашка снимает обрезки, трусы и окатывается из трёхлитровой банки, черпая воду из русла ручья.

"Они, камнетесы, поименовали обрабатываемый материал. Возможно, хранили образцы наиболее, с их точки зрения и знаний, удобных пород. А растения не поименовали? Думаю, что нет. Почему? Растительность окружала их от рождения до смерти, значит те виды, которые съедобны, входили в сознание элементарным принципом воспитания и наблюдения. Разве обработка не так же?"- Сашка уселся на валун и, подхватив подходящие гальки, стал стукать.

Пришедший на утренний моцион и водные процедуры старый добытчик, посмотрел на это и произнёс:

– Зря ты, Санька. Пальцы поотбиваешь. Да и зачем?

– Опыт хочу приобрести.

Будучи человеком с юмором, добытчик спрашивает:

– В каменный век собрался?

– А ты смог бы сделать, ну скребок для выделки шкуры, хотя б?

– Эх, Санька, Санька!!- добытчик подходит ближе.- Во-первых, надо брать вот такие,- он подаёт Сашке две гальки.- Бей вот в это место,- советует он.- Теперь в торец мочи, но аккуратно. Из отщепов крупных, вот таких, мелким постукиванием или оттяжкой, снимай пластинки до тех пор, пока тебя не устроит острота. Но не переборщи.

За десять минут возни Сашке удалось сделать отдаленное подобие скребка. Он возгордился.

– Андреич! Оцени?

– Барахло!- отзывается добытчик, осмотрев. Взял две гальки и на глазах у Сашки, четырьмя ударами сделал скребок, об остроте которого говорила кровь из Сашкиного порезанного пальца.

– Ни хрена себе! Где ж ты это постиг?

– Старец один меня надёргал. Юкагир. Давно это было. Я по Колыме шлялся с геологической партией. После войны это было. Мы к ним за меховыми вещами мотались. Парки там, торбаса. Вот и увидел я, как дед один на косе камни колет. Спросил его зачем, а он ответил, что надо, мол, шкуры хорошо тереть. Я ему предложил сделать ножи. Так он мне ответил, что нож, однако только режет, но не скребет и не мнет. Они, Сашка, так шкурки выделывали, что у меня шапка из песца от моей старухи дошла до правнучки как новая. Камнем вот они и пользовались. Когда я в лесной промысел подался, тоже стал практиковать скребки из камня, и выяснилось, что он – самый верный помощник. Мужики всё удивлялись: как, мол, так, одно зверьё бьём, а у тебя приемщик с торгпушнины охотно берёт, больше платит, да ещё подарками одаривает.

– Что ещё кроме скребков умеешь?

– Да всё,- добытчик усмехнулся в густую бороду.- Рубило, нож, наконечник. Даже иглу каменную с ушком сбацаю, но время надо для подбора камней и навык восстановить. Я ж лет тридцать не стукал.

– Долго осваивал?

– Основные приёмы мне тот дед показал, а я потом как мерин в свободное время бил. Меня горняк в экспедиции прозвал Нуклеусом. Так, говорят, обрабатываемый камень окрещен в науке.

– Есть такой термин,- подтверждает Сашка.- Галька у нас разная. Как ты нужную определяешь?

– По интуиции и глазками,- добытчик поднял большую гальку, покачал её в руке, осмотрел.- Вот из этого булдыхая выйдет приличный каменный топорик. При правильном пользовании сосну диаметром сантиметров сорок срубить хватит.

– Вес имеет значение?

– Нет. Важна внутренняя структура. Ты знаешь, почему галька образуется?

– Вода и ветер,- отвечает Сашка.

– Ложь, пиздёжь и провокация. Дед мне сказал, что камень делается гладким и круглым потому, что он крепче пород, которые вокруг него были. Если камень не калить в огне как металл, то он не окатывается. Он назвал галечник огненным камнем.

– Точно. Я по миру помотался и могу клятвенно подтвердить, что галечник есть не везде.

– Вот мы, Сашка, руду гребем. Ты на её цвет обратил внимание? Кварц и труха сложили бы песок. Туда же выпала бы всякая нечисть: железо, золото, серебро и прочее. А вот серое в массе – это и есть галька. Золото хоть и ковкий, но его раскатывает трением и растиркой. Гальку катает ударом. Мелким и частым. Друг о дружку бьёт и полирует ветром, водой со льдом. На сопке был?

– Валуны!

– Видел, как их за время отполировало. И слабые места вода, ветер и холод выветрили и вымыли. Валуны эти из коренных пород детки. И очень, так тебе скажу, классный материал для поделок. Я тебе на неделе туда смотаюсь, отколю и сделаю скребок такой, что бриться можно будет.

– А кварц пойдёт?

– Всё что колется пойдёт, но кварц хрупкий сильно. Лучше из стекла. Оно каленое. Мальцом стрелы на "рушниковый пуск" делал?

– Ещё сколько!!

– Чем гладил?

– Бутылки бил.

– Вот тебе и ответ. Стёклышко шлифует дерево лучше, чем шкурка нулёвка. Всё в подбор угла упирается.

– Это верно.

– А тебе оно чего вдарило?

– Да я подумал, что наш предок был больше геологом, чем охотником.

– Не тем и не другим. Наш предок был дармоедом,- авторитетно заявляет добытчик.

– Почему?

– Да потому, что загнав мамонта в яму и его убив, он месяцами ничего не делал. Спали, жрали и трахались у костров.

– Так оно же портилось!?- возразил Сашка.

– Они забой делали глубокой осенью, когда мамонт жир нагуляет. Летом они подъедались рыбой и мелкими тварями. Когда всех мамонтов съели, кинулись бизонов жрать, оленей, лошадей. Всех извели, но сами размножились, сучье племя. Всем стало не хватать, и потянулись, блядь, в тёплые края. Доходило до людоедства.

– Где это ты вычитал?

– Сам допёр.

– Чего ж они в Африке зверьё не извели? Слонов, быков, носорогов.

– Их в тропики не пустили пустыни. Подохли они по дороге туда.

– А в Индии?

– Горы и пустыни. Сашка, ты чего так на древность налегаешь? Хочешь выжить в атомной мочиловке?- добытчик хохочет своей шутке.

– А то! Нас радиация в норе такой не огреет. Запасы харчей имеем,- Сашка тоже рассмеялся.- А ты, Андреевич, как мыслишь, когда люди писать научились?

– Лучше бы они не научились. Грамота и привела нас к войнам и тому дерьму, в котором мы сидим. Вон у эвенков до сих пор считается, что убивать соплеменников, да и вообще человека нельзя. А они большей частью люди не грамотные, библий не читали, но от природы у них этот принцип заложен. Что тебе ответить? Думаю, что задолго до первых пирамид. Без хорошей фиксации такие объёмы не вывести.

– Логично!

– Айда! Жрать пора и двигать оглобли в нашу шахту. Она нас, сучка, кормит,- Андреич пошёл к балку.

Сашка посидел пару секунд и тоже отправился в домик. Надо было идти на смену.

 

Глава 7

– Здоров, Александр! Это Карп. Я вытащил Гречаникову из лагеря. Как ты просил, доставил на заимку под Канск.

– Спасибо, Карп! Как её состояние?

– Не фонтан. Врач сказал, что тяжёлое поражение почек. Вирусное. Сейчас колет ей препараты, но организм ослаблен. Она пять сухих голодовок отгуляла.

– Говорит что?

– Молчит. Зубы стиснула и ни слова.

– Лекарь что обещает?

– Тот свет не светит, так сказал. Надо время, чтобы её в порядок привести.

– Прошло нормально?

– Побег?

– Полёт, мать твою!

– Сам себя материшь. Ты наша и мамка, и папка. Была одна сложность. Зона женская, а это особая специфика. Кое-что пришлось по ходу операции перестраивать.

– Ты возле неё не торчи. Посади пару человек стражников и вали по своим делам.

– Уже намылился. Дел по самую макушку. Саш, я под зоной просёк двоих наших мальцов. Центральная мне ответила отрицательно. А они наши. Я их в Тибетской школе видел. Тибетцы мне ответили, что средний состав распустили по сторонам и весям без контрольных подтверждений. Они и точно, были без связи.

– Возраст?

– По двенадцать.

– Поведение?

– Аховое! Что тебе циркачи. Один из них лазил по стенам как паук. Второй страховал подходы. И оба вооружены до зубов.

– Лазивший был в очках?

– Да. В темных. Как гангстер.

– Знаю этих бандитов. Их пять лет назад отправили из Ходорской школы за непослушание. В Тибетской школе оба схлопотали по году "ямы".

– Ничего себе!!!

– Они залезли по отвесной стене на пик Жожур. Без страховки. Как спустились, никто не знает. И сразу же в Шанхае просочились по стене в помещение компании "Американэкспресс" – офис на 67 этаже, охранная сигнализация сработала мгновенно и пока один мочил из пистолета охрану и подоспевшую на помощь полицию, второй вскрыл сейфы и упёр деньги, документацию, "винчестер". За это им "яму" и дали.

– Что они там брали?

– Хорошие данные. Через этот филиал отмывали наркодоллары и ещё пускали алмазы, подпольно скупленные по миру у старателей. Ты просмотри данные по филиалу этой фирмы в Москве. Их представитель получил пятнадцать за махинации и отбывает в том лагере. Фамилия женщины – Бродская Т.К.

– У них был запрет?

– Обязательно.

– За сутки до моей операции они убрались. Я хотел свою подопечную отослать с подставой и их поймать, но след простыл. Теперь не докажем им ничего.

– Придётся им в черепушки посадить жучки.

– Это будет второй случай. Неспокойная смена подходит, однако. Может их таки перехватить?

– А у тебя есть время?

– Выкрою. У них возврат в школу к 15.06. Сейчас, не иначе, прутся к границе.

– Эти могут и самолётом. Багажом. И поездом.

– Ну не объявлять же на них загон?! Куда их доставить?

– Ко мне и пошлешь. Предупредишь, что если они ослушаются, я ими сам займусь. Лично.

– Хорошо,- Карп сходит со связи.

"Никакие слова им не доходят. А ведь мне сердце вещевало, когда я его братухе отдавал. Бесы!! Бесы!! Был один Бес по имени Николай, а стало два Беса. И второго тоже кличут Николаем. Запру их в две смены на шахте, чтобы сил на остальное у них не осталось. Мехцех сожгли в посёлке дотла. Годом позже взорвали мост. Новенький, старый снесло весенним ледоходом. В Ходорках от них покоя не было. Спаровались, блядь, шаманы. Может их разделить? Отродье, а не люди. Лишь бы пакости творить. Отморозки какие-то. Явятся, прибью обоих. Герои века,- Сашка сплюнул под ноги. Он шёл со смены в шахте.- Всё у нас предусмотрено, а как их обуздать, нет решений. Ну, как??! Правда, мне покойный дед Евлампий говорил: "Ты, Санька, нас не стесняйся, лупи ремнём, может это поможет. Таки послушаю покойного. Отстегаю козликов от всей души".

– Слитки воруешь!!?- на тропе стоял Стерх.

– Ага! Вот несу в ломбард, что за углом. Хочу заложить, а то на водку денег нет. Поиздержался,- Сашка бросает золотой слиток под ноги и обнимается со Стерхом.- А ты к нам какими судьбами?

– По поручению трудового народа.

– Нищак!- Сашка поднимает слиток, и они медленно идут.- Посёлок, что ль, поручает?

– Собрались в клубе смотреть кино. Плёнка всё время рвётся, и стихийные протесты переросли в митинг. Начали ни с чего, а закончили снятием всех со всех постов. Чуть до мочиловки дело не дошло. Хорошо мне вовремя сообщили, и я малость народ сдержал.

– А я тут при чём?

– Кто-то там крикнул, что дело без Сашки Карпинского решить нельзя. Из зала орут, что, мол, их много. Ну, а, Александра-Сунтара днём с огнём не найти. К бабе твоей послали гонца. Она пришла, народ выслушала и пообещала тебе весточку послать. Позвонила мне. Вот я и пришёл.

– Послать некого, да?!

– Устал я, Сашка, бороться за быт и социальное равноправие.

– Странная ситуация?! Посёлки не в моём ведении и прилегающие территории тоже. Ваша вотчина.

– А ты – чужой!? Тебя народ требует. Явись и им всё в глаза скажи.

– Водка есть в продмаге?

– Всё есть. Денег нет. Шахтоуправление дело забросила. Выход металла минимальный. Зарплат нет.

– Пенсии?

– Получают с грехом пополам. Что на неё купишь? В магазине выдают под запись хлеб, соль и макароны.

– Шахта, почему встала?

– Дошли до ручки. Что-то у них с оборудованием случилось. Шпурить нечем, что ль! И купить не на что.

– Так достань им.

– За спасибо, да?! Это моя, что ль, шахта?

– Так предложи себя директором.

– Ну, ты, кореец ещё тот!!! На кой она мне? Там содержание – слёзы нищего. И она, дрючька, акционерного общества собственность.

– У тебя есть на неё акции?

– Личных – нет.

– Многие в посёлке на неё имеют бумажки?

– Человек двести. Половина из них пенсионеры. Их доля весит процента два. Главный акционер и вкладчик – комбинат "Золото Джугджура". А 51% акций у государства.

– Сняли кого?

– Поселковый Совет. Председателя.

– А у меня, Стерх, своя шахта. И работает она исправно. Вот,- Сашка потряс самородком, который извлёк из кармана. Для убедительности постукал им по слитку,- даже воровать не запрещено. Власти улуса что поговаривают?

– Ничего. Поселковый бюджет в этом году не получил ни одной копейки.

– А вы молчите?

– Нет, пойдём мочить!- огрызнулся Стерх.- Мы же и раньше, если помнишь, к ним не лезли. В тяжкое время помогли людям, старикам. Народ добро помнит.

– Вот и помоги ещё.

– Уволь. Там нужен сторонний и злой. Они чётко всё сообразили. Знают, что ты где-то в тайге обитаешь. И баба твоя в посёлке четвёртый раз беременна, хоть тебя никто не видел. Двойню, кстати, жди. Доктор сказал, что девочка одна, а второго по полу не определить. Лежит кверхтормашки.

– Так и тут бросить не могу! Они без контроля сами себе яйца поотрывают.

– Оставь кого-то за себя. Хоть на время. Мы тебе пособим. Кого надо тихо грохнем. Не ссы!- Стерх хлопнул Сашку по спине.

– Пошли в баньку!?- предложил Сашка.

– Идём,- согласился Стерх.- Завтра отвалю.

– Хрен с тобой, завтра и пойдём,- Сашка впечатывает Стерху слитком по спине. Тот взвывает от боли.

– Совсем ты причмокнутый!!! Ну и гад же ты!! Больно ведь,- Стерх трет спину.

– Во!! Также и с народом нашим надо. Хрястнуть его по горбу дрыном до страшной боли, чтоб искры из глаз, чтоб с матом дурь вылетела и, держа кнут в одной руке, второй его сладким пряником тульским манить. Но кусать не давать. Разрешено только лизать, за что время от времени надо по мягкому месту хлестать.

– А мне за что?!

– За то, что ты глава совета семьи, мой совет не стал воплощать. Я тебе пять лет назад что говорил?

– Что если я не…, то это случиться.

– Заслуженно получил?

– Без обид,- кивает Стерх.- Проморгал я. Ты прав на сто процентов. Власть в посёлках надо было давно к рукам прибрать.

– Я тебе покажу, как народ агитировать, как власть брать, как руководить, как глотки хитрожопым затыкать, чтобы другим мозги не парили и пустословием не засирали. И при этом ни капли пролитой крови.

– Поглядим – увидим!- ответил Стерх.

– Увидишь, увидишь,- Сашка оставляет слиток на пороге балка, снимает с верёвки два полотенца и одно отдаёт Стерху.- Что ещё нового в посёлках?

– Работает только кузня. Но бьют в ручную, кувалдами. Электроэнергию отключили за неуплату. Подают только гражданам и в больницу. А вообще сказали, что отключим к сентябрю, если за всё не рассчитаетесь.

– Лесхоз?

– Стоит. Лес вывезли на площадки. В апреле-мае пилили, но встали почему-то и с тех пор стоят.

– Кочегарка?

– Доработала до конца отопительного сезона. Осталось полсотни тонн угля. Систему не чистили и не сливали. Текущий ремонт делать нет средств.

– Аэропорт?

– Раз в неделю прилетает Ан-24, но летный состав уже накропал протест. Полосу после весны не откатали, как положено. Чрезмерно, говорят, трясёт при посадке, того и гляди будет авария.

– Продснаб?

– Завозят самое необходимое. Сидят в долгах. Обратных поступлений у них нет.

– Сбор ягод и грибов, шишки не объявляли?

– В этом году не будут закупать. Топлива нет. Транспорта нет. Покупателей тоже нет. Возьмут только лекарственные травы, но под продукты.

– Автобаза?

– Собирают с трёх машин одну и вдесятером её по посёлку толкают.

– Ваш "семейный" парк где?

– За рекой. В распадке стоит. Двадцать "КрАЗов". Двадцать "Манов". Четыре топливняка на базе "Манов". Три крана на базе "КрАЗов", все до 15 тонн. Два "КрАЗовских" тягача и две технички на базе дизельных "Уралов".

После парной, сидя в предбаннике, Сашка констатировал:

– Гавённая ситуация!

– Потому и кличут.

– Ты им бензин и солярку давал?

– Подливал всю зиму.

– Сколько они тебе в общей массе задолжали?

– Три с лишним миллиона рублей. Без долгов народа. Людям даю без записей, что с них получишь?

– Как что! Дары и бери.

– И куда их? В реку!

– Открою в посёлке высшую партшколу, мать вашу! Они же так на загривок сядут, что не заставь их работать, тысячу лет не слезут. Ты им бензин, а они на рыбалку в собственное удовольствие и срать на всё хотели.

– Не кори меня, Александр. Не мои это проблемы. В моём семейном огороде полный порядок.

– Дизельстанции в посёлке есть?

– Только в больнице. В рабочем состоянии. Трижды зимой пускали, рвало линию ветром. А больше нет. Вообще-то они есть, но…, собрать их некому.

– Я вам переправлял мощные. Они где?

– В распадке. Мы их не распечатывали.

– Буровые станки там?

– Все десять.

– Придём в посёлок, я к народу, а ты организуй строительство парома. Бочки под стволы, сверху настил. Трос сыщется?

– Столько нет. Есть капроновый фал. Его хватит и он выдержит. Будем моторками подстраховывать.

– Ну, деятели!- Сашка ныряет в парную, поддает на комелёк, хлещется и орёт благим матом что есть силы.

 

Глава 8

– Привет!- Сашка обнимает жену и целует.- Как носится?

– Как и раньше, но чувствую, старею. Двое всё-таки,- Елена поглаживает живот.- Надолго?

– До осени,- Сашка усаживается на завалинку и стаскивает сапоги.- Дрова кто переколол?

– Вчера пришли двое пацанов и перекололи. Под берегом сидят. У костра. В дом не идут. Назваться отказались. Ночевали на крыше. Нелюди какие-то. Твои лесные братки. Оружием обвешаны как в спецподразделениях. Еле их уговорила рассупониться. Один на вашу родню похожий, а шустрые оба.

– На реке что делают?

– Уху варят,- Елена присела рядом.- Мои такие же будут?

– Не начинай меня впрягать. Ты же знаешь кто я. Насильно не тащил. Плохо живём?

– Хорошо живём. Мне все бабы помогают. Каждый день девчонки приходят, племяшки и дочери твоих племяшек, помогают поддерживать хозяйство в надлежащем виде. Мне сил уже не хватает.

Над обрывом мелькнула голова, и Сашка её окликнул:

– Подьте сюда. Оба.

Во двор явились Бесы. Встали напротив. И, правда, обвешанные железом.

– Барахло с себя снять, сдать на хранение тёте Лене. Оружие в схорон. В баню воды и топите. Там и поговорим.

Пацаны ушли за летнюю кухню, где стали сгружать с себя всё в ящик, там валявшийся.

– Набедокурили?- спросила Елена.

– Маненько,- Сашка усмехнулся.- Пришли наказание отработать. Как добрались?- крикнул им Сашка. Один повёл растопыренной кистью руки, а Елена прокомментировала:

– Вчера рейс в посёлок был. Транзит какой-то. Ан-26. Шёл из Комсомольска на Магадан.

– Что рейс на Магадан тащил?- обратился Сашка к пацанам.

– Коньяк марочный,- ответил один из бандитов, а второй добавил для ясности:- Чтоб они им подавились. К власти, года нет как пришли, а пить уже начали.

Елена переглянулась с Сашкой, и они стали хохотать. В этот момент во двор вошло две девочки лет по четырнадцать. Одна несла на руках полуторагодовалого карапуза, вторая катила коляску с ещё одним, лет трёх, а третий сын Сашки вышагивал сзади процессии с палкой в руке. Он увидел отца и, выбросив палку, бросился к нему.

– Па, скажи мамке! Что она не разрешает на реке играть! Я с девчонками не хочу,- и пустил слезу.

Сашка усадил его на колени и спросил:

– А что ты на реке делать хочешь?

– Лепёшки бросать и рыбу ловить.

– Какую рыбу?

– Маленькую. В банке.

– Хорошо, разрешаю. Только ноги не мочить.

– Ура!! Ура!!!- сын соскочил с колена и пустился к обрыву.

– Зря балуешь,- сказала Елена, уходя с девочками в дом.

Сашка не ответил. Он вспомнил себя и что ему никто не запрещал реку, но за мокрые ноги отец порол нещадно, а по сему, прежде чем идти домой, он разводил костёр за скалой и сушил свои драные кеды.

– Рассказывайте!- приказал Сашка Бесам, когда вечером они сидели в предбаннике после мытья.

– Карп нас с границы завернул. Сказал, чтобы ехали к тебе. Вот мы и добрались,- ответствовал 1-й Бес.

– В стране что делали?

– Просто шлялись,- говорит 2-й Бес.- Осуществляли сбор информации. Нам в Китае запретили работать после Шанхайской перестрелки.

– Карпа под женской зоной видели?

– Нет. Мы там в порядке общего сбора крутились,- 1-й Бес выставляет большой палец.- Была наводка по этой части местопребывания. Она по каналу прошла ещё ранней весной.

– Внутрь зачем лазили?

– Для наработки опыта. Столбики бетонные. Напряжение на проводе отсутствует. Система охраны дубовая, состав службы уродский, собаки глупые. За одну ночь можно весь лагерь вытащить на волю,- 2-й Бес усмехнулся и продолжил:- Прямо говори, что на нас зацепили? В пятнашки с тобой играть не хотим.

– С кем вы там встречались и что туда втащили?

– Тётка, которая нас интересовала, сидит на "системе". Колется героином. Пайку ей администрация обрезала. Хотят с неё получить капитал. Мы ей перекинули годичную дозу и несколько специальных шприцев,- пояснил 1-й Бес.- Ещё договорились с ней, что она всё нам отдаст, оставив себе на пропитание, коль устроим ей "ноги". Обманет – грохнем.

– Сколько за ней?

– Около одного миллиарда,- называет сумму 1-й Бес.

– А сколько будет после кризиса?- спрашивает Сашка.

– У неё ЗТ и БТ. Она открыла номерную ячейку хранения в банке частном в Норвегии,- 2-й Бес смотрит Сашке в глаза.

– Когда вы обещали эту наркоманку вытащить?

– Время не обсуждали. Мы ей годик дали на обдумывание, а там видно будет,- ответил 1-й Бес.

– Через три дня пойдёте на мою шахту. Для наработки горного опыта и приобретения навыка лазить в узких местах. К взрывчатке не прикасаться. По соснам не сигать. На шахте пойдёте к Патону. Осенью я туда приду, будьте готовы сдать весь объём физики и химии. За консультациями обратитесь к армянину. Если не сдадите – сошлю в Антарктиду к пингвинам. Ясно!?

Оба кивают.

– Может мы утром того…, двинет,- предлагает 2-й Бес.

– А вы, сучьи дети, родителей повидали?- Сашка начинает злиться.- Может – в лесу не растёт. Чтоб утром были у них. Деньги есть?

– Русских нет,- 1-й Бес разводит руками.

– Держите!- Сашка достаёт из кармана куртки, висевшей за ним, пачку пятисотрублёвок. Подарки купите, хоть дело-то не в них, но всё старикам приятно будет. С самолётом что? Покойники были?

– Только претенденты. Надо было парочку шлёпнуть, но, памятуя прошлое, сдержались,- рассказывает 2-й Бес.- У нас не страна, а кордебалет. В Москве и окрестностях всех нуворишей к ответу притянули, ну чем не пример, так нет, на местах отдаленных продолжают воровать. Ничего им не страшно. Сучизм. Они нас в самолёте через сорок минут после взлёта обнаружили. Просто мы вылезли. От Магадана далековато добираться. Они с охраной, у которой вместо мозгов – жвачка. Им дали по головкам бритым, перед тем связь у них отключили. Двоих крутых немного подрезали для сговорчивости и убедительности. Экипаж сходу согласился, почему, мол, не подсесть, а главный перевозчик в амбицию,- 2-й Бес вздохнул.- Пришлось сделать ему "краба". Хотели его с самолёта сбросить, чтобы остыл немного, мы с собой два парашюта прихватили, но командир самолёта нас уговорил. Тут сошли, а эти полетели дальше. Саш, можно мы этого козла сделаем уродом?

– Его власть отпедерасит,- ответил Сашка.- Скоро и в наши края приволокутся. Теперь у них рук на всё не хватает. С него и "краба" будет достаточно. Как он ему показался?

Бесы рассмеялись.

– Описался в штанишки. А пищал так, что мы грешным делом обеспокоились: на Ан-26-ли находимся,- смахивая слёзы и тряся головой, простонал 1-й Бес.

Сашка шёл по скрипучим доскам старого поселкового клуба, в которых знал каждый сучок. Его строили, когда он был пацаном. Тут проходили битвы, игры в прятки, сюда вечерком сходились все поселковые погонять футбол, курнуть и иногда пропустить по стаканчику сухого вина, которое продавалось в магазине рядом и было разлито в бутылки с длинным горлышком. "Варна" – так называлось это белое сухое вино.

Зал был полон. В проходе между рядами стояли люди. На сцене было пусто. Ни стола, ни стула, ни трибуны с микрофоном. "Сорву голос"- мелькнуло в голове, когда он, растолкав народ, вскочил на сцену. Сразу наступила тишина, которую, впрочем, нарушил чей-то голос, из стоявших в проходе.

– Ого! А мы всё думали да гадали. Кто ж бабу покрыват?

Хохот заставил вздрогнуть видавшие виды атласные шторы. Сашка улыбнулся и произнёс:

– Я, Лука Игнатьевич, и покрываю. Раз ты в зале, всё путём. Без начальника транспортного цеха, это по Жванецкому, проводить собрания не рекомендуется. Что решим, не знаю, но обхохочемся до коликов. Мужики, мы тут задохнемся. Бросайте палить махру. Откройте двери настежь и выбейте парочку шипок в окнах. Я потом вставлю.

Под треск открываемых дверей, послышался звон разбитого стекла.

– Представляться, надеюсь, не надо. Все присутствующие меня знают?

– А ты поведай. Тебе не интересно, так мы хоть молодость свою, да времена хорошие вспомним,- прокричал в зал Лука Игнатьевич, он пролез ближе к сцене и стоял под ней неподалёку от Сашки. Но зал Игнатьевича не поддержал.

– Знаем!!

– Чё начинать издалека.

– Ты, Александр, этого баламута не слушай. Он в свою струю попадёт, за уши не оттащим.

– Не стесняйся, милок, говори!

– Сказать вам земляки, мне многое что хотелось, но я сюда влез не для того. Вы меня звали – я пришёл. Говорите вы.

– Слух есть, что ты стал большой человек. Правда?

– Правда!- Сашка кивает в зал.

– Денег имеешь – куры не клюют. Правда?

– Не клюют. И то, правда.

– Дело в Европе, говорят, завёл?

– И это верно,- Сашка смотрит в зал, где находится всё взрослое население посёлка. Знакомые люди постаревшие и повзрослевшие за годы его долгого отсутствия.

– Так организуй у нас хоть что-то. Мы ж тебе земляки. Чай не чужие, хоть и не родня.

– Для этого вы меня звали?

– Мы тя звали, чтоб ты власть нашу поселковую возглавил. Нужон нам, Ляксандр, кровь из носа, но производитель работ, чтоб его не было, а дело налицо. Оплодотвори! Возблагодарим тя с низким поклоном,- пропел Лука Игнатьевич, картинно перегибаясь.

– Вот там,- Сашка ткнул рукой в направлении ДОЦа (деревообрабатывающий цех),- на въезде в посёлок, стоят два изуродованных грейдера. Давно они там ржавеют. Четыре года назад их там бросили дорожники. Их контору распустила старая власть. Грейдеры эти списали, а вы – угробили. Разве трудно было перегнать на автобазу или к мехцеху? Резину спалили, раскурочили, растащили. Вот ты, Игнатьевич, завгар. Где ты был эти четыре года? Запчастей, небось, обмаль, а дорогу выстелить, чтоб меньше машины ломались никто не захотел.

– Александр! Платить-то кто будет за ремонт дороги?- звучит голос из зала.

– Никто не будет,- ответил Сашка.- Она, дорога эта, дядьке, который сидит в райцентре до одного места. И тому, кто в Якутске – тем паче. О московских правителях не упоминаю, они теперь за тридевять земель, и есть у тебя дорога или нет – им сторона. Она вам самим прежде всего нужна. В посёлок соседний через сопки бегаете, а это три часа, вместо получаса машиной. Вам что подсыпать дорогу было нечем и грейдерами выровнять?! А полосу аэропорта кто будет до ума доводить? Или вам самолёт не надобен?

– Всё ты правильно говоришь!- вступил в разговор ветхий старик.- Коль сами не сделаем, никто за нас не вспотеет.

– Тебе-то, Моисеевич, что от той дороги?- перебил старика мужик лет пятидесяти.- Загнёшься, мы тебя до кладбища на руках донесем.

– Вы донесете! Как же!!- вскипел старик.- Того и гляди, самому туда придётся ползти, гроб впереди себя толкая. Вы же кроме водку жрать – всё позабыли. Весна давно уж отыграла, а посёлок до сих пор в мусоре. Почему под ледоход не сбросили на реку отходы. Даже у домов своих убрать никто не захотел. Сами в дерьмо опустились, а теперь человека кличете – помоги?!! Лука, ну с ним всё ясно, у него только одно на уме. Язык почесать про "дырку". О ней он думает и на неё всё переводит. Тьфу! Похабник!

– Зря ты, Моисеевич, на меня катишь,- огрызнулся Лука Игнатьевич.- Я и мусор убрал вокруг дома, и тротуар отремонтировал. И все дырки в нём забил,- зал хохотнул.- Забор обновил в меру сил и материала. Ты мимо меня по доскам скачешь, разве не видно, что новые?

– Доски прибить, вот работа! Это, Лука, обязанность твоя. Кусок тротуара, что возле дома твоего лежит, не чёрт лысый развалил,- Моисеевич трясёт кулаком.- Сам на него зимой бульдозером наехал, когда дорогу от снега чистил. Лень было лопатой два раза махнуть.

Народ заворчал. Перебранка на мелкие темы шла в разрез с планами.

– Хорош цапаться!

– Кончайте словесный хоровод.

– Не для того собрались.

И опять наступила тишина. Её прервала женщина. Она встала и, оглядев зал, произнесла:

– Кто ты есть, Сунтар, все знают. Что переливать из пустого в порожнее. Нам теперь хоть чёрт, хоть леший. Вот ты от щедрот, что ль, своих старикам да многодетным все эти годы помогал? Кому дров, кому продукты, кому деньжат. Больница на той помощи стоит. Так зачем мы, люди, будем выбирать не бог весть кого, если есть тот, кто без постановлений нужды наши ведает. Я предлагаю, избрать Александра Григорьевича Карпинского, Сунтара значит, председателем поселкового совета и дело с концом.

Мгновенно в зале взметнулся лес рук.

– Спасибо!- Сашка поклонился народу.- Мария Федотовна!- Сашка чуть поклоняется женщине.- Про помощь мою вы зря упомянули. Даром я никогда никому не помогал. А в больницу привёз дизель да томограф. Остальное, не моя заслуга. Большинство знает чья.

– А ты чай не с ними?- спрашивают из зала.

– Я сам по себе. И что золото в тайге подпольно добываю, вы же рядом живёте, всё видите, скрывать не хочу. Зачем скрывать очевидное. Многие ваши кормильцы все эти годы ко мне на заработки хаживали. Вот они и помогали старика да детям. А что я бандит с большой дороги…, кто не знает, поднимите руки?- никто не поднял.- И вы меня председателем поселкового совета?!

– Ну, а кого? Мы хоть и маленькие люди, но знаем, что ты крохи наши не украдешь. Мы тебе доверяем,- кричит, не вставая, Федотовна.

– Так бюджет посёлка пустой. Украсть нечего,- отвечает Сашка.- Значит, на пост этот можно кого угодно избрать. С учётом того, что ни одной копейки в него никто не пошлёт, совсем не обязательно выбирать. Печать передать решением общего собрания доверенному лицу, чтобы вёл регистрацию гражданского состояния и всё на этом.

– А проблемы кто решать будет?

– Хотите на меня всё взвалить?

– Пособи народу. Ты же миллионы в тайге гребешь. Золото, чай не твоё, народное. Так поделись! Иль жадный?

– Годится!!!- Сашка усмехнулся.- Гребу. Не пойман – не вор. Только я никому ничего не должен. А вот делиться – за это пусть у вас не болит. Не дождетесь. Тем, кто у меня пашет – помогу. Остальным – дудки. Господь, кто верует – уши закройте, мне не указ. Милосердие и человеколюбие вещи выдуманные, чтобы отнимать. Вы всю свою жизнь горбатили на государство. Оно вам и должно. Так идите в Якутск – требуйте. Там не выйдет – топайте в Москву. Это они ваши деньги украли. С каких таких "Хэ" я на вас должен работать? Да нет, я не гордый, но мне противно. На хитрую задницу есть хуй с винтом. Вы хотите, чтобы я на вас в поте лица, а вы в роскоши нежились, и чтобы всё у вас без риска. А когда власть меня в оборот возьмёт – вы в стороне. Хрен-с с два, граждане земляки. Делить надо поровну. Добро и зло. Хотите жить по-человечески – нет вопросов, приходите, работа есть, но помните: если припрётся кандальная власть и в укор поставит, никто не посмеет в кусты бежать. И если придётся с оружием в руках подохнуть, женщин не касается, не скулите.

– Предлагаешь нам всем по тайге золотьё шарить?

– А ты умеешь?

– Могу кой чего.

– Умение своё металл добывать, сунь себе в жопу. Такие вот умельцы как ты и довели страну до ручки. Так понимаю, ты главный инженер с шахты?

– Допустим!- мужчина встал со своего места.

– И сколько же ты даёшь в год?

– Тонну!- ответил инженер и зал разразился смехом.

– Ты знаешь, почему народ хохочет?- спросил Сашка.

– Нет.

– Ты человек приезжий. Они, хоть большинство у меня не работало, слухи бродят, знают, что я в тайге малым числом рук беру в год десятки тонн. И ещё потому смеются, что посёлок этот,- Сашка топнул ногой,- вот под нами россыпь лежит. По грубому подсчету грамм на сорок с куба и тонн на полтораста. Любой может прямо во дворе своём шахточку организовать и жить безбедно.

– Что ж они не копают?

– Если каждый рыть начнёт, через пару лет посёлок в реку свалится. Вечную мерзлоту трогать упаси от соблазна. Посёлок заложили в 1937 году. Поставили гостиницу и конторку по сенозаготовкам. С них посёлок и пошёл. Место удобное, а о золоте никто тогда не думал. Некому было. Грамотные по лагерям сидели, а командовало быдло. Также и Огонёк. И Юр. Или я не прав?- Сашка обращается в зал.

– Прав, Сашка!- снова поднялся Моисеевич.- Сорок лет я вокруг посёлка Огонек старался. Когда сносили посёлок бульдозерами, у меня сердце кровью обливалось. Я судьбу каждого дома знал. Кто где жил, кто где родился. Уж не знал, кого материть. Золото это проклятое или тех мудаков, что поселки на рассыпушках поставили. А какой был прииск!!? Не прииск – сказка. До десяти тысяч численность народа доходила, а теперь там пусто. А в наших двух посёлках меньше двух тысяч вместе с детьми да бабами. Козлиное у нас в добыче руководство. На шахту вбухали денег уйму, а с неё как с козла молока. Тьфу! Тонна в год – дрочить и то проку больше.

– Получается, что ты нас бросаешь! Так? Как кобель суку,- говорит Лука Игнатьевич, повернувшись к Сашке.- Побаловался и по своим делам побег?

– Это я-то кобель?!!- Сашка разводит руками в стороны.- Это ты, Игнатьевич, кобель. Автобаза, на которой ты полжизни отбабахал, так понимаю, приказала долго жить. Вы её так затрахали, что дров подвезти не на чем. Не хочу материться больше, но вы и ёбари оказались никудышные.

– Так за последние десять лет ни одной машины нам новой Минтранс не выделил и запчастей не слал,- возразил Игнатьевич, задетый за живое.

– Брехло!- раздался выкрик.- Директор на новой "волге" ездит. И ещё два 469 УАЗа в том году получили. Один, правда, уже умудрились угробить. Лучше бы пару грузовиков взяли. Ну, на кой ему "волга"? Куда на ней ехать?

– В туалет!- бросил кто-то реплику.

– С лесхоза есть кто-то в зале?- спросил Сашка.

– Есть!!- отозвалось несколько голосов.

– Чего стоим?

– Две тому причины,- отвечает мужик, стоящий у стены.- Комбинат снял заказ. Мы год без зарплаты. Раз. На распилочном станке лопнуло основание. Оно чугунное. Ни заварить, ни стянуть. А новое купить, не на что. Два. Зимой упёрлись и вытянули лес с делянок, а дальше… Стоим, одним словом, себе в убыток.

– Продснаб, почему заготовку не проводит?

– Нам, Александр Григорьевич, не дали в этом году фонды под закупку. Мы бы и сами рады организовать, но чем вывозить? Автобаза отказалась,- дородная женщина подняла в руке пачку листов.- Заказы есть. Нам в этом году завезли продовольствие по зимнику, которое долговременного хранения. Руководство сообщило, что если мы возврат денег не сделаем, то ассортимент, который возили авиацией, не получим. А мы под запись реализуем. У людей платить нечем. За полгода поступило в кассу сорок пять тысяч рублей. И то, я их отдала на выплату пенсий. Вот готовлюсь в тюрьму идти. Обратно мне их совет не отдаст.

– Зинаида Егоровна,- обратился Сашка к женщине.- А что самолётом таскать, коль порт встанет?

– Зимой по снегу, ногами встанем утопчем,- ответила директор продснаба.

– Аэропортовские есть?

– Топлива ноль. На ремонт полосы денег нет. Шахта отказалась дать технику и людей,- начальник аэропорта говорит сидя.- А у меня людей – десять человек, из них пять женщин. С лопатами там ничего не сделать. Экипажи отказываются к нам летать наотрез. Жду со дня на день техническую комиссию из Якутска. Не примут полосу, останемся без связи с Большой землёй.

– Завтра с утра,- Сашка сел на край сцены, свесив ноги,- мужики поздоровее, кто топором махать мастак, приходите к берегу у старой бани. С инструментом. Надо собрать плот, для переправы с той стороны техники. Зинаида Егоровна, вы из магазинов и буфетов водку оприходуйте на склад. Всю. До последней бутылки. И вплоть до моего распоряжения никому ни одного грамма. Склады пустые есть?

– Есть! Но надо крыши и полы ремонтировать.

– Лесхоз! Доски есть?

– Найдём.

– Цемент есть на шахте?

– Сорок тонн. В мешках.

– Отправьте с утра пять тонн в мехцех. Есть на чём?

– Сыщем!!

– Мехцеховским из здания по перемотке электродвигателей всё убрать, полы сорвать, лаги вытащить и отсыпать гравий. Залить всё цементом. Бетономешалку возьмёте на шахте. Надо установить мощную дизель-электростанцию. Автобазовским! Перетащить грейдеры к себе и чтобы через два дня бегали. Шахте! Это вам, уважаемый,- Сашка кивнул главному инженеру.- Погрузчик и три самосвала на старую разработку. Пусть таскают в аэропорт эфеля. В три смены. Топливо я дам. Мои машины подойдут, подключатся.

– Платить кто будет, Сашок?- Игнатьевич стоит рядом и подмаргивает.

– Никто, никому платить не будет. До осени. Начислять зарплату станет поселковый совет, но получать не будете. Все поступления за найм, отправим в качестве платежей, шахте, лесхозу, аэропорту, продснабу, автобазе. Там и получите как зарплату. Безналичным перечислением всё прогоним.

– А наличные где брать?- спрашивает заведующая сберкассой.- Нам поступлений не предвидится. Может в четвёртом квартале что-то поступит. Вся наличность уехала на Большую землю с командировочными и теми, кто на похороны.

– Я не собираюсь уговаривать вас идти на подлог,- Сашка заложил ногу на ногу.- Грамотные в зале есть? У вас всех нет денег, чтобы сдвинуть всё с мёртвой точки. Так?

– Точно!

– Развязать это можно только так, как я предлагаю. Я, как глава поселкового совета сделаю заказ у всех организаций, что в посёлке расположены на выполнение работ. И подписываю им за это перечислением средства. Они все деньги до последней копейки должны выдать людям в виде зарплаты. Ничего не отчисляя на статьи: подоходного, соцстраха и так далее.

– А где вы возьмёте их?- в зале поднимается директор автобазы.

– Это мои проблемы.

– Так не пойдёт. На такой шаг я не пойду,- отказывается директор автобазы.

– И мы не пойдём на это,- ложится с директором в подписку главный инженер шахты. Он за главного, так как директор шахты в отпуске.

– Кто ещё против?- спрашивает Сашка. Больше никто не отказывается.- Тогда переориентируемся. Грейдеры на мехцех тащите. Бетон смешаем вручную. У кого в посёлке ещё есть цемент?

– У меня есть!- поднимает руку начальник аэропорта.- Тонны три.

– И у нас есть мешков тридцать,- говорит начальник пожарной охраны.- Даю. Мы в стороне не останемся. Два года без зарплаты. Одна машина у нас на ходу.

– Саш, нас-то что, не зовёшь?- спрашивает рабочий с шахты.

– Я же вам сказал, что дело добровольное. Или все пойдём вслед Егоровне в лагерь, или жить по-людски никто не запретит. Кто против пусть дома сидят и жуют сопли. Зинаида Егоровна, вы женщина честная, поручаю вам организовать приёмку ягод, грибов, шишки. С тарифом определимся. Наличность я пришлю. Это чтобы старики и дети без дела не сидели.

– Так ты не ответил!- кричит рабочий.

– Не зову. У вас теперь другая артель. Хочешь в нашу, заявление подай, трудовую получи и приходи. А там ты что сидишь? Из-за стажа? Работы ведь нет.

– А стаж идёт,- мужик хохочет.- Не страна – цирк. Работы нет, зарплаты нет, а стаж тикает. Ты поясни народу, почему на шахте или автобазе нельзя числится и у тебя в совете подшабашить?

– Потому что я деньги за выполненную работу буду гнать на предприятия, а начальство вам в зарплате отказывает. Тогда я заказ отдаю в другие конторы, где люди тоже без зарплаты сидят и им шабашники не нужны. Пойдёшь, как все собирать ягоды, если копейка нужна.

– Тогда уволюсь. У меня двадцать два года подземки. Настало время расстаться,- произносит мужик.

– Александр Григорьевич! Как же ты деньги получишь? Они не дадут ни копейки,- обращается к Сашке бухгалтер продснаба.

– Предприятия, что есть в посёлке и числящиеся на территории нашего совета обязаны делать отчисления в наш бюджет?

– Должны!- соглашается бухгалтер.- Но никогда этого не делали. Там же процента нет! Они расплачивались выполнением мелких работ и услуг. Я принцип поняла так: ты нам заказ, мы выполняем, ты нам деньги, мы их на зарплату и остальное тебе в совет в виде налогов. Так?

– Правильно. Вы мне все виды налогов, которые обязаны отдать в бюджеты всех уровней и во все фонды, возвратите. Почему? Да потому, что наш поселковый бюджет формируется из отчислений местных и средств поступающих из более высоких бюджетов и фондов. А это тоже наши налоги. И все бюджеты нам должны. Вот пока мы не вернем их сами, нам их не отдадут.

– Это ясно. А где вы возьмёте наличные суммы?

– Возьму официальный кредит.

– Кто ж его даст?- бухгалтер сомневается.

– За это вы не волнуйтесь. Через два дня привезут наличность.

– А отдавать его потом как?- не отстает бухгалтер.

– Совет имеет полномочия организовывать работы?- спрашивает Сашка.

– Имеет. Даже кой-какую предпринимательскую деятельность имеет право вести с использованием местных ресурсов,- отвечает начальник пожарной охраны.- Кроме добычи металла. Этого права у поселкового совета нет.

– Вот от этой деятельности и рассчитаемся. Вы поймите, что вы должны работать на себя прежде, чем на государство. Оно вторично. Вы первичны,- Сашка встал на сцене.- На кредит купим и доставим: компактные универсальные установки по производству концентрата из ягод, для сушки грибов, получению масла из зерен шишки. Сейчас главное собрать. Вот-вот пойдёт жимолость, а потом только поспевай. К осени построим птичник, коровник, свинарники, теплицы.

– А коров кто будет покрывать?- Лука Игнатьевич не мог упустить такую тему.

– Производитель сыщется,- ответил ему Сашка.- А вот кур топтать, думаю, пойдёшь ты, Игнатьевич. Коров тебе не осилить, а с птицами ты человек свойский. Не ты ли в 1973 году на Сухом озере в манок крякал всю ночь, чтоб гуси подсели?

Взрыв смеха сотряс клуб. Эту историю в посёлке знали все от мала до велика. Лука Игнатьевич Чугатых приехал в посёлок глубокой осенью в 1972 году. Сам был родом из Казахстана. В степи, где он жил об охоте на дичь ничего не слышал, а из зверья видел только тушканчиков. Местные мужики сразу взяли его в оборот. Весной 1973 года, когда лёд на озерах до трёх метров, сильная половина посёлка таскала на Сухое озеро шлак в мешках от центральной кочегарки, и посыпала озеро полосой, чтобы лёд быстрее от черноты таял. Готовили приёмную для утки. Один из юморных мужиков по секрету поведал Игнатовичу, что если крякать всю ночь, то к утру от гусей будет не протолкнуться, а поскольку водная гладь узкая и маленькая, а они тяжёлые, им с такой полоски воды не взлететь, не хватит разгона и можно будет набить палками до сотни. И вот доверчивый Игнатьевич всю ночь крякал, веселя пьющих неподалёку охотников. Утром, окоченевшему налили кружку спирта, но остаток весны он провёл в больнице с двухсторонним воспалением лёгких. С тех пор всякая птица ассоциировалась у Луки Игнатьевича со злым роком и обманом.

– Больница в чём нуждается?- спросил Сашка молодого главного врача, когда зал отсмеялся.

– Благодарю, но только в одном. Нет зарплаты. Пять месяцев. Здравотдел улуса ограничился ответом: не перечислены из Якутска, ждите.

– У меня к вам, Сергей Данилович, просьба. Стариков и детей лечите бесплатно, а также тех, на кого я вам подам список. А тех, кто в списке будет отсутствовать, оказывайте неотложную помощь, так чтобы не умерли, но и не выздоровели.

– Поясните, пожалуйста?- предлагает врач.

– Всё просто!- Сашка присел на корточки.- Страховой медицины у нас в стране нет. Я буду платить вам положенную зарплату, как чиновник от власти. Чтобы оказывать весь объём медицинской помощи вам должны из бюджета дать средства. Их не выделяли уже семь лет. Давали только зарплату и то не регулярно. Ссылались на отсутствие средств. А деньги в бюджет должны шахта и автобаза. Они от участия в поселковом бюджете отказались, так пусть все их работники вносят плату за лечение сами. Мы их не обязаны за свой счёт лечить.

– Я клятву нарушить не могу.

– Александр!!!- в зале загудели.- Мы знаем, ты можешь так сделать, но мы-то простые работяги, почему должны страдать?- из первых рядов встал забойщик шахты.

– Ты, Воропаевич, старый анекдот помнишь? Корреспондент спрашивает у Брежнева о пути от социализма к коммунизму, и как будет в дороге с харчами, а тот ему ответил, что в пути никто кормить не обещал.

– Погодь, погодь,- возразил забойщик.- Ведь мы тоже в этой стране последних не пасли. План давали. Налоги платили, а стало быть, кой-какие права на медицину имеем.

– Это точно!- соглашается Сашка.- Ты, Воропаевич, вчерась мимо шёл. Я тебя окликнул. Куда ты топал?

– В аптеку. Зуб разболелся. За анальгином шёл.

– Дала аптекарь?

– Да. Десять штук.

– Помогло?

– Куда клонишь?

– Заплатил?

– А! Вот ты о чём! Нет. Бесплатно дала.

– Приятно, слушай, на халяву водку пить и лечиться. Говорю всему посёлку. За семь лет здравотдел улуса не прислал ничего. Ни лекарств, ни инструмента, ни бинтов. Семь лет я содержу больницу и аптеку. Всё необходимое доставляю на своём горбу. И у меня к тебе, Воропаевич, вопрос: почему я должен рискуя головой, подпольно в тайге металл копытить, чтобы тебе бугаю обеспечить бесплатное лечение? Я что похож на героя? Или на придурка? Мне за мой грех влепят пожизненное, а ты, сидя в тепле, будешь пить водку и болтать, что таких как я, надо расстреливать. Так?

– А я в чём виноват?- гнёт своё забойщик.- Страна такая.

– Хорошо. Завтра я сниму аптеку и больницу со своего подпольного довольствия. Что ты тогда запоешь?- Сашка снова сел на край сцены.- Вот ты не виноват. Получается, что я один во всём виноват.

– Да не винил я тебя ни в чём,- отвечает забойщик.

– Сергей Данилович приехал к вам девять месяцев назад. Ему, кстати, предлагали остаться в Москве после окончания ординатуры, но он отказался и сюда сам напросился. Пять месяцев он не получает зарплаты. Кормится в больнице и там же живёт в своём кабинетике. Потому что в доме Гавриловича, бывшего главного врача, царство ему небесное, поселил прежний председатель поселкового совета с подачи директора шахты, секретаршу. Я вас всех спрашиваю, вы тут живёте, вам кто важнее: главный врач больницы или любовница директора стоящей шахты? И вообще, какое отношение шахта имеет к фонду жилья посёлка?

– Сашка, ну чего ты девку обидел,- встал на защиту Игнатьевич.- Вон она в слезах побегла. Зря ты. Она тут ни до чего.

– Ты меня, Лука Игнатьевич, не заводи!- предупредил Сашка.- До её красоты и слёз мне дел нет. А вот бросит всё да уедет хирург, я тебя уверяю, всем миром наплачемся.

– Эт точно!- кивает Игнатьевич.- Хороший хирург. Мне грыжу вправил как мастерски!

– Чужое тащил, вот и вылезла!- крикнул кто-то.

– И поделом!- добавили с другого конца.

– Где ж, скажите, он надорвался?! В стакан больше двухсот грамм не входит.

В зале смех и рыготанье продолжается минут десять.

– Остался один вопрос. Погрузчик и самосвалы,- Сашка посмотрел на председателя местной старательской артели.- Дашь, Семёнович?

– Дам. Ну, куда ж я денусь. Совсем у нас в этом году дело дрянь. Еле тянем. Копейка не помешает. И бетономешалку дам. Есть у меня. Погрузчик на ходу. Два самосвала, "КрАЗы", на базе. Ещё два в Хандыге. Должны к среде вернуться. И бочки под паром дам,- Семёнович сморкается.- Гвозди, скобы на складе есть.

– Вот и ладненько,- Сашка улыбается.

– С соляром проблемы,- договаривает Семёнович.

– Сколько тебе надо?

– Пятьсот тонн.

– Столько не дам. Триста ссужу,- обещает Сашка.- Экономьте. Небось, на участках до сих пор печки соляром растапливают, чтобы не возиться. Собрание считаю закрытым,- Сашка встал.

Народ потянулся на выход. На улице секретарь поссовета передала Сашке печать и штампы. Вечер был тёплым и звездным. Маленький серпик Луны маячил на горизонте. Люди не торопились расходится по домам. Они стояли группками, говорили между собой, мужики курили. Сашка уселся на лестнице клуба и часа три беседовал с подходившими. Давал указания, организовывавшимся тут же бригадам, отдельным мужикам. Домой пошёл далеко заполночь.

У дома его окликнул голос, который сразу же представился:

– Младший лейтенант Соколов. Извините.

– Как тебя по имени?

– Борис Николаевич.

– Полный тезка бывшего президента. Что-то случилось?

– Я всё собрание просидел в помещении у киномеханика. Меня сюда направили месяц назад после окончания школы милиции, в должности начальника отделения двух посёлков.

– Так весь посёлок об этом знает. Я тоже.

– Вас избрали председателем, но я проверил. Вас нет в списках жителей посёлка. Жена ваша есть. Дети, как положено, зарегистрированы, а вы нигде не числитесь. И в розыске вас нет. Я запрос сделал. А начальник милиции улуса позвонил мне и предупредил, чтоб я ни во что не вмешивался, если вас изберут. "Даже, если он кого-то убьёт – не трогай". Так приказал. Я возле клуба не стал подходить. Не решился.

– А что ты хотел бы услышать?

– Александр Григорьевич! Вы меня поймите. Начнись тут неприятности, меня, конечно, снимут, пришлют кого-то, но государство не будет идти на поводу у людей. Вы это лучше меня знаете. Я не умею метаться между двух огней и сдавать не научен.

– Ты вызвал сюда жену, как я слышал?

– Она в Якутске. Я звонил туда, обещали, что на этой неделе рейс обязательно будет.

– О государстве ты подметил точно. Срать оно хотело на всех нас. И тебя в том числе. Начнись тут заварушки, тебя снимут, что ясно как белый день. А изменить его я не собираюсь. И воевать, как в Чечне, не хочу. Так что служи спокойно. Задача у тебя не сложная. Поддерживать мир и покой. Если мужики, что-то не поделив, затеют перестрелку, голову не подставляй. В драки не лезь. Могут пырнуть. Полпосёлка – потомки сосланных и отсидевших в лагерях. С виду они тихие, но внутри у них огонь. Такой горячей крови нет даже на Кавказе. И главное не давай повода к себе придраться. Форму сними.

– Как!?

– В шкаф повесь. Сапоги только оставь. Чего её носить, если тебя все в лицо знают. Тут не город. А для местных форма – раздражитель, как красная тряпка для быка.

– У меня такое ощущение, что от меня что-то скрывают. С кем не говорю о вас, отделываются шутками, но правды никто. И не похоже, чтобы вы кого-то запугали. Я не вижу в людях боязни.

– Я тебе сейчас совру, но ты в мою ложь поверь. Так будет лучше и спокойнее. Они ничего не говорят не из-за страха. Просто о том кто я, мало кто знает. Да и, честно говоря, их этот вопрос мало волнует. Им главное порядок и работа оплачиваемая. Начальник милиции улуса тебе правильно посоветовал. Ни во что не лезь.

– Индульгенция на убийство?!!

– Смерть это плохо. Всегда. Но в крайних случаях выхода не бывает. Индульгенции, как ты выразился, на убийство мне никто не давал. Такое право вообще никто не даёт в мире. Даже сидящие в президентских креслах великих государств. Право убить, можно заработать жизнью. Я такое право получил сам от самого себя, и все об этом знают.

– А что для этого надо? Чтобы право такое получить?

– Быть человеком порядочным и иметь за плечами то, что остановит кого угодно, если к тебе попытаются применить меры воздействия.

– Вы сверхчеловек?!

– Нет. И не супермен. Много лет назад меня сделали мёртвым обстоятельства. И я отсюда исчез. Где и что делал, рассказать не могу.

– А дело в Европе? Или это вымысел?

– Правдивая легенда. Оно существует, только на меня оно не записано. Я к нему имею отношение как участник и создатель, посему оно принадлежит мне частично. Приносит определённый доход.

– Вы служили в разведке, да?

– Что-то близкое, но не то. Вот к информации имел отношение прямое.

– Владеющий информацией – владеет миром. Так?

– Ты грамотный – это хорошо. Не надо объяснять прописных истин.

– А подпольная добыча золота?

– Не говори золото, говори метала.

– Хорошо.

– Добываю. И много. И подпольно. И давно. И это тоже право заработанное. Власти в Якутске и в Москве знают об этом, но молчат. Закрывает на всё глаза. При всех властях меня пытались на этом поймать, но ни коммунистам, ни демократам не повезло. Когда подловят, тогда и поговорим по душам, а нет – вопрос твой вторичен.

– Значит, мне стоять в стороне?

– Борис, власть возложила на тебя определённые функции. Тебе они известны лучше меня. Учитывай нашу специфику и всё будет нормально.

– Вот просто по посёлку ходить туда-сюда и всё?

– А вот мелькать не надо. Это лишнее. Ты внедряйся в народ. Сам видишь, что работы у тебя по профилю нет. Что ты умеешь, знаешь сам. Подключайся. Люди к тебе станут относиться по иному. С полным доверием – никогда, но хорошо – задача выполнимая. Её решай. Что ты умеешь? Ты на флоте служил?

– Да. На крейсере. Три года. Матрос-моторист 1 класса. Механик 1 класса.

– Вот и иди утром на берег. С той стороны реки доставят второй ходкой дизель-электростанцию. Это установка, которая имеется на всех военных судах. Я её номиналов не помню, но на крейсере "Громкий", на котором ты служил, их было четыре.

– На две тысячи лошадей?

– Кажется. Ты сходи и увидишь. И есть ещё какой-то. Он более мощный и жутко экономичный. Японцы сконструировали для своих подводных лодок.

– Извините, что вас задержал. Я воспользуюсь вашими советами. А с формой как быть не знаю. Гражданских вещей у меня нет. Есть только парадно выходной костюм.

– Джинсов нет?

– Есть. Но они такие старые, что стыдно уже одевать. Они у меня латанные перелатанные.

– А ты утром, мужики мимо окон отделения пойдут, погляди в чём. Одевай, любое старьё и без стеснения топай следом. Одежда тут человека не красит, но и не гадит.

– До свидания!- Соколов пошёл по темной поселковой дороге.

Сашка постоял, глядя ему в след, и открыл калитку. За ней лежал пёс. Он нехотя поднялся с досок тротуара и отошёл в сторонку, уступая дорогу. Когда Сашка проследовал, тот снова занял свой пост. Месячным щенком Сашка подарил его жене, когда привёз её в посёлок. Вырос огромный лесной псина, который к ней никого не подпускал, а Сашку ненавидел. Пытался даже на него напасть, но промахнулся. Сашка отделался глубокими шрамами на плече и спине, оставленными острыми когтями. Пришлось псу залепить для острастки ногой между передних лап и держать в удушье около получаса. После такой процедуры пёс усвоил, что в доме один хозяин и это человек. Но когда Сашка отсутствовал, пёс был главным. Команд же Сашки пёс принципиально не выполнял. Он слушал только Елену и теперь старшего сына. Верность – это всё, чем он располагал, и что от него требовалось.

 

Глава 9

– Как дела, дед?- на пороге кабинета Скоблева, упираясь плечом в косяк, стоит Левко.

– Мама моя!!! Внучок!!- Давыдович приподнимает его в объятиях.- Где так харчуют? Я бы тебя не узнал на улице. Ты изменился. Мужиком стал, да и только. Пять лет не виделись.

– Почти шесть,- уточняет Левко.

– Надолго?!

– Давай дед по пиву, а то я по знакомым местам галопом, а погода не располагает в беготне. Взопрел.

– Держи!- Давыдович кидает Левко баночку.

– А ты, дед, тоже, хоть и постарел, но молодцевато выглядишь. Налёг на спорт?

– В моём возрасте налегать надо на бока. Спортом не занимаюсь, привычки нет. Прогуливаюсь по окрестным лесам без затей. Вот и доходился.

– Чистый воздух и вода…

– Давыдович, можно к тебе?- входит Панкратов, прерывая начатый разговор.

– Входи, Миша,- Скоблев тычет баночкой в холодильник.- Пиво бери сам и пристраивайся. Знакомься.

– Михайлов Дионисий Флорович,- представляется Левко.

– Панкратов Михаил Егорович,- называется Михаил, а Скоблев срывается на беззвучный смех.

– Ты чего, дед?- Левко стукает Скоблева по спине.- Подавился, что ль?

– Хочешь меня разыграть?- Давыдович успокаивается.- И откуда только вы имена себе выискиваете?

– На ум сейчас наложилось,- Левко улыбается.- Извини,- обращается он к Панкратову.- Это привычка, иметь десять паспортов в кармане, но чистых. Левко меня звать.

– Я смекнул,- кивает Михаил.

– Ты по делам или как?- спрашивает Скоблев Михаила. Тот не успевает открыть рот. За него говорит Левко.

– Дед, Панкратов к тебе по делам. Важным. Евгению Гречаникову утянули из лагеря, а у Михаила от неё осталось кое-что. Собственно и я в Москве по этому вопросу.

– А она…

– Она в безопасности,- Левко протягивает Михаилу фото, извлеченное из кармана.- Там на обратной стороне короткое сообщение, но не тебе, дочери. С ней всё в порядке. Она, правда, говорить ничего не захотела. Ведь кто её вытащил она до сих пор не знает, наши ей не представились. Так что, Михаил, вам надо будет с ней увидеться и вернуть то, что она вам передала через Альбину,- на удивленный взгляд Михаила Левко отвечает:- Нам всё известно об информации на дискете, но с другой стороны. И она нам не нужна. Мне поручили, точнее, я сам впрягся, соскучился по бесноватой Москве, в эту комбинацию. Получатель информации, ну тот, кто её у Гречаниковой заказывал, мне тоже известен. На днях он сюда приедет. Я послал ему приглашение на встречу.

– Наш проходимец?- спрашивает Скоблев.

– Ага! Шустрый мужик. Считает он гадёныш хорошо. Интуист. Мы его проглядели. Он попал нам под руку по данным из-за бугра. Из Лэнгли получили на него сводку. Работает индивидуально.

– Евгения мне говорила, что к ней подходили разные люди,- не стал скрывать Михаил.- И просили "банкомет".

– Бывший шеф ФСБ Ковалёв передал нашему визави своего человека в обучение. Вот они по очереди к ней и подходили,- пояснил Левко.

– Ковалёв мог "банкомет" сам поиметь,- не согласился Михаил.

– Он человек не доверенный. Доступа к "банкомету" у него не было. Да и данные ячеек хранения не ему были нужны. Я же не сказал, что Ковалёв и наш друг в одной лодке,- Левко поставил пустую баночку на столик.

– Но человека Ковалёва в обучение взял?- Михаил стал сомневаться.

– Дед, я тебя учил?- Левко подмигивает Скоблеву.

– Было дело. И послал тебя ко мне человек, которому я не верил, не верю и никогда не поверю,- Давыдович подал Левко ещё одну баночку пива.- Тебе, Михаил, замечу, что с тем человеком мы до сих пор враги. Личные. А вот дело приходится клепать совместно.

– Я готов верить. Что делать-то?- Михаил смотрит на Левко.

– На встречу они придут вдвоём. Спаровались. Мне нужен для встречи напарник. Могу взять с собой хоть кого, но должен пойти ты, Михаил. Только это именно те люди, которым нужен "банкомет". Тебе приходилось видеть людей полёта высокого, с чувством фантазии, желающих заполучить банкомет, о котором мечтают верховные чины во всех разведках мировых держав? Мало того, они его практически получили. Воспользовались по ситуации всеми ходами и пришли к логическому выводу, что женщина его даст. И попали в цель.

– Он ещё не у них,- возразил Михаил.

– И только потому, Миша, что мы встали между ним и тобой. Этим чудаком. Не я лично, но наши люди. А не попади он в наше поле зрения, то "банкомет" ушёл бы к нему. Он выиграл, так как она сняла таки копию и вынесла её за пределы здания. И что дискета у тебя он уже знает наверняка. И что её тебе передала от Евгении Альбина, тоже.

– Даже убив меня, он бы её не получил.

– Ему бы не пришлось никого убивать, хоть и в этом он не брезглив, опыт, по собранным данным, имеет. Он, Миша, умеет считать. Где ты хранишь, он выяснит.

– И где же?

– У него и спросишь при встрече, если готов идти со мной.

– Дискету надо будет ему показать?

– Её надо сегодня же сплавить в купу дерьма. У тебя на даче есть кислород и карбид?

– Да.

– Вернёшься домой и сплавишь.

– Она не нужна?

– Нам – нет. Тебе – нет. Евгении – нет. Когда три нет и многим да – надо уничтожить,- Левко допил пиво во второй баночке.

– Постой! Ты сказал – копию? А она копию вынести не могла. Там записи не сделать. Она могла прихватить только оригинал.

– Оригинал, Миша, вынесли ещё до неё. Ещё до того, как Советский Союз рухнул, и заменили на неполную копию. Вот она её и взяла. Сейчас там пусто. Пока это не обнаружили, надо либо вернуть, что рискованно, либо уничтожить.

– У вас оригинал?- спросил у Левко Скоблев.

– Нет. Он у "баррикады". Их человек сидит в Агентстве национальной безопасности США. Им организован вынос в 1988 году,- Левко ткнул пальцем в потолок.- Большую поимели информацию, но пользоваться не стали. Их мало теперь, а её раскрутить нужны исполнители. Они в засаде, но ищут подельщиков среди граждан с неопределенными занятиями в нашей стране. А информацию лучше всего хранить у противника.

– Хай!- выкрикнул Скоблев.- Их человек был у меня. Но об этом ни словом не намекнул. Просил взять с оплатой детей в обучение. Четыре года они в моём пансионе потеют.

– Нормально,- Левко закатил глаза.- Ты же с ними не враждовал, почему ж им не подмогнуть.

– Коришь!?

– Что ты, дед! Учить же всё равно надо. Сам знаешь. И это сильнее потом увяжет, чем делай ты с ними сейчас общее дело. Ход прекрасный с их стороны. Я был о них худшего мнения, но вот Александр говорил мне, давненько правда, что они первыми к Давыдовичу припрутся. Дети хорошие?

– Классные. Есть парочка среди них с феноменальными способностями. Так оценила их интеллект машина. Он в следующем месяце ко мне придёт. Устроить встречу?

– Нет, дед. Я их людей видел, и встречаться мне с ними не к чему. Новости приходят оттуда, где их меньше всего ждешь. Вот мы с Михаилом сходим, пообщаемся и потом решим, упасть нам посредником между "баррикадой" и хитрованцами желающими иметь "банкомет" или нет.

– И зачем этому сумасшедшему, иначе не назовешь, весь банкомет?- Скоблев вскинул вверх руки.- Я допускаю интерес частичный в каком-то узком направлении. Но весь!!!

– Так может ему мозги запудрить, раз он точно знает, что дискета у меня и выяснить чего хочет?- предложил Михаил.

– Ну, ему, положим, нам запудрить вряд ли что удастся, а вот поболтать надо. Он абонент тут не случайный. Ты, дед, прав. Ему весь "банкомет" не нужен. Выборочная ему необходима информация. Или по разделу, или по стране, или по группе лиц. А он открывать свой секрет не станет. Скорее всего, это его лично касается.

– А с Ковалёвым о нём поговорить?- Давыдович смотрит на реакцию Левко, но тот качает головой.

– Ноу, ноу! Ковалёв ничего не знает. А знает – умолчит. Ему лишнее болтать – вечный покой приснится. Ко всему он на подписке о невыезде. Дед, теперь в Москве на "суммаже" сидит Пороховщиков, так вроде?

– Сидел. Он несколько дней назад всё сдал в оборот хранения. А от него, что ты хочешь получить?

– Я с ним контакт имел. И он намекнул, что в дело надо приходить не с пустыми руками. Мол, если у тебя что-то есть, присоединяйся. Упомянута была в беседе и "баррикада" и НОР, и ещё с десяток секреток,- Михаил моргнул глазами.- На "банкомет" он и намекал, видно.

– От него можно получить, через него, так точнее, данные на нашего друга. У Пороховщикова кореш есть во внешке. А отец у него нашего абонента умер год назад, бывший, но списанный из "резеды" сотрудник. Выводили его через КГБ и в "резеде" к нему претензий не было с самого начала провала. Может, через данные отца вычислим, что абонент хочет. Батька же его готовил.

– А у тебя на отца есть хоть минимум?- спросил Скоблев.

– Да есть, дед, но мало. Наши сообразуют все данные, однако, разрядить поток информации, уписаемся. Они все, как клопы, в старом диване, спрятались. И потом, мне с Пороховщиковым надо утрясти кой-какие мелочи. Да и словами покидаться с таким будет приятно. Миша, у тебя в генпрокуратуре, ты же их знаешь, входы есть? Чтоб с тыла войти?

– Тогда надо с раннего утра. Они с обеда ведут допросы, а до – решают бумажные дела,- ответил Михаил.

– Подскочим утром,- Левко задумчиво сидит, потом произносит:- Деревянная голова!! Не поедем к нему. С ним мы утрясем позже. У меня утром деловая встреча. С дамой. И ты, дед, не смотри укоризненно-осуждающе, вырос внучок-то!

– А я и не того! Завидую,- Давыдович согнул указательный палец.- Мой так скрючился, что не разогнуть. Возраст. Не следил за этим я в молодости, всё норовил поспеть, во се дырки его совал и он прохудился, как старый протектор. И ты его особо в ход не пускай. В наши годы обходились гонореей, а нынче – СПИД.

– Поручительная у меня, дед, встреча. Ну, кто к бабе в рань прётся?

– Кто их нынешних баб поймёт, когда им хочется?

– Я бы её, конечно, того, но… Плохая у неё репутация. Скверная. Ты же Игната помнишь. Он просил её найти и получить с неё доверенности. Ему, они готовятся к приему кризиса, теперь недосуг. Она обжучила военных, которые сидели с этой стороны в контракте по оружию из ЗГВ. Вот тех, которые слиняли. Мы их не искали, от могилы далеко не прыгнешь, да и время ушло, но вот краля эта всплыла с их деньгами. Хорошо смазанная со всех сторон. Три дня назад её выпустили под подписку о невыезде. Твоя между прочим, дед, клиентка.

– Я с бабами – только секс. Ловить не приходилось.

– Брось, дед! На ней семь покойников. Чистой воды бандитизм. Она с наводчиком работала. Его ещё осенью тюкнули. Так он из ваших, из КГБ. МБ, ФСБ,- обратился Левко к Михаилу.- Заместитель Ковалёва по тылу. Бурятов.

– Знал такого,- говорит Михаил.- Он меня снял и выбросил из ФСБ. Туда ему и дорога. Я бы его лично грохнул. Противный был тип.

– Его удавили на собственной даче,- проинформировал Левко.

– А бабенка – Белова, так полагаю?- спрашивает Михаил.

– Да!- отвечает Левко.

– Тогда мне надо вам рассказать. Был у меня Филатов, мы с ним одно время служили вместе. Он в Швеции работал в нелегале. Просил он меня, её прощупать. У них интим, но с подтекстом. С его слов, её к нему подвели. Не здесь, а там. Тут их познакомил Бурятов. Я за ней несколько дней приглядывал, и в моё поле зрения попал некто, кто сильно нужен Пороховщикову. Он мне и фото показывал. А вот показывал он мне две фотографии. И на первой был Николай Крючков. Вот с ним мы и пойдём встречаться. Так?

– А Крючкова ты откуда знаешь?- Левко удивлён.

– Так я его по поручению главы администрации президента России Юмашева, возил в Кремль. Тайно. Потом он в администрации работал малость, и свалил. Со слов Пороховщикова Крючков нагрел янки и британцев на суммы в пару миллиардов. Они встречались и договорились о взаимной поддержке. Такой вот расклад.

– Я не думаю, что Крючков уведомил Пороховщикова о том, что копает кто-то под "банкомет",- Левко посмотрел на Скоблева.- Дед, пара бутербродов сыщется, или прервёмся? Жрать, хочется.

– Тогда идите в бар, я вас догоню. Мне надо позвонить.

Левко и Михаил покинули кабинет.

Проработав восемь месяцев в фирме Скоблева, Михаил научился ничему не удивляться. Он знал, что тут можно запросто встретить как дьявола, так и ангела. Ещё он понял, что контора живёт негласными законами, где основной – не говорить о делах в коридорах и баре, спортзалах и курилках. Часть сотрудников была знакома Михаилу по КГБ, и некоторые проходили у него стажировку. Здесь часто звучала непонятная речь. А говорили на многих языках, где мелькали отдельные фразы, которые Михаил принял за некий сленг, но потом, прислушавшись, осознал, что это синтетический язык.

Это подтвердилось, когда он получил допуск к программам обучения и задал свой первый вопрос компьютеру.

В баре их встретило приветственное мычание. Михаил отметил себе, что Левко тут знают и он свой. Сразу попал в глаза Апонко Павел, которого Михаил раньше не видел, но был с ним знаком в прошлом. И через десять минут появился тот, с фото показанного Пороховщиковым. Его тоже встретили мычанием. Он проследовал за стойку, что-то себе сообразил пожрать и пошёл к их столику. Устроился и стал кушать. Из-за противоположного столика встал Апонко и на свободном бильярдном столе выложил доллары. Никто не подошёл. Он забрал купюры и снял с пальца печатку. К игровому столу подошло несколько человек. Началась игра. Левко тоже присоединился к партии, заняв место в конце. Через час у стола осталось двое: Левко и Апонко. Они шли шар в шар. В пятой серии Левко допустил промах и, не доигрывая, отошёл от стола. Павел собрал банк и покинул помещение, под дружное мычание толпы, со словами:

– Тренируйтесь.

Всё это время Скоблев тоже находился в баре. Он сидел неподалёку от Михаила, ел и наблюдал. Его нельзя было отличить от остальных сотрудников, а признать в нём директора тем более. После ухода Апонко, Скоблев встал и громко произнёс:

– Если он ещё раз выиграет, уволю вас всех к чертям собачьим. Пять месяцев позора – многовато.

Находящиеся в баре ему ничего не ответили, что дало повод Михаилу предположить, о невозможности выиграть.

В кабинете к ним присоединился неизвестный, который Михаилу представляться не стал. Левко в разговоре назвал его Демид и Михаил понял, что они с одного куста.

– Ты куда торопишься?- насел Демид на Левко.- Горит?

– Да у меня дел по самое горло! Я хочу с ними быстро развязаться и снять все вопросы. Набрыдла мне уже эта темниловка,- не отступал Левко.

– Перенеси всё на осень и не спорь с дядей. Не спорь. Осенью многие поумнеют и станут сговорчивее.

– Я с ними сговариваться не собираюсь.

– Они тебя достанут до осени просьбами о содействии. И ты не хуже меня знаешь, что резервов больше нет. Складывать эти поганые доллары уже негде. Все, блядь, помещения забиты. Может ты собираешься открыть засолочную?

– А у них только доллары? Они без информации, да?!

– Она до осени подождёт, не стухнет. Тебе же её давать не обещали!

– Осенью они могут её заложить за бугор. Ты это учел? Надо им хотя б контакт оставить и, в конце концов, обозначиться.

– Делай, как знаешь. Не буду я тебя уговаривать. Давыдович, больше не бери ни у кого ни цента. Пошли они все в задницу,- Демид насупился.

– Я в курсе,- ответил Скоблев.- Каждый день кто-то приходит. Я в августе в отпуск пойду. Не вынесу всего этого дерьма.

– Ты чего в Москву припёрся?- спросил Демид у Левко.- Только за этим?

– Не только. Мне надо отоварить грузы и отправить их. Срочное на крыле, уже договорился, несрочное по железке. Дальше потащат на авто.

– Домой?

– Да.

– Кинь морским на побережье через Траппа.

– Мои грузы не успеют до окончания навигации. Их только приступили клепать на заводах. Это тяжёлое горное. Для шахт.

– Так это ты заказ на племенного быка пустил?

– Я. Сашка просил.

– Нашёл?

– Уже отправил. Купил за семь тысяч долларов на племенном заводе под Полтавой. Огромный бугай. Пришлось вагон на станции срочно обшивать для укрепления.

– А ты, Михаил, свои деньги пристроил?- Демид обращается к Панкратову.

– Да. Мои пацаны вложили их в Швейцарии.

– Во что?

– В брюлики. Ещё прошлой осенью.

– Отлично! Слушай, Левко, давай мы разделимся. Михаил пойдёт со мной к Беловой, а ты двигай с Давыдовичем к Пороховщикову. Как?

– Что, дед?- Левко подмаргивает Скоблеву.- Ну, раз у тебя не стоит.

– Хорошо. Но при условии. Дай слово, что у Апонко выиграешь. Мне жаль нашего престижа. Внук ты мне или нет?!

– Ладно, дед, согласен. Я ему специально сегодня продул. У меня есть к нему дело. Я его впрок ублажил.

– Стратег хренов!- обзывает Демид Левко.- Специально он продул! Панфиловцы обхитрились и в складчину пригласили какого-то чемпиона по бильярду. Так он его раздел всухую. У них от злости ряхи позеленели. Кстати, послезавтра у них там игра. Обрадуй деда. Сходи и разложи его там!!

– У них не надо,- отзывается Скоблев.- Только на своей территории.

Левко набирает номер и говорит в трубку:

– Тирк, дружище! Ты не смог бы в столицу подъехать на один денек? Народ бунтует. Паша всех громит подряд. Надо положить конец этому безобразию. А когда? Хорошо, ловлю тебя на слове. Не забудь. Всё, дед, я проблему решил. Тирк хоть и не чемпион, но Пашу сделает. Ну, при условии, что тот с ним согласится играть. Он его три года назад четыре раза сделал. Четыре из четырёх, что они сходились. У него, кстати, Сашка в долгу, а Сашка у Паши, сам помнишь, как колол. В одну лузу.

На столе у Скоблева вспыхивает лампочка и звучит сигнал.

– Валите с глаз моих. Какой-то гость важный ко мне прётся. Ох уж эти ответственные товарищи,- Скоблев занимает место за письменным столом.

 

Глава 10

К месту встречи Демид приехал с букетом алых роз. Михаил этому усмехнулся.

– Зря ты, Миша, улыбаешься. Она хоть и паскудная сучка, но мы должны помнить, что она всё-таки женщина. Нам придётся тут немного поторчать. С полчаса.

– Неувязки?

– Она выскользнула из своей квартиры сегодня ночью. Не желает отдавать без борьбы. Сейчас туда пошёл наш стражник-боец. Она собрала бригаду в свою поддержку.

– Так пошли поможем?

– Не надо. Это его работа и он её сам сделает. Отбирать кусок хлеба не принято, да и костюм новый рвать – она того не стоит.

Сорок минут стояли в ожидании, пока не заработал сигнал на телефоне Демида. На площадке их встретил молодой парень.

– Семь жлобов,- сказал он Демиду.- Я их вырубил. Ещё в квартире хозяйка и пёс. Я всех усыпил. Дама ждёт. Брыкалась. Пришлось связать. Я на улице побуду.

Они вошли в квартиру.

– Здесь живёт её подружка. Тоже бабочка, но завязавшая,- пояснил Демид, развязывая Беловой руки.- Плохая ты, Маечка, девчонка. Мне грустно и совсем не хочется дарить тебе цветы.

– Сунь их себе в задницу, Жорик,- огрызнулась Белова.

– Зачем ты мне грубишь? Я пришёл за своими деньгами.

– Докажи, что они твои, козёл!

– Мы тебя из следственного в Иркутске вытащили, ты сказала, что за свободу готова отдать. И я тебя понимаю. Живой член лучше, чем ковыряние в течение пятнадцати лет или лесбиянство с кем попало.

– А может мне надоели такие, как ты, плешивые?

– Это твоя печаль и я её не учитываю. Где доверенности?

– Я их с собой не ношу!

– Сейчас я позвоню, и через час ты поедешь в Сизо, а через месяц будешь вылизывать всей зоне. Следователь у тебя всё изымет под протокол. Через двадцать пять лет тебе будет пятьдесят пять, и ты выйдешь на свободу на голое место. Статья у тебя конфискационная. Кому ты будешь нужна? Да ещё с хвостом в четверть века? Тебя же в приличное общество не пустят.

– Не пугай меня!- заорала Белова.- Мне обещали помочь надёжные люди. Я им верю.

– Так это они организовали тебе свободу?!

– Тут вы помогли. И я отработаю. Клянусь!

– Как?

– У меня есть информация, которая вас заинтересует.

– Тебе в Иркутске было сказано, что нам надо?

– Я не могу с ними расстаться. Без них я пропаду. Меня же за них убьют,- Белова пускается реветь.

– Поплачь. Гляди и поможет. Сходи, обыщи этих уродов,- просит Демид Михаила,- или за ней присмотри пока я по их карманам шарю.

Михаил уходит с кухни. Через двадцать минут входит и видит, что Белова сидит в уголке голышом, подогнув под себя ноги, а Демид моет руки.

– Вставила в известные места. Пришлось доставать силой.

– С тебя станется!- кричит Белова.- Козёл гавенный!

– Ну, уж как твоё воняет, если б ты знала??! Помолчи. А то я тебе зубы выбью.

– Сволочь!! Сволочь!!- и Белова опять пускает слезу.

– Что?- Демид смотрит на Михаила.

– Четыре мента. Все с документами, со штатным оружием. И у всех есть пистолеты с глушителями. Из троих: двое с охранной фирмы и тоже с оружием, а один без документов, но с автоматом. У хозяйки есть запас стволов в шкафчике для обуви. Три автомата и четыре пистолета скорострельных системы "магнум". Собака сдохла. Переломаны шейные позвонки.

– Бедный мой Шарик!!!- воет Белова.

– Уже не бедный и уже не твой. Кончай придуряться!

– Ты, Жорик, не козёл. Ты урод. Я же должна как-то реагировать на посягательство. Я на тебя дам наводку, что ты меня изнасиловал и станешь в лагере педерастом,- она начинает хохотать.- Петушок! Петушок!! Петушок!!! Кукареку!!!

– Видал, с каким контингентом приходится работать?- Демид качает головой.- Ты одевайся, давай, курочка. А то сейчас бригада подъедет и потом твои соблазнительные телеса помнут в КПЗ грязные менты.

– Я же тебе отдала доверенности!!

– Плохо отдала. Оскорбила. Одевайся!

– Жорик!!! Извини!! Прости!! Хочешь, трахни меня. Хочешь, я тебе отсосу! Не губи!! Ну что тебе слова? Забудь их. Ну, вот такая я уродка болтливая. Прости!! Прости!!- Белова подползает к Демиду и начинает целовать его ботинки.- Жорик!! Прости!? Я глупая, безмозглая. Прости!? Мне просто было приятно, как женщине, когда ты доставал. Ведь это мелочь. Жорик!! Там же сотни миллионов!!

– Одевайся!! Мать твою!!!- рявкнул на неё Демид.

Белова стала лазить на карачках по кухне и собирать свои вещи.

– Я мигом! Мигом!- она быстро натянула трусики, майку, юбку и кофточку.- Всё. Я уже.

– Сейчас придёт следователь,- произносит Демид.

– Ты же обещал!!?- взвывает Белова.

– Не вой! Он всё равно придёт. Ты зачем гражданина в поезде обчистила? Когда ехала в сторону Китая?

– Там грабежа-то!? Пять тыщ рублей! Жорик!!

– Два года и отмотаешь. И вне Москвы. В Сизо не пойдёшь. Он тебя доставит прямо в суд, где ты со всем согласишься, зад поднимать не станешь и рот открывать тоже.

– В Иркутске? Там же холодно!

– Ничего. Не отморозишь. Не в Иркутске. В Тайшете. Вздумаешь по дороге туда улизнуть – дам указание убить. Так что не корячься напрасно.

– А что с квартирой? Ты обещал!

– Пиши!- Демид бросает ей шариковую ручку и лист договора на сдачу в аренду.- На два года. На Ивана Ивановича Иванова. Выйдешь, поселишься.

– Жорик! А можно на полгода? Я всё осознала. Или нет. До весны. На девять месяцев. А?

– Власть с тобой торговаться не будет. Все вилки отменили. За кражу пяти – два года общего режима, без права амнистии и без учёта: кто ты, что ты. И не строй мне глазки. Заполняй, а то он будет с минуты на минуту.

– У меня же ссохнется, Жорик!! Я же на секс – наркоманка. Я не вынесу. Там же одни мужланы.

– Вытерпишь! Это минимум, который есть под рукой. Вот тебе паспорт на имя Сухиной Риммы Васильевны. Это для того, чтобы тебя никто не навещал в зоне и не нашёл, а то язык твой – помело.

Белова заполняет бланк, смахивая показную слезу.

Приходит следователь, специально приехавший из Тайшета. Демид отдаёт ему паспорт гражданки Беловой-Сухиной и даёт указания.

– До зала суда её будет сопровождать негласно наш человек, а то она, что тебе леди Винтер из "Трёх мушкетеров".

– Понятно,- кивает следователь.- Я с ним виделся на улице, и он мне всё пояснил.

– Счастливого пути, Римма Васильевна!- говорит Демид Беловой.- Приятно было познакомиться.

Она приостанавливается на мгновение в дверях, смотрит Демиду в глаза, её ротик приоткрывается, обнажая здоровые белые зубы, но не произносит ни слова.

– Вот, Михаил,- Демид ставит чайник на плиту, словно он в своём доме.- Всем её природа одарила. Фигурой, личиком, мозгами. А её наши гэбисты испортили. Сделали из неё соблазнительницу, убийцу и воровку. У неё в кармане сотни миллионов, а она в купе подставила мужику, первому попавшемуся и пока он над ней кряхтя потел, обчистила бумажник. Сила привычки. Не на пять. На пятьсот тысяч. Мы с ним договорились и возместили ему разницу. И я не верю, что её какой-то срок исправит.

– А что ей два?- Михаил присаживается на табурет.

– Два собьют с неё лоск и добавят чисто уголовные манеры. С ними она уже вверх не пойдёт. Будет обслуживать блатных в криминальном мире, ментов. Сопьётся, а дальше… Ну, её к чёрту!- Демид отмахнулся рукой.

– Так это она была в Швеции? Там её подставили под Филатова?

– Ей для этого забрили башку, приклеили парик. Сменили цвет глаз, зубы. Они у неё как колёса на авто – сменные. После подлога сделали пластическую операцию. Изменили губы, нос и уши.

– Да! Но запах остался!

– И Филатов его почувствовал.

– Ты с ним знаком?

– Нет. Наш человек с ним в Швеции контактировал. Мы кой чем помогали. Свои ведь! Особенно, когда деньги им перестали присылать. Они же не внедренные были. В порт морской бегали, подзаработать на хлеб насущный разгрузкой-погрузкой. Как тебе?

– Сучизм!!

– Полнейший. В Норвегии такая же ситуация. Ай! Что теперь говорить? Вот они и озлились. Так и попал им под руку горячую Гречаников. Его вина, его плата. Селяви.

– А та сторона подо мной Федотова в качестве обратки?

– Так. Только Федотов не имел ко всему этому никакого отношения. Кто-то им дал его как ответчика. Может, и они сами так составили проект. Об этом, Миша, ты уже не узнаешь. Некому об этом рассказать. Гречаников и Федотов – вершина айсберга, а в основании трупов??!!!

– А живые будут молчать вечно!

– Теперь же нет третейского суда и плата – смерть. А выносить сор из помещения при таком уровне недоверия друг другу в стане спецслужб – начать открытую войну. Так и били из-за угла в спину. Подло? Да ты сам с этим столкнулся. По старой схеме, тебя бы вызвали в кабинет и сказали, чтобы ты старушку миллионершу оставил в покое…

– И все были бы живы и здоровы.

– Чай, кофе?

– Не хочу.

– Зря. Я не откажусь от кружечки "липтона". Миша, прими хозяйку, ползет.

В коридор из комнаты выползает женщина с сонными глазами. Михаил её поднимает и усаживает на стул. Она смотрит на них поочередно, но понять ничего не может. Демид наливает ей в кружку чай. Она делает глоток, зрачки начинают быстро бегать и она спрашивает:

– Вы кто, мальчики?

– Гости!- Демид подаёт ей розы.

– Спасибо!- она жалко улыбается.- А вы кто?

– Мимо шли, дверь настежь,- Демид ей широко улыбается и она ему в ответ тоже и снова спрашивает:

– Вы кто, мальчики?

– Минут через десять включится,- поясняет Демид.- Это сонник такой прибацаный. Долго отходит.

– Собрать у них оружие?- предлагает Михаил.

– А на кой оно нам!? Пошли. Мы своё сделали. Они тут сами всё выяснят. Пока!- прощается Демид с хозяйкой.

– Пока, мальчики!- хозяйка ещё ничего не соображает.- Приходите ещё. Я вам рада.

На улице Михаил спрашивает:

– А ваш где? Боец?

– Со следователем и Беловой поехал.

– Взгляд у него странный какой-то.

– Так он – зомби.

– Шутка?

– Не-е-е-ет!

– Серьёзно?

– Ну, смог бы ты войти в квартиру, в которой семь вооружённых жлобов, не убив их и не сломав мебели?

– Нет.

– А он вошёл и их вырубил поочередно. Как?

– Тебя об этом спрашиваю.

– Такая программа воспитания. Он в жизни нормальный, но когда надо работать, включает систему. Она обостряет в нём всё: восприятие, слух, зрение, реакцию увеличивает многократно. В таком состоянии он опережает пулю. Длится момент до получаса. Бригада приглашенная Беловой, очнувшись, не сможет ничего вспомнить, так он меж ними быстро мелькал.

– А вошел как?

– Гипноз. Кто-то из них был у входных дверей, и он дал ему команду типа: "Открой и выгляни. Удостоверься, что на площадке чисто".

– Что ж он собаку убил?

– Это не собака. Это – зверь. У неё срабатывает инстинкт атаки. И ни гипноз, ни что-то стороннее уже не воздействует. Только смерть может остановить. Мне жаль пса. Я бы лучше ментов грохнул.

– Я тоже. Они хуже собак. Демид, Гречаникова где? Я мог бы её увидеть?

– Ехать надо. Только у нас, Миша, не принято соваться в дела друг друга. Ею занимается Левко. А он, сам видел, советов не воспринимает. Ты не волнуйся. Она в безопасности. Возле неё сидит опытный врач. Поверь мне на слово, сейчас ей никто не нужен. Круг, в который она вошла, психологический и из него выходят самостоятельно. Она даже с тобой не станет разговаривать. И не надо из неё ничего тянуть. Тем более что-то пояснять. Её состояние не позволит ей в любые слова поверить. Едем в контору к Скоблеву.

– Поехали.

Утром того же дня Скоблев приехал в генпрокуратуру в сопровождении Левко. Они прошли в кабинет Пороховщикова, куда их проводил секретарь, сказав, что шеф в здании и вот-вот появится. Вот-вот длилось целый час.

– Приветствую, Давыдович! Того, кто с тобой тоже. Не извиняюсь. Надо было уведомить. Допрос был интересный,- сказал Пороховщиков, входя в кабинет.

– Мы не торопимся,- ответил Скоблев.- Со мной Дробышев Сергей Иванович.

– Возникли проблемы?- спрашивает Пороховщиков.

– У меня нет,- Скоблев кивает Левко.

– Валерий Дмитриевич!- дальше Левко переходит на французский.- Не хочу подводить вас и Скоблева, но назвать, кого я представляю, не могу. Условий не выдвигаю. Вы можете мне ничего не говорить. Нам нужна информация старая и уже никого не касающаяся.

– Интересно!- восклицает Пороховщиков.

– Валерий!- Скоблев кладет на стол фото.- Я знаю, что ты искал с этим человеком встречу,- на фотографии Демид.- Дробышев в курсе, где его найти. Соглашайся.

– Так старая информация бывает разной!- восклицает Пороховщиков.

– Мне нужна на человека "Резеды", который давно умер,- говорит Левко.

– Я могу такую получить. Имя?

– Крючков.

– Коротко. А то фамилия может не сыграть.

– Тенд Майкл Сюксерс. Гарри Джорж Брутт. Крючков Семён Владимирович. Крючков Георгий Самуилович. Борецкий Андрей Яковлевич. Его позывной по "Резеде" – "интеллектуал".

– В связи, с чем он вам нужен, можно полюбопытствовать?

– Мы получили данные из США, и они вынуждают нас провести определённую работу,- Левко не врал. Из ЦРУ были действительно присланы материалы по многим провалам.- Лиц, что здесь сдавали уже нет в живых, однако, они не были выявлены. Возможно, остались те, кто их заменил. Нельзя исключить и расширения сети. Нам необходимо уголовное дело Крючкова, которое незадолго до его смерти исследовала комиссия по реабилитациям при президенте России.

– Вы знаете, что у него есть сын?

– Да, Валерий Дмитриевич! Он дал обещание встретиться со мной.

– А вы виделись?

– Неделю назад в Сибири ему передали моё приглашение, и он приедет в Москву послезавтра. Чтобы не ходить вокруг, добавлю, что о том деле, где речь идёт о суммах полученных им через администрацию президента, я знаю. Этот вопрос меня не касается.

– Вот даже как?!

– Он умный и опытный человек. То расследование, которым я занимаюсь, имеет отношение только к его отцу и провалу группы Авеля. Надеюсь, что он не будет сторониться и окажет какое-то содействие.

– Вы сказали расследование? Какой характер оно носит?

– Оно мне никем не поручено и ухода информации по нему не произойдёт. Наш человек в ЦРУ получил доступ в "кладовку". Идёт сортировка старых вещей, не более. У вас в "Резеде" тоже были проблемы со сдачей!?

– И довольно серьёзные. Лицо ликвидировано, а гарантий чистоты нет,- подтверждает Пороховщиков.- И это бросает тень на нас всех.

– С вами не станут сводиться, и если, всё возможно, с таким хвостом, не предложат места в "поезде",- Левко смотрит в глаза Пороховщикову. Зрачки того при слове поезд чуть сузились.

– Могут. Хоть мы не самые плохие партнеры. Я вас понимаю! Но зачем вам помогать в очистке репутации "Резеды"?

– Репутацию нельзя восстановить постановлением о реабилитации, пока не будет устранена заноза. "Резеда" – абонент. Крючков попал туда, когда она уже существовала. Он не стоял у её истоков. В прошлом он наш человек. Его готовили у нас.

– Позвольте спросить…

– Вам, Валерий Дмитриевич, могу поведать, но не всё так просто.

– Я готов выслушать вас исключительно из соображений философских.

– В Российской империи была школа, в которой готовили людей для сбора информации. Тайная. Советской власти она оказалась не нужна. Господа большевики посчитали, что они достаточно компетентны во всех вопросах, поскольку, мол, охранку обвели вокруг пальца, революцию сделали, в гражданской победили и всё им обо всех ясно. Школа ушла в нелегал. Часть людей покинула страну и осела в сопредельных государствах. Часть пропала в лагерях тут. Были и загадочные исчезновения с продолжением. Вот их мы и расследуем.

– Вы уверены, что Крючков ваш человек?

– Его готовили наши, но странно пропавшие. Ещё до 1918 года. Ему убрали из биографии 10 лет, когда сюда внедряли.

– А откуда?

– Точно мы не знаем. Есть предположение, что из Германии, а, возможно, и из ЮАР.

– Вы через его биографию хотите найти свои давние пропажи?

– Крючкову-старшему дали при подготовке два пути: русский и американский. Это не частный случай. И он отработал тут и там. И провалиться не мог, а кого-то провалить тем более. Американская легенда, составленная ему в России, не прожила в США месяца, и он лёг на свою собственную, под имя Брутт. Руководство здесь об этом узнало только после его отзыва, что, собственно, и спасло ему жизнь. А вот легенду Брутта мы просветили досконально. Она собрана с применением систем известных только нам. И тем, кто когда-то исчез. Мы считаем себя ответственными за любого, кто прошёл обучение в таких условиях. Разбирая дело Крючкова, мы, прежде всего, очищаем себя. Мы не хотим опоздать на "поезд".

– Хорошо. Я вам достану дело на Крючкова-старшего. Ваши слова не распространятся на Крючкова-младшего? Ведь у него обучение от отца.

– Пусть вас не беспокоит этот вопрос. Нам известно, что вы с ним имели встречу и что-то решали. Отец дал ему образование, но не по нашей системе. Это не мог сделать один человек. Единственное, что он сделал наверняка, застраховал своего сына от превратностей судьбы, которая его не минула. Мы не собираемся тащить Крючкова-младшего под себя.

– Он превосходный индивидуал. У нас нет с ним конкретных договорённостей, но мне хотелось бы его способностями в какой-то мере воспользоваться. С обоюдным интересом.

– Что вы хотели узнать от лица представленного на фото?- Левко забрал фотографию Демида со стола.

– Если он из вашей конторы, то не стану вас ни о чём выпытывать,- Пороховщиков откинулся на спинку стула.

– У вас есть определённые волнения по ожиданию?

– Именно. Вы, Сергей Иванович, информированный человек.

– Он наш человек. Но по ожиданию мне вам дать нечего. Есть определённые слухи. Только слухи. Наш человек к вашим ожиданиям отношения не имеет.

– А если я вам скажу, что вы мне лжёте в глаза?

– Буду любезно просить вас представить мне факты,- Левко ангельски улыбнулся.

– Телефон! Мне звонили по такому же телефону, как и у вас. Была сделана дешифровка. Они совпали по волне и коду рабочего канала.

– Анатолий Давыдович!- обратился Левко к Скоблеву.- К вам этот вопрос переадресую.

– Валера!- Скоблев достал из внутреннего кармана свой телефон.- Это не ку-ку! Это наше изобретение. Его собрали и пускали в нашей стране. Военные. У меня были с ними дела, когда их выперли на гражданку. Я им отписал своё здание и этим телефоном обязан им. Они его давали многим. В нём только один секрет. Всё бежит на спутник, там перекодируется и спускается к тебе на твой личный кодатор. Панфиловский это прибор. Мы все только пользователи, но все со своими кодами. А линия одна, и волна одна, и канал, блядь, один, и частота тоже одна у всех. Так что определить, кто тебе по нему звонил – уписаться. Пользователей сейчас пятьдесят тысяч только в Москве.

– А как войти в телефонную сеть? Общую или мобильную.

– В столице есть три антенных хозяйства. Моё, Панфиловское и государственное. Последнее за внешней разведкой. Между собой пользователи могут говорить без оплаты и столько, сколько душа пожелает. Звони хоть в какую точку света. При выходе на телефонные сети нужна станция антенная. Дальность действия телефона – пятьсот километров.

– Я такие видел только у вас?

– А твоё ожидание звонило с такого? Если с такого, то я этого абонента тебе сейчас привлеку.

– Нет. Я не видел, с какого он звонил аппарата.

– Валера! Мне твоё подозрение ясно,- Скоблев пожал плечами.- Ты у начальника контры спроси, он в курсе этой связи. Просто телефоны у всех собственного изготовления. Некоторые собирают под видом известных фирм, чтобы не маячить, а я сделал заказ в секретной лаборатории десять лет назад. Они мне коцнули партию. До сих пор есть на складе. Работают без осечек, и я шило на мыло менять не стал.

– Приметно очень,- подчёркивает Пороховщиков.

– Так я и не прячусь. А что, фартово выглядит?!- Скоблев подал Пороховщикову свой телефон.- Советикус, мобиликус, дубовикус, секретикус.

– А корпус у вас из спецстали!!

– В нём-то и весь смак! Я, Валера, когда заказывал, спросил лабораторию сделать ставку на крепость. Мои же ребята не в кабинетах сидят, а мотаются, где попало. В нём есть сигнальное, так что не потеряешь. А будь корпус из пластмассы? Денег же не напасёшься, при нашей опасной работе. Кстати, нескольким хлопцам аппарат спас жизнь в полном смысле слова. Его пуля не пробивает.

– Ответ устраивает,- Пороховщиков смотрит на Левко.- Значит, по моему ожиданию у вас ничего нет?

– Если вам звонили по такой связи, значит, ваше ожидание его имеет. А кто он – слухи разные и противоречивые. Может так случиться, что в "поезде" с ним сведетесь. Я, Валерий Дмитриевич, вопросами этими не занимался. У меня своя узкая полоса. Одно могу вам сказать. Спутник этот пускали в 1991 году и сразу стали клепать телефоны. Знаете, сколько тогда сидело в спеце абонентов?

– Это почти бесконечность,- кивает Пороховщиков.- Многие исчезли, кто-то лёг в полный нелегал. Мне один умный старикан сказал, что в нашей стране после дождя образовалась грибница. С виду, говорит, они могут быть съедобными, но ядовиты. А может, говорит, меняют свою структуру, как мутирующий вирус и чем были изначально, уже никто не определит. Может грипп гонконгский, а может чума, и может раковая клетка. По его мнению, грибница, что тараканы, мол, сбросила сумку и всё. Дальше плодятся себе в удовольствие.

– Валерий Дмитриевич! Я ничего не слышал о возможности передачи ума через гены. Говорят, что так можно передать только инстинкты, а остальное – воспитание,- Левко встал.- Прошу извинить, но мне пора. Время.

– Рад посещению,- Пороховщиков жмет обеим руки, и они уходят.

В машине Скоблев говорит Левко:

– Ты, внучок, враль ещё тот! Меня всегда удивляла мгновенная способность в вас лепить ложную правду.

– Дед, а я ничего не сочинил. Я ему сказал всё слово в слово. Школа такая имела место в Российской империи под крылом контрразведки при МИД. Это они сюда Крючкова заслали. Вот те крест!- Левко крестится.- Их большевики, тех, кто остался, кокнули, но не всех. Кое-кто осел за пределами страны. А главный офис сжёг адмирал Канарис. Дело было в Париже. К тем системам подготовки мы не имеем никакого отношения, но и доказать мне твой Пороховшиков, что я всучил ему липу, не сможет.

– А кто ему и его команде помог головы сохранить? Не вы?

– Когда он стал тут с козлами мудохаться, со жлобиками, Сашка кого-то отрядил. Я не в курсе.

– А где тогда Александр брал данные на их сучка?

– В КОРУНД. Они отдали ему свой архив лет пять назад.

– Зачем?

– Дед! Ты вопросы толкаешь? Ну, почём я знаю?! Отдали и всё. Они же его столько лет гоняли. И ты с их подачи его ловил и военные.

– Было.

– Вот и отдали. Я сам его два года разбирал, архив этот проклятый. И мне порядком осточертело. С ним все работали. Он его прислал, позвонил, между делом так говорит, время, мол, будет, разберите, а нет, пусть в архиве пылится. Не особо и нужен. Сам он к нему не прикасался.

– Александр так поступить не мог,- Скоблев замотал головой.- Не мог. Он же за слово информации полмира готов убить, а тут архив КОРУНД и он, между прочим, звонит. Не верю. Как Станиславский – не верю!!

– Шеф!- обращает на себя внимание водитель.- Так может быть в одном случае. Если человек уже с архивом знаком,- шофёр свистит.

– И ты прав!- Левко смеётся.- Инструкция 1136, параграф 291, пункт 10: "А не пошёл бы этот хлам, который я читал, в жопу".

– А когда он его успел узреть?- не соглашается Скоблев.- Он же из тайги не вылазил.

– Дед, а ты о них что слышал в последнее время?

– Ничего. Лет семь-восемь,- Скоблев поворачивается к Левко и внимательно смотрит.- Они с вами не свелись часом?

– Нет, дед. Такого не скрыть. Ты же не в крайней хате.

– Точно. Тогда он их распустил,- определяет Скоблев.- Или оформил им прописку на своих условиях. Они, дай бог памяти, последний раз мелькнули после выборов в 1996 году. Поддерживали Лебедя. Когда его Борис прогнал из секретарей Совета безопасности, больше о них никто ничего не слышал.

– Валь!- Левко хлопает водителя по плечу.- Тормозни тут. Не хочу того козла видеть. Мне его советы поперёк горла сидят. Дед, как он свалит из конторы, Демид, позвони.

– Ладно,- обещает Скоблев.- Но он прав. Спешишь ты, внучок, однако.

Левко выскочил из машины, только хмыкнув.

 

Глава 11

– Николай!- представился Крючков, не подавая руки ни Михаилу, ни Левко.- Второго не представляю. Ни к чему.

– Рук жать не обязательно,- говорит Левко.- А чего?!! Могут и враги оказаться. Да мало ли?!

– Молод, больно, меня учить,- Крючков всматривается в Михаила.

– Молодость, как водится, не порок. И старость, ясное дело, тоже, если достойно дожил. А мудрецы из воздуха. Так в Библии написано,- Левко щурится от яркого света.

– У тебя дискета Гречаниковой?- спрашивает Крючков у Михаила.- Принёс – показывай, а нет – расстанемся.

– Пошли, Миша,- предлагает Левко.- Я ошибся. Другой человек притопал. Совсем не тот, кто нужен.

– Не спеши распоряжаться,- одергивает его Крючков.

– Гавно ты!- бросает ему Левко.- Пошли, пошли, Миша. Не сомневайся. Не Крючков это.

– А, по-моему, он! Я его хорошо запомнил,- отвечает Михаил.

– И зрение, бывает, обманывает. Тот был спокойный, а перед нами пёс на цепи. Видишь, готов броситься на нас, как на кусок мяса. Тот был человек, а этот – хозяин,- Левко стал тянуть Михаила с места встречи.- Власть и деньги, Миша, и особенно безнаказанность, делают человека гавном. Идём. Не надо в него самому вступать.

– Ничего не могу понять!?- когда отошли на приличное расстояние, сказал Михаил.

– Всё тут понятно. Папашка научил его всему, но одного не смог учесть. Главного. Деньги, деньги, деньги. У него не было под рукой возможности привить сыну брезгливого отношения к купюрам.

– Да не могут они на человека так влиять!!!

– Ещё как могут, чтоб ты знал. Да не волнуйся ты! Банкомет ему сильно необходим и он за ним лично припрётся.

Они поехали домой к Михаилу. Вечером за чаем Левко подмигнул и сказал,

– Подъезжает. Извините, Альбина, но вам лучше пойти к себе. Тут будет мужской разговор. Жесткий. Без стрельбы и поножовщины, но мебель я вам новую подарю. Прости, Михаил, но тебе вмешиваться не надо. Моё это дело. За мебель, знаю, что она от батьки…

– Да ладно,- Михаил вздохнул.- Я её починю. Сам-то ты справишься? Я уйду. Если останусь, то не смогу удержаться.

– Справлюсь! И ребят своих попередь, чтобы не выскочили, когда шум начнётся.

– Хорошо,- Михаил покинул холл вместе с Альбиной.

В двери постучали.

– Открыто!- крикнул Левко.

В помещение входят трое. Крючков, его напарник и бородатый здоровенный мужик.

– Где хозяин?- спрашивает Крючков.

– Опять эта вонь!!- Левко идёт на встречу вошедшим и указывает на ботинки бородатого.- Под ноги лень глянуть?- Все трое опускаю взгляд на ботинки бородатого, и в этот момент Левко бьёт: бородатого в район уха рукой, а напарника Крючкова ногой в голову. Михаил, наблюдавший это через щель, потом в спортзале пытался сымитировать приём, но нужной четкости и резкости не выходило. Оба падают как подкошенные, а Крючков отскакивает в сторону и сразу делает выпад на Левко, но тот увертывается от удара ногой.- Я тебя, урод, сейчас стану обучать хорошим манерам, которые ты подзабыл,- дальше было то, что Михаил назвал полетом над гнездом кукушки. Крючков летал по холлу, ударяясь о стены и мебель, падал на пол, вставал, пытаясь оказать сопротивление, но у него ничего не выходило, и он снова и снова взмывал в воздух. В конце концов, он замер, распростершись на ковре. Левко присел рядом, измеряя пульс, почесал затылок и сплюнул.

– Перестарался?- спросил Михаил, входя.

– Пока жив, сердце бьётся. Ему не привыкать, если от мамы проститутки досталось с генами. Её частенько лупили сутенеры и ещё чаще клиенты. Она была страшно гоноровая. Хуже, если ему от неё досталось с ними это качество.

Михаил ощупал пульс у двоих. Он был в норме.

– С этими что делать?

– Они вот-вот очухаются,- Левко осмотрел помещение.- Я думал, что будет много хуже. Повезло тебе, Михаил. Стол, диван и два стула – минимум потерь.

– Красиво ты его кидал,- похвалил Михаил.- Что за вид?

– Хрен его знает. Пять лет нудьги. Симбиоз какой-то. Собран, из расчёта минимального расхода энергии при большом количестве противника.

– За пять лет!?!!

– Да. Вон здоровяк веками дергает,- Левко тычет в бородатого.

– Как его звать?

– Норманов Ринат Борисович, а второго – Сергей Анатольевич Воробьёв.

– Солидный, слушай, татарин!

– Точненько подмечено. У него мать татарка, отец – представитель алтайского племени шорцев. Когда их крестили, русский дьячок, узрел его предка и не знал, какую же фамилию дать громиле и почему-то посчитал, что он похож на нормандца. Те, якобы, огромного все роста. Сам-то дьячок был малограмотным, но где-то про нормандцев слышал. Оттель и фамилия.

Детина садится и говорит:

– Не дьяк крестил, будь он проклят, а монах, бывший в составе группы казаков первопроходцев.

– Не зашиб?- спрашивает у бородатого Левко.

– Удар что надо! Даже искр не было. Сразу темнота. Сочтёмся, аль, мы не российские!?

Вдвоём, Норманов и Михаил, переносят Крючкова на диван в другой комнате. Минут через десять пришёл в себя и Воробьёв. Вчетвером идут на кухню, где бородатый спрашивает:

– Ты ему ничего не сломал? Основание черепа, к примеру! Или там печень вынул хитрым приёмом кузаватуси.

– Ринат, я тебя предупредил ещё год назад. Вдарь его между глаз. Предупредил?- Левко лезет в холодильник, достаёт пиво в бутылках и выставляет на стол.

– А вы знакомы?- Михаил совсем запутался в таких взаимоотношениях.

– Имею честь знать этого засранца давно,- отвечает Борисович.- Шесть лет назад в Лондоне познакомились, а потом в Саудовской Аравии, в Мекке, сидели в тюрьме за дебош.

– Ты мусульманин?- Михаил обращается к Левко.

– Совсем не верю. И он тоже. Про тюрьму врёт. В СА, если попал в тюрьма, то лет на сто. Сроки до года – в участке. До двух недель – комнаты при отделении постовой службы безопасности. А вообще, чаще, палками бьют по одному месту.

– Пей пиво. Чего ты рот как рыба открываешь?- Борисович ставит перед Воробьёвым бутылку.

– Челюсть болит и в голове шумит,- Сергей берет в руки бутылку и глотает.

– В Мекке что делали?- Михаилу интересно.

– Лазили в гарем за одной телкой,- Борисович гогочет.- И заблудились. В одном из секторов нашли девок, которые вообще о существовании мужчин ничего не знали. Вот была потеха! Еле ноги унесли. Только мы через забор, а там патруль. Ночью в этом месте ходить нельзя. У нас с собой не было ни одной подходящей писульки. Так и сели.

Михаил смотрит на Левко и тот подтверждающе кивает.

На кухню входит Альбина и Ют с Юсом.

– Хозяйка!- Борисович встаёт.- Извините за беспокойство. Не хорошо получилось как-то. Извините. Ринат Борисович Норманов,- представляется он.

– Воробьёв Сергей!- Воробьёв не в своей тарелке. Он краснеет.

– Ну, ты погляди на него!- Борисович в восторге.- Кто бы мог подумать! Аж румянец по всем осям. Извините, хозяйка, он очень стеснительный.

– Я думаю, пройдёт,- Альбина идёт к плите.- Вам пельменей сварить?

– Вот спасибочки!!- Борисович отставляет бутылку в сторону.- Потом допью.

– Ют! Принеси из подвала ящик,- просит Альбина.- Чувствую это на всю ночь.

– Аля, иди, я сам сварю,- Михаил подходит к ней.- Уже всё будет тихо. Как там наш Сашок?

– И бровью не повёл. Спит. Я его попоила. Ты прав. Пойду, прилягу. А с тем ничего не будет?

– Не волнуйтесь, Альбина,- Левко галантно целует ей руку.- С тем уже ничего не будет. Это я во всём виноват.

– Без драки!- предупреждает Альбина всех, и все поднимают руки вверх и усердно мотают головами.

Когда она уходит, Михаил просит у Борисовича:

– Ты, я вижу, травить мастак. Толкай про гарем, а то мне подозрительно.

– Что?- Борисович сводит брови.

– Я шейхов большого роста не видел,- поясняет Михаил.

– И они, вот те крест, обязательно появятся. Не сойти мне с этого места. Там не гарем, а город. Я ж говорю – заблудились. Сколько мы там рыскали?

– Девять дней,- Левко улыбается.

– Во! Девять! Бабы там на любой вкус,- Борисович чмокает от сладкого воспоминания губами.

– И все давали?- не верит Юс.

– Так их в гареме тысяч десять и их привозят со всего мира. Они порой и не знают, как муж выглядит в лицо…

– У них в комнатах, а у каждой своя отдельная квартирка, портрет есть. Ты, Борисович, коль базаришь, соблюдай правила приличия. Уж на что я могу трепануть, но опускать до уровня отсутствия в СА полиграфии – это край,- Левко грозит Борисовичу кулаком.

– И ведь верно подметил,- соглашается Борисович.- Стоят на столиках портретики в таких рамках оригинальных, только я не приглядывался, кто там изображён, да и хозяина я, клянусь, в лицо раньше не видел.

– Так ты там кого-то или тебя?- подкалывает его Юс.

– Молодец! Далеко пойдёшь. Умеешь слушать и делать выводы. Я сам не знаю кто там кого. Долго описывать не буду, так как всё происходящее в гаремах тайна из тайн, тщательно охраняемая со всех боков. Но не думаю, что шейх обеспокоится пополнением в своём родоводе. У меня подозрение, что их там оплодотворяют как коров. Искусственно.

Всю ночь болтали о бабах. К утру на кухню пришкандыбал Крючков. Он сполоснул лицо в мойке под краном и аккуратно опустился на стул. Было видно, что у него всё болит.

– Колёк! Я же тебя предупреждал. Не надо ходить в гости так поздно, да ещё без приглашения,- Борисович усмехается.- К людям совсем не знакомым, да ещё с претензиями.

– Короче, Склифосовский!- бросает Крючков.- Дадите дискету? Или продайте, мне всё равно.

– Ты, Николай, стал порядочным гавном,- вступает в разговор Левко,- и посему с тобой никто дел иметь не станет. А дискеты уже нет. Её сплавили.

– Я не верю, что вы так поступили,- Крючком слегка наклоняет голову.

– Объяснять мы тебе ничего не намерены. Иди ты со своими амбициями в задницу. То, что ты при хорошем куше, ещё не означает, что тебе дали разрешение запускать свои грязные руки в "банкомет". Ты для этого лицом не вышел.

– Завтра сделаю пластику,- отшучивается Крючков.- Ты вообще-то кто? Может ты главный?

– Я человек сторонний, но вонизма не выношу. Тошнит меня от запахов.

– Каких? Человек из хаоса, да?!

– Кто я, тебе знать необязательно. Достаточно того, что я знаю кто ты. Этим и ограничимся,- Левко повернулся к Воробьёву.- И кто он для меня не секрет. А про Борисовича не упоминаю. Мы с ним приятели давние.

Крючков смотрит недоверчиво, но Борисович говорит:

– Это, Колёк, правда.

– И ты всё ему сдавал?

– Зря ты, ишак, плохо думаешь о Борисовиче. Если бы он хоть словом, то деньги, что ты сделал, давно перекочевали бы в мои карманы, и ты был бы нищим козлом на огороде провинциальной прессы. Я к тебе интереса не имею, к деньгам тоже, но при условии, что ты станешь соблюдать законы среды, в которую попал. Будешь артачиться, заберу всё: и деньги, и жизнь.

– Законы кто пишет?

– Вот жизнь и пишет,- Левко смеётся и добавляет:- Срамная наша жизнь. Или ты хочешь записаться в отморозки, которым всё похуй?

– А что я из имеющихся законов нарушил?

– После распада Союза в среде спецслужб всё переменилось, и право верховенства кануло в лету. А ты позарился на "банкомет". Там конечно не все есть имена, но их вполне достаточно для создания доминанты. И в ней, так получается, ты отвёл себе главную роль. Божественную.

– А тебе это не нравится?

– Если бы ты мне дорогу перебежал, то место твоё было бы на кладбище. Моего имени нет в "банкомете". Я не против, чтоб кто-то взялся за сведение всех под общий знаменатель. Я даже тому, кто это будет делать, готов помочь и всяческое содействие оказать, но… Один человек этого сделать не может. Ты мужик не плохой, однако, мозгов всех удержать, тебе господь не дал.

– Так я же не дурак, чтоб на такое замахиваться. Оно, и тут ты прав, мне недоступно. Не собирался я использовать банкомет в целях объединения. Уж что что, а это не мой удел. Не прав ты, совсем не прав,- Крючков резко изменил тон.

– Вот сейчас ты похож на свою маму. Копия.

– А ты её знал?

– Имел честь,- Левко полез в карман и подал Крючкову фотографию старой выцветшей женщины.- Это было десять лет назад. За год до её смерти. Она обитала в коммуналке. Окно её комнатки выходило прямо на пешеходный Арбат. Я у неё прожил два месяца. Мне надо было кой за кем присмотреть, а ей нужны были деньги, чтобы заменить головку бедра. Она пятью годами раньше попала под автомашину. Ей вживили искусственную вместо полностью раздробленной. Дело новое и состав той головки не подошёл ей. Сплошная боль и постоянные абсцессы. Она умерла на операционном столе от внезапной остановки сердца, хоть признаков на это предоперационнная кардиограмма не показала. Могила на Новодевичьем.

– Ты её туда определил?

– Нет. Дядька один. Очень её любивший. Он ещё при жизни сделал ей там место. Она возле него лежит. Сходишь – увидишь.

– Моя мамашка была сильно болтливая. Про это я от отца знаю, и сочинять умела на ходу. Не наговорила ли она тебе лишку.

– Ни о тебе, ни о твоём доблестном папа, она не заикнулась. Иначе мы бы с тобой раньше встретились. Поговорить любила. Старая, больная, одинокая женщина. Пять лет в инвалидном кресле для неё как сто в одиночке в тюрьме.

– Значит, с тех пор вы меня пасёте?!!

– Никто тебя не пас. Надобности в том нет. Не мни о себе так высоко. У мамы твоей были потрясающие знакомства. Уже после её смерти я всё проверил, и всё до мелочей подтвердилось. Она лгать не умела. Притом, что врать-то ей приходилось всю жизнь. К старости устала.

– Ты её никак уважаешь?

– Да. "Меня сгубила природная врожденная страсть к сильному полу". Так она мне сказала. Этот зверь не давал ей покоя. В остальном, она была порядочным человеком. В ней не было жадности к деньгам, украшениям, шмоткам. Ко всему она была равнодушна, кроме секса. А в чём её винить? Красоты она была неописуемой, со слов знавших её в молодости – ангельской фигурой обладала. Скандальность же её от мерзости мужской. Она хотела любви чистой, а ей предлагали откровенный порнушный низкий секс, который был ей противен.

– Не буду спорить о её возвышенной душе,- Крючков посмотрел на Михаила и попросил:- Чайку бы?!

Михаил пошёл к плите, по ходу открыл занавески. На улице серел рассвет.

– Время завтракать,- сказал он, водружая пятилитровый чайник на плиту.

– Так уничтожили дискету или нет?

– Я не знаю, зачем тебе информация из "банкомета",- Левко раздавал кружки,- но время есть, выясню. С этой подводной лодки тебе не сойти. Она так глубоко нырнула, что с неё в лёгком скафандре водолазном не выйти. Давлением разорвёт. Моли своего бога, чтобы об этом не пошла гулять информация по стране и миру. За миллиарды, что ты сделал, тебя стали уважать, но эта игра по выявлению умных идёт давно. За такие вещи в среде нашей не убивают, а за длинные руки… Тут смотреть на твой вес и мозги не станут. То, что ты подсел на крюк, сам, собственноручно – понял?

– Только при одном условии. Нужна женщина, которая эту дискету взяла и её ссылка на меня как требователя. После этого можно пустить слух, что информация мной получена. Тогда мне каюк. Сотрут в порошок,- Крючков кивает.- Но она в зоне с большим сроком, а дискету вы сплавили.

– Сплавили, точно,- подтверждает Левко.- А вот с женщиной неувязка. Она в побеге и объявлена во всероссийский розыск.

– Как в бегах!!- Крючков не верит.

– Сомнения твои напрасны,- Левко разливает кипяток в кружки, а Михаил заварку.- Она в бегах уже больше месяца. Вот поэтому мы дискету и сплавили. В чистом виде отдавать нельзя, могут смекнуть о подвохе. Ни скопировать, ни распечатать с дискеты нельзя. А информации там много. Лет на десять просмотра, при условии, что ты знаешь код дешифровки. Так лучше отдать сплав, чтобы все успокоились, чем вселить подозрение и обречь себя на сверхриск.

– Логично! А ты умнее, чем я думал,- Крючков пьёт из кружки чай.- Хоть и молод. Так кто ты?

– Я твоего папы троюродный внучатый сукин сын. И как не верти, тебе такой фактуры не понять. Одно я могу тебе поведать наверняка: батька твой был в этой стране "чужак". Но служил ей верой и правдой. Ибо готовили его люди, хоть и за границей, однако свои, блядь, русские, которым было не наплевать на Родину, и которые понимали, что великая страна состоится только при сильной разведке. И оттуда всячески помогали стране Советов, ненавидели этот строй, но, стиснув зубы, помогали.

– Что-то новенькое!- Крючков усмехается сказанному, как старому анекдоту.

– Сейчас ты похохочешь!- Левко снова лезет в карман, и достаёт фотографию.- На столе у твоего отца всегда было фото. Он в шортах и майке на теннисном корте в городке Лос-Аламос. Так?

– Он служил там по линии обеспечения безопасности объектов и числился на должности директора спортивной базы городка. Это было его любимое фото,- говорит Крючков и ждёт, когда Левко даст ему картон, но тот не спешит.

– Значит, папу в молодые годы ты опознать готов?

– Да!

– Тогда держи!- Левко передает ему пожелтевший картон.

– Это отец!- после долгого молчания произносит Николай.- Откуда у тебя этот снимок?

– Из архива "Резеды". Я у них получил уголовное дело твоего отца. Фото это попало в Союз в 1946 году. Идентификацию исполнили только в 1961 году. И просто вложили фото в дело твоего отца. Пришло оно из Германии в составе архивов немецкой разведки. К ним попало в 1940 году из Парижа, где был взят один человек, хранивший это фото. Гестапо работало хреново, и человек был замучен насмерть. Узнать они у него смогли только одно. Что изображенный на снимке убыл в СССР. А он в то время был уже в США. В Париже в начале века теннис был в моде. Элитный вид спорта. Говорят, что отец твой хорошо играл.

– Это правда.

– Экспертиза подтвердила, что фотография сделана в 1922 году именно в Париже на корте "Плимесс". А больше тебе что сказать? Ты биографию отца знаешь лучше меня. Попытайся туда вставить Париж в означенное мной время.

– Это невозможно!

– Я тебе фото дарю. Себе сделал копию. А вот про мой ум тебе отвечу так. Сынок ты ещё против меня тягаться, хоть и старше по годам. Блох я не подковываю, но двигать умею отлично любое расследование. Так мне пускать информацию о том, что "банкомет" к тебе дошёл или ты мне скажешь, какая у тебя возникла в нём необходимость?

– Мне по случаю достался архив бывшего заместителя главы администрации президента России. Он замерз на улице в Новогоднюю ночь. В нём были подозрения на китайскую разведку. А Китая есть два. Я ходил с подачи Ковалёва на головной компьютер, Сергей подтвердит, и всё прогнал. Выпало, что у нас есть внедренные агенты Гоминдана, работающие скорее всего на Тайвань и "Золотой треугольник" через Вьетнам. Наркотики. Отец был уверен, что их подставили в США отсюда и сделали это именно китайцы. Определить это можно, попав в "банкомет". Мне были нужны только данные входа лиц в организацию при приёме. Вот и всё. Есть ещё личный в том регионе интерес. Меня в Азию тянет. Такой ответ устроит?

– К сведению принимаю,- кивает Левко.- Тайвань мог быть в подсадке в те годы. К ним плотно пришвартовались янки. Назревала война в Корее. Проверим такой вариант. Неужто ты так любил отца, что ради выяснения его провала, готов пожертвовать своей жизнью?

– Готов! Не верю, что отец виновен. И тебе не верю, что он "чужак".

– Вот тебе адрес,- Левко даёт Крючкову визитку.- В Париже живёт внучка твоего отца. Её мать умерла от рака в ранней молодости. Поезжай и удостоверься. Есть в этой семье и воспоминания первой жены твоего отца. В том браке детей не было. И ракетку, с которой он снят на корте, хранят как реликвию. Вот так, корешок. Находим мы там, где меньше всего ждём. Внучка, кстати, держит свой спорткомплекс и лихо гоняет мяч. У неё трое детей, два пацана и девочка, но замужем она не была. Для Франции это обычная практика. Спорткомплекс называется "Плимесс и К". Она его унаследовала от своей бабушки. Подлечишься там после полётов,- Левко рассмеялся.- Гусь репчатый! На перелётах, это совет, громко не крякай, а то получишь заряд картечи.

– Как была его фамилия?

– Они тебе всё расскажут. Внучка и сестра её матери, а у него было две дочери, одна старая дева, кто он был и что. А вообще-то родни у тебя там много. И коль тут поискать, так думаю, тоже порядком сыщется. Мирославский он по отцу. Во Франции после смерти мужа бабка твоя, в девичестве Петгольц, княгиня, кстати, вышла замуж за полковника белой армии, барона Долгушева. Под этой фамилией отец твой там женился дважды. Об этом есть записи в книгах регистрации собора святого Павла. А Крючков, фамилия Сибирского атамана, у которого была уйма детей от трёх браков. Он с девятнадцатого обитал в Харбине, а в 1928 году вернулся добровольно в Россию. Дальше по биографии отца читай.

Михаил достал из холодильника литровую бутылку водки "Довгань". Разливали в чайные кружки.

– За тех, для кого Родина не пустой звук!- предложил Борисович.

 

ЧАСТЬ 2

Глава 1

К Р И З И С.

В этом слове кроется что-то для нас магическое, страшное и безысходное, независимо от того, какой он. А кризисы бывают разные, и вдаваться в их описание не стоит. Любой из вас хоть раз в жизни, но переживал его, а те, кто нет…, их, увы, уже не спросить. Если в вас есть хоть чуточку любопытства, не поленитесь, откройте толковый словарь или энциклопедический и прочитайте, при условии, что он у вас есть. Только на слово верить написанному не надо. Загляните в самого себя и постарайтесь сами расшифровать это гнуснейшее для слуха слово.

Кризис – это рухнувшие принципы взаимоотношений. Неважно чего и кого. Вот были наработанные временем и деятельностью взаимоотношения и вдруг в один миг они перестали существовать. Испаряются. В последствии всё войдёт в круги своя, но прежнего мира, любви, согласия уже не будет. Сообразуются новые условия и взаимоотношения часто коренным образом отличающиеся от прежних. И обратной дороги нет. Ни в чём. Постулат. Вы неосторожно обошлись со своей любимой вазой, она упала на пол, расколовшись на несколько частей. Вы её бережно склеили, восстановив её геометрическую форму, но ваша память при взгляде на неё, напомнит о падении, горе и боли, которые вы испытали. И что-то при этом для вас будет уже утеряно безвозвратно.

Самый страшный кризис – война. Самый тяжёлый личный кризис – слова: "Я тебя больше не люблю. Прощай!" Между этими кризисами можно поместить тысячи других, которые вас: не касаются; мало касаются; не трогают; прилично огреют; бывало и хуже; не смешите меня; переживем и это; пропади оно всё пропадом; сторонка родная и сердце согреет, обнимет, прикроет и водки нальет.

Мы зависим друг от друга. Отсюда политика. Мы зависим от природы (вот интересное слово в русском языке, в других оно не даёт такой гаммы – при ~ рода, то есть кто-то при роде, человеческом ли или животном, вопрос иной), отсюда безвыходность. Мы зависим от климата (хоть и сюда беспардонно вмешались), отсюда страх. Мы зависим от своих мыслей и переживаний, отсюда… и с этим тоже ничего невозможно поделать.

Наши предки стали изображать богинь правосудия с закрытыми глазами, заткнутыми ушами. Так в их представлении должно себя вести лицо, осуществляющее суд. Иллюзии. Разве можно подготовить судью, который будет отвечать требованиям беспристрастности?

Чтобы судьи меньше и реже ошибались, во все века и у всех народов писались своды, скрижали, поучения, катехизисы для исполнения. Теперь это именуют законами. Есть уголовные законы. Есть торговые. Есть моральные, основные и малые, важные и второстепенные, нужные и ненужные, понятные и непонятные. В Британии в работе судов до сих пор есть законы принятые ещё в 14-15-16-17-18-х веках. Что есть закон? Закон – принятый в обществе принцип взаимоотношений.

Итак. Кризис – переставший действовать закон.

Вам пытаются вдолбить, что есть вечный закон. Не убий, не укради, не возжелай жену ближнего… И объясняют, что несоблюдение оного карается свыше. Господь, мол, всё видит. Но убивают, воруют, желают. Это происки дьявола или нечистой силы. Мы с ними боремся, и будем бороться. Не помогает. Тысячелетиями не помогает.

Расцвет культур наступал там, где в обществе царило согласие и соблюдались законы.

Мне ничего неизвестно о расцвете культуры в Палестине. На этом перекрёстке испокон веков сходились интересы кочевых племён и войны прокатывались из конца в конец. Согласия не было. Нет согласия – нет закона. Наверное, писавший заповеди в Ветхом Завете перечислил, на его разум, те составляющие, исполнение которых, принесут на многострадальную землю мир и покой. Он честно надеялся и верил, что именно эти десять заповедей залог согласия. Результат вы знаете. Предки написали, а их потомки пренебрегли. Кровь льётся на древней земле Палестины и сейчас, когда вы читаете эти строки. Она льётся кругом по миру, сдабриваемая слезами, болью душ людских и страданиями безвинных.

В том же Ветхом Завете сказано: "Убейте тех, кто поклоняется идолам, ибо они ваши враги".

Символично. Уничтожьте тех, кто поклоняется доллару, ибо они ваши враги. Звучит?

А доллар стал земным идолом. Ему поклоняются десятки миллионов людей. Всех кто ему поклоняется убить – будет очень кроваво. Туда куда он приходит, привносится смерть и кровь, соблазны и ненависть к ближнему.

Тогда убейте доллар. Разрушьте этого идола. Придумайте новую религию, такую, в которой учтётся исторический опыт предков, империй, народов, и положите это на сегодняшние реалии мира.

"Доллар непотопляем!!!" Так они кричали два столетия и объясняли, почему он такой плавучий. В нём, мол, заложена прогрессивная экономическая модель, основанная на могучей промышленности, передовых технологиях, сверх производительном труде американского народа и сплаве достижений науки, а также стремительности и оборотистости разума американского предпринимателя. И вся эта глыба сидит на самом праведном законе, самом демократичном и доскональном.

Но доллар не поверил в обещания тех, кто его породил, выпестовал и лелеял. Болел-то он, как и все, с кем не бывает, но чтобы смерть!!? Всё началось утром на Токийской бирже. Доллар стал падать. Лёгкий насморк. К полудню за него давали не больше ста йен. И следом аритмия пошла гулять по миру. К открытию Нью-йоркской биржи доллар подешевел на сорок процентов, и когда его падение не удалось удержать, биржа закрылась. Стрелка на часах замерла на отметке 10.51 минута. Лечение всегда зависит от знаний и оперативности врачей. Диагноз вот ставить тяжело. Особенно доллару. В триньку можно играть с любой валютой. Но с самим долларом?!!

На следующий день Токийская проработала шесть минут, закрыв сессию на отметке 24 йены за доллар. Остальные биржи мира не открывались совсем.

Вы не смогли поставить точный диагноз и сомневаетесь, как поступить? Пока вы мешкаете, больной умирает ("на всё воля Аллаха"), или сам, включив внутренние резервы, выздоравливает ("Аллах велик!").

Доллару никто не помог. Аритмия переросла в инфаркт. Откачать больного не смогли. Виной всему стал принцип свободной торговли. Люди по всему миру вдруг поняли, что дело швах и понеслись со своими долларами в магазины, скупать всё подряд. Торгаши доллары брать отказались и стали массово закрывать свои маркеты. Народ взбунтовался, произошли стычки с полицией, погромы магазинов и банков. Власти приказали открыть все торгующие центры и пообещали возместить продавцам потери. К концу недели на черном рынке доллар уже был не нужен никому.

В понедельник на Токийской бирже строка доллар отсутствовала. Шли операции со всеми другими валютами, а на доллар не было ни спроса, ни предложений. Это мгновенно отразилось на хваленой американской экономике, так как операции на биржах ценных бумаг, металлов, нефти, продовольствия тоже шли без участия доллара. Он выпал из мирового оборота. Резерва валют у США не хватило, чтобы вытянуть один торговый день. Не смогли помочь срочные займы. Выгодные контракты стали перемещаться в Европу, Азию, Россию, Китай, Африку. Промышленность сразу ответила гудком – "Страйк!"

10 октября 2002 года вошёл в мировую историю, как день, официальный день смерти доллара. Он перестал существовать как платежное средство, обанкротив миллионы граждан планеты, тысячи банков, десятки тысяч фирм и концернов. В самих США он ещё какое-то время ходил, но инфляция хлестала его настолько сильно, что, в конце концов, власти приняли решение перейти на временные боны.

Рождественские праздники были не за горами, а ситуация в стране приобретала характер эпидемии. Всё катилось под откос.

 

Глава 2

Зима буйствовала. Укутанный пушистым белым снегом, далеко от дорог и цивилизации, мирно спал горняцкий посёлок. Утром его жители займутся своими делами, но теперь он отдыхает перед трудовым днём. В окнах темно. Свет горит только в дежурке поселковой больницы, да в поселковом совете. В последнем сидят у стола трое. На столе карта.

– Андрей Иванович! Только не переборщите со взрывчаткой. Я не смогу подъехать. Надо с утра в аэропорт. Проверить полосу. Не вывалите портал. Лучше меньше и пройти медленнее, чем долбать кувалдами гранит, если вывалит.

– Как можно, Александр Григорьевич! Тихонько начнём, как мышки будем скрестись. Не первый год замужем. Да лезть нахрапом тут никак нельзя. Осень была в дождях, а потом сразу морозы долбанули. Сейчас лёд в трещинах распирает. Всё сделаем по уму.

– Давид Вахтангович! Бригады готовы?

– На три смены. Две бригады строителей. Пилорамы уже сегодня пустил. Освещение готово. Техника тоже. Ангар смонтировали. Столовую подтащили. Продукты есть. Стенку заграждения, как Иванович просил – поставили. Подъездные пути очистили. Шпалы, рельс, колышки. Всё на месте. Всё есть, все готовы. Один вопрос. Куда породу ссыпать? Не хочу в балку. Такую красоту похабить не могу я. Дай мне другое место.

– Вахтангович! Много в первые дни не будет. Хватит одного "КрАЗа" и погрузчика. Будет по горло,- заверяет Иванович.- Мы неделю, а то и все две потащимся на полусогнутых. Полсотни кубов в сутки. Ты к тому времени дорогу к утёсу притащишь.

– Да, Григорьевич!? Тогда успею. Может пока на въезде в посёлок ссыпать? Камень же. Люди возьмут. Или фундамент какой надо будет.

– Свози к насосной первые дни. Там совсем лес обветшал на пристани,- Иванович тычет пальцем в карту.- Обшивать пирс всё одно придётся. И камень будет нужен как раз. Уложим его в основание, свяжем цементом, а потом лесом обтянем. А?

– Свози к насосным. Уговорили,- кивает Сашка.- Баня будет в 14.00 под парами. Автобус к ней смену доставит.

– Григорьевич! Ты новости-то слышал?! Доллар упал совсем. Как бы нам не закрыли клапан на поставки,- Иванович вздыхает.

– Не закроют. Им не долларами плачено. Основное уже изготовили, оно в пути, а навесное заканчивают клепать. Давид Вахтангович! А медпункт притащили?

– Нет. Председатель артели обещал к 6.00 трактор. Я его машиной хотел, но не тянет. Тяжёлый он. Колёса в цепи одели, но с места сорвать не смогли. Я подумал примерз. Толкали бампером и он чуть сдвинулся, а тащить – бульдозер надо. Нам надо своих с десяток.

– Едут вместе с оборудованием,- Сашка прикурил папиросу.

– Вот тогда развернемся,- Давид потирает руки.- Нам бы ещё тяжёлых, а?!

– Обойдёмся пока. Но видно будет. Возможно, и закажем. К весне. Японские. От них ближе, да и они надёжней, чем американские. Пошли по домам, мужики. Засиделись,- Сашка гасит папиросу в пепельнице и одевается.

Они покидают здание поселкового совета и расходятся в разные стороны, хлопнув друг другу по рукам, чтобы не снимать перчатки. Мороз давит под шестьдесят градусов.

 

Глава 3

В конце октября в посёлок приехал генеральный директор акционерного общества "Золото Джугджура" вместе с заместителем главы администрации улуса.

Они проследовали в поссовет. Туда же минутой спустя примчался директор местной шахты, которая входила в "ЗД".

– Самоуправством занимаешься!!- пророкотал генеральный, входя в кабинет и без приглашения устраиваясь на стул за длинным столом. Зам. главы улуса тоже занимает стул, но ничего не говорит, как и директор шахты.

Сашка осматривает вошедших. Он с ними не знаком и ранее их не видел, хоть с директором шахты живёт в одном посёлке. Генеральный – человек не местный, назначенный на этот пост по указанию Москвы с согласованием в Якутске. Зам. главы улуса – якут, родившийся в Усть-Мае, получивший образование в Москве (юрист, юрфак МГУ).

– У вас претензии, господа?- Сашка улыбается.

– Претензии?!! Ну, ты посмотри на него!!?- генеральный в диком бешенстве.- Да кто тебе позволил распоряжаться? Шахту, понимаешь ли, закладывать, ЗИФ строить? Ты кто такой?

– А ты мне можешь запретить?!- Сашка переходит на ты.

– Можно и на ты,- генеральный играет в простачка.- Не велика шишка,- на слове шишка ударение с намёком на Александра.- Тебе закон запрещает заниматься золотом. Закон!

– Бумагу мне покажи в присутствии прокурора, где это написано чёрным по белому?- просит Сашка.

– Я тебе покажу!! Я тебя посажу!!- гремит басом злой генеральный.

– Так это ты, выходит, прокурор!!- Сашка делает удивленное лицо, хоть прекрасно знает, что перед ним генеральный директор "ЗД", но вошедшие не представились.

– Я не прокурор. Я генеральный директор ЗАО "Золото Джугджура",- орёт генеральный.

– Когда входишь, надо представляться, прежде поздоровавшись,- поучает Сашка.

– Ещё этикету меня научи. Ты хоть знаешь, что в улусе, всё, что касается добычи золота – моя прерогатива, на что есть соответствующий договор между центром и Саха Республикой. На этом поле я хозяин,- рычит генеральный.

– Вах!- Сашка вскидывает руки.- Разве я против. Я не пойму, чего ты ко мне припёрся. У тебя шахта стоит, директор сопли жует, вот своим делом и занимайся. В чужие дела и проблемы нос не суй. Рангом не вышел.

– Ничего себе заявочки!- генеральный хохочет.- Одно моё слово и ты полетишь под суд. Одно.

– Так давно бы и сказал его. Кто тебя держит? Езжай в улус и доложи прокурору на меня. Если ты меня пугать приехал, то ничего у тебя не выйдет,- Сашка тоже хохочет.- Руки у тебя коротки. Можешь жаловаться в Якутск, можешь в Москву. Но кто тебе станет помогать-то?

– Это почему?- удивляется генеральный.- Знаешь, что против ветра ссать нельзя? А срать на чужом поле тем паче.

– Так это я на твоём поле насрал?!

– Ну а кто ж?!

– И где?

– Шахту строишь?

– Да.

– Это и есть моё поле!- гордо произносит генеральный.

– Что ты говоришь?!!- Сашка поднимается из-за стола и идёт к тому, за которым расположились пришедшие. Выдвигает себе стул, присаживается.- Тогда я гавнюк, и очень большой.

– Так что бум делать?

– Ничего. Вы поедите по своим делам, а я займусь своими. И шахтой в том числе. Ведь вам полномочий на моё поле никто не давал.

– Не понял?!!- генеральный недоволен.

– Шахта моя расположена на территории Хабаровского края. Там же строится ЗИФ. Выпилку леса они мне дали тоже. У меня с их губернатором договор. А у вас такого с Хабаровским краем нет. По этому поводу я осведомился. Так что господа хорошие прошу вас отбыть к такой-то матери и больше меня по этому вопросу не беспокоить. Заодно подкачайте свою шинку. Потому что вы влезли не в своё, а это нарушение субординации, за что я с полным правом вставлю вам по самые коки.

– Интересно как?!- генеральный поднимается.

– Ваша шахта на территории поселкового совета и задолжала оному круглую сумму. Требования платить вам не доходят, посему я подал в суд Республики. Поскольку денег на счету вашего общества ноль, прошение о банкротстве шахты удовлетворено. Судебного решения я вам не показываю, оно вам должно поступить. Суд мне разрешил реализовать технику и оборудование шахты в счёт уплаты вашего долга поселковому совету.

– Ну, это мы ещё поглядим!- генеральный направляется из кабинета, директор шахты выскакивает следом.

Зам. главы администрации улуса остаётся, а Сашка переходит с русского на якутский.

– У администрации есть претензии?

– Мы вмешиваться не хотим. Но из Якутска, боюсь, нам надавят. Уже есть решения по Минтрансу, торговле. Минфин республики недоволен. Вы в бюджет средств не перечисляете.

– Точно! Не даём. И давать не станем. Войск у вас под рукой нет. Снять вы меня по закону не имеете права, пока я кого-то не убил. А с милицией и ОМОНОМ мы как-то справимся. Тут нас на испуг не взять. Да и, думаю, глава улуса со мной цапаться не станет.

– Мы знаем, кто вы,- зам.главы улуса ерзает на стуле.- Могут из Москвы кого-то прислать. Обстановка там меняется. Генеральный имеет там большую связь в аппарате президента. Его поддерживают.

– В чём его поддерживают? В том, что "ЗД" стоит. На мировом дворике кризис, металл не нужен, да?

– Александр Григорьевич! Меня глава улуса просил у вас узнать о планах. Чтобы быть в курсе ожиданий. Извините.

– Будем строить новую больницу, столовую, ясли-сад, школу. Сваи теперь забили. Пущены коровники и свинарники. Поселок Догор проезжать будете – гляньте. Монтируем теплицы. Отремонтировали пекарню на Юре. Отсыпали туда людскую дорогу. Весной делаем реконструкцию котелен в обоих посёлках. Дел много, средств мало. К Новому году ставим приёмную антенну на спутник и станцию АТС для мобильной связи. Отремонтировали аэропорт. Всё.

– Что у вас с пенсиями?

– Нормально. Прошлые долги я погасил. Теперь получают день в день. Предоставил всем старикам работу в меру желания и сил.

– А деньги откуда? На пенсии.

– Пока беру из своего кредита. Вы же не перечисляете!

– Мы сами без денег. Якутск не даёт,- оправдывается зам.главы улуса.- А им Федеральный пенсионный фонд задолжал. Ситуация! Ещё с мировым этим кризисом, если он по нам ударит, а долбанет, видно уже теперь, что будем делать, не знаю.

– Глава что-то просил?

– Маленькая просьба, Александр Григорьевич! Не могли бы вы взять всех промысловиков, оленеводов на обеспечение. Они к нему приходили. Просили отпустить к вам. Мы не против. Только надо соблюсти тихо всё. Без шума. Нам средства в улусе ох как нужны!

– Годится!- Сашка кивает.- Пришлите представителя надёжного. Охотники пусть приезжают. Отоварим их в кредит. Не чужие ведь, чай, свои.

На лице зама улыбка. Его родичи в тайге, как и все мотаются без помощи. Он встаёт и благодарно жмет Сашке руку.

– До свиданья! Я главе передам. Спасибо! Когда их можно к вам направить?

– Хоть завтра. Но не ко мне. К Зинаиде Егоровне Расторгуевой. Этими делами она ведает. Там же организуем приёмную к марту на пушнину, мясо, шкуры, рыбу, травы.

– Это хорошо. Спасибо!- зам.главы администрации улуса жмет Сашке руку вторично и быстро уходит из кабинета.

Сигналит машина генерального директора "ЗД", он приехал с тем.

После ухода Сашка подумал: "Теперь начнётся маета и суета. Комиссии, что к нам приедут, истратят столько, сколько мы не получили в поселковый бюджет. Какой выход? На Бриндакитском перевале надо выставить пикет, а в аэропорту Якутска посадить человека, который будет проверять пассажиров на предмет цели поездки в наш "сектор".

Пикет не успел встать на дежурство, как появился УАЗ-469. Райвоенком хочет видеть председателя поссовета. Пропустили.

– От тебя, Александр, не ожидал!- райвоенком жмёт руку и обнимается с Сашкой. Они родились в одном посёлке. Учились в одном классе. Потом каждый пошёл своим путём. Райвоенком в армию, военное училище после срочной, две войны (Вьетнам в 1979, Афганистан в 80-82, 85-86 гг.), где получил тяжёлое ранение в ногу и ходит теперь в звании подполковника, опираясь на палочку.

– А ты думал, что я дам тебе и подобным, искалечить парням жизнь? Чтобы они как ты гордились хромотой, если выживут?!

– Хоть ты не режь по живому!- просит райвоенком.

– Серёга!! Брось агитировать и давить мне на мозги. Мне твоё геройское прошлое не очевидно,- Сашка достаёт из шкафа стаканы и бутылку водки, а в двери кричит:- Макаровна! Будь любезна, чайку завари, а?

– Принесу,- доносится из другого кабинета.

– И не спорь со мной,- Сашка нарезает хлеб, колбасу и соленые огурчики.- Я за исключительную добровольность. Ты за свою получил инвалидность, железные цацки на грудь, почетную и ни к чему не обязывающую должность, кой-какие льготы, а к сорока пяти пенсию за доблесть и героизм. А кому он был нужен?- Сашка наливает полные стаканы. Входит Макаровна.

– Вот вам котлетки домашние,- она ставит тарелку на стол.- К водке лучше мясо, чем копченая колбаса. Сейчас я капусточки мороженной, сбегаю, наколю. Чай сделаю вам позже, чайник поставила. Редкий ты у нас гость, Сергей!

– Ругаться я, Ольга Макаровна, приехал. У вас четырнадцать человек на призыв и ещё у 11 закончились отсрочки. С них шахта сняла бронь.

– Отдашь?- Макаровна смотрит на Сашку.

– Нет. Ни одного человека,- заверяет Сашка. У Макаровны, бывшей учительницы русского языка и литературы, внук, живущий с ней, родители подались на заработки в Иран, должен призываться в армию осенью в числе 14, что приписаны к их совету.- Макаровна! Ты пошли водителя в столовую и позвони туда, чтобы его накормили от пуза.

– Сейчас организую,- Макаровна покидает кабинет.

– Тебе, Александр, меня, прошедшего боевые действия не понять! Нас никто не хочет понять. Ты знаешь, что это такое? Знаешь!?

– Сейчас,- Сашка начинает раздеваться.

– Ты чего?!

– Помолчи!- вскоре Сашка остаётся в одних трусах.- Эти две дырки – Тибет. Этот шрам – осколок. В Кампучии. Эти три пулевых – Афганистан. Да, да! Я и там был. Эта – Ливан, плюс контузия оттуда. Этот шрам – удар штыка в Карабахе. Это только на войнах объявленых и не объявленых. Кроме них пять пулевых и три осколочных полученных, где придётся,- Сашка одевается. Сергей сидит молча, с задумчивым взглядом.- Выходит, что я больший добровольный придурок, чем ты. У меня нет ни инвалидности, ни льгот, ни званий, ни наград, ни почетных должностей. И пенсии мне за мои заслуги никто не прибавит. Но я тебе в почётно-рабскую обязанность пацанов не отдам. Вот я их построю, и ты попробуй их уговорить идти в этот бардак добровольно. Любой, кто в моём присутствии выйдет на шаг вперёд – с тобой уедет.

– Убил наповал! Видно тебя жизнь покидала похлеще, чем меня. Как быть? Нет, я согласен, добровольно – это прекрасно. Только, Александр, не все такие крепкие как ты. Ты своих не дашь, значит, из других посёлков ребята задницы ваших пойдут прикрывать. Это справедливо?

– Сколько у тебя в осенний с района?

– Двести.

– Придёт домой?

– Сто сорок.

– Добавили?

– Да.

– Знаешь почему?

– Не глупый, догадываюсь. В городах в лапу дают на медкомиссиях, и военкомам дают, а на нас, на глубинке отыгрываются.

– Во! А я не желаю, чтобы они на нас грешных вылезали, наживая барыши. Нам рук не хватает, каждая пара на учете, на вес золота, а в городах большие оболтусы кой чем столбы околачивают. Ты уже отправил кого-то из осенних?

– Через неделю.

– И куда им даёт наказ министерство обороны?

– Две команды. Тихоокеанский флот – девяносто и на Забайкальский военный – 110 человек во все рода войск.

– О! Прекрасно! Вот ты мне ответь, умный мой зёма, поехали!- Сашка выпивает стакан водки как воду, Сергей тоже.- Зачем нам, у нас нет моря, морские братишки? Пусть меня сожгут на костре инквизиции, но генералы генштаба, что составили эту сводку без мозгов. Не государственный у них подход к призыву.

Они молча закусывают.

– Это хитрое распределение спецов по волне на случай войны,- Сергей улыбается.

– Да брось ты! Не волна это, а брызги. В том году 100 человек весеннего ушло в ВВ. Зачем нам внутренние, ведь мы лагерей не имеем на своей территории. Больше того. Почти все они дети осужденных. И внуки также.

– Власть строит. Ты генерального, слух есть, послал к матери плохой?

– Послал. Он уже в Якутске и с утра, пока мы с тобой водку хлещем, побег по кабинетам, искать на меня управу.

– За что!?

– За шахту. Он приехал и предъявил мне права не неё и на месторождение. А она на Хабаровской землице, ну я его и послал соответственно. Слушай! Давай мне двести этих ребят, а? Я бы и весенних следующего забрал.

– Крыша поехала!?

– Контузия у меня сильная,- Сашка разливает водку по стаканам.- Я сегодня созвонюсь, завтра тебе придёт приказ, и мы их отслужим. По уму.

– Как?!

– Их возьмёт погранполоса. Вот Охотская. Якобы. Мы их туда, для приобщения к службе на пару месяцев группами, но весной, сводим. До этого дадим основы, курс молодого бойца проведем, ты у них присягу примешь. И они на благо поработают, своё и отечества. Заработок у меня солидный. Обмундирование толковое. Продовольствие на высшем уровне. И матерям спокойнее.

– Допустим, я соглашусь. Но шило в мешке не утаить. Тебе своих забот мало? Сожрут ведь с потрохами.

– "А я такой, а я упрямый. Я Труффальдино из "Бергамо!",- пропел Сашка.- Ну, надо же когда-то ставить власть на место. Или ты за своё место тёплое трясешься?

– Выгонят, я к тебе приду. Согласен. Звони. Как быть с добровольностью?

– И с этим всё устроим. Дай мне список призывников. Я пошлю в обход толковых ребят. Они поговорят в семьях. Чтоб соблюсти тайну. Поехали!- Сашка опрокидывает содержимое стакана в рот.

Макаровна приносит чайник. Чай пьют втроём, вспоминая школьные годы. Ольга Макаровна преподавала им, но как потом призналась, не то, что надо было.

 

Глава 4

Вице-премьер кабинета Российской Федерации прилетел в посёлок на самолёте Як-40. Личном самолёте президента Саха Республики. На нём президент Якутии летал по ближним регионам. На дальние у него был Ан-24. Ещё был Ту-154 для полётов в Москву и пара вертолётов Ми-6. Последние для важных гостей и их подвоза на базы отдыха.

Вице-премьера направил в этот регион с инспекцией глава кабинета министров России, по личному указанию и, согласовав эту поездку с президентом Якутии. В делегацию вошли проверенные люди. В составе был и заместитель генерального прокурора России Пороховщиков. Всего десант имел в своём составе 22 человека. Семнадцать из Москвы и пять из республиканского правительства Саха.

Первое, что поразило всех сразу после посадки – местный участковый, который представился и потребовал документы прибывших. Мороз свирепствовал. Было -54 С. Его пытался одернуть чин из МВД России, одетый в гражданское, но это не прошло.

– Вы мне, гражданин, на горло не нажимайте, а то простудитесь. Тут не Москва. Корочки свои мне тоже в лицо совать не надо. Возмущение ваше оставьте при себе. Я строго выполняю инструкцию, составленную в столице и подписанную президентом. Там сказано, что проверке подлежат все без исключений прибывающие авиационным транспортом. О делегациях правительственных в ней ничего не сказано и о морозах не доведено. Будьте любезны паспорта и служебные командировочные удостоверения приготовить к показу.

Пена чуть не замерзла у генерала во рту, когда он его открыл, чтобы заорать благим матом, но закашлялся. Морозом перехватило дыхание. В такую погоду не рекомендуется кричать и нервничать, дышать ртом и распускать сопли.

Первым представил документы, мгновенно сориентировавшийся в обстановке, Пороховщиков. Ему было очень холодно в ноги. Он надел ботинки по сезону, как, впрочем, и остальные. Но зимние штиблеты для Москвы не подходят к якутским морозам ближе пушечного выстрела.

"Раз в заштатном северном посёлке мент с гонором, то работа тут кем-то отлажена до упора. Эту инструкцию составленную на последнем году правления Ельцина, если мне не изменяет память, никто нигде не исполнял, но и отменена она не была. Или они тут все чокнутые, или попали под мощный пресс, или просто акцентируют нам как чиновникам наши паскудные инструкции в полном объёме",- так размышлял Пороховщиков, пустившись бегом от самолёта к небольшому зданию аэропорта.

Второе, что всех удивило – отсутствие встречающих. Все прилетевшие собрались в буфете. Там было всё, чего, навряд ли, с огнём и днём можно найти в Москве. Коньяк, водка, вина, соки, конфеты, шоколад, яблоки, лимоны, апельсины, колбасы, копчёности, сыры, чай, кофе. И ещё в буфете витал смачный запах свежеиспечённого хлеба. Он так сильно бил по обонянию, что чувство голода, если даже вы сыты, мгновенно к вам пришло б.

На полке Пороховщиков увидел среди бутылок то, что увидеть был не должен. Французское белое сухое марочное с могучей выдержкой вино в фирменной бутылке с бирочкой цены. На ней значилось 106 рублей. От неожиданности он чуть не присел. Во Франции такая бутылка стоит больше пяти тысяч франков.

– Извините,- обратился он к продавщице.- У вас так вкусно пахнет.

– Это хлеб. Свежий. Только что подвезли. Прямо из печи. А пекут как встарь на дровах.

– Что вы говорите! И сыр у вас, вижу, есть.

– Да. И тоже собственного производства. У него выдержка маловата. Ферма всего полгода работает. Хотите попробовать?

– Если можно.

Буфетчица отрезает от кругляша ломтик и накалывает его вилкой.

– Прошу!

Пороховщиков пробует, довольно хмыкает и говорит:

– Кило, пожалуйста! И кофе.

– Какой вам кофе? Растворимый или заварить?

– У вас есть зерновой?

– Несколько сортов,- буфетчица показывает.

– Вот этот, фирмы "Якобс".

Всё это время остальные члены делегации наполняют своими телами помещение буфета, в котором пять столиков.

– Извините! Пожалуйста сыра грамм сто порежьте и дайте мне ваш хлеб,- просит Пороховщиков.- И бутылку вон того вина.

– Вам открыть? Там пробка и нужен штопор.

– Нет, не надо. Я возьму с собой,- Пороховщиков рассчитывается и занимает место за столиком.

Повинуясь принципу коллективизма, состав делегации тоже покупает себе в буфете что-то и поглядывает украдкой на вице-премьера.

– Сходите, позовите этого милиционера. Похоже, нас тут не ждали или делают вид, что не ждут,- обращается вице-премьер к чину от МВД.

Генерал уходит, а Пороховщиков пьёт кофе, кушает сыр с вкуснейшим хлебом и жмурится от яркого солнца, которое искрит на льду, образовавшемуся на стеклах внутри помещения, несмотря на тройные рамы. Ему вдруг представился Париж и небольшое кафе на несколько столиков, в котором он многие годы завтракал и ужинал по пути на работу и с работы. "Бог мой! Или у меня треснуло, или тут что-то сокрыто. Всего 106 рублей!!"

В помещение буфета входит генерал МВД и милиционер.

– Какое у вас звание?- спрашивает вице-премьер.

– Младший лейтенант Соколов. Начальник…

Непонятный гул нарастает, переходит в рев и проносится где-то рядом, вызвав дрожание предметов в помещении. Все недоуменно переглядываются.

– Это что?- вице-премьер смотрит на милиционера.

– Начальник поселкового отделения милиции,- произносит Соколов и добавляет:- "Руслан" приземлился. Ан-124.

– Откуда он прилетел?

– Из Сковородино,- отвечает Соколов.- Там аэропорт подскока.

– Скажите, почему нас никто не встретил из местного руководства?

– Данный вопрос не входит в мою компетенцию. Мои функции другие. Извините, но мне пора. Надо проверить прилетевших этим "Русланом",- и участковый покидает помещение.

– Гражданка!- берёт на себя инициативу генерал МВД, обращаясь к буфетчице.- Где найти местное руководство и как с ним связаться? Есть ли тут телефон?

Буфетчица выходит из-за стойки, достаёт из кармана белого халата мобильный телефон и спрашивает:

– А кто вам необходим?

– Ну, какое-то руководство у вас есть?- генерал хмурится.

– У меня есть. Это директор пищеторга,- наивно говорит буфетчица.

– Вы меня не поняли! Нам нужен кто-то из руководства посёлка.

– Из поссовета?

– Оттуда,- кивает генерал.

– Минутку,- буфетчица набирает номер и, слушая гудки, даёт пояснения:- Дело в том, что как такового у нас нет председателя поссовета. Старого сняли, а нового выбирать наотрез отказались. Есть человек, которому собрание поручило вести дела поссовета. Ну, там рождения фиксировать, браки, разводы, смерть. Александр Григорьевич! Добрый день! Это Маевская вас беспокоит из аэропорта. Тут самолёт прилетел. С делегацией. Что мне им передать?- она слушает и говорит присутствующим:- За вами придёт автобус. Он сейчас ушёл на шахту. Повёз смену. Минут через сорок.

– Больше он вам, этот Александр Григорьевич, ничего не сказал?- осведомляется генерал от МВД.

– Нет,- буфетчица возвращается на своё место и оттуда произносит:- У нас в посёлке только один автобус. Ну не грузовиком же вас везти в гостиницу. Замёрзните. Тут километра четыре.

– Приехали!!- констатирует генерал.

Но никто не начинает полемики. Тихо переговариваются знающие друг друга члены делегации. Вице-премьер усаживается за столик Пороховщикова. Они несколько раз виделись на разных совещаниях.

– Что думаешь, Валерий Дмитриевич?

– Вкусный у них тут хлеб,- говорит Пороховщиков.- И сыр. Кофе фирменный, не туфтовая подделка. В Якутске мы, что по прилёту пили ни одна экспертиза не установит, а тут, нате вам, пожалуйста. Ты извини, Владимир Иванович, что я острю, но мы спехом собирались, и я не очень внимательно читал бумаги, торопился. Там было что-то о нарушениях ветвями власти, махинациях в финансах, подлогах, фиктивном наборе в армию, превышению полномочий.

– Я не про это. С нарушениями разберемся.

– Так для этого и приехали.

– Я про другое.

– Про что?

– Никто не встретил!

– А!? Вот ты о чём. Не знаю!- Пороховщиков пожимает плечами.

– Тебе не странно?

– В общем-то нет. У меня профессия обязывающая находить. А чтобы встречали?!!

– А мне это не нравится.

В буфетик входит экипаж их самолёта. Командир докладывает вице-премьеру, чуть согнувшись:

– Владимир Иванович! Я тут бывал год назад. Привозил делегацию на комбинат "Золото Джугдждура", так грузовые у них не могли садиться. Спросил об этом механика, что нас обслуживает, а он говорит, что полосу уже полгода как отсыпали и удлинили. Информации об этом в Якутске нет. Прилетевший "Руслан" принадлежит коммерческой фирме. У него по бортам раскраска.

– А он куда делся? Сюда не подрулил?- спрашивает Пороховщиков.

– В конце полосы грузовой порт. Раньше его тоже не было. И строить никто не собирался. Владимир Иванович! Я поднимался на башню, документы оформил. Там у них синоптик. Он меня предупредил, что завтра после обеда погоды не будет. Есть окно до 11.30. Циклон идёт. Пурга.

– На сколько?- вице-премьер барабанит по столику пальцами.

– Я не спросил. Сходить?

– Да. Выясните.

– Валера, сгоняй на башню к Михалычу. Узнай на сколько закроет завтра с обеда?- просит командир одного из своего экипажа, молодого парня и сам встаёт в очередь.

Вернувшийся сообщает, что пурга закроет завтра с обеда и до 26 числа. Это пять дней.

Наконец приходит автобус. Все двигаются на выход. И снова на лицах удивление. Таких монстров заводы страны уже не выпускают лет сорок. В салоне, правда, чисто и сиденья обтянуты кожей. Тронулись. На полпути к посёлку на посадку, дорога параллельно полосе, заходит ещё один Руслан. Все взоры на него. Он проносится, и автобус накрывает снежный вихрь.

– Третий борт с утра,- сообщает шофёр.- Должон ещё один прилететь. И завтра с утра четыре рейса.

Командир Як-40 сидящий сразу за спиной шофёра, спрашивает:

– За ними тоже поедешь?

– Нет. Они сразу обратно. Час на разгрузку и вперёд. У нас нет этих… ну чтобы двигатели греть. Там же стоят махины будь здоров. Первый улетел за полчаса до вашего прилета. Второй уже разгрузили. Скоро пойдёт обратно.

– Таскают что?

– Оборудование на шахту, технику, продовольствие. Всё поманеньку. Обратно летят, берут ягодный концентрат, грибы сушеные. Лес берут. Мясо берут. Оленину. Забой сделали в этом году, а то местные оленеводы жаловались, что расплодилось много. Товар валютный. Немцы берут, французы, голландцы. Ходовой товар.

– Автобус у тебя интересный?

– Его списали в 1973 году. От него был только остов. Всё остальное растащили, как водится. Мы его летом восстановили. Движок и ходовая от "МаН", тут база: один к одному. Салон обшили. Покрасили. Бегат, что надо.

– А ты нас куда везешь? Гостиница в другой стороне, вроде.

– Была. Её завалили ещё летом. Там больницу строят сейчас.

– Скажите, уважаемый!- обращается к шофёру член якутской делегации.- Кто строит?

– Народ строит,- шофёр вырулил на центральную улицу посёлка.

– Народ сам строит или?- не отстает якутский представитель.

– Или!- шофер улыбается.- Шахта новая строит. Старая-то стоит. Да и не нужна была той шахте больница. Им бы только металла урвать, а как, какими потугами, их не касалось. Вот и гостиница, господа-товарищи,- автобус тормозит.

И возле гостиницы никто не ждёт.

В небольшом, но уютном холле чистота. У стойки женщина.

– Здравствуйте! Заполнять ничего не надо, только называйте фамилии. Одноместных номеров у нас нет. Только дух,- она улыбается.- Плату можно вносить как наличными, так и поручением, если по государственной линии.

– И какова плата?- интересуется, шутя, командир Як-40.

– Двадцать рублей в сутки, телефон за свой счёт.

Состав делегации обескуражен. Вопрос о гостинице и платежах до поездки не обсуждался. Где это видано, чтобы правительственная комиссия оплачивала гостиницу? Это всегда делалось задним числом, а иногда вообще не делалось, потому что оплату брали на себя местные власти.

– А без оплаты?- спрашивает командир Як-40.

– Тоже можно,- серьёзно отвечает женщина,- но не у нас, а в общежитии шахтоуправления. Там теперь пусто и мест много.

– Платёжное кабмина Саха Республики вас устроит?- у стойки член якутской группы товарищей.

– Вполне,- отвечает женщина.

– Нас двадцать два и четыре экипаж. Значит, двадцать шесть на сутки,- вслух считает товарищ. Он открывает кейс, извлекает из него папку, из папки бланк платёжного поручения, заполняет и подаёт женщине. Она вносит данные в персональный компьютер и туда же фамилии прибывших, и выдаёт ключи.

Вице-премьер и Пороховщиков идут в один номер, в котором уютно, тепло и всё блестит. Мебель явно местного ручного производства. Телевизор японский, двойка. В номере есть душ и туалет, что обоих весьма позабавило. Они переглянулись, но обсуждать не стали. На столике телефон.

Пороховщиков поднимает трубку, гудки есть. Набирает через восьмерку Москву и пару секунд спустя слышит голос своего зама, к которому дозвониться невозможно никогда.

– Собери мне данные, если сыщутся, на некое предприятие по названию шахта в окрестностях посёлка Югарёнок. Но не на ту, что здесь есть давно, а на новую, недавно открытую. Где, кем, когда регистрировалась и прочее. Собери срочно. До вечера. Ну, это у тебя до утра. Действуй.

Сигнал оборвался и приятный голос сообщил, что со звонившего за разговор с Москвой 14 рублей 30 копеек и надо внести деньги в момент отъезда.

– Дали Москву?- вице-премьер не верит.

– 14-30 за разговор. Всего,- сообщает Пороховщиков.

– А ну-ка я звякну жене,- вице-премьер крутит диск и, услышав голос своей ненаглядной, выпучивает глаза.

Пороховщиков уходит из номера, чтобы не мешать говорить. В холле он обращается к женщине.

– Извините! У меня к вам два вопроса. Где можно покушать горячего и где можно приобрести что-то на ноги. Ботинки не по вашим морозам.

– У нас за углом,- женщина машет рукой,- магазин. Там можно купить. Там же есть небольшое кафе. А плотно покушать, надо идти в столовую. Это в сторону аэропорта. Вы ехали мимо. Большое здание – клуб, а рядом поменьше – столовая.

– Спасибо! Извините, как вас по имени отчеству?

– Настасья Львовна.

– Настасья Львовна, я звонил в Москву, мне вам уплатить или кому?

– По отъезду.

– А раньше нельзя?

– Можно. Сколько с вас?

– 14-30,- Пороховщиков подаёт пятьдесят и получает сдачу.- А телефон у вас через спутник?

– Да. У нас свой релятор или как его там и АТС. АТС автоматическая. Вы знаете, как это удобно. Я раньше работала на коммутаторе. Мы всё в ручную соединяли, переключали. Теперь всё считает компьютер. Вам дать квитанцию?

– Зачем?

– Для отчётности!

– Спасибо, не надо. Я по личному звонил. Значит, магазин за углом?

– Да, да. Налево. Он там.

Пороховщиков застегивает пальто и выходит из гостиницы. Магазин, как и обещано, за углом в наличии. Он собран из нескольких модулей. В нём, как выяснилось было не только кафе, продотдел, хозотдел, но и оружие тут продавалось охотничье и боеприпасы. Его это заинтересовало, и он подошёл.

– На каких условиях я могу купить ружьё?

– Вам надо заполнить бланк, оставить отпечаток любого пальца и представить паспорт. У нас запрещено продавать детям младше 14 лет и умалишенным. Для остальных не ограничено.

– А психику где проверяют?

– Паспорт её проверяет. Так сказано в конституции страны.

– А поддельный паспорт?

– Стоит контролер. Его не обмануть.

– Можно заполнять?

– Если решили купить – заполняйте.

Пороховщиков выполнил положенную процедуру и через десять минут, оплатив стоимость, стал обладателем красивой двустволки. "Техас да и только!"- мелькнуло в голове.

– Патроны тоже можно купить?

– Да, но не советую.

– Почему?

– Только вы ничего не подумайте такого. По паспорту вы проживаете в Москве, а до неё лететь самолётом. На провоз оружия вам участковый при посадке даст справку, а вот боеприпасы изымет. Они законом к провозу не допущены. Тоже будет и в Якутске. В столице вам надо будет поставить его на учёт в МВД по месту жительства и непременно обзавестись железным шкафом для хранения.

– Так могу купить?

– Да.

– Сколько в пачке?

– Десять.

– Одну.

– Прошу.

– Вы мне не могли бы дать консультацию?

– По оружию?

– По обуви!

– М-да! Не по сезону,- перевесившись через прилавок, и увидев, во что обут покупатель, бормочет продавец.- Вы к нам надолго?

– Не думаю. Дней на пять.

– Тогда купите валенки. Чёрные. И обязательно подшитые. Они с особой пропиткой. Их моль облетает стороной. Стоит недорого. Потом заберёте с собой. Сунете их один в один и вперёд. Пригодятся зимой на даче. А нет, выбросить не жалко.

– Может лучше унты или химические бациллы?

– Ну, на кой вам унты. Они дороже валенок в двадцать раз. А в бациллах, как вы выразились, они тоже, кстати, прилично стоят, всё ж не в валенках. Это ж наши, народные. Их предки носили и на ревматизм не жаловались. Веками проверено. Гигиеническая и удобная обувь. Хоть валенки обувью назвать нельзя.

В номер Пороховщиков вошёл в валенках. Бросил на свою койку ружьё в чехле, пачку патронов, а ботинки на пол у тумбочки. Вице-премьер смотрел на него, ружьё, пачку патронов, валенки и только открыл рот, как Пороховщиков ему сказал:

– В ноги, блядь, холодно. А это! Это в магазине за углом в свободной продаже. 1200 рублей и рядом не ходи.

– Куда ж это мы приехали?!

– Техас!- Пороховщиков улыбнулся.

– Ты о местной власти не осведомился?

– Не стал. Сейчас пойду в столовую. Время обедать. Послушаю, о чём там люди судачат. Задание у нас какое?

– Комплексная проверка всей деятельности. По поручению главы кабинета министров. Он требовал, чтобы я нашёл хоть чёрта в ступе, но обязательно.

– Под лицо или под всех сразу?

– Под лицо, которое было упомянуто в буфете аэропорта. На Александра Григорьевича Карпинского. Это он исполняет обязанности председателя поселкового совета.

– Что ж! Бум копать под него. Нам татарам всё нипочём,- Пороховщиков покидает номер.

В столовой Пороховщиков отметил себе две вещи. Более солидный набор продуктов, чем в буфете аэропорта. Качество блюд и кассовый аппарат. Большинство посетителей рассчитывались с помощью кредитных карточек. Самое интересное произошло, когда он уже заканчивал обедать. В столовую следом за летчиками Як-40, вошла группа из пяти человек. Они сняли шапки и куртки, оставшись в меховых безрукавках. У каждого было по два пистолета неизвестной Пороховщикову конструкции, которые они не прятали, а также непонятные приборы под мышками, на корпусах которых помигивали цветные огоньки. Внимания на них особого никто не обратил. "Значит – местные",- отметил себе Пороховщиков. Они взяли блюда и расплатились, как и он, наличными рублями. Сколько Пороховщиков не вглядывался, но систем оружия определить не смог. Пришлось взять ещё кофе, чтобы задержаться. Но выяснить ему ничего не удалось. Пятеро вышли из столовой, сели на снегоходы и разъехались в разные стороны.

"Может какая-то охрана с шахты? Золото всё-таки добывают. Тогда один пистолет. А у нас что выдают? "Макаров". "Наган". "Стечкин" не дают, да и у них явно не он. Странно. Ну не посёлок, а сплошная загадка. И вино марочное, но дешёвое, и пластиковый кредитный карт, и ружьишко, иди убей кого хочешь, ванна с санузлом в каждом номере. В Якутске помои дали пить, а тут кофе фирмы "Якобс Кронунг", пей хоть залейся. Местный мент причмокнутый, вместо главы исполняющий функции, а "Русланы" с рёвом садятся на полосу, которой быть не могло. В гостинице персональный компьютер, телефон фурычит в любую точку планеты. Что-то тут не так",- он шёл в гостиницу, в ноги было тепло, а вот в спину порядком дуло.

Над поселком пролетел "Руслан" и взял курс на юго-запад, быстро забирая в небо и оставляя в нём чёрные струи копоти, которые на определённой высоте вдруг превратились в белые.

В холле гостиницы было пусто. Администратор отсутствовал. Экран компьютера не светился.

"А вывод один. Нас негаданно не ждали, но явно ждали. А посему, и видно так, больше никого не ждут. Что это значит? Аэропорт у них под контролем и приехать сюда можно только таким путём".

В комнате номера сидел незнакомый мужчина с бегающими глазками. Вице-премьер был в ванной. Он вышел и тихо сказал Пороховщикову:

– Кое-что прояснилось. Это директор шахты. Он говорит, что в регионе мафия всё взяла под свой контроль. Единственную дорогу перекрыли, аэропорт под их наблюдением, местный милиционер у них в пешках. Занимаются самоуправством и довели дело до того, что пришлось закрыть шахту, автобазу, продснаб.

– Как закрыть?- не понял Пороховщиков.

– Они к себе всех людей увели. Рабочих. Запугали людей,- директор суетится. Ему явно не по себе.

– Так уж и всех?- сомневается Пороховщиков.

– На автобазе остался один директор. В единственном числе. А на шахте четверо. Я, главный инженер, секретарь и водитель. И всё.

– А вас тоже запугивали?- продолжает спрашивать директора Пороховщиков.

– Нас нет. Лично нет. Но через молву предупредили, что если будем возникать – закопают. Да! Совсем забыл. Генеральный директор АО "Золото Джугджура" звонил из посёлка Бриндакит. Они его, он должен был вашу комиссию встретить, не пропустили. Там перевал, так они его специально не чистили всю зиму. Но не весь, а только один километр. Его надо пешком проходить и на нашей стороне они проверяют документы и неугодных себе заворачивают. Или топай пешком. Не разрешают в автобус садиться. От перевала у них ходит "Икарус".

– А нам сказали, что в посёлке только один автобус. Старый такой гроб,- Пороховщиков усаживается на кровать. Гость на стуле.

– У них четыре "Икаруса". Два возят смены на шахту. Ещё два бегают: один в посёлок Юр, это 18 км. от нас; второй вот на перевал под Бриндакит. Старый автобус не числится ни за кем. Он даже не зарегистрирован. Он возит строительные бригады на ЗИФ.

– Что такое ЗИФ?

– Золотоизвлекающая фабрика. Они её ещё не пустили, но говорят, что к 1 января начнут извлечение.

– И кто всем этим заправляет?

– Карпинский. Он. Его во всех окрестных посёлках знают. Да их тут, как крыс на корабле, Карпинских этих. Их отец был ссыльным, вроде. Я тут всего три года. Я приезжий. Но его не видел. Ни разу не видел. У него тут жена. А сам он, это по слухам, тут же круговая порука, бандит. Золото в тайге подпольно добывал, осел в Европе, а теперь тут снова объявился. Наверное, его полиция или ИНТЕРПОЛ там взяли в оборот, и он убёг в родные края. И с лета устанавливает тут свои порядки. Я, говорит, мол, любой власти, и дальше слова нехорошие.

– А вы говорите, не стесняйтесь,- предлагает Пороховщиков.

– Ну, динамит, мол, в заднее место вставлю.

– А власти района что?

– Молчат. Они его боятся.

– Якутск?

– Ну, вы же видите! Мы и там были. Умоляли. Только махнули рукой. И они с ним связываться не хотят.

– Тоже боятся?

– Конечно. У него армия. Боевики, а у Якутска только милиция. Он им газ и уголь перекроет и нет власти. Этот на всё пойдёт. Головорез хуже чеченцев. Да вы его сами увидите, всё сразу поймёте. Для него человек отсутствует. Люди для него рабы.

– Где его найти?

– В поссовете сидит. Я к вам бежал, он там был.

– А вы заходили?

– Нет, что вы! Он лампочку на высокий шест повесил. Как горит – значит на месте. А нет, сиди и не рыпайся. Нет хозяина. Он в совете раз в неделю появляется.

– Пошли, Владимир Иванович, навестим барина местного пошиба,- Пороховщиков встаёт. Спина согрелась.

– А не опасно?- вице-премьер побаивается.

– Волка бояться…

– Пошли,- вице-премьер одевается.- Вы с нами?

– Если позволите,- директор шахты услужливо занимает место в дверях.

– Разрешаю,- вице-премьер кивает, и директор открывает дверь.

Поссовет не обком и даже не райком, это маленький домик поношенного образца. Сени и две комнатушки. Ремонта не делали сто лет. Цвет потолка, облупившегося до дранки, уже не определить. Под потолком чад. Топят дровами и печь коптит. Кругом мусор и пыль. Из кабинета председателя поссовета выходит высокий мужчина лет сорока и, не здороваясь, идёт мимо:

– Располагайтесь. Я на крышу. Снег в трубе надо продавить.

В кабинете сейф, стол и десяток стульев.

– Это и есть Карпинский,- произносит шёпотом директор шахты.- Вы с ним ухо востро. У него язык подвешен.

– Какими заботами?- высокий возвращается.- Звать меня Александр Григорьевич Карпинский. Слушаю вас.

– Вы глава поселкового совета?- спрашивает вице-премьер.

– Исполняющий функции регистратора актов гражданского состояния. Местный ЗАГС. Родился – оформим, полюбился – запишем, подох – вычеркнем.

– А остальное, кто ведёт?

– Никто,- Сашка открыл сейф и достал главную поселковую книгу.- Вот. Остальное здесь. Чёрным и синим по желтому.

Просмотрев финансовый талмуд, вице-премьер произносит:

– Последняя запись от марта 1998 года!?

– Именно,- Сашка смеётся.- Кто ж такой хомут добровольно на свою шею повесит. Последний председатель тут наворотил так, что еле ноги унёс, так народ взбунтовался. Вот директор шахты вам потом расскажет, как они задворками и лесом до Ыныкчана драпали.

– Нас интересуют иные вопросы,- вице-премьер не хочет знать, какими тропами и почему убегали бывший председатель поссовета и директор шахты.

– А ко мне вы пришли просто для знакомства?

– Ответьте мне. Это правда, что единственная дорога в посёлок перекрыта по вашему указанию и к вам не могут добраться?

– Вы, Владимир Иванович, плохо информированы, но я вас уверять и переагитировать не стану,- Сашка слегка улыбнулся.

– Но по-человечески вы можете объяснить ситуацию?

– Могу. Поддержание дорог в предмет обязанностей поссовета не входит. Это раз. На дороги вне посёлка шесть лет назад наложило лапу акционерное общество "ЗД". Контракт им показался выгодным. Власти улуса и Якутска им в том потворствовали. Дорожную организацию, что здесь работала – выдворили, куда вот не знаю, не выяснял. Дороги в посёлке компетенция поссовета. У вас есть претензии ко мне по состоянию проезжей части, а также пешеходной?

– Нет. Достаточно культурно,- вице-премьер кивает.

– По всем остальным вопросам устройства дорог адресую вас к ЗАО "ЗД". А по-человечески вам отвечу. Мы расчистили дорогу своими силами до перевала Бриндакит. До места, где кончается отведенная земля объединенного совета трёх населённых пунктов. Они, два посёлка, административно закрыты из-за неперспективности, и функции их бывших советов легли на наш. Вот до границы мы и дошли. Сделать расчистку обязан был "ЗД", то, что дорога не работает, вопрос к ним.

– Но нам сказали, что там у вас пост и ваши люди не пускают никого на автобус, который ходит до не расчищенного участка на перевале.

– Точно. Не пускают. Автобус принадлежит шахте. Хочу, везу, хочу не везу. Оспаривать это право я вам не рекомендую. Но никто никому не запрещает ехать из Бриндакита сюда. На автобусе, или машиной, или трактором, или пешком. И никого там не задерживают. Проверяют только документы. И это по инструкции МВД.

– А почему "ЗД" не чистит дорогу?

– Информации по этому вопросу не имею.

– Автобус принадлежит новой шахте?

– Да.

– Вы ей руководите?

– Да. Это моя шахта. Не акционерная. Частная. Где 100% принадлежит мне лично. И автобус тоже мой.

– Мы могли бы ознакомиться с документами на неё?

– Нет.

– Почему?

– По закону.

– Это как?

– Я не обязан вам их представлять. Согласно имеющихся постановлений данное предприятие зарегистрировано в органах власти. Той власти, которую вы тут представляете. Мне кажется неуместным, что ко мне приезжают представители власти и требуют бумаги к показу. Они у вас есть. Не у вас конкретно, но у таких же чиновников как вы. Показать я вам их могу только в суде. В случае, если у вас есть претензии к их оформлению, вы должны обратиться в Краевой Суд в городе Хабаровске. Или Верховный в Москве.

– А постановление Генеральной Прокуратуры?

– Владимир Иванович! Генеральная Прокуратура может опротестовать регистрацию предприятия горнодобывающего, но только в суде, если при его регистрации, по мнению прокуратуры, допущены нарушения. Во всех остальных случаях она не имеет права выдавать постановлений на изъятие документов.

– Хозяйственную деятельность шахты мы имеем право изучать? Или тут вы тоже возразите? Финансовую?

– Не имеете!

– Вот те раз! Это почему?- вице-премьер удивлён.

– Предприятие зарегистрировано в июле 2002 года. Право проведения инспекции вы получите только после 20 мая 2003 года. Это не госпредприятие. Это частное заведение. Вот я отчитаюсь к 20 числу по всем позициям и милости прошу, если вас в моём отчёте что-то не устроит. А сейчас вам проверять нечего. До руды ещё не дошли, а она и есть конечный продукт. С её выдачи нагора и извлечения из неё металла и его реализации, начинается финансово-хозяйственная деятельность. Власть интересует, какие у меня доходы и правильно ли я плачу налоги. Не так ли?

– Ну не в полной степени,- уклоняется от ясного ответа вице-премьер.

– Ваш ответ даёт мне право сказать, что вы не знакомы с уставными документами моего предприятия. Если бы вы их увидели, вы бы не стали сюда приезжать.

– Интересно!!

– Вам, не мне. Я знаю, что вы вице-премьер правительства России. Только закона согласно которого вы имели бы право ко мне соваться с комиссиями и во главе оных, в нашем законодательстве – нет.

– Странно мы с вами как-то разговариваем?!

– Мне так не кажется. Я частное лицо, у которого есть конституционное право заниматься добычей полезных ископаемых и мне в этом никто не имеет права отказать и не имеет полномочий препятствовать в том. Наоборот, все чиновники обязаны мне помогать согласно закона. Я с государством заключил договор, по которому буду поставлять в казну с 1.01.2003 года 50 тонн золота. В чистом виде. С заработной платы я перечисляю в бюджет подоходный налог и суммы в пенсионный фонд и фонд социального страхования. И баста! Больше я никому ничего не обязан.

– Я не ослышался! Вы сказали 50 тонн?

– Не ослышались.

– А процент с прибыли?

– Это общий закон о налогах обязывает меня, поскольку я владею 100%, с прибыли что-то отдать.

– Не что-то, а 16,6%.

– Это не важно. Для меня теперь это пустое. По отчётности за 2002 год у меня одни расходы и убытки. Прибыль, если она будет, то только после 01.01.2004 года. До этого времени надо дожить.

– По всем остальным пунктам у вас, как и всех остальных предприятий такого профиля, с учётом региона (Север), независимо от формы собственности, освобождение от уплат,- решил показать свои познания в законах вице-премьер.

– Вот у всех остальных они есть, а у меня нет. Я под гарантии государства не работаю. Просто передаю государству 50 тонн золота в год. Без оплаты. А это не одно и то же, что льготы остальным. Ведь другие таких обязательств на себя не брали.

– А сколько вы будете давать на-гора в год?

– Это коммерческая тайна. Ключа от квартиры, где деньги лежат, я никому не даю.

– Срок такой деятельности определен?

– Двадцать пять лет. С 25.07.2002 года.

– На вас есть жалобы.

– Говорите. Рассмотрим.

– Рабочие с государственной шахты ушли к вам?

– Да. Они на ней два года не получали заработанных денег. Она с ними до сих пор не рассчиталась. Я пригласил их к себе. Они уволились с неё и работают на моей шахте, где получают много и регулярно. Так этим я ничего не нарушил. У людей никто не может отнять права на хорошо оплачиваемую работу и достойную труду жизнь.

– С автобазы люди тоже к вам ушли?

– Да.

– Средний заработок вы можете назвать. На вашем предприятии.

– Сейчас он равен 20000 рублей в месяц. Пойдёт металл, включится контракт.

– Будет больше?

– Да, раза в четыре.

Пороховщиков весь разговор сидел молча. Ему было неинтересно. Он уже понял, что перед ним человек, которого так просто не зацепить. Он вглядывался в его лицо, руки, сопоставлял со сказанным, сверяя это с интонациями голоса и систематикой повторения фраз.

– Сколько добывала руководимая вами шахта?- вице-премьер обратился к директору.

– Одну тонну.

– В год?

– Да, в год.

– А зарплата?

– 1500 в месяц.

– А откуда у него 50 тонн в год и 20000 рублей в месяц.

– Там подлог и обман,- директор шахты весь затрясся.- Сплошной обман. Я в горном деле не мальчик, как-никак почти двадцать лет работаю. И регион этот изучил. Там где они сделали шахту – пусто. А денежки, кредиты, государственные!

– Что ответите?- вице-премьер смотрит на Сашку.

– Вы не прокурор. Да и мы не в суде, помилуйте. Если у товарища директора есть факты, пусть дует в суд. Вот вы полетите в Якутск, возьмите его с собой. Пусть он в прокуратуре всё подробно изложит. А я вам, что и откуда, объяснять не буду. Вы всего лишь вице-премьер России. И ваши полномочия законом ограничены. Я же у вас не спрашиваю, по какому поводу вы сюда припёрлись, и на какие деньги вы приобрели себе чугунную ванну. Всю информацию получите только через суд. Я уважаю закон. Плохой он или хороший в расчёт не беру.

– Как нам проехать на "ЗД"?

– Автобусом до перевала. Только предварительно позвоните, чтобы они вас встретили. Там, кстати, всё на месте и увидите.

– Нас на автобус пустят?

– А вы как думаете?- Сашка ехидно улыбнулся.- Ну, кому хочется видеть комиссию на своей территории?

– Александр Григорьевич!- вступает в разговор Пороховщиков.- Я заместитель генерального прокурора России и мне запретить вход на предприятие вашего профиля не может никто. Даже вы как владелец не можете. Я могу осмотреть предприятие и стройки или вы будете препятствовать?

– Даже не стану возражать. Прокурор имеет право посещения, для проверки условий труда людей и соблюдения норм безопасности. Такое же право есть у технической инспекции. Вы прямо сейчас хотите направиться или завтра с утра?

– Сегодня.

– Хорошо. Автобус на смену поедет в 17.30. Вы сами или с вами эксперты?

– Пока сам.

Сашка достал из кармана телефон и набрал номер.

– Цах! В 17.35 тормозни у гостиницы. Возьмёшь с собой проверяющего. Захвати бушлат на складе 46 размера, шапку 56 размера и каску, дозиметр, респиратор. На шахте оформи ему проход с выдачей кислородного аппарата,- он выключил связь и Пороховщикову сказал:- Вас в автобусе будет ждать человек. Чтобы вы не потерялись, вам всё покажут, и потом гуляйте по объектам хоть год. В шахте на входе дежурный даст вам сопровождение. Горняка. Там по инструкции гулять в одного запрещено. Вот вам фонарь,- Сашка подаёт длинную, чёрную палку.

Пороховщиков включает, чтобы проверить. Светит хорошо.

– Всего вам господа!- Сашка встаёт и идёт из кабинета, предварительно закрыв в сейфе главную книгу посёлка, которая никому не понадобилась.- Рад был вас видеть. Всего.

В гостиницу Пороховщиков вернулся в 02.15. В номере его ждали: вице-премьер, генерал-майор МВД и сотрудник департамента финансов Саха Республики. Они смотрели телевизор.

– Мы уже стали волноваться. Звонили даже. Нам ответили, что ты полез в шахту,- вице-премьер выключает телевизор.

– А повода волноваться нет,- Пороховщиков усаживается на свою кровать. Два стула в номере заняты.

– Как нет?- генерал-майор тычет в ружьё.- А это?

– Бросьте! Бандит, если ему приспичило, найдёт и автомат, и бомбу.

– Что там?- в глазах вице-премьера вопрос.

– Всё и ничего. Объекты облазил. Кругом порядок. Придраться не сможем. И в шахте не светит. Так что техническую сторону можно упустить. В финансы он нас не пустит. По закону он прав на все сто, но до 20.05.2003 г. Оружие продаёт, не имея на то разрешения? Это имел в виду?- генерал-майор кивает.- А ты у него документ спрашивал? Вот завтра и надо этот вопрос выяснить. Была у меня одна хитрая мыслишка, но и она не оправдалась.

– Какая?- вице-премьер настораживается.

– Взрывчатка. Разрешение, допуски к работе с ней, право перевозки и прочее. Но и тут прокол. Все с ней работающие прошли переквалификацию в сентябре на спецкурсах в Свердловске. Извините, Екатеринбурге. Так как "ЗД" им отказал в таковых. Теперь я не знаю, к чему присосаться. Времена: "был бы человек, а дело найдётся" – ушли в прошлое.

– Может по финансам его придавить?- сотрудник департамента финансов Саха Республики достаёт из папки листы.

– А что у вас есть? Бюджет посёлка вами не финансировался с 1998 года,- вице-премьер махнул рукой.- С этой стороны мы к нему не зайдём.

– Отрицать не могу. Не финансировали. Но кто-то же строит? У них возводится: больница, школа, детский сад, столовая, баня. Это в этом посёлке. На Юре: медпункт, детский сад, баня. На Догоре: птичник, тепличное, кочегарка. Последнюю уже сдали. И уже понастроили не мало. Я пошёл в продснаб. Сильно меня удивило здешнее изобилие. И что вы думаете? А от него след простыл. Склады пустые, в конторе ветер, ворота настежь. Собак на территории и тех нет. Я позвонил в Якутск. Оттуда связались с улусом, районом то есть, и те подтвердили, что отделение продснаба приказало долго жить. А сделали так. В августе провели ревизию и показали, что всё реализовано. Деньги внесли на счёт и сразу после этого все сотрудники уволились. Канцелярию и печать сдали в районном центре.

– В этом я нарушений не усматриваю. Перешли на свою систему поставок,- хмыкнул Пороховщиков.

– Извините, уважаемый! Кто перешёл и как?- сотрудник пожимает плечами.- Мы столько лет налаживали поставки, и вдруг кто-то всё разрушил.

– Ваша система поставок оказалась недееспособной. Вы с ними в таком вопросе конкурировать не сможете. Да и в качестве поставляемого вам их не обойти,- Пороховщиков высыпает патроны из пачки на стол.- Немецкие. Водостойкие. Считаются лучшими в мире. Я сам заядлый охотник. Сорок рублей пачка. Это по четыре рубля за штуку. В Москве пачка таких двести рублей. В самой Германии в переводе на рубли ровно сорок. А вы наши, отечественные, которые много хуже немецких, продаете в Якутске по 220 рублей, притом, что отпускная цена на заводе – 25 рублей. Доставка стоит двести, да?

– Валерий Дмитриевич! А вы, в чьей лодке?- спрашивает вице-премьер.

– Я сам по себе и на стороне закона. Мне жаба глаза не застит. Мне плевать на то, что вам говорил премьер, посылая сюда, и был ли такой заказ, но то, что тут по шахте чисто и за этим стоит кто-то серьёзный, мне ясно как белый день. Улус – молчит. Якутск – молчит. А Москва вдруг встрепенулась. Чего бы это? Я повода не вижу. Какой-то там продснаб умер, вот невидаль! Местные жители от его отсутствия не пострадали,- Пороховщиков достал из своего кейса штопор, быстро открыл купленное утром в буфете аэропорта вино и осмотрел пробку. Она была настоящей. Плеснул в стакан, понюхал, глотнул. Разлил всем в стаканы и предложил:

– Пробуйте!

– Хорошее вино,- высказался первым сотрудник департамента.

– Букет есть,- произнёс генерал-майор МВД.

– Я не знаток, знаете ли, предпочитаю водку,- вице-премьер нюхнул содержимое,- но, вроде, ничего.

– Бутылка такого вина стоит во Франции 5000 франков. Оно выпуска 1901 года. А тут 106 рублей. И есть оно кругом. Средний заработок у него 20000 рублей. Как?

– Может оптом берут?- генерал-майор МВД сомневается в своих знаниях математики, но даже ему не сходится.

– Это где же так на опте скинут?! На вино кругом пошлины, стоимость доставки, опять же. Мне это интересно. Больше знать ничего не хочу, но где они берут одно из самых дорогих вин – выясню,- Пороховщиков снимает валенки.- Спать хочу, мужики. Давайте завтра обо всём с раннего утра. Уже три. В семь.

– Это рано. В девять,- переносит вице-премьер.

– А как потом? Не успеем же. Пурга,- генерал-майор МВД не хочет здесь коротать неделю.

– Поедем в райцентр. В обед. Оттуда и доберёмся до Якутска. А самолёт пусть возвращается,- распоряжается вице-премьер.

Ему никто не перечит. Он старший в их комиссии, за исключением Пороховщикова. Этот сам по себе. Ему никто не может давать указаний, приказывать и доводить. За ним деньги, люди и какая-никакая, но организация. Он независим.

 

Глава 5

В восемь часов утра в посёлок приехал генеральный директор "ЗД", чьими стараниями и была послана из Москвы инспекция. Всю ночь бульдозеры "ЗД" утюжили перевал, расчищая свою сторону. Впереди колонны шёл "КрАЗ", за ним четыре "УаЗа-469", две "волги" и замыкал колонну "МаЗ"-топливозаправщик с аэропорта посёлка Солнечный.

Состав делегации разделился. Якутская часть делегации решила вернуться в Якутск и доложиться своему руководству, возможно, это был предлог, чтобы отойти в сторону, если что-то случится. Московские хмырики, кроме Пороховщикова, решили ехать до посёлка Солнечный, где был небольшой аэропорт и главная контора "ЗД".

До отъезда решили ещё раз встретиться с Карпинским, за которым был послан посыльный, вернувшийся ни с чем. Он доложился так:

– Я ему всё передал, как вы поручили, а он послал меня в задницу и всех вас в том же направлении. Сказал, что мы можем вести расследование по линии поселкового совета, а всё остальное вне нашей компетенции. И встречаться он с нами не будет до тех пор, пока в бюджет посёлка не вернут все долги. Ещё сказал, что на власть, у которой есть деньги посылать собак за тридевять земель, но которая не умеет отдавать долги, он хуй ложил. И срал на неё с высокой колокольни. И всё.

Возмущению членов комиссии не было предела. Некоторые требовали срочно вызвать сюда ОМОН, и навести порядок, какой, правда, никто не говорил. Генеральный директор "ЗД" уговорил всех ехать к себе и уже оттуда связаться с Москвой. Мол, они тут все разговоры прослушивают. И все разъехались. Якутские в аэропорт, а московские в Солнечный.

Пороховщиков позавтракал в кафе магазина, оплатил ещё сутки пребывания наличными и вернулся в номер досыпать. Проснулся в 12.00. Умылся, побрился и пошёл в столовую. На улице уже мело, но солнце сквозь метель ещё просматривалось. Выйдя из столовой, он понял, что прогноз в аэропорту дали точный. В пяти метрах не было видно ни зги. Он задержался на выходе, не зная, как поступить. Идти в эту снежную завируху или предпринять попытку за кем-то пристроиться, кто пойдёт в нужном ему направлении. В этот момент к столовой подрулили два снегохода. В седоках он интуитивно опознал тех, кто был вчера тут со странным оружием. По спине пробежал холодок. Они подошли. Он уступил им дорогу. Проходя мимо, один приостановился и спросил:

– Вы из делегации?- и когда Пороховщиков утвердительно кивнул, добавил:- Так они же уехали!!

– Я знаю. Я остался.

– Зря вы остались. Нас на неделю закрыло. Вам в гостиницу?

– Надо бы.

– Идемте. Я вас подкину, а то заплутаете,- он окликнул второго:- Гук, возьми на меня. Я мигом. Подкину человека до гостиницы. Он не местный.

Доехали быстро. Снегоход подрулил к входу.

– Спасибо.

– Да не за что,- мужик отъехал.

В холле Пороховщикова встретила женщина администратор.

– Вы Пороховщиков Валерий Дмитриевич?

– Да. Вы же меня вчера регистрировали.

– Я помню. Но порядок установлен не мной. На ваше имя пришёл факс. Десять минут назад. Я его приняла. Он с пометкой срочно. Вот,- она протянула ему сложенный вдвое лист.

"Шеф! Концерн зарегистрирован по всем законам России. Кредитная линия открыта из Швейцарии. Страховые полисы оформлены в Германии и Великобритании. Внесён рисковый залог в Госбанке РФ сертификатом на две тонны золота. Концерн частный. Владелец Карпинский Александр Григорьевич. Российское гражданство получено в Москве 10.10.1993 года. Предыдущее было французским. По национальности русский. Место рождения посёлок Огонёк Усть-Майского района Якутской Автономной Советской Социалистической Республики. Когда выехал из страны и почему, выяснить не можем. Год рождения 1958. Рукавишников".

При упоминании Франции у Пороховщикова защемило сердце.

– Скажите, Настасья Львовна, где я могу увидеть Александра Григорьевича Карпинского?

– Сегодня вторник!

– Был с утра.

– Тогда он в школе.

– В школе?!!

– Да. Он читает химию. У нас нет преподавателя. Вот он по вторникам и пятницам ведёт уроки. С утра и до 14.00.

– А у него образование связано с химией?

– Я не интересовалась.

– Карпинских тут много живёт?

– В этом посёлке не очень. На Юре много. В Усть-Мае много. Есть наши в Усть-Юдоме, Охотском Перевозе, Хандыге, Ыныкчане, Бриндаките, Солнечном, Джибарики-Хае. Я ведь тоже Карпинская по мужу. Мой супруг ему двоюродный брат.

– Вот как!

– Да.

– Большая семья?

– Очень. Всё началось с деда. У него было много детей. Шестнадцать. Двенадцать мальчиков и четыре девочки. Но их род не самый многочисленный. Лидирует сейчас семья Брагиных. У всех детей Карпинского и Брагина много потомков. Вот у меня их восемь. У Александра Григорьевича пока меньше всех в родне – пять. Недавно его жена родила девочек двойняшек. А до этого три пацана погодки. В Усть-Мае есть наш Карпинский, ему 26 лет и у него уже одиннадцать детей. Дважды родились тройни.

– Прямо племзавод!!

– И не говорите даже. Хуже!

– На вас глядя, я бы не сказал, что вы родили восьмерых.

– Вы мне льстите. Просто стараюсь держать себя в руках. Вот и весь секрет. Главное не переедать. А то так разнесет, что потом никакие диеты не помогут. С такой оравой не посидишь, всё время в движении.

– Это верно,- соглашается Пороховщиков.- Так мне в школу надо идти. Как это сделать? Я, честно говоря, городской человек и мне жутко не по себе. Я о метели. Страшновато. Правда.

– Минутку,- женщина звонит по телефону.- Лешка! Оденься и забеги ко мне на работу. Быстренько. Пока у вас перемена. Дядя Саша в школе? Мигом давай,- она положила трубку.- Сейчас мой старший прибежит и вас в школу проведёт.

– Спасибо!

– Да что вы! В такую метель сгинуть можно,- она обернулась к входным дверям и заорала:- Вылуплю!!! Я тебе поганец, что сказала?! Оденься.

– Ма! Тут триста метров хода,- оправдался сын, одетый в свитер и шапку ушанку.- Я даже свистнуть не успел.

– Я те дома свисну! Негодный ты такой сякой! Всё тебе как об стенку горохом.

– Ладно, ма! Что надо-то?

– Вот сопроводи в школу мужчину. К дяде Саше. А то он не знает, как идти, а тут метель разгулялась.

– Пойдёмте,- говорит пацан Пороховщикову.

– Спасибо вам,- благодарит Пороховщиков женщину.

Настасья Львовна только машет в ответ рукой.

Только вошли в здание школы – звонок.

– Вам на второй этаж,- пацан отряхивает со свитера снег своей шапкой.- И направо до упора. Там в конце кабинет химии. Мне на урок.

– Я найду. Спасибо!

По опустевшим коридорам Пороховщиков пошёл к лестнице. На втором этаже свернул на право. Дверь в кабинет химии была чуть приоткрыта, и он заглянул. Карпинский стоял у доски и писал формулы. Он заметил Пороховщикова сразу, не переставая говорить, он кивнул ему, предлагая войти и, когда тот вошёл, показал ему рукой на последнюю парту, где было свободное место. Пороховщиков проследовал туда, на ходу сняв пальто. За партой сидела девочка. На её тетрадке было написано: 9-а, Люба Карпинская. Впереди сидели: Брагин Андрей и Брагин Сергей. Сбоку Маша Апостолова, а чуть впереди Брагина Катя.

"Точно. Племзавод. Клановый родовод, в котором не любят всяких приезжих".

Урок шёл весело. За сорок минут Пороховщиков в памяти освежил целый раздел из органики. Его удивил метод, которым давался материал. Все сидели вольно, шумели и переговаривались, вступая в перепалки с преподавателем, как по вопросам химии, так и по тем, которые к ней отношения не имели. Звонок вызвал бурю восторга и класс опустел в мгновение ока.

Карпинский вытер руки о тряпку и подошёл.

– Ну, как?!

– Школа она и есть школа. Дети.

– Мне уже сказали, что вся делегация смылась. А вас что заставило остаться?

– Проспал. Шутка. У меня на ваш счёт есть одно подозрение. Хочу прояснить. И ещё чисто житейское любопытство. Мне прислали такой вот факс,- Пороховщиков подал Сашке лист.

– Жуткий навал. В чём сомнения. Конкретно.

– Во Франции. Как там оказались и почему.

– Всё просто,- Сашка переходит на французский.- У нашего деда был дядька. Он работал не то консулом, не то послом Российской Империи в Испании. После революции осел в Париже. Его дети и внуки искали родню, которая осталась в Союзе. В 1973 году мы получили из Франции письмо. На посту генсека – Леонид Ильич Брежнев. Вот я и дал тягу тихо. По тем временам это статья: "Предательство Родины". Мне было пятнадцать. Родственники приняли меня там как своего, вырвавшегося из лап диктатуры. Я сдал экзамены и поступил…,- Сашка замолкает, смотрит в глаза Пороховщикову и продолжает,- в колледж, где вы читали курс химии. Удивлены?!!

– Сильно!!

– А я вас увидев тут, да ещё в ранге заместителя генерального прокурора России, не меньше. Конечно, вы меня вряд ли помните. У вас были лекции, а практику вели другие сотрудники. Ваши лекции собирали полные аудитории. Потом я поступил в Сорбонну. И там бегал на ваши лекции, хоть учился на факультете металлов. Гражданство Франции мне дали по совершеннолетию без промедления. Уж больно родня наша тамошняя весома. Сын дядьки дружил с приемным сыном Максима Горького Пешковым-Свердловым. Тот служил в дипкорпусе французского иностранного легиона. Очень был уважаемый человек, в отличие от своего брата революционера. Я отвлекся. Фамилия, правда, у нашего дядьки другая. Наш дед взял фамилию жены – Карпинский. А дядька, князь Соболевский-Чернышов. Великий был гусар по части дипломатии и женских сердец. Так я стал поданным Республики. В 1993 году решил вернуться. В столице Родины танковые пушки по зданию Верховного Совета палят. Ну, подумал тогда, теперь мне, как отцу когда-то, а он учился в Берлине и вернулся в Россию после гражданской войны, засадят под самый верх, он отсидел шестнадцать лет. Но, и это было мне как холодный душ, ничего не сказали. Паспорт выдали быстро и ничего не сказали. Дуй на все четыре стороны. Рынок. Я ткнулся туда, сюда и работы не нашёл. Своих металлургов девать некуда. Подался в Швейцарию. Пробивался там четыре года. Свёл там кой с кем дружбу и в 1997 году вернулся домой. Долго я по тайге шарил, искал. И то верно, поиски свои не афишировал. На свои кровные вёл. Противозаконно? Согласен. Только кто мне это в упрёк теперь поставит?

– Теперь никто.

– Ну и в 2001 году нашёл. Не там, правда, где хотел.

– Хорошее месторождение?

– Если честно – гавённое. На лучшее мне хрен кто даст в нашей стране добро. Их и от крошек жаба давит. Золота мы будем извлекать 60 тонн в год. Из них я 50 отдаю в казну. На десять мы рассчитаемся с кредитом. Только золото в руде не основной металл.

– А основной?

– Вы, так полагаю, разведчик были.

– Был. Это правда.

– Рений, ниобий, тантал и молибден. Ко всему с ниобием вместе идёт германий. Четыре тугоплавких гада и один фашист. Так его почему-то называли в Сорбонне.

– Многообещающий состав. К золоту есть присоски?

– Серебро, медь. Платиновых – ноль.

– Можно мне глянуть на концентрат? Вы же тут догонять не собираетесь?

– Не хочу сюда тащить химию. Да и с концентратом иметь дело приятнее. Но его ещё нет. Извлекающая фабрика начнёт работать 1 января. Оставайтесь?

– Не могу. Мне интересно. Очень. Но не могу. Работа у меня теперь другая. Не боитесь, что сожрут?

– Эти жлобы?

– Да!

– Нет. Они умеют только две вещи: ездить на авто и давать команды. А командовать можно только тогда, когда сзади стоит госплан. Но его нет. Потому стоит работа. Они теперь создают видимость работы, а выхода металла у них нет. Шахта выдала в том году при плане 1 тонна – 260 кг., а в этом за полгода – 37 кило. И кто им виноват? Они все беды своего заболевания хотят сейчас свалить на меня, но я по миру помотался и меня на арапа не взять. И потом, я на своей родной земле, а они – суки вербованные. Слышали такое выражение?

– Да. Мне сегодня в столовой старичок пояснил,- Пороховщиков улыбнулся.- Я вас не задерживаю?

– Мне к 17.00 на фабрику. Успею. Вы ещё что-то упомянули. Личный интерес, вроде?

– Ах! Да! Вино французское по 106 рублей.

– Вы не разведчик!- Сашка стал хохотать.- Вы слабый француз, любящий вино.

– Хотите обидеть?!!

– Да нет! Это выражение докеров в Лондонском порту. Они, ну где ещё копейку сделать, таскают контрабанду.

– И вам сюда тоже?

– Нет!- Сашка перестал смеяться.- Вас цена смутила?

– Она.

– Таможня провела изъятие. Они же контрабандным вином бьют по внутренним ценам, которые в Британии на вино большие, как нигде в мире.

– Всё! Я понял. Вы у них выкупили по низкой цене и привезли сюда. Они с деньгами и рынок не пострадал. Так?!

– Именно. Раньше они били бутылки, потом стали сдавать на перегонку, но это оказалось чревато. Махинации не прекратились. А я в самолёт и увёз. И все довольны. У нас тут о хорошем вине мало кто слышал. Завозили в основном бормотуху.

– Много завезли?

– Я не смотрел. Мне же, мать их, долларами кредит дали. И я спасал свою задницу. Вынужден был дать летом команду избавиться. Вот и избавились.

– Как мне теперь отсюда уехать?

– Вы выспались?

– Порядком.

– В два часа ночи будет борт.

– Так ведь пурга!!

– А у нас порт всепогодный. И всё привязано как надо. И экипажи умеют садиться по приборам.

– Рухнет на посёлок. Помните аварию в Иркутске в 97 г.

– У него по заходу на полосу по курсу старый клуб да баня. Я на двести метров в обе стороны людей отселил. Промахнуться он не сможет. Там привязка жёсткая. Ну, а на взлете упадёт в тайгу.

– "Руслан" прилетит?

– Да. Доставит сепараторы на фабрику. Он идёт из Германии. Мы на него загрузим оленину и концентрат брусники, чем-то он им по вкусу пришёлся. Заправим его горючкой до Тулы. Он там будет на подскоке. Из Тулы доберетесь?

– А больше не будет?

– Рейсы по плану у нас 29 и 30 числа. Этот внеплановый. Была задержка с сепараторами при прогоне на заводе изготовителе. Ещё борт к нам придёт только 3 января. У него работы по профилактике в реестре. Он из Германии пойдёт в Харьков. На десять дней.

– Самолёты ваши?

– Я не так богат. В аренде. Мысль обзавестись есть. Надо же будет чем-то концентрат таскать. Посмотрим. Всё будет зависеть от выхода. Они получили недоверие из-за дурости наших чиновников от военной авиации. Вот после упомянутой вами аварии. Я позвонил в авиакомпанию, у которой есть такие самолёты, и они мигом отозвались. Сидели без работы.

– Власти себя странно ведут. Районные и в Якутске. За вами есть кто-то большой?

– Дело, деньги и кое-какие связи. Местные власти так отрешённо ко всему относятся потому, что концерн не на их земле. Они ко мне допуска не имеют. Не их куш. Ну, а поселки! Вы же сами видите, как они им нужны. Четыре года без финансирования. Моя деятельность тут им на руку. Рабочие места, снабжение и социальные вопросы с плеч долой. Я же строю все объекты для работающих в концерне. А их, случись со мной что-то, куда? Примут на свой баланс и всё. С собой же я их не уволоку.

– Верно. А люди с оружием? В столовой их встретил. Один меня снегоходом подвез до гостиницы.

– Охрана. Люди военные. Из молодых отставников. Все без исключения офицеры. В основном пограничники и морпех. Добыча золота требует ввести режимность. На что имеется разрешение от властей Хабаровского края. Мы же от них у чёрта на куличиках. Как только металл пойдёт, они ко мне пришлют для контроля людей. Они должны до нового года прилететь.

– А пистолеты? Рации странные?

– Рации нового поколения. С её помощью можно выходить сразу на спутник. Вы же видели, в какой зоне климатической сидим.

– Неуютно как-то.

– В таких местах нужна надёжная связь. Вот мы и обеспечились. А пистолеты эти куплены в Германии. Мой представитель достал. Я же местное население: рыбаков, охотников, оленеводов бросить не могу. Они тоже мои земляки. Живём рядом в ладу и мире. Я дал заказ в Германии на оружие и боеприпасы. Патрон был до моего появления на вес золота. Особенно для мелкокалиберной винтовки. Наши делают дерьмо исключительное. Из 10 штук семь дают осечку. Мой представитель в Германии надыбал фирму. Цена нас устроила. Опт, опять же. Упаковка у них для долгого хранения. Они ему такие пистолеты показали и предложили купить. Мы взяли несколько для проверки. Показали нашим военным, и они дали добро. Сделаны из металлокерамики. Вечные, почти. Мне, когда я регистрировал концерн, давали со склада МВД в Хабаровске, смех да и только, револьверы системы "наган". Я с ними обговорил вопрос приобретения оружия толкового и надежного и они с моими доводами согласились. Добро, кстати, дали не за красивые глазки. Пришлось умаслить.

– Чем?

– Подарил в виде гуманитарной помощи десять компьютеров и мелочи по автотехнике. Резину.

– А её где брали?

– В Германии. На заводе. Мой представитель немец. Мы с ним познакомились в Сорбонне. Он там проходил курс сближения в единую Европу. Изучал французский. У него своя фирма по снабжению. Комплексному. Заводы под ключ. Кто ж такой дружбой не воспользуется?!

– Я и японское у вас видел.

– Да всякое есть. А вот по шахте мне надо только своё. Отечественное. Ещё взрывчатку мне нельзя по закону тащить из-за границы. Пришлось пустить часть кредита, опять же, через него, на закупку того, что мне сто лет в обед не надо. Его поставили в Россию кому-то, а они оплатили на заводах моё шахтное и остальное барахло. Но и это не криминал. Там все остались при своих интересах.

– Но конкуренты у вас тут в лице "ЗД", так и хочется сказать зад, в Москве пошли слезно просить. Вы их чем-то не устраиваете?

– Ну, какие они мне конкуренты?!! Цыплята. Вместо того, чтобы производство поднимать, легли в амбиции. Стали заговоры плести. План у них 7,5 тонны. И из них 3,5 дают артели. Ещё тонну давала стоящая теперь шахта. В том году они добыли только 3,7 тонны. Благодаря артелям, которые к ЗД приписаны. Так артельные на своих харчах. В руководстве "ЗД" пятьсот человек. Их же кто-то кормить должен? В октябре ко мне приехали все председатели местных артелей. Им уже диктат встал поперёк. Пришли сами. Возьми. А как я их возьму и куда? Прав у меня на это нет. Слово за нас замолви. Хорошо. Сейчас они все подписали в Хабаровске договора. И все из "ЗД" решением общих собраний убыли. Добывать станут на территории Хабаровского края. А это за рекой. Она и есть граница. Рассыпных месторождений тут уйма. На тысячи лет хватит. А артели по рассыпным специализируются. Рудное редко кто из них берётся добывать. Вот вам и ситуация. Снимите из 3,7 добытого в ЗД в том году 3,5. Остаётся двести кило и полтысячи дармоедов. Вот они, почему на меня взъелись. Не дал я им на чужом горбу ехать.

– Что-то они предпримут!

– Зря они в Москву бросились. Им надо было договариваться в Якутске. А как ты в Якутске условишься, если у тебя всё сыпется, и от тебя люди бегут? Якутску от тебя нужны только налоги. 51% акций "ЗД" в собственности федеративной. Генерального назначает Москва, а вотчина чужая. В Якутске давно генерального подсиживали, а моё появление процесс только ускорило. При том, что якутские остались в стороне конфликта. В сторонке они. Не наша, мол, вина. До Москвы же, ох, далеко отсюда. Теперь якутские мне волей-неволей будут обязаны. И помогать не станут, но и мешать тоже не будут.

– Значит, его снимут, по вашему мнению?

– Решать будут в Москве, но обязательно согласуются при таком раскладе с Якутском. А мне, честное слово, не до интриг сейчас. У меня пуск на носу.

– Это понятно. Время напряженное, а вы химию читаете.

– Временно. Преподавателя нет. А без химии образование не может быть полным. Кого-то подыщем к осени. Молодого заманим, оженим, он прикипит тут, как наши предки, припадет к холодной земле грудью и навсегда примерзнет. Главное психология. Условия нормальные мы создадим. Жильём человеческим обеспечим. Работой дополнительной тоже. Школу новую отстроим, оснастим по последнему слову.

– И только концентрат не случайно. Так?

– Валерий Дмитриевич! Я не прожектер. Мне обязательства по кредитам не дают витать в облаках. Я реалист. Стою обеими ногами на земле грешной. Только государство может себе позволить рождать такие монстры как Норильский ГОК. Там же окрест на сотни километров нет ничего живого. Всё что можно убили. Да и к чему тащить людей на Крайний Север. Концентрат – минимум вреда природе, минимум расходов и минимум рабочих рук. Кто даст мне, частному лицу, средства на город в полмиллиона человек? Да давали б и не возьму. Не самоубийца.

– Но концентрат где-то будут перерабатывать. Убьют природу в другом месте,- возразил Пороховщиков.

– У меня новые технологии. Мы извлекаем концентрат металла не водным путём с применением реагентов. Сухим. О судьбе концентрата я вам сказать не могу. Это не секрет. Просто я лично не видел и потому отношусь предвзято. Сейчас некая фирма в Европе приступила к производству из угля какого-то сильного топлива.

– Я тоже слышал. Проходила информация по интернет.

– Это топливо, как мне сказали, даёт возможность извлечения из концентрата тяжёлых металлов без применения цианидов. Полученный сплав впоследствии будут делить на специальных СВЧ-печах.

– Мне приходилось видеть такие печи. В экспериментах они вели себя хорошо. А у них есть уже промышленные?

– Не видел, но меня заверили, что есть.

– А сюда доставить?

– А энергетику под них?

– Согласен. Этот пункт выбивает все остальные. А вы теперь чем запитываете?

– Я поставил корабельные ТГД. Отечественные. Вру. Уже заграничные. Украинские. Из Николаева. Двадцать дней назад пустили под пар.

– Хитрый выход!

– Экономика должна быть экономной,- Сашка засмеялся.

– Лучше бы жадность имела пределы,- произнёс Пороховщиков.

– И то, и другое неосуществимо. Извините, но мне пора.

– Это вы меня извините. Я вас задержал.

Они вышли вместе в коридор.

– Вам в гостиницу?- спросил Сашка.

– Да. А куда ещё!?

– Ратигулин! Ринат!- позвал Сашка парня, стоящего в другом конце коридора.

Парень подошёл.

– Слушаю, Александр Григорьевич!

– Проводи в гостиницу.

– Сделаем. Делов-то. Идёмьте,- парень качнул головой.

– Прощавайте,- Пороховщиков протягивает руку. Сашка жмет и говорит:

– А я не прощаюсь. Не люблю. В час ночи, нет в два, за вами приедет снегоходом охранник. Борт в два ночи сядет. Чего в грузовом порту торчать. Вы валенки, вижу, купили, бушлат у вас есть. Доедите.

– Совсем забыл!? Я же сдуру ружьё купил и пачку патронов. Мне надо бумагу от вашего участкового на провоз. А патроны куда деть?

– Ринат! У тебя время есть?

– Есть,- парень вздыхает.

– Да чего ты переживаешь! Она без тебя не уйдёт. Девушку ждёт,- пояснил Сашка Пороховщикову.- Сходи с человеком в тир. Тут же рядом. Помоги отстрелять ружьё.

– Сделаем. Я быстро,- парень побежал по коридору,- только предупрежу.

– А где у вас тир?

– Да с километр отсюда. В ангаре. Балуются мужички-то. Да вы не переживайте. У парня снегоход, не пешком. Будете брать в гостинице ружьё, оденьте бушлат. Бывайте. Он, кстати, потомок охотников в сотом колене. Я про Рината. Чемпион по стрельбе. Присмотритесь к его умению.

– Воспользуюсь. Пока.

Подходит Ринат.

– Возьми у Семёновича на мой счёт патроны,- сказал парню Сашка.- Отработай по уму.

– Понято,- отвечает Ринат и уводит Пороховщикова.

 

Глава 6

В самолёте было тепло и спокойно. По пути к аэропорту Пороховщиков немного продрог. В домике, где он был оставлен, появился экипаж "Руслана". Лётчики здоровались с ним, не называя имён. Они представлялись должностями. Командир. Второй пилот. Борттех. Уже в полете Пороховщиков узнал, что экипаж двойной, кроме командира. В салоне было тихо. Хорошая изоляция. Взлетели быстро с очень короткого разбега. Он завалился в удобное кресло и задремал. Его никто не беспокоил, не лез с расспросами. Ещё до взлёта один из членов экипажа показал ему на шкаф, сказав: "Если попить или пожевать".

Увиденное в посёлке оставило в нём двоякое чувство. Ему было непонятно, как этот человек, Карпинский, смог просунуть руку в наглухо закрытую дверь. Ведь зарегистрировать горнодобывающее предприятие в нашей стране было практически невозможно. Он это знал наверняка. В генпрокуратуре велась статистика, и подсчёт показывал, что жалобы на отказ в регистрации горнодобывающих предприятий шли со всех концов России, и по всем этим жалобам никто не произвёл ни одного расследования. И если кому-то удавалось таки зарегистрировать, а это были единицы и все в Москве, то получить в разработку что-то, было делом абсолютно нереальным. Ходила даже шутка. "Регистрируй в конце второго тысячелетия, а работать будешь в четвёртом".

Ещё ему был неясен размах. Быстро всё было сработано. Ну, где вы видели, чтобы в нашей блядской стране, было зарегистрировано предприятие, которое пять месяцев спустя, стало давать продукцию. А он это видел собственными глазами. Он подбирал факты чего-то подобного, но так и не нашёл. И пришёл к парадоксу. У этого человека должен быть за плечами огромный, непомерный опыт работы по организации таких процессов. А Пороховщиков не увидел в системе ничего подобного ни на Западные модели, ни на Восточные. Это был явно наш, советский или российский опыт, почему-то сработавший тут, в тайге, в узкой полосе земли, в точке. Пороховщиков представил себе уровень концентрации усилий необходимый, чтобы всё раскрутилось, и назвал этого человека Зевсом. Только Боги могут переворачивать по мановению всё на попа. Только Боги. И только главные Боги. Центральные. А вокруг должны присутствовать сопутствующие боги. Воды, земли, огня, торговли и так далее. А их он не увидел. Ему не показалось странным отношение людей. Он сам уже долгое время находился в таких с группой Янова. Со Скоблевым стали устанавливаться тесные доверительные отношения и в то же время честные и джентльменские. "А на таких только и возможно хоть что-то построить. Ладно, он, конечно, мощно взял с места в карьер. Сильно. Грандиозно. Увязал всё самое передовое на перспективу. И у него отличные взаимоотношения не только с теми, кто рядом, но и с теми, кто его поддерживает в стране и за её пределами. Как мне в это поверить?- Пороховщиков посмотрел в иллюминатор. Шли выше облаков. Яркие звёзды заигрывали друг с другом, подмаргивая.- Я ведь тоже знаю реальность. И не только нашу, но и за границей. Его французское образование мне не подходит. Не вяжется. Произношение у него чистое. Слишком чистое. Но на том я ничего не построю. Колледж!? Ну, читал. Было. Только их у меня прошло перед глазами много. Слишком много, чтобы я его вспомнил. Нет. В разработку я его не дам. Из-за внутренних своих сомнений. Где-то должен быть разъем. Где? Стоп, стоп!!! Стечение обстоятельств. Кто придумал их, не знаю, но они не случайны. Вяжем. Швейцария, Германия, Великобритания. Акции на новые шины. На новый мобильный завод. Это у меня. А у него? Что это я его с собой сравниваю? Не повредит. Продолжаю. У него. Швейцария – кредит. Германия – друг, поставки, резина. Британия – вино. Нет. Последнее выпадает. Всё валить в кучу не надо. Я прав в очевидном. Скоблев мне предложил акции. Чёрт!! Там же мой друг. В институте известного Ламберга. Он занимается и металлами. А у этого Карпинского я не спросил, где он взял технологии по сухим концентратам. Хрен бы он тебе ответил. Слишком гладко я полирую. Хочу его с его делом добычи привязать в уже известные мне структуры. Но есть ведь и те, которых мне не видно. А мне не видно пистолетов. Он мне сказал, что это металлокерамика. Где у меня эта мура в голове? Ага! Вот она у меня где. В ИНТЕРПОЛе. Там просто керамика и разных вариантов варки. Есть многокомпонент полимера, это лет пятнадцать назад. И всё. Металлокерамики там нет. Жидко. Не жидко. Вот тот псих, который шлепнул банкира Попонича, сварил ствол. И он был из металлокерамики.

Хи-хи! Сплав рения и кремния, где кремний был основным. Эксперты сначала ошиблись. Дали определение, что это силикон. Тпр-ру! Силиконовая долина в Калифорнии. Это янки окрестили кремний силиконом. И если бы я не был химиком, хрен бы эксперты обнаружили рений. Эксперты сказали, что из такого ствола можно палить бессчетное количество раз, с бешеной скорострельностью и даже применять вместо пороха взрывчатку. Куда я клоню? Ухожу от оружия. Ему предложили, он купил и нет тут зацепок и увязок. Женат, пятеро детей. У всех много и у него есть. Может, они веры такой придерживаются. Сколько господь положит, столько и будет. А я своих бросил. Пёс я смердящий. Не бросил я их. Оставил. И не с пустыми карманами. Вернулся он в 1993 году. Искал руду в тайге четыре года. Искал ли? Мог где-то и быть в тот же период времени. Жена у него, конечно, из местных. А чего меня в эту глухомань понесло. И так ненавязчиво. Поезжай, говорят, проветрись. Дело, мол, пустячное, там дядька в местном совете обнаглел. Ничего себе наглость!? Это не наглость. Это сверххитрость соотнесенная по месту, времени и ситуации. Для такого шага надо иметь информацию. Иначе упрёшься в стену власти. Послал меня сюда лично генеральный. Точнее попросил присоединиться к комиссии. Что я тогда подумал? Я подумал, что от меня что-то хотят, как минимум утаить, и для этого желают моего временного отсутствия в столице. А вышло по иному. Мне показали: вот, мол, смотри, что у нас есть. Дальнейшее можно предугадать. Если за ним никого нет, то его сожрут. Будут, конечно, давиться, но, в конце концов, победят. Тихой войной. А если за ним есть кто-то, такой наезд единственная возможность выявить. Значит, за этим Карпинским тёмные силы, нас злобно гнетут. Или те, кто в силу обстановки, лёг в темень. В этом направлении у нас выбор обширный. Темноты столько, хоть глазки выколи. Да тот же КОРУНД, пропавший безвести, мог быть. Что ещё ему могут предъявить? Могут только одно. Его дело, но прежнее и хвост по нему. И тут у него пусто. Так выходит. Ну, с его слов, положим, так. Кредиты, что он брал в Швейцарии, могут стать поводом к наезду? А он, судя по размаху, взял много. Это явно. Могут. А если я влезу в крайность? И его, а концентрат будут перегонять в Германии, хотят достать, через наших скотов, из-за границы. У него рений, ниобий, тантал и германий. За этими металлами ракеты, энергетика, химия. Допускаем этот вариант как последнюю крайность. Значит, тебя, мистер Пороховщиков, попросили прицениться. Что ты им ответишь? Или ответил бы? А я бы им посоветовал срочно поднимать в небо стратегические бомбардировщики или случайно атаковать его дело ракетой с ядерной боеголовкой, мол, случайно сошла с курса и упала. Это я тоже как крайность. И верно ведь считаю. Другого ведь пути от него, вернее дела, которое он затеял, избавиться средств нет. Армию послать он повода не даст. А даст – тоже не страшно. Там земельки и гор, да и климат, похуже, чем в Чечне. Менты в таком раскладе вне игры. Этого генерала от МВД тоже послали в разведку. Что ж он там бедолага в рапорте накарябает? Что предложит? А ведь он не видел, как парнишка в тире из моей двустволки стрелял. Ему пятнадцать, но человек сто он убьёт, пока его случайно залп "Града" не накроет. Ага! Держи карман шире. Там квадратов миллион. А наши военные умеют только по квадратам. И на это расчёт сделан. Мосты деревянные? Ес! Горять? Ес! Аэропорт зароют, пустив поперёк канаву? Ес! Пешком от Якутска – тысячу километров? Ес! Ноги сотрут до крови и костей? Ес! Нападение возможно только летом, которого три месяца в году? Ес! Десант?! Отстреляют в тайге на подступах? Ес! Вертолёты? Это пока оставим. Ничего не подходит в виде мер борьбы. И остаётся в нашем арсенале: тяжёлая авиация и ядерная баллистика. Окопались? Ес! А почему там? Да потому, что в других частях страны достанут в мгновение ока своими дурными действиями, а в таком месте – иди кусни. Проект потому и сделан вдалеке. Глаза не мозолит. Про месторождение он мне сказал, что оно гавённое, но лучшего не дадут ему осваивать. Расчёт с привязкой к Хабаровскому краю у него не от балды. От ума. И так, что население, рабочие руки у него якутские и рядом. Не надо ничего со стороны тащить. Да и они все ему свои. Чёрт не выдаст – свинья не съест. Теперь он таскает впрок расходные, топливо и харчи. Страхуется на случай, если власти приспичит воевать. Запасы он спрячет. Если ему авиацию закроют, его и кредиторы не достанут. И на такой случай он оформил международные страховые полюсы. Аж в двух местах. Его тут прижмут, он вне ответа, страховые возместят и он волен в поступках по своему горному делу. А страховые надавят через мировые державы на руководство России. И потребуют долги уплатить за свою дурость. И власти он 50 тонн от щедрот сразу отписал не случайно. Он знает нашу поганую систему. Хорошо знает. 50 – это для затыкания глоток и для возможного торга. Против 50, если он их действительно даст, не смогут бить никакие аргументы. Всерутся. Ещё он кинул две тонны в залог. Бр-р-р! Мне этот человек нравится. Есть в нём жесткость достойная уважения, рискованность и талант. Он прав, когда отказался со всей делегацией встречаться, сказав, что срать на власть в Москве хотел. Он прекрасно знал, что к нему послан сброд, спешно собранный в пожарном порядке, чтобы его попугать. А что с ними встречаться? Ни к чему! Комиссии он не ждал, не вызывал, но принял нас с вице-премьером по чётко продуманному плану. Лихо! Это не мафия. Не криминал. Здесь пахнет чем-то большим. О! Совсем забыл. Он мне и о кризисе сказал. Намёком. Что деньги, мол, дали долларами, и пришлось их срочно распихивать, чтобы не остаться с носом. Это нюх?!! Или ему друг из Германии подсказал?"

В таких раздумьях об увиденном, прилетел Пороховщиков в Тулу.

 

Глава 7

– С чем пожаловали, господа хорошие?- Аркадий Петрович Егоров, генерал-лейтенант ГРУ в отставке, всматривается в пришедших. Их двое, они не молоды, но и ещё не старички, как он.

– Аркадий Петрович! Мы не будем вам представляться, говорит один из них.- Мы сотрудники "Баррикады".

– Попили мне ваши, в прежние годы, кровушки. Ох, попили! Да я обид не держу. Прошлое наше хоть и было не безоблачным, но не таким безнадёжно-коварным, как теперешнее. Только я не думаю, что смогу вам помочь. Водички-то утекло… Да и Союза уж нет. И я по возрасту вне дел. Пенсионерствую с грехом пополам.

– Но вас посещают всё-таки изредка.

– Гостей никто не запрещал! Это может запретить только личный страх. Ко мне наведываются люди не робкого десятка. Приходят посидеть, поговорить. Старики в основном. Такие же вешалки как я.

– Мы к вам по личному интересу.

– А мне какая разница?! За последние годы ко мне никто по государственному интересу не приходил. И "Баррикада", как я знаю, вне такого интереса.

– Но это не означает, что нам чужды интересы Родины.

– Нет у меня рентгена, чтобы просветить. И желания нет. Что вам надо я из вопросов смекну. Валяйте!

– Нас прошлое привлекает.

– Моё?!

– Общее. И ваше, и наше, и чужое. Если вы поможете.

– А разве объявлен общий сбор?

– Нет, пока. Но не исключено, что…

– Хотите зачистить свою конюшню?

– Условие это непременное. Без него…

– Без этого в лодку не посадят. Сообразующий момент возможен. Я вне игры, но слышал, что к этому идёт. Чистота рядов станет залогом приёма. Ну, естественно, при соответствующей подписке.

– Начнём?

– Вперёд! Мне будет интересно вспомнить старое.

– Пять лет назад нам закрыли в Швейцарии "форточку". Она была старой. Очень.

– Возраст?

– Восемьдесят лет.

– Ого! Хотя, что я удивляюсь. Ведь вас сам железный Феликс породил на свет. Хорошо, однако, пожила. Старушка.

– И поползновений на её провал не было. Всех она пересидела. И фашизм, и холодную войну. Уж на что тогда были условия тяжёлые, а тут вдруг умерла.

– Говорят, что при диктатурах работать проще. Надо знать внутренние инструкции и психологию населения страны посещения. Ну, ещё язык. Провал вашей "форточки" теперь меня не удивляет. При таком хаосе всё может статься. Раньше-то мы были с вами только конкурентами и только. Но не врагами. И свар за пределы своей страны не выносили. Чли кодекс. А сегодняшние, да и те, кто до них был, описались сильно. Бегут и сдают все кому не лень. Да чёрт с тобой, с засранцем, если ты задумал уйти. Но опускаться до паскудства сдавать, зачем? А ведь так и поступают. Убежит и за поганые деньги все секреты, блядь, наровит толкнуть. И по рогам никто таким козлам не даёт.

– Её не могли распаковать. Её обустройство сделано на генетике. Что даже по нынешним временам – абсолют.

– Значит, её кто-то сдал.

– Так и мы решили. Расследование провели и вот пришли к вам.

– Я к вашим био отношения не имею. А секретам тем паче.

– Аркадий Петрович! Мы вас ни в чём и не обвиняем.

– Только этого мне ещё и не хватало! Обвинений. Вот всё, что я заслужил,- Егоров обводит рукой комнату.- Малолитражная халупа и пенсия в 6000 рублей. И пиздец! Мои бывшие коллеги смеются, мол, не ко времени я на пенсию прыснул. Те, кто раньше, имеют по три комнаты, а те, кто позже – две. А те, кто попал под сучьева сына Гайдара в 1992 году – однокомнатные. Давайте дальше. Извините! Отвлёкся. Не думайте, что я обижен. Мне и одной много. Я в кухне живу. Поставил там кровать, слава богу, кухня большая 15 метров, и там кочую.

– "Баррикада" свои архивы хранит сама и там мы утечек не нашли.

– Вам повезло. У других дело обстоит хуже.

– Людей мы проверили на данный момент и…

– Только не говорите, что всё чисто, а то я замкнусь. Мне святость до одного места.

– Осуществлявшие доставку – автоматы. Химические.

– Химзависимость и шок на мозги не сто лет назад изобрели.

– Изобрели в 1944 году. А на календаре 2003. Кстати, с Новым вас годом.

– Спасибо! И вас также.

– Из работавших до 44 года в живых нет никого. Последний умер в 69 году. Тридцать лет ожидания???!!!

– Это исключено. Мыслишку подкину. Не возражаете?! Запад столько ждать бы не стал. О янки забудьте, они сходу кидаются в бой. Даже британцы, на что консерваторы и те бы клюнули. Азиатов сами считайте, о них не знаю. А вот своих соотечественников не вписывайте. Мы так устроены, что пятьдесят лет можем молчать, не сказать под пыткой, а случай представится в поезде, и расскажем постороннему человеку.

– И мы так примерно рассудили. И стали отслеживать всю схему изначально. От момента закладки. Нашли 19 возможных случаев. Тогда была не одна "форточка". Одиннадцать убийств. Шесть уходов и два исчезновения. Всего. Это с 1918 года по 1944.

– Хорошие показатели! Внушают доверие к вашей конторе.

– А на ней были только двое. Оба по одному разу. Оба погибли. Один в 1929 был убит в Риге прямо в вагоне. Второй в 1934 году в Киеве был задавлен трамваем. Случайно.

– И всё-таки я бы в этом покопал.

– Мы копали. С Ригой всё чисто. А с Киевом проблемы. Война смела кладбище, на котором похоронен был.

– Ко мне это косвенно,- Егоров моргнул глазами.- "Ближе к телу!"- как говаривал великий комбинатор Остап Бендер.

Пришедшие переглянулись, и в разговор вступил второй.

– Аркадий Петрович! Вы служили в Швейцарии…

– Было.

– Вам давали задание по поиску архива собранного сотрудником КОРУНД и вы пытались его получить через его любовницу?

– Было. Я об этом всё составил. Можно востребовать.

– Не стоит.

– Для точности необходимо. Я же не мальчик.

– Считайте, что мы с вашим отчетом знакомы.

– Уже считаю и сомневаюсь, что КОРУНД мог быть в вашем деле.

– Любовница эта исчезла?

– Когда я покинул кантоны, она была ещё там. Её опекали в фирме "Европа Гэлакти",- произнесенное заставило обоих встрепенуться.- Да, да! Вы не сомневайтесь. Это они её увели. Я об этом в отчёте не писал, чтобы не кинуть тень на своих людей оставшихся там в нелегале. Маленькие секреты большого города.

– Вы с кем-то из этой фирмы встречались?

– С господином Янгом я встречался. Многократно. Он её глава. Последний раз мы виделись в транзитной, когда у меня был в кармане билет на Москву. Дама тоже была на той встрече. Вы мне не ответили про КОРУНД.

– По нашим данным КОРУНД приказал долго жить.

– Что вы говорите?!! Это новость для меня. И давно?

– Шесть лет назад.

– Угу! И вы это привязали к себе?

– Вынуждено.

– Я понимаю! Как же это они? Совсем, что ль?

– Растворились. Их же было не так много. Легли в неотдачу. До этого спрятали своих аналитиков в нелегал с полной сменой антуража.

– Ху-ху!! Или на них наехали круто или они…

– Под кого-то легли.

– Именно.

– Под эту "Гелакти" могли?

– Да! Под неё могли.

– А она что из себя представляет?

– Основана в 1981 году. Основной род деятельности – консультации по вопросам инвестиций. И это не липа. И не крыша. Такую работу они делали. А под консультации надо…

– Информацию.

– Так. И они её собирали. Крепкая фирма. И власти Швейцарии её ни одного раза не тронули. Хоть было за что. Это мощный разведцентр и аналитический одновременно.

– Вы хотели бы поехать в гости к господину Янгу?

– Предлагаете?

– Отдохнёте там. Мы вам гарантируем свободу и возвращение при любых чрезвычайных обстоятельствах. Ещё дадим вознаграждение. Это само собой.

– Заманчиво! Весьма. Прошвырнуться не повредит. Вы хотите, чтобы я вас свёл?

– Познакомил.

– Это можно, но при условии, что он ещё в Швейцарии.

– Будем надеяться. Мы располагаем кой-какой информацией по названной вами фирме. У неё молодой директор. До тридцати лет. Его имя Ким Сун Ан. Вам это ни о чём не говорит?

– Впервые слышу. Китаец?

– Судя по фото – нет.

– Кореец, вьетнамец, малаец,- стал перечислять Егоров.

– Европеец, но с азиатским именем.

– Вот даже как!!? Оригинально. Дожились, называется.

– Скажите, Аркадий Петрович, а в транзитной, вы её упомянули, о чём шла речь?

– Было у меня одно поручение, но от лица иного. Он просил меня поговорить с этим Янгом на предмет организации встречи с неким человеком, о котором Янг знает.

– Устроилось?

– Вы знаете – нет. Я даже пытался торговаться в имевшихся у меня пределах, но не вышло. Он мне отказал.

– А чем мотивировал?

– Даже не вспомню точно. Я же был с билетом домой. Башка о другом думала. Да и разговор шёл в присутствии этой дамы. Мы говорили на жаргоне с применением философских терминов. Он намеками и я ему намеками. А вот во что упёрлись…, кажется в мой возврат.

– Домой?

– Да. Я уже в самолёте просмотрел наш разговор и пришёл к выводу, что он не дал добро на встречу по этой причине. Точно, точно!! Какую-то он мне напоследок ляпнул фразу, обозначавшую примерно следующее: "Зачем встречаться, если ты дома не в своей "стране".

– А по архиву как договорились?

– Ни о чём. Эту любовницу обрабатывали многие. Как умер её дедок, сразу взяли в оборот. Крутились там многие. Поскольку не за своё, до крайности никто не доходил. Только пугали. Было и у меня от руководства ГРУ на неё надавить. Я к ней лично ездил. И она тут же исчезла. Дом сгорел и, спустя месяц, она появилась на одном приёме с этим Янгом.

– А вы были с ним до этого знакомы?

– Был. Там его все знали, и все не любили.

– За что?

– За всезнайство. Янки, так те с ним не здоровались. Я своему начальству доложил о её появлении в его сопровождении, и мне дали отбой. Тут ко мне КОРУНД пришёл лично. Сказали так: забери архив или грохни. Я подумал и решил умыть руки. И меня отправили домой.

– А попытки были? Убрать?

– С трагическими последствиями. Они там кого-то подряжали на мокрое и все погибли. А в моё отсутствие что было, не знаю. Может быть, и убили.

– По нашим данным – нет. Аркадий Петрович! Если мы вам покажем фотографии, вы на них сможете опознать Янга?

– Если он не сделал себе пластическую, то конечно.

– Это фото старые. Тех лет, когда вы были знакомы. Держите,- карточки перекочевывают к Егорову.

– Вот этот пограничник, старший лейтенант и есть Янг.

– Вы уверены?

– Не сойти с этого места,- клянется Егоров.

– Тогда ещё раз внимательно посмотрите. И среди пограничников и среди присутствующих.

Егоров долго всматривался и стал возвращать по одной, комментируя:

– Я больших из правительства не называю, их все знают. Вот это – Кириллов из КГБ. Он бежал в США. Вот на этой, да… я этого Кириллова в Швейцарии видел. Он в посольстве ошивался. В январе, в конце января 87 года. Продолжим. Вот на этой знаю двоих. Чухонин – чин в ГРУ. Орладзе – МИД. А вот на этой Туполев. Это кадровый НОР под крышей ЦК. Всё. Среди пограничников больше никого не узнаю. Я, правда, не слышал о службе Янга в рядах ПВ и мне это интересно. Пути господни… А чьи это похороны?

– Это конец декабря 1986 года. Ваганьково. Хоронят начальника контры в разведке КГБ генерал-лейтенанта Сергеева. Он застрелился в своём кабинете.

– Мельком слышал об этом краем уха. У вас фото покойного нет? Привычка во всём идти до упора.

– Прошу,- баррикадовец подаёт фото.

– Господи!!- Егоров бледнеет.

– Вы его знали?

– Господи, господи!! Ну конечно знал. Он такой же Сергеев, как я Джорж Вашингтон. Плохую вы мне принесли новость. Вот что значит служить в разных фирмах и с конспирацией. Будь она трижды неладна! О смерти друга узнаю столько времени спустя. Это же надо до такого позора дожить?!

– Вы дружили?

– Десять лет! Его в школе звали Кромвель. Мы выпускники одной разведшколы. Бог мой, кто бы мог подумать! Какой страшный выбор. Я поеду с вами в Кантоны. У меня есть личный вопрос к Янгу. Он что-то знает, раз присутствовал на похоронах. А что там вообще делали пограничники?

– Я в замешательстве дважды,- говорящий искренен.- Пограничники эти липовые. Все до одного. И кто они и откуда, мы выяснить не смогли. И то, что в одном из них вы опознали Янга, нам новость номер один. Были они на похоронах в качестве похоронной команды. Дело в том, что вдова Сергеева, дочь известного пограничника. Её отец был профессором, и многие годы читал в погранакадемии. Пограничники не вызвали на похоронах и тени сомнений. Мы опросили кое кого из участвовавших в похоронах и все как один подтвердили, что сделано было профессионально и в высшей степени по-домашнему и по-человечески. Достойно, скромно, выдержано и уважительно. А как настоящее имя у Сергеева?

– Не знаю. Но не Сергеев. У нас такие вопросы не обсуждались. Были псевдонимы и имена. В школе его звали Гоша. Ну и Кромвелем. Оливером. Там у них в Англии был ещё один Кромвель, но Томас.

– Извините, Аркадий Петрович! А что за школа? Чья?

– Привет, братцы! Я же коренной в ГРУ. И он коренной в ГРУ. А как он упал в КГБ?!!- Егоров размахивает руками.

– Ваши засылали не только за кордон, но и к своим.

– Все засылали друг к другу. Чтобы не зевали.

– Значит, разведшкола ГРУ?

– Вы что, братцы?! Не шутите так, а то я подумаю, что вы с Марса. ГРУ тогда ещё не было. Это же конец сороковых начало пятидесятых. Побойтесь всевышнего. Школа эта армейская. Армейской разведки. Старшины у нас были при орденах и прямо с фронтов. С войны. Какой силищи были люди!!! Все как один с иконостаса. Нас готовили по стратегическому профилю. Ядерная бомба!!

– Ну, хоть как-то она называлась? В своей среде вы её как именовали?

– Да никак! Школой и называли. Мы же все были предвоенные. Война у нас перед глазами стояла. И голод, и бомбежки, и танковые клинья, и солдаты убитые вдоль окопов. В сорок втором меня привезли в неё из детского дома. Кто мои мать и отец не знаю. Меня подобрали на какой-то станции в июле 1941 года. Мне было пять. И я помню только имя. И вся школа была из таких. И у Кромвеля тоже нет никого. А фамилии нам дали на выпуск вместе с погонами лейтенантов. Только о том, какие, мы друг другу не говорили.

– А где она располагалась?

– Под Кировом. Слободской. Пгт.

– Это учебная база бывшего отдела группы "Плутон",- вступает в разговор первый.- Её закрыли в 1972 году. Вам известен резидент нелегала во Франции?

– Нет. Но фото могло бы помочь.

– Смотрите!

– Да. Этого знаю. В конце семидесятых мы были вместе на базе под Кандалакшей. Дней семь. Но не общались. Там была сводная встреча резидентов ГРУ в шашечном прогоне. Только он не резидент.

– А кто?

– Это ведущий координатор. И это не одно и то же.

– Теперь он Пороховщиков Валерий Дмитриевич. Заместитель генерального прокурора России. Человек "Плутона" в составе "Резеды". Герой Советского Союза. Генерал-полковник.

– И у меня есть эта звездочка и что?!! До лампочки мне звания и медальки. Я не за их служил. Для того, чтобы больше никогда по моей земле не прорывались танковые клинья. Никогда!!! А награды… Гавно всё это. Непотреб. Это для тщеславных. Висюльки.

– Пороховщиков сейчас в большом весе не по линии прокурорской. Он молодых и жуликоватых демократов раздоил на огромные суммы. Ваши данные есть в картотеке "Резеды"?

– Должны быть. Там всех фиксировали, но часть без востребования. Материалов этих из Кремлёвки не получить. Там доступ через одного.

– Вы в работе сталкивались со многими. Через Швейцарию шло много каналов. Имя Чёрного Принца вам известно?

– Слышал о таком, но видеть не видел. И о его смерти знаю. По моему возвращению и выходу в отставку, был с кем-то такой разговор.

– К вам кто-то приходил?

– Приходил.

– Кто?

– Его человек.

– А как он представился?

– Яша русский цыган.

– Он что-то просил?

– Нет. Приходил советоваться.

– А вы ему?

– Сказал, чтобы он ни во что не лез и на связь не шёл, если вызовут.

– Как он к вам добрался?

– А мы были с ним знакомы. Его присылали ко мне для ликвидации. Я его лично на исполнение возил. Он меня опознал в метро в 1996 году. Два года, между прочим, наблюдал, прежде чем прийти. Хороший профи.

– С тех пор вы не виделись?

– Нет. На горизонте он не появлялся. А что?

– Он с Пороховщиковым в команде. Их дело свело. Сейчас Яша русский цыган готовит смену. Ещё он за Пороховщикова в подписке. Яшу после смерти Чёрного Принца подставили, а Пороховщиков его отмыл. Чисто. В "Резеде" был человек, который снял в ячейке данные. Они его ликвидировали.

– Скверно. На кого привели концы?

– Они эти данные не публиковали. А мы не выяснили.

– Как не выяснили?!!

– Потому что некому было это сделать при Ельцине. Взялись за это только сейчас.

– Как же они тогда сдатчика вывели?

– Отстрелом. Палач Чёрного Принца стал валить всех подряд, кто имел доступ. И сдатчик попался. Сделал попытку замениться двойником, но не помогло.

– Это же надо, а!? Так ссучилась страна. Ни у одной фирмы нет чистоты. Сплошное кругом гавно. Как же вы хотите при такой вони договариваться? Я думал, что в "Баррикаде", вы же ни под кем не были, нормально, и у вас тоже душок. И вас эта зараза зацепила. Ну не блядство, а!? Готовьте мне бумаги и вперёд. Я чувствую, что Янг знает, почему мой друг лёг под пистолет. Честь обязывает довести.

– Хорошо. Аркадий Петрович! Мы всё подготовим. Давайте сразу условимся, чтобы не получилось проколов. Мало ли!

– Задавайте ваши хитрые вопросы.

– Какое лицо и с кем просило через Янга встречу?

– Ваш просил. Из "Баррикады".

– Кто?

– Пятыгин.

– Лично?

– Да. В 1992 году. В мае. В Ганновере.

– С кем?

– С Хранителем. Так назвал. И указал прямо на Янга как абонента связи. Я его спросил, почему через меня. А он мне ответил, что если та сторона узнает, кто просит встречу – откажет. Мы с Пятыгиным условились, что подставим под всё это "Диму", хоть он честно признался мне тогда, что этого маловато. Что хлипко. Но тогда под рукой ничего больше не было.

– Пятыгин умер.

– Да знаю. Сердце.

– Обширный инфаркт. Два месяца под аппаратом, но ничего не помогло. Мы всё им оставленное проштудировали, и свести не смогли.

– Остатки?

– Как говорят археологи – фрагменты. Он предположил, что в нашей стране что-то вызрело. И давно. Первые данные он отнес к 1965 году.

– Чем год знаменит?

– Ничем. Он просто указал дату. И сделал пометку: золото. Вторая запись от 1970 года. И пометка самая длинная: "Золото – прекраснейший из металлов. Что происходит с драгоценными камнями, за которыми едут на край света? Их продают и превращают, в конце концов, в золото. С помощью золота можно не только делать всё что угодно в этом мире, с его помощью можно извлечь души из чистилища и населить ими рай…" (Христофор Колумб. Письмо королю Фердинанду.) Дальше по годам так. 1971 – крещение. 1974 – смерть. 1979 год – аусвайс. 1980 – кирпич. 1983 – быки. 1986 – взрыв. 1989 – исход. 1992 – золото. 1993 – дышать. В конце 1993 года он умер. И всё помечено одним словом. Лист озаглавлен: ХРАНИТЕЛЬ. В папке один вот этот лист. На папке надпись: "На лодке через океан".

– Ваш Пятыгин спиритизмом не занимался?

– Вы об этом серьёзно?!!

– Я в колдунов не верю и ведьм тоже. Знаете, как его называли за глаза?

– Шаман в юбке.

– Вот. А почему?- пришедшие промолчали.- У него бабка была шаманкой.

– Это всё слухи. О его предках никто не знает. Он из беспризорников.

– Такие вещи на пустом месте не появляются. О его предках знал Никита Сергеевич Хрущёв. Он собирался в свой знаменитый отпуск. Надо было уже ехать в аэропорт. В кабинете было много людей, в том числе тех, кто его потом отправил в отставку. Пятыгин подошёл к Никите и что-то ему прошептал на ухо. Хрущёв был в приподнятом настроении, шутил, а за словом в карман не лазил. Он сказал в голос, что у них ещё пиписьки не выросли кукурузу чистить. Его Микоян, хитрый бил лис, всё выпытывал, когда Никиту на даче черноморской отрезали, что же Пятыгин ему такое сказал. Но Никита не ответил. Когда его сняли, он Микояну бросил только одну фразу, что, мол, шаман в юбке накаркал. Вот так с 1964 года его и стали за глаза именовать.

– Может, он под именем Хранитель что-то подразумевал? Некую группу или структуру?

– Есть такое понятие, что самые умные в нашем мире – психи. Честно говоря, за Пятыгиным водилось сумасшествие. И выражалось это тем, что он препарировал. Но не хочу с вами обсуждать поведение вашего человека. Вам видней.

– Мы сказанное вами обсмакуем. Вернёмся к вопросам. Раз он указал на Янга, то чем-то аргументировал?

– Да. Пятыгин меня уговаривал. Я же не сразу согласился. Не хотел я с этим Янгом иметь дел.

– Почему?

– У него были очень плохие отношения со всеми. Особенно с янки. И были данные, что он их огрел. По нашим временам – отморозок. Тогда говорили иначе – бездомный. Ну, раз с ними заелся, всё, уже достанут где угодно. Его сторонились, но на все приёмы звали обязательно. Уж очень фирма "Гэлакти" была в почёте. Инвестиции!! Ну, а шеф дурной, что ж поделать – терпели. И я дал согласие Пятыгину только тогда, когда мне мои шефы дали гражданский костюм. И подозрения тем самым от меня на контакт отвели. И КОРУНД я отказать не мог. Они через моё руководство в ГРУ на меня вышли со своей просьбой.

– Так чем Пятыгин аргументировал?

– Золотом. Он мне сказал, что золото – это и есть Хранитель. Оно из страны течёт рекой, сказал он мне и представил сводки и данные. А там сильно не сходилось. В мире всё о золоте известно. Кто, где, когда, кому, за сколько. Да вы это и сами знаете. Только в нашей стране об этом молчок. Тайна. И если в мире не сходится – ответ у нас. В нашей стране.

– Много появилось?

– С его подсчёта с 1972 по 1992 годы – две тысячи тонн. Янг знает Хранителя, сказал мне Пятыгин, пошли сходим, авось повезёт. И так сошлось, что мне надо уже домой. Вот в транзитке мы и поговорили. Так думаю, что Пятыгин знал о своём больном сердце и торопился. Чувствовал смерть рядом. Мы когда с ним встретились, он всё время какие-то таблетки жрал. Я тогда ещё пошутил в его адрес, мол, наркоманом не стань. Что теперь говорить. В свете вами сказанного, могу предположить, что если золото из нашей страны шло, то Янг не дал бы мне гарантии на встречу с Хранителем, коль тот причастен к нему. Логично? Это же возврат информации.

– И, видимо, плохой возврат. Если за золотом стоят спецкоманды власти – это смерть. Янг мог быть участником? Посредником? Отмывать? Содействовать?

– Мог. В "Европа Гэлакти", кстати, все сотрудники свободно владели русским, что необходимостью для Швейцарии не было. И сам Янг чисто говорил. Без малейшего акцента. Я готов составить вам компанию по встрече с ним. Десять лет спустя, как у Дюма папы. И откладывать, думаю, не стоит.

 

Глава 8

– Какие впечатления от Цюриха?- спрашивает сотрудник Баррикады у Егорова в номере гостиницы две недели спустя. Они приехали в Швейцарию вдвоём пять дней назад. Все эти дни Егоров, не отягощенный обязанностями, ходил по городу.

– Никаких. Тут нет изменений. Интересно приезжать время от времени в Москву, а сюда…Ещё в Лондон не интересно,- Егоров стоит у окна.- Что ваши попытки? Нашли Янга через посольство?

– Аркадий Петрович! Из старых посольских тут никого нет в помине. Совсем новый состав. Даже резидент и тот развёл руками. Может, вы что-то предложите? Поход в "Гэлакти" оставим на последок.

– Найдите бывшего шофёра посольства. Столыпин Ярослав Борисович. Он где-то тут в Швейцарии осел. Семь лет назад я ему сюда помог уехать. Он занимается ремонтом автомашин. Механик.

– Сейчас выясню,- сотрудник "Баррикады" вышел из номера. Вернулся через двадцать минут.- Нашли. Работает в автомастерской. Поехали.

Через час подкатили к заправочной станции на окраине Цюриха, у которой были мастерские по мелкому ремонту машин. Бывший шофёр посольства сразу узнал Егорова.

– Аркадий Петрович!! Какими судьбами? Я вас рад видеть. Я вам нужен?

– Не на долго,- Егоров здоровается с водителем рукопожатием.

– Ай-момент! Предупрежу только,- Ярослав отходит в помещение конторки и, переговорив там с дюжим негром, возвращается, захватив куртку.- Поехали.

В машине Егоров спрашивает.

– Как живёшь?

– Спасибо, ничего. Вот с негром в доле. Уже откупили половину мастерской у хозяина заправки. Семь наемных рабочих.

– Негр кто?

– Анголец. У нас в Москве учился. Автомеханик с высшим советским образованием. Толковый мужик. Крутимся помаленьку.

– Семья?

– Здесь. Квартиру купил. Не хоромы, но всё на честно заработанные и по уму.

– Мне приятно, что ты устроился. Как дети?

– Ходят в школу. Одно меня теперь беспокоит. Они перестали говорить по-русски. Шпарят на немецком и французском, английский знают, а на родном говорить стесняются. Вам спасибо! Если б не вы, я бы теперь возил жирную задницу по московской грязи.

– Ярослав! У меня к тебе дело.

– Аркадий Петрович! Для вас сделаю всё, но не мокрое и не шпионаж. А то вышлют. Мне до получения гражданства осталось три года.

– Мне надо разыскать одного человека. Ты помнишь, как вез меня в аэропорт в Женеве?

– Помню.

– Я тебя не спрашиваю, зачем к тебе подсаживался молодой человек, но знаю, что это друг Янга. А мне нужен сам Янг.

– Вот в чём дело! С тем я больше не виделся. А вот Янга видел два месяца назад. Здесь. В Цюрихе. Я на приёмах не бываю, ранг не тот. У крутых что-то случилось с машиной. Они её оставили в нашей мастерской, и сами укатили на такси. Просили пригнать ко времени по адресу. Я её погнал. Там его и видел. Он садился в машину.

– А крутые были наши?

– Нет. Венгры какие-то.

– Найдёшь?

– Чего искать! Машина, на которой он уехал, имеет адрес. Надо на ближайший полицейский участок подскочить и сделать запрос. Стоит десять франков.

– А повод?

– Он мне крыло помял и отъехал, спешил. Адрес мне оставил, но я его потерял. Тут же мелочи без участия полиции устраивают, через страховые агентства.

– Поехали в участок,- говорит Егоров сотруднику "Баррикады", который за рулём.

Минут через пятнадцать Столыпин принёс из участка листок с распечаткой.

– Вот. Янг Готфрид фон Нейман. Цюрих. Фирма "Харгесс". Вот и адрес. Прошу,- он передает лист Егорову.- Это, кстати, пять минут езды. Если надо сильно и срочно, я могу к ним сделать культурный вход.

– Как?

– Возьму тачку в прокат и тихонько стукну их авто прямо под окнами. И зайду, чтобы всё оформить без участия полиции. Там и выясню, чем они занимаются и есть ли на месте фон Янг,- предлагает Столыпин.- Франков на пятьсот.

– Тебе бы светиться не надо.

– Так я не сам. Мы же с негром компаньоны, чёрт возьми. Он свободно владеет немецким, французским, итальянским. Мужик надёжный и крученый. Он больше русский, чем я. Только одно но… Он Янга не знает в лицо. Фото бы.

Сотрудник "Баррикады" подаёт фото и говорит:

– Сможете завтра до обеда?

– До вечера сделаем,- заверяет Столыпин.- Бить лучше всего под окончание рабочего дня. Везите меня обратно. Я выскочил без всего. Где мне вас найти?

– Мы к тебе утром подскочим.

– Тогда всего,- Ярослав покидает машину у заправки.

В семь утра следующего дня Столыпин доложил:

– Петрович! Фирма "Харгесс" – представитель концерна "ГМХ – ЛЮМПС". Это резинотехнические изделия широкого профиля. Хорошие, кстати. Мы на все авто работаем только с их продукцией. Любо-дорого. Сам концерн имеет заводы в Германии, Франции, Дании, Люксембурге. Мой партнёр был в их офисе и выяснил следующее: Янг есть на месте, и он есть исполнительный директор фирмы "Харгесс". Вот его телефон,- Ярослав подаёт Егорову визитную карточку.- Выяснилось одно дельце.

– Какое?

– Даже не знаю, как вам об этом говорить, но не хочу подводить вас, Петрович. Мой негр опознал в Янге офицера пограничника. Я ему не поверил, но он мужик честный и ему смысла валить ерунду нет. После рождества в 1986 году мой негр видел Янга в Москве на автобазе "Интуриста". Он в бытность студентом института автомехаником подрабатывал в ночь у них. Пригнали два "Икаруса". Водители были в стельку пьяные, а за рулём сидели два пограничника. Один из них был Янг. Мой негр принимал те автобусы. Такая вот петрушка.

– А какие подробности?

– Он тогда ещё по-русски не очень, но там что-то связано было с мертвецами. Он помнит только слово гроб.

– Спасибо, Ярослав,- Егоров жмет Столыпину руку, а сотрудник "Баррикады" передает конверт с купюрами.

– Я не возьму,- отказывается Ярослав.

– Бери, бери!- говорит ему Егоров.- Ты теперь в стране с рыночной экономикой живёшь. Детям что купишь. Спасибо тебе. Об этом эпизоде с автобусами, скажи своему негру, чтоб он забыл.

– Понято!

– Ты меня не видел, но супруге привет передавай. Счастливо тебе!

– Всего, Петрович!- Столыпин покидает машину, так и не взяв конверт.

Оставшись вдвоём Егоров, усмехаясь, говорит:

– Вот не всё оказывается и "Баррикада" может. Как мы его нашли, а?!!

– "Зрение" на авто – тоже весит,- кивает сотрудник Баррикады.

– Заглянем в гости сейчас или позвонить?

– Я с ним не знаком. Вам решать. Концерн этот известен качеством своей продукции. Очень мощный. Создан на паях. Немцы, французы, британцы.

– Поехали. Нечего тянуть.

В офисе фирмы "Харгесс" их встретил охранник.

– Господа! Что вы желаете?

– Мы к господину фон Нейман,- произнёс по-русски Егоров.- Передайте, что его хочет видеть Фёдор Алексеевич. Он знает.

– Располагайтесь,- предлагает охранник, указывая на кресла.- Я сейчас всё устрою. Одну минуточку.

И появляется Янг.

– Чтоб ты, Алексеевич, сгорел!!- Янг обнимает Егорова, пожимает руку сотруднику "Баррикады".- Пошли в кабинет. Рад тебя видеть в добром здравии. Рад. Нет, в кабинет не пойдём, ну его к чёрту. Пошли, пропустим по стопке за встречу,- Янг ведёт обоих в небольшое помещение для сотрудников, где есть всё, чтобы выпить и поесть.

– Я тоже рад тебя зреть. Хоть тогда думал, что твою рожу уже не встречу,- Егоров улыбается.

Янг приносит поднос с выпивкой и закуской, выставляет на столик и тоже улыбается.

– Как там в Москве с "Кэмел"? Нищим ты, видно, не стал.

– Но и богатым тоже. Вздрогнем! За встречу!- тостует Егоров и все трое пьют.

– Я вдруг понадобился тебе. Говори, Фёдор. Секретов от тебя у меня нет, ты же знаешь. И потом. Я от дел хитрых отошёл. Занимаюсь коммерцией.

– А если я тебя в лоб спрошу?

– Да хоть в зад,- Янг разливает в стаканчики повторно.

– Что ты делал в конце декабря 1986 года в Москве на Ваганьково в форме пограничника?- Егоров напрягся.

– Участвовал в похоронах. Тебе-то до этого, какое дело? Или я не имею права кидать землю в могилу?

– Имеешь. На этот счёт постановлений нет. А кого хоронили?

– Генерала КГБ.

– Фамилия у генерала была?

– Сергеев,- Янг смотрит на Егорова и добавляет:- Он застрелился в своём кабинете.

– Какое отношение к его смерти имел ты?

– Никакого. К его смерти, то бишь, суициду, никто не имел отношения. А тебя что, собственно, интересует: его смерть или моё участие в похоронах?

– Так ты же был там не один. Вас была целая бригада.

– Ох, Фёдор! Что тебе ответить! Скоро двадцать лет как это было. Ну, была бригада. И что?

– Он был вашим человеком? Только не ври. Для меня это лично важно. Ты знаешь, кто он был?

– Сергеев не был нашим человеком. А кто он я знаю. И что ты с ним в одной разведшколе учился, знаю,- Янг пьёт сам.- Только ли это тебе надо?

– Как ты узнал, что мы из одного гнезда?

– У вас провалы? Или просто зачистка?

– Я всё это время был на пенсии. Личный это мой интерес. Личный!!

– Из архива. Достал я его. Хоть ты и уверял, что банк дырявый. Да только архивчик вышел не Грувский, но ценный.

– Чей?

– КОРУНД,- Янг наливает в чашечки кофе.

– Когда ты его поимел?

– В 1994 году.

– Что с КОРУНД?

– Они сошли с дистанции по своей инициативе в 1997 году.

– Так уж и сами?!- Егоров не верит.

– Фёдор! Ну, тебе-то что с того. Ты из другой конторы. Оно тебе надо, совать нос в чужие проблемы? Им не надо было суетиться. Шум поднимать. Ложись в откровение, или я больше не скажу тебе ни слова,- предупреждает Янг.

– КОРУНД просил меня пособить с возвратом архива, но не афишируя. Я тебе об этом говорю сейчас. Тогда не мог. Ты архив продал?

– Да.

– Весь?

– Нет. Только старый диван с клопами. Тебе их жаль?

– Мне предателей не жаль. Туда им и дорога.

– Только ли это ты хотел выяснить? Или в России не климат?

– Там всегда один климат. Зачем он застрелился?

– Я дам тебе имя в Москве. Тебе дадут почитать дневники Сергеева. Всё сам увидишь.

– Без обмана?!!

– Ну, зачем мне с тобой в прятки?! Ты же в возрасте?

– Я знаю этого человека?

– Нет. Вопросов по КОРУНД мне не задавай. Я тебе не отвечу. Они чисты и хвостов при погружении не оставили.

– А волны расходятся, вызывая беспокойство у многих. Они имели доступ к секретам других.

– Все опасения напрасны. Чужие секреты сданы в хранение и ими никто не воспользуется. Пришедшего с тобой интересует это?

– Да. Я его не представил. Он из "Баррикады". Ему разрешило руководство показать лицо.

– Мне ничего не известно о данных "Баррикады" в документах КОРУНД,- обратился Янг к спутнику Егорова.- Если у вас конкретика – предъявите?

– У нас провалилась старая явка.

– Её возраст и адрес?

– 80. Берн.

– Последние двадцать центр сбора и упаковки?

– Именно.

– Я её закрыл. Ваши люди в безопасности и ценности до сих пор при них. Включая информ. Можете их забрать в любое время. Мы же не грабители с большой дороги. А одного не вернем. Он проходит курс реабилитации. Увидеться можно, но ему надо года три для окончательного выздоровления. Уж больно хитрую химию вы ему кололи.

– Вы нас обвиняете за это?!

– Не уполномочен. Даже не выставлю счёта за лечение.

– Как вы на неё вышли?

– Отвечаю. Она пришла к нам много лет назад. Вы сделали проверку от начала её обустройства?

– Да.

– Он погиб в Киеве в 1934 году.

– А вы её получили?

– В 1993 году.

– Прилично вы нас зацепили!!

– Я не собираюсь вас убеждать в обратном, но мы сборов не проводили. Когда выяснили, что канал работает под руководством профи, сняли наблюдение с гонцов. К тому времени выяснили, что они химические. А явку ликвидировали для того, чтобы хозяева обеспокоились. Я же мог вам не говорить, что это я сделал.

– Согласен. Мы можем получить данные на лицо для установления факта истины?

– Он умер год назад. Мы вам его вернем.

– Не знаю, что вам сказать! Мне верится и не верится. Такая давность! Сколько ему было на момент смерти?

– Думаю, что больше ста. Он хитровец.

– Для него это было, наверное, больше чем национальность. Я читал его биографию до 1934 года. Почему он не попал к нам на считку?

– А он работал в высшем эшелоне. И его имени нет ни в одном банке данных.

– Янг! У нас с вами может быть откровение?

– Может. При условии, что вы просите то, что вас касается непосредственно. Об остальном!- Янг улыбается.

– В транзите, десять лет назад, Аркадий Петрович, искал через вас встречу с неким человеком?

– Да. Фёдор Алексеевич просил меня помочь в организации такой встречи. И я отказал. Его предложения к лицу дошло. Так это "Баррикада" была со стороны Алексеевича? Ваша инициатива?

– Сотрудник "Баррикады" искал такую встречу. Он умер, но материалы остались в его архиве. Когда мы выводили, всплыл друг Аркадия Петровича, Сергеев. Они после окончания разведшколы не виделись. Именно наш сотрудник дал Аркадию Петровичу наводку на вас, как абонента. Но мы не знаем, почему он так сделал и откуда пришли эти данные.

– Как он именовал того человека?

– Хранитель.

– Достаточно объективно,- Янг делает глоток кофе.- Ваш сотрудник был проницательным человеком. Он, кстати, не был ли просветленным?

– Это что такое?

– Раз не знаете, то оставим. За глаза, поименованного вами хранителем, называют – КЛЮЧНИК. За неуёмное желание открывать чужие секреты, но умеющего их хранить.

– Вы можете устроить нам контакт?

– Нет.

– Почему?

– Он отошёл от дел. А старое его уже не волнует.

– А новое! Предстоящее?

– Зачем беспокоить человека вопросами, если он этого не хочет.

– Разве ему будет не интересно узнать, как наш сотрудник его вывел?

– Интересно тогда, когда тебя находят. Ваш вывел, но не смог достать. Разница есть?

– Существенная. Мы можем его искать?

– Даже советую.

– У меня к вам вопросов больше нет.

– А у тебя, Алексеевич!?- Янг коснулся руки Егорова, тот сидел отрешённо.

– Хочу тебе признаться, Янг. Я буду рад, если ты не доживешь до пенсии. Это моё откровение. Я не в роскоши там, но дома. Готов быть там хоть нищим и бездомным. Потому что это – Родина. Тебе это чувство знакомо?

– Фёдор! Мне это чувство не знакомо. Но я тебя понял. Помню я, что ты мне говорил в транзитной, и признание твоё принимаю к сведению. Уже тогда я не сомневался в тебе. Что мне для тебя сделать?

– Место можно придержать на кладбище? Плата заканчивается через полгода.

– Хорошо. Я его выкуплю.

– Я не смогу тебе возместить. Нечем.

– Ничего. Это не страшно. Твои двое оставшиеся тут работают по моему проекту. Так что ты мне ничего не должен.

– Как они?

– Мужики умные. Скоро я их легализую. Есть подо что.

– Будешь в Москве, милости прошу в гости,- пригласил Егоров Янга.- Привет им передавай.

Они попрощались и покинули офис.

В самолёте сотрудник "Баррикады" наклонил голову к Егорову и спросил:

– Вы спите?

– Нет. Что тебя ещё волнует?

– О каком месте шла речь?

– О моём. Места стоят денег. Это у нас закапывают за так.

– Вы хотите быть похоронены в Швейцарии?

– Да. А кому я буду нужен дома? Точнее мой труп.

– Мы могли бы это сделать!

– Я люблю Родину. Всю сознательную жизнь её защищал и не всегда хорошо. Моя душа останется в России навечно. Разве будет кому-то плохо, если мои останки зароют в Кантонах?

– А почему вы Янга просили об этом?

– Так он знает обо мне всё. Но информация об этом не дала течь. Такому можно доверить?

– Это касается как-то того, что он вас назвал Фёдором Алексеевичем?

– Напрямую. Он нашёл, кто были мои родители, и выяснил, как они погибли. По рождению я Гонтарь Фёдор Алексеевич. Родители мои истинные украинцы. И по генам я тоже. А прожил всю жизнь русским и с любовью к России. Это парадокс? Нет. Это реальность. Он мне в 1992 году передал пакет, в котором были документы и фотографии. Их сохранили простые люди. Я смотрел тогда на мать и отца, себя, сидящего на стуле и плакал. Впервые в жизни.

– Извините! Я не хотел. Извините!

– Ничего. Он мне сделал тогда подарок и ничего взамен не просил. По-людски?

– Да!

– А место на кладбище мне надо обязательно. Я его купил на десять лет. Когда уезжал, всё своё выходное пособие вбухал. А на большее у меня денег не было. Мы прожили с ней двадцать лет. О ней не знал никто из моего руководства, иначе…,- Егоров провёл ребром ладони по горлу.- Янг знал. Она умерла в 1990 году. Хочу лечь рядом с ней. Я в Господа не верю, но она была очень набожная католичка. Мы с ней тайно обвенчались. Вот мне и надо с ней рядом непременно. Потом пусть выкинут через год-два. Мог я и вас об этой услуге попросить, но не стал. Янг хоть и чужак, но честный. А вы хоть и свои, но в засаде. Я вас не знаю и кто вы, знать не хочу. А для меня это последнее моё обязательство в этой жизни важно и вам я его доверить не могу.

– Я понимаю!

– А о Хранителе вам скажу. Я его видел пару раз. О его неуловимости и секретности ходили всякие слухи. Так всегда бывает. От этого и весь расчёт. Все думали, что это супернелегал и усилия для его поимки направляли в эту сторону. А он в нелегале не был. Просто он многолик, как Шива. И никогда не прятался. Это актёр, импровизатор, психолог и мастак на всякие гу-гу. Он сам пускал о себе самые нелепые сплетни, а они обрастали подробностями. А он всегда был на самой поверхности. Всегда. Я его видел дважды. Один раз с Янгом. Второй раз в кафе. Таком маленьком. Городишко из сорока домов. Полчаса, как он в упор застрелил одну американскую мразь и…, на глазах у людей и полиции, и исчез. Все кинулись в погоню, а он спокойно потопал в кафе. Выпил кофе и поднялся на сцену. Там разрешают петь в собственном исполнении под собственное музыкальное сопровождение. В основном туристам. Он пел одно известное, но старое французское шансонье. Такое мелодичное, что одна пара, совсем ветхие французы плакали навзрыд. И он с ними познакомился и уехал на их автомобиле,- Егоров смолк. Он долго сидел и шамкал губами, но потом, усмехнувшись, серьёзно добавил:- Так мог поступить только русский. Только. Но, чтобы это иметь, надо чтобы билось тут,- он постукал себя в грудь.- На такое способна только возвышенная русская душа. Он пел самоотрешённо, ни на кого не глядя, но я чувствовал, что он меня держит под контролем, каким-то девятым зрением и если я попытаюсь его задержать или что-то предпринять – грохнет. Больше мне его не приходилось встречать.

– А среди пограничников его не было?

– Нет. Я бы его опознал.

– А многолицие?

– Это такой термин. Доведённая до совершенства, до универсализма работа лицевых мышц. В истории были такие примеры. Они редки, но факт имел место.

– А пластические операции?

– Что ты! Тот, кто владеет многолицием, под скальпель никогда не ляжет. Это же смертоубийство!

– Нарушит нервные окончания?

– Коньяк!- попросил Егоров у проходившей мимо проводницы.- И одно из его имён я знаю, но он под ним никогда нигде не появится.

– Какое?

– Самое самое,- Егоров подмигнул проводнице, которая принесла коньяк, и высказал ей красивый комплимент. Девушка улыбнулась в ответ и отошла.- Сэр Александр Бредфорд,- произнёс Егоров, сделав глоток.

– Об этом имени есть только слухи. Я не уверен, что он вообще существует.

– И зря. Ваш Пятыгин просил меня через Янга о встрече именно с человеком под именем Бредфорд. Возможно, его и выдумали, всё могёть быть. Но за этим именем было место в палате лордов Британского парламента. Когда я об этом узнал, то смеялся до коликов. Матушка Европа не ведала ещё проходимца такого полёта, да ко всему создавшего империю в финансах. Поручик Киже. Он может быть нереален, но империя существует. "Кредит Кепитал" и "Контрол Бенк" – это его банки.

– Там имя совсем иное. Основатель этих банков – человек по имени Александр Ольденбург. И с приставкой фон, как и Нейман Готфрид Янг.

– А фон Ольденбурга Александра кто живьём видел?

– Думаю, что банкир. Чарльз Эриг Пирс.

– Он думает!!!- Егоров возмутился, дёрнул руками, но опомнился, чтобы не расплескать коньяк. За него продолжил сотрудник "Баррикады".

– Русский не мог бы стать основателем банка в Швейцарии без хорошего родовода. А знатный родовод – это бумаги. Их подделать нельзя и их податель обязан иметь лицо, которое его удостоверит. Этот доверитель должен быть у властей вне всяких подозрений, кристальной чести и порядочности. Так?

– И у подателя должно быть всё чисто по тем вещам, которым в Союзе нигде не учили.

– А где его учили, если вы утверждаете его принадлежность к Союзу?

– А чего ты у меня об этом спрашиваешь? Да этому, мой друг, научить нельзя. С этим рождаются. Это получают в наследство от родителей вместе с душой. Такое видно даже в десятом колене. У вас в школах преподают?

– Нет.

– И нам не давали. И правильно. Нельзя научить сына гончара великосветским манерам. Как не дуйся, всё равно ты мужик. Для сравнения отсылаю тебя в поэзию Александра Сергеевича Пушкина и поэзию Тараса Григорьевича Шевченко. Читай и сравнивай полёт душ этих людей через словесность. Один из них потомственный дворянин, а другой потомственный раб. А хранитель может быть хорошим гончаром, шорником, кузнецом, но всё равно в нём голубая кровь и это, если у тебя мозги есть, видно. Он из князей, ваш Ключник. И Бредфорд из князей. И Янг тоже – маркиз там какой-то. Ты видел его, когда он нёс поднос?

– Да. Ещё мысль мелькнула, что похож на обычного официанта.

– Вот это и есть знатность. Умение перевоплотиться, и есть уникум, по которому надо набирать в разведшколы. Ну, на кой чёрт мы набирали тех, кто знал наизусть устав ВЛКСМ и Великой Компартии?! Они все дали тягу на Запад, унося наши секреты. Дубьё! Каким годом Пятыгин пометил быки?

– 1983.

– Это год самого активного ухода за кордон. Бегали и раньше, но поодиночке. На 1983 год пришёлся пик. И все из подготовки с 1963 по 1978 включительно. Быки. Голубая кровь – понятие чести. У быка нет понятия чести и привить его нельзя. Это чуждо его природе. Он сдаст всё равно, если ему посулить блага. Он понимает только шелест купюр. У вас есть в "Баррикаде" кто-то со знатным родоводом?

– Есть.

– Вот с этим человеком потолкуй, коль хочешь Хранителя найти. Он может оказаться как банкиром, так и простым работягой. Хоть шахтёром,- Егоров перестал говорить и до Москвы не произнёс больше ни одного слова.

 

Глава 9

Когда Егорову позвонили и пригласили в гости, он был в некой растерянности. К нему приходили часто. Но чтобы приглашали?!! Такого не случалось. В назначенное время к подъезду его дома подкатила чёрная "волга". И он поехал. Звонивший ему не представился, однако, упомянул, что встреча касается ушедшего из жизни друга. "Оперативно!- отметил себе Егоров.- Янг умеет держать данное слово".

В холле Егорова встретил такой же седой как он мужчина, с явно армейской выправкой и без обиняков представился:

– Василий Павлович Евстефеев. Генерал-лейтенант в отставке. Бывший начальник контрразведки в АР при Генштабе,- и протянул для пожатия руку. Егоров пожал и тоже представился.

– Фёдор Алексеевич Гонтарь. Генерал-лейтенант ГРУ в отставке. Бывший резидент-координатор Европы.

Они поднялись на второй этаж и вошли в кабинет.

– На ты?- спросил Евстефеев.

– Давай!- согласно кивнул Егоров.

– Вот дневники Сергеева. Читай. Я тебя оставлю. Не хочу мешать. Прослушивающей аппаратуры тут нет. И видео тоже нет. Кофе вот в этом чалдоне, всё остальное в холодильнике. Туалет в те двери. Если захочешь снять копии для себя, то вон там, в углу, есть ксерокс,- Евстефеев вышел.

До позднего вечера Егоров читал. Дневников было три. Объём написанного был не очень большим, но Егоров после каждого прочитанного предложения подолгу задумывался, воскрешая в памяти события минувших лет. Сильнее всего Егорова растрогал дневник, где Сергеев писал о разведшколе. Там Егоров опознал себя. Слёзы потекли непроизвольно. Под ложечкой засосало. "Завтра же разыщу его жену. Ведь у него были дети. Это всё-таки счастье, что у него они были".

Егоров поднял трубку телефона и попросил, чтобы соединили с Евстефеевым. Голос же сообщил, что сейчас Евстефеев придёт.

В кабинет с бутылкой коньяка в руках вошёл Евстефеев. С ним пришёл высокий седой мужчина с пакетом.

– Панфилов Сергей Петрович,- представился он.

– Академия разведки Генштаба, 1975 год выпуска,- произнёс Егоров, пожимая протянутую руку.

– Точно. Учились на одном курсе. А ты постарел!

– Так и тебя, вижу, зацепило,- ответил Егоров, и они обнялись. Обоим была приятна эта встреча. После тридцати лет свидеться в своей стране дорогого стоит.

– А времечко летит неумолимо. Разливай Василий, помянем Сергеева,- Панфилов стал выкладывать на стол из пакета закуску в виде свежих помидоров, огурцов, зеленого лука, петрушки, укропа.- Человек был наш, армейский, хоть судьба его и забросила в КГБ.

Пили стоя и сев, стали смотреть друг на друга.

– Хотите меня вербануть?- Егоров прищурился.

– Нет, Фёдор!- Панфилов замотал головой.- Нам вербовать некуда. Я занимаюсь делом, которое к подсадкам отношения не имеет. Строю. Заводики, фабрики. Маленькие и средненькие. Создаю рабочие места. А вот Василий и ещё кое-кто всё это прикрывает. В основном от криминала, ментов поганых, но случалось и от жадной коррумпированной власти. Да только это не главное. Мы школу организовали. Вот под её благополучие и работаем, не покладая рук.

– Школа разведки?!

– И такая тоже есть. Их у нас несколько. По разным профилям,- Панфилов наливает ещё по одной.- А тебе предлагаем место инспектора-руководителя в школе разведки. Чего тебе сидеть дома? С детьми веселее. К своей конторе тебе идти не сподручно. А опыта твоего нам взять негде. Мало у нас работавших за рубежом. Вот европейскую часть тебе и хотим предложить.

– Такие как я, прощелыги, моей конторе – обуза. Хорошо. Я согласен. И впрямь надоело дома торчать.

– Ознакомился?- Евстефеев положил руку на тетради Сергеева.

– Прочёл. Кто его?

– Выбор. Это был его выбор,- ответил Евстефеев.

– Я это понял. Но катализатор был. Его не могло не быть. Нюх меня подвести не может. Я чувствую,- Егоров ткнул пальцы себе в нос.

– Катализатором стали обстоятельства и условия. И человек был. Не подводит тебя интуиция. Это тот, кто так сильно интересует "Баррикаду". Имя ты его знаешь. Он многим стал нужен. Это его следы в дневниках Сергеева. Сеть он распустил хорошую. Сергеев с ним незадолго до рокового выстрела встречался,- Евстефеев поднял свою стопку,- но не смог перебороть самого себя.

Они выпили и стали закусывать.

– "Баррикадовцы" назвали его Хранителем, а их покойный сотрудник просил меня устроить встречу с Александром Бредфордом. Значит он?

– Он!- подтверждает Панфилов.

– А вы с ним виделись?

– Не только. У нас были совместные дела и проекты. И сейчас мы работаем с его людьми. А самого не встречали десять лет. Он вышел из оперативного дела и где-то осел. А "Баррикада" хочет его найти?- Панфилов смотрит Егорову в глаза.

– Искать собираются,- Егоров вздыхает.- Устали играть в отчужденность. Значит, он этот "поезд" организовал! А почему сам в тень? В такой момент надо посуетиться для сведения хотя бы.

– Мы тоже так считаем. Кадры подросли у многих. Нам-то старикам уже не ахти надо, а молодых сводить просто необходимо. В одной же стране сидим. Но есть серьёзные нюансы,- Панфилов подталкивает Евстефеева.- Говори!

– Ты знаешь, Фёдор, сеть созданная этим человеком охватывает полмира. Там не только разведка. Просто когда он организовывал своё дело, то был вынужден от неё идти. Без информации и безопасности ему бы ничего не дали построить и осуществить. Главное – наука, технологии, рентабельное производство. Он сильный человек. Мы на себе испытали мощь его интеллекта и способностей.

– Он русский,- говорит Егоров.- Я это знаю наверняка.

– Да! Это наш соотечественник. О нём уйма кривотолков. О его кровожадности по миру ходят легенды. А он уже пятнадцать лет не стреляет. Правда, что скрывать, люди его команды убивают. Нас с ним связывает кровь. Когда-то давно мы с ним столкнулись лоб в лоб с подачи КОРУНД. Ребят потеряли хороших много. А чуть погодя, он нас позвал и сказал, что прошлое надо забыть, но о нём помнить. И мы помним. КОРУНД отошёл в сторону, когда он их припёр к стене. А остальные потеряли вес в разборках за власть в Москве. Частью ссучились, частью разбежались. Осталась только "Баррикада". Это из старых и проверенных надёж. Появилось несколько новых абонентов. Мы, Скоблев, Пороховщиков. Возобновились в последние годы "Дима", "СоМ", "ДоК", "НоР". Склонны к продуктивной работе "Резеда", "Плутон", "ЦиКЛ". Внешняя разведка страны вылезла кое-как при всеобщей поддержке на поверхность. ГРУ со счетов списать хотели, но не смогли. Имеют место и отдельные физические субстанции способные к работе. И за кадром только "Баррикада".

– Стала камнем преткновения?

– Для дела, которое есть в мире у Бредфорда – нет. У той формы сотрудничества, что он придумал, нет ограничений. Он ладит с Европейскими, Азиатскими концернами промышленников. С финансистами всего мира в хороших отношениях. Многие по регионам сводят с ним интересы. "Баррикада" много потеряла после развала Союза, но мобилизовалась и вылезает из тени. Рано или поздно она упрётся в уже существующие, стоящие на ногах структуры и в стороне быть не сможет. Особенно в России. "Баррикада" самый секретный в прошлом "спецобъект". И они своих людей из полного нелегала никогда не выведут. Да и не хочет этого никто. Но и люди Хранителя, как ты назвал его, из тени появляться не станут.

– У них особый, я бы сказал, нелегал,- выводит Егоров.

– Мы своих ребят готовим по его программам. Правда нам нахождение в легале не даёт возможности начинать такое обучение с нуля.

– От пелёнок!?- у Егорова дернулись брови.

– Он готовит от соски,- подтверждает Евстефеев.

– Мне душа подсказывала, что степень гарантий может дать только такая система воспитания. Извини, что перебиваю, но они явно опередили весь остальной мир.

– Мы готовим с пяти лет. В интернате. Вот сходишь к деткам, посмотришь, у тебя глаз отменный, что там подрастает. Я за этих пацанов готов любой власти глотку перегрызть. Понимаешь? Любой! Они – будущее нашей страны,- Евстефеев сжал кулак.

– Так понимаю, что "поезда" в проекте нет!

– Даже наоборот. Он совсем отсутствует. Информация о "поезде" сообразовалась из-за его присутствия в нашей стране. Просто все сидящие в нашем государстве поняли и почувствовали, что так дальше продолжаться не может. Интересы сводить всё равно придётся. Ведь детки подрастают и выходят за рамки условных границ существования, а там уже кто-то сидит и не просто, а твой бывший коллега. Многие хотели бы столкнуться и махаться до победы, но пример КОРУНД им остужает головы. Они теперь думают так: "Мы пойдём на войну, а они, на чьей стороне?"

– Логично. Я усёк. Условия выдвинули их в лидеры и все на них поглядывают.

– Сейчас ситуация стабилизировалась. Оружием уже никто не грохочет. Это плюс. Есть пострадавшие из-за кризиса американского доллара. Пыл поиссяк. Тоже плюс. Сами янки потеряли потенциал, резервы и у них наступает период осмысления. Ещё янки потеряли свою разведку, как мы когда-то. И восстановить её в прежних масштабах не смогут никогда. Им, в отличие от нас, негде черпать финансы.

– Они совсем кислые. Я с одним в Швейцарии поговорил, он из старых. В ресторане столкнулись. Больно смотреть. Он мне сказал, что завидует. Вы, мол, уже все муки ада прошли, а мы только в предбаннике. Но они не восстановятся как прежде – это точно. Кризис с них сбил спесь.

– А этот кризис организовал Бредфорд.

– Что ты говоришь!!! Вот это голова! Ай, какой молодец!- Егоров искренне обрадован.- Он сделал то, что мы видели во снах. Налейте мне ещё стопку. За это выпью обязательно.

– На кризисе потеряли многие и он тоже, но это было необходимо миру. Система их ценностей была ложной. Довольно удачно закамуфлированной. Наша бывшая советская тоже гниловатая была. О нынешней не говорю. Гробовая. Так вот "поезда" нет. Когда это поймут, может случиться бойня. Внутренняя. К ней мы и готовимся напряженно.

– Тогда власть попытается это организовать. "Поезд".

– Да, Фёдор. К нам уже приходили с такими предложениями. И не только к нам.

– Не придётся ли посылать агитаторов в воинские части?- Егоров произносит это шутя.

– Пока желания идти с такой властью никто не выразил.

– А Бредфорд что делает в этой связи?

– Что он думает, Сергей?- Евстефеев передает слово Панфилову.

– Я с ним разговаривал в том месяце по телефону. Он меня выслушал. Знаешь, Фёдор, я понимаю этого человека. Он мне сказал, что никого за уши тащить не надо и организовывать тоже. Сводиться не время, но раз выросли из штанишек и стали пересекаться интересы – это период согласований. Все должны расти вширь и в высь, сказал он. Это условие обязательное. Там, где соткнуться, должны обозначить свои права и мирно согласоваться, не доводя до мочиловки. Многим придётся перекидывать свои плечи в другие направления, в иные плоскости, а по каким-то проектам даже пойти на компромиссы и объединить усилия. По тому, как всё станет происходить, оценим, что выходит в общей массе.

– Мне шансов на драку видно больше,- возразил Егоров.

– И мы не случайно готовимся к худшему.

– У него есть, чем с властью тягаться?

– Да,- Панфилов ставит на стол патрон торцом.- Вот.

– Я про это слышал,- Егоров осмотрел.- Сколько тут?

– В этом пять тонн тола. Больших мы не брали. Для Москвы и это многовато.

– Козыри лихие. Мне янки проели все мозги с просьбой продать втихаря пару штук. Я с ними торговался даже. Теперь мне не смешно. Однако, крови будет?!!

– И его люди её не хотят. Мы от них это получили исключительно для обороны. А в ход пускать будем при крайних обстоятельствах.

– Желающие сесть в "поезд", чистят свои курятники. Даже "Баррикада" по своим хвостам шныряет.

– Такую работу надо проводить постоянно. Этим в последнее время никто не занимался. Когда на твоей памяти последний раз зачищали?

– Вот при Никите и была последняя зачистка. Брежнев пришёл, и все стали чистоплюи. Всё уповали на ядерные ракеты и подлодки,- Егоров достал пачку сигарет из кармана.- У вас можно курить-то?

– Кури,- Евстефеев достал из шкафа пепельницу.

– Я пару затяжек сделаю, чтобы мозги просветлели, а то целый день без никотина сижу,- он стал затягиваться и подолгу задерживать в лёгких дым.- Наши из ГРУ к вам совались, когда вы с ним договаривались?

– Нет. Если б ты знал, как мы боялись?!! Но потом выяснилось, что нас под Бредфорда толкнул КОРУНД и у ГРУ к нам претензий нет. Да ты посмотри, кто там остался? Они пальцы растопырить без указаний Кремля не могут. А Кремль в лице Бориса, что мог указать?- Панфилов сложил пальцы фигой.- Новый президент поубавил прыти поборника демократии и среди них много генералов всех ведомств. А как они генералами стали, мы хорошо знаем.

– Я согласен на работу у вас, но нам надо договориться о моём поведении в связях с "Баррикадой". Что мне им можно и что не рекомендуется?

– Фёдор! Мы тебе условий не ставим. Секретов своих мы показать не сможем, а об остальном можешь им валить прямо без поддавков. Это одна из форм доверия. Вот про всё тут сказанное можешь им спокойно сказать. Лишь бы тебе самому информационное посредничество не стало давить. Назойливость иногда доводит до бешенства.

– Брось, Сергей! Это моя истинная роль. Всегда нужен кто-то, умеющий нивелировать. Я вроде был разведчик неплохой, а всё время…, ну не всё, но значительную часть тратил, чтобы кого-то разнять. Привычка. Извините, мужики! Я порядком устал. Без курева я мертвец. Давайте отложим нашу встречу, а то башка делается чугунной болванкой.

– Машина тебя ждёт,- говорит Панфилов.- Телефон водитель передаст и покажет, как им пользоваться. Это спецсвязь. Послушай! Почему тебя так далеко сселили?

– А!?- Егоров машет рукой.- Идут они в задницу.

– Переселиться согласишься?- спрашивает Панфилов.

– Куда? Вне Москвы?

– В центр. Наш коллега сдал дом под ключ. Есть квартиры. Пять минут езды. Водитель тебе покажет дом.

– Я подумаю, но не обещаю. Мне надо осмотреть всё до мелочей. Сила привычки. Иначе сплю плохо. Бывайте, мужики!

– Бывай!

 

Глава 10

– Что?!- Юлиус Тернер оборачивается к вошедшему.

– Я связался с их "Гэлакти",- Бил Донован проходит и устраивается на диване.- Мне сказали, что представитель в дороге к нам. Будет с минуты на минуту.

– Какая прекрасная погода!- Роберт Шрамм стоит у окна.- Весна пришла наконец-то и в Вашингтон.

– Роберт! Ты можешь о чём-то другом? Не время для восхищений. Сосредоточься. Нам предстоят тяжёлые переговоры,- просит его Тернер.

– Брось, Юл! Сразу после встречи поеду на ранчо с внуками. К чёрту всё. Мы пережили страшную зиму,- Роберт идёт к креслу.- Такой страшной зимы не было в истории США. А у меня это вторая зима в жизни. В сорок пятом я уже испытал это, когда советские танковые армии прорвались к немецким городам,- он сел.- Ужас!! Страх, вот всё что я тогда запомнил. И покинул Германию. Я сказал себе: "Этого больше не повторится. Я этого не допущу". А оно произошло. Меня преследует злой рок. Нас опять отдубасили. И снова это русские. Теперь у меня нет даже ненависти к ним, той, которую я испытывал в 1945 году. Тебе, Юл, не понять, ты такого не пережил. Извини, Бил! В той войне мы были в разных окопах.

– Когда это было!!?- Донован плеснул себе в стакан виски.

– Давно. Проклятый русский! Он сдержал взятое слово. И сбил нас с ног, не применяя запрещенных приемов. Без войны и разрушений он опустошил всю страну и полмира. В его команде были дети тех, кто когда-то воевал друг против друга. Он смог их объединить. А мы проглядели в очередной раз.

– Роберт! Следовало ожидать худшего,- Юлиус уселся в кресло напротив.- Почему он нас не стал добивать?

– Потому что он честный бандит,- ответил за Шрамма Бил.- Могу вас заверить, что в события у нас в стране он вмешиваться не станет.

– Откуда у тебя такая информация?- спрашивает Тернер.

– Я поставил себя на его место. Сейчас у него будет период подсчёта. Он собирал силы против нас по всему миру долгие годы. И готовил их к нападению. И он победил. Вот мы повержены. Что он может предложить? Думаю, ничего. Нам надо время чтобы восстановить промышленность, а ему, чтобы перевести свои войска от нападения в оборону. Мы поменялись с ним местами.

– Чтобы всё поднять нам потребуется не один десяток лет. Своих ресурсов у нас не осталось, а к мировым он нас не подпустит. Так что у него солидный запас времени,- Роберт Шрамм заложил ногу на ногу.- При условии, что мы вообще встанем с колен. Не сбрасывайте со счетов Китай. Они войдут на его место и станут вторыми в мире со своей особой спецификой.

– У них тоже слабенькие ресурсы,- подчеркнул Юлиус.

– Зато у них под боком Россия, Казахстан и Монголия, где есть всё. Они договорятся,- Роберт хмыкнул и продолжил:- Через сто лет на планете останутся только китайцы.

В кабинет входит секретарь Шрамма и передает ему визитку.

– Их представитель прибыл. Ждёт в совещательной комнате. Идёмте,- Шрамм, кряхтя, встаёт и направляется из кабинета.

Присутствие в комнате для совещаний молодого человека лет двадцати, не вызвало у Роберта удивления. "Конечно, к нам, как к проигравшей стороне послали самого молодого младшего офицера. Наверное, мы, выиграй эту тихую войну, вообще не стали бы встречаться с ними".

– Здравствуйте, господа!- произнёс молодой человек и занял место за длинным столом.

Шрамм, Тернер и Донован расположились рядком напротив.

– Я приехал по поручению своего руководства,- сказал молодой,- чтобы вас выслушать. Если вас не устраивает моя персона, вам придётся ехать в Женеву.

– Вы нас устраиваете, господин Ноберг. Вполне,- Шрамм смотрит на свои руки.- Огромные потери понесенные нами, вынуждают просить о перемирии.

– Три дня для похорон!- восклицает Ноберг.

– Что!- Шрамм не разобрал фразы.- Что вы сказали?

– Это изречение древних греков. После битвы стороны давали друг другу три дня перемирия, чтобы осуществить погребение павших. Это имело символическое и практическое значение. Мёртвых надо уважать. И помнить, что большое количество гниющих тел вызывает эпидемии. Древние сильно боялись эпидемий. Больше, чем противника в доспехах. Если вам надо перемирие для похорон ваших идей по завоеванию мира – оно будет предоставлено. Согласно сводкам ваши резервы исчерпаны и ресурсы в состоянии плачевном. Если вы хотите продолжить войну, а война – огромные расходы, я не спрашиваю вас, где вы собираетесь изыскивать средства, но мне кажется маловероятным, что их вообще можно будет отыскать в мире после кризиса. Финансовые империи рухнули. Вам не кажется, что банк, как предприятие для получения через оборот средств потерял всякую актуальность. Он превратился в меновую конторку мелких ростовщиков. И он главный виновник вашего поражения. Вас предупредили десять лет назад, что вам надо изменить политику банков. Даже советовали уменьшить наполовину кредитование линий по пустому деланию денег. Но вы упрямо давали свои доллары всем подряд в сферы, которые не производят товара и убили своих производителей. Ещё великий немецкий еврей Карл Маркс говорил, что главное это: товар – деньги – товар, но ни в коем случае деньги – услуги – деньги. У вас слишком много в стране адвокатов и экономистов, актеров и дилеров, банков и судов. Промышленность не может содержать такого количества тунеядцев и рантье. Потому мне поручено вам заявить, что вы проиграли сами. По личной инициативе. Вас никто не побеждал, и воевать с вами никто не собирался. Ваша система работала потому, что весь остальной мир не мог себе позволить такой роскоши, как личный адвокат. Когда многие в мире пошли по вашему пути, выяснилось, что так невозможно. И вот всё рухнуло. Мир не способен жить на примере ваших ценностей. Об этом и только об этом вас всё время предупреждали.

– Означает ли сказанное вами, что нам никто не станет мешать в восстановлении?- Тернер заёрзал на стуле.

– Мы не будем мешать. Даже готовы оказать вам посильную помощь, но при условии, что вы прижмёте ваши аппетиты и к осени проведете соответствующую работу в Конгрессе. Надо в законодательном порядке ограничить понятие прибыли и изменить понятие труда. Услуги не есть продукт. Это следствие. Если вам удастся это сделать, промышленность встанет. Смените также понятия духовности. Господь, увы, отвернулся от вас и вашего доллара, потому что это ложный святой. Всё это время вы играли в паре с "чёрным ангелом". И за грехи пришлось платить.

– Что конкретно вы предлагаете изменить в законодательстве? Это теперь сделать не так просто. Мы потеряли рычаги влияния на власть,- Роберт Шрамм поднимает голову. Таких ходов от победителей он не ожидал.

– Что изменить, вы должны определять сами. Мы вам указывать не будем. Готовьте ваши предложения. Считайте. Мы окажем вам поддержку в том случае, если ваш план будет толково составлен. И поможем продавить поправки в законы в Конгрессе. Если ваши проекты не будут направлены в добро, мы не станем вам помогать. Учитывайте, что госрезервы нефти обеспечат минимум до 1 октября. При успешных сдвигах с поправками, мы вам откроем каналы на нефть. В противном случае вам придётся карабкаться из ямы самим. Я вынужден откланяться, господа!- Ноберг встал и, чуть качнув головой, покинул комнату.

– Твоё мнение, Роберт?- спросил Тернер после продолжительного молчания, когда остались втроём.

– Сейчас мне ясно только одно. На ранчо мне ехать не придётся,- Шрамм полушутя стукнул по столу рукой.- Собери завтра всех. Такое предложение надо обсудить в широком кругу. От них я такого не ожидал. Не мог даже предположить.

– Это не навязчивое предложение изменить не только внутреннюю, но и внешнюю политику,- подчёркивает Донован.

– А что у нас осталось от внешней политики? Авианосцы и подводные лодки!- Шрамм встал и заходил по ковровому покрытию взад вперёд.- Ими уже никого не испугаешь. Эффекта через военных мы не достигнем. Куда бы мы их не послали, везде встретятся они с этими маньяками. А чем это столкновение закончится предположить не сложно. Юл! Пригласи на встречу всех "наших" конгрессменов. И военных из объединенного командования штабов. Их мнение придётся выслушать. ЦРУ не приглашай. Уповать на них больше нельзя. Хватит нам позора. Позвони в АНБ. Я и с ними не очень хочу встречаться, но не обойти. Придётся. Отзови всех наших представителей из Европы. Им теперь торчать там нельзя. У нас дома слишком много работы. Нечего прохлаждаться. Составь экстренно справки по России и Китаю.

– Хорошо,- обещает Юл Тернер.- Только на завтра я не успею всё прокрутить. Надо двое суток.

– Тогда собери всех через три дня. Как ты считаешь, нам надо позвать на это совещание внутренних конкурентов или нет?

– Бил! Твоё мнение?- Тернер смотрит на Донована.

– Объединение усилий сейчас!? Даже не знаю! Вряд ли они согласится. Если нам откроют доступ к мировой нефти, мы достигнем успехов и без них. Но если нет, то внутренние конкуренты автоматически перейдут в их лагерь. Тогда мы не поднимемся никогда. В предложениях "Гэлакти" есть двойной подтекст. Они почему-то оставляют нам место в будущей иерархии. Но почему? Пока не понимаю.

– Если они собираются всё строить по своему принципу, то вообще не будет никакой иерархии. Что у них за лестница?- Роберт тычет пальцем в Тернера.- Ты выяснил?

– Ольденбург решал всё единолично. Об этом говорят выводы многочисленных экспертных групп. Он был участником всех важнейших встреч. С 1993 года его нигде не зафиксировали. Его эмиссары действуют по свету официально, полулегально, полностью нелегально. Информации, что кто-то руководит – нет. Ощущение такое, что все у них работают по заранее составленному плану, в котором всё предусмотрено до мелочей,- Тернер помахивает правой рукой.- Я приглашал для решения этого вопроса высокопоставленных русских перебежчиков. Ничего толкового не прибыло. Среди приглашенных был один генерал из КГБ. Кириллов. Он был единственным, кто опознал по фото Бредфорда. Мы с ним провели несколько дней. Сам он как личность ничего из себя не представляет. С его слов к нам его перекинул именно Бредфорд. И он всё это время молчал. Была у него интересная информация не только на самого Бредфорда, но и на его людей. Рассказанное им мы долго анализировали. Машина дала ответ, что иерархии в такой системе быть не может. Сейчас эксперты составляют психо-схему интеллектуальной подготовки, когда размываются или отсутствуют в общении и работе личные качества. Чем всё закончилось, я не знаю. Кризис прервал финансирование. Мне выводы запросить?

– Будь любезен, пригласи из них кого-то поумней. Я хочу с ним лично поговорить,- Шрамм направляется из комнаты.- Всё-таки поеду на ранчо. Там думается лучше. Позвони мне туда о времени совещания.

– Хорошо, Роберт,- кричит ему вдогонку Тернер.- Ну что!?- обращается он к Доновану.- Пошли, наметим лиц, которых надо привлечь к работе по изменению законодательства.

– Идём. Я предлагаю подключить сюда несколько бывших русских. Они не бог весть какие юристы, однако, русские. Как ты на это смотришь?

– Они из России?

– Из бывшего Советского Союза. Я их собрал вместе четыре года назад. Сам не знаю почему. Из них тут никто по своим профессиям не работал. Год назад они мне посоветовали перекинуть капитал в Европу, а я их не стал слушать и потерял всё.

– Где они у тебя?

– В Денвере. Их семь человек. Кризис прогнал от меня почти всех экспертов, в которых я был уверен. Большинство ушло, когда стало нечем платить. А они, узнав, что платы не будет, только расхохотались. И никто не ушёл. Они продолжают работать.

– Странно!

– И работают самозабвенно.

– И над чем они там работают?

– Среди них есть один юрист со сдвигом. В Советском Союзе он составил проект под названием: "Унификация законов государств планеты Земля, при объединении в сообщество "свободных людей". Он получил за этот проект 10 лет лагерей. Группа по его программе обкатывает наши законы.

– Ты меня удивил, Бил! Нет, правда! Позови их. Собрать надо всё. Подготовленное русскими психами тоже. Вдруг пригодится.

 

Глава 11

Март заканчивался, а морозы продолжали держать планку на отметке -400C. Это было сейчас главным. Концентрат сразу отправляли на "Русланах" в Европу, что позволяло создать годичный запас сырья для перерабатывающего комплекса в Германии. Сашка не надеялся, что власть в Москве так просто даст ему работать. Он завез всё необходимое на несколько лет вперёд, создал независимую энергетику. "Русланы" перебрасывали к нему горное оборудование, продовольствие и часть расходных материалов, чтобы можно было запустить в работу шахту брошенную "ЗД". Она входила в его планы. Противиться такому мог только официальный Якутск. Чтобы не пускаться во все тяжкие, Сашка направил к президенту Саха своего доверенного человека. Договорённости были достигнуты, документы подписаны, но всё это было сделано тайно. Никто из сторон не желал злить раньше времени Москву.

"Сейчас самый удобный момент для нападения,- решил он, когда пришла информация о том, что Генеральный Штаб с подачи президента России принял решение перебазировать в их посёлок полк стратегических бомбардировщиков.- Они хотят, чтоб я такому решению воспротивился. А мы их примем хлебом солью. Обустроим, подставим плечо. Нам не надо, чтобы над поселком взлетали тяжёлые бомбардировщики с атомными боеголовками на борту. Поэтому мы им предложим настоящий аэропорт, который уже отсыпан, укатан и готов к службе. Весной мы его покроем морозоустойчивым слоем, смонтируем оборудование и ангары. Военные останутся довольны. Даже если их перебазирование сюда фикция, чтобы мне закрыть авиалинию, они отказаться не смогут. У меня есть чувство предвидения. Сукин я сын".

Самолёт доставил главкома ВВС и стратегических войск вместе с группой военных специалистов в глухой таёжный угол быстро. Сорок минут полёта от Якутска. На полосу к самолету подкатило шесть японских вседорожников на высоких мостах с огромными шинами и замерли. Военные стояли в стороне, не понимая, что же происходит. Вперёд вышел главком. К нему, соскочив с подножки джипа, подошёл человек в военной форме с погонами подполковника и, приложив руку к шапке, доложил:

– Господин генерал-полковник! Рад вас приветствовать на территории Усть-Майского улуса Саха Республики. Райвоенком и одновременно комендант военного гарнизона, подполковник Ряшин.

– Как вы узнали о нашем прибытии?- главком козырнул и, сняв перчатку, пожал Ряшину руку.

– Связь. Звонили из Якутска и предупредили, что вы легли курсом к нам.

– Ясно! А это что?- главком указывает на джипы.

– Взял в прокат у местного концерна.

– А о цели нашего приезда вы тоже в курсе?

– Точно нет. А предположения имеются.

– Говорите!

– Ходят слухи, что в связи с кризисом в США обострилась обстановка. А войну с применением ядерного в их планах никто не отменял. Могут хлопнуть дверьми. Мы подумали, что ваш приезд связан с укреплением обороны.

– Правильно подумали. Мы можем осмотреть аэропорт?

– Так точно. Прошу, господа офицеры, в машины. Направимся в начало полосы, а потом в конец. Там грузовой терминал. Перед вашим прибытием сели два "Руслана". Пока мы осматриваем, один пойдёт на взлёт. Через полчаса зайдет на посадку ещё один. Грузовой порт осмотрим, техническую базу. Прошу!

Через два часа осмотра главком укрепился во мнении, что авиационным хозяйством в этом северном посёлке руководят профессионалы.

– Кто всем ведает?- спросил он Ряшина.

– Генерал-майор в отставке Пешков,- доложил Ряшин.- Бывший начальник радарной станции раннего оповещения. Это на Нюлике. 250 километров от нас.

– Вот как!!! А где его самого можно видеть?

– Он отсутствует. Убыл на строительство нового аэропорта.

– Нового?!!

– Так точно.

– Кто строит?

– Концерн. Они хотят перейти на Ан-225. А тут нет запаса. Да и расширяться некуда. И над поселком опасно.

– Далеко?

– 58 километров. За рекой. На территории Хабаровского края. Граница с Саха по реке.

– Нас она не касается. И что там сделано?

– Я там не был. Не полномочен.

– Проехать туда можно?

– Так точно. Мост уже готов. Сдали месяц назад. Они отходы руды отсыпают на месте нового аэропорта. Зимой таскали по льду. Но весной…Одним словом построили мост.

– Чем таскают?

– "Белазами". 180 тонн грузоподъемность.

Главком нахмурился и зырнул в сторону генерал-майора, который в ответ только пожал плечами.

– Поехали смотреть!

– Есть! Мы на сопке тормознем. С неё всё видно как на ладони. Я подскочу, запасусь парой биноклей и вас догоню,- райвоенком выскочил из джипа, дав указание водителям. Он присоединился к колонне на вершине горы, от которой до нового аэропорта было семь километров спуска. Он привёз бинокли. Вглядывались военные спецы целый час. Что-то сверяли со своими картами.

– Что вон там, вдали за антенны?- главком указал на горизонт.

– Приёмная станция спутниковой связи,- кивает райвоенком.- Она работает с осени прошлого года. Полностью автономная и автоматическая. Сейчас её привязывают к резерву на радарную станцию.

– Спутники чьи задействованы?

– Я не в курсе, господин генерал-полковник. Надо у Пешкова спросить. Знаю только одно. Согласно постановлений все объекты данного профиля обязаны быть включены в перечень военных по обязанностям военного времени и встать на соответствующий учёт в Генеральном штабе не позднее двух месяцев с момента пуска. Второго апреля срок и подходит. И это мне головная боль.

– Почему?

– Боюсь, что штаты охраны спустят на мою голову. А это подбор, обучение. Одни расходы.

– Пешкова как имя отчество? Не Виктор Владимирович?

– Так точно! Виктор Владимирович Пешков.

– В 1977 году я был в группе инспекторов на радарной. Тогда ещё молоденьким лейтенантом. Помнится он мужик жесткий, если верить моей памяти.

– Так точно. В 1998 году вышел в отставку. Он стоит у меня на воинском учете. Он крепкий ещё мужчина. И очень живой. Схоронил в том году жену. Великой была души женщина.

– Болела?

– Нет. Сын старший погиб. Лётчик, кстати. Полковник. Разбился, а её по приходу известия инфаркт. И спасти не смогли. Вдова приехала сюда к деду с детьми.

– Сорокин!

– Я!

– Полковник Пешков в том году разбился…

– Пешков Сергей Викторович. Заместитель командира дивизии перехватчиков. Северо-западная группа войск. Отказ двигателей. Тянул от городка. Жертв нет. Сам погиб. Мы были знакомы по академии им.Гагарина. Хороший был лётчик и офицер.

– Его отец строит этот порт. Поехали знакомиться.

Вскоре подъехали к прорабской. Это был собранный из модулей блок напичканный компьютерами и разными устройствами, которые печатали и чертили. Пешков встретил в середине блока.

– Прошу!- пригласил он.

– Прими, Виктор Владимирович, соболезнования. За сына и за супругу,- пожимая руку Пешкову, пробасил главком.

– Принимаю. Это уже не вернуть. Жизнь. А вы к нам какими судьбами? Хотите на наше детище лапу наложить?

– А что, откажите, если что?!

– Нет. Примем. Свои ведь. Янки вон копошатся. Я по старой памяти имею с радарной информацию. Их разведчики зачастили к нам в пространство, сучьи детки. Ну, как не пособить! Да и Китай растёт на глазах. Вооружается полным ходом. Но только к осени. В октябре встанем в строй. По полной программе. И если что, к вашим услугам.

– Мы с горки смотрели. Мне такого хозяйства видеть не приходилось. Что это у вас за проект?

– Наш проект. С учётом опыта накопленного в мире,- Пешков развернул карту-план.- Так будет выглядеть.

– Обеспечивает четыре машино-взлёта одновременно!

– В разрывом в секунду.

– А стоимость?

– Согласно проекта два миллиарда рублей,- Пешков показал в угол карты.- Это роспись расходов. Мы местными ресурсами обошлись и техника своя. Закупаем только оборудование.

– А вот те каналы куда ведут?

– В сопку. Там топливная база. Заправку самолётов будем осуществлять с колонок.

– Но до той сопки ближе!- подмечает главком.

– На три километра,- Пешков улыбается.- От вас ничего не скрыть. Там в проекте на будущее ремонтная база. Центральный тоннель шахты выйдет туда через год. Горку подрежем, поставим ангары. От глаз подальше.

– А что со станцией приёмной? Спутниковой!

– Там идёт кодирование для привязки к радарной. Обещали через неделю пустить. Мы к этой станции привязываем наш аэропорт. Завод самолётов на посадку через спутник. На последнем участке ведём лазерным лучом.

– Имеете оборудование?

– Уже доставили.

– На все четыре полосы?

– На восемь. Они обоюдные.

– А спутники чьи?

– Коммерческие телекоммуникационные серии FD – RQ.

– Обеспечивают всепогодность?

– Не только. Обнаружение всех видов летящих целей в любых погодных условиях и объектов в ближнем и дальнем космосе.

– Стационарные?

– Да! Орбита круговая. 1600 км. Принадлежат Европейскому консорциуму.

– Их можно подключить к нашим стационарам?

– Можно. Но только через радарную станцию. Для этого надо кинуть экранированный кабель. Триста километров.

– Далековато!- вздыхает главком.

– Есть вариант через спутник. Наш. Он висит давно. Принадлежит разведке. Мы его щупали, он в рабочем состоянии. Я даже на радарную ездил и оттуда послал запрос, но ответ получил странный.

– Какой?!

– Не числится. Голову даю на отсечение, что его пускали в августе 1991 года. Я же тогда служил. И поставили его на боевое дежурство. Мы через него работали. В 1996 году Ельцин подписал с Клинтоном какое-то соглашение, и его отвели в резерв. Не думаю, что его размагнитили. Он по характеристикам не весть, какой гигант, но очень мобильный. Было бы вполне достаточно. За эти годы его кто-то дважды ориентировал, после сильных вспышек на Солнце. Вам карты в руки.

– Я с ними свяжусь. Не время теперь прижучивать.

– Это точно,- Пешков доволен.

– Где нам с главой концерна увидеться?

– Он утром уехал в соседний посёлок. Там ночью женщина родила четверых. Первый случай. Двойни были, тройни, а чтоб четверых – первый случай в улусе. На него местные жители возложили обязанности главы совета. Поехал поздравлять. Приедет после обеда.

– Давно вы в концерне работаете?

– С прошлого лета. После выхода в отставку работал несколько лет кочегаром в посёлке. Когда он организовал концерн, сразу меня пригласил на пост технического директора аэропорта.

– Как с ним работается и что он за человек?

– Радарную мы строили шесть лет. Ещё десять достраивали. А объём там меньше раз в двадцать, чем тут. Так работается. За девять месяцев под ключ огромный аэропорт. Человек он нормальный. Целеустремлённый и грамотный. Он из местных. Имеет, как я слышал, диплом Сорбонны. Молод, но дело организовал великое. Я его уважаю.

– Виктор Владимирович! А покрытие полосы какое?

– В конце запасной полосы ангар видели?

– Да!

– Поставили для укладки. Дело в том, что мы в черте вечной мерзлоты. Отсыпку производили в лютые морозы с прокачкой водоэмульсии и мгновенной заморозкой жидким азотом. Укатывали не на гниль. Всё сорвали до коренных пород. Накрыли граниты глинами, простелили слоем от тепла. Покрытие специальное. Водоморозоустойчивый цемент с добавками в смеси шлаковой пыли. Не состав – алмаз. Такие технологии разработали когда-то в США. Мы к ним привязали морозостойкость. Последнее взяли в институте мерзлотоведения в Якутске. Только бетон этот надо укладывать при плюсовой температуре. Для чего и поставили ангар. Если всё пойдёт чисто – продолжим. А нет – сорвем и будем ждать лета.

– Порт в посёлке тоже вы дорабатывали?

– Я, но не сам. Есть в группе специалист. Аэродромщик с богатейшим опытом. Он катал приемные в Антарктиде. Я работал с оборудованием. Тоже, кстати, местный. Высшее авиационное. Не то кандидат наук, не то доктор.

– Так у вас тоже ведь есть степень?

– Есть. Техническая. Я защитился давненько по узкой специализации. "По радарным комплексам раннего оповещения и системным целеуказателям ведения летящих целей на трассах и траекториях атак".

– На ваш аэропорт можем садить стратегические?

– Запросто. Нагрузка на полосы до 4000 тонн. По сути, это и не полосы. Это камень. Мы же их под Ан-225 готовим. Стратегические примем без проблем. При финансировании сможем даже обслуживать.

– А в качестве базового?

– Это вам надо обсуждать с главой концерна. Под обустройство базового необходимы вложения. Придётся же готовить хранилище под ядерное. Это с простыми вооружениями просто. Да и лётно-технический состав надо обеспечивать, как положено жильем и соцкультом.

– При финансировании сколько потребуется вам времени?

– Жилой посёлок с инфраструктурой быстро. Полгода. Хранилище под ядерное – карты в руки вам. Нас, как гражданских, туда на пушечный выстрел не подпустят. Под обычные сделаем за три месяца.

– Спасибо, Виктор Владимирович! Я от вас получил полную информацию. И честно вам признаюсь, удивлён размахом. Старый аэропорт вы закроете?

– По плану нет. Сделаем порт для вертолётов. Там же разместим малую санавиацию. Есть ещё задумка заиметь свои пожарные самолёты. У нас, что ни год, тайга горит страшно. Климат меняется, что ль. Было лето, что в трёх шагах видимость. Из-за дыма солнца не видели всё лето.

– Спасибо! Я не прощаюсь.

– Милости просим, если что,- Пешков пожал главкому руку и тот покинул прорабскую.

По дороге в посёлок главком размышлял о том, для чего послали его в эту глухомань, которая на поверку таковой не оказалась. "И тут люди живут и даже хорошо живут. Работают, строят, добывают. В экстремальных условиях. Рожают, вон, по четыре ребёнка сразу. И к нам, военным, отношение уважительное, не в пример центру, где на нас смотрят как на обузу, не нужных нахлебников. Или я ошибаюсь, или действительно кто-то этим концерном "недоволен".

– Семёнович!

– Да!

– Что у тебя есть на этой концерн?- обратился главком к своему заместителю по тылу, когда их подвезли к поселковой столовой.

– По пунктам?

– В общем давай. Время.

– Они уже сдали в казну 12 тонн золота. Всего ими обещано в год 50 тонн. Из Германии по линии снабжения получено от этого концерна спецметалла для оборонки, а это: рений, ниобий, тантал – на год работы по производству ракет. В апреле мы с ними должны встретиться, чтобы обговорить платежи. Металл они доставили на нашу базу стратегического хранения без документов и договоров.

– Когда доставили?

– 4 марта. Их Ан-125 шёл курсом из Германии. Экипаж сослался на неполадки и запросил разрешение на посадку. Наши отказали, но они сели в слепую. И тогда выяснилось, что это груз предназначается нам. Упакован в вализы. Все под строгой нумерацией. На каждую вализу приемные документы. Я приказал начальнику хранилища взять под личную ответственность и обеспечить строгий контроль по сохранению. А ко мне уже приходили.

– Кто?

– Директора. Просят дать. А я не могу. Надо сначала всё с ними оформить. Был и начальник гражданского ведомства по космосу. Тоже просил слезно, дать ему металла. Янки по совместному проекту "Альфа" сидят в заднице, а наши хотят перехватить инициативу и под себя подломить основную массу проекта, путём изготовления того, что не смогут янки. А компонентов не хватает. Они раньше брали на комбинате в Норильске, но тот еле фурычит теперь.

– Значит, сами доставили, говоришь?

– Сами. Я не знал, что они извлекают кроме золота, что-то важное. Концерн же частный.

– Пошли. Перекусим и навестим директора.

К концу обеда в столовую вошёл Александр Карпинский. Райвоенком сразу главкому указал на него.

– Вы главком ВВС и стратегических войск? Хотите со мной поговорить?- Карпинский остановился возле их стола.

– Желательно,- главком кашлянул. Офицеры его группы потянулись к выходу.

– Ряшин! Размести офицеров в гостиницу,- крикнул Сашка райвоенкому.- Поговорить можно тут, можно в клубе,- предложил он главкому.

– Давайте тут. Чего церемониться,- кивнул главком.

– Глава концерна Карпинский Александр Григорьевич,- представился Сашка.

– Главком, генерал-полковник Юнкин Геннадий Давыдович. Это мой заместитель по тылу Рыжков Иван Александрович, генерал-майор,- сделал представление главком.

– Мне приятно, как девице на выданье,- Сашка ехидно улыбнулся, совсем не скрывая этого.- Вы вторая комиссия.

– А кто был до нас?

– Вице-премьер, заместитель генерального прокурора, большой чин из МВД. Я с ними круто обошёлся, в задницы не лез и вот теперь, чувствую, достанет меня власть через самое больное место.

– Транспорт. Так?!

– Если в карту глянуть, то всё становится ясно, как белый день. Глушь у нас – хуже не придумать. Дороги строить – денег не напастись, их же после каждой весны разносит к чертям собачьим. Зимой ладно, полбеды, по рекам доволокём. Но объёмы уже будут не те. Придётся в чём-то себе отказать. Не лично.

– Изобилие у вас мне бросилось в глаза. И цены низкие,- главком качнул головой в сторону буфета.- Откуда?

– Снабжение осуществляет концерн. Торговых наценок нет, работники в штате концерна на стабильной зарплате по контрактам. Отсюда и цена.

– Вот, учись, Александрович! Как надо копейку беречь.

– Так у нас военторг изъяли,- зам. главкома по тылу разводит руками.- Но я к опыту присмотрюсь. Раззадоривает их благополучие.

– Вас хотят, так я понял, отсюда вытолкнуть?- спросил главком прямо.

– Я вам так не сказал. Да и в лицо об этом кто мне скажет? Возможно, это наша российская практика такая: всегда давить, срабатывает по старинке, не знаю. Может моя рожа кому-то и характер мой не подходят. Может шахту, что я построил, желают прибрать к рукам. Облака сгущаются. Ваш приезд был у меня в прогнозах. Раз авиация у меня слабое место, решил я, тут мне клапан и постараются закрыть. А вы тут как тут.

– И у меня такое же мнение,- соглашается главком.- Ваш регион в планах не стоял. Даже в перспективе его нет. Поселкового аэропорта нет в резерве и не было никогда. И вдруг начальник генерального штаба даёт приказ перекинуть на него за год полк тяжёлых стратегических бомбардировщиков. И это в центр посёлка. Приказ есть приказ. Мы прилетели глянуть. Для стратегических он не подходит. Явно. Кто же тогда приказ этот клепал? Его от фонаря писать не могли. Прибыв сюда, мы узнаём, что вы строите новый мощный аэропорт. О нём нигде ни слова не промелькнуло. Что вы об этом думаете?

– Я только со своей колокольни могу.

– Меня сейчас любая устроит.

– Хорошо. Те, кто меня невзлюбил, вышли на президента. Только он мог дать в Генштаб такое задание. В Генштабе открыли карту, и, зная, что моя привязка к авиации мёртвая, изымают поселковый аэропорт под ваш полк. Его сюда можно и не перебрасывать. Доставить два бульдозера, которые его вдоль перероют и бросят. Но мне уже на него самолётов не посадить. А военным оборонным доктринам я противиться не смогу.

– Логично. Бьём вас по больному.

– Вот я и страхуюсь. Поселковый у меня можно отнять, но мой построенный – дудки. Как вам моя колокольня?

– Если они решат сделать тут базу для подводных лодок, что станете делать?- главком смеётся. Ему понятен смысл загона организованный центром.

– Подводный, что ж! Реку углубим и скроются. Лишь бы не надводные ракетоносцы. С ними возни будет много,- Сашка тоже хохочет.- Поэтому я вам тактично предлагаю, полк сюда всё-таки перекинуть. На мой новый аэропорт.

– Вот как! Вам это обузой будет.

– А иначе мне сходят в "пику". И моё жмотское, по их мнению, упрямство, поставят в вину. А так козыри лягут пополам, и в чьих руках будет туз, потом выясним. Моё предложение – обоюдная взаимовыгодность. Я вам посёлок для личного состава построю. Базу технического обслуживания сделаю. Мне лично хватит одной полосы. Запасной. Как?

– Ход хитрый!- главком задумывается.- А не боитесь?

– Чего?

– Присутствия ядерного!

– Вот его-то мы как раз и не боимся. Оно в какой-то мере – гарантия нашего спокойствия. Но не извне, а изнутри. Если меня отсюда того, то и службы в этих краях не будет. Вы ещё где-то в России видели, чтобы так всё крутилось, и люди работали в своё удовольствие?

– Не встречал.

– С моим исходом этот рай кончится. Верьте мне. Но я не собираюсь отсюда уходить. Это дело моей жизни. Любой, кто сюда от власти придёт, всё завалит. Любой. Секрет в том, что технологии по извлечению у меня: ноу-хау. Больше в мире их нет ни у кого. Я уйду, технологии уйдут. И металла не будет. Не бросовой железяки. Стратегического металла.

– Вы доставили нам в резерв массу металла тоже, видно, с расчётом?

– Геннадий Давыдович! Разве космос не надо осваивать? Спутники выводить? Надо. Чем они дешевле, тем от них больше пользы и прибыли. Гражданский космос в износе идей. Но спутники большей частью клепали военные. Вот вам как потенциальным друзьям я и сбросил партию. Я же, как и вы, на родной земле. Потомственный я сибиряк-якутянин. Вот мне надо край как надёжную связь. Край. Я и спутники закажу. А чем пустить? К вам я и приду. Вы мне сможете отказать? Ведь я их не для себя лично сделаю и на орбиту толкну. Для всех, кто в Северном полушарии живёт. Это плохо?

– Связь самое больное место в армии,- подтверждает главком.- Так как мы с вами договоримся? Сможем?

– Коль у вас есть полномочия, готов подписать прямо сейчас. Аэропорт в аренду. 60% вам отдаю. Плюс посёлок к осени. Ремонтную тоже. И просим за общий стол. Нам девок выдавать не за кого,- Сашка улыбается.

– Место ваше с точки зрения стратегической – классное. Да и средства под реконструкцию мне дали. Александрович! Езжай и всё согласуй. Мы, тем временем, с вашего разрешения шахту посмотрим. Лучшего места для хранения ядерного быть не может.

– Тогда вперёд! А то у нас быстро темнеет,- Сашка встал и пошёл к выходу.

Поздним вечером следующего дня подписали договор и контракт на строительство посёлка и базы обслуживания.

– Не подведете?- спросил главком.- Мне шкуру спустят мгновенно. Это вы в таёжной глухомани, а я в столице. Мне и так всё поставят на вид, но приказ я выполнил и вы теперь главный по его воплощению.

– Какой полк сюда придёт не мне решать,- Сашка хлопал в ладоши. Говорили возле самолёта, который готовили к взлету. Было холодно.- Но вы, прежде чем сюда коней стальных гнать, это совет, привезите женщин с детьми. К началу августа жилой посёлок и коммунальный фонд пустим. Бабы у вас привередливые, только вы со мной не спорьте, есть такой момент, хоть с них жизнь последнее время лоск сбила. Так вот вы их сюда первыми. Пусть по сторонам оглядятся. Потом они мужиков сами поторопят. Там, где бабе хорошо, мужику плохо быть не может. Это закон.

– Будь по-вашему. Не знаю почему, но внутренне вам хочется верить,- главком тоже прихлопывает в ладоши.- Людей-то у вас хватит?

– Комбинат рядом стоит. Народ без работы мается и без денег. За это не переживайте. Только и вы нам подмогните. Как договорились. Дайте десяток Ан-125. Они у вас всё равно простаивают. Наши подъёмные бригады им скучать не дадут. Кто-то потом у нас осядет. Сойдёмся.

– Ваши подъёмные из отставных?

– Есть и по отставке, есть добровольно уволившиеся, есть гражданские. Есть спецы с "МоторСичи". У меня с ними договор по обслуживанию и реконструкции двигателей. Обслуживание и профилактическую часть вашим "Анам" мы гарантируем.

– Тогда не прощаюсь,- главком поднялся на борт Ан-26.

– Хотелось бы,- Сашка посмотрел ему в след. "Снимут тебя, друг ты мой ситный. Ох, снимут. Мы за тебя постоим. Свои команды в Москве подключим. Хорошее дело варганим, а ведь придётся противников, особо нахрапистых, убить. Чтобы не мешали. Вот не хочется, блядь, а придётся. Может, разум возобладает? Как же!! Они смерть и ту перестали ощущать. Ну, что мне ещё построить, чтобы их окончательно угомонить, а? Бог мой!! Почему ж я сразу об этом не вспомнил! Надо срочно лагерь. Вот что! Они же работу развернули не на шутку. Все лагеря переполнены. Интересно, даст мне губернатор Хабаровский под частный лагерь бумага или нет?! Ведь в нашей стране такого ещё не бывало. Частный лагерь".

Самолёт пробежал по полосе и взмыл в небо. Только звук да мигающие его огни, говорили о присутствии. К Сашке подошёл стрелок.

– Сань! Я от Стерха.

– Что у него?

– К тебе прислал. Чтобы я был рядом.

– Давай смотайся на Диканьку. Прихвати с собой опытного горняка. В то место, где старики долбали склон в тридцатых годах.

– Я там бывал.

– Пусть горняк осмотрит склон этот, а ты тем временем промчись по долинке и её измерь. На карту брось и сделай снимок через спутник. Составишь проект строительства лагеря.

– Под что!?

– Под строительство концлагеря.

– Ну, ты приложился!!!?

– Тебя Стерх ко мне для чего отрядил?

– Да я не спорю. В два дня уложусь. Лагерь для чего не пойму. Нам садить-то не кого!

– У власти зато есть кого садить.

– Так она нам своих и доверит. Хотя, видно, это одно, что она может нам всучить. Сучья, Сань, у нас власть. Только и осталось, что лагеря строить и осужденных мордовать.

– Иди в жопу!!- заорал на стрелка Сашка.

– Уже скребусь!- стрелок отошёл.

– Вешки там выстави, Куб!- Сашка мотнул башкой.- Сразу надо было так учудить. Промахнулся малость, но ничего. Наверстаем.

– Александр!!- из подкатившего джипа, высунулся Пешков.- Поехали! Чего ты тут на морозе сам с собой разговариваешь?

Сашка залез в машину. Пешков был за рулём сам.

– Лагерь строю в голове.

– Для кого?

– Хочу, чтобы мне московские не докучали. Смекаешь?

– Чубайсов и Немцовых конечно надо учить через лом, что тут говорить! Они просто обязаны свои подлости против народа отработать. Боюсь, что власти не их сюда пришлют, а уголовных. С этими намучаемся.

– Пойдёшь начальником лагеря?

– Уволь. Мне довелось строить когда-то с помощью заключенных. Потом надо всё переделывать. Все, блядь, крученные. Не-е-ет-с! И ещё раз нет-с! Я на Марс готов, к центру земли, но не с ними. Тебя куда?

– Домой. Двое суток не был. Как твои?

– Внучата хорошо. А баба мается. Я уж ей сказал: "Не хорони себя. Выходи. Я тебя ни словом, ни жестом, ни взглядом не попрекну. Жизнь не переломишь". А она в слёзы. Ну, что ты будешь делать? А ведь она умница и понятливая.

– Сколько ей годов-то?

– Дак двадцать девять. Только-то. Ещё рожать да рожать.

– Он у тебя поздно женился, да?

– Серёга! Да! Под сорок уж было, а ей всего двадцать один.

– Какое у неё образование?

– Институт пищевой промышленности. Только она ни одного дня не работала.

– Надо её на глаза людей вытащить.

– Не могу я её заставить. Понимаешь?

– Я к ней свою зашлю. Она у тебя, часом, не шьет?

– И шьет, и вяжет. Станок вязальный есть.

– Во! Пусть познакомятся. Моя её в клуб вытащит. И в гости. Она у меня тоже первые годы дичилась. Но обвыкла. А летчики сюда прибудут – оженим. Похоронить себя не дадим.

– Пособи, век благодарен буду. Мне на неё смотреть больно.

– Сам-то ты как?

– Что сам! Я в молодости святым не был. Бегал. Пока в училище, да и чуток после женитьбы. А дальше…, дальше, Александр, таёжный гарнизон под Красноярском и сюда. И мне обрезало. Ну, к кому в малом гарнизоне прислонишься? Есть у меня тут на примете одна вдова. Год своей отмечу и потопаю. Разве это грех?

– Это самая настоящая жизнь.

– А ты бегал?

– Редко, Владимирович! Всё у меня времени не хватало. Да и сам посуди – опасно это было для меня. Ты с нынешним главкомом был знаком?

– Их присылали в середине семидесятых ко мне на радарную. Но я его не помню. Человек сорок их было. А он от авиации. Тех, кто по станции и радарным комплексам я всех запомнил и переписал себе в книгу на случай, если вдруг мне кто приглянется. А летные снимали данные по целеуказателям. Да и ты, прости за грубое слово, блядских этих комиссий было каждый год по дюжине. Они мне так мелькали, что в глазах рябило.

– Его в отставку отправили в 1994 году.

– За отказ ехать воевать в Чечню. Я в курсе.

– Потом, когда Ельцин в 1998 году объединил авиацию с ракетными, старых пришлось гнать. Его пригласили. И он, жизнь его бахнула, ситуацию нашу мигом прочёл. Это плюс?!

– Так его опять снимут!

– Давай поддержим!

– Как я его поддержу? У меня в столице связей нет. Одни враги. Да если б не ты, хрен бы я и генералом стал. Они-то, военные те, как? Живы ли?

– Живы. Главком, а ты его по спутнику послал в разведку, к ним придёт. Мой это, Владимирович, спутник. Мы его тогда с ними пускали. В Москве к путчу готовились, а мы его тем часом из "дырки" под Балхашем в космос толкнули.

– Не бреши! Не сказать грубее. Шахтная не могла его так вытолкнуть.

– Да что б мне сдохнуть!- Сашка перекрестился.- У них был плановый пуск по программе сокращения через договор с янки. Мне жаба удавила. С болванкой пускают! Вот мы с моей подачи всё и разыграли.

– Кто его на орбите ориентирует?

– Никто. У него программа самоориентации.

– А топливо?

– Ну, есть, раз до сих пор не упал. Главком к ним сходит, и всё через них сделаем. Окажем поддержку.

– У них тоже, небось, связей-то не ахти осталось?- засомневался Пешков.

– Есть. У Потапова есть. Помнишь?

– Этого, да!

– Его дочь замужем за сыном главы администрации президента.

– Чего ж ты сразу не воспользовался?

– А зачем?

– Как зачем!!! Ну, ты, фрукт?!

– Шишка я сосновая. Люблю всё делать до самого конца. Связи, Владимирович, привлекаю только в последний момент. Когда уже отсутствуют другие аргументы. И только после крови. Они так сговорчивее. И доходит им тогда сильнее.

– Психолог!!?

– Деятель подпольного движения,- Сашка рассмеялся.- Ты, Владимирович, помнишь такие строки: "Мне говорил, портовый грузчик Джо! Подпольный лидер левого движения. Я плохо понимайт по-русски, Женья, но знаю, что Таганка, хорошо". Леонид Филатов написал в виде пародий на знаменитых поэтов.

– У меня есть старая запись. На "Маяке". Мои пацаны баловались. Потом разъехались, а магнитофон и пленки остались. Я в кочегарке как врублю на полную: "Таганка! Девочка! Пижонка! Дрянь!! Что ты, наделала, а ну-ка глянь? О, апокалипсис всея Москвы, народ оскалившись, крушит замки. Даёшь билетики!! А им в ответ: "Билетов нетути, физкульт-привет!!"- Пешков затормозил у Сашкиного дома.- Приехали! Топай, не трави душу. Орёл таёжный. Жене обязательно скажи. А то боюсь, что руки на себя баба Серёгина наложит. Ей-ей.

– Завтра с утра зайдет,- Сашка вылез.- Ты где завтра?

– На новом. Там полосу стелят. Показатели сходятся с прогнозными. Хочу сам всё проверить. Ты же меня знаешь.

– Бывай!

– Жене привет. Детей целуй,- Пешков дал газ.

 

ЧАСТЬ 3

Глава 1

– Кто готовил эти материалы?!!! Кто?!! Я вас спрашиваю?- президент Российской Федерации был в ярости.- Всех вас посажу! Всех до одного! Или вы меня кем считаете? Я похож на идиота? Нет!? А на кого я похож? Идите и ищите на него компромат. И в каталажку.

Глава администрации президента выходит из кабинета в унынии. Так президент ещё никогда не кричал. "И дался ему этот мужик из Сибири! Придётся ехать к генеральному прокурору".

В кабинет к президенту входит помощник.

– Всё слышал?- обращается к нему президент.

– Да!

– Тебя это тоже касается. Где информация на этого человека? Это что за данные?- президент трясёт одним, наполовину исписанным, листом.- Это всё?!!!

– Службы не хотят на него ничего давать. Продолжают играть в молчанку. Надо дать им по колпаку или разогнать.

– Я тебе разгоню! Ельцин разогнал, и чем это закончилось? Всеобщим воровством. Их надо заставить работать. Чётко и полезно. Чтобы не могли ослушаться. Что у тебя нового?

– Начальник Генерального штаба подал в отставку.

– Что!!! Где он?

– В приёмной.

– Зови,- президент занимает кресло за столом.

Входит начальник Генерального штаба.

– И что ты там надумал?!

– Вот прошение об отставке,- начальник Генерального штаба подаёт лист.

– Даже не стану читать. Забирай и иди работать,- президент бросает лист в сторону генерала.

– У меня нет желания работать под твоим руководством,- генерал поднимает лист и снова его подаёт.

– А чего ты со мной так разговариваешь? Кто дал тебе такое право? Я вытащил тебя из небытия, из дерьма тебя вытащил, а ты мне тут коники выкидывать?!!

– Можешь меня посадить, можешь меня расстрелять, но больше я не служу. Баста! И не кричи на меня,- генерал отходит в угол кабинета к столику, на котором стоит графин с водой. Он наливает воду в стакан, пьёт, после чего усаживается в кресло рядом.

Президент выходит из-за своего письменного стола, приближается. Останавливается напротив и произносит:

– Хорошо. Я тебя слушаю. Но в последний раз. Говори.

– Я не намерен служить бешенству,- бросает генерал.

– Это я бешеный?- президент смеётся.- Я пока не подписал ни одного смертного приговора. Ни одного. А надо бы.

– А собака тебя, какая укусила?

– Никто меня не кусал. Ты о чём?

– Приказ о снятии главкома ты подписал?

– Я!

– За что?

– За систематическое неисполнение служебных обязанностей. Как Верховный главнокомандующий имею на это полное право.

– Тогда и мне подписывай. С такой же формулировкой. А через неделю тебя покинут все.

– Заговор!?

– С кем ты останешься? С халдеями?!

– Что-то я тебя не могу понять. Объясни?

– Объяснить?!! Мы команду подбирали для чего? Чтоб страну поднять до небес. Так?

– Так!

– Нет, если мы тебе стали в моготу, иди дальше сам.

– Да ты меня никак упрекаешь?

– Я?! Это не упрёк. Не мешай очевидные вещи. Мы армию строим?

– Строим!

– А по какому направлению?

– Главный будущий противник – Китай. США перестали быть нам конкурентом.

– Так какого рожна ты снимаешь главкома?! Что он не так сделал? Я ему дал приказ организовать новую базу. И всё это от твоего имени, хоть он о том не в курсе. Он исполняет. Привозит из сектора уже готовый аэропорт, на котором можно базировать две дивизии, а ты его в шею. Как это понимать?

– А нам нужен этот аэропорт и переброска туда войск?

– Ах, не нужен?! Тогда и я не нужен. Тебе прапорщик нужен. Его и поставь на генштаба.

– Погоди ты собачиться! Насколько серьёзно то, что там к осени будет базироваться полк?

– На!- генерал достаёт из папки фото.- Это со спутника.

– Что это?

– Это аэропорт.

– Откуда он там?

– Концерн строил для своих нужд. Одно направление они уже пустили. Вот это "Мрия" взлетает,- генерал тычет в картон пальцем.

– Концерн, говоришь!

– Место ах какое. Нам же надо оттащить от границы с Китаем стратегическую авиацию. Мы предполагали под Екатеринбург. Так там, по всем показателям – экстра. И японцы в прицеле, и корейцы, и китайцы, и янки, если что, накроем до упора. Станция радарная под боком. Восточный комплекс ПВО прикрывает глухо на время возможного подлета ударных ракет. В любой ситуации успевают поднять в небо 70% самолётов.

– А всплывёт в Охотском море субмарина и долбанет крылатыми. Что тогда? Ни аэродрома, ни станции, и мы с носом.

– Чья субмарина?

– Американская!

– И тогда мы по ним уже никак не промахнёмся. Только подлодка в Охотское пройти незаметно не сможет. На это есть спутники. Пока крылатая будет огибать сопки, пять машин уйдут в небо. А коль одна из них дойдёт до цели, вместо статуи свободы можно будет поставить большой крест в центре страны. Концерн уже и городок для персонала строит. На снимке в нижнем углу.

– Когда они всё успевают?!!

– И, слава Богу, что есть такие. Как ты нам говорил, помнишь? Нуворишей потрясём, деньги появятся, и всё сделаем. Нувориши заполнили тюрьмы, не продохнуть. Доллары, что у них изъяли, приказали нам долго жить. Как ты собираешься дальше двигаться? Армия четвёртый месяц без денежного довольствия. Может, тебе главком лично не угодил? Только мы в прислуги играть не договаривались.

– Кризисы не я придумываю! От всего не застрахуешься.

– Я и не спорю. Но полезное рубить – бешенство. Вот ты удивляешься, как они быстро строят, так я тебе отвечу: не знаю. Однако, факт налицо. Чтобы такой аэропорт в центре отгрохать, надо десять лет. Они за год. Может, ты с концерном этим воевать задумал?

– Откуда у тебя такая информация?

– Потому что всё вокруг об этом говорят.

– Что говорят? Переведи!

– Говорят, что у тебя поехала крыша. В стране дел невпроворот, а он затеял состязаться с тайгой в силе.

– С какой тайгой?!!

– В дурака со мной играешь? Я с экс-президентом Саха связался. Мы с ним в Совете Федераций друг за друга кнопки давили, сидели рядом.

– Что он тебе сказал?

– Что ты – полудурок. И что у тебя вместо мозгов – клюква. И что если ты не перестанешь плясать под дудку Кутергина – тебе будет плохо.

– Так и сказал?!

– А ты его не знаешь? Он правду в глаза может и тебе сказать. Если, говорит, его обида заела, пусть в упор там ничего не видит. Это самый лучший вариант.

– Ещё что?

– Ещё он сказал, что Кутергина на свою территорию не пустит. Он, мол, сокурсник президента, вот пусть у него в спаленке сидит, а мне высокопоставленные покойники в доме, не нужны.

– Он меня пугает, что ль? Да я его…

– Ничего ты ему не сделаешь. Его подпись в нашем тайном договоре весит. Ещё он мне сказал по секрету, что 50 тонн золота в год – хорошая масса. Столько, мол, даёт этот концерн отступных. Не лезьте к ним. Они спокойно уйдут, а вот 50 тонн металла вам миллионы Кутергиных добыть не смогут. Яйца у них взопреют.

– Почему не добудут?

– А это невозможно. Я разговаривал с главкомом. Он служил в авиаразведке. У этого концерна технологии, которых нет в мире. Так он мне поведал.

– Уйдут, их оборудование останется,- упрямо гнул своё президент.

– Больше я тебя убеждать не стану. Подписывай мне об отставке. Не желаю я из-за твоих амбиций, навеянных сраным Кутергиным, воевать со своим народом.

– Это концерн свой народ?!

– А чей?!! Еб твою мать!- взревел генерал, не выдержав тупости, с которой президент лез в дерьмо.

– Это уголовники! Убийцы!! И я с ними разберусь. Такие как они отняли жизнь у моей двоюродной сестры. Изнасиловали и убили. Сгною их в лагерях.

– От Кутергина информация?

– Не твоё дело!

– Теперь не моё. Так ты подписываешь или мне собрать пресс-конференцию?!

– И что ты на ней расскажешь? Что у меня замкнуло? Иди, заложи!!

– Что сказать – сыщется, а закладывать – было бы чего.

– Погоди! Твои из разведки могут собрать информацию на главу этого концерна?

– Не могут.

– Почему?

– А его нет в стране. Он большую часть сознательной жизни провёл вне страны. Учился, работал. И дела у него своего никогда не было. Концерн – первое его предприятие. Вот и вся информация на этого человека. Так что не он твою сестру убил.

– Почему тогда все молчат? Почему?! Значит, есть какая-то тайна. А ты мне предлагаешь не верить Кутергину.

– Держи,- генерал кладёт на столик маленькую кассету от видео.

– Что там?

– Съёмка взрыва. В пятьсот тонн. Заряд помещается в пистолетную пулю. Это из архива. Много лет назад наши мужики из армейской разведки получили это по случаю. Провели испытания. Вот из-за этих зарядов все и молчат в тряпочку.

– А концерн тут причём?

– Химик он. И технологии у него по извлечению металлов из руды свои. Личные и тайные. Твой Кутергин кто, извини, такой? Кем он был, пока ты не стал президентом?

– Он талантливый человек!

– Такой же талантливый, как Чубайс. Вся страна смеётся. Очнись! Оглянись вокруг! Министр хренов. Давай перейдём, как когда-то в Китае, на десятидворки!

– Ты куда клонишь?!

– Уже не клоню. Мы расстаемся. Понял я тебя. Ты слова держать не умеешь.

– Какого?!!

– Не брать на работу знакомых и дураков. Ты дважды нарушил.

– Я тебе подписываю,- президент идёт к своему столу и чиркает что-то на прошении генерала об отставке.- Уходи с глаз моих долой. Видеть тебя больше не желаю.

– Бывай!- генерал покидает кабинет.

– Сам всё сделаю. Сам во всём наведу порядок. Обойдусь без таких трусов как ты,- президент быстро ходит по кабинету и наталкивается на появившегося помощника.- По прошению составь Указ и сразу мне на подпись, и сразу в новости,- даёт он поручение помощнику.

– Там директор ФСБ на приём просится.

– Я его не вызывал.

– Он по личному вопросу.

– По какому личному?

– Он с прошением об отставке.

– Как!!?- президент побагровел.

– Я не знаю!- помощник растерялся.

– Они что, сговорились!! Кто ещё ко мне на приём?

– Министр обороны. Министр ВД.

– С прошениями?

– Да.

– Догони начальника Генерального штаба. Пусть вернётся. С остальными потом поговорю.

Помощник убегает. Приходит через двадцать минут.

– Не догнал, господин президент. Точнее догнал, но поговорить не смог. Он приезжал с охраной. Они меня не подпустили.

– Пригласи всех министров. Сразу.

Министры входят и рассаживаются.

– Тоже бежите с корабля?- спрашивает президент.

– Не бежим, а отходим в сторону,- спокойно отвечает за всех министр ВД.- Ты же не вечно собрался в этом кресле сидеть. Придёт, может, и наше время.

– Пугать меня не надо. Я никого не боюсь. Давайте ваши прошения и катитесь к чертям собачьим,- раздражённо говорит президент.

Министры подают листы и уходят из кабинета.

Помощник тут как тут.

– Срочно вызови ко мне Генерального прокурора.

Час спустя Генеральный прокурор в кабинете президента.

– Надеюсь, ты в отставку не собрался?

– Пока нет.

– Это хорошо. А то мои министры, как зайчики трусливые, разбежались по кустам. Я поручал твоему заместителю Пороховщикову, съездить в одно глухое место и мне доложить.

– Он съездил.

– Так вызови его ко мне.

– А его нет.

– А где он?

– Он уволился.

– Когда?

– За день до Нового года.

– И отчёт не составил?

– Составил.

– Давай!- президент протягивает руку.

– Он словами.

– Ну не тяни резину, говори!

– Послал на хуй.

– Кого?

– Вас.

– Меня?

– Вас, вас. Так же, как ваши министры, но раньше. Я вам настроение портить не хотел.

– Ты посмотри, какой он заботливый! А почему ты в отставку не идёшь?

– А как?

– Пиши прошение, я тебе подпишу.

– Дудки!- генеральный прокурор улыбается.- Подписи вашей будет маловато.

– Я с парламентом улажу. Пиши.

– Тоже мало будет.

– Кто ещё-то тебе нужен?

– На пост этот не вы меня назначали, не вам и подписывать.

– Во! Ты смотри, какой герой прыткий.

– Мою кандидатуру согласовывали многие и договорились. Так что они меня полномочны снять. А вы, господин президент, у них должны ходатайствовать о моей замене.

– Я у них!!? Не денек, а сплошная гоморра! Ты к кому пришёл?

– К президенту Российской Федерации.

– Так главный самый в стране – я!

– Вы хоть и президент, но на этот пост меня назначили согласованием.

– Не морочь мне головы. Пиши прошение. Нет, не пиши. Мне твоё поведение не нравится, я тебя Указом сниму.

В кабинет влетает помощник и следом начальник личной охраны президента. У последнего сильное кровотечение из носа. Далее входят люди в элегантных костюмах. Один из них, с приятной внешностью, говорит:

– Давненько я тута не бывал. Кто в предбаннике насрал? Вот нахал!- он вытолкнул вперёд себя Кутергина. Достал из-за пояса пистолет и выстрелил тому в затылок. Мозги разлетелись в стороны.- Твой, что ль, друган?- спрашивает у президента. Тот бледен как мел.

– Мо-о-о-ой!- президент в шоке.

– Жаль! Помер. Никчемный был человек. Одна вонь от него. Ты вот что! К тебе обращаюсь!- стрелявший тыкает в сторону президента пистолетом.- Хвост подожми и помалкивай. Будешь булькать, у нас разговор короткий. Всё остальное тебе скажет генеральный.

Неизвестные покидают кабинет президента. На ковре рядом с головой убитого растекается лужа крови.

Генеральный прокурор подходит и проверяет пульс.

– Мёртв!- констатирует он и возвращается на своё место.

– Совсем?- президент в прострации.

– Через полчаса остынет.

– Кто были эти люди и как они сюда прошли?- спрашивает президент у своего начальника личной охраны. За него отвечает генеральный прокурор.

– Это палачи. Да, да! Настоящие. Вы можете идти,- генеральный прокурор отправляет из кабинета помощника и начальника охраны президента.- Им приказано было убить Кутергина. И они его убили.

– За что?!

– Убили за то, что в договорённостях о вашем президентстве данного лица в перечне людей, допущенных к решению важных вопросов страны не было. И вас также убьют.

– Ничего не понимаю!

– Он стал вмешиваться в дела, к которым отношения не имеет. Как он оказался в верхах, вы сами прекрасно знаете. Если вы думали, что подписав что-то, будучи кандидатом в президенты, не обязательно исполнять, став им – то вы ошиблись. Вспомните хорошо, что вы подписали? И не делайте больше резких движений. Всех кому подписали прошение об отставке – восстановить. Срочно. Это не мой приказ. Это решение договаривающихся сторон. Мне это поручено вам передать. Если нет, то у вас будет такая же участь,- генеральный прокурор покидает кабинет, переступив через лежащее в проходе тело.

– Суки! Суки!! Суки дешёвые!!! Будьте вы трижды прокляты!! Эй! Кто-нибудь!- появляется помощник.- Вызови кого-то. Чтобы убрали тело. Пусть сделают сердечный приступ. И голову соберут,- помощник трясется от страха.- Чего ты?!

– Они сказали, чтобы сутки к трупу никто не прикасался. Иначе убьют.

– Суки!!!!- орёт президент.

 

Глава 2

Левко второй час маялся в приёмной генерального прокурора. У того беспрерывно шло совещание. Откровенно скучая, Левко посматривал на секретаря и зевал. Кроме него в приёмной был только Иван Рыбкин, которого вызывали в прокуратуру время от времени, больше для того, чтобы задать ничего не значащие вопросы. Левко был записан на приём первым. Рыбкин не был записан совсем, но его надо будет пропустить. Того требовал этикет внутренних отношений.

Генеральный вышел из своего кабинета, поздоровался за руку с Рыбкиным, а у Левко спросил:

– Вы ко мне, молодой человек? По какому вопросу?

– Я по поводу смерти Кутергина.

– Вы родственник?

– Отнюдь!

– Тогда не ясен ваш приход ко мне. Запишитесь к любому из моих замов.

– К заму я пойти не могу.

– А вы кто собственно?

– Я юридический представитель северо-восточного концерна "Крестовский-Хаят".

Услышав название генеральный не знает, как ему поступить. Он смотрит на уже вставшего со стула Рыбкина.

– Входите,- произносит генеральный.- Вместе.

Левко и Рыбкин следуют за генеральным. В кабинете тот произносит:

– Господин Рыбкин тоже вызван по делу Кутергина.

Рыбкин молчит. У него достаточный опыт поведения при допросах и сказанное прокурором его не задевает.

– Вы были знакомы с Кутергиным?- обращается прокурор к Рыбкину.

– Шапочно,- отвечает Рыбкин.- Даже не знаю его имени и отчества.

– Я без протокола,- генпрокурор закрывает папку, лежавшую на столе.- Вы дважды были в Китае в составе правительственных делегаций.

– Были. Когда премьером был Виктор Черномырдин. Я занимал пост вице-премьера по связям с СНГ. Какие вопросы он решал в Китае я не знаю. В работе мы с ним не сталкивались. Совсем.

– Хорошо. А у вас, что по поводу смерти Кутергина?

– Меня послал лично президент концерна. Просил вам лично передать, что вы делаете чужую работу, что может обострить отношения центра и регионов. Если это преднамеренная политика, и вы станете идти в её русле, могут статься эксцессы.

– Какие?

– Военные,- Левко кивает на Ивана Рыбкина.- В Чечне легко было начать, а устанавливать мир потом трудно. Господин Рыбкин об этом знает как никто.

– Саха выходит из состава России?!- генпрокурор улыбается.

– Якутия не собирается выходить, как мне известно, из состава Российской Федерации. Разве я сказал, что представляю интересы Саха?

– Тогда на какие военные конфликты вы намекаете?

– Я вам намекаю на слухи!

– Слухи о чём?

– О смерти Кутергина.

– Концерн, который вы изволите представлять, это разве касается?

– Во-первых, есть информация, что Кутергин умер не от сердечного приступа, как было официально заявлено, а от пулевого ранения в голову. В затылок.

– И где вы такое взяли!?- возмущается генпрокурор.

– А я вам потом покажу откуда. Во-вторых, именно Кутергин муссировал вопрос о роспуске концерна и всячески, через влияние на президента, устраивал давление. Слухи же, уважаемый господин генеральный прокурор, или злые языки, твердят, что концерн, точнее его президент, приказал убить Кутергина. В народе это называют – подставили. Концерн не желает быть подставленным. Я принёс вам официальное заявление. Вам придётся провести расследование смерти Кутергина в полном объёме. Господин Рыбкин является подследственным?

– Нет. С него сняты все обвинения.

– Тогда я прошу вас, господин Рыбкин, быть свидетелем передачи мной генеральному прокурору России видеокассеты,- Левко выкладывает на стол чёрную коробку.- На ней короткий эпизод, в котором из машины выгружают тело мужчины с огнестрельной раной головы и несут в спецморг. Мы настаиваем на том, что на плёнке Кутергин. Требуем приобщения этой записи к материалам расследования.

– Откуда это у вас?- интересуется генеральный прокурор.

– Нам это прислали по почте. Вот конверт,- Левко кладёт на кассету белый конверт-пакет.- Есть подозрения, что смерть Кутергина имела место в Кремле. Именно поэтому тело сожгли в крематории, хоть у Кутергина есть место на кладбище. Всё это весьма подозрительно. Давайте составим акт о приёмке вами кассеты, с просмотром и фиксацией под протокол. Вам передаётся подлинник. Мы имеем копии на всякий случай.

Через час Левко и Рыбкин вместе покидают генеральную прокуратуру.

– Вас подвезти?- предлагает Левко.

– Ну, если вам не трудно,- Рыбкин усаживается в автомашину.- Заранее вам спасибо.

– Принимаю.

– Позвольте дать вам дружеский совет?

– Я весь внимание.

– В этом заведении,- Рыбкин машет рукой в сторону здания генпрокуратуры,- не любят наездов. Мне кажется, что вы вели себя не очень тактично. Они последнее время не в себе. У них машина буксует. Те, кого они привлекают, стали нищими. Доллары пропали, а садить – все лагеря переполнены.

– Я беру сказанное вами к сведению. Для меня это поучительно. Весьма признателен. Извините за нескромность. Вы с экс-президентом не видитесь?

– Бываю в гостях. Раз в неделю. А почему вы интересуетесь?

– Я видел его дочь в предбаннике для передач в Лефортово. Я же адвокат и бываю там частенько. Кому она носит? Как мне известно, Татьяну осудили полгода назад и в Лефортово её нет.

– Она готовит посылки для всех кто там, и бывал у них дома. Изумительно аполитичная женщина и милосердная.

– Вот как!!! Никогда бы не поверил. И давно?

– С первых арестов.

– Что вы говорите?!! Право я смущен!- Левко остановился на светофоре.- Пожалуйста, поднимите стекло. Весна тёплая, но лечь в могилу мне не льстит.

– И ваша работа сопряжена с риском,- Рыбкин поднимает стекло.

– Могут бросить при остановке в таком месте лимонку в салон, а ГАИ требует быть пристегнутым ремнями, так что выскочить не успеешь. Если бы эти ремни спасали от ударной волны и осколков, пуль – цены бы им не было.

– Часто угрожают?

– От дела зависит. То, которое нас случайно свело в прокуратуре, мне не по душе, но… кто-то же должен защищать от произвола, от лжи, от безосновательного подозрения. Вот вы были под следствием и в изоляторе, а кто вам возместит моральный и материальный ущерб?

– Мне никто.

– И подавать – забудь думать. Затаскают. Подошлют дебилов, которые изобьют до полусмерти. Ведь так?

– Это прекрасно, что мы об этом знаем и не рыпаемся. Даже если все обиженные на их действия подадут, то они отыщут тысячи причин, чтобы нам не отвечать и ничего не рассматривать.

– Президенты приходят и уходят, а главная российская проблема остаётся. Кстати, как у Бориса Николаевича со здоровьем?

– Не жалуется. Сам ходит по магазинам. От охраны отказался. На сердце не жалуется. И психологически всё уже пережил. А вам сколько лет?

– Двадцать четыре.

– Вы молоды и у вас всё впереди. Юридический?

– Как водится.

– А служба?

– Нет. Я откосил на полную катушку.

– И зря!

– У меня перелом спинных позвонков. И не шуточный. Пятый заменили на искусственный. Мой отец был дипломатом. В Швейцарии. На меня наехал автобус туристический. Если бы это случилось тут – пожизненно катался б на инвалидной коляске. Мне тогда было семнадцать. Вот так и получил белый билет,- Левко умел сочинять на ходу и что угодно.

– А теперь ваш отец, чем занимается?

– Сидит. Ему дали двадцать.

– Воровал?

– Подворовывал. Скрывать не стану.

– На вашей жизни это не отразилось?

– Я когда поступил на юридический, жил в Москве в общежитии. С мачехой были у меня нелады.

– А мама?

– Она с каким-то миллионером ещё в 1988 году смылась. Отец женился вторично.

– Злая была?

– Мать?

– Мачеха.

– А, эта, нет. Нормальная.

– Почему нелады?

– Никого в гости не зови, гулять не ходи, в носу не ковыряй, носки меняй. Достала она меня, и я сбёг в общагу. Её тоже посадили. И тоже на двадцать лет.

– Письма пишешь?

– Нет. И посылок не посылаю.

– Давно адвокатом работаешь?

– Второй год. Сначала сидел в адвокатуре. Занимался всем, что другие мне поручали. В июне прошлого года пригласили в концерн. Я окончил в Швейцарии престижную школу, владею пятью языками свободно. А у них контракты с немцами, французами, англичанами, итальянцами. Но теперь я не адвокат, а юрист. Веду юридические дела концерна.

– Я про такой ничего не слышал. Как он называется?

– "Крестовский-Хаят". Хаят через чёрточку.

– Нет, не приходилось слышать.

– Это в Хабаровском крае.

– Далековато. Чем занимается?

– Добыча и переработка руд, извлечение металлов, строительство гражданских и промышленных объектов.

– Название интересное. От фамилии президента, да?

– Да нет. Крестовский – название ключа. Речушки. Хаят – на местном диалекте означает хребет, горы.

– Топонимика.

– Ага. По этому ключу ходили первопроходцы, основавшие когда-то город Охотск. Шелехов, знаменитый купец и предприниматель, по этому пути изволил не раз следовать. Строил фактории, промыслы.

– Работает концерн-то?

– Фурычит. Сдали 18 тонн золота в казну. Это за три месяца.

– То-то лакомый кусочек,- Рыбкин причмокивает.- Теперь ясно, почему хотят к ноге. За такой куш пойдут на крайние меры. И на убийство. А Кутергина точно в Кремле убили?

– Есть у меня и такая информация. Он сильно на концерн давил. Лез из кожи. Его кто-то грохнул и хочет всю вину свалить на нас. Мы против. Если бы его на улице – всё, нам бы не дали пошевелиться. Но у нас в Кремль входа нет. И козыри попали к нам в руки.

– А вы его убить хотели? В принципе.

– Гавённый, извините за слово, человек. Президент страны его сокурсник. Через него и ступал на горло. Президент может на концерн и армию пустить, спецслужбы. Куда это годится? А мужики там собрались не робкого десятка. Стоит только поджечь и потом не остановить. Вы же знаете, сами тушили не год, не два.

– Это правда. Так толком ничего не решили. Воз и ныне там.

– Так Чечня – мал мал. А там, по Востоку, земельки-то, ой-ой скоко. Народу, правда, не ахти, только его много для партизанской войны и не надо. И горы, тайга без края, да зима лютая.

– А ведь президент на вас-то и озлится. Через генерального прокурора вы ничего не сделаете. Они ему всё так подадут, что виноваты вы.

– Я меры кой какие предпринял, да токмо ранг мой не очень. Пытаюсь выйти на самого президента. Грызня грызней, такая уж мы страна, но мокрое на себя брать не хочется.

– Давайте я вам посодействую.

– Как? Вы же теперь не в чести.

– Так на мне и раньше воду возили. Президента обложили со всех сторон. Информацию к нему дозируют. Я с начальником контрразведки внешней разведки знаком. Он единственный, кто не потерял места после смены власти.

– Если организуете мне с ним встречу, то в накладе не останетесь,- пообещал Левко.

– Хотите мне заплатить?

– Не предлагаю, но намекаю на вознаграждение.

– А если я откажусь?

– Полномочия у меня мышиные, но с руководителем концерна договориться можно. Он меня просил найти на одно место человека. Концерн открывает в Москве своё представительство и нужен директор. Известный, честный, старый. Пойдёте?

– Я же не вас, не концерн ваш не знаю!!?

– Организуем поездку. Своими глазами всё увидите. Там нет дуры и подвоха. 18 тонн за три месяца это 72 в год.

– Надо обдумать. Ограничимся знакомством и обещанием свести с начальником контрразведки ВР.

– И это хлебушек. Вы ему не говорите, о чём речь пойдёт. Я пытался идти таким путём, но все сразу мотали головами. Надо как-то окольно, с хитрецой. Вас к подъезду?

– Нет, нет. Мне надо зайти в булочную. Как мне вас найти?

– Вот моя визитка. Там четыре телефона. Звоните по любому. Меня найдут мгновенно.

– До свиданья.

– До встречи.

Рыбкин вышел из машины и направился в булочную. Его действительно просила жена купить батоны, на что он ответил, уходя, что может быть ему придётся опять в СИЗО, а ей в очередь на передачу посылки. Жена на это погрозила ему кулаком, предупредив, чтоб ни во что не влазил и лучше молчал. А он данное ей слово, не сдержал.

 

Глава 3

Начальник контрразведки внешней разведки внимательно выслушал Ивана Рыбкина. Они друзьями не были, просто работа секретарём Совета безопасности их свела. На переговорах с руководством Чечни Рыбкину было нелегко лавировать из-за множества подводных течений. А информации из стана чеченцев получить было невозможно. Такую информацию поставлял начальник контрразведки. Когда ты знаешь о внутренних событиях, они невольно начинают тебя уважать, ибо чувствуют, что ты во все оружии. Чеченцы к Рыбкину относились как к человеку достойному, пытающемуся решить проблему взаимоотношений с Москвой, прекрасно понимая, впрочем, что не от него в конечном итоге зависит мир.

– Иван! Я с этим человеком встречусь. Обязательно. По возможности быстро. Концерн такой существует не на бумаге. Это мощнейший механизм, за которым масса металла и новейшие технологии по его извлечению. Мы проморгали за суетой многое. Очень многое.

– Они серьёзные люди?

– Не сомневайся. Думаю, что за такими будущее. Приглашение их прими. К ним наведайся. Но прежде я с этим человеком встречусь. Он не юрист. Такой фамилии нет в списках получивших образование. Ты ему об этом не говори и не намекай, что о его обмане знаешь. Не всё есть ложь.

– А кто он тогда?

– Не пугайся, но это шпион.

– Такого мне как раз и не достаёт!! Связаться со шпионом.

– Чего ты дрейфишь!! Я с ними каждый божий день встречаюсь и ничего.

– Так тебя я в Лефортово не видел!

– Ты был там, потому что на тебя упало подозрение. И оно не могло не упасть. Спасло тебя только то, что нет твоих подписей на документах, а не то, что ты не брал. Мог подписать бумажку невзначай, под неё прыткие уперли бы миллионы и пойди, докажи, что с тобой не поделились.

– Согласен. А какая ложь – ложь?

– Упрямый ты мужик, Иван. Он конечно юрист. Ибо лучше него в этой стране законов никто не знает. Тебе о нём вообще не надо ничего знать.

– Контакт с ним – тень на мою голову.

– Все шпионы делятся на две категории. На наносящих вред стране своими действиями и не наносящие вреда. А информацию собирать шпион обязан. Это аксиома.

– Он не наносящий, так?

– По стечению обстоятельств – да. Хоть по нашим данным работает в стране давно и качественно. Опытный сборщик стоит больших денег. Верь мне на слово. Фамилии он берёт себе от потолка. За день может побывать в ста шкурах. Если его задержать, он сбежит и уйдёт в нелегал, откуда его не вытянуть.

– Предлагаешь мне к нему в доверие втереться?

– Иван!! Такие на пушечный выстрел не подпускают никого к своему доверию. Это у него профессия втереться к людям, а не у тебя.

– Значит, он меня подцепил?

– А это показатель его ума. В приёмной вы вместе оказались случайно, однако, он психологикой генерального купил за три копейки, и ты невольно из стороннего встал в цепь им просчитанную. Но это не одноходовка. Такие умеют извлечь выгоду из всего. Он любого на твоём месте так бы окрутил и выгоду свою получил. Объяснить тебе не смогу. Это умение получать нужную информацию из пустячного разговора, из мелочёвки.

– Профессионал?!

– Так! И профессионал тени не бросает. У него, как у дьявола, нет тени. Он к генеральному записался официально. Ну, по липовым документам, так что ж?! Да вот беда, поданные им бумаги действительно прошли все положенные регистрации.

– Так мне соглашаться или нет?

– Директором в их представительство – да. Обязательно. Дело там огромное. Официальное по всем пунктам. Без сучка и задоринки. Вот съездишь и всё увидишь сам.

– Потом я с ними буду сидеть в одном лагере. Так!? Когда их президент прикажет прижучить.

– Он их не сможет достать.

– А меня, как там на их жаргоне: паровозом.

– Иван! Я точно знаю, что Кутергина убили. Сделали это в Кремле. За что не скажу. Только концерн этот к убийству не имеет никакого отношения. Абсолютно.

– Но повесить хотят на них. С помощью президента.

– Слухи о причастности концерна к убийству, положим, могли пустить они сами. Ты где-то о таком концерне раньше слышал?

– Нет.

– А о нём в столице никто не знает. Тут шлепают министра, старого друга президента, они подползли и светятся. О них сразу пишет пресса, телек надрывается, а потом выясняется, что это честные и деловые люди, очень порядочные, на которых плохие дяди хотели бросить тень. Тут же выясняется, что у них огромное дело по масштабам, да ещё в России не виданным. Где конь!!! Подать белого коня!

– Шутник.

– Я на тебя не обижаюсь. Слово тебе даю, что президент на этот концерн положил сто раз.

– Как мне вас встречать?

– Позвони ему и попроси приехать в наш подмосковный центр.

– А не даст согласия?

– Тогда на второй день позвони и пригласи к себе домой. В гости.

– К себе не стану. Мне потом жена покоя не даст.

– Извини! Домой тебе гостей не надо. Это она верно подметила. Пригласи в кафе. Но я тебе сразу скажу, что он приедет в центр.

– Не побоится?

– Думаю, что нет.

– Ладно. Когда ему назначить?

– Завтра утром. К 11.00 пусть подъезжает к воротам.

Иван Рыбкин позвонил. Ему ответили, но при этом попросили спуститься вниз и взять документы концерна для ознакомления. Он не стал противиться. Только одна мысль не давала ему покоя. Почему для представительства выбрали его. Вскоре ему дошло, что его имидж человека уравновешенного, спокойного сыграл главную роль.

Левко ждал у проходной подмосковного центра внешней разведки, куда подъехал к 10.30. Сидел в машине, курил и ждал прихода офицера сопровождения. Он знал, что смерть Кутергина была оформлена не без участия ВР и, что она была им необходима по внутренним причинам. Виной смерти был сам президент, который перестал соблюдать взятые обязательства.

Наконец за ним пришёл офицер охраны и повёл его в здание. Они спустились лифтом в подвал. Все секреты пытаются спрятать именно в глубину, под землю. Это принято во всём мире. Как считается, в бункерах хранятся великие секреты и тайны, способные перевернуть мир. И это не обывательские разговоры. Это правда. Но не вся. Самое важное, как бы мы не хотели, хранится в головах людей, имеющих доступ к секретной информации, и заменить это суперхранилище на подземелье ещё никому не удалось. Из мозгов информация имеет тенденцию утекать. Серое вещество не умеет быть ячейкой полного и вечного хранения. Есть только один способ заставить его её не распространять. Дать ему по голове до степени дэжавю. Амнезия может лишить человека памяти, но и она не в силах воспрепятствовать исходу имеющейся информации из мозга. Ну, вдруг больной амнезией начнёт рисовать секретные чертежи?! Носителя лучше всего умертвить и для полной гарантии превратить его плоть в пепел.

На нижнем уровне Левко ждали. Двое. Лицо начальника контрразведки внешней разведки секретным не было. Его знают многие в мире, и все точно знают, чем этот человек занимается. Второго Левко не определил. В картотеке тот не значился. Он был сильно бледен, и это дало возможность определить, что человек долгое время провёл вне солнечного света. "Крыса". Так его назвал для себя Левко. Они прошли втроём по коридору в помещение.

– Присаживайтесь!- предложил начальник контрразведки.

Левко занял кресло по правой стороне от входа.

– Представляться не будем. Запись в этой комнате исключена. Микрофонов ни у вас, ни у нас на себе нет.

– Меня этот вопрос не занимает,- ответил Левко.- Как поступим? Кто начнёт диалог?

– Мы хотели бы выслушать вас.

– Хорошо. Тогда я сразу быка за рога. Нам не нравится игра в поддавки. Шашки на шахматной доске – это детский "чапаев". Выигрывает начавший первым щелкать по костяшкам. Объяснений нам тоже не надо, мы в курсе, как и почему это произошло. "Большой кабинет" – не место для исполнения. Я выражаюсь понятным вам языком?

– Вполне.

– Будет лучше, если вы проведете работу, направленную на то, чтобы концерн остался за чертой слухов. Как вы это сделаете – вам решать. Но это ваш мусор, вам его и убирать. Мы не виноваты, что ваши действия оказались неподготовленными и не просчитанными. Плохой они дали эффект.

– Это ваша точка зрения?- спросил начальник контры.

– Да. Вы не имели права идти на такой шаг, не согласовав свои действия со всеми, кого могли коснуться последствия, о чём я вам довел выше, или вам надо менять место работы, потому что так не делают.

– Я не собираюсь перед вами распинаться в оправданиях и объяснениях,- начальник контры немного нервничает,- что произошло, то и случилось. Ваш концерн это касается. Всего предусмотреть нельзя. Слухи мы опровергнем в ближайшее время, и тень на вас не упадёт. Мне интересно одно. С каких пор вас стал волновать собственный имидж? Да ещё по таким пустякам.

– Речь не об имидже. Он необходим политикам, а мы не деятели этой сферы. Тень ложится на официальное дело, которое мы патронируем. Вы чувствуете разницу? Нам не безразлично, что по этому поводу станут судачить простые граждане. Но они работают не в лавочке наемных убийц.

– Не станете же вы отрицать, что крайность бывает необходимостью?

– Я с вами соглашусь. Так случается. Но напомню, что вы не жену застали с любовником. Происходившее можно было предусмотреть и элементарно воспрепятствовать повороту.

– Это так,- соглашается начальник контры.

– Наше официальное дело необходимость для страны по ряду важнейших направлений.

– Вы требуете гарантий?

– Нет. О своем мы позаботимся сами. Гарантии нужны вам от самих себя.

– Значит, настаиваете на плате?

– Говорить о деньгах не надо. Они нам неважны.

– Хорошо. Мы готовы оказать вам услуги. Речь об этом?

– Тогда запоминайте. Мы взяли на себя обустройство авиации. Главком восстановлен и это плюс. Он на своём месте. Это наше мнение. Ещё мы готовы поставлять в общую кассу развития металл. Хотим вывести несколько спутников общего назначения для пользования. Взаимного. Вы это собой можете прикрыть?

– Можем.

– Отлично. Есть ещё один вариант касающийся вас непосредственно. Мир трещит по швам. Остановить это пока никто не в состоянии, а посему надо страховать свои авуары. Надёжней золота нет ничего.

– Ваши предложения о добыче?

– Вам надо помочь нам пробить во власти создание в зоне действия концерна частного лагеря. Для отбытия наказания элиты. Тысяч на двадцать. 50% пойдёт в госказну, а 50% разделим с вами пополам. Нечего им прохлаждаться. Пусть поработают на создание того, что развалили.

– На это уйдёт много времени.

– На согласование?!

– На обустройство лагеря.

– Там уже готовы принять первую партию в две тысячи человек. Заявка и документы у губернатора Хабаровского края. Список лиц тоже у него. К осени будут готовы к приему остальных. Оборудование на шахты доставлено. Не надо медлить, надо подтолкнуть поезд и он покатится. Тем более, что вам это необходимо.

– Мы не нищие. Подстраховались.

– Страховка, уважаемый, не всегда срабатывает. Надёжность, о которой вы хвалитесь, может статься мыльным пузырьком, если вовремя не позаботиться о подкреплении. Что вы запоете, коль в Европе грянет кризис, аналогичный североамериканскому?

– Этого нам не хочется.

– Господин Пороховщиков, а мы с ним знакомы, ваш человек в прошлом, как теперь говорят, вольно определяющийся, свой капитал осадил под выгодное дело. Весьма прибыльное.

– Мы в курсе.

– Капитал прошёл через банк, который кредитует наш северный проект. Так что, господа, впрягайтесь. Отсиживаться в глухих закутках не время. Мы можем с вами хлестаться до смерти и в конечном итоге друг друга извести на нет, но, думаю, вам не будет льстить, если на место, которое мы не поделим, припрутся японцы или китайцы.

– Ну что!!?- начальник контры оглядывается на бледного.

– Об этом стоит позаботится. Стоит,- мужчина щурит глаза и договаривает:- Я лично не вижу ничего плохого в желтых, оставим этот вопрос в стороне. Его придётся решать нашим последователям, если они будут, тут вы правильно подметили. Ваши предложения мы готовы принять.

– У вас хорошие отношения с Иваном Рыбкиным,- Левко показывает обоим на часы.- Мне пора, господа. Мы его не уговариваем, но предложили в нашем офисе в столице главное место. С ним можно работать. Для вас это пункт приемки, для нас пункт отправки. Подписывать ему ничего не надо будет. Чисто представительские функции. В официальном деле без таких, как он, не обойтись. Он вас устраивает?

– Вполне,- отвечает бледный.

– Вы всё увидели во мне, что хотели?- спрашивает Левко у бледного.

– Не смог. У вас неизвестная мне система защиты. Очень активная. Другое программное обеспечение,- мужчина вытягивает губы в подобии улыбки.- Почему вы не делали попыток проникнуть ко мне?

– Я не коллекционирую чужих секретов, но люблю раскрывать тайны. Ваше постоянное пребывание в подвале пагубно скажется на здоровье. Разговоры о приборах считывающих из мозга – придумки дилетантов. Мозг сканировать нельзя. Чтобы прибор мог это сделать, надо чтобы он превосходил объём способный поместиться в голове на четыре порядка. Дальше сами считайте. Всё, господа. Мне действительно пора, а то разлетимся как вороны.

– Прошу вас!- начальник контры встал и указал на дверь из комнаты.

Он пошёл вместе с Левко до лифта, где передал его офицеру и на прощание слегка кивнул. На этом встреча закончилась.

Начальник контры вернулся в комнату.

– Как он тебе?

– Это и был "внучок" Скоблева по имени Левко?- спросил бледный.

– Он.

– Хороший тип. Он не дал мне себя даже обмерять. Дал только одну вещь.

– Что?

– Он нейтрал. У него нет ни отрицательности, ни положительности. Это, впрочем, не значит, что он вне понимания добра и зла. Просто в нём, наверное, это сильно размыто до необходимых возможностей по обстоятельствам.

– Но сильный?

– Сильней меня.

– На много?

– Достаточно для того, чтобы понять мои способности к сканированию и воспрепятствовать этому. А я не могу с уверенностью сказать, что сделай он шаг в меня, смог бы его сдержать.

– Его принадлежность можно определить?

– Нет. Кто его готовил я не смогу выяснить. Есть две доминанты, то бишь, поверхностные грани, находящиеся вне кольца защитного поля. Языки. Английский, что не есть принадлежностью к этой нации. Второй мне не встречался. Совсем чужой язык.

– Как это можно через глаза определить?!!

– Я ещё ни разу в жизни не ошибся. Или ты мне не веришь?

– Да что ты!! Просто не могу осмыслить. Если б не ты, то Гершвин до сих пор уносил бы данные в США, и мы бы его не подцепили. Слушай, может он прав? Не надо торчать в этом бункере. Может, твои страхи напрасны? Даже если просканируют, ну что с того?!!!

– Как ты не понимаешь! Когда это делают люди, то сразу чувствуешь. И объект установишь. А где гарантия, что хитрый прибор при сканировании не обеспечен связью со спутником? И с железяки снять принадлежность тоже нельзя. Мне риск надо исключить полностью.

– Ты проверял многих. Такие, как он, ещё есть?

– Такого набора нет. Не попадались. Много лет назад я в посольстве Германии в Москве был на приёме. Сопровождал Громыко в качестве переводчика. С их стороны был похожий, но не такой сильный. Чёткий немец.

– Установили его?

– Пытались, но не вышло. Исчез и больше нигде не зафиксирован.

– Он приезжал сканировать?

– Ответить тебе не могу. До моего появления там он успел, наверное, что-то, но при мне сразу выключился.

– А этот?

– А этот нет. Было ощущение игры. Ответь на вопрос, и я тебе открою дверь. Я не ответил. Надеюсь, что тебе ясен смысл сказанных им слов. Они в курсе расстановки сил в стране и при этом не сильно настаивают с нашим привлечением. Его приход к нам был связан с простым уведомлением. Он несёт функцию и требует всех, кто есть в нашей стране, об этом предупредить. Был прав Нуралиев, когда на совещании аргументировал наше невмешательство. Нам надо было выждать, чтобы они сами стали улаживать проблему с Кутергиным. Хоть немного, но осветили бы себя, а мы бы остались в тени. Зря мы с ним не согласились. Зря.

– Но и страшного я ничего не вижу. Ты же в курсе, что этот Кутергин был маньяк похлеще Гришки Распутина и терпеть его выходки никто уже не хотел.

– Ещё одно я для себя сейчас выяснил.

– Что?

– Этот молодой человек имплантант.

– Может инопланетянин?- шутит начальник контры.

– У него нет генных способностей. Ему их имплантировали. Делал это человек очень умный. С совершенной степенью развития мозга. Отсюда мои подозрения в том, что он имплантант самообучающийся. По программе.

– А программа обычного обучения с пелёнок такого не даст эффекта?

– Никогда.

– А вот те программы, полученные от фирмы Панфилова?

– Они уникальны, но… В какой-то момент ученика всё-таки имплантируют. Дар такой, как говорят, от Бога. Бывает один на сотню миллиардов человек.

– Инкубатор!?

– Возможно. Где он чаще всего бывает?

– У Скоблева. Но был период, когда отсутствовал. Лет пять. Появился снова недавно.

– Подготовь мне неприметную автомашину. Придётся вылезти. Надо ещё кого-то выявить для подтверждения наличия инкубатора. Если такой есть, то все мы под колпаком. Поголовно.

– Опасно ли это, в сущности?

– Это сектор, в который пытались войти многие, но запутались и превратились в шарлатанов, поверив в ложные вещи. Кто-то сошёл с ума, кто-то стал изготовлять приборы, но поскольку механику эту никто верно не просчитал, сдохли в самих себе. Истина там в чём-то простом, но сложном. Иногда мне кажется, что мой мозг отдельно от меня живущий организм, и он знает всё обо мне, времени, окружающем пространстве, событиях прошедших и предстоящих. Когда иду в себе, приходит страх. Такой силы, что я останавливаюсь у черты невидимой как вкопанный. За ней кто-то есть. Возможно, это смерть.

– Мозг самоубийца?!

– Скорее чистильщик. Безгрешных пропускает, а грешников пускает в расход.

– Оставь свои эксперименты на время. Надо сосредоточиться на этом деле. Как?

– Хорошо. Я не стану ходить в "свой" лабиринт. Ради дела я готов на всё.

Левко ехал от центра внешней разведки и сопоставлял.

"Сашка будет приятно удивлён, когда узнает, что в подвальчике ВР проживает Лого. Вот словечко тоже ввёл в обиход. Мне сказал, что для юмора. Ну и верно. Ведь как назвать человека, имеющего способности влазить в чужую башку, значения не имеет. И ещё Сашка был прав, когда приказал закодировать от проникновения всех, кто был с нами в плотных контактах. Теперь Лого ВР будет пытаться ещё кого-то найти. Через людей Скоблева и Панфилова. И там напорется на запрет. Что он подумает? Зная, что я в этих конторах не гость, свалит всё на меня. Интересно, насколько он азартен? Его должен привлечь мой мир. Старики в Тибете говорили, что дар от природы можно развить, но если его нет, зря не тужься, станешь горбатым. А Сашка им доказал обратное. Они обсудили и сказали ему, что он превзошел создателя и стоит у него за спиной. Не у ног, не сбоку, а за спиной. Тогда мы где? Его ученики. Ведь мы все в нём. Мне надо позвонить Ивану Рыбкину".

Левко набрал номер на мобильном телефоне. Долго не поднимали. Наконец трубку поднял сам Рыбкин.

– Я еду со встречи. Мы там обо всём договорились. Ваша кандидатура на пост представителя концерна согласована с моим директором. Люди в ВР тоже заинтересованы и против вас ничего не имеют.

– А когда я смогу поехать на место и всё посмотреть? Уж больно всё в документах выглядит нереально.

– Время зависит от вас. Как вы будете готовы, звоните мне и на самолёт.

– Я лёгкий на подъём. Старая привычка. Могу завтра.

– Машина будет у вашего подъезда в девять утра. Самолёт взлетает в 11.30. Рейс на Якутск. До встречи!

– До свиданья.

"Быстро он реагирует! А что? Всё правильно. На его месте любой поступит так же. Для него это верный шанс вернуться в политику. Раньше он в ней был не на последних ролях, а сейчас простой пенсионер, которому никто руки не подаёт. Мы их заставим с ним здороваться. Обязательно. Не сможет власть его обойти и объехать. Не сможет".

Левко набрал номер Скоблева.

– Привет, дед!

– Что тебе, внучок?

– Дед, я завтра утром улетаю, как ты со мной проветриться?

– Куда швартоваться?

– В Домодедово. На Якутск.

– Буду.

– Прихвати с собой двоих ребят покрепче. Можно троих.

– Для чего?

– Со мной Рыбкин летит, а я обратно не полечу. Если он там даст согласие быть представителем концерна в Москве, то надо будет ему обеспечить охрану по полной программе.

– Его хорошо знает Миша Панкратов. Он был у него за старшего при поездках в Чечню.

– Поговори с ним. Предложи. Если он согласится, дай ему право подбора людей.

– Хорошо, внучок. Думаю, что он будет рад. Он тут у нас сильно мается. Места найти не может.

– Ещё, дед, пусти вокруг зданий съёмку. Один человек хочет пощупать мозги у твоих ребят. Мужик тайный и фото надо кровь из носа сделать.

– Уже снимают.

– Тогда усё.

– Бывай.

 

Глава 4

Две недели прожил Иван Рыбкин в посёлке. Сразу по их прилёту пустился снег, сопровождавшийся оттепелью. Полоса поселкового аэродрома превратилась в сплошную грязевую ванну. За это время ему показали всё, и он остался доволен. Дал согласие на пост представителя концерна в Москве. Такое необходимо представлять, решил он.

Улетал он с нового аэропорта, на который за сутки приземлилось несколько стратегических бомбардировщиков. Они заходили на посадку в непроглядную пургу. Рыбкину представили экипажи. На него никто не косился и он себе это отметил. Стратегические взлетели ранним утром. Они прилетали для приемки аэропорта и испытаний, а также согласований по посадкам в неблагоприятных погодных условиях.

По их отлету в аэропорту приземлился, сверкая боками, Ил-86. Он подрулил к зданию вокзала, и первыми из него выскочили автоматчики. За ними потянулась цепочка людей, одетых в кирзовые сапоги, черные бушлаты и шапки. Осуждённые. Иван Рыбкин был неподалёку, когда прибывшие выстроились в шеренги, он узнал многих из тех, с кем работал в правительстве Черномырдина или просто был знаком. Он вглядывался в лица и отмечал себе, насколько сильно все они изменились. Некоторые, стоявшие близко, узнали и его. Этим самолётом он вместе со Скоблевым улетал в Москву. Передача происходила быстро. За полчаса триста человек бывшей демэлиты были переданы под роспись совсем молодому юноше. Сразу охрана забралась в самолёт, и он остался на полосе один с тремястами преступниками. И Рыбкину стало не по себе. Глава концерна пожал ему руку и сказал:

– Не волнуйтесь. Они тут в большей безопасности, чем с охраной в лагерях государства.

Слова эти получили подтверждение. Принявший осужденных под роспись юноша, прокричал:

– Блатные, авторитеты, воры в законе – два вперёд.

Из строя вышло двадцать человек.

– Объявление касается всех. Вы прибыли в частный лагерь. Отбывать наказание в котором, впишется в ваши биографии золотыми буквами. Они у вас подмочены. Лагерь не простой. Вам всем предстоит работать в шахте по добыче золотоносной руды. Жить будете в домах по пятнадцать человек, где старшим будет уголовный авторитет. До поселения вам предстоит пройти медицинское обследование, сдать анализы, переобмундироваться и поймать всех вшей и блох. То бишь, пройти санацию. Сейчас, господа осужденные, идите за мной в столовую. Вопросы есть?

– Начальничек, охрану-то нам дадут иль как?!- громко спросил один из вышедших вперёд двадцати.

– Нет. Охраны не будет. Вся мера ответственности ложится на вас. И вы будете за всё отвечать.

– А если не захотим?!- спросил, но уже другой.

– Тогда отправим обратно в лагерь, где есть охрана и нет ответственности. Желающие вернуться имеются?- в ответ молчание.- Звать меня Сергей Сергеевич Рахманинов. Я начальник лагеря и начальник производства. По всем вопросам вы обязаны обращаться ко мне лично.

– Сергеич!- кричит, улыбаясь, один блатной.- За побег тоже отправка назад? Мне страна вручила пожизненное. Я в том смысле, что от скуки и для развлечения, могу сорваться.

– Побегов не будет. На месте увидите почему. Бежать отсюда можно только в одном направлении – к кладбищу. Согласно подписанного договора с властью: за бузу, побег, издевательства – расстрел на месте.

– Так мы в Совете Европы! А там смертная отменена.

– Эт точно!- Рахманинов смеётся прямо в толпу.- Подписали. Да только вы не в Европе, а в Азии. Да и у них полиция, знай себе, постреливает и дубинками машет. Лучше к стенке поставить гада, чем его содержать сто лет.

– Ну, а, положим…,- хотел кто-то ещё спросить, но раздался грубый с хрипотцой бас:

– Хорошо пиздеть!- рявкнул в толпу седой зек, стоявший впереди остальных.- Веди, начальник.

– Всем вернуться в строй и следовать за мной колонной по три человека в ряд,- дал команду Рахманинов и, не оглядываясь, пошёл по краю полосы.

Осуждённые потоптались и нестройно пошли за ним, по ходу выстраиваясь под бдительным руководством блатных. Когда мимо Рыбкина проследовали последние, Карпинский спросил:

– Много знакомых?

– Да почти все.

– А Егор Гайдар похудел,- кивнул Карпинский в уходившую толпу.

– Толстых я и не видел,- ответил Рыбкин.- Они и в самом деле будут без охраны?

– Чего их охранять? Убегают от хренового содержания, а проволока колючая только усиливает желание. Мы их селим и пускаем в работу по принципам артели. Есть правда изменения. Селим в дома по пятнадцать душ. Там есть всё. И телевизор, и видик, и отопление центральное, и санузел, и душ, и кухня. Готовить станут сами себе, стирать тоже. Общаться можно будет в пределах посёлка свободно, в гости ходить. А уголовные старшими для поддержания элементарного порядка. С каждым из них подписан контракт. А голос они по привычке подают. Держат марку. Посёлок на 60 балков. Всего их, посёлков, будет пока десять. Это 9000 человек. Каждый посёлок будет иметь свою шахту.

– Почему вы лагерь такой решили организовать? Ведь в России испокон веку это было не престижно.

– Меня престиж мало интересует. И потом я их за колючую проволоку не посадил. Мне надо срочно осваивать месторождение. Большое. Открытым способом его не осилить, утонем в объемах. Достать можно только шахтами. Вахта не выгодна. А гражданские сюда попрут с семьями, что весьма накладно. Отработка рассчитана на двадцать лет. Построим мы город, и он через два десятка годов станет стране обузой. Люди, опять же, куда их деть. К чему?

– Не по-человечески как-то.

– Приезжайте к нам осенью. Мы вас повезем на поселки, и ваши сомнения умрут. Начальник лагеря им сказал правду. Они годы, что тут проведут, впишут в свои биографии золотым шрифтом. Им золото предстоит добывать. Они его в прежней жизни воровали и прятали, а в нынешней мы их научим профессионально его получать трудом. Многим пойдёт на пользу. Ага! Вот и экипаж. Счастливо долететь.

– Счастливо оставаться,- отвечает Рыбкин.

– Бывай, Давыдович!- Сашка обнимается со Скоблевым.- Пособи там в столице.

– Сделаем. Михаил охрану организует. Офис уже готов. Всё там будет путём. В беде не бросим.

– Марь Фёдоровна!- Сашка окликнул женщину.- Дочке в столице привет передавай. И помни, что обратно через месяц рейс будет, но с осужденными. А нет, так перекладными.

– Мне не привыкать. Я внуков двенадцать годов не видала, доберусь и на крыше,- старушка поднималась по трапу, её чемодан и ведро нёс Панкратов.- Ты, Санька,- она приостановилась,- помни, что мы все в прошлом зека, и твои. Сильно-то их не зажимай, не доводи до произвола. Чай люди,- она пошла по трапу вверх и пробормотала:- Храни их Господь! Храни! Кто б о нас безгрешных порадел. Судьба.

– Из осужденных?- спросил Рыбкин.

– Да. Четвертной за колоски,- Сашка сплюнул.- Вот такая была система. А теперь за украденные миллионы – 20. Прогресс. К демократии двигаемся.

– К демократизму,- поправил его Скоблев.

Сашка глянул на него, усмехнулся и произнёс:

– Ты, Давыдович, всегда был либерал.

– Иди ты со своим понимаем либерализма в зад! Я был и останусь навечно консерватором. Потому что мне уже до фонаря и до смерти шаг, а менять свои убеждения, стоя на краю могилы – подлость. И великого будущего мне тоже не светит увидеть. Но я рад повидать тебя, чёрта, в добром здравии. Бывай!

 

Глава 5

– Как тебе контингент, Петро?- Сашка сидел на камне у входа в шахту, из которой только что вылез.

– Встретил Щорса. Вор в законе. Мы с ним вместе в одной "хатке" десять лет. Постарел. А вообще-то люд разный. Как везде.

– Ты не в обиде, что я тебя сюда перетащил?

– Да брось, Александр!! Нашёл о чём спрашивать. Была у меня мыслишка, из тайги ближе к людям перебраться, но как-то боязно. Хоть и вольный, однако, опаска в кровь въелась. Плотнее накручивай!- крикнул Петро, сидящему неподалёку осужденному, который мотал портянки. На смену ходили пешком. Расстояние от посёлка до шахты было всего километр. По утру это зарядка. Перед входом в шахту курили, кто-то жевал тормозок, кто-то просто прилёг на камни. Мотавшим портянки был Чубайс. Сашка узнал его по профилю и рыжему загривку.

– До осени научишь их профессии?

– Хлипковатые, но при хорошем питании оклемаются. Всю дорогу, слушай, жуют. Оголодали на государственной пайке. Навык у них прорежется,- Петро выставил большой палец.- Условия обязывают их пахать.

– Чубайс!- позвал Сашка. Тот мгновенно поднялся и подошёл.- Как житуха?

– Спасибо. Жалоб нет.

Подтянулись и другие из утренней смены.

– Согласно закона вам идёт подземный стаж. Десять лет дадут право на пенсию по старости,- Сашка прикурил папиросу.

– У меня сорок лет. Я до пенсии не дотяну,- ответил Чубайс.

– Два по двадцать?

– Да.

– Я обнадеживать вас не хочу,- Сашка улыбнулся.- Я не президент. От вас будет зависеть, сколько тут торчать. От власти само собой. Но она приходит и уходит. Всё может измениться. По мне, так лучше в частной тюрьме, чем с дыркой в голове.

– Разрешите вопрос, господин Карпинский?- рядом с Чубайсом встал бывший глава администрации президента России Юмашев.

– Знаю я вас корреспондентов! Вам доверять нельзя,- сказал ему Сашка, и это вызвало смех в толпе.- Но поскольку информация отсюда вряд ли уйдёт, кроме мемуаров в будущем, спрашивай.

– Вы из жалости нас сюда вытащили или нынешний президент вам нас доверил? Тут вся элита.

– Это вы-то элита!? Вы зека, мать вашу,- буркнул уголовный, бригадир одной из смен.- От рождения. Я при Леониде Ильиче отбывал, и при Андропове, и при Горбачёве, и при Ельцине. Так при вашем владыке хуже всего было. Элита мне нашлась. Теперь-то вы знаете, что воровство наверху в крупных размерах, прежде всего, бьёт по пайке в зоне. По пайке можно определить кто президент без экспертизы. А по составу лагеря – какая партия у власти.

– Хвост прижми!- остановил уголовного Петро.- Не к тебе вопрос. Свали в сторону.

– Я не господин,- ответил Сашка.- Господа из нашей страны сбежали ещё до 18 года. Притчу вам одну расскажу. Давняя у неё история. Шляхтич приходит в костёл. Снимает шапку, встаёт на колени перед фигурой святого Антония и молится: "Святой Антоний! Помоги! Сделай так, чтобы у меня появились деньги. Мне очень нужны деньги. Мне надо купить коней. Ну, какой я шляхтич без коней". Старенький служка убиравший в костёле услышал эту молитву и отвечает за святого Антония: "Сколько тебе не дай, ты всё спустишь. На женщин, на вино, на карты". Услышав такой ответ, шляхтич встал с колен, отряхнул их шапкой, утёр рукавом слёзы и сопли, произнёс: "Знаешь, Антоний! Ты хоть и святой, но в тебе наполовину кровь жидовина, а я, какой ни есть, но всё-таки шляхтич". И вышел из костёла.

– В такое можно вложить любой смысл,- Юмашев сощурил свои хитрые глазки.

– Вот вы потому и тут, что во всём вам подвохи мерещились. А вам до всего было дело. Не надо искать там, где между строк ничего нет. Шляхтич – свободный человек и гражданин. А Антоний назван полужидом, потому что служил чужой вере, не свойственной его народу. А свобода, она либо есть, либо её нет. И если ты веруешь, то ты уже не свободен. Вы служили идеям бредовым, глупым. За то и поплатились. А надо было просто работать и созидать, вместо того, чтобы болтать с экрана очевидную тупость про какую-то экономику и превосходство определённого кем-то принципа хозяйствования. Он, кстати, рухнул у вас на глазах. И всё вами наворованное, превратилось в дым. Я не знаю, почему вы сидите, это ваши проблемы. Мне жаль, когда растрачивается человеческая способность трудиться. Вы же никому, после кризиса и ухода доллара в небытие, не нужны. Совсем. А я вас взял и сдою с вас гонор, приучу честно работать, меньше болтать и никогда не брать чужого. Устроит такой ответ?

– Да, но не совсем,- Юмашев слегка разводит руки в стороны.

– Тогда прямо вам говорю. Вас мне никто не поручал и не доверял. Вытащить сюда вас было не просто. Причина мизерная – разбросали по многочисленным лагерям страны. Сладко там было?

– Горько нам было. Очень,- признаётся Юмашев.

– Вот! И я, чтоб лагерь этот открыть, власти в одно место без мыла влез, а это теперь сложно. Но я исхитрился. Не ради того вы тут, что у меня к вам счёты или претензии. Не ради того вы тут, что я хочу на вас давить за грех ваш. Мне до вашего воровства дела нет. И на психику вам я капать не собираюсь. Мне мозги ваши, вами же прославленные, до задницы. Мне нужны рабочие руки, чтобы добывать много золота. Оно в цене. А экономисты и журналисты не в цене. Вот вы назвали меня господином. А мне в этом слове слышится раболепие. Добровольное. Уголовный сказал бы мне при обращении, гражданин Карпинский. Человек называющий кого-то господином, но не рассчитывающий услышать в ответ аналогичное слово – холоп, крепостной.

– А вы человек не простой. Словом умеете бить,- Юмашев косится на Чубайса, как бы подталкивая того что-то сказать.

– Говорите, Анатолий, что хотели. Нет в этом лагере наказаний и "бура" тоже нет,- подбадривает Сашка.

– Вопрос простой. Нас тут почти тысяча. Есть слух, что будет больше. Мы видели в аэропорту Рыбкина. И обознаться не могли. Может, мы ему обязаны? Ответ можно получить?

– Иван Рыбкин был в аэропорту. Он работает представителем концерна в Москве. С него сняли все обвинения ещё прошлой осенью. Но вы ему ничем не обязаны. Концерн к лагерям отношения не имеет никакого. Лагеря эти мои. В личной собственности. Частной. Что есть частная собственность, надеюсь, объяснять не надо. Так что вы будете тут пахать для того, чтобы я стал богатым. Только ты не об этом хотел меня спросить. Ведь так?

– Это правда. Боюсь. Изолятор и лагерь научили не задавать лишних вопросов,- Чубайс собирается с духом и спрашивает:- Бригадиры сказали нам, что вы в уголовной иерархии главный. Они к вам относятся так. Но также известно, что вы не отбывали и не судимы. Мы кой в чём уже стали разбираться и знаем, что быть в законе, не отбыв срок, нельзя. А размах говорит о том, что вы большой человек не только среди криминальных. Возраст же у вас… И имя ваше неизвестно было раньше. Ну, в прежние годы.

– Есть ещё один путь стать в законе, который вам неизвестен. При этом не надо отбывать сроки. Мне криминальный мир Союза вынес полсотни смертных приговоров. Исполнить никто не смог. Тогда и стали уважать. За всех уголовных вам не скажу, мы не в Одессе. Вот начальник шахты Пётр Иванович Михайлов. У него две ходки от звонка до звонка. 10 и 15 лет. Четверть века псу под хвост. Его из списков граждан вычеркнули в 22 года. За что? У него спросите сами. Он в уголовной среде авторитет огромный, что говорить, известный на весь бывший Союз. Мы с ним знакомы лет двенадцать. Пётр Иванович! Я вор в законе?

– Нет,- отвечает Петро.

– А как бы ты меня назвал по терминологии?

– Честным вором вне закона.

– Вот видите, что говорит человек, знающий меня. Это не шутка. Быть вором в законе почётно. Правда, последние годы это тоже не сильно играет. Скурвились молодые. А быть честным вором вне закона – это не титул. Это смерть. Вот единственное, что я заслужил в среде криминальном. Только имя моё вам должно быть известно. Среди вас есть операционисты Госбанка и сидевшие в Минфине на ценных бумагах или валюте?

– Есть,- говорит за всех Чубайс.

– Имя Чарльз Эриг Пирс вам о чём говорит?

– Это почётный президент и исполнительный директор "Контрол Бенк"?- спрашивает кто-то из задних рядов.

– Серьёзный дядька!- Чубайс качает головой.- Я с ним встречался, когда был в Швейцарии. Самый мощный банк Европы. Мы хотели у них получить долгосрочные кредиты.

– Дал?- Сашка смотрит Чубайсу в глаза.

– Категорически отказал,- Чубайс отводит глаза в сторону.

– Так я считаю, что правильно поступил. Вы же всё равно украли и просрали. Потому он и не дал. Вот Сорэс вам давал! И где он? Этот хитросделанный!! В жопе. Серьёзный дядька Пирс, как вы его назвали, банкир и финансист. Он на сто миль под землёй видит. А Сорэс мелкая мартышка, сидящая на ветке в Африке, не умеющая говорить. Всё вами тут увиденное – вложение средств. Проще говоря – большие инвестиции. Сделано это на деньги "Контрол Бенк". А фамилия моя – Карпинский. Я тот самый А.Г.Карпинский, который есть основатель этого банка. Там в уставных много фамилий, я многолик, но и эта есть. Мелким шрифтом натиснута. Из вас никто не удосужился прочесть?

– Есть такая!- слышен голос.- Первой стоит А.Ольденбург. Потом – А.Бредфорд. Следом – Соболевский-Чернышов. Далее Каслри-маркиз Лондонбери, виконт. Пятая фамилия А.Г.Карпинский, князь Одоевский и барон Одинский. Я думал, что это учредители. Список, так сказать.

– Это не список. Это перечень имён наследственных. Так поступают для того, чтобы не писать завещаний. Умер и все в курсе, сколько кому положено. Математика,- ответил Сашка.

– Так вы и есть Александр Ольденбург!!??- у Чубайса отвисает челюсть.

– Я! Невидимый и тайный, рождённый в этой грешной стране человек, президент огромной империи денег и производств, стою перед вами в кирзовых сапогах, грязный и не бритый, вонючий, голодный и злой. Я хочу иметь много золота!!- Сашкин крик разносится по окрестностям и начинает эхом гулять между сопок.- Много!! Хочу больше всех!!!

В этот момент его глаза стали черными, хоть были от рождения голубыми. Они стали не просто черными, они стали светиться красными лучами. И этот свет вызвал у присутствующих жуткий страх. Лицо его при этом улыбалось. Петро, человек, повидавший в своей жизни всё, потом откровенно ему признался наедине, что у него всю смену дрожали руки. "Ты, Александр, или я не я – дьявол".

Сашка пошёл от портала шахты прочь. Но его хохот ещё долго звучал в ушах, продолжавших стоять в оцепенении, осужденных. Они не могли двинуться.

Уголовные, бывшие в толпе, сразу, а они кручены весьма, в подтверждение ранее ими рассказанного, добавили, что он убил своим смехом сорок человек наемных убийц мгновенно. У всех у них от страха разорвалось сердце. Так пошла гулять по стране ещё одна легенда, которая, впрочем, была ближе всех к сути этого человека. К его миру, черному и страшному, хранившемуся в его глубине и редко проявлявшемуся на глаза людей. Это был мир ада и боли, самоистязания и веры, борьбы и крови, смерти и жизни. В этой черноте хранилось всё, что он имел, самое сокровенное и дорогое. Это был его личный мир. Мир содеянного преступления и отказа.

 

Глава 6

У себя дома Сашка застал Левко, который напряженно играл с пацанами в идиотскую игру слов. Жена готовила ужин. Дочки двойняшки ползали по манежу и орали, стараясь привлечь чьё-то внимание к себе.

– Ты, почему так рано?- спросила Елена.

– Устал. А что, звонил кто-то?

– Нет. Один ваш пришёл. Тебя дожидается.

– А ты, почему грустная?

– Не люблю я этих приходов. Ты потом исчезаешь на месяцы.

– Не дуйся. Это работа. И потом, я же не обещал всё время сидеть у твоей юбки.

– Ты обещал остепениться.

– Остепениться – это бросить таскаться по бабам. Что-то ты подзабыла. Разве я был в этом уличён?

– Я выразилась не так, но ты же смысл понял.

– Всё я понял. Скоро год, как я в тайге не был. Знаешь, что есть непреодолимое желание?

– Твоё знаю. И не против, но ненадолго. Разве моё разрешение для тебя имеет значение?

– Не ставь себя на последнюю ступень.

– На первую я не претендую. Свыклась с тем, что на неё мне не суждено взойти.

– Это дело кормит миллионы людей и чуток поддерживает стабильность в мире. Как же я тебя, красивую и взбалмошную, пущу на эту ступень. Мгновенно свет перевернется кверхтормашки. Ведь во всём виноваты женщины. Это вы рожаете солдат и из-за вас все беды.

– А водка! Думай, прежде чем говорить.

– Левко!- позвал Сашка.- Кончай интеллигентские игры, идите ужинать.

Левко появился в сопровождении пацанов.

– Девиц не приглашать? Они на крик изойдутся.

– Гриша!- Елена остановила старшего сына.- Сходи подними стеночку, чтоб сестренки могли выйти из манежа.

Гриня ушёл и быстренько вернулся. На кухню вползли двойняшки и направились к матери. У её ног они сели и, задрав беленькие головки, уставились на неё.

– Лайки!- обозвал их Гриня, за что получил от матери смачный подзатыльник и за время ужина больше не проронил ни слова, только сопел, надув нижнюю губу.

После ужина пошли в лесок на крутой берег реки. Уселись на лавку.

– Что ты притащился?- спросил Сашка.

– Дело есть, вот и притащился,- ответил Левко.- В Ходорки я приезжал. К Артуру. Для консультации.

– Получил?

– Частично. Теперь поеду к Терентию в Тибет. Надо с ним поговорить. Ты информацию просмотрел?

– Нет. Я как белка в колесе. Бегаю по объектам. Времени в обрез, а поспеть надо. Сводки просматриваю бегло, а обдумывать не успеваю. А вы для чего?

– Так на тебя никто и не сваливает!

– Ещё ты надуйся!?

– Вот не хватало?!- Левко рассмеялся.- Гринь! Топай на реку. Камни покидай,- предложил он Гришане. Тот сидел на корточках рядом.

– Не могу. Мать наказала. Я вчерась промочился. На льдине катались у берега. Запретила на реку пока ледоход не пройдёт,- Гриня поднялся и пошёл к загородке, где были сука со щенками.

– Ты его в школу отдашь?

– Да. Хоть с женой и придётся ругаться. Осенью отпущу в Ходорки.

– Она у тебя лютая.

– Она упрямая, а не лютая. Так что там за информация?

– Мировая не бог весть какая. Янки согласились и теперь обсуждают разработанный проект. Дорабатывают его. Большинство поддерживает. Осенью кинут его в конгресс для принятия. Уже получили первые танкеры. Довольны. А по России всё упирается в "конгломерат". Они привели в Кремль своего человека, но результатов у них пока нет. Туда вошли: "Резеда", "НОР", "Дима", "ДоК", "СОМ". Все остальные в нейтралитете. Это: "Плутон", "Баррикада", Панфиловцы, "Скоблев и К", мы. ГРУ дал слово "конгломерату", что будет в стороне при условии сохранения безопасности страны извне. Менты и ФСБ обеими ногами в "конгломерате". Военные частично. У них свой интерес, но и они от бюджета зависят.

– Политкурсы ещё открой!

– Ну, извини!! В общем, все склоняются к тому, что необходим опытный координатор. И все косят на нас. Боятся, Сань, но косят. Они дозреют постепенно. Почти все чистят свои ряды. Даже "Баррикада" и та озаботилась. Мы их явку в Берне закрыли, заставив копаться в своих пыльных архивах. На тень старика Воробьёва они вышли.

– Ты с ними встречался?

– Нет. Они прилетали в Швейцарию к Янгу. Брали с собой Егорова. Он теперь у Панфилова пристроился. Я хотел его пригласить на место представителя концерна в Москве, но он сказал, что его от политики тошнит. Ты знаешь, что есть чистка?

– Собираются в дальнюю дорогу!

– И это уже не намёк. Это реальность. Они все хотят куда-то идти под бдительным руководством координатора. Активизация произойдёт сразу, как только Рыбкин приступит к обязанностям. Все в курсе, что концы ведут через "Гелакти" в "Контрол Бенк" и к тебе.

– Стабильности хотят, а не дальней дороги.

– Мнение на этот счёт разделились. Мера самообмана уникальная категория. Сань, давай их наколем и отправим в путь. Всё станет меньше грызни и бардака. А?!

– Кого ты им хочешь подсунуть?! Меня, да?

– А кого? Ты для чего в легал лёг? Просто так?

– Ну, а заеботит мне обратно в нелегал?

– Зачем?

– Да от дури! Старое вспомнить к примеру!?

– Ай, ну тебя! В нелегале у нас и так уже собралось много людей. Вагон и маленькая тележка.

– Ты от себя или все по этому поводу высказались?

– Сань! Я тебя восемь лет не видел. Многие наши знают, что ты есть, но самого тебя не лицезрели. Только это никому обломом не легло. Все работают не покладая рук. От концепций наших никто не отступил ни на шаг. И уже никого не надо поучать и сдерживать. Рамки взаимопонимания сложились отлично и у меня на душе спокойно. Конечно, наша схема никому в мире не подходит. К нам ближе всех "Баррикада" и "Бош". С "Бошем" мы идём в одном направлении. Давай, рассуди?!! Тебе решать. Если ты согласишься, мы соберём всех к осени. А нет, то оставим всё как сеть. Можно на первом этапе собрать только русских, для затравки и проверки. Сейчас начало мая. Вот к октябрю сделаем.

– Мне надо всё взвесить. На дней двадцать размышлений. Про меру самообмана ты прав. Существует и такое в потустороннем мире. Я тебе после ледохода позвоню. Мне идти на такой шаг тяжело и страшно.

– Мы все знаем об этом. Но это меньшее зло. Ведь так?!

– Несомненно. Как бы можно было его совсем избежать! Вон в США, чем обернулось!? Разве это хорошо?

– Да плохо, ясное дело. Мы помогали, чем могли, чтобы снизить людские потери. Саш! Но это человеческая психология, которую изменить можно во времени при нормальных условиях. Добро и зло не могут существовать друг без друга.

– Хорошо, хорошо. Не уговаривай меня, не надо. Я уже об этом думаю. Только ты сюда приехал не только для встречи со стрелками. Так?

– А это я оставил на последок. Я ходил на встречу во внешнюю разведку России. И там меня хотел просканировать один тип с бледным лицом покойника. С данными хорошими.

– Вот это уже интересно!- Сашка хлопнул Левко по коленке.- Гораздо интереснее уходящего на небеса "поезда". Фото?!

– Я оставил заказ. Как вылезет из подвала – сделают.

– Вот я чего не предусмотрел! Не научил вас рисовать по памяти с натуры. А всё потому, что не придал этому значения, да и сам рисовать никогда не умел, и это не было в минус нашей работе. Упустил!!

– А это дело наживное,- Левко достал из кармана листок и развернул его. На Сашку смотрело лицо.

– Как ты это сделал?

– Взял из памяти. Через условности запоминания лица. С помощью программы компьютерной в числовом режиме осветил, и получилась та копия, которую я видел. Компьютер нарисовал его в цвете. Встречались?

– Нет. С этим нет. А вот его глаза мне знакомы.

– Когда я показал Проне, он сразу мне сказал, что это взгляд Кана.

– Точно!!!

– Все кто знал Кана, это отметили. Вот поэтому я и ходил к Артуру.

– Что он сказал?

– Версии две. Совпадение и…

– Принадлежность к касте?

– Да. Терентий готовит по моей просьбе почву. Поеду к старцам. Надо с ними поговорить.

– Эти старцы будут больше молчать и слушать. Дождаться там можно только их смерти.

– В молчании тоже есть мудрость. Давно они молчат? Ты к ним ездил?

– Давно. По легенде, которую тебе поведают при входе в пещеру, молчание предвестник беды необратимой. И они молчат, ибо советы уже бесполезны. Они стали молчать с 1952 года. Я у них был в 1980 году. Шестеро их тогда было. Кто-то уже умер, а кто-то сошёл с ума.

– Ты входил в них?

– Входил. И они впустили. Четверо. Один не пустил. А один был "дезот". У него отключены все каналы восприятия. По медицинским терминам – полный амнез. В памяти есть только неясные обрывки.

– А четверо?

– Я с ними сидел неделю. Они пытались меня учить, но я устал с ними спорить. Хотели мне вдолбить наличие господа создателя. Доказательств не привели ни одного, но сказали, что раз я посвящен в таинство присутствия в самом себе, то значит, господь меня отметил.

– Хитро.

– А ты думал?!! Следи, если они тебя впустят, за каждым изменением интервалов дыхания. Они сделали попытку меня на этом подловить, и ввести в летаргический сон. От этого я предположил, что они не так чисты.

– Думаешь, что амнез, их рук дело?

– А я не должен предполагать?

– Обязан! А ты их впустил?

– Вот ещё!!!

– Проникнуть пытались?

– Взопрели. На такие хитрости пускались, что мне пришлось их раскачать до последнего уровня, и они запросили пардону. Пригласили меня к себе через год, но я послал их в одно место.

– А не пустивший?

– У него код, который я не смог пройти. А код могли ему втереть эти четыре прощелыги.

– Тоже вариант. Они к себе допускают только одиночек?

– Не больше двух человек. Бригадой не пустят. Правила не ты там устанавливаешь, действовать надо по их законам. Кстати, все они представители разных народов и племён. Тебе это о чём говорит?

– Подсказывает мыслишки!!- Левко улыбнулся.

– У этого учения есть важный принцип. Прошедший все виды кармы и осознания, независимо от национальной принадлежности, обязан прийти в этот подземный храм, получив данные о нём от господа, то бишь о месте его расположения и остаток бренной посвятить вознесению молитв Благочестивому Создателю, находящемуся во всех точках пространства одновременно. И я к ним, взятки берут у лотосных стоп и там, пришёл как посвящённый и готовый остаток дней провести в пещере. А при выходе пришлось дать двоим между глаз.

– Не хотели выпускать?

– Да. Эти кха-ту стали прыгать, а я этого страшно не выношу. Я их привёл в чувство и просканировал. Так один их них оказался кодантом. А второй в пригипнозной форме существования. Кто-то его лечил от ушиба височной доли и не нашёл ничего лучшего, как опустить его в безболевой канал. Видно парня донимали страшные головные боли. Искусству рукопашного боя его учили уже после травмы. Но лечение передозировали. У него исчезли все чувства. Совсем. На момент нашей встречи у него уже не работали нормально почки и печень. Так что его ты там уже не застанешь. А вот кодант был здоров как бык.

– Ты его раскодировать не пытался?

– Нет. Они сразу всполошились. Народ стал стекаться с мотыгами и кольями.

– А ты?!

– Рявкнул на них и все разбежались.

– Почему раньше мне об этом не говорил?

– Так на меня Терентий сильно обиделся. Я с ним с тех пор не встречался. Как приеду, так он из монастыря в горы уходит. И ни ответа от него, ни привета.

– Но меня-то он прислал к тебе на обучение?

– Прислал. Он же хитрее дьявола. Он все тайны раскрытия по этому пещерному логову взял на себя. А кто будет стрелку мешать?

– Да, противопоставляться нельзя.

– Вот! Я бы их халупу, как говорят в Одессе, разнес вдребезги пополам. Ей богу!

– За что, Сань?

– Шутки ради. Вот ты весь их путь знаешь на зубок. И куда он ведёт?

– В тупик.

– Что-то открывает?

– Но и не во вред ведь! Как же они стали посвященными?

– А ты как стал?

– От тебя.

– А я от кого?

– От Кана, наверное!

– Так ты истину исчисли. Допустим, мне Кан заложил код раскрытия при условии большого набора информации сюда,- Сашка показал пальцем себе на лоб.- Но я знаний мог и не собрать. Их тут в тайге было сложно получить.

– Так он был в тебе уверен и потому закодировал. Но мысль твою я прочёл. Либо их тоже закодировали, но при условии досконального знания пути, либо…

– Как белым днём Луна на небе. При ярком солнце её видно, если присмотришься.

– Тогда и они кодируют свою будущую смену. Для этого время от времени покидают монастырь по одиночке.

– Но пальцем в кого угодно не тыкают. Выбирают скорпулёзно. А при проколах…

– На грех идут без стеснения. Не сами. Посылают тех же кха-ту. Так и надо было всё Терентию об этом поведать.

– Я пытался, но он слушать не стал. Тогда я всё описал и послал ему пакетом, так он при моём посланце кинул его в огонь. Вот ты с ним поговори, когда встретишься. Может он тебя послушает.

– Тогда вопрос к тебе. Ты нам открывал, значит, умеешь это, а нам эту способность не передал. Почему?

– Чтобы вам открыть, пришлось грузить мозги. Такое условие есть и у старцев. Видел, какой перечень в их пути?

– Ага! Ты нам открывал объемностью информации, а они бессчетным чтением одного и того же материала, как бы заполняя пустые ячейки мозга. Так?

– И если не достигнешь нужного объёма – при кодировании получится прибацанный дебил, а по народному – "блаженный", иногда и зомби. Ячейки, которые при раскрытии пустые были – разряжаются, как при размагничивании. Вот в компьютере есть оперативная память…

– Я въехал. У них узкий канал, и у нас в сравнении с ними, целый диапазон.

– И это ощутимая разница. Они во мне это увидели. Глазки у них заблестели, ярко так. А вот почему кодировать вам не передал, так это уже не от меня зависит. Я вас научил пользованию, доказав тем самым, что это элементарно при ряде условий. Но это не эксперимент. Я пошёл на этот шаг, уже точно зная результат.

– Гены?

– Да, Левко. Это гены. Мне Кан не оставил методики. Я же, как предполагал. Вот я их прокодирую и они поимеют то, чем обладаю я. Хрен в жопу. Не вышло. Стал выискивать и дошёл. Нужны способности от природы. Только обладая определёнными качествами, сможешь передавать это другим.

– Какие это способности?

– Их три. Масса мозга. Первая плюсовая крови. Отсутствие умственного плоскостопия.

– Последнее расшифруй!? У меня об этом нет в голове.

– Это мой собственный термин. Обозначает момент мозгового восприятия через зрительный нервный канал глаза. Проще – реакция на свет.

– Угу,- бормочет Левко.- А группа крови?

– А от группы и резуса зависит снабжение клеток мозга кислородом и питательными веществами. Так вот только первая положительная доставляет в мозг диметазмагнитиды.

– Блядские разрядники! Да?

– Их.

– Поэтому всех кого ты подбирал, имеют эту группу?

– Про объём информации я знал. Про группу тоже. А вот про реакцию на свет!!? Этого точно не знал. А её проверить можно с помощью томографа. Из ста сорока миллионов прошедших обследование детей не выявлено блуждания.

– Фьюить!!

– Вот тебе и фьюить. Оно от рождения до смерти. Этого нет ни у одного из моих братьев, и у их детей нет, и у детей их детей нет, и у внуков нет.

– А у твоих детей?

– Тоже нет.

– Слушай! А у Кана ведь не было томографа? Как же он это в тебе определил запростачка?

– А это просто, если в тебе есть дар посвященного. Он видел и всё. Я тоже вижу, есть это в человеке или нет. И внимания на это я не обращал, потому что мне в жизни никто с блужданием не встречался.

– Для этого поиска ты и организовал томографы в роддомах?

– Поиск надо вести и ускорить. Это качество помогает тебе в работе?

– Чтоб ты знал как?!!! Заходишь в маркет, и видишь, что вот та симпатяжка уже кипятком писает, так тебя по всякому хочет,- Левко хлопнул Сашку по коленке, и они стали хохотать.

Подошёл Гришаня.

– Бать! У меня зуб совсем шатается.

– Покажь!

Гриня выставил на просмотр свои зубы и лишился сразу двух. Сашка их вырвал в одно мгновение. Гриня даже не успел ойкнуть.

– Зубы мамке снеси,- Сашка вложил молочные в ладонь сына,- и кровь сплевывай. И языком в ранки не лезь.

– Угу!- Гриня побежал по дощатому тротуару вприпрыжку и при этом весело орал, махая руками:- Ма! Ма! Мне папка зубы вырвал! И совсем не больно.

– Саш! А может не от генов. Во мне сомнения.

– Кровь от генов. Объём мозга в башке тоже. С блужданием могут быть сомнения. Так и у меня уверенности на все сто нет. Многое мы ещё о своём мозге не знаем. Я даже от ядра клетки двигался. Зрение же не на пустом месте появилось. А нерв этот блуждающий не рудимент. Это какая-то добавка к основному.

– Кошки, совы, летучие мыши?

– Кошачьи. У них основной зрительный нерв переносит от сетчатки как слабые, так и сильные колебания. Но он со временем модернизировался. А у человека наоборот. Нерв мог быть изначально, но за ненадобностью исчез. А мог и не быть, почём мне знать. Не надо было садиться у костров. Я даже родню по матери разыскал, но и там по этому показателю пусто.

– Вот этот нерв глаза подвальщика из ВР и показывают?

– Нет. У него нет блуждающего нерва. Просто у него взгляд посвященного и он не кодант. Скорее всего, это вундеркинд, попавший кому-то на глаза из опытных и грамотных людей спецы. И видимо в детстве. Объём ему дали, и он сам раскрылся, но однобоко, потому что ему паковали так специфически.

– И в таком варианте для меня больше сомнений, чем истины. Мне Терентий говорил, что у вас были давние уходы. Двоих. Может, из них кто-то обладал?

– А тебя розыск куда привёл?

– К отцу Коли Крючкова. На нём всё и оборвалось. Кто, где, когда? Осталось только догадки строить. А для младшего Крючкова оказалось новостью, что его отец был "чужак". Ты его отца видел?

– Да. Он не обладал блужданием, но был посвящённым. Ну, а те, кто его готовил – иди найди.

Из дома вышла Елена в накинутом на плечи платке. Прошла по дощатому настилу и села рядом с Сашкой. Он её обнял и спросил:

– Уснули?

– Девки и младший давно, а эти что-то рисовать затеяли. Я вам в зале постелила. Посижу?!

– Да мы не о секретном,- Сашка её слегка стиснул.

– Любаша Снегирёва была у меня в обед. Просила, чтобы ты её мужика отпустил на лето.

– Левко. Ты мимо шахты пойдёшь, передай. Пусть сворачивается, а то баба истосковалась.

– Передам. Как она?- вопрос Левко был ни к кому, но ответила Елена.

– За девять лет одиннадцать детей, но по ней не скажешь.

– Гены легли в масть,- Сашка усмехнулся и ущипнул жену за бедро.- Везет же некоторым.

Елена на это не отреагировала, только плотнее прижалась.

– Я её отца, Панфутия Ивановича, вспоминаю,- Левко наклонился вперёд, чтобы Елене было слышно,- всё время по-доброму. В школе в Ходорках старший Снегирёв учится. Ну, копия дед, надо же так природе сделать.

– А он один на него похож,- ответила Елена.- Шесть остальных в Снегиря. Один к одному. А девчонки ни на кого не похожи. Мы с ней как-то зимой разговорились, так она пошутила, мол, последняя будет в меня и бабку для расплода. А ты её давно видел?

– До женитьбы и видел. Зимой 1993 года,- Левко выпрямился.- Прав ты, Саня. Быстро времечко скачет. Ой, быстро!

– А оно мне как бежало, если б ты знал?!- Сашка тяжело вздохнул.- Я же шёл в одиночку. Сам. Ощущение было такое, что не успеваю нигде. Ведь у меня не шесть рук и ног, да и голова одна.

– Переживал?- спросил Левко.

– Не то слово. Когда первые пришли из школы, им было по шестнадцать. Они стояли передо мной, их было четверо, я на них смотрел и плакал. Янг мне тогдашнюю слабость до сих пор вспоминает. Вот смотрел я на них и думал: "Бог мой, какой же я гад и подлец, что этих ребятишек без их желания втащил в своё дерьмо". Мне от этого чувства было очень больно.

– Саш! Я троих только знаю. А четвертым кто был? В картотеке нет. Может он в нелегал ушёл?

– Его, Левко, уже нет в живых. Он попал в катастрофу. В 1988 году ЦРУ прицепило бомбу к самолету, чтобы потом свалить всё на Северную Корею. Мы тогда вчетвером оплатили всю цепочку. Пятнадцать лет прошло. Его звали Рахим. Он работал в азиатском котле: Гонконг, Тайвань, Таиланд, Филиппины, Индонезия. Ещё его смерть унесла тайну, которую не отыскать. Он позвонил Янгу из аэропорта и сказал, что нашёл кого-то и по телефону об этом говорить не может. И на этом всё.

– А кого он искал-то?

– Да никого он тогда не искал. Просто кого-то встретил случайно и опознал. А кто это был?!!- Сашка развёл руки в стороны.

– Самолёт?!

– Он развалился в воздухе на высоте восемь тысяч метров, и его обломки опустились на глубину четырёх.

– Где можно на него получить данные? Я поищу. Он был посвящённым?

– Был. Данные возьми у Лин Ши. А у тебя много времени свободного?

– Времени мало, но выкрою.

– Пошли спать,- предложил Сашка.- Мне рано утром ехать на другой посёлок.

– А мне топать,- Левко встал первым с лавки.- Пошли.

 

Глава 7

В тайге на привале к Левко подошёл брат Сашки Алексей.

– Хорошо бегаешь! Почти как Санька,- Лёха присел на корточки.

– Навык потерял за десять лет, потому и почти,- ответил Левко, пожимая протянутую руку.

– На шахту?

– Забегу и сразу обратно. Мне в Китай надо. Принёс на шахту для приборов новые изотопы.

– Я слышал, что ты с Артуром о хитрых вещах гутарил.

– Было. Не только с ним. Тебя вот не застал.

– Да!!!- Лёха сел, подогнув под себя ноги.

– Никак тайну мне открыть хотите?!

– И не тайна то вовсе. Только ты ко мне в мозги не лезь. Я знаю, что Санька вам открывает. Я посвящённый.

– От Кана?

– От самого себя. Что ты так смотришь с подозрением? Всё, правда.

– А к тебе и не пройти,- Левко сосредоточился, но, мотая головой, повторил:- Нет, не пройти. Но и кода я совсем не вижу. Чёрное всё.

– У Саньки какое?

– Чёрно-красное и яркое. Хоть чёрное ярким быть не может, но это так.

– И у Кана было черно-красным. Это не потому, что Кан его учитель и открыл ему по своему образу и подобию. Ты к старцам собрался?

– Хочу посетить.

– Что тебя на это толкает?

– Вот он!- Левко показал Алексею компьютерный портрет.

– У него взгляд Кана,- сразу определил Лёха.

– Так мне все ответили, кто Кана знал.

– И он этим обладает?

– Хотел меня просканировать.

– А Санька что?

– Сказал, что это посвящённый. Ещё сказал, что этот взгляд может быть только у человека имеющего большой потенциал.

– Российское, однако, яблоко,- Лёха слегка улыбнулся. Совсем чуть-чуть.- Ты к старцам не ходи. Они несут свою ношу. Добра там не будет.

– Так Сашка там был и ничего. Справлюсь.

– Смотри мне в глаза,- потребовал Лёха и Левко увидел уже ему знакомый взгляд.- Такие глаза были?

– Да! Именно такие.

– А теперь скажи: разве у Сашки такой взгляд?

– Нет.

– Вот потому и не ходи к старцам.

– Запутал ты меня совсем. Сашка мне сказал, что этого нет у его братьев и у родни вообще.

– Я его называю про себя кастратом,- Лёха видит, что Левко ему не верит.- Ладно. Я тебе кой о чём расскажу. Давай, костерок организуем, а то долгий это разговор.

Они разошлись собирать сушняк.

Костёр горел давно, на огне в котелке варился суп, уже закипела вода, и был заварен чай, но Лёха всё молчал и Левко его не торопил.

– Матери было 17 лет, когда родился наш старший. Игорь,- начал свой рассказ Лёха.- Сашку она родила в 48 лет. До него в 1943 родились двойняшки: Ирина и Полина. Пятнадцать лет разницы. Я на том не акцентирую, но у нас пять двойняшек. Три мужских, одна женская и одна смешанная. В 1949 году Игорь комиссовался из уголовного розыска и вернулся домой. Очень тяжёлый. Мне было тогда 14 лет. Кой как мы его за год подняли на ноги. Дом поставили. А в 1950 году отец Игорю, а тот ходил на инвалидности, предложил смотаться в Китай. Всё бы оно ничего, но война и служба приучила Игоря пить. Ничего мы с этим не могли поделать. Мы в Китай потопали втроём. Я, он и Шорт. Шорт был посланцем тогда от наших в Тибете. Добрались за два месяца и прожили в монастыре полгода. А я до прихода в монастырь учился у старого китайца, который жил неподалёку от нашего дома. У него было много разных книг. От него я узнал о гипнозе и о пещерных старцах. Ему когда-то посчастливилось их видеть, и он их восхвалял. Говорил он про них так. Господь, мол, время от времени, вселяется в плоть человеческую и шествует по земле. Когда его нет, то эти старцы и мудрецы представляют господа. Они могут всё. Могут вылечить от любого недуга. Дед тот владел гипнозом, хорошо владел и меня научил. Игорю в монастыре подправили спину, но его питьё не смогли, как, впрочем, не помогло ничего и потом. Как пил, так и пьёт. Сейчас уже не ходит почти, а пол-литра в день дай. На меня в монастыре обратили внимание и стали со мной заниматься. Научили многому. А я всё за Игоря сильно переживал. Одним словом, решил я его к старцам сводить. Просто тащиться, было страшновато, и я обратился к главному монастырскому начальству с просьбой дать мне к старцам поручение. Они меня выслушали и сказали: "Господь не милостив ко многим, он выбирает и привлекает к себе только преданных, послушных. Они твоему брату не помогут. Но сходи". Ты же знаешь нашу монастырскую веру. Сказанное ими я расценил как святотатство, ибо послушные и преданные – рабы и они мне об этом не имели права говорить. Я смиренно всё выслушал, получил разрешение, и мы отправились в пещерный храм. Четыре месяца ждали разрешения на встречу. Пришли к ним в логово и сели в позе лотоса. Они на нас смотрят, мы на них. А я уже тогда ворошил мозгами и под действие гипноза не попадал. Пялились они на нас несколько часов. Я чувствовал, что они хотят нас загипнотизировать, но у них ничего не выходит. У Игоря очень сильное биополе, пробить которое невозможно. Сашка родился ещё с большим полем, чем у Игоря. Брат сидел, ерзал и вдруг им говорит: "Взять бы вас, сучков, за ваши сивые бороденки, да головками о каменную плиту, чтобы мозги повылетали. Козлы!" Встал и пошёл на выход. Я за ним побежал следом. Иду сзади, молчу, не уговариваю, знал я о его упрямстве. Не вышло и не вышло. А он мне, усмехаясь, молвит: "Они такие же святые, как я. Равны мы. Ибо господь в каждом из нас, но чтобы какое-то гавно мне глазки, блядь, строило? Пошли они в задницу. Там среди них и я мог преспокойненько сидеть с умным видом". Брат никогда ни во что не верил и всегда надо всем религиозным подсмеивался. Без веры жизнь прожил. По возвращению я всё рассказал старейшинам монастыря, и они долго смеялись. Они мне предложили остаться ещё на какое-то время, чтобы усовершенствовать мои способности. Когда Игорь ушёл домой, они мне сказали: "У твоего брата нет шансов бросить пить. Он конченый человек. Очень сильный и мужественный. Будь он слабым, мы бы его вылечили". Только в 1952 году я вернулся домой. Дедушка Ло увидев меня, плакал навзрыд, как дитя. Обнимал, тискал, щупал волосы на голове. Ему было тогда под шестьдесят, и он был в уме и теле. Отец наш сильно удивился и спросил у Ло: "Что с тобой, брат?" Ло ему сказал: "Он стал "просветленным". И всё. Батя меня потом называл не иначе как "свет ты наш". По делу мне нужен был Бурхала, и я пошёл на разработку, где он обитал. Именно в это время туда притопал Кан. Это было летом 1953 года. Когда Кан меня увидел, сразу спросил у Бурхалы и Ло: "Откуда у вас "просветленный?" "Это наш человек и он сам стал таким. Снизошла благодать и на нас". Так они ему ответили. У Кана не было тогда взгляда, который я тебе показал и у старцев в пещере я такого тоже не видел,- Лёха замолчал и стал разливать в кружки суп.

Продолжил говорить после чая.

– Маска на лице у него была уже тогда. Никто его про то не спрашивал. Мало ли что могло быть в жизни у человека, а в укор у нас ставить было не принято. Так мы с Каном оказались рядом. И я увидел, что он умеет больше меня, и потянуло к нему. И не только меня. Так образовалась маленькая школа. Ну что ещё зимой долгой делать? Кан учил нас, мы учили пацанов, и всё шло потихоньку. Педагог Кан был потрясающий. Мне Артур сильно напоминает Кана, а ведь он молод и к старости ему не будет цены. Ты когда узнал, что стал просветленным?

– В двенадцать лет.

– Хорошо. Чем раньше это приходит, тем благодатней почва для дальнейшего самопознания. У меня нет блуждающего нерва. И у Кана его не было. И у человека, чей портрет ты мне показал, его тоже нет. Но Сашка тебе не соврал. Он необходим для того, чтобы глубоко идти в себя и в чужой мозг. То, что есть у меня; то, что было у Кана – создано искусственно. Кан пришёл к нам, уже имея это. Только это можно делать на короткие промежутки времени. До двух часов. Кан называл это обманкой. Чтобы этим обладать надо малость, если ты достиг просветленности. Если ты посвящённый, то надо всего полшага. Ты стоишь у "стены", и она тебе загородила дорогу. Что надо, чтобы продолжить путь?

– Или обойти, или перелезть. Ну, или разрушить.

– Нет. Рушить нельзя. "Стена" это всё, что ты накопил, это твоя модель мира. Разрушишь, и всё для тебя исчезнет. Многие на этом попались. Те, кто ушёл в обход в вечном пути, из которого нет возврата. И перелезать тоже нельзя. Тогда всё надо начинать сначала, а это десятки лет труда. Так что надо?

– Подкоп или с разбега прыгнуть.

– Ты к ней не подошёл,- делает вывод Лёха.

– Я у неё стою! Давно!- клянется Левко.

– В этой материи нельзя быть слоном в посудной лавке и спешить нельзя. Тебе сильно хочется её пройти?

– Очень!

– Это шаг отчаяния. Ты готов его сделать?

– Готов!

– Почему ты его не делаешь?

– Я не могу нарушить запрет. Сашка закодировал все пути.

– А все ли?

– Все!

– Внимательно осмотрись. Не торопясь. И не бойся. Будет чуть-чуть больно в глазах. Такая резь как от сварки, но она быстро пройдёт.

– Что мне делать?- Левко сидел с закрытыми глазами.- Что? Я стою у "стены".

– Очень медленно обернись,- сказал ему Лёха.

Минут через десять Левко вскрикнул и зажал ладонями глаза. Когда он их открыл, Лёха поднёс к его лицу маленькое зеркальце и Левко увидел знакомый взгляд.

– А теперь,- поучает Лёха,- повернись обратно. Там не должно быть "стены". Ну что?

– Её нет!!- Левко светился от радости.

– Так я и предполагал. У тебя хороший потенциал.

– Что теперь?

– Я тебе поясню некоторые вещи, чтобы ты не делал глупости. В легенде сказано: "Оглянись на пройденный путь и "прозреешь". Сашка доставил вас к стене тяжкими усилиями. Он вас посвятил и наложил табу на самих себя в вас. Чтобы вы не наделали бед, и оставил только один ход. Почему ты сам не смог обернуться?

– Я не могу на это ответить. Я искал кругом: вокруг себя, с боков, под ногами, но оглянуться мне не пришло,- признался Левко.- Это плохо? Это о чём-то говорит? Ну, о плохом?

– Это ни о чём не говорит. Только о молодости и горячности. Ты обладаешь взглядом, но это не значит, что ты станешь владеть тем, что есть в Сашки. Да и сам взгляд придёт к тебе не сразу, а постепенно. Так было у меня, так было и у Кана. Вот это и есть обманка. Ещё можно окрестить визиткой. Мужик с портрета показал тебе свою визитку. И только. Теперь ты медленно пойдёшь вперёд по пути накопления и осмысления. Чем дальше ты уйдёшь, тем дольше сможешь держать взгляд по времени. Всей этой зависимости я до конца не знаю, так как сам я не очень далеко продвинулся. Тебе должно повезти и ты доберешься до следующей "стены". О её наличии я скажу тебе в конце. Твой путь вперёд активизирует зрительный нерв в обратном направлении. Для этого мозг уже создаёт в твоей сетчатке глаза клетки, наличие которых позволит тебе видеть в кромешной тьме. К этому тяжело привыкнуть, то есть жить без ночи. Но ты сам решил идти таким путём. Кан мне сказал, что формирование дополнительной сетчатки происходит обычным образом, делением клеток, но при этом одна обычная, а вторая имеет особый ген в нужном месте цепочки, и его, этот ген, набирает твой мозг.

– Я понял.

– И это хорошо. Вот поэтому я тебе говорю: "Брат, не надо ходить к старцам в пещеру". Они, возможно, прошли первую "стену", но не более. Они такие же, как ты. Кодировать ты Сашкой обучен, читать чужой мозг тоже. Для тебя это максимум на данном этапе. К ним приходит кто-то не знающий ничего. Они его опускают в гипнотический сон и шарят в его голове как последние воришки. Если ты нуждаешься в лечении, и они в тебя вошли и помогут – это вопрос этики, а если они вошли и взяли информацию – это вопрос юридический. Это кража. Поскольку никто из них не знает, что есть сердце, то все надежды на излечение – глупость, ведь умение входить и видеть не предполагает умения лечить.

– Алексей! А кодированием можно лечить?

– У тебя в голове прилично шевелится. Можно, но мелочи. Ты их сам элементарно высчитаешь. А вот чтобы избавлять надо две вещи. Пройти вторую стену и иметь от рождения блуждающий нерв. Он помогает быстро идти, он как путеводная нить Ариадны. Кан говорил мне, что его обучал человек прошедший вторую стену, но только учил. У него не было блуждающего нерва. О второй стене известно ещё из одного источника. Из книг, которые были у Кана, я их читал, теперь они у Сашки. От книг у меня в голове боли и чернота и Кану тоже сильно давило. Дай мне слово, что про них не станешь выпытывать у Сашки, но до того пока я не умру.

– Клянусь!

– Там сказано, что нить, читай блуждающий нерв, можно образовать, пройдя четыре стены на пути к пятой. А всего стен семь. Каждая проходится по своему и что-то тебе додает. За последней стеной ты сливаешься со временем и пространством в единое целое, и время перестаёт в тебе существовать. Но только в тебе. Тогда ты можешь идти по пространству в любом направлении. Ведь мы все в пространстве и среде едины, но нас разделяет время. И ещё за седьмой стеной ты получаешь возможность трансформироваться во что угодно. Так там написано, хоть я, честно говоря, в это не верю.

– Вечность?!

– Это не касается тела. Это касается только мозга. Все мы умираем и уходим в никуда. И мозг наш тоже. Так сказано в этой книге. Просто смертный получает шанс заглянуть в прошлое и будущее, но на столько, на сколько ему хватит его биологического времени. Описавший это прошёл весь сей путь к старости и двинулся к будущему ветхим. Там он увидел свою смерть и вернулся. Знаешь, старость и смерть не всегда совместимы. Но он вернулся далеко назад. Видел своё рождение, видел зарю, которая пришла на сушу в начале пути человеческого. Это он всё описал в книге о познании разума. И о нити или блуждающем нерве сказано у него.

– Обладателю от рождения блуждающим легче идти. Это точно?

– Там так и сказано. Нет, там написано, но написано 11 тысяч лет назад. Этот человек открыл в себе нить сам, после прохождения четвертой стены.

– А почему у Сашки нет взгляда?

– А кто тебе сказал, что обладатель нерва должен иметь взгляд?

– Тогда это высшая механика разума!!

– Академического порядка. Дело в том, что взгляд-обманка к блуждающему нерву не имеет никакого отношения. Совсем.

– Ну, на кой хрен его кому-то казать, если он мне необходим для путешествия в самом себе! Так?

– Правильно! А свечение – это ночной эффект зрения кошачьих. И всё. Ты вот с тем, который на листке, где виделся?

– В подвале.

– Я про освещение.

– Сумрачное.

– Всё понял?!

– Больше чем всё.

– Визитка. Представь сотрудника, который пришёл из-за кордона и его должны проверить на чистоту. Его ведут в подвал, что само по себе дезорганизует, а ко всему его предварительно психологически обработали. Вот он приходит в комнату, а там восседает тип со светящимися глазами, способный пошарить в голове, как в мусорном ведерке. Как?

Левко рассмеялся.

– Извини, дядь Лёш! Я не сдержался. Хорошо. А цвет ко всему, какое имеет отношение?

– А чёрт его знает! Не могу про то ответить. Ты у ваших, какие цвета видел?

– Разные. Но все с чёрным. Чёрно-синий, черно-красный, чёрно-фиолетовый, черно-коричневый. Одного видел с черно-белым.

– У вас с аппаратурой хорошо?

– Грех жаловаться.

– Проверь связку генов в самом начале цепочки. Пусть мужички, ради эксперимента вздрочнут. Цвет даётся от рождения до смерти. Это моё предположение тебя ни к чему не обязывает. Сашка родился черно-красным. И ты. А я был от рождения чёрно-жёлтым, но когда прочитал книги, стал только чёрным. Желтизна исчезла. Кан был черно-синим, а после прочтения стал черно-красным.

– Я знаю, "что" у тебя и не спрашиваю ни о чём. Сашка мне давно говорил, что вы начитались ереси. Тогда я был совсем молоденьким.

– Так он тебе правильно сказал. Ересь. Но до тех пор, пока ты её не вразумеешь.

– Можно я по интуиции брошу предположение?

– Давай!

– Мог древний тот дядька дойти до совершенства и через звуковой набор открывать этот самый путь? Мозговая атака показалась ему сильно длинной и долгой. Мог он пройти в будущее и там, оттуда принести это?

– Текст там простой, но вдавливает мгновенно. Да это и не текст даже, тарабарщина. Скажу тебе на твоё предположение, что всё весьма возможно. Да! После прохождения тобой третьей стены человек имеет возможность определить точную дату смерти владельца мозга вне зависимости от обстоятельств.

– Сашка прошёл две стены?

– Я его давно не видел. Лет семь. Он прошёл вторую, после того как перезимовал у стариков на Маймакане. Там я весной следующего года поймал горностая с рыжей окраской. Это есть проход второй стены. Когда он вернулся в 1987 году я в нём уже ничего не смог видеть. Стал я сравнивать с описанием из книг, но не определился. Сейчас знаю точно, что он на пути к шестой стене или уже у неё. Даже, может быть, он её прошёл.

– Как это описано?

– "Ночью люди бежали от меня в страхе. Глаза мои стали изрыгать красные лучи, бросая блики, пока я не научился это состояние в себе гасить и направлять по назначению". В 1996 году я встретил его на тропе. Дело было ночью. У него из глаз били красные лучи. Я остановил сердце и замер. Зрелище я тебе скажу?!!! Так я был в курсе, что и к чему, а встреть его кто-то, чем бы закончилось? Такие пироги. Этим можно обладать, пройдя пятую стену.

– Когда он родился, что было?

– Я тогда к стене только приближался. Родился он нормальным. 3600. 54. Да мы все с такими данными, кроме двойняшек. Он не ползал. Совсем. Мать сильно волновалась, что он всё сидит и не делает попыток лазить. К игрушкам не тянулся, даже к ярким. Только щурился. С первых дней крутил головой на звук. В девять месяцев встал и сразу пошёл. Сразу стал проказить и чудить. В сапоги писать. Подходит, голенище ручками нагнет и ссыт. Батя на него шикнет, а он убегает и хохочет. Это его главное развлечение. Когда ему было два, у меня приболела дочь, она с ним одногодка. Кан мне принёс из тайги траву для отвара, чтобы купать. Дома наши рядом. И он увидел Сашку. Тот по двору гулял. Говорит мне Кан, мол, брат это и, мол, позови. Я Саньку окликнул. Он подошёл и Кана спрашивает: "Дай, что!?" Мы его сильно все баловали, он был комедным до ужаса. Строил гримасы такие, что ухохатывались до коликов. А Кан из тайги не выходил и у него ничего под рукой нет. Достал Кан пистолет, вынул патрон и ему дал. Тот смотрел на него, крутил, пробовал на зубчик, надул губу и вернул со словами: "На, что!" На его языке это означало ненужность. Он никогда ничего не бросал. Если ему не нравился подарок, он возвращал или оставлял на столе и больше не прикасался. Санька от нас отошёл, а Кан мне говорит: "У него в глазах нить". Я его не понял, но спрашивать не стал, ему в посёлке сильно давило. Уже в тайге я у него спросил об этом, а он у меня: "Кошки его боятся?" У нас всегда было в доме много кошек. Разных. Был и серый в дымку сибирский мохнатый такой кот. Когда мать пришла из медпункта в дом, у этого кота встала дыбом шерсть, и все кошачьи покинули помещение мгновенно. Они летом обитали на крыше, а зимой паслись из-под пола. Выскочат, жрут и сразу назад. Собаки же от него не отходили. Только он появится во дворе, сбегались со всей округи. Лизали ему руки, лицо и нежно его покусывали за ноги и ручонки.

– Почему?

– Кан мне сказал, что кошек отпугивает сильная энергетика. Игоря, кстати, тоже кошки ненавидят.

– Кан кодировал Сашку при обучении?

– Нет. И не открывал ему ничего. В восемь лет Сашка стал просветленным. В десять был уже посвящённым. Все его грузили нещадно. Он с пяти лет стал съедать книги пачками. Читал сверхбыстро и не давал потом своими вопросами покоя. Единственное, что у него отсутствовало – это способности к гипнозу. Напрочь.

– Но это же не правда!!- возразил Левко.

– Не пойман – не вор. Этот его трюк так никто и не заметил. Способности к гипнозу проверяют в десять лет. Все его смотревшие ничего не обнаружили. Мне думается, что он эту способность в себе знал годам к семи-восьми, и, зная, что станут проверять, тщательно скрыл.

– Зачем?

– Тех, кто имел способности, мы отправляли в Китай. Чтобы развить, надо иметь смену преподавателей, а у нас владели только четверо. Ло, Микита, Кан и я. Вру! Ещё владеет Проня, но у него самая странная из школ, но он не преподавал. У него времени было мало. И именно Проня с Сашкой частенько занимался. Курировал слегка.

– Он всё на меня выплеснул.

– Вот Сашка и закосил, чтобы не тащиться в Китай. Он там был с отцом дважды, и ему сильно не понравилось. Это моё предположение. Потом он в монастырь грохнулся, однако, по причине другой.

– За разбойность?

– Да. Он был неорганизованный весь какой-то. Со всеми спорил по делу и просто так. Никого не ставил ни в грош. Грубил. Дрался по поводам и без них. За всё его и спровадили на чужие харчи. Ну, думали, избавились на несколько лет. Хрен-с два. Он там всё сдал на отлично и убыл обратно. Монастырские его возвратили восвояси, не сумев с ним совладать. Совет монастыря он довел до белого каления. Наши посовещались и решили дать ему, где подальше, участок территории, чтобы он посёлок не спалил или не устроил войны. Но он и там отметился сходу.

– За такое месторождение надо в задницу целовать!

– Такая у него история. Я рад, что ты ослабел немного в ходьбе, а я по старости, но сумел тебя перехватить и поговорить.

– И я рад! Спасибо, дядь Лёша!!

– Помни. Не спеши. Твоя энергетика нормальная и с объёмом таким пойдёшь скоро. Удачи тебе в пути. Ты давно был в Европе?

– Месяца три назад.

– Мого Ваньку видел?

– Да. У него всё нормально. А что?

– Так спросил. А наши клановые как? Ким, Ер, Гуча.

– Ким начальник "Гелакти". Раскрутил до упора. Ер во Франции сменил Пола Мюнжу. А Гуча координатор центра Европы. Сильные все мужики.

– Молодцы! Я за них сильно переживал. Они же наши и мы их тут готовили без отправок. От и до.

– Свежая кровь ещё нигде не помешала в делах.

– Значит, к пещерным старцам не ходи. Договорились?!

– Даю слово,- пообещал Левко.- Но в Тибет всё равно смотаюсь. Мне надо Терентия повидать. Я же тамошний, хоть и тут свой.

– Сам полетишь?

– Есть предложения?

– Я не набиваюсь, ты не думай. Мне самолётом нельзя, сдохну при взлете.

– Что-то хотели?

– Там в монастыре прах Кана. Я его отправил туда давно. Сходи к нему, посиди там часок. Сделаешь?

– Хорошо. Под каким он именем?

– Ди Тун А.

– Видел такую урну. Посижу. Что ему передать?

– Просто посиди. Он сам всё поймёт,- Алексей пожал Левко кисть и стал спускаться с сопки.

Левко сидел у потухшего костра и смотрел вслед взглядом другого человека, человека прошедшего первую преграду на пути к вечности.

 

Глава 8

Ледоход гремел на реке. Сашка сидел на земле, вытянув ноги, уперев спину в лавку, на которой расположился Гриня, болтая ногами. Время от времени он громко кричал, стараясь переорать грохот.

– Папка!! Папка!! Смотри, как её поставило на попа.

Сашка автоматически поворачивал голову в нужном направлении, но ничего не видел. Мысли его были далеко от грохота ломающихся льдин. Ночью он пришёл к последней стене. К седьмой. Он не знал, что их семь наверняка, но внутреннее чувство ему подсказывало, что это конец пути. Его мозг не противился, он размяк как готовая в любви женщина, переставшая стыдиться своей наготы. Но Сашка не шёл. Что-то его вдруг удержало, и теперь он прокручивал в голове всё.

"Ну что, Сутра-Сунтар,- говорил он сам себе.- Вот ты и дошкандыбал до цели. Почему ты медлишь? Входи. А зачем мне спешить, зачем торопиться. Не только для того я прошёл столько мук ада, чтобы восславить себя и вкусить радости. Мне ясно виден этот свет за стеной, знаю, это блаженство. Имею ли я на него право? Кто мне на это ответит? Ведь это не личное счастье, которое я получаю по взаимной любви. Ты гнал меня, как презренную тварь; ты меня ненавидел; ты со мной боролся, заставляя мучаться в болях до судорог; ты издевался надо мной как искусный палач; ты претворялся льстецом, чтобы заманить меня в места, где нет начала и концы не сыщешь; ты ставил мне подножки, когда я обессиленный всё-таки двигался вперёд, а теперь ты приглашаешь меня? В каком ранге я предстану перед тобой? Как победитель – это одно. Как гость – это другое. Будем ли мы на равных или ты опять предпочтешь пуститься в шалые игры, в которых я тебя уже победил. Может, там за стеной предстоит последний бой? Жизнь многому меня научила. Она научила меня не верить никому и не ошибаться, но ещё сильнее она научила меня ждать. Тридцать лет я не прикасался к старым книгам. Тридцать лет червь желания прочесть съедал меня изнутри, но я не дал ему усомниться в своём слове. Тридцать лет я упрямо строил, не оглядываясь на потери, кровь и смерть, что косила стоявших рядом, и ждал, когда ты, в конце концов, поймёшь и все окружающие тоже, что перед вами не враг, а друг. Тридцать лет я провёл в молитвах и слезах, стоя на коленах, но не воискупление грехов моих, а во имя дела, которому посвятил всего себя. Так я ещё подожду. Я ещё не всё сделал, чтобы одаривать себя вечным блаженством. Терпения мне хватит надолго. Давай состязаться. Посмотрим, кто из нас окончательно сойдёт с арены. Ведь там нет места двоим. Там для двоих будет тесно. Это моя победа, это мой подвиг, это мои заслуги. Так что полагающиеся почести я хочу получить сам. Не хочу, чтобы в такую минуту, такую горькую и сладкую был кто-то рядом. Эту чашу я выпью сам. Один. Разве я не прав? Разве ты достоин, разделить такой триумф?! Если так произойдёт, то где же справедливость? Ты же не хотел делить со мной трагедии, что преследовали меня, ты стоял в стороне, прятался, когда на горизонте маячила опасность. Ты растворялся, когда надо было принимать решение убить или нет. Я всё делал сам!! Ну почему я должен делиться с тобой?? Я не желаю тебя там видеть. Кто ты есть такой, чтобы я дал тебе возможность войти в вечное? Я буду стоять перед стеной пока ты не сдохнешь. Мне надоело твоё присутствие. Не исчезнешь сам, то отыщу способ избавиться от тебя. Я пойду на всё". Низко над льдами пронеслось два небольших косяка уток. Их было прекрасно видно над льдами, освещенными полной луной. Гриня подскочил и стал прыгать на лавке, визжа от восторга.

Из дома пришла Елена с двумя меньшими сыновьями, которые жались к её ногам. Средним сразу полез к Сашке на ноги, а младший потянул ручонки к матери, просясь к ней на руки, что она и сделала.

Сашка спросил у неё глазами о дочерях, и она ему ответила глазами, что они уснули.

"Всё на круги своя приходит. Так устроено у нас. Почему мы идём через самоорганизацию, жесткую и противную, чтобы хоть немного окунуться в хаос материи и пространства? Вот мы его обожествляем, пока не знаем, что оно и кто, но потом развенчаем, увидев очевидность элементарных вещей, которые не являются составными божественности. В чём же обман? В нашем незнании? Или в нашей боязни признать, что материя, частью которой мы есть – тоже мы сами и что это никому не повинуется, а сообразуется без всяких причин и следствий, без всяких условий. Ну, как же!!! Мы такие умные, такие умелые, а материя оказывается без мозгов создаёт сложнейшие вещи и системы не только в микромире, но и в сверхмакромире. От преклонения все эти подвиги отнесены человечеством на алтарь веры во всемогущество Господа. Это заставляет многих считать, что, поскольку мы маленькие, то можно творить зло, спишем потом на происки дьявола и всевышний простит. И творят беды по всей планете с именем господа на устах. Достаточно интересная ситуация, чтобы обратить на себя внимание. Самозваные слуги господа принадлежащие к разным конфессиям сзывают людей верить в Господа и его могущественное проявление и требуют доверить души ему во имя вечной загробной жизни. Они делают это в массовом порядке. Конвейером. А слуги дьявола работают индивидуально с каждым и предлагают по контракту продать свою душу ему на определённых условиях. Первые обещают вечное блаженство в раю, делая человека рабом при жизни. Дьявол делает свободным при жизни смертной и освобождает от всяких условностей в поведении, а дальше трава не расти. Так кто из них честный? Тот, кто обещает в будущем или тот, кто дарует сейчас? Будет ли рай и вечное блаженство не проверить, иди, знай, обманули тебя святоши или нет. Проверить же, что там тебя за грехи ждёт вечная мука тоже до смерти нельзя, за то теперь делай, что хочешь. Мне кажется, что дьявол поступает честно, а Господь утратил инициативу. Нечисть работает, не покладая рук день и ночь, а Всевышний нисходит в мир в телах человеческих редко и при каждом своём приходе меняет условия, окончательно запутав своими соблазнами душу человека. Дьявол условий не меняет. Они были и остаются стандартными: убей, укради, обмани. У Господа всё наоборот: не убий, но в то же время око за око, зуб за зуб. Кто из них прав? Меж ними идёт борьба за души, а, стало быть, за всласть над людьми и в конечном итоге над миром. Для чего Господь перепоручил осуществление дел своих самозваным козлам в человеческом обличии? А если поменять понятие Всемогущего Господа на термин Вечного Хаоса Материи, что тогда выйдет? Оно у меня перед глазами. Одновременно и божественное и дьявольское. Как в детской прибаутке: "Гром гремит, земля трясется, поп на курице несется". ЛЕДОХОД. Благо очищения. Горе очищения, ибо сметает всё на своём пути. Получается, что в Хаосе нет ни божественного, ни дьявольского, и таковое разделение определено разумом. Для чего он так определил? Да чтобы взвешивать и как-то оценивать поступки, собственно, свои, носителя этого разума. Идиотский у меня выходит приход. Длинным рассуждением я притопал к тому, что всякая религия – опиум для народа, с той лишь разницей, что опиум иногда избавляет от боли страдающего неизлечимым недугом или удаляет кого-то в кайф, подальше от мира реальности. Опиум религиозный подслащивает, нет, пытается подсластить горькую пилюльку нашего скотского бытия. Получается, что приехали в никуда. Таким путём мне этого урода не достать. Этими философскими рассуждениями мне его не вытравить и не убить. У этого урода другая материя и степень восприятия иная, другими категориями он мыслит. Тогда мне понятно, почему он зовёт меня за седьмую стену. Шесть штук я преодолел, иногда становясь камикадзе, а тут предлагает мне, топать без сопротивления. Допустим, я согласился и вошёл. И что? А ничего. Там мир, язык которого мне не понять и он останется доволен, этот гадский урод. И стану я, как отшельник скитаться по этим блядским прериям не в силах ничего сделать. Хрен-с два!! Смеяться я ему не дам. Подытожим. Религиозность надо выкинуть, так как я сам давно уже полубог и стану богом за седьмой стеной. Ну не богом, а начальником хаоса как минимум смогу устроиться. Нет, это не вяжется. Я сам стану самим хаосом, но при этом буду располагать возможностью созидать, изменять что-то. А если я не смогу понимать язык, то стану там…ага, вот хорошее слово всплывает из украинского языка, я стану спостерегачом. Наблюдателем. И при этом не смогу сам ничего делать".

Елена коснулась рукой его плеча, Сашка обернулся и увидел, что Гриня спит, положив ей голову на колено, а младший похрапывает у неё на руках. Средний, сидевший у него на ногах, тоже давно уснул. Елена показала, что их надо в дом перенести. Сашка унёс среднего и возвращался за старшим, когда в калитку их двора протиснулся брат Павел. Он постарел, но поскольку смолоду не пил и не курил, да тяжелого особо не поднимал, выглядел прекрасно для своих 72 лет.

– Привет!- бросил Павел.

– Привет!- ответил ему Сашка. Он был рад и не рад его приходу. Они не виделись с 1987 года, а это шестнадцать лет, хоть Павел жил в трёх шагах, как говорят в народе.

– Надо поговорить. У тебя найдётся пара минут?

– Найдётся,- кивнул Сашка, показывая рукой, чтобы входил в дом, но Павел замотал головой.

– Пошли в летнюю кухню,- предложил он.

– Ты иди, там выключатель справа от входа, а я возьму чайник и что-то перекусить.

– Я не хочу,- отказался брат.

– Зато я голоден. Дело твоё, но в кои веки ты ко мне пришёл в гости. Я быстро,- Сашка сходил, забрал Гриню и они с Еленой пошли в дом, где, быстро уложив сына, Сашка стал собирать на кухне пожрать в большую тарелку.

– Кто-то пришёл?- спросила Елена, которая прихода Павла не видела.

– Братуха.

– Который?

– Павел.

– Только не напивайтесь,- предупредила Елена.

– Он не пьёт,- ответил Сашка.

– Счастливая у него жена,- съязвила Елена.

– Сказал бы я тебе про счастье, но…,- Сашка был в дверях, когда услышал: "Извини! Я не хотела. Сорвалось". Он вернулся и поцеловал её в губы.- Это тот, который никогда у нас не был.

– Я разговаривала с его женой с месяц назад. Милая, спокойная женщина. Вы были в ссоре?

– Да нет. Давняя это история. Потом тебе расскажу на досуге. Спокойной ночи!- Сашка юркнул в двери.

Павел сидел за столом, положив руки на общую тетрадку.

– Как твоё здоровье?- поинтересовался Саня, выкладывая на стол харчи.

– Не жалуюсь.

– Супруга? Дочь?

– Нормально у меня всё.

Сашка поставил чайник на пол, воткнул штепсель в розетку и достал из ящика, накрытого мешковиной, бутылку коньяка. Павел смотрел на то, как Сашка откупоривает, наливает в граненые стаканы, в каждый по половине, и только потом сказал:

– Я не буду.

– За мать с отцом!- сказал Сашка, стукнул своим стаканом о стакан брата и выпил. Павел взял стакан, вздохнул и опрокинул содержимое в рот.

– Ты знаешь, что я с выхода на пенсию занимаюсь переводом написанного дедушкой Ло?

– Слышал, однако.

– Сначала я не понимал, почему он всё завещал мне, а теперь понял.

– Какой же тут секрет?!- Сашка залил кипяток в чайник для заварки.- Ты свободно владеешь корейским…

– Не я один,- перебил его Павел.

– Точно. Не ты один. Все в клане им владеют, а учеников у Ло было много. Одного ты не знаешь наверняка. Так бывает, когда человек идёт, не оглядываясь на прошлое и не глядя по сторонам. Хоть тебе, как историку это должно быть в крови. Дедушка Ло считал, и с этой мыслью ушёл в могилу, что ты был, из всех им обученных, самым талантливым. Из всех. Он поставил на тебя, надеялся на тебя.

– Откуда ты об этом знаешь?

– Павел! Ты мой брат и я не хочу от тебя скрывать истину. Он мне сказал об этом сам.

– Ах да, совсем забыл, что ты его соборовал.

– Когда-то ты спорил с отцом о правде. Давненько это было.

– Я помню тот спор.

– И говорил, что правда не может построиться на крови и смерти.

– Так считаю до сих пор.

– И, наверное, ты в этом прав. Они тоже знали об этом. Да и до них многие мечтали о том же. Только для того, чтобы правда была чистой, надо работать. Её надо страховать.

– Зачем ты мне об этом говоришь?

– Помнишь у Высоцкого есть песня: "Легковерная правда по белому свету ходила",- напел Сашка.

– Да.

– Страховка правды – информация. Если ты ею располагаешь, то обладаешь возможностью предотвратить кровь и смерть, обойти острые углы. Информацию получают разными путями, да только её обладатели всё равно люди. Человек существо слабое. Чтобы не случилось ошибок в пользовании информацией, его надо обучать работой.

– Это любой знает.

– Так вот он поставил на тебя. Готовили для тебя легенду за границей. В США ты должен был пойти на внедрение и отработать там пару десятков лет. Роль координатора тебе была им предназначена, а ты бросил всё и помчался изучать историю мрака и маразма. Никуда бы она от тебя не делась.

– Не такая уж наша история бука.

– Дедушка Ло мне сказал: "Сердцу не прикажешь", но грусть в его сердце вошла, потому что не сбылись надежды. Он учился в закрытом учебном заведении под названием императорская школа юнкеров. Учили их хорошие преподаватели. Учили собирать информацию и правильному её использованию. Не учили только одному: великому русскому языку. Им он овладел в лагере, где соседом по нарам был прекрасный филолог. Но писать по-русски он мог плохо. Поэтому и оставил тебе свои записи. Ведь ты сторонний и не оскоплен участием в сборе информации.

– Участием в убийстве,- определяет Павел.

– При сборе информации случается и такое. Бывает.

– И ты всю свою жизнь посвятил этому?

– Да. И ни капли о том не жалею,- Сашка разливает чай по стаканам, из которых пили коньяк.

– Мне с тобой спорить сложно. Опыт у тебя, конечно, огромный. Вон как дело раскрутил и официальное, и подпольное. Но без смерти не обошёлся. Ведь так?

– Я этого и не скрываю. Не удалось без неё.

– Вопрос в том, стремился ли ты обойтись без убийств.

– Нет, не стремился,- признаётся Сашка.- И сейчас в эту минуту, где-то в мире, наши люди убивают. У нас нет запрета на убийство.

– Значит, ты пересмотрел прошлое, переоценил его.

– И греха в убийстве не нашёл. Если ты это хотел знать, то говорю тебе о том открытым текстом.

– А как же принципы?

– Никак. Они придуманы людьми и для людей. Я же тебе не сказал, что они ложны, вовсе нет. Они, в общем, правильны и справедливы. Но в том случае, когда ты стоишь в стороне в качестве наблюдателя. А когда ты участник, то рано или поздно, вопрос: убить или нет, перед тобой встаёт и, как правило, ребром. Или – или. Ты упомянул размах дела и верно хочешь знать, скольким это стоило жизни, да?

– Не совсем, но примерно так.

– Многим. Убивали, убиваем и будем убивать. И не из-за жесткой конкуренции. Другой повод.

– Какой?

– Мешают. Не мне лично, а делу, которое кормит сотни тысяч простых людей. Мне этот концерн – головная боль. Они его готовы забросать ядерными бомбами, чтобы стереть с лица земли. Меня тоже, естественно.

– Для чего?

– А ты не догадываешься?

– Нет.

– Потому что человек, научившийся производить товар и получающий за это деньги, им не подвластен. Он от их козлиных законов независим.

– Но зависит от тебя!

– Человек зависит не от меня. Да, я его эксплуатирую, плачу ему заработную плату, но не требую от него, чтобы он меня любил, уважал и за меня голосовал. Я не наступаю ему на горло. Я даю работу и спрашиваю о её выполнении. Во что он верит, кого он любит, какой маме идейной привержен – мне безразлично. Ну, разве я виноват, что трудяга в предложенных мной условиях становится свободным в выборе? А это их как раз и не устраивает. Они в тех, кто у меня работает, теряют электорат. Ко мне приходят и просят: "Дай указание своим рабочим голосовать за такого-то, и мы оставим тебя в покое ". А я им отвечаю: "Нет! И ещё раз нет!" И сразу начинают скалить пасти. Сразу. Ибо сами они организовать и наладить честное дело не способны, но воспользоваться плодами чужого готовы незамедлительно. Так было принято в нашей стране. Или ещё тебе пример. Приходят ко мне от православной церкви и просят на строительство храмов и открытия воскресных школ для детей, на создание домов призрения. И я отвечаю им, что не подаю и никогда не подам. Можете меня придать анафеме, но мозги свои я ещё не просрал. Мне ваши храмы до жопы, а нищим я могу помочь напрямую, минуя таких вот посредников.

– А особо настойчивых, так понимаю, в могилу?!

– Да, на кладбище. Я никому не позволю к своему делу прикасаться грязными и жадными руками. Никому. Ни власти, ни вере, ни идее. Когда они вмешиваются – льётся кровь. Я её сам лично пролил много, чтобы отвоевать у них право, только лишь право, спокойно работать. И любого, кто мне встанет на пути, убью не задумываясь.

– Интересная позиция!

– Простая позиция. Мне от них ничего не надо. Мне надо, чтобы дали возможность спокойно работать. Законов я не нарушаю, налоги плачу все и вовремя, ко всему не маленькие.

– Ты считаешь, что свободный труд, который ты организовал, лишает их права воздействовать на человека, и за это тебя ненавидят?

– Только за это. Ещё из зависти. Они же так работать и созидать не умеют, но претендуют, безосновательно, на право распоряжаться. Это не даёт им покоя.

– Хорошо. Я тебя понял. А пришёл по другой причине. Дедушка Ло описал всё тобой изложенное, и я это перевёл. Там есть и о праве на убийство. Хоть он об этом мне никогда не говорил. Теория красивая и стройная, но смерть бросает тень. Как мне кажется плохую тень. Я не могу взять на себя ответственность что-то изменить. Да и кто это вправе сделать теперь? Я принёс тебе его тетрадь, где речь идёт о смерти. Прочти. Пусть и ваши ознакомятся. Боюсь, что если так издать, то простые люди без дополнительного комментария не поймут.

– А он просил об издании этого?

– Прямо нет, но право мне такое дано. И я готов это сделать, но прежде хочу, чтобы ты прочёл. Мне пункт об убийстве не даёт покоя. Только этот злосчастный пункт.

– Прочту сегодня же,- обещает Сашка.

– И так чтобы сразу. Если я решу издать, ты мне поможешь? Технически и финансово.

– А у тебя на машинке печатной подготовлено?

– Да.

– Я пришлю тебе персональный компьютер, принтер и сканер, программное обеспечение, чтобы заново не набирать.

– Спасибо.

– А сам ты, о чём пишешь?

– Тебя интересует?!

– Мне всегда хотелось тебя понять, но не получалось. Да, мне интересно, что может написать человек, находящийся вне нормального потока информации, проживший всю свою жизнь в маленьком таежном посёлке. Только не обижайся на мои слова.

– Если хочешь, то я пришлю рукопись с дочкой. Ты быстро читаешь, и времени много не займёт. Там две книги. Они ни о чём, как говорят о художественной литературе. Ответь мне, ты же посвящённый. Что это даёт человеку?

– Так ты же в это не веришь?!!

– Ну, всё-таки.

– Для мирской жизни ничего и для загробной тоже.

– И в этом ответе ты весь. Умеешь обойти даже очевидные вещи.

– Так ведь звание посвященного – не сан и не религиозная принадлежность. Речи о вере там не идёт.

– А о чём тогда идёт?

– О единстве, в котором находятся посвящённые люди.

– И там нет никаких ограничений?

– Никаких. Ни внутренних, ни внешних. Внешние – это реальная жизнь в среде обитания.

– Конкретизируй. У Ло есть и про это. Я осмыслил, но точности формулировки не нашёл. Раньше посвященных у вас в клане было мало, а теперь все. Так?

– Это верно.

– И этот пункт объясни.

– Это возможность познания своего внутреннего мира, своего я и, ну это не всем удаётся, изменение реальности через изменение самого себя, путём перестроения внутри себя своего я. Тогда открывается способность читать чужие мысли.

– Как?!

– Проникаешь в чужой мозг и читаешь как книгу.

– А говорил, что души людские тебя не интересуют!!?

– Души – нет, а мысли – да,- Сашка усмехнулся.

– Я в это не верю. Но для чего всё это?

– Для гарантий полной страховки при сборе информации. Сведений, что кто-то из посвященных попался – нет.

– Ло был посвящённым, я знаю. Как давно он им стал?

– Поздно. В возрасте 50 лет.

– В одной из рукописей он обмолвился о тебе. Не хочешь узнать что?

– Нет.

– Тебе не интересно мнение кого-то о тебе вообще или у тебя упрежденное чувство собственного достоинства?

– Говори, если хочешь сказать и молчи, если сомневаешься, нужно ли это твоему собеседнику,- витиевато ответил Сашка.

– За его характеристикой тебя я не увидел банальности. Он пишет, что ты шагнул выше святости, но скрываешь это от посторонних. Что на такую высоту не входят по велению и указанию Господа. Только разум приводит человека и его стремление к познанию к такой вершине.

– Я об этом не задумывался.

– Ты мне не лжешь?

– Брат! Зачем мне тебе лгать? У меня на всё не хватает времени. Не могу я сейчас погрузиться в размышления об этом, другие у меня заботы. А про святость и всё, что выше неё, я тебе отвечу. Святость существует для услады слуха живущих в слепоте веры, и всё это барахло придумали люди. Они обожествляют поступки и жизнь человека. Православная возвела после смерти в ранг святых несколько тысяч человек, которые при жизни святыми не были. Почему? Говорят, что эти люди сделали много для других и веры. Я изучил житие всех святых, и что они писали, а писали не все. Так их принадлежность к святым – вычурное уродство. Что ж, скажи, делать, коль без святых мощей хреново здравствуется пастырям. Не от заслуг истинных они возводят в лик святых своих предшественников, а корысти своей ради, и в надежде, что и их потомки не забудут за это и возможно тоже причислят к святым.

– Ну, с этим и я согласен вполне. Они порядком зажрались,- Павел боднул головой.

– У всякой власти есть свои герои, пророки, мученики и свои святые. Вон главный ваш святой в Мавзолее до сего дня покоится. Вечно живой трупик. Случается, что от древних святых не остаётся праха и мощей, но достаточно лишь упоминания об их существовании в прошлом. Их имена передают из поколения в поколения из уст в уста. Католическая парафия хранит кусок материи, в которой, якобы, был завернут после снятия с креста Иисус. Святая реликвия. Ну, с ним всё ясно. Вознёсся на небеса и нет субстанции. А Святом Петре легенд не меньше, чем о сыне Господнем. Уж он-то был личностью реальной вполне. О жизни его известно почти всё, но где его прах покоится, никто не знает. Почему?

– Зачем ты мне об этом говоришь, да ещё у меня спрашиваешь где. Откуда мне знать. Я же его не хоронил.

– Так говорю, чтобы ты меня понял. Я не собираюсь создавать религию, хоть мог поступить и так. Просто мне это ни к чему.

– Не верю, что в тебе нет ни грамма тщеславия.

– В данный момент в созданном мной клане сотня стрелков. Половины из них я никогда не видел в глаза. Есть такие, которые ни словом ни духом обо мне. Меня никто не вводил в ранги. Нет в созданном мной клане иерархии. Никакой. И никто никем не руководит. Через сто лет никто не сможет узнать у наших последователей имён людей стоявших у истоков дела.

– Во имя чего тогда ты так корячишься?

– Во имя пути.

– Какого?

– Того, который мной избран для всех живущих на этой земле.

– А куда ты идёшь?

– Брат мой! Я уже пришёл туда куда шёл и сделал это в нашей паскудной реальности. Я достиг абсолютной свободы. А все вы в пути для того, чтобы она стала доступной каждому. Это необходимо для того, чтобы не висела у человека над головой засранная и продажная власть.

– К полной анархии, стало быть, толкаешь.

– Нет, Павел, не к ней! К свободе человека через разум.

– А духовная часть?

– Её нет, её не было, её никогда не будет.

– Тогда что есть твоя посвящённость?

– Это личная мера глубины познания себя самого.

– Погодь! Вы же эту способность используете в личных интересах. Лезете в чужие головы, делаете это без разрешения граждан. Какая же это свобода?

– Ты в школе резал листья деревьев, чтобы увидеть клетчатку под микроскопом?

– Допустим.

– Тебе так разрешили делать эти листики?

– Так другого пути познать истину нет!

– Сам себе ты и ответил.

– Получается, что право залазить и шарить, возведено в ранг посвященного.

– Мы говорим с тобой о разных предметах. Во-первых, не я это придумал. Старые это термины. Во-вторых, не всё есть явь. Когда ты в самом себе, то всё, что там происходит, если кому рассказать, тянет на место в психушке. Чужие мысли может понять лишь тот, кто ходил в самого себя и правильно в самом себе разобрался. Поэтому и говорят, что некто – посвящённый. Кстати, не все посвящённые могут в чужой мозг проникнуть. Там много специфики.

– И далеко ты в самом себе? Дедушка Ло пишет о каких-то "стенах" преодоления и каком-то там свете.

– "Стен" – семь, но может их быть и миллион. Никто из ныне живущих за семь не ходил. Когда-то один сумел это сделать и оставил об этом записи. Вообще-то это и не "стены". Нечто вроде ступеней познания самого себя, своего внутреннего мира.

– И сколько штук ты прошёл?

– Шесть. Сейчас стою у седьмой.

– Что потом? Ну, когда перелезешь?

– Согласно оставленных записей смогу увидеть будущее в пределах отмеренных мне жизнью и безмерно уходить в прошлое.

– Что-то подобное есть в Ведах, кажется. Там полубоги и ложные боги обладали такой способностью.

– Но Единый Великий Лотосостопный Многоликий их убивал. А эта способность была им дарована полубогам, чтобы знали о дате своей смерти и в подтверждение его могущества.

– И ты хочешь с ним драться!!- Павел улыбнулся.

– А у меня нет выбора. Все полубоги, заметь себе, все до единого, вступали с ним в схватку и все погибли. Знали они о смерти своей, но дрались. Среди полубогов не было ни одного струсившего,- Сашка тоже улыбнулся.- Да и вопросы у меня к нему поднакопились.

– Вопросы-то хоть по существу?

– Дак серьёзные.

– И когда ты с ним того?

– Завещание составлю и тронусь.

– Точно психушка плачет,- произнёс Павел.

– Брат! Об этом не говорят, но…, но я его, коль он есть, наебал.

– Вот это мне интересно. Как же ты его поимел?

– Просто. Он обленился, так мне сдаётся. Через полсотни лет ему придётся иметь дело с сотней таких полубогов как я одновременно, а через сто лет с тысячей, а дальше с тьмой. Всерется.

– Дальше что? Ну, если одолеют?

– Наступит достаточный свободный и разумный хаос. Возможно, отменится и третий термодинамики.

– Вечную житуху предлагаешь?

– Не я предлагаю, логика предлагает.

– Ересь всё это, конечно, однако, если б тебя не знал, послал бы куда подалее, а так в глубине души мне что-то говорит, что ты в это веришь,- вдруг серьёзно сказал Павел.- А в этой паскудно-реальной, вот теперь, по твоему концерну, который сотни тысяч кормит, сколько попавших на кладбище в перечне?

– В ближайшей перспективе крови нет. С властями в Москве всё уладили без кровопускания.

– Мало верится!!

– Один был покойник. Только его не мы убили. Хочешь, дам клятву,- предложил Сашка, видя, что Павел его слову не верит.

– Не надо. Если б не кто-то, то твои бы ему башку отвернули. Разве не так?

– Была у меня надежда мирно всё сделать, но уж очень там жирно просили, но кто-то нас опередил и эту жадную задницу грохнул.

– Хорошо. Тетрадку оставлю,- Павел встал.- Мне домой пора. Твоя половина не будет коситься?

– Поворчит малость, как водится, на то она и половина,- Сашка встал, и они покинули летнюю кухню.

 

Глава 9

– Молодец!!- Лин Ши крепко обнял Сашку.- Молодец! Я уже всё осмотрел.

– Извини, что не встретил, был на шахте лагеря. Сложная проходка,- оправдался Сашка.

– Даже хорошо,- итак узкие прорези глаз Лин Ши совсем сомкнулись.- Ты бы меня прогнал галопом, а так я всё спокойно объехал.

– Как долетел?

– Приехал, приехал! А как? Ну, какая в том разница?! Вот я перед тобой стою, живой и здоровый. Что ещё сказать,- Лин Ши слегка улыбнулся.- Я тебя должен был повидать. Обязательно. Да и на ваших хотел глянуть одним глазком.

– Я рад твоему приезду. Только осенью собирался в Европу, а ты спешил.

– В моём возрасте, Су Ди, уже никуда не спешат.

– Знаю. Не то я имел в виду.

– Это, да! Смена выросла и оперилась. Хорошая смена. Всё могут, и советов давать уже не требуется. Я не спешил, пока чувствовал свою необходимость, но времени мне отпущенного осталось мало, оно тает быстро, потому не хотел зря его транжирить. Не доберись я в обитель до сентября, придётся отложить возвращение в монастырь на год. Мне надо ещё в Пекин заехать, отчитаться и повидаться там кое с кем. Красивые тут у тебя места.

– Оставайся,- предложил Сашка.

– Не могу. Да и ты не смог бы променять родное на чьё-то красивое.

– Не смог бы,- подтвердил Сашка.

– Мой удел – солнце, небо и камень. Есть над чем поразмыслить.

– Чтобы ты сильно в небеса не улетел, я тебе дам для тренировки ума философский сборник одного нашего. Он уже умер.

– Вашу философию оставь себе. Нам, азиатам, тяжело понимать логические цепочки, которыми вы оперируете.

– Так он тоже был азиат.

– Кто по национальности?

– Отец у него кореец, а мать из народа Си. Кто он был сам по национальности иди определи, если он двадцать лет от рождения воспитывался в монастыре Ла С Капи, потом десять лет в российской императорской юнкерской школе разведки.

– Можно вписать в советские,- шутя, говорит Лин.- В прошлом Ла С Капи много темного. Наши предки враждовали и, если быть откровенным, ни в грош не ставили друг друга. Было взаимное неприятие учений, переходившее от слов к прямому насилию. И до сего дня последователи косятся при виде цвета одежд. Ты в курсе, почему у них серый?

– Цвет пепла.

– Жёлто-оранжевый – цвет буддизма, так как они считают себя детьми солнца. Наши носят голубой, считая себя детьми неба, а они серый. Цвет смерти. В те времена умерших, как и ныне в Индии, сжигали на кострах. Как он попал к вам?

– Вечное поселение после отсидки срока в лагере.

– Он познакомился с кем-то из ваших в отбытии?

– Да. И был у основания того, что тут удалось построить.

– Ты был его учеником?

– Учеником не был. Я был у него подмастерьем, но учили меня те, кто был у него учеником. Согласись, что это не одно и то же.

– Почему ты мне об этом не сказал раньше?

– Ты не спрашивал. Да и зверь привык охотиться, не подавая звуков.

– Плохо. Я чувствую, что сильно опоздал. Давно мне надо было сюда приехать. Кто есть из старых основателей сейчас?

– Уже все ушли, Лин.

– Вот видишь, какая плохая ситуация! Наверное, вернувшись в свою обитель, и там никого не застану из старших. Это больно.

– Ты сам давно старший.

– Для вас. А кто развеет мудрым словом мои сомнения? Кто выслушает мои мысли и даст совет мне?

– Камни, небо и солнце,- ответил Сашка.

– Ты сам-то прочитал?

– И сделал для тебя пометки.

– На каком он писал?

– На корейском. Есть также перевод на русский и немецкий. Мой брат сделал. Ещё есть перевод на наш семейный, но ты его не знаешь.

– Тогда лучше на корейском, если он был ему родным. Где его могила?

– В соседнем посёлке.

– Тогда я схожу к нему, прежде чем брать.

– Хорошо,- Сашка усмехнулся.

– Ты всё так же подтруниваешь над религиозными чувствами?- укорил Сашку Лин Ши.

– Я не изменился с тех пор, как мы с тобой впервые встретились в 1975 году в Лхасе. Вот уже тридцать лет знакомы, но…

– Да, водицы убежало много. До сих пор не могу тебя во многих вещах понять. Видимо, не дано. А возможно, не хочу. Не научился менять своих убеждений. Просто у тебя они другие, но они нам нисколько не помешали. Ведь так?

– Разве мы собрались, чтобы что-то изменить в самих себе?

– Мы были вместе, чтобы нас не сожрали с потрохами янки, эти любители кетчупов и горчиц.

– Ваши уже не хотят идти вместе? Или они собрались строить мир на планете с чисто китайской спецификой?

– Наоборот. Они так глубоко влезли во всё это, что национальное чувство отошло на второй план. Кстати, не без твоего влияния.

– Никуда оно не отошло. Оно продолжает сидеть в каждом из нас. Его не видно за делом, которое мы делали. В глубине души все мы националисты в лучшем смысле этого слова. И это прекрасно, это великолепно, это превосходно. Ведь высшей мудрости разума не существует. Мне приятно, как девице на выданье, что ваши это поняли и не постеснялись взять на вооружение, хоть ваши старики были против категорически, но Дэн Сяо Пин дал им по одному месту и они заткнулись. Мне жаль, что старики уходят, унося с собой мудрость, а мы остаемся на этой бренной земле, и нам предстоит долгий путь, в котором столкновений из-за национальной принадлежности быть не должно. Вспомни события в Руанде?

– Я тогда тоже был против, да и теперь червь сомнений грызет меня изнутри. Наверное, ты прав в своих обобщениях и всё у тебя верно.

– Не помирать ли ты собрался?

– О, нет!! Мне ещё столько надо успеть, я столько наметил сделать. Когда-то я бросил любимую филологию и пошёл в дорогу, не глядя на непогоду. У тебя есть время?

– Очень мало, Лин.

– Тогда я посещу могилу, а потом поговорим. Нам надо серьёзно поговорить о важных делах. Найди для меня завтра два часа.

– Хорошо, Лин,- ответил Сашка.

Они обнялись, и Лин уехал в "джипе" с одним из местных стрелков.

Сашка не верил в загробную жизнь души. Говорят, что это возможно, если ты прожил без греха. Но человек неверующий уже грешен, так как не обращается к Господу, пребывая в бренном теле. Отсюда исходит самый гнусный закон, взятый во многих странах за основу. Он гласит, что не знание закона не освобождает от ответственности. Глупо. Ох уж эти человеки. Мне жаль души людей до сего дня живущих в сельве Амазонки. Им никогда не попасть в рай. Весь их грех заключается в том, что их не научили общаться с Господом так, как это было придумано людьми где-то в Ватикане или ещё где-то. Ну не умеют они читать, и, стало быть, не смогут ознакомиться с Библией или Кораном.

Когда Лин Ши приехал на следующий день, то первое, что он сказал Сашке, было:

– Там никого нет.

И Сашка его прекрасно понял.

– А что ты там хотел найти? В нашей истории был адмирал Колчак. Воинствовал в Сибири после Октябрьского переворота. Как тут говорили – ярый белогвардеец. Вот гвардеец, но очень белый. Так вот лежащий там был у белогвардейского адмирала Колчака заместителем начальника контрразведки. Через его руки прошли тысячи комиссаров. И он их лично расстреливал. Об этом тут у нас в клане знали два человека. Он и мой отец. Кстати, имперские клише, на которых мы уже 80 лет катаем монету, принёс он. Лежали в золотом имперском запасе, вывезенном в Екатеринбург. Незадолго до смерти он позвал меня, сам был болен и не вставал, и всё мне поведал. Спросил я его и о том, почему он расстреливал сам, ведь было кому поручить, а он мне ответил, что нет ничего страшнее слепой веры и что такую заразу можно искоренять только убивая. Они, говорил он мне, почти все поголовно были безграмотны и не умели прочитать и понять то, что им посылали в листовках большевики, но готовы были убивать всех: дворян, офицеров, священников, инженеров. И убивали. Красные всех подряд, а белые только комиссаров и большевиков. Такая, Лин, была война. Его там действительно нет, его не было уже при жизни.

– Я долго сидел у его могилы. Часов семь. Только ты надо мной не смейся,- Лин отпил из кружки несколько глотков зеленого чая.- Звал его и звал, но приходили другие, и я спрашивал у них о нём, просил позвать его, однако, никто о таком не слышал. Так не бывает, Александр! Это абсурд. Они прожили с ним рядом долгие годы, а мне отвечали как один, что с названным не знакомы. Ты пойми, что души не умеют лгать. Что-то ты мне не договариваешь. И история его жизни тут ни при чём.

– А что ты хотел у него спросить?

– Разрешение.

– Я не случайно сказал тебе, что он рождён и воспитывался в Ла С Капи. Потому ваши их и ненавидели, что считали дикими их традиции, которые они свято соблюдали.

– Убивать старых, больных и немощных – дикость.

– Лин, мы не сможем понять друг друга.

– Ты его убил!!?

– Я по его просьбе выполнил церемониал.

– А душа?

– Не знаю. Меня не учили общаться с душами умерших. Возможно, они как-то стираются перед уходом. По их поверью не должно остаться ничего, кроме серого пепла.

– Его тело кремировали?

– Да. В могиле урна с прахом.

– Где я могу ознакомиться с церемониалом? Мне надо хоть что-то узнать об этой системе.

– Знал, что тебя это заинтересует.

– Не хотел тебе говорить, но…, ты знаешь о ликвидационных отрядах в Китае в период культурной революции?

– Можешь мне про это не рассказывать. Я в курсе. Мне давал данные Дэн, когда я составлял программу для возрождения Китая.

– Я был командиром такого отряда. Скажи, Александр, тебе не бывает страшно?

– За прошлое – нет. Пока – нет. Он мне сказал, что этот страх обязательно приходит, когда встанешь у края. Почему спросил?

– Мне сейчас вдруг стало страшно. Не за себя, за тех, кто придёт к моей душе.

– Дам тебе письмо в Циньский монастырь. Там есть отшельник из Ла С Капи. Он знает, как делается церемониал.

– А сам ты мне его не можешь изложить?

– Могу, но прока в том не будет. Я всё делал под его диктовку, но это официальная часть. Внутреннюю он делал себе сам, так полагаю, и мне о ней ни пол словом.

– Ты уверен, что отшельник её знает?

– Уверен.

– Откуда?

– Один наш когда-то готовился на внедрение в США. Я был ребёнком. На всякий случай он прошёл программу обучения у этого отшельника и по дороге домой мне выборочно об этом поведал.

– Возраст отшельника?

– Твоих лет.

– А в Ла С Капи у тебя концов нет?

– У меня есть туда личный вход. Посторонних они не принимают и не впускают. Да то, что ты из Небесного монастыря определят мгновенно. Нечего тебе там делать.

– Это верно.

– Отшельнику скажешь, что пришёл от Ари Мэй Тиса.

– Ох, мне эта их многоимённость никогда не нравилась. И что это твоё имя обозначает?

– Родившийся завтра снег.

– Интересно они тебя назвали.

– А я пришёл к ним с серой аурой, со свободным языком и они во мне не смогли ничего увидеть. Подумали и назвали, что, мол, делать, если он закрыт. Родится завтра. А снег по двум причинам. Я с Севера и все мы уходим.

– Когда ты к ним ходил?

– После смерти Ло. В 1996 году.

– Ясно. Теперь я не знаю, брать мне его рукопись или нет. Без позволения, да ещё для меня чужого, нельзя.

– Это не рукопись. Он всё завещал моему брату для перевода с разрешением издать по желанию. Брат решил издать. Достояние обращенное можно брать всем.

– Ты подкидываешь мне, к тому, что уже собралось, ещё толику проблемностей.

– Только не говори, что не рад.

– Александр, я очень рад, что у меня есть над чем в тишине подумать. Одно знаю наверняка. Нет, ты мне не лжешь, но и правды не говоришь. Не тот ты человек, чтобы какая-то тайна прошла мимо тебя и осталась не востребованной. Ты в курсе, но по какой-то причине не хочешь об этом. Табу.

– Мимо меня прошло много тайн. Ты прав. Я не опустил ни одной. В дорогу взял всё. Но не все они мне раскрылись. Есть оставшиеся в сомнениях. Потому не оглашаю. В этом причина. Я у них многих вещей не понял. Делиться не понятым – вредно. Это внутреннее табу. Есть у меня древнейшие книги, которые написаны на ясном мне языке, но я их никому никогда не покажу, потому что не понимаю их содержания.

– Тогда коротко и конкретно.

– Они потомки иной цивилизации и, так повелось, не совсем умелые, потому что ассимилировали в свою культуру частицы веры и традиций тех, кто жил рядом. И при этом часть чужой веры взята для камуфляжа, чтобы сильно не отличаться. А что есть основа – хрен их знает. Пока я до этих высот не докопался. Но то, что они иные – факт. Больше того. В мире подобного нигде нет даже отдалённо. И сравнить не с чем.

– Очень оригинальна?

– Инородное что-то.

– Сразу приходит мысль об исчезнувших атлантах.

– Нам, Лин, не грозит быть ими в глазах потомков.

– Шутник ты тоже неизменный. Почему?

– Кариес.

– Ах!! Ну, конечно, же! Все ссылаются на значительные изменения зубов в черепушках человека, найденных в разных точках платы, а наши все будут со вставными,- Лин расхохотался.- Так что ты решил? Будет встреча или нет?

– А что решили стрелки?

– Все сто процентов за.

– Тебе лично это единогласие ничего не напоминает?

– Мне, Александр, это многое напоминает, но я – это я, а вы – это уже инородное, как ты выразился, и мне с моей горки многое уже не видно.

– Но у меня всё-таки спрашиваешь?

– Народонаселение…,- начал Лин, но Сашка его остановил жестом руки.

– В 1976 году после смерти Мао Дзэ Дуна Дэн мне сказал об этом прямо и вывел проблему за рамки, уповая на принимаемые меры. Я с ним тогда не стал спорить, только заметил, что это ни к чему хорошему не приведёт. И не стерилизация, ни лозунг: "Одна семья – один ребёнок", вам не помогли. Да, вас четверть от общей численности землян и плодиться продолжаете. Не обижайся, Лин, но это не повод для получения льгот и преимуществ. Интересы большинства не всегда идут на пользу этому большинству. Сильно долбанул доллар при своём падении по китайской экономике?

– А кого он не зацепил?

– Когда вы начинали свои реформы, я вам составил программу. Дэн Сяо Пин даже встречался со мной по этому поводу и предложил бросить свои дела и её осуществлять, так она ему сильно понравилась, но я не согласился.

– Я знаю об этом. Твой доклад лёг в основу наших реформ. Я его читал.

– А там, Лин, не шла речь об инвестициях. Их я не предполагал вообще, так как это инструмент давления на политику государства извне и расписал всё до мелочей.

– Я помню.

– Так почему вы так не стали делать?

– Я хочу это выяснить в Пекине.

– Умных советов никто выполнять не хочет, но все просят себе кусок прижучить.

– Александр, не сбрасывай со счёта человеческий фактор.

– Ещё сошлись на плохое питание.

– Ты, конечно, прав, но и нас пойми. Миллиард четыреста надо кормить.

– Никто никого не кормит! Брось эту махровую коммунистическую пропаганду. Каждый кормит сам себя своим трудом и китайцы не исключение. Знаю, что ты мне сейчас тысячу аргументов приведешь в ответ о том, что в Китае особая ситуация. Слушать не хочу. Границы, Лин, не я городил. Не Я! А на встрече речь пойдёт о региональных интересах. Я не президент Земли и отдать китайцам какие-то территории не могу. Нет их у меня. Для Китая вопрос продовольственной безопасности стоит ребром, так и работайте в этом направлении, создавайте соответствующие условия. За вас их никто создавать не станет. Вот вы привязались к доллару, и наступила эйфория благополучия, чтобы её продлить профинансировали Клинтона на второй срок, а где результат? Ты им поясни, я уже устал им вдалбливать, что любая привязка к мировым финансам – голод для миллионов потому, что денег всё время хронически не хватает в таких системах на элементарные вещи, не говоря уже о реформах в сельском хозяйстве. Вон в Советском Союзе партия так кормила – с голода пухли. Кормильцы сраные.

– А что я могу им пообещать?

– Только то, что у нас есть. Слушай, Лин, я не знаю, что будет на встрече, если она вообще состоится. Лично в ней участвовать я не отказываюсь. Всё что имеется по технологиям. Металлообработка – прошу. Реконструкция энергоемких производств – внедряйте. Но льготы?!! Ты вообще-то меня кем стал считать?

– Своим,- Лин улыбнулся и хлопнул Сашку по коленке.

– Я не китаец, Лин.

– Ты больше китаец, чем я. В тебе целеустремленность совместилась со здравым рассудком, а это по нынешним временам абсолют.

– Этого может оказаться мало, чтобы устроило всех.

– А у них есть выбор?

– Выбор есть всегда.

– Их выбор не может при растущем народонаселении продолжаться вечно, ибо в конечном итоге он нас всех убьёт.

– Великое и липовое убивает всегда. Никто не гарантирует, что нами созданное ведёт к всеобщему благу. Да и что считать благом? Кому-то счастье – кусок черствого чёрного хлеба. Доллар рухнул, убив миллионы. Разве это вызывает чувство радости и удовлетворения? Я же рад как маленький ребёнок, подаренной конфетке. "Золотой телец" провалился в преисподнюю. Может быть, его уход обернет головы к истинам, которые забыты.

– Не повернёт. Я в такие вещи не верю. Начнут поклоняться другим тельцам.

– Часть еврейских ортодоксов до сего дня не признаёт государство Израиль, ибо сказано в Торе, что оно возродиться по пришествию нового миссии и коль его не было, значит, Израиль не имел права на возрождение. Так их Господь Яхве наказал за непослушание. Замечу, что в среде ортодоксов нет единого мнения на этот счёт. В Нью-Йорке их главный раввин проводит процедуру посвящения, вручая новенький доллар. Проводил. Сейчас не знаю, как они это делают.

– Эти ортодоксы последователи идей с Украины?

– С Западной Украины. Там всё это родилось, во Львове, но последователи расселились по всему миру.

– В Китае их нет,- возразил Лин.

– Может быть, вы не всех забили бамбуковыми палками в годы культурной революции?

– Только не говори, что ты ярый антисемит.

– Я не гуманист – это точно.

– А что, среди тех, кто придёт на встречу, будут евреи?

– А где обходилось без них?!!

– Получается, что я на сей раз их хитрые задницы опередил. Они везде и всегда просят для своих льготы. Для этого ты мне напомнил о них в Китае?

– Так всех или не всех?

– Упираешь мне?

– Не случайно я тебя об этом спрашиваю.

– Инструкция была жестокой. Всех.

– Среди живших в Харбине белоэмигрантов были богатые евреи?

– Ну, Александр, ты и спросишь!? Мы отлавливали по составленному кем-то списку. Изъятие ценностей в нашу задачу не входило. Этим занимались другие команды.

– И теперь информации не сыскать?

– Она есть, но те, кто изымал – мертвы. Это не парадокс, когда прямых исполнителей убийств – нас, то есть, оставили в живых, а команды сбора ценностей – расстреляли. Там кто-то прятал что-то важное. Тебе нужна эта информация?

– В ней может возникнуть потребность.

– Постараюсь убедить нужных людей в Пекине. На что мне им надавить?

– Скажи им, что вопрос о моём китайском происхождении рано или поздно всплывёт. Тогда на мою голову сбросят всё, что происходило в Китае от первой императорской династии и до сего дня. И, прежде всего они увидят во мне представителя той части китайского руководства, которое несёт ответственность за проводившиеся репрессии. Это неизбежно. Все в мире знают о моём негативном отношении к сионизму и выдают это за ненависть к евреям вообще.

– Я понял. Даже если на встрече не будет ни одного еврея, то обязательно сыщется какой-нибудь гад, и вопрос поднимет.

– Конечно.

– Я приложу максимум усилий, но не обещаю. Они до сего дня не могут забыть событий в зоне "Золотого Треугольника", где ты со своими людьми вырезал две трети состава внутренних армий и тем самым ввёл регион в хаос безвластия.

– Лин, я тем самым сократил поставки опиума в сто раз, потому что ставленники Пекина там – скурвились и стали приторговывать втихаря, вместо того, чтобы контролировать.

– Не оправдывайся. Мне это ни к чему. Просто на тебя в Пекине есть зуб.

– Если они станут отпираться от дачи данных, то на встрече не будет представителя Китая, а это восстановит против них всех внутри страны.

– Так ты всё потянешь на себя.

– Я на себя готов взять всё. Все грехи, все ошибки, все смерти. Для них это будет означать отсутствие в дальнейшем участии.

– Тогда где ты получишь эти данные?

– А сошлюсь на белые пятна в истории планеты!

– Это вызовет определённую степень недоверия к тебе.

– Так ты им передай, что со мной торговаться не надо. Не время теперь для торговли. Просто им надо отдать моему человеку для ознакомления документы по изъятиям того периода. Жаль, что Дэн Го рано ушёл от нас. Он бы их быстро уговорил.

– У него был на них компромат. Время бежит, люди уходят, а пришедшие им на смену не хотят помнить и знать грехов своей организации. Там собрались самые упрямые. Могут быть нежелательные эксцессы внутри страны. Такие вопросы на съездах и пленумах не решаются, а последствия сказываются на всей стране. Обойти эти данные нельзя?

– Лин, на этой встрече будут решаться важные вопросы, да только упрямых и непробиваемых хватает кругом, а тупых… Вспомни шумиху поднятую по средствам жертв голохоста в банках Швейцарии? Такую вонь подняли, несмотря на то, что Швейцария в войне участия не принимала, а изменять условия приёма вкладов граждан закон о банковской деятельности не позволяет. Ну, кто ж виноват, что евреи, погибшие в концлагерях, открывая счета (жадность – порок), не пожелали вписывать туда имён родственников на случай смерти? И потом, разве одни евреи пострадали во второй мировой войне? Многие пострадали и многие там имели вклады.

– Тут ты как ярый антисемит толкуешь.

– И совершенно правильно. Ну, дали банки Швейцарии средства и где они оказались? Они и попали в руки ортодоксов.

– Все эти средства пропали так ли, иначе ли.

– Зато факт остался. Обязательно сыщется кто-то из интересующихся от потолка. А там, Лин, было что-то очень существенное. Не средства, но некие бумажки для остального мира ничего не значащие, а они за них вцепятся зубами. За святые мощи они слепнут, как при виде золота. Им надо отдать всё их барахло. Тебя понятно почему?

– Ещё как! Если так сделать, то они перестанут вонять по всему миру и разводить болтовню о своей принадлежности к народу господнему.

– Так и поясни несговорчивым коллегам в Пекине.

– Что там можно предположить?

– Возможен старый "талмуд", так думаю.

– Период?

– Скорее времён несторианства. Мне в одной из общин христиан в Тибете старец сказывал о каких-то свитках, переписанных в 2 веке до нашей эры с воловьих шкур, которые туда доставил проводник. Свитки эти пропали в 60-х годах. В них, с его слов, изложены некие вещи из Торы, но не так, как ныне трактуют в среде иудаистов. Был и намек на их исключительную древность.

– Впервые слышу, что последователи Нестора предавали значение Пятикнижию.

– Ой, Лин!! Это такие суки, что гавно готовы сожрать, если им доказать его божественное происхождение, чтобы отметиться в глазах присутствующих в своей исключительности. И будут дрожать, и подвывать над даже никогда не существовавшими реликвиями.

Лин бросил в воду реки камень, который упал с характерным звуком, что заставило обоих переглянуться и рассмеяться.

 

Глава 10

– Что-то ты, Юрий Иванович, не весел?- начальник контрразведки внешней разведки улыбается во весь рот.

– После того, что я тебе сообщу, твоё веселье улетучится мгновенно,- Серов смотрит в окно.

– Говори! Я ко всему готов. А рад потому, что ты вылез из своего подвала. Даже цвет лица у тебя стал нормальным.

– Плохие у меня новости,- предупреждает Серов.- Ты как к фантастике относишься?

– Люблю почитать перед сном,- отшутился начальник контрразведки.

– Ну-ну!!

– Не тяни, Иванович!

– Трое суток я проторчал под офисом Скоблева. Там у него окопались жуткие люди. Лицезрел и самого хозяина. Я его видывал и прежде. Сильно он изменился. Мы у этих людей под колпаком. Поголовно все.

– Это совсем и не фантастика.

– Все входившие в здание, за исключением лиц приходивших в банк, закодированы.

– То есть??!!

– К ним в мозги попасть нельзя. У них блоки от проникновения и не только. Если любого из них взять и пытаться получить информацию введением химических препаратов, они будут молчать.

– Интересно!!

– Вся эта механика касается сотрудников Скоблева. А за эти трое суток в его офис приходило два десятка посетителей, у которых, как и у нашего гостя Левко, имплантант. Из двадцати человек – одиннадцать – дети. От 12 до 16 лет. Самому старшему по моим прикидкам 20 лет с копейками.

– Ничего себе инкубаторчик?!! И все они могут в чужие мозги проникать?

– Не поручусь, так как выявить эту способность с помощью аппаратуры невозможно. Для того чтобы всех посадить под колпак достаточно иметь в Москве пять человек. Они могут получать весь объём информации.

– Их количество и толкает тебя к мысли, что мы все под этим колпаком?

– Не только. Моё присутствие там засекли мгновенно, и я это сразу почувствовал. Ждали моё появление там, понимаешь? В первые сутки в здание вошёл только один имплантант. На вторые повалил поток. В третьи сутки тоже только один. Скорее всего, они мне продемонстрировали своё наличие в Москве и окрестностях, ну и, ясное дело, дали в обозрение остальным мою мордяку и мой внутренний мир. Теперь мне нет смысла прятаться.

– Объясни мне всё на примере?

– Двое встречаются в пустыне. Здороваются. Начинают о чём-то говорить, выясняют имена друг друга и так далее.

– Это понятно.

– Так же происходит тут. Все они со мной культурно так здоровались, почти как со своим, но на диалог никто не захотел идти. Ответ стандартный. Мол, нет времени. Тогда я спросил у младшего самого, есть ли у него запрет на контакт. Он мне ответил, что запрета нет, но со мной он не может общаться, и аргументировал тем, что я к такому диалогу не готов. Я попытался настаивать и он меня сильно кольнул. Было очень больно, аж в глазах потемнело. Он извинился и дал совет ждать для общения кого-то из старших, то есть стариков. С ними, мол, вы, возможно, сможете поговорить, так как у них примерно ваша энергетика, а мою энергетику ваш мозг не выдержит. Ты представляешь?!

– Это как? Не представляю.

– Я об этом предполагал. Даже теоретические расчеты сделал, о том, что могут быть ступени в энергообеспечении, но чтобы это кто-то уже воплотил!!!?

– Короче. Я понял, что к ним в башку не войти.

– Никогда. Ещё я проверил одну свою загадку. Она совсем пакостная. Всё это работает сквозь любую бронь. Нет никаких преград для проникновения. Да только в одиночку такой факт не установить. Я пробовал читать чужие мысли через стены разной толщины, но у меня это плохо получалось, много посторонних шумов. Они это делают свободно. Чтобы получить секретные данные, им не надо вступать в контакт с их носителями. Подъезжают, берут необходимое лицо и ведут его внутри здания.

– На какое расстояние это может действовать?

– Их появление я чувствовал, с учётом скорости движения автомашины по Москве – за пять километров. Только это моя сторона. Предположу, что расстояние для них вообще не преграда.

– Ну, ни хрена себе!!! Это значит…

– Именно. У каждого человека свой пароль-импульс деятельности мозга, как отпечатки пальцев. Они фиксируют, а потом находят в нужное время и проводят сканирование. Не исключаю и многоканальности. С такими вещами я раньше дела не имел.

– У-гу-гу!!!

– Вот тебе и гу-гу! Этот Левко не случайно мне дал совет побеспокоиться о своём здоровье. Они, видимо, знают точно об отсутствии приборов для считывания. Скажи мне, кто они в нашем разделении труда?

– Иванович! На них есть много информации и в то же время ноль.

– Кровь за ними есть?

– По всему миру. С развалом Союза мы утратили многие внешние источники и теперь данных, что они продолжают лить кровь нет. Это не значит – перестали. А по России могу сказать определённо. С 1991 года за ними ничего не числится. Ты, стало быть, решил больше не прятаться?

– А какой смысл?

– Это верно. В "баррикаде" был такой Пятыгин.

– К чему ты?

– Выслушай!

– Извини.

– На днях я встречался с их руководителем. Пятыгин был непонятным образом осведомлен о присутствии в стране некой структуры, в которой родился Хранитель. Во всей твоей психофизиологии есть что-то подпадающее под это название?

– А!? Вот ты о чём! Есть. Необъяснимые это вещи. Несопоставимые. Само понятие Хранитель предполагает полное неучастие. С точки зрения религиозной – это некий лидер-глава, духовный пророк, по замыслам которого подручные что-то делают. Сам он не имеет права в чём-то присутствовать.

– Так не на пустом же месте он взялся!??

– Не на пустом. И, конечно, где-то жил, и что-то там делал, но…

– Но на реальные действия такие не ходят,- перебил начальник контрразведки Серова.

– Реальность приземляет. Это вор в законе может быть в прошлом карманником или домушником, но вор в законе никогда не превзойдет себя. Ему не прыгнуть выше планки. Для того чтобы прыгать, нужен полёт мысли ничем не обремененный, не зажатый обязанностями и ответственностью.

– Я вижу, что они и там преуспели. Придумали ему чистенькую легенду, потому что его личное участие в делах не подлежит публикации. Даже если на него всплывут какие-то данные, сразу кто-то из них возьмёт всё на себя. Логично?

– В твоих рассуждениях есть логика, но она однобокая. Коль некто обладает такими сверхспособностями, то абсолютно всё равно, кем он был в прошлом. Пусть даже наемным убийцей. Тут не играет.

– Думаешь, что способности накрывают содеянное?

– А это зависит от того, на что человек претендует. На пост президента страны с таким прошлым не влезть, однако, по обстоятельствам и ситуации – можно. Не сбрасывай со счёта военные перевороты.

– К власти, судя по информации, ни у кого из них тяги нет. Все с кем я по этому поводу говорил, склонны считать, что эта группа людей аполитична и есть в стране главной. Именно им приписывают организацию "поезда". О нём все говорят как о факте свершившемся, но билетов на него никто не продаёт. Иванович, "поезд" – не военный переворот. В лучшем случае это передел мира. Хочется верить на упорядочение процессов вхождения стран в нормальные отношения на определённых условиях. О чём тебе это говорит?

– О претензиях на мировое господство.

– А можно на него претендовать, если ты – никто?

– Сложно. При ряде условий варианты есть. При наличии огромной степени влияния в разведках стран мира на такое можно рассчитывать. Тогда "поезд"- явь.

– И это чётко согласуется с тем, что могут их люди с точки зрения мозга. Так ведь?

– Всё это за гранью понимания. Всё по воде вилами писано,- Серов стал ходить по кабинету.- На использовании таких вещей могут элементарно купить.

– А прикрывать чем? Расстрелами.

– В истории было много и таких вещей. Гильотины, виселицы, костры, распятия.

– Так куда ты… или нет, к какой мысли ты меня подводишь?

– К простой.

– Хочешь уйти?

– Этого мне не дано. Грохнут же меня. На моей совести провал нескольких агентур. С таким багажом я вне системы не жилец. Плохой я еврей. Иуда.

– Не кости себя. Война есть война. То, что ты еврей, не обязывает тебя следовать в фарватере чьих-то государственных интересов. Ты прежде гражданин России, а уже потом еврей.

– Еврей еврея предавать не имеет права.

– Брось, Иванович!! Не мути. История вашего народа такова, что высказанное тобой правило никто никогда не соблюдал, но все делают вид, что свято тому принципу следуют. Тебя волнуют эти проблемы?

– Они мне не пустой звук. У меня нет документа, что я еврей. Всё что у меня осталось от моего прошлого происхождения – маленькая звездочка Давида, с которой я попал в госпиталь. Не думаю, что меня подкинули мать с отцом. Скорее это были простые люди, спасшие мне жизнь, рискуя собственной. Только не думай, что во мне играет кровь предков. Есть у меня желание. Чтобы на евреев в мире не обращали внимания и оставили их в покое.

– Переписать прошлое, Иванович, ещё никому не удалось.

– Это правда. Но мне кажется, что должны быть какие-то механизмы, с помощью которых можно с нивелировать негативное отношение мирового сообщества к евреям. Я, собственно, потому и стал копаться в себе. В себе я искал эти причины и эти механизмы. Понимаешь?

– Что мне для тебя сейчас сделать?

– Дай мне разрешение на контакт с Рыбкиным. У него есть прямой выход на этого Левко, а тот – на их главаря.

– Тебе отказать не могу. Действуй. Только сильно не спеши. С этим главарем многие хотели встретиться, многие хотели заплатить за его голову миллиарды, но у него удивительное качество. Он с теми, кто его страстно желает видеть, не встречается, но контактирует с теми лишь, кто необходим ему. Не дал он себя подловить. А кто ему нужен? Не думаю, что Иван Рыбкин с ним лично встречался.

– На это и я не особо надеюсь. Но с любой точки зрения мои способности не прошли мимо их внимания, и это даёт мне основание всё-таки кое кого опередить.

– Не опереди самого себя,- предупредил начальник контрразведки внешней разведки России,- а то не успеешь открыть рот, как станешь совсем мёртвым, и никому не нужным.

 

Глава 11

Серов Юрий Иванович, он же Левит Ефим Абрамович, приехал в офис компании "Крестовский-Хаят" через несколько дней после разговора с начальником контрразведки внешней разведки Российской Федерации. Приехал для встречи с Иваном Рыбкиным, точно зная, что тот есть на месте. Охрана попросила его подождать несколько минут в кабинете рядом с холлом. За ним пришёл сопровождающий и повёл его по лестнице на второй этаж. Ни у кого из встреченных тут лиц Серов не обнаружил кодов. Возле одного из кабинетов стоял мужчина, опираясь на костыли.

– Здравствуйте!- поздоровался он с Серовым.- Рыбкин занят, я его помощник. Позволю себе вас занять разговором, чтобы вы не скучали. Проходите,- предложил он и освободил вход в комнату.

Серов вошёл и сразу отметил присутствие в кабинете инвалидного кресла.

– Может вам удобней в кресле?- спросил Серов у мужчины, когда они остались вдвоём.

– Врачи советуют бороться с самим собой. Это очень тяжело и больно. Я десять лет был чистым спинальником, но операция сделанная пять лет назад оказалась удачной и теперь надо учиться ходить, чтобы восстановить все необходимые функции нервных окончаний.

– У вас была травма позвоночника?

– Ранение. Разрывная пуля не оставила от шестого позвонка ничего, всё там разворотило,- мужчина медленно опустился на диван.- Как мне вас называть?

– Юрий Иванович Серов.

– Владимир Георгиевич Ронд,- произнёс мужчина, что заставило Серова резко обернуться в его сторону и пристально взглянуть на этого инвалида.

– Теперь вы меня вряд ли узнаете. Не сомневайтесь. Это не подвох. Мне сделали несколько пластических операций, когда выяснилось, что судьба даровала мне жизнь и могила не светит. Вы должны меня помнить. Вы учили нас основам психологии в разведшколе.

– Я преподавал психологию многим,- ответил Серов.

– Уже месяц я тут дожидаюсь вас.

– Почему именно меня?- спросил Серов удивлённо.

– Тому несколько есть причин. Во-первых, вы оригинал. Во-вторых, вы еврей. Я тоже, кстати. В-третьих, вы разведчик и мы с вами коллеги, ко всему я почти ваш ученик. В-четвёртых, меня об этом попросили. А в-пятых, вы пришли по точному адресу. Это означает, что просивший меня с вами встретиться, оказался прав.

– Не спрашиваю, кто это и внимательно вас слушаю. Замечу, что курсант Ронд был в группе, которой я давал основы психологии, но в вас я его не вижу. Насколько я в курсе, Ронд погиб при выполнении задания.

– Это и так, и не так. Только вы не пугайтесь тому, что я вам расскажу.

– Я постараюсь.

– По легенде тут в Союзе я – Ронд. По легенде там моя мать Ева Леснер, отец – Джон Смит, он же – Макс Отто фон Штрон. Они мои приемные родители. Сам Штрон – немец. Я вам специально акцентирую на своей национальности, но пока без объяснений. Штрон – человек Канариса, но жутко был всеяден. Меня в Союз внедрили немцы, но по линии Израильской Моссад.

– Потому вас и убили?

– А что могло измениться с моей смертью?

– Ничего.

– Меня убили потому, что я, якобы, решил бежать на Запад. О том, что я "чужак" тут узнали гораздо позже. Убивали в страховку.

– А куда вы шли?

– А я шёл по заданию оттуда к тем здесь, к кому собрались в гости вы. Мои шефы заинтересовались неизвестной структурой возникшей в Союзе ещё в 1980 году. И я к ним добрался. Калекой, но дошёл. И знаете, ни о чём не жалею.

– Вы на них работаете, потому что они вас, видимо спасли?

– Я на них не работаю. Оказавшись у них в состоянии плачевном и безнадежном я не предавал, да и они у меня ничего не выпытывали. Когда я немного оправился, мне устроили встречу с моими шефами, которых я раньше не видел в глаза. Они не стали возражать против моего желания остаться в неизвестной структуре. Вот и живу среди них много лет. Конечно, что-то я делаю, но в моём положении не так уж много.

– Я могу задавать вам вопросы?

– Да.

– Информация об этой структуре могла попасть на Запад только при наличии здесь опытного агента имевшего большой доступ. Этот объект выявлен?

– Он был не один, как я знаю и никого из них уже нет в живых. Все они умерли своей смертью.

– Значит, они до поры до времени курировали эту структуру, и дали ей возможность встать на ноги?

– Так считают многие. Этот вывод подсказывает элементарная логика. Структура всплыла в Европе и сходу там наделала переполох. Поступил приказ её уничтожить. Но всё закончилось ничем. Вас это интересует как контрразведчика или…

– После сказанного вами уже никак не интересует. Раз вас попросили со мной встретиться, значит шанса на контакт с главой у меня нет.

– Если я вам скажу, что главаря у них нет, это вас не сильно расстроит?

– А так может быть?

– Не хочу вас уверять и доказывать вам это, но у них действительно нет физического лица, которое руководит всеми остальными.

– Позволю себе вам не поверить, но настаивать на доказательствах не буду. Они мне не нужны. А причём тут национальность?

– Так она виновница всех моих бед, да и ваших в прошлом тоже. Слова – евреи и финансы,- стало синонимом во всём мире. Когда структура, выросшая тут из детских штанишек, вползла в Европу, первыми обеспокоились финансисты и ринулись в бой за свои интересы. А поскольку она числилась в Союзе выбор в борьбе с ней пал на Моссад, так как Израиль не имел с Советским Союзом дипотношений и, стало быть, был вне подозрений. А на Западе лиц, составлявших эту неизвестную структуру, сходу зачислили в антисемиты.

– А они таковыми не есть?

– Они есть. В ней есть ярые антижиды, но людей, которые будут убивать евреев и устраивать погромы – нет. У них четкое разделение на хитрозадых и остальных. Я знаю, конечно, не всё и не всех, но в их среде есть евреи и они на равных со всеми. В их среде я как еврей чувствовал себя много спокойнее и безопасней, чем тут в Союзе в ГРУ. Мне никто никогда не тыкал моим национальным. Да им в принципе всё равно кто ты по родоводу.

– Но вы мне всё-таки акцентируете на национальности.

– Я в Советском Союзе разыскивал тех, кто был причастен к массовым уничтожениям евреев. Вон там на столе лежит пакет. Возьмите его. Он послан вам. Это ваше прошлое. Мне разрешили ознакомиться. Не возражаете, если я вас прогоню. Нет, не навсегда. В таких случаях обычно оставляют человека один на один с собой и материалом, но берите в учёт моё состояние. Рядом свободный кабинет. Там вам будет удобнее. Если хотите, то можете вообще уйти. Встретимся потом, в другой день.

Серов проследовал к столу, взял увесистый пакет в руки и направился к дверям.

– Если после ознакомления я к вам не зайду, вы не станете на меня обижаться?

– Ни в коем разе,- заверил Ронд.

– Спасибо,- Серов вышел в коридор.

Ронд после его ухода тяжело вздохнул и с усилием встал, опираясь на костыли добрался к своему инвалидному креслу.

 

Глава 12

Быстро просмотрев документы, Серов покинул офис концерна "Крестовский-Хаят". Он добрался в подмосковный центр внешней разведки, закрылся в своём кабинете и три дня подряд пил.

Душу человека, всю свою жизнь отдавшего разведке, смутить чем бы то ни было трудно, почти невозможно. Не потому, что она грубеет от частого прикосновения к боли и дерьму, грубеет ведь не у всех, а потому что психология таких людей способна выдерживать многочисленные сильные удары. У простого гражданина может запросто случиться инфаркт, а разведчик всегда остаётся самим собой, переведя стрелки часов переживаний на другой день. Может вообще замедлить время на неопределённый срок. Серов умел делать и то, и другое, но не стал. Ему захотелось хоть раз в жизни стать слабым и хилым, стать обычным человеком, беззащитным и больным, чтобы скопившиеся эмоции выплеснулись как можно сильнее и по возможности все, так как после прочитанного оставаться самим собой было необходимо как никогда, но по логике этого достичь было чрезвычайно трудно.

Серов пил, пускал слюни и сопли, орал песни, плакал как дитя навзрыд, валялся на полу в полуобморочном состоянии, бил руками и ногами по мебели и стенам, матерился благим матом, рвал волосы на голове. Это было тихое помешательство, из которого человек либо выходит обратно, либо остаётся в нём навсегда. Он вышел. Принял холодный душ, переоделся в чистое бельё, обрыганное собрал в пакет и выбросил в мусор, вычистил свой кабинет. К обеду ощущение приторного утомления, что есть похмельный синдром, оставило его в покое.

Он ещё раз внимательно просмотрел документы, аккуратно сложил их в пакет и спрятал в сейф. На том всё и окончилось.

После обеда к нему пришёл начальник контрразведки внешней разведки.

– Ты превращаешься в обычного человека. Я этому рад и не рад. Что тебя так сильно долбануло?

– Прошлое. Мне передали документы о гибели моих родителей.

– Они передали?

– Да.

– Серьёзные документы?

– Очень. Отца расстрелял НКВД в мае 1941 года. Мать родила меня в августе в Киеве, а в декабре её расстреляли немцы.

– А чьи они?

– Бумаги?

– Да.

– Немецкие. По взятии Киева они вскрыли ряд захоронений, чтобы установить точность дат, указанных в документах НКВД о массовых расстрелах.

– И как там установлено, что ты сын именно этих людей?

– По нескольким направлениям. Основная версия – медальон. У отца был серебряный медальон, такой же он сделал мне. Он был ювелир.

– Ну, положим, это ни о чём не говорит. На тебя его могли повесить, да и ты сам это прекрасно понимаешь.

– Могло быть всё что угодно. У матери была подруга из украинок, которой она оставила меня сразу после родов. Та меня унесла из Киева и сдала в детский дом. Есть справка, данная ей директором этого детского дома. Она вернулась в Киев. Её расстреляли в 1942 году за участие в подпольном движении. Справку эту гестапо обнаружило в её вещах. Видно хранила для того, чтобы передать моей матери, которой уже не было в живых.

– Фотографии какие-то есть?

– Да. Они сделали по ним все положенные экспертизы.

– Оперативно всё раскрутили. Извини меня за то, что тебе скажу, но мне их оперативность не кажется случайной. Стоит за этим что-то.

– Я это учитываю. Только там игры не будет. Тот к то мне передал документы наш бывший сотрудник Ронд. Его наша ликвидационная группа плохо убила, и он выжил.

– Помню. Потом выяснилось, что он был "чужак".

– И он мне про это сказал не таясь. Он базовый немецкий разведчик внедрённый к нам по линии Моссад. Смекаешь?

– Так он был еврей по псевдородителям тут.

– Для меня это не важно. Из полученных документов я сделал вывод, что кто-то из немецких служб в прошлом, и наши неизвестные тут в стране структуры обменялись архивами. Секретными архивами, что говорит об их возможном слиянии в единое целое. Но вот поразительный факт. Ведь архивы Советского Союза все в Москве и даже теперь в них нет доступа. Чем тогда они обменивались?

– Иванович! У нас с архивами такой бардак, что чёрт ногу сломит. Скопировать их все не хватит тысячи лет. Но… Но имеется гавно и тут.

– Сильно вонючее?

– Если б ты знал какое!? Об этом никто не упоминал все эти годы и, наверное, это хорошо. Дело обстояло так. Никита Хрущёв, встав у руля власти и, готовя свой знаменитый съезд покаяния, отдал тайный приказ, тут он был не очень оригинален, уничтожить компромат на себя и нужных ему подручных. Ему сказали, что это невозможно, так как для этого надо прошерстить все архивы, что неподъёмно. И тогда приняли решение всё переснять на плёнку, а бумаги сжечь. Тысячи людей в течение трёх лет проводили эту операцию тайно. Сняли всё. Потом микроплёнки переснимали для сжатия в специальной лаборатории. На одном таком снимке тысячи страниц текста.

– И эти пленки уперли? Так?

– Да. Кто это сделал, знали. Всё помещалось в двух чемоданах. Он их унёс по личному распоряжению Хрущёва.

– Понял. Его потому и не тронули после снятия с поста. Боялись.

– Верно. Не имей он этой страховки, ему бы устроили тихую смерть от сердечного приступа.

– Что было потом?

– После смерти Хрущёва Брежнев дал поручение Андропову этот архив найти.

– Нашли?

– Да. Но не Андропов. Нашёл сотрудник разведки из ведомства Гречко, перешедший потом к Устинову. Его в качестве компромисса перевели на службу в КГБ на должность начальника контрразведки.

– Не тот ли это Сергеев, который застрелился?

– Именно он.

– Значит, вся эта возня в КГБ была не случайной. Стоп!! Там служил некто Крестовский, который ушёл и, которого потом не смогли найти и зачислили в "чужие". И концерн, что ныне всплыл как подводная лодка из неизвестности, называется "Крестовский-Хаят".

– Это верно. Связь не случайна. Под такой фамилией работал человек к КГБ. Он же вышел на Сергеева, но они не смогли договориться. Сергеев пустил себе пулю в висок, а тот исчез. Дневники Сергеева есть в наличии и согласно им, он этому лицу ничего не отдал, но…

– Дальше ничего не говори. Человек этот Сергеева сканировал и после его смерти весь архив унёс.

– Это было в 1986 году. При повальной компьютеризации они всё сбросили на машину.

– А немецкие архивы копировали на фото?

– Конечно. Всё копировали. Царские. Даже районные успели переснять. Вошли во вкус, понимаешь ли.

– Приказ уничтожить был выполнен?

– Хрущёвский? Да. И Брежневский тоже, кстати. Но только в отношении своих собственных задниц. Всё остальное осталось не тронутым. Потому Брежнев и не трогал Хрущёва. Это они в глазах народа герои, а на самом деле гавнюки были ещё те.

– Я согласен, что архив весил. Другое не пойму. Тысячи людей переснимали, не читая несколько лет. Сколько времени надо одному человеку, чтобы всё это осилить до мелкого уровня? Столетия!!

– А вот тут ты не прав. Крестовский по собственной инициативе, по крайней мере, ему никто не поручал, за год систематизировал до листика международку с 1918 по 1953 год включительно. Я с тамошними архивариусами говорил, и все в один голос заявили, что теперь любо дорого работать, но как он сумел это осуществить, все в сомнениях. Это тысячи тонн. Парень обладал феноменальной памятью. Мгновенной. Он там всех просканировал, на чём, наверное, и построил систематику. Его по службе с Сергеевым ничего не связывало, выходит, что он в архив влез по какой-то иной причине и что-то там искал, нашёл и быстренько ретировался. А про архив Сергеева он просто поимел через кого-то информацию. Чтобы выйти на Сергеева ему понадобилось десять лет.

– Кто знал, что архив перешёл к Сергееву?

– Трое. Устинов, Андропов и сам, собственно, Сергеев.

– А Брежнев?

– О лице нет. Ему доложили, что всё найдено и уничтожено. Он же был доверчивый малый.

– Архив этот кому-то помог?

– Помог самому Андропову. Был слушок, что Сергеев подставил ему плечо, а потом поддержал приход во власть Горбачева. Он надавил на старичков в Политбюро, чтобы особо не рыпались, и они его прекрасно поняли.

– Сейчас в нём есть прок?

– Так я его не видел! Зачем ты об этом спрашиваешь?

– С помощью этого архива можно вычислить людей по интересам. Ведь такие были, не так ли?

– Глядя с нашей колокольни даже больше, чем хотелось бы. Кое-кто состоял в ЦК и Политбюро. Прикрывались партбилетами, связями и длинными речами о своей нужности для партии, страны и народа. И трогать их было нельзя. Хотел, было, Андропов их загнать и забрить, но у него ничего не вышло, кроме хлопка ладонью по голой заднице. А ведь у него было под рукой всё для этого.

– Получается, что весь аппарат заржавел.

– Вот этим не работающим мотором эти подпольные невидимки и воспользовались. Тайные структуры по добычи золота потому в стране и взросли. Если нас вскормило молоко матерей, то их – желтый металл.

– Красиво они всё это обделали!- на лице Серова улыбка.

– Они тебе не обещали встречи с главарем?

– Мне сказали, что главаря нет, не было и никогда не будет. Конечно, кто-то есть, это факт, но коль он обладает уникальными способностями, они его никогда не выставят напоказ. Да и поди его определи? Он для них всех – главный гарант. В его способностях всё дело и их будущее.

– Вот он для них, как ты для нас.

– Ты мне льстишь. Там другое качество. Другой уровень понимания и исполнения. Ко всему он умеет передавать это, а я нет. Разницу чувствуешь?

– Как-то ты в году 1985, вроде, говорил, что грядет период безвластия.

– А кто меня послушал?

– А кто бы всех удержал под контролем?

– Мы на то и были поставлены. Нельзя нам было подпускать близко к власти дураков.

– Это верно, Иванович, но то, что они дураки, и у них в головах пусто – знал только ты. А то, что ты знаешь, недоказуемо. Это же не документы.

– Беру назад,- Серов перестал улыбаться.

– Я тебя из-под контроля вывожу. Такое сегодня принял решение. Тяжело оно мне далось. Делай, что хочешь. Подписок не беру.

– Ты серьёзно?

– Совсем серьёзно.

– Почему?

– На кой тебе присмотр и охрана, если ты ничего не говоря с ними на расстоянии можешь общаться, а у меня под рукой нет никаких средств это засечь. Но главное даже не в том. Они не агнцы божьи. Морды у них есть, да только наличие лица не повод к аресту. Они умеют убивать очень быстро. Не хочу я, чтобы наши слегка туповатые ребята попали из-за своего рвения в морги раньше времени. На службу можешь не ходить. Денежное довольствие буду перекидывать на твой счёт в Сбербанке в полном объёме. Ты заслужил полное право на проведение собственной линии в этом паскудном, как мне кажется, деле. Помощи тебе оказать не смогу. Так что двигай сам. Во, какой я сегодня добрый.

– Ничего тебе не обещаю. Запой мой окончен, и пора пахать.

– А я сегодня напьюсь до самого упора. Устал с ветряными мельницами бороться,- начальник контрразведки внешней разведки встал, пожал руку Серову и вышел из его кабинета.

Оставшись один Серов стал размышлять.

"Что-то в лесу сдохло. Это факт. Или в самом деле жизнь научила в конце концов поступать умно. Я мог себе представить всё что угодно, но чтобы меня отпустили в вольный полёт!!?? Ты так думаешь потому, что привык к иному обращению, и в глубине души была обида. Обида на то, что этой вольностью определили твою не потребность. Разве это не потребность? Но это вот так выглядит. Психологический штамп. А всегда ли потребность – необходимость? Не всегда. Почему? Потому что мы сами не умеем определять свою потребность. За нас это делало всезнающее руководство. Ответь сам себе, только честно, в скольких случаях ты ощущал свою ненужность в деле и как часто работал самозабвенно? Редко. Редко настолько, что вот так сходу вряд ли вспомню. Но оправдаюсь перед самим собой тем, что я разведчик не по призванию, а по обстоятельствам. Так сложилось, что меня закинуло в этот пруд. Если брать по уму, то моё место в институте Натальи Бехтеревой, как минимум. В одном я себя не могу упрекнуть. В разведке я работал честно и не покладая рук. А в понимании самого себя продвинулся настолько, насколько смог одиночка. Как выясняется это не так много, но вполне достаточно, чтобы понимать с позиции человека находящегося в каменном веке, что железный топор удобнее и практичнее. Нет, это плохое сравнение. Ну и чёрт с ним! Я – одиночка. Ты хочешь сказать, что они шли толпой? Погоди. Так ты договоришься до того, что они толпой далеко, а ты не очень и значит ты умней их. Беру крайность. Мне себя пока хвалить не за что. Их сделал такими один человек. Талантливый и глубокий, в понимании работы собственного мозга, как Марианская впадина. Ему ты в подметки не годишься. Вывод? Зачем ему, такому великому встречаться с каким-то там Серовым-Левитом, который по отцу Пихштейн? Да, в общем-то, и не к чему. И он прав сто раз. Будь я на его месте, не стал бы даже голову поворачивать. Послал бы мысленно далеко и делу конец. А если мне Ронд не соврал, и там, в самом деле, нет главаря? Что тогда? Хрен его знает, что тогда! С кем мне для разговора просить встречу? На недельку, до второго, я уехал в Балагое. Мне не надо в Балагое, мне надо по точному адресу. Мне надо к их специалисту по мозгам. То, чем они все владеют, не достигается группой. Оно пришло только к индивидууму и мне край нужно с ним свидеться. Как я смогу через Ронда просить убедительно о такой встрече? Бог мой! Он же первым делом упомянул мою оригинальность, так назвав мою способность. У него самого не было никакого кода, но когда я попытался в его голове пошарить, он слегка поморщился. Это весьма интересно. Вот сотрудники Скоблева закодированы все поголовно, а этот Ронд, столько лет живущий среди них – нет. Или ему не доверяли, и он был всё это время вне их полей информации, или ему просто сняли код перед нашей встречей. А Скоблеву дают секретную информацию, потому и закодировали. Тут я перебираю. Надо учитывать инвалидность этого Ронда. Просто он мало с кем из этой группы лиц контактировал. Скорее всего, так или совсем не так. Не придирайся ты к мелочам. Твой главный задача – встретиться с тем, кто их так тяп-ляп умеет делать и остальное без значения. Так как мне тактично и правдоподобно на такую встречу напроситься? Где искать аргументы на вход?"

Весь вечер Серов просидел в думах, но никакого предлога изобрести не смог.

Ранним утром он приехал в офис концерна "Крестовский-Хаят" и столкнулся в холле с Иваном Рыбкиным.

– Доброе утро! Вы ко мне?- спросил Рыбкин, остановившись.

– Я был в вашем офисе несколько дней назад. Серов Юрий Иванович,- представился он.- Говорил с вашим техническим помощником. Я, собственно, к нему. Мы договаривались встретиться, но дня не оговорили.

– Ничего,- произносит Рыбкин.- Идёмте и всё выясним. Сейчас семь утра, а штат приходит на работу к десяти.

В кабинете Рыбкина пусто. В обстановке нет ни намека на помпезность, которая, как правило, определяет ранг владельца.

– Присаживайтесь,- предлагает Рыбкин, включает компьютер, смотрит и говорит:- Его нет. Он улетел в Швейцарию. Сейчас я выясню, надолго ли,- берёт трубку телефона и звонит.- У него лопнул кровеносный сосуд,- информирует после короткого разговора с кем-то,- образовалась гематома. Его уже прооперировали и всё в норме. Вы знаете, он очень мужественный человек. Очень. С такими повреждениями встать и снова ходить!!! Прекрасный человек. Умный. Всё понимает без объяснений. Вот его нет уже три дня, а я даже не заметил. Потому что система исполнения работает как швейцарские часы. Все знают свои обязанности, знают когда, что и как. Да! Он оставил вам сообщение. Пакет.

– Он мне его предал.

– Проверим. Тут написано, что надо вручить Серову Ю.И.

– Наверное, осталось не стертым,- предположил Серов.

Рыбкин открывает сейф и достаёт оттуда конверт.

– Вот это вам. На конверте ваше имя. Не обижайтесь, но паспорт ваш хочу глянуть. Я жуткий чиновник и пунктуалист.

Серов подаёт Рыбкину свой паспорт, тот просмотрел его и возвратил вместе с конвертом. На листе написано: "Юрий Иванович! Срочно убыл не по своей. Если вы располагаете временем в недельку другую, вам надо поехать в пгт. Югарёнок. Рыбкин в курсе как туда добраться. Вас там обязательно найдут. Ронд".

Серов протянул листок Рыбкину для прочтения.

– Располагаете?- спрашивает Рыбкин, ознакомившись.

– Вполне.

– Так! На утренний вы уже не поспеваете. Есть ночной. И это к лучшему. Лететь семь часов. Вылетает в 00.00 из Тулы. В самолёте выспитесь и в 13.00 будете на месте. Я туда гоняю с превеликим удовольствием, а вот оттуда не очень люблю. Вылетаешь оттуда, к примеру, в 12.00 и прилетаешь сюда в это же время.

– Скорость, планета вертится, часовые пояса.

– Именно. У вас авто?

– Нет. Я пешеход.

– Тогда в 18.00 приезжайте к нам в офис. Свои данные оставьте охране для оформления на рейс. И всё. Формальность. Извините меня за любопытство. Мне кажется, что мы с вами где-то встречались. Но вот где, не могу вспомнить.

– В Кремле мы с вами коротко виделись. На совещаниях по Чечне.

– Вот теперь вспомнил. Вы из ведомства внешней разведки. Так?

– Оттуда. Помощник начальника контрразведки внешней разведки Российской Федерации.

– Вам надо там побывать обязательно. Всё-таки головки там атомные и это не шутка. Хорошего вам полёта. Летать не боитесь?

– Нет.

– Тогда всего!- Рыбкин прощается рукопожатием.

"Я долго думал и прикидывал, но они всё решили за меня. Встреча там с кем-то состоится. Но вот с кем?"- мелькнула мысль у Серова, когда он покидал офис концерна.

 

Часть 4

Глава 1

Авария на шахте произошла ночью, отрезав в забое семь проходчиков из осужденных. Уже через полчаса Сашка был в лагере. Коротко переговорив с выбравшимися наружу и горняком, он помчался на шахту. Это была первая тяжёлая авария. Спустившись, он сходу определил, что рухнула не кровля, а произошёл сдвиг горной массы, который как Фома х…ем обрезал коммуникации и, в принципе, оказавшиеся по ту сторону люди – мертвецы. Сам по себе сдвиг был не опасен. Толщина стенки всего два метра. "Ерунда. Быстро пройдём. А вот обратно по галерее не выбраться. Наша кровля пошла трещинами, значит, и та, в которой отрезало людей, тоже на ладан дышит. Посыпется и всех нас тут завалит к чёрту",- размышлял он, стоя перед гладкой стеной, отрезавшей людей. Сзади тихонько подошёл старый горняк и произнёс ему шепотом на ухо:

– Кругом, блядь, звук с треском. Рухнет вся кровля к матери собачьей.

– Не слепой,- шепотом ответил ему Сашка.

– Двигаем помаленьку на выход. Там собрались все. Надо обсудить ситуацию. Спешка не нужна.

– Хорошо.

У входа в шахту собрался весь состав лагеря, но осужденные стояли чуть поодаль, а стрелки и несколько горняков расположились у штабелей крепежного леса, разложили карту и, подсвечивая фонариками, обсуждали. От склона горы до забоя, где находились предположительно люди в момент сдвига – 207 метров. Это двое суток прохода буровым станком в верхнем режиме. Длинна обрезанной галереи – 150 метров, длина основной – 1236 метров.

– Что?- был вопрос к Сашке и горняку.

– Хуёво!- ответил горняк.- Вся кровля в шрамах. Вот-вот обвалится. Взрывать нельзя. Ставим телеметрический наводчик и сверлим воздушный канал. По нему с ними свяжемся, а потом по обстановке.

– Кровля вся в дырах?- спросил кто-то из стрелков.

– Метров сто от входа чисто,- горняк показал на карте.- И метров сорок у стенки сдвига. Один раз можно бахнуть, но потом оттуда не вылезти.

– А наклонную не зацепило?

– Нет. Она выше и в стороне. Есть вариант штурмовой, но для тех, кто хочет поиграть в риск. Между наклонной и забоем – 70 метров. Шестёрка идёт с помощью взрыва стенки в забой и уже оттуда вместе с теми, кто остался жив, прорывается через перемычку в 70 метров. В противном случае им там всем копец. Из наклонной мы к ним не всунемся никак, там не развернуться. Ещё есть вариант дней на пять-шесть. Режем два канала под воздух и по одному пойдём взрывом сверху,- горняк посмотрел на Сашку и спросил:- Как поступим?

– Пять со мной на стенку, остальные на станки буровые в горе. Может, вся кровля не свалится, и спокойно выйдем. Ну, а нет, на сопке поставите памятник. Баллоны с кислородом подвезли?

– Да.

Придвинулся Петро.

– Александр, я пойду с тобой.

Ещё вызвались два молодых стрелка и Эскулап, который лишь кивнул Сашке, что значило его участие в проекте. Больше соваться смерти в пасть никто не пожелал. Впятером стали готовиться. Из толпы осужденных вышел лет тридцати мужик и крикнул:

– Мне можно?

– Иди, коль жизнь не дорога,- ответил ему стрелок.

– У меня вечный срок. Не всё ли равно, где и когда прибьет? Сегодня здесь или завтра где-то. Гори оно всё синим пламенем,- осужденный стал облачаться в спецовку.

Когда шестерка исчезла в зеве, лагерь сел на корточки. К группе стрелков подошёл старый зек, и сказал:

– Давайте и нам работу, хозяева.

– Как рассвет бацнет, потащим на сопку буровые станки. Лебёдки устанавливать времени нет. Точите концы ломов и кирок. Надо будет сделать ровные площадки,- ответил ему горняк.

– Полсотни за ломами. Быстро. Десять человек на цех за напильниками. Остальным пока быть тут,- дал команду зек толпе и остался стоять возле стрелков.

 

Глава 2

Полчаса шпурили дыры под взрывчатку. Всё это время кровля позади шестерки дышала, готовая вот-вот обвалиться. С потолка сыпались мелкие камешки и песок. После закладки зарядов Сашка сказал:

– Десять минут перекур и пять минут на молитву.

Позицию заняли под проходческим щитом. Взрыв ухнул и сразу вслед ему пошла кровля. Выскочили из-под щита и как стайеры пустились по галерее к месту взрыва, не обращая внимания на падающие на плечи и головы камни. Добежали все и прижались к стенке. Всё скрыла пыль. Трещало и рушилось минуту. Час сидели не шевелясь. Когда пыль немного улеглась, Сашка подсветил фонарём провода внутреннего телефона, соединил концы со своим и набрал. Снаружи ответили.

– Федотыч! У нас всё нормально. Оторвали метр стены. Кровля упала в десяти от нас. Пробуй дать нам продувку.

Двадцать минут ждали, но нигде в трубах не зашипело.

– Амба!- констатировал Сашка.- Берите баллоны. Петро! Сверлим на ползаряда, а то сядет прямо на наши бестолковки.

– Может, в четвертинку пойдём?- предложил Петро и аргументировал:- Нам половинка на десять метров дальности головы отрежет.

– Отсидимся вон за тем булдыхаем с открытыми ртами. Вставляйте в ухи пробки и надевайте наушники, хоть, думаю, они нам мало помогут. Месяц глухоты гарантирован, если выживем. Приступаем.

Закладывали семь раз. И семь раз подвергались атаке камней от взрывов и тех, что сыпались с кровли. Серьёзных повреждений никто не получил, отделались синяками. Главное, что выдержал участок кровли. После седьмого взрыва открылась узкая брешь, в которую можно было пролезть. Только в неё собрался втиснуться один из стрелков, как появилась голова с безумно выпученными глазами и перекошенный рот что-то заорал. Следом появились руки, и человек попытался влезть к ним. Опешили все кроме Сашки. Он ударил по протискивающейся голове ботом, и она мигом скрылась в отверстии. Что голова орала никто не разобрал. Сила взрывов всех оглушила. Сашка подтолкнул стрелка к щели и показал, чтобы тот с той стороны не церемонился и если надо бил наотмашь. Тот кивнул и полез. Вскоре на ту сторону просочились все кроме Петра. Он был достаточно габаритным, и протиснуться не смог. Сашка на пальцах показал ему, чтобы ждал пока. Петро выставил большой палец.

Со стороны отрезанной галереи было раздолье. У стены сидели пятеро. Стрелок показал Сашке один выставленный палец и один согнутый, что означало: один плохой и с ним остался здоровый. Сашка пошёл по галерее, освещая потолок фонарём. Трещины были и тут. Идти до забоя он не стал, не имело смысла. Вернулся, достал мел из кармана и на стене написал для стрелка.

– Лезь к Петру. Созвонись с Федотычем. Пусть кинут по телефонному 127 вольт. Будем долбить вручную. Тут такая же хлипкая кровля, как и с нашей стороны.

Стрелок исчез. Второму стрелку Сашка показал на Эскулапа и одного из пятерки осужденных, чтобы тихонько шли в сторону забоя.

На освобождение Петра ушло пять часов. Кололи в очередь по десять минут. В забой притащились еле живыми. Там Эскулап на вахтенном журнале написал:

– Я его прооперировал. Жить будет. Сломано два ребра. Одно пробило плевру легкого, но опасности нет.

Так закончились первые сутки пребывания под землёй.

На вторые сутки резали трубы в галерее и перетаскивали в забой. Утром четвёртого дня в галерею пришёл бур. В отверстие с грузом подали многожильный провод для запитки и телефон.

– Федотыч! Мы на наклонную не полезем. Кровля нас тут завалит. Бурите страховочные отверстия. Тащите буровую на четыреста семьдесят миллиметров. Работать будете по нашим командам, тихо и аккуратно. Сбросьте нам запас харчей. Вода есть.

Так сидели шесть суток. Постепенно вернулся слух. К ним сверху пробурили девять отверстий. За эти дни Сашка облазил всю галерею с лупой и пришёл к выводу, что он не геолог, а собачье дерьмо.

"А что ты хотел?!! На то она и природа. И как так получилось? Потому, что я – мудак. Разве сложно было догадаться? Ладно бы, кто-то сторонний её организовывал, но ты же козёл местный и точно знал, что из-под неё зимой выдавливало воду. Что же я решил? Что вода не помеха, откачаем. Вот и откачали. Она промыла подстилку, и масса породы сошла по скосу плиты. Коль её так сместило, то где-то внизу плавун. Нет, там мерзлота. И как могла горка оказаться на мерзлоте? Ледник её сместил! Ничего себе перемещение!!?? А что!!? Он добрался как раз до наших мест и кое-где чуток южнее. По самым скромным подсчётам высота стены была километра три. Он образовывался не день не два, тысячелетия. И как водится, тёк. Упёрся в гору и выдавил на лёд и на грязь. Надо будет всю округу бурить. Что-то мне тут совсем не нравится".

На десятый день на сопке пустили буровую с диаметром канала в 470 мм. Проходили двести метров аккуратно, что растянулось на двадцать дней. В забое всё это время играли в карты. Пострадавший очухался до нормального состояния и доставал всех приколами, историями и анекдотами.

Было раннее утро, когда Сашка последним вылез на поверхность. Солнце ещё не появилось, но уже было достаточно светло.

– Сергеич!- позвал он Рахманинова, устроившись на настиле буровой, пить чай вместе со всеми.- Возьми зимние снимки со спутника этого квадрата, пусти под расшифровку. Составь карту выхода подземных вод и организуй, теперь им делать всё равно нечего, бурение по сетке. От берегового плато иди вглубь.

– Так понимаю, шахту восстанавливать не будем?

– Нет. Не изобрели ещё механизмов, которые могут держать такую массу,- Сашка глотнул чай из кружки.- Откапывать её – мартышкин труд. Зимой там скопится вода и весной всё рухнет. Там уже полтора метра.

– А что с планом делать?- спросил Рахманинов.

– Придётся на семи оставшихся активизироваться. К январю зарежем пару новых, если бурение не даст противопоказаний. Меня никто не искал?

– Нет. Кому ты нужен!- Рахманинов улыбнулся.- Чего тебя было искать, если все знали, что ты там сидишь.

Сашка не ответил, допил чай, встал и двинулся с сопки вниз, ни с кем не прощаясь.

Один из осужденных, всё это время работавших на буровой, произнёс:

– Ни тебе спасибо, ни тебе премии.

Ему ответил Эскулап:

– Я тебе на пару вот с этим контуженым пиздоболом, ампутирую языки. За что ты хотел спасибо?

– Да я к слову,- оправдался осужденный.

– Начальник!- обратился к Рахманинову старый зек, бывший в лагере за бугра.- Куда тащить буровые? У меня в посёлке обстановка на пределе. Месяц козлятся. Надо их срочно впрягать, чтобы меньше парили.

– Сейчас всё тащите вниз. Завтра придут вездеходы и бульдозера. Перекинем на плато к реке. Там я всё покажу. Семеро с подземки и ты,- он указал на добровольца из осужденных,- в лазарет на полное обследование. После больнички месяц отпуска. Настоящего. Пошли, Федотыч, карту пристреливать.

 

Глава 3

В тайге по дороге в посёлок Сашка встретил брата Алексея. Тот сидел у костра, расположенного прямо у тропы, и что-то варил в котелке.

– Привет, придурок!- поздоровался Лёха.

– Привет!- ответил Сашка и сел рядом с ним на бревно.

– Чайку?- предложил брат.

– Благодарствую, нет. Чего ты сюды припёрся?

– Просто так. А что?

– Ничего. С этого места хорошо видно вход в шахту и горку. Наблюдал?

– Посматривал. Нельзя?

– А что увидеть хотел?

– Как тебя вынесут вперёд ногами,- Лёха усмехнулся.- Все живы?

– Да. Отделались лёгким испугом. Так чего ты сюда притащился?

– Десятый день в гостинице живёт человек по фамилии Серов.

– Не знаю такого.

– Его сюда ваш центр направил, но всё тайно. Кто дал ему концы неизвестно. У него с головой не в порядке.

– У нас всех с головой не в порядке. Что с того?

– Он по посёлку бродит, ни с кем не разговаривает. Ждёт чего-то.

– Его дело. Пусть ждёт.

– Так созвонись. Узнай, что ему надо и кто его сюда направил.

– Меня приезжие молчуны не интересуют. А ты только по этому всполошился?

– Он тот, кого Левко нарисовал.

– Он с ним встречался уже, может, он ему тут и назначил.

– Что-то ты от меня скрываешь,- Лёха подал Сашке кусок мяса на лезвии ножа.

– Братан!- Сашка взял кусок голой рукой, подул на него.- Мне сейчас не до выяснений. Надо в баню, отмыться, женку потискать, а всё остальное потом.

– Так иди. Я тебя не держу.

– Ага. Спасибо тебе,- Сашка встал и пошёл через кусты, пережевывая не доваренное мясо.

Лёха остался у костра. По прошествию часа к нему вышел Артур.

– Не сказал?

– Нет,- Лёха кивнул на котелок, предлагая тому поесть.- Он опустошился. Совсем. Раньше к нему нельзя было проникнуть, а теперь, пожалуйста, но там ничего нет.

– Может, он что-то хитрое изобрел в системе кодирования? Отсылает любое проникновение по пустым секторам?

– Это он мог запросто,- Лёха тяжело вздохнул.

– Или он перегрузил всё в какой-то недоступный сектор мозга, оставив только внешние датчики для контроля?

– Артур! Черепок человеческий не такой уж большой, чтобы в нём запросто столько спрятать. Предположу, что он всё сжал до микроуровня и туда теперь обычным способом не добраться.

– Или перешёл на непонятный нам энергоуровень. Так могло быть?

– У него должно было столько скопиться, что давно вызвало б смерть. Такими объёмами мозг грузить нельзя. Он про это знал. Стал искать выход и нашёл, наверное.

– А может всё-таки стёр?

– Кто? Санька? Это исключено. Он за толику информации удавится. Тебе известны способы уничтожения информации в голове?

– Дежавю. Кстати! Самые частые случаи – взрыв.

– Во! Он всю свою жизнь взрывчаткой занимался. И не раз, не два его подкидывало.

– Я знаю про это.

– Так мыслю, он в шахту полез не случайно. Что-то там ему было надо. Ну не сдохнуть ведь он туда полез?

– Давай поговорим с Эскулапом,- предложил Артур.- Вон он на сопке маячит.

– Дай ему знать по телефону.

Артур быстро связался и через двадцать минут Эскулап присоединился к ним у костра.

– Чего вы тут шаманите у огня втихаря?- спросил Эскулап, категорически отказываясь от еды и чая.- Объелся уж, хватит.

– Школа на каникулах, вот мы тут временно обосновались. Вдруг помощь понадобилась бы или ещё что,- уклонился от прямого ответа Артур.

– Раз так, то спрашивайте в лоб. Я промолчу. Уж больно у вас морды хитрые. Лисьи.

– Скажи нам, насколько сильно бьёт взрыв по мозгам, и какую мощность вы там под себя закладывали?- спросил Артур.

– Намёк понял,- Эскулап хохотнул.- Закладывали хорошо. Слух у меня ещё не восстановился и в голове шумит прилично, хоть уже прошёл месяц.

– А слух полностью восстановится или есть варианты?- настаивал Артур.

– За себя могу поручиться на все сто. Восстановится. Я и под более сильным был. За остальных не отвечу. Индивидуально это. У каждого свой порог и своя волна.

– Хорошо. Тогда я с другого конца. По сути – взрыв – вызывает изменения во внутренней магнито-электросети мозга человека. Это изменяет его и до какой степени может изменить?

– Друг мой, Артур! Взрыв не только изменяет электромагнитное поле в черепной коробке. Башка человека сплошная энергосеть. Сильно влияет. От лёгкого сотрясения мозга до смерти. А вообще влияет не только на мозги. Бьёт по ядру клетки нейронов всё. Работающий телевизор, стиралка, космические лучики, удар по голове кулаком, отравление химическими веществами и несвежей водкой, вирусные заболевания, бактерии. Любое из мной перечисленного и ещё уйма гадости запросто вызывает в мозгу плохие процессы, вплоть до неизлечимых степеней дежавю. Что конкретно вас интересует в этой связи и повод этого интереса должен определить,- Эскулап уставился на Лёху.

– Это не по моей проблеме,- отреагировал тот.

– Значит, вас интересует Сашка. Позвольте спросить почему?

– Ты понимаешь, все мы своеобразные уроды, с точки зрения способностей мыслить,- хотел было пуститься в объяснения Артур, но Эскулап его прервал.

– Согласен. Не ходи вокруг.

– Добро. Сашка обладает огромным букетом способностей. Он открывал нашим каналы в мозге и обучал пользованию. Однако, поставил там всякие рогатки от проникновений, своеобразные кодовые замки. А вот сам, вдруг, стал пустым и чистым. Как это могло случиться?

– Мужики! Я не стрелок, я – врач. Он чистый, как ты, Артур, выразился, с ранней весны. В отличие от вас, я у него об этом спросил открытым текстом. Он мне ответил своеобразно. Мол, возможно, после ухода "поезда", меня захотят лицезреть пассажиры, чтобы убедиться, что я сел, а не остался. До тонкостей всех кто будет там присутствовать, мы не знаем. Среди них могут быть и "ангелы" и "дьяволы". Не хочу, чтобы они во мне увидели сверхчеловека.

– Ясно. А как он это сделал? Ты его спросил об этой стороне? Только не говори нам, что это было тебе по барабану.

– Спросил, спросил и об этом. В мозге существует хаос потоков. Все они несут информацию. Чем больше в голове данных, тем быстрее эти потоки циркулируют. По сути, именно увеличение скорости и даёт увеличение объёма поглощения информации. Взаимосвязанный процесс. Но при всём этом происходит значительное упорядочение каналов. Хаос продолжается, но он уже не тот, каким был раньше. Вот вам пример из практики. Все большие математики немного не от мира сего. Они загружают огромные объёмы специфической информации по своему предмету и оставляют без загрузки обычной информации свой мозг. Отсюда и выглядят со стороны простых обывателей какими-то недалекими в обычной жизни. Есть переходы с одного скоростного режима на другой. Парадокс в том, господа хорошие, что выкинуть при таком переходе ничего нельзя. Вся информация вертится в каналах и по потребности всплывает, это касается специфической информации. Менее потребляемая поступает в обычные не упорядоченные каналы, то бишь, в хаотический поток. Чтобы её получить, надо приложить усилия, проще говоря, поискать. Раз выкинуть ничего нельзя, решил он, то надо довести скорость в упорядоченных каналах до максимума, что есть субсветовая, тогда её никто не сможет увидеть. Ведь с помощью зрения видно не всё. Вопрос в том, как ускорить?

– Да, как?- спросил Артур и переглянулся с Лёхой.

– Это элементарно, Ватсон! При загрузке больших объёмов информации скорость увеличивается как в хаотических, так и в упорядоченных каналах.

– Всё! Я допёр!- воскликнул Артур.- Заложенная от природы имеет прямое отношение к генам, где имеется соответствующий штамп. Он его вызвал и посадил на хаос, излишек направил в упорядоченные каналы и тем увеличил там скорость прохождения. Так?

– Почти. Он сконцентрировал всё в малом объёме и повысил скорость в несколько порядков. Так и стал для вас чистым. Проще говоря, стал простым мужиком.

– Скажи нам, Эскулап. Взрыв добавит ему скорость или нет?

– Не добавит, если нет больших повреждений. Коль они имеются, то безусловно, потому что имеющийся на балансе перераспределяется в меньшем объёме.

– Твой ответ можно расценивать так: дежавю – ускорение деятельности мозга в силу выхода из работы значительных объёмов серого вещества, так как оставшееся количество не способно обеспечить нормальную связь с внешним миром?

– Где-то так,- кивнул утвердительно Эскулап,- если брать в общих чертах и не учитывать нюансы.

– А Сашке взрыв мог добавить скорость так, что он бы стал совсем плохим, не сказать грубее?

– Полным придурком,- уточнил Лёха.

– Взрыв мог стать причиной потери памяти любому из нас. Весь вопрос в способностях и потенциале. Взрыв – разовая акция, весьма резкая и возникающее в сером веществе ускорение рвет связи между нейронами. Своеобразный коллапс. Играет роль совпадение амплитуд. Совпади они – мозг вообще мог перестать работать. Группа подорвалась на мине, всем хоть бы что, кроме головной боли, а у одного – дежавю.

– И как тогда страховаться?- спросил Артур.

– Да просто. Не активизируй отделы мозга в момент взрыва душу отягчающими мыслями. Вообще ни о чём не думай. Отключайся от самого себя.

– Это если знаешь, где и когда. А коль неожиданно?

– Мозг работающий в скоростном режиме успевает прореагировать на любой внешний инцидент и на взрыв в том числе. Это обыватель на окрик омоновца: "Стоять!!!" – замирает как вкопанный, будучи парализованный страхом до полуобморочного состояния. А подготовленный просто заорет в ответ: "Лежать, суки!!!" – да так мгновенно это сделает, что храбрые омоновцы уписаются кипятком, лёжа рожами в снегу.

– А механизма, который стирает информацию в голове точно нет? К примеру, разве нельзя размагнитить?- всё не верит Артур.

– Ох!!- Эскулап машет руками.- Информация, попав в мозг через сенсоры восприятия, трансформируется в нейро-магнито-электро импульсы и пускается в путь по каналам. Там она будет крутиться до смерти. Весь вопрос в том, что не всякая информация при прочтении, скажем, попадает в мозг. Это особенности памяти человеческой таковы из-за неумения пользоваться этим механизмом. А попав таки, она там навсегда. И не каждый, попавшую к себе в мозг информацию, умеет извлекать в нужный момент времени. Вот для её извлечения есть специальные нейросвязки, которые её вылавливают из потока. То, что её нельзя стереть – клянусь, но можно разрушить поименованные нейросвязки и её просто нельзя будет извлечь. Вот атеросклероз их блокирует и баста. Как мы лезем в чужой мозг? Настраиваемся на нужную волну нейронов в чужой башке, а они в своей работе автономны у тех, кто ими не умеет пользоваться, и просим дать ту или иную информацию. Сам носитель об этом ни сном, ни духом. Он ничего при таком приходе не чувствует. Мы так умеем, потому что нас этому научили с детства.

– Тогда как быть с кодированием?- не унимался Артур.

– Нейроцентр по извлечению информации из мозга и её преобразованию во что-то: звук, жесты, символы и так далее, имеет небольшую оперативную память. Совсем крохотную. Всё приходящее он помечает в некоем цифровом режиме и потом по ним её извлекает. Это своеобразный микросчётчик, фиксирующий количество приходящей информации и количества запросов на неё. Там и лежит секрет кодирования. Ему предлагается не выдавать информации без подтверждения владельца. Ему нейроцентр сообщает: "Нужна эта информация?" Он ему: "Нет". И уходит она обратно в глубины мозга. В этом месте я закрываю дискуссию до тех пор, пока вы мне не докажите меру и величину ваших беспокойств. Ясно выражаюсь?

– Мы от тебя ничего и не собираемся скрывать,- Артур пожал плечами.

– Давайте без бэ,- Эскулап хлопнул ладонями по своим коленкам.- Вы, так полагаю, судя из количества пепла в кострище и обжитости стойбища, тут с момента аварии. Что хотели увидеть?

– Не знаем!- честно ответил Артур.- Нас сюда привело чувство. Мы поступили так, не сговариваясь, когда узнали, что Сашка полез в шахту, не глядя на риск остаться там навечно.

– Хотели увидеть, как он сквозь горку выйдет, что тебе нож сквозь масло?- Эскулап хитро прищурился.

– На такое мы не рассчитывали, но…, мыслишка крутилась. Его способности дают право предполагать всё самое крайнее,- Артур посмотрел на Лёху.

– Ты сам упомянул, что он тебе про "поезд" и ангелов с дьяволами говорил,- Лёха отмахнулся от надоедливого паута, который наровил укусить его за щеку.- Вот мы и решили, что раз такая встреча состоится, то он, будучи от природы хитрым, не потащится на неё без маскировки. Теперь в посёлке в гостинице торчит некий Серов, присланный его центром сюда на встречу с кем-то, но без точного адресата. Мужичонка не простой. Санька конечно прав, на такую встречу припрутся все, вся нечисть. Вот этот Серов обладает способностью влазить в чужие мозги. Но он не наш. Он чужак. И делает он это способом оригинальным. У нас о таком никто не в курсе.

– Не вижу повода для особого беспокойства. Я был с Сашкой в галерее, когда бухали взрывы, и падала кровля. Мне было не по себе, и если откровенно – страшно, так, что очко сжималось. У стрелков не сработало ни одного сигнала. Были два простых. Один осужденный, пошедший добровольцем и горняк Александра Петро. У Петра импульсы страха были чувствительные, а у осужденного мозг кричал так, что мне пришлось внешние сенсоры отключить. Душераздирающий крик. У Сашки тоже ни одного импульса. Пробили мы взрывами стенку, и в щель с той стороны полез один из блокированных. Все опешили, а Сашка стукнул его по голове ботом, тот исчез в дыре. Тут я почувствовал исходивший из его мозга сигнал. Слабенький такой импульс жалости. А долбанул он его прилично. Я у него про это не спрашивал, но думаю, что он готовится. Полез же в шахту он как коллекционер. Ему свои чувства атрофировались или он не хочет их показать, но нужны они обязательно и обязательно обычные человеческие, для полного джентльменского набора, так сказать, чтобы ушастых, которые припрутся на встречу, облапошить.

– Нас, Эскулап, беспокоит несколько иное,- Лёха почесал маковку.

– Говори.

– Все мы трое в курсе, что у меня и чем это вызвано. Есть подозрение, что Сашка набор из книг прочитал. Дало ему в бок или нет мы, и хотели выяснить. Там сказано, что попавший в точку и по месту, откроет в себе способности нечеловеческие. Того мы сюда и приползли. Не до степени монстра, но всё-таки,- сказал Лёха.- Тут есть, чем обеспокоиться. Согласись?

– Мне понятно,- качнул головой Эскулап.

– Вторая причина нашего прихода с нагрузкой. Ты в курсе внутренних "стен",- голова Эскулапа опять качнулась.- А он был у последней. Прошёл он её или нет не знаю. А там опять неограниченные способности у смертного проявляются. Представь себе монстра с двойным зарядом? Но ведь на той встрече будут решаться глобальные проблемы и коснется всех это на нашей уродливой планетке. И людей, и тварей. Где гарантия, что его сущность проявится положительно? Мне его чистота не нравится. Сам лично я уже ничего не боюсь, не так много мне осталось коптить белый свет, но впервые в мою душу вполз страх. И выносить всё на обсуждение нельзя. Впервые в жизни я ему не верю. Вот хочу, но не могу. Нет сил у меня, Эскулап, спокойно как раньше стоять к нему спиной. Мы тут станом расположились не случайно. Куда бы ты двинулся, коль тебе надо в посёлок?

– Ясно куда,- Эскулап показал направление по тропе.

– Вот!!- у Лёхи сверкнули глаза.- А он двинулся через вон те кусты. И двинулся специально. Не хотел он видеть, что я в его сторону обернусь. Нет. Не так. Он знал, что я обернусь, и знал почему. Причину знал, понимаешь? И пошёл так, чтобы я не был к нему спиной, и мне не пришлось бы оборачиваться. Это не повод, но…

– Его химики варят такую гадость, что хватит одного миллиграмма, чтобы убить всё живое на земном шаре,- возразил Эскулап.

– Подмечено верно. А что страшнее: мгновенная смерть скопом, или мученическая индивидуально?- спросил Артур.

– Намёк понят,- Эскулап выставил один палец.- Допустим, я вам скажу, что ваши страхи и беспокойства имеют почву. Что дальше-то? Какие действия вы хотите предпринять?

– А ты что бы сделал? Вот с ходу по желанию?- Артур смотрел вопросительно и с надеждой.

– Целый месяц я долбился в карты. Желание сходу у меня одно: кой кому вспороть брюхо и там спокойно покопаться.

– Профессионал!!!- стонет Лёха.

– Предложения есть?!!- Эскулап встаёт.

– Ты не обижайся,- Лёха тоже встаёт с бревна.- Мы подумали, что самый верный вариант, ему на ту встречу не попасть. Брюхо не брюхо, но что-то ему надо прооперировать. И точно по времени. Как?

– Мысль интересная. Надо покумекать. А может для интереса и отлаживания механизма пока порежем того дядьку? Вот этого Серова. Скажем, что у него вдруг пробила прободная язва. Усыпим, для пущей важности, вспорем живот, потом зашьем, делов-то, а сами тем временем у него в башке пошарим. У него нет кодирования?

– Вроде нет,- отвечает Артур и снова переглядывается с Лёхой.

– Чё вы всё перемигиваетесь?- возмущается Эскулап.

– Так это! Ты понимаешь, он в аптеке покупал амальгель против гастрита,- произносит Артур.

– Цвет упаковки?

– Дак синий.

– Кислотный. До язвы один шаг. Сворачивайтесь и погнали в посёлок. Там на месте всё прикинем, и обсудим. Когда вы его видели в последний раз?

– Сутки назад,- отвечает Лёха.

– А покупал он когда?

– В день приезда. Прибыл десять дней назад. Я проверял по чекам.

Эскулап достаёт радиотелефон и звонит, разговаривает с кем-то односложными фразами на латинском, прощается, выключает радиотелефон, прячет его и, бодая головой, говорит:

– Идея хорошая, но накрылась. Вашего Серова ночью, в три, прооперировали на язву. Он уже отямил и поблагодарил врача. Я пошёл по своим делам. Физкульт-привет! Что надумаете – сообщайте. Я готов, но при железных аргументах, если надо, башку Сашке вжик – вжик. Но при железных.

Эскулап смотрит на кусты, сквозь которые ушёл Сашка, жмет руки Артуру и Лёхе и уходит в сторону посёлка по тропе. Они стоят к нему спинами и не оборачиваются.

 

Глава 4

Тем временем Сашка входил в посёлок со стороны старой лесопилки, от которой до больницы было рукой подать, и он направился к ней.

Перед входом, на крыльце, сидел главврач с кружкой крепкого чая в руке. Было раннее утро. Сашка присел рядом.

– Вера!- крикнул врач в приоткрытую дверь.- Принеси Александру Григорьевичу чай. Покрепче.

– Уже несу,- ответила расторопная санитарка, появившись сзади, передала Сашка кружку, предупредив:- Осторожненько, кипяток.

– Спасибо!- Сашка поставил кружку перед собой на ступеньку.- Как дела в больнице, Сергей Данилович?

– У нас всё в полном порядке. Работаем.

– А глаза, почему красные?

– Не спал сегодня. Всю ночь оперировали.

– Мне никто ничего не докладывал. Что за случай?

– Прободная язва.

– И кому она прострелила?- поинтересовался Сашка, точно зная, что в округе нет на неё претендентов. Не потому, что все здоровы, а потому что все поголовно проходили медицинский осмотр по полной программе, и там не было данных на предрасположенность. Прободная язва – это явная предрасположенность организма и обостряется, как правило, тогда, когда человек меняет в потреблении состав воды.

– Не наш. Приезжий. Сильный человек. Его прихватило, он позвонил из гостиницы дежурной, та к нам. Когда прибыли он уже был без сознания. Всю ночь резали.

– Состояние как?

– Уже улыбается. Будет жить.

– Как его фамилия?

– Серов Юрий Иванович, 12.07.1941 года рождения, русский, не судимый. Я, Александр Григорьевич, в чужие дела не лезу, но…,- врач замолчал.

– Говори. Ну, какие могут быть секреты и ужимки, если вопрос стоял о жизни или смерти.

– Он не русский. Явно. Могу поручиться на все сто, что он еврей. У него достаточно интересный взгляд. Завораживающий такой и внешность настолько к себе располагающая, что предположу его в хорошие гипнотизеры.

– Вот даже как!!?

– Со мной училось много евреев, да и преподавателей, опять же, было много. Отношение к ним было ясно какое. Кстати, из тех, кого я знал по институту, больше половины к медицине подпускать нельзя было близко. Это, правда, моё субъективное мнение. Оговорюсь. Были среди них и талантливые ребята. С одним мы вместе прожили в одной комнате общаги пять лет душа в душу. Я много думал над тем, почему их так не любят везде, и пришёл к выводу, что это связано не с их историей, культурой, религией и языком. Их ненавидят исключительно из-за внешности. Она у них жутко отталкивающая. При такой внешности все претензии на большее – шизофрения. Мы готовы простить промахи и грехи человеку красивому и обоятельному, а уродливому – никогда. Так бывает в реальной жизни. Вы меня понимаете?

– Вполне.

– А у этого Серова, притом, что он явный семит, прекрасные данные. Старость, кстати, не красит ни кого, а еврея подавно. Не смотря на это в нём хорошая располагающая к доверию внешняя аура.

– Он в сознании?

– Да. Но сейчас спит. Укол.

– Так понимаю, он в реанимации.

– Надо понаблюдать за ним двое суток. Операция была сложной и долгой. Ко всему у него какая-то рваная кривая на антибиотики. Мне не встречалось таких показателей.

– Я месяц не мылся. От меня не воняет?

– Запах есть. Вы только вылезли? Я звонил. Спрашивал, не нужна ли медпомощь.

– Гляну на приезжего в окно. В таком виде нельзя пускать даже на порог,- Сашка встал, наклонился за кружкой, отпил большими глотками ровно половину и поставил на широкое перило.

– Это то самое заведение, в которое принимают в любом виде,- отшутился врач.- С вами пойти?

– Отдыхай, Сергей Данилович. Где реанимация я знаю, ну а еврея ни с кем не спутаешь,- Сашка ушёл за угол.

По пути к окнам реанимации он встретил старика, который отвечал при больнице за техническое состояние дизель-электростанции и зимой был истопником больничной котельни. Тот выпорхнул неизвестно откуда.

– Санька! Что за дела такие?!!- старик потопал рядом.- Ругаться не хочу, однако, непорядок.

– Что у тебя случилось?

– Так это. Иду давеча на склад. Лето, сам знаешь, короткое и…

– Николай Артёмович! Короче.

– Понял. Отопительную надоть к зиме подготовить. Довести до ума. Нужон порошок и три вентиля. Так мне на складе от ворот поворот. Я в амбицию, а он хохочет. Разрастается бюрократия. Жди говорит, пока Сам из шахты не вылезет. Ты, то есть. Ну, я ему…

– Тебя понял, Артёмович,- Сашка взялся за карниз и, ступив на завалинку, приподнялся, заглянул в окно реанимационной. Мужчина, подключенный к приборам, был еврей. Минуту Сашка всматривался и потом спрыгнул.- Кто там, Артёмович, на складе безобразил?

– Я тебе ничего не говорил.

Сашка посмотрел на старика, усмехнулся, мотнул головой неодобрительно и произнёс:

– Завтра утром всё привезут. У меня есть к тебе поручение, раз ты решил играть в круговую поруку. Тебе будет по пути.

– Сделаю,- ещё не узнав, что требуется, ответил старик.

– По пути домой, заскочи в гости к Софье Самуиловне. Скажи ей, что я просил, чтобы она навестила в больнице Серова Юрия Ивановича.

– А он ей кто?

– Тебе-то что с того, кто и что?

– Извиням-с!

– Ему прооперировали язву. Надо человека поддержать домашней пищей. Бульончик там и прочее.

– Ага! Всё понял. Уже передал.

Сашка двинулся прочь от больницы, вдруг остановился и окликнул старика:

– Артёмович! Порошок тебе какой надо? Хлорку?

– Ну, ты!!- старик хлопнул себя по бедрам.- Есть у меня хлорка! Котёл и трубы от накипи избавить. Вот мне какой надобен порошок,- крикнул старик в сердцах.

Сашка лишь кивнул и пошёл домой.

 

Глава 5.

Положение вещей… Удивительное выражение русского языка, ставшее синонимом в нашей жизни в последние полтора десятка лет. Политики и руководители произносили его так часто и столь рьяно применяли к месту и не к месту, что граждане, только выступающий откроет рот, уже знали, о чём пойдёт речь. "Положение вещей таково, что если провести реструктуризацию долгов, нас опять захлестнет инфляция, вызванная эмиссией, что в свою очередь вызовет полное обнищание народа",- вот так примерно все стали выражаться.

Оказывается, что всё вокруг нас происходящее – всего-то неправильно положенные вещи и стоит всё правильно разложить, как по мановению волшебной палочки изменится к лучшему. Очередная выдумка астрологов и идеологов для обнищавших в конец масс населения, совпала. Все они: политики, бизнесмены, астрологи, идеологи путей выхода из кризиса процветают именно в периоды разрухи. На желании людей жить хорошо, строят они своё собственное благополучие. От положения небесных светил ваши усилия не зависят ни коим образом. Более того, тот, у кого они идут отлично, никогда не станет обращаться к предсказаниям и прогнозам. А чего к ним идти, если и так всё нормально? А те, кому сильно не везёт, обращаются, но для того, чтобы обосновать свою лень, некомпетентность, порой тупость и глупость. В идеологии всё также как в астрологии. Эти проклятые коммунисты довели страну до полного краха. Потом демократы всех мастей, но в прошлом с партбилетами компартии в карманах, довершили дело, доведя всех до полного опустошения. Главное, чтобы было на кого списать. Но всё это самообман. Вот когда вы в массовом порядке перестанете давать чиновникам взятки и воровать, тогда и наступит то сладкое время. Чиновник бюрократ есть главный тормоз любого дела. Мы его хаем, но всё равно несем ему мзду.

По дороге домой Сашка позвонил на склад.

– К тебе приходил Николай Артёмович за порошком и вентилями?

– Приходил.

– Почему не дал?

– Так у него не оформлены бумаги!

– Я тебя увольняю без выходного пособия.

– За что?! Александр Григорьевич!

– За гавённое отношения к своим прямым обязанностям.

Коротко и ясно. От дерьма необходимо избавляться сразу. Если вы не научитесь так поступать, не сможете поднять никакого дела. Гавно давит изнутри, бродит, родит слухи, домыслы, и, в конечном итоге, воняет. Гавно – бюрократия. Бюрократия – запор любого хорошего начинания.

 

Глава 6

Время неумолимо. В молодости не обращаешь на его быстрый бег внимания, а когда наступает период старости, невольно оглядываешься назад и понимаешь, что вернуть прошлое или что-то в нём изменить и подправить уже нельзя. Всё уходит безвозвратно.

Безвозвратность ушедшего времени в полной мере ощутил Егоров Аркадий Петрович, когда побывал в школе разведки, организованной фирмой Панфилова. Двухэтажные корпуса, современное оборудование, квалифицированные преподаватели вызвали у него восторг. Сразу вспомнилось своё детство в спецшколе, которая поначалу располагалась в летнем детском лагере в дощатых бараках, и где львиную долю времени надо было отдавать на заготовку дров, их распилку, надо было колоть их и дежурить у печей, чтобы хоть чуть-чуть поддержать плюсовую температуру в холодные зимы, в голодные зимы, когда страна, напрягая все свои усилия, боролась с врагом на фронтах Великой Отечественной войны.

Сердце колотилось в бешеном режиме, и ком подступил к горлу. "Господи!- мелькнула в голове мысль.- Нас научили тогда только одному: терпению и беззаветной любви к Родине. Это всё, что нам тогда толкового могли преподать. Иначе не могло быть. Всё остальное не входило в наши бедовые головы, на которые обрушилось страшное и кровавое время. Чёрт меня побери! Разве было тогда возможно изучать труды Канта и Гитлера, Мао и Ленина. Может, я тут перебираю, но всё-таки изучать вражескую идеологию у нас не предполагалось. Как я потом сильно жалел об отсутствии таких знаний, попав на Запад. Как украдкой от всех доставал нужные книги и прячась, словно пацан, читал по ночам. Боже, боже!! Ты был к нам не справедлив или мы, воспитанные людьми оскопленными ненавистью, просто не понимали необходимостей. А реальность ставит всё более сложные задачи, спутанные и закодированные настолько, что всякий здравый смысл теряется. И зачем я согласился быть инспектором не пойму?!! Чему я смогу их научить? Они все рубят любую тему в лёт, обо всём в мире в курсе. Я старый и больной ишак, которого уже не пустить на мясо, слишком оно жесткое и вонючее. Да и в голове моей такая каша, в которой я сам заплутал, и не сыщу выхода. Это я от испуга. Их я смогу научить только любви и верности. Это единственное у меня, что я знаю и умею наверняка. Это весь мой капитал".

В большом конференц-зале собрались все курсанты и преподаватели для встречи с ним. Он вышел на сцену и осмотрел лица присутствующих. Ему стало не по себе, не от того, что не было о чём сказать, а от того, что ему никогда прежде не приходилось выходить на такую огромную аудиторию. На сцене стоял стул, перед которым микрофон. Он сел, постукал пальцем по микрофону, тот отозвался звуком в пространстве зала. Ещё минут пять стояла тишина, он не решался хоть что-то произнести. Во втором ряду встал молоденький парнишка и задал вопрос, после чего началась беседа, продлившаяся четыре часа. Он рассказывал о себе, о жизни, о работе, о тонкостях, которые нарабатывались с кровью. Вопросы сыпались из зала потоком, и среди них не было ни одного глупого или лишнего. Много смеялись. Такова мама жизни, что всё, так или иначе, спустя время, воспринимается с юмором.

В конце на его удивление курсанты выложили в коробку шары. Большинство осталось за черными. Начальник школы прокомментировал ему так.

– Вас признали своим почти безоговорочно. Не хочу пугать, но вам, коль вы не против, придётся вести ряд дисциплин и, скорее всего, много факультативов.

– Какой?!!- искренне удивился Егоров.

– Очевидно по общению. Мы их грузим информацией нещадно, однако, уровня нормального житейского общения всем не хватает. Даже мы, преподаватели, ощущаем этот пробел кожей.

– Вы думаете, у меня получится?

– Это уже произошло.

– Я считал, что у меня напрочь отсутствуют всякие способности не то что преподавать, а даже излагать свои мысли правильно не умею. Они есть в моей башке, но слов их высказать нет.

– А мы всё поймем. Нам не надо повторять дважды.

– Я заметил. Отсутствовали повторные вопросы. В общем-то я согласен. Мне бы надо составить хоть какой-то план. Одно беспокоит. Возраст.

– При обучении мы придерживаемся принципа полной неизвестности. У нашей школы нет планов и распорядков. Никаких.

– Совсем??!!

– Абсолютно.

– Странно. А мне показалось, что у вас серьёзное отношение к дисциплине.

– Потому что с первых минут пребывания здесь, мы приучаем курсантов к уничтожению праздных моментов. Вы тут никого не встретите шатающимся без дела.

– Вот оно что! Уже интересно.

– А о вашем возрасте скажу так. Вы именно тот человек, который нам необходим. Как воздух.

– Не интригуйте. Покажите мне карты,- предложил Егоров.- Разве может быть нужен кому-то старый пердун?

– Вы можете мне не верить, но я вам говорю правду. Школа создана семь лет назад. Преподаватели молоды. Мы все в начале пути. Отсюда отсутствие нормального общения. Нам не хватает прошлого. Какой-то целостной и надёжной преемственности. А где было её взять в нашей изуродованной стране? Приезжали сюда многие и начинали с того, что сходу давали советы, лезли со своими оценками, делали при этом многозначительный вид. А вы просто говорили о прошлом, своём и тех, кто работал рядом. Делали это ненавязчиво и с долей юмора, под шутку.

– Так я уже не в том возрасте, когда надо лить слёзы. За эти мои хохмочки меня ненавидели. Это от рождения, наверное, во мне. Особо радоваться в молодости поводов не было, но умудрялись на всякие пакости.

– Есть основной принцип. Программа обучения включает в себя общение со стариками и не просто, подчёркиваю вам особо, а с теми, кто никогда ранее не преподавал, не имел своих детей и внуков.

– Где тут оригинальность?

– В психологии. Одиночество плохо с точки зрения общества. Это верно. Но мы живём в профессиональной специфике. Разведка всё-таки. Одинокий старик, такой как вы, не растратил своих внутренних качеств. Вы не читали им на ночь сказок, не учили уму-разуму. Отсюда у вас с памятью всё хорошо. Склероз наступает у тех, кто слишком часто болтает об одном и том же. Склероз – болезнь. Она удел работников культа и чиновников идеологических служб.

– Красиво подмечено. Кстати, склероз у них не только от беспрестанного чтения Талмуда и "Капитала" Маркса. Он у них, это моё мнение, от чрезмерного усердия в поглощении жирной и калорийной пищи, безмерной жадности к алкоголю. Но вашу мысль о старости и не растраченности я просёк. Что-то внутри у меня шевелится и чешется на языке, только говорить ничего не буду. Повременю. Надо чтобы всё осело. Сейчас оно смешалось, воспоминания нахлынули. Чувства должны отлежаться, чтобы выкристаллизовывались правильные выводы.

– Мы не торопим вас.

– Да я понимаю,- Егоров кивнул.- А вам нужны именно одинокие волки?

– Не только одинокие и старые, но и умные.

– Перебираете малость,- возразил Егоров.

– Даже если так, от вас не убудет. Вы принимали участие в стольких проектах, у вас жизненный опыт, на который наложились размышления об окружающем мире. Это для нас самое главное. Окруженный родными и близкими лишается времени на раздумья, а если оно и остаётся, то уходит, как правило, на глупые семейные выяснения, склоки.

– Помозговать пришлось о многом, это верно. Но вопрос о выводах, к которым я пришёл, для вас значения не имеет. Так мне что-то внутри говорит.

– Имеет. Огромное значение имеет. Очень. Но мы с вами не на суде инквизиции. Насильно выпытывать, не станем. Захочете – поделитесь. И потом, никто за вас, вашу жизнь уже прожить не сможет и оценивать тоже. Не скрою. Есть в мной сказанном подвох. На то мы и разведшкола. Воспитываем так, чтобы они могли влезть в душу к кому угодно. Коль потребуется, и к дьяволу в доверие войдут. Как же без этого!? И к вам они полезут. Вы представитель поколения, на долю которого выпало столько бед и несчастий, страданий и мытарств, и не только физических, но и моральных, и скрывать то, что вы прошли сквозь всё это с потерями – да, но ведь прошли, и не расплескали самого сокровенного, не утратили способности правильно оценивать реальность, сохранили чувство собственного достоинства. Мы не только любовь тут прививаем. Мы вакцинируем до фанатического верность. Но не как в прежние годы к Родине. Извините, Аркадий Петрович, но не к ней. Если вам об этом больно слышать, оставим этот разговор.

– Думал я и об этом. Тяжело. Больно осознавать, что чувства к ней размылились и перестали что-то весить. Но как бы там не было, я её всё равно люблю. Пусть она перестала существовать, страна наша, пусть её история страшна и порой безумна, но за неё я готов умереть. Не могу из себя это убрать и вытравить не смогу.

– Вы знаете, что у нас многонациональный состав? Есть ребятки и из бывших союзных.

– И это прекрасно. Не хотите ли вы всё собрать вновь до купы?

– А вы что по этому поводу думаете?

– Уж не знаю, что вам ответить. Я чётко знал для чего служу, не жалея сил и здоровья. Для того, чтобы по нашей земле не катилась война. А против человечества у меня рука не поднимется.

– Вот об этом им, детям, и надо поведать. Я об этом знаю только из кино. Они, конечно, всё просмотрят сами, у нас уйма хроник. А в воспитании надо без фальши. Они же её нутром чуют. Кто кроме вас без фальши сможет? Главное без прикрас. Откровенно. Да так, чтобы у них в головах была сумятица, чтобы слёзы из глаз и комок к горлу.

– Как-то повторяли по какому-то каналу интервью с Владимиром Познером, где он откровенно говорит, что не может простить немцев. И я не могу. Вот как он. Понимаю всё, знаю, что выглядит глупо, но простить не могу и забыть этого не смогу никогда. А вы уверены, что детям это знать необходимо?

– Уверен. Без ненависти не бывает прозрения и не бывает любви. Всё надо выстрадать.

– С этим соглашусь. И всё-таки мне надо время для обдумывания.

– Мы вас будем ждать и не станем торопить.

 

Глава 7

К Софье Самуиловне Гольшнейн Сашка пришёл через три дня после вызволения из шахтного завала. Одинокая еврейка, все родные и близкие погибли в годы войны, приехала в посёлок двадцатилетней девушкой после окончания горного техникума в Донбассе и прошла долгий путь от рядового маркшейдера до начальника ШОУ. Вышла в посёлке замуж за приблудившегося еврея, родила от него дочь и развелась, да он собственно был не против, исчезнув также неожиданно, как и появился. Она сама подняла дочь, сама вела хозяйство и уважалась в округе за крутой характер. Никогда не смотрела на ранги и била по физиономиям в споре без предупреждений, никогда не извинялась. Было дело, её за это снимали с работы и даже хотели судить, но…, но при советской власти отдавать женщину под суд за пощечину, данную мужчине, было не принято. Отдав работе без малого 50 лет, Софья Самуиловна жила на заслуженном отдыхе, как все старики на нищенскую пенсию, и в одиночестве. Единственная дочь вышла замуж в Москве и вместе с мужем, тоже евреем, эмигрировала в Израиль. Самуиловна уезжать категорически отказалась, хоть её и пытались упрашивать года три. Когда её допекли посланцы дочери до белого каления, она перешла на мат и прилюдно прокляла Израиль и всех кто там правит, добавив для присутствующих, что она этой землёй вскормлена, и это её Родина и менять её на вшивый Израиль не собирается. После этого её оставили в покое и полном забвении.

Софью Самуиловну Сашка уважал с детства. Он был пацаненок, когда ещё молодая она моталась по старательским бригадам на съемки золота. Тогда его приворожила её работа лотком. Это было искусство. Она так чисто отмывала, что бывалые мужики, старатели со стажем, хвалили её прямо в глаза и жалели, что при её характере и умении не даровал Господь родиться мужиком.

С распадом Советского Союза и неполадками в хозяйстве страны Сашка стал помогать многим. Особенно старикам. Самуиловна, как человек гордый, отказалась от всякой помощи, но когда её достал артрит сосудов кистей рук (профессиональное заболевание съемщиков и шлиховщиков связанное с долгой работой в холодной воде) Сашка доставил ей лекарства, которые сняли мучительные боли, она пришла к нему в тайгу с благодарностью. Случилось это в 1997 году. Она просилась в работу на подпольный промысел, но он ей отказал, предложив читать молодым девахам курс кройки и шитья, так как Самуиловна отлично шила. Она посмеялась тогда, но согласилась. В её небольшой мастерской собиралась вся женская часть посёлка, посудачить и что-то пошить.

В мастерскую и притащился Сашка.

– Привет, девахи!- сказал он молоденьким девицам, которые крутились перед зеркалом в холле, а в глубину крикнул:- Софья Самуиловна!

Из дальней комнаты вышла Самуиловна и, увидев Саньку, бросила одной из девиц:

– Марийка! Чай поставь,- Саньке кивнула.- Проходи, Александр, проходи. Был у меня Артёмович. Просьбу твою передал, и я её сполнила. Ты меня ему помочь определил из-за того, что он еврей?

– Какая вы, Софья Самуиловна, еврейка!!?? Бог с вами!! Да и он, скорее всего такой по крови, а по остальному…

– Всё ясно мне. Поддержу. Закон велит. Мы, чай, не в столицах, грустное от нормального отличать не разучились,- она улыбнулась, указав ему на стул.- Тебе, видимо, надо о нём мои впечатления. Так?

– Бульон я мог и сам сварить и снести. Суть не в том.

– Кто тебе соколика знает, в чём у тебя суть?! Да только о том ни полслова. Лишнее это для меня. Человек он приличный. Не притязательный и очень терпеливый. Это со слов персонала. Любит юмор, и сам частенько шутит. Общительный не показушно. Кто по профессии не знаю, в лоб у него не спрашивала, и определить не смогу. Мне такие не попадались. Однако, он сильно башковитый. Я сообразила, что мозговитость в нём видна от речи. Он либо к тебе приехал, либо к кому-то из твоих бичей.

– Так уж и бичей! Забижаешь, Софья Самуиловна. Ей-ей забижаешь.

– Вас забидишь! Вон девки, глянь-ка на них, какие крали. Всё у них в норме. Нагуляли тело, сок так и брызжет, а прижать и приласкать их некому, все кобели по тайге разбежались. Так они ни за кого не хотят. Стрелков им подавай. Простые им уже не нужны. Это ль не бичарство?!!

– Девахи у нас, правду говорить, при товаре отменном. Будь я холост, делом клянусь, из тайги бы прибёг.

– Вот!!- Самуиловна приняла от пришедшей девицы кружки с чаем.- Давай, чифирнём! В прикуску,- она выложила на блюдце кусковой сахар.- Поколи мне помельче.

– Болят??- спросил Сашка.

– Ноют на перемену погоды. Их кривизны, Александр, никакое лекарство не исправит. Не болят и то хорошо. На чём я остановилась?

– На башковитости.

– Уж больно у него умный взгляд.

– А умный взгляд от чего зависит? От природы или от среды воспитания?

– Голову мне не морочь. Стара я для философских воззрений, да и плевать мне на них сто лет. Всё зло от этих глупых философов. Чтоб они сгорели.

– Тогда прямо спрошу. Разве еврей с умным взглядом редкость?

– С того б и начал! Я тебя за глупого никогда не считала, но хитрости в тебе через край. Потому что ты никогда никому не верил на слово и во всём сомневался. Ведь так?- Сашка кивнул.- И правильно делал. Только дураки, а Иисус Христос был дурак явный, выставляют свою дурость на всеобщее обозрение. Ну и что с того, что он был сын божий, взяли и преспокойно на крест деревянный прибили. И поделом. Слово в этом мире ещё ничего не построило и никого не защитило. В слова я тоже не верю. Ты достал для мастерской шикарные машинки швейные, вижу, глазам своим пока верю. А слова твои мне до одного места,- девки от этих слов в холле прыснули смехом, но Самуиловна не обиделась.- Им сладости любви подай на блюдечке, да так, чтобы сразу и сполна. Они ещё не понимают, что любовь и счастье надо заслужить, да и не однородное оно, разное оно бывает, счастье-то. Это от молодости они всё на постель сводят. Извини, отвлеклась.

– Ничего.

– В конторе у тебя висят портреты. Висят?

– Да. Великие учёные.

– Эйнштейн там тоже есть?

– Имеется. Великий ум.

– Не знаю, какие они были учёные, но людишки все они были паршивые. Но я тебе не про то. Вот какой, по-твоему, у Альбертика, что на том портрете, взгляд?

– Обычный,- Сашка пожал плечами.- Я не приглядывался.

– Если его портрет повесить где-то и спрашивать у прохожих кто его не знает, то, вероятно, ответят, что взгляд у него добрый там, человеколюбивый. Согласен?

– Примерно так.

– А у него, чтоб ты знал, взгляд дебила.

– Софья Самуиловна! От тебя не ожидал!!

– Так ты хотел правду, я тебе её говорю. Врать меня не научили.

– Переведи на нашего знакомого.

– Я в еврейской среде выросла. Мне было двенадцать, когда началась война. Я житомирская еврейка. Так у нас все считали, и это не слухи, не сон, явь это, что на тысячу евреев дураков рождается один умный, а талант – один на тысячу умных. И это единственное, чем наш народ Создатель пометил.

– Слышал я про такую теорию,- признался Сашка.

– А это не теория. Это истинная правда. Знаешь, все семьи были большими, жили трудно и бедно. Дать всем приличное образование не могли. Выбирали самого смышленого и все на него работали, на его будущее и все в один голос его хвалили перед друзьями и знакомыми. Все и всегда. Остальных обучали в принудительном порядке профессиям нужным, как правило, доходным. Сапожники, портные, ювелиры – это из престижных, но в основном работали со скотиной, птицей, так как способности умственные были ограничены. Говорят, что так происходит от отсутствия кровосмешений с другими народами.

– Ходит по миру и такая легенда.

– Нас в семье, царство всем им небесное, было двенадцать. Я была вторая с заду. У нас на двенадцать было три полных дебила. Один вообще не мог ни ходить, ни говорить. И так почти во всех семьях.

– Наверное, я самый везучий. Мне в деле встретилось аж пять умных евреев.

– Только не говори, что не попадались идиоты.

– Были и такие, но я счёта на них не вёл.

– Я тебе подробно рассказываю для того, чтобы ты понял, насколько он умный.

– Самуиловна, может ум зависит не от генов, а от среды, в которой человек рос? Возможно, внутренняя среда в еврейских семьях была неблагополучной?

– Ещё упомяни плохое питание,- подзадорила старушка.- Он умным родился. В том тебе клянусь. Ясно, что не в пустоте он рос, кто-то к нему руки приложил. Сам-то ты вырос и обучился не в вакууме.

– Это ясно.

– И ещё. Это уже от себя. Мне кажется, чувство во мне есть такое, что он вроде врач. Или нет. Ему было предназначено стать врачом, а вот кем он сейчас есть,- Самуиловна развела руки в стороны.- Это я тебе от себя.

– Хороший, Софья Самуиловна, у тебя глаз. Проницательный. Ты к нему ныне пойдёшь?

– Пойду.

– Скажи ему, что человек, для встречи с которым он сюда приехал, тут. Как оправится, встретимся.

– Передам. Так кто он есть?

– Врач по призванию, верно, тебе интуиция подсказала. По жизни он хороший разведчик. Грамотный.

– И что ему от тебя надо?

– Так я не знаю. Увидимся – выясним.

– Так я и предполагала. Похоже, вы с ним одного поля ягодки.

– Почему одного?

– На всеобщий показ не любите выставляться, всё в тень наровите скользнуть, в сумерки.

– А это показатель ума или хитрости?

– И того, и другого.

– Спасибо за чай,- Сашка встал.

– Брось! Нашел, за что благодарить,- Самуиловна махнула на него рукой.- Заходи. Человека, кем бы он не был, поддержим. Не за спасибо, а по-людски.

Сашка ушёл из пошивочной мастерской довольным.

 

Глава 8

– Здоров, брательник!- в калитку протиснулся Владимир.

– Привет!- ответил Сашка.

Было раннее утро, и он собирался в тайгу, надо было сбегать на один дальний подпольный промысел.

– Намылился?

– Есть такой момент. А что?

– Повремени малость.

– Случилось что?

– Старшего нашего под утро отправили в больницу. Сердце останавливалось дважды. Врач сказал, что больше суток не вытянет. Судя по всему – правда. Совсем на себя не похож. Так что ты отложи. Или тебе срочно?

– Он под аппаратом?

– Нет. Какой смысл его под аппарат ложить, если у него уже ни печень, ни почки, ни селезенка не работают. Отказали они совсем, коль они у него вообще есть, а не сгорели от водки.

На крыльцо вышла Елена.

– Здравствуй, Владимир! Я всё слышала. Ты из больницы?

– Да. Оттуда.

– Зайди, позавтракай, чай попей,- предложила Елена.

– Спасибо, не откажусь,- согласился Владимир.

– Александр! Может надо лекарство какое-то. Позвони врачу и узнай,- сказала она Сашке.

– Лекарство помогает тогда, когда есть предмет. А нет предмета – всё до задницы,- Сашка скинул с ног свои лесные сапоги и в носках пошёл в дом.

– Ну, всё-таки!- настаивала Елена, наливая в кружки чай.

Сашка глянул брату в глаза, но тот отрицательно качнул головой.

– Что вы перемаргиваетесь!- не сдержалась Елена и перешла на крик.- Ведь брат же ваш родной и любимый умирает! Ну, хоть что-то делайте,- она опустилась на табурет, и по её щекам потекли слёзы.

Но ни один из братьев ей не ответил.

– Господи!!- простонала она.- Что вы за люди такие? Есть у вас души или нет?

С улицы в кухню тихонько вошёл Алексей. К столу не пошёл, присел у стены на корточки, ничего не произнося. В сенях мелькнула голова одного из Бесов.

Сашка взял телефон и позвонил.

– День добрый, Софья Самуиловна. Прими срочный заказ. Надо форму пошить. Времён Второй мировой. Гимнастёрку и галифе. Брату. Я для образца пришлю. У него есть, но он в них уже не помещается. Нет пока, но врачи сказали, что суток не вытянет. Просил хоронить в ней.

Полчаса сидели молча. Елена лила слезу и шептала молитву. Первым кухню покинул Алексей, за ним Владимир вышел во двор. Сашка переоделся из лесного в обычное и тоже подался следом. Расположились за летней кухней, где сидели на ящиках, смотрели на реку, курили.

Елена позвонила одной из Сашкиных сестер и попросила прислать какую-то из дочерей или внучек, чтобы те присмотрели за детьми. Сама отправилась в больницу, никого об этом не предупреждая.

Игорь лежал в реанимации. Единственное, что к нему подключили, был кардиограф. Отсутствовали даже капельницы. Елена прошла и села рядом на стул, взяв его руку в свою. У противоположной стены лежал недавно прооперированный приезжий, у которого после сложной операции вдруг открылась повышенная чувствительность к антибиотикам, чуть не приведшая его к смерти.

Игорь был при смерти. Елена поняла это сразу, как только вошла. Его лицо было иссини серым и отдавало восковой тенью. Маска смерти, как прозвали в народе. Он надрывно и тяжело дышал. Ещё она поняла, что его оставили умирать одного, в одиночестве. Так ей подсказывало чувство.

В реанимации появился главврач и на её вопросительный взгляд тихо сказал:

– Осталось около часа. Пошло реактивное накопление продуктов распада. Это не замедлить и не остановить. Перестали работать внутренние органы, кроме сердца. Оно у него очень сильное, но мы бессильны,- он посмотрел на данные кардиографа и вышел.

Комок подступил к горлу, Елена сжалась от боли и накатившего чувства безысходности.

Веки Игоря задрожали, и он открыл глаза. Всмотревшись в сидящую рядом он, между вздохами, произнёс:

– Девочка, тебе не надо было сюда приходить. Смерть не то, что надо оставлять в памяти. С этим тяжело жить.

– Это уже не будет иметь значения,- ответила она.

– Для меня. Для меня это не будет иметь значения. Я давно мертвец,- он смолк, собрался с силами и выдавил из себя с хрипом:- Лена, прошу тебя, уйди. Я должен уйти сам. Один. Так надо. Прошу!

Она положила его руку поверх простыни, встала, наклонилась и поцеловала его в губы, после чего покинула реанимацию. На улице она разрыдалась. К ней подошла жена Игоря, обняла и отвела в лесок рядом, где, как выяснилось, давно находились дети и внуки Игоря, многочисленные родственники.

Через час к ним вышел главврач и сообщил, что для Игоря Григорьевича Карпинского жизненный путь закончен. Домой Елену проводил Павел, который находился у больницы, и которому было по пути. Она его поблагодарила и ушла в дом. Павел заглянул за летнюю кухню, где сидели три брата.

– С утра,- сказал он Алексею,- жду тебя на кладбище.

Алексей кивнул. Павел постоял немного и ушёл.

Один из Бесов исчез и появился со стаканами и бутылкой водки. Разлили на троих, выпили, потом сошли на берег и стали ладить большой костёр.

На похороны съехалось всё население трёх окрестных посёлков. Было не протолкнуться. Со стороны авиа городка подошла колонна офицеров, одетых в парадную форму, под командованием командира дивизии, что заранее ни с кем не было оговорено. Они остановились поодаль на центральной улице посёлка. Первые четыре ряда лётчиков были вооружены карабинами. Сзади колонны ехали два автобуса с духовым оркестром дивизии.

Для разговора с ними отправили Павла. Вернувшись, он сказал, что военные категорически настаивают на своём участии, аргументируя тем, что Игорь единственный в округе участник войны, а их дивизия прошла её от первого до последнего дня, и запретить им участвовать в похоронах солдата не вправе никто, даже родственники. Ко всему они предложили, либо: нести до кладбища на руках или на артиллерийском лафете, который есть и будет доставлен немедленно. От лафета отказались и после недолгих переговоров разбили путь до кладбища на четыре равные части. На первом понесут мужики посёлка, на втором военные, на третьем стрелки из охранного корпуса "семьи" и на последнем родственники.

Упёрлось в музыку. Ещё при жизни Игорь велел хоронить его без прибамбацев и похоронного марша. Командир дивизии, выслушав Павла, согласился, но твёрдо заявил, что на своём участке пути военные понесут под "Прощанье славянки" и это не вызвало возражений родных.

Лётчики ушли стройной коробкой к клубу, где начинался их участок пути, и там выстроились в парадные шеренги с развернутыми знаменами страны, авиации и своей дивизии.

Два часа процессия двигалась к кладбищу. Там военные дали из карабинов три залпа, и сразу же над головами присутствующих прошёл самолёт-истребитель Лагг-3. Он дал круг, покачивая в прощании крыльями, и скрылся за горизонтом.

От кладбища все вернулись к клубу, где на столах сколоченных из досок была расставлена поминальная трапеза. В пути к Сашке подошёл Пешков. Он был в военной парадной форме.

– Извини, Александр! Это я их привёл. Хотя они сами, узнав, кто умер, готовились прийти.

– Ничего,- ответил Сашка.- Игорь себе не принадлежал. Не извиняйся. Всё путём.

– Передай от меня соболезнования супруге и детям.

– Хорошо. А ты разве на поминки не останешься?

– Они организовали в авиа городке.

– Сбросились?

– Частью командование, остальное бабы организовали. Под одним все ходим. У них к смерти, сам знаешь авиацию, отношение особое.

– Передай комдиву спасибо и скажи, что раз так, то к четырём часам я к ним наведаюсь.

– Хорошо.

Пешков отошёл к колонне лётчиков.

За столом Сашка выпил, как положено, несколько стопок водки и тихонечко ретировался в авиагородок. В полночь в порядочном подпитии он двинулся из авиа городка пешком в направлении реки, уселся на косе и, потягивая из горлышка водку, пел песни. Уснул под утро прямо среди валунов. Очухался далеко за полдень. Осмотрелся вокруг, сполоснул рожу в воде и потопал в посёлок. Жены дома не было. Быстро переоделся и растворился в тайге.

 

Глава 9

На промысле пришлось задержаться. Да он собственно никуда не спешил. Возвратился через две недели. Елена его не корила, привыкла уже к его постоянным исчезновениям. Она взглянула на него, удостоверившись, что с ним всё в порядке, это она научилась читать по его глазам и выдала чистое бельё, указав рукой на баню. Уже перед сном она ему сказала, что никто не звонил, что посёлок пьёт третью неделю подряд, но в основном старики.

– А ещё!- она прильнула к нему на грудь.- Ещё приходил твой брат Павел с женой. Мы просидели до самого утра. И тоже пили, болтали о жизни. Он сказал, что вы друг друга ненавидите, потом осёкся и добавил, что это его вина.

– Так получилось, что он не пошёл нашим путём. В партию вступил, старался быть правильным, доказывал всем, что руководство принимает верные решения и за это его все тут возненавидели, а мне эта ненависть, кривить душой не стану, вбита с рождения. На моих же глазах всё происходило.

– Когда уходили страшно извинялись за долгий визит. Ты не будешь против, если они к нам станут приходить на праздники?!

– Глупая ты у меня. Я и раньше не был против, да сам гость в собственном доме. Пусть приходят,- Сашка обнял жену рукой и стал поглаживать по плечу.

– Да! Совсем забыла. И впрямь я у тебя глупая. В тот понедельник в магазине ко мне подошёл какой-то мужчина. Поздоровался и спросил, не узнаю ли я его. Меня это как-то смутило. Он понял это, извинился и представился. Оказывается, он был в реанимации, когда там умирал Игорь. Он меня запомнил, а его нет. Помню, что там кто-то лежал, но ни лица, ни образа не запечатлелось. Я была тогда в прострации. Он спрашивал, когда ты вернёшься из командировки. Ответила, что не знаю.

– А как он спросил?

– О чём?

– О курах несушках!- Сашка усмехнулся.

– Он сказал, что знает, что я жена директора концерна. Ну, стало быть, тебя как директора и спрашивал.

– Не уточнял?

– Нет.

– Где он сейчас? В гостинице или…

– Почём мне знать! Может уже уехал. Я его больше не видела.

– Он не тот человек, который уедет, не увидевшись,- Сашка набрал номер на телефоне.- Серов где?- спросил у дежурного по посёлку, выслушал и, отключив телефон, сказал жене:- Он поселился у Софьи Самуиловны и сейчас на рыбалке с её соседом, а того хлебом не корми, дай половить.

– Он к тебе приезжал?

– Приехал.

– Так что ж ты с ним раньше не встретился?

– Он когда приехал, я был в шахте. Я из шахты, он в больнице. Потом Игорь умер. Вот так полтора месяца в маленьком посёлке не смог с ним поговорить.

– Кто он?

– Человек, раз любит рыбалку.

– Ответил, тоже мне.

– Завтра встречусь. Нет. Завтра позвоню Самуиловне и через неё приглашу на рыбалку. Слушай, я не видел лодки. Кто взял?

– Племяш твой. Два дня назад. Ему нужен был мотор, но я ему сказала, чтобы зря не снимал, коль надо то брал бы целиком.

– Обещался он когда?

– Ничего он не обещался. Надо говорит и всё.

– Звать его как?

– Гришкой его и звать.

– Ох уж эти Гришки!!! Их у нас, как крыс на старом паруснике.

– Это младший старшего сына твоего брата Николая.

– Точно?

– Да точно, точно. Не хотела тебе говорить, но уж ладно. Он не сам наладился, с девушкой. И так быстренько. Я её знаю, позвонила матери, та ответила, что в курсе. Разве, мол, запретишь? Им по восемнадцать в мае стукнуло.

– Тогда могут до глубокой осени пропасть. Придётся взять у кого-то лодку в аренду.

– Только ты до осени не исчезай,- предупредила Елена.

– Что ты! Всего на пару дён. У меня же работы не провернуть.

– Болтун! Было б работы невпроворот, не исчезал бы на недели в тайге.

– Язык почесался,- оправдался Сашка.- Спи уж. Или ещё есть новости?

– Чеченка родила сына. Назвали Игорем. Так их дед захотел. Я ходила на крестины, поздравила, подарки подарила. Родня ведь теперь как-никак.

– За это молодец!- Сашка обнял Елену и поцеловал.

– А ты что рад этому браку? Они всё ж с Кавказа.

– Что тебе сказать! Я сам не знаю, кто мы по крови. Кавказа бояться не надо. И потом, при правильном кровосмешении рождаются умные и крепкие дети. Они живут здесь давно, и никто в их адрес слова плохого не скажет. А ты боишься кавказцев?

– Немного.

– Но поздравить-то пошла!

– Так ведь родственники,- Елена улыбнулась.

– Всё, спим. Мне утром надо на перерабатывающий,- Сашка ещё раз поцеловал жену.

 

Глава 10

Серова Сашка ждал на берегу реки. Племянник так и не объявился, пришлось брать лодку у соседа. А Серов пришёл не сам. Он появился с соседом Самуиловны, который тащил свою прославленную сеть. О ней в посёлке говорили, что если б существовала золотая рыбка, то обязательно в неё попалась бы. Сашка сразу сообразил, что Борис Борисович со своей всемогущей сетью не отстанет во веки вечные и пререкаться с ним не стал.

– Серёжа!- окликнул Сашка десятилетнего паренька, ловившего неподалёку со скалы на удочку.- Мать дома?

– Да!- прокричал в ответ пацан.

– Гони, отпросись на рыбалку с ночевкой. Скажи, что с Карпинским едешь,- последние слова прозвучали в пустоту, пацан исчез за скалой.

– Александр! Зачем нам малец?- выразил протест Борисович, которого вообще никто не приглашал.- Привет!

Сашка ему не ответил, но поздоровался с Серовым.

– Здравствуйте, Юрий Иванович!

– Добрый день, Александр Григорьевич! Спасибо за приглашение. У вас тут удивительные места. Не тронутые.

В разговор влез Борисович.

– Александр, а ты, почему не своим баркасом?

– Грузись, но молча,- предупредил его Сашка, пояснив Серову:- Вы на нашу грызню внимания не обращайте, это местная традиция. Болтать – хлебом не корми.

Серов улыбнулся, но ничего не сказал, чуть качнул головой в знак понимания. Притопал пацан, одетый в болотники и штормовку, в руках был рюкзак. Его мать вышла на обрыв и помахала, не столько сыну, сколько Александру. Он в свою очередь махнул ей, принимая у парня рюкзак.

– Поехали, больше ждать некого,- сказал он присутствующим, и все полезли в лодку с бортов.

– Давай на Пологий,- предложил Борисович, когда они отошли от берега и лодку подхватило течение.

– Идём на Скальный. Сеть твою кинем на ночь через Митькину протоку,- буркнул Сашка, копаясь в моторе, который с первого рывка не захотел заводиться.

– Тоже вариант,- остался доволен Борисович, так как Митькина протока считалась отменным рыбным местом.- Но на Пологом было б удобней,- всё ж уколол он.

– Удобней на матраце, а не на голой земле,- вдруг выдал пацан, на что Сашка расхохотался, Серов улыбнулся, а Борисович заорал на пацана.

– Тебя не для того взяли, чтобы ты в разговор старших лез! Помалкивай, грамотей!

Пацан открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент взревел мотор и лодка понеслась вниз по течению, свистя в ушах ветром и это прекратило перепалку.

Плыли час. Когда выгружались, Сашка спросил пацана:

– Мать сразу пустила или просился?

– Не-а,- пацан мотнул головой.- Разрешила сразу, но по возвращению всё равно придётся у берега удочкой ловить.

– Купался?

– Не-а. Кидались грудками от нечего делать. Башка грязная, ей стирка, мне порка и строгий запрет далеко от дома не бегать.

– Вон там организуй костёр,- Сашка показал направление и вложил ему в ладонь коробок спичек.

– Сделаем,- пацан двинулся в указанном направлении.

– Из ваших?- спросил Борисович Сашку, кивая в сторону пацана.- Языкастый.

– Так не цепляй,- ответил Сашка.- Это сын Марьи Шантарцевой.

– А-а!!!- понимающе протянул Борисович и пояснил Серову.- Молодка одна тут у нас. Мужик пять лет назад, шубутной был, драку в клубе затеял, как там было никто, не знает, но разняли, а он на следующий день в больнице помер. Печень у него была слабая, лопнула. Сама осталась. Бойкий, однако, парень. В отца.

– Два захода на вирусный гепатит. Вот он знал, что в драку нельзя, а тот, кто его ударил, мог ли предположить, что так обернётся?- Сашка щёлкнул пальцами.

– Значит, на роду ему было написано,- Борисович аккуратно сложил свою сеть на галечник.

– Кому что написано, никто не знает,- Сашка прищурился на солнце.- Имеем четыре часа до вечернего клева, потом ужинаем, потом перемёты, я взял, потом твою сеть, Борисович. Такая программа.

Вернулся пацан.

– Костёр горит. Развёл на старом кострище. Можно удочку вон ту взять?

– Валяй,- согласился Сашка.- Мы у костерка посидим в тени.

– Без меня,- Борисович переломил двустволку и вогнал в стволы патроны.- Схожу на Митькину, гляну. Там перемычка слабенькая и мне, ночью вода чуть поднялась, засадило корчь прямо по центру сети. Сутки выпутывал. Не хочу выглядеть той самой старушкой,- и заскрипел сапогами по гальке.

– Идёмьте, Юрий Иванович!- пригласил Сашка, черпанув воду в чайник прямо из реки.- Заварим, погоняем.

– Не откажусь,- Серов пошёл следом.- Сегодня я второй раз в жизни на рыбалке. Раньше не приходилось. Больше всего меня тут заинтриговал чай. Вкусный он какой-то.

– Как вы себя чувствуете?- спросил Сашка, водружая чайник на огонь.

– Великолепно. Здесь я в полном объёме ощутил, что есть такое праздное время провождение и греха в том не увидел. Раньше лентяйство считал самым гнусным из пороков. Сейчас во мне появились сомнения,- Серов устроился на пне.- Отпусками никогда не пользовался.

– Вот и наверстаете,- Сашка всыпал пачку заварки в закипевшую в чайнике воду.

– У вас все так заваривают?

– Да. Ну, кто тащит в тайгу заварник? Чаще в банке из-под консервы.

– Можно я буду вас называть по имени?

– А почему нет? Называйте, как хотите.

– Я знаю, что недавно умер ваш брат. Примите мои искренние соболезнования. Я был в реанимации. Он у вас был очень мужественным и сильным человеком.

– Да. Был. И очень сильно пил. Особенно после выхода на пенсию. До литра в день. Мы все в его смерти виноваты, а я больше всех. Доставлял ему столько водки, сколько он просил. Не мог брату отказать. Да и никто его не попрекал.

– Я заметил, что здешние старожилы пьют каждый день, и никто не считает это плохим делом.

– Это правда. Последние штаны с себя снимут, но поллитровку достанут. А кого в том винить? Воспитание. Так их с рождения приучили при Сталине, Хрущёве, Брежневе.

– А молодые?

– Те, кому до тридцати редко, а те, кому за сорок попивают. Да я и сам не гнушаюсь. Пью.

– Не знаю с чего начать наш разговор,- признался Серов, принимаю кружку с чаем из рук Сашки.

– А вы не торопитесь,- Сашка присел, напротив, на лежащее бревно.- Идите оттого, что ближе в душе лежит. Чтобы развеять ваши сомнения в адресате, скажу, что вы приехали именно ко мне. Левко мой ученик.

– Это я понял сразу, как ступил на эту землю. Вы тут самый главный и важный, но о вас все молчат. Даже в работе на вас никто не ссылается. Нет. Это я не о том. Сброшу в сторону. Ваш брат умирал с одной мыслью. Именно мыслью, а не молитвой. Импульсы в мозге были такие мощные, что мне пришлось глушить в себе резонанс. Таких мне встречать не приходилось. Крик души. Он водкой гасил эти приступы, а они с возрастом приходили всё чаще и чаще. Обычные люди с такими нагрузками не справляются и накладывают на себя руки,- Серов смолк, сделал несколько глотков из кружки и спросил:- Вы знаете, что его так донимало?

– Конкретно – нет, а, в общем – война. Он ушёл на неё пацаном, и вернулся с неё уже таким.

– Мне Софья Самуиловна, она его сильно уважала и тайно любила, рассказала о его пути в войне.

– Одно время они встречались и об том все знали в посёлке, молодые были. Потом он женился и перебрался в другой посёлок. Такая история. Я малец был, когда она с моим отцом много лет спустя говорила. Так он её корил за то, что она была не настойчива и не стала за него бороться, а она в качестве аргумента ставила дочь. Она была в молодости красивая, ко всему умна, что редкость.

– У вас большая семья? Ой! Извините. У ваших родителей было много детей, как я знаю.

– Всего шестнадцать. Четыре сестры и 12 братьев. Мертворожденных и умерших в детстве не было. Мама не сделала ни одного аборта. Пять двоен: одна смешанная, две мужских и одна женская. Остальные одиночки и я в том числе. Ко всему последний.

– С плохими данными есть? Извините за такой вопрос.

– Не извиняйтесь. Нормальный вопрос.

– Я про явных и не явных уродов.

– Иногда говорят, что в каком-то поколении всевышний отдыхает. Уродов у нас в семье не было. Совсем. Ну, с явными отклонениями точно нет. А вообще – есть. Но смотреть на всё надо с иной стороны. Все наши двойнята люди недалекие. С головами у них всё в порядке, даже лучше, они все смогли спокойно получить высшее образование, но, не гладя на это, отец как-то сказал, что им по природе не повезло. Мол, им на двоих достались одни мозги и потому не дадено таланта. Шестерым одиночкам достался от природы талант, а высшее только одному. Четверо, себя и Павла не считаю, не имели даже восьмилеток, у них семь классов и коридор, при этом все они были в здешних местах уважаемые и занимали ответственные посты. Гораздо большие, чем те, кто получил высшее. И парадокса тут нет. У всех шестерых был жуткий талант к языкам. Игорь свободно владел девятью. Павел – двенадцатью. Алексей – семнадцатью. Ольга – двадцатью. Владимир – тридцатью. Ольге было двадцать, а Володе 16 лет, когда на свет появился я. У них на руках я провёл два года, мать сильно болела. Ей было 48 лет, когда она меня родила. С первого дня они стали мне напевать песни на разных языках, и сколько я их знаю теперь, не считал. Во мне жуткое скопище.

– А двойнята. У них как с языками?

– Все свободно владеют тремя. Кроме русского.

– То есть?

– Его не считаю, он само собой. Мать сильно переживала, так как я до трёх лет вообще на русскую речь не реагировал.

– Ваш отец знал языки?

– Да. Семь свободно. Игорь потому и овладел девятью, чтобы больше отца. Мама тоже знала, но за количество не поручусь. Думаю, что пять-шесть знала, а может меньше. Она у нас из нацменьшинств. По своей матери она татарка из какого-то княжеского рода, а по отцу бурятка. Там так наворочено, что чёрт ногу сломит. И по мужской линии тоже бардак. Моя прабабка по отцу – чистых кровей урянхайка. Приходилось слышать?

– Такие роды служили в войске Чингисхана, если не ошибаюсь не то Субетей, не то Сэубедэй был великим полководцем. И вроде его сыновья и внуки тоже.

– Вот оттуда наши корни. Правда, её удочерили бездетные русские, и замуж она шла под их фамилией и русской по национальности.

– Физические данные у ваших сестер и братьев?

– Все здоровы дай бог каждому. Никто из наших не болел и не оперировался. Не считаю Игоря и себя. Его резали на фронте и после войны. Меня тоже, но это для войны обычная вещь.

– Ещё чайку можно?

– Конечно!- Сашка взял кружку у Серова.

– Значит, вы считаете это последствием кровосмешения?

– Так смотря кого и с кем! Дед прожил 108 лет. Прабабка урянхайка 99. Отец матери – 101 год. Бабка – 96. И знаю точно, что они ничем не болели. Отец наш мало прожил, но тут виной всему лагерь. Однако, 85 лет – всё-таки возраст для нашей страны. Старший брат отца умер в 97 лет. Средний жив до сих пор, ему уже 110.

– А Игорю было 76.

– Война и водка срезали ему как минимум тридцать лет.

– Позвольте мне вам сказать, почему он так пил?

– Да вы, право, не спрашивайте, просто говорите. Какие тут секреты, коль его уже нет.

– Его давила смерть мальчика. Он его случайно срезал очередью из автомата на подступах к Берлину и не мог себе этого всю жизнь простить. Принял того в бою за солдата СС, он был одет в чёрный комбинезон.

– Такое могло быть. Как-то он упоминал, что сильно хотелось выжить в той мясорубке, и нервы порой не выдерживали. Да и, признаться, у меня была такая ситуация в 1982 году в Бейруте. Чуть не застрелил мальца. Осечка случилась, а то быть ему покойником. Неделю у меня руки дрожали потом.

– Вы много воевали?

– Много, Юрий Иванович. Много и по всему миру.

– Было страшно?

– По-разному было. Приятного мало. Так чтоб до ядра клетки пробрало один раз. В Анголе. Свои ракетчики накрыли залпом из "Градов". Мы втроём успели броситься в колодец, все остальные погибли. Слава богу, колодец был не глубокий, отделались ушибами.

– Вы были там с той стороны?

– Да нет. С этой. Люди Савимби не хотели идти на договор по отработке алмазных россыпей в своей зоне контроля. Я договорился с Луандой и выкинул его с тех территорий. Луанда послала туда ко мне в поддержку советские подразделения и кубинцев. Вот русские нас и накрыли.

– Сколько погибло?

– Сто пятнадцать человек.

– Дикий случай. Хотя о чём это я?!! Скажите, Александр, вы ко мне Софью Самуиловну направили потому, что она еврейка и я еврей?

– А вам это что-то напоминает?

– Настораживает. Мне на национальности акцентировал Ронд, подчеркнув, что сам он тоже еврей.

– Долгая это история. Он не еврей. По происхождению он чистый немец. Вопрос воспитания. У евреев национальность передаётся по матери. Воспитала его приемная мать, которая по национальности еврейка. Отсюда он, и не без основания, считает себя евреем. Реальные родители у него чистейшие немцы. А вы кем себя считаете?

– Не смогу вам на этот вопрос ответить. Если бы вы меня спросили об этом три месяца назад, я бы, несомненно, назвался русским, не глядя на свою внешность. А теперь не знаю.

С берега пришёл пацан.

– Не клюёт. Картошки на уху почистить?

– Есть чем?

– Есть,- пацан показал перочинный ножик.

– В лодке ящик, там картошка и котелок.

Пацан ушёл, а Сашка продолжил:

– Софья Самуиловна единственная в округе еврейка. Сейчас, по крайней мере. Прожила тут всю свою сознательную жизнь. Хорошую и честную. И её по национальному вопросу никто никогда не ущипнул. Для всех здесь живущих пресловутая пятая графа не имеет значения.

– Она мне рассказывала.

– Вот Борисович по матери эстонец, по отцу украинец,- Сашка расхохотался.- Мужики наши считают, что худшего скрещения господь придумать уже не сможет.

– Он мне об этом ничего не говорил.

– Его родители ссыльные. От отца ему досталась украинская крестьянская прижимистость, а от матери, отец матери имел свой рыбный промысел до оккупации в 1940 году, сдержанная хозяйская скупость. В сложении получился чрезвычайно жадный мужичок, у которого снега зимой не выпросишь. Одним словом – скупердяй. Но рыбак – другого такого не найти. Последнее от отца матери. Его на нерест брали старшим. Наши ходят на нерестовые реки Охотского моря, на побережье, заготавливать красную рыбу. Так вот, зная его кипучую жадность, без всякого голосования назначают старшим. Он не бросит ни одного хвоста.

– Обернули жадность впрок.

– Конечно. Все как один крученые. Да! Ещё ему от матери досталась библиотека прекрасная на английском и эстонском. История её появления не ясна, всё ведь конфисковывали, но факт налицо. Борисович свободно владеет английским, эстонским, шведским. Мать его выучила. У него есть собственный перевод "Гамлета" Шекспира. Всё, что перевели в этой стране, не лезет ни в какие ворота с тем, что перевёл он. Потрясающий слог, точный по тематике, вывел до знака, до йоты. Он вообще-то балуется стихосложением, но стесняется. Пацаном я бегал к его матери учить эстонский и шведский. Когда она болела, у неё были больные глаза, на лечение поселенцев не отпускали на Большую землю, Борисович вместо неё проверял мою писанину. Вот с тех самых пор мы с ним враждуем.

– Поспорили?

– Ага. И сильно. Уже потом я выяснил, что предмет нашего спора пустячный и упирается в диалектическую не стыковку. Но тогда я об этом не знал, а он до сего дня не ведает, потому, как считает свой эстонский чистым. Он конечно прав, однако, эстонский тех мест, откуда родом его мать отличается от того, на котором говорят в Таллине. Отвлёкся. Ронд не наш человек, но к делу близкий. Его подстрелили в Швейцарии много лет назад, и мы его вытащили. Тут он был "чужак". В Советском Союзе он искал высших наци, побочно, правда. Когда стал инвалидом, мы ему предложили это направление поднять. К нам через архивы пришло много информации по нацизму, и их надо было кому-то обработать и свести, ведь приход был из многих стран. Он этим и занимается до сего дня.

– Тогда понятно как вы отыскали моих родителей.

– О вашем существовании мне было известно, но данных на вас мне достать не удалось. В момент, когда я вышел на большую дорогу, вы погрузились в подвалы центра и сидели там безвылазно. Первоначальную информацию я поимел у немцев. Вас засёк их человек.

– Да! Это был немец. Произошло это в посольстве на официальном приёме. Давненько.

– Оттуда пришло только ваше описание. Да вот незадача, лицо можно изменить. Как только вы показали своё лицо Левко, мы включили архивы в работу. Знаете, сколько это бумаг?

– Могу только представить.

– Ведь вы могли быть рождены где угодно. Даже в азиатском котле. Иди, сыщи?!! Дело пошло быстрее, когда вы попали под объектив камеры под офисом Скоблева в Москве. А вы считаете, что нам не надо было раскрывать ваше происхождение и на нём акцентировать ваше внимание?

– Какой ответ вас устроит?

Сашка встал с бревна, ушёл к костру, подкинул в огонь сушняк и, вернувшись, ответил:

– Любой и никакой.

– Я понимаю. Не вы же это придумали.

– Не я,- Сашка посмотрел Серову в глаза.- Был такой актёр. Зиновий Гердт.

– Прекрасный актёр и, насколько я знаю, человек.

– Я не верю ни в ад, ни в рай. Одно мне ясно. Они живы до тех пор, пока хоть одна живая душа помнит об их присутствии на этой планете. Физически их нет, но их души переходят частичками к живущим и от них поползет по поколениям. Мне кажется, что именно это – бессмертие.

– А как быть с Гитлером, Сталиным?

– Юрий Иванович! И их тоже помнят, значит и они живы. Весь вопрос в том, как помнят, какая память доминирует.

– Для их душ это – ад. Так понимаю. Возможно, вы правы.

– Для меня Зиновий Гердт – великий русский актёр, подчёркиваю – РУССКИЙ – ведь он на русском говорил. И без всяких сомнений великий человек. Даже не так. ЧЕЛОВЕЧИЩЕ. И только потом он еврей, если хотите – Великий еврей. Такого принципа я придерживаюсь в реальности. Так меня приучили делать сызмальства и время, и мой опыт подтвердили точность этого подхода. Никогда я не смешивал, а это принято в мире и этой стране, жидо-масонство и национальный вопрос. Разные для меня это понятия. В какой-то степени я сам и дело моё лежит в плоскости жидо-масонства. Некоторые меня так и воспринимают, как некого мастера-каменщика. Они меня в эти ряды вписали без моего согласия.

– А для вас это что?

– Комплекс. Зёрна истины есть кругом, разумное тоже не едино. Идея равенства и братства не принимается только потому, что не совпадает со временем, да и грязными руками она воплощалась. Недальновидные пьянчужки и маньяки, идиоты и шизофреники взялись за её воплощение. Но это не значит, что она сама по себе ложна. В том же масонстве есть и положительные и отрицательные моменты, притом, что в нашей стране это окрасили доморощенные ультра-уроды в один цвет. В цвет сионизма крайнего толка.

– Стенка на стенку.

– И обостряется этот вопрос время от времени во всех странах.

– Вразумительно. Соглашусь.

– Софью Самуиловну я к вам направил, потому что она ярчайший пример того, что доминировать не имеет право национальное над сложившейся системой общежития. А она из-за этих именно сложившихся отношений не захотела ехать в места обетованные. Да, мы все общаемся на русском, но это помогает нам лучше понять друг друга, но ни в коем разе не должно стать предметом спора. Когда Самуиловна варит мацу, к ней в гости сходится полпосёлка.

– Она мне говорила.

– И все несут составляющие. Потом едят и поют песни. Поют на разных языках. Давно это происходит, и не с неё началось, просто она переняла это у тех, кто давно умер. На эти посиделки я бегал, чтобы лучше понимать языки. Там запевали на трёх десятках.

– Своеобразное поминовение всех усопших.

– Я не задумывался над этим. Оно вошло в мою жизнь неосознанно и осталось в памяти светлым пятном, объединяющим всех вокруг живущих. А поминают или клянут, для меня роли не играло. Ольга притащила меня на эти посиделки, когда мне был месяц. Отец всё потом мать подначивал, что, мол, пока ты валялась, дочь снесла мальца в молельню, и там его окрестили, обрезали и окропили одновременно, и что он теперь выше всякой веры в любом религиозном контексте. Почти что Бог,- после этих слов Сашка и Серов не сговариваясь, рассмеялись.

Под хохот явился Борисович, снял с плеча ружьё и повесил его, переломив, на сук. После этого водрузил чайник в пламя костра, чтобы согрелся.

– Ты, Иванович, будь с ним на стороже,- предупредил он Серова.- Александр бандит известный не токмо в наших глухих краях и околотке. По нём виселица давно плачет. Дан ему от Бога дар притворщика. Маскируется под овечку, влезат в доверие, а потом по горлу и в колодец.

Сашка промолчал, а Серов спросил:

– Борис Борисович, а это факт доказанный или всё на слухах?

– На слухах. Потому как те, кто его уродство смог бы раскрыть, уже мертвы. Он из тех, кто не оставляет свидетелей в живых. Умеет концы прятать.

– Тогда верно слухи,- кивает Серов.

– Может оно и так, да только они ведь без причины на свет не появляются. Есть что-то, обязательно должно быть,- Борисович крякнул, обжегшись, когда тянул чайник из огня и обратился к Сашке:- Вот ты мне ответь, как на духу, дело прошлое, ты иль не ты, мою двадцатипятку-путанку стащил в 1973 году, а годом спустя подложил мне на порог бобину капроновой нити, которой хватило на четыре таких сети?

– А что, плохая нить была?- не ответил прямо Сашка.

– Отличная нить. До сего дня в работе и как новые.

– Вот так, Юрий Иванович, живём. Борисович точно знает, что я слямзил, но спрашивает. У него память имеет особый взгляд. То, что сеть я упёр – помнит, что нить отменную ему взамен доставил, а он вяжет сам превосходно,- тоже помнит, а что я к нему приходил по-людски и просил сеть в аренду, того помнить не хочет. Я, Борисович, тогда на тебя сильно обиделся и сказал тебе в глаза, что коль не дашь сам – украду. И ясное дело украл. Мог тебе дом спалить дотла вместе с пристройками, но не стал, сдержался. Через год моя душа оттаяла, ты же к чужому ни прикасался и в том замечен не был, а за своё держаться так что не оторвать – так это не грех, ну и решил тебе вернуть ниткой, которая была, помнишь ли, жуткий дефицит. Помнишь ли ты своих бесноватых собак? Ох у него были злющие безмозглые собаки. Пять штук,- Сашка повернул голову к Серову.- Когда я ему поклялся украсть, он их стал спускать на ночь во двор. Я пустил в ход все мне известные методы, чтобы их как-то отвлечь или загнать в загородку, но всё напрасно. Ну не убивать же тварей неразумных. Однако, сеть умыкнул.

– И как ты их купил?- поинтересовался Борисович, а Серову, кивая, пояснил:- Я этих псов сам боялся. Не собаки – дьяволы. Они никого не признавали. Могли, кого хошь порвать в один момент. Давай, давай – колись, коль сознался при свидетеле. Как?

– Так всё просто. Стояла жуткая жара. Помнишь?

– Да, сушь и впрямь была невыносимая. Такая, что по Глухарю вся перекатная скала из воды вылезла, а Юдому можно было вброд перейти. Не было больше такой жары.

– Ты весь день пил, праздник русской березки всем поселком мочили.

– Неделю не просыхали. Было,- сознался Борисович.

– Так ты сеть свою и проглядел с пьяных глаз. Спал крепко. Жена и сын от твоего буйства ушли к соседям, а я с реки притащил шланг от насоса, который качал воду на ШОУ, ты же тогда рядом жил, и загнал твоих бесноватых псов струей воды в загородку за летней кухней. Шипко струя была мощная. Два раза шланг рвало, пока я с ними окоянными совладал. Спина и руки потом месяц болели. Его же надо было удержать под таким давлением,- Сашка захохотал.

– Вишь, Иванович, с кем дело имеешь?- Борисович довольно хрюкнул.- А я тогда всё чесал затылок и думал: "Дождя не было, двор мокрый, щепу смыло под обрыв, собаки по двору бегают". Так и не сообразил ничего с похмелья. Так-то бы я усёк, что к чему.

– А что с того толку? Всё равно я той же ночью в тайгу смылся.

– Шланг-то ты, где брал?- полюбопытствовал с хитрецой Борисович, больше из-за сомнений.- Вещь не бросовая.

– У заведующего техскладом была заначка. Чтобы её никто не зрел он шланг с бухты разрезал на куски по двадцать метров и в длинном складе, он до сего дня стоит, кинул под стену, прикрыв всяким барахлом. Склад на сваях. Смекаешь?

– Шланг вернул?

– А как же!! От насоса до твоего двора двести семьдесят метров, а с территории ШОУ- сто пятьдесят. Я у него вытащил десять кусков, соединил их патрубками дюймовыми, обрезал у здания ШОУ их железную трубу и насадил конец шланга. Насос включался с рубильника на реке. Сложность была одна – как поймать крутящийся конец шланга.

– Сильно его крутило?

– На токарке я заказал насадку, чтобы была струя мощней, и меня ею чуть не причпокнуло. Метнулся я к реке, выключил и стал кумекать, как мне быть. А выручили меня тиски. Они у тебя прямо у забора, да ко всему в нужном мне месте. Я в них зажал насадку. Прибегаю с реки, струя бьёт во двор и щепу сметает, собаки вокруг стоят и рычат. Я встал на перекладине забора, открутил насадку из тисков, предварительно привязав к шлангу лом и сразу спрыгнул во двор. Они на меня кинулись, а я им в раскрытые глотки струей саданул, да так, что они мигом просрались и забежали в загородку. Пока я по твоим задворкам шарил, они сидели тихо и даже не гавкали.

– Так ты вернул шланг или нет?- настойчиво спросил Борисович.

– Нет. На склад нет. Но именно их цепляли на инжекторы, когда на приборе случился по пьянке пожар и сгорели все шланги. Не мог я их обратно впихнуть, потому что вытаскивал через просверленную дырку. И далеко я их не прятал и не тащил. Уложил вдоль забора ШОУ, закидал кусками старых досок. А ты, почему спрашиваешь?

– Так я же на том приборе тогда работал и должен был заступать в дневную смену. Приезжаем – мама родная!! – всё дотла. Электродвигатели сразу нашли, остальное железо, что ему будет: выгнули, отрехтовали, а шланги где брать? Директор карьера послал на склад, а тот упёрся как баран, нету, мол, ни метра. Но шланг где-то объявился как раз к пуску. Завскладом, вроде мимоходом, к нам наведался и шипко интересовался откуда шланг. Мне это бросилось в глаза.

– Со склада я увёл не весь. Половину. Они его с покойным директором карьера и начальником шестого прибора, где был пожар годом раньше, списали. Хотели его бросить на заимке от ключа, он далековато, до бани. Так вышло, что вор украл у воров, но вернул по прямому назначению. Они же остаток в двести метров продали в Бриндакит и протянули на заимке железную трубу в дюйм.

– И чем они там воду качали?- не поверил Борисович.

– Насосом,- ответил Сашка.

– А электричество откуда?

– Там была списанная дизель-электростанция Ереванского завода.

– Сорокасильный?!

– Да. Его по документам утопила на зимнике одна артельная бригада старателей, ясно дело, по предварительной договорённости,- Сашка скинул рубашку, оставшись в чёрной майке с коротким рукавом.- Я потом и дизель стащил, но в 1975 году зимой. Нужная, слушай в тайге вещь. Баб на заимке можно и при свете керосиновой лампы трахать.

Борисович почесал затылок и изрёк:

– Нельзя плохо о покойниках, ну да хрен с ними. Порядочные были скоты. И все как один кончили плохо. Один утоп, один по пьянке замерз в собственном дровянике, третьего сердечный удар добил. И поделом. Вот мне что интересно. Всех в один год в разных посёлках Господь призвал к ответу.

– Зря ты, Борисович, о бывшем директоре карьера так зло. Ведь знаешь, что его сердечный удар саданул после смерти непутевого сына.

– Это так. Только он, как сын умер, бросился в запой, чего делать нельзя было категорически,- Борисович отхлебнул из кружки чай.- Сейчас можно уже идти ловить. У тебя, Александр, телескопическая сыщется?

– Найдётся,- Сашка кивнул.

За время диалога меж Сашкой и Борисовичем, Серов не проронил ни слова, но внимательно наблюдал за Александром, слушал его речь и ловил себя на мысли, что этот человек не похож на того, которого он себе нарисовал по имевшимся данным. Перед ним сидел простой мужик, абсолютно свой в доску. И Серов не верил, что именно этот Александр Карпинский создал вне пределов страны огромную империю. Его неверие шло оттого, что он до пунктика знал систему вхождения во власть, во власть любую, и что нахождение в ней обязательно маркирует человека через поведение, речь, а этого как раз и не прослеживалось. "Или он не тот за кого себя выдаёт, тогда мне подсовывают куклу, или он тот, но великий актёр. Да нет, пожалуй, такое не сыграть. Сунуться ему в башку или не надо? Вот в чём вопрос",- Серов посмотрел на горизонт. Его размышления прервал Сашка.

– Юрий Иванович! Вы про адаптацию слышали?

– Смена климата, часовых поясов. Упреждая ваш следующий вопрос, скажу, что на меня это не подействовало, а вот вода ваша вдарила по слабому месту. Гастрит меня донимал давно, и рано или поздно вылез бы язвой.

– Гастрит – болезнь горожан, пьющих хлорированную воду из крана,- Сашка поднялся.- Пойду, приготовлю удочки. Отдыхайте пока, я вас кликну. Борисович, тебе с поплавком или без?

– Без. Люблю покидать.

– И мне тоже,- попросил Серов.

– Адаптацию я имел ввиду по иной причине. По той, о чём вы себе подумали,- произнёс Сашка и ушёл к реке.

"А вот это уже теплее,- внутренне усмехнулся Серов.- Он ко мне не лез. Или сделал это так, что я ничего не почувствовал, а сие мало вероятно. Красиво. Упор-то какой, а?! Не игра это. Для него, по крайней мере. Если бы он играл в эти бирюльки – сожрали бы его, сходу определив, где он фальшивит. Это примитив: верю не верю по системе Станиславского. А мы имеем дело с другой системой. Вот смогу ли я её понять?! Вот сколько надо иметь знаний, чтобы мгновенно адаптироваться в инородную среду? Много, ой много. И главное – знание языка. Языков. Хоп гоп ца-ца!!! А он владеет многими и всё у него хорошо ложится. Чётко так. Прибывает в страну, с языком всё в норме, быстро обкручивается в бытовой среде и информационной. Тут он попал прямо в точку. Где это проще прокрутить? Великобритания и Франция начала 80-х самый благоприятный климат. Германия не подходит. Ещё можно добавить Италию. А до Европейского континента он, видимо, по миру пошастал. Азию излазил вдоль и поперёк, в ней сверил и отшлифовал модель присутствия, внёс коррективы и на Европейский пришёл уверенной поступью, точно зная их слабые места. Но в США не полез. Почему? Там условия приличные для его сути, более могучие, чем в старушке Европе".

– Пошли, Иванович,- позвал Борисович и прервал мысль.- Уже пора. Клёв обещает быть хорошим. Да он тут, собственно, никогда плохим не бывает.

Хариус реагировал на наживку мгновенно, не давая ей упасть в воду. Цель атаковало сразу несколько рыбин, при этом они мешали друг другу, промахивались. Борисович жутко матерился, сопел, ворчал. Первым нашёлся пацан. Он чуток повозился со снастью и стал дергать одного за другим.

Приблизившись к нему, Борисович предложил:

– Поделись секретом.

– Купите,- ответил пацан.

– Возьму тебя в ночь, ставить сеть,- пообещал Борисович.

– Большое грузило к самому крючку. Падает быстрее, чем они успевают атаковать,- был ответ юного, но уже опытного рыбака.

Борисович чертыхнулся, провёл реконструкцию своей снасти и у него всё пошло хорошо. Секрет пацана перекочевал к Серову и Сашке. Вскоре берег озолотился сиянием рыбьей чешуи. Клёв был таким, что времени на болтовню не оставалось. К концу второго часа наметился спад, и Сашка первым бросил ловить. Из лодки он достал раскладной столик, три ведра и стал собирать рыбу вдоль берега. К нему присоединился Борисович.

– Однако, на бочонок соберётся. У меня на Пологом был в запасе на сто пятьдесят литров. Что бум делать?- он смотрел на кучу.

– Испробуем новую технологию,- Сашка ему подмигнул.

– В целлофановый пакет? Стухнет,- не согласился Борисович, видя, что Сашка вытащил из лодки комок полиэтиленовой пленки.

– Проверим в действии,- Сашка дёрнул рычаг пуска маленького двигателя, и тот стал еле слышно гудеть. Взял тонкий шланг с иглой на конце и мастерски точно вогнал её в красное пятно на комке целлофана.

Подошли Серов и пацан, неся последние рыбины вечернего улова. И тут у всех на глазах комок превратился в бочку. Сашка выдернул иглу и заглушил моторчик.

– Оригинально!!- восхитился Борисович.

– Новейшее достижение в науке. Надувная бочка из полипропилена. Не деревянная, но так изготовлена, что имеет её характеристики. Воздух под давлением держит стенки мёртво,- пояснил Сашка.

– А как крышку?- Борисович осмотрел верх новоиспеченной бочки.

– Её потом надуем,- Сашка показал небольшой комок с синим пятном.- Кладём сверху и качаем воздух вот в эту часть,- он ткнул пальцем в зеленое пятно.- Это кайма при прокачке зажмет крышку.

– Ха!!- выдавил из себя Борисович.- А спустит?

– Не нарывайся на грубость,- предупредил Сашка.

– А что я такого сказал?- обиделся Борисович.

– Не хочу при парне,- Сашка поставил бочку к столику.

– Ну, сдуется, если?- исправился Борисович.

– Она многократного использования. Давление убираешь проколом,- Сашка достал из сапога нож.

– Давление большое?- не отставал Борисович.

– Одна атмосфера,- приступая к разделке, ответил Сашка.- Не сумневайся, Борисович. Она всё выдержит.

– Тебе верю. Новое что-то. Я в магазине не видел. Где мне таких приобрести?- Борисович достал нож и тоже встал к столику.

– Сговоримся,- сказал Сашка.- А кто будет старшим по ухе?

– Я!- вызвался Борисович.- Рановато ужинать.

– А мне можно разделывать?- спросил Серов, заметив, что пацан тоже достал неизвестно откуда специальный нож и занял место у стола.

– В лодке в оранжевом ящике ножи, там же пачки с солью, захватите,- Сашка махнул в сторону лодки.- Пачки три хватит.

Серов выполнил задание и приступил к разделке, глядя внимательно на то, как делают другие. Но выбрать для себя способа не смог, так как они все разделывали по-разному. Он замешкался, и Борисович его подбодрил.

– Иванович! Кромсай как тебе сподручней. Главное чисто внутри, голову в сторону. Остальное не суть важно.

– Ясненько,- ответствовал Серов и стал разделывать с чистки чешуи, потом голова, потом кишки.

Когда разделали две трети, Борисович ушёл готовить ужин, спросив Сашку:

– У тебя с собой надувные ещё имеются?

Сашка кивнул.

Втроём кромсали остатки целый час. Бочка заполнилась на три четверти.

– Семьдесят кило,- определил Сашка.

– А весь объём?- спросил Серов, споласкивая в реке руки.

– Двадцать аглицких галлонов. 90,92 литра.

– А делаете?

– Полсотни видов и объёмов. Это северный вариант. Материал морозоустойчивый. Айда хлебать ушицу. Вон, Борисович, машет.

Они пошли к костру. После ужина легли покемарить, пока не исчезнет с горизонта солнце, и не наступят сумерки. Ночи в этот период времени в данных широтах не наблюдается.

На постановку перемётов ушёл час, ещё полтора часа ставили сеть Борисовича.

– Нет ничего слаще такой житухи!- воскликнул Борисович, отхлебывая из кружки кипяток.- Сидел бы тут вечно и ловил. Ну почему география такая у бога перекошенная? Почему всегда тепло на экваторе? Почему им вечное лафа и счастье, а нам только маленькая часть? Александр, почему?

– Рая, положим, и там нет в помине. Тепло – да, но рыбки совсем не осталось. Всё жадные выхлестали своими загребущими неводами. Если тебя, Борисович, туда пустить, совсем океанская житница пропадёт, начисто иссякнет,- ответил Сашка.

– Почему?- Борисович поднял на него свои глаза.

– Сколько у тебя сетей?

– Десятка два, ноне.

– А на кой ты двухсотметровую путанку плетешь? Её же тут ставить негде. Ста метров и то много.

– Эт как смотреть,- не согласился Борисович.- В этом году я ходил вниз, на Маю. Там сыскал такое место, что весь их океан – ерунда на постном. И лажу я не двести, а триста сорок метров. На следующий год испытания проведу. В два заброса можно на год весь наш улус обеспечить рыбой. Я же не себе. Себя я и удочкой обеспечу. Наши мал-мал ловят, а военным некогда, им служить надо. Ко мне комдив приезжал, благодарил, просил ещё подкинуть. А у меня ничего не пропало. Ловить каждый может, но сохранить товар – вот проблема. Кстати,- Борисович долил себе в кружку чай,- твой брательник покойный, умел ловить и солить. Мастак он был. Только последние годы как слёг перестал заниматься, но чтоб ты знал, он с собой секреты не забрал. Всё мне оставил в подробных записях. И я, небось, ханыжить не стану, найду, кому передать. Вот хоть Серёже,- он кивнул в сторону пацана, который уже разместился в спальном мешке.- Он с трёх годов вдоль реки с палкой бродит. Единственный кто зимой ставит тычки. Есть в нём тяга к рыбалке. Серёга! Пойдёшь ко мне в ученики?

– Только летом,- ответил рассудительный пацан.- Зимой не могу. Мать за школу выпорет.

– А ты успеваешь в школе-то?- поинтересовался Борисович.

– Троек нет, четвёрки случаются, но по аттестации одни пятерки. Одну четвёрку ходил справлять целый месяц,- пацан недовольно хмыкнул и добавил:- Замучила меня учительница и сама порядком извелась. Расстались полюбовно. Ей надо в отпуск, а то бы она меня всё лето не спускала с поводка.

– Какой предмет?- спросил Сашка.

– Химия,- пацан тяжело вздохнул.

– Разве в четвёртом есть химия?- удивлённо спросил Борисович.

– Я в специализированном классе. Химия и физика с первого. Да я её знаю, но она мне четвёрку выставила, чтобы я продлил время учёбы, ведь летом ничего в башку не лезет. Её отпуск меня спас,- пацан улыбнулся.- Александр Григорьевич! А вы химию будете вести или как?

– Буду пока в старших классах. На вас у меня нет времени. Ты давай не расходись сильно, спи. Утром подниму,- Сашка глянул на Серова, тот полулежал у костра и был в задумчивости.

– Уже молчу и уже сплю,- ответил пацан. Ему чесалось на языке, но он не хотел терять доверия ему оказанного людьми, взявшими его на ночную рыбалку. Такого после смерти отца у него не случалось, и он страшно этим дорожил.

Тут среагировал Борисович.

– Если вам надо поговорить, то двигайте отсель. Не хочу затыкать ухи, а чужих секретов мне не надо,- и стал укладываться.

Сашка снова взглянул на Серова. Тот вяло и нехотя поднялся и встал в нерешительности, не зная, куда надо идти. Прихватив два спальных мешка, Сашка стал отходить в сторону, Серов пошёл следом, шурша речным песком. Расположились на траве у самого обрывчика.

– У меня ощущение, что вас всё время что-то тяготит? Или вы так к себе прислушиваетесь? Может, болит?- спросил Сашка.

– У вас в посёлке квалифицированные врачи. Ничего у меня, слава богу, не болит. Тягости тоже нет. А к себе прислушиваюсь по одной причине. В моей голове очень много важной информации. Не хочу, чтобы кто-то пострадал из-за моей беспечности,- Серов сел на спальный мешок.- А меньше всего мне хочется быть подставленным. Вы понимаете, о чём я?

– Вас так сильно смутили наши люди?

– Не только ваши. В фирме Скоблева я наблюдал такие кодации. В аппарате Рыбкина их не было, но и там есть наверняка, только мне не встретились. Ронд живёт среди вас и тоже не кодирован, и для меня это всё странно и интересно.

– А вы и тут встречали кодированных?

– Да. Двоих. По прилёту мне двое попались на глаза. Кажется, они куда-то улетали. Мы в этом месте одни?

– Не сомневайтесь. Одни. Важная информация, которой вы располагаете, важна только для вас лично и вашего руководства. Остальным она уже не нужна. Тайность всегда предполагает наличие суперважности. В нашем государстве тайностью никогда не умели пользоваться, применяя её к месту и нет, по поводу и без оного. И, как водится, растратились по пустякам. И охранять, увы, тоже не умели. По комсомольской путевке нельзя стать профессионалом. По путевке можно стать только исполнителем, но чужого решения. Роботом-рабом. Не рабом, раб иногда умён, а роботом-рабом. Роботорабизм – идеологические и оные догмы, вбитые в голову и неукоснительны к исполнению. Так за что вы переживаете?

– За умных и волнуюсь. Они работают вне пределов страны, работают хорошо. Их не так много, но они есть.

– А разве люди, работающие по линям внедрения, собственность государства? Мне кажется, что вы сильно сгущаете краски.

– Может быть. Но это моя жизнь и мой выбор. Давайте не будем спорить по этому вопросу. У вас другое представление о разведке и это хорошо, что другое. Возможно, ваши знания точные, чем у всех остальных, поскольку вас так и не выявили за эти годы. Да и мы не простаки, как может показаться на первый взгляд. Многое успели. Мало полагались на технические средства, как это налажено у янки, к примеру, отсюда и большое количество провалов. Посылали для сбора данных туда, где было смертельно опасно и уходившие об этом знали, но шли. Как это называется?

– С вашей точки зрения патриотизмом.

– А с вашей?

– Разве суть в том, как это определяю я?! Я не боюсь обидеть вас ответом. У нас всё шиворот навыворот в стране. Научный и технический потенциал использовали бездарно, зачастую вообще прятали. Вот вам наглядный пример. Сейчас много говорят об ошибках допущенных руководством страны в эпоху Брежнева. Упирают на то, что они вложили деньги в ненужное. Частенько упоминают БАМ в этой связи и другие стройки века. Ссылаются также на падение цен на нефть и газ. Я этого не отрицаю, имело место. А большое ли влияние оказывало это на ухудшения положения в стране? Деньги профукали немалые, да только в сравнении с теми, что были вложены в космос и ракетостроение – остальное пшик. Настроили такое их количество, уму не постижимо. Ракетная программа США – карлик в сравнении с Советской. Они богаты, но для них сотня баллистических ракет оказалась не подъемной. Мёртвый груз. Отсюда их ставка на авиацию. Самолёт стоит на вооружении 20 лет, а ракету пустил и баста, деньгу на ветер выкинул. В пилотируемом варианте они исходили из крайней необходимости, и перешли на челнок, в программе которого полный возврат отработанных частей на землю. А так поступают не от сладкой жизни. Сейчас они остались без хороших ракетоносителей, которыми перестали заниматься. Не случайно они привлекают в свои программы освоения космоса русских и украинских ракетостроителей. У них этого нет. Они свой комплекс свернули и чтобы его поднять, надо вложить сотни миллиардов, да ещё времени потратить не год-два. После кризиса они тоже выпали из обоймы, вслед им и Россия. Страну, Юрий Иванович, просрали в ракетостроении. Вместо того, чтобы делать телевизоры и стиралки, строить дороги и перевооружать сельское хозяйство, клепали безудержно оборонную мощь. По всем направлениям клепали. Вложения в ракетную область самые большие. Следом идёт военно-морской флот, далее авиация. И всё это прибыли не приносило. Даю вам расчеты. Долго я ими занимался. Всё время не сходилось. Чёрная дыра да и только. И падение цен на нефть, как выяснилось, не причём. С 1964 по 1986 годы в оборонку бросили, в пересчете на доллары по курсу Госбанка, три триллиона долларов. Успехов в разработках достигли, слов нет, огромных, но деньги-то пропали! Никто не удосужился задуматься, что главный козырь безопасности – могучая разведка. Там надо было вкладывать. По всем направлениям сбора информации США ежегодно вкладывали половину своего военного бюджета. А в разведке главная ставка – мозги. Техника сама собой не работает, обслуживать её надо. Чтобы подготовить одного высококлассного специалиста, надо сделать вложений на миллионы и всё это во времени. Величина этих вложений и определяет ваше положение в мире, а не количество боеголовок, самолётов, ракет, танков и географического положения. В моих коммерческих лагерях отбывает, как писала пресса, элита страны, её потенциал и надежда. Вместо того, чтобы восстанавливать страну, они, мол, машут бездарно кирками в шахтах. А тут мы их за год научили, этих паршивцев, разваливших страну, пониманию того, что есть главное, а работать не научили пока, но и этому научим. Знать и делать – разные ипостаси. Мой отец отбыл в лагере 17 лет и никогда не вспоминал плохим словом, всегда в его рассказах была доля юмора и шутки. Если бы он был жив, и ему сказали, что я, его сын, построил лагерь – проклял бы навеки. Молча, без слов. Я об этом знаю наверняка, но лагерь организовал. Отбывающие в нём наказание не потерянные для общества люди. Среди них нет никого, кому можно доверить страну или даже отрасль. Среди них есть хорошие спецы, которым можно спокойно доверить в управление цех, участок, небольшой заводик. Но только лишь. Теперь они поумнели. А кто они были, когда их Бориска в начале 90-х вытянул на свет? Кретины. Ведь степень идиотизма определяется просто. Ума тоже, кстати. Ты назначен на какой-то пост. Если дела через три месяца не двигаются вперёд – полудурок. Снимается и вычёркивается навсегда. Забудь об этом человеке. А им страну доверили, и они её насиловали десять лет. Десять!!

– С тем, что я тут у вас увидел, сравнение явно не в пользу системы власти, имеющей место в нашей стране.

– Потому что сотни людей годами, десятилетиями отрабатывали методы. Не в политику играли, а пахали стиснув зубы, корячились, гибли, чтобы довести до разумной необходимости. Только не думайте, что всего тут валом и нет никакого учёта. В нашем хаосе расписанное по пунктам действие, где всё сосчитано до копейки, но в основу положен человек. Его жизнь, стремления, его интересы. И место всем нашлось. Никто не потерялся. Даже свой профессиональный рыболов есть.

– Мы с вами не отвлекаемся на общее?

– Ну да ничего, сошли в сторону малость. Наши методы работают не только тут. Даже в центре Москвы они не теряют своих положительных качеств.

– У Скоблева, так понимаю.

– Скоблев – специфика. Он занимается разведкой. Под крышей института Панфилова сейчас работает несколько приличных производств, там же скапливается серая масса от науки.

– Это бывшая армейская разведка?

– В прошлом. Они такие же разведчики, как я марсианин. Никудышные. Я их тащил для опоры креном в строительство и наукоёмкое производство. За ними есть и функция охраны от наездов. У нас ведь криминалом пропитано всё. Крови они мне на первых порах попили. Делали неуклюжие какие-то движения и не столько они себя, сколько мы их задницы вынуждены были прикрывать от конфликтов с властью и воровскими группами.

– Краеугольным камнем у вас был сбор информации?

– Да. Она необходима везде. В науке, в финансах, в производстве. И не только потому, что это гарантия безопасности. Можно хоть что-то построить, не имея документации? Нельзя. Но главный всегда человек обрабатывающий полученные данные.

– И вы в его надежность вложили всё, научив невозможному.

– Юрий Иванович! Они не роботы. Только на первый взгляд они всем руководят и всех охраняют, в действительности они просто лошадки, которые создают нормальные условия для существования окружающим. Очень плохо, что львиную часть своего времени они тратят на выяснения отношений с продажной властью. Так происходит не только в нашей стране. Власть продажна везде. Во всех странах мира и сильно при этом кусачая.

– Защита себя и своих интересов меня мало интересует. Мне важен другой ответ, хоть, возможно, вы не станете мне отвечать.

– Не на всё могу дать информацию. Есть старые тайны, есть возникшие недавно. Мы их не особо оберегаем, но и не особо о них распространяемся.

– Способности, которыми обладают ваши, воспитаны или привиты? Мне это важно в личном плане. Слова молчать, дать вам не могу. Не стоит клясться в том, что никому никогда не сможешь доказать. Согласны?

– Есть медицинский термин. Когда человек чем-то переболел, у него вырабатывается стойкий иммунитет.

– Не всех заболеваний это касается.

– Ибо природа их разная. А вы мне можете ответить с гарантией на сто процентов, что вирус или там какая-то простенькая бактерия без мозгов?

– Не смогу,- признался Серов.

– А система мышления человека это что? И почему иногда она представляет опасность для самого человека?

– Конкретизируйте, не уловил смысл.

– Да тот же фашизм! Они как роботы орали ХАЙЛЬ! Орали все поголовно. Единицы, отказавшиеся так делать, были уничтожены. С коммунизмом тоже самое.

– Теперь включился.

– Так может быть мышление болезнью или нет?

– Это называют борьбой за власть с применением идеологических погремушек. И от этой заразы крови нахлебались кругом.

– Вы мне не ответили.

– Потому что затрудняюсь. Вы заходите с непонятного мне бока. Болезнь нации!!??- Серов замолчал, задумался. Сашка его не торопил. В конце концов, он ответил:- Скорее всего, это заболевание.

– Так вот переболевшие в последствии получают дозу иммунитета. Не всегда, не все. А случаются регрессы?

– Ещё какие,- отвечает Серов.

– Эта страшная болезнь досталась народам планеты в наследство от предков по двум линиям. По генетической и по психологической. Сильный должен быть главным в стае. Это гены. Это способ выжить и продолжить род в здоровом виде. Когда ума поднакопилось на первый план вышли мозги. Главным стал тот, кто мог организовать успешную охоту. Она гарантировала выживание всем. Потом хуже. Ведь сила и ум редко имели место в одном лице. Говорят, что Спартак был могучим человеком и сильным несказанно, а голова у него была забита ерундой. Тщедушные людишки – Гитлер и Сталин отличались от остальных своими мозгами, а физически были почти уроды. Из тех в ком сошлось, пожалуй, в полной мере, был Александр Македонский.

– Его сила и ум были воспитаны с детства. Так?

– Хорошие у него были по тем временам учителя, которые дали ему всё, что было в наличии в тот период времени. И как результат их усилий – завоевание в короткий период времени всего тогдашнего цивилизованного мира.

– Хорошо. А Чингисхан? Не вижу ваших составляющих.

– Это ваше европейское имперское воспитание. В Европе завоевания Чингиса и его потомков стоят по рейтингу ниже битвы при Ватерлоо. Если бы он к ним добрался и их всех трахнул в одно место, уверяю, было бы всё иначе. К славянам же европейцы всегда относились снисходительно и никогда к ним не прислушивались. Об Азиатских народах и там происходящем вообще старались не упоминать, не замечая там в 11-12 веках более развитой цивилизации, чем, собственно, в Европе. Это унизительно с их точки зрения, но это факт. Они посылали туда своих эмиссаров, потому что сильно беспокоились, но даже спустя восемьсот лет вы не отыщите ни в одной европейской библиотеке труда Плано Карпини. Его не издавали полностью. Публиковали отдельные фрагменты, те, что были выгодны европейцам, а остальное просто уничтожили или дали сожрать крысам. А вот трудов написанных по исследованиям Плано Карпини тысячи и данные его путешествия и наблюдений намертво привязаны к конкретной идеологической модели удобной тогдашнему европейскому миру. А у них там проскальзывают явные несоответствия. Очень существенные. Пример. Все труды по империи Чингиса сквозят утверждениями, что она построена на жесточайших принципах насилия, где нет места человеческому чувству. Что все там глупы и безграмотны. Варвары, да и только. За каждый проступок, мол, там казнили. Дальше идёт перечисление за что. И тут, как из тумана, видно цензоры были сами не грамотны, звучит утверждение, что казнили писарей, если те допускали ошибки в изложении мыслей хана и его приближённых. И сразу возникает вопрос. А кто их писанину проверял, если все были неграмотны? По сложившемуся мнению европейцев, Чингис не умел писать и читать. Но это ложь!! Он умел не только читать и писать, но и делал это свободно на нескольких языках. Иначе быть не могло в том котле, в котором он вырос и поднялся, ко всему в такой близости от развитых государственных образований, коими были народы Китая и джурджени. Разве тут не видно составляющих?

– Просто им население бралось в основу процесса развития империи. Так?

– А её брали за основу все. И Македонский тоже, только в его времена это выглядело несколько иначе. И рабами они приторговывали, это было обычной практикой и за рамки установленных моральных норм не выпадало. Жестокость была порукой не отвлечения на вещи, которые требовали для исправления времени и длительного воздействия. А это психология. Ведь как не крути, а жестокость и страх хороший движитель. Гитлер и Сталин использовали этот проверенный тысячелетиями опыт без раздумий.

– Вы, каким идёте путём?

– Точно не смогу определить. Не в моих это силах. Когда всё разрабатывалось, мы брали в основу силу, разум и жестокость. Не могли мы её обойти стороной и отбросить тоже не представилось возможным. Пытались иначе, но всё сваливалось на круги своя. До хрипоты спорили. Меня это в какой-то период времени не устроило кардинально и, воспользовавшись, случаем, я отвалил в сторону от своего материнского клана. Решил изучить это заболевание до тонкостей. Поскольку найти вакцины я не сумел, а растить фюреров страшно не хотелось, даже местного масштаба, пошёл иным путём. Попасть в искривленное пространство просто, выбраться из него тяжело. Гораздо труднее с ним соприкоснувшись, остаться сторонним наблюдателем, не пустить в себя эту заразу и не измениться самому. Быть монстром осознано – доля незавидная. Чем гордиться-то?

– Воспитанное и привитое?

– Да. По самой жестокой из схем.

– Вы убеждены, что поступили правильно и ваш выбор верен?

– Сомнения есть во мне и сейчас, не стану скрывать. Имел ли я право втягивать в это неразумных деток? Нет, не имел. Но уж очень не хотелось брать на себя страшный грех, тот, который вытянули Гитлер и Сталин и им подобные. У меня была такая возможность, но не стал я ею пользоваться. Поступил как эгоист. Этот путь мне тогда показался исключительно плодотворным. И с точки зрения будущего – весьма перспективным. Кому-то в начале этого долгого пути надо было пожертвовать чем-то. Пусть это будет утратой для сотни человек, чем гибель миллионов. Это мой выбор и мой грех живёт со мной. Я с ним уже никогда не расстанусь, и скрывать его не собираюсь. Все в нашей среде об этом знают, и никто до сего дня не попрекнул меня ни словом, ни жестом. А от них ничего скрыть невозможно.

– Долговременное вложение. С потенциалом и серьёзное. И стоило оно вам, наверное, не только нервов, но и огромных средств.

– Эту часть, Юрий Иванович, я никогда никому не открою. Но не из-за секретности. Из-за стыда. Не исчислить это никакими суммами. Не хочу быть ханжой. Стоило это много денег и много крови пролито, а там, где ты вынужден убивать, отсутствует счёт. Безумие ради разума – звучит не очень правдоподобно, однако, убивать – безумие и, поскольку, я убивал, значит говорить о величине вложенных средств в своих людей не имею права. Мне горько и больно оттого, что пришлось, и с этим грузом как-то надо уживаться, как-то гасить. Поверьте, что для одного человека это слишком тяжёлая ноша. Это у маньяков нет угрызений совести.

– В связи с выходом ваших структур на новый уровень, вы и организовали кризис американского доллара.

– Нет. Мы ничего не организовывали. Шли и идём своим путём. Имевшаяся система финансовых отношений в мире нам не подходит, поэтому мы создали свою, но нас тут же атаковали. Мы сделали ответный ход. И понеслось. Такая война требует мобилизации всех ресурсов до последнего цента, а как тратить на войну, если ты собирал с миру по нитке совсем на другие цели? Не мог я себе позволить профукать на этом поле брани средства. И избежать столкновений было уже невозможно. И я решил с ними не воевать. Как хитрый лис я путал следы, контакты с противником сократил до минимума, если не было условий, атаковал по-волчьи и сразу бежал за красные флажки, в то же время искал по миру поддержку. Вместе бороться легче. И такие нашлись. Совместно мы по всем каналам искали крохи информации на противника, но не для того, чтобы его уничтожить, а чтобы хоть на некоторое время нейтрализовать. В ход пускали все средства. Не гнушались и мертвечиной. Жрали, что скрывать. В какой-то момент я, сводя данные, увидел, что занимаемся глупостями. Что вся наша возня – сизифов труд. При четком рассмотрении проблемы и её детальном анализе выяснилось, что они пожирают сами себя. Пожирают неотвратимо. У них сбои происходили и раньше, но они вылезали из проблем за счёт новых технологий. В конце восьмидесятых у них стали происходить серьёзные сбои. Нет, они по-прежнему крепко сидели, но уже не успевали. Вот тогда-то я и пустил гулять по миру несколько убойных версий, и они согласились на временное перемирие. Они поняли, что за просто так нас не возьмут и надо перестроиться. Так они посчитали. Были даже рады, что я им такое перемирие предложил. На самом деле – купил как лохов, так как ничего им уже помочь не могло. Система их рушилась сама. Как раз в это время европейцы ввели свою деньгу, евро, что усугубило падение доллара. Если б мы тогда чуток на них надавили, то крах так долбанул бы по народам мира, что всё могло кончиться всеобщей драчкой. Уйдя в сторону, мы убили сразу несколько зайцев. Перемирие освободило моих людей и наши ресурсы – раз, не случилось всеобщей мочиловки – два, они сами поползли к краю пропасти, растянув этот процесс во времени – три. А его необходимо было растянуть. Тогда легче всё проходит. Так что мы кризис доллара не организовывали. Больше того, даже подумывали о предоставлении им помощи, но не пришлось. Вернусь к медицинскому термину. Лучше слабый, но продолжительный грипп, чем острый с высокой температурой и смертью. Они ещё не выздоровели, до этого далеко и мы у них сейчас просто заботливая сиделка, чем опытный врач. А вот почему нас зачислили в организаторы кризиса и победителей? Не мы, заметьте, а они. Наследие глупой доктрины командной психологически вредной системы мышления сделали из нас победителей. Ну, а как же иначе!!?? Война была? Да. Это по их глубокому разумению. Кризис на лицо? Да. Значит, кто-то выиграл, а кто-то проиграл. Как вам такой расклад?

– Но вы их добивать не стали, на лаврах не почили, на трон не влезли, условий кабальных им не навязывали. Это нежелание светиться раньше времени или заведённый порядок? Ведь с той позиции, которую вы занимаете, вам не шагнуть в большую политику, даже здесь внутри страны, не то, что в мире. Мне кажется, что ваш поступок, нелогичная ситуационная ошибка.

– Правильно считаете. Все мои компаньоны так думают. Все считают, что просто обязан был воспользоваться и заявить во всё услышанье свои права. Они размышляли, как и вы. Вот он нас всех мобилизовал, дал всем ценные руководящие наставления, мы их выполнили, противник всрался и он должен сесть на Олимп.

– Ваш отказ это сделать всех шокировал?

– Да. Сильно. И врагов и своих, кстати. Своим я дал пояснения, и они успокоились и перестали об этом думать. Ну, а враги…, я их таковыми не числил никогда, сами они пожелали нам быть таковыми. Этим я ничего не стал объяснять.

– Как вы своим всё аргументировали?

– Разумным хаосом. Нас всех по сути ничего не связывает. Вот мы плотно работаем с немцами, как принято говорить, со своими извечными врагами в прошлом. У них есть свои цели и свои задачи, как национальные, так и общеевропейские. Но общий язык у нас с ними нормальный. Ладим. При этом никто ни на кого не давит. Есть проблематика жизненных интересов, стоял этот вопрос остро, но на примере США все увидели воочию, чем заканчиваются амбициозные претензии. И все этот вопрос сняли. Сами сняли. Сотрудничаем с Китаем, Японией. Кругом мы работаем.

– А с жизненными как всё решится? Ведь всё равно это осталось актуально.

– Выход тут только один. Надо внедрять гибкие новейшие и мобильные технологии в промышленном производстве, с креном в сельское хозяйство и обязательным жесточайшим энергосбережением по всем направлениям. Население планеты растёт и продовольственная безопасность выйдет в ближайшее время на первый план. Всем необходимо стремиться к полному самообеспечению на основе собственных ресурсов. В противном случае все мы вылетим сквозь трубы крематориев.

– На лидерство вы не пошли. В этом я вас понять готов. Где гарантии, что хаос станет разумным? Само по себе это не происходит. Имея мощное влияние в мире, особенно теперь, после кризиса доллара, ваши сподвижники решили всё-таки как-то зафиксировать создавшееся положение. Хоть как-то обозначить ситуацию, да и обстановка того настоятельно требовала. Они пустили слух о некоем "поезде", который должен вскоре отойти. Вы этому противились, но, в конце концов, согласились.

– Юрий Иванович! Ситуация прямо говорит – констатируй факт рухнувшего старого мира для того, чтобы определиться с направлением на будущее. Возьми точку отсчёта. Согласия я никому на это не давал. Во всяком случае, до сего дня. О необходимости такого "поезда" слух пустили не мы. Он пришёл от тех, кого погребло под руинами упавшей империи доллара. Я взвешиваю сейчас всё. В хаосе нет богов главных и мнимых. А о едином центре речь вообще никогда не шла. Вы можете себе представить хаос с единым Богом?

– Не могу. Кажется такое вообще невозможно.

– Вот и я не знаю, что мне на встрече, если "поезд" таки пойдёт, она должна будет состояться, что мне на ней им всем говорить. Мои люди сейчас в США и Канаде, Мексике помогают тамошним заправилам встать на ноги. Для этого необходимо кровь из носа наладить поставки сырья. Те, кто это делал и столетиями, терпел диктат США, отказываются напрочь что-то дать и продавать не хотят ни за какие деньги. Мы теперь во имя их задниц лезем из кожи вон и своего добьемся. Найдём сырьё и поставим. Только это не значит, что те наши, которые это всё сделают, станут в США богами и всемогущими заправилами.

– Это не похоже даже на язычество, в котором культ многобожия мог своеобразно в душе находить место. Как вы к язычеству относитесь? У вас были в исходных данных такие систематики?

– Вы умный человек!

– Льстите?!

– Увы, мне, увы!! Тему такую пришлось поднимать по иной причине и совсем в другой связи. Боги пришли в сознание человека через неосознанную необходимость. Появились не сразу, выпестовались в многомиллионном пути. Под божественным надо понимать всё. Зачастую в Бога зачисляли предметы неодушевленные. Это к слову. У каждого костра был свой бог и не один. И у каждой семьи. Парадокс в том, что семьи слагались в большие формирования, превращаясь в некое подобие племён. В начале такого объединения там почитались все боги. В таком скопище появление единого было невозможно. Они продолжали жить в хаосе, но силу набирал индивидуализм, требовавший единоначалия. Вот тогда-то развитие и поставило племена перед выбором. Бог должен быть един, но такой, чтобы устраивал всех, и его отыскали. Кстати, процесс этот шёл не менее кроваво, чем при Римских завоеваниях или насаждении национал-социализма в Европе. На землях заселенных славянами, в силу географического положения и сурового климата, первобытнообщинный строй сохранился гораздо дольше, чем в южных регионах планеты, за исключением Африки. Центральной и Южной. Там до сего дня сохранились древние очаги поклонений многим богам, хоть и принадлежат они главным вероисповеданиям мира: исламу, католицизму, буддизму. От нас они отличны тем, что сумели адаптировать свои верования к новым религиям, но не стали выкидывать своё прошлое как мы.

– Это, несомненно. Я бывал в Центральной Африке. Вы правы.

– В классическом варианте есть в нынешней религиозной системе на первый взгляд мелочь, но сильно бьющая по престижу. У них единый Бог Создатель, однако, он не един. И разночтения тут нет никакого.

– Вы о христианском триединстве?

– Отнюдь.

– Тогда о чём?

– Об остаточности или степени влияния прошлого. Как вам будет угодно.

– Не улавливаю.

– А что в моих словах вам может быть непонятно? Единый Бог получил право на существование в умах не на пустом месте. Его породили на свет обстоятельства реальные, но среда, в которой он появился, была занята другими. Ему пришлось отвоевывать жизненное пространство, где словом, где лестью, где златом, а кое-где и силой. Предшественники храбро защищались и противостоят до сих пор. Концепция Единого Непогрешимого Господа ложна по сути, и в духовный мир человечества не вписывается никак вот уже несколько тысячелетий. Потому что не влезала изначально. Чтобы её хоть как-то приблизить к душе, придумали святых. Куда внесли: пророков, мессий, дервишей, простых смертных. Вы знаете, сколько в православии причислено к лику святых?

– Откуда мне знать! Но, видимо, много. Не десяток.

– Почти четыре тысячи. Двое в год от Рождества Христова.

– Даже не предполагал?!

– И я про это не ведал. Ясна вам остаточность?

– Намёк на косвенное многобожие усёк.

– Наши властители были жуткие максималисты. Не смогли они оставить даже намека на прежних богов, которые существовали до Иисуса. Всех взяли и выкинули. Но они всё равно не исчезли и в православии нашли своё отображение в виде праздников перешедших из язычества в новую веру, но поименованными по-другому и, якобы, несут иной смысл. А остались и такие, которых тысячелетие не смогли прибить. Ивана Купалы.

– Я интернатский и на этот праздник сильно бедокурили. Наш директор называл этот день, днём Ведьмы.

– В прошлом он таковым и был. Шабаш ведьм был одним из главных празднеств древних славян. Наши предки умели отдать должное и богам светлым и темным. И уважением пользовались одинаковым.

– Психологически это правильно. Так мне кажется, по крайней мере. Справедливей.

– Потому они и не боялись никого в этом мире. Потому и выжили.

– В хаосе жили. Так? Божественном.

– И он был потрясающе красивый.

– Тогда выходит, что вы хаос взяли, а богов выкинули.

– Из того, что собрано, мы не выбросили ни ёты. Просто всех уравняли и вывели в людской образ так, чтобы было приемлемо человеческому глазу. Ведь Иисус, Магамед, Будда стали прославленными благодаря упоминаниям тысяч поколений людей. А были ли они велики и божественны при жизни? Чистой информации из такого далёкого прошлого не получить. И в язычество я сунулся потому, что поругаемое всегда чище во времени проживает, чем восхваляемое.

– Красивая фраза!

– Мне надо было определить изначальные параметры хаоса. По всей планете искал я источники. Мои побывали кругом. Даже в племенах живущих на уровне каменного века. Верите или нет, но у этих людей отсутствует в понимании обман. Совсем. Ни в Амазонии, ни в Микронезии, ни Полинезии, ни в глубинках Центральной Африки, ни в Австралии вас никто никогда не обманет. Это приобретение цивилизация сделала не так уж давно. Именно этот обман евреи сильно популяризовали. Мне кажется, что все их не любят именно за это.

– Это вы про ростовщичничество?

– Ага! Наверное, кто-то напутал при переписке или, под давлением за содеянное, изменил. Изначально всё было так. Один брат стал пастухом, а другой ростовщиком, где последний убил первого за неуплату по долговым обязательствам.

Они рассмеялись не сговариваясь.

– Забавная у вас интерпретация,- произнёс Серов.- Могло быть и по-другому. Либо как у вас, либо первый убил второго, не выдержав финансового гнета. И тут налицо описание самого раннего социального конфликта.

– Вы должны своё время с кем-то согласовывать или нет?

– Моё пребывание тут?

– Да.

– Нет. Мой шеф, время лечит, да и обстоятельства, отпустил меня в свободный полёт.

– Тогда пошли спать. Осталось два часа до рассвета. Работы будет много. Сеть Борисовича, что тебе скатерть самобранка.

– У вас что-нибудь для дезинфекции ранок не сыщется? Поколол пальцы о плавники, и туда попала соль. Промыл водой хорошо, но где-то боль подбирается. Утром опять надо будет потрошить, так понимаю?

– Есть спирт, йод и зеленка. Какие-то мази есть обезболивающие. Лучше всего я позвоню врачу и у него проконсультируюсь. У вас была после операции какая-то нехарактерная аллергия.

– Ночь. Неудобно.

– Я лесному. Даже если спит, материться не станет. А завтра я вам дам специальные перчатки.

– Ненавижу резиняки. Ко всему в них будет скользить.

– Вы потому искололись, что она у вас скользила, и вы её старались удержать, как можно сильнее своими холёными ручками. Извините, но сразу вспомнил винтовку в мозолистой руке,- Сашка хохотнул.- Перчатки не резиновые и имеют острые пупырышки. Весьма удобны, кстати. Пошли к костру. Мой радиотелефон остался там.

Они двинулись к костру. Когда шли, Серов думал о том, что ему пришлось приложить немало усилий, чтобы не спросить, когда Александр упомянул оставленный радиотелефон, не умеет ли он без его помощи общаться на расстоянии, но вдруг ясно понял ответ, который получит: "Я-то могу, но где брать собеседников". Ещё он прислушивался к себе и следил, в надежде выявить потоки излучений в пространство от Александра, шествовавшего впереди, но ничего этого не случилось.

 

Глава 11

– А кто там есть?- Сашка звонил в посёлок, чтобы прислали катер за бочками с рыбой, которых, вымотавшись, набили десять штук.- Тогда организуй три лодки,- ему кто-то отвечал, он хмурился и, как показалось наблюдавшему Серову, вот-вот должен был сорваться на матерную брань, но всё вышло иначе:- А что ж ты мне об этом плачешься, милай ты мой? Сладко будет тогда, когда все это ясно уразумеют. Будь так любезен, прямо сейчас выйди на берег крутой, глянь, может кто-то там копается, а нет, пойдёшь по бережку и ко всем подряд станешь заходить до тех пор, пока три посудины не сыщешь,- Сашка перешёл на спокойный тон.- И это ещё не всё. Нужна грузовая машина для отправки в ледник. И её ты мне тоже сыщешь. Чтобы к приходу лодок стояла у берега в районе новой бани.

Сидели у потухшего костра. Пацан лежал на спальном мешке, но не спал. Борисович, привыкший всё доводить до конца, хоть уже не было сил стоять, сидя перебирал свою легендарную сеть. Серов сидел сложив ноги по-татарски и не чувствовал себя присутствующим, его тело унеслось куда-то в далёкую даль, оставив после себя ноющую муку, да бьющееся сердце. Сашка, уставший не меньше остальных, накидал в костёр ветки, встал на камни, вытянул из кармана коробок спичек и попытался разжечь.

– Чтоб ты лопнул со своей треклятой сетью и ненасытной жадностью к рыбной ловле,- крикнул он Борисовичу. Ветки не хотели зажигаться. В обед полоснул короткий, но проливной дождь, вымочивший всё.- Давай своё кресало,- потребовал он у Борисовича зажигалку, но тот на это не прореагировал. Сашка пошёл к нему, залез в карман куртки, извлёк оттуда зажигалку и вернулся к кострищу, где снова встал на колени. Снял с котелка проволоку, согнул её, зажал в сгибе зажигалку, крутнул колесико, и когда пошло пламя, сунул её в ветки, держа за конец проволоки. Вскоре пошёл дым, и чуть погодя заиграло пламя, следом в ветках бухнула зажигалка, но взрыв огня не погасил. Довольный Сашка поднялся с колен и задвинул в огонь чайник с водой и четыре консервные банки с тушенкой. На вопросительный взгляд прижимистого Борисовича, ответил:- Я тебе новую подарю.

Двенадцать часов, не разгибая, спин они разделывали улов. Когда стал ясен объём пойманой рыбы, пацан сказал, что до второго пришествия им не дожить. Как назло солнце грело и при всём этом сильно парило. В такую погоду надо пойманное мигом солить, иначе пропадёт. Пришлось засучить рукава, закусить губу, проглотить язык и резать, резать, резать.

Сашка устал смертельно, но, как более молодой, ходил от одного к другому, разнес чай и согревшуюся консерву. Все вяло поклевали и залегли спать. Разбудил шум подвесных моторов. Приплывшие к костру не пошли, погрузили бочки и отбыли. На косе остался один человек. Артур. Ему надо было в Ходорскую школу, и так как подвернулась оказия, проплыл часть пути.

Хозяйничающего на стоянке Артура никто не окликал. Все лежали и наблюдали, как он чистит картошку, варит суп. Усталость притупилась, но вставать никто не спешил. Всем было лень. Да и куда спешить?

Серов сходу определил, что Артур кодирован, что явно указывало на его принадлежность к клановой элите. "Это профессиональный разведчик,- сказал сам себе Серов.- Так, так. Просто мимо шёл и завернул на огонёк. Чайку хлебнуть, со своим шефом свидеться. Наверное, прав Александр. Зря я беспокоюсь за сохранность информации в моей голове. Для них она не представляет интереса. Ну что для них наши разведчики внедренные в аппарат ЦРУ или ФБР? Да полная они для них пустота. Они такую мощную систему сбора информации сбацали и всех трахнули в задницу, что для них просто разговоры – это просто разговоры. Есть ли у них там свои внедренные или нет? Никогда не поверю, что они смогли обойтись без внедрения. Оно необходимо хотя бы для проверки. А ведь их люди вряд ли когда провалятся. Не потому, что важные профи, просто информация, которую они добывают и сюда сбрасывают, выходов не имеет. Тут приходившие данные брали к сведению и с ней в драки и разборки не лезли. А мы по каждому факту, полученному извне, сразу планировали операции для извлечения выгоды, для улучшения позиции присутствия или её смены вообще, приобретения степеней влияния. Как только попадал нам в поле зрения нашкодивший конгрессмен, мы пускали на него бригаду, тратили средства. Ну что, скажи мне, с того, что некий сотрудник аппарата Белого Дома – гомосексуалист? Так ведь нет. Давай через него получим какие-то данные, раз он так тщательно скрывает свои наклонности. А эти лесные братки до такой низости не опускались и потому не засветились. Обошли они стороной этот шаткий со всех боков канал сбора информации. И пускай Бил даёт в рот своим практиканткам сперму, а они тщательно ему член вылизывают, ну какая секретная информация может быть в этом захолустном Белом Доме? Смех, да и только. Книга деятельности у них чиста. Никто не замечен, никто не облажался и, значит, никого не надо вызывать на ковер и распекать. А мы посылали на задания людей, которые пришли к нам в разведку уже сложившимися личностями. Какой толк в специальной подготовке, если это взрослые дяди? Тогда полагаться в принципе ни на кого нельзя. А у них сторонних никого нет. Все свои. Иди, выяви такого и попробуй его на чём-то подловить?! Не выявишь и не подловишь. Их люди нигде никогда не регистрировались и на работу не устраивались. В стране десятки тысяч брошенных детей мыкается по вокзалам. Вот где райские условия. Там же, на улице, взрослые. Ну, что там хитросплетения и разные комбинации по получению секретной информации с важных военных заводов? Яйца выеденного не стоят все эти хлипкие разработки. Все ведущие специалисты и, стало быть, носители секретной информации, сидят на рынках и торгуют шмотками. А что им при условии умения считывать чужие мысли было необходимо? Списки? Не думаю. Скорее всего они нуждались в лицах. Фото!! Ну, конечно же!!! Они поставили на проходных аппаратуру и все мордяки зафиксировали. Потом тихо просканировали. Отсюда их совершенные технологии в столь сжатые сроки. Они получили возможность свести данные научных разработок, которые при нашей системе секретности, возможно, никогда бы не сошлись вместе. И этот мальчик, Серёжа, простенький такой, с чистенькой биографией, со своей специализацией по химии с первого класса им необходим, как воздух. Не потому, что все их спецы в нелегале и с подмоченной репутацией, темным прошлым. Просто они готовят по всем направлениям и готовят давно. Химия тут не случайность. Это точный выбор. Всё ведь на ней сучке этакой держится. Чего, блядь, не коснись, она проклятая присутствует".

Размышления Серова прервал Артур, который обратился к пацану.

– Силёнка имеется или совсем ослаб?

– Мал-мал осталось,- негромко ответил пацан.

– Подгребай! Я тебе заварил микстуру, чтобы тебе нагрузка эта на сердце не долбанула.

Серёжа поднялся и направился к костру, где принял от Артура кружку с витаминным пойлом, и стал пить. Они о чём-то тихо повели беседу. И только тут Серов обнаружил, что ничего не слышит, хоть ещё мгновение назад мог спокойно читать мысли мальчика, который перед уходом к костру подумал: "Отвратная наверное гадость, твоя микстура. Что я старик, что ль? Само всё через двое суток восстановится. Чего надо ускорять процесс?" И теперь из головы мальчика ничего не поступало и никаких следов вмешательства извне не прослеживалось. Серов напряг свои способности до предела, но то ли усталость дала себя знать, то ли неизвестное, с чем он столкнулся, не подлежало выявлению, попытка его закончилась ничем. Лицом к нему повернулся Александр, лежавший неподалёку и шепнул:

– Это Артур. Директор тайной лесной школы. Говорят они о делах сугубо учебных. Это ясно видно из выражения лица парня. Вы не сомневайтесь, мне тоже ничего не слышно и не подключиться. Позже я вам объясню почему.

– Но так быть не может!- прошептал в ответ Серов.- Мозг при работе не может не излучать.

– Заблуждаетесь. Я так когда-то тоже считал. Вы мало бывали на людях в последнее время. С чем это связано можно только предполагать. Мне лично и почти всем нашим в последнее время всё чаще попадаются безактивы. И отсутствие излучения во внешнюю среду при работающем мозге не суть мутации или заболевания. Это пороговый стресс.

– Так при стрессе, наоборот, усиливается.

– Зависит от психики. Бывает и молчание. Иногда всё это как-то хитро маскируется. Интересно там одно. От самого человека это не зависит.

– Чего вы там шепчетесь?- влез в разговор Борисович.

– Обсуждаем, вставать или ещё поваляться,- сказал ему Сашка.

– Надо вставать, а то эта лень в голову въедается и потом от неё избавляться трудно,- Борисович закряхтел, и поднялся.- Точно сказал малец, что моя сеть могеть загнать в могилу. Но, как бы там ни было, мы её до последнего хвостика упаковали. А ты меня за что материл? Я сильно устал и не помню.

– Сеть твою и материл,- ответил Сашка, отходя в сторону, чтобы поссать.

– Снасть и я – единое целое,- Борисович рассмеялся.- Как вы, Юрий Иванович?

– Если честно – паршиво. Теперь всё тело болит.

– А душа?- привязался Борисович.

– Не наседай!- оборвал его, вернувшийся Сашка.- Ты никак совсем ослеп?

– Видок у нас всех не очень хороший. Эт точно. Мой грех. Не учел. И ведь сдохли бы на разделке, не возьми с собой Александр парня. Хоть и мал, но работал на славу. Отметить бы его надо. Как считаешь, Александр?

– Поощри,- намекнул Сашка,- но сам. И не только его.

– Тогда и самого себя надо премировать. Так дело не пойдёт. По моим понятиям – перебор,- Борисович почесал затылок и предложил то, чего от него никто из местных в жизнь бы не ожидал:- Есть у меня бутылка хорошего коньяка с собой. Как?!

Сашка отреагировал моментально.

– Что-то в лесу сдохло. А почему коньяк, а не водка?

– Ты меня, Александр, полным жлобом не выставляй. Во мне жадность есть, но не до такой же степени!!?- Борисович извлёк из своего рюкзака бутылку.- Если сильно устал, то лучше всего пить коньяк. Сосуды расширяет, и кровушка быстрее бежит в нужные места. Да и сколько мы с тобой годов знаемся, а вот по сто грамм ни разу не пили. Аль ты, побрезгуешь?

– Не откажусь,- произнёс Сашка.

– Во! На халяву уксус сладкий,- Борисович самодовольно улыбнулся.

– Тогда пошли, пока ты не передумал,- уколол его Сашка в ответ, и они потащились к костру, где рукопожатием и без представлений поздоровались с Артуром.

Бутылку распили вчетвером. Серов не стал отказываться, хоть врач его строго настрого предупредил от приёма любого алкоголя.

В семерках возвратились в посёлок. На берегу Борисович окликнул пацана, который собирался быстро уйти.

– Сергей! Приходи завтра сюда. Я подарю тебе лодку. Её надобно просмолить. Ну, какой рыбак без лодки.

По этому поводу съязвил Сашка.

– На глазах меняешься, Борисович! Вот что, значит, пообщаться сутки с хорошими людьми.

– Это ты никак про себя!??- огрызнулся Борисович.

– А хотя б! С Юрием Ивановичем ты уже общался, а со мной за последние тридцать лет впервые.

– Не городи ерунды. Абы кому я хрен что дам. Но он её заслужил. Ко всему она у меня без дела валяется. Присмотр ей нужен. Себе я сладил катерок недавно,- он указал на что-то темневшее в сторонке и прокомментировал:- Сто лошадей.

– Тогда к лодке дай ему мотор. Ну, на кой тебе двенадцатисильный "Ветерок-12М", раз ты лодку отдаешь?- наехал на Борисовича Сашка. Пацан стоял в ожидании решения, хоть мать, стоявшая на береговом обрыве, звала.

– Мотор есть, верно. Лет ему много, но в состоянии он приличном. Мне он не понадобится. Не могу вот так с бухты-барахты решить,- прижимистый Борисович был в замешательстве.- Так решим. Считай, что вместе с лодкой, имеешь мотор, но…, но я его тебе отдам в пользование следующим летом. Сначала ты у меня пройдешь курсы по нему, потом обучу пользованию на практике и безопасности в плавании, ну и после владей.

– Спасибо!!!- радостно крикнул пацан, и метнулся в бугор.

– Искуситель ты, Александр!- простонал Борисович.

– Ладно тебе жать-то! Его теперь никому даже не продашь. Такой есть у тебя да у старика Прокопыча, что близ Глухаря обитает.

– У него тоже в хорошем состоянии. Золотые у старика руки. Он за ним смотрел. Вы куда, Юрий Иванович?

– Пойду к Софье Самуиловне,- ответил Серов.

– Тогда бывайте,- Борисович удалился.

– Провожу вас,- предложил Сашка.

– Не стоит. Не заблужусь. Вы идите. У вас ведь семья, дети. Хочу чуток побыть в одиночестве.

– Вряд ли это получится. Сейчас мальцы станут вдоль берега шастать, ставить перемёты и закидушки.

– Они мне не помешают.

– Тогда до следующего раза.

– Когда он будет?

– Завтра понедельник, значит, пять дней у меня выпадают. Я бы охотно пригласил вас мотаться со мной, но вам за мной не поспеть.

– Не хочу быть обузой.

– Тогда в пятницу к шести, нет, к четырём, жду вас тут. Махнём в роскошное место денька на два. Устроит?

– Вполне.

– Но без рыбалки.

– Вы можете ко мне кого-то прислать, чтобы осмотреть округу.

– Хорошо. Во вторник к восьми у дома Самуиловны будет человек с транспортом. В лагерь тоже хотите?

– Если можно.

– Можно. Значит, договорились. Отбываю. Долго не засиживайтесь, а то Софья Самуиловна будет волноваться,- Сашка ушёл вдоль берега реки.

 

Глава 12

Иногда возникает желание сменить национальность. По обстоятельствам. А что делать, если в Москве вдруг в июле жара за сорок, и у вас нет под рукой раскидистой чинары, и нет "де лонги", и нет хорошего халата жителя Средней Азии, подбитого ватой. Вы завидуете, что не родились узбеком или туркменом и вам никто не передаст в наследство халат с тысячей и ещё одной заплаткой и тюбетейкой впридачу. Жару плохо переносят все, но если вы выросли на Севере, где летом бывает тоже жарко, но не так сильно как в Ташкенте или Ашхабаде, вам плохо втройне. Страдания эти описать невозможно. Левко страдал. Он не находил себе места. На Тибете летом тоже жарковато, но там горы и она имеет свою специфику. Она давит тебя час до полудня и час после полудня, а в остальное время просто тепло. В городе, особенно большом, жара мучительна, потому что смог скапливается в воздухе и наровит подогреть тебя изнутри. Поезжайте в Мехико и там наслаждайтесь прелестями жары, если вы её ярый поклонник.

– Дед, у тебя что-то холодненькое есть?- Левко в кабинете Скоблева усаживается на диван.

– Дыши через раз, не глубоко и пей чай, желательно кипяток и желательно зелёный,- советует Давыдович.

Такая перспектива подвигает Левко на волчий вой.

– Всем производителям "кондишн" пошлю привет в десять кило тротила. Они не достойны жить на этой планете, потому что я страдаю и их товар исключительное дерьмо. Он у тебя работает?

– Фурычит.

– Почему я ничего не чувствую?

– Так и я не чувствую, но фурычит,- заверяет Скоблев.

– Вот суки продажные!- орёт Левко, шутя.- Лишь бы своё гавно с рук сбыть.

– Ты чего ко мне притащился? Надо было залезть в ванну с холодной водой и позвонить.

– Если бы не обязанности, так бы и сделал. Но не могу. Должен приехать наш человек из Швейцарии. Надо встретить и проводить. Нельзя это сделать сидя в ванне!!

– Важный человек, раз надо встречать,- сочувствует Скоблев, которого тоже порядком достала жара.

– Чтоб он сквозь землю провалился! Чтоб ему в аду гореть! Чтоб его кондрашка по голове долбанула! Был бы чужак, пристрелил бы прямо у трапа, но ведь свой. Только я собрался смыться из гадостной столицы в более прохладное место, звонок. Срочно, говорит, обязательно, говорит, незамедлительно, говорит. Ты представляешь, дед?! Я ему толкую, что не в силах, а он мне своё гнёт хоть умри. Ну, на кой тебя встречать, если ты стрелок? Всё равно, говорит, будь как штык в Шереметьево-2, и со связи сгинул. Чтоб я так жил! Нет, брошу эту паскудную работу, устроюсь простым инженером на свечной заводик в Печерской Лавре, буду вставлять фитили в восковые свечи. Там в подземелье, ты не в курсе, круглый год одна температура.

– Не слышал. Знаю, что ходы монахи прорыли в песчанике и там сухо. В жару хреново из-за влажности. Я на Байконуре служил, там летом тоже не сахар, но переносится легче. Может у него срочное что-то?

– А я знаю!! Ничего же не сказал.

– В такую жару все спрятались и кого-то бояться не надо даже теоретически. Ты бы ему ситуацию описал.

– Я ему всё обсказал, но он талдычит своё и баста.

– Тогда езжай. Помочь тебе ничем не могу. Ты в Москве давно?

– Второй день. И на тебе!!!

– Сочувствую. Не у Александра ли был?

– У него был три месяца назад. Сейчас из Индии. Там тоже не продохнуть.

– Интересная, слушай, у тебя жизнь. Мотаешься по этому бренному миру. Красиво.

– Ох, дед! Давай меняться.

– А как? Я для такого обмена стар. Дать тебе машину?

– Велено прибыть на такси.

– Тогда подам тебе холодного пивка,- Скоблев достал из холодильника бутылки и, на вопросительный взгляд Левко, сказал:- Мне в баночках никогда не нравилось. Не видно, что там внутри. Напоминает откопанный из вечной мерзлоты труп, который хоронили зимой, и он хорошо сохранился, но только откроешь крышку гроба на глазах начинает разлагаться и вонять.

– Впадаешь в философию, дед.

– Годы обязывают. Так ты ко мне чего заскочил? Пёрся бы сразу в аэропорт.

– Крюк дал. У меня к тебе вопрос. Лин Ши, я слышал к тебе заезжал, и вы тут две недели кутили. Не в службу, а в дружбу, расскажи, о чём калякали.

– Так пили и по бабам шлялись. Зачем ты меня об этом пытаешь? Не припомню я, чтобы вы своих проверяли,- Скоблев прищурился.

– А он не наш. Что ты так на меня смотришь?!! Я тебе не говорил, но контрразведка есть и у нас. В данный момент времени я ею руковожу. Лин человек ещё одного человека, с которым Сашка работал, но тот погиб в аварии. Все эти годы Лин был тайным координатором китайской разведки в Европе. Теперь его отозвали домой, и предложили работу дома. На замену прибыл человек.

– Я думал, что вы с ними на одной ноге. Был случай, когда человек оттуда, будучи проездом в Москве, принимал у моих ребят экзамены. Когда я узнал, то чуть инфаркт не получил, но меня Иван заверил, что никакой утечки не будет. Случилось что-то?

– Конкретно – нет. Дело в том, что после краха империи США, китайцы затеяли свою игру. Их руководство почему-то считает, что настала очередь Китая ставить миру условия. Чувствуешь, чем пахнет?

– Только этого нам и не доставало! Ты серьёзно?

– Так что тебе Лин болтал?

– Говорил, что сильно устал, что соскучился по Родине. И всё, собственно.

– Может, намекал на что?

– Ты меня под подозрение не бери. По-стариковски мы с ним толковали. Несколько раз он мне повторил, что доверяет только одному человеку – Александру, но понять его не всегда удаётся. Я ему выдал какую-то шутку, но остался он серьёзным и грустно как-то сказал, что себе самому не верит давно. И это всё. Остальное – воспоминания.

– Грустно, говоришь!

– Таки случилось что-то? Только не скрывай. Его арестовали? Убили?

Левко поставил пустую бутылку на стол, и произнёс:

– Не знаю. Он к новому месту службы не прибыл. Они подали на него в розыск.

– Дела!!! Позвони Александру. Он собирался к нему.

– Звонил. Был. Улетел в Пекин.

– И сколько его уже нет?

– Два месяца.

– Случайность в дороге?

– Нет.

– Огорошил! А свои его не могли притырить?

– Отпадает. У меня там железные концы.

– А Александр что по этому поводу?

– Ничего.

– Совсем, что ль?

– Помолчал так странно. Звонил мне Иван, чтобы сверить данные, ему по его каналам пришла аналогичная информация. Вместе мы связались ещё кое с кем, и всё подтвердилось.

– Договаривай, не жмись,- потребовал Давыдович.

– Выяснили мы, что Лин был в Китае "чужак". В разведку его привёл знакомый Александра, вот тот, который погиб. Китайцы это выяснили только теперь и потому отозвали. А он знал причину отзыва и спокойно ушёл.

– Куда?

– На кудыкину гору!- воскликнул Левко.

– Не артачься! Если он уплыл в свои родные пенаты, то "поезда" не будет. И все ваши усилия пойдут прахом.

– Возможно.

– Тайвань?

– Проверили. Там он не всплыл.

– Так-к!!!

– Дед, а вы с ним на каком языке говорили?

– Намекаешь?

– Акцентирую.

– На русском. А что, на нас косятся?

– Пока никто не косится, но запросто могут. Ты, если к тебе кто-то обратится, бери на заметку, и ни в коем разе не упоминай, что он владел русским. Говорили, мол, на немецком. А мне ответь: в первый день он по-русски говорил с акцентом, но потом стал чистенько так гутарить?

– Да. Именно так всё и было. А он вообще-то стрелок или нет?

– Понятие стрелок имеет хождение по всему миру во многих кланах и кругом разный у него смысл. В переводе на наш потолок и клан, Лин стрелком не был. По уровню подготовки профессионал высокий.

– Не верю, что Александр мог дать себя так задёшево надуть.

– А об этом никто не говорит. Сашка мог знать и смолчать. Мог даже и поиграть.

– Во имя чего?

– Это нам и надо выяснить.

– Похоже на внутренний заговор. Всё ли у тебя в порядке, внучок?

– Дед, что сказал, то и сказал. Заговора среди наших нет. Извини, но свергать-то некого. Иерархия у нас отсутствует. Всё до безумия наоборот. Мы для того и созданы, чтобы отсутствовали главари и мировые олигархи. Ты же знаешь, что "поезд" отходит со станции Жмеринка в направлении на Восток.

– Да слышал я про всё это и про хаос слышал,- Скоблев махнул рукой.- Понял я тебя. Значит, на немецком и всё.

– Пока так.

– И что твоё пока означает?

– Сие, дед, ничего не означает. Время покажет.

– Расстроился я, и всё моё благодушие испарилось. Надоел ты мне. Тебе не пора?

– Как только сдыхаюсь того мудака, к тебе навещусь,- пообещал, покидая кабинет, Левко.

 

Глава 13

В Шереметьево-2 было на редкость пустынно. Левко стоял в ожидании, обливаясь потом и проклиная всё, прежде всего неписаные обязанности.

Из зоны контроля появился стрелок ранее ему неизвестный, который нёс на плече сумку и в руках колыбель.

– Привет!

– Здоров был!- ответил Левко.

– Младенца по документам доставили на операцию. Порок сердца. Надо переправить стрелку по имени Александр-Хаят. Велено через тебя. Принимай. Он давал заказ. Вот нашли. Тебе надо будет смотаться в Киев в институт сердца академика Амосова. Оформить там смерть.

– А ты сам не мог?

– Не мог, брат, не мог. Я за ней мотался в Буойнес-Айрес и этого достаточно. Ко всему маршрут разбили на куски. Мне ко всему надо срочно в Кейптаун, а это совсем не по пути.

– Девица, стало быть.

– Три месяца. Кормить по часам.

– Боюсь, что молоко на такой жаре скиснет,- пошутил Левко.

– В сумке, держи, контейнер-холодильник с материнским молоком. Надо найти кормилицу.

– А чего вы её не отправили по нормальному маршруту?

– Потому что обычный, мать твою, жара и впрямь тут невыносимая, идёт для грудников в Тибет, а ей туда не надо.

– Принцесса, да?!!

– Брат, у меня нет времени. Мне на Женевский надо успеть. У девахи обнаружили блуждающий.

– Вот в чём всё дело!!??

– В том и дело. Не ты один уже пожалел, что девка. Но, что есть, то и есть. Бегу,- стрелок передал Левко колыбельку и быстрым шагам удалился на паспортный контроль.

"Еби твою душу мать!!- выругался Левко про себя в сердцах.- И чего её угораздило родиться девицей, а?- он посмотрел на сладко спящую красавицу со смуглым оттенком кожи.- Господь к нам немилостив. А может, оно и к лучшему. Хотя, что тут хорошего – матриархат?"

 

Глава 14

В пятницу, как и договаривались, в означенное время Юрий Иванович Серов пришёл на берег реки. Александра на месте не было, но присутствовал бородатый и седой мужик, который и окликнул Серова.

– Здравствуйте! Александра ждать не будем. У него дело возникло неотложное. Он к вечеру приплывет. Я его родной брат. Звать меня Алексей Григорьевич.

Серов оттолкнул нос лодки от берега и запрыгнул. Два часа плыли вниз по течению, прошли мимо места, где на прошлой неделе рыбачили. Причалили в узком проходе между высоких чёрных скал. Место показалось Серову сумрачным.

– Теперь наверх. Там небольшое зимовье. Имеется банька. Как вы к парной?

– Не ахти.

– Премудростям обучим,- заверил Алексей.

– Мне кажется, что мы с вами встречались. Не поручусь где и когда, но глаза ваши есть в моей памяти. Я редко ошибаюсь.

– Ваши мне тоже знакомы.

– Напомните.

– Что ж не напомнить,- Алексей уселся на борт лодки.- Давно это было. Сорок лет назад.

– Вспомнил. Монголия, пустыня Гоби. Вы были в звании капитана. Так?

– Был. В штабе особой группы наземной разведки мы с вами и виделись.

– Значит, вы служили?

– Ни одного дня я не служил.

– А как попали в Гоби? Там же спецоперация проводилась!?

– Так-то оно так, да только прибывавшие для её осуществления друг друга раньше не видели. Я в поезде Москва-Владивосток присоединился к группе военных, сам, ясное дело, в форме, а документы и командировочное сделал в пути по их бумагам. Потом сбёг. Может быть, до сего дня числюсь в розыске. Не знал я, что они едут для спецзадания. Уж больно случай был удобный для проверки системы внедрения. У меня кроме удостоверения офицера и командировочного предписания ничего не проверяли. Кому придёт в голову проверять капитана особого отдела. Всё сошло с рук. Ошивался я там полгода, получал как все денежное, но сильно мне всё там надоело. А вы там были на стажировке?

– Да. Нарабатывал опыт на специфической местности.

– Она там уникальна, эт точно. Ну что, старый знакомый, полезли вверх.

– Давайте. А больше мы с вами нигде не встречались?

– Нет. Больше нигде. Последние тридцать пять лет я из этих мест никуда не выезжал. В тайге обитаю.

По еле приметным уступчикам скалы поднялись вверх. Зимовье располагалось под высокими соснами, и с реки его видно не было.

– Отдыхайте, мне надо кое-что по хозяйству исполнить. Можете ходить по округе, коль есть желание.

– Вон там кусты голубики?

– Да.

– Я пособираю. Мне эта ягода пришлась по вкусу.

– Под навесом бидончик возьмите.

– Хорошо, спасибо.

Они разбрелись в разные стороны. Ужинали вдвоём. Дым из трубы баньки валил густо, и время от времени его прижимало к земле и несло прямо на них. Они сидели за столом во дворике. Когда серело появился Александр, хоть звука моторки слышно не было, но он как и они поднялся с реки.

– Поешь,- предложил Алексей.

– Кусну малость. Весь день в бегах,- Сашка плеснул себе в миску супа и нарезал в него ломтиками варенное мясо прямо с куска.

За чаем, который пили вместе, Серов не стесняясь присутствия Алексея, сказал:

– А ваш брат не кодирован, хоть так понимаю, является опытным разведчиком.

– А вы к нему в башку попробуйте сунуться,- ответил Сашка, усмехнувшись.

– У него сплошной туман в голове,- произнёс Серов и Алексею добавил:- Извини.

– Потому я вас вместе и свёл, что он такой же, как вы. Ваши мозги для него тоже в тумане, а уровень у вас одинаковый. Загвоздка в том, что он старше вас и многоопытнее, раньше в это всё окунулся, но вы к одному и тому же пришли разными путями. Отсюда и туман.

– Не только,- отозвался Лёха.- Скажи ему обо всём.

– Вы готовы поверить в то, что я вам скажу, не представив доказательств?- спросил Сашка Серова.

– Это для меня сложно – верить в слова, но я попытаюсь.

– Мой брат – мутант. Всё у него было в полном порядке, пока он не прочитал странный текст. Эти мутации загнали его в тайгу.

– Как они выразились?

– Болями на электромагнитные излучения.

– Только в этом?

– Других отклонений не выявили, но и этого вполне достаточно, чтобы не появляться в посёлке.

– Текст странный откуда?

– Из старой книги.

– Вы мне его можете показать?

– А что, собственно, вам хочется увидеть? Для вас это будут непонятные знаки неизвестного языка.

– Тогда и вы ничем не рискуете,- определился Серов.

– При условии, что вы его не знаете.

– Я свободно владею девятью языками и понимаю около двадцати, но никаким старым и древним нет. Клянусь.

– Принеси,- попросил Сашка Лёху,- распечатку.

Лёха достал листок из кармана брюк и протянул Серову со словами:

– Это не текст конкретно, но на таком языке он написан.

При свете керосиновой лампы Серов всмотрелся в знаки, ничего в них не понял. Он вернул, покачав головой.

– Впервые вижу такие крючки и загогулины. Как может звуковой набор дать толчок мутации, и до какой степени она может идти, если началась?

– Санька этого объяснить не сможет,- Лёха сложил лист и спрятал его в карман.- И я мало что смогу добавить к уже сказанному. Всё что я умел и мог, осталось в норме. Он прав в том, что мы равны. А о мутации во мне мы тебя просто уведомляем, чтобы ты потом не задавал лишних вопросов. У нас есть возможность уникальная из двух путей вывести один более короткий, выявить погрешности и внести коррективы. Это ясно?

– Я понял. У вас много братьев. Обладаете только вы двое?

– Только я. Санька не в счёт,- сказал Лёха.- То, чем обладает он, иного рода и качества с высоким уровнем. Для простого смертного это недостижимо. Если нам с тобой удастся вывести правильную линию, то в будущем появится возможность этому обучать.

– Постойте! А ваши кодированные разве не обладают такими способностями?

– Они обладают лишь частью способностей, в частности, умением читать в чужих головах, поэтому, собственно, и закодирован у них вход в мозг. Они по этому коду определяют друг друга, как в авиации – свой чужой. Только они такую способность приобрели особым путём и с помощью Саньки. К сожалению время не щадит никого, тот немец, которого вы видели на приёме в посольстве и также как мы с тобой, обладавший способностью, уже умер. Среди наших было двое, кроме меня, и кой-какую работу сделали, но не до конца, так как много всяких наслоений. Они меня оба учили и оба были из одного гнезда.

– А вы, Александр, в каком качестве сидите в данный момент?

– В хорошем. Могу видеть вас обоих. Могу помочь что-то свести. Решение за вами. Вас не сканировал потому, что это вызвало бы с вашей стороны недоверие, так как знающего нельзя незаметно просветить. Брата тоже никогда не сканировал, потому что он мой брат. Меня это всё интересует постоку, поскоку хочется дать всё это своим. Это одна из ступеней ко мне. Но сам я не в курсе как, потому что я с этим родился, а вы как-то приобрели.

– Как с этим родился??!!- в глазах Серова мелькнул страх.- Вы пошутили?

– Он говорит правду,- подтверждает Лёха.- Чему вы так испугались?

– Есть древнее пророчество и приходе в мир всевидящего и пожирающего монстра, который равен Создателю и приход его будет ознаменован бесчисленными жертвами. Он – предвестник конца света. Вы что, об этом не знаете и никогда не слышали?!- Серов смотрит поочередно обоим в глаза.

– Я сомневаюсь до тех пор, пока сам не возьму в руки,- ответил Сашка.- Всё это написано со слов, якобы, встречавшегося с последним из атлантов. Для меня это красивая легенда устрашения.

– Вы что-то недопонимаете,- Серов мотает головой.- Я об этом долго размышлял. Поскольку у меня это воспитанное самим собой, была возможность сравнивать этапы пути, описанные в этих рукописях достаточно компетентно. А ты сравнивал свой путь?- обратился Серов к Лёхе.

– Там есть чисто ложащиеся места на мой опыт, но много противоречий. Строить предположения, не будучи уверенным в первоначальной истине, для меня неприемлемо. Да и стар я уже.

– А вот ваш текст, который вам ударил, насколько он древний?- Серов отодвинул свою кружку в сторону и положил руки на стол.

– За его древность можно поручиться полностью. Он написан 11 тысяч лет назад. Не удивляйтесь, всё многократно проверено. Он действует только на тех, кто знает язык и звуковой ряд. В противном случае он абсолютно безвреден,- Сашка глянул на брата.- Говори, не молчи.

– На этом тексте подорвались трое. За прошлую жизнь текста не знаю. У нас трое. Владелец, я и ещё один стрелок. Сашка у нас всё изъял, и мы дали слово не распространять. Владелец погиб давно. Моё мнение такое. Раз он влияет на тех, кто знает язык, то его составили либо для открытия способностей, либо для выявления предателей. Последнее и заставило меня когда-то отказаться от работы вне территории клана,- Лёха замолчал.

– А язык? Он-то откуда взялся у вас?

– История это долгая,- Лёха вздохнул.- Сань, поведай, а то у меня от долгой говорильни башка лопнет.

– В мире существовало несколько цивилизаций. Они хорошо знали о существовании друг друга. Их истоки относятся во времена до последнего оледенения. В ледниковый период развития не было, но они глубоко ушли в самих себя. Они многое знали, но это их не спасло. Смерть приходила и приходила. При потеплении общее развитие понеслось, и на некоторый период времени о смерти забыли. Чем теплее становилось, тем быстрее они осваивались. В одночасье всё рухнуло. Не упавший метеорит и не взрыв вулкана, не всемирный потоп их уничтожил. Их убили огромная концентрация на малых площадях. За два последних столетия перед гибелью численность увеличилась в сто раз. Расплодились так, что негде было протолкнуться. Их уничтожила сибирка. Та самая, в производстве которой совсем недавно обвиняли Саддама Хусейна. Она сохраняется в почве тысячи лет. Место одного из таких полисов я отыскал. Судя по данным, труп лежал на трупе, люди и животные вместе. Их некому было похоронить. Полисов было много, и часть из них сгнила и выветрилась, часть скрыли осадочные породы. Я отыскал накрытое селем. Те, кому удалось выжить, а это немногие, ушли в труднодоступные места, а это леса и горы. Они убрались с равнин. Тогда и началось шествие многоязычия. Цивилизаций было три, и все погибли в один год. От выживших и разбежавшихся по свету, ведут свои корни языки мира. Индоевропейский, афро-ближневосточный, палеоазиатский. Язык наш есть прародительским для палеоазиатского котла, и дал несколько мощных ветвей. В частности: тюркскую, тибетскую, китайскую. Правда, со мной согласны не все наши. Некоторые считают его прародителем индоевропейских ветвей. Много схожести. И это не случайно, так как эти две цивилизации находились близко к друг другу. Увы, но места для Антлантиды у нас не нашлось. Вот такая грусно-гнусная история.

– А американские? Индейские имею в виду?- спросил Серов.- Там особая группа языков не имеющая аналогов в мире?

– Все они от палеоазиатского.

– Хорошо. А как он к вам в таком виде дошёл, чистом, а два другие нет? Как быть с фигурами в пустыне Наска?

– Юрий Иванович! Я вам не сказал, что два других не сохранились. Просто нет у нас об этом сведений. А регион ухода оказался тихим и вдали от повторно поднявшихся цивилизаций. А про Наска вам отвечу так. Это ничего не значащие фигуры-рисунки, созданные пять тысяч лет назад в память по душам умерших потомками выживших. Страх столь велик, что до сего дня дикие племена шарахаются от впавшего в жар и харкающего кровью, хоть и не понимают всего до конца, но отмечают, что так забирает огромный и страшный злой колдун-монстр. Про это можно узнать и в Полинезии и у ряда племён в Тибете. Славяне не с Балкан пришли, как писал Никон. Они из стыка палеоазиатского и индоевропейского котла. У них не только в память въелось, но и зафиксировалось на бытовом уровне. Жрать горячее с огня, разводить кострища внутри жилых помещений.

– Вы, правда, считаете славянские народы выходцы не с Балкан?- удивлённо спросил Серов.

– Об их присутствии там нет упоминаний у древних греков, значит, их там не было. А греки об окружающем мире знали всё. И в период Римской империи – пустота. Есть только упоминание, что где-то на Северо-востоке от Понта живут какие-то племена, но дикими они не названы. Вот трипольская культура тянулась полосой, и были они явные земледельцы. А славяне не очень-то были к такому варианту склонны. В первом тысячелетии до нашей эры леса стояли такие, что о земледелии думать было бессмысленно в пределах Киева и много южнее. Другими промыслами они жили, не земледельческими. Земледелие получило развитие там, где отсутствовал лесной промысел, а скотоводство было сопряжено с опасностями. Житейская альтернатива,- Сашка достал из пачки папиросу, прикурил и продолжил:- Южнее Киева есть так называемые Змеиные Валы. Они тянутся на сотни километров. Много о них написано и сказано. В основаниях этих валов заложены сосны. По датам это где-то 600 год до нашей эры. Но это сохранившиеся, а ведь они строить-то начали раньше и всё время обновляли. Меня это интересовало не как археолога. Мне нужен был отправной пункт. Почему и для чего они их насыпали и почему в основании были стволы сосен? Можно же отсыпать и без оснований. Ответ я сыскал севернее Киева. Это на границе России и Белоруссии. Семь километров поставленных торцами, в ряду пять, сосен. Это всё что сохранилось. А нашёл это чудище в районе старой торфоразработки. И меня дата установленная по этим стволам не удивила. 4150 лет назад они протянули эту стенку по всей видимости на триста километров прямо по лесной чаще. У нескольких стволов обнаружили при раскопке корневища. Судя по размерам, высота была приличная – двадцать метров. А ну перемахни? И обойти – ноги сотрутся. Зачем в лесу такие стенки? Только от врагов. Они свой ареал обитания оберегали, как могли, а лучшего способа не придумать. Нет, вру, придумали. В 1 веке нашей эры славянские племена Востока уже не сыпали валы и не ставили стен. Они просто устраивали завалы, которые тоже не перейти. А с четвёртого до нашей эры, пупки рвали, но стенки эти сооружали. И медленно сходили к югу. Но по чащам. А к 600 году до нашей эры, ну не то что всё повырубали, а просто приобщились немного к земледелию, и оно чуточку прижилось. Вот тогда-то и засыпали эти стенки и превратили их в валы, причём с внешней стороны брали землю, копая там рвы. И были те рвы широкие и глубокие. До тридцати метров в ширину и до десяти в глубину. Главная же опасность – конные кочевники. И проблема неожиданного нападения решена. И не только она. Память подсказывала им, что нельзя допускать скученности, что она грозит смертью. И они не строили больших населённых пунктов. Значит, были разбросаны по большой территории и единственный способ обороны – стенки, впоследствии валы. А они преграждали путь не только врагам, но и приходившим просто так. Ведь путники могли принести страшную болезнь. Язык древний к нам не попадал. Мы с ним родились. Последние пятьсот лет он был обособлен от языков других народов и так может статься, превратится в мёртвый.

– Так вы же все в этих краях приезжие, а автохтонтное население говорит на своих! Что-то не сходится.

– В наши края дремучие и холодные люд приходил всегда. И двести и тысячу лет назад. Вы знаете, что среди местного населения копать, что бы то ни было, не принято? Вот до сего дня. А край-то богатый не только на золото! Почему? Опять память. Интуитивная,- Сашка постукал себе по лбу.- По поверью, смерть приходит к тем, кто в земле роется. Значит они, местные племена имели опыт и где-то нарвались на остатки погибшего полиса умершей от сибирки цивилизации и тоже понесли жертвы. Какие по числу они были, чтобы запомнить и зарубить в умах потомках, представить не трудно. Нет. Не удержусь. Расскажу. Восемь лет назад на поверхность вытянули прямо из вечной мерзлоты сосновую колоду. Промысел подпольный и шума поднимать некому. Открывать сразу не стали, потому что по рассказам стариков знали, что в этих местах в такой способ хоронили. Рядом ледник. Снесли и обложили льдом. Колода была замазана в несколько слоев смолой и по смоле, потом точно определили возраст захоронения. Вызвали меня. По пути мне попался лесной доктор. Вместе мы и притопали. Вскрыли и ахнули! Лежит в колоде молодая девка лет пятнадцати, это потом подтвердила экспертиза, как живая. Вот окликни, проснется и встанет. Сняли мы её на видео и на фото, если интересно, пришлю для ознакомления. Одета в одеяние расшитое серебряной нитью, о котором нет никаких упоминаний ни у одного народа мира. Оно от ветхости всё рассыпалось. Сохранились украшения, кожаные ремешки и нити плетеные из человеческого волоса. Два года наш лесной доктор составлял свидетельство о смерти. Следствие показало, что она либо сама себя заколола, либо её кто-то заколол ударом широкого и очень острого ножа, стоя сзади. Рана в животе и сердце рассечено надвое. Так вот её убили или она себя в самый лютый месяц. Это у нас январь. Иначе она бы сгнила. Судя из наносов, глубина могилы три метра. А сверху было ещё двадцать. У нас три метра оттаивают. Значит, той же весной, вот, ну не все двадцать, а десять метров её могилу накрыли. Скорее всего, это был сель или сход породы. Да речь-то, впрочем, не о том. Произошло это в 343 году до нашей эры. В этот период времени в Малой Азии бесчинствовал Сашка Македонский со своей оравой. По генотипу она – европеоид. Стопроцентный. Когда мы колоду вскрыли, один из стариков, увидев её, брякнул с ходу, что, мол, наша, славянка. Да только-то. Оказалось, что возраст у неё для славянки большеват. Мы ребятишки крученые донельзя, ради данных упёрлись рогом все, но с ним и остались. Национальную принадлежность определить не смогли. Подобных украшений нет, одежд тоже, замазывать в колоду нигде в округе не сыщешь. Тогда я заказал анализ фрагментов её внутренних органов на предмет определения национальности. Генетика наука точная. Когда мне генетик показал полоску, я ему сходу сказал, что таких нет на нашей грешной планете. Но он вытащил картотеку и ткнул меня носом. Есть! В районе верховий реки Чарыш, это Горно-Алтайская, ещё при царе Горохе, раскопали стоянку древнего человека. К генетику этому попали костные останки с неё. Там с возрастом стоянки возникли проблемы. Копали не специалисты, любители и делали это именно для поиска серебряных вещиц, а когда пришли археологи уже ничего не могли толком определить. Возраст стоянки колеблется где-то в пределах 7-6 тысячелетия до нашей эры. И все без исключения сходятся на том, что это скифский стан. Наши сразу определили покойницу в скифские царицы. О скифах достаточно информации есть, но о западных, южных, даже восточных. А о северных ничего нигде не сказано. Я когда-то считал индейские племена Северной Америки потомками скифов, перебравшихся через Берингов пролив. Если это так, то, и она действительно представительница северной ветви скифов, то, должно плясать по генам. Пусть не впритык, но…, а оно не стоит близко. Мнения разошлись. Другое дело и ещё более темное – язык скифов. Тут ещё более страшная сумятица. Как вам в этом свете история этого края?

– Заинтриговали вы меня. Конечно, я хочу взглянуть. А с ней что сделали?

– Мешкать было нельзя. Лето, жара. Она почернела через два десятка секунд. И всё это камера запечатлела. Ну, что мы могли сделать? Крышку забили и перезахоронили. Да, главное я выпустил. Колода оказалась не простой. Ствол спилен и распущен пополам зубрёнкой.

– Впервые слышу. Это что-то лесное?

– Это железный прут овальной формы, на котором в четырёх направлениях сделаны насечки. Прародитель будущей пилы.

– Где ещё в мире использовался?

– Нигде. Мы для наглядности такой сделали и сосну умахали за час. Бороздки весьма характерные выходят. Потом их заполнили смолой, хлоп, и они слиплись.

– Так ведь зима же была, вы говорите. Откуда же они брали смолу?

– Они её заготавливали для чего-то. Летнего сбора была смола. Ты баньку стопил?- Сашка посмотрел на Лёху, глаза которого улыбались.

– Стопил, стопил,- ответил Лёха.

– А чё лыбишься?

– Умеешь ты, Санька, слушай, травануть. Видео он сделал!? Ну, ты желудь ещё тот! Ну, хоть при мне бы не трепался.

– У Эскулапа сам спроси. Все материалы по ней у него. Он её быстро потрошил, я ему маненько ассистировал. Сам ты желудь!

– Никак серьёзно!?- не верил Лёха.

– А на кой мне лгать?! Как сказал, так и было. Чтоб мне с этого обрыва в лунную ночь сорваться,- поклялся Сашка.

– А чё я про это не слышал?

– А ты давно был на промыслах?

– Давно. Годов двадцать не был.

– Так сходи. Там такого наслушаешься и увидишь, уши повянут. Идёмте парится, и отдыхать. Выспаться хочу,- Сашка встал с лавки, потянулся, сомкнув руки за головой, в суставах сильно хрустнуло.- О! Жив, пока кости трещат.

Проснувшись утром, Серов застал Сашку во дворе у печи. Тот куховарил.

– Доброе утро, Юрий Иванович! Как у вас по части кулинарии? Опыт имеется?

– Конечно. Я же закоренелый холостяк.

– Завтрак я сбацал, обед за вами, ужин за братом или тем, кто случайно тут объявится. У нас гостей любят по обычаю три дня и то не всегда, так как по местному якутскому обычаю, готовит как раз гость. Обвыкайте.

– Хорошо. Это касается не только приготовления пищи.

– Всего, но махать топором вам не надо, охотник вы никудышный.

– А грибки?

– Можете собирать, но только для зажарки. Солить не во что.

– Почему только жарить? А сушить!? Суп из грибов вкуснее мясного и для организма полезней. А брат ваш где?

– Он не свет не заря двинулся в обход. Привычка. О грибах на суп с ним договаривайтесь. Он жрёт всё подряд, варит себе всякую гадость. Совсем одичал. Из посёлка ему сюда только муку доставляют и соль. Ещё семена. Недалече есть огородик. Без хлеба в тайге хренова-то.

– Я на него сильно похож?

– Дважды. Оба вы отшельники и оба просветленные. Вы долго в подвале центра сидели?

– Пятнадцать лет,- Серов присел на лавку.

– Зря. И что вас на это подвигло?

– Да вот та клятая встреча с немцем и заставила. А вы о его существовании были в курсе? Кто он?

– Такие способности на пустом месте не появляются. Всё плотно связано с образным мышлением. Тех, кого я знал и кого теперь знаю, все работали в двух ипостасях. В разведке и религии. В последние годы вы единственный кого выявили. Может, кто где и прячется как вы. А вообще такие способности в человеке не редкость. Был в Союзе такой, некто Пятыгин. Тоже, кстати, из нацменьшинств.

– Шаман в юбке. Его так называли. Несколько раз я с ним коротенько сталкивался в центре в начале 70-х. Потом он пропал куда-то. Да и я тогда не ахти что-то мог. У него была красивейшая светло-зеленая цветовая аура. Она пульсировала. Александр, а в религиозных общинах много таких?

– Есть маненько. Они ещё более скрытные, чем служители "плаща и кинжала",- Сашка рассмеялся.- Девять человек. Пять полные отшельники и обитают по пещерам. Двое вместе и тоже вдали от глаз людских. И два индивидуала. Один цивилизованный, имеет высшее, работал врачом. Кстати, очень хороший врач. Одна беда, сильно верующий. Он на почве своих способностей возомнил и уверовал, что это ему Господь презентовал. Другой индивидуал не умеет ни писать, ни читать. А способен понимать на сотне языков. Все в приличном возрасте. Это не значит, что существует волна появлений и периоды отсутствий таковых. Есть и молодые, но их обнаружить тяжело. Это же надо сколько народа просмотреть?!!

– Вы таких как я и ваш брат видели многих. Мы все одинаковые?

– Совсем наоборот. Разные вы все. Отклонения у вас большие. На их основе я и выстроил систему кодирования, и научил своих читать в чужих головах. А весь спектр жутко обширный.

– Вы двигались через концентрацию в звуковой полосе?

– Нет. Это долгий путь. Мы шли через многоканальность. Сначала языковой, потом информационный.

– Быстро читам, быстро соображам.

– Да, так.

– Я тоже это предполагал,- сказал Серов.- Ходил к руководству, но мои аргументы сочли надуманными и я не смог им ничего доказать. Средств не дали. Надо же создавать ясли. Вот где проигрываются главные сражения. Они меня не поняли, потому что я не сумел объяснить и не умел настоять.

– Не расстраивайтесь. Ещё неизвестно, чем бы всё у вас закончилось, получи вы от руководства добро.

– Могут возникнуть неподконтрольники?

– Вероятность стопроцентная. По двум причинам. В государственной системе можно подготовить, да только удержать идея или привязка к закону, не смогут. Что им защищать, за что бороться? А потребность эта существует реально. Тесны ей границы, Юрий Иванович. Вторая причина в вас. Опишу её вопросом. Хватило бы вас, попади к вам талантливый малец, и который опередил бы вас, чтобы его удержать?

– Нет, конечно. Теперь понимаю, почему религия.

– Ой, нет!! Сразу вам говорю: я самый антирелигиозный субъект в этом мире. Просто возможен элементарный бандитизм высокого полёта,- Сашка указал Серову на бугор, где расположились Бесы.- Вот вам ярчайший пример. Мозги золотые, но мысли направлены на систематизацию жутких комбинаций по созданию и организации банд-формирований, как самых действенных систем по переустройству мира, по их мнению. И идите им докажите обратное.

– Это ваши клановые?

– Ага. Крови всем попили?!!! Чё вы тут оказались?- крикнул им Сашка.

– Мы не к тебе,- ответил один из Бесов.

– К братану притащились,- пояснил Серову Сашка.- Станут костёр палить, плясать возля него, молиться и подвывать, как волки для успокоения буйных душ. Прям секта какая-то да и только.

– Они просветленные?

– Почти. Братан им пытался открыть, в надежде, что они перестанут творить "чудеса", но я ему запретил настрого. Идите сюда,- позвал Сашка. Бесы подошли и уселись на лавку против Серова.- Вот обоих люблю,- он потрепал Бесов по головам.- И луплю, как родных, широким ремнём. Звать обоих Николаями, а среди своих они Бесы,- оба разулыбались и Серов не увидел в их обличьях ничего бандитского. Приятные детские лица, спокойное поведение.- Как справы?- спросил у них Сашка.

– Нормально. Пришли сдавать курс. Можем и отложить,- был ответ.

– На шахте порядок?

– Полный.

– Курс какой?

– Внутренний,- сказал один из Бесов и выставил три пальца.

– Это система обезболивания конечностей и внутренних органов,- раскрыл тайну трёх пальцев для Серова Сашка.- Будут друг друга спицами протыкать, загонять иглы под ногти. Садюги, одним словом,- на эти слова Бесы опять миленько улыбнулись.- Пытка ужасом.

– Обязательная программа?- спросил Серов.

– Для стрелков оперативного сектора – да, для остальных по желанию,- Сашка засыпал вермишель в кастрюлю, разговаривая, он продолжал готовить.

– Они на пути к званию стрелков?

– Стрелками они стали в девять лет. И программу обезболивания сдали. Их из-за буйности пустили по спирали, так как допускать к работе в таком возрасте нельзя, а они упали в отказ и успели наделать шума в нескольких странах. Собирали взносы на благотворительность с чёрных касс крупных мировых корпораций. Чистейшей воды рэкет.

– У них пустота и нет даже цветового маркера. Это сделано искусственно? При них об этом можно говорить?

– Можно. Они всё знают об этом. Мы детей брали только по одному показателю – группа крови. Ну, ещё смотрели на сердце, чтобы было здоровым и всё, собственно. Это сейчас мы, прежде, чем взять ребёнка, делаем генетическую расшифровку, так как имеем возможность её быстро осуществить. А раньше… раньше просто поступали.

– А своих детей не отдаете в обучение?

– Учим и своих, но не всегда. И на своих и чужих их не делим. Это первая заповедь. Эти акробаты – мои дети. Один вырос на моих руках как родной сын, моими ручками стираны пеленки им подписанные. А второй младший сын моего родного брата. Речь о попадании в стрелки. Из сотни удаётся подготовить двух-трёх, остальные просто классные спецы в разных областях науки. Грудных не сразу стали брать. Сначала наработали опыт. Старшие все почти коданты, а младшие все пустые и кодировать их приходится редко, и по каждому такому случаю проводить тщательное расследование. Огрехи в процессе обучения случаются и у нас. А пустота от объёма информации загруженной в мозги.

– Это сколько надо дать?

– Это не просто много,- Сашка вытер руки о полотенце и сел на лавку рядом с Серовым.- Отсутствие излучений при работающем мозге не новинка, я уже вам об этом говорил. По слухам, глава Абвера Канарис, обладал такой способностью и ко всему умел отключать сердце, что однажды в молодости спасло ему жизнь в экстремальной ситуации. Он прикинулся мёртвым, получив лёгкое ранение, у него пощупали пульс – не обнаружили и не стали добивать.

– А вот у вас, Александр, цветовая есть, но только-то. Дальше тоже пустота. Почему?

– У нас же как считается? Все люди имеют серое вещество в черепах, даже у совсем дебильных оно есть, и излучение суть показывает, что мозг работает. И эти излучения в одной полосе звукового диапазона. Ведь так?

– И не иначе,- утвердительно кивает Серов.

– И я так считал. Ходил и думал, ну а почему, собственно? Это важная составляющая для человека или нет? И насколько она важна? Диапазон этот изначальный или приобретенный? У большинства млекопитающих в одной полосе и одном диапазоне, но не у всех. Слоны в другом, дельфины. Генная инженерия возникла совсем недавно, но там многое удалось понять. Гены, Юрий Иванович, складываются из мужской и женской половин. Притом, что кое-что доминирует по очерёдности. Но гены образовали человека не в один момент и не на пустом месте. А каким путём всё там шло? Ничего, что я удалился в сторону?

– Помилуйте! Излагайте. Весь внимание. Я, честно говоря, иногда слов, чтобы хоть что-то выразить не нахожу. Даже хорошо, что вы мне в сопоставлении.

– Тогда я расширю. Хромосомы – носители наследственной информации и изменчивость идёт от них. Значит, хромосомы – хранители. Они всегда парные. Двойная, стало быть, у нашей природы, защита. У человека 46 хромосом. По две хромосомы каждого из 23 сортов. Эти гомологичные хромосомы тождественны по величине и форме, по информации. Одну гомологическую хромосому ребёнок наследует от отца, другую – от матери. Этот хромосомный набор есть в любой клетке организма и несёт исчерпывающую информацию о нём. Скажем, у радиолярий число хромосом достигает 1600, а у аскариды всего две. Это путь к универсальности? Притом, что молекула белка состоит из 25 видов аминокислот. Порядок их расположения определяет многие вещи. Чтобы точнее: а-цепь гемоглобина гориллы отличается от человеческой только одной аминокислотой из 146. Получается, что имеющаяся консервативность генетических изменений просто фантастическая и разговор об стремлении организмов к универсальности системы в прошлом – глуп и бессмысленен. Но самый универсальный закон квантовой физики гласит: всякое возможное событие не запрещенное законами сохранения, рано или поздно, наступает. Аминокислоты собираются в молекулы ДНК. Сами аминокислоты состоят на 99,9% из четырёх элементов: водорода, углерода, азота и кислорода. Три из них: углерод, кислород и азот – универсальны. Радиусы связей и внутриатомные расстояния в молекулах почти равны, как и углы между связями. Можно ли связать консерватизм системы с имеющейся налицо универсальностью? В заданной на генетическом уровне информации о диапазоне, в котором излучает работающий мозг, притом, что всё в нём состоит из простых элементов – есть чудо. Оказывается, что вся эта информационная система, начиная от белка и до мышления, способна работать в любых диапазонах. Делает это исключительно красиво потому, что вся информация идёт от связей между ядер вещества и вся информация спокойно сохраняется в любом диапазоне, выдерживает усиления, но до момента, пока не разорвутся эти связи. Порвать эти связи могут: жесткие космические излучения, атомные цепные реакции и излучения при них, тяжелые электромагнитные потоки излучений. В остальных режимах система функционирует без сбоев. Надо только научиться многорежимности. Как вам такое моё утверждение?

– Я понял так, что они у вас свободно в диапазонах бегают. Так, да?

– Они там пока не бегают, но качественное положение имеют, и оно у них развивается, в конечном итоге достигнет свободы. Вы предвосхищаете события.

– Это от желания быстрей. Тогда получается, что в основе диапазона – скорость.

– Именно,- Сашка хлопнул ладонями по лавке.- Всего лишь. Отсюда и пустота для вашего взгляда. Вы же только в общепринятом диапазоне работаете, значит, видеть другие у вас нет возможности. О диапазонах вы только сейчас узнали?

– Это правда. Даже не предполагал.

– Их биоритмы вам просто не видны с позиции вашего диапазона.

– А недельной давности случай?- Серов вспомнил Серёжу.

– У него от предметности. Пороговой. Диапазон у него обычный, но когда он мыслит химическими формулами и символами принятыми в физике и математике, переходит на другой, новый и вам тоже неподвластный. Директор лесной школы Артур знает об этом. Вы у него сходу заметили код, а он не кодант. Просто в его пути случились препятствия, которые я ему обойти помочь не сумел и мозг его сам выработал коды. Теперь бы я ему мог помочь от них избавиться, но он не хочет. А причина у него в иной принадлежности. Всё дело в том, что он китаец. Если получит приказ вернуться – уедет. А там все кодированы. Вот на случай, чтобы не выделяться и не попадать под подозрение, он код оставил.

– У вас с китайцами напряженные взаимоотношения, так понимаю?

– Они специфические. Объяснить не смогу. Наш клан имел в Тибете концы до прихода к власти Мао. Такая была мощная ветвь. Часть ушла на Тайвань, когда Китай стал красным, часть осталась, некоторые исчезли в зоне Золотого Треугольника, кто-то перебрался в Индию. Но мы поддерживали отношения с оставшимися в Тибете. А у Пекина с Тибетом хреновые отношения. Да ещё эта культурная революция. В её период наши клановики к нам своих детей отправляли, потом малость попустило, и уже мы отсюда своих стали отправлять к ним. Когда я от своего клана отпочковался, мне край были необходимы две вещи. Школа подальше от людских глаз и дети. Китаю же были нужны европеоиды для работы в других частях света. Тогда-то я и договорился с заместителем начальника внешней разведки Китая, и мы составили с ним проект. Он сам был из Тибета. Качинец. Учителя пополам, программы мои, дети тоже все от меня, он финансирует и гарантирует прикрытие, после чего я всех прошедших обучение кодировал. Организовали всё это в Тибете, в самом труднодоступном месте на базе брошенного древнего монастыря. Там и сейчас готовят. Приглашал в монастырь в качестве учителей монахов. Они являются няньками в ясельной группе.

– Кодируете только вы?

– Да. Не будь у меня такой возможности я бы с заместителем начальника внешней разведки Китая не смог бы договориться. Он, кстати, был просветленным.

– И как вы потом с ним детей делили?

– Мы их не делили. В контексте сказанного можете считать меня китайским шпионом. Да вот и этих бандитов тоже,- Сашка указал на Бесов.- Они там учились. Китайцы сначала артачились, и ложиться в общак никак не хотели, но я им аргументировал тем, что школу всё равно организую, но без них, тогда, мол, останетесь вообще с носом. Но и червячок им закинул, поскольку я не государственный человек, то и проблема гражданства мне была по барабану, при условии, что не будет гадостей на этой почве моей Родине. Обольстились они такими посулами. Главное – добыть информацию, как её использовать вопрос вторичный. А без меня они подготовить людей до уровня стрелков не могли. Информация от всех нами подготовленных поступала и ко мне и к ним в полном объёме, для чего у меня в Европейском центре был прикомандирован их представитель. Так было до момента, пока мы не стали производить синтетическую взрывчатку огромной мощности. Не дал я её им. Как они тогда на меня обиделись!! До интриг не опустились, побоялись. Чтобы над ними не зависать, я организовал свои школы, но в качестве взаимных гарантий в них есть те, кому они доверяют полностью. В эти мои школы они присылают своих деток для обучения. Вот Артур их человек. Школ таких у меня две.

– А почему две?

– Сначала была одна для подготовки европеоидов, но мне же были нужны и с азиатскими рожицами. А две потому, что так принято. Для заброски в разные по географии котлы нужны разные школы. Как я их не убеждал, что это глупость, не смог доказать. Только недавно стали в эти школы смешанный национальный состав присылать.

– Выходит, что всех подготовленных вы знаете в лицо.

– Нет. И меня мало кто видел. Чтобы кодировать, не надо быть глаза в глаза. Надевают на голову чёрный колпак, балахон. И я тоже в маске. Это было условием.

– Но вы их всех сможете узнать?

– Ясное дело. Для этого мне никого из них искать не надо. Все кого я кодировал, встали на учёт в моём центре. Делать глобальную работу много приятнее, чем надрывать пупок во имя интересов одного Китая. Причина проста до ужаса. Во-первых, их всех тянет к тому, чтобы рядом было надежное плечо. Во-вторых, в таком конгломерате гарантирована полная безопасность при проведении проектов. В-третьих, тех с кем я договаривался уж нет в живых. Китайская сторона в тех договорах не нарушила ни одного пункта, и я тоже. И ни о каких изменениях тоже, кстати, речь не заводилась. Я могу обойтись без них, а они без меня нет. По сути, во внешней разведке Китая главный человек я, но…

– По собранному вами подготовленными совместно. Но ведь они и своих тоже готовят, отдельно от вас.

– Моя система расползлась по всей внешней разведке Китая, а у нас концы по всему миру. Информации мы собираем больше, чем все остальные, хоть наша численность меньше на десятки тысяч раз. Подготовленных отдельно они мне для кодирования не приводят, не доверяют. При хорошей подготовке не кодированный разведчик не может быть профессионалом. Так, полу.

– Отношения действительно специфические!

– Ещё какие! У вас есть воинское звание?

– Да! Я генерал-майор,- ответил Серов.

– А я генерал армии Китайской Народной Республики. Официально. Причём под двумя именами. Маршала хотели присвоить, но я отказался,- Сашка стал хохотать, и Бесы его поддержали.

– Вы шутите!!??- Серов улыбался.

– Нет, Юрий Иванович! Всё, правда. От моих генеральских звёзд кое-что полагается, и хоть для меня это пшик на постном масле, я их решение уважаю. Они до сего дня агитируют меня за мировой рынок с китайской спецификой и надеются переманить, так как я самый богатый на деньги и мозги капиталист, а это главное в споре систем, но ко всему я генерал. Их генерал. Ведь больше ни в какой стране мира у меня нет даже звания рядового. Чувствуете?

– А вы?

– Ещё в 1978 году я их прямо послал по их пути на хуй. И пообещал попутного ветра. Хорошего ветра. Дело в том, что я с Дэн Сяо Пином встречался и программа реформ составлена ими под мои исследования.

– Можно я вопрос по другой теме?

– Да. Спрашивайте.

– Я в мире не один такой. У янки тоже могут быть такие. По коду и пустоте тоже можно отыскать.

Сашка кивнул Бесам.

– Теперь вы видите их цвет и прочие прибамбацы?

– Да,- ответил Серов.

– А код есть?

– Нет, не вижу,- признался Юрий Иванович.

– В Москве и тут вам специально показали кодантов и пустых. Сами вы бы их не смогли определить. Да и вряд ли кто-то сможет в этом мире. В этом и заключается суть гарантий. И у них информацию получить невозможно.

– Да я, собственно, и у простых граждан не очень-то хорошо умею извлекать. Мне не всегда удаётся сделать расшифровку. Всё происходит быстро и записей на потом не сделать.

– Для этого надо развивать память,- Сашка поднялся с лавки и двинулся к печи, где сдвинул кастрюлю в сторону, а на её место поставил чайник.- Сейчас заварим и сядем завтракать.

– Значит, талант данный вам от природы помог вам кругом поспеть и со многими договориться.

– Талант, Юрий Иванович, это талант и к способностям отношения он не имеет никакого. Талант либо есть, либо его нет, а способности вещь приобретаемая и их постоянно надо развивать, что возможно только в соответствующей среде. А я такой, какой есть. Ничего во мне не прибавить и ничего не отнять. Тех, кто талант и способности понимает как единое целое, дорога заводит в никуда. Ага, вот и брат,- появился Лёха.- Мой руки, а то завтрак стынет.

– Уже,- отозвался Лёха, щёлкая вставкой умывальника.

За чаем один из Бесов спросил у Лёхи:

– Дядь, нам исчезнуть пока или как?

– Займитесь хозяйством. На вас возлагается обед, сразу после обеда поставите опару на хлеб. Дрожжи в зеленом пакете. Чтобы вам ещё поручить!?- Лёха задумался.

– Хорош, хорош,- молвил второй Бес.- Не надо ничего придумывать. После обеда поставим опару и смоемся на огород. Топали мимо, картошку надо окучить.

– Ладненько,- согласился Лёха.- Курс потом у вас приму. К Сашке у вас ничего нет?

– О своём мы с ним созвонимся,- ответили Бесы в один голос, на что Сашка только вздохнул.

После завтрака устроились на скале.

– Что вы решили?- спросил Сашка Серова.- Будете с моим братом сводиться или нет?

– Я ещё не решил.

– На мой взгляд, тут есть только одна сложность. Он не может жить в посёлке, а о городе речь вообще не идёт. Его отшельничество может стать причиной вашего отказа?

– Как раз это нет,- ответил Серов.- То, что это надо делать мне ясно как белый день, ведь я варился в собственном соку. Даже проконсультироваться ни с кем не мог. Правда, были попытки войти в контакт со всякими сенсами, но все они шарлатаны. Я тут живу второй месяц и мне нравится. Но надо решиться.

– Не хочу вас торопить, но надобно поспешать. Сколько времени это займёт, не знает никто, а вы оба не мальчики. Бытовые вопросы решим. На первом этапе вам придётся переварить много материала, который вам даст Алексей. Это можно делать в посёлке. Финансы тоже решим. Как согласовать с вашим командованием, обсудим, если вы будете за и без условий с нашей стороны. Не люблю патетики, но это чрезвычайно важно сделать как можно быстрее во имя будущего, речь идёт о человечестве как таковом.

– Мне это не даёт покоя. Не государственные системы важны, а человек. Его уровень сознания и умственного развития. Как вы думаете, без этого качественного скачка в сером веществе может состоятся нормальное будущее?

– Я для наглядности вопрос ваш сужу. Большие города напичканы огромным количеством производств. Я это называю неосубобразованиями с невероятно обильными излучениями, которые отражаются на генетическом уровне, ко всему концентрация вредных химических элементов, ставит крест на будущем человека. Давеча я не случайно вам упомянул о консервативности нашего информационного наследственного набора. Прогнозы плохие. Не хочу о них даже вспоминать. Мне кажется, что путь мной выбранный – верен. Лучше быть мутантом в голове, чем мутантом с физическими отклонениями. Ведь активность мутационных процессов отмечена во всём мире и не только в природе человека. Это происходит в мире животных, насекомых и растений. И это не наследственная изменчивость. Это реакция на быстро ухудшающиеся условия среды обитания. Химические реакции в организме человека – суть его существования. Это они начинают буксовать, не в состоянии адекватно уравновесить гнилость окружающей среды. И тут каждый организм борется сам, индивидуально в меру сил и средств, но без соответствующей подготовки ему не преодолеть самого себя. Увеличивается число раковых заболеваний, инсультов, атеросклерозов. Заметьте себе, что это не от сидячего образа жизни, не от пьянства или потребления наркотиков, не от жирной пищи, а потому что в него поступают химические связки элементов такими дозами, с которыми он не знает что делать. Решения по организации противоборства принимает мозг. Чем быстрее он работает, тем быстрее он станет отдавать команды на атаку. И потом. Мы на планете освоили сушу. Моря и воздушный океан остались вне пределов человеческого могущества. И космос, в конце концов, тоже надо плотно осваивать.

– Излагаете убедительно. С медицинской точки зрения это позволит каждому человеку противостоять болезням без применения лекарств. Мне в свете моей язвы такое по душе.

– Каждое заболевание связано с определёнными нарушениями. Если вас с рождения и до четырнадцати лет научили спать по часам, то есть в одно время ложиться и в одно время вставать – в вас убили талант, и вы никогда не станете хорошим специалистом, так как в таком человеке притупляются процессы мышления, а при попытке перейти на другие временные рамки закончится плачевно. Либо инфарктом, либо опухолью головного мозга.

– Вы серьёзно?- не поверил Серов.

– Это статистика. На первый взгляд не нормированные сон производит разбалансировку, но на планете нет ни одного человека с 24 часовым биоритмом. Так ведь это заложено в генах и изменяется с возрастом в ту или иную сторону. Сон – приобретаемое человеком после рождения качество. Биоритм человечества от 20 до 30 часов, это у взрослых. Для нормального восстановления организму необходимо 4 часа глубокого сна, если он не болен, физически и психологически здоров. Просто людей никто никогда не учит спать. Главная проблема у занимающихся частным делом лиц в США – головные боли. От них плохой сон. Чтобы выспаться, они прибегают к разного рода снотворным, от которых и развивается головная боль. Порочный круг. Вместо того, чтобы высчитать свой биоритм и от него построить свою деятельность, они подавляют его. Гораздо проще научиться спать в своём пределе на окончании твоего суточного биоритма, чем глотать всякую гадость. Вот представьте человека, которого с пелёнок заставляли ложиться спать в десять вечера и вставать в семь часов утра. Что с ним будет, окажись он не в отдельной своей кровати и комнате, а в общем бараке лагеря на Колыме? Да он бы туда не доехал. Он бы подох на пересылке. Не потому, что физически слабее остальных. Его приученный с детства распорядок не совпадает с распорядком пребывания в тюрьме. Его убьёт недосыпание, которое вызывает расстройство психики, а та в свою очередь снижает иммунитет и открывает ворота всем болезням подряд. Это проверено по архивам. Из очень благопристойных семей никто не выжил.

– Слабенький интеллигент обречён. Так?

– К интеллигентности это не имеет никакого отношения. Академик Лихачёв выжил на Соловках, а Лев Разгон в Колымских потому, что оба в молодости вели разгульный образ жизни. Гуляли, пили, любили. Конечно, лагерь особая тема для разговора и исследований. Опираться, как на закономерность не стоит. Вообще-то в лагере всегда легче тем, кто по натуре оптимист. Но не будем о грустном. Мы собрали данные психологических опросов по средним школам многих государств, для чего составили хитренькую анкету. Благо они все любят всякого рода опросы и с огромным удовольствием в них принимают участие. Так вот опросы показали, что надеяться нам не на что. Воспитание в семье и система среднего образования таковы, что таланты практически отсутствуют. А талант при способностях вначале пути нуждается и обязан приложить усилия по преодолению, как самого себя, так и всяких трудностей извне.

– Многодетность?

– Не гадайте на кофейной гуще, говорил мне один старенький француз, заметивший, как я перевернул чашечку и внимательно рассматриваю полученный рисунок, дело происходило на тихой улочке старого Лиона. Почему, спросил я. А он, по жизни юморные люди присутствуют всегда и везде, ответил мне, улыбаясь, что у меня был плохого сорта кофе, который ко всему прочему доставляют в страну контрабандой. Поймите, что в сытых и холёных детях нет стремлений. Многодетность – это бедные страны, где нет экономики и нищета ставит на развитии ребёнка крест. Там не до жиру. Главное – выжить. Хотя бы до 15-16 лет.

– Расскажите мне о себе. Историю вашей семьи вы мне поведали, да и Самуиловна мне нашептала. Хочу о вас лично и из ваших уст.

– Хорошо. Слушайте. То, с чем я родился не исключение из правил. Так же, впрочем, как и ваши приобретенные умения. Религия и жизнь всегда шли нога в ногу и тех, кто появлялся на свет всевидящим и достиг некоторых успехов, зачисляли в пророки, мессии, святые наконец. Никакого божественного провидения в моём рождении нет. Как и все я появился по воле случая и мог вообще не родиться. Осознание к каждому приходит по-своему. Обычно люди помнят из глубокого детства эпизоды. Яркие. Эта отрывочная память заменяется на основную в пять-восемь лет. Мой первый эпизод произошёл в три месяца. Я сильно испугался и весь сжался. Передо мной возникло яркое оранжевое свечение, оно увеличивалось, приближалось. Это была моя сестра. У неё оранжевое цветовое сопровождение, почти золотое. Я его побаивался, но всегда за его появлением следовало кормление, она таскала меня к матери, что и уравновесило мой страх перед голодом. И потом уже включилось зрение. Нет, я лиц не видел, просто мелькали какие-то силуэты, и я их узнавал по свечениям. Мама была бирюзовой. Отец зелёно-красный. С полугода я уже хорошо различал лица, но в отрывочной памяти. В доме был старый кот, Мартын его звали, он умер, когда мне не исполнилось года, так он был белым, шкура у него дымчато-пепельная. Вот его я запомнил хорошо. Уж очень он быстро мелькал. Я не успевал за ним переводить глаза. Уже потом мне Лёха подтвердил, что Мартын имел белый цвет, и что он именно мелькал. Кошек в доме было несколько, но из подполья выходил только он. Его, видимо, гнал внутренний хозяин.

– Его кошки ненавидели,- вставился Лёха.- Извини, Сань, что прерываю. Мы им в подвал опускали жрать. А Мартын приходил на кухню, быстро ел, дрожа при этом всем телом и уметался, как пуля в подвал. Больше пяти минут он не выдерживал. Мы с Володькой проводили эксперименты под шуточки отца. Наложим сырого мяса горку, чтобы он подольше задержался, но не тут-то было. Пяти минут он так и не перекрыл. Хватал самый большой кусок и с ним уносился в подпол. Санька тогда уже был на полу в большой комнате на одеяле, а в кухню была сделана широкая прорубка. Когда-то отец выпилил почти всю стенку. Чем-то она ему не нравилась. Мартын приходил жрать каждый день ровно в 12 часов дня. Как штык,- Лёха помолчал, вздохнул и добавил:- Санька родился красным. Почти все новорожденные красные в первые две недели после рождения. Потом цвет либо меняется, либо остаётся красным на всю жизнь. И тут он ничем от остальных не отличался. Обычный карапуз. Как все с первых дней он шлепал губами, кривил их. Как все плакал и канючил. Но до четырёх месяцев. С четырёх его уже никто не замечал. Он перестал реветь. Какашки стали у него коричневые, до этого пробивало на темную зелень. Мать мучалась от того, что он не плачет, и заставила Ольгу снести его к врачу. Но тот, осмотрев, сказал, что малыш здоров. Он его, кстати, ущипнул, на что Санька отреагировал своеобразно. Это уже из уст Ольги. Он повернул голову, глаза у него широко раскрылись, и он как кот зашипел. Гаврилыч, это врач старожил, недавно умер, усмехнулся и шлепнул его по попке, и тут Санька заорал баском. Но дома по-прежнему звуков не издавал. Время от времени мать гнала Ольгу с ним к Гавриловичу для очередного шлепка, что тот с превеликим удовольствием делал. Давай, Сань, продолжай.

– Гаврилович – бордовое пятно. Прекрасный человек и великолепный хирург. Как-то он мне сказал, что если б не его шлепки, вырос бы я неучем. Вам Самуиловна в каком цвете видится?

– В бордовом,- ответил Серов.- И ваш поселковый врач тоже бордовый.

– Когда умер Гаврилович, я дал своим задание сыскать хирурга с бордовым цветом. Конечно, бордовый и медицина никак не соотносятся, но бордовые очень восприимчивы к чужой боли, и у них не наступает огрубления. Самый человеколюбивый цвет. Вот я с этим родился и с этим живу, а как у остальных происходит, не знаю. Цвет меня преследовал изначально. В нашем доме бывало много народа и всех я их помню. Вот красный весьма распространен, но у каждого есть свой оттенок. Экстрасенсы придумали ауру, что-то вроде цветовой визитки.

– Не только они. Колдуны, маги,- прервал Сашку Серов.

– Для меня все они экстрасенсы. Так вот они болтают, что цвет меняется, если человек возбужден или нервничает, а когда радуется, то тоже меняется цвет. Я этого никогда не видел и не встречал. Знаю, что это стабильный показатель. С ним ты родился и с ним подохнешь. Как таковой ауры не существует. Просто есть волновой диапазон, в котором фурычит мозг, и который дан человеку от папы и мамы через гены. А всякая волна имеет спектральный цвет. У людей один диапазон, но разные волны. Кстати, про смену цвета на первых неделях после рождения. Всё происходит следующим образом. От цвета ваших родителей ваш будущий зависит, но не совсем. Там гены интересно складываются, не подпадая ни под одну из имеющихся теорий. Однако, есть привязка к группе крови. В первые две недели цвет меняется только у тех, у кого происходит смена группы крови. Мы это установили точно, но совместить с остальными делами не смогли.

– Про спектральность согласен. К такому выводу пришёл сам. Про группу крови и её смену?- Серов развёл руки в стороны.- Впервые об этом слышу. И не только в привязке к цвету. А меняется кровь почему?

– К примеру у матери вторая плюс, а у отца вторая минус. При зачатии стал доминировать в плоде отцовский резус, но девять месяцев торчать надо на материнской плюсовой, связаны же пуповиной. А только родиться на свет, организм в течении пары недель самопереводится на минусовой резус. Так же и с группами крови,- разъяснил Сашка и продолжил о себе.- С трёх месяцев я живу в этой цветовой символике. Она влияла на развитие моего мозга. Яркие цветные игрушки мне были неинтересны потому, что у них мёртвый цвет. Любил я общаться с живыми. У живых цвет ярче и он всегда пульсирует в зависимости оттого, что человек говорит и что думает. Об этом я тогда не знал. Для меня это была самая интересная игра. Когда стал ходить, и меня выставляли во двор, я наслаждался. Вокруг меня расцвечивали кури, гуси, утки, вся живность, что водилась в доме. Собаки тема особая. От них я балдел. У них жуткая амплитуда пульсаций. Космические пульсары, да и только. Своих собак у нас не было. Отец их не выносил, терпеть не мог. Наследие лагеря. Но собаки всё равно сбегались ко мне со всей округи. Он их гонял, но они приходили вновь и вновь. Постоянная память у меня включилась в год. Через ручей в посёлке был мосток. Его скрепляли скобами и кованными гвоздями с широкими шляпками. Там где люди ходили, шляпки на солнце блестали. Ярко и с бликами. Ольга ставила меня на доски, пускала с рук. А нагретый металл тоже излучает в красном диапазоне. Я эти шляпки пытался оторвать и забрать с собой, она на меня бранилась, силой тащила с этого мостка, я упирался. Там и произошло слияние пульсации, цвета и звука её голоса. Они совпали и выстроились в ряд. С этого момента я стал понимать слова и вскоре речь, но через пульсирующие цветовые символы. И сразу почему-то стал их сравнивать. Частенько не совпадало. Звук соответствует чему-то, и я об этом знаю точно, но вижу картинку другую. Ничего не могу понять. С собаками было просто. У них ложилось ровно и всегда. Тютелька в тютельку. Потом уже я разобрался, почему так. Просто человек думает об одном, а говорит другое. Своеобразная фальшь. Собаки тоже умеют думать, но говорить не умеют, потому у них всегда совпадало. Ко всему я мог видеть собственную пульсацию. Они потому ко мне и сбегались, что у меня от восхищения сердце колотилось ужасно, а это усиливает пульсацию почти до уровня собачьей. Я был у них за своего. Вскоре я неосознанно научился их подзывать. Глаз собаки видит только в черно-белом, но есть внутренний глаз, который ощущает живое в цвете. Так они всё живое и друг друга фиксируют. Говорят, что есть злопамятные собаки, которые готовы при случае укусить обидчика. Собачья память достаточно примитивна в сравнении с человеческой, однако навсегда фиксирует цветовой фон ударившего человека, правда, не всегда и не все собаки так поступают. Но они все поголовно обладают этим внутренним глазом, способностью через мозг видеть цвет. И я с такой способностью родился. Но я – человек, потому поимел возможность это развить.

– А кошачьи обладают?

– Да. Только у них несколько иначе сделан глаз. Кстати, кошки очень опасливые животные. Они врага определяют интуитивно, а это получают с рождением. А собаки у них главные враги по природной нише. Вот во мне с рождения, видимо, пульсировало, как у собаки и кошки приняли меня за пса.

– Другие языки вы тоже определяете амплитудой пульсаций?

– Первоначально – да. Я рос среди людей, которые знали много языков и часто на них говорили. Отец на маму всегда ругался по-немецки, а когда был в приподнятом настроении болтал ей стихи на французском. Я двигался методом проб и ошибок. Вот встречаю человека и спрашиваю, сколько он знает языков свободно, а люди привыкли обманывать, и мне точно не попадало. Погрешности эти я, в конце концов, вывел. Сделать это было довольно просто. В посёлке было много ссыльных разных национальностей. Это как минимум два языка. Родной и русский. Мне нужны были четкие константы, и я их находил. В посёлке рядом жил на поселении чистый немец. Не простой. Он родился и вырос в Берлине, где закончил университет, филолог. Будучи студентом, связался с социал-демократами, что и привело его в 1933 году в Советский Союз по линии Интернационала, а следом в 1939 году в лагерь по доносу своих же немецких товарищей. Русскому его обучили в лагере. Узнав, по прибытии на поселение, что наш отец выпускник Берлинской горной академии, он приехал к нему, чтобы поговорить на родном языке. Встречи эти стали в нашем доме обычной вещью. Начинались в субботу вечером и продолжались всю ночь. Он всегда сильно краснел, когда утром просил у матери извинения за надоедливость. Говорили они за жизнь, о политике и всегда заканчивали филологией. Отец ею живо интересовался по молодости и сохранил к ней привязанность до смерти. Эти споры я подслушивал, хоть меня гнали спать. Так я получил чистейшую константу на немецкий и отсюда мой чистейший берлинский диалект. Ещё был кореец, очень могучий дядька, который отбывал в одном лагере с отцом, владевший многими языками с обучения, а в голове у него сидел корейский переводчик. Языковая модель у меня в голове сложилась быстро и разлеглась по полочкам. Так вот языки я знал в чистом виде в звуке и цветовой амплитуде пульсаций и решил взять их за основу. У языков четкие протекторы. Как вам моё определение?

– Я шёл примерно также, но не через пульсации, они мне не видны, а через звуковые интонации.

– И об этом я вам сейчас расскажу. Мимо и тут я не прошёл. Не давали мне покоя визуалки в характерной полосе пульсаций, имевшие погрешность, которую трудно было расшифровать и определить. Человек говорит о чём-то, а мозг его в это время думает совсем об ином. Происходит накладка звука в цвете на цветовую пульсацию в мыслях. Чтобы понять и расшифровать, надо точно знать, о чём он в момент разговора думает. Я к мыслям людей пытался применять звуковую языковую схему, но всегда не совпадало. Сильно я по этому поводу мучался. На правильное решение меня подтолкнуло кино. Камера на экран не переносит ни цвета актёра, ни пульсаций. Есть только звук. Но и он мне почему-то не совпадал. Полез я тогда в техническую и выяснилось, что звук накладывают потом и делают это в ручную, на глазок. И это на глазок даже со специальным оборудованием не бьёт в целые секунды порой. Значит, решил я, мысль либо впереди звука, либо отстает. А как это проверить? Через радио, они же транслировали новости в прямом эфире. У нас тут программы две: "Океан" и "Маяк". Но в радио есть только звук. Часами я изучал голоса дикторов, слава богу, они годами не менялись, не то, что сейчас. Потом просил сестру Полину мне текст этот прочитать повтором. Она жутко на меня лаялась за приставучесть, но читала. При этом всегда мимоходом с написанного мной на листке. Так я научился отделять звуковой ряд от мысленного. Кроме того, я по теории высчитал цвета дикторов и величины их пульсаций. По интонациям голосов я знал, что у них в душе, хоть их самих не видел. Много лет спустя, я, впервые попав в Москву, сразу выкроил время, чтобы проверить свои выкладки. Ранним утром под зданием Радио в Москве я просмотрел всех дикторов, и все мои данные совпали. К тому времени я уже знал почти всё. Мог по пульсациям читать мысли любого человека, если знал родной язык его. Вокруг были прекрасные люди. Многие прошли через лагеря, но, не смотря на всё это, в отношениях была чистота, и мысли их были четкими. Они редко расходились со звуком. В вопросах гипноза тоже были отклонения. Вот мне кто-то из владеющих гипнозом, объясняет какой-то пункт, а я вижу, что звуковая в стороне. Не все же могут эту ахинею правильно изложить словами. И через это я переработал уйму материалов и информации, провёл тысячи экспериментов. Рос и в ширь, и вглубь самого себя, постигал себя с помощью знаний окружающих и пытался реализовать полученное на практике. Начинал эксперименты с собаками. Материал для начинаний достаточный, но, грубо говоря, никудышный. Мне бы шимпанзе тогда, клянусь, за пару лет я научил бы её говорить.

– Почему собаки плохой материал?

– У них маленький объём оперативной памяти и это сказывается. Даю команду голосом гавкнуть три раза. Она это успешно делает. Даю команду мысленную, и она это тоже исполняет. Привязываю мысленную команду к щелчку пальцев. Выполняет. Она это помнит месяц и забывает. Стирается это у неё. Я же работал со взрослыми собаками.

– А как же в цирке?

– Так там метод обучения через рефлекс Павлова. Сделай – получишь лакомый кусочек. Рефлекс не есть память осознанная. Это рефлекторная память и, кстати, весьма короткая, даже если ты с рождения приучаешь делать что-то. Свои способности я тщательно скрывал. Но не по причине боязни. Это иное. Мне не хотелось, чтобы окружающие знали, что мне известны их сокровенные мысли. Мне казалось, что это всё плохо. В восемь лет я уже мог сказать, что говорят двое, стоящие за толстой бетонной стеной и что они думают. Не проколоться было тяжело. Во мне шла борьба мыслей и голоса, внутреннего я и реального мира.

– А цвет человека точно не меняется в течение жизни?

– А вам встречались изменившие цвет?

– Да. Был один такой случай. Наш разведчик вернулся из США с другим цветом.

– Это могло быть воздействие гамма-излучения,- Сашка кивнул в сторону брата.- Он после прочтения текста изменил цвет с черно-жёлтого на чистый чёрный. Текст похож по действию на излучение, но в звуковой вариации. И то, и другое бьёт прямо по гену, отвечающему за размер волны работающего мозга. Гены же, единой функции не несут. На каждом висит множество, и проверить, пострадали ли остальные части нельзя. Вы тоже чёрный и это хорошо.

– Какая у вас терминология для таких как я и ваш брат?

– Способности развившиеся ставят человека на уровень просветленного. Прошедший первую ступеньку-стену – посвящённый. Алексей её прошёл. Вы у неё стоите, и он вам поможет её преодолеть. Он же расскажет об остальном раскладе.

– А кто вы в этой невидимой иерархии?

– Я тот, кто есть вы,- ответил Сашка,- в прошлом, настоящем и будущем. Впереди меня ничего нет, а позади меня всё. Весь мир.

– Тогда вы Господь, воплотившийся в физическую субстанцию,- произнёс Серов.- Я не случайно испугался, когда вы сказали, что таким родились. Вы пришли как новый мессия или как всепожирающий монстр. Древние предполагали раздельно, но времена изменили писание. Вы всевидящий?

– Да. И стал им давно. В десять лет,- Сашка поднялся.- Мне надо побыть одному. Лёха, расскажи Юрию Ивановичу о "стенах" и внутреннем зрении, о свечении и об остальном,- он удалился от них к стланикам.

Когда Сашка исчез, Серов спросил:

– Что с ним?

– Ему тяжело. Он не Господь, но почти. Всего есть семь "стен". Седьмая и последняя за его спиной. Он не хочет идти вперёд. Ему что-то мешает и не даёт покоя. Сделав один шаг, он станет ИМ. Тогда все его действия в прошлом, настоящем и будущем не подпадут под понятие греха. Даже убийство миллиардов людей будет оправдано.

– Может он не хочет, чтобы содеянное им растворилось,- высказал предположение Серов,- и потому не идёт вперёд?

– Всего, что он сделал я не знаю, но и того, что знаю об им содеянном достаточно, чтобы гореть в аду вечно. Речь не о памяти. В общем, хрен его знает, что у него в голове. Пройти семь "стен" к сорока годам – бешеный темп. Христос по моим прикидкам был слабо просветленным.

– Почти как я,- пошутил Серов.

– Вы гораздо выше Христа. Вы мудрый просветленный. Христос был фраеристый босяк. Раз вы до всего добрались через звук, то мне есть, что почерпнуть у вас. Так бывает, что не преодолевший первой стены, в каких-то вопросах уходит дальше. Так случилось с вами. А у меня есть, что дать вам. Ваш портрет, нарисованный Левко с помощью компьютера, не обманул моих ожиданий.

– Левко просветленный?

– Да. Но Сашка об этом не знает. Я помог ему пройти первую "стену", но они после этого не виделись. Парень давно стоял у неё, несколько лет. Понять не могу, почему Санька не стал ему помогать.

– Алексей, а вам не страшно за брата?

– Есть немного, но это не страх. Я его хорошо знаю. Страшно было раньше. Хотите верьте, хотите нет, но была даже мысль его убить. Он кроваво начал. Боязнь есть во мне и теперь. До конца я в нём не уверен. Сомневаться есть причины, которые объяснить вам не смогу. Это словами не передать.

– Это связано с "поездом"?

– Между нами должна пройти тропка доверительности, иначе мы не сможем понять друг друга. Что вы делали по работе? Какой блок вели?

– Возглавлял отдельную группу контрразведки.

– У вас на совести есть грехи, о которых вы точно знаете, что это грехи?

– Есть. Такие проколы случались и у меня.

– Вы как-то пытались в себе их оправдать?

– Конечно. В системе не принято было всё брать на себя, это, во-первых. Во-вторых, сама система так устроена, что от тебя самого мало что зависит. Но были и личные ошибки.

– Хоть это, но всё-таки вас оправдывает. А у Сашки нет за плечами системы, на которую он бы мог кивнуть. И за ним нет профессиональных ошибок, а убийств множество. Сие означает только одно. Он убивал преднамеренно, под что разработал модель. Одно дело случайность, когда у тебя нет выбора, другое дело планирование на перспективу.

– Планирование убийства на перспективу – геноцид, если это касается вещей глобального характера. "Поезд" – глобально. Вы уверены, что в планах может быть смерть?

– На все сто не уверен, но у него были такие планы в отношении Советского Союза, однако, ему отказали в поддержке нужные люди из официальной системы.

– Он по своей натуре злопамятен?

– По обстоятельствам. Как бы вы охарактеризовали человека, который в течение двадцати лет искал и нашёл, а потом и убил, всех кто был причастен к столкновению тут в наших краях? Он в тех событиях принял самое непосредственное участие.

– Это могла быть просто жажда мщения.

– Вас послушать, так прям граф Монте Кристо да и только,- Лёха усмехнулся.- Да, он злопамятен. Помните, как в Бейруте в 1982 году подорвали казармы морских пехотинцев США?

– Да. И французские казармы тоже. Помню.

– Он был в момент взрыва у янки в гостях и чудом остался жив. Но, подорвавших казармы и чуть не отправивших его на тот свет, искать не стал.

– Мне это ни о чём не говорит.

– Юра! Он тот и не тот в одно и то же время. Либо он их ещё не вычислил, а прошло уже двадцать пять лет, либо сыскал, но смерть ещё не подготовил. Этот подрыв кому-то сильно печёт пятки, раз так тщательно прячут концы. Могло быть и по-другому. Он мог найти и поставить в резерв, но в случае, если найденные составляют финансовую элиту, и их смерть будет падать тенью на его дело. Но только они отойдут в сторону с тропы, прозвучат выстрелы. Он никогда никому ничего не прощает. Его не смогут остановить никакие аргументы с той стороны, они ему безразличны. Такие вещи ему вдолбили с рождения. Первым он пистолет никогда не вынимает и никогда не стреляет первым, но… но его стрельба – реактивна и происходит в ответ на чьи-то действия, направленные на него или на рядом с ним присутствующих. И в том он греха не видит. Он размышляет примерно так. Раз они хотели меня грохнуть, пусть даже не зная этого, случайно, то есть, то тем самым они дали мне полное право поступить с ними также. И баста!

– И зёрна в такой логике есть, но в чисто индивидуальном варианте. Если это перекинуть в глобальность – вечная война, и всякий смысл потеряется.

– Вот этого я больше всего опасаюсь. Вот у тебя отца расстрелял НКВД с подачи партии, а мать убили гитлеровцы. Так давай мсти за это коммунистам и людям из гэбэ, а также немцам, как прямым потомкам наци. Для меня индивидуально тоже не выход.

– А ты к нему как относишься?

– Как к единственному человеку, после матери и отца, которого безмерно и искренне люблю.

– Но на отчаянное готов!?

– Мои сомнения на мою любовь к нему не относятся. Чтобы так размышлять, надо быть сторонним наблюдателем, нейтралом и уметь не грызть ногти.

– Правдивый взгляд?

– А почему нет!? Если он хочет строить чистое и светлое, то правда не станет помехой. Если правда мешает, значит, строится не чистое. Тогда это очередной виток в построении дерьма, в котором мы и так уже сидим, но в более грандиозных масштабах. Чем заканчивалось раньше, надо объяснять?

– Гибель миллионов безвинных.

– Вот. Не хочу я быть к такому причастен даже косвенно.

– Но и остановить вам всем его не под силу.

Они замолчали и так сидели долго. Электронные часы Серова пискнули.

– Час дня по-местному,- сказал он Лёхе.

– Вижу по солнцу, что час,- ответил тот.

– Алексей, скажи, Александр мог избавить вашего старшего брата от алкоголизма?

– Мог.

– Но вместо этого, это с его слов, у нас был разговор, доставал ему водку.

– Игорь был несгибаемым и упрямым как осёл. Санька с ним про это говорил и ему предлагал помощь, но тот отказался категорически. И мотивировал свой отказ следующими словами: "Если ты меня насильно изменишь, я на себя руки наложу. Пусть я сдохну от водки, но дать себе жить опущенным – хрен-с два дождёшься".

– Ты знаешь, почему он так сильно пил?

– Знаю. Совесть. Внутренняя совесть. Случайность на войне вылезла ему боком. Тебе Санька про это сказал?

– Нет. Я же лежал в реанимации, когда Игорь там умирал, и я же про это рассказал Александру. Может он как Игорь мучается тоже?

– Не знаю. Может. Но мы его переубедить не способны. Хотя б уже потому, что он упрямее всех нас вместе взятых. За исключением брата Павла. Пошли жрать. У нас никто никого не ждёт.

Кушали вчетвером, Сашка на обед не появился. И к ужину тоже не пришёл.

– С ним нечего не могло случиться,- сказал Лёха, предупреждая вопрос Серова.

– Я нервничаю немного,- признался Серов.- Не столько от его отсутствия, сколько оттого, что мне предстоит сделать выбор.

– У каждого в жизни наступает момент, когда надо решить для себя главный вопрос: во имя чего. А о себе самом размышлять не стоит, и заботиться тоже. Это только в пьесах Шекспира главный вопрос: "Быть или не быть". Он глуп как пуп. У тебя ребром не стоит, речь, в конце концов, не о жизни и смерти.

– Если нам под руководством Александра удастся что-то сделать, это может как-то изменить ситуацию к лучшему?

– Упирается в индивидуальность. Вот Левко молодой совсем, а "стену" преодолел и уже на пути ко второй. Для меня это счастье, ведь ни мне, ни тебе до второй не дойти.

– И он может не дойти,- возразил Серов.

– Он доберётся. Обязательно. И не только до второй. И до третьей и, скорее всего, до четвертой. Таких, как он сейчас несколько. Это не попытка подготовить замену Александру. Разве можно заменить его семь "стен" на четыре пройденных десятью? Нет. Нам надо преодолевших семь "стен" сотни, тысячи. Прошедших одну – миллионы, две – сотни тысяч. Левко сейчас 25 лет и прекрасная энергетика. Ему удалось сжать время для достижения первой "стены", но стоило это невероятных усилий ему самому, преподавателям. Это каторга. Я сам преподаю и знаю это. А вот два разбойника,- Лёха показал на игравших в сторонке в кости Бесов,- которые в свои четырнадцать уже стоят у первой "стены". И таких малолеток у нас есть сейчас мал-мал. Они её ещё не преодолели, но в любой момент каждый из них способен найти лазейку и как только один проскочит, мгновенно сработает волна. Я помог Левко потому, что он на моих глазах вырос, тяжко шёл и он не от колыбели у нас в воспитании. Он попал к нам в шесть лет. Это поздно. Потому он достоин был пройти среди наших "стену" первым.

– И это прекрасно!!

– Ещё как! А Санька прошёл первую сам в восемь лет. И его стремление подвести всех к ней в восемь не даёт результатов.

– Да ведь к четырнадцати уже достижение великое!

– Если нам с тобой удастся что-то выяснить, возможно, ускорится. Нам придётся пахать как чертям, привлечь объёмников придётся, которые тоже будут потеть не за страх, а за совесть.

– Объёмники зачем?

– Той информации, что есть у тебя и у меня не хватит. Мало её у нас. Станем плутать в предположениях. Сашка путь ощупывал, ну так у него тогда уже была за плечами четвёртая и вагон информации. Однако, он не пошёл. Много там ловушек и мин.

– Так он пообещал нам свою информацию и личную помощь?!

– А как ты себе это представляешь? Его мозги не наши и даже сумей он нам всё своё перегрузить в головы, мы такими объёмами не сможем оперировать. Пока надо пробовать идти без него. Обойтись кем-то иным.

– Кого ты предлагаешь?

– С Левко ты знаком. У него есть хороший объём, и он на нашем уровне. Артур с объёмом великолепным и с опытом хождения по разным лабиринтам. У меня опыта на обобщения уйма.

– Артур прошёл "стену"?

– Нет. Но он давно стоит у неё. И знает, как её пройти, но тоже его что-то сдерживает. И даже хорошо, что он ещё за неё так долго не прётся.

– Почему?

– А потому, что вокруг тоже лежит много всего, того самого, что нам с тобой удлиняло путь. Он сейчас сортирует и выискивает маршрут оптимальный, но так, чтобы ничего не растерять. Ко всему он по ряду направлений достиг успехов, и они тоже нам понадобятся.

– Почему вы раньше не сводили всё в кучу?

– Много причин. Каждый своим идёт путём, вот как мы с тобой. А эта бригада одного выводка и им нечего сводить, им надо ускориться помочь. При трёх составляющих больше шансов собрать что-то дельное, чем при двух. А, учитывая наличие Саньки, как главного контрольщика по теме, проблем возникнуть не должно.

– А если ещё одного человека с иным приходом?

– Искали мы такого, но не нашли. Хорошо хоть ты всплыл из своей берлоги. А то, что ты умный – двойной успех. Тебе никто ничего не навязывает. Здесь нет своих и врагов. Если всё получится, никто тебя неволить не будет и силой держать подавно. Добровольно пришёл, добровольно в любое время уедешь. Но одно дело уйти пустым, второе с уже отработанной методикой, которую сможешь поставить на обучение. И этому никто противиться не станет.

– Стар я организовывать своё, построить уже ничего не успею. Заманчиво, правда, выглядит.

– Вот и гости пожаловали,- произнёс Лёха.

Из леса появились две тени. Это были Артур, шествовавший первым и Левко, следовавший сзади. Они поздоровались с Лёхой и Серовым, кивнули в сторону Бесов, уселись на лавку. К столу приблизился один из Бесов и подал им миски и кружки.

– А где Александр?- спросил Артур, приступая к еде.

– Ушёл в тайгу ещё до обеда,- ответил Лёха.- А ты чего в ваших краях оказался?- обратился он к Левко.

– Я в краях своих гостем быть никак не могу. В Москве стоит жара за сорок, вот я оттель и дриснул, но не по своей воле. Вообще-то мне нужен лично Сашка. А что, есть предложения?

– Лично не по поводу "поезда"?- не отстает Лёха.

– Нет. Я не кондуктор. По этим вопросам к другим.

– А я думал ты прямо с Тибета?

– Дядь Лёш!- Левко перестал есть.- Просьбу твою я исполнил. Данное слово сдержал. Теперь из Москвы. Там жара невыносимая, клянусь! И это не локальное изменение климата, глобальное. А если всё подтвердится, то "поезд" будет соревноваться скоростью с природными катаклизмами. Тебе известны способы, кроме распыления всяких порошков, чтобы её родненькую обуздать, коль распояшется?

– Климат и впрямь меняется на глазах. Ощущается даже тут,- Лёха нахмурился.- В эту зиму я зафиксировал, правда, на пару часов, температуру -73,2 градуса. Рекорд побит сразу на 4,1 десятую. Вон Санька прётся.

Подошедший Сашка кивнул Артуру и вопросительно глянул на Левко.

– Подарок тебе привёз,- сказал Левко.- Твоя супруга осталась довольна.

– И чем её можно прельстить до степени удовольствия?- спросил Сашка.

– При нём можно?- Левко посмотрел на Серова.

– Да, можно,- Сашка налил себе чай в кружку.

– Твоя родила пять месяцев назад,- начал Левко.

– Я в курсе по этому поводу,- прервал его Сашка с нотками сарказма в голосе.

– Вот я твоему младшему карапузу привёз сестренку. Ей, правда, всего три. Нужна была кормилица. Твоя согласилась и деваха уже с ней.

– Сирота?- спросил Сашка, между глотками.

– Слушай, Саш, я не выяснял ситуации. Меня вызвал в порт стрелок и девчушку с рук на руки передал. Сказал, что доставить надо тебе лично, я её и привёз. Но поскольку ты не кормилица, оставил у твоей супруги. У девочки обнаружили блуждающий нерв. Это ты просил поиск на такой предмет? Получи и распишись.

– Откуда она?

– Из Аргентины.

Сашка посмотрел на брата, потом на Артура.

– Первое обнаружение за десять лет. Не густо. Почти ноль. И самая великая удача. Хоть один на десять прироста нам не даст. И как девочку во всё это посвящать?

– Эт, Саш, не ко мне,- Левко поднял руки.- Ты пол не оговаривал. Значение это имеет, конечно. Я пока летел всё думал. Может провести детальное изучение её генов. У её родителей сняли данные. Ну, вдруг она, как матка пчела наплодит себе подобных кучу.

– Артист!!- Сашка усмехнулся.- Даже если и так, ждать придётся как минимум пятьдесят лет, а у нас максимум четверть века в распоряжении. Ладно. Ещё есть новости?

– Нет,- Левко стал пить чай.

– И то хорошо,- Сашка встал из-за стола.- Вы тут давайте сговаривайтесь веселее, а я спать.

После его ухода оставшиеся переглянулись. К столу пришли оба Беса, и один из них сказал:

– Мы не слушали, о чём вы тут говорили, но Сашка вас всех сканировал. Потому и сказал, чтобы вы быстрее сговаривались. Дядь Лёш! Он всё знает. О ваших сомнениях и прочем. Дело, как нам кажется, пахнет плохо. Тихим бунтом. Не все наши согласятся, даже будут сильно против. Надо включать внутренний маятник, иначе подпольщина приведёт к разделу. Лучше всем своим этот вопрос обсудить, чем выносить сор из нашей избы на мировое обозрение. Миру наше дерьмо не нужно. Дело внутреннее. Что скажете?

– Я не пойму, о чём ты?- спросил Левко.

– Брат! Тебе дядя Лёша всё пояснит. Мы пока отбываем на шахту. Уведомление вышлем сию минуту всем стрелкам,- Бес постукал по коробке радиотелефона.- Смысла в сокрытии не видим. Тем более Александр в курсе,- Бесы покинули зимовье.

– Что произошло?- спросил Левко у Лёхи.

– Внутренний кризис. Санька перепаковал свой мозг и теперь совсем пустой. Там ничего не видно, даже цвета.

– Я это приметил. И что?

– И ещё он прошёл седьмую "стену". Это вызывает подозрения. Я не уверен, что он остался прежним и не спорет горячки. "Поезд" может никуда не поехать, его вообще может не быть, потому что может никого не быть на этой планете,- Лёха вскинул руки, и произнёс:- Бах, бах!!!

– Эта планета давно стоит у края. Ты данные о солнечной активности смотрел? Через 21 год так впиздячит, что этим местом все накроемся. Я не спорю и его защищать не собираюсь, факт констатирую. Даже если он стал богом или монстром – мне всё равно. Все мы стрелки. Никто не имеет права выражать претензии на действия. И на его в том числе. Пацаны правильно сказали. Об этом должны знать все. Вам надо было уведомить о своих страхах, а это вопрос серьёзный, всю лигу.

– Мы знаем, что так надо было поступить, и собирались это сделать, но…,- взял слово Артур,- но, кто даст гарантии на всё это? Допустим, все выскажутся, и голоса как-то лягут. Ну и что из этого следует? Речь не о том, прав он или нет, монстр он или бог. Вопрос о сохранении живого на планете. Так получается, что от него самого может ничего не зависеть.

– Брат мой, жизнь на планете зависит не от него, а от нас. У каждого стрелка есть, чем этот мир разнести вдребезги. У сорока восьми стрелков на руках "дуки". Их не дали только старым по возрасту и тем, кто в оперативной разведке. В "дуке" достаточно мощности, чтобы планетка лопнула. Сорок восемь шансов на всеобщую смерть. Как вам?- Левко осмотрел присутствующих.- Он раздал всем и сказал: "Это гарантия от внутренних распрей и доверие – одновременно, в одном лице. Мы, как прежде, все равны и так должно быть в будущем". Разум не может пойти на такое преступление, коем есть взрыв планеты. Я в Александре уверен на сто. Не потому, что он мой учитель, потому что он запросто уничтожит себя самого, если кто-то в его сущности, какой бы она не была, захочет убить всех. Ясно высказываюсь? Не тот он человек, который пойдёт на что-то, подвергая риску всех. И "поезд" не он организовал. "Поезд" сам сорганизовался. Все поняли, что надо самоочиститься, создать нормальные или хотя бы приближённые к нормальным условия, во имя будущего. А мир не понимает другого языка. Им нужен кто-то верховный. Глава им нужен. Вот въелось им, что любая идея – принадлежность ума. Они не знают, что все мы единое целое, что мы индивидуальны, равны и свободны. Что нет у нас лидеров. Александр не хочет становиться верховным божеством, так как это разрушает нашу внутреннюю концепцию хаотичности. Ему тяжелее всех. Он перед выбором. Если он не пойдёт на встречу мир ничего не потеряет, но ещё долго будет трястись от злобы. Сколько это должно продолжаться? Трудностей в пути никто не боится. Мы все готовы пахать, как проклятые столько, сколько потребуется, но такой мир может лопнуть в любой момент времени. Тогда всё будет напрасно. Всё, что создавали в муках в себе и окружающем нас пространстве. Только безнадёги сейчас и не доставало. Я знаю его лучше вас. Он никогда не рвался на престол, не стелил дорогу к нему трупами, презирал любую власть. Чужд он этого. Его теперь толкают насильно ко всему этому дерьму во имя нашей цели, и весы сомнений работают в нём, они работают и в вас,- Левко смолк.

– Мы всё прекрасно понимаем, брат,- сказал Артур.- И не за свои задницы беспокоимся. Пойди он на встречу – сработает механизм, и часы начнут тикать. И всё. Обратного хода у них нет. Наличие божества опять засрёт людям мозги. Сколько этот религиозный туман будет стоять? Или другое. То, что глобально изменяется, не проходит бесследно. Начнутся сильные подвижки в климате, народонаселении и всем им без божества неуютно будет существовать и умирать. Он поневоле влезет в ярмо, из которого не выберется. Из этой трясины никто ещё не вылазил, все в ней утонули. И у него не будет времени на дело. Кто сможет всё довести до ума? Кто станет шлифовать механизм самопознания? Мы без него ничего не сможем сделать. А ведь в будущем такого шанса может уже не представиться. Когда ещё появится такой мозг?

– Родился уже,- ответил Левко.

– Наличие младенца, брат, ещё не повод к радости. Что вырастет, никто не знает,- Артур махнул рукой.- Его надо воспитать и выучить. А мы сами это не вытянем.

– Тут ты прав,- согласился Левко.

– Я считаю, что его нельзя выставлять на показ. Мы не храм строим, не религию придумали. Так ему в глаза и скажу,- Артур взял со стола чайник и отошёл к печи. Когда вернулся, продолжил, так как все молчали.- Вон кризис мировой со всех сбил спесь. И с янки, и с золоченых нефтяных шейхов, и с европейцев. И моментально в воздухе появилась идея равенства и братства. Рынок через деньги уже никому даром не нужен, даже на халяву его не всучишь. Пропали желающие, но проповедники остались. Они так просто не уйдут и не уступят. Сейчас они притихли, но планы свои гнусные вынашивают. На нас мир обратил свой взор потому, что мы на плаву остались. Только они о нас ничего не знают толком. Как он им их претензии чванливые на господство объяснит не имеющими силы? Они же правили! Ну, всрались маненько, ну так что. А мы даже не государство. Всего навсего клан, в планетарном, правда, масштабе, но клан. А в мире существует выборная система. Все понимают, что она для отвода глаз, и папа римский не очень переживает за простого католика, ибо его на всех не хватит. Народы приучены к цинизму. Есть способ избавиться от выборности? Его нет. Да, Александр, человек в жизни ни разу не совершивший ошибки. Ему как никому позволено его талантом и способностями управлять этим миром в переходный период. Пусть это будет неофициально, пусть это будет через специфические структуры государств, но даже так они ничего в секретности не удержат. Ведь граждане сразу просекут, что их президенты поют под чужую дудку. Пришедшие на "поезд", имеют длинные языки и информация просочится. Вариант "поезда" – мера вынужденная. Ситуация заставит их на него прийти. Жизнь припрёт, они и на ракету зацепятся. Но они на него придут не по уму. Не от понимания, а от безысходности. Я в этом "поезде" вижу минусов больше, чем плюсов. Насильно мил не будешь. С миром бывшего комлагеря всё ясно. Они успели избранно хлебнуть из рыночного котла. Психология самый гнусный продукт. Что будет думать янки или европеец, который сладко жил и с этим родился, когда ему предложат горсточку риса в день и труд до седьмого пота? Ведь для них кризис не есть окончание рыночных отношений, они его уже теперь стараются восстановить. И только его. И никто их не сможет переубедить. Одна есть у них альтернатива. Смерть. Ну, или насилие в крайней степени. Кому из них можно будет втолковать, что не только они, а любой в мире имеет право купить свой автомобиль? Это невозможно. И они чхать на это хотят. Им вынь и положь, потому что они так привыкли. Пусть китаец едет на велосипеде. Для них рулончик туалетной бумаги с вензелями от Кутюр – признак интеллигентности, преуспевания и нахождения в элите. Это для них цивилизованность. Всё, устал. Диспут наш бестолковый. Ничего мы друг другу не докажем. Я тоже иду спать. Чайку ещё хлебну и баиньки.

Вскоре за столом остались Левко и Серов. Некоторое время сидели молча. Вдруг Серов спросил:

– Про климат вы серьёзно?

– Да,- Левко глубоко вздохнул.- Мало того, что от деятельности человека повышается неумолимо среднегодовая температура, а это усиливающийся оборот воды и как следствие – обильные паводки, тайфуны, смерчи. Процесс всё время ускоряется. Конец столетия и тысячелетия попал на пик солнечной активности, которая тоже повлияла на климат. Следующий период и пик солнечной активности будет серьезнее. Последствия пагубными. Чтобы всё сорвалось в тартарары нужна малость. Одно мощное вулканическое извержение и прощай дорогая. На повестке дня стоит вопрос продовольствия. Остро стоит. Засуха и обилие воды – голод. Голод – массовые миграции. Массовые миграции – вспышки заболеваний. Среда для обитания бактерий и вирусов в тепличных условиях даёт ход мутациям, ведь организм ослабленный голодом не сможет оказать сопротивление. Вам Александр говорил о причинах гибели древних цивилизаций?

– Да. Я его внимательно слушал. Это похоже на правду.

– Я бы возрадовался, окажись это ложью. Они сдохли. Так им было предназначено временем. Их подвела беспечность. Какие были причины теперь уже не важно. Отсутствие элементарной канализации или неудержимое стремление к роскоши. Их не стало. Наш сценарий сильно похож на то, что произошло с ними. Нас ждут одинаковые последствия. Медицина, уверяю вас, будет бессильна. Эпидемии убьют нас так же быстро, как и их. Представляете мёртвые города?

– Не представляю.

– И я не представляю. Одно тут точно. В основе голая математика. От всего, что понастроили, через пятьсот лет не останется следов.

– Но пирамиды-то стоят до сих пор.

– Это потому, что рядом с ними всё время кто-то жил. Сооружения умирают быстро, если ими перестают пользоваться. Ко всему состав воды и воздуха сильно изменились. В них много агрессивных элементов, которые призваны разрушать. Если нас всех постигнет участь прежних цивилизаций, уверяю вас, что пирамиды тоже исчезнут. Агрессивные разрушают не только строения. Они уже вторглись в организмы и подтачивают их изнутри. Вот измененная физико-химическая структура человека и потакает к мутациям.

– Рождение уродов, так понимаю.

– Скорее это рождение с врожденными пороками и измененными функциями, но это пока. После качественного скачка станут появляться на свет либо мёртвые, либо с такими нарушениями и изменениями плоды, что жить долго будут не способны. Вы к нам как попали?

– По приглашению. Но есть такое ощущение, что меня позвали, толком не зная для чего, но по ходу придумали повод. А кто так поступил, я не знаю до сих пор.

– Вас просто направили. Это обычная у нас практика. А с кем вы контактировали в Москве?

– В офисе концерна "Крестовский-Хаят" в Москве со мной говорил некий человек. Он инвалид. Назвался Рондом. А перед отъездом сюда, я виделся с Рыбкиным.

– Слышал про этого Ронда, но видеться не случалось. Он не из нашей среды. Его когда-то сильно подстрелили. Был хороший разведчик с отменными физическими данными, что ныне редкость и ко всему светлой головой. Сейчас он сотрудник по решению деликатных вопросов.

– Деликатные вопросы – это то, что касается евреев?

– Всё что с ними связано. Его воспитала женщина еврейка, да и он сам себя считает евреем. Потому ему поручен этот блок в нашем курятнике.

– По своей инициативе он меня пригласить не мог, раз он вне круга посвященных.

– Это верно. Кто-то на вас подал заявку. После нашей с вами встречи в подвале центра внешней разведки я уведомил своих. Поскольку Москва не моя парафия, то вас взяли в наблюдение тамошние стрелки, и они вывели вас на Ронда. Так вы попали сюда. У вас есть способности, и как наши сосчитали – есть желание их развить. Были сомнения. Ведь вы работали в контре, но когда удалось найти ваше прошлое, решили рискнуть. Нам с вами нечего делить и цапаться тоже нет повода. А польза от совместной работы может быть обоюдной. Была сложность с вашим руководством, но и этот вопрос уладили.

– Как интересно?

– Заплатили.

– И много?

– Много, Юрий Иванович. Ваша свобода того стоит, а им не помешают средства. Ещё им дали гарантии, что никто вас не станет удерживать силой.

– По сути, вы меня купили.

– Да нет. Скорее всего выкупили. Из вашей организации сложно уходить. Да и вы там были сильно нужны, они без вас как без рук. Негласно наши им помогут по линии контрразведки. А вам тут ничего не предложили?

– Предложили, но я пока не принял решения. Теперь ещё деньги станут мне мешать, те, которые за меня заплачены, принять решение.

– Не стану вас агитировать. Но сколько бы за вас не уплатили, для вас это не должно играть. Выглядит, наверное, в ваших глазах плохо, но…, но это всё ерунда на постном масле. Бумажки они и есть бумажки. И сколько бы их не было, свобода всегда дороже. Не будь у вас способностей, никто не стал бы вам помогать и платить за неё.

– Понимаю. Алексей сказал, что помог вам пройти "стену".

– Это так.

– У вас есть новые ощущения?

– А вы её прошли?

– Нет. Я же не по вашей методике шёл. Сейчас остановился перед чем-то и не знаю, что это и как мне быть. Но что это именно "стена" не поручусь.

– Она у каждого имеет свой образ. Я вам об этом рассказывать не могу. Не потому, что вы для меня "чужак". Просто нельзя это спугнуть. Помочь вам может только опытный человек, а у меня такого опыта нет. Если сделать всё не так, то перемешается и потом не восстановить.

– Ясно.

– Ещё вам скажу. В этом нет своих и чужих. Ну не то чтобы там наступает прозрение, однако, попавший в это делается нейтральным. Так примерно.

– Когда вы приходили к нам на встречу, у вас был код, теперь его нет. Вы от него избавились после прохождения стены?

– Да. После прохождения сообразуется новая система контроля. А код необходим пока такой системы нет.

– Я вам завидую.

– Почему?

– Вы молоды и ещё успеете много пройти, а мне уже не светит. Куда мне пойти спать?

– Туда, где спали сегодня. Ваше место никто не займёт. Спокойной вам ночи.

– Спасибо,- Серов ушёл и Левко остался один. Он погасил керосиновую лампу и сидел в полной темноте. Он ждал Сашку, так как получил от него сигнал.

– Что ты выяснил по Лин Ши?

– Не хочу тебя расстраивать, но он лёг. В Пекине – пусто. Он был на явочной в предместьях, встретился с главным и потом исчез.

– Это хорошо,- произнёс Сашка.

– Информация пошла гулять. Его хотят заполучить многие. Как думаешь, кому повезёт?

– Никому. Даже мы не сможем его найти. Чисто пришёл, чисто ушёл. Красивая работа.

– А на встрече с их стороны будут люди?

– Нет. С той стороны никто не придёт. Это секта.

– Откуда ты знаешь?

– Он был у меня, и я его просил содействия в Пекине, точно зная, что его там уже сочли. Но он поехал, и всё что мне было необходимо, оттуда доставили. Это старые книги. Пятикнижие изъятое во время культурной революции. Он выполнил поручение и после этого исчез, не дав себя поймать за рукав.

– Мне можно поискать его?

– А как твоё расследование по стрелку погибшему в авиакатастрофе?

– Замерло.

– Брат Лёха помог тебе пройти "стену". Хорошая перспектива. Ты уже на полпути ко второй. Молодец.

– Почему ты мне не помог?

– Эксперимент. У меня была идея протащить тебя сразу за четвёртую. Как от феодализма к коммунизму. Поэтому. Для этого нужен был объём информации. Дело в том, что ты прошедшего вторую "стенку" в толпе не выявишь. И даже при близком общении тоже.

– Причём тут это?

– Так Лин прошёл две. Это первое. Он не китаец. Это второе. О том знал только я. И что он "чужак" – с первой встречи я знал. Но он был необходим в тот период времени. Его уход теперь меня не волнует. Он поступил правильно. Помог нам и ушёл.

– Тогда получается, что ещё где-то есть подобное нашему.

– И правильно получается. Лин был среди нас четверть века и за это время я не засёк выходов информации. Либо это пакующаяся структура, либо находящаяся в пространственном резерве. Они нам не станут мешать и если вдруг появятся на горизонте, то обязательно нас проинформируют. Лин сильно нажимал на проблемы Китая и на переход страны на особый статус. И расстроился, когда я ему категорически отказал. На что тебя это наводит?

– На принадлежность к конкурентам. Японец?

– Ну, кто, скажи мне, мог ещё через Китай всплыть?

– А наш стрелок что-то нашёл именно в Японии.

– И по телефону сообщать не стал.

– Лин был тогда уже в нашем центре?

– Он уже был у нас. Ты не в ту сторону смотришь. Катастрофа – случайность, не смотря на то, что там сунули бомбу.

– Значит, стрелка держали в поле зрения и он это просёк.

– Это верно. Шевели извилинами дальше.

– Два варианта. Тогда есть кто-то с большим количеством пройденных "стен" и он помог Лин Ши их преодолеть. Или он одиночка. Тогда информация по Японии грустная. Тогда возможны предки. У клана были уходы?

– В начале прошлого века исчезли двое. Стрелок и его ученик в ранге офицера. Но был и один приход со стороны. Если учесть Лин Ши, то два прихода.

– Кан!??

– Это только допущение. Клиньев никто не бил. Японцы оказали мне в начале пути существенную финансовую помощь. Китайцы предоставили территорию с гарантиями на самом высочайшем уровне. Мне кажется, что их кто-то лихо обвязал. Давно. И Кан к нам шёл не случайно. Думаю, что к ним дошла информация о способностях Лёхи, и Кан шёл к нему. Я эту версию отработал. Явное там просматривается схождение. Кан был мужем сестры моего отца, что выяснилось много лет спустя. И Кан имел сильные концы в Китае, Гонконге, Индии, Японии, Тайланде, на Юге и Севере Вьетнама, Бирме. Он принёс с собой хитрые книги.

– И, наверное, не все. Часть. Саш! Япония была в отрыве от мира долгие годы. Там могло сохраниться что угодно. И книги в том числе.

– Правильно. Потом они вторглись в Китай, потому что у них отсутствовала сырьевая база. Их выкинули после второй мировой войны отовсюду, но они восстали из пепла как птица феникс. Появились там, где их меньше всего ожидали.

– У них был ориентировщик. Такой как ты или ниже тебя. Отсюда схожесть программ обучения в нашей и ихней высших школах. Только у них узкую специализацию гонят, а мы по широкому профилю готовим. Мне сгонять туда к ним? Я думал найти Лин Ши в Москве. Обманула интуиция?!

– Из Японии вот уже лет десять не поступает логичной информации. Либо центр ориентировки исчез, либо ему отрезали доступ влияния, или они сами отстранились, или цепь прервалась. Сразу по исчезновению их финансы поразил кризис. Если мои выводы верны, то ты угадал. Лин с 1925 года. Это точная информация. А у нас он был по документам с 1937 года. Выпадают 12 лет. Что будет?

– Хороший русский будет. Или бывший военнопленный.

– Подними наш архив в "дэйте". У Лина в него не было доступа.

– Понял.

– Там нет фото. Только личные дела. Ранг офицеров отбрось. Возьми рядовой и сержантский состав спецподразделений. Выбери всех от 1925 года рождения. Со списком ко мне.

– А ты разве не мог его настоящее имя прочесть в башке?

– Его стёрли.

– А дату рождения?

– А это нельзя вычистить. Имя дают родители, а время рождения сидит в генах.

– Почему спеца?

– Ты в Швейцарии был гость редкий. Он владел кухонным ножом как заправский виртуоз. Так мелькало, что не видно было лезвия. Но он к приготовлению пищи в прошлом отношения не имел, так как не знал элементарных нюансов кухни, азиатская ведь особая и японская сильно привязана к рыбе и её разделке.

– Так где же я по-твоему угадал?

– А он в России. Не в Москве, но где-то рядом.

– И как тебе это видно?

– Ну, кто к русскому в Европе пошлёт в помощники человека без знания русского языка и русской души?

– Значит, он был тут не только пленным, но, скорее всего, долго работал. Прикидывая по теме – предположу его присутствие в закрытых проектах и секретных городах типа Арзамаса. Скажем, он был в ядерном проекте.

– Годится. Не сбрасывай со счетов наукоёмкий пояс вокруг Москвы, где сочиняли ракеты, электронику.

– Обмозгую.

– Что моя баба сказала тебе, когда ты аргентинку притащил?

– Она восторгалась. Девочка и, правда, красивая. Сказала, что всегда завидовала их цвету кожи. Смугляночка такая. Еще сказала, что будет тебя уговаривать её удочерить, так как у тебя нас много, а у неё никого. Еще была рада, что не надо сцеживать молоко. Хватает обоим.

– Ясно. Ты ночуешь или?

– Теперь помчусь. Утренним смоюсь. Комары хуже московской жары и вони. Лодку возьму?

– Бери и бывай.

– Скрылся,- Левко метнулся в сторону спуска со скалы к реке.

 

Глава 15

Ранним утром все собрались за столом на дворике завтракать.

– Саш!- начал Артур.- У нас есть обеспокоенность в тебе.

– Я знаю об этом. И хорошо, что она есть. Если бы её не было, то волноваться пришлось бы мне. Правда, у молодых стрелков её нет. И не потому, что я для них великий всевидящий. Просто вы в своих размышлениях о судьбах мира идёте от обратного. Отсюда ваши страхи. Что вам сильнее не по душе: моя божественная сущность или её последствия?

Серов слушал диалог молча.

– Божественности мы в тебе не примечаем. Она появится в умах людей после отхода "поезда" и последующей встречи. И сразу возникнут предтечи плохих последствий. Появятся и сами последствия, и всё это помимо твоей воли. У нас два сомнения. Первое. Мы не уверены, что всё сойдёт чики-чики и не придётся пускать кровь неугодным. Второе. Мы обеспокоены тем, что клан наш получит засветку, и твоё время от нашего дела насильно оторвут. Ведь мы не к господству в мире этом шли, а к господству разума на всех его стадиях и уровнях. Мы шли и продолжаем идти к разумному хаосу. Сейчас не самое подходящее время для встреч. Пока мы не подготовим необходимого количества людей нельзя так рисковать. Без тебя мы изойдёмся на пот, но вряд ли что-то толковое построим. Чтобы не выглядеть эгоистом, скажу тебе прямо в глаза. Пролития крови мы не хотим, особенно в массовом порядке. Это всё,- Артур посмотрел на Алексея и спросил:- Ты что-нибудь добавишь?

– Мы сбросим заявку своих сомнений для всех сегодня же,- произнёс Лёха.- Больше мне добавить к сказанному нечего.

– Ваши сомнения к сведению принял. Если по заявке, что вы пустите, придут материалы от остальной братии,- Сашка улыбнулся,- я обещаю вам всё просмотреть и принять в расчёт, но гарантий дать не могу, что всё будет хорошо. Это вас устроит?

Артур и Лёха кивнули.

– Что вы мне скажете, Юрий Иванович? В ближайшие два месяца я с вами не смогу увидеться. Много дел. Да моё участие в вас пока не является необходимостью. Определитесь. Артур, выдели из своего резерва радиотелефон, номер никому не сообщай. Раз Лёха не пользуется связью, на тебя возложим функцию посредника между ними, если Юрий Иванович согласится и поселится в посёлке. Если у вас есть ко мне вопросы, задавайте. И решите сейчас: остаться тут или со мной в посёлок. Лодка прибудет через час. Левко ночью умчался срочно по делам и её кто-то пригонит.

– А на сколько времени я могу тут остаться?

– Вы тут не в качестве гостя. Это первое. У нас в обиходе кредитные карточки, с помощью которых при наличии радиотелефона можно заказать хоть чёрта лысого. Ваша карточка вот,- Сашка передал Серову пластиковую карточку.- Что вам надо обсудите с Лёхой, а что необходимо в посёлке с Артуром. Второе. Весь август будет тепло, так что спокойно можете тут оставаться. Зимой лучше в посёлке. Надо уменьшить риск повторной язвы до минимума. Где и как устроиться, решим без проблем.

– Я, пожалуй, останусь сейчас тут,- ответил Серов.- Сообщите Софье Самуиловне, чтобы не волновалась, а то я сказал ей, что только до понедельника. Вопросов у меня нет. Действительно мне необходимо пройти свой участок пути. Алексей мне поможет, а дальше видно будет.

– Счастливо оставаться,- Сашка пожал всем троим руки и ушёл.

Добравшись до посёлка Сашка домой не попал. На берег подскочил Пешков на джипе, и они помчались в аэропорт, где при заходе на посадку у Ан-125 сломалась стойка шасси, и он протаранил один из складских ангаров. Члены экипажа получили разной степени тяжести травмы. На земле никто не пострадал, так как ангар стоял в конце полосы.

Взлётно-посадочная не пострадала. Самолёту был полный капец, как выражаются в народе. Не пострадал только груз, находившийся в ангаре. Там были складированы катки, траки и отвалы для тяжёлых бульдозеров. Они приняли удар на себя и его с честью выдержали.

У ангара их встретил командир дивизии.

– Как там с экипажем?- пожимая ему руку, спросил Сашка.

– Второй в реанимации. Балка ангара пробила кабину и ударила его прямо в грудь. Остальные отделались сломанными ребрами, руками и ногами.

– Снимайте с него всё оборудование, двигатели. Исковерканный фюзеляж, крылья, хвостовое режьте на мелкие куски,- дал указание Сашка.

– Не могу, Александр Григорьевич. Борт не наш,- отказался комдив.- Они даже не из нашего государства. Он же украинский. Надо ждать прилета их командования и комиссии, но нашей. На нашей территории авария и наши её будут исследовать.

– Виктор Владимирович!- обратился Сашка к Пешкову.- Расторгни с командованием дивизии договор на эту полосу с десятого числа. Вытащи под мою ответственность шасси, которое сломалось. Возьми видео посадки. Сними для нас копию. Организуй ликвидацию останков самолёта.

– Сделаем,- ответил Пешков.

– Это противоречит всем международным нормам,- не согласился комдив. Он был явно обижен.

– Срать я на них хотел сто лет. Борт застрахован. Экипаж тоже. Груз наш не пострадал. Тот, что в ангаре тоже. Кстати, Владимирович, снеси и его, проклятого, и поставь где-то поодаль, чтобы не случилось больше такого,- Пешков кивнул, мол, всё сделаем.- Так что на эти обломки смотреть? Они же тут целый год будут вокруг него топтаться, ходить друг за другом толпой и просирать государственные деньги. Авария шасси за явным. И потом,- Сашка взмахнул рукой к небу,- лётчиков с коек больничных поднимем, реабилитацию организуем. Владимирович, свяжись с их командованием, пусть высылают сюда их жён или родных там. С украинской стороной я всё сам утрясу. На новый страховых отчислений не хватит, но и тут мы всё с ними уладим. Какой у него был налёт?

– По документам 11 000 часов,- доложил полковник, стоявший чуть поодаль.

– Ещё не старик, но ему судьба такая,- Сашка ещё раз глянул на покореженный самолёт и, направляясь к джипу, сказал:- Режь, Владимирович, к чертям собачьим.

Когда Сашка появился на кухне, Елена что-то писала.

– Мемуары?!- спросил он с иронией.

– Письмо пишу,- она сложила листы в тетрадку и убрала со стола.

– Наверное, мне, своему непутевому мужу,- пошутил он.

– Обедать будешь?- вместо ответа спросила Елена.

– Только чай.

– А больше ты ничего спросить не хочешь?

– А что я должен спросить?

– Про девочку.

– Она не плачет, не канючит, и вообще, очень уверенная и спокойная дама.

– Это тебе сказал твой бандит Левко?

– Он-то говорил, да я забыл. Не наседай, мать. Если она тебе в тягость, я найду ей кормилицу.

– Вот ещё!!! Я её и не собираюсь никому отдавать. Правда, я не Орина Родионовна, да и она не мальчик, однако. Я её родителям написала письмо. Оформить же как-то надо. Хоть бы опекунством, что ль? А то выходит как-то по-звериному. Если они её затребуют назад, их что, убьют?

– Слушай, Лен! Пальцем никто никого не тронет, и скрывать никто не собирается. Её родителям было предложено переехать сюда жить, но они не могут на это пойти. У них небольшое дело, которое они категорически отказались бросать. Девочка у них в семье пятнадцатая. Папа и мама были не против её отправки в Россию. Оба грамотные люди. Кстати, отец врач эпидиомолог. Он в курсе кого народили на свет.

– Телепатку, да?

– Не смотри ты эти телесериалы. Чушь, ей богу, говоришь? И кто тебе такое нашептал. Не иначе из нейрокорпуса приходили козлики.

– Шутник ты. Я сама догадалась. Только ты мне не лги,- затребовала Елена.

– Просто у девочки есть блуждающий нерв во внутреннем глазном яблоке. Это ничего абсолютно не означает, но может ей дать возможность многое уметь. К примеру, в совершенстве владеть гипнозом. Для этого ей нужна школа и среда воспитания. И давай на этом закруглимся.

– Ты жуткий врун, но мне почему-то хочется тебе верить. Мы давно с тобой живём, но я тебя редко вижу. Но даже этих редких минут мне достаточно было, чтобы многое понять. Слушай мой вывод,- Елена присела на стул рядом.- Пётр тебе ничего не давал. Совсем. Я этот вывод сделала потому, что хорошо его знала. Ты всё необходимое получил у него помимо его воли. Так предположу, что именно через наличие у тебя этого проклятого блуждающего нерва. И ничего мне не болтай об отсутствии телекинеза. Мне безразлично, есть он в природе или нет, но поскольку она будет мне как дочь, я хочу знать, что ей уготовано в будущем.

– Ты очень умная женщина. Как я с тобой живу, не могу понять. Всё знаешь с полуслова. Иной раз и говорить ничего тебе не надо. Это и есть телекинез. Разум плюс понимание. Но я тебе, коль ты ставишь вопрос ребром, отвечу. Кем она станет, я не знаю. У меня нет опыта в воспитании девочек. Она будет тем, кем ей уготовано быть природой и сие ни от меня, ни от тебя уже не зависит.

– Почему не зависит?- Елена удивилась.

– Ей предназначено природой быть матерью,- произнёс Сашка и расхохотался.

– Эх, ты!! Я серьёзно, а ты всё шутки шутить.

– Ты с ней три дня. Она плакала?

– Ни единого раза. Её голоса я не слышала.

– И не будет.

– Так объясни почему?

– У неё другая система восприятия мира. Не такая, как у всех остальных людей на этой планетке. Эта система и поведёт её по жизни. И только она. Мы все для неё только поставщики информации. Сама она будет выбирать, и делать выводы. Может так случиться, что в своём доме мы вырастим врага номер один. Улавливаешь?

– Короче говоря, даже ты не знаешь, что будет.

– Это верно. Ты должна быть готова ко всему. Возможно, в ней на землю сошёл дьявол, возможно, сама дева Мария. Кстати, как её нарекли при рождении?

– У неё очень длинное имя. Там их с добрую сотню и как мне кажется, есть даже чисто мужские.

– Это латиноамериканские приколы. А как ты её назвала в первый момент?

– Я подумала, что это красивый цветочек. Имя мне в голову не ввернулось.

– Про какой цветочек подумалось?

– Да никакой. Просто цветочек. Да ты сам на неё погляди.

Они пошли в спальню. Пятимесячный сынишка и молочный братан дрыхнул, а его сестра с аргентинским гражданством бодрствовала. Она подогнула ножки прямо к лицу и теребила надетые на ножки пинетки. Они её явно не устраивали.

– Правда красивая?- спросила Елена, полуобняв Сашку сзади.

– Все полукровки красивые,- ответил он.

– На что ты намекаешь?

– Ни на что. Знаешь, почему она так теребит пинетки?

– Модница. Поправляет,- отшутилась Елена.

– Нет, счастье моё. Ей не по душе сиреневый цвет. Ты их больше не надевай. Ей к лицу лучше зелёный. Он ей пойдёт. Посмотри, какие у неё зеленющие глаза! Как у ведьмы.

– Ну, тебя!!- Елена отстранила Сашку в сторону и сняла с малышки пинетки и надела беленькие. Девчушка покрутила глазами, повертела ступнями ног и вытянула ножки.

– Вот видишь! Женскую психологию способен понять только мужчина, а женщина женщину никогда не поймёт.

– Пахабник!- обозвала Елена Сашку и вытолкала из спальни.- Топай по своим делам. Я их покормила и хочу немного прилечь. И откуда у меня силы берутся.

Сашка вернулся, ещё раз глянул на аргентинский подарок, поцеловал жену и вышел.

 

Глава 16

Никогда не зарекайтесь. Это плохо и неэтично. Это неудобная позиция для отступления. Вот ты дал себе однажды слово больше не пить. И перестал. Не пил долго, несколько лет не притрагивался. И случай привёл тебя со свадьбы на кладбище. Да тебе, собственно, уже всё равно.

Не зарекайся никогда, ни в чём. Но, если зарекся – сдохни, как тот мужик, чтобы совесть не замучила. Правильно учит пословица: "От тюрьмы и от сумы не…" Зарок – клятва. Нет хуже клятвоотступничества. Вот Ельцин дал клятву партии, потом отрекся и чем всё кончилось, вы прекрасно знаете. Так мы – людишки, устроены. В этом наше счастье и беда одновременно. Всё от неумения ладить со своей совестью. Каждый в жизни многократно сталкивается с этим паскудством – клятвоотступничеством, потому что нет нормальной информации. А именно информация лежит в основе предательства самого себя. Только она и никто больше. Некоторые пытаются списать на глупую молодость и тешатся тем, но и это чистой воды самообман. Никто силком Ельцина и Горбачева в комсомол и партию не тащил, заявлений за них на вступление не писал. Они сами их писали и их принимали, а это господа хорошие выбор осознанный. Когда кто-то твердит с экрана, что с детства ненавидел советскую власть – не верьте. Это ложь. И ложь прежде всего внутренняя. Так некоторые людишки пытаются оправдать собственное предательство самих себя. Слова ненависти из уст отбывшего 20 лет в сталинских лагерях понятна. Она искренна. У человека отняли 20 лет, лучших лет его жизни, отняли здоровье, ну не любить же эту власть за это. Причём забрали просто так, походя, ни за что. Но, когда о ненависти к Советской власти с детства плетут люди, достигшие в ней мировой известности и мировой славы, знайте – перед вами сучьки, суки или, проще говоря – ссученные. Это они сдавали и писали доносы, ну и как водится, влазили власти без мыла в одно место. Теперь они стали ненавидеть её, их вскормившую маму. Теперь они её презирают и поносят, пряча за свою ненависть своё сучье прошлое. Все эти Ростроповичи, Вишневские, Вознесенские, Плисецкие и им подобные – суки. Талант от власти не зависит. Это истина. Все поименованные талантливы и это правда. Каждый из них достиг больших успехов в своём деле. Это прекрасно, что они от власти не зависели как таланты. Талант либо дан, либо его нет. Но мозги и власть – совместимы. И никуда ты, милай мой, не денешься с этой подводной лодки. Даже сбежав на запад, ты всё равно помечен сучизмом и рано или поздно об этом узнают и там. Простой человек властью помечен меньше, ему иногда удаётся от неё быть в стороне, но таланты помечены ею поголовно. А то, что советская власть была грязная и гнусная, знают все, правда, кое-кто до сего дня свято верит в её непогрешимость. Вопрос вовсе не в коммунизме и этой идеи как таковой. Дело в том, что идея и власть – не братья. Власть это закон, а идея это то, что есть фикцией, которая сама по себе править не может.

Первые месяцы в должности представителя концерна "Крестовский-Хаят" в Москве Иван Рыбкин чувствовал себя нехорошо. Он знал, как функционирует власть, сопоставлял планы концерна и понимал, что ничего не удастся выполнить. В проектах ничего не вязалось с действительностью, и ему было видно, что работа отстает от графика, что он не справляется и вот-вот позорно завалит порученное ему дело. Он искал выход и не находил его. Уж больно сильно окопалась в этой стране продажная, скрепленная круговой порукой, власть. Он вдруг явственно осознал, что это не приобретенная за последние 85 лет практика, и что не идея равенства и братства тому виной. Виной тому заложенная ещё со времён первых славянских князей извращенная человеческая психология помноженная на прилипшие к ней вонючие какашки в виде всякого рода проходимцев, которые лезут ближе к власти для удовлетворения личных потребностей. Такими были хваленые варяги, таким был и Сашка Меньшиков неизвестно откуда появившийся возле Петра, таким был Потёмкин при Екатерине и ещё десятки тысяч других. При советской власти пройдох возле её лидеров было несметное количество. А страной правили в принципе они. Эти щеголеватые с полным отсутствием морали и совести людишки. Именно они и их присутствие во власти и есть суть зла. Когда они есть, бездействуют законы.

Поняв это, Иван Рыбкин затосковал. Окунувшись в грандиозные планы концерна, он явственно увидел, что продажная власть не даст этим планам осуществиться, и ему сразу стало до боли нехорошо. Он не находил себе места. Потерял покой и сон. В конце концов, он решил позвонить главе концерна и обо всём ему рассказать. Но не успел.

– Рад приветствовать коллегу!- на пороге кабинета Рыбкина стоял незнакомый мужчина средних лет с красивой улыбкой.- Я из Швейцарии. Моё имя Янг Готфрид фон Нейман. Я представитель концерна "ГМХ-Люмпс". Это резинотехнические изделия,- вошедший говорил быстро, не давая Рыбкину вставить ни единого слова.- Концерн, который я представляю – акционерный. Сорок процентов его капитала и прав на продукцию принадлежит Швейцарскому союзу иноземцев. Есть и такой. Так что мы с вами коллеги. Всё дело в том, что мы с вами представители одного юридического лица. Само это лицо многолико как языческие идолы. "Крестовский-Хаят" и "ГМХ-Люмпс" – близнецы-братья. Президент обоих концернов одно физическое лицо. Александр Карпинский ваш наниматель здесь, он же мой наниматель там. К вам коллега я прибыл специально. Опыт – великая вещь. Вот его я вам и привёз. Давно не был в России, и тут ничего не изменилось. Как прежде всем надо дать в лапу, начиная от сотрудника таможни и заканчивая жалким на вид, спившимся управдомом. Трудности будем преодолевать вместе, помчимся галопом, времени мало. Теперь говорите.

– А что, собственно, мне надо вам сказать?- Рыбкин замешкался.- Даже не знаю!?

– Начнём всё с установления нормальных взаимоотношений с чиновниками от власти. Самых жадных пустим в расход, ибо их ненасытная жаба мешает нам строить наше дело и их же присутствие дискредитирует понятие закона. Это я беру на себя целиком и полностью. Средней руки вымогателей пустим на больничные койки, лечение ныне дорого и денег, что они успели нахапать на своих постах им вряд ли достанет. Ну, а с бюрократами разговор будет совсем короткий и простой, особенно с теми, кто попытается нас мурыжить постановлениями и инструкциями, собственной занятостью и прочими уловками. Им будем прокалывать мочевой пузырь и пускать на дно с грузом, привязанным к ногам. Эту работёнку сделают невидимые люди. Что у вас главной занозой по строительству предприятий в Подмосковье?

– Не хотят отводить землю под застройку. Отказывают категорически. У них хитрожопые составы комиссий по отводу, многочисленные до ужаса, которые не обойти и не объехать. Закон обязывает их выносить решения в течение 60 дней, но… Бьюсь, как рыба об лёд. Дело дрянь.

– Минутку,- Янг достал из кармана радиотелефон, набрал номер и спросил:- Сколько дней они вас мурыжат?

– Четвёртый месяц.

– Теперь точно минутку,- попросил Рыбкина Янг, и в трубку сказал:- Слышь, Матрёна! Пришли ко мне списки комиссий по отводу земель под строительство промышленных объектов во всех районах Московской области и города Москвы. На всех по списку запроси данные в нашем центре. Пришли ко мне завтра к семи утра следователя генеральной прокуратуры с полномочиями и чистыми бланками, но с печатями, ордеров на арест и проведение обысков,- Янг выключил и спрятал радиотелефон во внутренний карман куртки. Рыбкину пояснил:- Чтобы не бегать, сразу будем в присутствии этого следователя и на глазах этих держиморд составлять заявления по их противоправным действиям с требованием привлечь к уголовной ответственности, тут же будем передавать следователю материалы, а они у нас на этих гнид имеются. Ну, а если таковых не будет – бум их ликвидировать на месте к чертям собачьим.

– Это не сильно круто?

– Так мы же не себе загородный дом строим! Мы создаем высокооплачиваемые рабочие места, и будем выпускать уникальную продукцию. И не корысти ради, для блага народов отечества. И если для этого надо пустить в расход парочку мудаков, что ж, сделаем. Времени на разведение церемоний у нас с вами нет. Охрана у вас хорошая, мы её сейчас усилим. С начальником вашей личной службы безопасности Панкратовым я переговорю.

– А глава концерна в курсе, что будут убивать?

– Если у вас есть сомнения, позвоните ему лично. Не предавайте смерти плохих людей столько значения. Не стоят они того. И потом, всё будет так, как будто они сами ушли из жизни. Вы можете отказаться от участия, если в вас совесть говорит. Но также вы должны знать, что народ уже больше ждать не может, а случись худшее – жертв будет во сто крат больше, и жертв безвинных. Кризис в США показал, что это страшная реальность. Там в городах резали друг друга за кусок хлеба насущного.

– Я смотрел репортажи оттуда. Это страшно!!

– Так почему мы должны считаться с жизнями тех, кто своими действиями провоцирует аналогичные события в нашей многострадальной стране? А строить в Подмосковье мы собрались не случайно. В крупных городах социальная напряженность усиливается и её надо уменьшить. Сделать это возможно только через производство. Чем-то обязательно надо занять людей. Выродки эти нам мешают. Если начнётся катавасия, то народ пустит их в расход в первую очередь. Не надо давать возможности людям сделать это самим. Возьмём грех на себя. В крайнем случае. Вообще-то у нас много разных способов заставить чиновника работать на благо народа. Обещать вам, что обойдётся без убийств – не могу. От самих чиновников это будет зависеть. Есть среди них такие, которым закон не писан, потому что у них имеются кой-какие связи в Кремле. Завтра утром выезжаем на местность.

– Комиссии собираются по определенным дням.

– Я в курсе. Мы уже дали знать членам этих комиссий через высшую власть приказ собраться на экстренное совещание в двух, пока районах, нас интересующих.

– Во сколько мне прибыть?

– К шести утра, если не затруднит. Первая встреча будет у нас в 9.00. Вторая в 14.00. Я откланяюсь,- Янг вышел из кабинета.

После этого в кабинете появился Панкратов.

– Это человек от главы концерна?- спросил Рыбкин.

– Да. Я всё тщательно проверил. Он с полномочиями.

– И с большими, вплоть до убийства,- сказал Рыбкин.

– А чего с ними церемониться? Я считаю, правильно.

– Не пугай меня. Только в мокром не хватает участвовать.

– Не стоит переживать. Я видел их людей. Проколов не будет. Кое-кому это остудит мозги. Пора. Когда-то же надо положить этому конец.

– И всё-таки я чего-то боюсь.

– Я тоже боюсь, но обратного. Ситуация такова, что многие криминальные откатились из столицы в регионы и там поручкались с местной властью, а эти без крови не понимают. Там придётся мочить подряд.

– Столько злости я в тебе раньше не замечал. Или её не было?

– Была. Терпел. Думал, вот-вот всё наладится с приходом нового президента, изменится постепенно к лучшему, но ни хрена не произошло. Когда мы были у них на Севере, я всё присматривался к людям, разговаривал, познакомился с участковым. И так мне стало больно и обидно за мою прожитую жизнь?! Лучше бы я укокошил сотню другую подлецов, пусть сам бы лёг в могилу, чем жить пресмыкаясь. Они ведь живут там свободно. Мирно трудятся, и никто не боится, что придут и отнимут, изнасилуют и убьют. Они под сильным бандитом, но бандит бандиту рознь. Ох, как сильно не хватает в России таких бандитов!!

– Сталинизмом попахивает?- не согласился Рыбкин.

– Возврата к прошлому и мне не хочется. У них жестко всё, но в то же время чётко и ясно. И такая твёрдая рука не помешает. Вы когда домой?

– Хочешь отлучиться?

– На час. Жена просила кое-что прикупить. Всё взял, а крема детского не нашёл. Сейчас созвонился с одной аптекой, там есть. Надо подскочить.

– Езжай. Я буду в офисе.

Ровно в девять комиссия была в сборе. Заседала в кабинете главы администрации района, который и был её главой. Янг и Рыбкин были в приёмной. Их не соизволили пригласить. Через десять минут заседания члены комиссии стали выходить в приёмную из кабинета, и один из них обратился к Рыбкину.

– Вам в выделении отказано в связи с имеющимися трудностями,- сказал он.

Рыбкин хотел что-то высказать в ответ, но Янг его удержал. Члены комиссии направились в коридор, но оттуда появились люди в масках и грубо их затолкали в кабинет главы администрации района. В составе комиссии было несколько сотрудников милиции, которые попытались оказать сопротивление, но были сбиты с ног и быстро избиты.

– Теперь можно входить,- произнёс Янг.- Присмотри тут за секретаршей,- попросил он одного из людей в маске.- Её делает трах-бах глава администрации, и она в курсе его связей в столице. Знает нужные номера телефонов.

Человек в маске только качнул головой.

Громче всех в кабинете возмущалась, неистово крича, шикарно одетая мадам. Её такое обращение возмутило до бешенства. Не долго сумняшеся, проходя мимо, Янг врезал ей пощечину, и она упала на пол, после чего мгновенно смолкла.

– По поводу не тех времён – вы правы абсолютно, и переубеждать вас не стану. Ну не те они, хоть тресни,- произнёс Янг.

– Вы за это рукоприкладство ответите,- промямлила дама, встав и вытирая платочком кровь с губ.

– Обязательно,- заверил Янг.- Для этого, собственно, вы тут и собрались. Вы полным своим составом будете отвечать за своё, а я за своё. Для этого с нами прибыл следователь генеральной прокуратуры, который здесь по вызову, моему вызову, и он приступит к работе, если мы с вами не сыщем общий язык. А посему, господа бюрократы и мздоимцы, приступим. Наше требование, согласно закона, вам ясно, ответ на него мы получили, приступим к рассмотрению персональных дел. Ваши личные дела я захватил с собой. Тут,- Янг выложил на стол папки,- события ваших преступлений с полным набором криминала. Не люблю я, когда мне отказывают в законном праве всякие там педерасты. А то, что вы все поголовные педерасты, можете не сомневаться. Данных достаточно, чтобы вас посадить на вечное с конфискацией. Посему вы сейчас примите решение по нашему вопросу в нашем присутствии, и от него будет зависеть ваша дальнейшая судьба. С вами или без вас, но мы эту землю получим в ближайшие три дня. Выбирайте.

– Это что, шантаж??!!- возмутился глава администрации района.- Да вы знаете, кто я такой?

– Не хорохорься, чувак!- бросил ему Янг.- Хвост не поднимай. Если ты узнаешь, кто такой я – сам на себя руки наложишь. Обращаюсь ко всем. Не согласные поставить свою подпись под выделением земли в указанном нами месте – прошу на выход. Следователь вас уже ждёт. Я ему передам дела по вашим преступлениям за последние три года. Подчёркиваю, за последние три. Они там грамотные и всё остальное сами раскопают. Протокол заседания на столе. Вперёд и с песней. Помните, что меж вами есть круговая порука и, если кто-то один выйдет, то вы все помчитесь в следственный изолятор, но не районный, а в Москве. Шевелите задницами.

Рыбкин от происходящего был в шоке и в этот момент он понял, что нарушил свой старый зарок – никогда не конфликтовать с властью. "Теперь меня посадят точно",- мелькнула мысль в его голове.

– Мы ничего не станем подписывать,- заявил глава администрации района.- Живём в демократическом государстве, понимаешь ли, а тут какие-то бандюги нам будут указывать. Я этого так не оставлю.

– Господь свидетель. Я хотел как лучше,- сказал Янг и распорядился:- Давайте, мужики, надевайте им наручники и грузите в "зак".

Через десять минут кабинет опустел.

– Волнуетесь?- спросил Янг Рыбкина.

– У меня внутри всё трясется. Там было два полковника МВД. Будет скандал.

– В нашу программу входит всё, но не скандал. У следователя на каждого из них есть ордер на арест. Генеральный выписал вчера вечером лично. Материалов на всех них с головой. Избавим от них народ. Поехали по следующему адресу.

– А как быть с землёй?

– Там уже приступили к строительству, а подпись нам поставит исполняющий обязанности задним числом. Поехали, поехали,- Янг направился к выходу. В приёмной приостановился и сказал секретарше:- Тепереча могёшь звонить, но на всякий случай, чем чёрт не шутит, повремени. Это совет. Хуи приходят и уходят, но из-за них все неприятности. А этот в тебя уже не войдёт. Новый ищи.

В сорока километрах от райцентра два джипа, на которых ехали, вынуждены были остановиться. Дорогу перегородила фура. За ней просматривалось штук пять иномарок.

– Не вылезайте!- сказал Янг Рыбкину.- Ни при каких условиях. Он бронирован и выдержит всё. Это местный криминал поднят по тревоге,- и вылез.

От фуры к джипам двигалось человек десять с оружием, а на косогорчике замелькали головы остальной бригады. Вперёд вышел крепкий молодой парень и произнёс:

– Я – Куня, авторитет. Ты кто такой? Я тут главный.

Пуля снесла авторитету полчерепа. Братки опешили. Янг им сказал:

– Гавно в гробу, а не авторитет. Складывайте стволы в кучу, прыгайте в тачки и исчезайте, молча. Покойника получите в морге. А нет, то мои люди церемонится не станут.

Братва кинула оружие и умелась к своим авто. Вскоре фура освободила дорогу.

Когда тронулись, Рыбкин спросил:

– Вы его убили?

– Его убила неосторожность в пользовании оружием одного из его же людей. Можно убить по разному. Это лидер местной группировки. Отморозок. За ним есть несколько разбойных нападений на граждан, изнасилования, убийства.

– Почему они не стали стрелять?

– У них и надо спросить. Почём, я знаю. Ну не стали и всё тут. А если бы стали, всех бы кокнуть пришлось.

– Чувствую, у меня начинается веселенькая жизнь,- Рыбкин вымученно улыбнулся.

– Помните как в фильме "Не бойся я с тобой" говорил один дехканин: "Сюда ехали, за ними гнались. Отсюда едут, за ними гонятся. Интересная у людей жизнь!"- Янг рассмеялся.

– Это не для моего возраста.

– Понял, организуем,- Янг пощелкал кнопки радиотелефона.- Дружище Бак! У нас недоразумение. Ты в следующем районе нашего посещения убери всех блатных, чтобы не дергались,- выслушал ответ, и Рыбкину шутя, сказал:- Эксцессов не будет. В следующем районе криминальный из воров старой гвардии и с ним вопрос улажен. Более того, они не против, и готовы пособить, а то, мол, граждане так обнищали, что приходится по ночам шарить по огородам в поисках пропитания. Для заработка мотаются в Москву на "гастроли", что весьма опасно.

– А с комиссией?

– И с ней всё путём. Уже подписали и ждут нашего появления. Так информирует источник,- Янг подмигнул.

Рыбкин ему не поверил, но когда они подъехали к зданию администрации, их встречал сам глава. Он был сама любезность. Пригласил в кабинет, предложил чай, кофе.

Янг почесал за ухом и прямо ему выложил, когда тот протянул подписанные акты на выделение площадей.

– Сидеть не хочется?!!

– Да есть грех, есть!! Кто ныне без греха, пусть в меня камнем,- глава сложил руки на груди.- Меня можно привлечь. Каюсь. И оправдываться не хочу. Берут. И в аппарате берут. Господи, господи!! Так мы все устроены. Прежде о себе, потом уже об остальном. Лучше я помолчу. А вы нас хотите таки посадить?

– Вообще-то – надо. Я не злой. Просто делать дело в районе, где власть берёт – не рекомендуется. Тут ребром. Раз берут все, то и палки в колёса ставить станут все. Или нет?- Янг прищурил глаза.

– Вам – нет. Я не могу приказом запретить брать, но всех оповещу,- заверил глава.- Пусть каждый ответит за своё.

– Тогда оставим вопрос открытым. Пока. У вас в районе есть детский дом-интернат. Сильно бедствует, как я слышал. Крыша течёт, трубы сгнили, а осень на носу,- намекнул Янг.

– За месяц капитальный сделаем. Клянусь,- глава сложил руки на груди.- Но есть проблема с металлом. Это не в моей компетенции, вы же знаете.

– Трубы дам и шифер дам, но чтобы через месяц корпуса светились. Счастливо оставаться. Мы спешим, провожать не надо,- Янг направился к двери.

Рыбкин вышел за ним со смешанным чувством. Оно было какое-то другое. Давило, но и одновременно очищало от угрызений совести.

 

Часть 5

Глава 1

Друзей на встречи приглашать не принято. Они знают, когда надо быть в нужном месте. Это касается дней рождения. Иногда приходят и враги. Без приглашения. Такова природа человеческая. Враги или недруги иногда прячутся за личиной, тщательно срывая неприязнь к вам. Ещё бывает категория нейтралов, которые всегда в стороне, но тоже приходят. К вам на день рождения они попали в качестве сопровождающих приглашенных вами дам. О вас им ничего неизвестно, они приходят повеселиться за компанию. Ну, почему не погулять?!!

В политике всё иначе. Огромное количество уловок, ужимок, недосказанностей. Это слагается в то, что поименовано хитрым словом – этикет. Дипломатический этикет. Политики встречаются часто, как с глазу на глаз, так и в узком кругу, реже в расширенном составе. Что-то они решают на таких встречах, как-то пытаются друг друга обмануть и переманить на свою сторону. В общем, на политические посиделки так просто с улицы не зайдешь. Приглашений там тоже не бывает. Являются те, кому это положено по рангу или занимаемому посту.

Руководители разведок не собираются на встречи друг с другом никогда. Даже союзники. Посиделки – удел политиков, банкиров, промышленников и военных, а разведчики обделены возможностью напрямую переговорить со своими коллегами. Особенно контрразведчики. Как раз их-то служба обязывает к обратному.

Организация "поезда" и есть попытка собрать всех имеющих в мире вес разведчиков и контрразведчиков. Задача это непосильная, сложная и невыполнимая. Ранее таких встреч в истории не случалось. Но мир меняется, изменяются условия и обстоятельства вынуждают пересмотреть ранее сложившиеся принципы. Как поступить в таком случае? Приглашать никого нельзя и уведомлять тоже. Друзья, ясное дело, придут. С ними подгребут и нейтралы. А как сообщить врагам? Ведь необходимо, чтобы и они присутствовали. Враги должны прийти на такой сбор без приглашения. И скрытые тоже. Ненавязчиво осуществить это в мире разведки почти невозможно. Любая инициатива в этой области разбивается как волна о скалы. Скалы не вечны. Вода их точит. Отсюда и понятие "поезда". И можно оставить без комментариев. Профессионалам всё ясно. Им надо сесть в него со сменой "чистого белья". Обывателю поясню.

Деятельность любой разведки и её достижения – визитная карточка государства. Сильная разведка – сильное государство. Во всех смыслах слова. Советский Союз рухнул потому, что скурвилась разведка. И не столько вне пределов страны, сколько внутри. Разведка – это информация, её обработка и выводы. Миша Горбачев думал, что можно обойтись выдуманным обонянием и вовсе не обязательно слушать о том, что происходит в городах и весях. Скурвиться – подавать искаженную информацию. И она ему поступала. Её готовили суки. Информация была гнусной. По гнусной информации любое принятое решение неверно. Отсюда и его действия. Все его решения приняты от потолка. Что есть потолок понятно, надеюсь, всем. Вот так перестала существовать могучая держава.

Сбор информации – удел избранных. Разведчиком или сборщиком, это одно и тоже, надо родиться. Поставить подготовку на поток – обречь себя на поражение. Это не инкубатор, где из каждого яйца вылупится профессиональный разведчик. Однако, коммунистическая партия сказала надо и комсомол ответил: Есть! И пошагали по комсомольским путевкам в разведку те, кто родился токарем, шофёром, врачом. Не великие стройки привели вас в пропасть. Это дураки, возомнившие себя богами, которые считали, что достаточно накарябать инструкцию и всё будет в полном порядке, привели вас в пропасть. Чтобы подготовить опытного разведчика нужно десятилетия упорного труда сотен человек. Сначала надо найти талант и выучить его специфике. Потом ему надо дать опыт, наработанный предшественниками. Тяжёлая и кропотливая это работа. А путевка комсомола – не пропуск в талантливые.

На стезе добычи информации ничего нового в последние годы не изобретено. Добавились усовершенствованные приборы в секторе подслушивания и внешнего слежения. К этому подтолкнуло развитие электроники и лучевой оптики. Неизменным остался один объект. Человеческие мозги. Они очень консервативны. Да и пороки человеческие, которые услужливо помогают собирать информацию всё те же. И никто в этой гонке никого не опережал. Все ровно плелись общим строем. Иногда кое-кто отставал в силу отсутствия новейших технических средств, но, в конце концов, обзаводился и догонял остальных.

Мир так увлёкся этим техническим соревнованием, что совсем перестал ставить в грош наличие способностей и мозгов. Все так увязли в сражении машин, что проморгали главное.

Созданная Бредфордом-Ольденбургом на основе собранных его предшественниками система обучения, протрезвила всех. Они поняли, что посвятили себя глупости, пошли по ложному пути и там заблудились. Его люди вытаскивали информацию обо всём из ниоткуда и точно в ней ориентируясь, а это чистые мозги, обогнали всех. И как теперь быть? Как их догонять? А это разведка. Если ты вдруг отстал, тебе никто не поможет. Наоборот, ещё и посмеются твоему слабому здоровью, дадут совет уйти в сельское хозяйство или на пенсию. Догнать можно только ознакомившись с новым опытом и яростно его внедрять у себя. Иначе каюк, крышка. Как этот опыт заполучить? Вот для этого и надо сесть в "поезд". Вам понятно, куда он идёт?

О появлении чего-то нового в среде разведчиков догадались многие в начале восьмидесятых. И попытались осадить методом уничтожения. Не вышло. Засуетились, собрались с силами, атаковали. Снова мимо. Сначала был недолет, потом перелет. С третьего выстрела надеялись попасть в цель, но к тому времени новое дело обрело в мире множество мелких союзников, обзавелось рентабельными производствами, а стрелять в своё благополучие уже воздержались. Когда мелко, но много, могут загрызть и слона. Проморгали.

Тогда и пошёл гулять слушок об отходе "поезда".

Мол, эти молодые и мозговитые ребята готовы опытом поделиться, но надо иметь при себе "чистое бельё". Пусть оно старое, но чистое. Это значило, что севший в "поезд" обязан предоставить информацию о себе и своей конторе, её деятельности. И в таком пакете должно быть всё. Оно обязано будет сойтись с тем, что уже собрано. А если не сойдётся – скинут с этого "поезда". Хорошо, если не убьешься. Да только выжить полдела. Выброшенный с такой электрички – крест на любой государственности, какой бы могучей она не была.

Попахивает новым переделом мира. Все это поняли и стали готовиться. Хошь не хошь, а "поезд" пропустить никак нельзя. Тут не до стратегических интересов в мире. Абы свою территорию не профукать, какой бы она размер площади не имела. Одним словом, на тот "поезд" поспешили все. Особенно торопились вездесущие янки. Кризис и падение доллара так долбанул, что они пустились со спринтерской скоростью.

"Поезд" – это встречи и договорённости. Встречи друг с другом. Вопросы, обсуждавшиеся на таких встречах углублялись в недра политики, частной и других жизней. Им надо было утрясти разногласия меж собой. Извиниться и дать друг другу слово, что больше они врагами не станут. Не день, не два, годы потребовались для того, чтобы утрясти разногласия между собой. Потом должна состоятся встреча, на которой им дадут право прикоснуться к тому опыту, который наработан новой структурой. И кто-то из этой структуры даст им гарантии безопасности на будущее. Им необходимо слово человека, который всех их скопом поимел.

 

Глава 2

Сашка сидел на лавке в баньке, вытянув ноги и расслабившись. Плечом он поддерживал радиотелефон у своего уха и разговаривал с Чарльзом Пирсом.

– Так что они хотят-то? Не пойму.

– Александр! Рынок нефти переживает самые плохие времена. Из Персидского поступает в Японию и ряд Азиатских стран. Европейские тужились, но пошли на договорённости с Каддафи. Шейхи потеряли рынок в США и Канаде. Янки нечем платить. И в Европе нефть шейхов не нужна. Их капитал был в долларах и приказал долго жить. Они потеряли всё, включая недвижимость. От помпезного богатства остались осколки. У всех критическое положение с продовольствием.

– А что они хотят от нас?

– Гарантий, Александр, гарантий. Они готовы поставлять нефть кому угодно под честное слово. Средств ведь ни у кого нет.

– А они перестали верить слову янки?

– Ситуация обязывает не доверять.

– Не знаю, Чарльз, как тут быть. Гарантий я не стал бы давать. Повременим. Эти шейхи сильно зажрались. Надеялись на вечную халяву. Дворцы с позолотой строили, бумагу потребляли туалетную по десять тысяч долларов за рулончик. Всему же есть предел. Их подвела недальновидность.

– Почему ни с чем? Они остались с нефтью.

– А кому она нужна? Наши новейшие технологии по переработке углей, ставят на их нефти крест навсегда. Углей в мире много, а у них его нет. Что они хотят конкретно?

– Чтобы мы поручились за янки.

– США как страна машин существовать перестала. Такого поручительства я им не дам. И не потому, что я злопамятный. Я справедливый. Они сильно шиковали, когда остальной мир голодал. Я им на это указал как на недопустимое по Корану преступление, так они враз обиделись. Пусть посидят в передней. У них не так много подданных.

– Но они нас когда-то хорошо поддержали.

– Это так, Чарльз. Но не мы, а они нас бросили. Почему мы должны помогать им, они же к янки переметнулись? Почему? Они ушли к ним со своей нефтью. Тогда я им давал стопроцентные гарантии на будущее, но они предпочли иное. За свои предпочтения надо платить звонкой монетой. Мало того, они продали акции наших заводов именно янки, и тем подложили нам свинью. Ты помнишь, что они давали слово чести при сделке по заводам? Ты же знаешь, что мы тогда пошли к Каддафи и тем отвернули от себя многих. И скольких нам стоило усилий всё восстановить? Да ещё каких?!! Каддафи, кем бы он ни был, своё слово держит железно. И он мне больший друг, чем они. Он не из тех, кто продаёт. Это качество дорого стоит.

– Я понимаю. Они готовы нам все убытки возместить, но нефтью.

– Чарльз! Нет у нас хранилищ. Нет у нас терминалов. Ну, куда мы её пристроим на рынке, где нефти море разливанное и нет спроса?

– Спрос есть, но платить нечем.

– Разницы не вижу. Мне их нефть не нужна.

– Приезжал принц. Он твой друг и всегда был на твоей стороне. Они его уполномочили с тобой встретиться и договориться.

– Тогда у них ничего не будет. Я, Чарльз, ненавижу хитрозадых на один день. У него не было выбора. Он тебе ничего не сказал?

– Нет. Ничего. У него был миниатюрный микрофончик, и с той стороны слушали. Я ему об этой чиркнул на листке, а он в ответ только развёл руки в стороны.

– Тогда он у них на поводке. Видимо, они держат его семью в заложниках. Это Восток. Что ты ему ответил?

– Пообещал в течение недели всё устроить для встречи с тобой.

– Хорошо. Мне хватит этого времени.

– Только поменьше крови.

– Я убью их всех, если хоть один волосок упадёт с его детей и жён,- Сашка выключил радиотелефон и бросил его в сердцах на пол.- Гавнюки с распущенными хвостами.

Он отправился в парилку, хлестался там минут десять со страшным криком, выскочил, поднял радиотелефон с пола и позвонил в центральный пост в Ольтене.

– Кто есть близко от Каира, сутки на сбор в точке ХХ29АQ. Десять человек. Срочно. По полной программе. Прикрывает отход добровольческий корпус. Направления на Сирию и Палестину. Освобождение заложников. Стрелок Александр Сунтар,- он быстро вытерся, оделся и выскочил из баньки со словами:- Лично буду расстреливать. Гори оно всё, блядь, синим пламенем.

 

Глава 3

Уметались через Иорданию и Палестину. Семья принца была в автобусе. В месте, где их держали заложниками, осталась гора трупов, состоявшая из сотрудников секретной службы и бойцов спецподразделения личной охраны короля. На границе с Израилем возник инцидент со стрельбой. Израильские командос, открыли огонь на поражение сразу, как только двое стрелков вышли из автобуса. Пришлось перестрелять всех. На КПП Палестины воцарилось гробовое молчание. Инцидент грозил обострением итак нехороших отношений.

– Там идиоты, блядь вселенская народила придурков!- матерился Сашка.- Одно осталось. Стереть всех в порошок. Тех, за тупоумие, а этих, за подписку в чужой адрес. В стране больше половины русских, а они не научились различать.

К пропускному пункту подкатили два джипа с передовой группой разведки армии Израиля. Сашка окликнул офицера на иврите и тот, осторожно оглядываясь, подошёл.

– Соедини меня по своему каналу с руководством Моссад.

Офицер ушёл к джипу и по рации стал выходить на своё командование, чтобы через него соединили с Моссад. Вернулся через десять минут.

– Прибудет заместитель,- сообщил он Сашке.- Нам необходимо всё осмотреть и оказать помощь.

– Осматривайте, но без оружия. Живых там нет. Мы убили всех.

– Зачем?- не понял офицер.

– Да просто так. В войну поиграли,- злобно ответил Сашка и ушёл к автобусу.

– Саш! Палестинцы предлагают нам сдать назад, на их территорию. Мол, что случилось, то и случилось,- оповестил один из стрелков.

– Поблагодари. Пока стоим тут. На всякий случай заряжайте заряды по 50 тонн в стволы и раскиньте противовоздушную.

Через полчаса на шоссе со стороны Израиля показалась вереница машин, среди которых было много с красными крестами. Но они не подъехали, затормозили в двухстах метрах от пропускного пункта.

Вскоре в небе повисли два вертолета. Один приземлился между машинами и пропускным, из него вышло четверо мужчин и одна женщина. Второй вертолёт висел в воздухе, прикрывая собой первый. Прилетевшие направились к армейским джипам, где выслушали доклад офицера армейской разведки, после чего женщина пошла к автобусу, остальные остались у джипов и смотрели ей вслед.

Сашка двинулся ей на встречу, женщина всё-таки. У полосы, определяющей границу Израиля, они встретились.

– Я из Моссад,- сказала она по-английски.- Кто вы и что тут произошло?

"Вот она, та самая молодая красавица, ну теперь уже не совсем, стала шире в бёдрах, успела, видно, несколько раз родить, которую заснял когда-то на видео Бак в Нидерландах,- определил Сашка.- Может даже уже бабушка. Как там её – Мери Блюм, кажется".

– Мадам Блюм,- обратился к ней Сашка на иврите, от чего она на него взглянула пристальней.- Я не собираюсь ничего выяснять и доказывать. Автобус стоит в нейтральной полосе и мы могли давным давно убраться на территорию Палестины, но я не из тех, кто подставляет кого-то. Да, за нами погоня. Нам необходимо в любой аэропорт, чтобы убраться с Ближнего и не очень гостеприимного Востока.

– После случившегося, это будет невозможно,- резко отрезала Блюм.- Вы убили пограничников и сотрудников военной полиции. За это вас будут судить.

– Оставьте свои угрозы для кого-то иного. Я не собираюсь с вами дискутировать. Вы нас пропустите и не станете поднимать шума и вони. В ваших интересах убрать с места происшествия журналистов.

– Места происшествия!!!- возмутилась Блюм.

– Хорошо, мадам. Тогда сообщайте своему президенту об увиденном, и пусть он решит, как поступить.

– А это уже угроза в мой личный адрес.

– Мери,- Сашка улыбнулся,- мы преспокойно, хоть и с боем, но без потерь с нашей стороны, доберёмся в Бейрут или Дамаск, но это долго. Можем выстелить трупами дорогу до международного аэропорта в Иерусалиме – это гораздо быстрее. Про личное вы упомянули всуе, не правда ли? Я вам пришлю ваше досье со всеми материалами по Европе. За вами там, если не ошибаюсь, три десятка убийств, шантаж, подкуп, кражи со взломом. У вас как с памятью? Освежить?

– Вы мне кого-то напоминаете? Представьтесь.

– У меня много имён, но вам я известен под именем Александра Ольденбурга. Ваши, из Вашингтонской штаб-квартиры Агентства по национальной безопасности США, передавали вам моё фото. Но с вами лично мы никогда не встречались.

Блюм посмотрела на Сашку подозрительно, помедлила и произнесла:

– Не ожидала вас увидеть в таком амплуа. Роль боевика и террориста вам не к лицу. Моих полномочий недостаточно, чтобы всё уладить. Боюсь, что этого не удастся вообще. Пока всё не выяснится,- она оглянулась, не договорив. На дороге приземлился военный вертолёт, из которого выскочил министр обороны и министр безопасности.- Пока всё не выяснится, мы вас не пропустим,- договорила она.

– Мне будет очень жаль, если так случится. И с вашей стороны это будет глупо выглядеть. Из-за ерунды ставить под удар тысячи людей – это уже маразм.

– Это смерть маразм!! Ну, для чего вы их убили?- не выдержала Блюм.

– С того света ещё никому не удалось вернуться,- Сашка развёл руки в стороны.- Мне безразлично, что убитые – ваши соотечественники. Мне плевать, что вам их жаль. Мне до одного места ваш Израиль. А то, что случилось – выясняйте, но без меня. Вон вас зовёт ваш министр. Идите. Скажите им, что как только новость просочится на телевидение, и вы упрямо не дадите мне проехать, вам придётся иметь дело не только со мной, но и с арабами, с которыми у меня вышло недоразумение. Они злые как голодные собаки и запросто поднимут в воздух свои самолёты, как только отремонтируют взлётные полосы. Но я не поручусь, что им не придёт в голову взлетать с шоссе. Чем быстрее мы отсюда уберемся, тем спокойнее вам будет. Я лично никуда не спешу, но время сейчас работает не на вас.

Блюм ушла.

– Они нам взлёта не дадут,- сказал Сашке стрелок,- но на Бейрут пропустят. Выхода у них нет.

– Поставь на Бейрут резервный борт.

– Уже. А потом куда? Ереван? Красноярск?

– А ты, что предлагаешь?

– Тебе совсем не обязательно было во всё это лезть.

– Это семья моего друга, значит, и моя семья,- ответил Сашка спокойно.- Идут они все в задницу. Хоть ты не береди.

– Мы бы и без тебя всё сделали.

– Да знаю, я это! Но не мог я сидеть и смотреть на всё со стороны! И в чём разница, со мной – без меня??!!

– И это верно. Идёт,- стрелок надел наушник.- Что за люди? На переговоры бабу прислали.

– У них скрытый матриархат, национальность считают по матери,- пошутил кто-то из сидевших в автобусе стрелков.

Блюм подошла и сказала:

– Можем вам дать коридор на Бейрут. По земле Израиля я буду вас сопровождать. Кто у вас в автобусе?

– Женщины и дети,- сказал Сашка.- Прошу!- он подал ей руку и помог войти в автобус.

– Кто они?- спросила Блюм.

– Жёны и дети моего друга. Их держали в заложниках, а я этого не переношу на дух.

– Выскажу предположение, что наши приказали вам сдать оружие и когда вы отказались, открыли огонь.

– Я в курсе, Мери, что у Израиля напряженные отношения с Палестиной, но это не повод держать на погранпосту "собачью бригаду" спецы, которая палит во все стороны, не удосужившись ничего узнать. Они открыли огонь без предупреждения.

– А захват семьи вашего друга, с чем связан? Они подозревают его в содействии или измене?

– Мы дружбы никогда не скрывали. У них плохие дела. Деньги на исходе, а нефть, в условиях финансового кризиса, продать невозможно. Но на пару хороших бомб они обязательно раскошелятся,- Сашка сел рядом с Блюм на переднее сиденье, и автобус тронулся в сторону Израиля.

– Договориться мирно вы даже не пытались. Так?

– Это не тот сектор, где надо вести переговоры. Восток и большие деньги их окончательно испортили. Угрызения совести их не мучают, когда они убивают своих прямых наследников.

– Извините!- Блюм поднесла к уху мобильный, который стал жужжать. Выслушала и сказала Сашке:- Это мой шеф. Он только что вылетел из Рима. Хочет встретиться. Вас устроит военный аэропорт под Тель-Авивом?

– Вполне, если сможет приземлиться наш борт.

– Какой тип самолёта у вас?

– Ан-125.

– Такой смогут принять. Что мне ему передать?

– Моше умный человек. С ним я готов встретиться, но времени нет почти. Часа полтора не более.

Блюм переговорила и кивнула в знак согласия

– Рули на Тель-Авив,- сказал Сашка стрелку, управлявшему автобусом.- Мери, можно оставить одну машину сопровождения впереди, но без мигалок. Не надо нас эскортировать всем составом армии и полиции. Мы не великие знаменитости.

– Попытаюсь,- пообещала Блюм и с кем-то долго ругалась по мобильному. Всё, что ей удалось, это оставить на трассе три полицейские машины. Две впереди и одну сзади. Сирены и мигалки они выключили.

– Спасибо!- поблагодарил Сашка.

– Не за что!- ответила Блюм.

– Переживаю за вас,- Сашка улыбнулся.- Этот автобус не возьмёт даже ядерный взрыв.

– А стрелять стали из-за горячности?

– Нет. По ситуации. Мы, как положено, остановились в нейтральной, и вышли из автобуса. Только направились к вашей границе, они стали стрелять и всё. Конечно, мы могли убраться в свой непробиваемый автобус и в нём отсидеться, но это не по-мужски. Да и сделай мы так, вы вряд ли сюда приехали б.

– Не надо было выходить с оружием,- высказалась Блюм.

– У нас, Мери, нет опыта таскать на операции отдельный гардероб для вашей полиции. Иорданцы молча пропустили, Палестинцы тоже не моргнули глазом. Ну, кто будет проверять в данном регионе идущий транзитом автобус, который едет по объездным дорогам?

– И всё-таки вам надо было с нами предварительно связаться. Вам бы мы не отказали.

– Такие вещи не делаются с уведомлением. Всё надо наобум.

– А обвиняете наших, хоть сами поступаете именно так.

– Конечно. Ну, кто бы стал нас ждать в самом центре исламского мира? Действовать надо было максимально быстро, и не привлечь внимания. Да! Будет лучше, если до вылета автобус поместить в ангар. У них есть свои каналы на американских спутниках, но фото-приём. Пока расшифруют, мы уже будем тю-тю.

– Об этом уже позаботятся. Американские военные спутники работают на всех их союзников в регионе. И на нас в том числе. И они уже не столько военные, сколько гражданские. На орбите стало меньше спутников, пополнения нет и военные передают свои в пользование. Вы же знаете, что много спутников потеряно во время буйства вируса на рубеже веков, а новые не запускают. Ваши не пострадали, вроде?- спросила Блюм и пояснила:- Наш центр слежения фиксирует их в работе.

– Они в полном порядке. Хотелось иметь там дополнительные, но вопрос в носителях стоит остро. Ваши ракетостроители работают, не смотря на кризис.

– У нас в мире много врагов и мы не хотим, позволить, кому бы то ни было себя похоронить, народ и страну. А у ракет много преимуществ.

– Учитывая малую численность населения, слабое здоровье нации и продажную медицину – это выход,- съязвил Сашка.

– Вы шутник.

– Ещё какой.

– Мы имеем хороших лётчиков. И за нас не надо беспокоиться. В последние годы мы никуда не лезем и ни во что не вмешиваемся.

– А могли бы, скажем, договориться о ваших носителях и моих спутниках? Ведь многие украинские ракетостроители теперь работают у вас.

– Этого, господин Ольденбург, не будет никогда. Вы для Израиля враг номер один. Даже если за вами потащится весь мир, мы останемся в стороне и в одиночестве.

– Не переживайте так, Мери. Остаться в этом мире в одиночестве практически невозможно, а если вам так судится, то даже почётно. И потом, вы не получали права, как мне кажется, решать за весь народ Израиля. Ваше личное мнение обо мне, меня не интересует. Или это точка зрения всех?

– Оставим этот вопрос.

– Согласен.

– О вас есть интересные слухи. Говорят, что вы умеете читать чужие мысли.

– Ваши вы мне уже высказали. О том, что я ваш враг. А ведь мы с вами нигде не сталкивались, пути наши не пересекались, и государству Израиль я ничем не навредил. Вы ведь знаете, откуда пошла гулять такая информация? Ярый антисемит!!!!- Сашка шутливо вздернул плечами.- Может это от зависти, потому что я не еврей? Интересный парадокс, Мери. Никто толком не знает моей национальности, но все упрямо обвиняют в каких-то пакостях, творимых мной евреям. А может быть я самый верный и стопроцентный семит?!! Может, вы все перестали быть ими? Потеряли где-то в тысячелетних скитаниях?- Блюм от этих слов рассмеялась, а Сашка продолжил, выдержав паузу:- Теперь-то меня точно и окончательно окрасят антисемитом. После убийства ваших военных, мне миллион лет не отмыться.

– Иуда тоже был еврей,- Блюм достала из сумочки какие-то таблетки и приняла одну.- О вас много слухов, это верно. И то, что наши пути не пересекались, тоже, правда. Так они неисповедимы. Но то, что вы не еврей, могу поклясться. И то, что вы враг – тоже.

– А кому я враг? Непосредственно всем евреям мира или только государству Израиль?

– Этот комплекс я вам не хочу объяснять.

– Подъезжаем. У вас тут всё так компактно и быстро, что времени на диспут не остаётся.

Автобус, не останавливаясь, проскочил в распахнутые ворота военного аэропорта и, промчав по полосе, свернул в ангар технического обслуживания, где и остановился. Ворота поползли, закрываясь, но не до конца. Светилась узкая щель, в которую мог пройти один человек. Сашка вышел из автобуса с одним из стрелков, и они осмотрели ангар внутри. Он был почти пуст.

– Может женщинам или детям что-то надо?- спросила Блюм, когда Сашка вернулся.

– Туалеты есть в автобусе и всё остальное тоже,- отказался Сашка от услуг.

Прождали молча сорок минут.

Когда в щель просунулся директор Моссад, Сашка пошёл ему на встречу, распахнув руки и крича:

– Моше!!! Моше!! Чтоб я сдох, но ты неважно выглядишь!!

– А ты думаешь, что я буду хорошо смотреться в гробу!??- ответил директор Моссад на русском, и они обнялись.- Я знаю, что не дашь мне красиво в нём лежать. Или плечам будет тесно, или я помещусь хорошо, но без любимых ботинок.

Они похлопали друг друга по плечам, рассмеялись и снова обнялись. Блюм ничего понять не могла. Для неё это было неожиданностью. Всё стало на свои места после слов Сашки.

– Этот мир, Моше, несправедлив. В КГБ мы оба были чужаками и оба сбежали. Но вот ты стал важным и толстым за эти годы, имеешь положение, а мне на госслужбе не улыбнулось. И ты, ну просто обязан лечь в тесный гроб, хотя бы уже потому, что тебе сейчас широко. Только ничего мне не говори. Вот все на вас евреев обижаются. Как не встретишься, разговор начинается с денег и ими же заканчивается. Я всё оплачу в разумных пределах. Не вам. Родственникам погибших. Но лишь потому, что мы с тобой, сукин ты сын, из одного котелка хлебали. Только скажи мне, кто и когда отдаст причитающиеся мне долги?

– Хотел бы и я о другом, но не выходит. Мне широко, но я от себя не завишу ни на грамм. А мир несправедлив, это точно. Нет, ну это ж нада!! Ты наебал всех банкиров, извини Мери за мат, и финансистов, а среди них все наши, кроме твоего пархатого англичанина, у которого, видно, в роду была всего одна еврейка, и этого оказалось достаточно. Ну, как после всего этого ты не еврей!!?? Алекс!! Ты больше еврей, чем я. Как всё это случилось? На границе.

– Ответная реакция. Они начали стрелять без предупреждения,- Сашка посмотрел Моше в глаза.- Ты мне веришь?

– Лично верю. Помню я, как ты гонял среди московских новостроек банду хулиганов. В Черёмушках, да? Ты с полуоборота умеешь завестись.

– Моше!! Ну, не мы первыми.

– Теперь одинаково кто,- Моше вздохнул.- Их уже не воскресить, хоть это и имело место на этой земле. Тут даже негде сесть,- он осмотрелся по сторонам.

– Вон там пустые ящики, пошли,- предложил Сашка, и они двинулись.

– Мне уже доложили, что тебя привело к нашей границе. И чего ты полез в их гадюшник? Он бы себе ещё сто жён нашёл и детей наделал. Не старый же. Он, поди, и не знает, сколько их у него.

– Жён?

– Эй!! Алекс, Алекс!! Всё шутишь?

– Жён у него всего две и детей своих он знает поимённо. Их девять.

– А дети от наложниц, любовниц?

– Моше!!?? Можно подумать, что твои любовницы сразу тебя информируют о том, что залетели? Твои, бегают по улицам Москвы да в ус не дуют. Может даже ты уже дедушка.

– Бось, не бось, а дедушка точно,- Моше широко улыбнулся, от чего стал ещё некрасивее.- Ладно. Какими бы ветрами тебя к нам не принесло, надо поговорить. Твой борт вылетел из Афин. Времени маловато для встречи старых друзей. Располагаем?

– Другого послал бы, но тебе не могу отказать. Ваши будут присутствовать?

– С моим заместителем ты уже познакомился. Вот и весь состав. Вы познакомились?- спросил Моше у Блюм.

– Да,- ответила она.

– Немного раздалась, как и полагается истинной еврейке,- Сашка щёлкнул пальцами.- Моего вкуса женщина. Давно я за ней присматриваю. Не фигурка раньше была, а, что там говорить, слюнки текли. А как она ходила? Моше! Ты видел, как она ходила??

– Нет! А где?- Моше коротко взглянул на своего зама.

– В Нидерландах в 1986 году. Сказочная была женщина. Неимоверной красоты. Что с нами делает время. Вай, вай!!

– Как был ты бабник, так им и остался,- Моше хохочет.- Сначала смотришь на попку, потом на лицо, потом на ноги, и уже в самом конце на грудь. И что они в тебе находят??

– Моше, это от лица не зависит. Подсознание у женщины особое. Она хочет родить от сильного и умного, заботясь о хорошем потомстве.

Они устроились на ящиках.

– От вас я бы рожать не стала,- Блюм осталась стоять.

Сашка посмотрел на неё, но ничего не ответил. Появился стрелок и поставил возле Блюм раскладной стул, на который она села.

– Алекс!- начал Моше.- Советы, рекомендации и помощь из-за океана мы получать перестали. Они сами еле держатся. Мы все свои резервы бросили на производство продовольствия. Там наши ресурсы. Торговля замерла. Но год почти мы продержались. Однако, запасы тают. Только не думай, что я тебе в жилетку плачусь. Мы у тебя ничего не просим. Не всё же от тебя зависит. Ваши заводы в Европе продолжают работать и отнюдь не на склад. Что будет с деньгами? Ни на какие положиться нельзя, а золотого запаса у нас нет.

– Такое ощущение, что ты собрался только сейчас озаботится накоплением для будущего и для этого решил открыть в моём банке счёт,- иронизирует Сашка.

– Было бы, что и на что!? Я не о том. Под что они будут садить денежные знаки? Металл?

– Золотом, Моше, никого не накормишь,- Сашка отрицательно покачал головой.

– Но надо же как-то эти финансовые пробки раскупорить? Недоверие друг к другу преодолевать. Иначе мир взорвется. Вам хорошо, на ваш товар есть железный спрос.

– Так не выпускайте дерьмо. Негоже распихивать грязь со дна Мёртвого моря в тюбики и кричать, что это лечебная грязь и полезная для организма микстура.

– Этот бизнес давно закончился. Не переводи всё в плоскость юмора. Я серьёзно.

– А о каком ты доверии? Вот вы с палестинцами не только условились, но и подписали договор, где земля в обмен на мир. Он исполнен в указанные сроки?

– Ты же в курсе, почему всё встало?!!

– Так все про это знают! Разве можно победить терроризм в течение месяца? А ты о доверии. Мир перестал верить во всё. Не я в том виноват. Свой вопрос адресуй к себе, к политикам, к банкирам, к промышленникам. Это они в погоне за прибылью довели планету до такого состояния. А я ничего не рекламировал. Ни цента не истратил. Но люди ко мне приходят потому, что я никогда ничего не обещаю. Никогда. И никогда не обманываю, и не бросаю в беде, чего бы мне это не стоило. Потому я тут. Для меня действие – жизнь. Ложное слово – смерть. Сначала было слово, так написано в Завете. И вы превратили его в обман. Использовали как средство к обогащению. Шейхи послали ко мне друга, чтобы я поручился за янки словесно. Заметь себе, что бумаг не просили. Одного моего слова им было достаточно. Я мог его произнести. От меня бы не убыло. А я вместо этого приехал лично и убил у них много людей, чтобы вызволить семью друга. Я немой! Ты понял почему?

– Чтобы совесть не мучила.

– Она у меня спокойна. Среди своих и за своих я могу дать слово, но среди своих. С остальным человечеством я молчун. Глухонемой. Знаешь, сколькие меня обманули и сколькие подвели? Уйма. Я им всё простил. Ни на кого не обиделся. Они, глупые потирали руки, смеялись надо мной. Но я беден от этого не стал. Богатство меня не развратило. Сижу рядом с тобой на ящике, козёл козлом, мечтаю о кислющей солянке в не большом буфете архива КГБ. Я чернорабочий, друг мой Моше. Тебе это до сих пор не ясно?!! А ты у меня выпытываешь, что там и как будет. Мне удобней быть простым солдатом. Не пропаду на любой войне и не потеряюсь на поле боя. Пойми, что жать на курок и видеть, как вылетают чужие мозги, легче.

– Про козла и солянку ты красиво загнул. Частенько я её вспоминаю и больше, вот чувствую, становлюсь козлом. В ужасном мире и в ужасное время мы живём.

– Так что вы хотите? Моше, прямо мне скажи.

– Алекс! Израиль на пороге кризиса. Они удавятся, но нефти нам не дадут. Литра не нацедят. Запасы иссякают на глазах. Без электроэнергии остановится всё. На что мы можем рассчитывать в сделках с тобой в обмен на твой белый уголь? Выбор твой. Или вы его производите только для себя?

– Предлагаешь перейти на постсоветский бартер?

– А как быть?- Моше вскочил и быстро забегал рядом, то и дело ударяя себя обеими руками по жирным бокам.- Или нам всем повыбивать золотые зубы?!! Их всё равно не хватит. Ай!! У тебя есть всё. Знаю об этом. Ты можешь себе сказать, а чего я должен им помогать, этим жидам? Они мне не братья. Даже наоборот, враги. Ты знаешь, что все наши называют тебя врагом? Особенно ортодоксы и крайние. Записали в антихристы. А мне лично до лампочки, кто и что говорит. Я любому влезу в задницу для нормального существования Израиля. Любому. Тебе не могу, но так выходит, что пытаюсь таки влезть.

– Объём можем производить неограниченный. У нас на нём работает две ТЭЦ. Одна на Севере Шотландии и одна в Германии. Они экспериментальные. Показатели хорошие. В четыре раза дешевле имеющихся в мире. А вы что мне хотите предложить? Компромиссы в политике проходят мимо меня. Земля тоже не нужна, да у вас её и нет. Электроника ваша меня не устроит.

– Алекс! Ты информированный человек и что у нас есть, знаешь лучше меня. Мы рассмотрим любой вариант. Если военный – то тайно.

– Не тяни меня за язык. Это же вам надо, не мне, в конце концов.

– Алекс! И ты меня пойми. Не могу я тебе всё перечислять,- Моше перестал бегать и уселся обратно на ящик.

– Не набиваюсь. Вы маленькая страна. Население – одна средняя область Украины. Всего. Географическое положение ваше мне не стратегическое. Потому мы нигде с вами не столкнулись. Потому к вам я не совался. И что варит ваша наука, не знаю. В любых открытиях есть железные составляющие. Это талант и наличие школы. Таланты во всём мире, а вы не исключение, распределяются прямо пропорционально численности населения. Вы существуете полста лет. Значит, только в начале пути. Львиную долю средств вкладывали в оборону, которая меня совсем не интересует. Прорывы могут быть и в оборонной науке, а её у вас клепают выходцы из Советского Союза. Их потенциал мне известен. Из этой области ничего мне не надо в любом виде.

– А поддержка твоим проектам в США нужна? У нас там солидные связи с влиятельными людьми.

– О чём ты!?- Сашка хлопнул Моше по коленке.- Какая поддержка? Не надо мнить себя вездесущими и могущественными. Вас мало, а я не собираюсь оккупировать США, да и вы на роли пятой колонны и наместников не тяните. Другие у меня, Моше, планы. Вы меня с кем-то перепутали.

– Тебя перепутаешь, как же!! Твои люди весь мир опутали своими сетями. Скоро не дыхнуть, не пёрнуть без твоего разрешения никто не сможет. Только не строй мне красивые глазки. Вас уже не объехать, не облететь. Куда не ткнись, куда не сунься, на вашего напорешься представителя.

– Так не суйтесь, куда не надо,- возразил Сашка.

– Ну, положим, запретить соваться, и ты не можешь. Хоть, поговаривают, до этого недолго осталось. С твоих слов мы тебе не нужны?

– И вряд ли понадобитесь.

– Зря ты, зря! Наши тоже кругом имеются, кругом.

– Я тебе не возражаю. Евреи есть кругом. И в разведках других стран служат. И на хорошем счету. Но они не у тебя получают денежное довольствие. Ты их из-за принадлежности к евреям под себя не засовывай. Они там. Не совокупляй и не путай божий дар с яичницей.

– Ты плохо думаешь о евреях. И совсем не так, как обстоит дело,- Моше надулся.

– Не уверяй меня в том, чего нет. Они за интересы Израиля на плаху не полезут. Они ассимилировались в население тех стран, где живут. Голос крови не во всех говорит. А ваша настойчивость в этом вопросе вызвала во многих неприязнь к Израилю. Даже из самого Израиля коренные евреи уезжают. В основном в США. Может за океаном Родина обетованная? А ведь их, Моше, большинство.

– Не трудно было догадаться, что ты и этот вопрос отследил. Раз так, то тебе что-то в этом цепляется. Ну, согласись?

– Вопрос – да, а Израиль – нет,- ответил Сашка откровенно.

– Тогда я прав и у тебя глобальные планчики. А почему тогда Израиль нет?

– А как вы можете быть да, если в упор не видите реальности. Нас все пропустили без эксцессов. Все. Даже пограничники шейхов, получившие приказ вступить в бой и не выпускать за пределы страны и те, разбежались, плюнув на все приказы. И на всех границах стоят люди с оружием. А на вашей случилось несчастье. По чьей вине? Вы к чему готовитесь? Может к большой войне? Так её не будет. Вас и в малой войне на таком пятачке укатают мигом. Разделают в пять минут. А в данном случае сработал хитрый расчёт. Трупы в наличии. Что дальше? А ничего. Дальше ничего. Я не тот, Моше, кто обращает внимание на десяток покойников. Не потому, что для меня это мелочь. Для меня жизнь любого человека на этой планете независимо от национальной и религиозной принадлежности – священна. Мы у арабов положили почти десять тысяч человек, но мне на них плевать, так же как и на ваших. Почему? Стрелок вышел из автобуса с поднятой в верх рукой с обращенной к ним ладонью. Весь мир знает, что означает такой знак. Весь. А ваши, видать, исключение. Такие тупые, да?

– Теперь мы не узнаем, что так было, они же все мертвы.

– Странный ты право стал какой-то! Мы их потому и убили всех, чтобы избежать позора. С меня стекёт что угодно, даже вонючее гавно. Я не брезгливый и никого не боюсь. Могли мы в автобусе отсидеться до второго пришествия. Сходи и посмотри на него. По нему стреляло двадцать придурков, а следов на нём нет. Пули остались валяться на асфальте. Так что же ваши всё-таки хотели? Может у вас внутри конторки проблемы и правая рука не в курсе, что творит левая.

– Ты в чём нас подозреваешь?- спрашивает Моше, уже не надувая губ.

– Это мои тебе сомнения, Моше.

– Может всё дело в личности? Какой-то стал стрелять, а остальные, как говорят в России: за компанию и жид повесился?- предположил Моше, а Блюм прореагировала на слово жид своеобразно.

– Так давай, с тобой и с ним, за компанию застрелимся,- сказала она своему начальнику.

– О, Господи!- громко крикнул Моше.- Мери! Жид – не значит еврей. Сколько это можно раз объяснять?!! И стреляться я не собираюсь. Ни сам лично, ни за компанию. И чтобы ты окончательно уразумела, за Израиль я тоже не стану пускать пулю в лоб. Ты хоть соображаешь, что он нам подсунул?

– Догадываюсь,- ответила она и обратилась к Сашке.- Они стали стрелять все одновременно?

– Из спецотряда одетого в форму военной полиции все одновременно, а пограннаряд им в след. Автобус, господа разведчики, начинён аппаратурой. Могу вам оставить для расследования копию видеозаписи.

– У тебя было время её просмотреть. Ты не заметил среди них кого-то подозрительного или знакомого?- спросил Моше, на что-то надеясь.

– Ни я, ни мои ребята, раньше никого из них не встречали. И меня из них никто не видел. Я выскочил из автобуса после первых же выстрелов с вашей стороны. Эта невезуха, Моше, ваша. Внутренняя. Вас лично ни в чём не подозреваю. О моём присутствии в составе группы никто не знал. До нашей встречи, по крайней мере. А ведь мы могли с территории Иордании махнуть прямо на Дамаск, но поехали сюда.

– А почему вы думаете, что никто вас раньше не мог видеть?- заинтересовалась Блюм.

– Вам Моше расскажет почему, после нашего отлета.

– Ты отсылаешь нас в никуда, Алекс. Прямо ни в чём не обвиняешь, но намекаешь. Вот я тебя выслушал, а то, что я тебя знаю лично – факт, и прихожу к мысли, что "вонючка" упала в наш огородик. Называется, поговорили!!

– Моше! Мне кажется, что это важнее обсуждения ваших проблем в энергетике. И это принципиально для вас. И не сомневайтесь во мне и словах моих. Вы сделали из меня врага государству Израиль. В свете этого можете не верить ни единому моему слову. Но я врагом не был, в друзья, правда, не набивался. И потому, что вашего государства и его потенциала в упор не вижу, не видел и не хочу видеть. Звучит многозначительно, но это вам упоминание государства Израиль в мировой прессе и телевидении, греет души. Наверное, именно это вынудило вас считать себя равными в длинном списке держав планеты, а кое кто у вас вообще числит Израиль чуть ли не сверхдержавой. Для меня ваше государство – захолустная провинция. И Великий Иерусалим, как центр мировых религий не весит. Меня сюда привела ныне не случайность. Это чётко просчитанный путь отхода с места преступления. Мог я уходить в любом направлении, а помчал в вашу сторону. Куда мы прёмся, не знали даже мои спутники. Ведь всем ясно, что враг Израиля на его территорию не сунется. И что я вижу?

– Значит, кто-то твою хитрую жопу просчитал,- Моше заразительно рассмеялся.- Оперативность меня смущает. Как мне известно, группа военной полиции подъехала к пропускному за пять минут до появления там твоего автобуса. Тогда ловили не тебя, и убить хотели не тебя. Твои люди к делам региона не имеют отношения, так полагаю?

– Все тут впервые,- подтвердил Сашка.- У меня в здешних краях вообще никого нет на постоянной основе. Бывают наши люди тут только проездом.

– И куда ты определил убитых?

– Это особая группа министерства обороны Израиля. Они ранее не принимали участия в инцидентах вдоль границ Израиля. Другие на них, Моше, возложены обязанности. С мочиловкой не связанные никак,- Сашка ткнул выставленным пальцем в крышу ангара.- С божественной высоты траекторию полёта определяйте сами, а то ваше заявление о ваших, где-то вдали, я сочту брехней в лучшем случае.

– Тонкий намёк,- Моше слушает что-то по-своему мобильному, и произносит:- Сел твой "Руслан".

– Тогда время наше истекло.

– А заправка, обслуживание?

– Избавьте от этой процедуры. Ничего не надо. Он не будет останавливать двигатели. Мы в него заедем и на взлёт.

– Так ему надо нос задирать!

– Этому не надо. Новая модель. Он с хвоста грузит. Бывай, Моше, не хворай. Как у вас отношения с Норвегией?

– Нормальные.

– На их судно брошу вам от щедрот своих 10000 тонн белого угля. На год вам хватит. Технологию сжигания сами доведете.

– Так просто даёшь?!!

– Без задней мысли. Сочтёмся. Всего,- Сашка пожал Моше на прощанье руку, а Блюм сказал:- Твоим детям здоровья. Тебя бы я двадцать лет назад в жёны взял. Из-за плодовитости. Кому-то надо же оставить империю,- Сашка засмеялся.- Шутка, но с долей истины. И не надо было бы думать о завтрашнем дне, случись так. И вам и всему Израилю.

Ворота распахнулись, Сашка прыгнул в поехавший автобус. Моше и Мери смотрели вслед. Они вышли из ангара и наблюдали, как "Руслан" с необычной раскраской коротко пробежав по полосе резко ушёл в небо, круто набирая высоту. К ним подкатила машина, но они не спешили занять в ней места, а стали фланировать неподалёку, меж собой обсуждая ситуацию.

– У тебя ко мне вопросы?- спросил Ицхак.

– Из чистого любопытства. Ты был в Союзе под именем Моше?

– Нет, Мери! Под именем Михаил, но он меня два года называл Моше.

– Тогда вопрос о лице. Ты уверен, что он и есть Александр Ольденбург? И почему его лица никто не видел? Когда я шла к их автобусу, у меня сложилось впечатление, что стоит один человек, и я его хорошо вижу, а когда подошла, то передо мной совсем с другим лицом. Отнесла это на галлюцинации. Там было море крови и мёртвых тел.

– Это не галлюцинации и не иллюзия. Он появился в Центральном архиве КГБ и сразу себя зарекомендовал. Мы с ним особо не дружили, но факт, по девочкам шлялись вместе. Я к тому времени отработал шесть лет. В один из дней он мне сказал, что его скоро выгонят и потом обязательно станут проверять всех. Год, сказал он мне, тебе гарантирован, а потом делай ноги домой, на землю обетованную. Я спросил его, не поехали ли у него мозги. Он мне ответил, что нет. Что ему некуда бежать, что он у себя на Родине, но работает в интерес другой конторы. Какой не назвал, но я понял, что он из ГРУ. "Тебя убьют, рано или поздно, найдут и грохнут",- сказал я ему тогда. Он усмехнулся и показал мне несколько лиц. Изменения вроде не ахти существенные, но передо мной прошло несколько разных людей, с разными лицами. Сейчас, в самолёте он летит с совсем другим лицом. С тобой он был таким, каким работал в архиве КГБ. Он его сделал для того, чтобы я смог опознать. Так что тебе ничего не показалось. А вот за то, что он есть Ольденбург, я не поручусь. Получим белый уголь, тогда пятьдесят на пятьдесят, что он Ольденбург.

– Похоже на сказку.

– А ведь ты была в молодости сладкой мечтой многих мужчин.

– Отсюда ничего не вытекает. И я ещё не так стара.

– Извини, я к слову. Ему твоя красота запала. Мы, ну знай, где сенца подстелить, могли бы на тебя, его поймать.

– Возможно. Когда я к нему подошла, он меня осмотрел, как бы сравнивая и выискивая из картотеки моё имя. И сделал это мгновенно.

– У него феноменальная зрительная память. Он жуткий знаток языков, ну и вот умение делать лица. Это полный набор для разведчика.

– Но не для боевика.

– Ты права. А что ты думаешь по его намеку?

– О мрази в наших рядах?

– Да.

– Если она есть, то не в наших рядах. За океан кивать не хочу, но дело всё во взрывчатке. Думаю, что кто-то хотел её получить. И цепочка выглядела так. Человек янки сообщает о нападении в арабском государстве. Вашингтон адресует сюда, на всякий случай, вдруг потащатся к нашей границе. Это маловероятно, но, видно, решили подстраховаться. Если так, то наши военные заодно с военными США. У США есть необходимая телеметрия из космоса. Потом стрельба. Рассчитывали на неожиданность. Никто не знал, что под видом заурядного автобуса суперброневик. Хотели, что называется, получить на халяву.

– Мне не доложили, что они на той стороне применяли её.

– Применением это назвать нельзя. Взорвались заранее выставленные системы по уничтожению взлётно-посадочных полос аэропортов. Около двадцати тысяч взрывов по сотне кило. Это всё что удалось расшифровать по снимкам.

– Этот синтетик не даёт покоя многим в мире. Знаешь, я его врагом никогда не считал. Будь он им на самом деле, от Израиля давно остались бы атомы. Что у нас есть из Европы по "поезду"? Данные обработали?

– Да, Ицхак. "Поезд" будет. Все идёт к "Гэлакти". Сейчас там новый молодой директор. Ольденбург там второе лицо, после Бредфорда. Последний англичанин без данных. Имя есть, но нигде никогда не регистрировался по таким документам. Когда-то один высокопоставленный человек из АНБ, сказал мне мимоходом, что список владельцев "Гелакти" состоит из одного человека. Также, добавил он, как и "Контрол Бэнк".

– Какая разница в том, что его кто-то знает под именем Ольденбург, а кто-то под именем Бредфорд? Всё это ерунда. Камуфляж. Самый обыкновенный набор для Европы. А в Азии у него другие имена. Другое интересно! Десяток боевиков штурмует в центре страны, в столице здание, мгновенно его берут, освобождают нужных им людей и отбывают, оставив после себя горы покойников. И в составе этой десятки, человек, который назвался тебе Ольденбургом, но я его знаю под иным именем. Ольденбург крупнейший в мире банкир, самый плодовитый промышленник и инвестор. И он же боевик. Как тебе? Самый заурядный боевик!

– Не такой уж он заурядный. Двадцать три человека на нашем посту они убили втроём. Сделали это, не сходя с места. Наши не успели опустошить магазины винтовок. Ицхак! Нам придётся поехать в штаб к военным. Что мы им скажем?

– За убитых Алекс заплатит. Эквивалента его железному слову нет. Средства он пришлет нам. Если это США подставили наших военных, то не дадим им ни копейки. Пусть смерть оплачивает заказчик. Дадим семьям пограничников.

– И чем они заплатят?- Блюм ехидно усмехнулась.- Своими амбициями разве что! Это единственное, чем они располагают. Если будет, кому платить. Сейчас люди Ольденбурга выяснят, кто заказчик и утром прочитаешь их имена в газетах в рубрике некрологов. Поехали к ним сейчас. Попробуем их купить на лживое слово.

– Шанс у нас есть. Ты, как всегда, права безоговорочно. Едем.

Они махнули водителю машины, и он подъехал к ним вплотную. Они сели и направились в штаб армии Израиля.

 

Глава 4

По прилёту домой Сашка застал в аэропорту Серова.

– Я слышал. Будут неприятности?- спросил тот у Сашки после рукопожатия.

– Устал я, Юрий Иванович, прятаться. Скандала не будет. У них морды в пуху. Я о столкновении с израильскими командос. Вы куда?

– Принял окончательное решение осесть у вас. Но надо в столицу смотаться. Доверенность дать на квартиру, кое-что забрать из вещей, ну и главное – мои записи. Мы с вашим братом поработали и наметили план. Артур вам покажет. Придётся потеть.

– А вы устроились?

– Пока у Самуиловны. Она меня отпускать не хочет. Может после долгого отсутствия, хочу у Алексея до глубокой осени на заимке осесть, она выпустит меня из виду, тогда и поселюсь где-то.

– Мысль,- Сашка хлопнул Серова по плечу.- План планом, а есть продвижение?

– В общем, не очень. В личном хорошо. Ваш брат прекрасный преподаватель и очень тонкий психолог. Для меня самое тяжёлое – отсутствие в этой области полезной литературы. При работе с бумагой у меня быстрее идёт.

– Это не упущение. Каждый внутри себя видит особенно и по таким описаниям другой человек обучиться не сможет, запутается. Всё будет ему не совпадать. Поэтому не писали. Фиксация такая разрушает. Только с голоса и с моментальными комментариями. Действительно там нужен психолог.

– И не пробовали писать?!

– Лично я – нет. Моё нечитабельно. Да и где есть слова, чтобы всё там пояснить? В этом нельзя вводить понятий.

– Мне пора. Посадка началась.

– Забегите в представительство концерна в Москве. Там Ронд вас хочет видеть и о чём-то тайком переговорить.

– Как он себя чувствует?- спросил Серов, уходя.

– С одним костылем и палочкой,- крикнул Сашка вдогонку.

В Москве Серов быстро сделал свои дела. Квартиру передал по дарственной молодому сотруднику, у которого был ребёнок, но жилья не было и он мотался по чужим углам. Созвонился с Рондом и условился о встрече. Она состоялась в офисе концерна, в том самом кабинете, в котором они беседовали в первую встречу.

– Я уже знаю, Юрий Иванович, что… Ах, да! Извините! Как мне вас теперь называть? У вас три имени.

– Юрием Ивановичем и называйте.

– Хорошо. Я в курсе, что зачем-то вы понадобились Александру. И будете там у них находиться. Есть организация, интересы которой я по мере сил представляю. Кривить не стану. Многое мне у них не нравится, но я – еврей, а это, по моему мнению, обязывает. Вы тоже по родителям еврей. Потому обращаюсь к вам.

– Похоже на вербовку,- определил Серов.

– Что вы!! В клане Александра все знают о моей добровольной миссии. И все вот так же как вы улыбаются, когда я, как вы выразились, пытаюсь вербовать. Мне никто из них не препятствовал. С вами я хочу быть откровенным и не открою большого секрета, если скажу, что среди стрелков есть евреи. К ним я обращался, но был послан, дружески, но послан… понятно куда вместе с еврейским вопросом. У них нет национального вопроса. Мне думается, что это плохо.

– А ваша организация предлагает евреям всех стран объединяться?

– По желанию и убеждению. Без насилия.

– Цель не улавливаю?

– Она проста. Разве помочь Родине предков – грех?

– Вы про Израиль?

– Да.

– Понятно в чём дело!!

– Что в этом плохого?

– Дело в том, что до исторической родины мне касаний нет. Совсем. И это не воспитание. Это убеждение, которое зиждется на осознании того, что в мире огромное количество народов, не имеющих государственности. Численность некоторых из них превышает численность евреев многократно. Не такие уж великие у евреев заслуги, чтобы иметь своё. Если мы расплодимся безмерно, как китайцы, то сдохнем с голода, потому что перестанут выпускать со своей территории. Божественность еврейского народа мне не очевидна. Это первое. Коль скоро мы с вами откровенны, то внимательно выслушайте второе. Да – я еврей! Но особой гордости от этого не испытываю. Я родился и жил, и живу в стране, где вопрос взаимоотношений между национальностями существовал и продолжает будоражить умы. И пусть. Так говорю не потому, что меня он обходил или обходит стороной. Мне кажется, что чем раньше мы перестанем бить себя в грудь, тем раньше о нас забудут, и станет спокойнее жить. Вы многого не знаете, потому говорю вам открытым текстом. Государство Израиль возникло благодаря очевидной глупости послевоенных политиков, часть из которых, в основном на западе была подкуплена еврейской верхушкой в США. Я знаком с секретной перепиской глав государств в момент рассмотрения вопроса в Лиге Наций. Они голосовали за Израиль и Палестину не потому, что мы – народ мученик. Первая причина – деньги. Вторая… Откровеннее всех был Сталин. "Надо дать им клочок земли, чтобы больше не производили столько вони". Это его формулировка. В Советском Союзе в 1934 году по указанию Сталина была образована Еврейская автономная область, кстати, именно для того, чтобы меньше воняли. Площадь у неё вдвое большая, чем ныне есть у государства Израиль вместе с оккупированными территориями. Вождь народов был щедрым дядькой. Климат в Биробиджане весьма и весьма приличный. Не Магадан. Я был также свидетелем, когда верхушка евреев вывела на демонстрацию в Киеве соплеменников с лозунгами отдать им Одессу и Крым. Что им дали, не говорю, это вам понятно. От евреев во всех странах слишком много вони, и слишком много претензий. За это нас не любят. Сейчас расскажу старую легенду, восходящую к 7 веку новой эры. В городе славян, скорее всего в Киеве, опять же, евреи ростовщики пришли к князю с просьбой разрешить покупать во владение землю и рабов, на что имели право только князья славянского происхождения и варяги. Они прослышали о том, что у князя тяжкое положение с казной и решили добиться для себя привилегий. Он приказал отрубить им по одной руке на их выбор, что и было стражей исполнено. После этого он им сказал: "Право владеть землёй нельзя купить за злато. Его невозможно вымолить у богов. Оно даётся тебе от рождения, либо его надо завоевать в битве". Наши предки получили землю в наследство, но не смогли её защитить, а обратно завоевать никто не пожелал. И они купили землю для Израиля за злато. Полученное таким путём трудно удержать, оно искусственное. Рано или поздно придёт сильный, и всё опять отберет. Решение Лиги Наций – бумажка, которой грош цена. Это не мандат на вечное владение. Израиль умрёт как государство. Верьте моему слову. Украинцы имеют право на независимость. Они во все века в меру сил вставали на защиту своей земли и отстояли её. Среди тех, кто её защищал, были и евреи. Их было не так много, но они были. Своим участием они получили для своих потомков право называть Украину, так же как и Россию, Белоруссию, Родиной и право быть равными с теми народами, которые их населяют. Моя Родина здесь. Не собираюсь её покидать, чтобы не случилось. Только её я буду защищать от любого врага, не жалея живота своего. Мне жаль, но вы обратились не по адресу. Мне с организацией, которую вы добровольно представляете не по пути. Не хочу пророчить для Израиля бед, им сейчас не сладко, но всё это от лишней вони. Я вас не обидел?

– Нет. Наоборот. Мне было интересно вас слушать. Мне известны разные взгляды, но ваш подход самый, пожалуй, оригинальный.

– Процесс становления государств идёт в мире и сейчас. Примеров много. И везде через силу. Миром получить что-то ещё никому не удалось. Только война. Вы знаете, почему так?

– Догадываюсь.

– Оказывать кому-то помощь, не собираюсь. Пусть выживут, отстоят своё право, тогда не будет вопросов. И не надо будет привлекать к решению идеологию. Ты еврей и обязан помочь – идеология. Вам, видно, это не очевидно.

– Каждый поступает в меру разумения.

– Не спорю. Только не надо собирать обоз. Вы с чьей-то подачи строите мыльный замок, пытаясь опираться на, как вам кажется, элиту еврейского народа в мире. Помните, что евреи такой же народ, как и другие. Не идите наповоду у евреев банкиров, промышленников, финансистов, политиков. Это верхушка айсберга, на которой осело много мусора. Подводная часть и чистая часть – это другие евреи. Простой народ. Сапожники и токаря, врачи и шофера. Обычные люди составляют еврейский народ. Почему китаец поселившийся в США, а их там гораздо больше чем евреев, так не воняет? А он талантливее еврея, сильнее его физически, выносливее, трудолюбивее, но не выставляет себя на всеобщее обозрение. Не концентрируйте внимание окружающих на себе и своей близкой родственной связи с Господом, и отпадёт необходимость в разных организациях, объединяющих и защищающих евреев. Лучше собирайте данные на тех, кто такие организации возглавляет. И тогда вы увидите, что под предлогом помощи Израилю все они тащат себе в карман. И поверьте мне на слово, исключений не будет.

– Задача организации, которую я представляю, пытается навести порядок в многочисленных общественных еврейских фондах, чтобы исключить разночтения. Потому и привлекаем к работе способных и честных людей.

– Дружище! Вы попали под влияние и вас используют в тёмную. Евреи всего мира никогда не объединяться под одной крышей. Израиль не станет краеугольным камнем такого объединения. Попыток таких было много в разное время, и все они кончились погромами и смертями. У евреев не сходящиеся интересы, а те, кто лезет с идеей объединения – кастраты. Божественность, выдуманная божественность, довела наш народ до высочайшей степени жадности. Происходило это в течение тысячелетий. А у жадных всегда разные цели и они никогда не смогут договориться. В этой порочной связи замечу вам две вещи. Это факты. Господь говорил, что злато есть порождение дьявола, а евреи к злату как к матери родной относятся. И второе. Неужто вы думаете, что господь не имеет представления о красоте человеческого тела и духа? Не мог он выбрать на миссионерство народ с такими явно уродливыми чертами и столь уродливыми душами. Вы льете воду на чужую мельницу. Не спрашиваю, зачем вам это надо лично. А чем, собственно, я вам так оказался нужен, могу узнать?

– Раз Александр вас привлёк к чему-то, значит вы большой человек. Простых, он не берёт в свою команду. Ну, разве что в качестве землекопов.

– А вы?

– Я случайно и неслучайно оказался на их дороге. По ряду причин им не подошёл. Они все люди проницательные и удивительные. Никогда не бросают на произвол даже врагов. А я им не был врагом. Мне позволили жить рядом и всемерно поддерживали. И им я обязан тем, что встал, наконец, на ноги.

– Вот видите! А делаете глупую работу, направленную против них. Ваших спасителей.

– Их достижения весомы и значительны. Так в мире считают все. Если ими наработанное, нам удастся переложить на наши рельсы – мы победим.

– С этого и надо было начинать. Вы просто не представляете, что хотите иметь. Это, милый вы мой, не на скрипке научить пиликать еврейского мальчика, у которого отсутствуют иные способности. Это больше. Вашим покровителям не суждено это использовать.

– Вы сказали мне, что евреи ничем не отличаются от других народов земли.

– Вы цепляетесь за слова. Достичь такого уровня как они, может любой человек и еврей в том числе. Это вы мне сказали, что у них есть стрелки еврейской национальности, не так ли? Но, чтобы это познать, надо пренебречь национальным в самом себе. Оно закрывает доступ в познание, оно ограничивает способности. Замыкаясь на еврействе с его избранностью Господом, вы закрываете народу путь в светлое будущее. Это они, Александр и его люди, строят его и строят для всех. А такие как ваши шефы и вы, тыкают палки в колёса, путаются со своими амбициями между ног. Честно говоря, я удивляюсь их долготерпению. Ей-Богу! Я лично давно бы вас всех сжёг в крематориях вместе с вашими гнилыми идейками. Ну, какая разница, какой человек национальности, если он честен и порядочен? Я несколько груб с вами и вынужден напомнить вам старую истину. Она гласит: никогда не действуй с чужих слов до тех пор, пока не убедишься в честности и порядочности людей тебе приказывающих.

– А вы всегда придерживались этого принципа в своей работе?

– Всю жизнь я этот принцип не исполнял и подчинялся приказам уродов. И больше не хочу. Я стал свободным человеком. Я свой выбор сделал. Впервые в жизни и навсегда. Теперь мне никто ничего не сможет навязать. Ни отдельное лицо, ни группа лиц, ни власть.

– А Александр?

– Его люди или он сам вам хоть что-то навязывали?

– Лично мне нет. Но не вы, не я всего их дела не знаем.

– И вряд ли когда-то узнаем. В их круг доверенных нам с вами не попасть. В него нельзя прийти со стороны. Это высшая степень гарантий. Они её создали и она доказала свою живучесть в любых системах власти. Вы только мечтаете об такой системе, а они уже пришли к результату и работают на его перспективу. Пока они не сеют. Не подходящее время. Потому, я думаю, никого не трогают. Но, когда подойдёт время посева, всех кто будет дребезжать – превратят в навоз. Я не знаю, когда это случится, но ваши шефы первыми удобрят землю, в которую падут их семена.

– Кому-то надо и удобрять,- произнёс Ронд с сарказмом.

– Удобрять, дружище, и быть удобрением – не одно и то же. Удобрять они никому не позволят. У них свои агротехнологии.

– Значит, я вас не уговорил,- констатирует Ронд.

– Лучше направьте свои усилия в другое. А вы печетесь за Израиль, потому что вас воспитала женщина еврейка?

– Я родился в Австрии. Меня сделали разведчиком и человеком евреи и немцы. Тут я двойной в полном смысле слова.

– В Израиле вы числились в Моссад?

– Да.

– Немцам тоже содействуете?- Серов встал с дивана, на котором сидел.

– Да вы сидите, я вас не гоню. У Германии всё в полном ажуре. Александр им помогает сильно.

– Я вас понял. Вам нужен не я, точнее вашим шефам из организации нужен не я, а информация о наработках в клане Александра.

– Потому что её невозможно получить. Я с ними рядом пятнадцать лет, но мне рассказать почти нечего. Потому к вам и обратился. Вы к ним попали без году неделя, но вам они почему-то доверяют больше,- Ронд поднялся с усилием и, опираясь на костыль и палочку, стал ходить по кабинету.- Вы для них важный абонент. Нюхом чую.

– Я для них такой же важный, как коза на Луне,- возразил Серов.- Это они для меня необходимость. Я к ним пошёл по личному делу, а оно ни к евреям, ни к Израилю с его проблемами отношения не имеет. Вам со мной не повезло. Тут принято, как я успел заметить, чтобы не случилось, расставаться друзьями.

– Такой момент существует,- ответил Ронд.- Если вы согласны, то у меня есть шанс вас уговорить в будущем.

– Не тешьте себя надеждами и не вздумайте обнадежить своих шефов и друзей в Израиле. От меня никто не получит ничего. Я вышел на пенсию со службы, и это спасает вас и ваших шефов от, ну понятно от чего. У Александра я по корыстному интересу личного характера оказался и с его согласия. Увы, но во мне еврейская жадность присутствует в полном объёме.

– А что вас туда так сильно тянет?

– Гипноз. Он и только он. Мне надо было стать врачом, но…, но теперь поздно. А у них есть человек, совсем не секретный, который согласился мне помочь усовершенствовать мои способности. По гипнозу есть много школ в мире, но там сидят люди некомпетентные по всем направлениям, проще говоря – шарлатаны. Способности раскрыть в одиночку невозможно, тут важен опытный и мудрый наставник.

– И что потом, когда овладеете?

– Не знаю. Сначала надо овладеть, что не просто. Потом могу стать фокусником или факиром и на старость лет развлекать людей.

– И из-за этого вы бросили работу?!!

– Да.

– Мир переворачивается!! Ладно, если бы вам было тридцать или там 25 лет, ещё можно было бы понять, но в таком возрасте?!

– А я вам специально подчеркнул, что вышел на пенсию. Я всю жизнь посвятил разведке и, поверьте мне, вспомнить особо нечего. Хочу в конце жизни пожить и поработать в собственное удовольствие.

– Тогда нам с вами делить нечего и мы можем остаться друзьями.

– Обычно друзей приглашают в гости. Мне вас пригласить пока некуда, увы, ещё не устроился, сам пока на правах гостя. Но всё равно, милости прошу ко мне, если будете в тех краях.

– Был однажды и давно. Посетить меня приглашали многие, но в моём прежнем положении это было весьма трудно, да и обстановка была не самая благоприятная. Вашим, обязательно воспользуюсь. До свидания.

– И вам всего,- Серов покинул кабинет с чувством облегчения и полностью выполненным долгом перед еврейским народом, представителем которого он был по рождению.

 

Глава 5

Самое надежное средство от запора – настой крушины. У него нет побочных эффектов. Фармацевты напридумали уйму всяких лекарств, избавляющих человека от неудобств связанных с запорами, но все они впихнуты, как правило, в некую таблетку, состав которой вылезет вам обязательно боком. Крушина помогает всегда и является универсальным народным средством.

Запор, увы, не новость и для экономики. Наличие в стране денежных знаков вовсе не означает, что они выполняют положенную им функцию. Аксиома бизнеса: товар-деньги-товар, достаточно уникальна. Это, в общем. А в рыночной экономике несколько иначе: деньги-товар-деньги. А какой по форме есть экономика, где деньги не принимают участие в формировании, определённого ещё Карлом Марксом, принципа?

Если быть точным, то время несколько изменило эту формулу, внесла коррективы, так как она изначально не соответствовала реальности. Мозги-деньги-товар, вот поток, которому следует весь цивилизованный мир. И когда с деньгами случается непорядок, то виноват либо гавённый товар, который вы производите и который никому не нужен (так было при развитом социализме) или у тех, кто руководит экономикой, нет мозгов и раз их нет, то нет денег, на которые ты мог бы купить товар (так было весь период правления Ельцина и продолжается до сего дня).

Как лечить такие запоры? Для начала необходим высококвалифицированный врач. Потом надо определиться с лекарством. Но не специалист и лекарство являются важней всего. Всё же главный объект сам больной. В нашем случае – экономика.

Новые русские разбогатели вовсе не потому, что построили заводы и фабрики, стали добывать и перерабатывать. Не потому, что стали выпускать конкурентоспособную продукцию. Они стали богатыми только потому, что в нужное время оказались на нужных постах во властных структурах. Именно их жадная и ненасытная натура породила нищенское существование всего остального населения.

Дошло до парадокса. Страна, находившаяся на втором месте в мире по выпуску авиалайнеров, перестала их собирать и предпочла закупать самолёты за рубежом, и основанием для такого шага послужили якобы неэкономичные двигатели. Новоявленные чиновники готовы разворовать деньги бюджета до последней копейки под любым предлогом, а закупка вне страны самый лихой канал умыкания средств, самый простой и самый доходный. Даже великий комбинатор и знаток психологии Остап Бендер вряд ли смог бы додуматься до такой пошлости. Он мечтал покинуть эту страну лично, и был, если хотите, первым узником совести. Но в угоду своей мечте он не разворовывал принадлежащее народу, чётко разграничивая частное и государственное имущество, да и стране и народам в ней живущим, зла не пожелал, брал по мелочам.

Новые русские хотят всегда много и всегда сразу. А какого хрена надо ждать и потеть, если есть вариант мгновенно и очень много.

Странная вещь деньги! Их наличие в карманах граждан так сильно изменяет их натуру, что приходится порой долго присматриваться и вспоминать, чтобы опознать вон в том буржуа, вылезающем из шикарного авто, старого армейского братишку, или сокурсника по институтской скамье. И вовсе не время так быстро бежит, зря на него все ссылаются, это наличие денег изменили человека до неузнаваемости. Только деньги умеют делать это быстро. Их мгновенное появление переворачивает сущность человека не в самую хорошую сторону.

На развитых Западе и Востоке, обладатель состояния одновременно получает в виде приложения кучу льгот, которыми умеет пользоваться. Наши знали и слышали, что деньги – это всё, но умело ими распоряжаться не научились и прилагаемые льготы их не занимают. А умение правильно пользоваться вырабатывается столетиями. Нашему соотечественнику огромные деньги предоставили только одну льготу – пышные похороны, а на тот свет, увы, нам, увы, ничего с собой не прихватить.

Деньги и жажда денег любой ценой породила в нашей необъятной стране сначала чиновничий беспредел с переделом государственной собственности, а за ним покатился во всю ширь российскую криминальный беспредел. И только тогда выяснилось, что деньги не такие уж фуки, за которые ты сможешь поиметь всё. Можно быть большим человеком и без них. В Москве был задержан некий замухрышка, ранее не судимый, который обитал в подвале одного из домов, где числился дворником, на счету которого было больше двух сотен новых русских. Он убивал, не мудрствуя лукаво, ударом по голове огрызком обычного лома. Делал это так ловко, что жертвы умирали мгновенно. И он ничего у убитых не брал, хоть у тех было чем поживиться. Скромняга полнейший, да и только. Об этом маньяке быстро поползли слухи по столице, и новые русские дрожали, как осиновый лист при появлении очередной жертвы удара по голове тупым предметом. Следователь всё выпытывал у него, почему, мол, ты так поступал, а тот только пожимал в ответ плечами и вторил, что, мол, просто так. Не из зависти, не из жадности, не по кличу с неба или из преисподней, а просто так. У этого убийцы было высшее образование, между прочим, с отличием. Это не вымысел, это чёрная реальность нашего бытия. Именно таких типов воспитывает обстановка в стране. Не учёных, не писателей, не врачей и учителей производит наша страна на свет. Она производит убийц.

И уже деньги, из-за которых разгорелся весь этот сыр-бор, перестали иметь значение. Не реформы для народа нужны были чинушам, когда они пришли к власти в 1992 году, а условия, которые бы позволили иметь больше всех денег и власти за тот же труд, что и прежде, так как они считали, что в прежнем государстве их талант (вопрос спорный и не спорный одновременно) зажимают, и не хотят нормально платить. И объявленный в стране рынок – блеф. Ну, какой к чертям собачьим рынок, если в стране существовала семьдесят лет жесточайшая система распределения, и где, хотите нет ли, но никогда не сходилось в бюджете, что выравнивали с помощью низкой заработной платы, львиная доля которой уходила на покрытие расходов абсолютно нерентабельных и ненужных государству производств. Чиновник воспринял рынок как клич – Обогащайтесь! подразумевая тех, кто сидит у власти. И все поняли этот призыв однозначно. Свернули сбор налогов и соблюдение законов до минимума. Налоговые потоки направились в личные карманы. Отсюда неплатежи, отсюда запор в финансах.

Так какое лекарство необходимо обществу, чтобы отсутствовал повод к самобичеванию? Оно одно. Надо корректно, основываясь только на закон, избавиться от жадного и самовлюбленного чиновника, который заботится и думает только о своём кармане.

Пришедший в Кремль после Ельцина президент так и поступил. Он посадил зарвавшихся чиновников на скамью подсудимых и отправил их в лагеря. Ему хватило мужества так поступить. Такая участь постигла не всех. Некоторым удалось покинуть страну и хватило мозгов не возвращаться в неё. По слухам их было много. Может быть, но факт сей, не столь важен для обывателя, как осознание того, что чиновник там, за границей, с падением доллара потерял всё украденное у народа и полученное в виде взяток и подношений.

Свято место пусто не бывает. На смену севшим и покинувшим страну чиновникам появились новые. Опыт предшественников малость, но учит. Ведь уйти от возмездия удалось не всем, а увильнувшим пришлось стать банкротами на чужбине. И новый чиновник воровать временно не стал. Он воспользовался старой стратегией и приступил к накоплению за полтора года до новых президентских выборов.

Мелкий чиновник берёт и ворует по мелочи, крупный старается, у него больше возможностей, хапнуть пожирней. В стране пережившей дикий рынок воровать было почти нечего, поэтому взоры чиновником обратились на те лакомые кусочки, которые остались на поверхности. Прежде всего, на устоявший, на ногах частный бизнес.

То, что чиновники не дадут покоя, Александр Карпинский знал наверняка. От этих наездов надо было избавиться. И способ нашёлся. Чем пользуется чиновник в качестве аргумента? Точно! Несоответствием законов, инструкций и постановлений. Так что необходимо? Да не пускайте его на свой завод, предприятие и, если у вас есть мужество, на территорию района. Так и поступил Александр. Все его предприятия были в трёх посёлках и с точки зрения географии у чёрта на куличиках, то есть, далеко от районного центра. Глухой медвежий угол, в который можно добраться автомашиной с грехом пополам или с удобствами самолётом. Чиновник не склонен ехать в автомобиле по бездорожью, он предпочитает самолёт. К Александру самолёт прилетал на его частный аэропорт. Это преимущество неоспоримое. Из здания аэропорта чиновника не выпускали и отправляли не солоно хлебавши восвояси, не глядя на ранг. Как водится чиновник грубил, огрызался, угрожал, но поделать ничего не мог. Все горные предприятия были расположены на земле Хабаровского края, а аэропорт на землице Якутии. Административно. Чиновникам объясняли, что они на территорию Саха Республики прибыли, а документы у них на проверку предприятий, которые расположены на Хабаровской и к этим предприятиям отсюда не добраться, и что ехать надо другим маршрутом, а каким именно, не расшифровывали. И никого из охраны не волновало, что корпуса этих предприятий хорошо видны из здания аэропорта. Это была уловка, но уловка действенная.

– Александр Григорьевич! Это комдив беспокоит. В часе подлета два борта. Один – самолёт главы кабинета министров России, но кто на борту не знаю. Нас никто заранее не уведомил, но требуют принять. И отказать я им не могу. Предлога не имею никакого.

– И не надо им отказывать Спокойно принимайте. Посты мы выставили и им не проехать. Покажите им своё хозяйство: свою часть аэропорта, летный городок, но только тем, кто будет иметь соответствующее разрешение службы безопасности. Содействия в проникновении со своей территории не оказывайте, там мы их сами встретим. Желательно, чтобы вы лично никого не сопровождали. Это не ваша обязанность, ну, если только на борту министр обороны.

– Так и поступлю, но в случае, если премьер на борту, вынужден буду присутствовать.

– Если прибудут замы или более мелкие чины, вообще не появляйтесь, пошлите умного офицера, не выше капитана. С них этого вполне достаточно.

– Хорошо,- откликнулся комдив.

Сашка отложил в сторону радиотелефон и крякнул по-утиному, усмехаясь. "Ты ба! Какие цацы!? Им, видимо, кажется, что я мало плачу в казну налогов. Но и за всю страну мы пахать не подряжались. 50 тонн золота в год плюс редкоземельные – это с носа работающего здесь в год столетний среднегодовой заработок. Я много дал и это их раззадорило. И зря. Придётся эту пайку обрезать до нормального минимума, сошлюсь на мировой кризис финансов. Если прилетит сам глава кабинета министров и будет сам лично навязчив и груб, вообще всё им обрежу, кроме поставок в военную отрасль. Там у нас договора по ракетам и спутникам. Там мы не можем уйти в "сторону". Сашка набрал номер центральной и поинтересовался, где ноне премьер России. "Он в отпуске,- ответил дежурный,- недельном. Подписал ему президент два дня назад". "Стало быть, намылился к нам,- решил Сашка.- Тогда зачем он брал отпуск у самого президента? И это нам понятно. Тот ссыт в штанишки и не хочет свою задницу больше подставлять. Ну да ну да ну да ну ну да ну да ну давай!"- пропел Сашка весело, а на кухню крикнул:

– Лена!

– Чё те!- отозвалась она.

– К нам летит премьер России. Где мой костюм?

– Не смеши меня!- она появилась в дверях с сыном на руках, который усиленно сосал грудь, опорожняя маменькину молочную базу после приёмной сестры.- А он у тебя был, костюм-то? Пиджак есть, висит в шкафу, но я к нему не прикасалась лет семь. Одень джинсы и новую рубашку. Этого вполне хватит.

– Вот дожился! Имею один пиджак, который, скорее всего, моли съели. Ты права. Джинсы и рубашка заменят всё. Но новую одевать не буду. Чистая и старая найдётся?

– Лежит на полке в стопке самая верхняя. Только не бери с собой пистолеты,- сказала Елена, удаляясь на кухню.

– Понято,- Сашка быстро переоделся и через сорок минут был в аэропорту.

Самолёт как раз заходил на посадку. Сашка поднялся на диспетчерскую башню, откуда был великолепный обзор. Борт прокатился по полосе военной части аэропорта и вырулил в особый сектор для почетных гостей, что располагалось в месте, с которого была видна только диспетчерская башня. Комдив был у пульта главного управляющего полетами.

– Есть опасения?- спросил у него Сашка.

– Подозрения есть. Информация пришла, что премьер взял отпуск. Если он на борту имеется, то встречать вам, а я с башни понаблюдаю. Мне отпускников, даже в ранге премьера, встречать не положено,- комдив хлопнул в ладоши.- Так-то оно!

– Счастливый ты человек. Вся суматоха мимо тебя пронесется. Ни выговора, ни поощрений. Но и то, и другое власть всегда засчитывает. Может оно и правильно, что ты, как военный, будешь в стороне. Тебе Родина дала приказ единожды и на всю жизнь: "Защищай меня сынок!", а всё остальное тебе никто не имеет права навязывать.

Комдив в ответ промолчал.

 

Глава 6

За премьером из самолёта всё выходили и выходили люди. Это были высокопоставленные чиновники кабинета министров, министерства внутренних дел, министерства безопасности, министерства обороны, депутаты от всех фракций в нижней палате парламента, ряд депутатов верхней палаты, а также чиновники минюста и генеральной прокуратуры. Сашка наблюдал за ними в бинокль и думал о том, что такого мощного десанта продажной власти эта земля ещё не знала и вряд ли теперь ещё когда-нибудь удостоится. Из второго лайнера тоже высыпала большая шаражка.

К Сашке подошёл руководитель полётов.

– Александр Григорьевич! Есть ещё идущие в нашем направлении. Один из Хабаровска. Это видимо Ту-154. И только что взлетел Ан-24 из Якутска с аэропорта Маган.

– Заводи их на гражданский. Нечего им тут мешать и вмешиваться.

– Жаркий будет денёк,- изрёк, отходя, руководитель полётов.

А прилетевшие толпились всё это время у самолёта премьера, и образовалась приличная толпа. "Главный Чингачгук и его войско в сборе,- определил Сашка.- К ним могут добавиться местные племена".

Вскоре, один за одним, приземлились самолёты из Хабаровска и Якутска, но на полосе гражданского аэропорта, которую от военных отделял невысокий заборчик. Так требовал закон о безопасности, хотя зимой снег засыпал этот забор полностью.

Сашка спустился с башни и сел за руль своего джипа. Сразу не поехал, а сначала позвонил своему заместителю по концерну.

– Викентий! Прибыла огромная орда захватчиков и любителей халявы. Закрой на переучет все торговые точки, включая буфеты. Своим отпускай товары с чёрного хода. Оставь в работе только столовую, но буфет и бар в ней закрой. Подгони два автобуса к проходной военных через сорок минут. И ещё два направь к гражданскому немедленно.

После этого поехал в сторону толпы у авиалайнера премьера. Остановился рядом с джипом Пешкова и "уазом" комдива, которые отбивали атаки приезжей стаи. Комдив вынужден был присутствовать, потому что в составе делегации был его непосредственный начальник, который, впрочем, был отодвинут премьером в сторону и комдив молча выслушивал угрозы в свой адрес. Пешков стоял рядом с комдивом, заложив руки за спину, и вальяжно покачивался с пяток на носки.

Щурясь на солнце, Сашка пошёл к ним.

– Глава концерна "Крестовский-Хаят" Александр Григорьевич Карпинский,- представился он громко, не столько адресуя премьеру, сколько всем присутствующим.- И в том же лице глава объединенного совета трёх населённых пунктов,- добавил он и засунул руки в карманы джинсов.

– Что-то долго вы там возитесь!!- рявкнул премьер. Он был явно в преддверии бешенства.- Сколько мы тут должны стоять как вкопанные??!!

– Пока не откопают!!- рявкнул в ответ не менее грозно Сашка.- Вот кто закопал, тот пусть вас и откапывает!- видя, что премьер готов немедленно разразиться бранью, Сашка продолжил:- Голос на меня не повышай! К исполнительной власти я не имею отношения. Резкие выражения оставь для своих подчиненных. А находиться вы тут будете достаточно долго. Военная часть аэропорта здания для приёма пассажиров и незваных гостей не имеет. Военный городок лётчиков располагает гостиницей на сто мест. В гражданском посёлке есть гостиница на 150 мест. Вас прибыло не меньше шести сотен тут и ещё приземлилось два борта из Якутска и Хабаровска, на которых не меньше двух сотен ваших коллег. Только дело тут не в местах. Вас с территории военной части аэропорта никто не выпустит. Вам всем необходимо пройти положенный по закону о закрытых военных объектах стратегического назначения контроль. Военные летчики его проводить не имеют права.

– А вы знаете, кто перед вами?!!- заорал премьер.- Я и те, кто со мной прилетел, могут ходить где угодно. Я за них несу полную ответственность.

– Я не слепой. Законы сочиняю не я. Мне лично срать на то, кто вы такие. Здесь соблюдаются законы без сносок на должности и звания. А посему вам придётся предъявить разрешения соответствующей формы. Имеющие таковые будут пропущены в гражданский сектор, а не имеющие таковых после заправки самолёта обязаны будут покинуть территорию военного объекта. База стратегических бомбардировщиков не место для пребывания лиц без допусков да ещё с таким количеством фото и телеаппаратуры. Объект, на котором вы находитесь, является секретным по высшей категории, точнее – два ноля.

– Да я тебя привлеку к ответственности, твою мать!!- закричал премьер.- К уголовной, блядь, ответственности!

Сашка оглянулся по сторонам, никого рядом не было, рассмеялся и спокойно произнёс:

– Во мне нашёл отражение опыт моих предков. Отец мой сидел, дед по молодости тоже отбывал на каторге, прадед дважды на неё попадал и дважды бежал, прапрадед умудрился два года провести в Бастилии, в последствии снесенной. Так что в свете сказанного,- Сашка сложил пальцы фигой, и показал премьеру,- хрен меня кто сможет посадить, тем более привлечь к ответственности. Ручонки коротки. Если вы думали, что я перед вами стану расшаркиваться, то хрен дождетесь. Я из тех, кто даже Господу, представься случай такой, руки не подам.

– Но перед вами премьер министр России!!- возмутился глава кабинета.

– Да хоть сам президент!! Наши взаимоотношения определены сводом законов, где главный – Конституция. И всё. За остальное я не отвечаю.

– А элементарное уважение? Вижу, вас и этому не научили.

– Меня многому научили и уважению в том числе. Но вас я не хочу уважать только за то, что вы премьер-министр. Для меня этого мало.

– Объяснитесь!!!- потребовал премьер.

– Если человек создание Господа, то я на него плевал сто раз. Я уважаю поступки и деяния, по ним человека и оцениваю. За вами лично ничего нет реально сделанного. Посему вас в упор не вижу. Кодлу, что стоит за вашей спиной, вижу. Свора огромная, а вас нет. Маленький вы какой-то на её фоне.

– Это оскорбление?- спросил премьер.

– Как вам будет угодно. В столице вы полномочен, а тут провинция,- Сашка широко улыбнулся.

– Ничего себе заявочки!!! Вы кем себя возомнили?- премьер был в высшей фазе кипения.

– Короче, Склифосовский!!- оборвал его Сашка.- Фонтан свой закрой. Не таких видывать приходилось. Объявляю всем прибывшим. Сейчас подъедет группа сотрудников безопасности. Приготовьте документы. После проверки те, у кого всё будет нормально, смогут с территории выехать. Остальных посадим в белый лайнер и, Гудбай, Бебби.

– Приказываю арестовать этого самозванца,- потребовал премьер у комдива.

Сашка повернулся, пошёл к своему джипу и через плечо громко крикнул:

– И как тебя козла земля наша русская носит!!??

Подрулил микроавтобус с сотрудниками безопасности, которые были из охранного корпуса клана, но состояли официально на службе в соответствующем ведомстве страны. Они подошли к толпе и старший в звании капитана сказал:

– Хорош пиздеть, господа чиновники, бузу не устраивать, быстро приготовили бумажки к осмотру и своё драгоценное тело с барахлом в сумках, кейсах и трусах,- он зычно захохотал.

– Леонидыч!- окликнул его Сашка.- Там в толпе прячется пара шпиёнов, ты их арестуй и в допру. Пусть попарятся, а то совсем обнаглели, суки заморские.

– Есть!!- ответил капитан

Сашка прыгнул в джип и укатил в сторону гражданского аэропорта, где все уже прошли милицейский контроль и грузились в автобусы. Со стороны Саха Республики был исполняющий обязанности премьера, а с Хабаровской был губернатор собственной персоной.

– Приветствую!!- поздоровался Сашка. Он знал лично обоих.

– Александр!- пожимая руку, сказал губернатор.- Нам и одного автобуса хватит.

– Секу,- отреагировал Сашка. Состав прилетевших был малочисленен. Человек по десять с каждой стороны.

– Он позвонил нам прямо с борта самолёта,- проинформировал губернатор.- Срочно, говорит, чтобы были на месте. А где он сам? Раньше ведь нас прилетел.

– Он не сам. Там два Ту-204-х. народа под самый потолок. До тысячи,- Сашка со смехом махнул в сторону военного аэропорта.- Так затребовал посадку у них. Знал, что этот моя собственность. Мне он задачу упростил, себе усложнил. Сейчас их служба военной безопасности шмонает, как того требует закон и главная инструкция. Все галдят, и матерятся на чём свет стоит.

– Значит, надо ждать скандала,- высказался губернатор.

– Хотелось бы, но чтобы он был личностного характера,- Сашка сплюнул.- Уж на что я мудак крученый и то, клянусь мамой, не нашёл ничего лучше, как его прилюдно обозвать. Хотел, чтобы он в самолёт и улетел сразу, но не захотел.

– И как ты его обозвал?- спросил губернатор.

– Так козлом и назвал.

– Не далеко от истины,- моргнув глазами, произнёс и.о. премьера Саха, небольшого роста якут.- Я успел позвонить президенту, и он мне сказал, что если Карпинский их выкинет, и они в Якутск прибудут, не встречать. Прямо сказал, что могу их всех игнорировать.

– Короче, я так понимаю, там есть что-то по линии безопасности и, поскоку он не стал улетать, то скандал будет, но не простой, а грандиозный. Так?- губернатор достал пачку сигарет и, вытянув одну, стал её разминать, прежде чем прикурить.

– Дак тут, я не мочен никак. Я дал ему шанс убраться, а он в пузырёк полез,- Сашка уселся на подножку джипа.- Ну не козёл, скажи, а?

– И чего ты на меня так смотришь?- спросил губернатор у и.о. премьера Саха.- Хитро.

– Так то и смотрю. Аэропорт на земле Саха и все шишки нам достанутся.

– Так чего ты щуришься?- не понял губернатор.

– Не переживай!- успокоил Сашка.- Я тебя гусиным жиром смажу.

– Спасибо, но вряд ли он мне поможет,- отмахнулся и.о. премьера Саха.

– Я тебе говорю, смажу. Классно так. Они сели ни на чьей территории. Вот мы с вами на Якутской землице, а они там сели на федеральной.

– Как это?- изумленно спросил и.о. премьера Саха.- А кто тебе подписывал и что? Я не помню таких бумаг.

– А там подписи не требовалось. При передаче части аэропорта военным, мы, чтобы всякие задирки снять на будущее, составили заявку от министерства обороны и направили в нижнюю палату парламента с просьбой обратиться в парламент Саха с просьбой об отчуждении площади военного объекта в федеральную собственность, в связи со стратегической важностью сооружения и правильного оформления юридической стороны согласно международной практики по размещению ядерных средств. И никто на эти бумаги особого мнения не высказал. Всё же понятно и так. Тихо подписали и теперь это хозяйство на балансе начальника генерального штаба. Нет, вру. Оно на балансе государственного земельного фонда, но по доверенности им владеет министерство обороны в лице начальника генерального штаба. Во как!- Сашка стал смеяться, и оба руководителя его поддержали.- Поехали в посёлок. Я с вами в автобусе,- он передал ключи от своего джипа подошедшему милиционеру.- Юра, будь добр, подгони к моему дому. Брось его во дворе.

– Нет,- милиционер поводил пальцем.- Я прошлый раз еле ноги унёс от вашего пса. Поставлю возле деревянного сарая.

– Хорошо,- согласился Сашка, и они пошли к автобусам. По дороге Сашка им рассказал:- Я ему как-то поручил отогнать. У меня пёс лесной во дворе, но он даже при открытых воротах на улицу не выходит. Так приучен. А он прямо во двор въехал и остановился у порога. Пёс на него и кинулся, но реакция у этого парня феноменальная. Он мгновенно вскочил на лестницу, ведущую на сени. Пёс успел влёт щелкнуть челюстями. На ногу наложили двенадцать швов. Мне пришлось, само собой, извиниться, оплатить ущерб по решению районного суда, он подавать даже не хотел, пришлось заставить, и подарить ему новые кожаные сапоги, которые пошиты по спецзаказу в Монголии. У нас с ним один размер. Вот с того дня он к дому ближе сарая, а тот метрах в двадцати от ворот, не подъезжает.

Автобус приближался к контрольному посту у военного аэропорта, дорога шла мимо. У поста стояло два автобуса и микроавтобус службы безопасности, а также десяток человек, которые стояли рядом.

– Тормознём?- спросил губернатор у Сашки.

– Надо, наверное. Вон один их борт уже выруливает на конец полосы для взлёта. Значит, немалую часть отправили. У премьера есть необходимый допуск, насколько я знаю, и не только у него одного. Такие разрешения выписывали всем, кому ни попадя. Да и вам надо с ним встретиться. Зачем-то он вас сюда затребовал,- Сашка кивнул водителю, который смотрел на него в зеркало обзора салона и тот затормозил.

Губернатор и и.о. премьера Саха вышли из автобуса и направились к стоявшим, где шла жаркая дискуссия. Сашка остался в автобусе. Следовавший у них в хвосте второй автобус тоже притормозил и встал на обочине.

Полчаса группа активно спорила. В салон вернулся губернатор и обратился к Сашке:

– Александр Григорьевич! Премьер требует освободить троих человек. Их задержала служба безопасности. Они его советники по экономическим вопросам. Двое граждане США, а один подданный Франции. Вообще-то он дошёл до газового состояния и вот-вот взорвется. Уже связался с президентом. Что будем делать?

– Ничего. Я вам всё объяснил. Это не мой, не ваш, не его вопрос. И даже президент ничего не сможет сделать. Я сотрудникам службы безопасности приказать не могу. У них своё начальство в генеральном штабе. Арестовать могли только согласно закона. А кто, скажите, тащит с собой на важный военный секретный объект шпионов? Весь мир будет хохотать, узнав о таком факте. Освободить их от ответственности может только суд. Никакая бумага с гербовой печатью тут не пройдёт. Только решение суда. Ядерное оружие не совмещается с присутствием агентов спецслужб США и Франции, подвязавшимися нашему премьеру в качестве экономических советников. Если он не знал об этом, то он даже не козёл, а полный сексот. С головы до ног. Меня эти вопросы обходят.

– Я в курсе, что сотрудники безопасности ваши люди и так было договорено с высшей властью. Может таки закрыть на всё глаза?- предложил губернатор.

– Да! Это наши люди, но в данный момент они сотрудники службы безопасности и находятся у государства в подчинении. Не толкайте меня и их на преступление. Соблюдение законов – их долг. Да и не станут они меня слушать.

– Будет международный скандал,- огорчился губернатор.- Пресса поднимет шум по всему миру. И уволят ваших людей из службы безопасности, поставят своих сговорчивых.

– Это исключено,- мотнул головой Сашка.- На это не покусится никто. Я сам просидел трое суток в тюрьме, когда был задержан ими и не имел при себе соответствующей бумаги. Только по доставке из Москвы выпустили. Все тут обхохотались, но потом поняли, особенно военные, что закон обязателен для всех.

– Да, ещё арестовали начальника личной охраны премьера и пятерых его людей, за оказанное сопротивление. Их отправили на гауптвахту военного гарнизона.

– Это уголовное дело, которое будет рассматривать главная военная прокуратура. За оказание сопротивления сотруднику безопасности в пределах зоны его прямой компетенции можно получить десять лет строго режима, если было применение оружия,- сказал Сашка.

– До этого, слава богу, не дошло,- произнёс губернатор.

– Тогда до пяти. Их сопротивление показывает, что они служат не государству, а прихотям человека, занимающего важнейший пост в стране,- Сашка указал губернатору на идущего к их автобусу капитана службы безопасности и сказал:- Сейчас увидите, что есть закон.

Капитан поднялся в салон, осмотрел всех внимательно и сказал:

– Мест всем хватит,- и направился к выходу.

Сашка его остановил вопросом.

– У многих оказались разрешения?

– Сто тридцать пять жлобов с постоянной, мать их в одно место. Трое с временной, оформленной пять суток назад, и именно на этот аэропорт.

– Интересно!- воскликнул Сашка.- И кто эти прыткие люди, можно узнать?

– Закон запрещает оглашать имена,- ответил капитан и соскочил с подножки.

– Видели?- обратился Сашка к губернатору.- Не положено! А мы всё равно выясним,- он достал радиотелефон, набрал номер, с кем-то коротко перебросился парой фраз и сказал губернатору:- Красиво! Это фрукты.

– Какие!?- не понял губернатор.

– Из движения "Яблоко". Явлинский, Лукин, и некто Гусев. Их глава кабинета пригласил лично участвовать в поездке к нам. Поскольку у них нет разрешений в полном объёме, они предварительно обратились за временными на случай, зная, что тут ядерное. И им выдали. А иностранцам таких не положено давать, даже временного характера. Сюда могут прибыть военные спецы из США, но по предварительной договорённости и соответствующим оформлением с личным сопровождением военного инспектора с нашей стороны, для проведения мероприятий по доверию. А эти живчики числятся у безопасности, которых задержали, действующими агентами АНБ. Они сели в самолёт из желания проскочить тут на шару, правильно предположив, что премьеру никто не станет, как принято в России, перечить. И на том попались,- Сашка хлопнул ладонью по подлокотнику.

– Но шум всё равно поднимут,- сказал расстроенный губернатор.

– Мне на шумиху плевать. Такими действиями они проверяли силу и величину власти, тем, изыскивая хитрые подходы там, куда закрыт доступ. Это обычная практика у спецслужб США. Без прикрытия они работать не умеют. И поделом. Ситуация выходит странная, вам не кажется?! У них дома проблем море разливанное, пара опытных экономистов не помешала бы, ан-нет, припёрлись к нашему премьеру в подмогу. Свою фиговую систему потеряли, но через тупых у нас, продолжают её внедрять.

Сашку прервал вернувшийся и.о. премьера Саха. Он сел на своё место с весьма раздраженным видом и что-то невнятно хмыкнул.

– Что там ещё случилось?- поинтересовался губернатор.

– Ай…!- отмахнулся тот.- Обвинил меня в причастности к мировой мафии. Я его выслушал и послал на…, в общем, радоваться нечему. Президент Саха меня снимет, вернусь в свой район, и буду охотиться. Надоело всё,- он отвернулся к окну.

– Ай…!- воскликнул Сашка.- Не переживай. Ты Амгинский. Снимут и прекрасно. Приезжай. Приглашаю на должность главы нового поселкового совета. Пост маленький, зато от людей почет и благодарность. Город, слушай, хорошо, а тайга – лучше.

– Подумаю,- обещает и.о. премьера Саха.- Кого мы ждём?

– Не знаю,- ответил губернатор и посмотрел на Сашку.

– Не меня это точно,- пошутил Сашка.- Иваныч! Трогай помалу,- сказал он водителю,- но двери не закрывай. Пусть прыгают на ходу, а то дискуссировать научились и разучились бегать.

Автобус медленно пополз от бровки и вырулил на шоссе, поехал мимо споривших. Микроавтобус с арестованными умчал в посёлок несколько ранее. Запрыгивали и в самом деле на ходу, проявив при этом недюжинные способности. К ним в автобус заскочили и представители "Яблока", единственного политического движения в рядах которого не было арестованных и осужденных за преступления и махинации совершённые в период правления Ельцина. Партия не только не пострадала, но и упрочила свои позиции в парламенте, получив на выборах 98 мест. Лукин и Явлинский сели рядом с Сашкой и губернатором через проход.

До посёлка Сашке пришёл звонок от директора ФСБ, который вышел на связь из офиса Скоблева. Он просил, чтобы всё было по закону, но что президент, мол, если есть хоть малейшая лазейка, желает замять всё и поскольку сотрудники безопасности там твои люди, пусть отпустят этих иностранцев на все четыре стороны. На это Сашка ему ответил:

– Это не мои люди, это ваши подчиненные. У вас они служат и соблюдают законы до йоты. Да, они приняты в ведомство с моей подачи, но лишь потому, что кроме них честно охранять такие объекты в стране, днём с огнём никого не сыскать, так скурвились. И что за такая потребность случилась, что к нам тащится делегация превышающая по численности население в регионе проживающее?! Так президенту и передайте,- Сашка отключил радиотелефон, не став говорить даже со Скоблевым, который успел в трубку сказать несколько фраз приветствия. На вопросительный взгляд губернатора, Сашка подмигнул и прокомментировал:- Директор ФСБ от имени президента ходатайствует у меня. Вот до чего дожился!! Всё на мне клином сходится. Все на мою бедовую голову желают спихнуть. Они пишут законы, они же их исполняют, а виноват я. Стрелочником я быть не хочу и не могу. Ну, нет у нас тут железной дороги, хоть тресни! Могу быть шахтёром, взрывником, охотником могу, директором любого завода, даже председателем колхоза готов, хоть не вырастил в своей жизни килограмма картошки, могу разведчиком, полжизни провёл в нелегале, опыт есть, но чтобы за кого-то работать!!?- Сашка замотал головой по сторонам.- Да ещё за президента!!! Женщин в салоне нет?- он приподнялся, чтобы убедиться, после чего громко рявкнул:- Что ж вы со страной, блядь, сделали?! И суку им найди, и трахни её за них во все дыры, а они станут дрочить и в кулачок спускать. Так какого рожна ты в Кремль ломился, если импотент?? Не там его место, а в зоне, среди тех, кто дрочит. Так от них хоть польза есть какая-то, всё ж металл добывают, а эта сучка ничего путёвого не умеет. Ему, блядь, даёшь, нате, так он слюни пустил во все боки и пухлую свою попку наставил всему остальному миру. Прав был Сталин, тысячу раз прав. К стенке и в затылок, чтобы у оставшихся в голове даже мысль не шевельнулась Родину под всякое дерьмо пахабное стелить,- губернатор положил свою руку на Сашкину, выдержал его убийственный взгляд, не смотря на то, что всё внутри опустилось от страха. Сашка вздохнул глубоко и спокойно добавил:- Ладно, проехали. Обидно до боли. Всю жизнь я как проклятый в дом, а они всё это время со двора. Как последние алкаши, тянут и тянут.

Дальше ехали молча. У гостиницы Сашка вышел из автобуса и направился в сторону своего дома, но его окликнул Явлинский.

– Я могу к вам обратиться с личной просьбой?- спросил он, не здороваясь.

– Слушаю вас, Григорий Алексеевич.

– Мы тут, собственно, для того, чтобы встретиться с нашими бывшими коллегами, которые в вашем частном лагере отбывают срок. Это возможно? Что нам написать? Заявление или ещё что-то?

– Писать ничего вам не надо. Идите в гостиницу, там устройтесь, когда освободится администратор, попросите соединить с начальником лагеря. С ним всё решите. Запретов на посещение у нас нет, но они там работают без выходных, так что ваша встреча зависит от их согласия. Сильно устают после смен. Сюда для встречи с ними можно было приехать и не в составе делегации.

– Он нас пригласил, ну и мы решили, что лучшего способа встретиться нет. Зря, конечно, но что сделано, то сделано,- признался Явлинский.

– У нас есть рейс из Тулы, это ближайший населенный пункт к Москве. Разрешения на него оформлять не надо. Справку можно получить у Ивана Рыбкина, он мой представитель в Москве. Посылки принимаем в неограниченном количестве, но прежде чем посылать, выясните, что им необходимо. У вас ещё есть вопросы? Спешу.

– У меня больше нет вопросов.

– У меня есть, если можно,- приблизился Гусев.- А на ваше производство можно попасть?

– Вы кто по профессии?

– Химик. Институт тонкой химической технологии им.Менделеева, кандидат наук.

– Что конкретно вас интересует?

– Технологический процесс концентрации.

– Приходите к шести утра на остановку рабочего автобуса. Это вон там,- Сашка показал направление.- Утром я туда еду. Сам ничего не покажу, но человека в сопровождение дам.

– А нам можно?- поинтересовался Лукин.

– Приходите, только сами, не надо с собой никого тащить,- предупредил Сашка.

– Спасибо!- ответил Лукин и все трое отошли ко входу в гостиницу.

 

Глава 7

На остановке автобуса, когда туда подошли "яблочники", было человек тридцать рабочих, среди них был и Сашка. Как и кругом в этой стране мужики травили анекдоты, во весь голос хохотали, подкалывали друг друга, в их речах доминировал мат, который ничуть не смущал молоденькую девчонку лет восемнадцати. Она тоже смеялась и, если её задевали подколкой, остро и язвительно парировала. На "яблочников" никто не обратил внимания. Они встали в сторонке, но подходили люди ещё и ещё и вскоре они оказались в гуще народа.

Подъехали три автобуса. В какой им, они не знали и общему движению не последовали. В этот момент к ним подошла девушка.

– Нам с вами во второй,- сказала она.- Доброе утро.

Вразнобой "яблочники" поздоровались.

– Садимся,- предложила она и прошла в автобус.- Я начальник смены на перерабатывающем комплексе. Звать меня Марина Сергеевна Ярогудова. По прибытии я дам вам человека в сопровождение. Мне директор звонил и просил оказать вам помощь в осмотре.

– А сам он сел в другой автобус,- заметил Гусев.

– Это смена на шахту,- ответила Марина.- Он на комплексе почти не бывает. Чаще на шахту мотается. У нас всё отлажено как часы, процессы переработки консервативны, а на шахтах почти каждый день возникают сложные ситуации, которые требуют присутствия опытного горняка.

– Давно вы на руководящей работе?- спросил Гусев.

– Год. А до этого год стажировалась. Пришла сразу после школы. Только я никем не руковожу. Другие у меня обязанности. Главная задача выдать на свет качественный концентрат в нужном объёме. И все знают, что и как делать, а мне приходится бегать и контролировать технологическую цепочку, ну и фиксировать всё происходящее на компьютере.

– У вас нет специального образования?!- удивился Гусев.

– В полном смысле слова – нет. Бумажки официальной, то есть,- она улыбнулась.- Диплом отсутствует. У нас пока не выдают. Экзамены по теории по курсу физмата училища им.Баумана я сдала и была аттестована на магистра наук. Потом годичная стажировка по горной специфике. По сути, я оператор высококлассной ЭВМ. Потому и начальник смены. Все данные приходят ко мне, и от меня зависит процесс.

– А кроме вас ещё есть руководящие?- не отставал Гусев.

– Больше никого. У нас нет нисходящих звеньев. Ни бригадиров, ни начальников цехов. Одни рабочие. Они мне, я им, но без посредников. Увидите и всё поймёте, вы же люди грамотные. А систему с бригадирами у нас называют – глухарь.

– Почему?

– Потому что рабочий в ней ни за что не отвечал, а путь к нему от директора долгий и лежит через ИТР, которые в основном разносили бумажки, приказы и распоряжения. У нас это выброшено, что позволило сократить число работающих вдвое. Для примера. На фабрике по извлечению золота, где применяют цианиды, число "белых воротничков" равно работягам. А тут я одна и машина, умная, правда, но железяка. Смена длится шесть часов. И нет у нас главного инженера и нет кабинетов.

– Стоп! А как снабжение, сбыт?- усомнился Гусев.

– И сбыт, и снабжение осуществляет один человек – компьютер. Так его прозвали. Зря вы мне не верите,- сказала она, заметив сомнения в глазах Гусева.- Даже кладовщиков у нас нет.

– И складов,- добавил Гусев, переводя в шутку.

– Вы смешной,- ответила она ему.- Склады есть. Их много и они разные, но на них нет замков. Приходи и бери всё, что надо для производства, а пришедшее в негодность тоже снеси на склад сбора. Всё. Приехали.

Автобус остановился на площадке между корпусами.

– Марина!- окликнул девушку водитель.- Вечером в кино придёшь?

– Приду, но при условии. С Валеркой не цапаться,- не выслушав его реакции, она отошла.

– Ухаживают?- полюбопытствовал Гусев.

– А вы в 19 лет не ухаживали?- вопросом ответила она.

– Бегал, ну как без этого. Грешен,- признался Гусев.

– Господи, какой же тут грех!!- она расхохоталась.- От клуба до калитки проводить, грех? У меня пять братьев и две сестры. А если вы за грех секс, который в стране отсутствовал, то тут мы глубинка патриархальная. Зато по рождаемости можем дать фору китайцам. У нас сейчас семей с пятью детьми почти нет,- она ещё заразительней рассмеялась.- Владимир Егорович!- крикнула она седовласому мужчине, который куда-то шёл мимо.- Сопроводите гостей по объекту, пожалуйста.

– Барвинко!- представился мужчина, пожав всем руки.- Вас и вас видел по телевизору,- сказал он Лукину и Явлинскому.- Часто по новостям дают ваши мнения по разным вопросам. Смотрю. А вас не видел,- Барвинко всмотрелся в Гусева.- Нет, точно не видел.

– Гусев Андрей Андреевич,- назвался Гусев.

– Хорошо, сопровожу. Ступай, Марина Сергевна. Всё им покажу. Идёмте,- пригласил он "яблочников".- Сейчас выдам вас каски, дозиметры, проинструктирую и двинемся в обход.

Три часа Барвинко таскал гостей по комплексу, где почти отсутствовали люди, но механизмы крутились. Только на разгрузочной они встретили людей. Это был водитель 180-ти тонного "Белаза", говоривший ещё с двумя рабочими. Подошли к ним.

– Приветствую вечную оппозицию!!- прокричал как-то громко водитель и пожал всем руки.

– Глуховат малость,- прокомментировал Барвинко, что водителя не обидело.

– Контузия. Танкист в прошлом. В Чечне долбануло. Попал туда, когда служил срочную. Ерунда,- он махнул рукой,- не смертельно. Жив и, слава богу. Это! Начальник лагеря просил вас доставить. Я за рудой еду мимо. Там от дороги до лагерного посёлка пятьсот метров. Полезайте по лестнице в кабину.

Гости повиновались. "Белаз" взревел и тронулся. Водитель заорал во весь голос:

– Вам надо было взять в прокат телефоны. В гостинице. У администраторши. А то ищи вас свищи среди этого металлолома.

– Спасибо!!- прокричал в ответ Гусев, не рассчитывая, что при таком шуме глуховатый водитель расслышит. А тот в ответ проорал:

– Не за что!! Советикус-амфибикус!!- и для убедительности стукнул по рулевому колесу.- Зверь!! Всё потеряешь. И слух и голос. Вы смотрите по сторонам. Удивительные виды с такой высоты открываются.

"Белаз" летел по дороге ловко разминаясь со своими собратьями, вздымая в небо десятки тонн пыли. Ехали полчаса.

– Вот по этой дорожке пёхом никуда не сворачивайте и упрётесь в посёлок. Оттуда он вас завезет своим джипом. Так сказал. Бывайте, граждане политики,- попрощался водитель.

Гости потопали в указанном направлении. Шли, как им показалось, долго. Ожидали увидеть ворота, столбы обвитые колючей проволокой, но их взгляды упёрлись в стройные ряды аккуратных домиков, возле которых на веревках трепетало бельё.

– Наверное, посёлок обслуживающих лагерь,- высказал предположение Лукин.

На крыльце второго домика сидел человек, голый торс которого представлял картинную галерею. Чистой кожи на нём не было, кроме лица. Он грелся на солнышке. Они подошли, и к нему обратился Лукин.

– Извините за беспокойство, нам надо в лагерь. Не подскажите, куда дальше идти?

Сидевший осмотрел их внимательно и произнёс:

– Мои беспокойства в сравнении с вашими – ничто. Идти вам никуда не надо. Вы уже на территории лагеря,- эти его слова заставили их оглядываться.- Ищите атрибуты соцреализма?- спросил зэк.- Так их нет. Ни вышек, ни собак, ни охраны. А вы к кому?- они стояли молча, переминаясь с ноги на ногу.- Если вам нужен Чуб, Чубайс Толян, то это прямо по дороге до 71 по номеру, потом от него в сторону, влево между домиками. У него 143 нумер. Всего господа,- сказал зэк, дав понять, что разговор окончен.

143 номер домика увидели сразу, как только вышли из-за угла 71-го. И тут им на встречу появились Юмашев, Гайдар, Чубайс.

Через два часа позвонил по внутреннему телефону начальник лагеря, и гости вышли к его джипу на дорогу. Только тронулись, Лукин спросил:

– Извините за любопытство. Вам сколько лет?

– Двадцать,- ответил начальник лагеря.

– А звание у вас есть?

– Должно быть вроде. Минюст меня аттестовал по полной программе при вступлении в должность, но я у них не получаю ни копейки и потому мне всё равно, какое они мне должны дать звание. Согласно штатного расписания эта должность генеральская. Двадцать тысяч зэка у меня в армии. Что вас так удивило? У Егора Гайдара дед был, судя из биографии, почти в таком же звании, как я сейчас, возрасте.

– Да нет, не удивило. И лагерь…, нам всё пояснили. И что, в самом деле, никто не бежал ни разу?

– Вы бы своих знакомых увидели по прибытии сюда! Кожа и кости, в глазах страх. Сейчас они оклемались, стали на людей похожи. Лагерь не рай. Ну, куда они побегут?

– А уголовные?

– И эти не побегут. У всех вечное без права амнистии. А где жизнь дожить, тут или в том, где тебе глотку готовы за пайку перерезать, не мне судить, их бы и спросили.

– А свидания не запрещены? Частые.

– Сколько угодно. Только работу свою делай. Потому на посиделки даю два часа. Регламент, как таковой, отсутствует. Если жена или знакомая, то даю трое суток в специальном балке, но не чаще раз в месяц. Матери кой к кому приезжали уже. А вот жёны нет. Не из декабристок себе выбирали. Вру. Одна приезжала бывшая. Развелась с ним ещё в начале 1992 года. Вот она приехала бывшего мужа поддержать. Да и у некоторых жёны сидят тоже.

– Мы спрашивали у них, кому принадлежит идея такой частный лагерь построить, но они отмолчались. Странно как-то отмолчались.

– Карпинский и организовал. Какой тут секрет!? А вам они не сказали потому, что только тут поняли, что за всё сказанное надо отвечать. Не знают же они наверняка, что именно он хозяин, вот и молчат. Специфика.

– Но случаи какие-то бывают? Драки, разборки.

– Этого не было ни единого раза. Покойник один был.

– Убили?

– Нет. Сам повесился.

– Кто?

– Филипов. Молодой. 32 года отроду. Работал в каком-то промышленном министерстве. Я дела его не читал. Мне не положено. Мне дают данные простые. Фамилия, имя, отчество, год и место рождения, размер срока и всё. Статья, за что осужден, мне не надобна. Чтобы не сложилось превратного к человеку отношения. Для меня они все одинаковы. Все зэка, а это – ограничение в правах. И всё. Весной ко мне подвалил один из уголовных. Старый. Полста по лагерям. Начальник, говорит, краем уха слышал, что у вас в Аян маленький самолёт летает. Прошу тебя первый и последний раз, отпусти туда на пару дён. Смотрю на его данные, он родом оттуда. Это на побережье Охотского моря посёлок. Спрашиваю, что там забыл, мол. Могилу матери, говорит, хочу посетить. За всю жизнь, говорит, я ей открытки не послал, хоть был богат временами несказанно. Хоть на могиле перед её душой повинюсь. Отпустил я его. Он ко мне по возвращению притопал. Есть в каждом из них человеческое, но глубоко сидит. Так вот он приходит, сел на табурет и молчит. Что, говорю, опять не так что-то. Я тебе слово, говорит, начальник дал, больше ничего не просить. Было, отвечаю ему. Так и не прошу, но не могу тебя подвести, ты для меня сделал добро и не могу тебе гавно подкладывать. Отправь меня, просит, под любым предлогом в обычный лагерь, хочу быстро умереть, нет мне прощения. Я, говорит, и тут мог бы руки на себя наложить, но…, но тебе западло не сделаю. Вору до сучизма опускаться нельзя. Слово есть слово. Вот так!

– Отправили?

– Да. Его уже нет в живых.

– Вы знали, что он покончит с собой, и отправили?!!

– Знал и отправил. Серьёзный они все контингент. Очень. Я его не потому отправил, что боюсь взысканий за самоубийство его, а потому, что его осмысленный выбор уважаю. Он мне сказал тогда, что в таком раю не могу гадить, мне, мол, надо в дерьме поганом сдохнуть и так, чтобы следов не осталось, чтоб как собаку зарыли.

– Я вас понял. Вы нам не так просто освещаете,- Лукин снял очки и протёр линзы носовым платком.- Сопоставляете, да? Два случая. И первый не в пользу наших бывших коллег. Ведь так?

– Зря вы увидели подвох в моём рассказе. Нет его. А то, что один повесился тут, а другой не захотел, ничего не выводит. У Филипова была черепно-мозговая травма. Его по голове в следственном ударили. Были нарушения в работе мозга. Явные. Экспертизу я ему назначил. Выявили гематомку. Её можно было тут удалить без проблем. Он матери написал и она прилетела. И прилетела для того, чтобы ему сказать, что, мол, отец тебя из своей жизни вычеркнул и желает тебе, сукиному сыну, быстрее сдохнуть. И он в петлю башку сунул. И тут, оба случая чем-то похожи, но не в том, что вы себе подумали.

– А от ответа на вопрос всё-таки ушли.

– Какого?

– Почему они молчат.

– Я на это внимания не обращаю, мне с ними общаться не приходится, да и лезть в душу – последнее дело. Можно предположить круговую поруку.

– А в чём её суть?- не понял Лукин.

– Поймёте ли вы, не знаю.

– Попробую.

– Несколько месяцев назад в шахте случился обвал. Отрезало насколько человек в забое. Все осужденные. Что жизнь человеческая весит, все отбывающие знают – ни гроша. Ну, кто зэка с вечным будет потеть, чтобы отковырять? Приехал Карпинский, осмотрел завал и пригласил в компанию поиграть со смертью добровольцев. А там, малейшая оплошность – смерть. Они добрались до заваленных в забое, но кровля вся рухнула, окончательно их от мира отрезав. Месяц мы к ним по мышиному пробивались сверху. Бурили станками ходы. И весь состав лагеря лёг в круговую поруку. Стыд, уважаемый, тоже учитель.

– Почему стыд?

– А они подумали так. Вот человек, имеющий в жизни всё и не всегда честным путём, ну не как мы, поскольку нас система обрила наголо, а его не смогла, который в риск лезет за жизнь чью-то, не стоящую медного грошика. И поняли, что для него это не риск вовсе, а обычное правило, и именно из-за этого соблюдаемого правила, система его не нашла и к стенке не поставила. От сего вывода и наложили они на себя табу. Закон тут простой. Раз ты так не можешь поступить – молчи.

– Рискнуть или жить по такому жестокому правилу?

– Риск разным бывает. И дурацким тоже. Я лично считаю, что с его поведение – дурацкий риск. У него врагов в мире уйма, и он, не смотря на это, пренебрёг, мало того, свою жизнь им доверил без страха. Не потащись он в шахту – мы бы не смогли семерых отрезанных спасти. Нет, мы бы их в конечном итоге отковыряли, но мертвыми. Их бы, останься они без поддержки, кровля завалила. Опыта поведения в шахте у них ноль, а потому они бы нарвались на обвал на все сто процентов. В шахте жизнь спасает только опыт.

– Теперь понял. Он им показал, что честь и достоинство не может быть разменной монетой. Они либо есть в человеке, либо их нет.

– Где-то так,- кивнул начальник лагеря.- Вот молчание стало признанием ими его превосходства.

– Боюсь, что всё это ваше предприятие президент закроет,- сказал Лукин.

– О! Я же вам главные новости не рассказал. Заморочили вы мне голову. Самолет премьера улетел. И все тоже покинули наши места.

– Доберёмся, не дети,- ответил Лукин.

– Улетел без премьера.

– А он что тут остался?- вступил в разговор Гусев.

– Не по доброй воли. Его служба безопасности арестовала. Ему хватило мозгов написать заявление, что именно он пригласил сюда вражеских агентов, и его взяли под стражу. Зачли ему права и посадили за решетку. Мама моя родная!! Каким же надо быть кретином, извините за выражение, чтобы самому себе бацнуть статью об измене Родине? Начальник нашей службы безопасности шутник адский. Я говорит, для хохмы брякнул, чтобы он написал и взял на себя, а он лист берёт и строчит. Прочитал, говорит, я эту писанину, зачел ему права и арестовал. К вечеру тут будет генеральный прокурор.

– Американцы от всего откажутся, а при их оборотистости ещё и выгоду извлекут для себя,- высказал свою точку зрения Лукин.- И международный скандал страшнее, чем внутренний, связанный с арестом премьера.

– Янки скандал поднимать не будут. Пресса у них пошумит и смолкнет.

– Они от своих сотрудников, кем бы те не были, никогда не отказываются. Сейчас раскрутят маховик интриг до предела,- Лукин покачал головой, как бы говоря, вай-вай, что же мы наделали.

– Эт точно. Отказываться не стали. В спешном порядке дали подтверждение, что это их люди и настоятельно просят сильно не обострять.

– А вот это что-то новенькое!!- удивился Лукин.

– А их сотрудники попались с поличным. У обоих изъяты видеокамеры со встроенными микродубляторами, на которые переписывалось всё, что камеры снимали. Трюк старый, как прошлогодний снег. По нашим законам это пятнадцать лет лагерей. Русским языком они владеют прилично, и я их работой обеспечу,- начальник лагеря хохотнул.

– А обменять их?- спросил Лукин.

– Это невозможно. Они мелкие агенты и не имели даже страховочного варианта.

– В чём он заключается?- поинтересовался Лукин.

– Это госслужащие. Разведчики тоже таковыми являются. Они могут в своей стране перейти из АНБ в министерство финансов или даже Госдеп на работу. В рамках США это нормальное действие. Для этого достаточно прошения отпечатанного, но с личной подписью и вас примут в иное ведомство. Но только внутри вашей страны. А в нашем случае всё иначе. Их перекинули из АНБ в министерство экономики без официальной процедуры. У себя они могут поступать и так. Скажем и в минэкономике нужны специалисты понимающие в системах безопасности. А тут оказия подвернулась, просунуть пару человек к нашему премьеру в советники. Тогда надо было провести обратную процедуру, ибо то, что есть у вас, для других – фиговый листок. Это значит, что фактом подтверждающим, что они ни есть сотрудники АНБ, может быть для нас их письменное заявление, написанное от руки, точнее прошение об отставке, на имя своего шефа. Если оно есть, то тогда они тут номинально не разведчики. Человек ушёл там со службы в разведке и волен обустраиваться, где хочет. Его можно иметь в виду, как скрытого агента, не более. Вот такая писулька, и есть страховочный вариант. При таком раскладе, они получили бы тут по три года от силы, за сбор секретной информации в не положенном месте, а отбыли бы года по полтора с последующей высылкой на свою территорию. А они таких заявлений там не оставили. Теперь им по полной программе придётся отвечать.

– А француз?

– У француза есть страховочный и на него нет улик. При себе не имел ни видео, ни фотоаппарата. Даже ручка в вещах у него отсутствовала. Ему путь домой открыт в ближайшие недели с нотой протеста и запретом на въезд в Российскую Федерацию до смерти.

– Что ж американцы так прокололись?

– Кризис доллара обардачил и спецслужбу. А вообще-то они и раньше в своих действиях на нашей территории особо не страховались. Такие в аппарате Гайдара работали, при Витьке Черномырдине спокойно ошивались в кабинете министров. Молодой, Кириенко, только получил вотум доверия в парламенте, и через час из Вашингтона уже вылетело пять человек его советников. На свои места всё поставил Примаков, и тут же мгновенно испортились отношения с янки. Помните? Они сразу стали давить через финансовые и дипломатические каналы. Деньги и разведка всегда идут рука об руку.

– Скажите, а вы до поста начальника лагеря кто были? У вас в личном деле сплошные прочерки. Из пустоты появиться нельзя.

– Биография у меня есть. Но она ни власти, ни вам не нужна. Ведь отсутствие данных не повод к недоверию. Фамилия, имя, отчество у меня выдуманные. Я профессиональный разведчик. Лагерь возглавил добровольно. Нужен был кто-то из местных, знающих округу, климатические условия и горное дело. Вот я и вызвался.

– Интересно!- проворчал Лукин.- Штат есть?

– Есть. Лагерных посёлков десять. В каждом имеется комендант из уголовных и старший по домику. Старшего кличут бригадиром, хоть ему на шахту ходить не надо. Вот и весь штат.

– И никакой охраны, как мы заметили.

– Есть, есть охрана. Но она без людей. Ещё всякие хитрости имеются, о которых я вам не расскажу.

– Ясно. А вы где на разведчика учились? Так прикидываю, что не в государственном заведении.

– В частном. Так и лагерь, где я начальником, тоже частный. Что ж вы хотите!!?- от его слов рассмеялись все трое.- Тормозну,- Рахманинов остановил джип.- Ноги разомните малость. Вон директор и наниматель мой идёт с горы.

– Где?- спросил Лукин ничего, не увидев.

– С сопки спускается. Кустарник проходит. Минут через десять выйдет на дорогу. С лагерной шахты идёт.

И точно. Карпинский показался на дороге в месте, указанном начальником лагеря.

– Губа! Ты никак меня ждёшь?- спросил он, подходя, а у гостей полюбопытствовал:- Свиделись.

– Да,- ответил Явлинский.

– Слушай!- Рахманинов облокотился на капот джипа.- Если тебе с нами не по пути, то не буду настаивать.

– Чистота помыслов, милай мой, неотъемлемая часть интеллекта,- сказал Сашка неопределённо, но стрелок Губа его хорошо понял.

– Я без задней мысли. Еду, вижу, ты с сопки спускаешься, вот и встал. Ну, не поворачивать же мне обратно и ехать по объездной. Случай! Мнительный ты, право, стал какой-то в последнее время. Так едешь или нет?

– Поехали, поехали. С утра ничего не ел. Сейчас в столовке перекушу и побегу опять.

– Ты с шестой? Как там дела?

– Долбят,- Сашка влез в джип сзади, оставив переднее место свободным. Его занимал Лукин, и он же его опять занял.

– Это хорошо,- сказал Рахманинов, когда поехали.- На той неделе я был на ней. Отметку, судя по объему отгрузки, прошли.

– Прошли,- ответил Сашка.- Подходят к горизонту содержания. Дней за пять прибудут.

Гости в разговор не вмешивались, слушали.

– Мне посёлок сдавать к сроку или перекинуть бригады строителей в другое место?

– Не знаю, пока. Тех, что тут никто не заберёт, а вот дадут ли ещё людей – не поручусь,- Сашка зевнул.

– Не выспался?

– Всю ночь пришлось дочь носить на руках. Не спит, глазенками по сторонам зыркает. Только положу в кроватку – сразу воет. С часу ночи до пяти утра таскал. Хорошо вес у неё маленький, а то бы все руки оттянула.

– Няньку найми,- посоветовал Рахманинов.- Все кишки вымотает.

– Надо. Приглашу внучатую племяшку к себе. Ей четырнадцать исполнилось, можно доверить. Не ребёнок – ад сплошной. Днём спит, а ночью даёт концерты.

– Это твоя распутная жизнь ей по генам передалась,- шутит Рахманинов.- Кому-то же должно было выпасть.

– Может быть. Ты гостей предупредил, что им на Тулу?

– Не сказал. А почему на Тулу? Генеральный прокурор должен вечером прилететь. С ним и улетят. Или он откажется брать с собой депутатов?

– Он, небось, тоже с группой поддержки. Мест может не оказаться. Вы, мужики, особо на него не рассчитывайте,- пояснил Сашка "яблочникам".- Он может и на несколько дней тут задержаться, а у вас открывается сессия через два дня.

– А местное руководство тоже улетело?- спросил Явлинский.

– Позавтракали и улетели. Чего премьер их сюда вызвал, так и не узнали. И я в толк не возьму цели такого визита. Или его ловко подставили, точно зная, что тут фишки не пройдут, или президент тихо передал ему некие полномочия, потому что сам не решился на нас наехать по всем правилам разбойного нападения. Мало вероятно, но чёрт иногда шутит.

– Смысла не вижу в наезде,- ответил Явлинский.- Вы только металл производите. Поживиться особо нечем. Ко всему платите налоги и дали государству отступные.

– Дал. Теперь не дам ни грамма. Только налоги. Они уже продали металл, и деньги снова пустили в никуда. Баста! Открою в Москве официальный банк и всё пойдёт в него в качестве уставного фонда, как гарантия по вкладам граждан. Им дай миллион тонн в год, и всё равно будет мало. А я, между прочим, не им лично давал, а всей стране, всем в ней живущим народам, ёлки-моталки.

– Нарушите условия контракта, и они на этом факте лишат вас лицензии,- высказался Явлинский.

– До сего дня ни разу не нарушил взятых обязательств. Да только в контракте они обоюдны. Что делают, когда одна из сторон их не соблюдает? Кстати, лицензию при расторжении контракта не изымают. Это не связанные меж собой юридические события. Ну, а если и её отнимут, всё равно буду добывать. Нет в мире силы, которая мне может запретить это делать. Вот интересно, на какую часть, в полном объёме, собственности может иметь в нашей стране человек право? Хоть кто-то считал это или нет? Мне огромный дом под Москвой не нужен и сто комнатная квартира в пяти уровнях тоже. Не нужны мне шикарные и бронированные авто. Личных самолётов тоже не надо. Мне необходимо моё дело. А это добыча и извлечение. И всё. Больше я ни на что не претендую. Неужто я, родившийся в этой стране, не имею права добывать у себя на Родине и частью добытого спокойно распоряжаться? И до какой степени надо там, в Москве тряхнуть власть, чтобы она поняла раз и навсегда, что своё право я не отдам. Сдохну, а не поступлюсь.

– Для этого надо изменять существующие законы или принимать новые, а старые отменять. В сегодняшней ситуации это невозможно. А вам не кажется, что на основе новейших технологий, проводите в жизнь американскую модель помноженную на социалистическую централизацию?- задал вопрос Явлинский.

– А меня специфика Севера и отдаленность заставляет поступать так. А кто сюда потащит товары для людей? Да кроме водки сюда никто ничего не возил. Знаете, какая будет цена товара, если считать по схеме действующей в Москве?

– Огромная,- отвечает Явлинский.

– И где выход?

– Но и ваш не оригинален.

– Мне оригинальность меньше всего нужна. Задача у меня простецкая. Надо организовать добычу и сделать её экономически выгодной, но так, чтобы всё остальное, сопутствующее, не давило на человека психологически и социально. Отсюда минимальные средства для решения. Пусть они социалистические, да хоть марсианские. Для меня важно, что они работают. Но вы не правы. Тут нет американской модели, и нет тут систем централизации, которая была принята при социализме. Просто процесс оптимизирован на основе программ и правильного подбора кадров. И это маленькие расходы. Да и акционеров, которые хотят хорошо жить полгода на Канарах в роскоши: у меня тут нет. И повода к склокам тоже нет. И необходимости тут работающим подворовывать тоже нет. И обманывать никого не надо. Это похоже на авторитарную систему управления, соглашусь. Так всем кажется со стороны. Я могу прямо тут пустить себе пулю в лоб, но моя смерть не вызовет остановки производства. Всё будет крутиться так же, как при мне. Во всём мире смена руководства в любом концерне – головная боль для владельцев и всегда сопряжена с потерями.

– Это так,- согласился Явлинский.

– А у них руководят команды, в отличие от нас.

– И это так,- кивает Явлинский.

– Социализм, какой был у нас, поставил в жесткую зависимость успех дела, скажем на заводе, от личности директора. Если он умный и талантливый – процветало и предприятие. И колхоз тоже. А поставь дурака – пиздец. Так что вы хотите, как говорят в Одессе, поиметь? Как в Америке команды или как у нас прежде умного директора с железными зубами и стальным хребтом? Ихнее нам не подходит, прежнее своё не вернуть. Их модель у нас, на наших условиях, упрётся в отсутствие нужного количества специалистов. А наша? В одночасье директора с мощными мозгами не появляются. Таких надо воспитывать, и растить. А этого как раз никто в стране и не делает. Любая концепция развития страны всерется без соответствующих программ подготовки. Общегосударственных. Что дешевле? Команду готовить или одного всезнайку? Есть у нас выбор? Янки, не перед обедом будь помянуты, к командам пришли только тогда, когда стали богатыми, но до богатства они тащились, как весь мир – авторитарно. Их концерны созданы единоличниками. У нашего государства нет денег, нет времени, да и воруют сильно. Где вы видите нормальный выход?

– Поворот мысли интересный. Конкретный тупик вы сейчас нарисовали. А вы лично, в чём видите концепцию развития?- Явлинский посмотрел на Сашку.

– Совсем я её не вижу, вам показалось. У нас всех в ближайшие три года одна задача. Не сдохнуть от голода. Выдать всем серпы и молоты в руки и на поля!- продекламировал Сашка громко.- Речь не о развитии, а о выживании.

– Не всё так плохо, как вы рисуете,- вставился в разговор Лукин.

– Перестаньте!- отмахнулся Сашка.- Я в этом мире никому не верю, никому. Для меня существует реальный факт. Ему верю, но не безоговорочно. Реальность бывает разная. Говорильня, что уже десять лет процветает, мытаря и вытягивая последние жилы у народа, не что иное, как прикрытие для ворующих. Какая страна, какая концепция развития??!! Бред собачий. Строить не с кем, а дискутировать и подавно.

– Наверное, вы знаете больше нас, потому спорить с вами не буду,- произнёс Лукин, слегка обидевшись.

– У нас через край самозваных политологов. И все как один лезут на экраны, на страницы прессы, чтобы своими прожектами осчастливить народ. С некоторой частью прожектеров вы совсем недавно виделись. Картина безрадостная. Заметьте себе – видели вы их в трудовом лагере, построенном по высочайших нормам гуманизма. Поразительно, но ошибки предшественников ничему не научили сидящих там теперь. Эти ещё толком не начали отбывать полученные сроки, а на трибуне уже галдят новые претенденты в зэка и покойники. И в такой стране вы что-то желаете изменить? Вопрос другой. С помощью чего? У вас нет денег, нет реальных технических проектов, нет технологий. Ничего-то у вас нет.

– Идеи тоже кой чего стоят,- не согласился Явлинский.

– Стоят. Иногда слишком дорого. Чего стоила идея Ульянова переделать Российскую империю, вы её хаять, так и не перестали, слепому видно. Они, между прочим, все цели, что ставили, выполнили. Заводы построили, оружия наклепали для установления в мире диктатуры пролетариата высококачественного уйму, да, при этом уморили голодом миллионы, расстреляли и сгноили в лагерях миллионы, но ведь сделали. Одно они убили в нас, наверняка. Души людей перевернули, вколомутили, изнасиловали и бросили. А ваша идея к чему приведёт? К какому результату прийти хотите вы?

– А ваша?- спросил Явлинский.

– Могу дать вам клятву, что я бандит. А вот идей у меня нет, не было и не будет. Бандитом меня сделала жизнь, реальность наша подлая. Из вас она сделала экономиста. Ну, так не всем же ими надо быть, в конце концов. Уж слишком реальность у нас в стране была омерзительной, а при Ельцине стала вообще невыносимой. Кругом она в мире такая. Все наебаловку называют рынком и заранее, как бы в оправдание, говорят и предупреждают, чтобы не зевали, ибо рынок – это риск. Риск всё во имя прибыли потерять. И сказал я себе в молодости, объехав планету вдоль и поперёк, что это меня не касается. Во имя чего я должен рисковать? Вот я добыл тонну золота, получил за неё, продав государству деньги, и положил их на счёт в банке, тогда сбербанке. Вложил я в добытую тонну свой каторжный труд. Кто-то собрал на заводе трактор, и таким образом тоже заработал копейку. Кто-то на том тракторе распахал поле, засеял и вырастил пшеницу, и тем заработал. Ни мне, ни рабочему с завода, ни пахарю, проценты ваши слюнявые не нужны. Сохраните то, что мы в виде денег, а это плод наших трудовых усилий, имеем. И только-то. А нам в ответ во всю глотку орут, что так не бывает. А почему собственно? Деньги, уважаемый, чтоб вы знали, не тот продукт, который исчезает бесследно. Я имею право знать, где добытая мной тонна? Нет, отвечают они мне, уже не имеешь. Ты за неё получил бумажки, которые приказали в сбербанке долго жить лишь потому, что один хуйло другое хуйло пустил распоряжаться в кабинете министров. И стал я в одночасье нищим. Хорошо, если я ещё молод и здоровье моё отменное, а будь я больной старик, как быть? Вот над этим вопросом я долго думал и сравнивал. Больных стариков без шансов жить нормально, я по миру увидел много в те далёкие годы. Сердце у меня от боли сжималось. А тут было не сахар, но они жалкое существование не влачили. О детях уж не вспоминаю. И я решил сам себе и тем, кто со мной рядом, организовать гарантии. Любого, решил я, кто на моё кровное рот откроет – убью. Желающих воспользоваться нашим в мире было много. Но я жив, а они все уже давно сгнили на кладбищах и свалках. Тяжко мне было, ох тяжко. Кругом соблазны. Все недвижимостью обзаводятся шикарной, лимузинами, женщинами на все вкусы, а я, как последний сквалыга, над каждой копейкой трясусь. Был сам себе противен, потому что от природы – рубаха парень. И боролись во мне два начала, которые есть в каждом из нас. Жадность и разум. Первое победило. Теперь мне уже не совестно за то, что пришлось убивать пачками. Когда вижу, как из руды, а потом из концентрата вылупляется металл, готов плакать навзрыд. Это мой хлебушек, горький, но мой. Ради своего дела я на Марс, на Луну, да к чёрту в жопу готов лететь, ползти, бежать, влазить. Но прежде этого выстраданного счастья – убийства и получение знаний, без которых у тебя всё до последней копейки хитросделанные отнимут. Помните, как обвиняли генерала Макашова в антисемитизме, когда он с трибуны пообещал грохнуть десять жидов? Вы на мои слова, Григорий Алексеевич, не обижайтесь, но я с ним полностью согласен. И мне вовсе наплевать кто он этот жид по национальности. Для меня любой живущий за чужой счёт – жид. Но не я виноват, что в этой стране слово жид ассоциируется со словом еврей. Вижу, вам тема эта неприятна. Сворачиваюсь.

– Я вас понял,- произнёс Явлинский спокойно.- А к евреям вы как относитесь?

– Если честно, то мне их искренне жаль,- Сашка положил руку на грудь.- Честно. Они все так сильно переживают за деньги, что мне их жаль. Вместо того, чтобы нажитое за тысячелетия научиться сохранять, они плачутся в жилетку. Это шутка. Не знаю, правда, или нет, но по легенде именно еврей изобрел проценты. Большую беду принёс тем самым открытием в мир. Она страшнее атомной бомбы. За эти блядские проценты погибли миллиарды людей. Ну, чего ты стоишь?- Сашка толкнул Рахманинова в плечо. Тот остановил джип, пропуская "Белаз" и не трогался, впав в прострацию.

– Тебя слушаю,- ответил Губа, трогая машину.- Умеешь тоже, дай бог каждому, мозги полоскать. Тебя послушать, так только и осталось, что обратно, как в каменном веке, поголовно перейти на натуральный обмен.

– Ну, кто ж тебе,- закончил Сашка, хохоча,- станет яйца менять на хавчик.

Под дружный хохот джип вкатился в посёлок.

– Вы обедать будете или нет?- спросил Рахманинов у гостей.

– Нас плотно попотчевали,- ответил за всех Лукин.- Мы не ожидали, что у них там питание на таком уровне. Сейчас не каждый в стране себе может позволить такие продукты.

– И это главное завоевание социализма в нашем понимании. При наличии голодных и раздетых построить ничего нельзя. Аксиома. Но и переедать не рекомендуется, врачами и психологами,- Сашка выпрыгнул из джипа.- Всего вам.

– Спасибо за участие,- вымучено сказал Явлинский.

– Спасибо высказывайте начальнику лагеря. Ко мне обращаться не надо, чтобы там с кем-то встретиться. Как раз наоборот. Я, Григорий Алексеевич, всех их ненавижу патологически. Так, что руки зудят,- Сашка направился в столовую.

Джип тронулся и Лукин произнёс:

– Странный и противоречивый он у вас какой-то.

Губа ему ничего не ответил.

 

Глава 8

В полдень следующего дня "яблочники" стали свидетелями встречи Карпинского с генеральным прокурором. Они пообедали в поселковой столовой и вышли на улицу, чтобы выкроить время для встречи с кем-нибудь из состава группы генеральной прокуратуры и договориться о местах в самолёте до Москвы.

В это время к столовой подошёл Карпинский. Он был одет в брезентовые брюки, рубашку в клетку, поверх которой овчинная безрукавка и под ней просматривались рукояти пистолетов. На ногах у него были кожаные сапоги. К столовой подкатили три джипа, и из них вылезла бригада следователей под командой генерального прокурора Мельника, который сразу направился к Карпинскому. Они пожали друг другу руки и стояли молча, глядя один другому в глаза.

– Как будем дальше жить?- спросил Мельник.

"Яблочники" были рядом, как и все остальные, и всё прекрасно слышали. Потом этот разговор двух лиц будет передаваться по миру из уст в уста.

– Мужик всегда живёт с бабой,- ответил Карпинский.- Тебя такая роль устроит?

– Не цепляйся за слова. Что будем делать? Премьер в каталажке обосновано, комар носа не подточит. Ты это всё организовал специально или это случайное совпадение по обстоятельствам?

– Любезный! Это не имеет значения. Ты хотел со мной встретиться, я пришёл. Если тебе что-то поручили – говори, а нет – пойду.

– Послушай, Бредфорд!- достаточно громко произнёс Мельник.- Не можешь ты не понимать происходящего. Дело не во мне. Возмущены все. Потому что это переходит пределы допустимого. Так действовать нельзя.

– Если это мнение всех, то мне их жаль. Через неделю они сюда приползут на карачках, и до блеска вылижут мои сапоги. Сделать?!!

– Не горячись. Разберёмся, давай, нормально.

– Нормально!!!? Я вас всех отправлю к психиатру. Всех!! Мать вашу!!- выругался Карпинский.- Надо, чтобы вам вправили мозги. Сделать клизму в голову. Или тебе напомнить, как ты стал генеральным прокурором, а они поимели власть?

– Я всё помню.

– Ни хрена ты не помнишь!! Вы пустили слезы и слюни, мол, шанс такой пропадает, порядок наведем и всё будет хорошо. Дай нам поддержку. Ладно, сказал я вам тогда, банкуйте. Не прошло и года, как стали друг друга презирать и опустились до низости выяснения отношений через трупы. Тебе напомнить мои условия?

– Ну, кто мог подумать, что всё так обернётся?!! Что так всё падёт.

– Это ты меня упрекаешь?! Разве я назначал людей на ответственные посты?

– Назначали мы по взаимной внутренней договорённости.

– Они назначали!!!?- возмутился Карпинский.- Речь разве шла о сучизме?

– Нет.

– Так какого рожна они возмущены? Может, я не понял, что они стремятся построить? Или вы хотели поиметь меня за дурака, и творить, за моей спиной и моим прикрытием, хуйню!!?

– Зачем ты так?!

– А как мне происходящее ещё оценивать? Вы мне клятвы дали. Под них я дал вам гарантии. Я хоть одно взятое на себя обязательство нарушил?

– Нет.

– Так кто должен дерьмо выгребать продажное и ставить его к стенке? Это моя работа? Только не говори, что были не в курсе.

– Знали, но искали способ это вынести тихо, без шума. Чтоб мусор из избы…

– Это не мусор!! Это гавно! Слышишь меня – ГАВНО!! И придумывать тут ничего не надо и специально подстраивать тоже. Он того не стоит, чтобы им заниматься. Гавно надо брать за одно место и выкидывать. Брать и выкидывать. Боитесь замарать рученьки?

– Некоторые отстранились и спрятались в тень, отмалчиваются,- сказал Мельник.

– Зачем ты про это толкуешь? Это меня не касается. Никаких объяснений мне от вас не надо. Так кто будет эту работу грязную делать? Чистенькими хотите остаться? Хрен-с два! Я вас так измажу, что дальше помойки никто не шагнет. Вижу, что ваше место там. Может, они созрели до того, чтобы наши отношения прервать?

– Без твоих гарантий мы ничего не сможем, и ты это прекрасно знаешь.

– Так чего они взъерепенились?!!

– Ты обещал не вмешиваться.

– А где я вмешался?

– Арестовал премьера.

– Он мне мешал?- спросил Карпинский.

– По нашим данным – нет, но факт налицо. Теперь всё падёт на нас. Потому и возмутились.

– Стало быть, никто отвечать не желает?

– Часть вины мы возьмём на себя.

– Часть!! Это почему?

– Потому что его назначение проходило нормально, и он был одобрен единогласно. Никаких сомнений ни у кого на его счёт не возникло. И лучшей кандидатуры в стране нет до сего дня.

– Ничего себе формулировка!! У них не было сомнений на его счёт, а потому виноваты частично. Ты меня никак желаешь рассмешить. Так давай, похохочем вместе. Нет, я буду смеяться частично. Через раз. Властью, дружок, не шутят. Плакать надо от понимания причастности к ней. Навзрыд. Особенно от такой, какую вы организовали. Придётся ещё и окулиста пригласить.

– Тебе со стороны видней. Он свой в доску был человек. Надёжный.

– С того и начинай. Я с вами ничего не стал бы иметь общего, не будь у меня информации о ваших прежних заслугах, но…, но после случившегося, заслуг этих в упор не вижу. Вы облажались окончательно и бесповоротно. И не я лишаю вас доверия, вы сами лишили себя собственного доверия и уважения. Теперь поступайте, как хотите.

– Ты забираешь свои гарантии?

– Я снимаю всё. Поддержку вам оказывал в надежде, что вам хоть капельку удастся изменить жизнь людей к лучшему. Вы у власти больше трёх лет и ничего кроме скандалов и выяснений отношений не сделали. Народам от вас стало жить хуже. Дерьму помогать не буду.

– В принципиального играешь?

– Горе ты луковое! Я вас засранцев прощаю, могу себе это позволить, да народ наш всё вам припомнит и всё зачтет. Тебя не могу понять?!! Столько сил и средств в тебя вложил, тащил не ради власти. Проталкивал вверх для одной только цели, а ты куда ввязался?!! Во что ты влез? Не для того тебя готовили, чтобы ты ею обожрался. Не узнаю я тебя. Совсем. Это ты мечтал построить справедливое общество. Готов был жизнь за это положить, а что вышло? Пшик!

– На своём месте я всё делаю хорошо, чтоб ты знал. Случившееся вне компетенции генеральной прокуратуры. Данный вопрос обязана была толкать безопасность.

– Вот что!! Ты вертайся в Москву, запрись в своём кабинете и хорошенько подумай. Над тем, кому ты служишь. Закону, народу или кучке лиц, сгруппировавшейся по интересу. Если закону и народу, то не отступай. Если толпе, то все скоро окажемся в большом лагере, где правит беспредел. Тогда лучше застрелись.

– Можно подумать,- Мельник вскинул руки,- что твои клановые интересы законны, и направлены исключительно на благо народа!

– Своим клановым интересам я верный слуга. Только смерть может заставить меня это не исполнять. И им я служу верой и правдой с рождения. Я, Сашок, никуда не перебегал и никогда Родины не предавал. И вознаграждений за свой тяжкий труд мне никто на грудь в виде орденов и медалей не повесил. Я ни разу не расписался в ведомости на получение зарплаты, но из общего котла ни копейки на свою задницу не истратил. Ничего у меня нет. Большой я человек, но совсем нищий. И у народа я ничего не крал. Не могу я трудягу обидеть, рука не поднимется. Разговор наш окончен. Ты мне перестал быть своим. Живи, как душа велит. Я тебя и раньше не принуждал, а теперь и подавно мытарить не стану. Всё что было – забудь. Ты мне ничем не обязан. Разошлись наши пути дороги. Сам плыви,- Карпинский взял руку Мельника в свою, хлопнул по ней, и с тем скрылся за углом столовой среди лиственниц.

О личности генерального прокурора ходили слухи с момента его появления на этом посту. У него была тёмная биография. Когда Карпинский назвал Мельника Сашок, "яблочники" переглянулись, потому что у генерального было другое имя. И этот факт не ускользнул от внимания всех присутствовавших. Как-то смутно они все поняли, что Мельник не Мельник, а человек связанный в прошлом с чем-то тайным и не обязательно с этим Карпинским.

Вскоре от столовой все разошлись, и они медленно двинулись по поселковой дороге.

– Генеральный назвал Карпинского – Бредфорд,- сказал Гусев своим спутникам.- А Бредфорд фигура мистическая. Реально его никто не видел. Поговаривают, что это лицо владеет мощными производствами в Европе. Осмотрев хозяйство тут, могу предположить, что все эти слухи имеют под собой почву.

– Вы моложе меня,- произнёс Лукин.- Лет двадцать назад была информация, она активно муссировалась в спецслужбах капстран, о существовании в Союзе какой-то секретной программы в разведке. Её, якобы, готовили давно сторонники Андропова, и при жизни он ей уделял максимум внимания. Смысл там был такой. Особо талантливых в финансах и экономике детей обучали по специальной программе и потом внедряли за пределами страны, чтобы они там вели соответствующую работу по борьбе с капитализмом. Горбачев не стал это направление поддерживать и тогда они ушли в свободный полёт. Вероятно и Карпинский один из них. У него в биографии есть Франция и Швейцария. В первой он учился, во второй работал. И возможно, он самый талантливый из той бригады. Как вам такая старая версия?

– Это нельзя обсуждать без надлежащей информации,- ответил Явлинский.- Часто бывая в США, я заметил, что их спецслужбы проявляют к нам повышенный интерес. Связывал это с их боязнью нас. Как-то у меня вышла встреча на одном симпозиуме с бывшим коллегой, который иммигрировал и смог там устроиться на работу в крупную корпорацию. Мы с ним не виделись лет десять. Корпорация занимается созданием программного продукта. Вспомнили знакомых. Кто, где и как. Обычный разговор для таких встреч. В конце он мне сказал по секрету, что его шеф жутко уважает русских. Я ему ответил, что наши программисты котируются во всём мире, мол, будешь уважать. А он мне сказал, что вовсе не по этому. "Ты мне не поверишь, но, по мнению моего шефа, русские нашли золотую жилу и вскоре перевернут мир. Эти русские великие мастера в химии, энергетике, новых материалах и…и",- добавил он усмехнувшись,- "бандитизме". Его словам я не придал особого значения, а про себя подумал, что наши криминальные структуры так расползаются быстро по миру и от них столько шума, что под них уже готовы подложить всё из-за страха. Ко всему у нас смыкается только там, где идёт финансовый поток, из которого хлебают вместе и политики, и промышленники, и дипломаты, и бандиты. А учёные у другого столика, который не обслуживают в нашем ресторане. За него попали врачи и учителя, цвет науки. Я в технологиях не силён, особенно связанных с химией, но заметил, что у них тут нет никаких научных кадров. И не могу понять.

– Это говорит только об одном,- Гусев свернул с дороги к реке, где была видна пустующая лавочка.- Технологии были кем-то разработаны, и раз их в мире больше нигде не применили, то значит они наши, русского происхождения. Скорее всего, их тайно обкатали в скрытом от глаз месте, может даже нелегально, и сюда привезли выверенный до йоты цикл. Вы видели мельницы? Я их специально долго осматривал. Очень маленькие они, а руду дробят до пыли. В мире таких не делают. Одна такая мельница с загрузкой в тонну пропускает за сутки в пять раз больше руды, чем наши с загрузкой в 50 тонн. А увеличение скорости напрямую связано с материалом. Всё ведь стирается, изнашивается. Чем больше скорость, тем быстрее приходит в негодность корпус. Корпуса их маленьких мельниц сделаны из чугуна только на первый взгляд. Думаю, что это не металл. А на программное обеспечение вы обратили внимание? В мире не так много компаний, которые делают такой продукт. У них тут собственное программное обеспечение и могу поклясться, что аналогов оно тоже не имеет.

В этот момент к лавочке, на которой они только что устроились, подошёл мужчина.

– Здравствуйте!- поздоровался он и представился:- Серов Юрий Иванович, генерал-майор в отставке, разведчик. Вам не надо представляться, вы люди известные. Наверное, я прервал ваш дружеский разговор, извините. Дело в том, что я здесь живу три месяца и всё это время прихожу сюда. Отсюда открывается прекрасный вид окрестностей, и он каждый день иной. Я вас не прогоняю, но и мешать не хочу, если у вас серьёзное обсуждение.

– Наше обсуждение серьёзное, но не секретное,- определил Лукин.- Мы обговариваем увиденное, услышанное и по горячим следам делились впечатлениями. Присаживайтесь.

– Спасибо,- Серов сел на лавку.

– Мы с вами встречались в министерстве иностранных дел,- произнёс Лукин.- Я вас запомнил.

– Раньше я там бывал частенько. По долгу службы. Я сотрудник внешней разведки, а поддержка министерства иностранных дел необходима всегда. И не только нам.

– А тут вы как оказались?- спросил Явлинский.

– Прилетел, увидел и остался. В Москве ничего не держало. Семьи нет, работы нет, вот так и поселился. Вас это удивляет или настораживает?

– С человеком вашей профессии откровенно нельзя, но решусь спросить,- Лукин посмотрел на Серова.- Не Карпинский ли причина вашего пребывания здесь?

– Нет. Не он. Личность этого человека меня не интересует и дело, которое он двигает – тоже не интересует. Это странно будет звучать, но иногда надо уметь прощать кому-то какие-то грехи ради высокой цели.

– Интересно вы рассуждаете,- Лукин боднул головой.- Я считаю, что убийство прощать нельзя, даже если оно совершено ради хорошей цели.

– Вы можете позволить себе так считать. Не конкретно вас имею в виду, а политиков вообще,- раздраженно сказал Серов.- Ничего в мире не происходит само собой. Вы – политики, принимаете решения, которые исполняют другие люди. Любое ваше решение, даже правильное обязательно наталкивается на противодействие. Часто на жесточайшее сопротивление. И льётся кровь, гибнут люди. Не хотите убийств, не занимайтесь политикой. Это не совет, это обозначение реальности. Если вы этого не понимаете, то не тому посвятили свою жизнь. Лично вам, Григорий Алексеевич, скажу прямо в глаза. Вы хорошо устроились. Находиться в оппозиции – не принимать никаких решений. Самая удобная позиция. Только она вас никуда не приведёт. У вас собралась отличная команда, которая пухнет в бездействии. Желаю вам никогда не попасть в исполнительную власть. Я с вами искренен. Все ваши хорошие идеи и проекты можно воплотить только через трупы.

– С кровью ничего хорошего не построить,- отреагировал Явлинский.- Так говорю не я, так говорит реальная история. Построенное на смерти, обречено изначально.

– Тогда будьте любезны, скажите, что в этом мире было построено на добре и любви? Всё строится на крови и всё потом исчезает. И опять её надо лить, чтобы на что-то рассчитывать. Я не сторонник войн и конфликтов. Я вам говорю о тайных и не объявленых столкновениях.

– Ну, конечно!- возразил Явлинский.- Почему бы не убить беззащитную женщину в подъезде. Так, да?

– Можно и в подъезде,- ответил Серов.- Всё что вы тут увидели, построено на смерти. И построено капитально.

– Раз вы восхищаетесь, то, вероятно, приехали сюда, чтобы изучить опыт?- спросил Явлинский язвительно.

– Это вы приехали посмотреть, а я слишком стар, чтобы внедрять чей-то опыт. Ваша язвительность мне понятна,- Серов улыбнулся.- Я любуюсь здешним порядком, который, не смотря ни на что, существует в реальном хаосе. Полное отсутствие продажных. От Карпинскиго никто тут не зависит. Порядок выстроен не через насилие и страх, через разум. А в основе дела Карпинского – смерть. Пока вы тайком от власти читали труды экономистов из стран капитализма, не помышляя особо против неё рыпаться, он убивал эту власть всеми доступными способами. Она против него выставила армию самых лучших своих людей. Это он, Карпинский, а не падение цен на нефть, развалил Советский Союз. Это он, а не демократический плюрализм, позволил править в стране Горбачеву и следом Ельцину.

– Что ж он такой умный, а всех последствий не предусмотрел?- уже спокойно спросил Явлинский.

– А вы спросите у него. Он вам ответит. Вы были в лагере у своих старых знакомых. Об этом мне сказала администратор гостиницы. Мы тут познакомились с ней. Я же в гостинице три месяца живу. Хотите, скажу вам, почему ваши друзья тут.

– Скажите, если не трудно,- предложил Явлинский.

– Пуская страну в драбадан, он знал, что всё закончится воровством. Это неизбежность. То, что они оказались у власти и стали там греть руки, его заслуга и его промах одновременно. Так он свои промахи оплатил.

– Вы смеётесь!!?- не поверил Явлинский.- Союз развалили условия…,- дальше его прервал Серов.

– Условия, Григорий Алексеевич, не возникают на пустом месте. Их создают решения. А он на принятие решений как раз и повлиял.

– Как?- не отступал Явлинский.

– Восшествием на олимп власти Горбачев обязан генералу Сергееву. Это мощный ум и, по сути, верховный тайный правитель государства под названием Советский Союз. Он мог всё тогдашнее Политбюро закопать на кладбище. Его ставка на Горбачева была не случайной. Зачем при умной голове, хорошие мозги на официальном посту? Сергеев дёргал за ниточки, а тот, засунув язык в жопу, озвучивал. А Карпинский Сергеева вычислил и убил. Так Горбачев оказался сам, без поддержки, а поскольку в башке пусто, всё и кончилось крахом Советского Союза. Всего одна смерть. Всего.

– Сергеев застрелился, насколько я знаю,- произнёс Лукин.- Но он был действительно связующей фигурой.

– Карпинский подвёл его под пистолет. Представьте себе точность расчёта? Выстрел с "Авроры" и выстрел в висок, а результат… Пушечный убил десятки миллионов, а пистолетный несколько тысяч.

– Я вам поверю при условии, что вы мне приведёте железные аргументы того, как Карпинский подтолкнул Сергеева под дуло,- сказал Лукин.

– А тут нет секрета. Он показал Сергееву в цифрах, что будет, если тот через Горбачева попытается воплотить бескровную модель перехода к другим условиям. А всё закончилось бы падением в штопор и миллиардами жертв. Об этом, кстати, знал не только Карпинский, многие умеют в этой стране считать. Да и не только в этой стране. Карпинский опередил всех. И внутренних, и внешних. Все, как это принято, ожидали, что он объявит новые условия, но он исчез, ничего не предложив и оставив всех с носом.

– А почему он должен был кого-то опережать?- спросил Лукин.

– Ну, а как же!! На Сергеева могли выйти янки и предложить в решении помощь, дав какие-то гарантии. Могли прийти немцы, японцы, китайцы. И при любых приходах надо было делиться. И делиться незаметно. Карпинский всех опередил и не дал воспользоваться никому. И сам не стал брать.

– Значит, они не договорились,- определил Лукин.

– Они не договорились только по одному пункту. Сергеев не хотел мараться кровью своих коллег по партии и ЦК, а на этом настаивал Карпинский. Поставить их к стенке было за что. Тогда-то и выбрал Сергеев вариант самоубийства, что оставило Горбачева наедине с врагами, которые его не очень-то и боялись. Так был создан хаос. Вот вы о крови и смерти. Хаос убил десятки тысяч, а вариант Карпинского предусматривал ликвидацию нескольких сотен человек, но из высшего эшелона власти. И теперь бонз живы, но погибли простые граждане. Вы все обязаны появлением в политике Карпинскому. Если бы они тогда договорились, вы, возможно, стали бы чиновниками небольшого уровня, но высот, что сейчас занимаете, никогда бы не достигли.

– Вас послушать, так он пуп Земли, не иначе,- пошутил Явлинский.

– У этого человека светлая голова. Он не пуп земли и таковым никогда не станет. Он реалист и в реальности понимает всё, правильно в ней ориентируется и, ею умеет управлять. Да, он убийца, но…, но если бы не он, то пролились бы реки людской крови. Как вы думаете, просто принимать или нет решение, если точно знаешь, что без убийств не обойтись? Я вам отвечу – нет. Поэтому я вам и сказал, что кое-какие вещи надо уметь прощать или их не видеть. Вы, Григорий Алексеевич, упомянули смерть в подъезде. Мне понятно о ком вы. В этом году будет пять лет со дня гибели Галины Васильевны. Убийцы до сих пор не найдены и заказчики ушли от ответственности. Так я вам отвечу кто главный убийца. Это она сама. В какой-то мере она самоубийца. Своей искренней болтовней, в которую она безмерно верила, она спровоцировала смерть. Даже гордилась тем, что за ней охотились,- заметив, что его хочет перебить Лукин, Серов попросил:- Пожалуйста, дайте договорить. Вашу точку зрения я обязательно выслушаю. Она вела бестолковую борьбу с гнилой реальностью с помощью иллюзий. Это причина её смерти. Не пытайтесь мне доказывать, что она жертва. Она самоубийца. И шла к этому осознано. Воевала с ветряными мельницами. Господи, как всё это глупо. Неужто, она надеялась, что её смерть хоть что-то изменит?!! Граждане её гибель сглотнули под тихий ропот возмущения её коллег по партии и всё. Всё осталось по-прежнему. Она ни черта не соображала в механизмах власти и никогда не смогла бы ничего изменить в этой стране. Глупая и ненужная смерть. А вот Карпинский знает механизм, потому что он его отследил изнутри. Теперь он может повернуть в любую сторону, ускорить движение. Но стоит вопрос. В каком направлении двигаться?

– С ваших слов он очень умный, а куда двигаться не знает,- иронизирует Явлинский.- Так не бывает.

– Бывает всяко. Я его спросил прямо. И он мне сказал, что сейчас не с кем. Чтобы двигать, надо иметь много опытных и честных профессионалов. И не для движения вперёд, а для создания условий, в которых воспитается множество порядочных людей. Они всё смогут сделать. У него и теперь есть люди, которым под силу создать такие условия искусственно, но такие условия не могут быть ненасильственными. Это странно звучит, но для него насилие так же неприемлемо, как и для вас. Потому он и выбрал из нескольких плохих вариантов менее кровавый. А совсем без крови невозможно.

– Какими рычагами он воздействует на этот процесс?- спросил Лукин.

– Вот теми, которых лишены вы. Информационными.

– Подкуп, шантаж, взятки, компромат,- перечислил Явлинский.

– Господа, на этом фронте ничего не изменилось. Сам он информацию не собирает, но научил это делать своих людей. И похоже на то, что он перестал принимать решения лично. Это делают его люди без его команд и окриков. Он отстранился, но не для того, чтобы проверить выросшую смену, просто его уже не интересует вокруг происходящее и он отдал это направление в общее пользование. Это значит, что если раньше всё зависело от его слова, то теперь касается человек ста, что не подразумевает каких-то согласований меж ними. Их много и все они действуют исключительно индивидуально и любой из них способен влиять на власть, ни с кем по этому поводу не консультируясь. Но, чтобы не сделал любой из них, это влечёт за собой полную ответственность всех. Круговая порука. К аресту премьера он не имел прямого отношения. Кто-то из его людей предпринял этот шаг из Москвы. Да, все подозрения сейчас упадут на Карпинского, как и подозрения в его причастности к смерти друга президента в Кремле. Раз ты во главе угла, все шишки тебе.

– А он точно не причастен к событиям в Кремле? Может, его люди там всё обстряпали, раз у них не принято согласовывать свои действия?- осведомился вопросом Лукин.

– Друга президента убили люди из объединения "Туман", в котором состоит сам президент. Это некое строение не имеющее офиса. В него входят все, кто хотел навести в стране порядок. Там есть военные, дипломаты, разведчики. Меж ними были перед президентскими выборами достигнуты особые договорённости. Сами они были слабы и потому обратились за помощью к Карпинскому. Он помог им прийти к власти, но ни во что не вмешивался. Первым нарушил условия договорённостей президент, назначив своего старого дружбана на ответственный пост. Тот был вне всяких договоров и ничего не знал. Но повёл себя, как лихой кавалерист, налетев с подачи своих бывших коллег по министерству на концерн Карпинского. И люди "Тумана" его убили прямо в Кремле, потому что он мог стать яблоком раздора внутри общности и лишить их гарантий Карпинского. Сам Карпинский не собирался как-то воздействовать на друга президента, тот его не особо допекал. А почему грохнули в Кремле, догадаться не трудно.

– Тогда получается, что президент в организации, которую назвали "Туман" – лицо не посвященное,- сходу вывел бывший дипломат Лукин.

– В вас живёт волк,- похвалил Серов.- Его взяли на подставу и подробности сильно не посвятили. Да и не к чему всё это. У него роль пешки, которой не выйти в ферзи. В такой роли Леонид Ильич просидел 18 лет во главе страны, но о том никто не знает.

– А такой ход тоже организовал Карпинский?- заинтересовался Лукин.

– Они с ним кандидатуру не обговаривали. Утверждали они президента сами. В том и состоит главный способ проверки на качество. Оно оказалось хреновым. Скорее всего, он лишит их своей поддержки.

– Он об этом, насколько мы поняли, сказал генеральному прокурору Мельнику совсем недавно и в присутствии многочисленных свидетелей, среди которых невольно оказались и мы,- проинформировал Лукин.

– Вот как!! И когда это случилось?

– В обед,- ответил Лукин,- у поселковой столовой. Скажите, Юрий Иванович, вы не в курсе, что связывает в прошлом Карпинского и Мельника? У нас сложилось впечатление, что они знакомы и Мельник даже чем-то обязан Карпинскому лично.

– Впервые от вас слышу. В биографии Мельника есть пустота. Это связано с его работой во внешней разведке. Его забросили для работы в Китай, и он там обосновался хорошо, а потом вернули, когда министром иностранных дел стал Примаков. Мельник выпускник юридического факультета Пекинского университета. По международному праву. С отличием. Может, они там контактировали. Дело в том, что Карпинский большой чин имеет во внешней разведке Китая. Командует там секретным аналитическим управлением прямого подчинения председателю Госсовета КНР. Не маршал, но почти. Сказанному мной вы подтверждения нигде не сыщите, настолько всё засекречено. Отец китайских реформ Дэн Сяо Пин, пригласил Карпинского через одно лицо для разработки программ подъёма народного хозяйства. Этим человеком был Дэн До Си Лунь. Личность достаточно известная в мире. Профессиональный разведчик и политик, выходец с Тибета. Так вот Карпинский составил и передал в 1977 году через До Си проект Дэн Сяо Пину. То, что он составил, легло в основу китайских реформ открытым текстом. По его расчётам строилась и внешняя политика Китая. Вы не читали?

– Только статьи по экономике,- ответил Явлинский.

– И зря. У меня есть переведённый с китайского проект. Нам его удалось получить в полном объёме только в 1998 году. Когда прочтете, измените своё мнение о нём. Написать такое в 18 лет мог только Господь.

– А по документам ему в 1977 году было всего десять лет,- усомнился Лукин.- Поддельные?

– Вам всучили на него липовые данные не случайно. Здесь, в этих местах проживает 836 Карпинских от только что родившихся до 74 летнего возраста. Из них Александров Григорьевичей аж 93 человека. А примерно его возраста 19 человек. Из этих 19 одиннадцать в разное время работали вне пределов Советского Союза, как легально, так и нелегально. Он живёт по документам племянника или внучатого племянника. Сейчас из 19 человек шесть отсутствуют в неизвестном направлении. А скольких они не прорегистрировали при рождении не знает и не узнает никогда никто.

– Какой в таких моментах смысл?- не понял Явлинский.

– Взаимообменный. У их отца было 16 детей. Четыре девицы, остальные пацаны. Старший их брат недавно умер. Александр Григорьевич, хоть, может, и не такое имя он получил при рождении, младший в семье, но возможно и не младший, и вообще может быть не Карпинским. Не регистрировали специально. Если кому-то была потребность лечь в нелегал, его тут же заменял кто-то из не зарегистрированных. Они имели постоянные контакты с клановыми структурами в Тибете и через них посылали своих учиться за рубеж и не только учиться. А тут надо было иметь всё в ажуре, советская власть не любила, когда за её спиной без уведомления кто-то устанавливал контакты за границей. Да вообще не регистрация даёт уйму преимуществ. А кто он на самом деле знает только он сам, да кто-то из близких. У него самого уже семеро детей. Четыре сына и три дочки. Две двойни. Я когда просмотрел по книгам их родовод, чуть в обморок не упал. У всех есть по две и более двоен. Но совсем нет тройнят. Вот может быть, третьих и не стали регистрировать, или одного из двойни. Вам интересно?

– Мне, да,- подтвердил Лукин.

– Но в округе их род не самый многочисленный. Есть ещё один, где численность мужчин перевалила за тысячу. И есть пара родов с численностью в четыреста с небольшим. Как в старь на Руси. Название деревни и фамилия проживающих в ней – одинаковые.

– И давно это продолжается?- спросил Лукин.

– С родами?

– Да.

– У Карпинских всё с отца, который был по документам с 1900 года. Ну и остальные так же. Но я бы их всех записал Соболевскими. Их отец принял в браке фамилию жены, так как его отец состоял в белом движении, что впрочем, не спасло сына от 17 лет лагерей. Точнее – пяти, так как 12 лет он был в расконвойке. Некому было вести горную часть. А он выпускник горной академии Берлина. Немецко-китайско-японский шпион,- Серов усмехнулся.- Это обычная по тем временам практика. Во время войны он был единственным в регионе человеком с высшим образованием и опытом по поиску и добыче золота. Всю войну он тащил на себе горную часть шести приисков и 12 лагерей, три из которых женские.

– Вот сыну он опыт по строительству лагерей и передал. Труд каторжников Карпинский младший использует хорошо,- буркнул Явлинский.

– Использует он их с умом,- Серов глянул на собеседников.- Я там бываю. Видел. Посещаю кое-кого из своих бывших коллег, которые попались, как и ваши, на взятках и прочем.

– А там есть и из разведки!!!?- удивился Лукин.

– Есть и менты, и прокуроры, и главы администраций, и губернаторы, и депутаты, и военные, и налоговые, и таможенники, и разведчики тоже сеть. И все как один стройными рядами в четыре смены выдают на гора руду. Вы на шахте не были?

– Нет,- ответил Лукин.- Только на перерабатывающем.

– На фабрике смотреть нечего. А вот на шахтах есть не только на что посмотреть, но и что послушать. Одних генералов разных ведомств тут полторы тысячи. Сейчас они как щенки поскуливают. Пару лет назад они павлинами по Москве на крутых авто носились в сопровождении машин ГАИ, а теперь вся их натура вылезла и мало кто из них смог своё прежнее реноме утвердить. Поезжайте на шахты.

– Спасибо, но мы побывали в лагерном посёлке и этого достаточно,- сказал Лукин.- Получается, что вроде он Карпинский, но не он. Китайский тайный маршал, но тоже не он. В Европе он известен, как Бредфорд, но не он. А кто же он на самом деле? И есть ли вообще он в физической субстанции?

– Я всех его имён не знаю. Много их у него. Да у меня самого их десяток,- Серов вздохнул полной грудью и продолжил:- Он многолик, как Шива. Вот недавно на границе Израиля и Палестины случился инцидент. Там погибло несколько десятков командос. Слышали?

– Да,- кивнул Лукин.- Такая информация прошла по телеканалам мира, но без комментариев. Сами израильтяне замяли. И это достаточно подозрительно.

– Это Карпинский их там настрелял. Лично, но в купе с подельниками. Зная, кто он есть такой, израильтяне мигом всё решили замять, но утечка случилась.

– Они его испугались?- спросил Лукин.

– Испуг тут ни при чём. Просто их командос открыли огонь без предупреждения, когда автобус с Карпинским и товарищи, стоял в нейтральной зоне, ну и получили в ответ по дырочке в голову.

– Вы что-то путаете,- возразил Лукин.- По моим данным, источник информации не называю, там был некий швейцарец, банкир.

– Я ничего не путаю. Я вам про Фому и многолицие, а вы мне про Ерёму. Там был некто Ольденбург. Так вам сообщил ваш верный источник?

– Допустим,- ответил Лукин.

– Ольденбург, Бредфорд, Карпинский – одно лицо. И в одном лице вы слышали разговор у столовой с генеральным прокурором сразу трёх, как минимум, людей.

– Да вы нас хотите разыграть!!- усомнился Лукин.

– Отнюдь,- замотал головой Серов.- Это для вас имя у человека всегда одно. А их может быть тысяча. Главное, чтобы под ними был порядочный человек.

– Так это он выходит, организовывает международный "поезд"??!!- глаза Лукина стали огромными с учётом эффекта мощных линз очков.

– А вы слышали и об этом! Нет. "Поезд" организуется сам. Так время распорядилось. Это касается только разведок, контры и информационщиков с аналитического фронта. Банкирам, финансистам, экономистам, дипломатам и политикам в "поезд" билетов не выдадут. Им в него не сесть.

– Почему они не сядут?- задал вопрос Явлинский.

– А кому они нужны в дороге?- Серов демонстративно пожал плечами.- Чтобы в очередной раз случился кризис на подобие того, что ещё грохочет по территории США и некоторых их ярых союзников? Или чтобы третья мировая бабахнула?

– Теперь мне ясно, почему вы тут осели,- говорит Лукин.- Не хотите полагаться на случай и прозевать отход этого "поезда". Тоже видно, есть грехи и что скрывать от общественности.

– Есть у меня всё,- согласился Серов.- Только я никуда не собираюсь ехать. Из-за "поезда" я и ушёл в отставку. В той дороге никому не нужен отставной генерал с купой "заслуг", сотрудник контрразведки во внешней разведке, да ко всему прочему по родоводу чистый еврей! Или вы по моей роже не догадались ещё о национальности? Постеснялись?!

– Догадались,- спокойно сказал Лукин.- Просто для нас национальность не имеет значения. И мы на этом никогда не акцентируем. То, что Ольденбург ярый антисемит, подстать нашим коммунистам из крайне-правого крыла, мы в курсе. Это с его подачи жертвам холокоста указали на дверь в Швейцарии, когда там обнаружились огромные средства третьего рейха. И он все претензии адресовал в США, к тамошним воротилам.

– И направил их точно по адресу. Это их бонз от промышленности и финансов вскормили наци. Потом самим пришлось вступать в войну. Все концы ведут в Вашингтон. Швейцария была во второй мировой войне в нейтралитете. Почему она должна расплачиваться за содеянное фашистами?

– Не надо было принимать в свои банки награбленное!- возмутился Явлинский.- Золото в том числе.

– Не швейцарцы в своих банках прятали, а немцы в швейцарских. Да только немцы грабили не одних евреев. Доля евреев не очень большая. За годы войны ни один из банков Швейцарии не открыл немцам ни единого счёта. Там открывали счета граждане других стран. И доказать, что на них поступило в хранение золото наци – невозможно. На слитках, Григорий Алексеевич, ничего не написано. Нет там пометок, что оно сплавлено из золотых коронок убиенных. Даже, если такие приходы золота были, то после войны всё оно уехало в США. И антисемитизм тут ни при чём. Если один еврей убил другого еврея, то не надо об этом кричать на весь мир и обвинять убийцу в антисемитизме. В этом вопросе договорились до абсурда. Вот я еврей, состоявший в коммунистической партии Советского Союза, теперь компартии России, много лет посвятил противостоянию политике Израиля на Ближнем Востоке и что? Меня можно назвать как угодно, хоть иудой, но антисемитом??!! Извините господа, но вы путаете божий дар с яичницей. Не вяжется сюда национальность. Подумаешь, какая цаца – еврей! И что теперь? В задницу их всех целовать? Ольденбург антисемитом никогда не был. Он сам и его дело наднационально. Никто не виноват, что в управлении США сидит 80% евреев, и только начинаешь давить на политику США, сразу кричат о покушении на еврейскую нацию.

– Ваш Карпинский организовал кризис мирового масштаба, путём нанесения удара по финансовой сфере США,- Явлинский глядел вдаль, на обогряющееся красным, от лучей заходящего солнца, сопки.

– Он не мой. Долгие годы мы были по разные стороны баррикад. И врагами остались до сего дня. Непримиримыми врагами. Это он раздолбал по всем статьям зажравшихся янки и сделал это их собственными руками. Они сами не соблюдали принцип, который требовали к жесточайшему выполнению другими. Ну не сходились у них доходы и расходы, причём так, что все остальные неувязки по странам мира в этом вопросе капля. Вы экономист и прекрасно понимаете, что это означает. Они жили припеваючи в долг. А брали со всего мира на свои удовольствия, за что и поплатились. Впредь будут умными и станут меньше доверять еврейчикам типа Сорэса. Не время шиковать. Надо работать, работать и ещё раз работать.

– Я вас прерву, если позволите,- сказал Лукин.- Сейчас совсем не могу понять, что же вы тут делаете? Вы с ваших слов его враг, "поезд" вам не светит, о нём и его деле вы знаете почти всё. Так объясните мне причину своего пребывания в логове врага? Может вы в плену?

– Нет. Я не пленник. Я тут по простой причине. У них самая совершенная служба безопасности, которая распространяется на всех тут живущих. И на меня в том числе. Ведь у меня врагов много, а я не настолько богат, чтобы нанять на свою пенсию охрану. Чтобы немного заработать на жизнь с сентября стану преподавать в школе биологию. Приработок не помешает, я же ещё не совсем старик. И жить в условиях, за которые верой и правдой служил сорок лет – приятно, чёрт побери, хоть построил их не ты, а твои клятые враги. Моё появление тут не вызвало переполоха. Они посчитали, что мои усилия стоят права нормально дожить. Такой ответ вас устроит?

– Вполне,- ответил Лукин.- Жизнь человека не всегда направлена на борьбу. Нам всем надо просто научиться жить и работать. И приложить максимум усилий, чтобы убить в себе желание противостоять по поводу и без оного. А вам не кажется, что тогда всё потеряет смысл? Это мои мысли в слух.

– Мне не кажется. 90% населения планеты понятия не имеет об идеологических перипетиях. Им на это наплевать. Они хотят жить, спокойно работать, чтобы их оставили в покое. Политически активное население – это тунеядцы. Ну, какого хрена надо тащиться на демонстрацию с лозунгами, поддерживая тем самым чью-то идейку и задницу? У него от таких хождений ничего в жизни не изменится. Лучше бы огород вспахал, полку в доме прибил, почитал книжку. Всё было бы больше пользы ему самому и окружающим. Чем больше в стране политически активных, тем хуже живёт простой человек. В Швеции 50 лет никто активно не демонстрирует и у них всё в полном порядке. Так они дошли до коммунизма. А, глядя на нашу историю, можно констатировать однозначно, что манифестанты потом становятся палачами. Смысл не теряется. Его быть не должно. Человек должен знать, что у него есть дом, семья, дети, которые по желанию получат образование, что у него есть любимая работа, и она его кормит и одевает. И этого вполне достаточно. Но при чём тут идеология??!! Не подстилайте этот матрац с клопами под элементарные житейские вещи, и вам не придётся объяснять, почему врачу и учителю не платят зарплату. Скажите прямо, что вот он и он, воруют и пускают деньги из бюджета не по назначению, и что это преступление не несущее политической подоплеки.

К берегу причалила моторная лодка, и из неё вылез человек, одетый почти точно как Карпинский, которого гости видели у столовой, и он тоже был с пистолетами. Он поднялся в крутой обрыв и подошёл к ним.

– Здравствуйте, господа депутаты!- поздоровался он.- Приветствую, Юрий Иванович!

– Привет,- ответил Серов.

– Вот CD-диск с материалами по биологии, которые вы просили,- он передал Серову прямоугольник из плексигласа.- Там всё сжато, надо будет развернуть. Будут неясности, позвоните,- мужчина ушёл в посёлок.

– Человек Карпинского,- констатировал Лукин.- Одет также.

– Это директор подпольной лесной школы, где они готовят не активное население,- усмехнулся Серов.- Я попросил у него курс по биологии. Хочу сравнить, чему они учат и в каком объёме. Да и самому надо восстановить кое-что в памяти перед началом учебного года. Советую вам посетить поселковую школу, раз вам не интересно на шахте. Когда я её увидел, чуть не получил инфаркт. Её вид вызвал шок.

– Чем?- спросил Явлинский.

– Человечностью и объёмом технических средств. У них есть дети инвалиды, которым есть возможность дать образование прямо на дому, но они предпочли понести некоторые дополнительные расходы связанные с их пребыванием в школе, начиная от доставки и заканчивая оборудованием туалета. Дети инвалиды растут и получают образование среди сверстников, и никто их не считает обузой. Сходите, сходите. Обязательно. Завтра с утра.

– А вы, в какой школе будете преподавать биологию?- спросил Лукин.

– В поселковой. В подпольной мне места нет. Не потому, что я враг, просто мне не хватит знаний. Там жесточайшие критерии отбора. Я вам про школу говорю специально. Школа – условия для воспитания. Про уровень знаний не упоминаю, но заверю, что он высочайший. Если на такой основе в стране учить пятнадцать лет, то общество автоматически станет счастливым, минуя коммунизм и капитализм. И это не шутка. Ну, где вы ещё найдёте в мире школу, где по окончании дают диплом о высшем образовании по сотне специальностей?!- Серов встал с лавки.- Извините, мне пора. Надо идти работать. Всего вам хорошего.

После ухода Серова Лукин произнёс в задумчивости:

– Он в чём-то прав, но в чём-то явно заблуждается, если он действительно тот, кем представился.

– Он тот,- сказал Гусев.- Это доктор наук по биоинженерии. Когда я защищал кандидатскую в Академгородке, он был в составе комиссии.

– А почему он тебя не узнал?- спросил Явлинский.

– Он меня не видел. Представление работ проводилось без оглашения имени и показа лица. Я защищался по закрытой теме: "Уран и его производные в свете процесса адеквентивного цикла поляризации при высоких магнитудных резонансах и ускоренной синхронизации энергетического поля".

Названная тема заставила Лукина и Явлинского переглянуться и захохотать.

– И что тут смешного?- обиделся Гусев.

Ему откоментировал Явлинский.

– Ты в "Яблоке" единственный технарь с научным званием, а, судя из сказанного разведчиком в отставке – "белый человек" и смог бы стать, как и он, преподавателем в здешней средней школе. Ну, а нам не светит найти себе места. Это нас и рассмешило.

– Мне кажется, мы получили достаточно данных, чтобы убраться отсюда. Как?- Гусев посмотрел обоим в глаза.

– Это верно,- Лукин встал.- Предлагаю отбыть утренним их рейсом на Тулу. Созвонимся с нашими в Москве, и они пригонят машину за нашими задницами.

Явлинский согласно кивнул, а Гусев высморкался и произнёс:

– А в школу я утречком таки забегу.

 

Часть 6

Глава 1

Поздней осенью в небольшом альпийском городке-курорте состоялась встреча, которую никто не организовывал. На неё съехались люди, чьи лица никогда не появлялись в прессе и на телевидении, но именно они правили этим миром, не спрашивая ни у кого советов и руководствуясь своими, только им известными принципами. Их было немного, всего тридцать человек, представлявших одиннадцать развитых государств и тридцать разведок этих стран. Это были не политики и банкиры, промышленники и финансисты, военные и дипломаты. Это были главы тайных обществ, тайных настолько, что правительства их стран ничего об их существовании не знают.

Все они прибыли как туристы. Все приехали в одиночку. Первое собрание произошло в маленьком кинозале пансионата. Сашка занял место во втором ряду. Сидели молча часа три, после чего разошлись. Каждый увидел каждого. Так требовал этикет. Сашка не лез к ним в мозги, но сразу определил двоих, у которых были пройдены две "стены". Один из них был русский и представлял "Баррикаду", а второй был японец и представлял разведку императорского двора. Ещё трое имели пройденную первую "стену". Остальные были у неё, так же как и Серов, и их потенциал был достаточен для дальнейшего движения.

В любом действии существуют правила. Фигурки в шахматах расставляются на доске так, как этого требует доставшийся нам от предков порядок. Древняя игра, старые правила. На важных и очень больших по рангу встречах целый аппарат расписывает, кто и где обязан находиться. Прибывшие на тайную встречу, ничего не расписывали. Во-первых, они собрались в таком составе впервые в истории. Во-вторых, собрались без приглашений и при полном отсутствии аппарата. Так что правила должны были сообразоваться сами собой.

Они были установлены на второй день сходки. Когда Сашка вошёл в зал, все уже сидели на местах, оставив ему первое место в крайнем первом ряду, рядом с прошедшими две "стены". Дальше по ряду располагались прошедшие первую "стену" и за ними остальные. Лишних стульев в зале не было.

Тридцать властителей мира!!

Сашка прошёл и занял оставленное ему место. Посидел на нём минут десять и встал. Все встали за ним.

– Господа! Прошу вас занять свои места,- произнёс он по-английски.

Но никто не сел. Тогда он вышел на середину маленькой сцены и повернулся к ним лицом. Его глаза засветились ярко, и этот свет стал переходить с одного человека на другого. Длилось это около получаса. Он настраивался на волну каждого из присутствовавших, и сканировал, после чего выводил его на общую частоту. Потом он вернулся на своё место и сел. Все сели за ним, соблюдая строгую очерёдность. Девять часов длился бессловесный разговор. В нём было всё. И взаимные упреки, и обиды, и претензии, и марши протеста, и ненависть, но всё это происходило молча. Никто ни на кого не нападал. Со стороны всё это было похоже на сборище глухонемых. В начале десятого часа заседания Сашка встал и направился к выходу, что означало окончание на сегодняшний день. Собирались через день в течение месяца и проводили в кажущемся молчании много часов. Спорили, советовались, предлагали, устанавливали, выясняли причины и следствия, сводили данные.

"Поезд" набирал ход. Все понимали, что его уже не остановить и в него уже никому не сесть. И что теперь от них зависит, каким будет завтрашний день. Медленно выстраивалась концепция будущего сосуществования на маленькой планете. Некоторые болезненно воспринимали моменты, где им запрещались действия, но идти на противостояние было бессмысленно. Обговаривались меры по стабилизации финансов и урегулированию военных конфликтов, прекращению торговых войн и распределению природных богатств. Всё ими принятое получит реализацию не сразу. Потребуются годы, чтобы окончательно угомонить политиков, банкиров, финансистов, военных. Было договорено, что в случаях экстренных можно убивать, но желательно обходиться альтернативными мерами воздействия.

Встреча эта не точка отсчёта, которая по мановению волшебной палочки изменит мир к лучшему. Предстояла тяжёлая и опасная работа. Главный результат был в том, что они готовы были эту работу сделать, несмотря ни на что.

Они не стали основывать органов управления, наблюдательных и контролирующих систем, выбирать доверенных и руководителя. Только полное взаимное доверие было гарантией в осуществлении проекта. Все это понимали и не стали давать друг другу клятв. На равных и до конца. Вот что они решили.

 

Глава 2

Вы не считаете её прекрасной??!! Зря. Осень великолепна. Даже в моросящий и нудноватый дождь она восхитительна. Осень очень опасна, скажет кто-то. Насморк, обострение воспалений, грипп и всё остальное. Разве предчувствие этих нежелательных посетителей может вызвать радость?

Может. Он стоял на вершине сопки под проливным осенним дождём с непокрытой головой, и на его лице играла улыбка. Он знал, что осень – начало учёбы, и этой осенью получать знания предстоит многим. Он знал также, что время от времени будут обостряться старые недуги, но это его уже не пугало. Не боялся он и появления новых "вирусов" и "бактерий". В нём жила уверенность, что осень промчится быстро, за ней лютая зима и там всех их ждёт весна.

Весна расцвета разума и взаимопонимания. Для её прихода он трудился, опутывая мир сетью проектов под руководством стрелков. Он не знал, когда конкретно она придёт и застанет ли он её появление. Наверное, ему не суждено, как и многим живущим сейчас на этой планете, дождаться весны. Но осознание этого не вызывало в нём обиды и страха. Он знал, что она обязательно придет и постучится в душу каждого.

Серая низколетящая пелена вдруг разорвалось, не выдержав напряжения, и на горизонте полыхнуло ярко-красное предвечернее солнце. Оно осветило своими лучами окрестности, заискрилось в каплях дождя. В разрыве туч небо не было голубым, оно предстало его взгляду розовой дымкой, что на сером фоне маячило, как островок благополучия.

И в это мгновение он был счастлив, и он шагнул вперёд, по направлению к родному посёлку и одновременно от последней, пройденной им "стены". Шагнул в будущее, ради которого родился, жил и страдал на этой земле. Он твердой поступью пошёл в него не для себя, для всех живущих и ещё больше для тех, кто придёт в этот мир потом, после него и после нас. Он идёт по этой стезе до сих пор, он не может вернуться и не может сойти. Он не имеет права устать или заболеть, он обязан дойти до счастья, чтобы вы знали, где оно и пошли вслед ему. Не толпой, а каждый сам, один должен будет пройти этим путём, и в пути научиться любить и ненавидеть, плакать и смеяться, радоваться и скорбеть, научиться жить счастливо.

К О Н Е Ц

12.04.1998 – 17.01.1999 год.

г. Хмельницкий

УКРАИНА

This file was created

with BookDesigner program

[email protected]

13.10.2008