– Как тебе контингент, Петро?- Сашка сидел на камне у входа в шахту, из которой только что вылез.

– Встретил Щорса. Вор в законе. Мы с ним вместе в одной "хатке" десять лет. Постарел. А вообще-то люд разный. Как везде.

– Ты не в обиде, что я тебя сюда перетащил?

– Да брось, Александр!! Нашёл о чём спрашивать. Была у меня мыслишка, из тайги ближе к людям перебраться, но как-то боязно. Хоть и вольный, однако, опаска в кровь въелась. Плотнее накручивай!- крикнул Петро, сидящему неподалёку осужденному, который мотал портянки. На смену ходили пешком. Расстояние от посёлка до шахты было всего километр. По утру это зарядка. Перед входом в шахту курили, кто-то жевал тормозок, кто-то просто прилёг на камни. Мотавшим портянки был Чубайс. Сашка узнал его по профилю и рыжему загривку.

– До осени научишь их профессии?

– Хлипковатые, но при хорошем питании оклемаются. Всю дорогу, слушай, жуют. Оголодали на государственной пайке. Навык у них прорежется,- Петро выставил большой палец.- Условия обязывают их пахать.

– Чубайс!- позвал Сашка. Тот мгновенно поднялся и подошёл.- Как житуха?

– Спасибо. Жалоб нет.

Подтянулись и другие из утренней смены.

– Согласно закона вам идёт подземный стаж. Десять лет дадут право на пенсию по старости,- Сашка прикурил папиросу.

– У меня сорок лет. Я до пенсии не дотяну,- ответил Чубайс.

– Два по двадцать?

– Да.

– Я обнадеживать вас не хочу,- Сашка улыбнулся.- Я не президент. От вас будет зависеть, сколько тут торчать. От власти само собой. Но она приходит и уходит. Всё может измениться. По мне, так лучше в частной тюрьме, чем с дыркой в голове.

– Разрешите вопрос, господин Карпинский?- рядом с Чубайсом встал бывший глава администрации президента России Юмашев.

– Знаю я вас корреспондентов! Вам доверять нельзя,- сказал ему Сашка, и это вызвало смех в толпе.- Но поскольку информация отсюда вряд ли уйдёт, кроме мемуаров в будущем, спрашивай.

– Вы из жалости нас сюда вытащили или нынешний президент вам нас доверил? Тут вся элита.

– Это вы-то элита!? Вы зека, мать вашу,- буркнул уголовный, бригадир одной из смен.- От рождения. Я при Леониде Ильиче отбывал, и при Андропове, и при Горбачёве, и при Ельцине. Так при вашем владыке хуже всего было. Элита мне нашлась. Теперь-то вы знаете, что воровство наверху в крупных размерах, прежде всего, бьёт по пайке в зоне. По пайке можно определить кто президент без экспертизы. А по составу лагеря – какая партия у власти.

– Хвост прижми!- остановил уголовного Петро.- Не к тебе вопрос. Свали в сторону.

– Я не господин,- ответил Сашка.- Господа из нашей страны сбежали ещё до 18 года. Притчу вам одну расскажу. Давняя у неё история. Шляхтич приходит в костёл. Снимает шапку, встаёт на колени перед фигурой святого Антония и молится: "Святой Антоний! Помоги! Сделай так, чтобы у меня появились деньги. Мне очень нужны деньги. Мне надо купить коней. Ну, какой я шляхтич без коней". Старенький служка убиравший в костёле услышал эту молитву и отвечает за святого Антония: "Сколько тебе не дай, ты всё спустишь. На женщин, на вино, на карты". Услышав такой ответ, шляхтич встал с колен, отряхнул их шапкой, утёр рукавом слёзы и сопли, произнёс: "Знаешь, Антоний! Ты хоть и святой, но в тебе наполовину кровь жидовина, а я, какой ни есть, но всё-таки шляхтич". И вышел из костёла.

– В такое можно вложить любой смысл,- Юмашев сощурил свои хитрые глазки.

– Вот вы потому и тут, что во всём вам подвохи мерещились. А вам до всего было дело. Не надо искать там, где между строк ничего нет. Шляхтич – свободный человек и гражданин. А Антоний назван полужидом, потому что служил чужой вере, не свойственной его народу. А свобода, она либо есть, либо её нет. И если ты веруешь, то ты уже не свободен. Вы служили идеям бредовым, глупым. За то и поплатились. А надо было просто работать и созидать, вместо того, чтобы болтать с экрана очевидную тупость про какую-то экономику и превосходство определённого кем-то принципа хозяйствования. Он, кстати, рухнул у вас на глазах. И всё вами наворованное, превратилось в дым. Я не знаю, почему вы сидите, это ваши проблемы. Мне жаль, когда растрачивается человеческая способность трудиться. Вы же никому, после кризиса и ухода доллара в небытие, не нужны. Совсем. А я вас взял и сдою с вас гонор, приучу честно работать, меньше болтать и никогда не брать чужого. Устроит такой ответ?

– Да, но не совсем,- Юмашев слегка разводит руки в стороны.

– Тогда прямо вам говорю. Вас мне никто не поручал и не доверял. Вытащить сюда вас было не просто. Причина мизерная – разбросали по многочисленным лагерям страны. Сладко там было?

– Горько нам было. Очень,- признаётся Юмашев.

– Вот! И я, чтоб лагерь этот открыть, власти в одно место без мыла влез, а это теперь сложно. Но я исхитрился. Не ради того вы тут, что у меня к вам счёты или претензии. Не ради того вы тут, что я хочу на вас давить за грех ваш. Мне до вашего воровства дела нет. И на психику вам я капать не собираюсь. Мне мозги ваши, вами же прославленные, до задницы. Мне нужны рабочие руки, чтобы добывать много золота. Оно в цене. А экономисты и журналисты не в цене. Вот вы назвали меня господином. А мне в этом слове слышится раболепие. Добровольное. Уголовный сказал бы мне при обращении, гражданин Карпинский. Человек называющий кого-то господином, но не рассчитывающий услышать в ответ аналогичное слово – холоп, крепостной.

– А вы человек не простой. Словом умеете бить,- Юмашев косится на Чубайса, как бы подталкивая того что-то сказать.

– Говорите, Анатолий, что хотели. Нет в этом лагере наказаний и "бура" тоже нет,- подбадривает Сашка.

– Вопрос простой. Нас тут почти тысяча. Есть слух, что будет больше. Мы видели в аэропорту Рыбкина. И обознаться не могли. Может, мы ему обязаны? Ответ можно получить?

– Иван Рыбкин был в аэропорту. Он работает представителем концерна в Москве. С него сняли все обвинения ещё прошлой осенью. Но вы ему ничем не обязаны. Концерн к лагерям отношения не имеет никакого. Лагеря эти мои. В личной собственности. Частной. Что есть частная собственность, надеюсь, объяснять не надо. Так что вы будете тут пахать для того, чтобы я стал богатым. Только ты не об этом хотел меня спросить. Ведь так?

– Это правда. Боюсь. Изолятор и лагерь научили не задавать лишних вопросов,- Чубайс собирается с духом и спрашивает:- Бригадиры сказали нам, что вы в уголовной иерархии главный. Они к вам относятся так. Но также известно, что вы не отбывали и не судимы. Мы кой в чём уже стали разбираться и знаем, что быть в законе, не отбыв срок, нельзя. А размах говорит о том, что вы большой человек не только среди криминальных. Возраст же у вас… И имя ваше неизвестно было раньше. Ну, в прежние годы.

– Есть ещё один путь стать в законе, который вам неизвестен. При этом не надо отбывать сроки. Мне криминальный мир Союза вынес полсотни смертных приговоров. Исполнить никто не смог. Тогда и стали уважать. За всех уголовных вам не скажу, мы не в Одессе. Вот начальник шахты Пётр Иванович Михайлов. У него две ходки от звонка до звонка. 10 и 15 лет. Четверть века псу под хвост. Его из списков граждан вычеркнули в 22 года. За что? У него спросите сами. Он в уголовной среде авторитет огромный, что говорить, известный на весь бывший Союз. Мы с ним знакомы лет двенадцать. Пётр Иванович! Я вор в законе?

– Нет,- отвечает Петро.

– А как бы ты меня назвал по терминологии?

– Честным вором вне закона.

– Вот видите, что говорит человек, знающий меня. Это не шутка. Быть вором в законе почётно. Правда, последние годы это тоже не сильно играет. Скурвились молодые. А быть честным вором вне закона – это не титул. Это смерть. Вот единственное, что я заслужил в среде криминальном. Только имя моё вам должно быть известно. Среди вас есть операционисты Госбанка и сидевшие в Минфине на ценных бумагах или валюте?

– Есть,- говорит за всех Чубайс.

– Имя Чарльз Эриг Пирс вам о чём говорит?

– Это почётный президент и исполнительный директор "Контрол Бенк"?- спрашивает кто-то из задних рядов.

– Серьёзный дядька!- Чубайс качает головой.- Я с ним встречался, когда был в Швейцарии. Самый мощный банк Европы. Мы хотели у них получить долгосрочные кредиты.

– Дал?- Сашка смотрит Чубайсу в глаза.

– Категорически отказал,- Чубайс отводит глаза в сторону.

– Так я считаю, что правильно поступил. Вы же всё равно украли и просрали. Потому он и не дал. Вот Сорэс вам давал! И где он? Этот хитросделанный!! В жопе. Серьёзный дядька Пирс, как вы его назвали, банкир и финансист. Он на сто миль под землёй видит. А Сорэс мелкая мартышка, сидящая на ветке в Африке, не умеющая говорить. Всё вами тут увиденное – вложение средств. Проще говоря – большие инвестиции. Сделано это на деньги "Контрол Бенк". А фамилия моя – Карпинский. Я тот самый А.Г.Карпинский, который есть основатель этого банка. Там в уставных много фамилий, я многолик, но и эта есть. Мелким шрифтом натиснута. Из вас никто не удосужился прочесть?

– Есть такая!- слышен голос.- Первой стоит А.Ольденбург. Потом – А.Бредфорд. Следом – Соболевский-Чернышов. Далее Каслри-маркиз Лондонбери, виконт. Пятая фамилия А.Г.Карпинский, князь Одоевский и барон Одинский. Я думал, что это учредители. Список, так сказать.

– Это не список. Это перечень имён наследственных. Так поступают для того, чтобы не писать завещаний. Умер и все в курсе, сколько кому положено. Математика,- ответил Сашка.

– Так вы и есть Александр Ольденбург!!??- у Чубайса отвисает челюсть.

– Я! Невидимый и тайный, рождённый в этой грешной стране человек, президент огромной империи денег и производств, стою перед вами в кирзовых сапогах, грязный и не бритый, вонючий, голодный и злой. Я хочу иметь много золота!!- Сашкин крик разносится по окрестностям и начинает эхом гулять между сопок.- Много!! Хочу больше всех!!!

В этот момент его глаза стали черными, хоть были от рождения голубыми. Они стали не просто черными, они стали светиться красными лучами. И этот свет вызвал у присутствующих жуткий страх. Лицо его при этом улыбалось. Петро, человек, повидавший в своей жизни всё, потом откровенно ему признался наедине, что у него всю смену дрожали руки. "Ты, Александр, или я не я – дьявол".

Сашка пошёл от портала шахты прочь. Но его хохот ещё долго звучал в ушах, продолжавших стоять в оцепенении, осужденных. Они не могли двинуться.

Уголовные, бывшие в толпе, сразу, а они кручены весьма, в подтверждение ранее ими рассказанного, добавили, что он убил своим смехом сорок человек наемных убийц мгновенно. У всех у них от страха разорвалось сердце. Так пошла гулять по стране ещё одна легенда, которая, впрочем, была ближе всех к сути этого человека. К его миру, черному и страшному, хранившемуся в его глубине и редко проявлявшемуся на глаза людей. Это был мир ада и боли, самоистязания и веры, борьбы и крови, смерти и жизни. В этой черноте хранилось всё, что он имел, самое сокровенное и дорогое. Это был его личный мир. Мир содеянного преступления и отказа.