Тем временем Сашка входил в посёлок со стороны старой лесопилки, от которой до больницы было рукой подать, и он направился к ней.

Перед входом, на крыльце, сидел главврач с кружкой крепкого чая в руке. Было раннее утро. Сашка присел рядом.

– Вера!- крикнул врач в приоткрытую дверь.- Принеси Александру Григорьевичу чай. Покрепче.

– Уже несу,- ответила расторопная санитарка, появившись сзади, передала Сашка кружку, предупредив:- Осторожненько, кипяток.

– Спасибо!- Сашка поставил кружку перед собой на ступеньку.- Как дела в больнице, Сергей Данилович?

– У нас всё в полном порядке. Работаем.

– А глаза, почему красные?

– Не спал сегодня. Всю ночь оперировали.

– Мне никто ничего не докладывал. Что за случай?

– Прободная язва.

– И кому она прострелила?- поинтересовался Сашка, точно зная, что в округе нет на неё претендентов. Не потому, что все здоровы, а потому что все поголовно проходили медицинский осмотр по полной программе, и там не было данных на предрасположенность. Прободная язва – это явная предрасположенность организма и обостряется, как правило, тогда, когда человек меняет в потреблении состав воды.

– Не наш. Приезжий. Сильный человек. Его прихватило, он позвонил из гостиницы дежурной, та к нам. Когда прибыли он уже был без сознания. Всю ночь резали.

– Состояние как?

– Уже улыбается. Будет жить.

– Как его фамилия?

– Серов Юрий Иванович, 12.07.1941 года рождения, русский, не судимый. Я, Александр Григорьевич, в чужие дела не лезу, но…,- врач замолчал.

– Говори. Ну, какие могут быть секреты и ужимки, если вопрос стоял о жизни или смерти.

– Он не русский. Явно. Могу поручиться на все сто, что он еврей. У него достаточно интересный взгляд. Завораживающий такой и внешность настолько к себе располагающая, что предположу его в хорошие гипнотизеры.

– Вот даже как!!?

– Со мной училось много евреев, да и преподавателей, опять же, было много. Отношение к ним было ясно какое. Кстати, из тех, кого я знал по институту, больше половины к медицине подпускать нельзя было близко. Это, правда, моё субъективное мнение. Оговорюсь. Были среди них и талантливые ребята. С одним мы вместе прожили в одной комнате общаги пять лет душа в душу. Я много думал над тем, почему их так не любят везде, и пришёл к выводу, что это связано не с их историей, культурой, религией и языком. Их ненавидят исключительно из-за внешности. Она у них жутко отталкивающая. При такой внешности все претензии на большее – шизофрения. Мы готовы простить промахи и грехи человеку красивому и обоятельному, а уродливому – никогда. Так бывает в реальной жизни. Вы меня понимаете?

– Вполне.

– А у этого Серова, притом, что он явный семит, прекрасные данные. Старость, кстати, не красит ни кого, а еврея подавно. Не смотря на это в нём хорошая располагающая к доверию внешняя аура.

– Он в сознании?

– Да. Но сейчас спит. Укол.

– Так понимаю, он в реанимации.

– Надо понаблюдать за ним двое суток. Операция была сложной и долгой. Ко всему у него какая-то рваная кривая на антибиотики. Мне не встречалось таких показателей.

– Я месяц не мылся. От меня не воняет?

– Запах есть. Вы только вылезли? Я звонил. Спрашивал, не нужна ли медпомощь.

– Гляну на приезжего в окно. В таком виде нельзя пускать даже на порог,- Сашка встал, наклонился за кружкой, отпил большими глотками ровно половину и поставил на широкое перило.

– Это то самое заведение, в которое принимают в любом виде,- отшутился врач.- С вами пойти?

– Отдыхай, Сергей Данилович. Где реанимация я знаю, ну а еврея ни с кем не спутаешь,- Сашка ушёл за угол.

По пути к окнам реанимации он встретил старика, который отвечал при больнице за техническое состояние дизель-электростанции и зимой был истопником больничной котельни. Тот выпорхнул неизвестно откуда.

– Санька! Что за дела такие?!!- старик потопал рядом.- Ругаться не хочу, однако, непорядок.

– Что у тебя случилось?

– Так это. Иду давеча на склад. Лето, сам знаешь, короткое и…

– Николай Артёмович! Короче.

– Понял. Отопительную надоть к зиме подготовить. Довести до ума. Нужон порошок и три вентиля. Так мне на складе от ворот поворот. Я в амбицию, а он хохочет. Разрастается бюрократия. Жди говорит, пока Сам из шахты не вылезет. Ты, то есть. Ну, я ему…

– Тебя понял, Артёмович,- Сашка взялся за карниз и, ступив на завалинку, приподнялся, заглянул в окно реанимационной. Мужчина, подключенный к приборам, был еврей. Минуту Сашка всматривался и потом спрыгнул.- Кто там, Артёмович, на складе безобразил?

– Я тебе ничего не говорил.

Сашка посмотрел на старика, усмехнулся, мотнул головой неодобрительно и произнёс:

– Завтра утром всё привезут. У меня есть к тебе поручение, раз ты решил играть в круговую поруку. Тебе будет по пути.

– Сделаю,- ещё не узнав, что требуется, ответил старик.

– По пути домой, заскочи в гости к Софье Самуиловне. Скажи ей, что я просил, чтобы она навестила в больнице Серова Юрия Ивановича.

– А он ей кто?

– Тебе-то что с того, кто и что?

– Извиням-с!

– Ему прооперировали язву. Надо человека поддержать домашней пищей. Бульончик там и прочее.

– Ага! Всё понял. Уже передал.

Сашка двинулся прочь от больницы, вдруг остановился и окликнул старика:

– Артёмович! Порошок тебе какой надо? Хлорку?

– Ну, ты!!- старик хлопнул себя по бедрам.- Есть у меня хлорка! Котёл и трубы от накипи избавить. Вот мне какой надобен порошок,- крикнул старик в сердцах.

Сашка лишь кивнул и пошёл домой.