Во второй понедельник сентября, рано, до восхода солнца, он проснулся. Сполоснув руки и лицо, вышел из домика. Подхватив под навесом сухие поленья, двинулся по знакомой тропке к бане. Шли дожди, не переставая две недели подряд, поленница возле баньки промокла. Быстро заложив дрова, растопил печь. Соединил шланг, протянутый от ручья, с банным, чтобы набиралась вода в бочки, стал спускаться к реке. Рыбы на перемётах было немного, но на налимью уху для трёх-четырёх человек достаточно. Петрович больше двоих возить с собой не имел привычки, вообще зачастую приплывая в одиночку. Ближе к полудню он нутром почувствовал посторонний звук. Его ещё не было слышно, но он уже знал, что минут через двадцать отчётливо послышится шумок подвесного мотора. Так и произошло. Только двигатель, несомненно "Вихрь", был чужой, тембр и частота явно говорили об этом. Не думая о худшем, он, выходя к реке, прихватил бинокль. Лодка покажется из-за поворота, это чуть больше километра. Чтобы дойти до берега, надо пройти противоположной стороной вверх, огибая мощный перекат, и лишь потом спуститься в небольшую затоку. Это занимало не менее получаса и давало возможность, в случае появления посторонних, исчезнуть в тайге. Сруб же ставили давненько и ставили по уму, обеспечив варианты отходов, почти полностью исключив неожиданность нападения. Об этой заимке знали только пять человек, – и все они были старые, проверенные мужики. Моторка, хлопая носом о волны, выскользнула из-за поворота. "Дед, плывёт один",- не глядя в бинокль, определил Сашка и, накинув дождевик, стал спускаться с обрыва к реке. Заглушив двигатель метрах в полутораста выше по течению реки, Дед, пересев с кормы на вёсла, размеренно и не спеша грёб. Развернув голенища сапог, Сашка вошёл в реку и, ухватив нос лодки, потянул её к берегу, молча кивнув в ответ на приветствие, тоже молчаливое с кивком. Увязал верёвку на цепь и двинулся, подхватив в лодке брезентовый мешок, вслед идущему по тропе в горку Деду. Дед тащил огромный походный рюкзак, мерно сопя. "Да,- отметил себе Сашка.- Дед сдаёт". Он знал, что Дед неизлечимо болен раком лёгких, полученным в наследство от долгой работы в шахте. К тому же кварцевый силикоз, зацементировавший альвеолы стеклянной пылью, которая не отхаркивалась, затруднял дыхание. Оставив свою поклажу под навесом, Дед коротко бросил: "Я – в баню". Сашка кивнул, ничего не произнося.

Парились долго. Молча, поддавая на комелёк; кряхтя, сопя, хлеща друг друга упругими берёзовыми вениками, время от времени выскакивая в предбанник, чтобы хлебнуть морсу и чуток отдышаться. Остыв после парной, Дед выпил двести граммов водки и, порубав ухи, залёг спать. Сашка ничего не спрашивал. Двое суток под дождём, с короткой ночёвкой, по трём рекам добираться – не сахар. Здоровый мужик не каждый выдержит, да ещё в одиночку, и это значило больше для Сашки, чем слова. Он сам неоднократно ходил моторкой по этому маршруту, знал коварство перекатов, особенно в период разливов. И раз Дед сам, в такую непогоду, решил идти, значит, случилась нештатная ситуация, что-то из ряда вон выходящее. Сашка догадывался, что "это", интуиция подсказывала ему сложившиеся обстоятельства. Поэтому он не задал Деду ни одного вопроса.

Дождавшись, когда угли в печи перестали бегать синенькими огоньками, Сашка закрыл заслонку, собрал своё шмотьё, обошёл на всякий случай заимку (береженого Бог бережет), вернулся и, как только стемнело, тоже лёг спать. Часа в три ночи Дед стал ворочаться, сел, спустив ноги с кровати, нашарив пачку "Беломора" на столе, закурил. Сашка поднялся вслед, и тоже закурив, зажег керосиновую лампу. Вид у Деда был молодцеватый, со слегка самодовольной улыбкой.

– Ох, Санька, и напортачили,- не то вопросом, не то утверждением сказал он. Сашка лишь качнул головой в ответ, давая понять, что в курсе.-Уходим через Тыткин,- бросил Дед, вставая.- Лодку сплавь в перекат, заимку в дым, к чертям собачьим. Баню не тронь. Святое.

Спустя час Сашка догнал Деда в шести километрах от заимки. Было ещё темно. Всё время до обеда шли беспрерывно. В полдень, взойдя на перевал, перекусили банкой тушенки и хлебом, запив морсом. Первым стал спускаться Сашка, Дед за ним. Уже в сумерках вышли к маленькому срубу и, не затапливая печурку-буржуйку, завалились на нары. Это был личный Сашкин домик, о котором не знал даже Дед, поэтому на спуске лидировал Сашка. Здесь никто найти бы не смог. Проснувшись в 12 часов ночи, Сашка зажег готовую к запалу печь и стал возиться с харчами.

– Почему не будишь?- поднимаясь с нар, проворчал Дед.

– Рано,- ответил Сашка.

– Кто мало спит, в огне не горит. Садись. Поговорим,- Дед стал моститься к небольшому столику, доставая из рюкзака флягу.

Сашка черпнул воды ковшом, держа его в руке, пока Дед наливал спирт в кружки. Не чокаясь, выпили, поочередно запивая водой из ковша, но спирт всё равно жег и вязал глотку. Поев и закурив, Дед сказал: "Александр, пути отрезаны. Обложили со всех сторон. Рассыпались от Москвы до Якутска. Нам, грешным, плевать на эту суету, у нас "белый" билет. Мы без вины. Но шухер может случиться страшный. Ты – особая тема для…"

– Петрович!- перебил Деда Сашка.

– Дай договорить,- Дед насупился. Сашка махнул рукой, обозначая своё дальнейшее молчание.- Ты пойми, "семья" за тебя в ответе. В таких делах, что мы занимаемся, никто списывать не станет. Платить и тянуть сроки придётся всем. Но сдавать! Это ты сам знаешь, сволочь в расход незамедлительно. Но нам всем надо уходить в нелегалы. Даст Бог, ещё соберётесь. Мне уже не дано. И ты мне не перечь, знаю, что ты в курсе, недолго мне уже осталось. Может год, может два протяну, а может через месяц загнусь. Речь о тебе. Чекисты требуют с заказчиков: кто? Те, сучьи детеныши, полные штанишки наложили и сдали наш сектор. Мы свернулись из тайги со всех подпольных промыслов, нам с гуся вода, но тебе кругляк. Ты свободен в выборе, хотя его нет. Туда смерть, сюда смерть.

– Петрович…

– Не перебивай. Знаю я тебя, на моих глазах вырос. Потому и обидно, что из-за столичной гнили весь этот препротивный, смердящий на всю страну, загон. Смерть тебе нипочём. Хвостов нет. Делай, что сам считаешь нужным, тут я тебе не советчик. И другим ничем помочь не могу, разве, что сдохнуть вместе. Только об одном помни. Заруби, завяжи узелок. Чтобы ты не предпринял сейчас, обратный удар рикошетом шарахнет по "семье". Крепко подумай. Крепко. Всё, теперь помолчи. Налей ещё, что ли.

Сашка достал из-за голенища узенькую, плоскую, с изгибом флягу, отвинтил пробочку, разлил содержимое в кружки, сначала Деду, потом себе. Вылил всё до последней капли. Они выпили.

– Когда же ты успел сделать?- пробасил Дед.- Брагу вроде не ставил?

– Прошлогодний запас,- Сашка улыбнулся.

Сложив остатки харчей и оставив в заначке соль, табак, спички, чай, вышли из схорона.

– Куда?- спросил Дед.

– Доведу до Бёргё, со стороны нижнего колодца,- ответил Саня.

– Добро.

Топали во тьме ночи. Часам к пяти вышли на шум ручья.

– Когда рассветет, по камням на ту сторону, вдоль русла ручья километров десять – Бёргё. Дальше по столбам до трассы. Здесь по крюку не срезай, топь, утонешь,- Сашка махнул над головой рукой.

– Прощай, Санька!- Дед крепко обнял его своими медвежьими ручищами, поцеловал трижды.- Прости старика, если сможешь. Выживешь, навести. Где лежать буду, знаешь?

– Тимошевск.

– Всё, Санька, уходи, не терзай. Я не заблужусь, не маленький. Не рви мне душу. И помни слова мои. В крайность не бросайся. Власть, что бульдозер, слепа, не видит перед собой ни дитя малое, ни старика.

Сашка быстро, как на пружинах, в полной темноте, по камням, мокрым от воды и от слизи, перескочил ручей.

"Только не дури". Услышал он последние слова напутствия Деда и двинулся в верховье ручья. Пройдя километра два, снова пересёк ручей на перекате в обратном направлении и стал углубляться в старый сосновый бор. Начинало светать, но кроны перекрывали доступ света, и в глубине бора было темно. Падали крупные капли, дождь продолжал моросить. Сосновый бор тянулся почти на сто километров и был забит буреломами. Как до сих пор не сгорел в многочисленные пожары – удивляло, но факт был налицо. Возраст его превышал полсотни лет, что вообще редкость в этих местах. Вот сейчас этот старик был истинным спасителем, в нём Сашку ни найти, ни перехватить был не в силах даже дьявол. Шесть дней спустя, протопавши почти пятьсот километров, Сашка вышел в верховья Зеи. Маршрутом, которым он шёл, мог пройти не каждый, и хоть ему в этих краях бывать не приходилось до этого ни разу, но накопленный таежный опыт и знания, полученные с детства, давали ему возможность ходить в любом направлении, без карт и компаса, по интуиции. Двигаясь вниз по Зее, он обходил стороной встречавшиеся редкие приисковые поселки и, ещё более осторожно, военные объекты. Дырки. Шахты стратегических ракет, натыканных в этих местах своеобразными пакетами. Кроме этого, попадались радарные станции раннего обнаружения, их он тоже обходил стороной, увеличивая обходами и так не близкий свой путь. Когда он подходил к городку Зее, ночью пошёл снег. "Рано что-то,- ловя в ладонь пушистые снежинки, думал Сашка.- Поздняя весна и ранняя зима всегда нехорошо". Отоспавшись и отъевшись за два дня, что он провёл на окраине Магдагачи у старой женщины Ниловны, пустившей его на ночлег, Сашка приступил к своим делам. Днём занимался хозяйством, которое было у Ниловны невелико, вечером анализировал ситуацию, готовил документы. Ниловна, потерявшая двух сыновей (одного убили по пьянке на прииске неподалёку шесть лет назад; второй утонул на сплаве четыре года тому), схоронив болевшего ещё с войны мужа-инвалида, маялась в ожидании смерти одна. Появление молодого парня внесло в её однообразную серую жизнь лучик света – она нарадоваться не могла на Сашку, умевшего, как выяснилось, всё и, оберегая себя от лишних вопросов, не задавала Сашке никаких. Прожив у Ниловны два с половиной месяца, Сашка успел сделать в хозяйстве всё то, что не было сделано по разным причинам прежде. Он отремонтировал крышу и сладил заново сени, переложил в бане печь, поставил новый забор и ворота и, кроме всего, нарубил дров года ни три вперёд, сложив их в поленницу под навесом. Завершив укладку пола в комнате и горнице, Сашка поправил инструмент, имевшийся у Ниловны от мужа-плотника, и к этому времени обзаведясь красивой бородой, объявил, что завтра уезжает. Ниловна всплеснула руками, присев на лавку, вскочила и, причитая, стала заводить тесто.

Оказавшись в непредвиденной ситуации не по воле своей, Сашка решил ударить с того края, с которого его меньше всего могут ждать. План, выработанный за эти долгие дни, был готов и предусматривал только атаку с последующим мгновенным отходом. Такая тактика ещё не подводила его, и он решил её не менять: от добра добра не ищут. Вечером он купил билет до Москвы на скорый. Выпив утром сто граммов водки, налитой Ниловной "на посошок", и расцеловав её, как родную, Сашка вышел на улицу. Было тепло. Для декабря даже очень тепло, всего 9 градусов мороза. Снег, выпавший ночью, не хрустел, слегка обмякнув на зимнюю оттепель.