В Хитроу было пустынно. Несуетливо регистрировались и проходили таможенный и паспортный контроль редкие пассажиры. Быстро оформившись, Сашка вышел из зоны контроля, пожал встречавшему Питеру Полавски руку, передал ему сумку и двинулся к выходу. В машине спросил:

– Куда дел туман, Полавски?

– Дипломаты зачастили в Лондон, разогнали,- отшутился Питер.

– Новое штормовое предупреждение дали?

– Прогноз на ураган. Тайфун.

– Русские "гонят тройку"?

– Гонят без остановки. Британцы вошли в роль посредников. Газеты не успевают верстать.

– Заключительный аккорд политической карьеры.

– "Актёр" хочет уйти со сцены ангелом небесным. И остаться в истории миротворцем. Быть в глазах потомков в роли злого дядьки, даже ярым борцом с коммунизмом – не престижно.

– Пьеска как идёт?

– До третьего акта за год, думаю, доберутся, а к следующей весне, видимо, выстрелит ружьё.

– Много наработали?

– Весь комплекс смакуют. Но основную цель оставили пока за ракетами средней дальности и крылатыми наземного базирования.

– Торговые как?

– Потирают руки. Русские дали заказ по зерну. Тридцать миллионов тонн. И ещё на муку, масло, жиры, мясо птицы, обувь, колготки, готовое платье, радиоаппаратуру, электронику и прочее. Всего на двадцать, почти миллиардов долларов.

– Советский народ хлеба просит?

– Хлеба и зрелищ. Разве эти мямли могут отказать.

– Тогда всем им откажут. Откажут в доверии. Суровая власть – сильная власть. И либо она есть суровая, либо нет никакой.

– Маргарет бы взяли да пригласили. Годика на четыре,- высказал идею Питер.

– Таких политиков, как Тетчер, днём с огнём не найти. "Актёришко" ей не чета. Леди величайшая. Народ гордиться должен ею, молиться на её образ, как на святую. Сейчас, правда, не осознают, козни строят, ругают на каждом углу, но вот она уйдёт, годы её правления будут вспоминать, как сладкий сон.

– Женщина волевая.

– Именно. Политик, дающий обещания и не выполняющий их, ссылающийся на объективные трудности (а на самом деле – на свою мягкотелость), не лидер, и даже не деятель. Так, дворник с синим от пьянства носом. Эта женщина – политик. Политик от Господа, если он есть. За то и низкий поклон стране, которая её воспитала, государственной системе, народу, частью которого она является.

– Англичанам всегда в этом везло.

– Потому что традиции – великая вещь.

– Что не скажешь о русских.

– Это, Питер, особая тема. Горбачёв – колосс на глиняных ногах. Зачем в разоружение полез? Тоже мне, миролюбец нашёлся. "Весь мир насилия мы разрушим до основания, а затем…". Направление какое-то тупое.

– Отсутствие авторитета довлеет.

– Отсутствие мозгов. Ты за мир. А кто за войну? Покажите мне хоть одного? Что-то нет таких. Все против неё, без исключений. Но с одной поправкой. Если не касается наших личных интересов. А они что, если откинуть в сторону идеологические хитросплетения, не касаются? Ещё как соприкасаются! Мир так устроен, что больше половины национальных доходов государств идёт на покупку оружия. Русские же лидировали по его продаже с большим отрывом. А этому, видишь ли, разоружаться приспичило. Всеобщее ему подавай. Как же. Клоун. Если умный ты, договорись о замораживании ядерного, чтобы все при обеспеченном жёстком контроле. Оно же тебя, сукиного сына, кормит и народ твой, который пока другого производить не умеет. Да и производство вмиг не перестроишь. Ведь камень на шею вешает всему населению. Да ноги связаны. Как там у Ильфа и Петрова Бендер говорил: "Вешать таких умников надо". А он улыбается.

– Подсказать некому. Слава глаза застит.

– Эти глаза кровью зальются, как время придёт.

– Может и пронесёт, как знать?

– Тоже верно. Дуракам, говорят, везёт. Ладно. Давай выкладывай, что у тебя?

– Беркасов дал согласие на встречу. Ждёт,- Питер замолчал.

– Ты с ним сам говорил?

– Да. Болтали о том, о сём во время ужина. Но конкретно я ничего ему не сказал. Намекнул на выгодные контракты и проценты.

– Он что-нибудь предлагал?

– Он на своём месте. Торгаш хороший. Но и своего не упустит. В верхах о том ведают, но смотрят сквозь пальцы. Предлагал оружие. Современное.

– С заначкой, значит. С двойным дном. Проколы на нём висят?

– По данным нашим – чист. А по торговым делам, как в пуху, с его характером по-другому и невозможно. Торговля идее наперекор не идёт.

– Не подмажешь, не поедешь,- констатировал Сашка.

– Клиент скользкий. Но старый уже стал. Раньше молодых да красивых девиц не упускал. Теперь лечится у ведущих специалистов, весь торговый мир потешается.

– Ему сколько лет?

– Шестьдесят три. На вид, правда, пятьдесят.

– Климакс, что ли?- Сашка усмехнулся.

– Говорят, что функциональное расстройство,- Питер пожал плечами и добавил,- я не выяснял.

– Стёрся, стало быть. Всё износу подвержено.

– Профессора обещают восстановить.

– Давно он за рубежом?- спросил Сашка не столько для того, чтобы почерпнуть что-то для себя (у него был на Беркасова вагон компромата), а для того, чтобы проверить работу Питера и его группы.

– Почти коренной. Его отец был вторым секретарём посольства во Франции, а в годы войны – в Лондоне. Родился в двадцать четвёртом. Выпускник Кембриджа. Отец ведал поставками по ленд-лизу, грузил знаменитые караваны на Мурманск и Архангельск. Вот сын к торговым делам и пристрастился. Участвовал в трёх караванах лично. Дважды тонул, но подобрали из британского эскорта. Связей нажил по всему миру. Кругом друзья. Одного лишь человека в мире торговли не признаёт – Хаммера, просто ненавидит его люто. В Союзе пробыл лишь четыре года с 1960 по 1964. Никиту Сергеевича вздумал поучать, тот его из Лондона в Союз и выслал. Хрущёва сняли, и он опять на коне. Все крупные контракты шли через него, мышь не проскочит, но теперь как бы в стороне стоит, отходит от дел. Контракт с итальянским "Фиатом" он делал. Газтрубы, опять же. Тяжёлая землеройная в обход КОКОМ. Станки по расточке винтов для подводных лодок, японские, с шумом-гамом, но выхватил. Когда японскую фирму санкциями задавили, помог им переоснаститься и перейти на новый вид продукции.

– Есть, значит, умные в державе. Пока ещё.

– Не всем же Иудами быть.

– Девок, говоришь, держит. Семьи разве нет?

– Была. Сын в Лондонском Коммерческом банке советником работает. Дочь замужем за Тилом Секвиком. Беркасов женился в сорок пятом, под шумок победы, на англичанке, дети его – подданные Британской короны. В Союзе не бывали. Да оно им и ни к чему.

– У детей его капиталец и осел?

– Да. У сына. И немалый. Вхож в английский кабинет. С министром торговли по субботам играет в гольф. Имеет доступ на приёмы у Королевы. Человек занятой.

– Королева вроде пуританских взглядов!?

– Он знаток в искусстве. Картины, старинное оружие, монеты и прочее. Консультирует многих. Частые гости – нефтяные шейхи. Имеет свою коллекцию картин.

– Что ж, потрясём его незатейливо, так, с улыбочкой. Что?

– Горбачёв ему многим обязан. В первый свой приезд сюда Горбачёв получил благодаря Беркасову высшую аудиторию, которая приняла Михаила Сергеевича восторженно, а это немало,- Питер закурил.- А трясти что, ума много не надо.

– Обиделся!?

– Неприятно,- сознался Питер.

– Не переживай. Будет жить твой патрон.

– Просто он мне симпатичен. И всё. А жить – не жить, это не мне решать.

– Ты и правда в бутылку лезешь. Зачем? Так больше не делай. Ты чувств своих и симпатий мне не показывай, ни к чему. Я тоже не себе, чай, трясу, и кровожадность у меня не от природы, от необходимости. Тебя минула чаша сия и возрадуйся. А я, чтобы вас на ноги поднять, не смог её обойти и не жалел о том до недавнего времени. Не будь её у меня, ты бы сейчас не "тойотой" правил, а лошадьми, или коровам хвосты крутил,- Сашка отвернулся к боковому окну.

– Извини. Заело что-то.

– Не извиняйся. Этого простить не могу. Привязанности делают рабом. Раскисли тут в тепле, уюте. Сытые.

– А к Родине?

– Это у каждого своё. Пирс вон пашет, здесь зубами стучат от злости. Но он в свой городок наведывается в полгода раз, на могилы матери и отца.

– Мать, отец. Конечно.

– Брат мой. Это же святое. Оно без выбора. А ты мозгом, как губкой всасываешь. Девушка может быть симпатична. А мужик!? Ты не транссексуал, часом?

– Да ну тебя, Александр,- Питер отмахнулся, совсем обидевшись.

– А что? Это, говорят, делу не помеха. Дантес с послом французским жил. Лермонтов даже в стихах юношеских эту тему воспел, может, и сам приобщился, от того и в любви был несчастен.

– Заткнись,- прорычал Питер.- Прошу.

– Вот это другой разговор. А то – "неприятно". Слюни пускать ни себе, ни вам позволить не могу. Прав таких нет,- Сашка умолк. Минут десять ехали молча.

– Дальше говорить?- возобновил разговор Питер.

– Говори,- ответил Сашка,- хоть я и без вашей информации выдавлю из него всё, что мне надо. Сердце у него как?

– В норме. Марк Боль был вчера опять у него. Зачастил приятель.

– Ты же говорил, что тайно встречаются?

– Тайность тайности рознь.

– Европейская особая?- Сашка знал, что с Болем Беркасов друг старинный, ещё со времён войны. Боль торговал оружием по всему миру. Всяким, включая и советское, которое Беркасов ему доставал.

– Не в том. Они ведь на виду. Все знают, что они торгуют, но пойди их ухвати. А не пойман – не вор. Встречаются официально, от кого прятаться, но секретничают, уединяясь от посторонних глаз.

– Беркасов что, свой особняк имеет?

– Большой. Записан на сына, но куплен на отцовские деньги. Сын имеет квартиру неподалёку, тоже в центре Лондона.

– В особняке он меня и будет принимать?

– Да. В пятницу. Завтра, стало быть. Соберётся много людей. Известных. Такая себе вечеринка. Потом пустят вист. Ты в паре с Секвиком, Беркасов в паре с Локриджем. А после игры и поговорите.

– Что ж ты сразу не сказал, что он картёжник!

– На десерт оставил.

– Ставки?

– Тысяча фунтов вист.

– Обдирает гостей и не по мелочам. Это мне начинает нравиться.

– Локридж уже пять лет с ним в паре и ни разу они крупно не сдали. Соперники опасные. Локридж тебе тоже нужен?

– Да. Секвик как? Игрок ничего?

– Отличный игрок, но по настроению. Как говорят боксёры, в иные моменты не держит удар. Там очередь их обыграть. Я тебя еле всунул. Что стоило немало. Только просьба. Обыгрывай тихо, без манипуляций, там в столе магнитка сидит,- предупредил Питер.

– Думал я, что в мире нет,

Для любви ни зла, ни бед,

Я в огонь любви вошёл,

Вышел, вижу – стал я сед,- прочитал вслух Сашка стихи Махтум Кули.

– Попал в свою струю?

– Будет удача. Чувствую,- Сашка потёр руки.

– Александр. Играй, карты поднимая. А то я знаю, как ты можешь. Не шокируй там народ.

– Я закрутился, последние три года карты в руках не держал.

– Колоду припас тебе. Потренируешься.

– Значит, карты на стол не класть?

– Ни в коем случае. Торцом к столу и только.

– Секвик в курсе?

– Многие в курсе и что с того? В такой игре секрет – не секрет.

– Тоже верно. Пуля, какая?

– Сто.

– Они ведь нищие выйдут!

– За них не переживай.

– А болтал, что трясти неприятно,- Сашка сделал импровизированный подзатыльник.- Ух и обормот ты, Полавски! Сам-то играл?

– Раз,- Питер раздосадовано стукнул по рулю.

– Договаривай.

– Сто пять продул,- закачал головой Питер,- и с тех пор больше ни-ни.

– И где вы берётесь, такие бестолковые?

– Во всём талантливым быть трудно,- оправдался Питер.

– Но стараться надо достичь возможного совершенства во всём, к чему прикасаешься.

– Вот его особняк,- Питер притормозил,- весь в огнях.

– Впечатляет,- пробормотал Сашка.

– Внутрь войдёшь – ахнешь. Сплошь сусальное золото. Зимний дворец в Ленинграде – не в счёт.

– Чингисхан! Однако.

– Рокфеллер, пожалуй.

– Советский,- добавил Сашка.- Езжай. Что смотреть. Нам до его добра дела нет. У нас другая проблема. Более важная, чем его барахло.

– Это Монэ – барахло?

– Дерьмо, дерьмо. Не сомневайся. Оно потому не барахло, что за него миллионы плачены, а не было бы их, да не приди мода?

– Просто бы любовались,- не согласился Питер.

– Наивный ты, Полавски, какой-то.

– А что! Вон Малевич чёрный квадрат нарисовал, так не продают. Народное достояние. Бесценно, говорят.

– Да не против я живописи, какую бы чушь ни рисовали. Цена таланта ясна. Цена произведений, нет. Художественная. Всё. Кончаем этот спор. Ты тут обтёрся в кругах этих, мне же недосуг, сейчас голова другим забита. Не время.