Караван подошёл. Сашка сидел на огромном камне.

– Как дорога, Юрий Антонович?

– Долго мне ещё тащиться?- Кириллов приблизился, покачиваясь от усталости.

– Ноги стёрли? Ничего. Это пройдёт,- Сашка протянул сигареты.

– Не хочу,- отказался Кириллов,- и так еле дышу.

– А вы – слабак. Вторую неделю тащитесь. Десять дней вас жду.

– Мне раньше не положено было ходить, подвозили – отвозили, да и возраст.

– Я вас в Москве не спросил. Права водительские у вас были?

– Да, получал. Но старые. Даже не обменивал. Ни к чему было. А что?

– Америка – страна машин. Водить-то хоть умеете?

– Катался когда-то, но своей не имел.

– Корочки вам сделаем, но переучиваться всё равно там придётся. Что вы стоите? Присаживайтесь рядом, вот на шкуры. В ногах правды нет.

– Где мы?- Кириллов сел.

– На другой стороне.

– Это я понял. Ночью стрельбу слышно было, частую.

– Мимо селения шли, там у вождя сын родился. Вот и палили,- ответил Сашка, коротко переговорив с караванщиком.

– На каком это вы? Они всю дорогу молчали, как немые.

– Пушту.

– Мы что – в Афганистане?

– Уже нет. Северный Джамму и Кашмир. Спорная зона.

– А эти кто?

– Вопросов лишних не задавайте. Кто? Что?

– Извините.

– На лошадях дальше поедете. Скоро подойдут. Как, сможете?

– Постараюсь.

– Потом "джипом" до Непала. Там есть американский консул. Он вас и встретит. Я его уже предупредил. Он ждёт. Даже самолёт заказал. Генералы не каждый день приходят.

– Втравили вы меня.

– Не я вас. Ваши хозяева. Им спасибо и говорите. Мемуары писать начнёте – напишете, что все они голубые. Отыграетесь, так сказать.

– Семью не выпустят.

– Так не сейчас. Года три подождёте. Денег вам хватит.

– А средства как я получу?

– За это не беспокойтесь. Янки в этом деле – люди пунктуальные. Консул уже взял вашу долю. Расписку дал. Там вернут. И помогут через банк оприходовать.

– Много?

– Достаточно, чтобы не волноваться. Семь миллионов.

– Столько "натрясли"?

– "Натряс" меньше. Счёт у него. Мои уже там, наверное, получили, а вам остальное перешлём, вашу часть.

– Если бы со счётом не прошло?

– Кириллов. Что вы за человек? Прошлое должно вас волновать всё меньше и меньше. О будущем думайте. Главное – это.

– Хорошо.

– Напрягите свои мозги в этом направлении. Приготовьтесь психологически. Американцы, как пчёлы, налетят роем. Конечно, без юпитеров и репортёров, но вопросов будет очень много.

– Безопасность гарантируют?

– Вполне. Это они умеют.

– Я в том смысле, что перестройка. Отношения сдвинулись.

– Вы там первое время тихо будете себя вести. Они постараются тоже ваше присутствие не афишировать. С ними по поводу семьи и переговорите.

– А они много запросят?

– Этого не знаю. Всё зависит от вас. Торгуйтесь. Но особо надобность свою для них не выставляйте, не спешите. Если то, что я вам дал, будете соблюдать, через год они вам поверят и семью вытянут.

– Значит, напирать на "Бирс".

– Не сделаете этого – ваши гроши уйдут.

– Они меня не станут там ловить?

– Америка, Кириллов – свободная страна. Зарабатывают, как могут. Ваш капитал в противоречие с их законами не входит. А расписки "Бирса", те, что я вам дал, действительны. Они мне достались и уже не нужны, с этой позиции сойти уже не можете. Хоть эту роль сыграйте хорошо.

– За свои кровные буду стоять.

– Именно – за свои. Доказать, что не вы получали, а стало быть, организовывали, "Бирс" не сможет. Их в порошок сотрут, если это вскроется. Янки тоже копать не станут, но интерес, безусловно, будут проявлять. Шефа своего и подарите. Хоть, он, в общем-то, и так у них в подельниках.

– Европу не трогать?

– Они, конечно, знают, что вы были там. Цель миссии им неизвестна. Сразу вопрос этот не станут задавать. А спросят – скажете, как было. Ничего не утаивая. Это моя техническая группа, осуществлявшая переброски денег и "камней", вышла из дела и последние, мол, средства вернуть отказалась. Вот почему и ездили в Швейцарию.

– Поверят?

– Даже если не поверят – проверить не смогут.

– Что мне им говорить об этом канале?- Кириллов показал на отходивший караван.

– Так и скажете: заплатил, меня и переправили.

– Кому и где, интересоваться не станут?

– Будут. На нашей стороне – контрабандисты, а здесь – караванщики согласились.

– Чьи?

– Афганские, Юрий Антонович. Оружейные.

– Вы что, им поставляете оружие?

– Этот вопрос вас не касается. Если хотите, могу кое-что сказать. В недрах вашего комитета есть группа, на неё и возложены вопросы снабжения моджахедов. В обход всех, так скажем, решений. Сами воюем, сами снабжаем.

– Смеётесь?

– Нисколько.

– Вы серьёзно?

– А что вас удивляет?

– Что?! Вот тем, с кем воюем, тем и продаём?

– Конечно. Через третьи страны. И через сопредельные. А почему нет? Деньги ведь не пахнут. Они в Европу и Америку сбрасывают героин. На такие деньги даже в США сложно купить, им янки поставки делают на свои же кредиты. Наши же берут наркодоллары, кое-кто их из наличного вида отмывает, и все довольны.

– Мерзость, какая.

– Для вас?

– Вообще.

– Нравственные категории в таких делах не учитываются.

– Жутко. С нами воюют и у нас же покупают.

– Мы с ними воюем и им же продаём. Так точнее. Вас вот они везли, знали, кто вы, и не тронули. И никто бы не посмел. Не из-за боязни. Закон. Восток – дело тонкое.

– Им сказали, кто я?

– Да. Что, испугались?

– Честно говоря, холодок пошёл.

– И зря. Вон у Шах Масуда личный телохранитель из самого ГРУ и ничего.

– Про это я слышал. Шум был.

– Да и в самом Афганистане высшие военные и средние приторговывают, чем попадя. Денег все хотят. Брезгливым рот затыкают быстро.

– Хотите сказать, что честных нет?

– Есть. Тот, что у Масуда служит, во сто крат честнее, чем тот, который ночью продаёт втихаря, а днём пишет приказы авиации бомбить мирные кишлаки.

– Здесь согласен.

– В среде офицеров честные есть. Хорошие мужики. Мало только. Потому и жрёт контингент капусту да сухой картофель. А то, что положено было бы, на рынках сбывают, частью вообще в Союзе распихивают. Крысы тыловые. Им кровь не лить.

– До Катманду долго ещё?

– Дня два. Сутки до тракта лошадью. Кстати, вон они идут,- Сашка показал направление, где в ущелье появились точки.- И сутки ещё машиной. Может, двое. В случае, если перевал замело. Я был там неделю назад, нормально вроде всё.

– Ясно.

– Что, скорее в цивилизацию хочется?

– Неуютно как-то. Как они тут живут?

– Никого и ничего не боятся. Смелые люди. Тут честь и достоинство каждого – уважается: и рода, и племени. Бывают и у них выродки. Редко, но случается. Данному слову верны. Это коммунисты приучают обманывать. Им нельзя. Природа не прощает, а они больше от неё зависят, чем от религии. У них ислам особый. Приземлённый в силу создавшихся условий.

– И всё же поскорее бы отсюда убраться.

– Не нравится? Посмотрите на эту красоту, Кириллов. Горы – это величайшее произведение природы, ничто не может с ними сравниться.

– Ну, их. Насмотрелся. И промёрз порядком. В тёплую ванну хочу. И спать хочу.

– Отоспитесь у американцев. Неженка вы.

– Не люблю терпеть.

– Жизнь не научила. Как вы вообще в генералы пробрались – загадка.

– Служил и прислуживал, вот и добрался.

– Это потому, что чины и должности в нашей державе дают не тем, большей частью, от того при богатстве народ в дерьме.

– Я только здесь начинаю понимать, как всё далеко зашло у нас с идеей. Ведь она народ наш испаскудила и меня тоже.

– Оправдание ищете?

– Да что вы! Мне его нет. Решительно. Хотя я лично и не предавал, но косвенно содействовал этому. И не идею предавал, а Родину, народ свой. И на эти иудины деньги мне предстоит жить.

– Бросьте. Полмира, если с вашей точки зрения считать, на иудины деньги живёт. И неплохо, кстати. Или у вас совесть проснулась?

– Вы что, меня вообще за чурбан бесчувственный держите?- обиделся Кириллов.- Мать меня в муках родила. Слава Богу, умерла, не выдержала бы такого позора.

– В действиях ваших я не усматриваю никакого предательства. От вашего ухода ни Родина, ни простой народ не пострадают. Вон один ваш "козёл" сдал агентуру и убежал, вот этот гад ползучий действительно урод – людей подставил, и смылся.

– Резидента в Голландии имеете в виду?

– Его, подлюгу. Даже ума не хватило чисто из дела выйти. Там, кстати, неплохие ребята сидели, не умницы, но мужики крепкие, не из верховной элиты, из народа. Как смердов продал. Сам на вилле отсиживается, а им вечный срок, пожизненный.

– Так вы и в этом деле интерес имеете?

– Имею. И потому имею, что честь дороже. И этого гадёныша (не сейчас, время подойдёт) как кабанчика мои ребятки зарежут. Платить надо за подлость, иначе никаких уж ценностей соблюдать не будут. Те, кто из важных семей и под вашей крышей, все дипломатические паспорта имеют, простые – на свой страх и риск пашут. И знаете, из них никто не дал ничего. Вот так.

– Да, провалов много. Очень. Не было ещё такого.

– Привет,- крикнул Сашка подъехавшему первым молодому парню.- Как там перевал?

– Здоров,- слезая с лошади, сказал парень.- Этого, что ли, везти?

– Его,- Сашка взял под уздцы коня.- Доставишь?

– Нам, татарам, всё нипочём. Хоть чёрта в ступе.

– Тогда знакомься. Кириллов Юрий Антонович.

Парень протянул руку. Кириллов пожал. Его удивило очень крепкое рукопожатие.

– Игнат,- представился парень.- Хорошо, что русский. Будет с кем в пути поболтать.- Он крикнул что-то на непонятном языке остальным двум подъехавшим. Те спешились и низко поклонились Сашке. Сашка с ними отошёл в сторонку.

– Как барину кланяются,- сказал вслух Кириллов.

– Бояр и князей тут нет. Обычное уважение.

– Непохоже.

– Им по шестнадцать. Сами со мной напросились. Какое-то дело у них к Сашке.

– А вы его так называете?

– Мне положено. Я стрелок. И он стрелок.

– Остальные?

– Александром кличут.

– Вам сколько, извините, лет?

– Девятнадцать. Скоро.

– И не просите. Ишь умники,- Сашка шёл по тропе вверх. Двое ребят вслед ему.

– Просят-то хоть что?- Кириллов посмотрел на Игната.

– В деле хотят участвовать,- ответил Игнат.

– А он, стало быть, не берёт.

– Почему? Берёт. Большего хотят,- Игнат усмехнулся и обратился к подошедшим:- Что, вкусили?

– Сказал – ждите,- ответил меньший росточком.

– А вы хотели сразу?- Игнат посмотрел на небо.- Надо собираться, не ровен час – заметёт.

– Так, Игнат,- сказал вернувшийся Сашка.- Вот документы на него. В Непал въедешь – спалишь. Вот деньги. Оплатишь там счет, какой – знаешь?

– Знаю,- кивнул Игнат.

– За него,- Сашка показал на Кириллова.- Лично.

– Мне потом что?

– Сдашь консулу американскому в руки, возьмёшь всё, что есть. Этих двоих прихватишь, и через шесть дней жду всех в Сугре. Караван не ждать.

– Там войска дней уж как пять,- проинформировал Игнат.

Сашка достал из сапога конверт, протянул Игнату со словами:

– Передай старику в Тончё. Давай. Трогайте.

Все взгромоздились на лошадей и медленно поехали по вьющейся вниз тропе.

Уже в потёмках въехали в небольшой, на двадцать сакль, аул. Часовой что-то крикнул, Игнат ответил.

– Придётся ждать. Сидите на лошади, не слезайте,- сказал он Кириллову.

– Есть неувязка?- спросил Кириллов, видя, что двое ребят вынули из чехлов винтовки.

– Главного нет. На охоту вдруг ушёл. Я ему за проход туда-сюда оплатил. Тот, что вместо него остался, ещё просит. Сейчас придёт, выясним.

– Напасть могут?

– И это могут.

В полутьме появился силуэт. Минут пять шёл разговор. После чего Игнат сказал:

– Поехали другим путём. Не пускает, сука.

– Игнат,- обратился один из подъехавших ребят.- Застрели ты его.

– Не влезать. Не ваше козлячье дело. Придержите языки,- и после этого он крикнул что-то уходящей тени.

– В объезд далеко?- спросил Кириллов.

– Километров двадцать будет, вокруг. И выйдем с той стороны аула, в двух верстах.

– Однако,- привстав в стременах и растирая задницу, сказал Кириллов.

– Давайте, ставьте палатку. Вон там, на площадке,- Игнат указал на косогорчик.- Будем ночевать.

Раскинули палатку и привязали лошадей. Игнат назначил дежурных в очерёдность. Ночь прошла тихо. Когда забрезжил рассвет, спящих разбудил один из дежуривших молодых ребят. Собрали палатку, уложились и, когда трогались, из предрассветного мглистого тумана выехала лошадь.

– Что морды развернули?- раздался Сашкин голос.

– Али вместо Хобулло, знать, говорит, ничего не хочу. Плати и всё тут, – ответил Игнат.

– В объезд тоже не пустил?

– Говорит, я там тоже охрану поставил.

– Хобулло где?

– Вчера утром был. Этот говорит – на охоте.

Сашка кликнул часового. Тот подошёл. Минут десять спустя появился Али. Увидев Сашку, стал махать руками и что-то кричать.

– Игнат. Веди через старый перевал,- сказал Сашка.

– А ты?

– Коня тоже возьми,- Сашка спешился.- Убью гада, догоню. Надоел он мне. Кончилось терпение. Лежать ему в могиле.

– У него тут человек сорок,- предупредил Игнат.

– Хоть тысяча,- Сашка передал узду.- Давай гони,- и хлопнул коня по крупу.

Минут через двадцать раздались одиночные выстрелы и, в ответ, короткие очереди из автоматов. Быстро всё стихло. Ехали молча. Каждый думал о своём, когда навстречу выехали человек десять вооружённых людей. Игнат поехал вперёд, коротко бросив что-то ребятам, те встали и вынули винтовки. Переговорив, Игнат вернулся, всадники, поздоровавшись, проследовали мимо в сторону аула.

– Жадность губит людей, качая головой,- сказал Игнат.- Это племенные боевики. Али ограбил их караван.

– Будет резня?- спросил Кириллов.

– Нет. Если ещё жив, отрежут голову. А нет – заберут своё и уедут.

– Вы так спокойно об этом говорите?

– Нет повода для беспокойства.

– Так ведь Александр ваш может там погибнуть.

– Боевики Али в него стрелять не станут. Равносильно смерти. Сашка здесь уважаем всеми – от мальца до старца. Али его оскорбил при людях. Будут драться вдвоём.

– Так ведь несколько автоматов было слышно?

– Было. Может, кто Али и поддержал, как знать? Но последний выстрел был из пистолета. Сашкин.

– На слух берёте?

– Ага. Его "Токарев".

– Может и не его?

– Его. Это без сомнений. Таких больше нет. Здесь, по крайней мере. Сам пистолет не железный и патроны особые. Звук очень характерный.

– Керамика?

– Нет. Из чего не знаю, но не железный – точно. Только высшие имеют такие.

– А высших много?

– Всего?

– Да.

– Один.

– Он?

– Много.

– А говорите один.

– Потому и один, что много.

– Это как?

– Раком. Вопрос этот осветить не могу. Нельзя. Табу.

– Вы давно его знаете?

– Сашку, что ль?

– Его.

– Давно. Лет двенадцать. Что, интересуетесь?

– Если не секрет.

– Это – нет. Я из детского дома. Сирота. Он меня взял.

– Так он сам молод.

– А он бумаг не оформлял.

– Украл, что ли?

– Детей красть нехорошо. Купил.

– Как купил?

– Так и купил. Вы что думаете – непродажный товар – дети?

– Их тоже?- Кириллов показал на ребят, едущих впереди.

– Одного – да. Второго просто на улице нашли. Брошенный.

– Вас за сколько?

– Тысяча.

– Долларов?

– Зачем? Рублей.

– Значит, вы русский?

– Был. По рождению. Может быть.

– Почему – может быть?

– Там, где папа и мама – прочерк. Чей – как найти? Нет, найти-то можно, если живы, но желания такого нет. Они мне до задницы, кто они и что.

– И не хотите узнать?

– А зачем? Мне что, от этого легче станет, коль мне на грудь какая-нибудь пьянь упадёт, пуская слезу?

– По-разному бывает.

– Всяко бывает, спору нет. Но чтобы дети в Союзе у хороших родителей терялись – я не слышал.

– Это верно,- согласился Кириллов.

– Ага. Вон Сашка догоняет. Вы боялись. Его убить почти невозможно,- всадник приближался.

– Заговоренный?- поинтересовался Кириллов.

– Больше чем.

– Игнат,- сказал подъехавший Сашка.- На развилке поедешь вверх и вправо. Там проводник будет ждать, проведёт коротким путём. Дашь ему моего коня.

– Убил?- спросил Игнат.

– Нет. Ранил в обе руки. Племенные подъехали как раз, и следом – Хобулло. Он караван ограбил на Файзабад. При мне его казнили. Вот плата твоя за проход,- Сашка подал мешочек.- Проводнику отдашь. Ещё дашь ему лекарство, у него жена вторая болеет, название у него в записке.

– Хорошо.

– Всё, Антонович. Больше приключений не будет. Бывайте,- и Сашка повернул назад.

– Вот так просто. Подъехали и казнили. Варвары,- высказал свою мысль вслух Кириллов.

– Закон превыше всего. Караван трогать – смерть. Торговый ведь. Они в войне не участвуют, снабжают. Всё доставляют – от продовольствия до боеприпасов. Горы не очень кормят. Голодным не навоюешь, все это знают, никто к торговым не прикасается.

– Платят им чем?

– У кого что есть. Драгоценные камни, минералы, серебро, травы, шерсть, изделия из неё: ковры, шапки, подстилки, бурки.

– А если нечем платить?

– И такое случается. Война ведь. Пишут договора на возврат через год-два с процентами, закладывают землю, реликвии иногда, дают от племени крепких мужиков в отработку, на время.

– Во временное рабство?

– Они ведь советом решают – кому идти. Отпускают только добровольцев. Жрать-то надо. Великий поэт Сейфи, родом из этих мест, тоже когда-то работал в отработке, весь мир окружающий за десять лет объездил, все языки местных народов изучил, стал великим мыслителем и просветителем с мировым именем.

– Дикость.

– Не дикость. Необходимость. Прошлой осенью во время землетрясения гора съехала, точнее сель. Два аула начисто смело. Но людей успели вывести. Погибло, правда, тоже немало. Нищие остались. Даже враги заклятые помощь прислали. Все дали что могли. За три недели обновились, зима уж стучала, не успей – все бы зимой погибли.

– Враги-то зачем?

– Война войной, а стихия каждого может ударить. И если случается – война всегда вторична.

– Вы тоже помогаете?

– Конечно. Чем можем. Чаще на равных правах. Торговых. Но и так бывает, даём без возврата. Аулы, когда снесло – караван свой наладили: тёплые вещи, продукты, медикаменты, утварь всякую. Палатки. Как иначе?

– Так ведь вы не местные. Зачем вам корячиться?

– Это с вашей колокольни так. Да, мы здесь не живём, но часто бываем, обмены торговые делаем и прочее. Вон – рудник открыли, серебро плавят, изделия мастера делают, есть работа – есть пища.

– Ваш рудник, что ли?

– Нет. На территории одного из племён. Их земля, их и богатство. Сашка уже лет пять как нашёл, вообще-то здесь много есть чего, но война не даёт осваивать. В нескольких местах кустарно добывают, а рудник механизированный – один. У них с Сашкой Договор. Война идёт, а они – несмотря, ни на что, условия соблюдают. Он берёт металл, продаёт, деньги вкладывает в другое дело, им проценты идут, они с ним процентами и рассчитываются.

– Так ведь их обмануть можно?

– Можно, конечно. Но не принято. Всё честно. За это его и уважают, и доверяют, он в нескольких племенах, в своих теперь уже, принят был в совет. А это здесь самая высшая мера доверия.

– Взяли и имени не спросили?

– Как тебя звать – здесь не спрашивают. На человека смотрят и на поведение его. Дело и жизнь – главное.

– Рудник, говоришь, пустил, а война не мешает?

– Мешает, конечно. Но воюют-то не все. Ближе к большим городам, в основном. В горах много не навоюешь. Специфика особая. Любая тактика и стратегия здесь разбиваются напрочь. Никто не сможет тут у них выиграть. Македонский на что был вояка – и тот облажался, англичане еле ноги унесли. Сила духа, смелость, выносливость, точность выстрела – вот что здесь играет роль, а всё остальное не в счёт. Тут жить надо, родиться, точнее, чтобы себя нормально чувствовать.

– Да. Воздуха не хватает. Это точно. А ракеты, авиация?

– Сила огромная, спору нет. Бомбить аулы мирные в горах за то, что они жили, живут и хотят жить по-своему, большого ума не надо. Военных объектов-то нет. У них винтовка, автомат да голова – вот и весь арсенал, а поди с ними посостязайся. Кровью умоют.

– Александр-то как к ним в доверие вошёл?

– Просто. Знает диалекты, на которых племена говорят. Раз. Потом – обычаи и веру. Два. Пришёл в совет и сказал: так и так, давайте дело делать, войны рано или поздно кончаются. Три. Посовещались и говорят: хорошо. Они своё слово дали, он – своё. Они своего не нарушили, он – своего. На том и держится эта связка. А так – ни они ему, ни он им, в принципе, не нужны, вроде. Но дело (а в нём люди видны, и он специалист ещё тот) свело их вместе, по его, правда, желанию, но не грабительскому, как прежние тут хотели. Если сейчас народную власть установить по образу и подобию советскому, они все нищие будут и с голода сдохнут. И рудник этот будет работать на того, кто в Кабуле в кресле золоченном сидит, а им кукиш. Кто на это пойдёт?

– Они и налоги не платят?

– Кому?

– Кому-нибудь?

– Все сдают в племенной совет. Сколько есть, всё на общее дело ложат. Построить ли что, купить ли. Но никто себе из этих средств не берёт. У каждого свой доход личный есть. Зачем в общую кассу руки запускать? А больше никому ничего не платят. Здесь советская, да и западные, системы работать не могут.

– Только с ним дела ведут?

– Нет. Со многими. По руднику – только с ним. Он нашёл месторождение, он вскрывал, он оборудовал, добыча по его проекту делается. И условий таких, как он, никто предложить не смог бы – это от многих причин зависит.

– Война?

– Не только. Район горный. Доставить хоть что-то сложно. Оборудование горное тяжёлое, как правило, а здесь тропы, человек не всегда пройдёт – пролезет, дороги строить – никаких денег не хватит. А потом незачем только из-за доставки оборудования – овчинка выделки не стоит. А он припёр.

– Как?

– Не знаю. Его секрет. Боевые действия тоже помеха немалая. Бомбила авиация один раз. Но он деньги получил с бомбометателей сполна, новое закупил и припёр вторично, и с тех пор авиация мимо летает, и советские и правительственные – стороной обходят.

– Договорился?

– Силой. Наши боевики стекались отовсюду. В Кабуле так прижали, что впору было власть менять. Но без потерь вся операция прошла. И деньги вернули, и извинились. Так.

– А не вернули бы, что сделал?

– Думаю, закрыл бы клапан вашему контингенту, да и в Союзе все военные аэропорты накрыл бы.

– Разве возможно?

– Для наших – запросто.

– Своих же убивать пришлось бы?

– Почему?

– Так сбивать же надо.

– Самолёты, вертолёты?

– Ну да.

– Проще вывести из строя, но на земле. Причём, и здесь и там. В Союзе, то есть.

– Здесь-то ясно. А там, каким способом?

– Диверсионным.

– Поймают ведь?

– Могут. Кто говорит, что нет. Потому и вернули, зная, что он это сделает. Ведь в Союзе разрушить – плёвое дело. Железка, мосты, энерголинии, газонефтепроводы почти без охранного контроля. Двое за неделю всю страну на грань краха поставят. Те, что здесь бомбили, сочли за благо не переносить войну в Союз. Им бы там головы оторвали за это.

– Вот этим он их и прижал. Так мне сдаётся.

– Возможно. Это его секреты. Этими тонкостями он ни с кем не делится.

– Сильный он человек?

– В смысле?

– Ну – "веса".

– А, вот вы о чём. Обычный. Как все. Умный и рисковый.

– Лично?

– Сложно определить. Вы кто по профессии?

– Работал в КГБ.

– Ваш Комитет и плюс разведка Генштаба и МИДа дерьмо против него одного. Если его на работу взять, вас всех, дармоедов, надо в расход пускать.

– Не перебарщиваете?

– Нисколько.

– Чем докажете?

– Он во всё другой принцип заложил,- Игнат показал на лоб,- сюда. Там, где вы всем комитетом год пахать будете, ему – пять минут подумать и пару дней на реальное воплощение.

– Значит, кроме головы, ещё и средства, и люди есть?

– Средства зарабатывать надо уметь. Это не проблема. Вот люди – это конечно.

– Так при средствах и голове можно и людей нанять.

– Можно. Но не нужно.

– Как же тогда?

– Дешевле и удобнее – учить.

– Долго ведь.

– Так что? Зато надёжно.

– Стало быть, и идея нужна, и идеал. Как без этого?

– Ни то, ни другое. Это жадным идея необходима. Без неё – как у человека им же произведённое забрать?

– Вы не забираете?

– Ещё как. Так, что кости трещат. Не у всех. Выборочно. Но без идеи.

– На чём же вы основываетесь?

– Население растёт. Ресурсы истощаются. Вот сейчас мир производит в два раза больше, чем надо. И пропадает половина. Как эту проблему решить?

– Вы уклонились от идеи.

– Нет её. Есть мир, в котором мы все живём. Да, он несовершенен. Иногда чересчур. Но есть одно главное – никто не имеет права отбирать и присваивать. Ни лицо, ни группа лиц, ни государство. Вот вам пример. Многие ввели двухсотмильную экономическую морскую зону. Знаете?

– Да. Это по рыбопромыслам?

– Треть потребления (а в Азии почти половина) это рыба и морепродукты. Земного производства не хватает. Так. Теперь ввели зону. Это что – плюс? Как думаете?

– Я не могу вам ответить. Если с позиции отдельных государств – то плюс.

– Верно. Для одних плюс. А почему, скажите, вы её ввели и не свои ресурсы распределяете квотой на вылов. Вы что – её растили? Нет. Возделывали? Нет. Вложили средства? Тоже нет. Зачем на себя берёте такую роль?

– Что вы предлагаете?

– Это общая для всего мира житница. Значит, надо её очень рационально использовать. Вот у вас Минрыбхоз выписывает лицензии на отлов, берёт деньги за это с промысловиков и немалые. Куда они идут?

– В бюджет.

– Вот вам и ответ. Давай хапнем поболее, после нас – хоть потоп.

– На эти деньги государство строит.

– Да неправда это. Те, что в Минрыбе сидят за выпиской бумаг, даже не знают на сколько миллионов тонн можно давать отлова, чтобы не подорвать баланс. Полное неведение. Отсюда вывод: деньги идут не туда.

– Допустим, вы правы. Частично.

– Полностью. Во-первых, запасы эти – морские, океанские – границ и принадлежности не знают, им госграницы неведомы. Средства должны идти на изучение. Ещё на восполнение и охрану. А вот то, что после этого осталось, и есть прибыль. Из неё отдай государству налог и на нужды людей пусти.

– Положим, это так. Я в этих вопросах не дока.

– И я не спец. Вот вам и идея: вперёд идти, только вперёд, во всём, что под руку попадётся. Да, где-то оно медленно, тихо даётся. Кое-где, как в электронике, рывок. У вас и с вами полмира в запое, ноль движения. Вы для мира хуже, чем ядерная угроза в тысячу раз, вы же всех в каменный век тянете. Что там этого не видно?

10 – Да как сказать. У вас что, все грамотные такие?

– Все. Вон хоть молодых спросите. А вам идея нужна. Заклинило вас там всех,- Игнат покрутил пальцем у виска.

– Может, коммунизм и неверное течение. Кто знает? Может, и Маркс, и Ленин были не правы.

– Коммунизм и идея его построения здесь ни при чём. Как угодно можно это назвать. Он как раз и не расходится с общемировыми поисками справедливости. Развитые тоже начинают менять свои формации. Наёмный труженик отмирает. Его тоже привлекают к владению. Ваши просто идеалисты какие-то вывихнутые были. НЭП был. Ну чем не урок? Нет, пошли снова рубить налево-направо. Чем дальше, тем хуже. И никто не шевельнул, что не в ту степь поехали.

– Напороли и впрямь много.

– И нынешние. Думаете, они по земному шарику опыт изучать ездят? Дудки. Им опыт не нужен. Лишь бы чемоданы набить барахлом.

– Не всё сразу.

– Да куда же сразу! Читал программу аграрно-продовольственную. Это же чушь величайшая. За такие программы премии Нобелевские надо давать в разделе "Антинаучные теории". Этих писак даже скотником на самую захудалую ферму в дальнем колхозе ставить нельзя: или ферма сгорит, или скот падёт.

– Злитесь?

– Отнюдь. Когда в государстве правильность определяется по рангу, а не по уму, всё приходит в упадок. С секретарями же обкомов и с их ставленниками – недоучками в корпусе директоров мне общаться, не то что спорить, ни к чему.

– Так уж и недоучки.

– А кто? Вот Рыжков – премьер. Что, умный? И как премьер – дурак, и как бывший директор "Уралмаша" – дурак.

– Не буду вам возражать. Совсем не знаю этого человека.

– И знать его ни к чему. Достаточно видеть, где он усилия прикладывает. И ясно, кто перед тобой.

– Так ему другого Политбюро не даст сделать.

– Он по-другому, по нормальному, и не стремится. Даже попытки напрячься не делает. Вот и дурак. Может, только хочет немного повальяжничать, от души. И мягкий весь какой-то, вот-вот слезу пустит. Где их Горбачёв берёт только?

– Вот вас бы пригласили, вы бы пошли?

– Нет.

– Ругать все могут.

– Не потому не пошёл бы, как вы думаете. Мы в основной концепции не сойдёмся. Либо им всем в отставку, либо мне. Даже не взяли бы с таким мышлением, как у меня.

– Из-за того, что вы умнее?

– А хотя бы и так. Вот вы как думаете, какое у меня образование? Или у ребяток?- Игнат показал рукой на уехавших вперёд.

– Не возьмусь определять. Мне хотелось вас об этом спросить.

– Диплома показать не могу. В нашей школе не дают.

– А есть такие школы?

– Не будь их, и нас бы не было.

– Закрытого типа?

– Теперь – нет.

– Что же преподают?

– Всё. Шесть языков. И остальное. К примеру, по наследию Ленина – от корки до корки.

– Высшая, так сказать, партийная,- Кириллов засмеялся, усаживаясь в седле боком.

– Зря смеётесь. Это я к слову. Гуманитарное образование – всё, что есть в мире, от греков до сегодняшнего дня. Техническое. Экономическое. Медицина. Религии. Двое суток перечислять надо.

– Особая система.

– Так. Примерно. Всё самое рациональное собрали.

– Однако! Александр сводил?

– Он сам по ней учился. Собирали не год, не два. Десятилетия. И продолжают сотни людей подбирать. И я, и вот они, молодые, все в эту копилку вносят.

– Для чего?

– Да потому, что собрать в одной голове, в преподавательской, скажем, нет возможности. Вот мы с вами по-русски беседуем, мне приятно. Знаю его и люблю. Но в общении редко приходится пользоваться. Особенно в Азии. Навык пропадает.

– Они его тоже знают?- Кириллов кивнул на едущих впереди ребят.

– Да.

– А вот с Александром на русском не говорили.

– На диалекте местного языка шпарили.

– Наверное, моё присутствие стесняло.

– Нет. Оттого, что ему без разницы, на каком говорить. Вот спросите, на каком языке они к нему обратились, он вам ответит, но сам в себе не задумывается, разницы не ощущает. И они так же. На каком думают, на том и говорят.

– Хотите сказать, что знание языков – необходимость?

– Безусловная необходимость. Какой бы не был умный переводчик, точности достичь нельзя. Смысловые понятия не подлежат переводу.

– Долго вы этого достигали?

– Долго и тяжело. Поздно начал. С семи лет. Этим вот,- Игнат махнул одному, показывая, что видит проводника,- легче пришлось, они четырёхлетками начинали. Тем, кто с рождения – легко даётся.

– А оптимальный есть возраст?

– Лучше с пелёнок. С колыбели.

– Как же это? Забирать от матери?

– Ясли есть. Вот с них. Общение языковое до того, пока ещё говорить не начал. Эдаким скопом. Множеством.

– Значит, вундеркиндов готовите?

– Таланты. Без них мир умрёт. И не просто таланты. В мире нашем умному тяжело. И в соцлагере, и в каплагере. Многие так и не достигают вершин. Системы съедают. Нашего сожрать невозможно. У него всегда есть ответ, и ход правильный. Такая вот защита.

– Хитрый, стало быть, талант. Не боитесь, что не в ту сторону пойдёт этот монстр, имею в виду, во зло.

– Так смотря что за зло брать?

– Вас действительно не зацепить. Вёрткий.

– Тоже правильно. Не цепляйте.

– Дисциплина жёсткая?

– У нас?

– Да.

– Нет такого понятия.

– Александр этот вам ведь приказывает.

– Вам показалось.

– Кто-то ведь командует?

– Общее дело. Ясность цели. Но это уже не дисциплина. Что-то вроде внутренней мобилизации.

– А выйти из дела можете?

– В данный момент – нет. Вас надо доставить. После Непала – могу.

– И вам ничего не будет?

– Что имеется в виду?

– Ну, смерть, положим.

– Всё добровольное. Без подписок и принуждения. Если вы хотите знать – продаются наши или нет, отвечу – нет. А почему – объяснять не буду, не сможете понять. Из дела есть уходы. Как без этого. Скажем, в науку тянет человека. Никто не препятствует, наоборот. Из доли дела выделяют суммы на обучение, обустройство, прочие расходы. И без возврата. И не потому, что наш. Если его проект или открытие важно, мы его в жизнь внедрим не мешкая, не даром, но на условиях выгоднейших, и при этом прошлого кредита его никто считать не будет. И случаев таких много. Он же свою долю, умный ведь человек, не профукает, коль в перспективу глядит. И в школу свою вложит, и той, что для него материнская, даст, не обделит. Ему же в ней, пока своей нет, учеников черпать, будущих продолжателей. Тут одно к одному складывается.

– Некое государство в государстве?

– Система.

– Да, ведь вы кругом концы имеете, я и выпустил из виду это.

– Не концы, и не связи. А тех, кто с нами сходится в тех или иных делах. Но без общей идеи. Будь-то политическая или религиозная.

– Вы сказали, что Александр – стрелок, и вы тоже. Каста?

– Если хотите – да. И здесь нет добровольности.

– Назначения?

– Нет. Способности. Скажем, у вас есть, но вы не хотите, а хотите банк организовать и идёте в финансисты.

– Ничего не понял.

– Стрелок – это не ступень. В стрелки может попасть лишь очень способный. Здоровье важную роль играет и ещё многое. Как при отборе в космос, но отбор во много крат более жёсткий. И вот ты прошёл отбор. Все видят – ага, готов, подходит. Предлагают стать стрелком. Ты волен отказаться, никто не упрекнёт. Сашка дважды из стрелков уходил. То есть не работал. Но обстоятельства сказали "надо", и делал работу.

– А функции у стрелков какие?

– Защитные.

– Убить, обокрасть?

– Хотел бы я поглядеть, как бы КГБ меня или Сашку в Москве, скажем, нашли. Ноги бы истоптали. Стрелок должен любого нужного человека в каком-либо месте найти, не зная имени, лица, по скудной информации. Естественно, коль есть такая необходимость, убить.

– Это реально?

– Вы кто по званию?

– Генерал. Генерал-лейтенант.

– Ведали, скажем, отделом в управлении?

– Положим.

– У вас система разлаженная. И в таком возрасте, а вам чуть за пятьдесят, уже не регулируется.

– Это мозги имеете в виду?

– Нет. Комплекс. Знания у вас заложены неправильно. Опыт тоже весьма сомнительный. Профессиональные привычки не систематизированы, совсем. Плохой уровень движения и владения телом, и физические кондиции низкие. Много разных "но", и как итог – полная некомпетентность.

– Вам об этом Александр сказал? Вы не могли до этого сами дойти.

– Я его вчера первый раз за последние два года увидел. Если вы обиделись, то зря. Просто всё. В Комитете есть толковые мужики. Они не по системе вашего обучения умные, а по самообразованию. Опять же, собрать всё в голове одному невозможно. А это всё надо знать и уметь к двадцати. У вас худо – бедно к сорока еле-еле скапливается, а дальше чины и полная остановка. И к тому же, вы имеете больше пятидесяти лет, значит, личный оперативный опыт у вас остался на уровне середины пятидесятых, и учили вас профессора от Берии и Вышинского, а они были ученики у учеников Дзержинского, и не самые прилежные. Вот и выходит, что я прав. И потом, не обиды ради сказано. Ваш талант (а поверьте – он есть в каждом) просто не имел выхода, и он не обязательно в том, чтобы изменников ловить.

– Вот видите. Даже знаете, чем я занимался.

– И это легко. Языков не знаете. Сразу отпадает две трети специализаций. Значит, ловили своих, либо по линии "валюта-уголовка-бандитизм", что тоже маловероятно, либо… остаётся особый отдел. Чем там занимаются – известно. Вот и вышло, что вы из него. А определил я это потому, что всех сотрудников КГБ мне видеть доводилось и в работе, и в жизни.

– Жуткие, всё-таки, вы люди.

– Звериный инстинкт плюс разум,- Игнат хлестанул лошадь. Впереди начинался ледник, и ребята остановились, что-то доказывая проводнику.

Преодолев ледник и последнюю гряду, пошли вниз. Двигались осторожно, уже в сумерках выбрались из ледовоснежной полосы. Спуск сделался пологим, и лошади уже не приседали на задние ноги, удерживая равновесие. В кромешной тьме вдруг под копытами зазвенело. Это был тракт. Проводник, переговорив с Игнатом, пожав ему руку и полуобнявшись с ним, поехал по дороге в северном направлении, ребята, Игнат и Кириллов – в южном.

– Теперь, считайте, уже на месте,- взяв лошадь Кириллова под уздцы, сказал Игнат.

– Ночь ведь?- пытаясь хоть что-то разглядеть, ответил Кириллов.

– Часа через четыре будем в селении. Там отогреемся, и утром я вас "джипом" доставлю в Непал к консулу.

– В пропасть не свалимся?

– Тут негде. Склон дороги хоть и крут, но не опасен. И с пути не собьёмся. Это не степь. Кони сами идут, дорога им знакома, выведут.

– А камнепады, лавины?- не унимался Кириллов.

– В горах всё может быть. Камнепада не случится, а лавина сойти может, однако снегопадов сильных не было. Боитесь?

– Видел, как сыпет. Жуть,- Кириллов передёрнул плечами.

– Мощь природная сильна, что говорить – стихия.

Когда приехали в селение, у Кириллова не осталось никаких сил, тело ломило, ноги онемели и не слушались. Он доковылял до жилища, в котором горел огонь в очаге, и, отказавшись от пищи, завалился спать. Полусонного его утром затолкнули в "тойоту", ближе к полудню он окончательно пришёл в себя.

– Берите вон термос и свёрток, завтракайте. Умываться нет времени, до ночи надо успеть пересечь границу,- сказал ему Игнат, крутя баранку, как заправский автогонщик, дорога петляла неимоверно.- Голова не болит?

– Пока нет.

– Уже хорошо. Обычно от голода раскалывается.

– Это точно. Я в войну первую блокадную зиму в Ленинграде был, как пережил – до сих пор не представляю. Брат и сестрёнка умерли, а я выжил. Зачем?

– Сомнения – правильно ли поступили – покоя не дают?

– Зудит где-то, и не могу понять почему. А вы откуда ведаете?

– Сашка, вы только уснули, приехал. Полночи говорили. Про вас.

– Как мыслите?

– О чём?

– Обо мне и том, как поступил.

– А у вас был выбор?

– Не было.

– Тогда что переживаете? Вот в том, что у вас ситуация без выбора оказалась, вы виноваты. Надо иметь про запас несколько разных вариантов. Так, чтобы к крайности не прибегать.

– Выполняй приказы. Вот и всё. Думать некогда. И, потом, обленился, мозговать – тоже ведь работа.

– Ещё какая! Иногда до кипения.

– Игнат, вы мне не ответили.

– Хотите знать, как я к вам отношусь?

– Мы ведь с вами вот встретились, чуть больше двух суток вместе и уже не увидимся, вам лгать ни к чему.

– Точно. Мнение моё не под нагрузкой. Что вам сказать? Есть вина, нет вины, кто судьи, опять же? Сложно всё в ваших государственных отношениях. Так, если рассуждать, его – государство – и надо бы судить. А как? Где честного судью без предвзятостей найти? Нет такого. И закона нет. Оно столько судеб испохабило, уничтожило скольких, тут счесть и то не в силах никто. Вот вы "Архипелаг ГУЛАГ" Солженицына Александра Исаевича читали?

– Прочёл. Правда в ней есть.

– Если писание это с позиции власти брать – он государственный преступник. А если с позиции правды – цены этой книге нет.

– Так, примерно, и есть.

– Это я про книгу. А автор? От первого до последнего листа прослеживается в ней некая обида и на власть, и на народ, и на партию, и на всё, а особенно на свою исковерканную жизнь. Вот вы сказали, что хаять всегда легко.

– Говорил.

– Если сейчас Александра Исаевича спросить, как он видит на фоне исторических ошибок правильный путь, поверьте мне на слово, он такую ахинею предложит для воплощения, что сталинизм – это цветочки, детская игра.

– Вы так думаете?

– Знаю. У него всё ладно написано. Спора нет. Есть один важный нюанс. Маленькая такая ошибка.

– То есть?

– Причин много он называет, как, да почему. Всё, что мог, собрал. А точного определения нет. Что же было на самом деле? Ибо не зная её, причину эту, лечить будешь не болезнь, а последствия её. А это ещё большее зло для страны.

– Так он же во всех грехах коммунистическую идею винит.

– И в том он не прав. И в том, что её воплощали плохие люди, он тоже не прав. Вообще, он в выводах своих не прав. Даже если правильно выявить причины и наметить путь, по которому идти, ведь воплощать процесс этот ещё больший нужен талант. А где его взять? Да нет его. Не смог он родиться и вырасти в жутких условиях вашей системы ценностей. И не скоро он появится, опять же, если условия для этого создать. Лет так через сорок, пятьдесят, не ранее.

– Значит, ваше отношение, так понимаю, ко мне двояко.

– Да. Как к ГУЛАГу. И верно, и в то же время – бредовые мысли. Нет оценки такой точной. А на зло и добро делить, так ведь делили уже, и кровь лилась не чужая, народная. Вот Сашка тянет вас из системы. Мне понять его сложно. Он то стреляет, то милосерден не в меру, а время проходит – вижу, правильно поступил.

– Вы тоже убиваете?

– Приходится. Когда другого выхода нет.

– Часто?

– В Союзе – да. Почти всегда. Отсутствие альтернативы.

– Вы лично бывали в Союзе?

– Много раз.

– И убивали?

– Да. Случалось. И убивал, и даже хоронил.

– Кого же хоронили?

– Вашего одного. С почестями.

– Давно?

– Перед Новым годом.

– Были в форме пограничников?

– Вижу и вы присутствовали на тех похоронах,- Игнат посмотрел на Кириллова.

– С неохотой, но был.

– Что так?

– Недолюбливал покойного. Прижимал он меня часто. Но не пойти не мог. Значит, вы хоронили?

– Мы.

– Как умер – знаете?

– Застрелился.

– Может, знаете почему?

– Этого не знаю. Сашка знает. Его бы и спросили.

– Выходит, у него с покойным дела были.

– Не думаю. Тот не имел к нашему делу отношения. Всё ж его работа была – врагов среди своих же коллег ловить.

– Продавал информацию, значит.

– Какую?

– О конторе.

– Не смешите меня. Этого Сашке не надо. И раньше он о Комитете всё знал, и теперь знает. Зачем платить попусту?

– А хоронили почему?

– Другого подхода не было. Объяснить не могу. Мы на панихиде начальство контролировали, а вот зачем – Сашке вопрос.

– Проворачивали что-то.

– Бывали дела и похлеще. Вас вот не было.

– Да. Я после похорон на дачу уехал. На застолье не пошёл. Зря, конечно, теперь так думаю. Глупо.

– Скорее – нет.

– Хотите сказать – на прицеле держали?

– Недолго. Часа три.

– Как додумались?

– В похоронах участвовать?

– Да.

– Просто. Кто при таком горе будет проверять бумаги. Что, удивлены?

– Очень. Не могу представить.

– И не надо.

– Лихо, конечно, замыслено. Нестандартно.

– На том и стоим.

– Бомбили, видать, кого-то крупного.

– Вот чего не знаю, того не знаю.

– А говорили в одиночку?

– Есть дела, в которых для одного выпадает смерть. Так зачем с ней в пятнашки играть?

– Я понял. Торговались, стало быть.

– Да.

– В КГБ?

– Ага.

– С кем?

– Не то – с самим, не то – с замом, не спрашивал. Но высоко. Теперь вот уже мы и на посту. Ещё один поворот. Вы молчите и из машины не выходите,- предупредил Игнат Кириллова.- Я с ними сам разберусь.

– Скорее бы. Завис как-то в пространстве. Уж лучше стабильность какую-нибудь обрести.

– Вон пост, – Игнат кивнул, показывая на будочку и деревянный шлагбаум, больше напоминающие простое отделение полеводческой бригады, чем границу между государствами.- Пройдём, там и обретёте.

К машине вышел начальник поста. Вежливо поздоровался. Игнат протянул паспорта. Тот глянул на Кириллова и вернул, не раскрывая. Подняли шлагбаум, и они проехали в Непал. Непальские пограничники, сидевшие в аналогичной будочке, даже не остановили.

– Почему не проверяют?- заинтересовался Кириллов.

– Редко проверяют. Тех, что пешком, обычно. А в машине для них – большой человек, богатый.

– А китайцы?

– Их пост тут полгода лишь, так, для формы смотрят. Война вроде бы прекратилась с Тибетом, вот горцы и разрешили пост поставить. Кому в Непал надо и в обход пройдёт.

– Теперь ясно.

– Вот и консул,- Игнат затормозил рядом с "лендровером". Вылез.- Сидите пока,- бросил Кириллову и направился в сторону одиноко стоящей машины. Постучал по боковому стеклу. Из "лендровера" выскочил среднего роста поджарый мужчина. Поздоровался с Игнатом рукопожатием. Вместе они подошли к "тойоте", в которой сидел Кириллов.

– Консул не знает русского,- сказал Игнат Кириллову.- Вы ни бум-бум по-английски. Говорит, что в пяти милях отсюда в селении, если вы не против, ждёт сотрудник, владеющий языком.

– А если я отвечу – нет?

– Будете ехать до столицы королевства молча.

– Скажите, что я согласен,- Игнат перевёл консулу. Тот кивнул.

– Тогда пересаживайтесь,- предложил Игнат.

Кириллов вылез из "тойоты".

Игнат достал из багажника чемодан. Перенёс его к "лендроверу".

– Это мой, что ли?- удивлённо спросил у него Кириллов.

– Ваш,- ответил Игнат.- Вы ведь не нищий, миллионер, как никак. Размеры ваши и по нынешней моде. У них там всё рассмотрите.

– А побриться есть чем?- Кириллов потёр многодневную щетину.

– Всё есть. Даже щипчики для ногтей на ногах. Ну, Юрий Антонович,- Игнат протянул руку,- прощайте. Нос не вешайте, удачи вам и хорошо устроиться.

– Спасибо вам, Игнат. Вы, наверное, последний русский в мои ближайшие пару лет. Вам удачи,- Кириллов пожал руку Игнату.

– Да я не последний. У них там ваших перебежчиков набралось – впору новый ЦРУ организовывать, русский. Так что слетятся со всех сторон. Бывайте.

– Ещё раз спасибо, Игнат,- Кириллов сел в машину консула.