Сашка добрался до родного посёлка через три дня. Уселся в снег, осматривая его в бинокль. Во дворе дома кто-то копошился, но разглядеть было невозможно, изморозь, выпавшая на деревья, скрывала. Просидев минут двадцать, он встал и, не таясь, двинулся через реку, пришаркивая ногами по льду. На обрыве встретил брат Владимир, помог перелезть забор, обнял, поцеловал, смахивая набежавшие слёзы, и сказал:

– Иди. Батя тебя ждёт,- а сам остался стоять, глядя ему вслед.

Неспешно Сашка веником смёл снег с унтов, отряхнул куртку и, потопав ногами, вошёл в сени. Дверь открылась, и на порог в накинутом наспех полушубке вышел отец. Он стал тискать Сашку, целуя, полушубок упал на пол. Сашка втащил отца в дом, оставляя белые следы, усадил на табурет. Володина жена, крутившаяся у печи, подскочила, закрыла двери, подняла упавший полушубок и повесила на вешалку. Сашка тем временем присел на корточки, как в детстве, склонив голову на колени отца.

– Мамка вот не дождалась,- вымолвил батя.

Сашка молчал, было тяжело, спазмы сдавили горло.

Отец первым пришёл в себя и, подняв Сашкину голову, стал смотреть на него.

– Вот ты какой стал,- и притянув его к себе, поцеловал.- Бери стул, подсаживайся, чего на карачках стоять. Галина,- крикнул он жене Владимира. Та вышла из соседней комнаты, вытирая фартуком слёзы.- Не лей слезу, поздно уже. Бельё ему собери, Володькино будет впору. Мы в баню пойдём, сполоснёмся, да и тебе мешать не будем.

Они встали. Сашка помог отцу одеть полушубок, и они вышли во двор. Владимир курил, присев на завалинку.

– Володь, иди, прихвати чего там,- отец показал на пол-литровую бутылку спирта.- Негоже без закуски.

Брат метнулся в дом.

Раздевшись, пошли в мойку греться, где к ним присоединился Владимир.

– Всё принёс,- сказал он.- Там уже Лёха припёрся с Игорем. Я сюда бежал, видел Павла, идёт вдалеке. Бать, я Сашку сам попарю, тебе нельзя в парной долго.

– Ладно. Дверь закрой на крюк, а то они сейчас навалят сюда скопом. Баня, чай, не резиновая.

– Я, бать, и крюк накинул и Лёху предупредил, чтобы не лезли.

– Веники вон, ошпарь, вода уж, поди, остыла,- отец показал Владимиру рукой на таз с запаренными берёзовыми вениками.

– Бать. Не суетись,- Сашка пожал отцу кисть руки.

– И то верно. Чего это я закомандирился. Идите в парилку, коль так, я уж не полезу, обмоюсь только.

Братья нырнули в двери парной. Плеснули на комелёк ковш горячей настойки, запаренной на сосновой хвое, и расстелились по лавке, жар сворачивал уши в трубочки.

– Ох и нажарил. Сутки, что ли, топил?- еле дыша, спросил Сашка.

– Ага. Так посчитали, к вечеру вчера должен был прийти. Лёха сутки назад как, приехал. Ты что, зимовья обходил?

– Прямиком топал, на Итыге на коньки встал, да ветер, как назло, в лицо. Я видел, что они на снегоходах прошли.

– Ну что, ещё плеснуть?- предложил брат.

– Сварить хочешь?- соскакивая с полки, прохрипел Сашка.- Всё пока, пойду воздуха дыхну. Отвык уже.

– Что, спёкся?- смеясь, встретил в предбаннике отец.

– Совсем,- стал оправдываться Сашка.

– Значит, не было бани там, где скитался?

– Там сауны, бать. Автоматика. А вот так, как в русской бане, чтобы волна катилась, этого нету.

– Шапку надень, а то уши отвалятся,- посоветовал отец.

– Хорошо,- натягивая шапочку и рукавицы, сказал Сашка, снова направляясь в парную.

Попарились быстро, обмылись и вышли в предбанник, где отец уже приготовил закуску и налил в стопки.

– За мамку, царство ей небесное,- произнёс отец, чокаясь. Выпили, но закусывать не стали.- Рассказывай, где сейчас обосновался?- батя разлил в стопки спирт, себе чуть-чуть.

– Бать, что говорить? Подстрелили малость. Очнулся у двух старцев на Маймакане. Они и выходили. Вертаться не стал, нашёл в Алдане Николая Петровича Вавилова, и сколотили за год с ним дело. Всю братию там прижали, кто ерепенился – вывели в расход. Я оперативную вёл часть, Петрович занимался добычей. Но основную работу делал за границей.

– Начальный капитал с Петровичем делал?

– Нет, бать,- поднимая стопку ответил Сашка.- У Петровича я был только в паях. Металл, правда, весь оприходовался у меня, я им оплачивал из другого дела. Я в КГБ два года сидел. По найму. Мне за это вперёд уплатили. Когда всё обернулось, я свою долю – а это "архивные" деньги – внёс в уставной фонд созданного мною же банка. Мы с заказчиком поровну поделились. Огромные деньги к нам пришли. Очень.

– Много – это сколько?- спросил Владимир.

– Моя доля составила миллиард двести миллионов. Не наличными, а чеком. Чистые деньги.

– Кого подсидели?- отец посмотрел недоверчиво.

– Банки. По капиталу германской нацистской партии,- Сашка выпил и стал закусывать.

– Армейские тогда чего влезли?

– Это, бать, разговор отдельный. Наш "клан" подметил Юрий Владимирович Андропов. Вот тех двоих ребят пограничников, что погибли в начале семьдесят первого года, помнишь?- отец кивнул.- Про события под Аркой он тоже сведения имел, но не лез, тихо подкрадывался, на свой страх и риск. Привлёк в дело одного умника. Очень головастый мужик. Давыдов Георгий Николаевич. Знакомое имя?

– Вона, где всплыл!- отец чертыхнулся.- Матка бозка. Жив, значит, курилка?

– Да, жив. Лучше бы он сдох,- Сашка выматерился.- Их расследование то шло, то умирало, смотря по политической обстановке. Черненко после Андропова занял пост, свернул давыдовскую богодельню, а нынешний, Горбачёв, опять делу ход дал. Всех их мне убрать не удалось в 1981 году, спрятались. Имею в виду людей из давыдовской секретной следственной бригады, там состав подобран был полууголовный. Вот я в том году последних убил. Концы в воду должны были уйти, но нет. Какая-то сука передала всё в армейскую разведку. Я надеялся, что они – мужики умные. Прочитают дело и спишут в архив, но видно кто-то очень большой и тайный настоял, чтобы они копали. Пришлось Давыдова – он на пенсию ушёл – вытаскивать у них из-под носа. Так мы и сошлись на железной дороге лоб в лоб.

– А Петрович?

– Мы всё свернули. Он умирать поехал. На Кубань. Кварц,- Сашка постукал по грудной клетке.

– Шахта проклятая! Ох, сколько душ этот кварц сгубил. Да, что теперь говорить,- отец махнул, предлагая наливать спирт, свою стопку отставил в сторону.- Тебя, значит, они ищут? Военные эти.

– Меня они не достанут.

– Ты что, официально всплыл?

– Да, бать. Вполне,- Сашка достал из куртки, висевшей рядом, британский дипломатический паспорт и протянул отцу. Тот долго вчитывался и спросил:

– Выяснил, стало быть, кем был Кан в прошлом?

– Он был тем, кем был. Таким, каким мы его все тут знали. Но предки его кровей знатных. Королевских почти.

– Вона, как! А своя родня уже не в счёт?

– Свою я тоже сыскал. Ты, бать, почему не говорил, что родная твоя сестра Вера – тётка наша, так получается – в разведке китайской работала, во внешке. Мало того, женой Кану доводилась? Иль не знал?

– Знал,- возвращая паспорт, сказал отец.- Я из-за её дури пятнадцать лет в лагере на нарах пролежал. Она в Гоминьдановской армии была. Когда Мао их на Тайвань согнал, она отряды готовила освободительные, с одним таким и попала в засаду. Погибла. А вот, что Кан её муж, впервые от тебя слышу. Клянусь.

– Я сам, когда документы в Гонконге в банке получил, поверить не мог. Она в шестидесятом году погибла. У них с Каном был сын. Моего года рождения, погиб годом раньше, при штурме монастыря китайской армией. Вот Кан и вписал меня в эту родословную. Точнее, я воспользовался предоставившейся возможностью.

– По англицкой-то ты кто?- смеясь, спросил Владимир.

– Сэр Бредфорд. И ты зря, братуха, смеёшься. Сама королева со мной ручкалась. Там у них в Великобритании за Бредфордами место в палате лордов пустует, правда, лет сто, но есть.

– Вот, батя, уродит же природа. В лорды без мыла влез. Скользкий ты, Сашка, как налим.

– Что ж, сэр Александр Бредфорд,- отец налил в стопки, включая себя,- чисто сделано. Пьём и двигаемся, а то родня исшуршалась.

Было слышно, как из дома то и дело выскакивали и приближались к бане, скрипя снегом.