Всю ночь я металась без сна. Меня колотил озноб. Наутро я отпросилась с занятий и битый час прошагала взад-вперед по комнате отдыха второкурсников, дожидаясь, когда хронометр над камином покажет, что наступил удобный момент и в библиотеке никого нет. Кэла разыскивать я не стала — он знал о Конраде то же, что и остальные: свихнулся из-за некровируса, набросился на собственную сестру, сбежал от прокторов, от сумасшедшего дома и из Лавкрафта вообще. Они не знали брата, который заботился обо мне, когда маму поместили в приют. Не знали Конрада, который учил меня разбирать и собирать сначала обычный хронометр, а потом и более сложные механизмы, перевязывал ранки на пальцах, когда мне случалось порезаться о шестеренки, рассказывал запретные истории о ведьмах, феях и ужасном владыке мифических чудовищ — Йог-Сототе.

Кэл мог потащить меня прямиком к прокторам за укрывательство безумца и был бы в полном праве это сделать. Воспоминания не имели значения — только болезнь.

Навстречу мне по коридору шла миссис Форчун. Вспомнив о предстоящем после ужина визите к директору, я круто свернула налево, к библиотеке, чтобы не попасться на глаза.

В библиотеке Академии всегда царило безмолвие. Редко тревожимые книги и газеты громоздились на полках грудами трупов в покойницкой. Пробираясь между отсыревших, заплесневелых рядов по прогнившей ковровой дорожке, скрадывавшей звук шагов, я кинула взгляд исподтишка на библиотекаршу, мисс Корнелл. Та с подозрением посмотрела на меня, подняв голову с пучком жидких рыжеватых волос, но тут же вновь принялась штемпелевать не вовремя сданные учебники.

Я поднялась по железной винтовой лестнице и оказалась в башенке, где были только книги, свет масляных ламп да прятавшиеся по углам тени. Сняв со стены одну из ламп, я поставила ее на столик и, натянув пальцами измятый листок, поднесла к ней письмо Конрада.

Я любила вычисления, а мой старший брат обожал головоломки: лабиринты, логические задачки и так далее — все, что заставляло его часами просиживать за столом, не поднимая головы. Наверное, это увлечение точно так же помогало ему поддерживать мысли в порядке. С содроганием я вспоминала, что оно не спасло Конрада, как не спасла маму музыка.

Еще прежде чем маму забрали, а нас отправили в сиротский приют, Конрад часто показывал мне разные трюки, обманывавшие зрение и разум. Призрачные чернила были его любимым фокусом. Вдобавок ко всему от нацарапанных ими писем по прочтении ничего не оставалось. Брат продолжал заботиться обо мне.

Пергамент покоричневел от жара, закручиваясь по краям, как сухой дубовый листок. Я закусила губу, молясь, чтобы он не рассыпался у меня на глазах. Призрачные чернила коварны: передержишь в растворе дольше чем нужно или слишком сильно нагреешь — и все, только опалишь брови, да еще и пальцы обожжешь.

— А, пропади оно пропадом, — зашипела я, случайно коснувшись шара лампы и ощутив, как боль паучком пробежала по ладони. Руки — главное достояние инженера.

Письмо сморщивалось все сильнее, из середины пошел дымок. Пергамент заворачивался, обращаясь в пепел, дым становился все гуще и темнее. От химического запаха у меня заслезились глаза. Послышались шаги мисс Корнелл.

— Что у вас там происходит, юная леди?

— Ничего, мэм! — поспешно отозвалась я. — Просто… просто провожу опыт.

— И не думайте, что сможете прятаться там весь день от занятий! — рявкнула та. — Тут вам не комната отдыха!

Дешевые набойки с костяным перестуком двинулись вниз по лестнице, и я выдохнула. Такие игры не по мне. В моем положении надлежит являть безупречное поведение и прилежание. Я не Кэл, и все мое бунтарство большей частью не выходило за пределы мыслей и каракулей на тетрадных полях: пятиконечный ведьмин знак, фигурка феи, притаившаяся между деталей механизма на чертеже, — да и те я сразу же сводила, пока не попались на глаза кому-то из преподавателей или прокторам. Я не верила в магию, но законы прокторов были направлены не против нее одной — против фантазии вообще. А наука без фантазии, без идей, в моем разумении, бессмысленна.

Людей посылали в Катакомбы или на сожжение и за меньшие прегрешения, чем рисунки от нечего делать. Прокторы не проводили границ между трезвомыслящим человеком, решившим пофантазировать, и сеющим раздоры еретиком. Я знала, что они делают все возможное, чтобы защитить нас от гулей и наступления некровируса. Вирусотвари и сумасшедшие, наводняющие улицы города, — вот реальный кошмар, не чета призрачной угрозе ведьмовских ритуалов. Если бы не прокторы, Лавкрафт стал бы вторым Сиэтлом, городом-фантомом, где правят безумие и ужас, воплощением которых был увиденный мною козодой.

Ценой безопасности стал позор, постигший нашу семью. И хоть профессор Лебед не уставал вколачивать факты в наши головы, я все же не могла полностью отказаться от грез. Возможно, я бы лучше его слушала, не будь он так противен со своими одобренными Вранохраном лекциями.

Судя по возрастающему жару, письмо должно было вот-вот вспыхнуть. Негромкий хлопок вытесняемого воздуха, и листок почти мгновенно обратился в пепел, закружившись темными хлопьями: только мертвенно-бледные буквы «ПОМОГИ» остались на месте, повиснув в дыму. Дым рассеивался, и их контуры принялись вытягиваться и изменяться, складываясь в новые, столь же эфемерные. Тайное послание, скрытое в призрачных чернилах, проявилось.

Отправляйся в Грейстоун

Найди колдовской алфавит

Спаси себя

Потом шла строчка цифр, и я, выхватив из кармана авторучку, поспешно накарябала сообщение прямо на ладони, прежде чем его развеяло сквозняком.

31-10-13

Надпись зияла на моей руке свежим шрамом.

Кэл поджидал меня у входа в библиотеку.

— Так и знал, что ты здесь, — проговорил он. — Ты вечно прячешься на этой червеферме, когда не в духе.

— Это не червеферма, а библиотека, — со вздохом ответила я. — И вообще какое тебе дело, в духе я или нет? Боишься, я свихнусь раньше времени и опозорю тебя перед Маркосом и его дружками?

Обойдя его, я направилась к жилым комнатам. В мыслях у меня были только Конрад и написанные дымными буквами слова. Но Кэл удержал меня, поймав за руку.

— Ладно. В чем дело? На тебя совсем непохоже вот так взрываться.

— Я могу тебе доверять? — спросила я. Мне очень хотелось этого. Да и кому еще я могла доверять, если не ему?

Моргнув, он провел рукой по волосам. Одна прядь упала на глаза.

— Ну конечно, Аойфе. Что-нибудь не так с матерью? Совсем плохо, да? — Он сдвинул тонкие брови и попытался нахмуриться. Принять озабоченный вид у Кэла вряд ли получилось бы даже под угрозой смерти, но он по крайней мере старался.

— Не с матерью, — обронила я на ходу. — С Конрадом.

Слова послания шепотом отзывались у меня в голове. Казалось, меня просто разорвет, если я не дам им выхода.

— С Конрадом? — Глаза Кэла расширились. — И это все, что ты мне скажешь? Аойфе, ты не можешь вот так бросить имя своего чокнутого братца и… — Он осекся и сглотнул. — Прости.

— И похуже слышать приходилось.

Я показала ему написанное у меня на руке. Кэл нахмурился:

— Не понимаю.

— Это прислал Конрад, — объяснила я. — В письме. Ему нужна моя помощь.

Большая костлявая рука Кэла внезапно обхватила мое запястье и двинулась выше, закрывая надпись.

— Аойфе, ты сама добиваешься, чтобы тебя отправили в сумасшедший дом? Значит, правда, что все говорят?

Кисть у меня горела от его хватки, а теперь вспыхнуло и лицо. Зря я надеялась, что уж Кэл-то не станет верить всяким слухам. Я попыталась вырвать руку, но он не отпускал меня.

— Что там еще они говорят?

На скулах у Кэла заходили желваки:

— Что у Грейсонов это в крови. С первого заразившегося передается. Что вы все сходите с ума где-то в шестнадцать лет… что вы опасны.

Чувствуя, как на глазах у меня закипают слезы, я зажмурилась, не давая им пролиться.

— Кэл, я думала, ты мне друг.

— Так и есть, — серьезно сказал он. — Я — единственный твой друг сейчас, Аойфе. Я не верю во все это, но ты ведь понимаешь, о чем идет речь. Помнишь, как было с Конрадом?

У меня стиснуло горло. Острие ножа, нагревшееся до температуры моей кожи, волосы, мокрые от слез Конрада, который держит меня мертвой хваткой. «Я не хочу, Аойфе, но они нашептывают, они смотрят на меня, они жаждут крови. Я не хочу их слушать, но они не умолкнут, пока кровь не прольется на камень…»

— Конрад не сделал бы мне ничего плохого, — ответила я. — Проклятие, Кэл, ты и сам это знаешь.

Я вырвала у него руку. Если Кэл считает, что я заражена, ничего, кроме жалости, я от него не дождусь. Уродливый шрам у меня на шее большую часть времени был прикрыт школьным шарфом — и только в конце учебного года под жарким и влажным дыханием лета шарф приходилось снимать.

— Аойфе, он сошел с ума прямо в свой день рождения и пытался перерезать тебе горло. Тебе тоже скоро исполняется шестнадцать, и ты вдруг заговариваешь о том, чтобы помочь ему. Как хочешь, но звучит так, словно ты и сама не в себе.

— Вы ведь были друзьями с Конрадом, — прошептала я. Два моих единственных друга: Конрад и Кэл, Кэл и Конрад. Я думала, так будет всегда.

Лицо Кэла исказилось:

— Да уж. Представляешь, каким идиотом я себя чувствовал, когда он сорвался с нарезки? Я же и вправду верил, что он не поддастся болезни. Вся эта… вся эта чушь, которой он тебя пичкает, — просто бред. Такой же, как феи и демоны, которых видит твоя мать.

Не успев даже подумать, свободной рукой я дала ему пощечину. Кэл отпрянул, зашипев от боли.

— Прости, — тут же сказала я. В голове у меня до сих пор шумело, и виноватой я себя не чувствовала. Ни капельки.

— Блин, Аойфе, ты мне чуть челюсть не свернула. — Он осторожно подвигал подбородком.

— Конрад не такой, как мать, — упрямо сказала я.

Брат никогда не проявлял каких-то признаков безумия. Не рассказывал о своих снах. С ним должно быть что-то другое. Потому что иначе и для меня не останется никакой надежды.

— Ему нужна моя помощь, — повторила я, — а ты, кажется, только что говорил, что я могу доверять тебе.

Кэл вздохнул и почесал ухо — обычный его жест, когда истинная натура боролась в нем с установлениями прокторов и Академии.

— Ну и чего ты от меня хочешь?

— Читай, — потребовала я, подставив ладонь ему под нос.

Кэл нахмурился:

— Что такое Грейстоун? И что за цифры?

— Грейстоун — дом моего отца, на севере, в Аркхеме, — объяснила я. — Во всяком случае, так мама говорила, — добавила я со вздохом. — А цифры… Не имею ни малейшего понятия.

Честно говоря, то же я могла сказать о своем отце. Кроме имени — Арчибальд Грейсон — от матери я слышала только болтовню о сильных руках и ярко-зеленых, совсем как у меня, глазах. Из-за этих самых глаз Нерисса то готова была на меня молиться, то чуть ли не кидалась. Уж лучше бы мой ублюдок-папаша оставил их при себе.

Но если Конрад столько времени ускользал от прокторов, если он добрался до Аркхема… он мог разыскать отца — человека, который отважился полюбить женщину с некровирусом в крови и даже сделать ей двух детей. Человека, который мог помочь Конраду.

— Кэл, пожалуйста, — попросила я, видя, что он колеблется. — Мне нужен хоть кто-то, кто поверил бы, что это все не полное безумие.

— Обалдеть — снова я с ним заодно. И с тобой тоже, — вздохнул Кэл. — Теперь прокторы меня в любой момент могут в Катакомбы упрятать — глазом моргнуть не успею.

Я ткнула его в плечо:

— Если только сам во Вранохран побежишь и признаешься во всем.

С плеч словно гора свалилась, и сердце уже не стучало, как бешеное. Кэл не предаст меня. Он все тот же, каким был и в первый день в Академии.

— Вороны все видят, Аойфе, — заметил Кэл.

Мы уже шли к спальному корпусу. Дождь разошелся не на шутку, и я выудила из сумочки складной зонт.

— Прокторы не просто так их используют.

— Вороны слишком заняты «настоящими» еретиками и лазутчиками-багровогвардейцами в Ржавных Доках, — отмахнулась я, поднимая зонт над головой Кэла, торчавшей гораздо выше моей. Я не стала упоминать слышанное от Конрада: будто Багровая Гвардия состоит из колдунов, способных на совершенно немыслимые вещи. Кэл и так был на взводе. — Им есть чем заняться помимо каких-то студентов.

— Ну-ну, — мрачно пробурчал Кэл, оглядываясь, словно для проверки — нет ли за спиной проктора.

— Говорю тебе, — уверила я его. Мы поднялись по лестнице и, переступив порог спального корпуса, отряхнулись от дождя. Я ободряюще похлопала Кэла по мокрому плечу. — Ничего с тобой не случится.

— Так что ты все-таки собираешься делать? — спросил он, нетерпеливо поглядывая на других парней, сидевших вокруг эфирника и слушавших бейсбол. — Тоже свяжешься с ним или как? Можешь пока написать ответ, а я счет узнаю.

Решение, которое зрело в моей голове с тех пор, как я прочитала призрачные строки, теперь выкристаллизовалось окончательно. Простым письмом Конраду не поможешь.

— Я отправляюсь в Грейстоун, — ответила я. — Как Конрад и хотел.

Кэл поперхнулся:

— Что? Сейчас?!

В моих мыслях всплыли миссис Форчун и предстоящий разговор с директором.

— Сегодня вечером.

Кажется, Кэл готов был вот-вот бухнуться в обморок.

— Ты точно чокнутая, Аойфе.

— Хватит это повторять, — раздраженно бросила я. Размотав шарф, я провела пальцем по шраму, оставленному ножом Конрада. Мой брат был совсем другим, не таким, как мать. Он готовил нам, он заплетал мне косички перед школой.

Но кого заботило, каким Конрад был прежде? Все видели его стоящим у меня за спиной — острие ножа алеет кровью, глаза горят безумным огнем. Никто не заметил, в какой он муке, как изо всех сил борется с собой.

И если брату нужна моя помощь, я приду к нему ради всех проведенных вместе лет — вплоть до его шестнадцатого дня рождения, когда он вошел ко мне в комнату с ножом в руке. «Они не умолкнут, пока я не сделаю этого, Аойфе. Прости меня».

— И что, ты собираешься просто вот так… дать деру? Только потому, что зачем-то понадобилась ему в Аркхеме? — нетерпеливо осведомился Кэл, не выдержав долгого молчания.

— Еще погромче можешь? — огрызнулась я, заметив, что на нас оборачиваются. — А то не вся Академия слышала.

Кэл дотащил меня до одного из потертых диванов и склонился прямо к моему лицу:

— Сбежать не так-то просто, Аойфе. Если мы и выберемся за пределы школы — а это, кстати, уже невозможно, — все равно с закатом город закрывают: блокируют дороги и даже канализацию, от гулей. А до того через мосты нам не перебраться — мы несовершеннолетние, прокторы ни за что не поверят, будто у нас есть пропуска.

— Условия задачи мне известны, — заметила я. Лавкрафт ощетинивался крепостными стенами против некровируса, но и против собственных граждан тоже; по ночам, когда вирусотвари были наиболее активны, жители города становились невольными узниками своих кварталов.

Кэл помотал головой:

— Математика нам тут нисколечко не поможет, Аойфе.

Я закусила губу — по мнению миссис Форчун, привычка весьма предосудительная и недостойная юной леди.

— Нам? — переспросила я, искоса взглянув на лицо Кэла.

Он глубоко — слишком глубоко для своей тощей груди — вздохнул:

— Если ты думаешь, что я отпущу тебя одну по письму сумасшедшего, то ты не просто чокнутая, Аойфе… ты совсем сдурела.

Так же порывисто, как до того дала ему пощечину, теперь я обняла его. Кэл сдавленно пробормотал что-то.

— Спасибо, — с чувством прошептала я, и он неуверенно ответил на мое объятие.

— Что ж, госпожа инженер… так как мы выберемся из Лавкрафта?

— Ну… я… — Дальше решимости помочь Конраду мои мысли еще не заходили. Но тут мне вспомнилась Сесилия, ее острые глазки и острый язычок. — Сумеречный Базар.

Кэл испустил стон:

— Отлично. Едва-едва с Данвич-лейн развязались, так теперь из огня да в полымя.

— Да что ты все причитаешь? Хуже старой бабки! Когда тебе из-за меня что-то угрожало?

— Вчера. Тот кровосос из подворотни.

— И я же тебя и вытащила, скажешь, нет? На ужин не ходи, — скомандовала я. В голове у меня уже формировался, набирая обороты, план действий. То же бывало, когда я набрасывала чертежи новых машин — летающих, роющих, по-рыбьи скользящих под водой. — Это наш шанс. — Только во время ужина все студенты и воспитатели соберутся в одном месте. — Если что, притворись больным. Встречаемся за автогаражом, как прозвонит колокол в столовой.

Кэл решительно кивнул:

— Будь осторожна, Аойфе. Я бы ни за что не хотел, чтобы тебя… забрали. Раньше времени.

Сжав мне руку, он отошел к мальчишкам у эфирника.