Глава 1

Мысли проскальзывали мимо него угрями в темных водах, в основном хвосты и плавники, но там и сям – случайное мерцание глаза, отблеск зуба мурены. Он был не среди друзей, что, по крайней мере, означало: он, несомненно, в правильном месте.

Это было хорошо, потому что прибыть сюда было очень рискованно, и обосновать этот риск для получения разрешения на выезд было нелегким делом, особенно преследуя того, кто официально был мертв уже три месяца.

Беглецы пользовались такими способами передвижения, которые большинство людей оставили в подходящем для этого каменном веке. Верхом. На плоту. В данном случае, в полинезийском парном каноэ. Копия, собранная почти без металла. Со спутника надо было только взглянуть, чтобы найти его.

Три месяца назад никто не додумался сделать это, включая его самого. Джонатан Стоун, мятежный телепат, вновь попал в список разыскиваемых с грифом "местонахождение неизвестно". Большинство более или менее позабыло о нем.

Не Альфред Бестер. Альфред Бестер терпеть не мог выглядеть глупо. А больше всего он ненавидел проигрывать. Его знобило при мысли, насколько близко он подошел в этот раз. Еще день, и было бы уже слишком поздно.

А может быть, уже так и есть, напомнил он себе.

Он любезно улыбался в смуглые лица, густо татуированные, следящие как он прогуливается по пляжу. Они в ответ не улыбались, не пытаясь скрыть свое недовольство его присутствием. Многие, вероятно, сообразили, почему он здесь. Кое-кто готов действовать. Как раз сейчас кто-то, возможно, понял, что его телефон не работает, что отключена местная сеть. В то же время они наверняка заметили, что он – один, пси-коп без прикрытия.

Да, он был садовником, перевернувшим камень, и очень скоро все начнет выползать наружу.

Вскоре так и случилось, и это сыграло ему на руку. Все их шушуканья прямо за его спиной ясно указывали ему нужный дом. Он наверняка узнал, что это верное место, когда шестеро здоровенных мужчин заняли позицию на веранде, между ним и дверью.

– Привет, – любезно сказал он. – Как поживаете, джентльмены?

Они все были смуглые, одеты в саронги или шорты. У всех, кроме двоих, были татуировки на лицах.

– Замечательно, – ответил один из них, его живая новозеландская мелодика противоречила тону легкого намека на опасность. – А вы?

– Я – просто прекрасно. Морской воздух, прелестный пляж…

– Частная собственность, – заметил один из мужчин.

– Правительственное задание, – парировал Эл любезно. – Я ищу парня по имени Джонатан Стоун.

– Был у меня кузен по имени Джонатан Стоун, – объявил один из мужчин. – Утонул в море некоторое время назад. Парень он был с прибабахом.

– Он здесь, не так ли?

– Ну. Или повсюду, я думаю, зависит от вашей религии.

– Моя религия говорит, что он жив и находится там, – заявил Эл, мотнув подбородком за их спины.

– Что говорит ваша религия насчет загробной жизни? – проворчал другой мужчина.

– Скажите ему, пусть выйдет, – сказал Эл. – Скажите, пусть выйдет, и мне не придется вызывать "вертушки".

– Вам не хочется это делать. Это вызовет всяческие политические неприятности.

– Да, я знаю. Фактически, я думаю, если вертушки прибудут, по крайней мере, одна из сторон откроет огонь. Это означает ввод войск Земного Содружества – для чего долгое время подыскивали повод. Поэтому я и пришел сюда один – я хочу всех от этого избавить. Теперь, кому-нибудь здесь может взбрести в голову причинить мне вред. Я могу остановить нескольких из вас, может быть, большинство, но в итоге вы, вероятно, одолеете меня. Я это понимаю. Я здесь потому, что готов спорить, что у вас хватит здравого смысла не делать этого, а ваш кузен Джонатан достаточно печется о семье и друзьях, чтобы не втягивать их в это. Ему удался отважный побег. Он почти надул меня. Но я быстрее всех прочих, и победил я. Настало время ему признать это.

– Как тебя звать, м-р Быстрее-Всех-Прочих?

– Альфред Бестер.

– Бестер-Всех-Прочь, – продолжал говоривший. – Ладно. Я пойду с вами.

– М-р Стоун?

– Ага.

– Не делай этого, Джонни, – возразил другой.

– Да ну, он прав. Если бы они так и не поняли, это одно. А он взял меня открыто и честно, – он поднялся.

– Не желаете что-нибудь с собой захватить?

– Неа. Не оскорбляйте во мне разум, идет? Я понимаю, что направляюсь в исправительный центр. Я их видел. Так не будем притворяться, что вы забираете меня в летний лагерь.

Эл пожал плечами.

– Ладно.

Они направились обратно на берег, пройдя длинную косу. Стоун останавливался, вглядываясь в море.

– Не возражаешь? – сказал он. – Я не доставил тебе хлопот. Ничего, если я немного посмотрю? Вряд ли я теперь скоро увижу океан снова.

– Валяйте.

Стоун вперил взгляд в далекий горизонт.

– Мои предки – некоторые из них, во всяком случае – уходили в море на тысячи миль отсюда, без компасов, астролябий, компьютеров или спутников – ну, кроме луны, конечно. Лишь мужество и искусство навигации.

– Как и вы, – сказал Эл.

– Да уж, зная, как это делается. Это не то же, что плыть в неизвестный океан, не зная, есть ли там что-нибудь вообще, только с тем, что смог взять с собой… – он слабо улыбнулся. – Мне всегда этого хотелось, там, где так все еще делают, среди звезд. Но мне не позволили, вы знаете, когда выяснили, что я такое. Меня не оставили в покое.

– Такова жизнь, – сказал ему Эл. – Мы не можем иметь все, что хотим. Я не прочь быть повыше ростом. Но нет.

– Да уж.

– Во всяком случае, вы могли вступить в Корпус. Так вы могли бы попасть туда, к звездам.

– О, конечно. Как коп, или охотник, или ручной волшебник при каком-нибудь генерале. Это не то, чего я хотел. – Он посмотрел на Эла. – Почему ты это делаешь, Бестер-Всех-Прочь? Тебе чем-то насолило подполье?

– Убило моих родителей. Погубило всех, кого я любил. Мелочь, наверно, но я могу быть таким же мелочным, как следующий, кто соберется разрушить мою жизнь. Подполье – ложь, и ложь разрушительная. Корпус – правда. Он может быть несовершенен, но он – правда.

Стоун пожал плечами.

– Догадываюсь, что увижу его правду в лагерях. Не навестишь ли меня через годик – проверить, жив ли я буду к тому времени? Посмотреть, не угробили ли меня или не свели с ума карательными сканированиями? Или ты просто собираешься сдать меня и позабыть о моем существовании?

– Я только делаю свою работу.

Стоун засмеялся.

– Да уж. Ладно, я готов идти.

Тут Эл что-то уловил, горький сардонический юмор. Он резко посмотрел на Стоуна. Стоун увидел, что он понял, и улыбнулся.

– Моя взяла, м-р Бестер-Всех-Прочь. Ты остановился поймать мелюзгу, а кит уплыл. Теперь уж поздно.

Эл моргнул, а затем ударил жестким сканированием. Ему следовало начать с этого, хотя бы это и было незаконно. Разумеется, в суде это не используешь, но…

Стоун боролся с ним зубами и когтями. Он был силен, где-то П10. Они стояли на взморье, поднимался шторм. Море и небо полосовали друг друга, земля сошла на нет. Акулоголовые звери и птицеголовые люди штурмовали его барьеры.

Шаманские схватки, вспомнил Эл.

Это продолжалось долго. Стоун был ловок и решителен, но, в конечном счете, Эл был сильнее и более искусен. Большой человек рухнул на землю без сознания, и Эл получил от него три важные вещи. Имя, сигнатуру, направление.

Он повернулся и побежал обратно по пляжу со всей возможной быстротой, вытаскивая PPG.

– Прочь с дороги! – прорычал он, подбежав к дому. Его не пытались остановить; они расступились и впустили его.

Он нашел немногое – одеяло, слабый остаток телепатической сигнатуры, той же, что Стоун берег в своем сознании.

Ему следовало понять, что Стоун сдался слишком легко, что он пожертвовал собой ради кого-то еще. Ему следовало понять, что в том проклятом каноэ был кто-то еще.

Самая крупная рыба. Лидер подполья с 2190 года, больше тридцати лет. Стивен Уолтерс.

Эл упустил его. Но у него была его сигнатура, и он знал, куда тот направляется.

Эта охота только начиналась.

 

Глава 2

– Объясните, почему я должен поручить это вам, м-р Бестер, – мягко сказал начальник отделения Найлс Раманаша.

Бестер чуть-чуть поднял подбородок.

– Сэр. Потому что я единственный, кто напал на след, сэр.

– Мы все в Корпусе единственные, м-р Бестер. Вы этого не знали? Если это повод для гордости – если вы просто хотите доказать, что можете поймать этого парня, то этой причины недостаточно.

– Нет, сэр, дело не в этом. Я – единственный, кто напал на след, поэтому я единственный, кто его чует. Это не просто какой-то Беглец – это Стивен Уолтерс, и я думаю, нам понадобится любое преимущество, которое мы сможем получить. Если вы проверите мое досье…

– О, я проверял ваше досье, м-р Бестер, незачем беспокоиться на сей счет. И, конечно, ваша репутация вас обгоняет. При вашей молодости вы уже создали себе имя. Вам сколько? Тридцать?

– Тридцать три, сэр.

Раманаша взглянул на дисплей у себя на столе.

– Интернатура Оливии Вонг, где вы показали выдающуюся храбрость под огнем. Первая командировка в санкт-петербургское отделение – вы стали лейтенантом меньше четырех лет назад. Я даже не стану тратить время на список произведенных вами арестов, – он помедлил. – Есть кое-какие замечания. Несколько инцидентов в отношении гражданских.

– Всего две официальных жалобы, и в обоих случаях люди были, в конце концов, признаны виновными в пособничестве и подстрекательстве, так что, конечно, они дрались и кричали.

– Понимаю, м-р Бестер. Большая часть тревожных комментариев – от ваших начальников, в частности Жоффрея де Ври, который вывел вас из своего подчинения. Похоже, вы его нервировали.

– Командир де Ври хороший человек, сэр.

– Разумеется. Но, возможно, немного робок?

– Я бы не сказал.

– Уф. М-р Бестер, если я пошлю вас на Марс, то именно я получу нагоняй за любой инцидент там. Я не робок, и, чтобы быть совсем искренним, я мало симпатизирую простецам, препятствующим расследованиям Пси-Корпуса. С другой стороны, Корпус сам по себе получил кое-какие политические нагоняи за последние годы, так что ради нашего общего блага, необходим определенный… декор. Следите за мыслью?

– Да, сэр. Значит ли это…

"У меня есть другая информация, м-р Бестер, не записанная в вашем досье. Директор Джонстон – он вас недолюбливает. Знаете, почему?"

"Не совсем, сэр. Что-то в связи с заинтересованностью во мне его предшественника".

"Нда, вы у нас в некотором роде сорвиголова, м-р Бестер, но я давно не видел более одаренного молодого офицера. И, как вы говорите, логично дать эту работу вам. Я перевожу вас в мое отделение немедленно. Директору это не понравится, но это уже не ваша забота. Я командирую вас на Марс так скоро, как это будет сделано. Одевайтесь теплее, м-р Бестер. Я слышал, на Марсе холодновато".

– Святая матерь Божья, – выдавил Эрик Андерсен, закрывая глаза. Корпус шаттла начал гудеть каким-то недобрым тоном, а далекий ржавый контур планеты выравнивался с неприятной быстротой.

– Тебя это совершенно не беспокоит, Эл?

– Не само падение тревожит меня, – ответил Эл, – но то, что оно очень быстро закончится.

Но Эл должен был признать, что на самом деле не совсем спокоен. Он никогда не боялся полетов, но тогда его ни разу не бросали как камень через сотни миль. За последние несколько дней он наблюдал, как Марс превращается из мраморного шарика в бейсбольный, потом в баскетбольный мяч, но он все время был снаружи.

Теперь же он был внизу, в полном смысле слова. Он вспомнил давний урок учителя Робертса о животном происхождении человеческих чувств. Он как раз сейчас мог оценить этого предка-древолаза в себе – это было плохо, плохо, плохо находиться на такой высоте без единой ветки, чтобы ухватиться.

Нет, это был не полет, это было падение.

Стало еще хуже, конечно, когда они ударились о непредсказуемый нижний слой атмосферы, густой, влажный и – казалось – разозленный преобразованием климата. Как раз когда вы твердили себе, что вы в безопасности в чреве превосходной технологии – что такие приземления обыкновенны – ваши внутренности падают, инерция дергает вас в каком-то противоестественном направлении, и даже самый призрачный шанс на спасение кажется совершенно невозможным.

Он дышал равномерно и позволил Эрику стенать за них обоих. Быть испуганным иногда полезно, иногда нет. Он в чьих-то руках и либо уцелеет, либо нет. Никакие вопли его подсознания этого не изменят.

Все же, когда корабль, в конце концов, замер, его тело было как мокрое полотенце, которое какой-нибудь ребенок бросил в раздевалке. Он покинул борт на дрожащих ногах и встал в очередь на таможню.

Впереди него стояла женщина с маленьким мальчиком (на буксире). Мальчик, непоседливый – и, по-видимому, легко перенесший посадку – без конца оглядывался вокруг, пока не заметил позади себя Эла и Эрика. Тут он принялся тянуть женщину за рукав. "Мамуля, – сказал он, – тут за нами один из этих мозголомов".

Женщина повернулась, ее лицо потемнело с бронзового до темно-коричневого.

– Джереми! – одернула она. – Чтобы я больше никогда слышала от тебя таких слов!

Она сконфуженно посмотрела на Эла:

– Не знаю, где дети набираются такого, правда, не знаю. Я очень сожалею.

Она лгала, и Эл знал это. Он улыбнулся.

– Что ж, за ними можно уследить только дома, – ответил он.

– Я пытаюсь учить его правильно, – сказала женщина несколько оправдывающимся голосом. Она присела перед сыном. – Послушай, Джереми, я хочу, чтобы ты извинился перед этим милым человеком. Он пси-коп – один из хороших телепатов. Он помогает защищать нас от плохих.

Мальчик елозил по полу ногой.

– Привет, Джереми, – сказал Эл. – Меня зовут м-р Бестер. Как сказала твоя мама, я хороший телепат.

– Ой, – мальчик невольно потянулся к его руке. – Зачем ты носишь перчатки?

– Потому что, если я не стану, то могу случайно выжечь тебе весь мозг, – сказал Эл, все еще улыбаясь. – Мы не хотим, чтобы это случилось с таким милым маленьким мальчиком.

Он снова взглянул на мать, чье лицо претерпело резкое изменение, и было теперь скорее бледным.

– Я думаю, – сказал он, указывая ей за спину, – что таможенник вас уже вызывает.

Он бросил якобы понимающий взгляд на ее чемодан.

– Помочь вам с багажом?

Он не сканировал ее, так что яркая вспышка паники была тем более удивительна. Каждому есть что скрывать, какое-то грязное, маленькое исключение, на которое, как они воображают, у них есть право.

– Нет, благодарю вас, – быстро сказала она.

Эл пожал плечами. Но, когда она отошла, он шепнул легкий подсознательный совет таможеннику обыскать ее чемоданы более тщательно, чем обычно.

– Вы привыкли к этой чепухе? – спросил Эрик.

– Какой чепухе?

– К фанатизму. К ненависти.

Эл пожал плечами.

– Когда-то и динозавры жили, – заметил он.

– В каком смысле?

– Ничего, Эрик, ничего. Гляди, наша очередь.

Мужчина и женщина в форме Метапол приветствовали их по выходе с терминала. Он – высокий блондин с ранними залысинами – вышел вперед.

– Добро пожаловать на Марс. Я Фарен Макклеод, а это мой ассистент Роксанна Даст, – он указал на широкую в кости молодую женщину с симпатичными скулами и зелеными глазами.

– Приятно познакомиться с вами обоими. Я Альфред Бестер, а это Эрик Андерсен.

Последовали любезные кивки.

– Что ж, как только мы получим ваш багаж, мы можем отправиться на совещание, если вы оба готовы к этому.

– Абсолютно, – сказал Эл. – Я жажду приступить.

Джудит Уль села в свое кресло с выражением презрительного развлечения, игравшим на ее каком-то кошачьем лице.

– Так вы знаете, что сам Стивен Уолтерс на Марсе, а, м-р Бестер? На Марсе. Где-то на планете. И это степень вашей осведомленности?

– Почти. Я узнаю мою добычу, конечно, по его сигнатуре. Но я изучал Уолтерса. Если он здесь, он не один. Фактически, можно поспорить, что где-то тут на планете есть обширная, высокоорганизованная ячейка сопротивления. Это, должно быть, трудно скрыть, но теперь мы знаем, это здесь есть. Я ошибаюсь?

Уль улыбнулась с явно фальшивой искренностью.

– Да, вы правы, м-р Бестер. И в Женеве предвидели это, когда посылали вас.

– Уверен, они не знали, или они не направили бы меня.

– Позвольте мне кое-что объяснить вам, м-р Бестер, – сказала Уль, делая движение к окну. Она покинула свое место, будто подброшенная пружиной, и постучала по обзорному окну в фиоритуре стаккато. Эл встал и присоединился к ней, обозревая пейзаж.

То, что выглядело как битый кирпич, простиралось до низких гор на горизонте. Они смотрели на восток, и маленькое, как будто больное солнце только начинало вползать в долгий марсианский день. Небо было темно-оранжевым – не очень отличавшимся от земли – ограниченное с северной стороны горизонта грязновато-красными и черными овалами – как предположил Эл, облаками.

– Выглядит отталкивающе, не так ли? Так и есть, но людей нелегко оттолкнуть, м-р Бестер. Что у нас есть, так это планета с большей площадью суши, чем Земля. Чтобы ее стеречь, мы имеем сорок подготовленных пси-копов. Сорок.

– Так мало? – сказал Эл. – Все же, неважно, сколько тут суши, ситуацию трудно уподобить земной. Кроме всего, здесь даже воздух небесплатный. Ваше население более сконцентрировано, по необходимости. Они могут прибывать и отбывать по считанным маршрутам – через космопорты, городские воздушные шлюзы…

Она перебила его усмешкой.

– Ах, м-р Бестер, до чего же восхитительно было бы жить в таком воображаемом мире. Корабли садятся на Марсе каждый день, повсюду, незамеченные и неконтролируемые. У нас три больших города, двести тридцать исследовательских станций и шахтерских поселений – большинство частные – и около трех тысяч зарегистрированных колонистов в отдаленных районах. Добавьте сюда по крайней мере столько же незарегистрированных скваттеров – религиозных экстремистов, утопистов, преступников, отъявленных индивидуалистов, строящих из себя героев вестернов. Ну да, Космофлот останавливает транспорты и шахтерские грузовики, которые пытаются ввезти и вывезти с планеты что-либо без уплаты налогов и сборов – но не воображайте, что у нас есть такая же спутниковая сеть, как на Земле, или столько же кораблей. От силы десятая часть этой нелегальной деятельности раскрывается.

Другими словами, м-р Бестер, планетарная безопасность протухла, и никому реально до этого нет дела. Марсианам уж точно. Марсианам нравится свобода. Им нравятся всякие поганцы, даже скваттеры. Люди покидают города и присоединяются к ним все время, некоторые с разрешения, некоторые без. Суть в том, что разрешения на поселение так дешевы, что правительство по большей части даже не посмотрит, есть ли оно у вас или нет. Марс пытается привлечь поселенцев, а не отпугнуть их.

– Так что ваши мятежники могут быть здесь где угодно. Где угодно. Если только у вас нет какой-то конкретной идеи, где вы хотите начать поиски, вы зря потратите свое время и деньги Корпуса, – она сделала завершающий жест в сторону пейзажа и вернулась в свое кресло.

– Ну-с. Я полагаю, что у вас есть, по крайней мере, перечень того, с чего я могу начать, и транспорт.

Она кивнула, ухмыльнулась и толкнула к нему через стол электронный блокнот.

Глаза Эрика расширились, когда он взглянул на список.

– Тут сто пятьдесят мест перечислено. Разбросаны по всему Марсу. На это уйдет вечность.

– Да, – сказал Эл, просматривая другую базу данных.

– Наверно, мы можем это как-то сузить. Я имею в виду, Беглецы, вероятно, замаскированы под группу, которую мы вообразим в последнюю очередь, верно? Может, адамиты или какая-нибудь еще "пуристская организация".

– Возможно. Но их тоже слишком много, а местное отделение не даст нам больше двух-трех человек за раз. Предположим, мы наткнемся на них, что тогда? Мы исчезнем в марсианской пустыне, ты да я. А когда мы начнем поиски, слово будет произнесено, так что они будут готовы. Нет, мы должны попасть в цель с первого раза, либо оказаться там чертовски быстро.

– И как мы это сделаем?

Эл откинулся на спинку стула, оглядывая их тесное обиталище.

– Уль говорит так, будто тут сотни тысяч независимых поселений. Но этого быть не может.

– Что ты имеешь в виду? Они есть, – он махнул на блокнот.

– Они не независимы. Они не могут производить все, в чем нуждаются, и они определенно не могут производить все, что им хочется. Ты когда-нибудь изучал теорию централизма?

– Не то чтобы…

– Человеческие существа не селятся, как попало. Теория централизма – один из способов смоделировать человеческое расселение. Вот, давай я покажу тебе кое-что, – он очистил стол и взял ручку. Эрик нагнулся посмотреть, как Эл нарисовал большую точку и заштриховал ее.

– Это город – назовем его Метро, – он надписал. – Города производят готовую продукцию. Компьютеры. Телефоны. Модную одежду. Предметы искусства. Готовую пищу. Развлечения. Все, что тебе нужно или хочется, ты, вероятно, найдешь в городе.

– Допустим. Но все сырье для этого должно поступать откуда-то еще, верно?

– Да, но оставим это в стороне на минуту. Просто думай, как потребитель. Во вселенной вещей, которые тебе могут быть желанны или нужны, город является центром.

– Ясно.

– Теперь, – он нарисовал четыре меньшие точки вокруг Метро, и надписал их по часовой стрелке – 1, 2, 3, 4. Все были в двух дюймах от Метро и примерно в двух дюймах друг от друга. – Эти мы назовем городками. Они все примерно одинакового размера. Представим, что каждый производит что-то свое – этот железную руду, этот зерно, этот хлопчатобумажные ткани. Ты живешь в городке 1, где выращивают пшеницу. Так что если ты хочешь хлеба, ты просто сидишь дома. Что, если тебе понадобились железные инструменты, производимые в городке 2, или ткани, производимые в городке 4?

Эрик рассмотрел диаграмму.

– Метро, – сказал он.

– Почему?

– Городки 2 и 4 не дальше, чем Метро, но в противоположных направлениях. Другие городки еще дальше. Я могу один раз съездить в большой город и достать все, плюс посмотреть шоу и отлично поесть.

– Верно. Ну, на самом деле, ты все же можешь получить некоторые блага и обслуживание в родном городке – он мал, но в нем все-таки есть бакалейная лавка, торговые центры, и так далее. Теперь добавим еще меньшие пункты, – он быстро нарисовал группы еще меньших точек вокруг "городков" – по четыре вокруг каждого. – Это селения. В них меньше благ и сервиса, чем в городках, потому что они меньше.

– Понял. Я время от времени езжу в городок за вещами, которых не могу достать в моем собственном селении, и я еду в Метро за вещами, которых не достать в городке.

– Да. И если мы добавим еще меньшие точки – назовем их деревнями – и еще меньшие – фермы – ты получаешь картину. Но каждый связан через иерархию все больших и больших пунктов с Метро – или Марсианским куполом 1. А Марсианский Купол 1, в свою очередь, связан с еще большим космополисом, Землей.

– Фактически, на Марсе эта модель работает даже лучше.

– Учти вещи, которые каждая из этих деревень непременно должна иметь: оборудование для производства и поддержания годной для дыхания атмосферы и питьевой воды, и детали и инструменты для обслуживания оборудования, и это для начала. В конечном итоге все это должно поступать из Марсианского Купола 1 или с Земли. Тяжелых металлов здесь легко не добудешь. Пищу производить в больших количествах трудно. Может быть, что-то из этого поступает прямо с Земли на кораблях контрабандистов, но цена должна быть непомерной, да еще завышена нелегальностью. Нет, тут должна быть плотная торговая сеть, и все это ведет обратно сюда, в Метро, в центральный пункт.

– Я понял. Путь куда бы то ни было, где прячется подполье…

– Начинается прямо здесь. Мы не станем начинать с этого списка поселений. Мы начнем с Сирийского Плато и пойдем оттуда.

– Подожди-ка. Как насчет Олимпус Монс и Солнечного Плато? Не может ли одно из них быть "Метро"?

– Разумеется. Три центра на Марсе, которые все-таки замечательно упрощают дело. Думаю, мы могли бы добавить туда же Землю Ксантье, хотя он слишком мал и молод, чтобы реально конкурировать с большой тройкой. Но мы начнем здесь, поскольку здесь находимся.

– Так, как мы выйдем на след?

– Подумай вот о чем. Эти люди в глубинке – чем они торгуют в обмен на детали машин, на пищу, на новые молекулярные фильтры, на энергетические элементы? У них там мало что есть, не так ли? Я проверял; большинство работают где-нибудь в шахтах или на местном производстве – железо, алюминий, разные редкие ископаемые. Другие производят диковинки – меннониты, например, делают сосуды из полированного гематита, которые отсылаются на Землю богачам. Но это сбывается трудно, очень трудно. Всякий полезный товар, которым ты располагаешь, должно использовать, просто чтобы выжить. Теперь думай. Какой товар есть у подполья для сбыта, какого больше нет ни у кого?

Эрик догадался. Его глаза засветились пониманием и восхищением.

– Нелегальные сканирования.

– Конечно. Так что нам вовсе не нужен список этих деревень. Что нам нужно – это список лиц на Сирийском Плато, кому нужны пси-услуги, которые членам Корпуса запрещено оказывать, – он зло усмехнулся. – Каковой, могу добавить, я почти закончил.

– Я поражен, м-р Бестер.

– Я ценю комплимент, но это лишь здравый смысл. И, Эрик?

– Да?

– Мы не станем упоминать об этом в местном отделении прямо сейчас?

– Уверен, вы не думаете…

– Я бы не оставлял ничего на волю случая, – сказал Эл сухо. – Всякому, кто теперь живет на Марсе, следует знать, что мы лишь дискутируем, совсем не обдумывая это. Уль даже не побеспокоилась указать мне на это. По каким бы то ни было причинам, она хочет, чтобы мы потерпели неудачу – или, по меньшей мере, у нее трудное время.

– Хорошо, с чего мы начнем?

– Сперва слабое звено. Есть некто, кому, кажется, поразительно везет в покере.

– Гляньте-ка, – хмыкнул Эрик, указывая на переполненное казино, – это Макклеод и Даст.

– Да, – согласился Эл, узнав двух местных пси-копов. – И они расспрашивают как раз нашего Чео. Очень интересно. Они на шаг впереди нас.

– Но они не в курсе. Хотите, я подслушаю?

– Я сам. Прикрой нас.

– Есть.

Эл сфокусировал зрение на Чео, грузном парне с трудом поддающейся описанию внешностью и волосами, украшенными замысловато переплетенными шнурками. Тот сидел за карточным столом, его партнеры, кажется, проиграли – так или иначе, тут еще было трое спасовавших. Сотня или около того сознаний в казино создавали ощутимую завесу, но, сузив свое внимание, Эл начал чувствовать модуляцию речи мужчины. Когда нормалы говорят вслух, их поверхностные мысли – то есть то, что они говорят – достаточно сильны, чтобы засечь их на прямой видимости без сканирования.

"…ничо не знаю", говорил Чео. С упрямым выражением, он теперь слушал ответ. Похоже, беседу ведет Даст; он мог различить ее решительные до свирепости черты. Однако ее Эл не мог подслушать. Она бы почти наверняка заметила, сделай он это. А на этом расстоянии, без прямого сканирования, он не мог уловить "отражения" ее слов в сознании Чео, лишь что-то вроде впечатления. Это было, как слышать только половину телефонного разговора.

"Просто я ловкий сукин сын, вот", сказал Чео. "Мне не нужен легаш, чтобы выиграть, так что я его при себе не держу. Кстати, вам-то чего, ребята? Раньше вам на легашей плевать было…"

Эл вдруг почувствовал, как будто ему в голову вонзились гвозди, много гвоздей. Он задохнулся и схватился за виски, закрыв глаза.

Это не должно было помочь, но помогло. Немедленно боль потускнела, что, через мгновение понял он, означало, что жестокому сканированию подвергнут не он, а Чео, и это боль Чео просто передалась ему. Он решительно заставил себя открыть глаза, возобновляя контакт. Чео трясся на стуле, словно его било током, и завсегдатаи казино, уже державшиеся на почтительном расстоянии, быстро удалились еще дальше.

Эл получил это одновременно с ними. Имя, адрес, карикатурный образ внешности.

– Эрик. Идем. Сейчас же!

– Вы в порядке?

– Да. Давай, пока они нас не заметили.

* * *

– Так мы собираемся в один из "городков"?

Эл поморщился, держась за лоб. Он чувствовал себя как с чудовищного похмелья. Движение поезда почти не ощущалось, не считая разгонов, но когда он открывал глаза, перед ними был шершавый красный пейзаж, пролетающий с тошнотворной скоростью.

– Да. Второразрядное поселение. Следующая остановка поезда.

– Что если Даст и Макклеод нас обойдут?

Эл пожал плечами.

– Не знаю, как могли бы они добраться туда скорее, чем на поезде. Флаером, может быть, но тут их немного. Вертолеты здесь, конечно, не работают. Вездеходы были бы слишком медленны. По-моему, они либо в этом поезде, либо будут в следующем.

– Это безумие, работать против других копов.

– Согласен. Но мы не знаем, что происходит. Они проделали нелегальное сканирование Чео – жесткое, глубокое, явное – при всем честном народе. Сделай что-то подобное на Земле – где угодно – и будешь отстранен как минимум. Похоже, что у Пси-Корпуса здесь какой-то иной статус. Чео еще намекнул, что копам обычно наплевать на Беглецов.

– Вы думаете, они заодно с ними? Что здешние копы предатели, помогающие подполью?

Эл развел руками:

– Что-то происходит. Может, они хотят только оттеснить нас в сторону, чтобы заграбастать награду за облаву.

– Даст и Макклеод, вы имеете в виду.

– Или местное отделение. Если они получат награду за успешную охоту без помощи посторонних шишек, то смогут в будущем препятствовать присылке сюда дознавателей.

– Но даже это говорит о том, что им есть что скрывать.

– Вы быстро схватываете, м-р Андерсен.

Они сошли в Новой Хараппе, поселении человек на шестьсот. Примерно миллиард лет назад, когда Марс был юн и влажен, текущая вода вырыла каньон почти в четверть мили глубиной. Когда вода улетучилась ионами в космос или скрылась под планетарной корой, след от того потока остался. Его узкие, почти отвесные стены служили напоминанием о том, как активна была планета когда-то, и как молчалива и неподвижна она была с тех пор.

До сего дня, конечно. Ныне ледяные полярные шапки были растоплены, и тщательно выведенные микроорганизмы размножались и жили на почвах, по сравнению с которыми антарктическая мерзлота казалась плодородной. Каньон был накрыт тем же макромолекулярным стеклом, из которого делались купола. Почва в нем была пережевана машинами, сдобрена органическими компонентами, засеяна бактериями, засажена арахисом, картофелем и викой. Бурились скважины в поисках остатков прежнего водяного изобилия, сохранившихся в кристаллической форме. Тогда поселение превратит их в жидкость, пар и сопутствующие газы.

Городок возвышался над ними по вертикали, выдолбленный в красных скалах, построенный на уступах. Экзотический и поразительный, он чем-то напоминал Средний Запад, или был похож на древние пуэбло в Северной Америке, какие Эл видел только на фотографиях.

Так или иначе, у него не было времени глазеть по сторонам.

– Мы хотим попасть туда, – сказал он, указывая на точку на половине высоты справа. – Тут по пути должен быть лифт.

На первый взгляд, планировкой Новая Хараппа напоминала термитник, хаос туннелей, но на самом деле в нем было не так трудно ориентироваться. Лифты и круто изгибающиеся лестницы именовались стритами, вдоль плоскости скалы шли авеню. Все были застеклены – марсиане испытывали исторически весьма обоснованное недоверие к крышам каньонов и куполам.

Эл и Эрик поднялись на лифте Изи-стрит до Лоуэлл-авеню и быстро дошли оттуда до номера 12, адреса, вырванного Даст и Макклеодом из сознания Чео.

Эл руководил Эриком, шедшим следом в нескольких шагах. Он замедлил ход, увидев номер 11, и как раз повернулся дать Эрику заключительные инструкции, когда заряд раскаленного гелия пронесся у него над ухом.

 

Глава 3

Рефлексы Эла бросили его в кувырок через плечо наземь. Его PPG был уже наготове, ожив с воем, а дуло лихорадочно выслеживало цель, когда он перевернулся на живот лицом в направлении атаки. Второй выстрел разорвал протестующий воздух, а затем третий. Эл ощутил сознание, желающее убить его, нацелился и выпалил в него из PPG.

Эрик стрелял, лежа на животе. Мозг Эла тем временем составлял полную картину из быстро мелькавших образов. Эрик стрелял первым, через плечо Эла, в человека, шагнувшего на авеню из ниши подъезда. Вероятно, Эрик в самом деле почувствовал его – швед был хорош в этом, в улавливании надвигающейся беды. Именно выстрел Эрика дернул Эла в маневр уклонения, и это было хорошо – потому что позади них действительно кто-то был.

Эл и Эрик были заперты перекрестным огнем, двое за ними, двое впереди все еще на ногах, и один лежал после первого выстрела Эрика.

Первый выстрел Эла ранил в плечо одного из появившихся сзади. Тот отшатнулся к прозрачной стене авеню, и Эл пальнул снова. Вспышка плазмы ударила по стеклу в двух шагах впереди мужчины. Заряд, текучий как жидкость, несколько деформировался и срикошетил в его сторону. Быстро остывающий, гелий был все же горячее точки кипения свинца, и незадачливый парень получил его прямо в лицо.

Двое других держали Эла на мушке.

"Меня тут нет". Он метнул в них видение пустой авеню, надеясь, что они не были тэпами.

Сработало. Они оба в изумлении завертели головами.

Простецы! Эл выстрелил в сердце одному и выбил оружие у другого. Он повернулся, приподнялся, пригнувшись, – и обнаружил перед собой PPG Эрика.

Оба сделали шаг влево, оглядывая коридор. С тремя на стороне Эрика было покончено.

– Прикрывай меня, – велел Эл. Мужчина, которому он прострелил руку, пытался встать на ноги, задыхаясь в приступе икоты. Эл выстрелил ему в одно колено, затем в другое. Всполохи плазмы прожгли ткань и сухожилия, опалив кости под ними.

– Ты бы мог надеть ему наручники, – заметил Эрик.

– Так быстрее. Там могут быть другие.

Первый стрелявший вышел из подъезда дома 12. С Эриком за спиной и PPG в обеих руках, Эл толкнул шведой приоткрытую дверь.

Маклеод сидел у стены, одна сторона его мундира вымокла в крови. Он вяло попытался поднять одну руку – ту, в которой все еще сжимал оружие.

– Брось, – рыкнул Эл.

– Нет, это ты брось.

Слева от него была Даст. Он ее не заметил.

Эл оставил оружие наготове.

– Убей меня, а мой друг убьет тебя. Возможно, я убью Маклеода, если он уже не мертв. Почему бы нам просто не успокоиться и не обсудить это?

– Потому что я вам не доверяю, – объяснила Даст упрямо.

– Вы не доверяете мне? Это очень забавно, м-с Даст. Я как раз делаю свою работу. Я вообразить не могу, что делаете вы. Утаиваете информацию…

– Не очень-то успешно, похоже.

– Пытаетесь убить м-ра Андерсена и меня самого.

– Я ничего подобного не делала.

– Извольте. Тогда ваши люди.

– Вы идиот. Они не мои люди. Кто, по-вашему, подстрелил Маклеода?

– Не я, это все, в чем я могу быть уверен, – ответил Эл. – Бросай оружие.

– Нет. Я…

Эл нанес ей ментальный удар. Она была почти готова к этому и почти достаточно сильна, чтобы противостоять. Она даже сумела нажать на контакт PPG, но слишком медленно, чтобы попасть в Эла, бросившегося прямо на пол. Эрик вихрем ворвался за ним. Пока Эл поднимался, младший коп обезоружил оглушенную Даст.

– Итак, – сказал Эл, отряхивая форму. – Где Чандлер?

– Там, – указала Даст. Эл посмотрел в том направлении и увидел светловолосого мужчину, валяющегося на тахте.

– Мертвый?

– Нет. В шоке. Вы позволите мне помочь Маклеоду?

– М-р Андерсен, присмотрите за м-ром Маклеодом.

– Есть.

– Значит, эти люди напали на вас, а затем на нас, вы говорите?

– Должно быть.

– Вы думаете, что в настоящий момент мы в безопасности? Не блокируйте.

Она не стала.

– Я думаю, да, – он не думал, что она сильна достаточно, чтобы одурачить его. Она говорила правду.

– Хорошо. Меня это устраивает, – он сунул PPG в кобуру. – Теперь вы собираетесь рассказать мне, что происходит – верно?

Даст кивнула.

– Верно, – она тяжело уселась, потерла глаза рукою, затем уперла лоб в кулаки, а локти в колени. Она говорила в пол.

– На Марсе все по-другому, – начала она. – Это граница. Все грубее. Сюда собираются дурные люди. Кто-то должен поддерживать порядок.

– И этот кто-то – вы. Это славно. У меня на это нет возражений.

– Нас здесь уважают больше, чем на Земле. Марсиан не очень заботит, если мы действуем грубовато, жестоко – пока этим мы защищаем их от плохих парней.

– Пока я с вами согласен. Звучит как приятное местечко, где мне могло бы понравиться. Так почему же люди стреляют в меня? – он одернул мундир. – Видите? Та же форма.

– Потому что для марсиан, плохие парни живут и на Земле. Вас прислала Земля.

– Меня прислал Пси-Корпус, – поправил Эл. – Уверен, вы понимаете разницу.

– А "Автономисты Барсума" – нет.

– Террористическая организация?

– Некоторые – террористы, большинство – бизнесмены, ученые, обыватели. Что бы вы ни слышали на Земле, большинство марсиан за независимость. Многие против жестокости, но вы знаете, как это происходит.

– Те мертвецы снаружи обстреляли нас не риторически.

– Как и нас, – перебила Даст. – Потому что мы пытались найти ваших мятежных телепатов.

– Угу. Расскажите мне об этом.

– На Марсе есть Беглецы. По большей части мы смотрим на них иначе, потому что они помогают делу. Они…

– Погодите. Вы только что проделали логический скачок, который мне кажется трудным для понимания. По моим сведениям, Пси-Корпус не признает независимости Марса.

Даст кивнула.

– Это так.

– Однако местное отделение считает иначе? Вы это хотите сказать?

– Я говорю, что мы эффективны здесь, только пока люди видят, что мы не мешаемся в это дело. М-р Бестер, нас здесь всего сорок…

– Эту песню я уже слышал. Уль на стороне автономистов?

– Официально нет.

– Что означает "да". Кто еще?

– Большинство ее офицеров.

– Но не вы?

– Сэр, Корпус – мать и Корпус – отец. Маклеод и я защищали Корпус.

– Вы хотели найти подполье прежде нас, потому что знали – если мы доберемся до них, то выясним все это.

– Да, сэр. Это опозорило бы Корпус.

– Неверно. Уль и каждый, кто игнорирует Беглецов по соображениям местной политики, забыли, в чем состоит их работа. Корпус с удовольствием разберется в ними в назидание другим. Они получат по заслугам.

– Сэр, думаю, вы можете быть удивлены. Мне было ясно приказано – найти подполье прежде вас и… э, успокоить его.

– Но ваши приказы шли от Уль.

– Нет, сэр. Уль, вероятно, подсказала автономистам, что нас можно подстеречь здесь. Мы пытались скрыть свою деятельность, но, очевидно, не преуспели.

– То, что вы говорите – чушь. Женева послала меня, так что ваши приказы пришли не оттуда. Если они исходят не из Женевы и не от Уль, то от кого же?

– Это распоряжения Департамента Сигма.

На мгновение Эл онемел от изумления.

– Департамент Сигма?

– Да. Маклеод и я оба назначены сюда Департаментом.

– Вы можете это доказать?

– Думаю, вы понимаете, насколько глуп этот вопрос, м-р Бестер – уж извините меня за такие слова.

– Что вам предписано было делать, когда вы найдете ячейку подполья?

– Связаться с департаментом. Они собирались прислать подкрепление.

– Аж с самой Земли?

Она отвела глаза и ничего не сказала.

"Ого", подумал он. "Так слухи были правдой". Секретная база на Марсе, о которой знают немногие даже в верховном командовании. Даже через межпланетное пространство директор держал мертвой хваткой.

Он задумчиво кивнул.

– М-р Андерсен, как м-р Маклеод?

– Будет жить, я думаю.

Эл снова посмотрел на Даст.

– Вы из него что-нибудь вытащили? – он указал на лежащего без сознания телепата.

– Да. Он живет не здесь, но бывает в городе дважды в неделю, чтобы купить припасы для подполья и завязать контакты. Он зарабатывает деньги, помогая игрокам, определенным бизнесменам и политикам. Они меняются – теперь его очередь, но на следующей неделе он собирался отправить кого-то еще.

– Знает ли он, где штаб-квартира?

– Да. Но я не смогла вытащить это из него.

Бестер сверкнул акульей усмешкой.

– Посмотрим, что я могу сделать, – прошептал он.

Мало что, к несчастью, осталось от Чандлера, когда Эл закончил. Исправление сможет что-нибудь с ним сделать – может быть, даже вернуть его в полное разумение, сделать дееспособным человеческим существом. Но как бы ни обернулось, он никогда снова не станет Тарстоном Чандлером

Это огорчало Эла больше, чем он ожидал. Да, подполье было заблудшим, а также преступным. Прямо или косвенно, оно задолжало ему обоих людей, которых он когда-либо любил. И подполье будет расплачиваться до тех пор, пока совсем не исчезнет.

Но все же они были его народом. Все же они были телепатами. Они все должны бы быть на одной стороне – настоящим врагом были простецы.

Он отмел неприятное раскаяние, сочтя его помехой.

– Сделаем так, – сказал он Даст. – Я знаю, где мятежники. Вы знаете, как вызвать подкрепление, которое может нам понадобиться. Предлагаю работать вместе.

– А Маклеод?

– Мы поместим его в лазарет. Ему не до путешествий.

Она неохотно кивнула.

– Мы можем достать вездеход так, чтобы это не дошло до Уль?

– Думаю, да, – ответила Даст.

– Хорошо. Потому что я готов довести это до конца.

Ночь на Марсе. Несколько высоких, тонких клочьев облаков глазурью лежали на звездах, но в основном они были почти так же чисты и отчетливы, как созвездия в вакууме. Фобос был призрачным черепом луны, тусклым. Неправильным. Меньший, Деймос, укатился за горизонт несколькими часами раньше.

Дарст спала, и Эл убедился в этом легким прикосновением. "Быстрый сон" был сам по себе сигнатурой, почти невозможной для имитации. Сны плыли от нее как испарения, но он игнорировал их.

– Чего ты так разгорячился из-за этого, Эл? Я имею в виду, известно, как ты раскалываешь мятежников, но то, что ты сделал с Чандлером – тебе действительно нужны те ребята, да?

Эл кивнул.

– Когда я был ребенком – когда я был еще в Младшей Академии – я обычно зависал в Вест-Эндском участке, проверял списки розыска и арестов. Вожаки подполья приходили и уходили, но было несколько… слышал когда-нибудь о Стивене Уолтерсе?

– Черный Лис. Пси-коп-предатель.

– Он на самом деле никогда не был копом – он был агентом-нелегалом. Даже не П12. Но из всех вожаков подполья он единственный, кто спрятался еще до чистки 89-го. Это все из-за него, Эрик. Если бы не Стивен Уолтерс, сопротивление умерло бы с Фионой и Меттью Декстерами. Оно бы загнулось больше чем тридцать три года назад. Только подумай, что мы могли бы делать, если бы на нас не висела необходимость охотиться на своих же – если бы мы не были разобщены. Мы были так близко.

"И Бей был бы все еще жив, – молча добавил он, – потому что не было бы подполья, которому он симпатизировал бы. И Лиз все еще была бы моей, потому что не попыталась бы уйти в Беглянки без подполья, извне подстрекавшего ее, сулившего ей нечто невозможное…"

– Так что, да, – продолжил он тихим голосом, – на этого у меня зуб. Уолтерс – причина, отбросившая телепатов на столетие назад. Настала пора легенде о Черном Лисе закончиться.

На марсианском рассвете они прибыли в то место, которое выдал Чандлер. Тонкий розовый край появился вдоль слишком близкого горизонта. Они разбудили Даст и втроем облачились в костюмы для поверхности и респираторы, затем открыли шлюз вездехода. В первый раз Эл ступил на настоящую, неприкрашенную поверхность красной планеты.

Было холодно. Холод просачивался сквозь облегающее тело трико, сквозь парку, и Эл укутал капюшоном лицо. Термометр показывал 50 по Фаренгейту. Кожу покалывало. Здесь, в долине, терраформинг уже создал атмосферу достаточно плотную, чтобы можно было обойтись без настоящего скафандра, и они медленно понижали давление в кабине вездехода всю ночь, чтобы предотвратить кессонную болезнь. Все же воздух казался разреженнее, когда ты оказывался им окружен на деле.

Это был, конечно, яд – в основном двуокись углерода, так что они все же полагались на кислород в резервуарах у себя за спиной, резервуарах, которые быстро потяжелели даже при низкой марсианской гравитации.

Но идти им было недалеко. Хотя было темно, ландшафт, вырванный Элом из сознания Чандлера, вполне соответствовал тому, что он сейчас видел. Вход в подземный комплекс, должно быть, будет легко найти – а он нашел пароли, ключи от входной двери, в тайнике в подушке кресла.

Даст отправила свой вызов, но лишь ступив ногами на то, что выглядело и ощущалось сквозь обувь как плотная сырая песчаная отмель, Эл заметил флаеры, летящие со стороны восхода. Четыре штуки, чернотелые, безымянные, их причудливо большие крылья делали их похожими на стрекоз.

Эл проверил свой PPG, когда летательные аппараты сели, и тяжеловооруженные фигуры повалили наружу.

Трое из них подошли к Элу. Вместе они выглядели совершенно одинаково, лиц почти полностью скрыты респираторами, телосложение искажено тяжелыми парками.

"М-р Бестер, не так ли?"

"Да, сэр".

"Мое имя Наташа Александер. Я из Департамента Сигма".

"Честь познакомиться с вами". Он вспомнил имя – Бей называл ее. Одна из старых сотрудниц Васита.

"Посмотрим. Во всяком случае, вы здесь свою роль отыграли. Теперь возьмемся мы".

"Не ради спора с вами, мэм, но у меня другой приказ. Я должен найти и арестовать участников подполья на Марсе. Полномочия даны мне правительством Земли, и они не предписывают безделья во время рейда".

Безликая фигура, казалось, рассматривала его, и он почувствовал подкрадывающийся страх, вспомнив Смехуна. Прошла минута.

"Очень хорошо, м-р Бестер. Действительно, может быть, так будет лучше. Пока не будет необходимости, у меня нет желания официально вовлекать Департамент Сигма. Рейд официально ваш".

Он позволил себе скрытую маской, небольшую торжествующую улыбку.

Таиться было незачем. Флаеры снова поднялись в воздух для наблюдения; они глубоко просканировали радарами цитадель, сбросили людей всюду, где, согласно их тактической схеме, могли оказаться выходы, и начали все взрывать. В разреженном воздухе первая очередь разрывов прозвучала как фейерверк, и дым потянулся долгой струей, когда первый коридор, очевидно с едва ли более высоким, чем внешнее, давлением, отдал лишние миллибары.

Эл был внутри одним из первых, прямо за четырьмя охотниками, которые впали почти в неистовство, паля во все, что двигалось. Стены и пол были скользкими от внезапно легшего инея, и облака все еще конденсирующейся влаги и дыма от взрывов флюоресцировали как туманность в пламени PPG.

В этой сюрреалистической атмосфере у Эла возникло бесстрастное впечатление вторжения в муравейник, и насекомоподобные маски защитников усиливали это впечатление. Он поставил свое оружие на минимум – в конце концов, они были телепаты, и он не хотел убить их. Подножки и поверхностных ожогов от первого уровня было достаточно, чтобы остановить большинство людей.

Защитники цитадели не оказали ему встречной любезности. Рядом с ним упал охотник с пробитой в шее дырой размером с кулак.

Они пробивали себе путь по коридорам, подрываясь на минах-ловушках; двоих охотников подстерегла засада в вентиляции на потолке, но остальные пробирались внутрь, казалось, целые часы.

Последним оплотом мятежников было что-то вроде контрольного поста, полного компьютеров и коммуникационного оборудования. Двери были забаррикадированы. Люди из Департамента Сигма были ужасающе дотошны; они сканировали, закладывали снаряды, а затем стреляли через бреши. Несколько человек там упали, и Эл виртуально окинул помещение взглядом ворвавшихся из-за завала.

Он упал ничком за консоль, когда плазма и старомодные свинцовые пули свистели и стучали вокруг него.

И тут он поймал ее, сигнатуру. Внезапно он ощутил ошеломляющее чувство близости, теплоты. Таинственное воспоминание о чьих-то руках, державших его, и неких запахах…

Он выставил руку за угол, выстрелил. Где-то рядом Бог одною рукой поразил мир, и другою выключил свет.

Он очнулся минуту спустя, в темноте, силясь вдохнуть. Взрыв разбил фильтр его маски, и хотя его легкие надрывались, воздух, который они втягивали, не насыщал их. Он прижал фильтр на место.

Гремевшие у него в ушах тимпаны сменились медными гонгами, но это не заглушило достигавших его мозга стонов мертвых и умирающих.

Он резко поднялся. Что-то было не так с ногой, но что, он не мог сказать. Она болела, это точно, и не действовала, как следует. Из носа тоже шла кровь, кровь начала скапливаться в его респираторе. Пещера была освещена несколькими тусклыми аварийными лампами и немногими индикаторами на консолях, каким-то чудом еще работавшими.

Он все еще чувствовал сигнатуру поблизости, вместе с огромной долей страдания. Он заковылял туда.

Он нашел Стивена Уолтерса вмятым в переборку, с очень странно подогнутой ногой, и рукой, оторванной по локоть. На нем все еще была маска, но у Бестера было отчетливое впечатление, что глаза за ней были открыты.

"Я знаю тебя".

У Эла волосы на загривке встали дыбом.

"Я был в новой Зеландии", ответил Эл. "Я тебя выследил".

"Нет. До этого. Я знаю тебя. О, господь всевышний. Это моя вина. Фиона, Мэттью, простите…"

Это парализовало Эла. Ощущение близости было как наркотик. Оно не было приятным, оно было ужасно, но каким-то образом оно было той его частью, что он утратил.

"О чем ты толкуешь?"

"Я тебя чувствую. Я видел, как ты родился – после всего, что я сотворил, после всей крови на моих руках, но они позволили мне видеть твой приход в этот мир, и ты был такой замечательный, что я плакал. Ты был нашей надеждой, нашей мечтой…"

"Мое имя Альфред Бестер".

"Мы звали тебя Сти, чтобы тебя не путали со мной. Они дали тебе мое имя, сделали меня твоим крестным. Твоя мать, Фиона, как я любил ее. Мэттью, его я тоже любил, но, боже…", тут ужасный приступ боли остановил его и почти остановил его сердце. Эл чувствовал эту дрожь.

"Это я потерял тебя", продолжил Уолтерс. "Я думал, что смогу спасти их, но они знали, что это невозможно. Все они просили меня вынести тебя, сохранить тебе свободу, а я подвел их. Подвел…"

"Мэттью и Фиона Декстер были террористами. Они погибли, когда бомба, которую они подложили в жилом комплексе, сработала слишком рано. Бомба, которую они взорвали, убила моих родителей".

"Ложь", его голос слабел. "Тебя накормили ложью. Ты Стивен Кевин Декстер".

"Нет".

Уолтерс изнуренно мотнул головой, а затем потянулся вверх к лицу Бестера. Дрожащей рукой он стянул с себя респиратор. В темноте его глаза были бесцветны, но Эл знал, что они синие. Ярко-синие, как небо. Женщина с темно-рыжими волосами и переменчивыми глазами, мужчина с черными кудрями, оба улыбающиеся. Он знал их. Всегда знал их, но не видел их лиц с тех пор, как Смехуны прогнали их. Они смотрели на дитя в колыбели и разговаривали с ребенком. И он чувствовал любовь так сильно – это была любовь? Он никогда не ощущал ничего подобного, потому что в этом не было ни намека на физическую страсть, ни отчаянной необходимости, просто глубокая, верная привязанность, и надежда…

Он видел глазами Уолтерса, через сердце Уолтерса. Но затем, о ужас, выступил другой образ. Те же два человека, но глядящие на него, и он был ребенком в колыбели, а позади матери и отца стоял другой человек, человек с ярко-синими глазами, блестящими, как солнце…

"Они любили тебя. Я любил тебя. Я все еще люблю тебя. Пси-Корпус убил их и забрал тебя. Я пытался тебя найти…"

Эл бессознательно искал PPG. Вдруг он оказался здесь, в его левой руке, протянутой вперед. Его рука сжалась, и лицо Уолтерса стало ярко-зеленым, непонимающим.

"Замолчи".

Его рука сжалась снова, новая зеленая вспышка.

"Замолчи".

Мысленные картины стали распадаться, но недостаточно быстро. Он попытался выстрелить снова, но заряд кончился. Он пытался и пытался, давя на контакт, стараясь задушить лживые видения в своем мозгу.

"Фиона… Мэттью…" Уолтерс был еще тут, стягивая на нем образы сияющим плащом. Его глаза тоже были еще здесь, уходящие, полные ласкового укора. Он стоял у ворот, створки которых как раз начали открываться. "Тебе не уничтожить правду".

И он ушел, и образы, наконец, рассеялись. Тысячи изображений его родителей, танцующих, сражающихся, держащих его…

"Нет!" Он зажал все это в кулаке и давил, пока оно не ушло прочь.

Следующим, что он осознал, был Эрик, стоящий возле него на коленях.

– Эл? Эл? Ну же, отпусти, он мертв, – Эрик пытался вырвать PPG из его руки. Он, кажется, не понимал, что Эл не мог отпустить. Не мог.

 

Глава 4

Наташа Александер была и старше, и поразительнее, чем представлял себе Эл. Ее волосы – того сорта седины, который говорил, что некогда она была рыжей или блондинкой – едва закрывая уши, обрамляли властное, красивое лицо. Ее черная униформа – без знаков различия, за исключением обычного значка Пси-Корпуса – облегала худое, изящное тело.

– М-р Бестер. Вы хорошо себя чувствуете, я надеюсь.

– Не стану лгать, м-с Александер – мне определенно бывало лучше.

– Если это вас утешит, уверена, настанет день, когда вы будете чувствовать себя хуже, – сказала она с кривой усмешкой.

– Боюсь, это меня не утешит, – признался он. Эл попытался сесть, не вышло, и он ограничился тем, что приподнялся в кровати на несколько дюймов. – Но еще меньше утешает, что мне не говорят, когда выпустят отсюда. Полагаю, и вам ничего не сказали?

– Только то, что лечение ваших физических травм займет несколько недель. Но вас, похоже, продержат дольше, я думаю.

– Не понимаю.

– Вы были плохи, когда мы нашли вас. Невменяемы, фактически.

– Мне так и говорят.

– И, я так понимаю, вы не расположены были рассказывать докторам, что именно произошло во время вашей встречи с Уолтерсом.

– М-с Александер, это потому что я не помню, – солгал он.

Она слегка кивнула.

– Как рука?

Он поднял сведенные пальцы.

– Не болит, но я не могу… – он поглядел на бездействующие фаланги, затем пожал плечами. Что он покалечен, было очевидно.

– Известно ли вам, – спросила Александер, продолжая беседу, – что они не могут найти физической причины вашего паралича?

– Это не так уж необычно, правда? – спросил Эл. – Поражение нервов может быть трудноразличимым, говорили мне. Даже необнаружимым.

Александер вздохнула.

– М-р Бестер, вы, без сомнения, один из лучших молодых офицеров в Корпусе. Ваше досье подтверждает это, и я видела вас в деле. Ваши действия были образцовыми, и я выношу вам благодарность в приказе. Но Уолтерс вам что-то сделал, а вы не говорите, что. Это… не в вашу пользу.

– Мэм, я же сказал…

– Да, м-р Бестер, я знаю, что вы сказали докторам, и я знаю, что вы сказали мне. К несчастью.

Представьте наше положение – отлично тренированный сильнейший П12, подвергшись в некотором роде ментальной атаке одного из самых отъявленных мятежников всех времен, отделывается некими легкими повреждениями и вообще ничего не может об этом вспомнить. М-р Бестер, мы хотим помочь вам, но вы должны помочь нам.

– Вы думаете, я лгу?

– Необязательно. Частичная амнезия обычна после тяжкого ментального удара. Я бы предпочла, чтобы вы разрешили небольшое диагностическое сканирование. Мы могли бы суметь реконструировать, что произошло в действительности.

Эл пытался изображать на лице равнодушие.

– Это приказ?

Она глядела на него минуту, затем вздохнула.

"Нет. Должен бы быть. Но старый директор был в вас весьма заинтересован, а я… его чту". Она отвела взгляд, на мгновение. "Я знаю, вы натерпелись за то, что были его любимчиком – вы можете, кстати, однажды извлечь из этого выгоду. Даже хотя я не уверена, что это выгодно – я думаю, вам следует пройти сканирование. Но решать вам. Я, вероятно, единственная, кто вам позволит об этом рассуждать".

"Мэм… можете ли вы мне сказать, почему директор Васит был во мне заинтересован?"

"Он никогда мне не рассказывал. Я никогда не знала".

– Нет, я не приказываю, – сказала она вслух. – Но вам следует это обдумать.

– Я так и сделаю.

Она коротко кивнула и собралась уходить. Затем она обернулась и пристально глядела на него с минуту.

– Мэм?

– Ничего. Просто вы мне кое-кого напомнили.

– Возможно, вы знали моих родителей.

Ее реакция на это была своеобразна, что-то вроде ментальной икоты, которую она быстро скрыла.

– Вы уверены, – спросила она очень тихо, – что не помните ничего, что сказал или сделал Уолтерс?

– Ничего.

– Это, вероятно, к лучшему. Всего хорошего, м-р Бестер. И удачи вам.

Он посмотрел ей вслед. На самом деле, он точно знал, что проделал Уолтерс. Гадкий старик дотянулся до глубинных воспоминаний Эла – до родителей, которых тот едва помнил – и взбаламутил их. Умело, жестоко, метко. Он, вероятно, даже знал их, до того как стал предателем Корпуса.

В безнадежном усилии спасти свою собственную жизнь Уолтерс смешал те воспоминания о Метью и Фионе Декстер со своими собственными, пытаясь сбить его с толку.

Это сработало. Теперь Эл сомневался в своем сознании. От этого его мутило.

Если позволить им сканировать его, это помогло бы… но нет. Уолтерс был искусен. Кто-нибудь, проверяя его, может и впрямь подумать, что это правда – что он действительно сын Декстеров. Если кто-нибудь в Корпусе заподозрит это, хотя бы на секунду, его карьере конец.

Конечно, это проверяется, правильно? В базе данных должны быть генетические записи, которые убедительно докажут, что он не состоит в родстве с Декстерами.

Но если он проверит себя сам, это может быть замечено, а, как указала Александер, были люди, к нему не равнодушные. И что, если Уолтерс – или кто-то еще, кто-то изнутри – подделал данные? Он не мог исключить такую возможность.

Все это было как бомба с часовым механизмом, готовая взорваться ему в лицо. Он должен был быть осторожен, чтобы не подорваться на ней, пока у него нет способов ее разрядить.

Примерно через неделю ему разрешили встать с постели, но продолжали темнить о том, когда он сможет покинуть госпиталь. Александер была права – его хотели держать под наблюдением. Его прогнали через бесчисленные ментальные и пси-тесты и обследования, и, казалось, удовлетворились результатами. Кое-какие тесты также провели с его рукой и кистью, но, кажется, ни к какому заключению не пришли.

Вскоре он уже сходил с ума. Он никогда в жизни не проводил больше недели в абсолютном бездействии, и ему это не нравилось. К тому же, постоянное скрытое сомнение в его способностях нервировало его – они, конечно, никогда ничего не найдут, но чем дольше он остается в госпитале, тем более подозрительным это будет выглядеть в его досье.

Он должен был суметь сделать что-нибудь, что-нибудь чтобы убедить их, что он не только здоров, но и дееспособен.

На третий день он обнаружил, что тут же, в госпитале, содержат под строгой охраной трех мятежников. От нечего делать он навестил их, запросил их дела, изучил, что мог.

Он выяснил, что двое из них были никем, но третьим оказался Энтони Селто, один из лейтенантов Уолтерса.

Селто был плох; у него случилось две остановки сердца. Его пока не допрашивали, потому что у него не было достаточно сил. Возможно, уже и не будет.

Эл незамедлительно запросил для себя формальное разрешение на сканирование умирающего. За ним пришли на другой день.

– Мне это не нравится, – сказал ему д-р Мандл, – но у нас нет выбора. Нет другого П12, который смог бы прибыть достаточно быстро, а вы – доброволец. Надеюсь, вы понимаете, на что идете.

– Скажите мне, что делать, – Эл вспомнил краткое знакомство со смертью, когда за Уолтерсом открылась и захлопнулась дверь. Это заставило его гадать, Помнит ли вселенная людей? Есть ли что-нибудь по ту сторону?

Вероятно, нет, но стоило разведать.

– Просто вступите с ним в контакт. Поговорите с ним. Жестокое сканирование столкнет его за грань, и вы можете ничего не добиться. Будьте его другом, подыграйте какой бы то ни было иллюзии, созданной его сознанием, чтобы помочь ему умереть. В некоей точке вы увидите преддверие – оно может выглядеть как дверь или устье пещеры. Вы узнает его, когда увидите. Тут вы прервете связь. Не следуйте с ним за преддверие.

– Почему?

– Потому что мы можем потерять и вас тоже. Такое прежде случалось.

– Ого.

Эл снял перчатки и протянул руку, чтобы коснуться лица Селто.

Он оказался на равнине, покрытой черными облаками, под небом, кишевшим воронами. Тусклое солнце висело в небе. Он сидел на черном коне; Селто – рядом, на другом. Селто был коротышкой свирепой внешности, одетым как гусар Наполеона.

– Ну, – спросил он, склоняясь к луке своего седла, – мертвый?

– Нет, – ответил Эл осторожно. Он был внутри предсмертного видения Селто, и Селто не знал его. Возможно, он сможет сыграть на его замешательстве.

– Нет, – повторил он. – Я Стивен Декстер.

Ложь застряла у него в горле, роковая и горькая, и он пожалел, что сказал это. Сказанное, оно стало казаться реальным.

Это, однако, возымело желаемый эффект.

– Святые угодники! Уолтерс нашел тебя! Он разыскивал тебя годами. Временами он думал, что ты умер, – он покачал головой. – Ты похож на свою мать – на ее фотографию, во всяком случае.

Эл игнорировал холодок, пробежавший при этом у него по спине.

– Он послал меня поговорить с тобой. Он сбежал, но получил ментальный удар. Он кое-что забыл о местонахождении и идентификационных кодах некоторых ячеек. Он надеется, ты вспомнишь.

Селто пожал плечами.

– Я знаю только одну, ячейку Балтимор в отеле Retrograde, номер 661. Годится?

– Да. Спасибо тебе.

Они достигли ворот, нечто вроде дольмена, сложенного из гигантских каменных плит. Кони сохраняли тот же аллюр, но почему-то, казалось, приближались к воротам с неожиданно большей скоростью. Селто обнажил саблю.

– Вот оно, – сказал он. – В долину смерти въехали шестьсот, и так далее. Ты со мной?

– Нет, я должен вернуться и рассказать Уолтерсу.

– Передай ему, что я ушел с размахом, лады?

Отвечать не было времени. Его тащило в портал на головокружительной скорости. Селто как раз входил, высоко воздев саблю, ветер от его скачки засасывал Эла следом как лист за торнадо. Он силился освободиться, но слепящий свет внезапно вырвался из преддверия. Селто тянулся в него, его сабля превратилась в бесконечно длинную линию, тень упала в обратном направлении… и он пропал.

Эл поймал некий образ по ту сторону – там было что-то – и тут портал захлопнулся. Мир растворился, и он снова был в госпитале, его дрожащие пальцы все еще касались лица покойника.

 

Глава 5

Он проснулся с криком, так часто бывало. Фантазмы ночи приходили с ним в мир бодрствования, и долгие мгновения он оставался в их окружении, судорожно пытаясь понять, где он, прогнать лица, которых он никогда не знал, воспоминания, которые не ему принадлежали.

Наконец он преуспел настолько, насколько мог. Он поднялся, прошел к умывальнику, налил и выпил стакан воды. Он потянулся затекшими мышцами рук, ног и спины, пока кровь не разогрела их, и молча поблагодарил за то, что живет теперь один. Что нет иных свидетелей, кроме него, у его постыдных пробуждений. Он закрыл глаза, пытаясь ощутить движения города снаружи, но кошмар все еще подстерегал его под веками, так что в итоге он закутался в куртку и пошел на улицу наблюдать утренний поцелуй солнца на снежных вершинах Альп.

Врач – длиннолицый мужчина с усами, словно нарисованными озорным ребенком – осмотрел его с клинической подозрительностью.

– Спали, м-р Бестер?

– Немного. Последнее время у меня небольшие проблемы со сном.

– Выписать вам что-нибудь?

– Нет, спасибо. Я предпочитаю обходиться без химии. Уверен, со временем мое тело с этим справится. Я, вероятно, еще реадаптируюсь к долготе дня на Земле.

– Непохоже. Как рука?

Эл поднял бесполезную клешню, в которую превратилась его левая рука. Костяшки были белые.

– Без изменений. Нервы поражены, по-моему.

– Нервы не повреждены, м-р Бестер, насколько я могу сказать. Мы это уже проверяли.

– Может, вам следует тогда проверить и руку, – ответил Эл беспечно.

– Можно проделать еще несколько тестов, – сказал врач. – Но, помимо этого, вы, кажется, совершенно здоровы. Нога ваша прекрасно восстановилась, и минимальный ожог руки никак не может быть причиной такого паралича. – Он справился по его карте. – Вижу, вы производили сканирования умирающих.

– Да. Я начал на Марсе, когда был заточен в госпитале. Это казалось полезным делом.

– Да, но вы все еще этим занимаетесь.

– Занимаюсь. Кто-то должен.

Врач положил карту на смотровой стол.

– Сканирования умирающих – это нечто, что мы не очень хорошо понимаем, м-р Бестер. Одно нам понятно, из опыта и наблюдения, что перебор здесь опасен для здоровья. Вы уже проделали четыре, что на три больше, чем большинство сделает добровольно, и столько, сколько большинство может выдержать, не впадая в безнадежную недееспособность. Полагаю, вам пора прекратить эту специфическую деятельность.

– Это приказ?

– Нет, м-р Бестер, это искренний совет. Вы не выказываете обычных симптомов стресса, разве что… скажите мне… ваша бессонница обусловлена кошмарами?

– Нет, – солгал Эл.

– Хм. Ладно, пока вы не продемонстрируете явных признаков болезни, я не могу списать вас, потому что трудно найти добровольцев для сканирований. Но заставить вас не могут.

– Никто и не пытается. Я просто чувствую, что это мой долг по отношению к Корпусу.

– Есть более безопасные способы подлизаться к начальству, м-р Бестер.

– Возмущен этим намеком, – отрезал Эл. – Осмотр закончен? Я могу идти?

Врач округлил глаза.

– Да, м-р Бестер. Но я сделаю отметку о своих возражениях.

– Что такое, Эл?

– Просто устал. Утром опять сканировал умирающего. Бедная девочка – но я добыл ясное изображение ее убийцы. Надеюсь, ублюдка поймают.

– Это номер пять, не так ли? – Эрик занимался едой и не поднимал глаз, но Эл ощутил в его словах беспокойство – и, может быть, кое-что еще.

– И ты туда же?

– Эл, никто не делает пять некросканирований.

Эл пожал плечами и вонзил вилку в pierogi.

– Каково это? Сканирования?

– Всякий раз немного по-другому, – ответил он. – Всегда своего рода порог – дверь, край утеса – своего рода исход за горизонт. Умирающий задерживается там на время, а потом – они уходят. Они бесконечно убывают.

– Бесконечно убывают?

– Иллюзия, я полагаю, поскольку это занимает лишь короткое время. Но только так я могу это описать.

– Но это как будто они проходят через дверь.

– Что-то похожее.

– Можешь… ты можешь разглядеть, что за ней? Куда они идут?

– Нет. Кто боится этого, кто приветствует, но они тоже не знают, потому что они еще на этой стороне, когда с ними я. Когда они покидают преддверие, я их теряю.

– Ты никогда не задумывался, что там? Я имею в виду, если там дверь, это подразумевает существование другой стороны.

– Полагаю, я задумывался. Но, как и символизм дверей, это необязательно что-нибудь значит. Это ментальная конструкция, способ представить себе происходящее. Это может быть просто принятие желаемого за действительное – никто из нас не может постичь, как это он просто закончится, как это его не будет. Что более естественно для умирающего, чем притвориться, что они уходят куда-то еще, даже если они не знают, что найдут там?

– Или, может быть, они действительно уходят куда-то еще.

– Разумеется. Может быть.

– Я тебя знаю, Эл. Ты ищешь чего-то за той дверью. Ты думаешь, там что-то есть, или ты не продолжал бы это делать. Что ты ищешь?

Эл выдавил грубую усмешку.

– Я ничего не ищу. Чего это ты так интересуешься этим? Зачем все эти вопросы?

"О тебе спрашивали. На психологическом тестировании".

"Спрашивали что?"

"Наводящие вопросы. Беспокоятся о тебе".

Эл повозил ломтик картофеля с сыром, запеченного в сметане, и отправил его в рот. Он вспомнил, как впервые попробовал pierogi, свое наслаждение их простотой, неожиданным сочетанием их текстуры и вкуса. Эти, кажется, не имели с теми ничего общего.

– У тебя сложилось впечатление, что люди боятся моей нестабильности?

– Да. И это нехорошо, Эл. Я говорю тебе это как друг.

– Друг, который, возможно, не выдвинулся настолько, насколько желал бы, – спросил Эл кротко. – Который, возможно, считает, что меня поощряли слишком часто? Что же ты сказал им о моей стабильности, Эрик?

Эрик мог иногда краснеть до удивительного оттенка.

– Слушай-ка, Эл, я пытаюсь спасти твою карьеру, а не разрушить ее. Ты знаешь, Корпус не станет рисковать нестабильным копом. Как ты думаешь, почему все твои задания после Марса были домашними? Как ты думаешь, почему тебя держат в стороне от подполья, или от любого вооруженного задания?

– И, чтоб ты не забыл, это я прикрыл твою задницу, когда разведка расследовала ту заварушку на Марсе. Если кто другой нашел бы тебя, в бреду, снова и снова стреляющим из разряженного PPG в безоружного мертвеца – черт, в однорукого безоружного мертвеца – ты бы в два счета угодил в зону 5. Так что не смей… – он задохнулся. Эл никогда не видел его в такой ярости. – Чтоб тебя, Эл, мне это не нужно, – он зло оттолкнул стул и прошествовал вон.

Эл нахмурился и, после небольшого раздумья, взял еще кусок своих pierogi. Он был на вкус не лучше предыдущего.

Эл не был особенно удивлен, когда заместитель директора Бабино вызвал его в своей офис несколько недель спустя. Если бы он был и внимателен, и честен с самим собой, он никогда не усомнился бы в словах Эрика. Но с годами Эл приобрел привычку игнорировать – нет, не игнорировать, но пренебрегать – мнения людей вокруг себя, когда они его беспокоили. Когда он волновался о том, что люди о нем думают, это однозначно повергало в печаль. Он стремился к превосходству, и это раздражало людей – люди не желают, чтобы ты был превосходным, они хотят, чтобы ты был заурядным, много не ожидал и облегчал им жизнь.

На сей раз, однако, ему приходилось уделить внимание. Корпус мог кое-что стерпеть в офицере, если тот был эффективен – но он не мог потерпеть нестабильности.

Он почти ожидал, что Бабино собирается объявить слушание с целью определить его служебное соответствие. В уме он уже готовил свою защиту.

Но сегодня, по крайней мере, это был всего лишь Бабино, его кукольная миниатюрная фигура за сверхдлинным столом.

– А, м-р Бестер. Соблаговолите? – он указал на стул, который Эл неловко занял.

– М-р Бестер, я человек прямой и занятой, так что я перейду сразу к делу, если вы не возражаете. Вы знаете Алишу Росс?

– Сэр? Да, сэр, мы встречались.

– Что вы о ней думаете?

– Думаю, сэр?

– Находите ли вы ее привлекательной? Уродливой? Интересной? Скучной? Чудаковатой?

– Она не непривлекательна, сэр. Я не могу сказать, нахожу ли я ее интересной или нет – мы по-настоящему никогда не разговаривали, и я о ней очень мало знаю.

– Что ж, я вам кое-что расскажу. Она П12, как и вы сами. Темперамент не для полевой работы, так что она в основном занята в судах, составляя психологические портреты и тому подобное. Она прилично играет в футбол, двадцать четыре, не замужем. Нарисовал ли я вам портрет, м-р Бестер?

– Понятно, – сказал Эл, чувствуя себя более, чем слегка, растерянным. – Она и я – мы генетически хорошо совместимы?

– Очень хорошо. М-р Бестер, мы уже говорили с м-с Росс. Она согласна, в принципе, подумать о браке.

– И вы хотите, чтобы я…

– Сначала вам следует встретиться, я полагаю. Поговорите об этом. Но, совершенно искренне, м-р Бестер, многие полагают, что на сей раз брак вам был бы на благо. Если не возникнет ненависти с первого взгляда, Корпус очень заинтересован в вашем союзе с м-с Росс. Такое полное генетическое соответствие действительно крайне редко.

– Да, сэр. Я буду счастлив встретиться с м-с Росс.

– Вы делаете честь Корпусу, м-р Бестер. Я не ожидал от вас меньшего.

Они встретились в ресторане в городе, будучи заверенными, что счет оплатит Корпус.

Это был несколько неловкий момент, первый среди подобных.

Алиша была молчалива. У нее было обыкновенное милое лицо, волосы недостаточно ясного оттенка между каштановыми и золотистыми и глаза, которые иначе как карими не назовешь.

– Я слышала, вы были на Марсе, – начала она.

– Да.

– Как вы нашли его?

– Ну, когда мы оказались достаточно близко, это было очень просто, – ответил Эл. – Мы на него просто упали. – Она улыбнулась шутке и сделала довольно большой глоток своего rose.

– А вы? – продолжил он. – Вы бывали на других планетах?

– Дважды на Луне, – ответила она. – Не дальше, боюсь. Я на самом деле плохо переношу невесомость.

– О. Это очень плохо, – он сидел, пытаясь выдумать, что еще сказать, желая, чтобы поспешили с едой. – Я… эхм… вы из Соединенных Штатов – из Сиэтла?

Она кивнула.

– Да. Хотя я почти ничего о нем не помню. Меня привели в Пси-Корпус, когда мне было восемь. Вы бывали там? В Сиэтле?

– О. Нет. Почти, однажды – в Портленде. Шел дождь.

– Это я помню.

Закуски подоспели как раз в этот момент, за что Эл был благодарен. Он уткнулся в свои мидии, пытаясь покончить с ними и держать свой рот слишком занятым для разговора одновременно. С кем-то знакомым это не прервало бы беседы, конечно – и с полным ртом ваше пси при вас – но, по молчаливому согласию, ни один из них не прибегал к общению сознаний. Это казалось чересчур интимным.

Эл заметил, что Алиша допила вино, и налил ей еще.

– Благодарю вас.

– Пожалуйста.

– Так – вы шокированы? – спросила она.

– Шокирован чем?

– Женитьбой на мне.

Мидия пошла не в то горло, как-то оказавшись чуть ли не у него в носу. Он глотнул вина, пытаясь устранить проблему, и чуть не задохнулся вторично. В итоге получилась полная сумятица, а Алиша смеялась – легким, трогательным, искренним смехом.

– Простите, – сказал он, когда смог говорить. – Я полагаю, что думал – мы будем избегать этой темы несколько дольше.

– Я тоже. Наверно, вино ударило мне в голову скорее, чем я думала.

– Вино ударило в голову мне, – сказал Эл и снова улыбнулся. Он почувствовал это на своем лице как незнакомое ощущение. Он с любопытством заглянул ей в глаза. – Я не шокирован, по-моему. Я всегда знал, что Корпус, в конце концов, предложит вступить в брак, я лишь, полагаю, не думал, что это будет так скоро.

– Ну, вам больше тридцати.

– Вы смотрели мои данные.

– Я из судейских, помните? Я могу сказать, каков ваш уровень холестерина, если хотите.

– Хм. Что ж, по крайней мере, вы идете на это с широко открытыми глазами.

– Вы влюблены в кого-нибудь другого? – спросила она.

– Нет. Если б и был, это ничего бы не изменило в отношении брака, одобренного Корпусом, – он подумал об Элизабет, вспомнив ее возражения против всего этого, несмотря на их совместимость.

– Что? – спросила Алиша, прочитав что-то на его лице или в поверхностных мыслях. – Я не собиралась любопытствовать…

– Старинная подруга, – сказал он. – Очень старинная. Если честно, я давным-давно не думал ни о чем, кроме своей карьеры.

– Вы двое были несовместимы.

– И да, и нет. Генетически – были, и я думал, что в других отношениях тоже, – он улыбнулся, и на сей раз получилось нормально – то есть фальшиво. – Мы были очень молоды.

– Мне жаль, что у вас не получилось, особенно если вы генетически совпадали. Я думаю, это действительно самое важное, а вы?

Он вспомнил Монтойя, ее пламя, которое едва не поглотило его. Там был экстаз, да, и волнение, и любовь. Это сделало его глупцом, едва не погубило его.

– Да, – сказал он тихо. – Я тоже.

Она улыбнулась в ответ, и Эл осознал, что ему нравится Алиша Росс, что он может постараться, и она понравится ему очень. Но он никогда ее не полюбит.

Это было хорошо. Это было более чем хорошо. Он не желал снова влюбляться.

Они поженились в апреле. Приехали родители Алиши, но они казались потерявшимися среди ее друзей из Корпуса. Эрик согласился представлять Эла, но очевидно из чувства долга – всякой дружбе, которая проявлялась между ними, пришел конец.

Они поехали на свой медовый месяц на Бали. Они взбирались на горы и загорали на пляжах. Для Эла это было в основном скучное занятие, каникулы, но временами он искренне наслаждался. Они занимались любовью с удовольствием и по-дружески, если не изобретательно. Ему все больше нравилась идея иметь жену – комфорт, когда есть к кому придти домой.

И его кошмары отступили, хотя и не ушли совсем. Алиша не спрашивала о них, хотя он был уверен, что она знала.

Они изменились, его кошмары, даже снизив свою интенсивность. Одно время его преследовали фрагменты жизней тех, кого он сканировал. Теперь ему снилось, что он сам стоит у преддверия, один. В его случае порог был вершиной горного пика, ужасно высокого, и низкие горы отступали вокруг до горизонта, тускнея с расстоянием, но никогда по-настоящему не кончаясь. Это было почти приятно.

Он стоял там, чувствуя, что все ответы где-то рядом. Он слышал знакомые голоса, как раз на уровне подсознания.

Голос женщины, тихий и успокаивающий. Голос мужчины.

Голос марсианского мятежника. Бея. В плывущих облаках, боковым зрением он улавливал намеки на лица, но когда он поворачивался к ним, они растворялись, как раз когда он ощущал онемение своей левой руки, его пальцы сливались в единую массу.

Он просыпался без криков, но неописуемо печальный. И тогда он находил алишино теплое тело возле себя, живое среди его снов о смерти. Тепло. И он прижимался к ней ночью. И был благодарен – ей, Корпусу. Корпусу, который увидел, что ему нужно, и дал ему это.

 

Глава 6

– …За м-ра Бестера, который взял нас в логово, который выкурил зверя, который сделал из нас толковых, настоящих охотников! – лицо Гавриила Кихгелькхута рассекла широкая улыбка, когда он поднял свой бокал.

Эл принял тост сдержанным наклоном головы. Гавриил был романтиком, воображавшим себя во временах своих предков-коряков, но, прежде всего, он был хорошим охотником. Эл научит его, как стать отличным.

Эл поднял свой бокал.

– За Корпус, мать и отца нашего! – сказал он, и все снова выпили. Эл, конечно, пил очень мало.

После этого они обсудили охоту, долгую погоню через путаные и осыпающиеся подземные пути в Бразилии, момент, когда они почти потеряли добычу, финальную перестрелку. Гавриил спел корякскую охотничью песню, и они даже расшумелись, когда завсегдатаи "Коммуны Фламинго" один за другим покинули помещение. Эл наблюдал за их уходом с тихою гордостью. До этого несколько постоянных посетителей глядели так, будто могли развоеваться против присутствия телепатов. Эл уладил это мрачным взглядом и мыслью. Даже со своей убогой восприимчивостью простецы поняли, что он был коброй, в то время как они – мышами.

Последние из них убрались, и тут завибрировал телефон, привлекая его внимание. Он вынул его и нажал на контакт.

– Бестер.

– М-р Бестер? Это д-р Хуан Коабава. Беглец умирает.

– Понятно.

– Мы запросили сканирование умирающего. Я так понял, у вас есть в этом кое-какой опыт.

– Разумеется, есть.

– Ваше досье показывает, что вы уже проделали шесть, так что я пойму, если вы не хотите повторить. Но мозговое поражение обширно, и она быстро уходит. М-с Кальдерон не смогла войти в контакт как следует…

– Ни слова больше, доктор. Я буду через пять минут.

Он закрыл телефон, встал и откланялся.

– Долг зовет, джентльмены. Развлекайтесь, но я желаю видеть вас всех с ясной головой в десять ноль-ноль. Ясно?

Он отбыл, подбадриваемый их горячей овацией. Десять ноль-ноль давало им на три часа сна больше, чем они имели право ожидать. Он знал своих людей – они станут пить, но не будут пьяны. Доведя дело до этого, они отдались бы на милость нормалов, а он научил их лучше.

Ему было хорошо. Хорошо снова быть на охоте.

Хотя, однако, еще одно сканирование – с его женитьбы на Алише его страсть к ним поубавилась. Эрик был прав – он искал что-то, лежавшее за преддверием, хотя не был уверен, что это такое. Что-то недостающее, потерянный кусочек себя.

Однако всякий раз, стоя с умирающим у тех дверей, он видел все меньше и меньше. Он возвращался, чувствуя себя ущербным, уменьшившимся, будто часть его уходила с умершим.

Всякий раз преддверие являлось иначе, в зависимости, очевидно, от личности умиравшего и личности сканирующего. Сущность порога была, вероятно, за гранью человеческого понимания, но старина-мозг примата, оперирующий аналогией, снова пытался осознать непостижимое.

Он бы не стал снова вызываться добровольцем, но когда Корпус звал, он соглашался. Особенно поскольку был близок к производству в чин старшего следователя. Семь сканирований умирающих сделают его в некотором роде легендой.

Ее сознание распадалось от приближения смерти. Она не позволила взять ее мягко. Эл ненавидел использовать такую силу против другого телепата, но она была очень сильна, и в итоге – понимал это молодой человек или нет – выбор был: либо она, либо Гавриил. Она могла вдребезги разнести его разум. В подобном случае приходилось принимать решения.

Гавриил поразил ее сознание, и не слабо, но со всей его силою. В ее мозгу лопнули сосуды, и, дававшая прежде жизнь, кровь теперь затопила все, чем она когда-то была.

Она стояла, трепеща, у преддверия, чего-то вроде грозового фронта, в котором каждый из множества сверкающих раскатов был умирающим воспоминанием, вспыхивающим в последний раз. Черный глаз бури был открыт, готовясь поглотить ее навсегда.

"Хол, – сказал он мягко, – Хол. Я должен узнать, почему ты стала мятежницей. Я должен узнать, кто довел тебя до гибели".

Она обернулась к нему. Ее лицо появилось и осталось как при плохой передаче. Оно изменялось от большеглазого ребенка до пустого, изможденного лика, за которым они охотились. Оно искажалось от абстрактного – как лицо Смехуна – до фотографического, когда она пыталась удержаться. Ей не удавалось.

"Я была хорошим копом. Была".

"Я знаю. Ты любила Корпус. Что случилось?"

"Я была… я была хорошим…"

Тут пронзительный, ужасный нечеловеческий звук, что ворвался в него, что заставил его скрипнуть зубами, что угрожал вспороть его разум. На мгновение он понял ужасающую привлекательность безысходности, разрушения и возжаждал забвения так, что, будь у него в руке PPG, он мог бы обратить его на себя.

Свечение вспыхнуло, и он очутился на Марсе. Небо по-прежнему было ураганом, глаз стал еще больше.

Вспыхнуло снова, и они держались за маленький предмет, черный фрагмент чего-то…

…что было теперь чем-то гигантским, паукообразным, кошмарным, нависающим над ним…

Он и Хол закричали вместе, и она вопила в сторону от него, в вечность, а он следовал за ней, цепляясь за след ее умирающего сознания, мчась по течению ее убывающей жизни к… к…

Чему-то, что звало его. Лицо женщины. Голос мужчины. Ответы…

Ответы, которых он более не хотел. Он ощутил спазм в своей увечной руке от усилия разжаться, оторваться от безнадежного полета Хол в ничто. Она хотела умереть, и он тоже, узнать, что по ту сторону, забвение или утешение. Шторм захватил его, он зашел слишком далеко, и он был рад…

Тут глаз расширился, отхлынул, и ее не стало. С опозданием он удвоил усилия поймать его, но это было как в старинной задаче – делать шаг к двери, затем полшага, затем половину этого шага. Он мог приблизиться, но никогда бы не достиг ее.

И он убрал свои голые, дрожащие пальцы с ее мертвого лица. Он плакал.

– Я сожалею, м-р Бестер, – сказал д-р Коабава, – я не должен был просить вас об этом.

– Нет, – выговорил он, – я через минуту буду в порядке. Просто… дайте мне минуту.

Из него будто вырезали что-то, нечто, о чем он даже больше не помнил. Правда ли то, что говорили? Что часть твоей души уходит с тем, кто умирает? Многого ли он лишился?

Позднее, на подлете к Женеве, ему стало лучше. Это утрату Хол он ощутил, ее травму. Иллюзия потери была только иллюзией.

Все же, он не думал, что пойдет еще на одно сканирование умирающего. Его не попросят об этом снова, после седьмого. Ему, верно, и не позволят, захоти он сам, после сегодняшнего.

Он глубоко, спокойно дышал, как его учил Бей. Ему скоро станет лучше.

Он отвлекся мыслями об Алише, как хорошо будет увидеть ее, не быть в одиночестве.

Может быть, на этот раз она забеременеет. Это всем доставит удовольствие. Он знал, что она хочет ребенка, и сам стал думать об этом как о чем-то большем, чем долг. Он навидался смертей – немного жизни не помешало бы. Новой жизни, что была бы частью его, его продолжением.

Преддверие представляло собой прошлое, угрожающее утянуть его в гибель. Алиша, дети – жизнь – они были будущим, и впервые за многие годы это было желанное будущее. Его будущее, будущее Альфреда Бестера, не какое-то неопределенное и безымянное наследие родителей, которых он никогда не знал.

Он вытеснил эту мысль, едва она образовалась. У него нет родителей. Корпус – его родители, и это было все, что ему нужно, все, что его заботило.

Он уснул. Конечно, кошмары были, но когда он проснулся, то проснулся с надеждой.

Вернувшись в Тэптаун, он купил цветов и направился прямо к себе на квартиру. Алиши, наверное, нет – он рано, она еще не ждет, и он не помнил график ее работы – но она может быть и дома. Если ее нет, он поставит их в вазу и поглядит, что можно сделать к обеду, что-нибудь на алишин вкус. Курица в вине, может быть, или утка с оливками.

Улыбаясь в предвкушении ее реакции, он отпер дверь. Он так увлекся своими планами, что не уловил то, что было в воздухе, пока не стало уже поздно. Тогда он увидал накрытый стол, вино, и улыбнулся. Улыбка угасла, когда он понял, что бутылка пуста, еда съедена, и тут только он почувствовал тонкую пульсацию, исходящую из соседней комнаты.

Одно оборванное мгновение он снова был ребенком, на той горе, подслушивающим Джулию и Бретта, ощущая соприкосновение их губ будто со своими собственными. Но в этот раз он уже знал, что чувствует одна из пары, ее особенный жест, когда она сплетает руки на спине. У него – как у него…

Цветы выскользнули на пол. Он тупо смотрел на них некоторое время, затем присел собрать. Поместил их в вазу и ушел, тихо притворив за собой дверь.

Он не отвел глаз, когда услышал приближающиеся шаги. Он продолжал смотреть на звезды, на полосы облаков, на смутные секреты, обозначенные узорами света и темноты. Тайны, криптограммы. Секреты.

– Я… прости, Эл.

Он пожал плечами.

– Полагаю, мне следовало этого ожидать. На иное у меня не было права.

– Ты в это не веришь.

– Нет, – согласился он. Затем спросил: – Почему ты вышла за меня замуж?

– Ты знаешь почему.

– Нет. В браке не было необходимости. Мы могли зачать ребенка для Корпуса – даже путем искусственного оплодотворения. Это делается каждый день. Но ты хотела замуж. Почему?

– Потому что меня просили об этом.

Он присел на пьедестал статуи Уильяма Каргса.

– Понятно. Еще одна попытка спасти бедного Альфи Бестера. Наставить его на путь истинный.

– Они говорили, ты становился… нестабильным. И я… я восхищаюсь тобой, Эл. Ты мне нравишься. Я хотела помочь.

– Как его имя?

– Тебе действительно нужно…

– Как его имя?! – теперь он посмотрел ей в глаза. Она плакала, но он обнаружил, что ему это безразлично.

– Джаред. Джаред Доусон.

– Ладно. Тоже П12, по крайней мере.

– Я знаю его очень давно, Эл. Мы были любовниками даже прежде, чем я встретила тебя, но наши генетические данные показали низкую сочетаемость.

И… – она запнулась, – Эл, ты не любишь меня. Мы оба знаем это.

– Это не значит, что ты должна делать из меня дурака. Посмешище перед всем Корпусом.

– Так вот что тебя беспокоит? Я была с этим очень осторожна, Эл. Никто не знает. Клянусь, – она присела возле него на корточки и протянула руку, касаясь его подбородка. – Этого больше не произойдет, Эл. Я клянусь. Я сказала ему, что все кончено.

– Избавь меня от своей жалости, Алиша. Ты права – я люблю тебя не больше, чем ты меня. Я просто думал… просто думал, что мы можем быть друзьями. Я думал, мы можем доверять друг другу.

– Прости. Это все, что я могу сказать. Я больше не буду.

– Ох. Господи. Теперь я тебе полностью доверяю. Как просто.

– Эл…

– Иди домой, Алиша. Иди домой. Я приду немного погодя.

Слова служили им лишь для того, чтобы разрядить молчание, всю следующую неделю. Они жили отдельно. Эл пытался приходить домой как можно реже, но эта неделя была длинной. Подполье затаилось, и все инциденты были достаточно мелкими, чтобы обходиться без вмешательства постороннего следователя. Эл держал своих разведчиков начеку, поджидая, надеясь на развлечение.

Алиша пыталась – он мог сказать, что она пытается. В данный момент, по крайней мере, она была искренна в исправлении их "брака". Но он знал, что не может доверять ей, понимал, что никогда не следовало. Смехуны научили его этому давным-давно. Почему он забыл? Был ли это некий животный инстинкт, эта слепая жажда доверять? Некая химическая потребность?

Прошло десять дней, прежде чем он получил ожидаемый вызов. Алиша была в кухне.

– Кто это был? – спросила она.

Он ушел без единого слова.

– Его имя Карл Йовович, – сказал молодой врач, – обширная травма; пуля в сердце. Мы держим его на аппарате искусственного дыхания, но он отторгает его. У нас есть для него сердце, но я не ожидаю… ну, второстепенные ранения велики. Пять выстрелов в грудь.

– Так что вы хотите, чтобы я присутствовал на операции.

– Да. Сканирование сейчас убьет его наверняка, и это нарушило бы его права…

– Я знаю закон, – сказал Эл мягко.

– Уверен, что знаете, – медик был нормалом. Ему не нравился Эл, это более чем ясно. Ему не нравилась ситуация в целом.

– Я буду ждать, – заверил его Эл. – Я буду ждать, пока вы не скажете.

– Если скажу. "Проклятый стервятник".

Эл улыбнулся, очень слабо.

– У вас своя работа, у меня своя. Я надеюсь, мужчина выживет. Но если нет, не лучше ли, чтобы мы поймали его убийцу? – он лгал. Мужчина на койке был простецом. Элу было наплевать, выздоровеет ли он. Если его застрелил другой простец – что ж, не лучшее ли правосудие, чтобы они убивали друг друга? Но, в таких ситуациях, лучше быть дипломатичным. Простецам лучше было пребывать в убеждении, что Корпус, как афишируется, их друг.

Он нетерпеливо ждал, когда парня забирали в операционную. Он выбрал простеца, в больнице для простецов, вызвавшись через судебную систему. Так можно было обойти Метапол. Если бы они узнали, то могли попытаться остановить его, а он не мог этого допустить. С каждой минутой его вынужденного ожидания возрастал риск, что кто-нибудь в его подразделении догадается, что он задумал.

Так или иначе, это был его последний раз. Корпус, наверное, не может рисковать одним из лучших – а он, да, он был одним из лучших, ни к чему ложная скромность – из-за восьмого сканирования умирающего.

Это ничего. Еще одно – все, что ему надо.

Работа была тяжелой, затянулась до глубокой ночи. Он следил за серьезными молодыми хирургами, чувствовал их отчаянную веру, их страсть к спасению жизни, и ему хотелось смеяться над ними. Все умирают. Кем они себя возомнили? Но они потели, и бранились, и, наконец, плакали, когда сердцебиение замерло, и они неохотно подозвали его.

Он работал быстро. Раз пульс пропал, времени было в обрез. Он стянул кислородную маску, стащил перчатку с правой руки и притронулся к холодному влажному челу. Мужчина был молод, с немного вялым подбородком. У глаз его были морщины, вопреки его молодости – вероятно, любил посмеяться.

Эл закрыл глаза и ступил на темное шоссе. Он шел рядом с молодым человеком, который обернулся к нему.

– Ты ангел смерти?

– Быть может. Ты знаешь, что умираешь?

– Знаю. Я это чувствую. Видишь, вон конец впереди? – он горько рассмеялся. – Конец дороги.

– Хочешь что-нибудь рассказать мне перед этим? Кто убил тебя?

– Нет. С чего бы?

– Я полагал, ты захочешь отомстить.

Молодой человек покачал головой.

– Знаешь то стихотворение? Я забыл, как там точно. Смерть – враг, а не приятель мне. Я не предам смерти кого-то еще.

– Даже того, кто тебя убил?

– Не-а.

– Как благородно. Но ты напуган.

– Я в ужасе. А кто бы не был? – дорога стала двигаться под их ногами, как лента транспортера. Пейзаж уносился мимо них – картины, звуки, события – Эл игнорировал их. Молодому человеку было все равно, кто его убил, и Элу тоже. Он не для того здесь находился.

– Ты тоже умираешь? – спросил парень.

– Нет. Но я иду с тобой.

– Может, просто займешь мое место, если тебе так чертовски приспичило?

– Я думал, смерть – враг.

– Ага. Но тебя, кажется, здорово припекает.

– Так и есть.

– Почему?

– Я хочу увидеть, что по ту сторону. За этим.

Они достигли преддверия; Эл стал узнавать его, в какой бы то ни было форме. Дорога загибалась по краям, чем дальше, тем больше, черные стены становились все выше и выше, и, наконец, сомкнулись, став туннелем небытия. Их скорость была теперь фантастической, и молодой человек начинал расплываться, сверкать. Частицы его фигуры следовали за ним подобно хвосту кометы.

– Это не так уж плохо, – шепнул юноша. – Похоже, компания мне пригодится. Хочешь взять меня за руку?

Эл не хотел, но это казалось самым верным способом. Он протянул руку и сделал это, как раз когда направление, похоже, сменилось, горизонтальное движение стало вертикальным – вниз, похоже на падение к Марсу, как падение в ночном кошмаре. На мгновение он испытал абсолютнейший ужас, какой когда-либо знал. Затем вселенная, казалось, сплющилась, потому что весь он сжался в клочок, шарик, единственную, не имеющую размеров, точку – затем ничто, только гудение, словно бы ветер, и огни как звезды, и интереснейшее ощущение вывернутости наизнанку, будто носок.

Юноша пропал. Пропало всё. Но не он. Он, каким-то образом, оставался. И заговорил сам с собой.

Он заговорил с собой, но он говорил голосами. Сперва голосом Сандовала Бея.

"Что я надеялся найти здесь?"

А отвечал он голосом Элизабет Монтойя.

"Истину. Правду о моих родителях".

"Но я знаю правду", ответил голос Бея. Мне необязательно было приходить сюда для этого. И это неважно. Неважно, кем или чем были мои родители".

А теперь он говорил голосом Стивена Уолтерса, мятежника, которого он убил. "Здесь ничего нет. Единственная вещь здесь – то, что я принес с собой".

И самый старый голос, что он знал, голос женщины. Его матери. "Я принес сюда лишь то, что есть в моем сердце. Это все, что сохраняется за преддверием, то, что в сердце".

И, наконец, его собственный голос. "А здесь ничего нет. В моем сердце совсем ничего не осталось".

Ничего не было. Ничего не было. Его кожа – все, что оставалось, вывернутая, пустая.

Он очнулся с выгнутой спиной, хирург стоял над ним, взмокший, с упавшей маскою. Искристое онемение еще уходило через кончики пальцев ног, по-видимому, из-за сердечно-легочного стимулятора на его груди.

– Вытащил, – сказал хирург. – Будь оно проклято, я вас вытащил.

– Поздравляю, доктор, – сказал Эл устало, – мою жизнь вы таки спасли.

На другой день ему еще не позволили встать с постели, когда Алиша пришла его навестить.

– Здравствуй, дорогая, – сказал он, выпрямляясь на подушках.

– Ты в порядке? Что случилось?

– О… ничего такого. Я потерял контроль над сканированием. Полагаю, мне не следовало пытаться делать это так скоро после последнего.

– Тебе вообще не следовало пробовать снова.

Он похлопал ее по руке.

– Твое беспокойство трогательно. В самом деле. Но тут нечего бояться – я не стану делать этого снова.

– Надеюсь, что нет.

– Как ты оказалась здесь так быстро?

– Больница вызвала Корпус, а они сообщили мне. Я прилетела первым рейсом.

– Да. Они сообщили моей любящей жене, конечно.

– Эл…

– Нет, прости. Это было неуместно. Спасибо, что пришла, – он снова взял ее за руку и ощутил – еще что-то.

– У тебя есть, что рассказать мне? – спросил он.

– Я собиралась обождать…

– Нет времени, кроме настоящего. Со мной все хорошо, Алиша.

Она кивнула.

– Ну что ж. Альфред, я беременна.

Он моргнул.

– Великолепно, – был ли это его ребенок? Вероятно, он никогда не узнает. Да ему и безразлично.

– Я надеялась, ты будешь счастлив.

– Хороший, сильный П12 для Корпуса? Конечно, я счастлив.

Она попыталась улыбнуться.

– Я рада. Рада, что ты в порядке. Я беспокоилась, что ты мог хотеть…

Он покачал головой, потянулся и чмокнул ее в щеку.

– Ты моя жена. Так и должно быть. И теперь у нас будет ребенок. Момент не самый подходящий, но мы с этим разберемся.

– Что ты имеешь в виду?

– Я тебе не рассказал? Я попросил о переводе на Марс. Бабино был здесь как раз перед тобой, сказать, что это утверждено. Это замечательная возможность, дорогая, для всех нас. Все самое значительное происходит на Марсе. Я не могу отказаться от этого. Думаю, ты понимаешь.

Она немного отстранилась.

– Я… думаю, да.

– Я знал, ты поймешь. Но я буду писать, конечно, и посылать видео, и бывать дома в отпуске при всякой возможности.

– Я тоже могу получить перевод. Я могу отправиться с тобой…

– В твоем положении? И я знаю, как для тебя неприятны космические путешествия. Нет, я не могу просить тебя сделать это, – он сказал это твердо, наконец, и она поняла.

– Если ты этого хочешь.

– Чего мы хотим, неважно. Мы делаем, что должны, – он улыбнулся. – Спасибо, что навестила меня. Думаю, мне лучше еще отдохнуть.

– Хорошо. Отдыхай.

Он почувствовал ее облегчение. Не будь его сердце пустым, это могло бы потревожить его.

Спал он как младенец.